Остров счастливого змея

ВИКТОР КВАШИН - http://www.proza.ru/avtor/kvashin - ПОЧЁТНОЕ ТРЕТЬЕ МЕСТО В 13-М КОНКУРСЕ ПОВЕСТЕЙ И РОМАНОВ МФ ВСМ

Часть 1
Сон

1

Опять этот сон! Александр проснулся резко, как от тревоги. Разум чистый, будто не спал. Вместе с тем, ощущение полной реальности того, что происходило во сне. Тихонько, чтобы не разбудить жену, расстегнул молнию спальника, наощупь оделся.
– Ты куда, мой хороший?
– Пойду, покурю.
– Что-то случилось? – жена за годы научилась чувствовать его настроение.
– Опять этот сон...
– Цветной?
– Ты же знаешь, я всегда цветные вижу.
– Утром расскажешь, хорошо? – еле внятно промурчала жена из спальника. Она не умела спать, не укрывшись с головой.
Он выполз из низкого палаточного входа. Звёздное небо освещало высокую траву, узенький пляж, спокойное море. Чётким чёрным контуром просматривался мыс. Комары обрадовались, загудели. Раздул угольки, подложил щепочек. Пламя сразу погасило окрестности, зато стало видно всё рядом с костром. Верный Норд вылез из-под навеса палатки, потянулся, вильнул хвостом и уселся рядом. Половина пятого. Зябко. Плеснул холодного чая из котелка в кружку, поставил к огню. Сидя на корточках прямо в дыму, дождался, пока чай в кружке начал шипеть, отхлебнул несколько коротких глотков, закурил.
«Какой реальный сон! Это первобытное жилище, закопчённые жерди, эта девушка, – даже имя запомнилось – Ния. Её голос, почти мольба: «Возвращайся скорее!»
Сигарета без фильтра стала припекать пальцы. Пощупал в пачке – осталось пять сигарет. Всё равно не хватит. Прикурил еще одну, сделал несколько затяжек, аккуратно затушил, положил в пачку. «Свихнусь я с этой археологией, – думал он, по привычке почёсывая собаку за ухом. – Третью ночь подряд один и тот же сон. Устал наверно. Уже скоро месяц болтаемся. Завтра закончу обследование последнего участка полуострова и надо выходить к людям. И продукты кончаются, и курево, считай, уже кончилось, и одежда начинает рваться. Прохладно. Надо спать. Завтра много работы». Он почти бесшумно забрался в спальник, аккуратно, чтобы не потревожить жену в тесноте палатки, улёгся на бок и тут же уснул.
Встали рано, до солнца. Роса. Чистое небо. Слабый ветерок с моря. Это он разбудил, зашуршав волнами о галечный пляж. Сразу котелок на огонь. Пока пили чай, жена спросила:
– Ну что, Саша, расскажешь мне сон?
– Да, представляешь, опять то же самое! Костёр посреди жилища, копоть везде. Снова эта Ния, что-то варит в керамическом котелке. Я так чётко помню этот сосуд с настоящим горинским орнаментом. И я вроде сижу с другой стороны костра, смотрю, и такое ощущение, что я всё это хорошо знаю, что всё мне знакомо, и я даже ничему не удивляюсь. У Нии на шее амулетик в виде головки змеи. И я знаю, что это я ей подарил, и мысль такая: «До сих пор носит!». А я вроде должен куда-то идти. А она так тревожно говорит: «Возвращайся скорее!». И такое неприятное ощущение, никуда бы не пошёл, но знаю, что надо. И так тоскливо на душе…
– А дальше что?
– Проснулся. Но знаешь, все настолько реально, просто удивительно!
Жена улыбнулась, с ехидцей спросила:
– А больше ничего не было? Меня тебе мало, завёл женщину во сне. И не прикопаешься – не живая.
– Да перестань, Зоя…
Достал вчерашний окурок, прикурил от веточки из костра. Почему-то возникло чувство вины. Наверно потому, что во сне он точно знал, что Ния – его жена.
– Ладно, надо идти работать.
– Саша, а как она выглядит?
– Да как… типичная азиатка, волосы чёрные, скуластая, плосколицая, глаза узкие. В общем, она тебе не конкурентка, – обрадовался он, что нашлась спасительная фраза.
– Да я пошутила, мой хороший, я же знаю, что тебе кроме меня никто не нужен. Ну надо же, какие у тебя сны! Вот бы мне хоть разок такой посмотреть! Возьмёшь следующий раз меня с собой в сон?
– Возьму, только надо спать в одном спальнике и раздетыми, иначе не получится.
– Я согласна. Давай сегодня и полетим!
– Хорошо. Пора идти.
– Ты надолго?
– Хочу сегодня всё закончить, чтобы завтра уйти в поселок. Осталось немного. Посмотрю на мысу, и на косе быстренько. Тут уже вряд ли что найдется. Воды пресной нет – кто бы тут жил без воды, разве что случайная стоянка обнаружится. Ну, я пошел. Не скучай, я постараюсь быстро.
Он взял собранный с вечера маленький рюкзачок, лопату.
– Норд, пошли!
– Возвращайся скорее!
«Аж мороз между лопаток! Те же слова! Что-то слишком стал чувствительным. Зоя каждый раз так говорит, – думал он, шагая по прибрежной гальке. – А может мне и приснились эти слова, потому что Зоя их всегда говорит? А вообще, наверное, все женщины мира говорят любимым: «Возвращайся скорее!».

Он поднялся на мыс. Подъём небольшой, но пока продерёшься сквозь душную полынь в человеческий рост, и зимой согреешься. На самом верху мыса невысокая скала полукругом, перед ней довольно ровная площадка и большой плоский валун. А на камне огромный полоз свернулся, спит. Хорошо, что Норд увлекся поисками мышей, а то поднял бы сейчас лай. Ещё утро, а уже жарко. Александр снял энцефалитку, присел на выступ скалы, закурил. И тут же выругался – овод больно укусил под лопатку. Полоз проснулся, сделал движение, чтобы удрать, но остановился, замер, глядя на Александра, только язычок часто трепетал в его сторону.
– Не бойся, не бойся, не трону я тебя.
Ни с того ни с сего всплыла в памяти змеиная головка на шее Нии из сна. Овод снова укусил спину. «Не посидишь! Ладно, надо работать, – он оглядел окрестности. – Выбирать тут не из чего. Надо шурфовать на седловине мыса и на пологом склоне со стороны моря».
Часа через полтора, грязный, потный, искусанный комарами и оводами, закопал второй пустой шурф. Устал. Надо подняться наверх, на ветерок. Пошёл обратно по своим следам – хоть и дальше, зато легче продираться сквозь заросли. Присел на тот же камень. Хорошо на ветерке. Норд с высунутым языком почти бегом бросился в тень под скалу, ковырнул пару раз лапой прохладную землю и улегся на брюхо. А полоз так и лежит на своем месте. Интересно, о чём он думает?
До слуха донёсся посторонний шум. Александр осмотрелся: «А, вон машина пылит. Кого несёт? Наверно, отдыхающие. Хоть бы остановились подальше от нас, не хотелось бы близкого соседства».
Машина забуксовала, загудела, в заболоченной низине, но проползла потихоньку, выбралась из болотины и поковыляла по ухабам дальше. «Ну и, слава Богу, значит не к нам. Эх, курить бы стрельнуть!» Достал бинокль, стал наблюдать, куда поедут. «Под скалой остановились, замечательное там место для отдыха. Из будки выпрыгивают мужики, помогают слезть женщинам. Большая компания. Выгружают ящики, тюки, дрова, акваланги… О, эти на долго приехали. Как курить-то охота! – Заглянул в пачку – три штуки. – Сходить к ним что ли? Туда километра полтора, не так много времени потеряю. Заодно вдоль дороги посмотрю, всё равно перешеек обследовать надо».
Прорвался сквозь полынь на дорогу, пошёл потихоньку, всматриваясь в обочину и в колею. Сухая желтая глина, но заметно, что во время дождя по колеям текли ручьи. «Это хорошо, вода вымывает обломки сосудов и каменных орудий, если они вообще существуют. А местечко хорошее для поселения, сам бы тут жил! Оп, есть! – Александр поднял маленький, с ноготь, обломок керамики. – Теперь надо смотреть внимательно». Прошёл немного вперед, вернулся, прошёл назад. Минут за пятнадцать нашёл еще несколько обломков. «Ну и что, из-за этой мелочи придется копать шурф? Может, когда-то горшок разбился, а теперь его машинами раскатали. Уже так надоело копать землю за этот месяц! Тем более, настроился сходить к отдыхающим за сигаретами». Эта мысль подавляла все остальные. Без курева какая работа! Достал предпоследнюю сигарету, присел на обочину. А глаза сами всё шарят по колее. Ага, вот это уже интереснее. Выковырнул из глины маленький осколок обсидиана. Значит, здесь была, как минимум, стоянка, и, похоже, первобытная. Обработка вулканического стекла характерна для культур неолита. Значит, шурф неминуем. Выцедил окурок до ногтей, встал, огляделся. Где же копать, чтобы попасть на культурный слой?
Отошёл немного от дороги, расчистил площадку и начал копать. Почти сразу под дерном пошла керамика. И много. Один фрагмент горловины сосуда величиной с ладонь был украшен аккуратно прочерченными треугольниками – визитная карточка горинской культуры.
Александр сел на край шурфа.
– Хватит ковыряться, здесь надо копать по-настоящему, – сказал он вслух. – А то потом будешь ломать голову, как всё это состыковать в отчете, чтобы правдиво выглядело. Придётся нам здесь потрудиться, Нордик, – сказал он псу, распластавшемуся на прохладной свежевыкопанной земле. – Но прежде нужно добыть сигарет.
Александр сунул лопату в кусты, туда же рюкзачок со всеми вещами, выбрался на дорогу и налегке быстрым шагом направился к отдыхающим.

Ещё метров за пятьсот стали слышны децибелы тяжелого рока.
– К нам гости! – радостно заорала уже изрядно выпившая молодуха не первой свежести в купальнике, который подчёркивал ее неудачную фигуру. – Давайте к столу, давайте к столу! Николаич, налей гостю! Какая хорошая собачка, она не укусит?
– Не укусит. Здравствуйте. Приятного вам отдыха! – поздоровался Александр. – Вижу, хорошая компания, решил подойти…
С первого взгляда было ясно, что застолье в самом разгаре, и он уже начал жалеть, что пришел.
– Садись! Володя, подвинься, дай человеку сесть, – Николаич, загорелый по пояс мужик в мокрых плавках и с иссиня-белыми ногами, изрядно уже выпивший, сидел на стуле-раскладушке и явно всем распоряжался. – Садись. Давай, пригуби, – перед Александром мигом оказался гранёный стограммовый стаканчик с водкой.
– Да я, в общем, мимо проходил, просто подошёл… – попытался отвязаться Александр.
– Стой, стой! Мы люди простые, у нас порядок такой: сначала человека накорми, а потом спрашивай, кто он и что ему надо. Замахни, – Николаич поднял свою стопку, горизонтально отставил локоть и потянулся к Александру чокаться.
– Выпейте с нами. У Иван Николаича день рожденья, – потянулась стопкой через стол молодуха.
– Нина, положи гостю закусить, – сказал Николаич.
Нина мгновенно сервировала огромную тарелку: картошку, салат, колбасу, сыр, крупно нарезанную копчёную кету и сверху всего этого огромный жареный куриный окорочок.
– Закусывайте, пожалуйста! – подала с пьяненькой заигрывающей улыбочкой.
«О, чёрт, столько еды! А так есть хочется! И отказываться неудобно – день рождения. Пить водку на жаре, а как потом работать? Эх, хоть поем досыта, похоже, день всё равно пропал».
– За ваше здоровье! – Александр чокнулся с Николаичем и Ниной, выпил, набросился на окорочок, на колбасу, одновременно незаметно подкармливая под столом Норда и удивляясь набору продуктов в своей тарелке: «Надо будет Зое рассказать. Как бы ей что-нибудь урвать с этого царского стола?»
Не долго пришлось закусывать – через тридцать секунд стопка была полна, а Николаич с Нинкой уже тянулись чокаться.
– Между первой и второй – промежуток не большой! – пропела Нина.
– Извините, я пас. Мне еще работать.
Николаич придвинулся почти вплотную.
– Тебя как зовут?
– Александр.
– Иван, – скрепил знакомство рукопожатием Николаич. – Можно я тебя Саней звать буду? У меня друг Саня. Вот такой мужик! Давай за тебя! – чокнулся.
Выпили. Александр, экстренно закусывая, думал: «Пора уходить, а то я ноги отсюда не унесу». Потом мысли переключились: «Какой всё-таки народ! Совершенно незнакомого человека накормят, напоят, и спать положат. Вон Нинка, похоже, прямо сейчас готова положить».
А лицо Николаича уже висело вплотную со стопкой наперевес:
– Саня, а ты откуда взялся?
– Я тут работаю.
– Что делаешь?
– Археологией занимаюсь.
– А чего ищите? Уголь что ли? Я тебе покажу, где есть уголь.
– Да нет. Мы не геологи, а археологи, древности ищем. Здесь когда-то жили древние народы…
– Стой! Я тебя неадекватно понимаю. Васька! Да выключи ты эту хрень! Человека не слышно.
Здоровенный Василий, зажимающий под голубым навесом девицу, не глядя протянул руку к магнитофону, и огромная звуковая колонка умолкла. Стало слышно шум волны, визги женщин, купающихся с мужиками. Александр обнаружил, что за столом остались только Николаич, Нинка и он.
– Так что, вы золото ищите?
– Нет. Понимаешь, многие столетия назад здесь жили древние люди. Мы ищем их поселения.
– Ну и что, нашли?
– Нашли на той стороне два корейских поселения. Да вот сегодня обнаружил более древнее, – Александр вытащил из кармана кусок керамики.
Николаич повертел обломок:
– Ну и что это?
– Это часть горшка. Ему три тысячи лет.
– А золото нашли?
– Тогда не было золота. Оно не нужно было.
– Золото было всегда! – непререкаемым тоном сказал Николаич. – Вы не там ищите. Я тебе скажу, где надо искать. Давай выпьем!
– А вот, креветочками закусите. Это Иван Николаич сам ловил, – Нинка уже из-за спины Александра поставила на стол миску с креветками, навалившись при этом грудью на его плечо и надолго задержавшись в этом положении. Потом села рядом, что-то подкладывая в его тарелку и все время прижимаясь голым плечом. – Давайте за Иван Николаича!
«Всё, это последняя и пора уходить, – подумал стремительно хмелеющий Александр. – Надо брать процесс под свой контроль».
– Николаич, Нина, у меня к вам большая просьба…
– Санёк, без проблем! – сказал Николаич.
– Для вас, Санечка, что угодно! – сказала Нинка с полной стопкой в руке, уже окончательно слипшись плечом с боком Александра.
– Мы уже месяц в экспедиции, и у меня курево кончилось. И, если можно, немного хлеба, а то мы уже две недели без хлеба.
– О, ни хрена себе! А что ж ты раньше молчал? Сколько вас?
– Да двое всего. И вот, верный друг, – Александр положил руку на загривок собаки.
– А где второй? Зови его, сейчас накормим.
– Да я с женой. Она там, на берегу, в палатке.
Нинка отлипла, удивлённо спросила:
– Так вы что, в экспедиции с женой? Целый месяц?
– Да, мы всегда вдвоём ходим.
– Давай выпьем за твою жену! – протянул стопку Николаич.
Нина поднялась и начала укладывать в пакет огурцы, помидоры, окорочка, колбасу…
– Да что вы, не надо столько, нам бы только хлеба…
– Жену надо кормить! – по-хорошему улыбнулась Нина, продолжая складывать в сумку всё подряд. – И собачку сейчас накормим.
– Мне бы ещё курева, – сказал Александр.
– Васька! Принеси блок сигарет!
– Да что вы, Николаич, мне пачки хватит!
– Бери, сказал! Тебе надо! Давай, выпьем за тебя.
Выпили. Александр уже не закусывал.
– Огромное вам спасибо, вы нас так выручили! Ой, ну я же столько не донесу, – сказал Александр, принимая из рук Нины доверху набитый тяжелый пакет.
– Донесёшь, куда ты денешься. Жену кормить надо! Дай я тебя хоть поцелую на прощанье.
Александр умудрился в последний момент увернуться, и поцелуй пришёлся в нижнюю часть щеки, но прижалась грудью она крепко. Потом повернулась и пошла, громко напевая:
– Ты живёшь на том берегу, я тебя любить не могу!
– Ну, Санёк, удачи тебе золото найти! – Николаич попытался приподняться, пожимая руку, но не смог, снова плюхнулся на стульчик. – Давай на дорожку пригубим!
– Не, Николаич, спасибо, а то не дойду.

К палатке подошел уже в сумерках. Зоя сидела у костерка и что-то мешала в котелке.
– Жена! Я тебе подарки принес! – Александр поставил перед Зоей сумку и сел напротив с блоком «Кэмэла» под мышкой. Он был пьян.
– Ой! Откуда такое богатство?
– Это тебе Нинка передала.
– Какая ещё Нинка? Ты что, выпил что ли? Ой, какая вкуснятина! Можно я сейчас съем кусочек колбаски?
– Это всё тебе. Норда не корми, он там наелся. Я посплю немножко, – и полез в палатку.
Александр спал, как убитый, но ближе к утру дважды вставал пить, ругая себя за вчерашний перебор. Под утро опять коротко приснилась Ния – только её лицо и слова: «Я рада, что ты уже близко». Поскольку лёг рано, поднялся тоже рано, ещё в сумерках. Сварил чайку покрепче, выпил пару кружек, вроде пришёл в норму. Всласть, без ограничений задымил «Кэмэлом». Лишённые смысла слова Нии вертелись в голове. Поднялась Зоя. Стала расспрашивать о вчерашней компании. Рассказал коротко.
– А что за Нинка?
– Да просто тётка из этой компании. В каждой компании есть своя Нинка. Ну, пришлось выдержать поползновения с её стороны. Я же ради нас с тобой страдал. Между прочим, это всё Нинка и натолкала в сумку. Надо побыстрее съесть то, что может испортиться. Я же тебе не рассказал самое главное: я нашёл горинское поселение. Даже шурф вчера начал, да вот решил сходить за сигаретами. Эти продукты нам очень даже кстати. Придется поработать плотно и, конечно, сегодня в посёлок уже не пойдём. Давай перекусим «чем Бог послал», а послал он им… – засмеялись вдвоём, вынимая из сумки окорочок, наполовину объеденный вчера Зоей, колбасу и прочие вкусности. –  А потом вместе пойдём к шурфу. Вдвоём быстрее получится.

Быстрее не получилось, хотя работалось сегодня легче из-за сырого южного ветра, создающего прохладу и сдувающего комаров. Александр снимал культурный слой пластами по пять сантиметров. Зоя вела записи и упаковывала находки. А их было много, очень много! Сантиметрах в тридцати от поверхности пошла битая ракушка, ниже – плотный слой раковин с обилием археологических материалов. Часам к пяти, наконец, культурный слой закончился, ниже был мелкий щебень с песком.
– О, чёрт! Сейчас у нас отнимут час времени, – выругался Александр, заметив машину, приближающуюся со стороны стоянки вчерашней компании. – Водка что ли у них уже кончилась?
Норд с лаем бросился навстречу машине. Из кабины вылезли Николаич и Васька, из будки – ещё два мужика. Все практически трезвые.
– Ну что ты, не узнаёшь друзей? Вчера курятину ел, хвостом вилял, а сегодня лаешь, – отчитал Николаич собаку. – Ну, покажи, Саня, что вы там накопали.
– А вот, смотрите. Вот здесь примерно три тысячи лет назад жили люди. Они охотились, рыбачили, в общем, посёлок был.
– А откуда ты знаешь, что они охотились и рыбу ловили?
– Смотрите сколько костей животных мы нашли только на одном квадратном метре. А вот это грузила для сетей. И костей рыб навалом.
– Да ну, не может быть, чтобы три тысячи лет! Откуда ты знаешь время?
– Это учёным давно известно. На других поселениях определили радиоуглеродным методом.
– А какие они были по внешности, как назывались?
– Как они себя называли, мы не знаем, письменности тогда еще не было. Археологи называют эту культуру горинской. А внешний вид – азиаты.
Александр по опыту знал, что любопытству людей нет предела. В другой раз можно было бы и поговорить, но сейчас надо было заканчивать раскоп.
– А вы куда собрались? Продукты уже кончились? – решил он перевести разговор.
– Да ребята из города, – показал Николаич на попутчиков, – ко мне на день рожденья приезжали. Надо их на паром отвезти. Ох ты, время-то… опоздаем! Поехали! Интересно у вас, мы ещё заедем.
– Этого нам только не хватало до полного счастья, – пробурчал Александр, когда машина уехала.
– Ну что ты ругаешься, хорошие ведь люди, – сказала Зоя.
– Да хорошие, конечно. Работать бы только не мешали.
Зоя промолчала, зная склонность мужа всё преувеличивать.
Александр спустился в шурф.
– Сейчас быстренько стенки подравняю, и дно сантиметров на десять ещё углублю, чтобы на фотографии нормально выглядело. А то Полевой комитет придирается, когда материк мало выбирают.
Он уже наводил последний «марафет» перед фотосъёмкой, когда совок вывернул из песка приличный кусок керамики.
– Вот так, Зоя, хочешь радуйся, хочешь плачь – не видать нам завтра посёлка. Посмотри, какая прелесть! – он протянул черепок, сплошь орнаментированный ямочками и линиями.
– Это что, зареченская?
– Она самая! Наумов будет в восторге. Ему позарез нужен хороший памятник зареченской культуры для монографии.
Александр стал раскапывать дальше, и вновь пошёл материал: керамика, наконечник стрелы, кости.
– Знаешь что, – сказал он, – давай на сегодня закончим. Надо с этим разобраться – помыть все находки, проверить записи, да и поздно уже, есть охота. А завтра докопаем. Четыре дня у нас есть до конца отпуска.
– Мы же хотели пораньше вернуться. Я хочу постирать, убраться, столько дел дома! По деткам соскучилась.
– Не бросим же мы шурф недокопанным. Детки не маленькие. А город нам еще надоест, целый год будем им наслаждаться. Зареченский слой не должен быть толстым, завтра, скорее всего и закончим, а послезавтра домой.
С трудом донесли находки до лагеря.
– Как мы это все в посёлок понесём? – бурчал Александр. – Но богатый материал! Наумов будет рад.
Пока грелась вода в котелке, Зоя перемыла большую часть находок и разложила их сушиться на ветерке, придавив камешками этикетки. Только уселись поесть, как подъехала машина. Николаич стал уговаривать ехать ужинать к ним в лагерь. Александр принялся отнекиваться, а Зоя, напротив, с удовольствием согласилась:
– Давай поедем, Саша. Всё равно ничего делать сегодня уже не будем. С людьми пообщаемся. Месяц людей не видели.
Николаич обрадовался, усадил Зою в кабину, сам залез в будку вместе с Александром. Доехали быстро.
– Нина, у нас гости. Обнови стол, пожалуйста.
– Здравствуйте, здравствуйте! – запела Нина, быстро прибирая на столе и тут же выставляя новые закуски и чистую посуду.
– Давайте я помогу – подключилась к ней Зоя.
За столом быстро все перезнакомились. Николаич был со своей женой Алевтиной Петровной, водитель Вася – с подругой Надей, была еще одна семейная пара Ольга с Володей. Нина оказалась одна. Николаич с женой, и Александр с Зоей были примерно одного возраста, Нина лет на десять моложе, остальные показались Александру совсем молодыми. Николаич стал было наливать, но Александр попросил:
– Давай, Николаич не будем. Завтра столько работы! Я бы лучше чайку покрепче.
– Давай не будем. У меня вчера перебор вышел, можно и отдых организму дать. Нина, сообрази, пожалуйста, чаю.
– А может, вы кофе хотите?
– Ой, я так люблю кофе! Мы брали с собой немного, и уже давно кончился. Я просто мечтаю о кофе! – Зоя умела говорить так искренне и эмоционально, что люди готовы были отдать последнее. Нина мигом принесла пачку растворимого «Максима» и огромный термос с кипятком, а для Александра коробку чая в пакетиках. Александр не любил эти «утопленники» – ни вкуса, ни крепости. Но вариантов не было, пришлось заваривать «утопленников».
Зоя, в противоположность Александру мастер застолья, могла поддержать любой разговор, умела быстро сменить тему, и все этому охотно подчинялись. Вот и сейчас она не дала развернуться археологической дискуссии, а попросила всех рассказать о себе. Оказалось интересно. Все они живут в Лазурном. Николаич – зам главы администрации района («Мы люди простые», – вспомнилась Александру вчерашняя фраза Николаича), его жена работает бухгалтером на Лазурненском рыбокомбинате, Нина – главбух администрации района. Владимир тоже в администрации работает, его жена Ольга – дочка Николаича и Алевтины Петровны. А Василий там же шофёром, и машина, естественно, казённая. Зоя перевела разговор на охоту, и эта тема была основной до конца. Ещё бы, все мужики – заядлые охотники, а над районом проходят основные пути пролётов птиц.
Охотничьи рассказы затянулись дотемна. Василий отвез Зою и Александра к палатке.

Ния стояла перед ним, маленькая, крепкая, смотрела прямо ему в глаза.
– Я хочу, чтобы ты мне пообещал. Пойдём! – она взяла его за руку, повела. Её маленькая ладонь была тёплая и удивительно крепкая. Они прошли мимо полуземлянок крытых дёрном. Около домов что-то делали женщины. Чумазые, совсем голые дети играли со щенком. Он ничему не удивлялся, потому что всё это казалось привычным, обыденным. Она повела его по тропе на мыс, к той самой скале полукругом, около которой он курил два дня назад. Здесь всё было так же, только площадка была ровная и засыпана жёлтым песком. Посреди площадки стоял тот же камень, и на нём так же лежал крупный полоз. Ния подвела его к камню. Они стояли рядом, лицом к змее, крепко держась за руки.
– Завтра ты уйдёшь далеко. Я хочу, чтобы ты пообещал, что не забудешь меня и обязательно вернёшься.
– Как я могу тебя забыть?
Ния повернула его лицом к змее.
– Говори ему, – почему-то прошептала она.
Он, как послушный ребёнок, глядя прямо в глаза полозу, произнёс:
– Я обещаю никогда тебя не забывать! Я обязательно к тебе вернусь!
Ния, не спуская глаз со змеи, опустилась на одно колено. Он автоматически сделал то же самое. Ния вынула из-за пазухи крупную раковину живого гребешка, медленно положила на край камня. Полоз, до этого лежавший не шевелясь, сделал движение в сторону раковины, затрепетал язычком.
– Он принял наш дар, – прошептала она. – Ты вернёшься!

Половина седьмого. В голове полный сумбур. Сердце стучит. Рука до сих пор ощущает тепло её ладони. Александр достал сигарету, поворошил в поисках искры угли потухшего костра, прикурил.
«Чёрт знает что! То ли я схожу с ума? Как это объяснить? Всё настолько реально, все ощущения, мысли, чувства… Такого никогда раньше не было», – размышлял он, понимая, что вразумительного ответа не найдет.
– Сашенька, ты что?
– Курю.
– Опять сон?
– Всё нормально. Поспи. Рано ещё.
Развёл костерок. Пил крепчайший чай, курил и думал, пока не проснулась жена. Продрогнув от утренней свежести, она присела рядом, прижалась, взяла из его рук кружку, отхлебнула.
– Ох, какой горький, как ты его пьёшь? Расскажешь сон?
Александр подбросил дров, налил Зое нормального чая, подал вместе с куском хлеба.
– На вот, я тебе поджарил.
Помолчал, раздумывая, стоит ли рассказывать. Потом вдруг разговорился, рассказал всё в мельчайших подробностях.
– И что ты про это думаешь? – спросил он жену.
– Наверное, ты устал, мой хороший. Тебе надо отдохнуть. Давай устроим сегодня выходной. Ложись и спи, сколько захочешь. И всё будет хорошо.
– Да нет, надо заканчивать с шурфом и ехать домой. Давай сейчас быстро уберём находки, чтобы этикетки ветром не раздуло, и пойдём докапывать. Слушай, а куда ты кости положила?
– Да вон они, рядом с керамикой.
– Вроде их больше было, я же помню. Большие кости где?
– Здесь я все раскладывала. Мыла и раскладывала. Ничего не пойму…
– Чёрт! А где Норд? Норд, ко мне!
Пёс нехотя, понурив голову, вышел из кустов, лёг поодаль и стал смотреть куда-то в сторону.
– Ах ты, злодей! Ну зачем они тебе, им же три тыщи лет! Вот гад, сожрал самые крупные кости! – возмущался Александр, вытаскивая из-под кустов изгрызенные остатки превосходных археологических материалов. – Ну сытый же был вчера, какого чёрта? Кто это сделал? – заорал он на собаку, сунув огрызок псу под нос и шлёпнув по спине.
Норд оскалил клыки, коротко рыкнул, и тут же завилял заискивающе хвостом, стал лизать руку.
– Извиняется! Ну ты, Норд, злодей! Ну ладно, ладно, хватит лизаться.
– Ты своей собачке прощаешь всё, даже такое преступление, – сказала, улыбаясь, Зоя.
– Ладно, меньше нести будем. Он же не знал – лежат себе на пляже кости, чего бы их не съесть. Что ты в них нашёл, Норд?
Александр быстро смирился с потерей. Он не мог обижаться на Норда. Это был его лучший друг, преданный, честный и верный настолько, что Александр сомневался, что такого можно найти среди людей.
Приключение с костями отвлекло от размышлений о сне. Они упаковали вчерашние находки и пошли на раскоп. Норд, как ни в чём ни бывало, с весело задранным хвостом бежал впереди. Он всегда как-то узнавал, куда они идут.
– Стой, Зоя! Давай поднимемся на мыс. Ненадолго.
– Зачем?
– Я знаю, как проверить сон!
– Саша, да забудь ты об этом. Чем чаще ты вспоминаешь, тем лучше отпечатывается в подсознании. Ты сам себя доводишь!
– Нет, ну послушай, хорошая идея! Ты помнишь, я рассказывал, что площадка вокруг камня засыпана песком? Камень там есть. Сейчас покапаем, и посмотрим, есть ли там песок. В реальности его там быть не должно. Тогда я буду точно знать, что это просто сон, и подсознание успокоится.
В этом была логика, и Зоя, которая так не любила взбираться на горы, сразу согласилась. Ради Саши. Они потратили минут сорок, прежде чем добрались до полукруглой скалы.
– Вот, смотри, вот эта скала, а вон тот большой камень. Давай тихонько подойдём, там должен полоз сидеть.
Но Норд первым подбежал к камню. В этот раз он унюхал змею, тут же отпрыгнул и остервенело залаял. Полоз скользнул, и исчез с другой стороны камня.
– Ты посиди с Нордиком. Вон там хорошее место. Посмотри пока окрестности. А я быстро. В шурфе над культурным слоем всего сантиметров тридцать земли, значит и здесь не больше.
Он скинул рюкзачок и стал копать. Под дёрном хороший чёрный гумус. Прокопал довольно глубоко, уж явно больше тридцати сантиметров – все та же жирная чёрная земля. Взмок от напряжения. Достал сигарету. Зоя подошла.
– Ну что, всё в порядке? Покури и пойдем. Хорошо, что ты проверил. Теперь это тебя не будет беспокоить.
– Не может быть! – Александр с окурком во рту стал рыть новую яму немного в стороне.
Он рыл с ожесточением. Окурок потух, но он боялся поднять голову, чтобы не встретиться глазами с женой, потому что понимал, что выглядит сейчас безумцем. Он зарылся уже на половину черенка лопаты. Для оправдания, и чтобы не дать Зое начать его уговаривать, говорил без остановки:
– Я прошлый раз здесь был, а шурф не выкопал. А здесь место перспективное, вполне люди могли жить. «Ни один идиот здесь жить не будет – на скале, вдали от пищи и воды, – думал он одновременно. – А в древности идиотов не было – они не выживали!». Вот заодно разведочный шурф сделаем, будет лишняя работа в отчет. А Полевой комитет требует, чтобы шурфы были докопаны до материка. Вот докопаю до скалы, уже немного осталось… – он говорил и понимал, что вся эта говорильня выглядит фальшиво, и что сам он из-за этого выглядит еще больше похожим на ненормального.
Зоя молчала. Она не знала, что делать и как себя вести в такой ситуации.
– Зоя! Зоя, смотри – песок! Да что ты плачешь, глупенькая? – он прижал ее грязной ладонью. – Да не сумасшедший я, смотри! – он раскрыл вторую ладонь. В ней был жёлтый песок, вперемешку с землёй. – Ты же знаешь, ничего со мной не может случиться. Здоровый я, здоровее, чем прежде! Ну, давай вместе посмотрим.
Зоя стала на колени над ямой. Александр аккуратно зачистил борт. На фоне почти чёрной земли контрастно выделялась тонкая жёлтая прослойка песка.
– А вот и керамика! – он вытащил из прослойки маленький кусочек сосуда, протер пальцами, подал Зое. – Явно горинская.
Александр вылез из ямы и стал забрасывать её землей.
– И что ты теперь будешь делать? – спросила с тревогой Зоя.
– Ты знаешь, я как-то сразу успокоился. По крайней мере, теперь ясно, что я не сумасшедший. Теперь есть факт, материальный факт, связывающий действительность с моим сном. Что это значит, я не знаю. Приедем в город, буду думать. А сейчас пойдем заканчивать шурф, и так много времени потеряли.
– А ты заметил гало? – спросила Зоя, когда они подходили к шурфу.
Вокруг солнца действительно сиял радужный круг.
– Ух ты, неужели тайфун идет? Не хотелось бы под дождем с рюкзаками тащиться. Надо завтра выйти пораньше, может, успеем до начала ливня хотя бы до асфальта добраться.
Как они ни спешили, а закончили довольно поздно. Александр делал последний снимок с пригорка, когда подъехал Василий.
– Здравствуйте. Вы знаете, что тайфун идет? Ожидается две месячных нормы осадков и штормовой ветер. Николаич сказал вам передать, чтобы собирались. Мы через час уезжаем, вас заберём, до парома довезём
– У нас же ничего не упаковано, мы не успеем.
– Не на себе тащить. Мы вас прямо на паром доставим. А то потом неделю отсюда не выберетесь.
– Ладно, Вася, спасибо, мы постараемся.
Они бросились укладывать находки, вещи, палатку. Есть не стали – некогда. Наспех засунутые вещи не вмещались в рюкзаки. Норд, тем временем, спал под кустом, прикрыв нос хвостом – верный признак приближающейся непогоды.
Подошла машина. Николаич выскочил из кабины.
– Ну что, готовы? Поехали, на пароме упакуетесь.

2

– Вот нам повезло, Саша, – сказала Зоя, когда после ухабистой дороги выехали на асфальтированную трассу. – Сегодня уже дома будем!
Подъехали за двадцать минут до отхода. Паром стоял в конце причала.
– Ты, Саня, сходи-ка, узнай, что-то ни людей, ни машин не видно. А Зоя пусть пока посидит, – посоветовал Николаич.
Касса была закрыта. На палубе парома маячил вахтенный с повязкой на рукаве. Александр подошёл, спросил. Оказывается, рейс отменили из-за штормового предупреждения.
– Слушай, у нас проблема, ночевать негде… – начал Александр.
– Бесполезно, кэп не разрешит.
– А если я с ним поговорю? У нас командировки, мы из экспедиции.
– Не, не получится. Нас проверяют. Прошлый раз рыбаков ночевать пустили, так его чуть диплома не лишили.
Александр закурил, поплелся к машине.
– Штормовая, Николаич. Спасибо вам, что довезли. Сейчас мы быстренько вещи заберем.
– И что?
– Да вон в кустах палатку поставим, да переночуем – не привыкать.
– Ещё не хватало, чтобы ты у меня в поселке на улице ночевал! Садись в машину! – приказным тоном сказал Николаич. Александр молча полез в кузов, понимая, что так будет лучше.
Минут через десять остановились.
– Вылезайте. Василий, помоги с вещами.
– Куда мы сейчас? – шёпотом спросила у мужа Зоя.
– Откуда я знаю?
– У нас переночуете. И не возражайте! Зоечка, я вас лично приглашаю в гости, – игриво поклонился Николаич.
– Если вы приглашаете, я с удовольствием! – в тон ему ответила Зоя.

Ввалились в квартиру и сразу почувствовали себя неуютно. Чистая, светлая, можно сказать, богатая квартира, и они – в замызганной робе, давно не мытые, еще и с рюкзаками и с собакой. "Лучше бы у причала заночевали" – подумал Александр.
– Зоечка, давайте в ванну, вот полотенце. А вы, Саша, пока переносите вещи вот в эту комнату. Она ваша, располагайтесь, как дома, – взяла правление в свои руки Алевтина.
К тому времени, когда все приняли душ, а Зоя даже ванну, хозяйка уже накрыла стол. Николаич свежевыбритый, в белой рубашке взял в центре стола бутылку дорогой иностранной водки, всю в росинках – из холодильника, налил всем в хрустальные рюмки.
– Давайте выпьем за наше знакомство! Вы люди хорошие, интересные, с вами приятно.
Ледяная водка пошла хорошо. Закуска была на скорую руку, но изысканная. Зоя с Александром ели с удовольствием. Зоя подняла рюмку:
– Я хочу выпить за хозяев этой прелестной квартирки, за вас, Алевтина Петровна и Иван Николаевич. Ещё четыре часа назад мы были на берегу моря, а сейчас сидим у вас за столом, и ванночку даже приняли. За вас!
Третий тост сказал уже слегка захмелевший Александр.
– А я предлагаю выпить за прекрасное место – полуостров Дымова, где такая замечательная природа, где жили древние люди, и где мы с вами встретились!

Спали, как убитые, в мягкой постели, на чистых простынях. Норд, которого Алевтина закормила с вечера колбасой, спал на ковре, лёжа на животе и раскинув лапы.
Утром за окном хлестал ливень, летели листья и сломанные ветки, по улице вода шла рекой. Николаич позвонил по телефону и сообщил, что сегодня парома не будет.
– Так что отдыхайте, набирайтесь сил. Я на работу.
– А вы разве не в отпуске? – спросила Зоя.
– Да в отпуске! Но видите – тайфун, а я в комиссии по ЧС. Должность обязывает.
После завтрака Зоя стала расспрашивать Алевтину о цветочках, свисающих из настенных горшков. Они нашли общую тему и протараторили до обеда. Александр был даже рад, что на него не обращали внимания. Он вытащил вещи из рюкзаков, перебрал, сложил аккуратно, и всё поместилось. Потом стал осматривать книжные полки. Две полки занимали книги по бухучету – это явно Алевтины. На полке Николаича, понятно, что это была его полка, стояли книги по администрированию, сборники каких-то кадастров, тут же книга «Автомобиль», несколько журналов «Охота». Александр полистал журналы. Потом пошел в зал, где женщины всё ещё говорили о цветах. Там в серванте тоже были книги: сказки, несколько женских романов, дальше целая подборка брошюр по психологии, книги по эзотерике. Александр вытащил несколько, полистал. Открыл книжку «Жизнь после смерти» и зачитался, стоя у серванта.
– Алевтина, скажите, кто это у вас читает?
– А, – это дочкины. Она в юности увлекалась. Если хотите, берите себе, они ей не нужны. Лежат у нас годами, выбросить жалко, а мы с Иваном такое не читаем.
– Вы знаете, я бы взял почитать, а потом я вам пришлю.
– Да никому она не нужна! Берите, мы только рады будем.
Александр сунул книжку в карман рюкзака.
К вечеру дождь начал стихать. Николаич пришел поздно, явно усталый.
– Ну что там, Ваня, всё нормально? – спросила Алевтина, накрывая на стол.
– Да, в общем, всё благополучно. Дерево завалилось – линию порвало, да в таком неудобном месте! Две бригады пришлось посылать. Да еще два клоуна на рыбалку попёрлись на «Жигулях». Да ты их знаешь, Аля, – Пьянковы отец с сыном. Есть тут у нас такие, – сказал он в сторону гостей. – В семье не без урода! На тягаче за ними ездили, еле успели выдернуть. Там наша Грязнуха, как Енисей, деревья несет – жуть! Ну а в остальном всё нормально. Как обычно, где-то крыши протекли, где-то провода замкнуло. Саня, Зоя, утренний паром пойдёт, в шесть тридцать. Наша машина в город идёт. Я сказал водителю, чтобы вас забрал. Он и в городе вас подвезет. Вы где живёте?
– На Мордовской.
– Ему как раз по пути. Заедет в шесть часов, так что с вечера приготовьтесь. Да перестаньте, Зоя, никаких проблем. Все равно ведь машина пустая идет, – прервал благодарности Николаич. – Вы бы лучше телефончик мой записали, вдруг пригодится.
Александр записал. Написал на листочке свой адрес, телефон, протянул Николаичу.
– Будете в городе, обязательно заходите, мы будем очень рады!
– Да я если там и бываю, то только по делам. Да и ночевать у меня в городе – тридцать три места. Так что вряд ли, не обижайтесь. А вот вы все равно ещё на раскопки приедете, вот и заходите. Может, помощь понадобится, в том числе и административная – всегда пожалуйста!

После ужина вышли на балкон покурить. На западе, за бухтой облака уже освободили край ещё светлого неба с первыми звёздами.
– Саня, ты только не обижайся, можно тебе вопрос задать? Кто ты по национальности? Вроде что-то в тебе китайское что ли? А фамилия – Забда – похоже, украинская?
– Национальность я и сам не знаю. Русский я, советский, – пошутил Александр. – А фамилия по деду, он из Маньчжурии был. Я хотел узнать, что она означает, да у нас маньчжурские словари не продаются. А иначе, как узнаешь?
– А дед кем был?
– Бабушка рассказывала, что он пришёл из Маньчжурии, через Уссури. Они тогда в станице Казаково под Хабаровском жили. Кузнецом работал в кузне. В партизанах был. Япошек отстреливали во время интервенции. Она говорила – герой был, стрелял очень метко, уважали его все, постоянно Змеем звали. Змей, Змей – почему Змей? Может, его партизанская кличка... А когда в тридцатые годы китайцев и корейцев выселять стали, и за ним пришли. Он хитрый был, бабушке сказал, чтобы задержала, а сам в окно – и в тайгу. И пропал. Бабушка до самой смерти ждала, все думала, что он в Маньчжурию опять ушёл. А там, сам знаешь, то японцы оккупировали, потом война. В сорок пятом наши Китай заняли, всех русских эмигрантов в лагеря посадили. Потом хунвейбины… Я посылал запрос в казаковский архив, хотел хоть что-нибудь узнать. Но, оказывается, архивы сейчас тоже деньги зарабатывают. Просят оплатить работу, а результат не гарантируют. И деньги не малые по моей зарплате. В общем, так это дело и завязло.
– Так слушай, Саня, давай запрос от моей администрации пошлем.
– Но я же здесь даже не прописан.
– Да кто будет спрашивать? Ты документы подготовь, всё, что знаешь, напиши. Придумаем формулировочку, обоснуем необходимость. Отдам секретарю, и само всё сделается.
– А было бы здорово, Николаич! От чего другого отказался бы, а такой подарок от тебя приму. Спасибо!
– Да что, спасибо? Нет проблем, Саня. Приготовь бумаги и привези, или передай с кем-нибудь. В общем, созвонимся.

