Дверь палаты распахнулась и вошёл незнакомый молодой мужчина с букетом цветов. Он подошел к Эле и положил ей на грудь букет. Девушка дёрнулась и попыталась отодвинуться, будто ей было неприятно:
- Разве я вас знаю?
Мужчина улыбнулся:
- Нет, мы не знакомы и, в то же время, знакомы. Я Артём, муж Маши. Это я с другими мужчинами отодвигал ваш "Жигули", чтобы вытащить вас. И вызвал вам скорую. Моя заслуга маленькая, это мою Машку надо благодарить. Она сумела остановить кровь и зафиксировать ваши переломы неподвижно. Не давала вам заснуть, когда сопровождала вас в больницу Калинина. И с тех пор почти не отходила от вас.
- Да? А я думала она просто медсестра и возится со мной лишь по долгу службы.
- Ну что вы! Какая служба. Вы же знаете, что после того, как ввели коммунистическое положение, и отменили деньги, людям незачем стало работать. Остались только те, кому совесть не позволила уйти. Врачи, медсестры, преподаватели, пожарники... Что удивительно, даже многие работники «Зеленстроя» не оставили свою работу. Зато милиционеры, опасаясь народного гнева, сбросили форму и разбежалась кто-куда.
* * *
Молодость и время брали своё. Постепенно Элина приходила в себя. Раны на лице зажили, а чуточка косметики помогла их полностью скрыть. Синяки под глазами исчезли, кожа её нежного, сияющего древней восточной красотой лица, порозовела. Маша вымыла девушке её шикарные рыжие волосы и расчесала их.
Позавчера умер один раненый из бывшего ополчения, и Мышка реквизировала его коляску. Артём и один ходячий больной пересадили Элину в кресло, и девушка быстро научилась им управлять. Болей в нижней части тела Элина не чувствовала, как и самой этой части. Это было страшно, но уже одно то, что коляска позволила девушке вырваться из одиночества палаты, стало началом пробуждения её к жизни.
Элина объехала все палаты на этаже, познакомилась с некоторыми больными. Даже выехала с одним из них на балкон - покурить. Однако от курева закружилась голова и она выбросила сигарету. Новый знакомый не курил, он выкатил её коляску на балкон и остался просто за компанию. Его звали Слава. Славик немного моложе Элины, но служба в 95-й аэромобильной бригаде ВСУ[ВСУ - Вооруженные Силы Украины] быстро сделали из паренька, ещё недавно сидевшего на школьной скамье, настоящего мужчину. Их бригада прорвала линию обороны, совершила марш к Мариуполю, двинулась вдоль границы, уничтожив несколько артиллерийских батальонов ополченцев[Ополченцы - добровольческое вооружённое формирование, действующее в никем не признанной Донецкой Народной Республике. Возникло весной 2014 года на востоке Украины. Вооружаемое и руководимое РФ, вело боевые действия против украинских войск. Властями Украины характеризуется как сепаратистская и террористическая организация.], находившихся уже на украинской стороне границы, и вернулась к Славянску. Как-то Славику в руки попала газета, которая гуляла по рукам его сослуживцев. В ней американский военный эксперт Филипп Карбер отмечал, что их 95-я бригада совершила самый длинный рейд вооруженного формирования в военной истории мира. Было чем гордиться.
Славику долго везло, у него не было ни единого ранения, даже царапины. Подошло время демобилизоваться, и он написал маме в Горловку[Горловка - город областного значения на востоке Украины. Находится на западных отрогах Донецкого кряжа. Расстояние до Донецка: по автодорогам — 37 км, по ж/д — 53 км. Расстояние до Киева: по автодорогам — 776 км, по ж/д — 711 км.], что скоро вернется домой. В планах Славика было поступить учиться и стать учителем истории. Но домой парень так и не вернулся.
