А встреча была горяча

 
…Но вот после обеда погода начала меняться. Солнце стало  горячим и мглистым, а затем и паркая духота прилегла к земле. А  минут через двадцать северо-запад  потемнел и туча – от края и до края, наползая,  медленно и неумолимо стала закрывать небо.  И всё вокруг замерло и только лёгкий ветерок, прохладными дуновениями нарушал это тревожное ожидание.
 
Всё чаще поглядывали на небо и работавшие на картофельном поле немки, да и солдаты, помогавшие им, тоже поднимали глаза вверх, но вот дождя им не хотелось, придётся всё здесь сворачивать и возвращаться в часть. Разок вырвались на волю, помогать камрадам с уборкой и то не повезло.

 Заходящий дождь несколько увеличил и темп уборки, хотя подобное было не в правилах камрадов - размеренность, вот главное кредо их рабочего темпа. Так что если посмотреть со стороны, как трудятся немцы, то это больше похоже на действия в замедленном кино. Хотя, надо отдать им должное, сделанное раз они не переделывают - всё выполняется аккуратно и качественно.

Но сегодня, похоже, что руководство кооператива решило  отступиться от правил и всю выкопанную картошку постараться убрать до дождя, вот и поднажали чуток.
Пошустрее стали нагибаться и женщины, с которыми работал Иван, соответственно и ему пришлось прибавить темп. Ну, а на небесах темно-синие тучи местами уже и почернели и  первые молнии змейками скользнули по ним, а затем раскатисто и  прогрохотало, и первые капли дождя упали на землю.

Женщины прекратили собирать картошку, хотя её осталось с чуток, Иван подхватил  два ведра и бегом отнес к прицепу. А когда вернулся, то на месте оставалась одна только Моника и, похоже, что поджидала его. Он отдал ей талончики, что получил у прицепа за собранную картошку, на миг их взгляды встретились, и он  увидел в глазах Моники вопрос, а ещё и желание побыть вместе, что подтверждалось и тем, что она не ушла,  как её напарница, а осталась  и поджидала его.

А дождь зачастил, набирая силу, и народ стал разбегаться кто куда, но больше всего спешили к трактору с прицепом, где «руссиш зольдатен», натащив на кузов брезент,  соорудили  подобие палатки.

Иван же посмотрел на копну сена, которая из возможных укрытий, была ближе всего к ним. А стояла она у края зелёного поля, что было сразу за картофельным. Из середины копны торчала жердина и, похоже, что  стог еще ждал своего завершения, подраставшим на поле клевером.
 
- Там можно спрятаться, - сказал Иван, указав на копну.
Немка вопросительно посмотрела на него, а затем по сторонам, увидела, что почти все лезут под брезент, еще раз с интересом глянула на Ивана и,  усмехнувшись, побежала в сторону копны, а Иван за ней.
А у стога он  обогнал фрау, нырнул под низ сложенного сена и начал энергично выдергивать и раздвигать ещё не слежавшийся, пахучий клевер. Тихонько повизгивая и смеясь, вслед за ним, в образовавшийся проход полезла и Моника.

 Иван еще немного пошуровал вокруг себя, раздвигая и расталкивая сено и в образовавшейся пустоте, которая его стараниями углубилась до жердины, они с Моникой и устроились, прижались друг к другу и … затихли.
 
А гроза и дождь всё набирали силу: постоянный грохот напрягал и слегка пугал Монику. Но вот для Ивана  происходящее снаружи, было за гранью его восприятия. Сейчас, для него всё сосредоточилось в одном, в том, что он чувствовал, прижавшись к горячей и возбуждённой женщине. И эти ощущения, и осознание того, что может произойти дальше, и наполняло его радостью и тревожным ожиданием.
 
Иван и раньше сближался с женщинами, но вот до  финала дело так ни разу и не дошло. И, скорее потому, что он не был готов к подобному, возможно, что это чувствовали и женщины, находясь рядом с ним.
 Не помогали в таких ситуациях и бесчисленные прокрутки в голове всей последовательности действий, потому что всякий раз реальность была несколько иной, чем та, на которую он рассчитывал. Мешали и переполнявшие его чувства, и какая-то ненужная суета, а главное - боязнь последствий.
 