3

Как всегда после долгого пребывания среди природы, город шокировал шумом дымом и мусором. Конечно, встреча с детьми была желанна. Они, молодцы, прожили самостоятельно почти месяц. Правда острый родительский глаз усмотрел за внешней чистотой недавней генеральной приборки кое-какие мелочи, рассказавшие и о компаниях с выпивкой, и о том, что посуда не мылась подолгу. Но виду родители не подали. Ребята уже большие, пора им привыкать жить самостоятельно, делать свои ошибки и самим их исправлять.
Норд с энтузиазмом обнюхал все комнаты, особых изменений не обнаружил и попросился на улицу, где в его отсутствие вражеские собаки наверняка нарушали границу. Во всем доме Норд один гулял самостоятельно и держал под контролем прилегающую территорию. Через час, восстановив границы, он вернулся, поел и лёг спать. Теперь он всю зиму будет ждать следующей экспедиции, где снова можно будет жить настоящей собачьей жизнью.
Александр, глядя на собаку, признался себе, что на самом деле в городе он тоже не живёт полноценной жизнью, а просто выполняет необходимые человеческие обязанности, а сам ждёт следующего путешествия.
Они с Зоей оба романтики, даже познакомились во время биологической экспедиции на берегу океана. А потом исколесили полстраны в поисках лучшего места. Но лучшего не нашли, потому что всё постоянное быстро приедалось и тянуло к чему-то новому, неизведанному.
Александру не надоедало в море, и он неоднократно устраивался на суда, но не мог без Зои, и через пару рейсов увольнялся. Последний раз устроился матросом на спасательное судно. Это была работа по душе! Ему нравилось острое щемящее чувство риска, когда перепуганные люди с тонущего судна спешили перебраться на «спасатель», в то время как он в составе аварийной группы опускался в затопленные отсеки. Его пьянило чувство, когда через много часов, измученные безостановочной работой, они осознавали, что спасли безнадёжное судно, что победили. Хорошая была работа! Когда надо было кого-то спасать. Но происшествия случаются редко. Остальное время судно стояло в готовности. А в таком режиме увольнения на берег запрещены, посетители на судно не допускаются. Команда дурела от скуки месяцами в прямой видимости от дома. И Александр в очередной раз уволился.
Выручил старый товарищ, старпом Асеев с того же «спасателя». Они сдружились, когда в осеннем Охотском море всю ночь спасали несамоходную баржу с двумя людьми. Баржонка-то была совсем маленькая, без механизмов, без огней. И экипаж на ней совершенно потерял волю и не пытался помочь спасателям. Шторм был ужасный, море кипело, началось обледенение. А рядом, как хребет дракона, скалы необитаемого острова. Спасли. Успели в последний момент.
Асеева перевели начальником учебной части на учебно-тренажерное судно «Урал», и он пригласил Александра работать там матросом. Судно было старое, времен войны и уже не могло ходить в море. Его поставили у причала, оборудовали внутри учебные классы, помещения под общежитие, и стали обучать на нем специалистов для плавсостава. Матросы работали сутки через трое. Александр быстро оценил удобства такой работы, тем более что зарплата здесь была даже больше, чем на «спасателе». Свободного времени появилось много. Вот тогда они с Зоей и с детьми и стали путешествовать. Сначала ходили недалеко, на один день, потом с ночевками, а если удавалось подмениться, то и на неделю. Теперь они не помышляли о смене работы или о переезде. Они открыли, что им хорошо быть вместе среди чистой природы. И это им не надоедало никогда.
С перестройкой пришла хроническая нехватка денег: зарплата повышалась не часто, зато цены росли на глазах. Дети выросли, поступили в ВУЗы, за учебу надо было платить. Зато стало позволительно работать на нескольких работах. И Александр работал везде, где было возможно. Конечно, в перерывах между вахтами теперь в походы не ходили. Но отпуск считали своим временем и обязательно отправлялись путешествовать. Правда, теперь старались совмещать путешествие с заработком. В этом плане им помогало знание археологии.
Однажды пришлось ночевать неподалеку от полевого лагеря археологов. Сходили посмотреть на настоящие раскопки, ради любопытства напросились помогать. Руководил раскопками кандидат исторических наук Наумов. Он был рад нежданным помощникам – на полевых всегда не хватает рабочих рук. Им понравилось, и они остались до конца отпуска в археологическом отряде. На следующее лето Наумов снова пригласил всю семью на раскопки. Потом были археологические разведки. Это нравилось больше: путешествия и открытия совмещались при полной самостоятельности и автономности. Отчёты Александра принимались с положительными оценками, и теперь он имел официальное разрешение на археологические разведки. Он стал читать специальную литературу, кое в чём разобрался и считал себя достаточно грамотным в археологии. Наумов всячески поддерживал инициативу добровольных помощников.
Разведку этого года они планировали сами с тем, чтобы побывать в интересных местах. Наумов ничего особенного не ожидал от этой территории, но обещал выкроить из гранта кое-какие деньги.

Сразу по возвращении Александр позвонил Наумову:
– Лёша, привет! – они уже давно были на «ты».
– Привет, Саша! Рад, что вы вернулись. Всё у вас нормально, без происшествий?
– Да, в общем нормально. Поголодали немного. Отдыхающие выручили. Они же и вывезли в Лазурный прямо перед тайфуном. Знаешь кто? Сапрыкин Иван Николаевич. Ты с ним не знаком?
– Сапрыкин? Это из Лазурненской администрации? Мы с ним пересекались. Мне показалось, суровый мужик. От него в районе многое зависит.
–  А мне показалось – нормальный человек. Мы с ним водку пили и даже ночевали у него дома.
– Это замечательно! Он, в случае чего, может здорово помочь.
– Он и сам предлагал.
– Ну, Саша, чем порадуешь, нашли что-нибудь?
– Да есть кое-что. Пять памятников, из них три на Дымова. Надо бы встретиться.
– Саша, для тебя – всегда пожалуйста, свободный доступ к телу! Если хочешь, приходи завтра утром. И паспорта захвати, я вас тут в ведомость включил. Сумма не большая, но хоть что-то…
– Лёша, это же превосходно, в кармане полный ноль!
На следующий день Александр с находками поехал в университет. Наумов был «совой», поэтому, если не было крайней необходимости, утро для него начиналось, когда у Александра уже приближался обед. Встретились в одиннадцать. Наумов, зная вкусы Александра, сразу включил чайник. Александр стал показывать материалы, приберегая находки из последнего шурфа на конец. Наумов перебирал черепки, смотрел на карте расположение памятников, делал короткие замечания по поводу возможного происхождения поселений, похваливал Александра. Но было видно, что ему не очень интересно – не его тема. Начали разбирать материалы поселения Дымова-3. Александр показывал сначала материалы верхнего слоя.
– Да, это классическая горинская культура. И такой насыщенный памятник, столько материала! Молодцы вы, – говорил Наумов. – Покажи, где это находится? Да, местечко для горинцев подходящее – полуостров, закрытая бухта, в ней полно рыбы и моллюсков. Что бы им там не жить?
– Знаешь, там на всем полуострове Дымова нет воды.
– Ну, наверное, тогда была. Хороший памятник!
– Леша, это ещё не всё. Взгляни на это. – Александр стал раскладывать на столе находки из зареченского слоя.
– Саша, это же песня! Это же «зареченка»! Где ты её нашел?
– Да в том же шурфе. Нижний слой.
– Да-а, это вам не кило докторской! – приговаривал Наумов, рассматривая керамику. – Ты посмотри, какой орнамент! Очень похожий встречался, кажется, на западном побережье Хонсю. Надо посмотреть в японских публикациях. Если это то, о чем я думаю, то японцы будут в восторге. Они давно ищут связи своей древней культуры с материковой, подразумевая при этом, что культура распространялась с японской стороны. До сих пор не нашли, но очень хотят. Осенью приедет доктор Окимура, я ему покажу. Очень может быть, что он заинтересуется, и тогда мы устроим большие раскопки на твоём памятнике. Мне крайне необходим материал по зареченской культуре. Я давно говорил, что ты для меня подарок судьбы! Кстати о подарках… – Наумов открыл сейф, достал ведомость. – Расписывайся, и паспортные данные впиши.
Сумма на двоих с Зоей была сравнима с трёхмесячным заработком Александра.
– Ну спасибо, Лёша, ну ты нас выручил!
– Взаимно! Я старался. Удалось немного урвать для вас, правда, не столько, сколько хотелось. Будем надеяться, что японцы захотят копать этот памятник, вот тогда будет и настоящая зарплата.

Начались беспросветные городские будни. Зоя вышла на работу в свой Ботанический сад. Работа с любимыми растениями доставляла ей удовольствие.
Дети пошли учиться. Ира с восторгом рассказывала о психологических тестах и тренингах. Она училась в университете на психфаке и очень этим гордилась. Юра перешел на третий курс компьютерного дизайна в политехе. Он учился легко, относился к учебе снисходительно, и не скрывал, что учится ради диплома.
Александр работал с надрывом. С нового учебного года подняли цену за обучение детей, увеличилась плата за квартиру, за транспорт и вообще за всё. Поэтому он устроился ещё сторожем в контору строительной организации, тоже сутки через трое. Платили и здесь не много, но вся работа заключалась в том, чтобы с девяти до семнадцати сидеть за столом и спрашивать посторонних, к кому они идут, а после семнадцати закрыться и никого не пускать до утра. Поскольку оставалось еще два свободных дня, а денег всё равно не хватало, Александр устроился в ближайший магазин грузчиком с графиком день через день по двенадцать часов. В магазине приходилось попотеть на разгрузке машин, продавщицы не давали покурить:
– Мальчики! У меня товар кончается. Где вы там пропали? – кричала продавщица. И злые «мальчики» в черных засаленных халатах, обоим под пятьдесят, таскали по узким проходам тяжёлые ящики, вскрывали их монтировкой.
– Мальчики! Уберите у меня тару, не могу развернуться за прилавком! – кричала одновременно другая, как будто она без тары могла развернуться с такими «буферами».
Зато в эти дни Александр ночевал дома, мог поговорить с женой и детьми, и даже иногда починить кое-что из вечно ломающейся старой домашней утвари.
В конторе Александр отсыпался, иногда читал. А на судне писал отчет по экспедиции. Начальники знали его странные увлечения археологией, и закрывали глаза на то, что он что-то писал, когда дежурил ночью в пустом отсеке учебной части – по крайней мере, не спит на посту. Его уважали, но не понимали. После отпуска, как всегда навалились с расспросами:
– Ну что, Санёк, накопал рюкзак золота? Расскажи, где был?
Александр подробно рассказывал о путешествии, о красивых местах, о раскопках.
– Деньжищ наверно огреб? Бросишь нас теперь, дело заведешь.
– Да, немного заплатили…
– Слушай, Саня, ну какой интерес работать, если не платят?
Он не мог объяснить, какой интерес, отшучивался, просил поставить в график так, чтобы ночью дежурить в пустом отсеке.
Подошёл конец ноября. Ледяной северный ветер прохватывал насквозь на автобусных остановках. Надо было форсировать работу с отчётом. Наумов торопил. Он собирался в начале января в командировку в Москву и непременно хотел сам отвезти в Полевой комитет отчет Александра. Александру же катастрофически не хватало времени.
– Саша, отчёт пишется две недели. Ну что ты его вылизываешь?
Ну как ему объяснить, что нет у него этих двух недель, что редко удается заняться отчётом больше двух часов в сутки. Да и не любил он спешить, хотелось всё сделать правильно и красиво. Он уже начертил все планы, сделал описание работ. Осталось описать находки и зарисовать наиболее интересные экземпляры. Пришлось возить пакеты с керамикой и каменными изделиями на судно. Дошла очередь и до поселения Дымова-3.

Александр разложился за столом учебной части, включил настольную лампу, высыпал на стол горинскую керамику. Впереди было четыре часа спокойной вахты в этом отсеке. Он тщательно срисовывал с черепков сложный орнамент, думал:
– Сколько же труда приложил человек, чтобы всё это сделать! А ведь почти наверняка это была женщина. Старалась! Вот бы посмотреть, как это было на самом деле.
Он нарисовал несколько черепков. Глаза стали слипаться. Заездили вчера в магазине, а вечером допоздна помогал Ирке писать курсовую. А как хотелось закончить с этой керамикой сегодня! Нет, надо немного вздремнуть, потом легче работаться будет. Он отвалился спиной на спинку стула, вытянул ноги, уравновесил голову, чтобы не свешивалась набок, и задремал. Это не правда, что он никогда не спал на работе. Просто он умел это делать так, что во сне контролировал ситуацию, а в случае тревоги просыпался мгновенно. Эту способность он приобрел еще во время службы в армии, где иначе было просто не выжить, поэтому, никогда ни один проверяющий не застал его спящим.

Ния сидела на камне у входа в жилище. Короткая не застегнутая безрукавка, сплетенная из травяных волокон, прикрывала только спину и плечи, оставляя открытой красивую смуглую грудь. Длинные чёрные волосы перевязаны на затылке шнурком. Короткая юбка из свободно висящих на поясе лыковых полосок едва прикрывала интимные места. Ноги широко расставлены. На внутреннюю поверхность левого бедра она поставила ещё сырой горшок, придерживая его изнутри правой рукой. Острой палочкой в другой руке она наносила узор по сырой глине. Было жарко.
– Смотри, какой горшок я слепила. Красивый? Будет в чем зимой варить мясо, когда смелый охотник Забда добудет кабана. Я рада, что ты пришёл, я так тебя ждала! Я приготовила тебе много вкусной еды. Заходи в дом.
Ему было сладко смотреть на нее. Он знал, что она – его женщина. Он чувствовал гордость от её похвалы и был уверен, что добудет для неё много зверей.

– Что, Саня, всё рисуешь? – От тёмного проёма двери приближался вахтенный помощник.
– Да рисую помаленьку, Васильич, – открыв глаза, бодрым голосом ответил Александр, с трудом приходя в себя. – Забодало это рисование!
– И оно тебе надо? Вон Лемешев в третьем отсеке дрыхнет, еле растолкал! И ты бы втихаря вздремнул.
Васильич был добрым мужиком, не сторонником строгого соблюдения всех служебных правил.
– Надо рисовать, Васильич. Отчет нужно написать, а то разрешение на следующий год не дадут. А искать я люблю.
– Ну и искал бы сам. Кто за тобой следить будет?
– А куда потом девать то, что найду? К нелегальным материалам ни один учёный не притронется, их публиковать нельзя. И пропадёт просто так историческая информация.
– Ну, рисуй, – согласился Васильич уходя, хотя было видно, что он не совсем понял объяснения.
Александр закурил. «Чёрт принес этого Васильича! Такой сон испортил! Чуть я перед ним не прокололся. Опять Ния снилась! И коленки в глине… Симпатичная! Давно не снилась. Когда же был последний сон с ней? Ещё на Дымова. И больше не снилась. Интересно, почему? И почему приснилась сегодня?»
Он вспомнил, что перед тем, как заснуть подумал, что интересно было бы посмотреть, как делался орнамент на керамике. Ярко увидел, как Ния процарапывает узор. Он схватил черепок. Она рисовала этот же орнамент! "Вот это да! Нет, я не сумасшедший! Надо в этом разобраться". Он закурил ещё одну, взял лист бумаги и попытался систематизировать факты.
«Когда она приснилась в первый раз? Когда мы с Зоей стали лагерем на полуострове Дымова. Почему? Нет ответа. Она снилась три ночи подряд очень коротко, и говорила только «Возвращайся скорее». Потом сказала: «Я рада, что ты близко» – это когда я напился с Николаичем. Какая связь? Нет ответа. Потом повела меня к камню на мысу, просила обещать, что не забуду ее (а ведь в городе ни разу и не вспомнил!). В тот день мы копали шурф Дымова-3. Почему она приснилась в тот день? Может быть потому, что я перед этим был около того камня? Не понятно».
Больше в ту ночь он рисовать не смог. Ходил по отсеку, курил и думал до конца вахты. И ничего не придумал. После вахты сразу поехал в магазин. И завертелась та же карусель. Там уже было не до размышлений. После бессонной ночи надо было выдержать двенадцать часов в магазине, чтобы добраться до дома, поесть и упасть спать. На следующий день он взял археологические материалы на дежурство в строительную контору и твердо решил работать над отчётом не отвлекаясь, пока не закончит.
Теперь он не спал совсем и на судне, и в стройконторе, и каждую свободную минуту работал. К концу декабря с облегчением отнёс отчёт Наумову.

4

Освободившись от отчёта, Александр позволил себе расслабиться. Во-первых, отоспался, в том числе и на вахте. Сразу улучшилось настроение, почувствовал желание жить. Потом навёл порядок в экспедиционных бумагах. Он терпеть не мог беспорядка, любил, чтобы всё лежало на своих местах, было подписано, а лишнее должно быть выброшено. Перебирая черновики, наткнулся на бумагу с размышлениями о сне. Повертел, хотел выбросить, но передумал и отложил в сторону. Когда всё было разложено по папкам и убрано, на столе остался только этот листок. Не придумав, куда его деть, Александр так и оставил его на столе. А утром, собираясь на вахту, сунул его в карман вместе с маленькой книжкой о животных.
Было воскресенье, на судне почти никого. Александр любил воскресные вахты за то, что никто не мешал заниматься своими делами. Вахта у трапа ему выпала с двадцати до двадцати четырех. Дул морозный северняк. Александр энергично, насколько позволял тулуп, ходил от борта к борту, чтобы подольше не замёрзнуть. О чтении не приходилось и думать – не июль! Город на сопках расцветился огнями, светофоры мигали жёлтым светом, и всё это отражалось в чёрной воде между плавающими льдинами. На небе проявились слабенькие звёзды (в городе всегда звёзды видны плохо), а на западе, над самым горизонтом ярким фонарем висела Венера. Красиво! Вспомнились вечера на полуострове Дымова, там тоже над морем висела Венера, и они с Зоей ею любовались. Делать было нечего, мысли текли, куда им хотелось. Вспомнилось, как они с Зоей ложились спать в тесной палатке, прижимаясь друг к другу. Потом вспомнились необычные сны с Нией. Он снова стал искать причины этих снов, вспоминая все подробности. Сон, сон… «Мы плод чьего-то сновиденья» – вспомнилось вдруг высказывание из какой-то заумной книги, которую очень советовал прочитать Наумов. Там сложно и запутанно объяснялась связь мифов и сновидений. Он с трудом её осилил, но толком ничего не понял. А сейчас вот всплыла эта фраза. Кажется, бушмены считали, что они на самом деле не живут в этом мире, а только снятся некоему божеству.
«Несуразица какая-то, – подумал Александр. – Это получается, что я не живу, а снюсь Ние, – он посмотрел на сопки, сплошь застроенные городом, и усмехнулся. – Да если бы древним людям снились сны о нашей действительности, они бы все сошли с ума. Ну, хорошо, пойдём от неизвестного, как в теореме. Предположим, что в каком-то другом измерении действительно существует Ния, и я ей приснился. Но я ведь снюсь ей в её обстановке, в её селении, в таком случае она не сойдет с ума. Пока всё нормально. Действительно, почти во всех снах я видел её около её жилища, вернее я знал, что это мой дом, а она моя жена. И ещё мы ходили на мыс, где скала и камень со змеёй. И получается, что её жилище находится на месте поселения Дымова-3».
Его увлекло это фантастическое расследование. От быстрой ходьбы он согрелся, откинул воротник тулупа, полез в нагрудный карман за сигаретами и вместе с пачкой вытащил листок с анализом снов. Под тусклым фонарём прочитал.
«Ну, если посмотреть с сегодняшней точки зрения, то на некоторые вопросы можно найти ответы. Она сказала «Я рада, что ты близко», когда я начал копать шурф на Дымова-3, но не докопал и ушел к отдыхающим. Если считать, что Ния живёт на этом поселении, то понятно, что она радуется, что я скоро докопаюсь до её слоя. Класс! Сценарий фантастического фильма! И с первыми тремя снами всё проясняется: мы же перед тем, как стать последним лагерем, проходили по той дороге, то есть прямо по древнему поселению. А с камнем на мысу? Да и там всё понятно: у людей с поселения Нии там было ритуальное место. Песок и принесение жертвы во сне, и раскопанный мной песок и керамика в действительности! Ничего себе! Так что, это правда? Вот это вывел доказательство! Значит, получается, что все сны с Нией связаны с моим нахождением в тех местах, где она живет или бывает. Как это проверить? Надо ехать на Дымова и там ночевать. Стоп, а последний сон? Что же она на судне жила? Нестыковка. Жаль, такое доказательство поломалось!»
Он понимал, что всего этого быть не может, потому что не может быть никогда, но решение этой фантастической головоломки доставляло удовольствие. Кроме того, оно поглощало время. Вахта пролетела незаметно, и его сменили.
С ноля часов Александр заступил в третий отсек, где с удовольствием читал книжку про животных, написанную с большим знанием их повадок и с тонким юмором. А с четырёх до восьми дежурил в учебной части. К утру уже не читалось, потому что слипались глаза. Он то ходил, то сидел, стараясь всё-таки не уснуть. Бессвязные вялые мысли медленно проворачивались в сознании. То ли во сне, то ли в бреду увидел он черепок с орнаментом в своей руке, и тут же Нию, держащую на бедре горшок. Очнулся от чёткой мысли: «Сны связаны не с местами, а с предметами, которые были у Нии! В общем-то, это одно и то же: на тех местах, где бывала Ния, могли остаться предметы, которых она касалась, или которые ей принадлежали. Всё сошлось! Как проверить? Черепок с орнаментом! Надо взять черепок с орнаментом, который я рисовал, когда приснился последний сон. Сегодня понедельник, у Наумова лекции с девяти. Заеду по пути».
В университет он вошел без пятнадцати девять. Наумов был на кафедре.
– Саша, привет! Что тебя принесло в такую рань? Кому не спится в ночь глухую?
– Лёша, какая рань? Я только что с вахты сменился, на работу в магазин опаздываю, так что я на минутку. Скажи, ты ещё не сдал в архив мои материалы?
– Ёще не успел.
– Слушай, можно я возьму несколько черепков?
– Да, в общем-то, тебе всё можно, но я хотел их сдать до отъезда. Может тебе другие подойдут? Тебе зачем?
– Читаю книжку по керамике, хочу разобраться, надо бы иметь перед глазами натуральные образцы.
– О, образцов я тебе дам, сколько хочешь, хоть насовсем.
– Нет, знаешь, хочу свои, родные. Да я на днях верну.
– Ой, Саня, ты так не вовремя, у меня лекция уже начинается. Бери сам, что тебе нужно, только верни побыстрее.
– А где?
– Да вон, под столом. Где ты оставил, там она и лежит. Пока! – скороговоркой на ходу сказал Наумов и выскочил за дверь.
Александр глянул на часы – в магазине уже открыли двери. Да наплевать, не уволят. Открыл коробку с надписью «Поселение Дымова-3», вытащил пакет с горинской керамикой. Отыскал тот самый черепок – обломок венчика с орнаментом, взял еще штук пять, тоже с орнаментом, на всякий случай. И побежал на работу.
Вечером он еле держался на ногах. Но о черепках помнил весь день. Перед сном, пока жена была в ванной, вытащил обломки сосудов и остановился в нерешительности. Во-первых, он не отваживался начать эксперимент, тем более в таком усталом состоянии. Он знал, что шансов на успех почти нет, но если Ния не приснится, придет разочарование. Во-вторых, он не знал, стоит ли рассказывать об эксперименте Зое. У них всегда было правилом делиться друг с другом всем, и плохим и хорошим, и никогда не было ни малейших секретов. Поэтому Александр чувствовал себя в какой-то мере предателем, если не расскажет Зое. С другой стороны, не хотел попусту ее беспокоить. Может и не будет никакого сна. Решил, что расскажет в случае положительного результата. Выбрал тот самый черепок и засунул даже не под подушку, а под матрац в районе головы.

Она медленно выходила из моря, совершенно раздетая, и улыбалась ему. Молодое упругое смуглое тело, мокрые чёрные волосы. Капельки воды сверкали под солнцем на груди и бедрах. К запястью правой руки привязан кожаный ремешок, соединенный с плывущей следом корзиной, поддерживаемой с боков, как поплавками, двумя короткими чурками, в корзине раковины. В другой руке шевелит лапами довольно крупный краб.
– Как хорошо, что ты пришел, Забда! Сегодня доброе Море. Оно дало нам много еды. Сейчас я буду тебя кормить.
Она присела на корточки, разбила большую ракушку, губами и языком выбрала из нежного мяса мелкие осколки раковины и подала ему. Другую разбила и положила в рот себе. Жевала и улыбалась. Ему было хорошо. Он чувствовал себя молодым, сильным и уверенным.
– Пойдем домой. Остальное сварим в том горшке, который я тебе показывала. Пока тебя не было, я его высушила и женила с Огнем. Огонь был сильным и добрым. Он передал часть своей силы горшку, и теперь горшок не боится жара. В нем будет вкусная пища.
Они сидели рядом и смотрели в огонь под сосудом. И он искоса посматривал на неё и любовался своей женщиной. Потом они пошли в жилище. Она развела маленький огонь в очаге и пришла на его лежанку. Легла рядом, прижалась, положила ладонь на его грудь. Ладонь была такая горячая!

Александр открыл глаза. Уличный фонарь освещает потолок. На будильнике половина седьмого. Зоя тихонько сопит, уткнувшись ему в плечо, её рука у него на груди.
«Получилось! У меня получилось то, что я задумывал! Эксперимент удался! Это потрясающе!»
Больше он не заснул. Лежал с открытыми глазами и вспоминал сон, обдумывал.
«Она красивая! Как хорошо с ней. Вообще, хорошо в том времени. Никаких забот: жена ракушек наловила, накормила, спать положила, сама рядом… Интересно, что она меня знает по фамилии. Ну, может, она и не так меня называет, а я воспринимаю, как свою фамилию. Надо будет еще поэкспериментировать. Кажется, она и в прошлых снах называла меня «Забда». Вообще, если я решил это исследовать, то надо записывать все сны. Память человеческая не совершенна».
Он встал до того, как зазвенел будильник, чтобы не будить жену. Черепок из-под матраца вынул и спрятал, а с собой взял другой. Отыскал в столе блокнотик, тоже взял.
В стройконторе с нетерпением дождался конца рабочего дня. Проверил, закрыты ли все помещения и входные двери, выключил весь свет, кроме настольной лампы, улегся на топчан за ширмой, положил под голову черепок. Но сон не приходил. Лезли в голову разные «посторонние» мысли о том, что денег опять не хватает, снова надо платить за квартиру, раньше обычного срока требуют оплатить второй семестр Ире. А уже на подходе Новый год. В последние годы Александр не любил этот праздник за то, что он пожирал огромное количество денег, а потом месяца два приходилось работать ещё больше, чтобы хоть как-то стабилизировать семейный бюджет. Потом вспомнил, что собирался записывать все сны с Нией. Достал блокнот и стал писать подробно все, что мог вспомнить, с самого первого сна. Уже за полночь сильно захотелось спать.

Он сидел в жилище на своей лежанке и плоским камнем точил наконечник копья. Дым ел глаза. Сильный ветер периодически приподнимал край шкуры, завешивающей вход, и гулял по жилищу. Было холодно, но он не подавал виду. Знал, что дров очень мало, а в такую погоду, когда все замело снегом, дров не добудешь. Напротив, на женской половине, ближе к выходу сидела Ния и молча чинила его обувь из рыбьей кожи. Выглядела жена плохо: исхудавшее лицо со многими морщинками с трудом можно было разглядеть под двумя капюшонами зимней одежды, черные потрескавшиеся пальцы часто соскальзывали с костяной иглы. Одна нога ее была вытянута, на ступню надета петля ремешка, соединенного с висящей на уровне головы плетеной люлькой. В люльке раздавался писк, и тогда Ния шевелила ступней, люлька покачивалась, и писк на время умолкал. У очага, с видом старшей в доме женщины, возилась девочка лет семи. Она экономно подкладывала дрова в слишком быстро прогорающий костер, и наверно, чаще, чем нужно, вставала и помешивала в котелке длинной деревянной лопаткой. Запах из котла аппетита не вызывал – варились куски старых шкур и кости, не догрызенные собаками ещё летом, а теперь собранные вокруг жилища. По левую руку от Забды сидел сын, худенький мальчуган лет десяти. Он был одет в зимнюю охотничью одежду, с ножом на поясе, старался выглядеть очень серьезным и тоже точил наконечник своего маленького копья.
Забда был угрюм. В этом году зима пришла слишком рано. Море и пролив замёрзли, ни рыбу, ни ракушки поймать стало невозможно. Таёжный зверь еще не спустился с гор в прибрежные долины. А тут ещё такой снег выпал! Духи отвернулись от его семьи и от жителей всего поселения. Начался голод. Два дня назад он ушел на охоту с намерением не возвращаться, пока не добудет зверя. В первый день он отыскал двух косуль и оба раза промазал, что с ним случается крайне редко. Он вымотался, идя по следу, но так и не догнал. Ночевал под корнями упавшего дерева. На следующий день дошёл почти до истоков ручья и там отыскал следы кабанов. Думал, что повезло, но злой дух привязался и шел попятам. Стрела опять прошла мимо, и звери ушли. Он бросился в погоню. Стараясь угадать их движение, напрямик пересёк распадок, обогнул скалу и чуть не столкнулся с подсвинком. Кабан хрюкнул и рванулся в сторону. Снимать лук не было времени, он метнул копьё, которое постоянно было в руке. Копьё летело точно, он это видел, но порыв ветра уже в пути сбил его с цели. Оно скользнуло по крепкой шкуре и отскочило. Кабаны ушли. Отыскав в глубоком снегу копьё, Забда увидел, что наконечник обломан. Видимо злой дух направил его в твердый камень. Дальнейшая охота не имела смысла. Пришлось возвращаться домой без добычи. На обратном пути поскользнулся на крутом склоне и сильно порвал новую обувку так, что неизвестно, сможет ли жена починить. И теперь он сидел злой, пытаясь исправить наконечник копья (это был его самый удачливый наконечник), и думал о том, что как только Ния отремонтирует обувь, он уйдёт на охоту. Сын встал и, нарочито выставив свое отшлифованное до блеска копьё, сказал:
– Отец, возьми меня на охоту! Ты же знаешь, как я владею копёем и стреляю из лука. Вдвоем у нас будет удачная охота, духи нам помогут!
Забда молчал. Сын ещё не прошёл обряд и не имеет права самостоятельно охотиться. Духи могут ещё больше разозлиться. С другой стороны, он действительно умеет обращаться с оружием и способен помочь. Может, действительно стоит взять его, только не разрешать первому стрелять, тогда табу не будет нарушено.

Резкий телефонный звонок. Пьяный голос:
– Катю позови!
В голове длинный фрагмент монолога из боцманской классики. Вслух сказал:
– Вы не туда попали, – бросил трубку. – Урод!
Хлебнул остывшего чая, выкурил сигарету, и снова лёг на топчан.

Солнечное морозное утро. Искрящийся снег слепит глаза. Они с сыном вдвоём тащат волокушу с тушей кабана по посёлку. Люди выходят из жилищ, поздравляют их. Они останавливаются только около своего дома. Сын, как и положено охотнику, не проявляет эмоций. Он молча ставит у входа своё маленькое копье.  Мальчишки с завистью осматривают оружие: наконечник копья и часть древка алеют замёрзшей кровью. Забда вытаскивает из вскрытого брюха кабана печень, отрезает большой кусок. Сын делает тоже самое. Усталые, вдвоем они идут на мыс к полукруглой скале и кладут куски печени на камень Змея. Вернувшись, Забда говорит жене:
– Раздели мясо, и раздай людям. Мы пойдём отдыхать.

Звонок:
– А чё, Кати нету?
Больше в эту ночь сны не снились.

5

В магазине день выдался тяжёлый. Но Александр работал, ничего не замечая вокруг. Он думал о своих снах. Домой пришёл разбитый. Зоя, подавая ужин, спросила:
– Что-то ты в последние дни всё молчишь, случилось что?
– Устал жутко. В конторе какой-то идиот спать не давал. В магазине три машины выгрузили. К Новому году товар завозят. Хозяйка хочет максимум на праздник сорвать, целыми днями икру мечет, грозится всех уволить. Сегодня вообще истерика с ней была. Устал. Спать хочу.
– Сейчас поешь, и я тебя уложу. Тебе надо хорошенько выспаться. Может, тебе бросить этот магазин к чёрту?
– Ну да! А платить за учёбу, за квартиру, чем будем? Да вот, Новый год на носу…
– Кстати, я хотела тебя спросить, где мы будем встречать Новый год? Ты же не дежуришь тридцать первого?
– На «Урале» вахта первого с утра. Но тридцать первого магазин наверняка работать будет, судя по настроению хозяйки.
– У нас есть два варианта. Либо мы вдвоем остаёмся дома, устроим себе праздник, либо идем к Удоевым, там все наши собираются, нас зовут.
– А дети?
– Они хотят своей компанией встречать у друзей.
– Ты, конечно, хочешь в гости?
– Хотелось бы встретиться с друзьями. Тогда и дома ничего не надо готовить, не мыть потом посуду.
– Правда, давай в гости пойдем. Мне там и на судно ближе утром добираться, – решил согласиться с женой Александр. Она и так всё время никуда кроме работы не выбирается, пусть хоть ей будет праздник.
На ночь Александр положил под подушку сразу два обломка керамики. Они были очень похожи, возможно, даже от одного сосуда. Сон приснился.

Он подходил к поселку со стороны косы. Осенние тростники стеной желтели по сторонам тропы. Посёлок выглядел как-то незнакомо. Он не знал, в чём отличие, но чувствовал что-то чужое. У крайнего жилища две женщины разделывали рыбу. Он подошел уже близко, когда они заметили его. Несколько мгновений обе смотрели на него, затем с визгом бросились в дом. Через мгновение оттуда появился крепкий молодой мужчина, встал у входа с независимым видом, крепко расставив ноги.
– Ты кто? – спросил он недружелюбно. – Я тебя не знаю.
– Я Забда. Пусть в твоем жилище будут только добрые духи!
Мужчина смотрел на него, соображая, лицо его сделалось испуганным, потом злым.
– Отец моего отца дружил с Забдой. Забда давно на горе предков. Ты враг! – он круто развернулся и исчез в доме, но тут же появился вновь с копьём в руке. – Вра-а-г! – заорал он. – Вра-а-а-г!
Думать было некогда. Забда в прыжке повернулся и побежал обратно. Краем глаза он заметил выбегающих из других домов мужчин с оружием. За спиной слышалось сопение и топот босых ног – преследователь был молод и не хотел отставать. Он, наверно, уже предчувствовал, как с хрустом войдет каменный наконечник в спину врага. Забда вдруг обрел уверенность. Он знал, что нет ему равных в беге и в других соревнованиях. Ноги его отталкивались сильно и упруго, сердце билось мощно, как у зверя. Тростники кончились, песчаная коса, сужаясь, уходила в пролив, за которым был спасительный берег, поросший густым кустарником. Он, не раздумывая, вбежал в воду, пробежал, как можно дальше и поплыл. Кто-то из преследователей шлёпал по воде следом, другие остановились на берегу и стали стрелять. Две стрелы пронзили воду рядом с головой. Вдруг невыносимо-острая боль в правом плече. Он вскрикнул и сразу перестал ощущать руку. Вздохнув поглубже, нырнул. Торчащая стрела, изгибаясь встречным потоком воды, причиняла нестерпимую боль, но он продолжал плыть под водой как можно дольше, зная, что натянутые луки ждут появления цели. Наконец, воздух кончился, он всплыл и со стоном, почти с воплем вдохнул, ожидая в ту же секунду боли от очередной стрелы.

– Сашенька! Саша! Тебе плохо? Что ты так стонешь? Проснись! – Теребила его Зоя. – Как ты ужасно кричал! Страшное снилось?
– О-о! – простонал Александр и повернулся на спину. – Спасибо, что разбудила. Плечо ужасно болит. Наверно и сон, поэтому кошмарный.
– Конечно, по три машины разгружать – будет болеть. Сейчас я тебе бальзамом плечо натру, ещё одним одеялом укрою, и всё пройдет.
Зоя растёрла ему плечо, намазала мазью, укрыла.
– Спи, мой хороший.
– Подожди, Зоя, на вот, положи на стол, – достал из-под подушки черепки.
Зоя замерла, спросила:
– Это ты зачем? У тебя с головой всё в порядке? Свихнуться хочешь? К Ние своей летаешь?
– Хуже, – улыбнулся он. – Туземцы меня убить хотели.
– Я выкину сейчас эту гадость!
– Не надо, я завтра должен её Наумову сдать. Всё нормально. Я тебе потом расскажу удивительные вещи, тебе будет интересно.
– Рассказывай сейчас.
– Если я сейчас начну рассказывать, то уже не засну. Всё нормально. Давай спать.
Он повернулся на бок и ровно засопел. На самом деле, сердце всё ещё тревожно билось и плечо сильно болело. «Доэкспериментировался! – думал он. – Вот так поймают во сне дикари и сожрут, не пожарив. Надо это прекращать. Но почему такой сон? Раньше всегда снилась Ния, семья, все меня знали, и вроде уважали, а тут приняли за чужого».
Зоя придвинулась, обняла, погладила легонько.
– Спи, мой родной!
Стало спокойно, тепло и уютно. «Какое счастье!» – скорее почувствовал, чем подумал Александр и уснул.

На вахте, как только появилась возможность, он в подробностях записал сон и стал его анализировать. Он твердо решил больше не спать с керамикой, пока не выяснит причину ужасного сна. И вообще, он взял все черепки с собой, чтобы завтра утром вернуть Наумову. Его размышления привели только к одному выводу: эта керамика была изготовлена гораздо позже, чем та, которую делала Ния, то есть после её смерти, когда и её и его уже забыли. Но ведь раньше сны вызывались только предметами, которые принадлежали Ние. Почему же теперь черепки от сосуда, сделанного другой женщиной, да ещё и в другое время тоже вызывают сны? На это он нашел два ответа: либо он обрел способность видеть прошлое по любым древним предметам, либо женщины, которых он видел в последнем сне, были родственницами Нии. Можно, конечно, попытаться проверить, но пока он не был к этому готов. Плечо всё ещё сильно ныло. Александр даже осмотрел его в зеркало, но никаких повреждений не обнаружил. Усмехнулся своей вере в реальность этих снов: «Конечно, это от ящиков в магазине». Ночью всё-таки вытащил керамику из пакета и сделал на каждом фрагменте маленькие пометки карандашом, какой черепок к какому сну относится.
Утром по пути заехал в университет.
– Лёша, привет! Я керамику возвращаю.
– Отлично! Сегодня после лекций отнесу в архив. Всё, пока, у меня лекция. Не перепутай пакеты.
– Не беспокойся, она же промаркирована.
Александр стал раскладывать черепки по местам. Последним оказался тот, который принес сон, где раздетая Ния кормила его ракушками. Он не мог просто так расстаться с этим осколком, волшебным образом соединяющим его с удивительным прошлым. Рука задержалась над пакетом, он оглянулся и быстро сунул черепок в карман. В архиве всё равно не будут проверять сотни фрагментов керамики.

Новый год, как и договаривались, встретили у Удоевых. Был хороший стол. Возраст компании уже не позволял буйного задора, зато добавлял участникам остроумия, и было весело. До конца двадцатого века оставалось три года, и тема «дожить до третьего тысячелетия» доминировала и в тостах и в беседах. Большинство досидело до утра, в том числе и Александр, которому всё равно к восьми нужно было на судно. На вахте беззастенчиво отсыпался, потому что спали все, даже Васильич.
Следующий день был выходной, так как хозяйка, довольная предновогодним барышом, закрыла магазин на целых четыре дня. Александр вернулся домой утром, свежий с мороза. Норд первым бросился навстречу, завертел хвостом, подпрыгивая, пытался лизнуть в лицо, и пока Александр не почесал ему за ушами, не успокоился. Зоя и дети уже встали и ждали его к столу. Это был первый семейный завтрак в Новом году. Стали делиться впечатлениями о празднике. Зоя, оказывается, позаботилась о подарках, которые волшебным образом оказались под ёлкой. Ей тоже был подарок – большая шоколадка, красиво, с бантом упакованная, которую она тут же разломила на части и выложила на тарелочку. Александру было стыдно. Исправить промах было уже невозможно.
– А давайте пойдём в лес! – предложил он. – На улице отличная погода. Людей сегодня нет, транспорт свободный. Через сорок минут уже за городом будем.
Зоя была рада предложению. Юра с Иркой тоже согласились. Быстро оделись по-походному, положили в рюкзак всякой вкуснятины. Норд, который угадывал все намерения хозяев, поднял невероятный шум, что значительно ускорило сборы.
У них было свое укромное местечко километрах в трёх от последней остановки автобуса, в узком распадке, заваленном буреломом. Сюда никогда не заходили горожане, тут было уютно и спокойно. Развели костер, поджарили колбасы, потом пили чай с остатками праздничного торта. Денёк выдался тихим и солнечным, хоть и с морозцем. Ира с Юрой не могли долго сидеть, пошли бродить по окрестностям, Норд увязался с ними. Александр с Зоей остались у костра. Александр курил, смотрел в огонь под котелком. Вспомнился сон, в котором он сидел с Нией и смотрел в костёр под керамическим горшком, в котором варились ракушки.
– Саша, ты что такой молчаливый? О чем ты думаешь всё время? Ты устал, не спал на вахте?
– Да нет, наоборот сегодня выспался. Просто любуюсь огнём, мысли всякие…
– Я все хотела тебя спросить, тебе тот сон ещё снится?
– Теперь не снится. Но я хотел с тобой посоветоваться, интересные были сны, я сделал кое-какие выводы. Интересно, что ты скажешь.
– Это хорошо, что не снится. Наверно отдохнул, переключил внимание. А о чем ты хотел посоветоваться?
– Сны мне не снятся, потому что теперь я могу их заказывать, а если не захочу, то их не будет. Это я выяснил экспериментально. Не перебивай, послушай внимательно. Сны с Нией мне начали сниться на Дымова, когда мы были рядом с древним поселением Дымова-3. В городе они не снились. Я даже о них и не вспоминал. Когда стал обрабатывать керамику, опять стали сниться. Потом я керамику сдал и они прекратились. Для эксперимента я взял у Наумова несколько фрагментов и по очереди подкладывал их под голову. И каждый раз снились сны. Причем разные, но с Нией. Только один раз приснились незнакомые женщины и мужчина, который сказал, что Забда давно умер.
– Они что, и фамилию твою знают?
– Да. И Ния всегда называет меня по фамилии, по имени ни разу. Но это не важно. Я сделал вывод, что сны связаны с предметами, которые принадлежали Нии или её родственникам. Ну, если допустить, что в горинское время на этом поселении действительно жила какая-то Ния, и если поверить в переселение душ, или в путешествие во времени, то всё сходится – она была моей женой в прошлой жизни. Ну что ты так смотришь! Ты же знаешь, что я яростный атеист и не верю ни в бога, ни в чёрта, ни в гадалок, и все это считаю ахинеей, запудриванием мозгов. Но с другой стороны, почему не допустить, что необъяснимые вещи всё-таки существуют? Ну ладно, я ничего не утверждаю. Я только хочу сказать, что когда я кладу под подушку керамику, мне снится сон с Нией, если керамики нет, сна тоже нет. Ты мне веришь?
– Не знаю. То есть, тебе я, конечно, верю, но не могу поверить, что есть такая связь. А если она есть, то вполне возможно, что она психологическая. Ты кладешь под подушку обломок древнего сосуда и подсознательно заказываешь сон. Кстати, твоя фамилия во сне тому доказательство. В те времена, наверно, и фамилий-то не было. И если допустить, что ты жил в том времени, то звали тебя по-другому. Ты сам подумай, какая вероятность получить одно и то же имя три тысячи лет спустя? Эти черепки до сих пор у тебя?
– Вернул Наумову. А он уже сдал в архив.
– Хорошо. А то я уже хотела сама попробовать слетать к твоей Ние.
– Тебе нельзя. Убить могут. Там адвокатов еще не придумали. Это сейчас блондинки в цене, а горинцы тебя сразу на шашлык пустят. Я в прошлом сне еле убежал.
Александр подбросил полено в костёр, прикурил от тлеющей палочки, уставился в огонь.
– Что ты опять замолк?
– Лихо ты разрушила мои построения. Жалко такую сказку! Но послушай, а как же песок около камня? Он же был и во сне и на самом деле.
– Вот именно – сказку! По-моему, ты очень хочешь, чтобы это было на самом деле. Это просто какая-то навязчивая идея. Я очень тебя прошу, забудь об этом, переключись на что-нибудь другое. Я очень за тебя беспокоюсь.
Вернулись Ира с Юрой, румяные и довольные, стали рассказывать, как Нордик охотился за белкой. Короткий день близился к концу. Пора было возвращаться домой.

Александр решил действительно переключить внимание. Дома просмотрел книжные полки – что бы такое интересное и не толстое взять на работу почитать. Нашёл книжку «Жизнь после смерти», которую взял у Алевтины Сапрыкиной в Лазурном, да так и не прочитал. Положил в сумку вместе с продуктами.
В конторе тоже был выходной. Александр заварил крепкий чай, достал книжку и зачитался. Описывались свидетельства людей, переживших клиническую смерть, которые, якобы, видели всё, что с ними было после смерти. Книга  представляла собой сборник научных статей, но Александр отнёсся к описанным фактам с недоверием. Ведь кроме рассказов самих пострадавших, не было никаких научных доказательств. А вот статьи о научных экспериментах показались чрезвычайно, интересными
Утром, как только вернулся домой, стал рассказывать Зое о прочитанном.
– Представляешь, полицейский подсоединил детектор лжи к растению и выяснил, что оно реагирует на собственную боль, на боль других растений и даже животных. А еще выяснилось, что растения запоминают людей, которые ломают другие растения или убивают животных. Выходит, они обмениваются информацией! Получается, если я ломаю ветки в лесу, весь лес меня воспринимает, как врага. А еще описываются случаи с людьми, которых реанимировали после смерти. Они отделялись от своего тела и всё видели, что с ними случилось, а потом попадали в иной мир и даже встречались с умершими родственниками.
– Саша, у меня сегодня ужасно болит голова. Давай ты мне в другой раз расскажешь. Ты завтракай и потом отдыхай, а я полежу.
– Ну, вот из-за чего ей болеть с утра? Знаешь, там очень интересные факты описаны. Я очень хотел бы, чтобы ты прочитала эту книжку.
Зоя в ответ промолчала, легла и укрылась с головой.
Это был последний новогодний выходной. Александр хотел заняться домашними делами, но они как-то не клеились. Зоя весь день не разговаривала, ссылаясь на головную боль. Его это раздражало и отбивало желание работать. Вместе с тем поднималось раздражение из-за того, что единственный выходной пропал зря. К вечеру они с Зоей всё-таки поругались из-за какого-то пустяка.
А потом начались «трудовые будни»: вахта на судне – магазин – дежурство в конторе – магазин, и так без просвета.

