То этот Тайлер создаёт бойцовский клуб, то не желает появляться в нашем гнёздышке на Бумажной улице. Я не видел его уже больше недели. За это время шрамы на моём лице почти затянулись, даже дыра в щеке перестала просвечивает насквозь и вскоре грозилась остаться обычной впавшей ямкой, скорее напоминающей следы оспы, нежели боевую рану в поединке с очередным офисным клерком, который впечатывал тебя в бетонный пол лицом.
Некогда б;льшую часть недели мы проводили как идеальная супружеская пара, но сейчас всё катится к чёрту. Он пропал на целую неделю, затерялся в толпе, словно дотлевающий окурок в пепельнице у его кровати. Я пытался выспросить у парней в Бойцовском клубе, знают ли они что-нибудь о Тайлере, о его нынешнем местонахождении, о том, где его можно было найти. Все они жутко ухмылялись своими разбитыми покорёженными мордами и качали головой. А ответ был всегда один: «В Бойцовском клубе».
Конечно. Где же ещё ему быть? Тайлер всегда там же, где и я. Он наблюдает за мной всё время. Нужно лишь привлечь его внимание.
И вот я беру из своего постоянного запаса одну чистую белоснежный рубашку, одни брюки и один широкий галстук. Теперь я снова чувствую себя человеком, точнее пока ещё ксерокопией, снятой с ещё одной ксерокопии настоящего человека. Подштопанный. Вымытый. Причёсанный. Вылощенный до блеска.
Я не смотрю на себя в осколок зеркала в ванной, но впервые за долгое время есть ощущение какой-то чистоты. Может, даже красоты. Я уверен, сейчас я выгляжу как прежде.
Как в прошлой жизни.
Как будто Тайлер Дёрден никогда не появлялся в моей жизни. Словно никогда не встречался мне в самолёте. Никогда не разбивал мне лицо. И никогда не создавал Бойцовский клуб.
Торжественно развернувшись и гордо вздёрнув подбородок, я закидываю край моего полосатого галстука на плечо. Всё это похоже на некий ритуал, жертвоприношение с целью оживить в себе человека. Я бы давно пустил себе пулю. Размазал собственные кусочки мозгов по стенке и кафелю. Но это слишком просто. Это ни к чему не приведёт. А нам определённо нужно поговорить. Я ещё многое не успел спросить. Во многом признаться.
Ванна ещё с прошлой недели наполнена ледяной дождевой водой для неизвестных мне целей. Я перекидываю одну ногу через край заржавевшей чугунной стенки и опускаю её в воду. В лакированной туфле, начищенной до блеска глицерином, сложно найти устойчивое положение, когда каблук так и норовит ускользнуть по мху или склизкой жижице водорослей, собравшихся у основания ванной. Так и кажется, будто балансирую на грани между тем, что было историей, и тем, что уже никогда ей не станет.
Я всё же цепляюсь за сломанный держатель, некогда предназначавшийся для душевого шланга, и закидываю вторую ногу, засовывая её в грязную леденящую жидкость. Трудно удержаться на двух ногах, но долго того и не требуется. Вздохнув поглубже, я медленно, но верно погружаю своё тело в воду. Не более 20 градусов. Температура гораздо ниже окружающей среды. Пробирается насквозь. Чувствую себя обледеневшим трупом, который вскоре отправится в морг для изучения и расчленения на органы ради науки.
Я — Покрытая Гусиной Кожей Шея Джека.
Очередная стопка древних выпусков «Ридерз Дайджест» разбегаются по полу от распахивающейся со скрипом двери как тараканы. К моему удивлению в ванную комнату входит Тайлер.
Он проходит мимо меня и направляется прямиком к унитазу. Всё как обычно: кожаные ботинки, домашний халат, распахнутый на груди, сигарета в зубах и пара заживших шрамов на лице. Будто он никуда и не пропадал всю эту неделю. А сам даже не удостоил меня секундного взгляда.
Я — Посиневшие От Холода Губы Джека.
— И давно ты дома? — Мне совершенно не хочется знать ответ на этот вопрос.
— Достаточно, чтобы всю ночь пялить Марлу.
Конечно же. Марла. Кто ещё мог заставить Тайлера вернуться в этот дом? Симулянтка! Эта долбанутая на всю голову сучка. Марла Зингер.
Вот только…Тайлер любит Марлу. А Марла любит меня. А я… Я люблю Тайлера. Замкнутый круг. Мы, как крысы в одной клетке — всё время бегаем по этому кругу.