Памятными в этом плане были и проводы в армию, когда затянувшаяся возня с соседкой Тамарой, так и закончилась ничем. И в этом проколе было то, что не было с его стороны настойчивости. Где-то на уровне подсознания он понимал, что случись подобное, да ещё и не дай Бог с последствиями в виде беременности, то это может связать его навсегда с девушкой, которая была ему приятна, мила и не более того. Возможно, что она и любит Ивана, только у него, к ней  иных чувств, кроме интереса как к женщине не было.
 
И вот стечение обстоятельств, снова свели его с женщиной, перед которой у него нет, и не может быть никаких обязательств, а значит и никаких тормозов и страхов. И это осознание, и готовность воспользоваться им и подвигло его на дальнейшие действия.

 Перед лицом Ивана были её мокрые плечи и, чуть повернув голову, он прикоснулся к ним щекой.  А потом ещё чуток повернулся, и  уже губы его коснулись её плеча, и такая упоительная благостность наполнила организм, что глаза сами закрылись, а губы еще сильнее прижались к её солоноватому от пота телу, а затем, скользнув по нему, коснулись и шеи.

Моника пошевелилась, откинулась чуть назад и улеглась поудобнее, и теперь уже её груди  были напротив его лица и он, как бы шутя, ткнулся носом в ложбинку между ними. Но Моника была спокойна, и только улыбка тронула её лицо.
Иван сдвинул бретельку сарафана с её плеча, а затем и бретельку бюстгальтера - оголив одну грудь.
 
Моника вздохнула, и быстро освободила от бретелек и другое плечо  и две груди оказались перед лицом Ивана, и ему ничего не оставалось, как зарыться в них и вздрогнуть от избытка чувств, которые уже переполняли его.
Он шумно выдохнул, немного успокоился и просунул руку под резинку её трико и трусиков и стал гладить мягкие волосы внизу живота.
А  Моника, слегка отстранившись, посмотрела на него, и шепотом спросила:
- Первый раз?
Иван на мгновение замер, а затем,  кивнув, прошептал:
- Да.

После этого она решительно расстегнула все пуговицы на сарафане и, приподнявшись, одним движением сняла с себя трико, вместе с розовыми трусиками и постелила под себя.  А затем расстегнула на нем  ремень и  брюки и сунула руку… в самую его душу, потому что именно там она и была в этот момент.  Посмеиваясь, она с любопытством заглянула ему в глаз и… душа его, возбуждённая и горячая оказалась в женской руке.
 
Твердая, изнемогающая  плоть его была извлечена  наружу и уперлась в оголённое бедро Моники. Немка пошевелила не хилое его достоинство и легонько потянула  на себя. Иван понял, слегка поднялся, а немка передвинулась под Ивана и раздвинув бёдра и поджав колени, вставила его торчащее естество в себя, а затем и прижала, положив руки на ягодицы.
 
И вот тут Иван  и узнал, что женщина внутри скользкая и горячая. А вместе с грудью, прохладным и мокрым от пота животом, широкими белыми бедрами и раздвинутыми ногами она еще и безумно  притягательна, приятна и до умопомрачения желанна  - вся и везде.  И это единственное живое существо на свете, соединившись с которым, испытываешь   невероятные ощущения, какие только и возможно испытать в этой загадочной неопределённости, под названием жизнь.

Но подобное Иван для себя определил позже. А сейчас, испытав от всего этого потрясающие чувства, он почти сразу и излил из себя всё, что было в нём и тут же  ему  захотелось это повторить. Так что не останавливаясь, он и продолжил.
 А затем проделывал подобное еще и еще, и так до полного изнеможения и забвения…

Время остановилось, они как ошалевшие занимались любовью без перерыва и передыха, хотя оба взмокли и уже скользили друг на друге. Мешало и сено: оно кололось, цеплялось, прилипало к телу, но всё равно не могло остановить их. Он целовал её везде, где только мог достать, обнимал, тискал и, казалось, что нет такой силы, что может прекратить это.

