Редкий человек, живущий в России, никогда не бывал на чужой свадьбе. Поэтому большинству читателей легко представить себе всю эту суету, выбор подарка, подготовку поздравительной речи, наряда, предчувствие веселья и разных легких глупостей.
С традиционных катаний гости прибыли к месту банкета в состоянии парадокса: продрогшие и, одновременно, хорошо подогретые.
Если непосредственно перед регистрацией меня напрягало ожидание всякой пошлой банальщины, без которой не обходится почти всякое подобное торжество, в виде конкурсов и тостов, то, после того как наша машина вылетела на обочину, и мы остались живы, мало что, в эти первые часы после чудесного спасения, меня могло расстроить. Мне нравился мир, мне нравилось всё, и яркое приводило в восторг, и серый снег октября опьянял, и бутылки шампанского, летящие, как снаряды во время боя - веселили, и пёстрый стол - радовал, не коробили – бьющий наповал цвет помада невесты, гомерический смех жениха, бесконечная фотосессия и разговоры ни о чем.
Все впечатления поглощалось с жадностью и ощущением какого-то скрытого смысла. Важности происходящего зашкаливала, хотя её, этой важности ни в чем вокруг и не было ни на грош. Деньги уходили легко. Потому что куда и на что их ещё тратить, кроме как в никуда, в ничто и просто так. Девушки у меня нет. Всё, что нужно я уже приобрел. А на оставшееся всё равно ни машину, ни квартиру не взять. А копить я не умею. Да и что копить, если завтра опять машина уйдёт в занос, а водитель будет с меньшим опытом, реакцией, а корка льда подлиннее, потолще, и вместо кучи снега за обочиной будет пропасть.
В общем, мне нравилось все, даже то, что никогда бы не понравилось в любой другой день. Тем более, вокруг столько друзей, знакомых, и все почти в хорошем настроении. Вся танцевальная наша банда, во главе с хореографиней. Когда жизнь перезагрузилась и слабосочиненные стихи подаются с воодушевлением, ты прощаешь всё и всем, даже туалетную бумагу, в которую заворачивают тещу и свекровь, и готов спокойно опустить лицо в муку, вытаскивать спички из яблок и говорить всем женщинам, что они прекрасны, нисколько не вря… то есть не лжа… не лукавя, короче.
Да и с девушками становишься смелым. В другое время, в других обстоятельствах никогда бы не подошел, не пригласил жену знакомого. Во-первых, жена знакомого, во-вторых, тебе-то она незнакома, ты ее видишь впервые, в третьих, зовут ее Ирина, а в твоей жизни уже достаточно было Ирин, в четвертых, она прекрасна, как сон отпускника. Но сегодня твое второе рождение, ты немного другой человек, и для счастья тебе не нужны сложности, постели, ухаживания, тебе достаточно бесшабашного танца с красавицей.
На третьем танце уже трудно дышать. И несколько человек густым облаком выплывают на улицу покурить. Ну кто-то покурить, а ты подышать. Ты не куришь, а она курит. Эмансипация. Оп, она чуть не упала на каблуках, а ты поддерживаешь ее под локоть, только под локоть, но - сколько в этом уже эротизма. А еще она смеется и смотрит на тебя так, что снег вокруг тает и подснежники толкают твою ногу снизу, в подошву туфлей. Переступаешь, извиняясь перед несуществующими цветами.
А как пахнет ее дым? Вы никогда не думали, что мы дышим друг другом? То есть вдыхаем те молекулы, которые выдыхают другие. И даже не знакомые, мы проникаем в друг друга этим своим дыханием. Неужели этот воздушный секс ничего не меняет в нас?
Мы стояли очень близко, и все её запахи клубились в моей голове. Нос дышал радугой. Глаза блестели. В ушах кто-то барабанил в перепонку. Сердце прогоняло алкоголь пополам с кровью, как пастух гонит хворостиной стадо. Печень неслышно материлась. Руки искали опору, но находили её только в ней, в этой девушке. А она держалась за меня. Гололёд. И только подумаешь это слово, и бросает в жар: голый, лёд, гол, оле-оле, и буква ё, буква с глазами, буква с сосками…
-Аллё, ты чего, о чём задумался?
-О тебе, конечно.
-Не стоит, я замужем, у меня ребёнок.
Как же я проголодался. Будто не ел несколько дней. Я пробую все салаты, все фрукты. Горячее? Давайте сюда! Сосед справа говорит:
-Осторожнее, дружище, она замужем, за общим вашим товарищем, это всё плохая затея.
-Да что такого-то, - отвечаю, - мы просто танцуем, разговариваем.
-Понравилась? – спрашивает сосед слева. – Ну, так действуй, ты ей, по-моему, тоже нравишься, или я ничего не понимаю в женщинах, а замужем или нет, кому в наше время это интересно.
-Да что вы привязались? Ну, понравилась, ну, прикольная. Я прекрасно понимаю, где и кто она, и, что может быть, а чего - никогда не будет.
С кем я говорю? Никого рядом нет, все танцуют.
Жених подходит выпить со мной. Столы расположены буквой П. Ирина сидит с одной внешней стороны ножки этой буквы, а я у другой ножки с внутренней. То есть – спиной к ней. Я чувствую, или хочу чувствовать, что Ирина смотрит на меня. Поворачиваюсь, а она стоит рядом.
-Пойдемте к нам, у нас места рядом освободились. Вместе веселее.
Идем от стола к столу. Поднимаем бокалы. Муж Ирины - строгий человек, в темных очках. Как он что-то видит, тут и так не слишком яркий свет? Он - Крот, а она Дюймовочка. Нет, нет, нехорошая ассоциация, нехорошая мысль. Как можно пить с человеком, смотреть ему в глаза, улыбаться и думать о нём такое?