Я — Онемевший Язык Джека.
— Я з-зам-м-мерз-заю…
— Да, но ты не умрёшь какое-то время. Это всего лишь начальная стадия обморожения. Люди на Руси издревле купались в прорубях в минусовую температуру, когда вода была всего лишь +4 градуса. Но и эту традиции они переняли у древних скифов, которые окунали своих младенцев в ледяную воду, приучая их к суровой природе. Это своеобразный обряд посвящения в войны в той же Скандинавии.
Он, наконец, закончил отливать и, запахнув халат, подходит к краю ванной. Я уже не чувствую ног и медленно сползаю вниз, погружаясь в пучину грязной, провонявшей затхлостью воды. Она подбирается к моему носу, я уже больше не мог дышать, и вот в глазах постепенно мутнеет лицо Тайлера, а затем пропадает во тьме.
Крепкая сильная рука вцепляется в рабочий галстук, выуживая меня из воды. Я размахиваю руками по сторонам, пытаясь уцепиться хоть за что-то, но мокрые пальцы скользят по дощатой кладке, раздирая кожу о выступы и торчащие гвозди, а Тайлер умело уворачивается от моих граблей, крепко держа меня за удавку.
Подобно дельфину или касатке не без его помощи я выбрасываюсь из ванной на мокрый кафельный пол, сглатывая сгустки солёного воздуха, пропитанного парами нитроглицерина. Меня тут же тянет вверх за шкирку, и я оказываюсь стоящим перед ним на коленях.
Тайлер расхаживает передо мной из стороны в сторону, засунув руки в карманы махрового халата. Дотлевающий окурок нервно подрагивает в его руке, а я поглядываю на него исподлобья и дрожу. Мокрая рубашка неприятно липнет к телу, в туфлях хлюпает вода.
Я — Стучащие Зубы Джека.
— Хватит! Из-за тебя я не слышу собственных мыслей, — срывается он.
А ты действительно хочешь их услышать? Тогда слушай Тайлер. И слушай внимательно, потому что сейчас я скажу тебе то, что собирался.
Он присаживается на корточки и внимательно смотрит мне в глаза. Отчего-то вдруг пробирает до костей. На мгновение становится жарко, но липкая, обжигающая холодом ткань приводит меня в чувства.
— Давай, тебе нужно согреться, — говорит Тайлер. — Я о тебе позабочусь.
И что это с ним сегодня? Будто и вправду услышал.
Я изо всех сил мотаю головой, пытаясь вытряхнуть мысли, но получается лишь стряхнуть пару капель с волос. А он уже тянет ко мне руку. Развязанный галстук тут же летит в сторону. Его пальцы на моей груди. Осторожно, пуговица за пуговицей.
А я тупо втыкаю в его накачанную грудь в просвете между краями халата. Он даже не тёплый. Я не чувствую тепла его рук, но почему-то хочется дотронуться. Растопыриваю пальцы. Его кожа так же холодна. Рука оказывается в плену. Он крепко сжимает запястье и тянет на себя. К себе. Заставляет податься вперёд. Наши лица оказываются так близко. Я не вижу ничего, кроме тьмы в его глазах, а он ухмыляется.
— Просто скажи.
— Что? — непонимающе переспрашиваю я.
— Скажи это, — настаивает он.
Мы это уже проходили.
Я люблю тебя, Тайлер Дёрден.
Верный ответ. Он обхватывает моё лицо двумя руками и с силой надавливании большим пальцем на заживающую дыру в щеке. Я невольно дёргаюсь.
Боль. Острая пронзительная боль. Это всё, что ты можешь мне дать? Всё, что можешь предложить взамен?
Улыбка не сходит с его уст. Он заглядывает мне в глаза. Заглядывает внутрь меня, так глубоко, что можно увидеть все мои страхи. Его лоб упирается в мой. Его рука касается моей груди, он что-то шепчет, но я не слышу. Звуки становятся глухими, притупляются чувства.
Я — Пульсирующий Стук В Висках Джека.
Он уверенно стаскивает с меня брюки и вот я уже полностью раздет. Обнажён перед ним. Обнажены все мои страхи. А я нагло тяну к нему свои ручонки и распахиваю халат. Под ним ничего нет. Лишь кубики пресса и гладковыбритая мошонка.
Отчего-то бросает в жар. Он смотрит на меня так, будто знает всю жизнь, а я — словно вижу его впервые. Его пальцы грубо впиваются в моё бедро, а губы расплывается в наглой ухмылке.