6

Недели через две Зоя неестественно веселым голосом сказала:
– Санечка, у меня к тебе интересное предложение.
– Какой-то необычный ужин при свечах? – в тон ей спросил Александр.
– У нас на работе есть очень хорошая женщина, ты её видел, высокая такая, симпатичная, волосы носит лошадиным хвостиком, Валентина Ивановна. Помнишь?
– Так ты что, хочешь меня с ней познакомить? – продолжал шутить Александр, не понимая, к чему разговор.
– Я хочу познакомить тебя с её сестрой.
– О! Это ещё оригинальней!
– Я не знаю, как тебе сказать… Она замечательная женщина, очень, очень хороший человек! Я бы хотела, чтобы ты с ней познакомился.
– Уж не склоняешь ли ты меня к альтернативным формам секса?
– Ну перестань, Саша, я серьёзно. Она очень хороший психотерапевт, работает в Центре психодиагностики, замечательный специалист.
– Что? Ну ничего себе! Ты с ней говорила обо мне? Ты меня в психи записала?!
– Ну что ты сразу ругаешься! Я так и знала, что ты так отреагируешь. Ты неправильно понял. Это не болезнь. Она сказала, что при хронической усталости могут появиться небольшие отклонения в психике. Но если их вовремя не устранить, то может развиться серьёзное заболевание. Тебе надо с ней проконсультироваться. Она и телефон дала, сказала, примет в любой день без очереди.
– Сколько она с тебя взяла?
– Да причём тут деньги, Саша! Здоровье дороже всего. Я не знаю, что сделаю, если с тобой что-то случится!
– Какого чёрта ты плачешь? Ты не видишь, что я здоров? Я работаю день и ночь, какой больной выдержит такую нагрузку? Ты видела, какой отчёт я написал – диссертация! Психически больной может заниматься наукой?
– Да в науке сколько угодно ненормальных, может больше, чем в любой другой области. Она так и говорила…
– Что она говорила?
– Она предупреждала, что твоя реакция на предложение обследоваться может быть агрессивной, и это признак возможного заболевания.
– Шарлатаны! Какая реакция может быть у человека, которому говорят, что он псих? Она просто разводит тебя на деньги. Я, значит, буду впахивать день и ночь, и относить ей зарплату? Ничего у неё не выйдет! И я запрещаю тебе говорить с кем-либо о моих проблемах! У тебя на работе уже все знают, что твой муж ненормальный. Тебе теперь замечательно будет работаться! Все сочувствовать будут. Люди любят сочувствовать!
Зоя со слезами убежала в спальню и закрыла дверь. А Александр еще долго не мог успокоиться. Он не мог простить женской глупости, равносильной предательству.
– Я делился с тобой, как с другом, интересными вещами, думал, что ты поймёшь, что мы вместе обсудим необычное явление. А ты рассказала, можно сказать, интимные вещи всему свету, да ещё и психом меня объявила! – кричал он через закрытую дверь, понимая, что уже перебирает. Потом замолчал, выкурил две сигареты подряд и, не раздеваясь, лёг спать на диване.

Через несколько дней Зоя серьёзным голосом спросила:
– Саша, ты можешь сделать мне подарок?
Оставалась неделя до её дня рождения. Для Александра в последние годы подарки стали проблемой. На те деньги, которые он мог выкроить, ничего интересного нельзя было купить, а потратить четверть зарплаты на букетик зимних цветочков он не мог себе позволить. Зоя всё понимала и никогда не обижалась, что дарил он какие-то мелочи. Но никогда раньше она не заказывала себе подарков.
– Ради тебя я готов на всё! Заказывай.
– Правда? Ты, правда, готов на всё для меня?
– Зоя, ну я же тебя люблю!
– Саша, я очень тебя прошу, ради меня, давай вместе сходим к психологу. Я не нахожу себе места. Там ничего делать не будут, только поговорят. Скажут, что здоров, и я успокоюсь. Ну, пожалуйста!
– Ты мне не веришь. Тебе обязательно нужно, чтобы кто-то подтвердил, тогда ты поверишь. И когда, ты думаешь, я смогу пойти, если я каждый день работаю?
– Ну, попробуй отпроситься на одной из работ. Как-то же они обходятся, если у них человек заболел. Я очень тебя прошу!
– Я, конечно, огорчён твоим недоверием. Ладно, попробую отпроситься.
Особенных вариантов не было: в магазине однозначно не отпустят, в конторе просто не с кем подмениться, оставалось только поговорить с вахтенным помощником – всё-таки столько лет вместе на одном судне.
– Васильич, мне нужно четыре часа на следующей вахте по семейным обстоятельствам. Без объяснений.
– Без объяснений, так без объяснений. Значит надо. Хорошо, Санёк, что-нибудь придумаем. Тебе в какое время?
– Лучше с двенадцати до шестнадцати. Может, я и часом обойдусь, не знаю, как получится.
– Ладно, Саня, прикроем, делай свои дела.
На следующей вахте Александр отстоял четыре часа у трапа, переоделся и поехал к психологу. Ехать пришлось чуть ни через весь город. На нужной остановке вышел, и сразу увидел плакат на обычной жилой пятиэтажке: «Ваше душевное здоровье – в наших руках. Психодиагностика, коррекция психического здоровья». Шикарная дверь с торца дома, рядом не менее шикарная вывеска: «Независимый Центр психодиагностики и психокоррекции». Под вывеской ждала Зоя.
Вошли в роскошный вестибюль. Миловидная блондинка в голубом костюмчике немедленно оказалась рядом.
– Я рада приветствовать вас в нашем Центре! Скажите, пожалуйста, цель вашего визита.
– Мы к Виолетте Ивановне Корецкой. Мы с ней договаривались. Наша фамилия Забда. – сказала Зоя.
– Пожалуйста, проходите. Верхнюю одежду можно повесить вот тут. У нас не воруют. По коридору, третья дверь налево. Посидите минуту, Виолетта Ивановна вас пригласит.
Мягкий ковёр делал шаги бесшумными. На светло-бежевых стенах неяркие бра. Качественные двери кабинетов с табличками.
– Евроремонт! Неплохие деньги они имеют, – тихо сказал Александр.
– Ты во всем видишь что-то плохое. Перестань, настройся на доверительный разговор.
В момент, когда они подошли к третьей двери, она открылась. Стройная брюнетка лет сорока пяти в фирменном голубом костюме с улыбкой вышла навстречу.
– Здравствуйте, проходите, пожалуйста! Присаживайтесь. Давайте познакомимся. Меня зовут Виолетта Ивановна. С Зоей Николаевной мы уже успели познакомиться. А вы, наверное, супруг Зои Николаевны…
– Александр.
– А отчество?
– Забда Александр Владимирович.
– Очень приятно. Зоя Николаевна, мы с вами уже обсудили круг проблем, теперь хотелось бы побеседовать с вашим супругом, а вы пока отдохните в приёмной. Наша милая Леночка предложит вам кофе, занимательные журналы. Подождите нас немного.
Пока Виолетта Ивановна провожала Зою до двери, Александр осмотрел кабинет. Отделка неброская, но со вкусом, стол с компьютером, маленький журнальный столик с тремя креслами. На стенах в рамочках лицензия на право деятельности, три диплома. Содержание прочитать не успел.
– Александр Владимирович, присаживайтесь в кресло поудобнее. Давайте сначала я внесу ваши данные в компьютер, а потом мы с вами побеседуем.
– Давайте сначала вы скажете, сколько будет стоить наша беседа.
– Это предварительная консультация, к тому же ваша супруга работает с моей сестрой, поэтому, совсем недорого. С Зоей Николаевной мы уже решили эту проблему, давайте не будем заострять на ней внимание.
– Как «решили»? Вообще-то, основная нагрузка по зарабатыванию денег в семье лежит на мне, и мы обычно вместе решаем вопросы оплаты.
– Это очень хорошо. Это признак настоящего мужчины, настоящего кормильца. А чтобы закрыть тему, я вам скажу, что самое дешевое лекарство для людей с расстроенной психикой стоит раза в четыре дороже. Итак, я вношу ваши данные: Забда Александр Владимирович. Скажите мне дату вашего рождения. Адрес. Телефон. Отлично.
Она присела в кресло напротив, открыла папку с какими-то бумагами.
– Расскажите, пожалуйста, о своей семье.
– А что рассказывать? Жена, дочь, сын. Дети учатся, жена работает.
– У вас бывают конфликты с супругой?
– Да иногда поругаемся, по пустякам. Как в любой семье.
– А на сексуальной почве?
– Нет, в этом плане всё в порядке.
– А какие отношения у вас с детьми?
– С детьми нормальные отношения. Я ими доволен. Бывают, конечно, возрастные «взбрыки», но мы находим общий язык. Нормально всё в семье.
– С кем из детей у вас более доверительные отношения?
– Да с обоими. Дочка больше рассказывает о своих отношениях со сверстниками, с преподавателями, видимо, потому что она младше. А с сыном говорим больше о всякой технике, если время есть.
– Скажите, Александр Владимирович, вам нравится ваша дочь, как женщина?
– Вы знаете, я не рассматриваю её, как женщину. Она моя дочь. Другие девушки её возраста мне нравятся. Ну, молоденькие, привлекают внимание…
– Понятно. Теперь расскажите о своей работе, о начальнике, есть ли трения с сотрудниками.
– Я работаю на трёх работах. Отношения обычные рабочие.
– На трёх работах? Как же вы успеваете! И у вас никогда не бывает никаких трений с руководителями?
– Ну, начальники – они и есть начальники, они как бы всегда противники подчинённых. Но я честно работаю, и ко мне хорошо относятся. Только в магазине, где я работаю грузчиком, вредная хозяйка. Считает, что подчинённые должны работать без перерыва и сверхурочно, а зарплату всё время старается не додать.
– И вы с ней спорите?
– Не спорю, а ругаюсь! Я честно отработал – отдай мне честно заработанное. А она патологически жадная.
– И часто вы с ней ругаетесь?
– Да почти каждый раз.
– Значит, вы считаете, что стремление человека заработать большие деньги – плохое качество?
– Я считаю, что стремление заработать любой ценой, за счёт других – это очень плохое качество. Но какое значение всё это имеет? Я же пришел не о работе с вами говорить.
– Чтобы понять ваши проблемы, я должна выяснить ваше отношение к жизни. Ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос: у вас есть хобби?
– Я же вам сказал, что работаю на трёх работах. Я дома только ночую, и то через день. Какое может быть хобби? Конечно, увлечение есть – археология, но этим я могу заниматься только во время отпуска.
– Это раскопки?
– Да, и в раскопках иногда участвую. Но мне больше нравится поиск древних поселений, которые ещё не известны.
– И вы раскапываете черепа, скелеты?
– Нет, захоронения я никогда не раскапывал. Обычно попадаются различные вещи – остатки материальной культуры.
– Эти вещи вызывают у вас какие-то эмоции?
– Ну, конечно! Представьте себе, тысячи лет назад кто-то слепил горшок, а вы его держите в своих руках! Иногда встречаются даже отпечатки пальцев людей, которых давно нет на свете.
– А вы хотели бы увидеть этих людей?
– Конечно! Ученые почти ничего не знают о тех временах. Очень хотелось бы узнать, как всё было на самом деле.
– Замечательно. Теперь расскажите о вашей проблеме.
– Да, в общем-то, никакой у меня проблемы нет. Это жена считает, что есть. Просто мне снятся сны, как будто я живу в первобытном племени. Очень реальные сны. Там у меня даже есть жена и дети. Но на моей реальной жизни это никак не отражается.
– И как часто снятся вам такие сны?
– Вот в этом есть загадка. Может, не зря я к вам пришел, и вы поможете мне это прояснить?
– Расскажите.
– Дело в том, что я могу вызывать эти сны с помощью древних предметов из раскопок. Мне кажется, что предметы, которые принадлежали моей жене в той жизни, во сне переносят меня к ней. Я проверял – это работает: кладу черепок под подушку, и снится сон, не кладу – не снится. Скажите, такое может быть?
– Это очень интересный случай. Чтобы разобраться в причинах, мне придётся вас еще немного помучить. Посмотрите, пожалуйста, на эти рисунки и скажите, что вы здесь видите?
– А что здесь можно увидеть? Я думаю, что это произвольно разлитая краска, а потом лист согнули и получились симметричные отпечатки.
– Но они вызывают какие-то ассоциации?
– Нет. Я вообще не воспринимаю абстракцию.
– Хорошо, тогда ответьте на эти вопросы.
И началось! Александр заполнял какие-то бессмысленные анкеты, отвечал на множество таких же бессмысленных вопросов.
– Давайте на сегодня закончим. Я должна всё это обработать и тогда мы посмотрим, какие получились результаты.
– Скажите, а можно эти результаты узнать по телефону?
– Нам с вами лучше ещё встретиться. Может понадобиться дополнительное тестирование.
– Вы считаете, что у меня не всё в порядке с психикой?
– Нет, нет, не надо беспокоиться. Есть небольшие нарушения. Их легко можно исправить. Походите к нам несколько раз, у нас отличные специалисты, всё откорректируем. И забудете про эти беспокойные сны.
– Да они меня не беспокоят, наоборот, нравятся. И я не хотел бы их забывать. Я только хочу разобраться в причине этих снов.
– Видите ли, Александр Владимирович, причина находится где-то в вашем подсознании. И если её не убрать, то могут быть более серьёзные последствия.
– Какие?
– Ну, самое серьёзное, что может вам угрожать, это стать пациентом другого заведения.
– Вы хотите сказать, что я могу сойти с ума? Но я чувствую себя совершенно здоровым! И у меня нет времени и денег на хождения по врачам.
– Мы не врачи, мы только корректируем отклонения в психике пациентов, если это возможно. Но, если вы жалеете денег и времени, то я вам скажу, что, отказавшись от нашей помощи, вы потом потратите и того и другого значительно больше. К тому же из-за прогрессирующих проблем вы можете потерять возможность работать. Так что выбирайте.
Александр был ошарашен. Он не доверял врачам, психологам тем более. Ему казалось, что во всей этой беседе кроется какой-то подвох. Но с другой стороны, если она права? Тогда действительно надо им сдаваться, пусть лечат. Но это значит разорить семью. Что делать?
– Вы знаете, я не могу так сразу решить. Мне надо подумать, посоветоваться с женой. Можно я позвоню вам на днях, когда решу?
– Да, да. Позвоните. И обязательно посоветуйтесь с супругой, она у вас умная женщина. Сейчас попросите её зайти ко мне на минутку. Пока вы одеваетесь, я скажу ей пару слов. Я с вами не прощаюсь, не затягивайте с решением, звоните.
Пока ждал Зою, Александр почитал прейскурант цен на услуги Центра и ужаснулся: все числа были четырёхзначными. Зоя вышла с улыбкой, энергично оделась. Но Александр сразу распознал её неестественность.
– Ну, что она тебе сказала?
– Все хорошо, Сашенька. Тебе надо будет только ещё несколько раз отпроситься с работы. Или давай, ты бросишь дежурство в конторе, там всё равно платят мало. Отдыхать будешь больше.
– Подожди, ты мне расскажи, что она тебе говорила целых десять минут.
– Ничего особенного. Она сказала, что нужно с тобой немного поработать и всё пройдет.
– Что пройдет? У меня ничего не болит! Ты видела «меню» у них на стенке? По-моему они хотят за наш счет хорошенько пообедать. Ты что, не можешь без слез поговорить?
– Все правильно…
– Что правильно?
– Она правильно сказала: у тебя агрессивное отношение к людям, особенно к тем, кто зарабатывает деньги.
– Та-а-к, что она еще тебе напела?
– Как тебе не стыдно! Человек тебе помочь хочет! Я с таким трудом с ней договорилась. Ты знаешь, как к ней трудно попасть?
– Что-то я не заметил очереди около её двери. А ты подумала, чем мы будем платить за детей, за квартиру, что есть будем?
– Давай что-нибудь продадим…
– Ты смеёшься? Что мы можем продать? Единственное, что покупают, я уже продаю, где только можно – себя. Но не дорого дают! Ладно, Зоя, давай порешаем дома. Я на вахту опаздываю, подведу Васильича.

Через два дня, когда Александр вернулся домой, Зоя сказала:
– Саша, звонила Виолетта Ивановна. Она очень обеспокоена тем, что ты не звонишь, говорит, что нельзя затягивать процесс реабилитации.
– Зоя, какой процесс? Сейчас для меня лучшая реабилитация – поесть и поспать. Мы ещё ничего не решили. Что-то она слишком спешит. Это что, сердечный приступ, что нельзя затягивать?
– Давай сейчас, за ужином решим, когда ты пойдёшь на приём, и я ей позвоню. Она даже дала свой домашний телефон.
– Да не пойду я к ней! Не вижу необходимости. Идиотизм какой-то!
– Ну почему? Ну почему? Как ты можешь? Ты обещал мне!
– То, что я обещал, я сделал – сходил с тобой в этот центр. И больше не пойду! Не нравятся мне эти психологи. И деньги не хочу платить неизвестно за что. Я хорошо себя чувствую!
– Перестаньте кричать! – в кухню вошла Ира. – Уроки учить не даёте! Ну что вы ругаетесь опять?
Александр и Зоя умолкли.
– Вы что, к психологу ходили? У вас что, проблемы? Могли бы и со мной поделиться. Забыли, что я тоже почти психолог?
– Ира, все нормально. Мы с папой ходили в Центр психодиагностики и психокоррекции. Там очень хорошие специалисты…
– Куда?! А вы могли мне сказать? Нам этот центр сколько раз приводили как пример некорректного использования психотерапии. Расскажите мне всё подробно.
– Понимаешь, доча, мне стали сниться одни и те же сны. Ну, мама подумала, что это не совсем нормально, поделилась на работе. А там у одной сотрудницы сестра психологом работает, – и Александр подробно рассказал о встрече с Виолеттой Ивановной.
– Ну, вы даёте! Даже я со своими знаниями вижу сразу несколько ошибок в её обследовании. Во-первых, это нарушение этических принципов деятельности психолога, нарушение интересов клиента, разглашение профессиональной тайны, да вообще, кошмар, как они могут так работать! Да вы могли со мной посоветоваться? Это же чистый разводняк! Вас конкретно разводят на деньги! Папочка, не ходи туда больше. Вот бы тебе поговорить с нашей Светланой Викторовной, вот она действительно профессионал! У неё такой опыт! Она, между прочим, кандидат наук. В этом «центре» она могла бы огромные деньги зарабатывать! Но она честная, преподает нам за копейки. Я попробую с ней поговорить.
– Ир, может не надо человека беспокоить?
– Не волнуйся, папочка, во-первых, она вряд ли согласится, а если согласится, денег с тебя она точно не возьмёт. Она очень хороший человек. Она у нас лучший преподаватель, её все студенты любят. Мама, я же тебе о ней сколько раз рассказывала!
– Ну конечно, Ира, я помню. Но ты же сказала, что она не практикует…
– А может в суд на них подать? – сказал Александр.
– Ха-ха! В том-то и прикол, что у нас нет закона, защищающего права клиента психолога. Ты думаешь, они дураки, закона не знают? Ладно, родители, всё, слушайте свою дочь. Ничего без меня не предпринимайте, живите, как жили. Я всё беру на себя. А тебе, мамочка, скажу: папа у нас совершенно нормальный. Только работает много.
Александр улыбнулся: «Вот и выросла дочка!»

7

На следующей неделе позвонил Наумов.
– Саша, привет! Ты куда пропал? Поймать тебя не могу.
– Деньги лопатой гребу, жалко прерываться. Ты уже из Москвы вернулся?
– Да. Потому и звоню, для тебя приятные новости. Твой отчёт приняли почти без замечаний. И я попросил сразу выдать на нас обоих открытые листы на следующий год. Немного покочевряжились, но дали. Так что у тебя есть разрешение на обследование всё того же Лазурненского района. Это на всякий случай, если не будет раскопок.
– Ты имеешь в виду раскопки Дымова-3?
– Его самого. Я тебе разве не говорил, что Окимура приезжал в ноябре?
– Нет, не говорил.
– Да он недолго здесь был по делам. Ну, я его затащил на кафедру, показал твою керамику. Он, конечно, был в восторге.
– Что, хочет копать? Это же здорово!
– Радоваться нам еще рано. Надо знать японцев. Ты же помнишь: «обещал» – не значит «женился». К японцам это относится больше, чем ко всем остальным. Он сказал, что надо смотреть памятник. Боюсь, что им могут не понравиться условия на полуострове. Ты же сказал, что там воды нет?
– При чём тут вода, если памятник интересный?
– Это нам ни при чём, а для японцев комфортные условия очень важны. В общем, Окимура приедет со своим помощником в конце апреля. Надо будет везти их на Дымова. Хорошо бы, чтобы ты поехал тоже.
– Зачем я тебе? Да и не могу я, у меня три работы.
– Я же без тебя не найду это поселение, я на Дымова ни разу не был. Поэтому и предупреждаю заранее, чтобы ты смог как-то решить эту проблему. Пойми, от этого зависят раскопки уникального археологического памятника, который ты же и открыл. К тому же предвидится немалый заработок. Так что думай. Потом я хотел тебя попросить, чтобы ты сделал к приезду Окимуры карту полуострова на большом листе, красочно. И на неё надо нанести линии береговой черты, где они проходили в горинское и зареченское время, по палеореконструкции Воробьева.
– А зачем, ведь есть же карты?
– Японцы это любят. Потом это наглядно. Сразу на месте покажем эту карту. Будет видно, где было поселение, где было море, и где оно сейчас. Это нужно, поверь мне.
– Ладно, сделаю. На днях заскочу к тебе за реконструкцией.
Александр не любил затягивать дело. На следующей же он вахте принёс на судно карты, бумагу и нарисовал красочный плакат.
– Что бы я без тебя делал, Саша? – похвалил Наумов. – Ну, будем надеяться, что нам удастся совратить японцев на раскопки.
 
Эти и другие дела отвлекли Александра от воспоминаний о посещении психолога и о снах. Зоя предусмотрительно не поднимала эту тему. Однажды вечером Ирка заявила:
– Дорогие родители, я должна довести до вашего сведения две новости.
– Ну, давай с хорошей, – сказал Александр.
– Первого марта юбилей нашего факультета.
– Странная дата какая-то. Почему не первого сентября?
– Приказ об образовании факультета вышел первого марта. Вы приглашены.
– Этого нам только не хватало, Ира!
– И не вздумайте отказываться! Не забывайте, что ваша дочь учится на этом факультете. А потом, я выполнила свое обещание, поговорила со Светланой Викторовной. Она хочет с вами познакомиться и, особенно с тобой, папа. Так что готовьтесь.
– Но это же надо покупать какой-то подарок, – сразу загрустил Александр.
– Да придумаем что-нибудь, Саша, – сказала Зоя.
– А вот это и есть вторая новость. После официальной части будет застолье. Родители, которые хотят присутствовать, должны оплатить столик. Это совсем недорого. Зато сказали, чтобы не было никаких подарков. Самое главное, что за столиками вместе со студентами будут сидеть родители и преподаватели. Светлана Викторовна сказала, что сядет с нами. Она с таким интересом о вас расспрашивала, особенно, когда я ей сказала, что мы всей семьей в походы ходили. За столом легче всего будет познакомиться и поговорить. Вы увидите, какой она замечательный человек!
Спорить с дочерью не хотелось. К тому же она договорилась с преподавателем, наверно это не просто для студентки. Она столько рассказывала об этой женщине, что действительно захотелось познакомиться.
– А давай, правда, пойдем, Зоя. Отвлечемся хоть, посмотрим, где дочь учится, кто ей преподает. Первого марта у меня как раз вахта на «Урале». У меня там отгульчик скопился, вот и отгуляю с пользой. Ты можешь уйти с работы?
– Ну, мне-то проще. Конечно, сходим. Надо подумать, что одеть.
– Да мама, не напрягайся, там все отличные люди, всё будет по-простому. Можешь одеть то, в чем ходишь на работу. Ты в любой одежде красивая.
Первого марта торжественно одетые родители вместе с дочерью отправились в университет. Конференц-зал был почти полон. Сели где-то на задних рядах. Ректор сказал торжественную речь. Ира всё время шептала:
– Вон, на первом ряду наша Светлана Викторовна, видишь? А вон там, в светлом платье декан.
 Затем, начались награждения. Когда лучшим преподавателем объявили Светлану Викторовну Макееву, студенты свистом и воплями приветствовали её – видно, что любят. Среди лучших студентов наградили почётной грамотой и Иру. Она вспыхнула, стала пробираться в проход между тесными рядами, но справилась со смущением, гордо прошла через весь зал, с достоинством приняла награду из рук ректора.
– Молодец, дочурочка! – прошептала ей Зоя.
– Все окей, родители! Вы думали, зря за меня деньги платите?
– Классно ты прошлась, Ирка. Умеешь себя держать, – похвалил Александр.
– Психолог должен уметь контролировать своё поведение. Светлана Викторовна знаешь, как нас гоняет на тренингах, иногда до слез!
Объявили перерыв. После перерыва пригласили гостей в столовую. Александр чувствовал себя неуютно: Зоя заставила надеть костюм, было непривычно и некомфортно.
– Пойдёмте, пойдёмте! – не давала времени на раздумье Ира. – Наш столик одиннадцатый.
За столом уже сидела Светлана Викторовна. Ира сама всех представила. Расселись. На столе вино, фрукты. Ректор сказал очень хороший тост. Александр разлил вино, в том числе и дочери. Зоя делала лицом всякие строгие гримасы, чтобы не наливал, но он сделал вид, что не заметил. Светлана Викторовна улыбнулась уголком губ. Выпили, и стало свободнее. Александр сразу налил ещё.
– У меня родился тост, – сказала Зоя. – Я хочу выпить за замечательного человека и преподавателя, за вас, Светлана Викторовна! Мы вам так благодарны! Ира так много о вас рассказывала.
– Меня благодарить не за что, это моя работа. А вот я вам благодарна за то, что пришли на эту встречу. Ира говорила, что вы много путешествовали. Расскажите.
Зоя стала рассказывать, где бывали и какие были интересные случаи.
– Вы и в Соломенной пади были? – заинтересовалась Светлана Викторовна. – Замечательные там места! Я была там лет двадцать назад, лагерь инспектировала, когда в МВД работала.
На сцене университетская группа давала концерт. Сначала музыка была приятной, потом современные ритмы и сила звука стали давить на психику.
– Я знаю, вы занимаетесь археологией? – обратилась Светлана Викторовна к Александру. – Это интересная наука. Когда я в школе училась, у нас был археологический кружок. Мы даже на раскопки ездили на Шаломовское городище. А потом не пришлось этим заниматься.
– На Шаломовском до сих пор раскапывают. Интересное городище. А нас больше привлекают первобытные поселения, которым несколько тысяч лет.
– Неужели это интереснее? Там же скучные находки, одни черепки и камни.
– Зато там больше неизвестного. О средневековье известно многое даже по летописям. Археологи добавляют только штрихи к общему портрету. А вот о более древних народах известны только отдельные штрихи, и археологи пытаются определить хотя бы контуры портрета.
– Как образно вы разъяснили. Вам не нравится музыка? – спросила она, заметив, как Александр морщится от громких звуков. Он действительно, почти не слышал собеседницу. – Мне тоже, – сказала она. – Но придется терпеть. Вы курите? Составите компанию?
– С удовольствием. Зоя, мы покурим.
Они вышли в вестибюль.
– На улицу? – спросил Александр.
– Там холодно. В здании действительно запрещено, но у меня есть укромный уголок. Мне прощают.
Они прошли в полутемный закуток под лестницей цокольного этажа. Там стояли три старых стула и большая банка из-под кофе с окурками.
– Вы хотели рассказать мне о ваших снах. Не стесняйтесь, вы же не на приёме. Мне действительно интересно.
Прямая и простая, – подумал Александр, – с ней легко, – и стал рассказывать. Светлана Викторовна слушала внимательно, глубоко затягиваясь, иногда задавала уточняющие вопросы. Видя её неподдельный интерес, Александр рассказал всё подробно, вместе со своими выводами. Они выкурили по две сигареты, когда он закончил.
– Очень интересно! Просто детектив. Никогда ничего подобного не слышала. Надо нам возвращаться, а то задержались уже до неприличия.
Зоя за столом была одна. Ира ушла танцевать. Молодежь уже вовсю веселилась поближе к динамикам.
– Извините, Зоя Николаевна, что заставили вас скучать. Александр Владимирович рассказывал свой «сонный детектив». Очень необычно! Вы знаете, у меня чувство, что это не простые сны. Что-то за этим кроется. Я очень вам рекомендую, Александр Владимирович, не бросайте это дело, попытайтесь расследовать до конца.
– Но у меня нет никаких знаний в этой области. Надо, чтобы специалист хотя бы направлял…
– Это хорошо, что нет знаний. Те, кто имеет такие знания, знают, что этого не может быть. На самом деле, сны – сложная и непонятная вещь. Во все времена мудрецы пытались объяснить сновидения. Но я вам скажу совершенно точно: до сих пор никто ровным счётом ничего не знает о сне. То, что сегодня известно ученым, это, как вы выразились, «штрихи к портрету, которого нет». И не сдавайтесь. Может быть, вы сможете найти разгадку именно потому, что ничего не знаете. Помочь вам не сможет никто, ведь никто не может лучше вас прочувствовать ваш же сон.
– Светлана Викторовна, у вас такой огромный опыт, знания, неужели вам не известны какие-то методы исследования снов. Я слышала, что существуют сны, связанные с определенными психическими расстройствами, – сказала Зоя.
– Конечно, я все это изучала, и сейчас всю специальную литературу читаю. Но насчет снов у меня особое мнение. Ещё в молодости один случай меня на всю жизнь научил. Хотите, расскажу? Александр Владимирович, налейте ещё по капельке.
– Я тогда молоденькая совсем была. Работала психологом в женском лагере. Было в то время такое веяние, пытались ввести эту должность в некоторых лагерях в качестве эксперимента. Вот я и напросилась, на подвиги тянуло. Народ там всякий, жутко поначалу было. Но потом втянулась. Была там у меня одна пациентка, молодая зечка. За кражи сидела. Вот она меня все пыталась убедить, что во снах будущее видит. Я сначала думала, что «косит» под сумасшедшую. Да вроде как-то не очень старается. Я и так, и эдак, и тестировала её – не могу понять, чего добивается. Однажды приходит ко мне утром, после развода и говорит: «Я сон сегодня видела, что ваш кошёлек нашла, и в нём тридцать рублей и пропуск». Ну, и что ты хочешь, спрашиваю. Ничего, отвечает, и вышла. Я посмеялась, конечно, потому что знала, что это невозможно. Я деньги и документы в сейфе хранила – это же «зона»! КПП пройду, сразу в кабинет, и всё ценное в сейф. Ещё и охранник в кабинете со мной сидел. Так положено. Прямо перед обедом начальник зачем-то вызвал. А есть так хотелось. Я охраннику, солдатику и говорю, мол, пока я хожу, сбегай в магазин, купи сгущенки, пряников, чай попьем. Деньги в сейфе возьми. Вернулась от начальника минут через двадцать, солдатика нет. Вдруг стук в дверь. Заходит эта зечка и кошелек мой в руках держит. Возьмите, говорит, там все тридцать рублей и пропуск. И вышла. Тут и солдатик вернулся. Оказывается, он всё это время кошелек по всей зоне искал, дуралей. Я ему сказала деньги взять, а он зачем-то весь кошёлек схватил. И умудрился потерять. Я-то не имела права ему ключ от сейфа доверять. В общем, замяли это дело. А насчет снов мне хорошая наука получилась, на всю жизнь. Я ведь точно знала, что будущее предугадать невозможно, а зечка доказала, что бывают исключения.
– Да может, она просто у солдата кошёлек и украла? – сказал Александр.
– Я проверила. Заключенные на построении в это время были. Иначе кошелек и трёх секунд не пролежал бы. Она первая после построения в магазин пошла, и нашла. Да я по-разному проверяла, все версии, целый год мучилась, пока её на другую зону не перевели. Перед отправкой просила ее, чтобы рассказала. Сон, говорит, видела. С тех пор я знаю, что ничего не знаю, – улыбнулась Светлана Викторовна.
Вернулась разгоряченная танцем Ира.
– Ну, как вы тут без меня?
– Хорошо, Ирочка, – сказала Зоя. – Светлана Викторовна так много интересного рассказала. Наверно, пора нам собираться. Люди уже расходятся.
Стали прощаться. Светлана Викторовна сказала:
– Спасибо вам за вечер. Мне было с вами интересно. Вам, Александр Владимирович, хочу сказать: не обращайтесь ни к каким психологам. При желании у каждого из нас можно найти отклонения. Вы совершенно здоровый человек. И не бросайте ваши сны. Если удастся раскрыть тайну, буду рада узнать о результатах. Зоя Николаевна, у вас замечательная семья, муж – интересный, творческий человек. Желаю вам счастья. Ну а с Ирой мы встретимся завтра на тренинге.
Домой вернулись в хорошем настроении. Ира гордилась, что удалась её задумка познакомить родителей со своим любимым преподавателем. У Зои отлегло от сердца беспокойство за мужа. Александр был  полон энтузиазма. Светлана Викторовна не только сняла с него подозрение в психической ненормальности, но и дала «добро» на эти удивительные сны. А он, честно говоря, по ним соскучился. Александр зашёл в комнату сына.
– Как сходили, папа? Понравился Иркин универ?
– Да. Неплохо всё было. Иру наградили почётной грамотой. Мы познакомились с её преподавательницей. Интересная женщина.
– Я был у них. Кафедра психологии там действительно сильная. А программирование и дизайн совсем слабые. У нас круче.
– У тебя что, компьютер полетел? – спросил Александр, привыкший видеть сына перед монитором, который сейчас не работал.
– Нет. Книжку читаю.
– Что за книжка?
– А вот, – показал Юра обложку, на которой было написано: «Техника сновидений». – Саня, друг, дал почитать. Знаешь, очень интересно. Он этим уже года два занимается. У него получается. Оказывается, сны снятся нам каждую ночь. Но большинство мы не запоминаем. А когда запоминаем, то только смотрим их, даже если это кошмары. Здесь описывается, как научиться управлять сном.
– Смотри, Юра, с этим надо поосторожнее. "Улетишь" куда-нибудь!
– В том-то и дело, что если умеешь управлять сном, то всегда можешь «выключить» его в случае опасности. Я уже пробовал, кое-что начинает получаться. Это чистая психология – всё в наших руках.
Александр взял книжку, полистал. Конечно, переводная. Кто авторы – не понятно. Но написана, вроде, интересно.
– Папа, если хочешь, возьми, почитай.
– Ты же сам читаешь, и её же возвращать надо.
– Сане она уже не нужна, он ее десять раз прочитал. А я постепенно осваиваю. Так что бери.
Александр прочитал эту книгу. Авторы открывали перспективы управления своим сознанием во время сна. Техника казалась простой. Он не доверял таким книгам. Но его привлекала возможность запоминания снов, а больше того, безопасность. Очень уж ярки были в памяти кадры сна с погоней, когда он чуть не погиб. Плечо тогда жутко болело целую неделю. И он не мог с уверенностью сказать, что было причиной, а что следствием: такой сон приснился, потому что болело плечо, или плечо болело, потому что его ранили во сне. А вернуться к снам с Нией очень хотелось, особенно после разговора со Светланой Викторовной. Но было страшновато. И он решил попробовать техники, описанные в книге.

8

Сначала нужно было научиться полному отрешению от действительности и сосредоточению на восприятии сновидения. Трудно было выключить все мысли о делах, но это всё-таки удавалось. Проблема заключалась в том, что он не имел возможности отключаться. Ведь главной его задачей и на судне, и в конторе был как раз контроль ситуации, даже во сне. Всё-таки он позволил себе упражнения в ночные часы во время дежурств в стройконторе. Решил поначалу тренироваться на обычных снах, которые сами возникнут.
Сны были неинтересные, в основном о работе, о каких-то конфликтах. Александр был поражён, какая чепуха снится человеку, и как много таких снов. Он даже подумал, что мозг человека правильно устроен, что не запоминает такую бессмыслицу. И наяву хватает информационного мусора. Но ему как раз важно было полное запоминание снов, потому что он собирался вернуться к снам с Нией, чтобы понять причину их возникновения
 Лишь однажды приснился сон, связанный с опасностью и страхом. Он оказался на крыше какого-то здания, подошел к краю, и страх высоты охватил его. Он понял, что неминуемо упадёт. Но тут в голове сработало: «Я же во сне!». Он сразу успокоился и позволил себе упасть. Жутковатое чувство падения, стремительно приближающаяся земля, и одновременно сознание, что это сон. Он терпел почти до самой земли, и в последний момент сказал себе: «Проснуться!». В момент просыпания услышал всё-таки четкий звук удара тела о землю. Открыл глаза, и краем глаза заметил конторскую кошку, спрыгнувшую с подоконника. Ничего не болело. Упражнение получилось! Конечно, надо было ещё тренироваться, повышать мастерство управления сном, но сны были скучные. Хотелось к Ние, в захватывающее прошлое.

На следующее дежурство Александр взял с собой заветный обломок горшка. С нетерпением дождался, когда контора опустела, достал керамику. Спать ещё не хотелось, и он стал разглядывать фрагмент. Это был обломок венчика большого сосуда. Венчик был слегка отогнут, на нём сохранились наклонные вмятины от пальцев. Немного ниже шла полоса прочерченных треугольников и косых линий. Александр залюбовался узором, представил, как рука Нии лепила этот венчик. Ведь это следы её пальцев! Он приложил свои пальцы к вмятинам, представил движения её руки. Не получалось. Его пальцы не ложились во вмятины. Не по размерам, просто было неудобно. Он вертел черепок и так и сяк, пришлось неестественно выгнуть кисть руки, чтобы пальцы легли в Ниины отпечатки. Не может быть, чтобы она так выворачивала руку. Возможно, она лепила как-то по-другому? Вспомнился сон: горшок стоит донцем на левом бедре Нии, правая рука внутри… Так она же левша! Он приложил к венчику пальцы левой руки, и они сами легли в отпечатки.
Александр закурил, заходил по тесному помещению, стал рассуждать вслух:
– Вот это открытие! Как я раньше не заметил? Левша – это здорово! Это отличительный знак. Кажется, где-то читал, что левшей всего пятнадцать процентов среди людей. Теперь я смогу отличать керамику, сделанную Нией, по крайней мере ту, на которой сохранились отпечатки пальцев. Я смогу выбрать из всех фрагментов те, которые сделаны левой рукой, и почти наверняка это будут её изделия. Вероятность ошибки очень мала. Я смогу посмотреть во снах всю нашу с Нией жизнь!
Он разволновался, сон не шёл. Достал свои записи про сны, перечитал внимательно. В конце дописал: «Ния – левша! (Проверить!)». Выкурил сигарету, лёг и заснул.

Он медленно продвигался по грудь в тёплой воде вдоль сети, ощупывая её и периодически выпутывая рыбу. За ним двигалась Ния с корзиной, в которую он бросал добычу. Для Нии было глубоко, почти по горло. Она шла по дну на цыпочках, вытянув шею и высоко держа корзину. Они оба были совсем нагие. Забда, работая, любовался своей женщиной.
– Скоро закончим. Глубже уже не будет. Потерпи немного, – сказал он, и погладил её под водой вдоль спины, потрепал ягодицы.
Она улыбнулась обещающе, как может только любящая женщина.
Они выбрались на берег лагуны. Капельки воды сверкали под жарким солнцем на её смуглой коже. Забда не дал ей опомниться, набросился, прижал, повалил на горячий песок.
– Подожди, Забда, – смеясь, отталкивала она его, – давай пойдём на наше место, здесь мне неуютно. Из посёлка нас видно.
– Ну и что? Ты же моя жена!
– На нашем месте ласки всегда слаще. Потерпи немного.
Они вдвоём отнесли улов домой. Ния прикрыла рыбу крапивой, поставила в яму, накрыла шкурой. Достала из ямы две крупных устрицы, положила в заплечную сумку.
– Пошли!
Взявшись за руки, они почти бегом покинули посёлок и стали подниматься в гору по едва заметной тропке среди зарослей высоких трав. Путь был не близкий, но шлось весело. Забда чувствовал лёгкость тела, упругость своих ног. Они поднялись на вершину и немного спустились в сторону моря. Тут было их секретное место, скрытое от посторонних глаз. Плоский уступ скального обрыва порос мягкой травой, густой кустарник укрывал площадку с двух сторон, и только в сторону моря, на север открывался великолепный вид. В двух шагах из скальной трещины сочился крохотный родничок. Им нравилось это место. Они скрывались здесь ещё до того, как прошли обряд Семейного Счастья.
Ния положила устриц в холодную воду, бросила сумку под скалу, быстро разделась, постелила одежду на траву.
– Иди ко мне!
Её губы, груди, горячее упругое тело, нежные руки; трепет, сладостная дрожь во всём его теле; всплеск волшебного восторга, не поддающегося контролю сознания, и томная, сладкая нега расслабления, сравнимая с полётом!
Он лежал на спине обдуваемый лёгким ветерком и смотрел сквозь листву в синее небо. «Это не сон! Это не может быть сном! – думал он в полудрёме, – Это же настоящая реальность! Вот я кладу руку на её грудь. Вот она в ответ тихонько пожимает мою руку. Но что же тогда там, в городе будущего? Может мне только снятся Зоя, дети, работа, раскопки? Как здесь хорошо! Если это сон, то пусть он продлится, как можно дольше!»
– Мне так хорошо с тобой, Забда! – прошептала Ния. – Мне кажется, что всё это во сне, что так хорошо не может быть в обычной жизни. Я хочу, чтобы наш сон длился вечно.
– Я тоже хочу, и думаю, что это зависит только от нас с тобой. А ты считаешь, такое может быть во сне?
– Конечно может! Ты разве не знаешь, что душа во сне может улетать в другой мир? Моя душа радуется тебе даже больше, чем тело. Поэтому я иногда думаю, что ты мне снишься.
– Я знаю, что душа летает во сне, но мы-то с тобой живые. Скажи, разве душа сможет тебя вот так обнять, вот так поцеловать…
Их тела, – настоящие, сильные, молодые, горячие тела, – снова бросились в схватку за величайшее в мире удовольствие для тела и для души, удовольствия, которого можно достичь только вдвоём, двумя телами и двумя душами одновременно.
Ния встала, надела свою лыковую юбочку, достала из воды устриц, ловким движением костяного женского ножа вскрыла раковины, одну подала Забде. Он отломил створку, двумя пальцами оторвал тело моллюска. Холодное мясо приятно охладило рот, легко скользнуло в горло. Ния поднесла в раковине воды. В тени под скалой стало прохладно. Он набросил на плечи безрукавку, прижал к себе Нию. Они сидели молча и смотрели на море.
– Забда, надо не забыть поблагодарить Змея за наше Семейное Счастье.
– Вернёмся, сразу сходим. Сегодня хороший улов, есть чем угостить Змея.
– Смотри, какие красивые утки! Я таких ещё не видела.
Под обрывом плавала стая пёстрых уточек с чёрными головками, бурыми спинами, белыми боками и красными клювами. У некоторых хвосты были длинные и тонкие. Они по очереди ныряли, и тогда были видны голубые перепонки лап.
– Это Аунга – утки морянки. Они редко здесь бывают, далеко на севере живут. Красивые птицы, смелые. Людей совсем не боятся.
– Какой ты умный, Забда! Откуда ты всё знаешь?
– Отец рассказывал. Я ещё маленьким был, на охоту с ним ходил. Мы таких птиц видели, он мне сказал, как их зовут.
– Какое красивое имя – Аунга! – пропела Ния. – Забда, если у нас дочка родится, давай назовём ее Аунга!
– Хорошее имя. Если девочка, пусть будет Аунга. Я бы прежде сына хотел. Сначала охотник, рыбак нужен, чтобы было много мяса, а потом и девочек можно рожать. Надо просить духов, чтобы был сын.
– Я постараюсь, – улыбнулась Ния, прижалась щекой к его плечу. – Скажи, ты скучаешь по отцу?
– Да. Я не видел его с тех пор, как мы покинули Большой Посёлок.
– Смотри, сегодня видно мыс, на котором стоит Большой Посёлок. Может твой отец или моя мать смотрят сейчас в нашу сторону, – она показала пальцем на еле видный в дымке мыс. – А левее река, на которую мы в детстве бегали купаться, помнишь?
– Помню, – ответил он, хотя отчетливо осознал, что совершенно ничего не помнит о Большом Посёлке. «Неужели это всё-таки сон?» – пронеслось у него в голове. – Но мне нравится, как ты рассказываешь. Расскажи мне о Большом Посёлке. Я так люблю тебя слушать, – схитрил он.
– Я рада, что тебе нравится говорить со мной. Другие мужья не слушают своих жён. Но, давай, я потом тебе расскажу. Солнце уже собирается спуститься под землю, а нам нужно ещё посетить Змея, и я должна рыбу почистить, а то пропадёт. У нас ещё будет время поговорить.
Ния была права. Они спустились с горы, и пошли в селение. Дома Забда сам выбрал две самых крупных рыбы, связал их через жабры стеблем полыни, и они с Нией пошли по тропе на мыс. Завидев камень, они замедлили шаг, осторожно, чтобы не потревожить покой Змея, приблизились к жертвеннику. Змей лежал, свернувшись на тёплом валуне. В последних лучах заходящего солнца его кожа отливала золотом. Забда положил рыбу на край камня и опустился на правое колено. Рядом стала на колено Ния, он заметил – на левое, стала шептать благодарность. Змей приподнял голову, повернул в сторону посетителей и затрепетал языком. Забде показалось, что Змей смотрит прямо ему в душу. Он не выдержал долгого немигающего взгляда змеи, опустил глаза и прошептал:
– Благодарю тебя, Хозяин Острова, покровитель нашего племени за наше Семейное Счастье, за хороший улов, за наше здоровье, за спокойную сытую жизнь. Прими наш подарок!
Они встали. Змей ещё выше поднял голову и слегка покачивал ею из стороны в сторону.
– Он принял! – прошептала Ния.
В жилище Ния быстро раздула угольки в очаге, подложила сушняка, и сразу стало светло и уютно. Спать было ещё рано. Забда достал заготовки грузил для сети – круглые плоские гальки, собранные на берегу ещё весной, стал выбивать камнем выемки по краям. Когда проверял сеть, заметил, что двух-трёх грузил не хватает. Надо подвязать новые. Ния проворно разделывала рыбу своим костяным ножичком. Печень и глаза она складывала в глиняную миску. Кишки и головы бросала на лист лопуха, чтобы потом скормить собакам. Тушки разрезала вдоль позвоночника, распирала стеблями полыни и подвешивала на жердь высоко над костром, чтобы коптились.
– Скажи, жена, – спросил Забда, – в нашем посёлке есть кроме тебя люди, которые работают левой рукой?
– Зачем спрашиваешь, твой друг шаман Загу – всегда левой рукой в бубен бьёт.
– А среди женщин?
– Только я. Моя бабушка была левшой, ещё были женщины, но они в Большом Посёлке остались. Зачем тебе это знать?
– Так, интересно. Я не видел кроме тебя женщин, у которых левая рука главная, вот и спросил.
– Тебе не нравится, что я не такая, как другие?
– Наоборот, я горжусь, что ни у кого нет такой жены, как у меня!
Ния закончила с рыбой. В миску с печенью и глазами добавила раздавленные в ступке луковицы лилии, быстро разжевала несколько листьев черемши, всё это перемешала рукой и поднесла Забде.
– Съешь, мой сильный муж, чтобы глаза твои стали ещё зорче, а живот переваривал любую пищу.
Забда отряхнул руку от каменных осколков, взял миску, и с удовольствием съел несколько горстей лакомства. Остальное отдал жене.
– Ешь и ты. Тебе тоже нужны сильные глаза и крепкий живот. Ты вкусно готовишь!
После еды захотелось спать. Забда лёг на спину, закрыл глаза. Приятно было слушать, как заканчивает вечерние хлопоты Ния и одновременно вспоминать удачно прошедший день. Сон пришел незаметно.

