Уже давно высоко к облакам взлетело веселое солнышко. Ласково помахав лучами, согрело землю. Лёгкий ветерок, словно морской бриз, разогнал набежавшие случайно облачка. А они только попугали своей синевой, а дождём даже и не собирались разливаться. Конечно же, это было жаркое лето, про которое столько было спето и написано, про то, как откуда-то сверху смотрело вниз солнце, жаркое солнце, а внизу зеленела сочная трава, а потом искрилась и блестела река, несущая свои тёплые воды, куда-то вперёд, в неведомую даль, где резвились ребятишки, деревенские мальчишки, которые бегали и смеялись, окатывая друг друга волнами радости и смеха. Короче, всё было, как всегда, природа вошла в свои законные права, означив наступивший новый период, а люди подчинились ему и согласились.
И вот, ещё совсем недавно маленький мальчик по имени Миша, который только что бегал по лугу вдоль реки вместе со своими товарищами, приветствуя наступивший новый день и пришедшее пронзительное лето, и просто радуясь жизни, уже шёл почти такой же бодрой походкой, как и раньше, только слегка прихрамывая, в надетой одежде, в которой он всё больше напоминал городского бомжа. Он и вправду бодро ковылял по улицам города, а не по своей родной деревне и на голове у него сидела такая, сероватого цвета кепи. И всё равно выглядел он, как первый парень на деревне, а не в городе, здесь-то он был всё же очень даже последним, несмотря на живой задорный блеск в золотисто-карих глазах, лёгкую кривую ухмылку на губах, означающую, что всё у него круто, и с зажатой в зубах, казалось, намертво сигаретой, как и жестяная банка с пивом, в которую он вцепился так же прочно, будто бы прилипла к его ладони, а на самом деле, он просто панически боялся выпустить её из руки, потому что вторая ведь тоже была несвободна, в ней этот городской пижон деревенского разлива крепко держал сетчатую авоську.
В общем, этот маленького росточка человечек, с походкой, полностью соответствующей его офигительно красивой фамилии, доставшейся ему от деда — Туманов, потому что в голове у него реально теперь была вечная туманная неразбериха, при том, что в тёмных глазах его по – прежнему, светилась надежда на что-то светлое и такое же прекрасное, несмотря на периодический крен, наблюдающийся в его походке, подковылял к зелёному скверику, на скамейках которого расположились жители близлежащих домов, плотным кольцом окруживших этот оазис в самом пекле пыльного города, с раскалённым асфальтом, от которого только что не поднимался пар температурой кипения в сто градусов.
Под сенью раскидистой липы сидела женщина средних лет и, не смотря на тень от огромных веток, увешанных широкопалой листвой, обмахивалась носовым платочком в меленький цветочек, создавая дополнительную свежесть на своём лице, усеянном мелкими капельками прозрачного пота.
Как истинный джентльмен, а он таковым и являлся после стольких лет проживания в городе, Михаил Александрович, подойдя вплотную к даме с платочком, не брякнулся сходу на скамью, а вежливо испросил разрешения у неё присесть рядом. И, получив в ответ утвердительный кивок головой, вытянув вперёд свою ногу в чёрном не чищенном башмаке, на которую-то он и прихрамывал, как-то скромно пристроился с краю, сразу загородив женщине своим видом обзор на ближайшие окрестности.
Дама икоса, почти мимоходом, глянула только на своего неожиданного соседа по лавке, сходу оценила его неотразимую внешность и шарм притягательности, исходивший от него, в виде трёхдневного винного перегара, и спокойно продолжила наблюдать за играющими напротив детьми.
Мише не сиделось. Он ёрзал на своих протёртых штанах по разогретым доскам зелёной обшарпанной скамьи, периодически подтягивая ближе к себе свою хромую ногу, то ли пряча её, то ли от того, что просто, неудобно было сидеть просто так, ведь банка жгла ему руку, напоминая о пересохшей гортани, которую очень хотелось прямо сейчас промочить, помня как вчера и позавчера заливал в себя качественный самогон, приготовленный тётей Верой, и проданный ему поутру за сущие копейки, когда он только сделал первый шаг по кривой тропинке дачного посёлка, куда наведывался по выходным и даже будням.
