Письмо принцессы Гессен-Дармштадтской Аликс Цесаревичу Николаю Александровичу.
На английском языке с переводом на русский.
№ 18. Windor Castle.
May 17th, 1894,
11 evening.
Моя душки Ники,
I must just begin a few lines to you tonight to say how much my thoughts are with you. Sandra was with me a moment, so we sang ;Noch a mal;, & it has made me feel quite melancholy. I cannot describe my longing for you, it is so great, & just on your dear Birthday, how much I should have enjoyed spending it with you. God bless you, my beloved Boy, & may you sleep well tonight, & wake up fresh and happy in the morning, ready to begin the new year with a bright & cheery spirit.
A good kiss for your dear letter the servant brought in when we were leaving for Aldershot. All you said touched// me deeply, & the sweet flowers, you are an angel, my Nicky dear!
No, to think that you can manage to get away earlier, I am too enchanted. By then, I hope to have finished my cure, & Victoria wishes me to tell you that she would be only too happy if you came to Walton. Fancy, how delightful if we could spend a few days there together, it is too good to think of.
Do send me the books by the next messenger so that I can read them at Harrowgate. As soon as I know my address there, I will send it to you, Baroness Starkenburg, don’t forget.
My own sweet precious one, your dear letter has made me so happy, I feel quite like another person.
A month & so God will, I shall clasp you to my heart, my Ники sweet.//
The parade was charming & interested me immensely—the march-past was so good & what splendid horses they have got, the one regiment only greys, so fine, – they are much bigger than our German cavalry horses, but they are splendid strong animals. The red uniforms do look so cheery.
It was hot, but luckily, not dusty, a thing they complain of there usually.
The pole of our carriage broke, but was repaired by cords, & we dreaded every movement that the steeds would go off & leave us & carriage behind.
Uncle George & U(ncle) Bertie were there too.—We took tea at Uncle Arthur’s. –They want us to come so much when you are here. Altogether you are wanted by everyone, & it// seems I am calmly to give you up to all the grasping creatures, oh, so naughty.—I want you, I too am greedy, & want my precious one all to myself sometimes.
The heat in the train was great & Sandra kept pulling the blinds the whole time up & down, as the sun shone once in Granny’s eyes & then on the other side.
Madeleine is hunting for the dog, I heard him bark a few minutes ago, & now he has disappeared, frightened little beasty.
But I think I better stop as it is getting too late, & my legs are exhausted, & I don’t want the old cow to grumble at the owl, only I felt I must scratch down a few words, as I cannot keep my thoughts away from you.//
The moon is shining gloriously & I see the two faces in it kissing each other, since I once discovered from the drawing after a picture ;Il bacio della luna;, I always see the two heads.—I traced it, so can show it you at Darmstadt, & you will distinctly ever after see the two faces.
At last she has got the dog.
Aunt B., Sandra, Ludwig and Victoria are riding tomorrow morning at 8; oh, how I envy them, I have lent the latter my riding habbit, & a loose jacket so I hope she can wear parts of it.
Bless you, my love, my one and all, my sweet old boysy, have sweet dreams and think of your little bride who will pray most fervently for her Ники’s happiness and welfare. Night, night, deary!//
May 18th.
Good-day, my beloved Ники, & tenderest good wishes & many returns of this dear day. How I long to be with you, I need not say, you can well imagine it.
I received several kind telegrams, wh(ich) touched me deeply. From your regiment, Aunt Sanny, Anastasie, Ella & Serge, Costia & Mavra.
Your dear letter has come. I always scamper off to my room after luncheon to find the daily letter, I always am dying for. A kiss & tender thanks for it.
I do pity you having had to spend some days in St-Petersburg when the weather is so warm—that poor officer fainting in the Church!
The letters do take so long—why by this time you are again at Гатчина, & all is over.
It is so glorious weather today, so sunny and warm.//
I studied Russian in the garden with Schneiderlein. – I wish I got on quicker. I fear she must have great patience & perseverance with me.
Aunt B has given me already now her birthday present – a thing to hang all my crosses on—it looks so nice.
I shall send this letter off now, & perhaps, I can scribble a line for the last post tonight, I’ll see.
Good-bye, my own beloved Nicky dear, my thoughts are ever with you, & more especially so today, & my most earnest prayers for your happiness, dearest pet.
God bless you.
Many tender kisses.
Ever your own true love,
Alix.
Du mein lin & mein allez—mein Herz, mein Schatz!
№ 18. Виндзорский дворец.
17 мая 1894.
11 вечера
Моя душка Ники,
Я должна черкнуть тебе несколько строк сегодня вечером, чтобы сказать, как много я думаю о тебе. У меня совсем немного побыла Сандра, мы с ней спели «Noch a mal», и мне стало совсем тоскливо. Не описать словами, как сильно я по тебе тоскую, безмерно, и как раз в день твоего рождения, который мне так хотелось бы провести с тобой. Благослови тебя Бог, мой любимый мальчик! Сладко спи сегодня ночью и просыпайся завтра свежим и полным сил, готовым начать новый год в ясном присутствии духа.
Крепко целую тебя за письмо, которое принес слуга как раз, когда мы отбывали в Альдершот. Все твои слова// и еще цветы меня глубоко тронули, ты просто ангел, мой дорогой Ники!
