Датчик желаний

Ирина Подгурная
«Лёха, Лёха, что ж ты сделал...В кого ты, нелюдь, такой уродился…», - сверлила мозг привычная фраза.
«Посмотри на себя, Лёша. Руки дрожат, пузо стремное, рожа опухшая. А ведь такой мальчик был способный», - продолжал клеймить батин голос.
«Прости, бать...»,- шептал Лёха беззвучно, совсем неслышно. Впрочем, это было неважно. Слушать его было некому: бати нет уж 18 лет, жена ушла прошлой весной. И дочку забрала, запретив ему приходить и звонить. Но он все равно приходил позвонить в дверь или постоять под окнами. В квартиру его не впускали. Жена проклинала, а дочка стеснялась, плакала и разговаривать отказывалась.
«Когда ж ты, наконец, сдохнешь!», - возмущалась жена, успокаивая дочь.
«Пропил семью», - пояснил батя его раздумья.

Телевизор и мебель он тоже пропил. Так что, собутыльники уже месяц не захаживали. Говорить было не с кем, кроме отцовского голоса, что все восемнадцать лет напоминал Лехе о его проступке.

Трясло Леху нещадно. Заправив линялую футболку в штаны, он встал и, пересилив слабость, медленно спустился по лестнице на улицу. Во дворе присел на лавку, чтобы перевести дух. Ему надо дойти до палатки и поклянчить у Аньки пиво в долг.

Рядом присел старик, оказавшийся не к месту болтливым. Идти было невмоготу, пришлось слушать и кивать между приступами головокружения. Дедок охотно делился новостями: о реформе образования, пенсии и недавно изобретённом лекарстве, которое возвращало человека назад в прошлое. Вернуться можно было только на час, чтобы исправить какой-то поворотный момент жизни. Затем пациент снова оказывался в своём времени, но снимались все последствия его ошибки или поступка, как будто бы он прожил тот кусок жизни, сделав другой выбор.

«Бред какой», - подумал Лёха.
«Отчего же бред, - отозвался старик, - в аптеке таблетки уже продают».
«Значит, вслух бормочу», - сделал вывод Алексей Фёдорович, давно позабывший своё отчество.
Старик только хмыкнул.

Головокружение было невыносимым, но ещё тягостнее становилось от металлического привкуса во рту.
«Лёша, Лёша, как же так...», - привычно засвербил буравчик отцовских упреков.

«Вижу, плохо тебе, сынок. - пожалел Леху старик. -Бери лекарство, не стесняйся. Я пил уже. Возвращался у жены прощения просить, что бросил их с малой. Обещал ей помогать. А она, выходит, дочке разрешила со мной общаться. Теперь внуки приезжают, я к ним на праздники тоже. А то сидел бобылем, думал, в одиночестве помру. Нынче переменилось все. Вот так-то».

Было в голосе старичка что-то такое, что Лёха ему поверил. Взял дрожащей рукой пузырёк с таблетками, открутил розовую крышку и вытряхнул таблетку в ладонь.

Ему нужно вернуться на восемнадцать лет назад, в тот день, когда отец пожаловался на сердце, а Лёха, сучий сын, отмахнулся и не поехал навестить. Свидание у него было назначено. Отец скоропостижно скончался, пока сынок гулял с подругой по набережной. С того момента пошла вся Лёхина жизнь наперекосяк. Вину заглушить удавалось ненадолго. Отцовский голос укорял ежедневно. Пил Лёха все чаще и больше, теряя друзей и близких, опускаясь и так наказывая себя за страшный выбор, погубивший батю.

«Если бы я тогда приехал...», - подумал он и затолкал в пересохший рот белый кругляш лекарства.
«Если б ты приехал, Лёша...» - поддержал батя.
Лекарство начинало действовать. Леху стало клонить в сон и он отключился.

Дед пощупал Лёхину руку и, убедившись, что пульса нет, встал со скамейки.   Поправив старомодный пиджак и вытащив из обмякшей руки недавнего собеседника пузырёк, спрятал его в нагрудный карман.

«Какие они все доверчивые! - подумал он. - Ну, главное, что желание исполнено».
Опираясь на трость и вздыхая, старик побрел прочь.

Когда санитары убирали Лёхино тело со скамейки, нашли рядом журнал «Наука и жизнь». Докуривая, читали статью о новом датчике желаний, встроенном в смартфон, и удивлялись. Устройство воплощало все, чего искренне и часто хотел хозяин телефона. От тонкой талии до замужества, от повышения до чьей-то смерти. По пути они без остановки спорили, хорошо это или нет, что появилась такая функция. А Лёхино тело, упакованное в чёрный мешок, болталось на металлических носилках.

Вечерело.