Плоха та кума, что под кумом не была

Маргарита Морозова 3
Я хочу рассказать о той, что как кума – была хороша! А вот как крёстная мать – совсем никакая. Плохая крёстная мать из неё получилась. Плохая!

Моему крестнику уже 30 лет, а она за эти годы ни разу о нём не вспомнила!

Крёстным отцом я стал случайно – пригласил отец ребёнка, мой друг. А крёстной матерью стала подруга его жены Ирочки – Вика. Вика, как и Ирочка, была старше меня, замужем, с ребёнком.

Она приехала к своей маме погостить и угодила в крёстные.

Само крещение я плохо помню. Тогда все церковные обряды были под запретом, крестили тайно, всех «скопом», сразу несколько человек и разного возраста. Дети – кто плакал, кто ныл, и только наш крестник на руках у Вики – крёстной матери – вёл себя спокойно. После крестин были традиционные посиделки «по случаю».  Тогда новоявленная кума впечатления на меня не произвела. Так, ничего особенного, в платочке, без косметики… У меня девочки и получше были! У нас на юге все девушки хороши, одна другой краше! Я парень видный, только пришёл с армии, так они на меня чуть ли не гроздьями вешались – ух! Жениться я, правда, не собирался, и так хорошо: только свистни – любая моей будет!

Но задело меня то, что Вика смотрела сквозь меня, как будто меня и вовсе не было. То ли брезговала, то ли за человека своего круга не считала. Позже я узнал, что жили они с мужем в полной нищете. Но надо же – вела она себя, как принцесса, эдакая «Подмосковная Фря». Вот только неухоженные руки её выдавали –– рабочие руки, в общем. Вскоре после крестин Вика уехала к себе домой.
Года через полтора она снова приехала к своей маме, в отпуск. Тут Ирочка решила, пока её муж был на вахте, поближе меня с кумой познакомить. Позвала нас к себе в гости.

Вика изображала из себя успешную замужнюю даму.  Но её выдавали грустные-грустные глаза… Несладко, видно, жилось ей с мужем… А я в упор рассматривал её и не понимал, что он в ней такого нашёл? Внешность – обыкновенная. Ну, высокая, не «доска». Ну, открытая улыбка и искренний смех. Ну, подвижная, заводная, женственная… И всё-таки чувствовалось в ней что-то такое… опасное, как будто внутри неё была туго закручена пружина…

Вика что-то увлечённо рассказывала Ирочке, помогая себе не только руками, но и всем телом, а на меня даже внимания не обращала. Меня для неё не было… Она смотрела сквозь меня, и это её напускное презрение начало меня раздражать… Я чувствовал, как во мне растёт ярость, подогреваемая водкой, и сжимал под столом свои, вдруг ставшие тяжёлыми, кулаки… Да, выпили мы втроём в тот вечер немало… Мне хотелось заставить Вику обратить на меня внимание любой ценой… И ещё – чтобы она трепетала под моими ручищами, кричала, визжала, умоляла, просила пощады… Мне хотелось её унизить, как она меня – своим презрением. Мне хотелось её… прибить! Я тряхнул головой, стряхивая наваждение. Прошёл в ванную, умылся холодной водой. Немного полегчало. Я вернулся за стол в большую комнату.

Пьяненькая Вика тоже направилась в туалет. План в моей голове созрел моментально. Когда она возвращалась по узкому коридорчику типовой «двушки», я двинулся ей навстречу и буквально впихнул её в маленькую комнатку, дверь которой выходила в этот коридор.

Захлопнул дверь и прижал к ней Вику, навалившись на неё всем телом. Она даже опомниться не успела. Я начал шарить своими лапами по всему её телу, затыкая ей рот и практически не давая вздохнуть. Я мог бы свернуть ей шею, как курёнку. И тут… Я почувствовал, как возмущённая и напряжённая поначалу, она вдруг обмякла, а потом подалась вперёд. Она потянулась ко мне всем недолюбленным телом, с горячностью и яростным желанием.

Не передать, какой подъём испытывает мужчина, когда женщина откликается на его желание. Когда она тоже его «хочет».  Мне казалось, что сейчас мои модные штаны-адидасы лопнут по переднему шву. Всё дальнейшее произошло на такой сдвоенной волне страсти, какой у меня до этого не случалось… Я потянул её к подоконнику, развернул спиной к себе, наклонил, и задрал рубашку. …Чёртовы женские лосины! Вот же мода!