Но вот сильнейший удар и оглушительный треск,  на какое-то мгновение  изменили всё вокруг. Внутри копны вдруг осветилось голубоватым, призрачным светом, а былинки вокруг, посветлев, задрожали и  ток, как озноб прошел по их соединённым телам, а неведомая сила приподняла их вместе с копной над землёй.
 
Эта невесомость длилось доли секунды, но Иван всем своим существом ощутил её. Почувствовала подобное и Моника, она взвизгнула и, захлебнувшись от страха и восторга,   задрожала всем телом, испытав невероятно наслаждение и блаженство,  о чём раньше даже и не представляла, что такое возможно.
 
Страх, восторг и ощущение в себе твёрдого и горячего тела, излившего в неё очередную порцию  семени жизни, и подняли её на самый верх наслаждения. А затем, после мига невесомости и восторга, сильнейший грохот над головой, потрясший копну опустил парочку на землю и вернул в реальность.
 
Они на секунду замерли, слипшиеся их тела распались, а сознание, просветлев, пыталось  понять, что же это было? Ясно, что подобное связано  с грозой, только почему  копна подпрыгнула, а всё осветилось и так резко запахло озоном?…

Однако дождь продолжал шуметь. Сильно прогрохотало и ещё пару раз, но вроде как чуток сбоку. А ещё Иван почувствовал рядом какое-то тепло, протянул руку и дотронулся до жердины, вокруг которой был сложен стог, и отдернул ладонь - дерево была горячее, точно это и не древесина, а разогретое железо.

Иван сел, соображая, но так и не определившись с ответом, нашел свои военные брючата, трусы и стал натягивать, отряхиваясь  от сена, норовившего попасть в штанины. А Моника вытащила из под себя трико, достала из них трусики, вытерлась ими и сунула  трусики в карман сарафана, а трико надела.

Когда Иван одевался, то из кармана его брюк выпала шариковая ручка, сделанная из автоматной гильзы с пулей.  Отполированная пастой для чистки меди, самодельная ручка сияла как золотая. Такую и подержать в руках было приятно, не говоря о том, что ею можно еще и писать.  Иван поднял ручку и подал Монике:
- Это тебе, возьми, сувенир, на память.

Она взяла, с интересом покрутила блестящую штучку и, сообразив, что это, засмеялась:
- О, ручка, писать! Красивая, спасибо, и сыну понравится, - сказала она, посмотрела на Ивана и добавила. - А у меня нет для тебя сувенира.
Иван показал на карман сарафана Она удивилась, сунула туда руку и достала трусики:
- Это не есть сувенир, это  женская вещь, - и засмеялась.
- А для меня  будет самый лучший сувенир.
- Ты так думаешь и хочешь это!? – спросила она с сомнением.
- Да, хочу и очень, как говорится подарок на долгую память, если тебе не жалко с ними расставаться
- Нет, не жалко, возьми, - и она, смеясь, отдала трусики Ивану.

Они были влажными, Иван подержал их, поднес к лицу и ощутил запах  свежих огурцов и терпковатый пот Моники, а ещё что-то неуловимо женское, манящее и возбуждающее исходило от них. И тотчас всё снова в нём зашевелилось и желание вернулось. Но Иван сунул подарок в карман, затем, развернувшись, полез посмотреть, что делается снаружи.
 
Выглянул. Дождь еще шел, но уже не сильный, да и небо  посветлело, уходила и гроза, лишь изредка громыхая в отдалении. Глянул на часы, прошёл почти час, как они здесь.
Протиснулась к выходу и Моника, осмотрелась, подождала немного и вылезла наружу. А перед этим, приложив палец к губам, тихо сказала:
- Сиди здесь,  потом  выйдешь.