Это мысли, их нельзя остановить, запретить, прогнать. Если мысль приходит, надо её осознать, понять, найти причину. Я влюбился? Да нет, да ну! Да не может быть! Не хочу! Господи, не надо! Только не так! Только не сейчас. Не на свадьбе, не под алкоголем, не в замужнюю даму, не в такую красавицу, не с ребенком, не в жену хорошего знакомого. Зачем? Что за ерунда! Неужели ты не голова своему телу, не хозяин души своей. Закрыть тему, сердце в броню, гасите все поползновения, желания и намеки, прочь проклятое чувство, тебе меня не взять, не сбить, не снести мою голову, я не хочу. Не буду, я не поддамся порыву, желанию, я не буду страдать.
Но ты уже страдаешь. На пустом месте. Три часа назад ты не знал эту девушку. Ты был свободен. Всё только в твоей голове. Все морок. Обман. Майя. То есть Ирина.
-Пойдемте танцевать!
Она зовет всех. И мужа. Но он не хочет. Ему, почему-то, приятнее сидеть за столом, пить и разговаривать с другом.
Мы скачем на танцполе большим многоголовым зверем. Кричим слова попсовейшей песни. До прихода в нашу жизнь караоке еще несколько лет. Так что отрываемся пока так. Начало века. Свадьба друзей. За окном суровый конец осени и молодости. Мы готовы плясать до утра. А гостей всё меньше и меньше. Уходят дедушки и бабушки. Уходят тёти и дяди. Семейные пары и даже родители. Мы снова выходим покурить. Рубашка мокрая, хоть выжимай.
Иду в туалет, раздеваюсь по пояс. Холодная вода должна привести в чувство. Не так уж я пьян. Но голова не в порядке. Я словно над пропастью, и пальцы скользят, цепляюсь из последних сил, но знаю уже, что скоро сорвусь. Нет, надо приложить какие-то усилия, найти точку опоры, посмотреть на ситуацию со стороны. Господи, где ты сила воли, где все знания психологии и философии, где скептицизм и стоицизм, где моя атараксия, независимость от чувств? Господи, ну во мне же тысячелетний опыт, драматургия, сотни сюжетов на эту тему, и я понимаю все ходы, выходы и возможное развитие событий, там впереди ничего хорошего… Но я не могу это остановить, не могу остановить себя… я боюсь себя…
А может, это моя сущность, моя судьба, может, суть вся в этом волнении, в этом схождении-восхождении с ума, что моя жизнь без этого? Прозябание и тлен. С кем посоветоваться? Ах, никакие советы мне не помогут. Не послушаю.
Рубашка высохла. Можно, выходить. Гостей еще меньше. Музыка убавила жару. Несколько пар переминаются с ноги на ногу. Ира сидит одна.
-А где все? Курят?
-Ты про мужа? Он домой ушел.
-А ты? То есть, как он тебя одну оставил?
-А что, есть основания чего-то опасаться? Ты же меня проводишь?
-Да.
-Что «да»? «Да» - есть опасность? Или «да» - провожу?
-Да, да.
-Пойдем танцевать.
-Так медляк же.
-Ну и хорошо.
Что со мной. Это же просто танец. Как сотни до этого. Это просто женщина. Какие были до этого. Это просто мои руки на её талии. Но они как будто не мои. И я будто не я. И все нереально. И даже если я уже всё, по уши, то она-то не может, невозможно это. Я видел себя в зеркале. Я знаю, что я хиляк с большой головой, мой нос сломан, улыбка крива, брови косматы, волосы длинны. Я не могу привлечь такую девушку. Это невозможно. Поэтому можно выдохнуть и танцевать спокойно. Можно воображать что угодно, но ничего никогда между нами не будет по-настоящему. Самый тот вариант для поэта. Привет, Петрарка и Данте! Радугой можно любоваться, даже фотографировать, рисовать, но владеть радугой нереально. Она прекрасна и недоступна. И это ничем не изменить и не исправить.
Она положила мне голову на плечо и свет погас. В те времена вообще часто гас свет. Линии износились. Своих источников энергии в республике почти не было. Электричество шло из соседних регионов. А тут ветер, снег, лёд. И моё безумие.
Фонарики, свечи, аварийный свет. А мы так и стоим - обнявшись. И тут снова вспыхнули лампочки, заиграла музыка. Люди засмеялись, пошли в коридор и на улицу освежиться. А мы продолжили танцевать.
Я не помню, что я говорил, слова пошли из меня потоком, лавой, откуда они брались из каких тайников, каким чудом складывались. А Ира ответила мне:
-И я тоже.
То есть всё то, что я к ней, и она «тоже» - ко мне. Вот это да, вот это поворот, вот это гололёд, занос. И нас закрутило. И колёса оторвались от земли.
Я понял, что с какого-то момента во мне сидела мысль, что дом-то у меня пустой. Мама уехала на два дня к родственникам в деревню. Я сказал:
-Пойдем ко мне.
Так сказал, обреченно, понимая, что не сказать - не могу.
И она сказала
-Пойдем.
А жил я недалеко. Она держала меня под руку. А я думал: неужели мы будем любовниками? Хорошо это или плохо? Вообще, каково это? Будет ли она обманывать или признается? Вообще, может ли она быть со мной? А я так смогу? А может, мне придётся встречаться с её мужем, говорить с ним, смотреть в глаза, смогу ли я?
Но это все были острые скалы, а вода счастья поднималась всё выше. И скоро никаких скал не осталось, вернее они скрылись. И мы плыли куда-то в боль и страх, но совершенно счастливые.
© Сергей Решетнев