Талия в таком положении у неё была совсем тоненькая, я мог бы сжать её двумя ладонями и переломить… Зато «круп» - внушительный. Так хотелось смачно припечатать по нему ладонью и  взгреть её хорошенько!
Я схватил её за волосы натянул их, как поводья. Я и сам чувствовал себя жеребцом, ещё секунда – и заржал бы… Но вместо этого зарычал, и не услышал свой голос за её криками. Ах, Вика-Викуша, оглохли мои уши…У-уф… Выдохнули мы тоже вместе… Такого со мной ещё не было!
Я отпустил Вику. На её бёдрах, как от раскалённого тавро, остались следы моих ладоней.

Она сбоку, с любопытством, впервые взглянула на меня! Процедила: «Рожать от тебя я не буду! Пусти меня», - и пошатываясь, пошла в ванную.
Я, ошеломлённый, вернулся к столу и плюхнулся в кресло. Ирочка обиженно-возмущённо, поджав губы, протянула: «Ну и ну! От вас я такого не ожидала!» И брезгливо добавила: «Надеюсь, вы не на кровати этим занимались?» Ирочка была чистюлей…

Мы все как-то сразу протрезвели. Сидеть в гостях уже не было никакого смысла. Я пошёл провожать Вику до дома. Эдакие «Барышня и хулиган».
Так началось моё самое сумасшедшее лето!

…Мы гуляли по парку на набережной. Пока её дочка ела мороженое и ловила ящериц, я уселся на пенёк недалеко от тропинки, посадил Вику спиной к себе на колени, накрыл нас её широкой юбкой -  лосины теперь она не носила, как и нижнего белья – и… превратил в наездницу! Меня не смущало, что мимо проходили отдыхающие – наоборот! Мне хотелось крикнуть всему миру: «Смотрите, кого я имею!»

Я пригласил её к себе домой – одну, без дочки. Но дома она зажалась, отказываясь сесть на диван или прикоснуться к полотенцу – брезгливо морщила нос… Такая же чистюля, как Ирочка… Ну да, я – простой рабочий парень, и семья у меня простая… Зато у нас и деньжата имеются, и холодильник от жратвы ломится… Чего ж ты, Викуша, брезгуешь мной? Мне опять хотелось зажать ей рот и отжарить её по полной, да родители за стеной прислушивались, и мы ушли.

Ночью пришли ко мне на дачу. Время тогда было лихое, голодное – воровали и тащили с дач всё, что плохо лежит. Даже простыней на кровати не было. «Антисанитария», - как сказала бы чистюля Ирочка. Но мне было всё равно. Я швырнул Вику на голую кровать с панцирной сеткой, вдавил в неё всем телом. Мне хотелось, чтобы на её теле остались рубцы, чтобы она визжала в такт скрипу сетки… Я зажал ей рот, но она кусала мне пальцы, и её стоны разносились по всем пустующим дачам.

Однажды поехали на бахчу. Но недавно купленная мной машина сломалась, и вместо того, чтобы плавать и предаваться утехам на горячем песке, мы два часа проторчали на пыльной дороге, ремонтируя бензонасос… Еле-еле добрались до бахчи, чтобы успеть полить эти чёртовы помидоры... Я поливал из шланга не столько грядки, сколько Вику, её рубашка намокла и облепила всё тело, но она смеялась, как ребёнок.  А потом я присел на капот машины и притянул Викушу к себе. Здесь можно было кричать в голос – вокруг на десятки километров безлюдная степь… Так и запомнил я этот миг: на раскалённом капоте, под бескрайнем небом и обжигающим солнцем… Мы были одни на всём свете, словно первые люди на Земле, и занимались самым простым и естественным делом, как в самый первый раз. Эх, Вика-Викуша! Проникла в мою душу!