***
Как всегда, в нетерпении прогремев в душной электричке, часа так четыре, потом, почти вывалившись на знакомом полустанке из вагона, быстро-быстро, привычно прихрамывая, он доковылял до нужного одноэтажного дома, из настежь распахнутых окон которого уже распространялся благоухающий смак, возвещавший не только о начале дня, но и для кого-то означающий возвращение к жизни, плавно пролетающий над крышами покосившихся и стройно стоящих домиков этой почти родной деревни, расположенной в Рязанской области, откуда, собственно, и был родом этот маленький человечек в натянутой на одно ухо серой кепи.
А тётка Вера, или Верунчик, как ласково и любовно звали её мужики, братья Михаила или больше соратники по несчастью, ведь от неё и только от неё зависела не только их жизнь, но и её качество, уже заботливой рукой заранее разлила по литровым бутылкам живительную влагу и даже упаковала и разложила всё по коробкам, чуть не с этикетками с написанными именами всех страждущих, её постоянных клиентов, что больше напоминало баночки с анализами, с наклеенными на них бумажками и с фамилиями пациентов.
В общем, вместе с проснувшимися петухами, к её калитке выстраивалась огромная очередь, словно в какое сельпо, из таких же бомжатского вида людей, не только мужчин, но и женщин, тех, что озаботились здоровьем своих мужей.
Мишина жена давно уже плюнула на своего дражайшего супруга, от которого у неё было двое детей и даже три внука, но которые тоже давно не интересовались своим дедом. И потому, он сам вынужден был, дабы не умереть сначала от жажды, а потом от похмелья, наведываться с авоськой к Верунчику и покупать у неё лекарство для себя лично, а иногда и для своих дружков, ожидающих его возвращения в городе, в том скверике, куда он с таким трудом приковылял, и, не забывая, всё же кем он был, но и не помня, правда, кем стал, заводить светские беседы с кем попало. Как и сейчас, сидя рядом с нарядно одетой дамой, пытался завести с той знакомство.
***
— А вот, можно вас спросить, — повернувшись всем своим небольшим корпусом в надетой клетчатой рубашке к незнакомке, и отставив при этом привычно хромую ногу влево, решив сходу взять быка за рога, поинтересовался Михаил с красивой дедовой фамилией Туманов. — Почему вы разрешили мне сесть рядом с вами?
Ирина Анатольевна, смотрящая в этот момент, куда-то сквозь нарастающую жару, вглубь скверика, медленно повернула свою хорошенькую головку по направлению к говорящему и с удивлением в голосе спросила:
— А почему я должна быть, против? Парк общий. Скамейка тоже, я не арендовала её для себя лично.
Миша опешил. На минуту замолчал, но тут же решил всё же продолжить начатый разговор и задать следующий вопрос, больше всего мучащий его на тот момент :
— А вы не будете против, если я выпью? — С какой-то хоть и слабой, но надеждой в голосе поинтересовался он.
Женщина не была против, и он с радостью, правда зачем-то ещё и скромно потупив глаза, резко запрокинул лысеющую голову назад, чуть не ударившись при этом затылком об деревянную спинку скамейки, и сделал такой вожделенный глоток из банки. Вздохнув с облегчением, полез в карман разношенных потёртых штанов, и вытащил оттуда скомканную пачку сигарет, и, уже не спрашивая разрешения, всё же уже состоялось, знакомство и опохмелка, закурил, с таким же вздохом удовлетворения выпустив первую струю дыма, сходу улетевшую куда-то высоко к проглядывающему сквозь кроны деревьев небу вместе с направлением ветра.
Потом потеребил в руке жестянку с пивом, казалось, она жгла его почерневшую ладонь, и, сделав ещё один большой глоток, уже опорожнил всё без остатка, до самого дна.
И тут даже сидящая рядом незнакомка заметила, насколько ему вконец полегчало, и мужчина вернулся к жизни прямо у неё на глазах, будто только что ему была оказана помощь командой врачей - реаниматологов.
Михаил совсем повеселел и даже слегка придвинулся в даме, дыхнув на неё Верунчикиным первоклассным самогоном, смешанным с запахом дешёвого табака и только что выпитого пива, приготовившись к дальнейшему разговору.