Александр проснулся бодрым и выспавшимся. Без двадцати семь. Отдёрнул штору – небо начало светлеть. Включил чайник и сел записывать сон. Закончив, подчеркнул написанное жирной чертой и написал: «Главное. Ния – левша. Шаман Загу – мой друг (надо его посетить). Поселение на Дымова образовано людьми, пришедшими с мыса Речного в устье реки Ромашовки (Почитать литературу, расспросить Нию)».
Вечером позвонил Наумову:
– Лёша, скажи, как называется горинское поселение на мысе Речном?
– Ну, Саша, такие вещи надо знать! Это же одно из базовых поселений горинской культуры. Называется Рыбацкое-1. Я там ещё студентом копал.
– Большое поселение?
– Очень большое. Там даже захоронения раскопали – редкий случай для горинской культуры.
– У тебя, конечно, и литература есть по этому поселению?
– Конечно, это же классика!
– Ты можешь подобрать для меня всё, что у тебя найдётся? Я бы послезавтра утречком к тебе на кафедру заскочил.
– Постараюсь, заходи. Я тебе говорил, что на днях в Лазурный еду?
– Нет, конечно. И зачем?
– Буду говорить в районной администрации о предстоящих раскопках, подарю им свою книгу. Надо, чтобы о нас знали. Может и помощь их понадобится. В четверг у меня лекций нет, успею за день туда и обратно.
– Слушай, Лёша, а ты можешь передать от меня Сапрыкину конверт?
– Без проблем. Я предполагаю с ним встретиться. Придёшь за книжками, и письмо принеси. Ну, пока. Привет Зое.
Александр разыскал папку, где хранились разные документы, отобрал то, что касалось деда. Не густо, всего две бумаги. Взял чистый лист, стал писать:
«Здравствуйте, Иван Николаевич! Во время нашей встречи Вы предложили сделать официальный запрос по выяснению судьбы моего деда. Пользуясь поездкой А.С. Наумова, передаю с ним сведения.
Забда Чен, родился около 1900 года в Китае, в Маньчжурии. Проживал в станице Казаково Хабаровского края. Работал кузнецом. Участник гражданской войны. Жена Забда (Касаткина) Авдотья Ивановна. Забда Чен пропал без вести в 1938 году.
Это всё, что мне известно. Заранее Вам благодарен. Александр Забда».
После вахты заехал в университет, отдал Наумову письмо для Сапрыкина и забрал книжки по горинской культуре.
– Ты готовься, – сказал Наумов, – Окимура прилетает двадцать шестого, наверно двадцать седьмого поедем на Дымова. Питание, ночлег, если понадобится, – я всё обеспечу. Ты только освободи себе пару дней.
– Ладно, Лёша, попробую. Наверно придётся увольняться. Но это мои проблемы. Я, честно говоря, соскучился по Дымова.
В последующие дни Александр подал заявление на увольнение в стройконторе и предупредил об уходе хозяйку магазина (там он работал нелегально). В конторе огорчились и уговаривали остаться, а хозяйка магазина устроила очередную истерику. Но до отъезда на Дымова оставалось ещё больше двух недель, и у работодателей было достаточно времени для того, чтобы подыскать новых работников.

На вахте внимательно прочитал то, что дал Наумов про поселение Рыбацкое-1. Это были несколько узкоспециальных статей и одна небольшая монография. Александр утонул в подробнейших описаниях стратиграфии раскопов, археологических находок, технологий их изготовления и всего, что касалось материальных остатков древней культуры. Дальше на основании этнографических аналогий давался предположительный образ жизни горинцев: жили в прямоугольных полуземлянках, занимались охотой и рыболовством, имели собак и, возможно, одомашненных свиней.
Александра потрясли две вещи: как мало известно ученым, и исключительно материальная направленность исследований. Уровень развития жителей поселения выводился из технологического уровня изготовления каменных и керамических изделий. Он понимал, что по разбитым черепкам мысли и чувства людей не прочтёшь, но всё равно такой подход показался ему неверным. Ведь получается, что если мужик в дальней деревне колет дрова колуном, то он ничего не знает о космосе! «Если мои сны – правда, – подумал Александр, – то я уже сейчас знаю о горинцах больше всех археологов. Кстати, надо узнать, как горинцы себя называют».

9

Незаметно подошёл срок поездки на полуостров Дымова. Александр уволился с двух работ, и жить стало легче. Правда прибавилось беспокойство, что очень скоро деньги кончатся, и придётся снова искать подработку.
Наумов позвонил за два дня до отъезда, сообщил, что Окимура приехал с помощником, им нужно побыть день в городе, выезд двадцать восьмого. Александр этому был рад, так как сменялся с вахты в день выезда. Даже отпрашиваться не нужно, впереди три дня выходных. Походные вещи были приготовлены заранее. С вахты отпросился на час раньше и в половине девятого уже был готов к отъезду.
Норд исполнил пляску великой радости. Он был просто вне себя при виде походной одежды хозяина, и Александру стоило больших трудов достучаться до его сознания, чтобы сообщить, что он останется дома. Наконец, пёс понял, что его не берут, и воспринял это, как личную катастрофу. Он свернулся в углу и грустно наблюдал за сборами с тайной надеждой, что вдруг решение изменится. Александр понимал душу собаки, но ничего не мог поделать: Наумов не любил собак, так как у него никогда не было домашних животных, да и неизвестно как воспримут японцы присутствие потенциального носителя болезнетворных бактерий в одной с ними машине.
Наумов заехал за ним только в десять. В машине были два японца Окимура-сан и Сосэки-сан, как назвал их Наумов. Александра он представил как «доктора Забду».
– Лёша, зачем эти игры в докторов? – спросил Александр, когда машина тронулась.
– Для того чтобы не извращаться в объяснениях и тем самым сохранить психику наших японских коллег. Ну как, по-твоему, объяснить людям, привыкшим к жёсткой иерархии и чинопочитанию, что известный археолог, открывший столько памятников, на самом деле не имеет образования и работает грузчиком в магазине? У них от такой информации процессоры в голове поплавятся. И потом не забывай, что они платят деньги тоже в соответствии с иерархией. И если они будут знать, что ты не доктор, то ничто не сможет заставить их платить тебе больше, чем простому рабочему.
– Ладно, если ты считаешь, что так нужно, то пусть так и будет. Только ты сам с ними разговаривай. Скажи, что я совсем не умею говорить по-английски.
Ехали долго. Дважды останавливались перекусить в придорожных забегаловках. Чуть ли не на каждой возвышенности японцы просили остановиться. Они выходили обвешанные фотоаппаратами и старательно фотографировали окрестности, расспрашивая Наумова, где и какие расположены археологические памятники.
На Дымова приехали лишь к вечеру. Из машины были извлечены раскладной стол, стульчики, еда. Японцы привезли с собой свою пищу в коробочках и питьевую воду. Наумов достал бутылку коньяка. Александр сам не понимал, почему всё это вызывает у него раздражение, терпел, делал вид, что ему это привычно.
После трапезы поехали на машине, хотя там было всего метров двести, к шурфу. Александр показал место. Наумов, развернув плакат-карту, пространно объяснил, какая геологическая ситуация была здесь в горинское и зареченское время и какие биологические ресурсы могли привлекать сюда древнее население. Он доказывал уникальность памятника и всеми методами пытался внедрить в сознание японцев мысль, что раскопки данного поселения необходимы. Японцы улыбались, качали головами, со всем соглашались, бесконечно фотографировали. Иногда они спрашивали, далеко ли до ближайшей гостиницы, сколько будет стоить транспорт, чтобы каждый день ездить из гостиницы на раскопки, можно ли в этих местах купить экологически чистые продукты. Но вроде бы их настроение выражало желание здесь поработать.
Долгие разговоры всех утомили. Солнце уже садилось. А японцы непременно хотели посмотреть условия проживания в лазурненской гостинице. Было решено заночевать на берегу, благо, погода благоприятствовала, а завтра ехать в Лазурный. Александру пришлось помогать устанавливать огромную палатку для японцев. Наумов предложил ночевать с ним в его тоже не маленькой палатке, но Александр предпочёл спать в своей. Он ушел подальше от общего лагеря на место, где в прошлом году жили они с Зоей и Нордом, и через двадцать минут уже готов был к ночлегу.
Присел на берегу перекурить и вдруг вспомнил, что за всей этой суетой даже не поздоровался с полуостровом. А вокруг была красота! Блестящее море тихонько накатывало волны на уцелевшие на береговой отмели льдины. Заходящее солнце освещало жёлтые тростники, которые придавали пейзажу ещё зимний вид, но у их основания уже пробивалась свежая зелень. Первые птички ужё звенели в сухой полыни, а над головой где-то гагакали невидимые перелётные гуси. Вспомнилось прошедшее лето, последний шурф, сны с Нией. Александр поднялся, огляделся, припомнил, где находился посёлок во сне. Воспоминания полностью ложились на реальный рельеф. Представил, где было его с Нией жилище. Получалось, что оно находилось где-то около шурфа.
Окрик Наумова прервал размышления. Его звали в коллектив. Японцы сидели за столом и любовались закатом. Наумов кипятил воду на примусе.
– О, чаёк будет! – обрадовался Александр.
– Ошибаетесь, доктор. Окимура-сан желает лапши.
За ужином Наумов снова наливал коньяк. Японцы предлагали свои национальные кушанья – сублимированные водоросли, рыбу и что-то ещё. Наумов всё дегустировал и то ли притворялся, то ли ему на самом деле нравилось. Александр попробовал – совершенно безвкусные тоненькие сухие пластинки, отдающие застарелым рыбьим жиром. Начались разговоры по-английски об археологии. Александр сослался на усталость, извинился и ушёл. В пропахшей дымом костров старой палатке к нему быстро вернулось хорошее настроение. Он забрался в спальник и сразу уснул.

Он проснулся от вкусного запаха печёной на углях рыбы. Полог входа был приоткрыт и солнечные лучи, пробиваясь сквозь дым, били прямо на его лежанку. Ния уже суетилась у костра.
– С новым Солнцем, Забда! Вставай скорее, рыба вкуснее, когда горячая.
– Ты добрая жена. Как ты всегда успеваешь встать раньше, чем я проснусь?
– Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Тебе же хорошо?
– Очень хорошо! И очень вкусно! – проговорил он, проглатывая кусок горячей рыбы.
Покончив с рыбой, он сунул в рот пару листьев черемши, облизал жир с ладони, накинул одежду и подпоясался ремнём с висящим на нём каменным ножом.
– Когда мне ждать тебя, муж?
– Хочу сходить к Загу. Давно не видел его. Как разговор сложится, так и вернусь. Дай-ка мне хороший кусок рыбы для Змея.
Он вышел из дома, поздоровался с Солнцем:
– Хорошего дня тебе, Солнце! Дай благополучия всем обитателям Земли и Моря, Солнце! Дай и мне удачного дня, Солнце! – сказал он, одновременно прикидывая, что хочет сделать сегодня.
По знакомой тропинке быстро добрался до скалы на мысу. Змей уже грелся на тёплом камне. Забда положил подношение на край камня, стал на колено:
– Спасибо тебе, Змей, за благополучие моей семьи!
От скалы совсем слабая тропка шла ещё выше на мыс, где укрытый со всех сторон искривленными ветром низкорослыми деревьями стоял дом шамана. С площадки перед домом открывался прекрасный обзор всего острова, моря и дальнего побережья. Но само жилище было построено так, что его можно было заметить, только подойдя совсем близко. Забда залюбовался великолепным видом. Солнце уже вовсю пригревало, море искрилось в его лучах. Не успевшая обсохнуть от росы трава приятно охлаждала босые ступни.
– Стой, Забда! – раздался сзади голос.
Он обернулся. Перед ним стоял крепкий коренастый, средних лет человек, босой и без шапки, одетый, как и все мужчины поселка в штаны и безрукавку из шкуры косули. Необычными были только обереги из высушенных птичьих лап на поясе, крупный клык сивуча на шее и тлеющий пучок травы багульника в руке. Забда знал, что это шаман.
– Добро твоему дому, Загу!
– Стой! Не шевелись! – приказ прозвучал властно, и Забда, не раздумывая, подчинился.
Шаман трижды обошел вокруг гостя, окуривая едким дымом, затем неожиданно прислонил тлеющую траву к его пояснице. Забда вздрогнул и резко повернулся к шаману. Тот изучающе, очень жёстко смотрел ему в глаза, отчего Забде стало не по себе. Но он чувствовал, что говорить ничего не следует.
– Мир тебе, Забда. Проходи к моему очагу.
Они вошли в полутёмное жилище. Забда сел на возвышение напротив входа. Загу бросил остатки багульника в костёр, посыпал в огонь ещё каких-то трав. Помещение наполнилось терпким приятным запахом.
– Я ждал тебя, Забда, я знал, что ты придешь.
– Почему же ты меня так встретил? Разве я мог принести тебе зло?
– Ты снился мне сегодня ночью. Плохо снился. Никогда мне не снились такие сны. Я видел тебя в необычной одежде, с очень необычными людьми. И главное, вы все приехали в желудке необыкновенного зверя с круглыми лапами. Ты был с ними на берегу под мысом, и там, где стоит твой дом, вы говорили на чужом языке. Но твоего дома не было, и других домов не было, была только трава. Я не спал полночи. Я гадал на раковине улитки, олицетворяющей время, я спрашивал Луну ночью и Солнце на рассвете. Я не нашел ответа. Я думаю, что это были злые духи, которые задумали плохое против нашего племени. Один дух принял твой образ. Вот почему я должен был проверить, настоящий ли ты Забда или злой дух. Ты не должен на меня обижаться. Давай будем пить чай. Это напиток из трав, которые гонят злых духов и дают здоровье хорошему человеку. И давай будем говорить о моем сне. Что ты думаешь?
«Это сон! – подумал Александр. – Я во сне у шамана Загу. Что делать, раскрыться? Но как он на это отреагирует? Сделать вид, что ничего не знаю, но потом я не смогу говорить с ним о будущем. Он, несомненно, обладает даром видеть будущее. Надо обязательно привлечь его на свою сторону».
– Скажи, Загу, – спросил Забда, отхлебывая терпкий бодрящий отвар, – такое, как в твоем сне, может быть на самом деле?
– В мире может быть всё. Если этого нет здесь, то оно может быть в другом месте или в другое время, или в другом мире.
– Но ты сказал, что это было на нашем острове?
– Да, это было здесь, но не было наших домов. Значит, это было в другое время. Или в ином мире.
– А если бы ты действительно встретил человека из другого времени, что бы ты сделал, Загу?
– Я постарался бы убить его, чтобы он не смог нанести вред нашему племени.
– А если этот человек – потомок людей нашего племени, разве хорошо прерывать род даже в далёком будущем ради благополучия племени сейчас? И как ты узнаешь, что он хочет навредить своим предкам?
Загу надолго замолк. Он сыпал в огонь какие-то травы, смотрел, как они тлеют, дышал дымом.
– Ты задал мне трудные вопросы. Я не знаю ответов на них. Мой учитель, мудрый шаман Модо не учил меня смотреть так далеко вперед. Но сам он умел смотреть в будущее.
– Откуда ты знаешь?
– Я был ещё мальчиком, когда Модо начал учить меня шаманским делам. Однажды я очень расстроился, чуть не заплакал, потому что не мог правильно угадать погоду. Я сказал, что будет солнце, а пошел ливень. Тогда мудрый Модо сказал: «Учись, Загу, ты должен научиться, потому что ты станешь шаманом большого нового посёлка на острове, и от твоего умения видеть будущее будет зависеть благополучие людей». Ты видишь, я стал шаманом на острове. И я многое умею. Но ответов на твои вопросы не знаю. Я буду думать, я применю все методы, которым учил меня старый Модо и обещаю тебе, я найду ответ. А теперь иди. И скажи людям, чтобы не беспокоили меня без крайней нужды. Когда найду решение, я позову тебя. Мир тебе, Забда!

Море зашумело накатом, и Александр проснулся. Солнце ещё не встало. Зябко. Зашёл по колено в воду, умылся. Сразу пришла бодрость и хорошее настроение. Конечно, все ещё спали. Сходил в общий лагерь, заварил кружку чая и с ней вернулся в палатку. Покуривая и попивая чаёк, не спеша записал сон. Он был доволен своим сонным приключением: «Главное, познакомился с шаманом. Теперь нужно добиться его полного доверия и каким-то образом объяснить, что я из будущего. Тогда можно будет у него многое узнать».
Японцы поднялись поздно. Долго фотографировали, потом ещё дольше, с разговорами завтракали. Наконец поехали. По пути  Александр договорился с Наумовым, что пока японцы будут смотреть гостиницу, он сходит в администрацию.

Он без труда отыскал кабинет Сапрыкина, представился секретарше. Та на минуту зашла в кабинет, тут же вернулась.
– Проходите. Иван Николаевич ждёт вас.
– Заходи, Саня! – навстречу из-за стола поднялся солидный администратор в строгом костюме.
– Здравствуй, Николаич! Я тебя и не узнал – ты прямо босс!
– Должность обязывает. Коньяк или водочку?
– Знаешь, я бы чайку хорошего выпил.
– Оля, сделай, пожалуйста, крепкий чай гостю и мне кофе, – сказал он в переговорное устройство. – Ну, рассказывай, как поживаешь, как в наших краях оказался?
– Ну, как поживаю… отрабатываю счета за учёбу детей, за квартиру. А сюда по пути заехали с Наумовым. Мы на Дымова ездили, смотрели памятник, который мы с Зоей в прошлом году нашли. Похоже, копать будем этим летом.
– Наумов был у меня не так давно. Мы с ним славненько посидели. Умный мужик, так много мне рассказал по истории района.
– Ну, конечно, он же историк, археолог, в основном этим районом и занимается. А главное, любит он своё дело.
Секретарша принесла чай и кофе, сладости.
– А ты вовремя заехал, Саня, на днях ответы пришли на наш запрос по твоему деду. Не очень утешительные, но, по крайней мере, все точки над «и» проставлены.
Он подал Александру два листа документов.
– Это копии. Не обижайся, но оригиналы подшиты в канцелярии. Для отчёта. Деньги-то казённые, счёт любят.
Александр с волнением взял бумаги.
«На Ваш запрос сообщаем, что Казаковский районный архив сведениями о гражданине Забда Чен не располагает».
«В архиве Краевого управления ФСБ имеются следующие сведения о судьбе Забды Чена. Забда Чен 1903 года рождения находился в розыске по линии НКВД с 1938 года, как незаконно проживающий на территории РСФСР и подозреваемый в связях с иностранными разведками. В январе 1940 года органы НКВД выявили место пребывания подозреваемого – село Гуляни (ныне Верхнее Ольховое) Октябрьского района, где он работал помощником кузнеца в кузне Гулянийского отделения совхоза. При аресте Забда Чен оказал сопротивление, пытался бежать и при этом был убит. Других сведений о данном лице в архиве не обнаружено».
– Ну, что ты, Саня, загрустил? Стоящие сведения я тебе достал? Ты чай-то пей, остынет.
– Знаешь, Николаич, теперь я, пожалуй, от водочки не откажусь. Убили все-таки деда! А бабушка до смерти его ждала…
Они выпили по стопке, разговорились. Александру хотелось выговориться, тем более что Николаич слушал с участием. Но надо было идти, Наумов с японцами наверняка уже заждались.
Почти весь обратный путь в машине Александр молчал, думал о деде. Уже когда въехали в город, спросил Наумова:
– Ну что, понравилась им гостиница, будут раскопки?
– Разумеется, не понравилась! Лазурному ещё далеко до Токио. Сказали, что будут думать. Решение сообщат в течение месяца.
– Мне бы надо знать поточнее. Если копать не будем, я опять работу искать буду.
– Мне тоже надо планировать сезон, но что с ними поделаешь? Подождём немного. Мы от них больше зависим, чем они от нас.

Дома вся семья была в сборе – начались майские праздники. Зоя накрыла праздничный стол, главным украшением которого был выпеченный ею торт.
– Расскажи, Саша, как съездили.
– Неплохо. С удовольствием побывал опять на Дымова. Хорошие там места! Правда, японцы капризничают, не могут решиться на столь экстремальные условия. Но Наумов надеется их уговорить. А знаете, что я привез? – он достал бумаги, переданные Сапрыкиным. – Это ответы из архивов по поводу моего деда.
Александр прочитал документы вслух.
– Какие сволочи! – воскликнула Зоя.
– Папа, за что его убили? – тихо спросила Ира.
– Время такое было. Был в розыске, скрывался, оказал сопротивление… Сейчас, пожалуй, при таких обстоятельствах тоже могут убить. Это же не Америка, где, прежде чем стрелять, зачитывают твои права.
– А за что его разыскивали?
– Он же из Китая пришёл. Нелегально. Женился на бабушке моей. И жил спокойно. А в 1938 году начали выселять всех китайцев и корейцев. Он убежал. Тогда всех подозревали во вредительстве советской власти, вот и решили, что он на иностранную разведку работает. Может, они и правы тогда были. Чтобы понять, надо жить в то время. Но жалко деда. Всего-то 37 лет прожил. Хорошо, что хоть сына родил, вот его род и продолжается, мы с вами живем.
– Саша, ну как ты можешь их оправдывать? – возмутилась Зоя. – Они же его без суда убили!
– Как мы можем определять, кто прав, Зоя? Другое время было, другое отношение к человеческой жизни, вообще ко всему. Я не оправдываю, но и обвинять не хочу. Может быть, я тоже стал бы стрелять, если бы шел на задержание преступника, а он оказал сопротивление. Что сейчас об этом говорить? Главное, мы теперь знаем, как окончилась его жизнь.
Юра не вступал в дискуссию. Он принес карту и углубился в поиски населенного пункта с нелепым названием Верхнее Ольховое.
– Вот, смотрите, нашёл. Далеко он спрятался! Как же он столько прошёл по тайге, почти весь край пересёк! Тут классные места, наверно и до сих пор дикие.
Село располагалось в долине речки Ольховой, впадающей в море на самом севере края.
– Вот бы туда попасть! – сказала Зоя.
– Папа, может организуем туда поход этим летом? Смотри, до Таёжного можно добраться автобусом, а дальше пойдём пешком. Там всего километров восемьдесят.
Все загорелись энтузиазмом посмотреть места, где окончил свою жизнь их предок. Решили, если будет время и средства, обязательно сходить.
– Кстати, о предках, – сказал Александр, – я на Дымова опять видел сон про древнее поселение. Я был в гостях у шамана. Его зовут Загу.
– Какой он? С бубном и весь в перьях? – спросила Ира.
– Да нет, одет просто, как все жители. Только живет отдельно от поселения.
– И что, ты видел, как он шаманит? – спросил Юра.
– Нет. Но у него, несомненно, есть дар. Он заподозрил, что я не настоящий, проверял. И самое интересное, он видел во сне, что я приехал с чужими людьми, и даже описал их. Мы с ним интересно поговорили.
Александру пришлось в подробностях пересказать весь сон. Ему нравилось, что дети воспринимали его рассказ, как действительность. Зоя слушала, не высказывая своего мнения, но на её лице не было признаков тревоги и недоверия – это радовало больше всего.

На судно, несмотря на праздничный день, неожиданно пришел матрос из вахты, с которой Александр дежурил через сутки, и попросил поработать за него целый месяц. Ему нужно было срочно куда-то уезжать. Александру это было на руку, так как потом не нужно будет брать отпуск для поездки на раскопки. Так и условились: месяц работает Александр сутки через сутки, а следующий месяц этот матрос за Александра. С начальством договорились без проблем.
Месяц пролетел незаметно. Тем временем пришло сообщение от японцев, что они согласны участвовать в раскопках, и приедут в средине июня. Наумов сказал:
– Нам придётся выехать заранее, чтобы поставить лагерь и начать раскопки до приезда японцев.
– Я готов. Дождусь только выхода сменщика.
Сменщик вернулся вовремя и заверил Александра, что готов работать за него до его возвращения из экспедиции.
Наумов планировал закончить раскопки за двадцать пять дней. Приглашал Зою на переборку проб. Ей хотелось, но жалко было оставлять Иру и Юру без поддержки на время сессии. Александр поехал один. Норда тоже пришлось оставить дома.

10

К вечеру моросящего июньского дня археологический караван втянулся на перешеек полуострова Дымова. Впереди шла машина Наумова с двумя его сотрудницами Леной и Яной, геологом Воробьёвым и Александром. За ней переваливался по совершенно разбитой дороге старый «ПАЗ» с поварихой Галей и двенадцатью студентами, которые ради участия в раскопках заранее сдали сессию. В конце колонны ехал доверху набитый экспедиционным имуществом бортовой «ЗИЛ».
 Многочасовая поездка всех утомила, но погода не позволяла расслабиться. Морось усиливалась, грозя перейти в дождь, холодный зюйд-ост пронизывал до костей. До темноты успели только выкосить территорию под лагерь и поставить палатки для ночлега. От студенток, городских девчонок, не было никакого толку, они только нервировали своим нытьем. Александру пришлось ставить палатки с тремя парнями, тоже городскими, но толковыми ребятами. Свою палаточку Александр ставил уже в полной темноте на своём старом месте, в стороне от общего лагеря. Он с удовольствием сбросил мокрую одежду, залез в спальник и тут же уснул.

Он проснулся до рассвета. В полной темноте жилища видны были только мерцающие угли очага. Вышел наружу. В чистом чёрном небе Звёздный Гусь показывал предутреннее время. Погода благоприятная. Пора собираться. Вернулся в жилище. Ния уже раздула костёр, повесила над очагом горшок с остатками ужина.
– Ложись спать. Я не буду есть.
– Как же ты целый день будешь без пищи?
– На голодный желудок руки и ноги работают быстрее, а голова лучше думает.
Он всё же отхлебнул из котелка холодного густого мясного навара, быстро оделся, взял лук, стрелы, короткое копье. Нож всегда находился на поясе.
– Пожелай мне счастливой охоты.
– Когда проснется Солнце, я буду просить его послать тебе удачу.
Он вышел на мокрую от ночной росы траву, поднял голову и проник взглядом и всем своим существом в величественную звёздную бесконечность.
– Дайте мне удачной охоты, Звёзды! Сделайте мои руки ловкими, ноги быстрыми, глаза зоркими, уши чуткими.
Прислушался к своему телу, к своим ощущениям и почувствовал уверенность и прилив сил.
– Спасибо вам, Звёзды!
По натоптанной тропе быстро добрался до пролива. Скинул одежду, вместе с луком и стрелами привязал её к копью и вошёл в воду. Слабые морские волны почти не беспокоили поверхность пролива, поэтому он легко одолел водную преграду. Прислушался. Тихо. Отошел подальше от берега, где не слышно прибоя, присел в траве, затаился. Надо было послушать и понаблюдать. В последнее время охотники замечали неподалеку группы людей из племени Зерноедов. Эти пришельцы и раньше нападали на людей его племени и всегда убивали. У них очень хорошее оружие, и нападают они всегда с большим численным преимуществом, поэтому обычно побеждают. Говорят, они живут в больших поселках за Западными горами, а сюда приходят, чтобы взять женщин.
Тишина ничем не нарушалась. Лишь несколько отсыревших от росы комаров лениво гудели над ухом. Восточный край неба начал светлеть. Стараясь не шуметь, он пошёл в сторону гор.
У него было своё излюбленное место для охоты на косуль в дубовом лесу на невысоком отроге хребта. После ночной пастьбы в высоких травах заболоченной долины, утром косули уходят под полог леса. Он знал одну из их троп и именно там обычно устраивал засаду. Было уже светло, когда он приближался к намеченному месту. Неожиданно в десятке шагов выскочила косуля, отбежала недалеко и остановилась. Забда залюбовался зверем: ярко-рыжая, с белым зеркалом в подхвостье, она стояла вполоборота к нему, подрагивая всем телом от страха и напряжения, но не убегала. Он улыбнулся.
– Не бойся, я не собираюсь тебя убивать. Твоё дело выращивать детей, и я не буду тебе мешать.
Он осторожно подошел к тому месту, откуда поднялся зверь, раздвинул траву и увидел маленькое пятнистое создание, вжавшееся в землю. Косуленку было не больше двух дней. Он вернулся обратно, стороной обошел лёжку и крадучись продолжил свой путь.
Солнце показалось над морем, когда он достиг нужного места. На краю леса у крутого склона он притаился неподалеку от выбитой острыми копытцами тропы. Лёгкий ветерок все ещё тянул с гор, и звери не могли его почуять. Позиция была удобна для обстрела, и вместе с тем отсюда было видно продолжение тропы далеко внизу, в долине среди трав. Поэтому он мог быть заранее готов к приближению добычи. Приготовившись к стрельбе, он повернулся к блистающему над горизонтом диску.
– Хорошего дня тебе, Солнце! Дай здоровья людям нашего племени, дай здоровья моей жене Ние, дай благополучия всем обитателям Земли и Моря. Дай и мне удачной охоты, Солнце!
До возвращения косуль с пастбища ещё было время, и он отдался созерцанию утренней природы. Отсюда прекрасно просматривалось побережье с бухтами и скалистыми мысами, особенно красивыми в утренних лучах. Прямо под ним среди блистающего моря лежал его Остров. Вокруг Острова море сверкало мелкими волнами, но в проливе, там, где от острова в сторону берега тянулись две тонкие песчаные косы, был полный штиль. Под длинными тенями гор травы казались почти чёрными, но возвышенность, на которой стоял поселок, уже осветилась Солнцем. Были видны жилища, над некоторыми показались первые дымки. Он отыскал свой дом. Над его крышей тоже вился голубой дымок – Ния уже развела очаг. Он подумал, что ему очень повезло с женой. Но пора было обратить внимание на тропу.
Первыми прошли две самки с косулятами. Они долго стояли на границе леса, прислушиваясь, потом быстро скрылись в зарослях орешника. Затем он увидел внизу одинокую косулю и, не рассмотрев издалека, подумал, что это самец, приготовился стрелять. Но это оказалась беременная на последних днях самка. Прошло довольно много времени, прежде чем внизу, на тропе показался самец. Забда сразу узнал его по гордо поднятой голове. Наконец, зверь появился над верхним краем склона и замер у первого дерева прямо напротив охотника. Забда, затаив дыхание, стоял на одном колене неподвижно, даже опасаясь моргнуть. Зверь был красив: гордая осанка, высоко поднятая голова украшена изящными рожками. Он стоял не шевелясь, только поворачивая в разные стороны большие уши. Видно было, как подрагивают мышцы на ногах, готовые к мгновенному прыжку. Наконец, зверь убедился в безопасности и медленно двинулся вперёд. На звук спущенной тетивы он успел отреагировать только движением уха, а стрела уже до половины своей длины торчала в его боку сразу за лопаткой. Зверь высоко прыгнул и исчез в орешнике. Забда не спешил догонять его, он видел попадание и знал, что оно смертельно. Он нашёл зверя в двух десятках шагов. Тот лежал на боку без движения и никак не отреагировал на приближение человека. Только выпуклый сиреневый глаз смотрел на него с тоской. Зверь уже всё понял. Забда опустился над жертвой на колени.
– Прости меня, житель леса! Ты сильный зверь, очень красивый и умный. Ты жил сытно и счастливо, у тебя было много жен, и теперь у тебя много детей. Они продолжат твой род. А ты пойдёшь к людям. Им тоже нужно быть сытыми, чтобы продолжать свой род. Люди моего племени будут благодарны тебе.
Проговорив это, он точным движением нанес удар ножом в основание черепа. Зверь вздрогнул, глаз остановился и начал тускнеть.

Александр проснулся с восходом солнца. Повариха в лагере уже суетилась около газовой печки. Все ещё спали, но чай уже был готов. Он налил себе кружку и вернулся к палатке.
Утро было точно такое, как во сне. Попивая чай с сигаретой, он стал искать путь, которым шёл во сне на охоту. Всё было, как в прошлом: такие же высокие травы на склоне вдоль перешейка, безлесная долина, видимо и теперь заболоченная, отыскался и гребень отрога, на котором он охотился. Не было только пролива, теперь на том месте был широкий перешеек с заболоченным понижением в средней части. Сердце забилось, когда он в подробностях вспомнил, как сидел в засаде, как убил косулю. Кажется, он увидел даже то самое место на гребне, только деревья там росли теперь несколько дальше от крутого склона. Галя забарабанила ложкой по кастрюле, пора было идти на завтрак.
Первым после Александра на завтрак явился Михаил Дмитриевич Воробьёв. Александр никогда с ним раньше не встречался, но слышал, что он грамотный геолог, доктор наук, специализирующийся на палеогеографии южной части края, в частности на реконструкции древних береговых линий, соответствующих разным историческим эпохам. Наумов давно сотрудничал с Воробьёвым, и они вместе написали несколько статей и даже общую книгу. Несмотря на значительный возраст, наверное, далеко за шестьдесят, это был крепкий мужчина, невысокий и коренастый, с загорелым лицом и руками. Он был старым полевиком, много сезонов проведшим в экспедициях. Одет он был в выцветший энцефалитный костюм и резиновые сапоги. С собой на завтрак он зачем-то принёс геологический молоток. Получив свою порцию каши и кружку чая, Михаил Дмитриевич стал рассказывать, как правильно варить кашу в полевых условиях. Он рассказал пару историй, как ему приходилось готовить при отсутствии дров на высокогорных гольцах и, наоборот, среди сырого болота, где воду приходилось обеззараживать травами, которых он знает множество. Студенты слушали его внимательно. Наумов пытался привлечь внимание, но Воробьёв имел более громкий и уверенный голос. Он сыпал латинскими названиями растений вперемешку с геологическими названиями грунтов, на которых они произрастают и медицинскими названиями болезней, которые можно излечить этими полезными растениями. Отпив глоток чая, Воробьёв стал объяснять, с какими травами нужно заваривать чай, чтобы он был вкусным и полезным. Назвав одну из них по латыни, он воскликнул:
– Я вчера видел её где-то здесь, – с этими словами он бросился на окраину поляны.
Наумов немедленно этим воспользовался:
– Сегодня необходимо закончить строительство лагеря. Нужно поставить лабораторную палатку, построить навес, столы и лавки для столовой, кухню с полками для хранения продуктов, туалеты. Этим займутся Дима, Коля и Толик под руководством Александра Владимировича.
– Вот лабазник, филипендила пальмата – одно из лучших растений для заварки чая! – заявил доктор Воробьёв, выкладывая на стол пучок широких листьев.
– Михаил Дмитриевич, давайте обсудим полезность растений в нашем рационе несколько позже. Сейчас необходимо распределить людей на работы, чтобы рационально использовать погожий день.
– Я намерен сейчас отправиться на маршрут, сделать пару разрезов, осмотреть обнажения. Я полагаю, что перешеек сложен суглинками, алевритами и песками суббореальной фазы голоцена.
– Замечательно! Михаил Дмитриевич, что вам нужно, чтобы вы как можно скорее приступили к этой работе? – спросил Наумов.
– Мне нужна хорошая лопата. Я собираюсь отобрать пробы грунта.
– Я сейчас дам вам лучшую в экспедиции лопату, мою личную.
– Спасибо. Мне ещё нужен крепкий помощник, чтобы…
– Анатолий, пойдешь с Михаилом Дмитриевичем в качестве главного помощника старшего геолога. Берите Толика, Михаил Дмитриевич и идите. А мы продолжим.
Когда развод по работам был окончен, Александр подошел к Наумову.
– Лёша, ты думаешь, я смогу с двумя пацанами всё это построить за день? Надо было оставить Толика. Воробьёв и сам бы управился.
– Да я готов был ему ещё бутылку коньяка дать, чтобы только он ушёл на свой маршрут. А ты уж постарайся. Ну, хочешь, я тебе ещё девочку дам?
– Ну что ты мне с утра девочку предлагаешь! Девочки после работы, – отшутился Александр, – а сейчас мне мужик нужен. Ладно, постараемся.

Весь день до темна ушёл на устройство лагеря. Александр со студентами устанавливал палатки, строил помещения для камбуза и столовой, туалеты, и многое другое, что ему казалось совсем ненужным, а остальным, в том числе и Наумову, наоборот, даже недостаточно комфортным. Дима и Коля, несмотря на юный возраст, оказались толковыми парнями. Они не боялись браться за любую работу, и если чего-то не умели, то с полуслова понимали объяснения Александра. Девушка Люда, которую Наумов всё-таки дал им в помощь, производила впечатление напуганной лани. За свои семнадцать лет она ни разу не сходила с городского асфальта. Здесь ей всё было непривычно, всё пугало, особенно строгий «доктор» Александр Владимирович. Она никогда не видела молотка и ножовки, более того, она не знала, как называются эти инструменты. Но она изо всех сил старалась.
– Ладно, будешь подавать гвозди, – сказал ей Александр, когда они начали монтировать каркас крыши столовой.
Тоненькие розовые пальчики с неимоверно длинными ногтями с содроганием прикасались к ржавым гвоздям, которые в самый последний момент выпадали и терялись в траве. Смущение этой девочки в стерильно белой одежде вызывало жалость у Александра. Вместе с тем он злился на неё, а ещё больше на её родителей, которые вырастили изнеженную белоручку. Ну а в общем, с Людой работалось веселей. Все по очереди отпускали в её адрес не слишком обидные шутки, смеялись, и время шло незаметно.
Из-за неполадок газовой печки ужин сильно запоздал. Наумов налил по глотку водки за удачный день. Сытная пища и спиртное после тяжёлого трудового дня подействовали, как снотворное. В эту ночь Александр спал, как убитый и снов не видел, а может быть, не помнил.

Утром Александр обнаружил, что теперь не он один встаёт раньше других. Когда на рассвете он вошёл в море, увидел, что доктор Воробьёв уже возвращается из заплыва. Воробьёв тоже заметил Александра, подошёл. Вытираясь, он стал рассказывать, как давно он купается во всяких водоёмах, как это происходило в геологической партии на севере Сахалина ещё во времена его молодости… В это утро Александр не заметил восхода солнца, и с облегчением расстался с коллегой по водным процедурам только после завтрака.
До обеда Александр выкашивал высокую прошлогоднюю траву на месте будущих раскопок. Наумов предложил заложить раскоп таким образом, чтобы прошлогодний разведочный шурф оказался в одном из углов раскопа. Александру было, в общем-то, всё равно. Они с Наумовым разметили раскоп в виде квадрата со сторонами по десять метров, и пошли обедать.
Не успели они отойти от раскопа, как в лагере послышался девичий визг, крики парней, видна была суета около палаток. Александр с Наумовым ускорили шаг.
– Наверно, змея. Я сегодня уже убил двух щитомордников.
– Зачем убил, Лёша? Они же никого не трогают!
– Ты знаешь, как опасен укус щитомордника? Это часто приводит к шоку. Пока довезёшь человека до больницы, может быть уже поздно. Лучше, чтобы их не было на нашей территории.
– Но ведь это мы на их территории!
– Тебя смешно слушать, Саша.
Около палатки студенток, вооруженные лопатами стояли парни, за их спинами, чуть поодаль жались друг к дружке девчонки с испуганными глазами.
– Алексей Семёнович, у нас в палатке змеи!
В это время Дима, шуруя впереди себя лопатой, полез в палатку.
– Дима, стоять! – приказал Александр. – Вылезай!
– Да я сейчас её грохну! Я вижу её!
– Назад, я сказал!
Поставленный ещё в армии тон приказа подействовал. Дима вылез и растерянно смотрел на Александра Владимировича. Александр подобрал палочку и полез в палатку.
– Саша, не трогай змею руками, это очень опасно! – крикнул Наумов.
Александр приподнял спальник и увидел в углу палатки небольшого щитомордника. Он прижал ему голову, взял пальцами за шею как можно ближе к голове и вынес из палатки. Щитомордник обвил руку хвостом, но вырваться не мог. Девчонки запищали.
– Бросайте его сюда, – крикнул Дима, – я его убью!
– Что он тебе сделал? – сказал Александр, и понёс змею подальше от лагеря. Он отошёл довольно далеко, и бросил щитомордника в траву там, где люди не ходят.
– Живи долго и счастливо! – пожелал он змее, и ему почему-то стало грустно.
– Проверьте, пожалуйста, и нашу палатку! – заныли студентки, когда он вернулся. – Мы боимся, а вдруг и у нас тоже змеи!
Пришлось проверять все палатки.
– Слушайте меня внимательно, – сказал Александр за обедом. – Если не хотите иметь змей в постели, палатки на день плотно закрывать!
– А как же проветривать?
– Проветрите вечером. Змеи любят тепло, поэтому лезут в палатки. Понятно? Обувь всем носить закрытую. Ходить по тропинкам. Под ноги смотреть всегда! Если увидите змею, не кричите, не бегите, а просто обойдите её.
– А если она прыгнет?
– Никогда! Никогда змея не нападает первой, пока вы не наступите на неё. Щитомордники и прыгать-то не умеют. Если хотите, после работы я расскажу вам про свои опыты со щитомордником.
 
Время до ужина ушло на нивелировку поверхности раскопа. После ужина Александр сходил в свою палатку, чтобы записать вчерашний сон и кое-что привести в порядок. Потом пошел в лабораторную палатку готовить планшет и инструменты на завтра. На камбузе что-то жарили Коля и Толик.
– Александр Владимирович, хотите попробовать? – заулыбались они загадочно.
– Что, за ужином не наелись? Что там у вас?
– Змея! Толян вот такого полоза поймал! Китайская пища!
– Ну зачем, парни, вы что голодные? Взяли и убили зверя!
– Интересно же попробовать! Вы пробовали? О, Димон ещё одного несет! Давай, Димон, как раз успеешь, пока сковородка горячая.
С мыса, у подножья которого и располагался лагерь, спускался Дима с огромным полозом, висящим в его руке, как верёвка. Кулак студента изо всей силы сжимал шею змеи, которая, по-видимому, уже задохнулась. У Александра потемнело в глазах.
– Дай-ка, ты его задушишь.
– Всё равно убивать, – ответил Дима, отводя руку.
– Дай, сказал! – прорычал Александр.
Взял осторожно змею, положил в траву, присел. Полоз пошевелил хвостом, приподнял голову и уставился немигающим взглядом на спасителя, часто высовывая язычок.
– Где ты его поймал? – спросил Александр недоумевающего студента.
– Наверху там, под скалой. Там их несколько штук. Я самого большого изловил!
– В общем, слушайте, орлы, если узнаю, что ещё хоть одну змею обидите, лично башку оторву! Два раза повторять не буду. А на ту скалу вообще ходить запрещаю!
Парни недоуменно посмотрели друг на друга, но промолчали. Полоз тем временем свернулся в клубок, и видно было, что ожил. Александр взял змею на руки, и полоз, к удивлению уже собравшейся публики спокойно лежал, не пытаясь уползти. Не спеша, Александр поднялся на мыс, подошел к камню и аккуратно положил на него змею. Камень излучал тепло дневного солнца. Полоз пошевелился, свернулся поудобнее, и принял царственную позу с высоко поднятой головой. Александр автоматически стал на колено, не сводя глаз со змеи. Он уже не сомневался, что это Змей! Пошарил по карманам в поисках жертвы, но ничего, кроме сигарет не нашёл. Вытащил одну, положил на край камня. Змей посмотрел прямо ему в глаза и часто-часто затрепетал язычком. «Он принял!» – подумал Александр, а вслух сказал:
– Здоровья и благополучия тебе и всему твоему роду, Змей!
Присел под скалой, закурил, и долго сидел опустошённый, абсолютно без мыслей и без желания что-либо делать.
 