Она каждый раз была другая. То приходила ко мне, постно, «как боженька», одетая, и вела себя, как праведная занудная старушка. То хохотала вместе со мной, когда я критиковал жёсткие, почти стеклянные, капроновые «трусики для секса», купленные в ближайшем киоске… Радовалась, как ребёнок, купленным для них с дочкой пирожным. А то рыдала в голос на стадионе во время футбольного матча. Её настроение менялось внезапно и несколько раз на день. Но я не обращал внимание на её капризы и даже не старался её понять. То, что мне было надо, я и так от неё получал.

…Помню, мы возвращались с городского пляжа. Там нам уединиться не удалось – Вика следила за дочкой, а та не вылезала из воды. Я злился. Идти до остановки автобуса было далеко.

Девочка счастливо приплясывала впереди – совсем не устала! А я всё больше мрачнел. Меня захватило раздражение. Я знал, что выместить его могу только на Вике – вернее, она с меня его снимет. Но где? Впереди было кирпичное здание заброшенной конторы. Его облюбовали местные бомжи и обкуренные подростки.  «Какая грязь,» - сказала бы Ирочка. Но мне было невтерпёж.

Днём в здании никого не было. Я потянул Вику на второй этаж. Её дочка с любопытством носилась по пустым солнечным комнатам внизу. Как в первый раз, я повернул Вику к окну. Облапил её всю – она подалась ко мне, кошкой потянулась в моих руках… Ох, Вика-Викуша, девочка моя… Что ж ты делаешь со мной?
В этот момент послышались лёгкие и быстрые шаги, и её дочка замерла посреди комнаты… Мы отпрянули друг от друга.

 - Мама! А мы скоро поедем к папе? – вспомнила, что хотела сказать, опешившая девочка.
- Скоро, доченька. Спускайся вниз, мы сейчас придём. Мы тут смотрели из окна, какой красивый вид, - пытаясь скрыть смущение, ответила Вика. И прошептала, когда дочка стала спускаться: «Как бы отцу ничего не рассказала!»

Вот оно, случилось! За всеми нашими встречами я совсем забыл, что Вика – замужем.
У меня пересохло горло. Я прохрипел: «Вика… Останься… Не уезжай! Я… Я дочку усыновлю… Поженимся… Я всё для тебя сделаю… Что тебе эта Москва? Я… Денег заработаю… Дом купим. Мы ведь так друг другу притёрлись… Нас же с тобой словно на одном станке выточили – друг под друга… Не уезжай!»

Но Вика была уже не моя Вика. Она снова была «Подмосковная Фря». Она опять смотрела сквозь меня, меня не замечая. Меня для неё уже не было.

До этой минуты я считал, что это я ей овладел. Что это я её покорил. Что она принадлежала мне. Но оказалось – не я ей овладел, а она мной. Не она мне принадлежала, а я ей – полностью! Эх, Вика-Викуша… Разбила мою душу!

…Они с дочкой шли впереди. Я плёлся сзади и в ярости сжимал кулаки: подумать только! Моя Вика собралась изменять мне! И с кем? С мужем! Вот дела! Сломать бы прут, догнать её, разорвать на ней платье да вытянуть хворостиной по спине, как неверную жену… Жену?

Не помню, как добрался до дома. От ярости голова лопалась, мозги закипали. Я бросился на диван, зажав зубами подушку, с остервенением стал пинать его кулаками. Я представлял податливое тело Вики, но больно было мне! Потом сел. «Жениться. Срочно! На первой, кто сейчас позвонит! Назло ей! Пусть едет к своему муженьку. Видеть её не могу!»
Больше я её и не увидел.

Года через два она снова приехала. Ирочка опять пригласила нас в гости. Как мне захотелось увидеть Вику! Но я был женат. После родов жена сильно располнела, и идти с ней в гости к холёной Ирочке мне не хотелось… И оставить жену одну я тоже не мог.

А вскоре я узнал, что Вика забрала маму к себе и сюда больше никогда не вернётся.
И вот – нашему крестнику уже тридцать лет. А от Вики – ни слуху, ни духу, ни весточки, ни подарочка. Вот, Ирочка, какую плохую крестную мать ты сыночку выбрала!

Зато какая кума была! Эх, Вика-Викуша! Верни мне мою душу!

Перевела с мужского нецензурного на простой русский и адаптировала для чтения Морозова Маргарита.

Напечатан в №7 газета "Моя Семья" от 18.02.19 под названием "Подмосковная Фря", напечатанный вариант сильно облегчён))