Ирина Анатольевна стойко продолжила сидеть на скамейке, только более энергично замахала носовым платочком, пытаясь теперь не только освежить душный воздух, всё больше набирающий обороты с повышающимися градусами летней жары, но и избавиться от назойливого аромата, исторгаемого невольным соседом по лавке, уже радостно вещающим что-то о своих, каких-то немыслимых способностях предсказателя, доставшихся ему от его покойной бабы Мани, которая знала не только дату своей смерти, но и даже его Мишку, знала, как облупленного, и потому предупредившая:
— Ты, Мишуня, когда гроб - то со мной понесёшь, гляди, аккуратней, не урони, а то раньше времени в могиле окажешься.
Разумеется, её двадцатилетний сосед из Рязани, как всегда надрался с самого утра, не дожидаясь выхода похоронной процессии из дома почившей в означенный срок бабки Мани, и, конечно же, именно это и имела ввиду ясновидящая, сказав про будущее Мишки.
Но в яме, вырытой заранее мужиками-похоронщиками, предупреждённый Мишуня не очутился, более того, даже гроб с покойной с трудом, но помог дотащить до кладбища, и даже крест водрузить сумел кое-как, который потом выглядел, как сикось накось, ибо и его соратники были не менее пьяны, чем сам герой предвидения, а когда он очутился в городе, то уже считал себя состоявшимся преемником по предсказаниям. И потому, подсев ещё ближе к женщине, почти вплотную, уже успев поведать не только эту историю с похоронами бабы Мани, но и ещё кучу любопытных случаев из своей деревенской жизни, считая случайную соседку по скамейке, совсем уже своей закадычной подругой, и хоть от пива она отказалась, не составив ему кампанию, тем не менее, Мишаня заговорчески ей подмигнул, с трудом вспомнил, что ещё и джентльмен, и потому опять спросил разрешения и задал ещё один вопрос:
— Вот, скажи мне Ирина, ты ведь помоложе меня будешь, только честно… или тогда, не говори вообще, ты делала аборт?
Странно выглядела не только эта парочка — мужчина со спитой физиономией, больше напоминающий восставшего из мёртвых, и рядом сидящая чуть не чеховская дама, под белым зонтиком, но с белым платочком точно, как и заданный вопрос был не менее удивительным, прозвучавший из уст этого совершенно незнакомого человека, почти, что, просто прохожего.
Но Ирина Анатольевна, даже ничуть не смутившись, а, только усмехнувшись, отрицательно покачала своей хорошенькой головкой, чем вновь ввела в состояние отупения Михаила, который ведь знал и видел всё и всех насквозь, а тут такая промашка вышла, ну, уж, совсем неожиданная.
« Неужели бабка Маня обманула? — Вихрем пронеслось у него в затуманенной голове. — А, вроде же, сказала перед смертью, что теперь он, Мишаня, заменит её на этом посту ясновидения»
— Вот те, раз. - Разочарованно, протянул Михаил Александрович, совсем уже расстроившись. — А всегда угадывал…
— Значит, теперь не угадал. — Опять усмехнулась Ирина, всё это время, такого странного общения с интересом поглядывающая на руки этого, как ей казалось, мужика от сохи, которые он в этот момент запустил глубоко в авоську и резво шелестел там, каким-то бумажным пакетом, находящимся в ней. Ловко извернувшись, опять подтянув свою хромую ногу, Туманов извлёк оттуда жменю уже изрядно подвявшей чёрной смородины и любезно предложил её своей новой знакомой. А Ирина Анатольевна, всё ещё разглядывавшая эти пожелтевшие от табака ручищи настоящего мужчины, думала про себя, что дома - то у неё неожиданно расшатался унитаз и ещё кое - каких гвоздей не мешало бы набить в квартире, что не успел сделать её муж, уехавший в командировку и надолго, а дело не требовало отлагательств, а сантехник, обслуживающий их дом, жуткий рвач, и возможно, она чуть – чуть сэкономит, пригласив этого разрекламировавшего своё умение бывшего инженера-строителя, каким представился пусть и пьющий, но вроде, не плохой человек по имени Миша Туманов, для помощи ей.
***
Спустя некоторое время, вооружённый до зубов инструментами новоявленный сантехник, Михаил Александрович Туманов, уже стучался в двери её квартиры, потом со знанием дела осматривал новое белое фаянсовое чудо, которое кто-то до него так неудачно закрепил, после приобретения на замену старому, по ходу дела, делал замечания о не качественно-сделанной работе, и чтобы ещё он, мастер - золотые руки, прокопчённые дешёвой махоркой почти до черноты, починил бы и подремонтировал хозяйке, пока её муж в отлучке.
