Овраги, как известно, сильно скрадывают расстояние, а потому, когда по ту сторону загорелся дом, Татьяне вдруг показалось, что горит где-то совсем рядом, чуть ли не напротив, настолько ярким и тревожным факелом перечеркнуло безмятежность тёмной октябрьской ночи равнодушное пламя. Не отдавая себе отчёта в том, что делает, а скорее по привычке, она схватила свой чемодан фельдшера с необходимым набором медикаментов для оказания первой помощи, сунула ноги в сапоги и, набросив старую телогрейку на плечи, выбежала на улицу, над которой уже раздавалось многочисленное:
«Пожар! Пожар! Люди, не спите – пожар!»
У вспыхнувшего свечой дома Волковых толпился народ, переговариваясь между собой шёпотом, но и не предпринимая ничего, лишь сочувствующе посматривая на хозяйку дома Любашу, не прекращающую выть, дико, по-звериному, обречённо выговаривая лишь одно: «Мамка! Мамка!»
- Ой, а и вправду, что-то Лизаветы-то не видать! – всхлипнул кто-то вголос – Ай, она там осталась?
Не выдержав полного бездействия, Татьяна, стараясь перекрыть голосом треск шифера и горящих стен, закричала:
- Да, что ж мы стоим-то просто так? Надо же что-то делать!
- А что мы могём-то? Пожарных, кажись, ктой-то вызвал… - прошамкала еле слышно беззубым ртом Макариха, которая уж почитай как год не покидала своей усадьбы…
И вдруг со стороны раскинувшего свои палатки на окраине деревни цыганского табора, откуда с вечеру неслась по округе индийская музыка (как потом выяснилось – игралась очередная свадьба), прибежало человек двадцать молодых парней и мужиков в ярких разноцветных атласных рубахах с широченными рукавами, и все, как один, с вёдрами! Один из них как-то само собой принял руководство дальнейшими действиями на себя – построил всех без разбору людей в тесную цепочку к пруду, который темнел на самом дне оврага, и заработал конвейер из передаваемых друг другу ведер, наполненных водой. Парень этот оказался в самой непосредственной близости от огня, но не в этом дело, а в том, что вдруг до его слуха донеслись причитания Любаши, повторяющей и повторяющей, как заклинание: «Мамка! Мамка!»
- О чём это она? - спросил цыган стоявшего рядом с ним соседа Любаши.
- Да, видишь ли в чём дело… - ответил ему тот – Мать её, Лизавета, там осталась… Приболела она, вот видать потому и не смогла выскочить… Беда…
Не дожидаясь окончания фразы, молодой цыган подскочил к Любе с вопросом:
- Где она может сейчас быть? Где мне её искать?
- Да ты что? С ума сошёл? – замахали на него руками – И сам сгоришь, и бабку не спасёшь!
Но он никого не слушая, ждал ответа от хозяйки жутко полыхающего дома. А та всё молчала, но потом всё же произнесла:
- Скорее всего, в своей спальне, она тут рядом, вход прямо из сеней, первая дверь… - и подняла на него освещённые вспыхнувшей надеждой глаза - Но…
Парень, ни секунды больше не мешкая, опрокинул на себя пару ведер ледяной воды и шагнул в костёр…
Казалось, даже ночь обомлела от такого проявления безрассудства, заставив и тишину обмереть со страху… Через пару всего минут, показавшихся всем часами, цыган появился вновь с Лизаветой на руках, надышавшейся гарью и потерявшей сознание…
Татьяна кинулась к ним, не зная даже кому её помощь сейчас нужна более. Но, слава Богу, с парнем всё обошлось, если не считать нескольких ожогов, не представлявших опасности здоровью, и сгоревшей праздничной одежды, от которой остались лишь жалкие клочья. Да и с Лизаветой тоже не случилось того, что вполне бы могло случиться – к приезду «Скорой помощи» она уже раскрыла глаза, узнав стоявшую на коленях перед ними дочь…
Дом отстоять не смогли, но сохранили летнюю кухню и сарай, утеплив который семья ухитрилась кое-как перезимовать. Заливали пламя до самого приезда пожарных машин, которые, как уж заведено повсеместно, слишком медленно торопились… И вот только с их появлением цыганская молодёжь также незаметно исчезла, как и внезапно появилась до этого…
По-разному мы относились к представителям данной национальности и тесному соседству с ними, не желая понять почему они вдруг решили поселиться именно здесь, рядом с нашей деревней. Нелюбовь к ним порою была вполне обоснованна, порой и нет, но этот случай резко и кардинально, не скажу, что у всех, но у многих изменил и взгляд и отношение…
Люба ходила потом к их барону, чтобы хоть как-то отблагодарить ребят за дружную помощь, а главное - за спасение матери. Встретили, приветили, а вот благодарность не приняли:
- Жизнь так распорядилась, - сказал ей седовласый барон – что нам теперь придётся жить рядом… Мы – соседи! Случись у нас беда, неужто вы не придёте на помощь? О каком подвиге ты говоришь, сестра? Ребята делали то, что должны были сделать по всем законам Господа Бога нашего! А он у нас с тобой один! Иди с миром. Деньги тебе и самой пригодятся…
Вот такая история… О чём она? О правильном понимании жизни, и о том, что душа человеческая не имеет национальности! О том, что такое судить предвзято и равнять всех под одну гребёнку. А ещё о гражданском подвиге и самоотверженности, если хотите…
*********************************
к моему читателю: понимаешь, можно было расписать... добавить диалогов, которых не было, но мне хотелось высказаться именно так, как было, ничего не приукрашивая... А было, как в поговорке: сосед горел - я руки грел... И ещё... многим может не понравиться, что геройским парнем оказался цыган... но именно цыгане в данном конкретном случае проявили неравнодушие к чужой беде, а русские, соседи, которых Любаша (имя настоящее) знала с детства, лишь кучковались в сторонке и - всё... На моём веку случалось видеть два пожара, и в обоих случаях пришлось стать невольным свидетелем мелочного мародёрства... ужас и стыд...