Он просидел до тех пор, пока багровое солнце не утонуло за дальними хребтами. Стало прохладно. Первые комары назойливо зажужжали над ухом. Поднялся. Полоза на камне уже не было.
На берегу у костра сидели почти все сотрудники экспедиции. Он хотел тихонько пройти мимо, но Наумов заметил его.
– Саша, иди к нам. Хочешь пивка?
От пива он отказался, присел у костра.
– Александр Владимирович, вы нам обещали про змей рассказать.
– Не хочу я вам ничего рассказывать.
– Почему? Вы же обещали.
– Что толку с вами говорить? Вы губите всё живое, не задумываясь…
– Но они же могут укусить!
– Ну, хорошо. Представьте, что на земле есть другие существа, которые сильнее человека. Они знают, что человек может успешно обороняться от них, и даже способен их убить. Тогда они при первой встрече будут убивать людей за то, что люди способны им противостоять. Представили?
– Это не справедливо! – послышался девичий голос.
– А разве справедливо убивать змей за то, что у них есть оружие обороны?
– А если они сами нападут?
– Я проверял. Однажды загнал щитомордника в угол и стал задирать его палкой. Сначала он пытался просто удрать, но я ему не давал. Тогда он стал трещать хвостом и делать угрожающие выпады. Потом он несколько раз сильно ударил палку головой, но при этом не кусал – предупреждал. Я сделал ему больно, и он все-таки укусил палку, но яд не выпустил. Это было его последнее предупреждение. И лишь когда я сильно его придавил, он понял, что от меня не отвязаться, и укусил палку так, что на ней остались две капельки яда.
– И что вы с ним сделали?
– Извинился и отпустил. Он тут же быстренько уполз, обрадованный, что избежал неминуемой смерти.
Студенты засмеялись:
– Ну, вы даете! Извиняться перед змеёй!
– Ваши рассуждения, конечно, интересны, но я вам скажу, что многократно был свидетелем, и знаю много других случаев, когда в геологических партиях люди гибли от укусов змей, – вступил в дискуссию Воробьёв. – У нас однажды рабочий ногу в сапог утром сунул, а там щитомордник. Еле успели до больницы довезти.
– Нечего сапоги разбрасывать! Наверно пьяный был?
– Какая разница? Жизнь человека всегда превыше жизни всяких животных.
– И вы считаете, Михаил Дмитриевич, что поэтому нужно любую змею убивать?
– По крайней мере, там, где есть люди, им не место. Мы, знаете, встречали целые клубки змей. Из двух стволов дробью как жахнешь…
– Вот потому, что большинство мыслит именно так, – перебил его Александр, – рядом с людьми нет места ничему живому.
Но старый геолог был непробиваем. Он стал рассказывать о своих многочисленных победах над ужасными змеями. Александр незаметно удалился, но ещё долго не мог уснуть.

11

– Вставай, мой муж! Новое Солнце освещает Землю. Правда, ему сегодня трудно пробиться сквозь облака, которые поливают травы мелким дождём. Вставай, я приготовила тебе вкусный завтрак.
Он поднялся, потянулся, как был раздетый донага, вышел из жилища под дождь. Постоял на свежем ветерке, пока не намокло всё тело. Стало бодро и весело. Он ворвался в дом, сгрёб в охапку жену, повалил на лежанку. Она захихикала, шутливо отбиваясь.
– Подожди, Забда, не время сейчас. Тебе идти надо. Соседский мальчик прибегал, сказал, что Загу зовет тебя. Загу сказал, чтобы ты утром пришел.
– Ладно, сейчас пойду.
Он быстро оделся. Ния подала ему три крупных раковины, запечённых в костре.
– Вкусно! – сказал он, наспех проглатывая моллюсков вприкуску с листьями черемши. – Когда ты всё успеваешь? Это ты сегодня уже наловила? Сегодня же волны, ничего не видно под водой.
– Я ходила на северный берег. Там меньше раковин, зато нет волн.
Он порывисто встал, крепко прижал к себе маленькую жену.
– Жди меня, моя кошка, я сегодня чувствую себя тигром!

Холодный встречный ветер обдал брызгами дождя. Селение словно вымерло – все жители скрылись от непогоды у своих очагов. На узкой тропе высокая мокрая полынь вмиг вымочила одежду насквозь. Почти бегом он поднялся на мыс и оказался у дома шамана. Полог был откинут, в проходе стоял Загу и пронзительно смотрел ему в глаза.
– С новым днём, Загу! Ты звал меня, почему же так неприветливо встречаешь?
– Будем надеяться, что день будет добрым! Проходи к очагу.
Загу отступил в полумрак жилища. Он был одет в праздничную шаманскую одежду, и по его лицу было видно, что он настроен решительно. Забда знал, что сегодня день не предназначен для ритуалов и недоумевал, к чему этот наряд.
– Стань у очага лицом к огню! Если хочешь, чтобы я говорил с тобой, ты должен повиноваться. Я совершу обряд очищения.
Забда выполнил приказание. Глядя в огонь, он вдруг понял: «Это сон!». Шаман тем временем расставил вокруг него семь волчьих черепов, в пасть каждому черепу положил тлеющие угли и посыпал растертые листья пахучих растений. Напевая заклинания под звуки бубна, он обошёл гостя три раза по ходу солнца и три раза в обратном направлении. От монотонных звуков и дурманящего дыма у Забды закружилась голова, он почувствовал, что силы покидают его. Он держался на ногах только на усилии воли. Шаман опять изучающе впился взглядом в его глаза, затем порылся в своей сумке, достал прозрачный жёлтый камень величиной с кулак. Подбросил хвороста в костёр, и долго смотрел на огонь сквозь камень. Затем протянул камень Забде:
– Дыши на него сильно!
Забда набрал полные лёгкие воздуха, протяжно выдохнул на камень. Шаман снова стал изучать камень на просвет. Напряженные морщины на его лице разгладились, он улыбнулся и сказал:
– Ты чистый человек, Забда! Садись на почётное место. Будем пить чай и говорить.
Шаман подогрел у огня котелок с ароматным отваром, налил гостю. Забда, сидя на мягкой шкуре с интересом рассматривал орнамент на чаше. На крашенных красной охрой и тщательно залощённых её боках были процарапаны рыбы, сети и отдельно – хозяин всех морских обитателей Суза – акула.
– Кто делает тебе такую красивую посуду, Загу?
– Кто может делать мне посуду? Конечно, моя жена Кахи! Она мастерица, всё умеет!
– Где же она сейчас, в такую погоду? Все люди посёлка сидят по домам.
– Я отослал её к родственникам, потому что ждал тебя и хотел с тобой серьёзно говорить. Слушай меня, Забда, я сегодня опять видел тебя во сне. И опять это было в другом мире. С тобой было много странных людей. Они построили под мысом свои жилища. И самое дурное, что я видел, они стали убивать змей! – Загу нахмурился и надолго замолчал. Потом продолжил:
– Я не могу понять этот сон, поэтому позвал тебя, чтобы советоваться. Я думаю, что эти люди могут нанести вред племени. Я отвечаю за наш народ, поэтому должен разгадать этот сон, и поэтому я вынужден был проверить тебя. Мудрый камень показал, что ты чистый человек. Ты не должен обижаться, Забда.
– Ты правильно поступил, Загу, и мне не на что обижаться. Но скажи, почему ты советуешься именно со мной?
– Ты сам это знаешь. Но если ты хочешь, я тебе скажу. Мы с тобой друзья ещё со времени, когда мы жили в Большом Посёлке. Ты организовал поиски места для нового поселения, когда людей в Большом Посёлке стало много, и пищи не стало хватать на всех. Ты с тремя молодыми воинами нашёл этот благополучный остров. Ты убедил Большого Шамана Модо разрешить племени разделиться, ты подбирал молодые семьи для переселения, ты уговорил меня стать шаманом нового поселения. Благодаря тебе я здесь. Мы вместе строили посёлок, вместе налаживали промыслы, и теперь люди живут хорошо. Поэтому я тебе доверяю больше, чем любому другому мужчине нашего племени. Но меня очень беспокоит твоё появление в ином мире в компании с плохими людьми. Я почти уверен, что это не ты, а злой дух в твоём обличье. Ты должен мне помочь. Мы с тобой отвечаем перед людьми за их безопасность.
– Спасибо тебе, Загу, за хорошие слова. Я готов сделать всё, чтобы нашим людям было хорошо, и мы с тобой решим эту задачу. Но прежде скажи мне, нашел ли ты ответ на мой вопрос, который я задал тебе в прошлый раз?
– Я много думал. Я применил все методы, которым меня учил Модо. Трудно было. Дух сказал мне, что нельзя убивать наших потомков, потому что они несут нашу кровь для своих потомков, потому что в них продолжается наша жизнь. Даже если эти люди плохие, то их дети могут быть хорошими. Это я понял. Но я не смог понять, кого я видел во сне в твоём теле. Был то злой дух, или это была твоя душа, перелетевшая в другой мир, или это был твой потомок в другом времени через много зим.
– Ты сказал, что не уверен, что видел во сне злого духа. В чем твои сомнения?
– Тот, кого я видел в твоём теле, вёл себя так же, как остальные, которые были с ним. А они плохие. Они резали траву, ломали кусты и деревья, убивали змей. Я уверен, что они плохие. Но последнее действие того, кто в твоём теле, меня озадачило. Он спас потомка Змея, Хозяина Острова, от плохих. И теперь я ни в чем не уверен.
Забда задумался, глядя в огонь. Шаман, будучи специалистом по душам, понял, что не следует нарушать ход мыслей гостя, и тоже молчал. Наконец, Забда решился.
– Загу, ты только что назвал меня другом и сказал, что доверяешь мне. Я тебе тоже доверяю, поэтому сейчас раскрою тебе свою тайну. Такой тайны наверно не знал даже великий Модо. Выслушай меня до конца и не перебивай. Вот что я тебе скажу. Ты не ошибся, твои сны – правда. То, что ты видел, есть на самом деле, но не в другом мире, а в другом времени. Посмотри на меня. Я необычный человек. У меня сейчас две души. Да! Одна душа того, кого ты знаешь, как своего друга, другая – человека из будущего времени. Я не знаю, почему это происходит, но душа того человека вселяется в это тело, когда тот спит. Это началось недавно, когда тот человек нашёл остатки нашего посёлка. Он нашёл разбитую посуду, которую делала моя жена Ния, и теперь, если он кладет под голову куски этой посуды, то во сне его душа вселяется в моё тело. Человек этот живет через много зим после нашей смерти. Сто раз отец зачал сына за это время. Люди там живут совсем по-другому, совсем не так, как мы. У них другие дома, другая пища, и мысли у них другие. Они потеряли наши знания. Они не знают, что душа может путешествовать, что есть другие миры и другое время. Они думают, что есть только то, что они видят, а что не могут увидеть – того нет. Так они живут. Но среди них есть люди, которые хотят узнать, как жили раньше. Они ищут в земле вещи людей прошлого и по ним пытаются это понять. Те люди, которых ты видел во сне, хотят узнать, как жили мы.
– Но почему они не спросят у наших потомков? – не выдержал Загу. – Старики передают знания своим детям, а те – своим детям. Так было всегда!
– Нет, Загу, слишком много времени прошло, слишком много событий было на Земле, никто ничего не помнит. Те люди даже не знают, как мы себя называем, на каком языке говорим, как выглядим…
– Они не знают славного племени Сугзэ? Этого не может быть! Я не могу этому поверить! Куда же делись наши сильные потомки, наши удачливые охотники и воины?
– Никто не знает, друг, никто. Те люди, которые приехали на наш остров, хотят узнать это. Они не плохие люди, просто они думают иначе и многого не понимают.
– Если они узнают, что случилось с нашими потомками, пусть душа того человека скажет твоей душе. Если в этом повинна человеческая память, тогда мы заставим наших детей учить наизусть, как жили наши предки, и пусть они заставляют своих детей. Незнание жизни племени мы сделаем табу! Если же наше племя погибло от врагов, тогда мы сможем предупредить потомков об опасности! Пусть твоя душа скажет тому человеку об этом.
– Сейчас в моём теле две души, и душа человека из будущего слышит тебя. Но только его душа может вселяться в моё тело, моя же душа не умеет улетать в будущее. Я удивляюсь твоим способностям, Загу! Скажи, ты слышал о шаманах, которым удавалось проникнуть так далеко в будущее время? Ты очень сильный шаман, самый сильный из всех шаманов!
– Да, я очень сильный шаман! Теперь я это вижу. Я думаю, что эта сила дана мне потому, что люди будущего коснулись праха моего племени. Они могут навредить нашему народу, и я должен принять меры. Поэтому мне дана эта сила.
– Я думаю, твои опасения чрезмерны. Скажи, чем могут навредить люди будущего, если будут раскапывать наши помойки и давно заброшенные жилища?
– Я не знаю этого. Но сила просто так не дается. Значит, я должен использовать её. Я буду наблюдать за людьми будущего и сделаю всё, чтобы не допустить вреда нашему народу. Скажи, как зовут того человека, чья душа вселяется в твоё тело?
– Ты удивишься, когда узнаешь! Его тоже зовут Забда. Но у него есть второе имя А-лек-сан-д-р, – с трудом выговорил он. – Это хороший человек. Он не любит, когда люди просто так убивают зверей. Сам он никогда не нарушает это табу.
– Да, я видел, как тот Забда спас от смерти Хозяина Острова. Но почему его так зовут? У них такие же имена, как у нас?
– Нет, у них совсем другие имена, у них совсем другой язык. Он сам не знает, почему его зовут Забда. Второе имя – это на их языке.
– Я спросил тебя об имени, чтобы удобнее было обращаться к душе того человека, чтобы я мог говорить прямо с ним. Его можно было бы называть вторым именем, но я боюсь, что я не смогу его произнести. Назови ещё раз его второе имя.
– А-лек-са… не получается. Это имя не для нашего языка. Но я знаю, как его можно называть. Некоторые близкие друзья называют его Саня. Ты можешь звать его Саня. Ему нравится это имя.
– Саня. Я буду называть его душу Саня. И я буду думать, почему его первое имя такое же, как у тебя. Это не может быть совпадением. В этом должен быть смысл.
Огонь в очаге съел все дрова и стал совсем маленьким. Загу принёс охапку сучьев и стал аккуратно складывать на угли, приговаривая:
– Я принёс тебе хорошую пищу, Огонь. Это сухие крепкие дрова. Пусть тебе будет приятно поглощать их. От них ты станешь сильнее. Я всегда кормлю тебя только хорошими дровами. Прошу тебя, никогда не покидай мой очаг. Мы с женой всегда рады тебе, Огонь!
Огонь оживился, повеселел, разбежался язычками по сучьям и принялся с хрустом их поедать. Он рос на глазах, и казалось, смотрел на двух мужчин и подмигивал им из самого центра костра.
Загу подогрел свой волшебный напиток. Они молча пили и смотрели в огонь.
– Ты рассказал мне много интересного, Забда. Я благодарен тебе, что ты доверил мне свою тайну. Я буду думать об этом, я буду говорить с духами. Пока я не вижу опасности в том, что в тебя вселяется вторая душа. Но ты не должен об этом говорить никому из наших людей. Приходи ко мне каждый раз, как только вторая душа посетит тебя. Вместе мы победим злые силы даже в далёком будущем! Теперь я буду говорить с душой Саня. Слушай меня, Саня! С тобой говорит сильный шаман. Ты должен меня слушать, если находишься на моем Острове! Ты, Саня, должен требовать от людей, с которыми сюда пришёл, соблюдения всех наших правил, ты должен следить, чтобы эти люди не нарушали табу. Помни, я очень сильный шаман! Я могу добираться до вашего времени, и буду наказывать ваших людей за нарушение табу. Скажи это своим людям!
Забда попрощался с шаманом и вышел под дождь. Ветер сгибал ветви дубов. Море почти не различалось далеко внизу под мысом. Всё живое спряталось от непогоды. И только птичка на прошлогоднем стебле тростника бодро стрекотала свою песню.


12

Утро выдалось ясное и росное. Александру повезло проснуться раньше Воробьёва. Он с удовольствием окунулся в бодрящие волны, сделал лёгкую зарядку и сел у палатки записывать сон.
За завтраком общим вниманием опять завладел Воробьёв:
– Вчера я закончил обследование перешейка. Как я и предполагал, он сложен суббореальными отложениями. Я взял пробы. Алексей Семенович, их надо доставить в институт. Между прочим, на перешейке много змей. Прежде, чем войти в траву, мне приходилось шурудить перед собой лопатой. Надо запретить всем ходить по траве без сапог.
– Да, вы правы, Михаил Дмитриевич, – ответил Наумов. – Все слышали? В траву в лёгкой обуви не ходить! Разъясните нам, Михаил Дмитриевич, в какое время образовался перешеек? То есть, меня интересует, был ли он уже во времена зареченской культуры?
– Видите ли, трансгрессия закончилась незадолго до зареченского времени. Тогда лишь начали образовываться песчаные косы от острова и от материка навстречу друг другу. Но пролив ещё был широким и глубоким. Так что зареченцы жили на острове. А вот к началу горинского времени перешеек, несомненно, уже существовал почти в том же виде, как теперь.
– Скажите, Михаил Дмитриевич, а не могло быть так, что перешеек образовался несколько позже, скажем в конце существования горинской культуры? – спросил Александр.
– Какое у вас образование, Александр Владимирович? Вы когда-нибудь соприкасались с геологией?
– Геологических знаний у меня нет. Поэтому и спрашиваю вас.
– А у меня есть. Так вот, специально для вас объясняю ещё раз. Состав и характер залегания отложений, из которых состоит перешеек таков, что у меня нет сомнений – он образовался до появления населения горинской культуры. Это подтверждается моими исследованиями по всему южному побережью. Вы читали мои последние статьи? Вижу, что нет. В городе зайдите ко мне, я подарю вам оттиски. После этого вы не будете задавать таких вопросов.
Александр вскипел, но не нашёлся, как ответить. Рассказать ему свои сны? Да он убеждён в своей правоте так, что если бы сейчас образовался пролив, он бы его отрицал! Чёрт с ним. Надо попробовать поговорить с Наумовым. Столько лет он меня знает, может, поверит.

В этот день начинались собственно раскопки. Наумов отдал Александру всех троих парней и студентку по выбору для фиксации находок. Александр почему-то взял в помощницы Люду. Распределив людей, Александр и сам взялся за лопату. Снимали дёрн по всей площади раскопа, складывали его в штабеля подальше от края. Иногда в корнях дёрна попадались кусочки керамики, и тогда Люда упаковывала их в пакеты, подписывая номер квадрата. Надо было видеть, как преодолевала она свою брезгливость, беря двумя пальчиками грязный черепок. Она сидела на раскладном стульчике, надвинув до глаз шляпку и поминутно натягивая на колени короткую юбку. На планшете перед ней лежало зеркальце, в которое она смотрелась почти непрерывно. Ближе к обеду стало невыносимо жарко. У Люды на глазах появились слезы.
– Что случилось, Люда, кто тебя обидел? – спросил Александр.
– Я сейчас вся загорю пятнами! На что я буду похожа? – всхлипывая, ответила она.
– О чём ты думаешь? – возмутился Александр. – Ты сюда что, загорать приехала? Убери зеркало и работай!
– Мне надо сходить за кремом.
– За каким кремом?
– От загара! Я загорю!
– Все загорят. Работай. Скоро обед, тогда и возьмешь свой крем. Убери зеркало, я тебе сказал!
Люда испуганно взглянула на начальника, закрыла зеркальце и отодвинула на край планшета. Но через минуту снова украдкой смотрелась в него. Александр сделал вид, что не замечает.
Во время перекура Дима спросил:
– Александр Владимирович, за что вы так любите змей?
– Я их не люблю, я их уважаю, как и всех других животных.
– Фу-у, они же противные! – сказала Люда.
– Ну, не противнее человека. Представь, как мы выглядим с их точки зрения: такие уроды с выростами, ползать не умеем, чешуи нет, бегаем на двух ногах и всех убиваем просто так. Монстры!
Все засмеялись.
– Но все-таки, они опасны для человека, а вы их защищаете, – сказал Коля.
– Это современные люди считают их опасными. А древние жители этого поселения почитали змей священными животными. Полоз считался хранителем этого острова.
– Откуда вы знаете? Ведь письменности тогда не было.
– Во сне видел, – вырвалось у Александра.
Все опять засмеялись.
– Ладно, парни, давайте работать. Если до обеда дёрн снимем, начнём после обеда раскопки.
К обеду действительно закончили снятие дёрна. Устали. Александр отпустил студентов, а сам присел на край шурфа, закурил, и стал перебирать упакованную Людой керамику. Он осматривал все венчики в поисках тех, что сделаны левой рукой. Но таких не оказалось. «Ну что ж, их и не должно быть, ведь Забда с Нией жили в самом начале, когда поселение только образовалось, а эта керамика сделана в самом конце», – подумал Александр, осмотрелся. – «Да, именно здесь было моё жилище, – подумал он, – пожалуй, немного выше. Но шурф должен захватить его часть. Интересно будет раскопать собственный дом через три тысячи лет после того, как в нём жил». Необъяснимый внутренний трепет охватил его. Чтобы успокоиться, пришлось выкурить ещё одну сигарету.

После обеда Наумов распределил людей на раскопки. Он сам, Александр, Лена и Яна, как имеющие опыт, должны заниматься собственно раскопками. Чтобы не мешать друг другу, каждый будет копать свою часть раскопа. Каждому придавалась студентка для ведения документации, фиксации находок и других подсобных дел. Александру досталась Люда. Коля с Толиком становились на промывку выкопанного грунта через специальные сита, а Дима должен доставлять им на берег пакеты с грунтом. Остальные студентки обязаны были перебирать, сушить и упаковывать отмытые пробы.
– Лёша, можно я буду копать юго-восточный угол? – спросил Александр.
– Вообще-то я хотел тебя поставить как раз в противоположный. Я думаю, там будет толще раковинный слой. А его копать сложнее, сам знаешь.
– Я потому и прошу юго-восточный, что тут сложнее. Здесь должно быть горинское жилище, относящееся к первопоселенцам. Следовательно, его котлован, скорее всего, заполнен раковинами. Ты же помнишь, на других горинских поселениях старые котлованы обычно использовали для свалки.
– Я, конечно, доверяю твоей археологической интуиции, но в данном случае не вижу никаких признаков жилища. Объясни.
– Не могу я тебе этого объяснить. Я просто знаю, – сказал Александр и, видя недоумение Наумова, продолжил: – Ну хорошо, считай это моим капризом. Согласись, что ни ты, ни я не знаем точно, где слой толще. Из моего разведочного шурфа известно только, что он есть. Давай я начну копать в юго-восточном углу и, если у меня слой окажется тоньше, я поменяюсь с тем, у кого он будет толще.
– В общем, ты прав. Нет смысла спорить. Тем более что нам с тобой всё равно придется помогать Леночке и Яночке. У них опыт совсем небольшой.
Несмотря на послеобеденную жару и слетевшихся оводов, работа пошла энергично, с энтузиазмом. Верхний слой суглинка снимался легко. Находок было не много. Дима только успевал носить на берег тяжелые пакеты с землей. Повариха уже простучала в кастрюлю, объявляя ужин, когда дружная команда заканчивала снятие первого слоя.
– Хорошо поработали! – сказал Наумов. – Интересно, сколько ещё до раковинного слоя?
– Судя по разведочному шурфу, сантиметров десять, – ответил Александр. – Если так будем работать, завтра выйдем на его поверхность. Давай, Лёша, сейчас всё сфотографируем, чтобы с утра можно было нивелировать эту поверхность. Я всё равно рано встаю. Возьму Люду и до завтрака с ней всё отнивелируем, чтобы не терять рабочее время.
Так и решили. Занялись фотосъёмкой. Оба были в приподнятом настроении довольные результатами дня. Приятно, когда дело ладится.

На ужин пришли, когда почти все уже поели. На дальнем краю стола парни пили чай и играли в карты. Повариха Галя прервала свой ужин, чтобы положить порции Наумову и Александру. В центре стола сидела Люда. Она медленно, аккуратно, чтобы не дотронуться накрашенными губами до пищи, поглощала салат. На столе перед ней стояло зеркальце, в которое она непрерывно смотрелась.
– Свет мой, зеркальце, скажи, кто на свете всех милее? – пошутил в её адрес Александр.
Люда смутилась, захлопнула зеркальце.
– Ну что вы надо мной издеваетесь!
– Я не издеваюсь, я сожалею.
– О чем?
– О том, что девушек в армию не берут.
– А что, в армии нет зеркал?
– Есть. Но только одно. И смотреться можно, когда разрешат.
– А как же причёсываться?
Александр рассмеялся:
– Причёсывать в армии нечего, там стригут всех налысо.
– А пуговицы застёгивать? Без зеркала же не видно.
– Один раз туалет зубной щёткой подраишь, и будешь наощупь застёгивать без ошибки всю жизнь.
– Но это же жестоко!
– Ладно, Люда, слушай приказ. Завтра мы с тобой должны до завтрака отнивелировать поверхность следующего слоя. Поэтому, нам с тобой подъём в семь часов. Предупреди дежурного, чтобы тебя разбудили. В семь двадцать выходим на раскоп.
– Я не успею за двадцать минут.
– Значит, вставай раньше. Договорились?
Люда кивнула. На глазах опять слезы.
– Люда, ну что за детство! Мы же на работе. Раз нужно, значит надо делать. Считай, что тебя призвали в армию. Будешь проходить курс молодого бойца, – пошутил Александр и принялся за остывшую кашу.

После ужина навалилась усталость, но спать было ещё рано. Александр спустился на берег и разжег костерок. Хорошо было сидеть у огня и любоваться послезакатным небом и зеркальным морем. На огонек подтягивался народ. Наумов принёс пиво. Кто-то положил на огонь большое сырое полено.
– Ты же его раздавишь! – сказал Александр, и уложил полено сбоку.
– Кого? – не понял студент.
– Огонь.
Не успел он ответить, как в костер полетела банка из-под пива.
– Ну вот, ещё один! Что это вам помойка?
– Расплавится, меньше мусора будет.
– Ребята, ну нельзя так с огнём обращаться!
– Да что с ним будет?
– Обидится и потухнет.
– Ну, вы даёте, Александр Владимирович! Ну, потухнет, так новый запалим. Зажигалки у всех есть.
– Да я не об этом. Огонь живой. Это, как существо. Вы всмотритесь в него! У каждого костра своё поведение, свой характер. А вы в него мусор швыряете.
– Вы очень романтично описываете реакцию окисления с выделением света и тепла, Александр Владимирович, – сказал из темноты Воробьёв. – Между прочим, именно окисление поверхностного защитного слоя пищевых банок огнем и создаёт возможность их быстрой утилизации почвенными кислотами. В этом ребята, безусловно, правы. Но романтика в этой реакции, конечно присутствует. Особенно на фоне природы.
– Тогда объясните, Михаил Дмитриевич, чем отличается от огня человек? Ведь и человек тоже живёт за счет окисления, и тепло организм получает именно таким путем. И если мы считаем себя – большую сложную химическую реакцию – жизнью, то почему отказываем в этом огню?
– Ваша точка зрения на фоне элементарных современных знаний просто абсурдна, – ответил Воробьёв. – Человек в отличие от огня двигается, питается, мыслит, наконец!
– Ну, огонь тоже питается всеми горючими материалами, передвигается, да ещё как! Не каждый человек может передвигаться с такой скоростью и на такие расстояния. А насчет мышления – это спорный вопрос…
– Хоть раз вы со мной согласились! – не дал договорить Воробьёв.
– Нет, не согласился! – запальчиво сказал Александр. – Во-первых, нельзя доказать, что огонь не обладает мышлением. Если мы его не понимаем, это еще не доказательство. Слишком разная у нас с ним организация. Но надо учитывать мнение предыдущих поколений. Всё человечество на протяжении всего своего существования, исключая последние столетия, поклонялось огню, как божеству. Они что, все были дураками? И от этих идиотов произошли мы – умные? А во-вторых, нельзя считать современного человека умным и вообще мыслящим. Мы создаем массу абсолютно ненужных вещей, используя ограниченные ресурсы природы – это умно? Люди соревнуются в накоплении этих ненужных вещей, создавая запасы, которых хватит на тысячи жизней, и всё это для престижа – это плоды высшего разума? Наконец, самое неразумное – человек уничтожает свою среду обитания, причем, делает это сознательно, соревнуясь с соседями и зная, что жить будет негде и не за что. Это, по-вашему, вершина мышления?
– Ну, знаете, это просто демагогия! С вами невозможно вести аргументированный научный спор. У нас с вами слишком разные базы знаний, – сказал Воробьев и замолк.
– Здорово вы его! – тихо сказал сидевший рядом с Александром Дима, – Откуда вы всё это знаете?
– Размышлял. И тебе советую, не принимай на веру всё, что написано. Всегда задавай себе вопрос: «Почему?». Когда накопится много ответов, у тебя сложится своё мнение, скорее всего отличное от моего, но своё. В конце концов, в книгах каждый подаёт свою точку зрения, а люди, не ищущие ответов, принимают это мнение автора за истину. И потом всю жизнь живут с этими «истинами» и на их основании выстраивают свои доказательства. Жизнь людей вообще зачастую строится на основании их заблуждений.
Все сидели молча вокруг костра. Стало как-то неуютно. Кто-то из парней сходил за гитарой, начал тихонько бренькать. Александр поднялся. Пора было спать.
– Люда! Ты не забыла – утром вставать!
– Да, Александр Владимирович.
– Спокойной ночи всем! – сказал Александр и пошёл к палатке.

– Саша, подожди, – догнал его Наумов, пошёл по пляжу рядом. – Зря ты с Воробьёвым так резко. Он обидчивый. Что ты хотел доказать?
– Да пусть обижается, сам напросился. Я с ним вообще не собирался разговаривать. Я хотел молодежи объяснить, что надо хоть чуть-чуть уважать природу. Кстати, о Воробьёве, ты, Лёша, не слишком доверяй его авторитету. Я имею в виду перешеек. В горинское время, по крайней мере, когда только образовалось поселение Дымова-3, пролив между материком и островом был. Шириной метров тридцать в самом узком месте.
– Ты и в этом собираешься спорить с Воробьёвым? Вот тут ты, Саша, не прав. Воробьёв – ас в морской геологии нашего региона. Равных ему нет. Он всю жизнь этим занимается.
– Да не спорю я с ним! Но согласись, что абсолютно совершенных методик не существует. Сколько факторов учитывает его методика? Десять, сто? А сколько факторов участвует в процессе образования перешейка? Тысячи! Их учесть невозможно.
– Но по всему побережью общая картина укладывается  в его концепцию.
– По всему побережью и общая картина – согласен, может быть, выглядит прилично. Я говорю конкретно об этом перешейке. Возможно, здесь сработал кокой-то дополнительный фактор. Ты пойми, Лёша, я хочу, чтобы база, на которой ты выстраиваешь реконструкции древнего общества, была правильной.
– Хорошо, допустим, Воробьёв ошибается. Ну а ты-то на чём основываешь свои доказательства?
– Сначала скажи, похож ли я на ненормального или на фантазера?
– Если не считать твоей прямолинейности и неспособности к компромиссам, ты вполне нормален, – отшутился Наумов. – А вот фантазия – это то, чего тебе действительно немного не хватает.
– Тогда скажи, обманывал я тебя хоть раз?
– Ну что ты, Саша, что за вопрос? Я доверяю тебе, как себе!
– Ну, тогда слушай, – и Александр рассказал Наумову о своих снах всё по порядку с первого до последнего сна.
Наумов долго молчал, изучающе поглядывая на Александра.
– Я и не знаю, что тебе сказать… давно у тебя это? – наконец выговорил он.
– Я же тебе сказал: с того момента, как мы нашли это поселение. Да не смотри на меня так! Проверялся я! Хорошо проверялся. Сказали, никаких отклонений в психике. Я сам поначалу испугался, но теперь знаю, что мои сны – правда. Проверял разными способами. Я же тебе рассказывал о песчаной прослойке у священного камня.
– Наличие прослойки не стопроцентное доказательство. Это могло быть и простым совпадением. Да не кипятись ты, Саша! Допустим, что всё, что ты мне рассказал, правда. И что ты мне предлагаешь написать в отчёте и в книге? Что выводы доктора геологических наук ошибочны, а верные сведения содержатся во снах археолога-любителя Александра Забды? Ты хочешь, чтобы археологическая общественность порвала животы от смеха?
– Зря я тебе это рассказал, я знал, что ты не поверишь. Но я попробую тебе доказать.
– Саша, даже если я поверю, другие ведь точно не поверят. Это же бред с точки зрения современной науки!
– Ладно, Лёша, пора спать. Устал я что-то. Завтра рано вставать. Утро вечера мудренее.

13

Забда чинил вешала для сушки рыбы. Со дня на день начнётся сезон Большой Рыбы. Нужно, чтобы всё было готово к её приходу. В этом году нужны большие запасы, Ния сообщила, что ждёт ребенка. Он связывал лыковыми верёвками жерди, а Ния помогала держать и подавала верёвки. Вдруг он прервал работу, задумался, потом сказал:
– Завтра доделаем. Мне нужно к шаману.
– Уже немного осталось, Забда. Давай закончим.
– Нет, я должен идти.
– Тогда я сама довяжу.
– Какая замечательная у меня жена! – обнял он её. – Заканчивай и иди домой. Я скоро вернусь.
Он прекратил работу, потому что внезапно почувствовал, что душа Саня снова с ним. Быстрым шагом он одолел подъём, окликнул Загу.
– Входи, Забда, я рад тебя видеть здоровым!
Пригнув голову, чтобы не задеть сушёный рыбий хвост, висящий на кожаном шнурке над входом, Забда вошёл в тёмное помещение.
– Добро твоему дому, Загу! Я пришёл, потому что душа Саня опять вселилась в моё тело.
– Мир тебе, Саня! – сказал шаман. – Хорошо, что ты посетил нас. Я хочу тебе многое сказать. Но сначала расскажи ещё раз, чего хотят эти люди в твоём мире, которые пришли на наш остров?
– Эти люди хотят узнать, как живет твоё племя.
– Как они это узнают?
– Они будут копать землю, искать то, что осталось от посёлка. Они соберут битую посуду, кости, ракушки, может быть, они найдут поломанные наконечники стрел или ещё что-то. Потом они будут думать, как жили люди вашего времени, что ели, чем добывали пищу, в каких домах жили. Так они будут делать. Другого способа у них нет.
– Так они совсем мало смогут узнать! Они почти ничего не узнают. Вот что я тебе скажу, Саня. Я два раза был в вашем в мире за эти дни. Очень трудно было мне это сделать! Я видел, что Люди Пришедшие Копать плохо себя ведут на нашем Острове. Они нарушают многие табу. Потом я говорил со Змеем. Мудрый Змей очень рассержен. Он говорит, что эти люди должны уйти с Острова, иначе он их накажет. Тот Змей, которого ты, Саня, спас в своём мире – потомок нашего Великого Змея. В нем живет Дух Острова. Ты совершил великий подвиг! Но Люди Пришедшие Копать должны уйти. Так сказал Змей.
– Они не послушают меня. Они будут смеяться, потому что они не знают, что есть Дух Острова и не верят в могущество Змея.
– Я понял это, когда смотрел на этих людей, – сказал Загу. – Если бы они имели наши знания, они бы не посмели так себя вести. Но я знаю, как сделать, чтобы они покинули нашу землю с миром. Надо дать им то, что они хотят. Они хотят знать, как мы живём – ты им расскажешь это. Но прежде возьми клятву с их вождя, что как только они всё узнают, сразу уйдут и никогда больше не потревожат Духа Острова.
– Я говорил с вождем, – сказал душа Саня языком Забды. – Он мне не верит. Люди моего мира не знают, что есть душа. Они не верят снам.
– Как можно не верить снам! Как же тогда они объясняют то, что видят, когда спят?
– Они считают, что сами выдумывают сны и это видят. Но я придумал, как сделать, чтобы вождь поверил в мой сон. Я закопаю какую-нибудь вещь в этом мире, а в моем мире её выкопаю. И пусть он это видит. Тогда он может быть поверит. И тогда я возьму с него клятву и расскажу, как вы живёте. Ты умно придумал, Загу. Ты Великий Шаман!
– Иди, Забда, делай так, как велит душа Саня, иди прямо сейчас!
Забда вышел, осмотрелся, недалеко от дома шамана подобрал кусок разбитого горшка. Подумал, присел на камень, и острым камешком выцарапал на внутренней стороне обломка профиль змеи – свой личный знак, которым обозначал свое оружие. Затем стал выбирать заметное место, где можно закопать «письмо в будущее». Он несколько раз останавливался около больших камней, но шел дальше, так как не был уверен, что в будущем их можно будет отыскать. Потом вдруг вспомнил надёжное место. Он вышел на площадку с жертвенником Змея, осмотрелся, выбрал заметный участок скалы и закопал черепок под ним. Острым камнем процарапал на скале две пересекающихся черты. Он потратил много усилий, прежде чем царапины стали достаточно глубокими, чтобы их не стерло время.
– Всё, Саня, я сделал своё дело, – сказал он. – Теперь ты должен сделать своё! Смотри, Солнце помогает нам!
Действительно, дождь прекратился, и солнце проглянуло сквозь облака. Забда выпрямился, повернулся к камню. Змей лежал, свернувшись на своём месте. С мокрого камня поднимался пар. Забда не имел с собой ничего значительного, но жертва была необходима – слишком серьёзное дело начали они с душой Саня. Он осмотрел себя ещё раз, потом решительно скинул куртку и, опустившись на колено, положил её на край камня.
– Великий Змей, сохрани то, что я закопал на многие зимы! Попроси своих потомков охранять это, чтобы оно лежало в земле до времени, когда будет жить тело Саня!
Змей повернулся к Забде, затрепетал язычком и, казалось, улыбнулся.
– Благодарю тебя, Мудрый Змей от имени всего нашего племени!

Александр проснулся ровно в семь. Он умел заводить внутренний «будильник» на нужное время. Быстро окунулся в море, помахал руками для согрева, оделся и пошёл в лагерь.
– Тома, – позвал он дежурную, – ты Люду разбудила?
– Да, конечно, – ответила явно не выспавшаяся Тома.
– А кипяток у тебя есть? Давай-ка чайку покрепче заварим.
Несмотря на досаждавших комаров, он с удовольствием выпил кружку чая с куском хлеба, намазанным кабачковой икрой.
– Тома, сходи, пожалуйста, позови Люду. Мы уже опаздываем, – сказал он и пошёл собирать вещи, необходимые для нивелировки.
Нагрузившись нивелиром, рейкой, планшетом, зашёл на кухню.
– Где Люда?
– Сказала, сейчас придёт.
Александр пошёл к палатке студенток.
– Люда, ты что там копаешься? Ты знаешь, что уже половина восьмого?
Из палатки показалась заспанная Люда с зеркальцем в руке.
– Александр Владимирович, я ещё не готова.
– Тебя же разбудили полчаса назад! – рассердился Александр, – Быстро! Даю тебе две минуты, чтобы ты была на раскопе!
– А завтрак?
– Завтрак ты проспала! Я пошёл. Две минуты! Попробуй только опоздать! – и он зашагал в сторону раскопа.
Александр успел установить нивелир, приготовить всё для работы и перекурить, когда подошла, почёсываясь от комариных укусов и поёживаясь от утреннего холода Люда. На ней были коротенькие шортики, маечка, панамка, а на ногах пляжные шлёпанцы. Её несчастный вид вызвал у Александра жалость и раздражение.
– Люда, ты что, на пляж пришла? Тебя же комары съедят!
– Ну и пусть!
– А как ты работать будешь? Иди, оденься нормально.
– У меня больше ничего нет.
– Как это нет? Ты же в экспедицию ехала!
– Нам сказали, что тут будет тепло, и мы загорать будем и купаться. У меня есть спортивные брючки, но они мокрые, я их вечером постирала.
– Детский сад! – прорычал Александр, стащил с себя энцефалитную куртку. – Надевай быстро!
– Не надо. А как же вы?
– Надевай! Мы с тобой и так уже почти час в игрушки играем. Скоро люди придут копать, а мы ещё и не начинали нивелировку. Иди, становись к нивелиру.
– Я не умею… у меня не получится.
– Все рождаются ничего не умеющими. Надо, значит, научишься.
Люда захлюпала носом.
– Ну что за детство! Такое впечатление, что тебе три года. Что ты плачешь?
– За что вы надо мной издеваетесь? Со мной никто так не обращался…
– Что? Это ты надо мной издеваешься! Вместо того чтобы делать дело, я с тобой нянькаюсь. Как ты живёшь дома? Кто тебя будит? Кто тебя одевает и всё за тебя делает?
– Мама. И у нас служанка есть.
– Ах, служанка! Так ты у нас юная госпожа! И ты думала, что тут тоже тебе служанку дадут? Знаешь, в чём твоя проблема, Люда? Весь мир крутится вокруг тебя. Все окружающие делают всё, чтобы тебе было хорошо. Если хочешь стать человеком, чтобы тебя уважали за дела, а не за папины деньги, попробуй изменить точку зрения. Пусть мир вращается вокруг дела, ради которого мы все сюда приехали. Мы приехали раскопать это поселение. Значит, все люди, все их дела и помыслы должны быть направлены в первую очередь на раскопки. И во вторую очередь – тоже! И, если вдруг останется свободное время, тогда можно заняться своими делами. Ясно? Всё. Начинаем работать.
Александр быстро объяснил девочке, как снимать отсчёты с помощью нивелира, пару раз проверил, и дело потихоньку пошло. Александр ставил рейку в нужную точку, Люда снимала отсчёт, он ставил отметку на планшете. Комары лютовали, легко прокусывая тонкую майку, но обе руки были заняты. Приходилось терпеть.
– Александр Владимирович, слышите, звонят – завтракать зовут.
– Завтрак мы с тобой проиграли в детский садик. Снимай отсчет.
– Я есть хочу…
– Вот, опять мир крутится вокруг твоих желаний. А если закрутить его вокруг нашего дела? Ты думаешь, я есть не хочу? И ты знаешь, по чьей вине я не иду на завтрак. Работаем!
Люда больше не произнесла ни слова, кроме нивелировочных отметок. Работали быстро. Когда подошел Наумов с раскопщиками, Александр с Людой снимали последние точки.
– Лёша, мы закончили, можно копать. Мы с Людой сбегаем быстро позавтракаем и сразу вернемся.
– Хорошо. Вы молодцы. Только не задерживайтесь. Сегодня желательно начать копать раковинный слой.
Александр взял Люду за руку и повёл в лагерь.
– Мы с тобой отлично поработали, мы сделали дело, Люда! Ты становишься сильной. Теперь быстренько перекусим и на раскоп. Только ты штаны надень.
– Они мокрые.
– На тебе быстрее высохнут.
– Но это же вредно!
– Кто тебе сказал? И разве есть варианты? Надевай – ничего с тобой не будет.