Затем отряхнулась, осмотрела себя, поправила и одёрнула сарафан и под прикрытием копны, быстро прошла к рощице, что начиналась за краем поля. Здесь зашла за дерево и, сняв трико, присела, мелькнув белым телом. Через несколько секунд встала, и еще немного углубившись между деревьев, повернула вправо и прошла уже между деревьями в сторону прицепа, где, как Иван понял,  и вышла из лесочка. Но этого он уже не мог видеть - та сторона закрывалась копной.

Проверив еще раз, не потерял ли они здесь что-нибудь, Иван быстренько заделал место их лёжки и проход под копной и тоже покинул эту счастливую для него  обитель, однако не сразу. Сначала, маскируясь, пролез по краю копны и уже с другого её боку и выкатился, отряхнулся и пошел к прицепу, только с другой стороны. И вот тут он и узнал, а потом и увидел, что сделала гроза с их убежищем.

Верхушка копны была взлохмачена, а часть сена разбросана, а кое-где клевер и подгорел. Но самое интересное, что от жердины, торчавшей в центре,  осталось  одни ошмётки, она была разорвана в клочья, которые и валялись вокруг стога.

Как рассказали те, кто видел, что здесь случилось,  голубой огненный шар с футбольный мяч опустился откуда-то сверху, завис над жердиной, а затем вытянулся, коснулся её и взорвался, превратив древесину в потемневшую щепу. Но часть голубого вещества, точно змея, извиваясь вошла в остаток жердины и медленно исчезла, уйдя внутрь.

«Значит это она и раскалила древесину и копну подняла вместе с нами», - подумал Иван, но говорить не стал. Ведь тогда надо было признаться, что он был в стоге и видел, как копна от удара  подпрыгнула, засветилась внутри, а жердина нагрелась. А ещё и ток прошел по ним. Но он промолчал и на этом все выяснения с шаровой молнией закончились. Хотя после всего этого Иван стал замечать за собой некоторые странности...

Ну, а когда дождь совсем прекратился, и выглянуло солнышко, а вода с поля ушла в песчаную почву, не оставив, практически и следа, руководство кооператива решило оставшуюся картошку  всё же собрать, чем женщины с ребятами и занялись.
 Иван с Моникой, работая рядом, почти не разговаривали, но её присутствие он ощущал всем своим существом,  даже, казалось, что он чувствует и её дыхание. А те взгляды, что ловил на себе, были, как прикосновения и точно  гладили его.
 
 Он прокручивал до бесконечности то, что еще несколько минут назад было реальностью. И в этом просмотре на Монике не было ни сарафана, ни трико - он видел ее нагую, такой, какой она была там: белые груди с коричневыми сосками смотрят в разные стороны, а  треугольничек темных волос внизу живота притягивает, как магнит.

 А еще перед ним было лицо Моники, с закрытыми глазами, на котором отражались чувства, идущие изнутри и которые временами заставляли  её вздрагивать, всхлипывать, то и раскрытым ртом судорожно ловить воздух.
Помнил он и прикосновения её губ, на своей груди и шее, и  были  они невероятно приятны.

Всё это проходило перед Иваном, и было оно уже частью и его самого. А работа с  ведрами, картошкой и суета вокруг - никак не мешали этим воспоминаниям.
Но вот грядки с вырытой картошкой закончились, женщины подобрали последние клубни и собрались стайкой на краю поля. К ним подтянулись и ребята, и стали прощаться: немки улыбались, смеялись и благодарили их за помощь.

 Иван на секунду задержал ладошку Моники в своей руке, и теплая волна прошла по его телу. Но немка легонько освободилась и направила его руку  в сторону  своей напарницы.
 
Ребятам дали на дорогу бумажные пакеты, в которых было по паре пирожков и бутылочка лимонада. А перед тем, как сесть в машину, Иван отыскал взглядом Монику и слегка махнул рукой, а она чуть приметно кивнула и  улыбка осветила её лицо.
Господи, как же она была хорошо и желанна, и как не хотелось уезжать…

Это глава из романа «Сувенир от фрау Моники».