Ирина Анатольевна прибывала в полном восторге от своей идеи пригласить этого хорошего, пусть и пьющего человека. Вот он уже и попутно подхватил её разорвавшиеся домашние тапочки и тут же не задумываясь, мазнул их кисточкой с клеем, которым собирался что-то ещё клеить, сказав только, что надо их теперь подержать под табуретом, куда он их тут же засунул подсыхать, дабы закрепить свой тяжкий труд.
— И не меньше пяти часов, хозяйка, понимаешь? А то развалятся. — Со знанием дела добавил он. И кинулся прихрамывая галопом дальше по квартире, намечая для себя фронт будущих работ.
И вот он уже и дрель с готовностью вытащил из своей сумки, этот мега-супер человек, с которой только что с трудом поднимался на лифте на её второй этаж. Правда, следом, вынул знакомую уже банку с пивом, извинившись, и сказав, что ему это надо, а то… Что означало это «а то...» известно было только самому Мише, и потому он приступил к выполнению уже чётко нарисовавшемуся плану работ.
***
Долго, почти те самые пять часов, что должны были сохнуть заботливо намазанные клеем тапочки хозяйки дома, лежал Миша Туманов около унитаза, потом прямо под ним и снова рядом. Работы было невпроворот. Что-то там делал, сверлил, пыхтел и ругался, на предмет того, что, что-то там у него не получается, укладывал чертей бывшим мастерам, которые не там и не так дырки понаделали, как-то не под углом в 90 градусов, периодически вылезал из ванной комнаты, весь мокрый от тяжёлой работы, которой он там усердно занимался, вновь прикладывался с извиняющимся видом к початой банке, и опять нырял с головой в унитаз, который всё никак не закреплялся.
Ирина же Анатольевна всё это время занималась своими домашними делами, и ей было недосуг вести наблюдение и давать какой-то инструктаж по поводу правильного сверления отверстий под углом в 90 градусов, она полностью положилась на профессионализм этого по всем статьям хорошего человека.
Наконец, дополнительно просверлив ещё пару-тройку так нужных дырок в стенах, помимо приклеенных по попутно домашних тапочек, мастер – золотые руки, Туманная голова, вылез из ванной комнаты со словами:
— Слышь, Ирина, сделал я кое-как, но надо бы продолжить, что б уж, наверняка, но это уже в другой раз.
И, прихватив свой гонорар за проделанную работу, ретировался, пообещав вернуться, как только, так сразу.
И, в общем-то, выполнил своё обещание почти сходу, заскочив на следующее же утро на второй этаж, но с просьбой выдать ему аванс за будущую, хоть ещё и не сделанную работу. Ещё пару дней у него был аврал, но не трудовой, а морально-нравственный, когда ему понадобился ещё аванс, без которого он, ну, никак, а то.
***
И, наконец, почти трезвый, словно чистое стёклышко, сквозь которое видно всё и даже больше, пожаловал вновь, доделать добросовестно начатое, но так и незаконченное.
Не смотря на развалившиеся почти после первой же попытки надеть тапочки, Ирина Александровна, глядя на вид этого хорошего человека, руки которого тряслись даже при открывании так необходимых ему для жизни бутылок, и которые он покупал теперь на полученную предоплату, женщина оставалась верна своим сделанным первоначальным выводам, когда ещё в парке на скамейке, рассмотрела во всех подробностях эти руки мастерового человека, ещё и сдобренные его многочисленными рассказами о своём профессионализме, которое, вот, уж, никак не пропьёшь. Но тапочки! Тапочки - то! Которые, выстояв положенные пять часов под ножкой табурета, прямо в руках хозяйки, а не надетые на ноги, развалились, как только она к ним прикоснулась. Что значит, до того они ещё выглядели почти как новенькие, как и её унитаз, который только слегка покачивался, но не падал же, как качель на детской площадке, которую в хвост и гриву насиловали дети, раскачиваясь сутками и напролёт.
А теперь, точно так же качался подправленный, но не до конца, фаянсовый горшок, всё больше напоминающий маятник в часах - кукушке, висящий на стене одной из комнат Ирины Анатольевны, до которого не добрались ещё руки этого специалиста во всех областях, не только в сфере сантехнических работ.