Кажется, Люда решила изо всех сил стараться: действительно надела невысохшие брюки, которые через двадцать минут и высохли, работала молча и усердно. Александр же старался лишний раз не делать замечания. Слой суглинка в их части раскопа оказался совсем тонким, и к обеду Александр очистил поверхность раковинного слоя. Она была бугристая, и по рельефу просматривался контур прямоугольника – часть погребённого жилища. Александр немного пораньше отпустил Люду на обед, сам сел на краю раскопа с сигаретой, задумался.
Удивительное ощущение раздвоенности охватило его. Он был здесь, над засыпанным котлованом древнего жилища, и вместе с тем какая-то его часть находилась внутри ещё жилого дома в том далёком прошлом. Он видел все детали стен, лежанки, кострище в центре, посуду на женской половине, свое оружие, яму, где хранились съестные припасы, тщательно замаскированный тайничок. Об этом тайнике никто не знал, даже дети. Только Ния была посвящена в эту тайну, но никогда в него не заглядывала. В тайнике он прятал самые ценные вещи: обереги от различных несчастий, священные амулеты, дающие мужскую силу, удачу на охоте и в морских промыслах, там же хранились заготовки наконечников для стрел и копий из особого шлифующегося камня. Умом Александр понимал, что это могло быть и не его жилище, – почти невозможно привязать объект точно к месту через три тысячи лет. Но душа чувствовала, что это его дом. Дрожь охватила тело, сердце забилось, мысли смешались.
Со стоном разогнув затёкшую спину, подошёл Наумов.
– Смотри-ка, тут действительно вырисовывается жилище! Как ты угадал, Саша?
– Я знал. Более того, я сам строил этот дом. Я здесь жил!
Наумов тоскливо отвел глаза, сделал вид, что рассматривает раскоп.
– Спасибо за то, что молчишь, Лёша. Еще год назад я сам назвал бы идиотом человека, сказавшего такие слова. Так что не стесняйся, я очень даже тебя понимаю. У меня к тебе большая просьба: удели мне после обеда минут двадцать.
– Вообще-то я хотел отдохнуть. Спина что-то разболелась… – попытался увильнуть Наумов.
– Не беспокойся, я не буду напрягать тебя разговорами. Я попытаюсь убедить тебя фактами. Прошедшей ночью я опять был в горинском времени. Я послал письмо в наше время. Мы с тобой его получим.
На лице Наумова отразились вся гамма чувств человека, не знающего, как отвязаться от сумасшедшего.
– Не паникуй, Лёша. Это кусок верхней части сосуда размером с ладонь, орнаментирован горинской «ёлочкой». На внутренней стороне я процарапал змейку длиной сантиметров пять. Закопал в приметном месте. Над этим местом на скале процарапал крест. Это сделано специально, чтобы доказать, что я бываю в прошлом времени. Я ещё на том месте не был – ты сам знаешь, что с раннего утра я на раскопе. Если удастся найти это послание, ты поверишь?
– Поверю, – сказал Наумов, но видно было, что не верит ни единому слову, – А может, оставим это на вечер?
– Пойми, Лёша, от этого зависит очень многое, может быть даже наши жизни, по крайней мере, успех экспедиции. Пошли прямо сейчас перекусим и пойдём искать.
– Ну, знаешь, насчет жизни и экспедиции – это ты уж слишком!
– Хорошо, если не найдем послание, клянусь, я больше ни слова не скажу на эту тему до конца раскопок.
– На этом условии – согласен. Тогда пошли сразу искать твоё «письмо», а потом спокойно пообедаем.
Они поднялись на площадку с камнем. И Александр растерялся: всё было не так, как в прошлом. Ухоженное раньше священное место густо заросло бурьянами, скалы местами осыпались и изменили свои очертания. Он подошёл к началу скалы и стал внимательно осматривать её поверхность на уровне пояса, том уровне, на котором ставил отметку. Прошел метров десять, явно дальше, чем нужно, двинулся обратно, выискивая более тщательно. Метки не было.
– Какой здоровый, гад, пригрелся! – послышался сзади голос Наумова.
– Я тебя умоляю, Лёша, не беспокой его, отойди! – воскликнул Александр, видя, что Наумов стоит у камня над полозом. – Если он рассердится, может случиться беда.
– Ну, ты уж совсем… – не договорил Наумов, однако отошёл, присел на край скалы, – Слушай, Саша, может, ты хочешь домой поехать? Я подброшу до парома. Зарплата за тобой сохранится, за это не беспокойся.
Александр не ответил. Он не мог найти метку! Он стал буквально ощупывать каждый сантиметр скалы, но всё было тщетно.
– Ну что, пойдём обедать? – спросил Наумов.
– Погоди, Лёша, ну еще немного. Я же сам ставил крест, хорошо процарапал! Я попробую покапать под скалой. Я же помню место – вот здесь, вроде бы…
– Ну, ты копай, а я есть хочу. Найдёшь – покажешь.
– Нет, нет, Лёша, тогда ты не поверишь. Подожди еще пять минут!
Александр схватил лопату, опустился на колени, стал интенсивно копать. И вдруг увидел крест. Прямо перед носом.
– Нашёл! Вот он! Лёша, иди, посмотри!
Наумов нехотя приблизился.
– Ну и что? Это же просто трещины в скале.
– Какие трещины? Я сам царапал этот крест. Только не пойму, почему так низко. Я царапал выше.
– Возможно, земля наросла за столько времени.
– Надо искать! – Александр принялся копать сначала лопатой, потом осторожно совком.
– Есть! Лёша, есть! Я нашел его! На, смотри сам, – он подал Наумову черепок. – Ты главное, на внутренней стороне смотри, там змейка должна быть.
Наумов перевернул обломок, почистил перчаткой поверхность, повернул к свету.
– Мистика какая-то! Действительно змея! Теперь расскажи, как ты проделал этот фокус.
– Стоп! Теперь ты успокойся, сядь и подумай. Ты ведь сам всё видел. Никакого обмана здесь нет, согласен?
– Н-ну… вроде бы так.
– Тогда слушай и запоминай. Я закопал этот черепок в горинском времени, чтобы ты относился с доверием к моим словам. Хранитель этого острова, а в то время это был действительно остров, Священный Змей требует, чтобы мы отсюда ушли и грозит всяческими несчастьями. Шаман поселения, безусловно, его поддерживает, но хочет решить это мирным путем. Он предлагает дать нам все интересующие нас сведения о поселении в обмен на то, что мы покинем Дымова. Подготовь грамотные вопросы, я передам их шаману и принесу тебе ответ. Лёша, это же уникальная возможность получить сведения, которых не добыть никакими раскопками! Подумай и вечером скажи мне свои вопросы. И завтра ты будешь знать то, что не дано ни одному археологу в мире!
– Хорошо, я подумаю, – помолчав, сказал Наумов. – Пойдём есть.
После обеда занимались нивелировкой поверхности раковинного слоя. Люда теперь довольно сносно «стреляла» через нивелир отметки, Александр её похваливал. Дело шло быстро, но с фотосъёмкой провозились до конца рабочего дня.
Вечером Александр подошел к Наумову.
– Ну что, подготовил вопросы горинскому шаману?
– Ох, Саша, как-то ты меня утомил. Ну, хочешь честно: не могу я поверить во всю эту твою мистику.
– Но ты же сам видел черепок со змейкой! И имей в виду, они не шутят. Они могут нанести вред, вплоть до смерти. Не стоит испытывать судьбу.
– Подумай сам, Саша, как люди, умершие тысячелетия назад, могут нанести вред мне, живущему сейчас? Совершенно нелогично!
– Ну, как знаешь. Сегодня я, возможно, буду в том времени, меня будут спрашивать. Сказать, что ты отказываешься от мирных переговоров?
– Да.
– Не пожалей потом, – сказал Александр, и направился к своей палатке.
– Постой, Саша, – Наумов догнал его на полпути, – есть идейка. Скажи им, что я всё ещё не верю, в связь между прошлым и будущим. Попроси указать место захоронения их усопших. А мы проверим. И если это правда, то мы будем иметь целое горинское кладбище – первое и единственное. До сих пор на горинских поселениях найдено не больше десятка захоронений. И они все какие-то тусклые, невыразительные. По ним почти невозможно определить ритуал захоронения.
– Я очень сомневаюсь, что шаман раскроет эту тайну.
– Если не согласится, тогда и говорить не о чем.
– Хорошо, я попробую.

Александр долго не мог уснуть, уже в темноте несколько раз выходил курить на берег. Он переживал, что идет на сделку с совестью. Ведь если шаман выдаст место захоронения, то никто не сможет отговорить Наумова раскапывать могилы. А там весь род Забды, вероятно, его жена, дети, он сам. С другой стороны, он понимал, что кроме него никто не сможет уладить конфликт и уговорить Наумова свернуть экспедицию.

14

Забда шёл по склону сопки, продираясь сквозь высокую траву, старательно обходя непроходимые заросли дубняка. Солнце поднялось уже высоко, горячий воздух, застоявшийся в травах, был душен. Каждый шаг поднимал тучи мошки, комаров и оводов. До намеченного мыса было ещё довольно далеко. Вдруг он остановился, прислушался. Но слушал он не звуки, а себя, своё тело, свои ощущения.
– Душа Саня, это ты пришёл? Я слышу тебя, – произнес он вслух. – Как ты не вовремя! Я знаю, что ты пришёл к шаману, но я иду на охоту. А прерывать путь на охоту – очень плохое дело. Поэтому, тебе придется потерпеть. Зато ты увидишь, как добывает зверя настоящий охотник! – и Забда двинулся дальше.
– Я иду вон к тому мысу, душа Саня, – разговаривал Забда, пробираясь по краю обрыва. – Там в это время собираются мужчины народа нерп. Я должен добыть одного из них, чтобы из его кожи сделать жене заплечные носилки для ребенка. Это очень важное дело. Я и так задержался разными заботами, а через половину луны нерпы уплывут в море охотиться за бродячими косяками рыб. Нам еще долго идти, душа Саня. Почему ты молчишь? Может, ты сможешь со мной поговорить? Если ты можешь говорить с Загу моим голосом, то сможешь поговорить и со мной. Попробуй, время за разговором идет быстрее.
– Мне обязательно нужно поговорить сегодня с  Загу, – произнес Саня устами Забды.
– Ха! Я разговариваю с человеком из другого мира, как будто говорю сам с собой! Я обещаю тебе, душа Саня, что сразу после охоты мы сходим к Загу. Скажи, о чём ты хочешь говорить с шаманом?
– Я буду говорить о мёртвых.
– О! Это серьёзная тема! Наш народ относится к душам предков с великим почтением. Предки помогают нам в опасных ситуациях. Когда племя попадает в затруднительное положение, шаман уходит в мир предков и просит у них совета. Лучше него в этом никто не разбирается. Что же ты хочешь спросить у мудрого Загу?
– Я хочу просить его раскрыть тайну для людей будущего. Люди Пришедшие Копать хотят знать место, где ваш народ закапывает умерших.
– Ты что, Саня, такой же совсем глупый, как и Люди Пришедшие Копать? Как можно хоронить умершего человека в земле? Ведь его душа не сможет  выйти наружу! Мы относим умерших на гору предков. Такая гора есть около каждого посёлка. Там души мёртвых покидают тела и уходят на главную гору предков, которая так высока, что вершиной достает до неба.
– А как же захоронения на некоторых поселениях вашего племени, которые нашли наши умные люди? По ним восстановили даже внешний вид ваших людей.
– Ха! Мы прячем в землю только убитых врагов, чтобы их души не могли покинуть тела и отомстить тем, кто их убил. Ваши умные люди знают лица наших врагов. Это хорошо. Теперь любой человек вашего племени может навредить нашим врагам, если того пожелает.
– Тогда покажи мне гору, куда вы относите мёртвых людей вашего племени.
– Я не могу этого сделать.
– Почему? Ты не знаешь, где находится гора предков?
– Конечно, знаю. Но я не могу тебе её показать. Это табу. Чужие люди не должны знать о нас ничего, даже о мёртвых, чтобы не нанести вред.
– Но как можно нанести вред человеку, которого никогда не видел, тем более через много времени после его смерти? Как вообще можно навредить человеку, если его не бить, не стрелять в него, и даже не говорить ему дурных слов?
– О, как плохо! Совсем плохо!
– Что плохо, Забда? Я не должен спрашивать тебя об этом?
– Плохо, что ты задаешь такие вопросы. Я думал, что люди со временем становятся умнее, я думал, что в будущем люди будут очень умными. Теперь я вижу, что в твоем времени люди совсем мало знают, и даже те, кого ты называешь «умными людьми», не понимают простых вещей, о которых известно любому ребенку.
– Что ты имеешь в виду?
– Разве ты не знаешь, что, имея любую часть человеческого тела, даже один волос, можно наслать на этого человека злых духов? Разве тебе не известно, что, зная имя врага, достаточно сделать куклу, назвать её этим именем и проткнуть иглой, чтобы враг заболел и умер? Разве ваши «умные люди» не ведают о том, что любой предмет, которым пользовался человек, имеет связь с его душой, что через этот предмет можно также нанести вред телу человека или его душе? Вот почему и Мудрый Змей, и Великий Шаман нашего племени против того, чтобы вы копали на нашем Острове. Они не хотят, чтобы в руки ваших людей попали вещи, которыми пользовались люди нашего племени.
– Но мы ищем ваши вещи для того, чтобы узнать, как вы жили, а не для того, чтобы нанести вам вред.
– Ты хочешь сказать, что люди будущего все добрые, и среди них нет ни одного злого? Даже если это так, они, не зная, что можно нанести вред через вещь, могут сделать это случайно. И тогда душа умершего будет обеспокоена. А вы копаете так много, что можете возмутить все души нашего племени, и нам будет плохо в Верхнем Мире. Я лично этого не хочу, поэтому больше не буду говорить с тобой на эту тему, и буду помогать Загу сделать так, чтобы Люди Пришедшие Копать покинули наш остров.
– Я не хотел тебя обидеть, Забда. Ты прав, наши люди действительно не верят, что можно навредить человеку через предмет. Но я же в этом не виноват.
– А у тебя в твоем времени что, головы нет? Или ты ею совсем не думаешь? Ты меня расстроил! Если человек идёт на охоту в дурном настроении, его ждет неудача. А мне очень нужно добыть нерпу. Замолчи, мы приближаемся к месту, мне надо сосредоточиться перед охотой.
Душа Саня растерянно умолк, переключил внимание на то, что видел Забда. Они пробирались сквозь заросли травы и кустарников по гребню мыса, далеко вдающегося в море. И тут душа Саня заметил, что у Забды нет никакого оружия! Это потрясло его. Он подумал, что из-за его присутствия Забда забыл лук и копьё, представил, как он огорчится, если ему об этом сказать. Но и молчать было бессмысленно. Хуже будет, если Забда обнаружит отсутствие оружия в последний момент, когда нужно будет стрелять.
– Забда, прости меня за то, что я так тебя подвел! Из-за меня ты отвлёкся и забыл дома свое копьё и лук со стрелами…
– Ха-ха-ха! Какие вы всё-таки смешные, люди будущего! Мне не нужен ни лук, ни копьё, я ведь иду за нерпой.
– Но почему? Как же ты убьешь её?
– Нерпа – морской зверь. Её нельзя стрелять – табу!
– Почему?
– Так дети всё время спрашивают: «почему». Как ты не поймёшь – нерпа живет в море, она не может бегать по земле, она не может обороняться, как звери, живущие в лесу. Поэтому её нельзя стрелять, нельзя убивать на расстоянии – это нечестно.
– Значит, стрелять в оленя честно, а в нерпу нечестно?
– Конечно! Олень хорошо слышит, у него быстрые ноги – он может убежать. Нерпа плохо видит, плохо слышит, потому что море шумит, она совсем не умеет бегать – поэтому нечестно её стрелять, когда она на берегу.
– Но тебе ведь нужна шкура нерпы. Как же ты её добудешь?
– Я буду охотиться с дубиной или с камнем. Это будет справедливо. Теперь молчи. Надо тихо идти.
Забда на четвереньках подкрался к краю обрыва. Внизу открылась длинная песчаная коса. У самого мыса над песком возвышались валуны, дальше в море коса была низкая и узкая. Море шипело прибоем, холодный ветер нёс клочья тумана, иногда полностью закрывающего видимость.
– Лежат, греются. Значит, я правильно выбрал время, – прошептал Забда.
– Я никого не вижу. Где они, Забда?
– На самом конце косы.
Саня различил серые силуэты, почти слившиеся с песком. Их было больше трёх десятков.
– А вот какой дедушка! Совсем старенький. Мешают ему молодые думать о прожитой жизни, ушёл от них. Хороший дедушка, умный, надо позвать его в гости.
– Где ты увидел человека? Я никого не вижу!
– Как я тебе благодарен за твои вопросы, душа Саня! С тобой весело. Когда придут холодные дни, выпадет снег, много людей соберется по обычаю в большом доме у жаркого очага. Молодежь будет танцевать, женщины будут петь, потом старики станут рассказывать интересные случаи, какие с ними были. Я тоже расскажу, как разговаривал с человеком из будущего. Моя история будет самая смешная! Только никто мне не поверит, что бывают такие неразумные люди. Наверное, потому наши шаманы идут за советом к душам предков, а не к душам потомков, что предки гораздо умнее. Я же тебе говорю о старом тюлене. Смотри, вот он, совсем близко, за камнем от ветра спрятался.
Действительно, недалеко от обрыва за валуном лежал крупный самец нерпы. Его шкура была серебристо-серой, почти без пятен, характерных для молодых зверей, на боках и шее полосами выделялись старые шрамы. Саня решил больше не задавать глупых вопросов, а только наблюдать.
Забда осторожно, чтобы не шуметь, спустился со скалы по склону, скрытому от тюленя, подошел к самой воде, достал из висящего на поясе кожаного мешочка несколько разноцветных камешков и зашвырнул далеко в море.
– Великое Море! Ты сильное и богатое, у тебя много разных рыб, птиц, ракушек и зверей. Позволь мне взять у тебя одного старого тюленя. Мне нужна только его шкура. Тело я верну тебе, и ты сможешь одеть его в новую шкуру. Поверь, Море, мне никак не обойтись без этой шкуры. Она нужна, чтобы моя жена носила в ней нашего ребёнка.
Большая волна разбилась о валуны, пробежала по пляжу и окатила ноги Забды.
– Спасибо тебе, Море! Ты всегда бываешь добрым к нашему племени.
Затем Забда подкрался к скале, выглянул осторожно, отыскал взглядом тюленя, вполголоса заговорил:
– Дедушка Нерпа, ты уже совсем старенький. Много лет ты прожил в море, много детей у тебя. Недолго осталось тебе жить. Послужи теперь людям, подари нам свою шкуру. Мы будем хорошо с ней обращаться, раскрасим ее красивыми узорами. В ней моя жена будет носить нашего ребенка. А когда он подрастёт, мы будем рассказывать ему, какой добрый был Дедушка Нерпа, в шкуре которого он вырос. Спасибо тебе!
Не сводя глаз с тюленя, Забда наощупь нашел увесистый камень, удобный в руке, и на четвереньках пополз между камнями вдоль уреза воды, не обращая внимания на достигающие его волны. Добравшись до места, которое было скрыто от тюленя валуном, он рывком перебежал пляж и присел за камнем. Успокоил дыхание, приготовился. И вдруг перепрыгнул валун, одним прыжком оказался над тюленем и ударил его по голове. Но тюленю хватило мгновения, чтобы вздыбить переднюю часть тела и успеть оскалить клыки. Удар пришелся вскользь, зубы клацнули, и из правой руки Забды брызнула кровь. Он, не обращая внимания на боль, навалился, придавил тюленя коленом и продолжал наносить удары. Через несколько мгновений окровавленная голова уткнулась в гальку, и только волны сокращающихся мышц и подергивающиеся кончики ласт выдавали не желающую покидать тело жизнь.
– Хороший, Дедушка Тюлень! Быстро согласился. Спасибо тебе! Скоро я отпущу тебя, только возьму твою шкуру.
Забда отвязал от пояса каменный нож, сделал надрезы на брюхе животного, вокруг ласт и головы и, подрезая подкожный слой, ловко снял шкуру. Затем подтащил тюленя к берегу, выбрал из мешочка красивый жёлтый камешек и вложил в пасть.
– Это тебе подарок за твою доброту. Плыви, передай своим друзьям, что люди нашего племени хорошо относятся к племени тюленей.
Он стащил тушу в воду, отбуксировал подальше от берега и толкнул в сторону моря. Тюлень поплыл, медленно погружаясь, и скрылся под водой. Забда высыпал из мешочка остатки камешков и зашвырнул далеко в море.
Саня наблюдал за всеми действиями охотника, как в кино, почти без эмоций, только вид ободранной туши вызвал неприятные чувства.
– У тебя кровь, сильная рана! – сказал Саня.
– Это хорошо! Я сделал ему больно, он сделал мне немножко больно, наша кровь смешалась. Теперь мы помирились, – он помыл руку морской водой, облизал рану. – Скоро заживёт. Это маленькая рана.
– В моем времени человека с такой раной кладут в больницу на много дней, на целую луну!
– Что такое больница?
– Это дом, где умные люди лечат больных людей. Больные там лежат, им дают лекарства, за ними следят, чтобы не умерли.
– Ха! Какие вы слабые! Если человек с такой раной будет лежать целую луну, его жена и дети умрут с голоду. Кто же кормит семью такого человека в вашем племени?
– У нас устроено так, что семья не умирает. Есть всякие страховки, соцобеспечение. Ты этого не поймешь. Давай я объясню тебе в другой раз.
– Это хорошо у вас сделано, что семья не голодает! Наши люди тоже помогают тем, у кого охотник погиб или сильно заболел. Но с такой раной помогать не будут, смеяться будут! Как можно просить помощи, если ноги есть, руки есть, голова есть? Стыдно! У всех раны бывают.
Забда свернул шкуру, перекинул через плечо и стал подниматься на мыс.
– Скажи, Забда, а зачем ты камни в воду бросал?
– У Моря много всего, много красивых камней. Но шторм отнимает камни у моря и выбрасывает на берег. Я вернул морю немного самых красивых – пусть у него будет ещё больше хороших вещей. Видишь, оно радуется!
Действительно, с гребня, по которому они теперь шли, море, освещённое клонящимся к закату солнцем, казалось выпуклым и довольным. И даже клочья тумана у мыса виделись, как легкомысленные вихры над веселыми искорками волн.

15

– Александр Владимирович! Александр Владимирович! Вы спите? Уже завтрак!
– Спасибо Люда. Сейчас иду.
Ах, как не хотелось возвращаться в реальность! Александр был ещё там, на гребне мыса вместе с Забдой, море ещё улыбалось перед его глазами... Он быстро поднялся, плеснул горько-солёной воды в лицо, оделся и пошел в столовую. Все уже поели, за столом допивал чай Наумов.
– Уж не заболел ли ты, Саша?
– Нет, попросту проспал. Сон интересный видел.
– Про захоронения?
– И про это тоже. Горинцы не хоронили покойников в земле, они относили их на Гору предков.
– А вот здесь у тебя накладочка. Ты же знаешь, что на базовом горинском поселении нашли аж семь скелетов. Профессор Борский восстановил их внешний вид. Приедем в город, я дам тебе почитать его статью.
– Они закапывали трупы врагов, а своих хоронили на поверхности.
– И как мы это можем доказать? У тебя есть факты?
– Никак. Но было именно так. Я в этом не виноват, такой у них обычай.
– И где же была эта «Гора предков»?
– Они не сказали – это табу. Ты придумай другие вопросы. Неужели тебя ничего не интересует из жизни горинского населения?
– Конечно, интересует. Но это должны быть факты. Материальные факты, которые можно измерить, взвесить, интерпретировать и представить научной общественности. А вообще горинская культура меня интересует постольку, поскольку мы на неё наткнулись. О ней и так почти всё известно. Самый «сладкий» здесь нижний слой – зареченская культура. Вот там нас действительно ждут открытия! Ладно, пошли на раскоп. Сегодня надо побольше успеть.
– Лёша, неужели ты ничего не понял? Они могут сильно навредить. Они могут даже погубить людей! Надо хотя бы попытаться завязать с ними диалог.
– Какой к чёрту диалог, Саша?! Сегодня вечером я встречаю японцев. У нас контракт. Деньги на раскопки ими оплачены и частью уже потрачены. Завтра они подключатся к работе. Мы ничего менять не имеем права, и не будем! Если ты напуган своими снами, можешь ехать в город. Обещанную сумму я тебе заплачу. Если ты остаёшься копать, то работай и не морочь мне голову своими снами. Решай. Если надумаешь уезжать, вечером поедем вместе.
– Я остаюсь, – сказал Александр и пошёл на раскоп.

Он выкурил сигарету и принялся разбирать верхний слой раковинной кучи. Постепенно стали подходить сотрудники, появилась и Люда.
– Александр Владимирович, вы уже здесь? Вы же только что проснулись! Кстати, вот видите, не я одна просыпаю!
– Дело не в том, Люда, что я проспал, а в том, что я не опоздал на работу.
– Но вы же ничего не успели, не позавтракали даже! Как же вы можете? Я бы так не смогла.
– А как ты думаешь, Люда, почему наша страна, разрушенная гражданской войной, за двадцать лет стала самой сильной в мире? Почему наши солдаты с винтовками остановили немецкие танки? Почему, когда погибло двадцать миллионов мужиков и все города превратились в развалины, наша страна опять восстановилась и стала самой сильной? Потому что люди сначала думали о деле, а потом о своём благополучии. Вот те люди учили меня работать, когда я был таким молодым, как ты.
– Но им же, наверное, платили, создавали какие-то условия…
– Если бы нас поставить в их условия, мы все сразу бы вымерли. Мы слабаки по сравнению с ними. Дай-ка мне пакетик для керамики и садись писать этикетки.
Работалось в этот день отвратительно. Настроение – хуже некуда. Было очень жарко, пот капал с бровей, но раздеться было невозможно – оводы и комары просто лютовали. Люда больше хлопала себя по голым ногам, чем работала. «Ну и пусть помучается, – думал Александр, – ничего говорить не буду». Но Люда даже виновато улыбнулась, когда поймала его сердитый взгляд.
«Может правда, бросить всё к чертовой матери? – размышлял Александр. – Поехать домой. Зоя ждёт. Как там Юра с Иркой? А Нордик бедный, как он-то скучает! Поехать, хоть с собакой в лес сходить… Но слово уже сказал – поздно назад отрабатывать. Ладно, буду молчать и наблюдать. Я их предупреждал, – решил он, и тут же возникла предательская мысль: – А что если так ничего и не случится? Тогда я точно буду выглядеть сумасшедшим».
Совочек сорвался, скользнув по камню, пальцы прошлись с размаху по острому краю ракушки, из раны забитой землёй потекла кровь.
– Ой! У вас кровь! Надо йод, бинты! – испугалась Люда.
Александр вдруг вспомнил сон, слизал кровь вместе с грязью, проглотил и улыбнулся.
– Бе-е-е! Что вы делаете! Как вы можете?!
– Нормально! Это не рана, – ответил Александр, и настроение сразу улучшилось – он почувствовал себя хоть чуточку Забдой из прошлого.

В обед Наумов объявил, что уезжает встречать японцев, и что за него остаётся Забда.
– Александра Владимировича слушаться, как меня! Завтра я вернусь с японскими коллегами. Теперь принимаю заявки, кому что купить.
Студенты завалили Наумова заказами, повариха подала список продуктов. Александр попросил купить блок сигарет.
– После ужина пошли пацанов поставить четыре новых палатки для японцев. Вдруг они возжелают жить в лагере, или может, будут отдыхать в них во время обеда, – сказал Наумов Александру.
– Ладно, всё сделаем, не беспокойся, Лёша. Удачной тебе поездки!
После обеда пришлось постоянно отвлекаться, помогать на соседних участках раскопа. Потом Александр вообще перешёл на раскоп Наумова – там попался участок со сложной стратиграфией. Чтобы Люда не простаивала, решился доверить ей раскопки в своем секторе.
– Александр Владимирович, я не смогу! Я же не умею.
– Нельзя научиться, не учась. Пробуй. Старайся понять, что ты делаешь и для чего, оценивай возможные последствия своих действий. Ты умница, у тебя получится. Воюй! Если будут сложности, зови меня.
– Я боюсь, – тихонько сказала Люда и опустила глаза.
– Никогда не говори этого слова!
– Почему?
– Это стыдно! Ты можешь бояться, но никогда не говори об этом вслух! Надо выполнить задачу, значит, твои чувства не имеют никакого значения. Бойся, но делай! Дерзай. Я пошёл, а то мы вообще ничего не сделаем. Только не забывай все находки фиксировать.
Он провозился в секторе Наумова часа два. За это время Люда сама сняла тонкий слой раковин почти на квадратном метре. Кое-где немного не добрала, но вполне сносно сделала, даже кисточкой вымела. Когда Александр вернулся, она посмотрела на него с плохо скрываемой гордостью и одновременно с тревогой – вдруг всё-таки что-то не так. Посреди обработанного ей участка лежали на своих местах несколько черепков и почти в центре – тщательно окопанный и очищенный, но не сдвинутый с места длинный цилиндрический предмет из кости, покрытый прорезанным орнаментом.
– Ай, Люда! Ай, молодец! А говорила, не можешь. Глаза боятся – руки делают. А это просто шедевр! Уникальная находка! Внимание всем! – сказал он громко. – За хорошую работу и особенную находку от имени начальника экспедиции награждаю сегодня Люду банкой сгущёнки!
– У-у-у! А мы? Что мы плохо работали? – заныли студенты.
– Хорошо. Но Люда – лучше. Потом, она нашла такую вещь!
– Покажите! Что там она такого нашла? Можно потрогать?
– Сначала сфотографируем, нанесем на план, сделаем нивелировку.
Вещь действительно оказалась уникальной. Пятнадцатисантиметровый круглый стержень увенчан с одного конца несколько треугольным в плане, слегка уплощенным коническим утолщением. Второй конец обломан. Все изделие, особенно утолщение, тщательно отполировано и покрыто мелким сетчатым орнаментом. Александру сразу вспомнилась головка змеи на шее Нии, очень похожая, только поменьше.
– Что это, для чего, Александр Владимирович?
– Я думаю, это изображение змеи, скорее всего, культовый предмет.
– Они что, змеям молились?
– Они знали, что змеи имеют реальную силу и мудрость, и могут помогать или вредить людям, в зависимости от их поведения. Давайте обсудим это вечером. Сейчас пора подчищать недоделки и закругляться, скоро ужин.

Когда все уселись за стол, Александр сказал:
– Парни, помогите мне после ужина поставить палатки для японских коллег.
– Что они сами поставить не могут?
– Во-первых, они наши гости. Они приедут усталые после перелёта и длительной поездки по нашим плохим дорогам, что само по себе для них стресс. И вообще, они уже давно не умеют делать многое из того, что для нас считается обычным делом.
– Почему?
– Потому, что они более цивилизованные. За них уже давно все делают машины или другие люди, специально для того подготовленные.
– Ну что уж, они совсем ничего не умеют?
– Наоборот. Каждый из них очень хорошо делает своё дело. Чтобы научиться этому, он тратит всё свое время. Зато все остальные дела за него делают другие, так же хорошо. Качество жизни из-за этого значительно повышается. Но возникает полная зависимость от других людей. В хорошо отлаженном обществе это идеальная система, но если вдруг система нарушается, человек становится беспомощным. Мы тоже к этому идем. Еще несколько лет назад каждый водитель мог запросто починить двигатель, а теперь редко кто самостоятельно заменит колесо – на то есть автосервис. Ну что, поставим палатки бедным японцам?
– Да конечно, поставим. Нам-то не трудно!
Все дружно стучали ложками, когда в столовую вошел Воробьёв с полотенцем через плечо и грохнул на стол увесистый булыжник.
– Что, Михаил Дмитриевич, какая-то особая порода? – спросил Александр.
– Это обыкновенный базальт. Его особенность в том, что он упал на меня со скалы. Всего несколько сантиметров промазал! Выхожу из моря – бабах у самых ног!
– Я бы рекомендовал вам быть очень осторожным. Уж как-то очень напряженно относится к вам природа.
– Не надо было змей убивать, – пробубнил себе под нос сидящий напротив Александра Дима.
– При чём тут змеи? – все-таки услышал Димину фразу Воробьёв. – Причина падения камня – обыкновенное выветривание. А змеи приблизились к моей палатке. Я имею право на оборону!
– Вы что, снова убили змею? В таком случае я советую вам как можно быстрее отсюда уехать, пока с вами ничего не случилось, – сказал Александр.
– Вы мне угрожаете?
– Вы сами себе угрожаете, – ответил Александр, достал сигарету и вышел из столовой.

С палатками провозились часа два. Дима, Коля и Толик работали с энтузиазмом. Пришла и Люда:
– Давайте я тоже буду что-нибудь делать.
– Ха! Помощница! Бери кувалду, забивай колья, – засмеялся Толик.
– Зачем ты так? – сказал Александр. – Она же доброволец. Это почётно. Молодец, Люда! Нам как раз не хватало одной пары рук.
На самом деле от её тоненьких пальчиков толку было мало, но Александр не хотел убивать инициативу в этом юном создании.
– Славно поработали! Всем спасибо! – сказал Александр, когда туго натянутые палатки выстроились в ряд строго по одной линии.
– А пиво будет? – спросил кто-то из ребят.
– Пиво в компетенции Алексея Семеновича.
– Александр Владимирович, а почему вы сами ставили палатки? Я слышал, как Наумов говорил вам, чтобы озадачили этим делом нас, – спросил Толик. – Вы же старше нас и по должности, и по возрасту. Могли бы просто дать нам указание.
– Ставить палатки не входит ни в ваши, ни в мои обязанности. Поэтому я не мог использовать своё временное старшинство над вами, чтобы заставить вас делать то, что вы не обязаны. Мне оставалось только просить, и я благодарен, что вы откликнулись. С вами приятно работать, парни!
– А со мной?! – воскликнула Люда.
– А с тобой, Люда, я готов работать круглые сутки, – пошутил Александр. – Но согласись, что парни всё-таки облегчили нашу с тобой задачу.
Все засмеялись. Люда смутилась.
– На самом деле, Люда, ты заслуживаешь самой большой благодарности. И не потому, что работала лучше или хуже других, а потому, что ты единственный человек из всей нашей команды, взявшийся за дело добровольно, без просьбы или принуждения. Спокойной ночи всем!

16

Он энергично шагал по посёлку в сторону протоки. Из домов выходили другие мужчины и, возбужденно разговаривая, шли в том же направлении. Женщины молча стояли у своих жилищ. Небольшое время назад мальчик, посланный шаманом, оповестил всех о срочном сборе около дома Атиги, самого удачливого рыбака племени. Никто не знал причины собрания, но все понимали, что шаман не станет беспокоить людей по пустякам. Забда хорошо знал Атигу. Они вместе переселялись на остров, вместе строили жилища, вместе терпели нужду, пока не наладили нормальную жизнь. У Атиги было уже две дочки. Пока Забда размышлял, что же могло случиться с Атигой, он подошёл к его дому, который стоял ближе других к проливу, несколько в стороне от остальных. Там уже было довольно много людей и, конечно, шаман Загу. Хозяин жилища Атига, размахивая руками, что-то доказывал шаману. Совсем скоро собрались все мужчины посёлка, которые имели право носить это звание, а также подростки, которые уже участвовали в охоте, отличились в других мужских делах и поэтому имели право присутствовать на собрании. Загу был в повседневной одежде, но с шаманским жезлом в руке. Он резко поднял жезл высоко вверх. Мгновенно наступила тишина, такая, что слышен был звон комаров.
– Все вы знаете этого человека?
– Да, это Атига, хороший человек! – послышалось из толпы.
– Все вы знаете, что Атига – самый лучший рыбак на Острове? – продолжал спрашивать Загу.
– Да. Его сети всегда полны рыбой, даже когда у других ничего не ловится!
– Все вы знаете, что Дух Моря всегда добр к Атиге. Но посмотрите, как пользуется добротой Моря этот человек: все вешала для сушки завешены рыбой, в его доме так много корзин с сушеной рыбой, что их уже некуда ставить, а он продолжает ловить, как будто хочет выловить всю рыбу!
– Зачем ты позвал людей, Загу? – закричал Атига. – Ты завидуешь моей удаче, и хочешь, чтобы все завидовали? Ты хочешь настроить жителей поселка против меня!
– Да, все завидуют тому, что Дух Моря всегда даёт тебе много рыбы. Но я собрал людей не поэтому, а потому, что ты нарушил закон Предков. Разве ты забыл, что нельзя брать у Моря больше, чем нужно твоей семье?
– Что ты говоришь, Загу? Ты же сам понимаешь, что эти законы давно устарели. И мои уловы не зависят от желания Моря, просто я лучше всех умею ставить сети, и всегда могу поймать столько, сколько мне надо!
Мужчины заговорили между собой, слышались нотки возмущения – никто и никогда ещё не осмеливался так грубо отзываться о законах Предков.
– Что вы возмущаетесь? – крикнул людям Атига. – Вы сами нарушаете закон Предков тем, что впустили в свои души Зависть! Что я сделал плохого? Поймал много рыбы? А кто может сказать, что такое «много»? Только я сам могу знать, сколько рыбы надо моей семье! Может у моих детей очень хороший аппетит! Или вы считаете, что если у меня рыбы больше, чем у каждого из вас, то её слишком много? Вы все просто завистники и неблагодарные люди! Разве я не делился каждый раз уловом с теми, у кого сети оказались пустыми? Разве я не показывал вам, как лучше ставить сети, чтобы поймать больше рыбы? Разве я не отдаю лучшую часть улова женщинам, у которых погибли мужья? А кто кладет каждое утро на жертвенник Змею самую большую рыбу? Что вы замолкли? Вам стыдно, что поддались Зависти, и тебе стыдно, Загу? Ты, уважаемый человек, собрал людей всего Острова, чтобы пробудить в их сердцах нехорошие мысли!
– Да, действительно, Атига хороший человек! Он всегда делится со всеми рыбой. Он почитает Змея! Может его семье действительно нужно больше, чем другим – у каждого свои потребности, – заговорили разом люди.
Шаман опять резко вскинул руку с жезлом. Все умолкли.
– Нет, Атига, мне не стыдно! И не ради злой Зависти привёл я людей к твоему дому, а чтобы уличить тебя в Жадности – страшном преступлении, из-за которого гибнут целые племена! Слушайте меня, люди! Этот человек действительно всегда делится со всеми своей добычей, он действительно всегда жертвует Змею самую большую рыбу. Но в сердце его сидит страшная Жадность! Она заставляет его ловить всё больше и больше, и он уже не может остановиться! Я утверждаю это не потому, что все его вешала заполнены рыбой. Идите за мной!
Загу быстро зашагал по тропе среди густой полыни. Мужчины двинулись за ним. Шагов через пятьдесят они остановились у небольшой вытоптанной поляны. У многих вырвался возглас удивления и возмущения: в небольшом углублении лежала огромная куча гниющей рыбы, слегка прикрытая травой. Туча зелёных мух поднялась в воздух с противным гудением, смрад не давал дышать.
– Теперь вы видите, зачем я вас собрал. Сегодня вечером, когда солнце коснется горы, мы будем судить этого человека!
– О каком суде ты говоришь? – опять сорвался на крик Атига. – Что я должен был съесть эту рыбу, если она протухла? Люди, я один из самых заслуженных членов племени! Я среди первых поселенцев пришёл на этот Остров, я вместе с вами разделил все беды и трудности первых лет. И вы будете меня судить? Обернитесь, посмотрите на Море – оно без края! И рыбы в нём так много, что все племена земли не смогут её съесть! Хорошо, судите, и пусть суд ваш будет честным, пусть шаман узнает, что вы не считаете меня виновным!
– Да, пусть суд будет честным! Да, рыбы в море так же много, как песчинок на берегу. Но пусть каждый, перед тем как бросит свой камень, вспомнит, что случилось с теми племенами, которые поступали так же, как Атига, – сказал Загу, повернулся и пошел прочь.
Забда тоже не стал долго задерживаться среди мужчин и подростков, обсуждавших взбудоражившее всех происшествие. Погруженный в тягостные размышления, он пришел домой.
– Что случилось, мой муж? Почему ты такой невеселый? И по какому поводу было собрание? Расскажи, если это разрешено слушать женщине.
– Сегодня вечером будем судить Атигу.
– Атига хороший человек. Что же он совершил, за что его будут судить?
– Он поймал много рыбы. Так много, что только той, что протухла, можно было кормить весь посёлок целую неделю. Он нарушил закон Предков.
– И что же с ним будет?
– По закону Предков за такое тяжелое преступление полагается смерть или изгнание из племени.
– Это ужасно! Как жаль Атигу! Он всегда помогал всем, у кого не было пищи. Как жаль его жену и дочек! Что с ними будет? Неужели нельзя изменить наказание?
– Это будет решать совет племени. Если его признают невиновным, то он останется жить на острове, как и прежде.
– А каким будет твой камень на этом суде, Забда?
– Ох, трудно мне. Я думаю, и не могу принять правильное решение.
– Но ведь вы с Атигой вместе строили посёлок, столько выдержали, как ты можешь его осуждать?
– Да, ты права. Но ты же знаешь, к каким страшным последствиям приводит Жадность! Ты помнишь, почему мы были вынуждены покинуть Большой Посёлок, оставить там своих родителей, друзей, и искать приюта на этом Острове? В Большом Посёлке многие забыли закон Предков и ловили рыбы так много, что стали есть только мозг и глаза, а остальное выбрасывали. Дух Моря увидел это и запретил рыбе приближаться к Большому Посёлку. Ты помнишь, как трудно мы жили? Ты помнишь, сколько людей умерло в последнюю зиму от голода? Здесь, на Острове мы сначала радовались каждой пойманной рыбе и благодарили Духа Моря. А теперь привыкли к полным сетям, и забываем, откуда берётся рыба. Это плохо, очень плохо! Людям нужно напомнить законы Предков. Да, я принял решение – мой камень будет чёрным!
– Ты настоящий мужчина, муж мой! Ты всегда принимаешь правильные решения, – сказала Ния, повернулась спиной и занялась горшками. Забда услышал её тихие всхлипывания. На душе и так было плохо. Он вышел из жилища и пошёл на гору.
На вершине он просидел до самого заката. Он просил Море, Солнце, Землю, Траву, Птиц, Насекомых дать ему Мудрость, Справедливость и Честность. Он просил духов помочь совету племени принять верное решение в отношении Атиги. Наконец, когда Солнце коснулось горы, он сбежал вниз и направился к камню Змея.
На площадке около камня уже собрались все мужчины, горел большой костёр. Шаман стоял рядом с камнем в полном шаманском снаряжении, с бубном и жезлом. Перед ним стояли две ивовых корзинки. В одной лежали белые камни, в другой чёрные. На противоположной стороне костра в окружении мужчин жестикулировал Атига, яростно доказывая свою правоту. Шаман ударил в бубен. Наступила тишина.
– Всем известно, зачем мы собрались у священного камня. Мы будем судить жителя нашего поселка, равного среди нас, всем известного Атигу. Все видели, как он поступил с дарами Моря. У нас был целый день, чтобы подумать над его поступком. Наступило время каждому сказать своё слово: виновен Атига или не виновен.
Он отступил шаг назад и ударил в бубен три раза. Это был сигнал к началу суда. В полной тишине люди стояли в нерешительности. Первым вышел вперёд лучший охотник на лис невысокий остроносый Тои. Он решительно подошел к корзине, взял камень и вложил его в ладонь шамана. За ним в полном молчании стали подходить другие. Каждый отдавал свой камень шаману. Тот выкладывал их двумя параллельными рядами на камне Змея – чёрные в один ряд, белые в другой. Забда подошел последним. Загу пристально посмотрел ему в глаза, потом в свою ладонь, и положил камень в чёрный ряд. Затем он ударил в бубен, взял горящее полено и осветил результаты голосования. Все придвинулись ближе, чтобы видеть собственными глазами. Чёрный ряд был намного длиннее. Белых камней оказалось всего четыре.
– Виновен! – объявил шаман, и вновь ударил в бубен. – Теперь мы должны присудить наказание виновному. По закону Предков за такой проступок положена смерть или изгнание из племени навечно. Чёрный камень – смерть, белый – изгнание. Начинаем! – подтвердил он команду тремя ударами в бубен.
Теперь Мужчины уже не мешкали, подходили уверенно, в очередь, отдавали свои камни Загу. Атига уже не пытался никому ничего доказывать. Он сидел на земле, обхватив голову руками, и раскачивался из стороны в сторону. Загу осветил камень. На нём лежали только белые камни.
– Изгнание! – объявил шаман. – Ты видишь, Атига, тебя по-прежнему все уважают и не желают тебе смерти. Но люди считают, что Жадность должна быть наказана. Ты должен покинуть Остров завтра до захода солнца. Пусть духи помогут тебе выжить и найти племя, которое примет тебя в свои ряды. Это очень трудно. Поэтому ты имеешь право оставить здесь жену и детей. Мы будем заботиться о них, как обо всех других членах племени. Люди помогут тебе собраться в дорогу.
– Мне не требуется ваша помощь! Я не хочу принимать никакой помощи от людей жестоких, не помнящих добра! Я рад, что ухожу из вашего племени, я не хочу больше жить с такими людьми! Я не буду ждать завтрашнего вечера, я уйду прямо сейчас, вместе со своей семьёй!
Атига повернулся и побежал к своему дому. В тягостном молчании мужчины стали расходиться.
Ния перебирала свои вещи, когда Забда вошёл. Она бросилась к нему, прижалась, по щекам её текли слезы.
– Что ты делаешь, жена?
– Ищу, что бы подарить жене Атиги, нужное и не тяжёлое. Им предстоят трудные времена.
– Ты уже знаешь?
– Плохие вести разносятся быстрее, чем хорошие. Я придумала! Я отдам им свои иглы и нитки – это очень важные для женщины вещи, и в пути их не добудешь.
– Ты правильно поступаешь, жена. Иди, попрощайся с ними, а то Атига в такой ярости, что собрался уходить прямо ночью.
Он развёл поярче костер, растянул на кольях сеть и взялся штопать дыры – работа лучше всего излечивает от дурного настроения.

17

Александр проснулся ещё в темноте. Небо лишь чуть посветлело на востоке. Он выкурил две сигареты, прежде чем смог отделаться от чувства присутствия на суде племени. «Как жестоко, – думал он, – но, с другой стороны, справедливо! Если бы такие законы были до сих пор, наверно на земле все было бы по-другому». Он ещё посидел на берегу и пошёл досыпать.
Наутро зной дал себя почувствовать сразу с восходом солнца. К полудню жара стала нестерпимой. Поэтому Александр прекратил и без того вялую работу за час до обеда и отправил всех купаться. За стол все сели освежённые, с повышенным аппетитом.
Александр допивал чай с сигаретой в тени столовой палатки, когда подъехал Наумов на своей машине, а за ним микроавтобус. Из автобуса высыпали японцы, восемь человек, все с фотоаппаратами. Из машины вышли Наумов с пожилым сухощавым европейцем, одетым несколько странно: в коричневом костюме, соломенной шляпе и шлепанцах на босу ногу. Александр попросил повариху Галю заново накрыть стол и подошёл к прибывшим. Японцы выглядели усталыми, но обязательная улыбка присутствовала на их лицах. Наумов кратко всех представил. Знакомые с весны доктор Окимура-сан и доктор Сосэки-сан, ещё два профессора и четверо студентов-археологов, среди них девушка. Их имена Александр с первого раза не запомнил. Японцы кланялись и раздавали визитки. «Европеец» сам подошёл, подал руку:
– Гамоха Пётр Иванович.
Слегка заметная улыбка, прикрытая бородкой и усами, острый прямой взгляд сквозь очки создавали приятное впечатление.
– Саша, тебе будет, о чём поговорить с Петром Ивановичем, – сказал Наумов. – Он тоже слегка повёрнут на всяких фантазиях. Вы должны друг другу понравиться. А сейчас надо бы гостей накормить. Устал я с этими японцами.
– Приглашай, Галя уже столы накрыла.
Наумов повёл гостей в столовую, а Александр, чтобы не толкаться бестолку, собрал свою команду и повёл на раскоп.