— Нам нужно согреться, — он отдаёт приказ спокойным тоном. Я лишь судорожно киваю и сглатываю ком в горле. Тогда ладонь скользит выше и ложится на пах.
Должно быть, сейчас он скажет, что так согревались в какой-нибудь древней Греции или на Аляске. Но он предательски молчит, смыкая пальцы, грубо охватывая ими твердеющую плоть.
Никакой боли. Внизу живота разливается тепло, где-то в желудке приятно тянет вниз. Почему-то он знает, как правильно касаться, откуда-то знает, как будет приятно. Тайлер знает всё. Если он это знает, то знаю и я. Вот уже и моя ладонь ложиться на его член.
Он не сопротивляется, ничего не говорит, лишь смотрит. В его глазах читается всё: решительность, возбуждение, желание, похоть. Я касаюсь его также, стараясь двигаться ему в такт.
— Если научить молодого самца обезьяны мастурбировать, то он не остановится, пока не умрёт от истощения, — тихо замечает Тайлер, задевая стрижеными ногтями нежную кожицу. В ответ шиплю что-то неразборчиво. И кому какое дело до этих обезьян? Но Тайлер знает в этом толк, и вскоре я уже начинаю жалобно постанывать, утыкаясь носом ему в ключицу.
Я — Мучительно Медленно Расплывающееся Наслаждение Джека.
Что же ты со мной делаешь, Тайлер? Тихо скулю, впиваясь зубами в грубую кожу на его шее, испещрённую множеством царапин и шрамов. А его рука всё настойчивей скользит вверх-вниз, сокращая амплитуду.
Мои нервы натянуты, как струны. Жар раскатывается по телу волна за волной. Распаляюсь всё больше. С губ срываются предательски стоны, больше похожие на хрип умирающего. А я уже готов взорваться, как мой уютный кондоминиум. Разлететься на тысячи мелких осколков-клеточек, сгорая и тлея, выплёскивая наружу вместе с вырабатывающимся эндорфином и адреналином, растекаясь по холодному влажному кафелю и возрождаясь вновь.
Я — Выступившие На Лбу Капельки Пота Джека.
Тайлер сжимает мой член, я – его. Сейчас мы одно целое. Я — это Тайлер. А Тайлер — это я.
Я и Тайлер.
Только Я и Тайлер. Я чувствую лишь его. Слышу его мысли. И наслаждаюсь вместе с ним. Дыхания едва хватает, чтобы оставаться в сознании.
Я — Скользящая По Влажному Пенису Рука Джека.
Я — Вырывающийся Из Груди Стон Джека.
Тайлер тоже хрипит и ускоряет темп.
Я — Пульсирующий Головка Джека.
Я — Помутневшее Сознание Джека.
Я — Выплёскивающаяся И Стекающая По Руке Сперма Джека.
Я — Застилающих Глаза Оргазм Джека.
Захлёбываюсь собственными чувствами и криком. Слишком громким и неестественным. Таким воодушевляющим и счастливым. Я закрываю глаза и умираю вместе с ним.
Когда он отпускает мою плоть, я перестают чувствовать его присутствие. Всё, что я могу слышать — стук сердца в висках, чувствовать — лишь приятно разливающуюся по телу усталость и рваное дыхание, время от времени заполняющее спёртым воздухом грудь. В голове шумит. Мне так не хочется открывать глаза и возвращаться к реальности. Возвращаться в старый разваливающийся дом на Бумажной улице.
Радует лишь одно, что Тайлер снова появился в моей жизни. И теперь он только мой! Мой! И я никому его не отдам.
Дверь со скрипом отворяется. Я распахивается глаза. Передо мной нечто…
— Эй, ты чего так орёшь? — в привычной манере растягивает слова Марла. – Ох, прости. Я не знала, что ты тут дрочишь.
Она нарочито невинно улыбается и задерживает на мне свой долгий презрительный взгляд. Тайлера здесь больше нет. Он по обыкновению ускользнул, как только появилась Марла. Скорей всего скрылся где-нибудь в соседней комнате.
Я с недоумением оглядываюсь. И только сейчас до меня доходит, что я сижу голый на полу в ванной комнате. Один. Мокрый, покрытый капельками пота и испачканный в собственной сперме. Сижу и смотрю с ужасом на Марлу Зингер, стоящую в дверях и держащую сигарету на вытянутой руке.
— Что с тобой? Выглядишь ужасно. Тебе не помешает согреться, — произносит Марла, хитро улыбаясь, и входит в ванную, прикрывая за собой дверь.