Но он уже снова стоял, опять вооруженный до зубов, как пират из фильма о Карибском море, своими инструментами, многообещающе и совсем уже по свойски, подмигивая своей подруге-спасительнице, почти Верунчику, что означало:
«Не боись, всё будет в полном ажуре, не как доктор прописал, а как я, Миша Туманов пообещал! »
Короче, ещё пару часов лежания в туалетной комнате, невозможность справить нужду, потому что не было куда, и походы к соседке по лестничной площадке, пока горшок белого цвета, слегка подпачканный руками работяги, всё ещё не стоял в положенном ему месте, около ванны, а находился в коридоре, рядом с вынесенным на время ремонта домиком кота, для тех же надобностей.
Но тот мог сходить, где угодно, хоть на улице, а женщина ждала и терпела с той же надеждой, что скользила в глазах её нового друга, когда она увидела того впервые в скверике, на зелёной скамейке.
Почему ей не пришло тогда же в голову, что вместе с головой этот мастеровой пропил и свои теперь уже ставшие просто дорогостоящими, руки, учитывая все выплаченные авансы и не только, хозяйкой этому хорошему человеку, которые могли уверенно и то с трудом, держать только банку с пивом. Почему она сквозь пальцы посмотрела на свои испорченные домашние тапочки и не подумала, что та же участь может постигнуть и её сантехнический прибор?
Но дело было прошлое, ибо полежав, поспав, отдохнув на мягком коврике, словно её любимый кот, которому тоже нравилось, развалившись в ванной комнате на той же мягкой подстилке, лежать там, мурлыкая, часами. А теперь его место занял Миша. И также, почти урча себе под нос, делая вид, что ремонтирует так нужный предмет первой необходимости, а на самом деле он просто лежал и только мечтал о следующей бутылке уже для опохмелки, фактически не привинтив, а приклеив, как пресловутые тапочки, но только к полу, этот злосчастный унитаз. Наконец, он поднялся во весь свой маленький рост, после праведного и непосильного труда, почти отжал свою рубаху, цвета засохшего пота, теми сильными мужицкимии руками, и, быстро, прихватив уже заслуженную награду, ретировался, позабыв даже часть своего ремонтного арсенала, принесённого с почётом в своём кейсе, напоминающем всё же больше его любимую, бессменную авоську, которая валялась теперь прямо там же на полу, где только что он так мирно лежал, спал и просто отдыхал.
А Ирина Анатольевна, довольная тем, что всё задуманное ею, состоялось, вернувшись, где-то через час домой, и зайдя в ванную комнату, с удивлением долго искала глазами унитаз, и не находила. Только подняв глаза к верху, она обнаружила пропажу — фаянсовый горшок висел теперь почти под самым потолком, а не стоял внизу, где ему, вообще-то, и положено было находиться по нормам человеческого пользования, держась, будто оторванный, но не до конца выдернутый зуб на ниточке, на одной лишь гофрированной пластмассовой трубе, словно космонавт в состоянии невесомости.
Тем не менее, он, этот санприбор не был в космическом пространстве, он находился здесь, в её квартире, но только, почему-то притяжение земли на него совсем не действовало, и это было точно и неопровержимо, то, что он продолжал болтаться в воздухе, где-то в районе потолка, как и тот факт, что баба Маня, как в воду глядела, когда предупреждала Мишаню о том, чтобы он крепко держался за крышку гроба, видя ясно и чётко, что сопьётся ведь, и спился.
***
Не ясно больше от чего, от удивления и шока, или всё же от нелепости и комичности всей произошедшей ситуации, но долго ещё соседи с нижнего и верхнего этажей, почти до самого утра, слышали гомерический хохот женщины, больше напоминающий весёлый так и не разгаданный никем по смыслу смех, гиены. Потому что плакать ей совсем не хотелось, производя подсчёты всем своим нелепо выданным авансам и зарплатам за такое зрелищное, просто не виданное шоу — висящий под потолком её почти новенький и белый унитаз.
За такое зрелище, что б его увидеть, надо было заплатить гораздо больше выданных ею авансов, ведь никто унитаз в состоянии невесомости и на земле, за просто так тебе не покажет и это уж точно, как и то, что Миша с красивой дедовой фамилией Туманов давно пропил свои мозги, не только руки, так и не став провидцем.
16.02.2019 г.
Марина Леванте