Минут через двадцать к шурфу подошёл Гамоха с кружкой чая в руке.
– Разрешите поприсутствовать?
– Да, конечно, Пётр Иванович. Садитесь, вон, на ящик из-под нивелира. Расскажите нам, чем вы занимаетесь, и что будете делать здесь.
– Делать я буду всё, что прикажите. А профессия моя, боюсь, вас разочарует, – сверкнул озорно глазами из-под очков Гамоха. – Я философ.
– Да-а! – протянул, не сразу нашедший что ответить Александр и разогнулся в шурфе. – Не разочаровали, но удивили! Если честно, я никогда в жизни не видел живого философа. Так вы что, никаким боком не археолог?
– Никаким, если не считать, что кое-что знаю теоретически, и того, что начальник вашего археологического отряда – мой старый друг.
– А зачем же вы сюда приехали? – спросил Александр.
– Знаете ли, давно мечтал посмотреть настоящие раскопки. А тут сегодня случайно на рынке встретил Алексея Наумова. Говорит, на раскопки едет. Ну, я сел к нему в машину и вот, приехал.
– Вот так просто?
– А что мне, холостому, бездетному? Меня даже собака дома не ждёт – померла в прошлом году.
Александр выбрался из раскопа, присел на землю напротив интересного гостя, прикурил сигарету. Гамоха вытащил из нагрудного кармана «Приму», попросил огонька.
– Без фильтра курите? – удивился Александр.
– Я, знаете ли, всю жизнь «Беломор» курил. А теперь он совсем безвкусным стал. На «Приму» перешёл. Пробовал с фильтром – никакого удовольствия!
– Так вы совсем без вещей? А где же жить будете? – спохватился Александр. – Могу приютить у себя, но предупреждаю, тесновато.
– Спасибо за заботу, Алексей обещал выделить мне и палатку, и спальник. Вечером поставлю.
– Я вам помогу.
– С удовольствием приму вашу помощь. Тем более что руками я мало что умею, не оттуда растут, знаете ли, – улыбнулся Гамоха своей располагающей улыбкой.
– Ладно, Пётр Иванович, нам надо работать. А вы смотрите, если что интересует – спрашивайте, постараемся объяснить.
Философ оказался очень любопытным. Вопросы он задавал какие-то необычные, то по-детски наивные, то каверзные, с подвохом. И неясно было, действительно ли он не понимает, или просто хочет узнать чужое мнение по вопросу, ответ на который давно устоялся в его голове.
– Скажите, Александр Владимирович, если это, как вы только что объяснили, древняя пищевая свалка, а по-русски помойка, тогда почему слой называется культурным? Я понимаю, была бы свалка картин, икон, развалины храма – тогда можно было бы назвать это культурным слоем. А здесь, знаете ли, нужно вводить новый термин – «бескультурный слой».
Или:
– Какой смысл фиксировать местоположение всех находок в мусорной свалке? Ведь «свалка» – по определению «беспорядок», «хаос».
И таких вопросов в голове философа возникало множество. На одни Александр отвечал шуткой, на другие давал подробные объяснения. Были и такие, которые ставили Александра в тупик, и он отсылал Петра Ивановича за ответом в Наумову. Например, Александр не смог ответить, как подсчитывается калорийность животных, остатки которых изымаются из древней свалки:
– Ну, как вы считаете количество мяса моллюсков, понятно: одна ракушка – один моллюск. Но как вы подсчитываете количество рыб или, например, оленей: один позвонок – один олень, одно ребрышко – одна рыба? Сколько их там, у оленя, позвонков?
– К Наумову? Конечно! Мне даже известно, что он ответит. Я ведь все его статьи читаю, которые касаются экономики древних обществ. Это наш старый спор. Через это мы и познакомились.
– Расскажите, – попросил Александр.
– Я принимал у него экзамен по марксистско-ленинской философии, кандидатский минимум. И представьте, он осмелился вступить со мной в спор! Я тогда уже профессором был, но молодым, с амбициями. Конечно, задело меня. Но спорил Алексей так аргументировано! Конечно, его доводы противоречили основам марксизма, но чем-то он меня подкупил, видимо тем, что для него истина была дороже положительной оценки. Поставил я ему «четыре». А потом Алексей пригласил меня на застолье по поводу защиты кандидатской. Так и подружились. Но спорим до сих пор.
– Интересно, он мне никогда о вас не рассказывал, хотя мы с ним тоже довольно давно дружим, – сказал Александр. – В чем же заключается предмет вашего спора?
– В последнее время мы расходимся во взглядах на причины культурных изменений в обществе. Алексей во главу угла ставит экономику. Я же считаю, что всему виной мировоззрение. Если меняется мировоззрение общества, меняется и его культура.
– Вы знаете, – ответил, поразмыслив минуту, Александр, – я бы, наверно, принял сторону Наумова.
– Конечно, я и не сомневался! Ведь вы же материалист, как и все археологи.
– А вы, интересно, кто, если являетесь профессором марксистско-ленинской философии?
– Являлся, знаете ли, являлся! И не жалею. Потому что в этом словосочетании «марксистско-ленинская философия» главное для меня слово «философия». По-гречески оно означает «любовь к мудрости»! Работа на кафедре приучила меня размышлять и анализировать. В марксизме-ленинизме было много догм, но учение это интересно и перспективно. Оно принесло цивилизации неизмеримую пользу. Благодаря этому учению дикий, жадный, грабительский капитализм принял современную цивилизованную форму.
– Что-то я вас не понимаю, – сказал Александр.
– Ну как же! Мировая революция до смерти напугала этих хапуг, по сути рабовладельцев, выжимавших соки из рабочих по шестнадцать часов в день без выходных и почти бесплатно. А вы думали, Европа всегда была такой безоблачно-благополучной? Капиталисты избежали бойни в мировом масштабе только благодаря тому, что пошли на уступки рабочим, увеличение зарплаты, сокращение рабочего дня. Потом появились другие свободы. Теперь рабочим в Европе так хорошо, что они категорически против любых революций. Они теперь сытые, и забыли, из-за чего их работодатели стали такими добрыми.
– А все-таки, в душе вы марксист, – улыбнулся Александр. – С  вами интересно. Надеюсь, мы продолжим эту тему. А сейчас не удастся – вон, Наумов японцев ведет.

На этом закончился не только разговор с философом, но и раскопки. Японцы топтались по тщательно вычищенному раскопу в своих огромных, похожих на армейские, ботинках, хватали находки, оставленные на своих местах для фотофиксации, и возвращали или не на то место, или не в прежнем порядке. Сосэки-сан взял совок и стал ковырять в стенке раскопа.
– Лёша, ты сказал бы им, что так себя вести нельзя, – попросил Александр.
– Ну как я им скажу? Они все-таки платят нам деньги, пусть поиграются.
– Но они же разорят нам весь раскоп!
– Учти, Саша, что без них вообще никакого раскопа не было бы. Ничего, потом положим всё по местам, подчистим.
Александр бросил инструмент, вылез из шурфа, закурил. Японцы толпой бродили по раскопу, Наумов держался рядом с Окимурой и отвечал на его вопросы по-английски. Было видно, что заканчивать экскурсию гости не собирались.
– Лёша, ты бы показал им наши находки в камеральной палатке. Там ведь есть что посмотреть.
Наумов переговорил с Окимурой. Тот выбрался из раскопа, что-то сказал своим.
– Они хотят посмотреть материалы, – сказал Наумов. – Пойдём, Саша, будешь показывать и рассказывать.
– Лёша, при чем тут я? Ты сам лучше меня всё знаешь.
– Я что, зря представлял тебя «доктором»? Они должны видеть, что ты здесь не последнее лицо. Иначе как я докажу, что тебе нужно платить больше, чем рабочему?
– Что за цирк, Лёша? Я делаю своё дело, и делаю его хорошо. Не хочу я участвовать в этом представлении!
– Саша, не бунтуй! Таковы правила игры. И они установлены не мной. Пошли.
Александр поплелся вслед за медленной процессией одетых в одинаковые комбинезоны японцев.
В камеральной палатке под руководством Яны четыре студентки разбирали отмытые и высушенные пробы. Они выбирали из груды раковин фрагменты сосудов, изделия из камня и кости и раскладывали по отдельным пакетикам с этикетками. Было заметно, как они обрадовались, что неожиданная делегация нарушила их монотонный труд. Окимура-сан взялся рассматривать орнамент на обломках сосудов. Вокруг него столпились его сотрудники. Он сначала внимательно, а потом бегло просмотрел коллекцию и как-то поскучнел.
– Конечно, в горинской культуре они не найдут сходства с японской керамикой, – сказал негромко Наумов. – Вот поэтому, Саша, нам надо поскорее добраться до зареченского слоя. Надо что-то показать им, чтобы они заинтересовались, а то, чего доброго, и раскопки прикроют.
– Как они могут прекратить раскопки? Ведь это наша работа, – не понял Александр.
– Работа наша, а деньги японские, – ответил Наумов.
– А я знаю, чем их удивить! – воскликнула Люда, которая постоянно находилась рядом с Александром.
Она полезла в какую-то коробку, вынула оттуда пакет.
– Вы тоже удивитесь, Алексей Семенович. Смотрите, это я нашла! – Люда подала Наумову скульптурку. – Александр Владимирович говорит, что это змея. Смотрите, вот головка, туловище…
– Александру Владимировичу змеи уже снятся, – пробурчал Наумов. – Это действительно головка, Людочка, но совсем не змеиная. Это изображение фаллоса.
Люда широко раскрыла глаза, затем густо покраснела.
– Расскажите, пожалуйста, Алексей Семенович, для чего горинцам нужно было такое изображение, – попросила Яна. Она была лет на пять старше Люды и вовсе не смущалась.
– Вам, Яна, положено знать ответ на этот вопрос – столько лет работаете на историческом факультете. Культ фаллоса – один из древнейших культов человечества. Он известен почти во всех культурах и является частью культа плодородия, возобновления жизни. Как-нибудь я расскажу вам об этом подробнее.
А японцы были в восторге. Они щупали, рассматривали, фотографировали скульптурку и без умолку тараторили по-японски.
– Лёша, я наверно уже тут не нужен? – спросил Александр. – Мне в палатку надо сходить, – придумал первый попавшийся повод, чтобы уйти.
– Подожди, на вот, журнальчик, почитай, интересный. В аэропорту купил. Там статья о снах. Тебе понравится, – Наумов протянул Александру последний номер «Науки и жизни».
Александр прочитал статью, которая называлась «Сны разгадывать не нужно». В ней говорилось: «Швейцарские нейропсихологи серией блестящих экспериментов окончательно подтвердили теорию Хобсона и Мак-Карли о генерации снов в головном мозге и тем самым опровергли  психоаналитический подход Фрейда к возникновению снов». Далее описывалась суть экспериментов, которые доказывали, что во время сна бодрствует только стволовая часть мозга, которая генерирует беспорядочные электрические импульсы. Часть этих импульсов достигает частей мозга, ответственных за размышление и рассудок, которые пытаются расшифровать смысл бессистемных сигналов и выдают сознанию расшифровку в виде причудливых снов, основой которых являются жизненный опыт, яркие эмоции и сильные желания. Главный вывод: сон производится головным мозгом только на основании того, что есть в самом мозге и никакие внешние факторы на формирование сна не влияют.
Апатия охватила Александра, полное безразличие ко всему. Он даже не расстроился, просто сидел и бездумно смотрел перед собой. Даже курить не хотелось. Как будто где-то в отдалении шевелились мысли, что надо идти на раскоп, но тело не хотело двигаться.
– А вы тут неплохо устроились! – Александр из-за шума волн не расслышал шагов философа. – Вы, кажется, чем-то расстроены?
– Пустяки. Присаживайтесь, покурим.
Гамоха устроился рядом, закурил.
– Скажите, Пётр Иванович, как вы относитесь к толкованию снов?
– Раньше, знаете ли, я сказал бы вам, что это шарлатанство, а теперь «я знаю, что ничего не знаю», – улыбнулся философ. – Я заметил, что между Алексеем и вами трения. Это по поводу снов?
– Скорее это конфликт между прошлым и настоящим, – ответил Александр. – Раньше я был уверен, что прав. Но вот, прочитал статью, в которой говорится, что прав Наумов. Теперь не знаю, что делать.
– Мне ли вам объяснять, как делается наука? Сегодня это считается непреложной истиной, а завтра окажется, что всё наоборот. Еще лет сто назад немецкий профессор Экснер говаривал, что наиболее поразительные открытия в науке слишком часто оказываются неверными. Не расстраивайтесь! Как говорят, есть минимум два выхода, даже если вас проглотила акула.
Через минуту до Александра дошел буквальный смысл последней фразы. Он рассмеялся.
– Ставьте свою палатку рядом, Пётр Иванович, недалеко есть ровная площадка. Здесь спокойно, а мы друг другу не помешаем.
– А, знаете ли, я согласен. Спасибо за приглашение.
– Вот и хорошо. Я сейчас схожу на раскоп, помогу там закончить, а потом мы поставим вашу палатку.

В раскопе провозились ещё часа два, до самого звонка на ужин. В секторе Александра уже четко вырисовывались стенки котлована жилища. К нему вернулся трепет открывателя, но не такой, какой возникал обычно при обнаружении ранее неизвестного поселения. Он чувствовал, знал, что это его жилище! Сознание его как бы раздвоилось. Он смотрел на котлован и видел свой дом, его задымленные стены, глиняный котелок над очагом, Нию, шьющую что-то из оленьей шкуры… Ему страстно захотелось скорее очистить пол котлована от заполнений, чтобы найти хоть небольшое свидетельство, мельчайший намек на то его прошлое, в котором он живет в своих снах.
– Александр Владимирович, там всех на ужин зовут, японцы будут чем-то угощать. Алексей Семенович сказал, чтобы все шли быстрее, – сказал подошедший за последней пробой земли Дима.
Александр с досадой стал убирать инструменты, дал команду всем заканчивать работу. Люда, укладывая планшеты в папку, спросила:
– Александр Владимирович, а вы не знаете, чем японцы хотят нас угостить?
– Не знаю, но предполагаю: безвкусными сухими морскими водорослями, тухлыми сушёными рыбками и тому подобными деликатесами.
– Фу-у! Что, у них нет ничего вкусного? Они что, так питаются?
– Просто, Люда, они боготворят любые морепродукты, считают их, чуть ли не священными. Хотят поделиться с нами самой изысканной на их вкус пищей. Ты обязательно попробуй. Может, тебе даже понравится.
– Вы же сказали, что рыбки тухлые. Это же нельзя есть!
– Ну, это я так выразился, мне запах их не понравился. Японцы очень аккуратны в отношении безопасности, все продукты у них проверены на сто процентов. Так что за здоровье не беспокойся.
За длинными столами в столовой теперь было тесно. Японцы заняли одну сторону, «старожилам» пришлось садиться напротив. Дежурные подавали каждому порцию в железных мисках. Японцы нюхали, осторожно пробовали суп из консервированной сайры, улыбались, потом послышались восклицания – им понравилось. Когда подали чай, японцы достали маленькие пакетики и стали угощать сидящих напротив. Александра угощал молодой студент, который всё время что-то говорил вперемешку по-японски и по-английски. Александр кивнул, улыбнулся, и передал сушеный листик водоросли Люде, сидящей справа:
– Попробуй это, Люда, тебя таким не угостили.
Люда с опаской вскрывала ноготками герметичные пакетики, отщипывала маленькие кусочки и, тщательно пережевывая, пыталась понять, съедобно ли это.
– Не желаете ли перекурить? – спросил Гамоха.
– С удовольствием! – обрадовался возможности улизнуть с церемонии Александр. – Сэнк ю, вери мач! Ай вонт ту смок, – улыбнулся он японцу, протягивающему очередное угощение и вышел вслед за философом.
– А, знаете ли, нет ничего вкуснее нашего русского борща! – сказал Гамоха, затянувшись. – Столько лет жены нет, а до сих пор вкус её борща помню. После её смерти ни разу такого не пробовал.
– А сами не готовите?
– Я же вам говорил, что руками я не мастер. Готовлю, конечно, но невкусно. Да у меня дочка мастерица по еде – вся в мать. Как у них в гостях бываю, отвожу душу по части чревоугодия. Но борщ и у дочери не тот, – он помолчал. – А, я вам признаюсь, эти японские сухарики мне не пошли как-то.
– Аналогично, – ответил Александр.
– Я заметил, потому и пригласил вас перекурить. И ещё был у меня тайный умысел напомнить, что вы обещали помочь мне построить убежище. Уже вечереет, а процедура взаимных угощений обещает затянуться надолго. Как мне стало известно из подслушанных разговоров, ещё будут вареные деликатесы. Японцы успели что-то наловить и хотят непременно угостить нас.
– Что ж, зовите Наумова, пусть даёт вам палатку.
– Я это предусмотрел и уже всё обещанное получил. Пойдёмте.
Они взяли палатку, колья, тяжеленный ватный спальник и резиновые сапоги.
– Вот видите, Алексей мне и обувь выдал! – похвастался Гамоха.
– Я дам вам вторую пару своих носков, если не побрезгаете, – сказал Александр.
– Спасибо! С носками у меня, знаете ли, действительно промашка. Но меня извиняет то, что я не знал, что встречу на рынке Наумова. Как я вывернулся, а? Вот так люди всегда ищут оправдания своим поступкам вне себя.
– Как вы самокритичны! – съязвил Александр. – Да не оправдывайтесь! Я сам ношу ботинки без носков, чтобы их каждый день не стирать.
– С каждой минутой я убеждаюсь, что у нас с вами больше общего, чем различий, – рассмеялся Гамоха.
Александр быстро выбил лопатой высокую, в рост человека полынь, расчистил площадку. Гамоха держал растяжки в нужном положении, Александр вбивал колышки, крепил оттяжки.
– И под каждым под кустом ей готов и стол, и дом, – сказал Александр, обтянув, как следует, тент. – Заселяйтесь, Пётр Иванович.
– Это про стрекозу. А я разве похож? – стрельнул озорным взглядом Гамоха.
Александр серьёзно всмотрелся в лицо философа.
– Нет, Пётр Иванович, на стрекозу вы не тянете, наверно, больше на жука-усача. Но он тоже может под кустом. А вообще, знаете, я завидую животным в плане их приспособленности. Вон, хотя бы собака: свернётся, нос хвостом прикроет – и ночлег готов; намокнет, испачкается – отряхнулась – и чистая и сухая. А людям столько надо всяких приспособлений, чтобы добиться тех же результатов!
– Наверно и люди когда-то так умели.
– Наверно, умели, когда хвосты имели.
– Да, теперь столько всего выдумали, чтобы защититься от природы, да ещё и чтобы ничего руками не делать. Вот я перед вами – живой продукт цивилизации. Бельё скопилось – швырнул в машину, через час вытащил чистое. Горжусь, что сам стираю! А на самом деле даже плохо представляю себе этот самый процесс стирки. Знаете ли, я где-то прочитал замечательную мысль: «Девиз современности – комфорт любой ценой!» Не правда ли, точное выражение? Сказано лет семьдесят назад, но в наше время ещё более актуально.
– Здорово сказано, надо запомнить. Однако нам с вами, Пётр Иванович, становиться собаками уже поздно. Обживайте своё жилище, а то темнеет. Вон в нашу сторону кто-то движется, судя по походке, Люда. Наверно послали за нами.
Действительно, Люда пришла пригласить «докторов» на званый японский ужин.
В столовой было светло – японцы привезли с собой генератор. Все уже сидели за столом. В центре стоял большой тазик с маленькими, не больше сантиметра в диаметре прибрежными ракушками.
– Присаживайтесь вот здесь, я зарезервировал вам места, – пригласил Наумов, указывая на свободный край скамьи. – Японские коллеги хотят угостить нас своими национальными блюдами. Они сами это собрали и приготовили. Окимура-сан удивляется, что у нас на берегу так много вкусных вещей, а мы их не едим, – перевел он для всех. – Я предлагаю отметить начало совместных археологических изысканий, и пусть они будут успешными!
С этими словами он принялся разливать по кружкам коньяк. Со стороны студентов послышались ликующие возгласы.
– Кампай! Кампай! – крикнули японцы, чокаясь, выпили и стали выковыривать мясо моллюсков из раковин острыми бамбуковыми палочками и с удовольствием, цокая языком, поедать.
– Эти моллюски называются литорины, – сказал сидящий справа от Наумова Воробьёв. – В общем, есть можно, но как-то непривычно, и слишком они мелкие, неохота ковыряться. То ли дело кусок мяса!
– В этом один из немногих плюсов христианской религии, – сказал Гамоха.
– Разъясните, – попросил Наумов.
– Видите ли, канонами христианства все животные разделены на божьих и дьявольских. Отсюда запрет на поедание мяса животных, у которых одно копыто, например лошадь, потому что у чёрта тоже одно копыто. Нельзя есть зверей, у которых на лапах когти. Среди водных животных можно есть только рыбу с чешуёй. А всякие там лягушки, моллюски, крабы – все пособники дьявола. Тем более, змеи, ящерицы и прочие «гады ползучие». Отсюда наше недоверие, традиционная брезгливость в отношении нехристианской пищи. Знаете ли, русские монахи на севере сильно тосковали по мясу во время постов. И они исхитрились доказать, что бобр – рыба, на том основании что у него хвост покрыт чешуёй. В конце концов, их церковное начальство признало бобра рыбой и позволило монахам поедать мясо этого зверя, как скоромное, во время поста. Но это, конечно, казус, какие случаются в любом заорганизованном человеческом коллективе. Но благодаря такому разделению, в христианских странах сохранились почти не тронутыми все «несъедобные» животные. А вот народы Дальнего Востока таких запретов от своих религий не имели, и вот видите, едят всё подряд и уже почти всё съели.
– А я, хоть и неверующий, считаю, что в христианстве много плюсов! Особенно в православии, – сказал Воробьёв. – И считаю, что православие гораздо лучше и полезнее других религий.
– Спорить, какая религия лучше, по крайней мере, неразумно. Из-за таких споров нередко случались и войны. Все современные мировые религии созданы людьми, для людей и призваны регулировать межчеловеческие отношения, – сказал Гамоха.
– Так это же самое главное! – воскликнул Воробьёв.
– В свете последних событий на планете – не самое! – ответил философ. – Человечество настолько погрязло в разборках между людьми, что совсем забыло, что кроме него на земле ещё масса живых существ, которые тоже хотят жить.
– Но человек-то самое главное существо! Для него всё должно быть в первую очередь. Поэтому разумно, что религии созданы ради людей, – сказал Воробьёв.
– Вот в этом и есть главный вред христианства, – сказал Гамоха.
– Ну и тему вы подняли! Мы что здесь креститься собрались? Давайте лучше выпьем! – вмешался Наумов.
– Нет, позвольте! – не сдавался Воробьёв. – Вы, Пётр Иванович, своими высказываниями только что оскорбили патриотические чувства большинства соотечественников. Как вы можете так говорить о религии, которая стояла в основе нашей государственности много веков! Вы знаете, что библия считается кладезем мудрости?
– Да, я её внимательно читал, действительно, очень много бесценных мыслей.
– Кампай! – заорали японцы с кружками в руках.
– Кампай! – дружно поддержали русские студенты.
– Пойдемте покурим, Пётр Иванович, – предложил Александр.
– Пожалуй, это лучший выход из такой дискуссии. С удовольствием присоединяюсь к вашему мудрому и, главное, знаете ли, своевременному предложению.

Они прошлись по берегу, сели на выброшенную морем корягу, закурили. Глаза постепенно привыкли к почти полной темноте. Стала различима зеркальная поверхность воды, слегка шевелящаяся, таинственная. На ней плавали отражения звезд, а у самого берега вспыхивали потревоженные лёгким накатом загадочные жители водной толщи.
– Посмотрите, какая бурная, многообразная, совсем неизвестная нам жизнь! И ведь они все зачем-то живут, о чем-то думают, к чему-то стремятся, борются за жизнь, за продление рода… – сказал вполголоса философ, будто боялся, что планктонные существа его услышат.
– Воробьёв сказал бы сейчас, что этих ничтожных созданий зовут ноктилюки.
– Забудьте, Александр Владимирович, лучше любуйтесь природой – ведь это само воплощение Бога!
Они помолчали. Каждый думал о своем.
– И все-таки, Пётр Иванович, вы не перестаете меня удивлять.
– И что же вас удивило на этот раз?
– Вы, марксист, читали библию?!
– Я вам уже объяснял, что, во-первых, я философ, а потом марксист, теперь уже окончательно бывший. А философу, знаете ли, просто необходимо знать всю мировую мудрость.
– И все-таки, мне кажется, что вы читали библию не ради простого коллекционирования мудрых мыслей. Была конкретная цель?
– Вы правы. Есть у меня одна гипотеза.
– О чем же, если не секрет?
– Вообще-то, я пока никому не говорю – сыро ещё всё. Но вы мне нравитесь, знаете ли, вам можно. Я ведь и сюда приехал искать подтверждения своим размышлениям. А мысли, вот какие. Всем думающим людям давно ясно, что человечество идет неверным путем, особенно европейская культура. На мой взгляд, корни неправильного поведения людей кроются в религии.
– Но ведь сейчас далеко не все верующие, – перебил Александр.
– Не в том дело, верует человек или нет. Мораль общества сложилась очень давно и именно под влиянием религии. Так вот, мне кажется, что мировые религии ведут человечество порочным путем. И это не только моё мнение, об этом давно говорят мыслители посерьёзнее меня. Говорят-то многие, а вот где правильный путь никто не знает. Я думаю, тоже в религии, но в древней, самой первобытной. Ведь смотрите, современные религии существуют две-три тысячи лет и за этот исторически короткий срок привели человечество в тупик. А до этого люди успешно выживали по другим законам десятки тысяч лет! Но беда в том, что в те времена не было письменности, не записаны те правила. Я пытаюсь собрать воедино и осмыслить те крупицы основ первобытной жизни, которые возможно добыть.
– Очень интересно, Петр Иванович! Знаете, мне тоже приходили в голову подобные мысли, но смутно как-то. Расскажите же, что вам удалось выяснить о древних религиях.
Гамоха затушил о бревно окурок.
– Я с удовольствием продолжу с вами этот разговор. Но мне кажется, что мы неприлично долго задержались на перекуре. Давайте всё-таки вернёмся к коллегам.   

Они вернулись. Судя по тому, что все общались без переводчика, они пропустили минимум два тоста. В миске Александра лежал кусочек чего-то жареного.
– Итс вери гуд фууд, – сказал сидящий рядом, улыбающийся Сосэки-сан.
– Что это?
– Итс фрог, вери гуд мит!
– Лягушка?
– Ес, ес, фрог, ля-гуш-ка! Вери тэсти!
Александр выпил то, что было налито в кружку (оказалось – водка), закусил лягушатиной. Кусочек был маленький, сильно зажаренный и несолёный. Но, в общем, съедобно. После водки захотелось есть. Хлеба на столе не было. Он сходил за буханкой, накромсал большие ломти, попросил ещё лягушку. Сосэки-сан, смеясь, что-то громко сказал японцам, передал Александру ещё ломтик.
– Кампай! – закричали дружно подвыпившие японцы, потянулись к Александру чокаться. К ним дружно присоединились все находившиеся за столом.
Состояние компании достигло той стадии, когда уже нет сплоченного коллектива. Люди разбились на пары и разговаривали друг с другом, каждая пара о своём. Окимура поднялся и сказал короткую речь. Наумов перевел:
– Окимура-сан очень рад, что в первый день произошло такое близкое знакомство русских и японских археологов. Он считает, что этому в большой мере способствовала японская кухня и русская водка. Он надеется, что международный коллектив будет так же дружно и эффективно работать на раскопках, как за этим столом.
Все засмеялись и зааплодировали.
– Окимура-сан говорит, – продолжил Наумов, – что японские коллеги очень рады, что нам понравилась японская пища. Они обещают и в дальнейшем удивлять нас своими национальными блюдами, которых так же много, как звёзд на небе.
Речь руководителя японских археологов вызвала бурю восторга.
– Лёша, скажи им, пожалуйста, чтобы хоть змей не трогали, – попросил Александр.
– Ничего я не буду им говорить. Пусть люди развлекаются. Главное, чтобы они оплатили окончание раскопок. Они, между прочим, и копают хорошо. Окимура-сан обещает произвести все возможные анализы археологических находок и датировку, чего нам самим никогда не сделать.
– Но ты же знаешь, чем это грозит! Это может обернуться несчастьем.
– Оставь, Саша, не порть хорошее настроение! В конце концов, вся эта компания не сможет нанести природе большего вреда, чем наносится в нашей стране обычным русским разгильдяйством.
У Александра испортилось настроение. Он незаметно вышел из столовой и поплелся в палатку.

18

Ночь была душная. Комары жужжали над ухом. Александр пытался перебить их на себе, поджидая, когда нудный кровопийца садился на лицо, но комары не кончались. Сверчок «удачно» выбрал себе место под козырьком палатки прямо над головой, и как только подкрадывался сон, заводил пронзительную песню:
– Зир-р – цир-р-р! Зир-р – цир-р-р!
Александр пытался прогнать шумного соседа, стучал по палатке изнутри, но как только начинал засыпать, над ухом вновь раздавалось:
– Зир-р – цир-р-р! Зир-р – цир-р-р! Зир-р-р – цир-р-р!
Несколько раз выходил покурить. Духота, комары. Хоть бы чуть ветерок! Уснуть удалось далеко за полночь.

Приснился сон.
Он стоит в кругу соплеменников. В центре на возвышении шаман говорит громко:
– Сегодня наши охотники нашли на берегу семью Атиги. Они все убиты! Это большое горе. И это большая беда, потому что враги убили и женщину, и девочек, они не взяли вещей. Это значит, что они убивали не ради наживы, а чтобы уничтожить наших соплеменников! Следовательно, они хотят убить всех нас. Похоже, что к нам возвращаются плохие времена. Поэтому теперь никому нельзя выходить с Острова, пока мы не будем уверены, что враги покинули наше побережье.
– У нас кончаются запасы, а сейчас самое время охотиться на молодых кабанов в дубняках! – крикнул кто-то из мужчин.
– Лучше жить без мяса, чем лежать на земле с проломленной головой. Сегодня ночью лучшие молодые охотники незаметно переплывут протоку и затаятся в тростниках. Они будут наблюдать и не вернутся, пока не узнают, где наши враги, кто они и как их много. Потом будем думать, что нам делать.
Он слушает и думает: "Так хочется пить! Скорее бы закончилось это собрание, чтобы пойти к ручью и напиться. Как долго говорит этот Загу!"
Жажда нестерпима. Он заходит за спины мужчин и тайком убегает к ручью. Но уже темно, и он никак не может найти ручей в густых зарослях.

Проснулся от жажды. Пять часов. Приложился к фляжке с позавчерашним чаем. Выкурил сигарету, отмахиваясь от наседавших в духоте комаров. Попытался сложить обрывки сна. Получалось плохо, но суть стала понятна. Отложил в память, что утром обязательно надо записать. Отругал себя за выпитое накануне и лёг досыпать.
Утро такое же душное и такое же комариное. Злясь, загнал себя в воду, и плавал, пока не продрог. Сделал интенсивную зарядку. Добежал до камбуза, попросил у Гали кипятка, заварил крепчайший чай и вернулся с кружкой в палатку. Надо было обязательно записать приснившееся. Вспомнил, что утром был ещё один сон, но от него остались лишь обрывки даже не видений, а скорее ощущений: Ния прижималась к нему животом, и было так приятно и тепло, а она всё прижималась и повторяла:
– Слышишь, как он шевелится? Прямо стучится, просится наружу! Слышишь?
И он чувствовал толчки, и ему было хорошо, и он так любил её и ребенка!

В столовой уже бодро стучали ложки. Парни гоготали – было заметно, что они ещё не переварили вчерашнее. Девчонки тоже хихикали, перешёптываясь.
– Чего такие весёлые? – спросил Александр.
– Удалось вчера расколоть шефа ещё на бутылку! – заговорщически прошептал Дима.
– И ночь удалась на славу?
– Так точно! – ответили все трое.
На японской стороне стола грустно ковырял ложкой кашу Сосэки-сан, и поодаль от него пила чай японская студентка. Остальных не было.
– А ты что такой грустный, Лёша? – спросил Александр Наумова.
– Окимура вчера разошёлся, потребовал «продолжения банкета», а я, дурак, пошёл на поводу. Теперь жалею: у самого башка болит, а они, видишь, вообще не поднялись.
– Ну, в этом тоже есть плюс – поработаем спокойно.
– С больной головой много не наработаешь, – ответил Наумов. – С сегодняшнего дня – сухой закон! Ты, Саша, организуй там работу, а я ещё немного отлежусь, дурно мне.
На раскопе веселье продолжалось недолго. Раскаленное солнце быстро выпарило остатки алкоголя, оставив в юных организмах лишь токсины.
Лена и Яна со своими помощницами в соседних секторах ползали как сонные мухи и постоянно пили воду. Люду пришлось отпустить – ей стало совсем плохо.
Александр в одиночку зачищал дно жилища. В самом углу выявилось круглое тёмное пятно от вкопанного в прошлом опорного столба. На него опять нахлынули воспоминания из той, горинской жизни, хотя непонятно было, откуда они берутся. Ведь во снах он этого не видел. Это были необъяснимые чувства – не то чтобы зрительные образы, а как будто ощущения ладоней, тела, кожи… Он долго пытался отыскать определение комплексу этих ощущений и, наконец, понял – это ЗНАНИЕ! Он ЗНАЛ, что это его жилище, что этот столб вкапывал он, и он знал, как это делал и что при этом ощущал. И это знание находилось не в мозгу, оно было во всём его теле! Желание поскорее освободить пол котлована от поздних заполнений придавало силы, и, несмотря на жару, работалось легко, с азартом. Правда отсутствие помощницы отнимало много времени на записи и упаковку находок, а для нивелировки приходилось отвлекать девочек из соседнего сектора.
Часа через полтора появился философ, одетый по полной форме, в костюме, шляпе и тапочках.
– Доброе утро, Александр Владимирович! Вы в полном одиночестве, может быть, я смогу быть вам полезен?
– Как вы вовремя, Пётр Иванович! Я зашиваюсь без помощницы. Не могли бы вы побыть моей девочкой?
В соседнем секторе прыснули озорным смехом.
– Кем только не случалось побывать за свою жизнь, но, знаете ли, девочкой быть не доводилось! Объясняйте, попробую.
Гамоха быстро вник в суть дела и работал быстро, а главное, без ошибок. Он старательно, каллиграфическим почерком заполнял таблицу, аккуратно упаковывал находки, снабжая их столь же каллиграфическими этикетками.
– Вот кого надо брать на раскопки! А то наберут детей… Приятно с вами работать, Пётр Иванович!
– Мне тоже. Знаете, в этом что-то есть – работать, почти не думая, не напрягая извилины, почти безответственно. Уже и не помню, когда так легко работалось. Начинаю понимать людей, которые не хотят идти на ответственные посты. Вот так отработал восемь часов – и забыл о делах. Хорошо!
– Вы так не сможете долго, скучно станет. У меня такая же работа: вахту отстоял – три дня и не вспоминаю о работе. А не думать уже не могу. Хоть какой-то умственной работой занимаюсь, даже когда зимой в тулупе у трапа мёрзну. Так что, если привыкли размышлять, будете этим заниматься до конца дней.
– Да, вы правы, конечно. Это я так, позавидовал тем, кто не вкусил отравы размышленья. Однако жарко сегодня!
– Да вы разденьтесь, Пётр Иванович, все свои, чего стесняться.
Александр невольно улыбнулся, когда философ снял пиджак и рубашку. Его загорелое лицо с усами и бородкой, притенённое соломенной шляпой, резко контрастировало с иссиня-бледным худым торсом. Видно было, что, по крайней мере, в последние два года это тело не видело солнца.
– Ну где бы я загорал? – оправдываясь сказал Гамоха. – Я же труженик кабинета. Вот, здесь и совмещу полезное с приятным.
– Главное, не переусердствуйте. На таком солнцепёке за полчаса ваша кожа пузырями пойдёт. Запишите, пожалуйста: в квадрате Г-1 на дне котлована жилища выявилось тёмное пятно диаметром четырнадцать сантиметров; в скобках: опорный столб номер два.
Пришла Люда. Заметно было, что ей всё ещё не по себе.
– Ой, Александр Владимирович, вы что, меня уволили?
– А ты чего пришла? Я же тебя отпустил. Пётр Иванович пока тебя подменяет. Иди, отдыхай.
– Нет. Мне стыдно. Простите меня, пожалуйста!
– Ну что ты, Люда! Ты думаешь, я никогда не перебирал? Отдыхай, набирайся сил, а после обеда приходи.
– Нет, я буду работать. Вы же тоже вчера выпивали, а работаете, значит и я смогу!
– Похвально, похвально, леди! Вы достойны уважения! Стыд – редкое качество в наше время, особенно в молодёжной среде, – сказал Гамоха.
– Ну, ладно, тогда бери совок и подчищай второй угол, – сказал Александр.

К обеду солнце палило так, что темнело в глазах.
– Александр Владимирович, нашей леди, похоже, дурно, – сказал вдруг Гамоха.
Александр обернулся и увидел, как Люда, выпустив совок из рук, с бледно-зелёным лицом села прямо на острые ракушки и завалилась на бок. Он подскочил к ней, не зная, что предпринять. Похлопал по щекам.
– Люда! Люда!
Потом поднял её во весь рост.
– Подержите её, Пётр Иванович!
Наклонился, взвалил девушку на плечо, как мешок, и почти бегом ринулся к морю. Он пробежал через лагерь к единственному деревцу на берегу. Положил Люду в тень, стал ладонями носить воду из моря и поливать на лицо. Но вода проливалась сквозь пальцы. Он огляделся – поблизости не было никакой подходящей посудины. Тогда он рывком скинул свой ботинок, зачерпнул воды и вылил девочке на голову. Люда медленно подняла руку, протёрла глаза от солёной воды, посмотрела на Александра и слабо улыбнулась. Александр улыбнулся в ответ и смущённо отвел глаза – мокрая рубашонка, расстегнувшаяся во время переноски, оголила юную грудь с маленьким коричневым соском. И тут заметил, что за его спиной стояли молча почти все японцы и пялили глаза то на него, то на девушку.
– Ну, что собрались? Цирк вам здесь, что ли? – заорал он неожиданно для самого себя. – Валите отсюда! Уходите, кому сказал!
Быстро снял свою рубаху, прикрыл Люду. Японцы стояли как вкопанные, потрясённые туземным способом лечения.
– Гоу аут! А ю андестенд? Гоу аут! – заорал он, и японцы вдруг разом повернулись и молча зашагали в лагерь.
– Лежи, лежи, Люда, – сказал, заметив, что девушка пытается подняться. – Ну, как ты?
– Всё, мне уже хорошо. Простите меня, Александр Владимирович! – сказала она и села.
– За что, Люда? На таком солнцепёке любой может получить солнечный удар.
– Я такая слабая! Никто не потерял сознание, а я потеряла. Ой! – воскликнула она, когда рубаха медленно сползла, осознав всё неприличие своего положения. Отвернулась, покраснев, застегнулась.
– Спасибо вам большое! – прошептала, не глядя в глаза.
– Не переживай. Посиди тут в теньке, пока совсем в себя придешь.
Сходил на кухню, принес кружку горячего крепкого чая.
– Выпей, и всё пройдёт.
Подошёл заспанный Наумов.
– Что случилось? На кого ты так кричал, Саша, уж не на японцев ли?
– Ну на кого же ещё? Людмиле нездоровится, а они собрались тут, как на бесплатное представление!
– Пить меньше надо, тогда не будет нездоровиться! – сказал Наумов. – А ты, Саша, видимо хочешь, чтобы все мы остались без зарплаты?
– Да плевал я на их зарплату! Пусть научатся себя вести! А Люда, между прочим, работала, в отличие от некоторых других, в том числе и японцев. Они сюда что, водку пить приехали?
Наумов хотел что-то ответить, постоял, потёр лоб, махнул рукой и ушел.
– Мне, наверно, теперь зачёт по практике не поставят, – грустно сказала Люда.
– Всё будет хорошо, милая леди, я обещаю замолвить слово за ваше отважное поведение, – сказал подошедший Гамоха. – Будьте уверены, ко мне Алексей Семенович прислушивается. Ну, и как вы себя чувствуете? Я, знаете ли, изрядно испугался за вас! И очень рад, что так благополучно всё закончилось. Пока доковылял, а вы уже чаёк попиваете.
На обеде все сидели тихо. Чувствовалось некоторое напряжение. Японцы поначалу начали что-то говорить вполголоса, поглядывая на Александра, но Окимура-сан что-то резко сказал, и все умолкли. А Сосэки-сан поймал взгляд Александра и улыбнулся.
«Чёрт их поймет, о чём они думают, – подумал Александр, – эти «загадочные» японцы».

После обеда на раскоп пришли все японцы вместе с Наумовым.
– Саша, придётся выделить участок для наших коллег. Они умеют работать, и, я думаю, надо поставить их в твой сектор. Будет двойная выгода: все вместе вы быстрее покончите с жилищем, и ты заодно присмотришь за ними.
– Нет! Присматривай за ними сам! – резко ответил Александр, так, что японцы даже отшатнулись. Его почему-то задело «покончите с жилищем». – Я сам докопаю своё жилище. Мы уже заканчиваем. Пусть девочкам помогут, там больше работы.
– Саша, ты ведёшь себя неадекватно, – вполголоса сказал Наумов и повёл японцев в соседний сектор.
Александр разнервничался без особой причины и никак не мог себя успокоить. Он вылез из раскопа, достал сигарету.
– Александр Владимирович, а почему они так одеты? Им же, наверно, ужасно жарко! – шёпотом спросила Люда.
Действительно, экипировка зарубежных коллег поражала своим несоответствием ни задачам работы, ни погоде. Александру даже пришла в голову фраза «одежда несовместимая с жизнью», но вслух он говорить этого не стал. На всех японцах были одинаковые синие комбинезоны из плотной болоньевой ткани, застёгнутые до самого горла. Манжеты рукавов плотно облегали запястья рук, одетых в белые нитяные перчатки. Штанины были заправлены в голенища высоких ботинок на толстой подошве, образца американской морской пехоты. Но больше всего поражала экипировка студентки. Она, кроме всего вышеописанного имела поверх одетого на голову капюшона панаму защитного цвета с лямкой под подбородком, защитные очки и респиратор, а поверх нитяных перчаток были надеты ещё резиновые. Это напоминало десант на неизвестную планету из фантастических фильмов.
– Знаешь, Люда, их можно понять. Представь, что тебя отправили бы на практику куда-нибудь в Центральную Африку работать с туземцами, которые только что научились носить штаны, а вокруг ядовитые насекомые, бесчисленные возбудители неизлечимых болезней и тому подобные ужасы. Думаю, любой из нас постарался бы себя обезопасить.
– Но мы же не туземцы!
– Для них – туземцы. Всего полвека назад они жили в дремучем средневековье, а теперь считают себя, чуть ли ни центром мировой культуры.
– Я всё равно не согласна! Мы современные люди.
– Давай, Люда, простим это жертвам цивилизации. Они и так несчастны в жару в такой одежде.
Между тем, японцы, вооружившись совками, стали на колени в один ряд на отведённом им участке раскопа и приступили к работе. Они быстро снимали слой, не выделяя особенности, не отмечая находки, а просто отправляли всё в промывку.
– Лёша, ты посмотри, что они делают! – возмутился Александр.
– Ну, что поделаешь, такая у них методика. Девочки посмотрят, где что лежало, и потом приблизительно отметят на плане.
– Но ведь они даже этикетки не пишут! У нас в стратиграфии и на плане получится просто пробел. Зачем же нужен был наш кропотливый труд, если можно было точно также просто всё сгрести лопатой?
– Ты опять мыслишь не стратегически, Саша. Уступая в малом, мы выигрываем в большом. А про этикетки, хорошо, что ты заметил, я скажу Яне, пусть сама пишет.
Настроение Александра упало окончательно. Не вынимая сигарету изо рта, он молча ковырялся в своем углу.
– Ну и пусть они там делают, что хотят, раз Наумову так нравится! – сказала, молчавшая до этого Люда. – Хорошо, что вы их сюда не пустили. Главное, что в нашем секторе всё будет правильно сделано, правда же, Александр Владимирович?
– Да, Люда, ты, наверное, права, – сказал Александр и усмехнулся: «Надо же, этот цыплёнок пытается меня успокоить!».
Японцы за пару часов сняли слой в отведённом квадрате, побросали инструменты и ушли в лагерь. Яна, пыталась что-то зарисовать на глаз, бурча, подписывала этикетки, не зная, какая куча грунта к какому квадрату относится.

19

После работы сильно хотелось пить. Александр никогда не пил в жару. По опыту знал, стоит выпить пару глотков, и сила воли не способна уговорить тело отказаться от воды, тогда пьёшь и пьёшь, а силы тают на глазах, и уж тогда не работа. Он зашёл на кухню, чтобы выпить чаю. Галя, зная его вкусы, подала заварник. Он не спеша попивал крепкий чай, поглядывая на японских студентов, что-то сосредоточенно готовящих на газовой печке.
– Что они делают? – спросил у Гали.
– Снова свои деликатесы стряпают. Опять будут посиделки до ночи, а мне потом впотьмах посуду мыть!
Александр направился к своей палатке, чтобы окунуться в море перед ужином. Неожиданный рокот наката привлёк его внимание. Метровая волна, казавшаяся огромной на фоне мелкой зыби, надвигалась на берег. Её край навалился на мыс, стремительно двигался, разбиваясь о скалы.
– Толик! Анатолий! – закричал Александр промывальщику проб, стоящему по колено в воде метрах в двадцати от берега. Но Толик не слышал. Он стоял спиной к ветру и сосредоточенно домывал последнюю пробу, спеша закончить к ужину.
– Толян! – заорал рядом помощник Толика Дима, поняв критичность ситуации.
Толик поднял голову, разогнулся, но сообразить ничего не успел. Волна опрокинула его, накрыла, и пошла дальше. Толика не было видно.
– Зови людей! – крикнул Александр Диме и ринулся в воду. Он шёл быстро, насколько было возможно, пока волна не оказалась в нескольких метрах перед ним. Остановился, слегка присел, и в самый последний момент выбросил себя толчком вверх, как можно выше, и вперёд. Волна ударила по ногам, потянула назад, но отпустила, и он, что было сил, поплыл. В этот момент Толик показался над водой, встал, пошатываясь, и задыхаясь от кашля. Александр подхватил его, поддержал, повёл к берегу. Оглянулся, опасаясь повторной волны, но море по-прежнему было покрыто лишь мелкой зыбью.
– Ну, как ты? – спросил у Толика.
Тот махнул рукой, кашляя:
– Нормально. Пробу утопил…
– Чёрт с ней, с пробой, главное, сам цел.
– Что случилось? – спросил Наумов, помогая Александру довести Толика до бревна.
– Ты волну видел? – спросил Александр.
– Да, успел, когда она уже к берегу подошла. Откуда она взялась?
– Из моря, Лёша. Галя, принеси аптечку быстренько, – попросил Александр, увидев глубокие ссадины на руке и на животе Толика. – Обо что ты так?
– О сито, наверное…
– А где сито? – спросил Наумов.
– Там осталось. И проба пропала, – ответил виновато Толик.
– Коля, Дима, после ужина тщательно осмотрите берег. Сито должно волнами выбросить. Это единственное сито, пробы мыть больше нечем, – сказал Наумов.
Александр хотел закурить, полез в нагрудный карман и только сейчас заметил, что он в мокрой одежде. Оглянулся. Вокруг собралась почти вся экспедиция. Чуть поодаль молча глазели японские студенты. Александр недобро зыркнул на них, они тут же молча повернулись и ушли.
– Парни, угостите сигаретой, – попросил Александр, вытащив свою мокрую пачку.
– «Примку» не желаете? – протянул пачку Гамоха.
– А, давайте покрепче! Спасибо, Пётр Иванович.
Подошла с аптечкой Галя.
– Ну, вы тут без меня справитесь, – сказал Александр, – пойду, переоденусь.