Нет, я просто вне себя от радости при мысли, что тебе удастся улизнуть пораньше. К тому моменту я надеюсь завершить курс лечения, и Виктория просит меня передать, что она была бы просто счастлива, если бы ты приехал в Уолтон. Только представь себе, как восхитительно было бы провести несколько дней вместе, это слишком прекрасно, чтобы об этом думать.
Пожалуйста, пришли мне книг с посланником, чтобы у меня было, что читать в Хэррогейте. Как только я узнаю мой адрес здесь, то немедленно сообщу тебе, баронесса Штаркенбург, не забудь.
Мой ненаглядный, твое нежное письмо сделало меня настолько счастливой, что я себя ощущаю просто другим человеком.
Через месяц или около того, если будет на то воля Божья, я прижму тебя к своему сердцу, мой Ники, любимый.//
Парад был просто изумителен и безумно заинтересовал меня – маршировали все отменно; и какие чудесные у них лошади; у одного полка только серые, очень красивые. Они намного больше лошадей нашей германской кавалерии, но все же это прекрасные выносливые животные. Красная форма выглядит очень весело.
Было жарко, но, слава Богу, не было пыли, на что они там обычно жалуются.
В нашей коляске сломалось дышло, его привязали кое-как веревками, но каждую минуту мы опасались, что веревка оторвется, и мы перевернемся.
Дядя Джордж и дядя Берти тоже были с нами. Мы пили чай у дяди Артура. Они очень хотят, чтобы мы приехали, когда ты будешь здесь. Хоть все и жаждут тебя заполучить, и// кажется, что я спокойно уступлю тебя всем этим ненасытным созданиям, как это ни несносно, я тоже ненасытна и иногда хочу, чтобы мой любимый был только со мной.
В поезде было очень жарко, и Сандра все время то закрывала, то открывала окно, так как солнце светило то Бабушке в глаза, то в противоположную сторону.
Мадлен ищет собаку, я слышала, как песик лаял несколько минут назад. А сейчас он спрятался, бедный испуганный зверек.
Но, думаю, что на этом я поставлю точку, так как становится поздно, и мои бедные ноги совсем измучены. И потом я не хочу, чтобы Теленок ворчал на Сову. Подумать только, я собиралась написать всего лишь несколько слов. Не могу перестать думать о тебе!//
Ярко светит луна, и я вижу на ее поверхности целующуюся пару. С тех пор, как однажды увидела ее во время копирования картины «Il Bacio della Luna» [«Лунный поцелуй» (итал.)], вечно замечаю эти две головы [Речь, вероятно, идет о модном в конце XIX в. «открытии», сделанном итальянским литератором из Триеста Филиппо Замбони (1826-1910). В 1880 году он обнародовал свое «наблюдение» за лунным диском в период полнолуния, когда на нем можно разглядеть силуэт целующейся пары.]. Я выследила их, так что легко смогу показать тебе в Дармштадте, ты четко увидишь два лица.
Наконец-то она [Мадлен] поймала собаку.
Тетя Б[еатриса], Сандра, Людвиг, Виктория завтра поедут кататься в 8 утра. Как я завидую им! Я одолжила Виктории свою конную амуницию, жакет, так что надеюсь, она что-нибудь из этого будет носить.
Благослови тебя Боже, мой ненаглядный мальчик, мой единственный, сладких снов тебе, думай о своей невесте, которая непрерывно молится о счастье и благополучии своего Ники!//
18 мая.
Добрый день, мой возлюбленный Ники. Шлю тебе множество нежных пожеланий к этому дорогому дню. Пусть в мыслях он тебя не оставляет. Не могу и выразить, как бы мне хотелось быть с тобой, ты и сам можешь догадаться.
Я получила несколько очень добрых телеграмм, которые глубоко меня тронули. От твоего полка, от тети Санни, Анастасии, Эллы и Сергея, Кости и Мавры.
Пришло твое милое письмо. После обеда я всегда убегаю в свою комнату, чтобы найти твое ежедневное послание, которое я с таким нетерпением жду. Целую и нежно благодарю за него.
Мне очень жаль, что тебе пришлось провести несколько дней в Санкт-Петербурге в такую теплую погоду. И еще этот несчастный офицер, которому стало дурно в церкви!
Письма идут так медленно, к этому времени все уже должно закончиться, и ты, наверняка, вернулся в Гатчину.
Чудесная погода сегодня, так тепло и солнечно.//
Я занималась русским в саду со Шнайдерляйн. Хотелось бы мне продвигаться побыстрее. Боюсь, что со мной ей требуется большое терпение и настойчивость.
Тетя Б[еатриса] мне вручила уже сейчас подарок ко дню рождения – вещица, куда можно повесить все мои крестики. Очень мило!
Пошлю это письмо сейчас, и, возможно, смогу написать хоть строчку для последней почты сегодня. Посмотрим.
До свидания, Ники, мой возлюбленный, мои мысли всегда с тобой, и особенно сегодня. Молюсь непрерывно о твоем счастье, дорогой.
Благослови тебя Бог.
Множество нежных поцелуев.
Всегда твоя любящая
Аликс.
Ты моя, Аликс, мое сердце, мое сокровище! [нем.].