Он и четверо его побратимов шли в разведку. Двигались по посадке, или, как все говорили, "зелёнке", под ногами шуршала осенняя листва, пахло грибным духом, беззаботно чирикали вездесущие воробьи и вдруг боец, с позывным Шмара, крикнул: "ложись!" Он задел растяжку и увидел лишь слегка прикопанную мину. Не раздумывая, Шмара прыгнул вперед и накрыл мину своим телом. Его разорвало, а Славик получил осколок в лёгкое и потерял сознание.
Как выжил и очутился в Донецке, в больнице Калинина, Славик не помнил. Соседи по палате рассказали, что сепары держали его в плену, где в одной комнате три на три метра, кроме Славы, сидели ещё двое мужчин, пожилая женщина и молодая девушка. Обеих женщин избивали и постоянно насиловали. Женщина, как могла, ухаживала за ним и за другими, хотя сама была не в лучшем состоянии.
С введением коммунизма, боевики сбежали. Пленных обнаружили и переправили сюда, в больницу. Очнулся Славик уже после операции. Дышать было трудно, боль в груди не давала вздохнуть, в ушах постоянно стоял звон. Однако его крепкий молодой организм быстро восстанавливался, и вскоре он уже самостоятельно вставал с больничной кровати. Радовался, что, по сравнению с другими ранеными, ещё легко отделался. У него-то руки и ноги целы, не то что у некоторых.
Он рассказывал Элине о друзьях, об их мечтах, о том кем его побратимы были до войны, но ни разу не упоминал обстрелы, стычки, перестрелки. Иногда, вспоминая погибших, надолго замолкал, и взгляд его застывал на какой-то далекой-далекой точке. Элина осторожно окликала его, и он приходил в себя и продолжал говорить.
Девушка сама не заметила, как начала рассказывать о себе. О своём детстве, о том, как впервые разлучилась с семьёй и приехала в Донецк. О том как с началом АТО случилось, что ей некуда вернуться, о страхе, о голоде, отсутствии работы.
Смеялась над собой, рассказывая, как с наступлением коммунизма её пугала непривычная тишина, отсутствие стрекотни автоматов, пулемётов и бахов орудий. Почему-то всё это не вызывало чувство спокойствия, а наоборот - давило тревожностью. Ещё недавно, во время АТО это был тщательно скрытый, но уже привычный страх. Настолько привычный, что она спокойно спала до десяти, а то и одиннадцати утра, шестым чувством непроизвольно вычисляя отдалённость выстрелов, и то, прилёт[Прилёт - специфический термин, родившийся в ходе войны. Речь идет о звуке прилёта и взрыва снарядов в направлении «ко мне».] сейчас или отлёт[Отлёт - речь идёт о звуке выстрела и отлёта снарядов в направлении «от меня». Обычно после отлётов через несколько минут начинается так называемая «ответка» и прилёты снарядов.]. Рассказала о диком, разрушающем мозг, чувстве одиночества. Умолчала лишь о своём изнасиловании.
Вечером, когда Мышка пришла навестить Элину, у той снова началась истерика. Она не могла вымолвить ни слова, а только выла, кусала подушку и пыталась биться головой о спинку кровати. Мышка всем своим весом старалась удержать девушку, так как та могла поранить себя. Она обхватила её, и что-то говорила, говорила, говорила успокаивающее. Когда истерика перешла в рыдания, а затем в икоту и жалкое, будто щенячье, поскуливание, Мышка стала гладить девушку по лицу:
- Ну чего ты, дурочка? Всё хорошо. Скоро сможешь выписаться из больницы, вернёшься к себе домой...
Неожиданно Эля закричала:
- Сама ты дура! Кому я теперь нужна такая? Да на мне, как у Иуды, на лбу клеймо горит «Изнасилована. Виновата!» Ни один мужчина не захочет ко мне притронуться. Инвалид я теперь, понимаешь, ин-ва-лид! И душевно и физически. Как я теперь буду жить? Я даже сама с кровати в кресло не могу перебраться, в туалет не смогу сходить. А кто мне готовить будет? Сама же я не могу.
- Эля, Элечка, всё будет хорошо! Мы что-нибудь придумаем. Честное слово! Вот увидишь.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2019/02/18/680