Сменной одежды у Александра, в общем-то, не было. Пришлось надеть старое трико, майку и шлепанцы. Когда он появился в столовой, все уже сидели, не было только Воробьёва. Перед каждым дымилась миска с макаронами по-флотски и стояла банка пива.
– Лёша, ты же грозился «сухим законом», – пошутил Александр.
– Саша, если бы ты знал, как я от них устал, – полушёпотом ответил Наумов. – Окимура опять потребовал «банкет». Вот, хочу попробовать ограничиться пивом.
Окимура поднял банку и начал говорить. Наумов вздохнул и перевёл:
– Окимура-сан говорит, что сегодня японские друзья продолжат удивлять российских коллег своей национальной кухней. Нам будет предложено одно из самых изысканных блюд, которое непременно должно нам понравиться.
– Кампай! – закричали японцы.
– Кампай! – ответили русские.
Александр отхлебнул глоток пива и с аппетитом стал поедать макароны.
– Скорее! – ворвалась в столовую Галя. – Там Михаил Дмитриевич…
Александр с Наумовым выскочили из столовой. По берегу со стороны мыса, шатаясь, приближался в одних трусах Воробьёв, держа у виска окровавленное полотенце. Они усадили геолога на камень, и Александр с усилием оттянул руку пострадавшего от виска. Кожа была рассечена, из раны густо сочилась кровь. Видимо, был повреждён сосуд.
– Как же вы так неосторожно, Михаил Дмитриевич, поскользнулись что ли? – спросил Наумов.
– Да нет же! Опять это выветривание коренных пород! Хорошо, услышал, успел увернуться, вскользь задело. А то бы каюк!
Александр хотел сказать, что предупреждал ведь, но подумал, что бесполезно, махнул рукой. Прибежала Галя с аптечкой и все три студента. Колю послали за одеждой Воробьёва, оставшейся на месте происшествия. Перевязали рану и отвели пострадавшего в палатку. Галя принесла Воробьёву его порцию макарон и пиво, затем все вернулись к столу.
– Что за вечер сегодня! А всё так неплохо начиналось, – сказал Наумов.
– На всё имеются причины, – ответил Александр. – По крайней мере, Воробьёв получил свое за змей.
– Опять ты со своей мистикой, Саша! Прошу тебя, не надо, и так тошно.
Японская студентка внесла в столовую большую сковороду, стала обходить всех, кладя каждому в миску по куску некоего жаркого. Японцы встретили её бодрыми восклицаниями. Александр понюхал свою порцию. Пахло мясом.
– Окимура-сан предлагает оценить вкус этого изысканного блюда, – перевел Наумов.
– Вот из ит? Что это? – спросил Александр у сидящего рядом Сосэки-сана.
Тот загадочно улыбнулся:
– Ит из вери гуд фууд!
– Не пудри мне мозги! – сердито сказал Александр. – Вот фууд из ит?
– Ит из бьютифул мит оф снейк!
– Что? Снейк? Что это такое, снейк?
– О! Снейк, серпент. Ит из серпент! – показал Сосэки-сан извивающуюся руку, потом развел руки во всю ширину, изображая длину, и радостно улыбнулся.
– Змея?! – воскликнул Александр.
– Ес, ес, серпент, з-ме-йа! Бьютифул фууд!
– Вот тебе и причина, Лёша! Теперь у нас единственный выход – бежать отсюда, как можно быстрее и дальше.
– Саша, как ты мне надоел! Хочешь, я дам тебе бутылку хорошего коньяка, и ты пойдёшь в палатку?
– Пошёл ты со своей бутылкой… – выругался Александр, резко поднялся, почти закричал: – Все видели, что с двумя людьми сегодня случились происшествия? Причина этому – убитая японцами змея.
– Три змеи, – тихо сказала за спиной повариха Галя.
– Три?! Три убитых змеи – это катастрофа! Прошу, поверьте мне, нам всем грозит беда. Прошу вас, не ешьте мясо змей, если хотите вернуться домой живыми и здоровыми. И будьте предельно осторожны во всём!
– Это полозы, они не ядовиты, – сказал кто-то.
– Яд здесь не причем. Дело в том, что полозы являются хозяевами этого острова. Они следят за соблюдением древних правил, которые мы ежедневно нарушаем.
– Это полуостров, – опять вставил тот же голос. Александр присмотрелся – в дальнем углу столовой сидел забинтованный Воробьёв.
– Остров, Михаил Дмитриевич, остров! И вы в этом скоро убедитесь! – выкрикнул Александр и почти выбежал из столовой.

Он не знал, что делать, энергично ходил по пляжу, пока не устал. Предчувствие неминуемой беды и ощущение полной беспомощности овладело им и вызвало гнетущее состояние. Он никак не мог овладеть собой. Логика подсказывала, что надо немедленно собрать рюкзак и уйти в Лазурный. Дорога известна, расстояние небольшое, к утру можно добраться. Но стыдно. Стыдно бежать! Что подумают оставшиеся? Особенно его волновало почему-то мнение студентов. А сколько умных слов сказал он Люде! А теперь просто смыться?
Подошел Гамоха:
– Александр Владимирович, объясните, пожалуйста, вашу тираду в столовой. Я, знаете ли, совершенно ничего не понял. Но по вашей эмоциональности почувствовал, что дело серьёзное. Возможно, я многое пропустил, поскольку приехал позже.
Александр помолчал.
– Не знаю, сможете ли вы понять меня. Я уже не жду, что кто-нибудь мне поверит.
– До сих пор я вам верил, и не вижу оснований не доверять в дальнейшем. Прошу вас…
– Видите ли, дело относится к проявлению потусторонних сил. Как вы относитесь к шаманизму, существованию духов, сновидениям, перемещениям во времени и тому подобным нематериальным явлениям?
– Вы мне не поверите – с большим интересом!
– Да, в этот раз я вам не верю. Вам, материалисту, это интересно?
– Перестаньте попрекать меня моим прошлым! Я вам уже говорил: я – философ! Философия изучает принципы бытия и познания, отношения человека и вселенной, всеобщие законы развития природы и человеческого общества. Я же вам рассказывал о моих исканиях верной религии в первобытных культурах. А какая же первобытная религия без шаманизма, без духов предков и других потусторонних сил?
– Извините, я не хотел вас обидеть. Хорошо, я расскажу, но прошу, постарайтесь меня понять, не отвергайте сразу. Заранее хочу предупредить, что один из самых известных в городе психологов заверил меня, что я психически здоров.
Александр рассказал философу всё, с самого первого сна до последних снов с угрозами в отношении членов экспедиции.
– А теперь у меня множество сомнений. Я чувствую, что Змей решил наказать нас всерьёз, и несчастья будут продолжаться, пока не вынудят нас убраться отсюда. Нам надо как можно быстрее покинуть это место. Но я стесняюсь уйти в одиночку, мне стыдно сбегать. Ещё я переживаю, а вдруг больше ничего не случится, тогда все сочтут меня ненормальным. Наумов давно меня в этом подозревает! Что делать?
– Во-первых, хочу вам сказать, что всё, что вы рассказали, чрезвычайно интересно. Никогда ничего подобного не слышал! Судя по тому, как вы это рассказывали, как анализировали и проверяли, – всему этому следует верить. Послушайте, Александр Владимирович, у вас в руках ключ к тому, что я ищу! Давайте работать вместе. Мы можем открыть единственно верный путь для человечества!
– Это, конечно, интересно, но сейчас не до открытий. Над нами очень серьезная угроза, вплоть до гибели. Но не бежать же, бросив всех! Что же делать?
– Я очень даже понимаю ваши переживания. Видите ли, мы настолько дети социума, что обычно в первую очередь думаем о том, как мы выглядим перед людьми, а не перед Господом. Я давно пытаюсь в себе с этим бороться, но, знаете ли, плохо получается. Мне кажется, стоит подождать развития событий. В конце концов, мы с вами меньше всех грешны перед хозяевами этой местности. Может, всё само собой образуется. Давайте спать, Александр Владимирович, утро вечера мудренее.

От искренне-доверчивого отношения философа Александр несколько успокоился. Сидя на пляже, он поразмыслил и согласился с философом, что торопить события не стоит. Долгим взглядом он проводил солнце за сопку. Зеркальное море отражало чистую вечернюю зарю. Комары запели боевую песню – вышли на охоту. Слышно было, как в десяти шагах Гамоха шуршит в своей палатке, укладываясь спать. Александр выкурил еще сигарету и забрался в спальник.

20

Он проснулся от звонких щелчков дождевых капель по палатке. Шум усиливался с каждой минутой, дождь пошёл настоящий.
«Давненько не было, – подумал Александр. – Хорошо. Завтра отдохнём».
Он повернулся на другой бок, укрылся поплотнее и снова заснул. Но через несколько минут проснулся вновь. Дождь теперь хлестал с оглушающим грохотом. «Наверно, грозовой, скоро кончится», – подумал Александр. Но грома не было. Он лежал и слушал шум дождя. Возникло беспокойство. Осветил палатку фонариком – пока нигде не текло. Но где-то на задворках сознания зудела мысль: «Что-то не так! Что-то очень плохо!». И вдруг догадался: «Раскоп! Раскоп зальёт водой!». Чертыхаясь, быстро оделся, схватил фонарик и выскочил под проливной дождь. Пока добежал до палатки студентов, промок до нитки.
– Дима, Коля, Толик, подъём! Надо шурф зачехлять, а то затопит. Берите у кухонной палатки доски, жерди и к шурфу. Я жду вас!
Добежал до кухни, взял тент, куски полиэтиленовой плёнки, потащил всё это на раскоп. На дне раскопа уже было на ладонь воды. Кое-как, подсвечивая фонариками, набросали каркас, накрыли его тентом. Провозились с полчаса, но работали в таком темпе, что вымотались.
Возвращался Александр уже не спеша. В машине Наумова горел свет. Стукнул в окно. Наумов приоткрыл стекло.
– Заходи, Саша.
– Да с меня течёт, намочу тебе всё.
– Залезай!
Александр сел в кабину.
– Чего ты здесь? – спросил Наумова.
– Тут разве уснёшь! Услышал, что ты с пацанами пошёл накрывать раскоп, хотел идти помочь, да споткнулся впотьмах о колышек палатки, ногу поранил. Да так сильно – то ли ушиб такой, то ли вывих. Сейчас уже не так резко болит, но не сгибается.
– Покажи.
– Да там смотреть-то нечего, – он задрал штанину.
Ссадина была неглубокая, но колено раздулось, покраснело. Александр прикоснулся.
– Горячее! Похоже, вывих. Плохо. Ползи в палатку и лежи, ходить тебе нельзя.
– Воды много в раскопе? – спросил Наумов.
– Сантиметров десять. Мы накрыли, как смогли. Конечно, еще натечёт, но хоть не так много.
– Думаю, дождь скоро кончится. Я сейчас прогноз слушал – сегодня по всему краю без осадков, и на завтра тоже. Так что завтра к обеду вода впитается, и можно будет работать.
– Дай Бог! Ладно, Лёша, пойду досыпать. И тебе советую.
У палатки скинул ботинки, вылил из них воду, отжал одежду, все это оставил под навесом, и с удовольствием залез в сухой спальник.
 
– Саша! Саша!
Александр спросонку даже не понял, кто его зовет. Казалось, только что заснул. Кто-то светил фонариком на стенку палатки.
– Что?
– У тебя есть активированный уголь? – голос Наумова.
– Зачем?
– Японцы чем-то отравились. Плохо им всем.
– О, черт! – выругался Александр. – Этого нам только не хватало! Я же тебя предупреждал, Лёша, ты видишь, несчастья одно за другим.
– Едят, что попало, вот и отравились. Посмотри в аптечке, у тебя обычно всё есть.
Александр быстро натянул мокрую холодную робу.
– Нет у меня угля. Не было дома, вот и не взял. Пошли. А лопата тебе зачем, меня, что ли будить?
– Экий ты, Саша, недогадливый, – это костыль. Колено разбарабанило, ступить не могу!
– Ладно, ты ковыляй, а я побежал.
На кухне горела свечка, на газовой плите грелся чайник. Галя сидела на ящике с консервами и дремала.
– Чайник давно стоит? – спросил Александр.
– Уже закипает, хочу чай заварить. Спать видно всё равно не дадут.
– Отлично! Давай соду и соль. Не знаешь, что там с японцами?
– Лежат все, стонут, тошнит их. Студентку вырвало. Отравились, наверное.
Александр взял кастрюлю, налил кипятка, насыпал соды и соли, перемешал и поставил в таз с холодной водой. Выкурил сигарету. Окунул палец в раствор.
– Пойдет! У тебя что-то от дождя есть? Надевай. Пойдем спасать «братьев по разуму». Возьми три-четыре кружки.
Сначала зашли в палатку Окимуры. Под потолком светила тусклая аккумуляторная лампочка. Бледный Окимура-сан лежал в спальнике, видно было, что ему очень плохо.
– Наливай, Галя, – сказал Александр поварихе и обратился к японцу. – Ю маст дринк ит! Ит из бест медикамент контрэри интоксикейшн.
– Ноу, ноу! – забормотал Окимура-сан, и сказал длинную фразу, из которой Александр понял только «хоспитал» и «амбулэнс».
– Какая больница, какая скорая помощь? Наивные эти японцы, сюда сейчас на танке не проедешь. Плиз, дринк ит.
– Ноу, ноу!
– Пей, тебе говорят! Нам только не хватает, чтобы вы все тут загнулись! – заорал Александр.
Окимура взял дрожащими руками кружку и стал, морщась, пить.
– Пей всё! – строго сказал Александр. – Вот, молодец.
– Саша, ты что так с ним разговариваешь? – послышался снаружи голос Наумова.
– Я его уговариваю лечиться.
Наумов заглянул в палатку, но тут Окимура-сан с неожиданной прытью рванулся к выходу, и его вырвало прямо у входа.
– Отлично! – сказал Александр. – Пей еще! Дринк!
Ситуация повторилась. Обессиленный Окимура-сан упал плашмя поверх спальника и закрыл глаза.
– Он что, сознание потерял? – спросил Наумов.
– Спит. И это хорошо. Так, с этим всё. Пошли дальше. Лёша, ты им всем скажи, что мы будем поить их очень действенным лекарством, и что их босс это одобряет, а то мне приходится грубить.
– А чем ты их хоть потчуешь? – спросил Наумов.
– Ты не поверишь: сода с солью – бест медикамент!
– Ну, ты даёшь! – сказал Наумов и, опираясь на лопату, пошёл в соседние палатки проводить агитбеседу.
Остальные японцы пили раствор покорно, столь же покорно извергали содержимое желудков и пили лекарство снова. Некоторые были настолько слабы, что рвота случалась прямо в палатке. Но после этой процедуры всем стало легче. Когда закончили, уже начало светать. Сплошное серое небо низвергало струи дождя, и было заметно, что запасы воды там, на небе, еще не оскудели.
– Пойдёмте, чайку заварим, да надо бы раскоп посмотреть, – сказал Александр. Галю отпустили спать. Наумов пристроился на ящике, вытянул ногу, тихо застонал.
– Что, Лёша, болит?
– Ещё как болит!
Заварили чай, попили с печеньем.
– Иди, полежи, – сказал Александр. – А я схожу, посмотрю, сильно ли залило.

Раскоп выглядел плачевно, собственно, это был уже не раскоп, а бассейн, до верху заполненный водой, которая сплошным слоем шла по земле, и конечно, тент в этом случае уже не играл роли. Александр вернулся, разбудил студентов.
– Парни, подъём! Пойдём спасать раскопки. Берите лопаты – и на шурф.
– У нас ничего сухого нет, – попытался кто-то отлынить.
– Интересно, зачем вам сухая одежда в такой дождь? Я жду вас у раскопа.
Часа два они рыли отводные канавки, и добились, что вода, стекающая по склону, перестала попадать в раскоп. Затем переделали тент более надёжно, и Александр отпустил парней. Сам пошёл к небольшой группе деревьев, отыскал черёмуху, нарезал коры. На кухне Галя уже сварила завтрак. Александр залил кипятком кору, подержал на медленном огне, оставил настаиваться. Прямо тут, на кухне съел кусок хлеба с паштетом и пошёл в палатки японцев. Разбудил Окимуру, дал ему пару глотков отвара. Тот выпил, поблагодарил, слабо улыбнулся, и снова лёг. Сосэки-сана в палатке не было. Он оказался у своих студентов, они сидели кружком по-татарски и играли в карты. Увидев Александра заулыбались, стали кланяться и что-то говорить. Александр понял, что его называют «хорошим доктором».
– Оклемались? Медикамент, плиз, – сказал он и стал наливать всем отвар черёмухи. Японцы пили, морщились, потом улыбались и кланялись. Сосэки-сан даже пожал Александру руку.
– Ну вот, а вы пить не хотели. Все будет окей! – сказал он и вышел.
Дождь лил по-прежнему. Александр вдруг ощутил, как он устал. Доплёлся до палатки, кинул мокрую одежду у входа, залез в спальник и тут же уснул.

Он приблизился к священному камню, стал на колено, положил перед Змеем большую рыбу. Змей, дремавший на солнцепёке, вдруг свернулся в клубок, хвост его мелко задрожал, выбивая о камень резкий дребезжащий звук. Забда ещё никогда не видел Змея таким! Голова его была поднята и откинута назад, пасть открыта, он шипел и явно был готов к броску. «Не принял!» – промелькнула страшная мысль. Холодный пот покрыл тело, вторая нога подогнулась. Он не смел больше взглянуть на Змея, повернулся и на четвереньках, в унизительной позе отполз от камня, вскочил и побежал прочь.
– Зачем ты пришёл, Забда, ведь я запретил беспокоить меня сегодня! Ты мешаешь мне! – зло сказал Загу. Он был одет в полный шаманский наряд. Забда застал его в момент, когда шаман, зажав между пальцами фигурки, изображающие человечков, держал их над огнём костра. Ещё несколько фигурок лежали на земляном полу у ног шамана. Нога одной куклы была проткнута острой щепкой. – И почему ты такой испуганный? Я не помню, чтобы отважный Забда когда-нибудь так пугался.
– Змей не принял мой подарок!
– Это очень плохо! Но сейчас я занят более важным делом, не мешай мне!
– Я пришёл, потому что со мной душа Саня.
– Ах, душа Саня! – шаман зло сверкнул глазами, положил человечков в большой горшок. – Вот тебе, Забда, и причина, по которой Змей не принял твою жертву. Тебе нечего бояться. Змей злится не на тебя, а на душу Саня, потому что Саня в своей жизни сильно провинился перед Змеем. Теперь молчи, я буду говорить с душой Саня.
– Слушай меня, душа Саня! Я говорю с тобой последний раз. Ты в своей жизни низкий, никчёмный, жалкий человек! Ты не выполнил ни одного своего обещания!
– Но я же старался, я спас Змея от смерти… – оправдывался душа Саня голосом Забды.
– Молчи! Твои друзья убили трёх родственников Хранителя Острова! По законам племени ты должен был покарать их жестокой смертью. Вместо этого ты осмелился лечить их от болезни, которую я наслал на них по велению Змея. Ты не смог даже уговорить своих людей просто уйти с Острова. Ты ведёшь себя, как самая слабая женщина! Ты трус! Я не хочу тебя больше знать! Иди и жди смерти вместе со своими друзьями, вам от неё теперь не уйти! Но это будет не простая смерть. Каждый получит по своим злым делам! Уходи!

Александр проснулся с ощущением острого, безысходного страха. Он лежал раскрытый, тело горело, вкладыш спальника был мокрым от пота. Тоска и отчаяние парализовали его волю, он просто смотрел в сырой потолок палатки и ни о чём не думал.
– Александр Владимирович, вы почему ужинать не идете? – раздался голос Люды.
– Спасибо, Люда, я не хочу.
– Может, вам принести что-нибудь?
– Принеси, пожалуйста, чаю. Попроси Галю, пусть покрепче заварит.
Минут через двадцать Люда вползла в палатку с кружкой горячего чая и тарелкой каши.
– Спасибо, Люда! – он с удовольствием отхлебнул пару глотков. – Что же ты по такому дождю ходишь, я бы и сам…
– Вы и так всю ночь работали, и днем с японцами возились, а о вас никто не заботится, – сказала девушка и смешно стряхнула капельку воды с носа. – Как-то вы плохо выглядите, – она дотронулась до его руки. – Ой! У вас, кажется, температура!
– Да нет, это я слишком тепло укрылся, перегрелся. Как там японцы?
– На ужин приходили. Правда, ели плохо. Я пойду, ладно? Отдыхайте.
Александр допил чай. Еду выставил из палатки – не хотелось. Сигарета почему-то тоже не пошла. Забрался в спальник. Теперь его знобило. Через некоторое время пришел Наумов.
– Ты что, Саша, приболел? Люда мне сказала, что у тебя температура.
– Знобит немного. Видимо, промёрз под дождем. Хорошо, что ты пришёл. Я знаю, почему у тебя болит нога. Загу проткнул её щепкой.
– Кто? Ты что, бредишь? Я не думал, что ты заболел так серьёзно. А я хотел оставить тебя старшим в лагере. Уговорил японцев пожить в гостинице, пока дождь идёт. И мне надо бы в травмпункт с ногой наведаться.
– Никуда вы не уедете! Шаман сказал, что никого с острова не выпустит. Сказал, всем ждать смерти. Вот так! – сказал Александр обреченно. Он даже рад был, что Наумов теперь знает об этом. Ответственность теперь лежит на нём.
– Ладно, Саша, отдыхай, поправляйся. Я поеду в Лазурный, сегодня же ночью и вернусь. А может, и ты поедешь? – сказал Наумов, будто не слышал слов о смерти.
– Нет, конечно, что бестолку дёргаться. И ты никуда не уедешь, – вяло ответил Александр.
Озноб усилился. Александр натянул на себя всё, что было, но согреться не мог. Сквозь шум дождя услышал гул мотора – Наумов с японцами уезжали. Ему было всё равно. Единственным желанием было согреться. Он кутался, ворочался. Потом стало нестерпимо жарко. Потом опять холодно. Он впадал в забытьё на короткое время, просыпался, опять засыпал тяжёлым сном. В моменты просветлений приходили мысли о Зое, о детях, о том, что надо уходить отсюда, что он обязан выжить. Но тело отказывалось повиноваться, и он продолжал безвольно лежать. Давно стемнело. Дождь не прекращался ни на минуту. В очередной раз проснулся от нестерпимой жажды. Решил всё-таки встать и хотя бы дойти до кухни, попить чаю. Надел мокрую одежду и сразу замерз до такой степени, что его просто трясло. Проходя мимо палатки Наумова, заметил в ней мечущийся свет фонаря.
– Кто здесь?
– Я – послышался голос Наумова. – Кто тут ещё может быть!
– Ты же уехал?
– Забуксовал! Сел по самую раму.
– А японцы где?
– Все вернулись. Пешком.
У Александра не было сил что-либо говорить. Он  пошёл на кухню, заварил кружку чая, вернулся в палатку и лёг спать.

Проснулся оттого, что кто-то толкает его в бок. Вся палатка шаталась от ветра, один угол обвис, его полотнище болталось и хлопало Александра по боку. Выбрался, как был раздетый, закрепил оборвавшуюся оттяжку, проверил остальные. Море гремело, в полной темноте было видно белую пену прибоя. Дождь, казалось, усилился ещё больше, его капли летели теперь почти горизонтально, смешиваясь с морскими брызгами. Александр добежал до палатки Гамохи. Философ при свечке читал книгу.
– Как вы тут, Пётр Иванович?
– Не спится, знаете ли, в такую погоду. Слышал сегодня на обеде о ваших подвигах. Откуда вы знаете народные средства от отравлений?
– На то они и «народные», чтобы их все знали. Вижу, у вас всё нормально. Но будет хуже. Будьте готовы к возможной эвакуации. Ну, я пойду. Замёрз сильно.
Спать больше не пришлось. Ветер, и без того сильный, свирепел с каждой минутой, вдавливая бок палатки. Чтобы не сорвало, приходилось держать её изнутри руками и ногой. Лёжа в такой неудобной позе, Александр думал, как правильно он поставил палатку под защитой высоких плотных кустов, и как хорошо, что не поленился, забил колья кувалдой глубоко и надёжно.
Через некоторое время ветер изменил своё поведение. Он то ослабевал почти до штиля, и тогда становились слышны удары волн о берег и монотонный звон дождя по палатке, то вдруг налетал с ураганной силой, с рёвом, в котором смешивались все звуки шторма. В минуты забытья Александру казалось, что он видит злое лицо колдуна, освещённое пламенем костра: шаман швырял в огонь какие-то листья и, набирая полные лёгкие воздуха, сильно дул на языки пламени, и тут же палатка прогибалась от яростного порыва ветра.
Александр не знал, сколько он так пролежал, когда сквозь грохот шторма послышались крики. Что-то случилось! Превозмогая слабость, он оделся и пошёл в лагерь. В свете уже подсевшего фонарика увидел мечущихся японцев у палатки Окимуры. Палатка была разорвана в клочья. Японцы спасали имущество начальника, перенося вещи в палатку Сосэки. Как только они закончили, налетел сильнейший порыв ветра. Александр чуть не упал от удара, развернулся лицом на ветер и буквально лёг на поток воздуха. Палатка Сосэки-сана лопнула со звуком пушечного выстрела. Следующий порыв превратил в лохмотья палатки японских студентов. Началась паника. Александр пытался объяснить японцам, чтобы залезали в оставшиеся палатки, но они не понимали. Он силой затолкал студентов в палатку Димы, Коли и Толика. Но очередной порыв ветра свалил и эту палатку, правда, не порвал. На шум подошел Наумов.
– Я заберу профессоров к себе, – сказал он.
– Заберёшь – и ты палатки лишишься. Они же змей убили! Отведи их лучше в столовую.
– Иди к чёрту, Саша! Как ты мне надоел! Ты что, тайфуна никогда не видел? Завтра откопаю машину и отвезу тебя на паром!
Наумов взял под руки японских боссов и повёл в свою палатку. Александр постоял, посмотрел на всю эту беготню, махнул рукой и, налегая на ветер, побрёл к себе. Когда он проходил мимо палатки Наумова, она хлопнула и разлетелась развевающимися полотнищами. Он равнодушно прошёл мимо, забрался к себе, завернулся в спальник. Ему было наплевать на всё. Его знобило, голова кружилась, подташнивало. Хотелось согреться, и чтобы никто не беспокоил. Засыпая, Александр услышал, что ветер вдруг прекратился, дождь тоже. Слышно было только, как журчат ручейки и капли падают с мокрой травы на землю.

21

– Душа Саня с тобой? – спросил шаман.
– Да.
– Сними одежду!
Забда разделся.
– Становись сюда! – Загу разгреб горящий костёр, положил в центре прямо на угли круглый камень, указал на него Забде.
Забда стал босыми ногами на камень. Шаман взял широкий горшок, руками нагрёб в него раскалённые угли, раздул, поставил на голову Забде.
– Держи!
Забда крепко прижал горячий горшок к темени. Загу взял ивовый обруч, обвитый сухим мхом, полил его тюленьим жиром, поджёг от углей у ног Забды. Когда весь обруч запылал, шаман высоко поднял его над головой Забды и стал медленно опускать вдоль его тела так, что Забда оказался в кольце пламени. Загу опустил горящее кольцо на угли, вновь поднял над головой Забды, быстро перевернул обруч, и вновь опустил вдоль тела на угли. Повторив всю процедуру в третий раз, оставил догорающий обруч на углях.
– Стань в воду! – указал шаман на большой глиняный сосуд, вкопанный в пол рядом с костром.
Забда переступил с раскалённого камня в ледяную воду. Шаман снял с головы Забды горячий сосуд и вылил ему на голову горшок воды.
– Одевайся! – сказал Загу, окунул ладони в воду, облегчённо вздохнул и сел на лежанку. – Всё, теперь душа Саня будет в твоём теле постоянно.
Александр осознавал, что он во сне, но этот сон не вязался с предыдущим. Ведь шаман сказал в прошлый раз, что не хочет его больше видеть.
– Я не понимаю тебя, Загу, – сказал душа Саня голосом Забды. – Что означают твои действия и слова?
– Это сказал душа Саня, – сказал Забда.
– Я знаю, ты не мог так сказать, ведь ты всё знаешь. Хорошо, душа Саня, я объясню тебе, хоть я и обещал больше не знаться с тобой. Я беру свои слова обратно, нам с тобой теперь придётся много разговаривать. Слушай меня, душа Саня и постарайся понять. Наши разведчики были за проливом. Они видели врагов. Это люди племени зерноедов. Их много, в два раза больше, чем всех наших мужчин. И все они вооружены копьями, луками и топорами. Нашим воинам удалось украсть одного врага. Они заставили его говорить. Он сказал, что зерноеды пришли с целью уничтожить наше племя. Их вождь назначил нападение в ночь новой луны.
– Как они собираются это сделать? – спросил душа Саня.
– Он не говорил этого.
– Значит, надо спросить!
– Он уже не сможет отвечать на вопросы. Наши воины убили его и закопали, чтобы его душа не смогла выйти из тела и сообщить соплеменникам о том, что с ним произошло.
– Но при чём здесь я? – спросил душа Саня.
– Ты перебил мои мысли. Молчи и слушай! – рассердился Шаман. – Тебе и так повезло, ты должен был погибнуть в своем времени вместе со всеми, кто пришёл осквернить наш Остров. Но теперь ты будешь жить, если победишь. Ты должен сражаться с зерноедами в теле Забды.
– Но я не могу! У меня в том времени жена, дети! Я должен быть там!
– Ты будешь здесь! Ты не сможешь покинуть тело Забды, пока я не проведу соответствующий ритуал. А я не стану этого делать, пока мы не победим. Чего тебе бояться, душа Саня, дети у тебя уже есть, значит, ты выполнил свою главную задачу в твоём времени – продлил род.
– Но я должен их кормить, учить…
– Твои соплеменники прокормят твоих детей и жену. Насколько малы твои дети?
– Дочери восемнадцать, сыну двадцать зим.
– Ха-ха-ха! Ты слышишь, Забда, он называет их детьми! Наши дочери в этом возрасте уже имеют по два ребенка, а сыновья в двадцать зим уже сильные воины, они обеспечивают свои семьи и умеют всё, что нужно в жизни! Неужели за столько лет ты не научил их всем необходимым навыкам?
– Не смейся, Загу, в нашем времени нужно учиться много лет, чтобы добывать всё, что необходимо для семьи. Отпусти меня, Загу, я ведь не знаю, чем могу помочь вам в борьбе с врагами. Так же, как в нашем мире нельзя добыть пищу копьём и луком, так и в вашем мире невозможно применить знания, пригодные для войны и выживания в мире будущего. Это разные миры. Я не смогу вам помочь!
– Хватит капризничать! Или ты тоже ещё не достаточно вырос, чтобы принимать взрослые решения? – рассердился Загу. – До новой луны осталось четыре дня. Я не отпущу тебя! Ты будешь воевать, и если нашему племени суждено погибнуть, ты погибнешь вместе с нами. Мы все отправимся на гору предков, если враги не закопают наши тела в землю. Даю тебе время подумать – до утра. Как только Солнце покажет свое лицо над Морем, Забда должен прийти ко мне, и ты объявишь, что знаешь, как победить врагов. Иди!

Забда повернулся, вышел из жилища шамана и направился домой.
«Дурак! Идиот! Доигрался! – ругал себя душа Саня. – Зоя просила, психологи предупреждали! А ты думал, что это интересная забава – две жены, два времени, две жизни! Теперь вот, не будет ни одной!»
– Ты не о том думаешь, – сказал Забда. – У нас нет времени на то, чтобы жалеть себя. Ты должен сейчас думать только о том, как победить врагов!
– Но я не знаю! Вы не дали мне времени. Если бы вы предупредили меня заранее, я посоветовался бы с умными людьми…
– Насчет времени скажешь нашим врагам при встрече. Это они не сообщили нам заранее о своем нападении. Ты им скажешь, чтобы они больше никогда не поступали так плохо! – рассмеялся Забда.
– Как ты можешь смеяться, если через четыре дня можешь умереть?
– Могу умереть, если ты будешь продолжать плакать, как маленький ребенок, а могу и победить! Трус умирает до начала боя. Я не такой! И вообще, ты мне не нравишься. Раньше я думал, что ты сильный и умный, как шаман. Я гордился, что ношу твою душу в своём теле! Теперь ты мешаешь мне готовить свою душу к бою. Молчи, если тебе нечего сказать о пути к победе!
Душа Саня был настолько растерян и напуган происходящим, что ощутил себя провалившимся куда-то вниз тела Забды. «Про такие души, как я, говорят: душа в пятках» – грустно подумал он. Больше никакие мысли не возникали. Он был убит ситуацией.

Забда тем временем энергичным шагом подошёл к своему жилищу. У входа сидела на корточках Ния и что-то точила о камень при свете заходящего солнца.
– Приветствую тебя, мой сильный смелый муж! – она с трудом поднялась, прижалась к Забде большим твёрдым животом.
– Ты почему до сих пор не в доме? Уже прохладно, ты должна беречь нашего ребенка! Смотри, Солнце забыло, что ему пора спать, засмотрелось на мою красивую жену! Пойдем домой, а то ночь так и не настанет.
Они вошли. Забда зацепился головой за провисшую перекладину.
– После боя займусь входом, а то зимой завалится, – сказал Забда. – А что это ты делала допоздна, моя любимая жена? Мастерила игрушку нашему ребёнку?
– Я делала нож, – Ния показала длинное костяное остриё. – Я знаю, что наши мужчины очень смелые, но если враги победят вас, я убью себя! Так думают все наши женщины.
– Ты отважная женщина! – Забда взял из рук Нии поделку. – Но думаешь ты не верно. Заточи острее свой нож, и пусть он будет всегда при тебе. Но не для того, чтобы убить себя. Не стоит делать работу за наших врагов. Ты должна думать только о том, как спасти нашего ребенка. Если враги прорвутся в селение, беги, прячься. И только если враг настигнет тебя, используй нож, но не для себя – убей врага! Этим ты поможешь мужчинам, и может быть, спасёшь свою жизнь. Скажи всем женщинам, чтобы делали так же. Но главное, вы все должны верить, что мы победим!
Забда сел на своё место у очага. Ния подала ему печёную рыбу. Он ел молча и жадно. Ния сидела рядом, прижавшись к нему, молчала.
– Что же ты сама ничего не ешь? – спросил Забда.
– Не хочу. Я уже ела сегодня.
Забда вытер рукой жир с губ.
– Давай ложиться спать, добрая женщина. Мы должны хорошо отдохнуть, завтра будет трудный день.
Ния подложила в очаг дров потолще, легла рядом с мужем и натянула на обоих покрывало из оленьих шкур. Она лежала тихонько, не шевелясь, но Забда знал, что она не спит. Он повернулся на бок, лицом к жене:
– Ты почему не спишь? – спросил шёпотом.
– Я боюсь! – ответила Ния и всхлипнула. – Я не хочу умирать! Я не хочу, чтобы умер ты! Я хочу опять жить счастливо, как раньше, хочу, чтобы мы с тобой играли с нашим ребёнком, чтобы он вырос большим и радовал нас! Забда, ты самый умный из всех мужчин, самый ловкий и смелый, придумай что-нибудь, спаси нас от смерти! – она тихонько заплакала.
От этих слов маленькой беззащитной женщины душа Саня взвилась до самого горла Забды: «Я спасу эту женщину, чего бы это мне ни стоило! Я должен! Я обязан! Если я не сделаю этого, как я смогу жить дальше?»
– Ты не должна плакать, – Забда положил руку ей на живот. – Ты воспитаешь ребёнка плаксой! Ты опять плохо слушала, что я тебе сказал: ты должна верить, что мы победим! Я обязательно придумаю, как уничтожить врагов, я не дам тебя в обиду! Верь мне, я никогда тебя не обманывал.
– Я тебе верю, мой любимый муж! – прошептала Ния и повернулась к нему спиной. Они лежали, прижавшись, в своей любимой позе и смотрели в огонь. Было тепло и приятно, как было всегда до того, как пришли враги. Через короткое время Забда услышал, как Ния засопела.

Солнце лишь показало свой первый луч над водами моря, а Забда уже стоял у входа в жилище шамана.
– Могу ли я войти, Великий шаман?
– Входи, Забда, я жду тебя всю ночь.
– С новым Солнцем тебя, Загу!
– И тебя с новым Солнцем! Как прошла твоя ночь?
– Ха-ха! С двумя душами, оказывается, трудно спать! Этот душа Саня всю ночь во мне ворочался, совсем спать не дал, – весело ответил Забда.
– Это хорошо. Ворочался – значит думал. Ну, говори, душа Саня, что ты надумал за всю ночь?
– Я буду сражаться с врагами в теле Забды!
– Это радует. И ты знаешь, как победить?
– Нет. Я не знаю.
– Мы пригласили тебя не для того, чтобы усилить душу Забды, а чтобы получить знания, которых нет в нашем времени! Забда и с одной душой будет воевать достойно. Ты должен придумать что-то необычное, чтобы одолеть врага, превышающего нас по числу в два раза.
– Я знаю только одно: в бою все воины должны слушаться одного человека.
– Хорошо, племя выберет Забду вождем. Я уговорю людей. Но для этого я должен быть уверен, что ты знаешь, как победить. Иди и думай! До захода солнца ты должен найти решение.
Забда вышел.
– Забда, уйди куда-нибудь подальше от людей, чтобы никто не отвлекал, – сказал душа Саня.
Забда свернул на малозаметную тропку, поднялся на гору и достиг их с Нией любимого места под скалой с видом на море. Уже две луны они не были здесь – беременной Ние трудно подниматься на крутую гору. Он сложил костерок, высек искру, раздул. Почти бесцветный при свете дня огонь при полном безветрии стоял ровно, не шевелясь. Забда сел на камень, уставился на пламя и замер. Он старался изгнать из головы все мысли, чтобы не мешать думать душе Саня.
Душа Саня думал. Он искал решение. Он вспомнил армейские учения: рытьё окопов, атаки «условного противника», стрельбу холостыми патронами – всё не то. Вспомнил то немногое, что было известно ему из истории Великой отечественной. Почему-то виделись кадры хроники о танковом сражении на Курской дуге – совсем не то! Пушки, самолёты, подводные лодки – столько выдумали учёные, и всё это бесполезно, чтобы защитить маленькое племя на маленьком острове. Где же выход? Где решение? Он чувствовал, что оно гораздо проще, должно быть проще! Проще было раньше. Гражданская война: конница с саблями, пулемёты – не то. Ещё раньше. А раньше душа Саня почти ничего не знал. Вспомнил средневековое Шаламовское городище: огромные земляные валы, ворота – это тоже не то, чтобы такое построить силами племени, не хватит жизни. Стоп, – ворота! У входа в крепость из земляных валов сделана ловушка для врага, обстреливаемая лучниками с трёх сторон. Это решение!
– Я, кажется, нашёл! – воскликнул душа Саня так, что задремавший Забда вскочил. – Скажи, могут ли люди заготовить много кольев высотой в рост человека, очень много?
– Могут, но за ними надо идти в лес за проливом, а там враги.
– Пошли к Загу, – сказал душа Саня. – Теперь ты думай, как организовать вылазку за кольями. От этого зависит успех.
Загу встретился на тропе. Он возвращался после принесения жертвы Змею.
– Солнце ещё не прошло половину пути, а вы уже вернулись, – сказал он. – Я жду хороших вестей.
– Загу, я придумал, как можно достичь преимущества наших воинов над врагом. Я расскажу тебе, как сделать, чтобы воины нашего племени стали сильнее превосходящего врага. Но для этого нужно, чтобы все мужчины много работали днём и ночью несколько дней подряд. Я думаю, они тебя послушаются и сделают всё, что надо.
– Хорошо, что духи предков послали тебе умные мысли. Но я не буду спрашивать, что ты хочешь делать. Я буду делать то, что зависит от меня. Сейчас же я соберу людей для выбора вождя племени, и предложу вождём Забду. Ты, душа Саня, в теле Забды будешь осуществлять свой план сам.
– Я придумал, как вы можете победить врагов. Теперь вы сами можете сделать это без меня. Я не отказываюсь участвовать в бою, но быть руководителем не могу. Я этого не умею, и боюсь, что не смогу хорошо командовать людьми, – сказал душа Саня.
– Я не буду больше тебя уговаривать, – сказал шаман, помолчав, – но послушай внимательно, что я тебе скажу.
В это время они подошли к дому Загу. Хозяин жестом пригласил Забду войти, усадил у очага на почётное место, подбросил дров в костёр и, наконец, продолжил:
– Жизнь подобна копью. Люди живут по-разному. Одни, и их большинство, живут, как все, подчиняясь общим законам. Они все вместе составляют древко копья. Другие становятся во главе племени. Эта группа – наконечник копья – прочный острый камень, направленный к цели. Древко идёт за наконечником и помогает ему. И лишь один из всех имеет достаточно способностей и смелости, чтобы стать на кончике острия наконечника. Остриё чаще всего обламывается, но в случае удачи оно первым достигает цели и ощущает вкус победы! Тогда всё копье становится победителем. Ради этого стоит жить! У тебя есть редкая возможность стать на остриё. Неужели тебе не хватит мужества это сделать?
Смелость, граничащую с дерзостью, возбудили в душе Саня слова шамана.
– Да! – сказал он. – Я сам возглавлю оборону Острова!
– Теперь за дело! Ты, Забда, можешь пока немного отдохнуть. Поешь рыбы, подкрепи свои силы. В мои сети ночью попалась большая рыба, – сказал Загу не без гордости.

22

Прошло совсем немного времени, и посыльный мальчик уже бежал по посёлку, оповещая мужчин о срочном сборе. Люди бросали дела и шли к площади у камня Змея. Загу явился в торжественном шаманском облачении, с бубном. Он поднялся на возвышение, ударил в бубен. Наступила тишина.
– Я собрал вас для очень важного и срочного дела. Все вы знаете, что нам предстоит война, битва, в которой мы победим либо все погибнем. В такой войне важны согласованные действия всех воинов. Этого можно достигнуть только когда все будут подчиняться одному. Нам нужно выбрать вождя!
Вперёд вышел крепкий мужчина.
– Каждый воин нашего племени силён и ловок, каждый хорошо владеет копьем, метко стреляет из лука. Для чего нам вождь? Чтобы он указывал каждому, кого колоть копьём, или я буду спрашивать его, стрелять ли мне во врага? Это только внесёт путаницу и задержит истребление зерноедов. Мы жили раньше без вождя, обойдёмся и теперь.
– Я согласен с тобой, Тои, что мы успешно жили в мирное время без вождя, – сказал шаман. – Но теперь другая ситуация. Если мы не будем действовать как один, нам не справиться с врагами, которых больше. Зерноеды всегда были врагами наших сородичей и часто побеждали. Они разорили много посёлков. И это удалось им именно потому, что их воины делают так, как говорит им их вождь. Мы должны выбрать человека, который знает, как выиграть эту войну.
– Хорошо, я знаю, как победить! – сказал Тои. – Выбирайте меня.
– Как же ты собираешься это сделать? – спросил Шаман.
– Я поставлю стрелков вдоль берега пролива, и когда враги станут его переплывать, мы всех их перестреляем из луков. Каждый должен убить двух врагов, я убью трёх!
– Пусть Тои будет вождём! – послышалось из толпы. – Да, Тои верно говорит, выберем его!
– Откуда ты знаешь, что убьёшь трёх вражеских воинов? – сказал шаман. – Разве ты говоришь жене, что убьёшь трёх оленей, когда ещё не собрался на охоту?
Собравшиеся засмеялись, послышались шутки в адрес Тои.
– Я предлагаю выбрать вождём Забду. Он знает, как победить, – сказал шаман.
– Пусть расскажет!
– Я не буду рассказывать! И не потому, что мой метод похож на тот, что предложил Тои. Я не раскрою своих замыслов, потому что не хочу, чтобы о них узнал враг.
– Среди нас нет предателей! Ты оскорбляешь мужчин племени!
– Я знаю, что предателей среди нас не может быть. Но откуда ты, кричавший эти слова, знаешь, что враги не украдут кого-то из наших людей?
– Наши люди умеют хранить тайну!
– Тайну хранить легче, когда ты её не знаешь!
– Почему ты уверен, что твой план правильный? А если он приведет к поражению? Мы должны его обсудить!
Поднялся шум. Каждый старался перекричать всех. Шаман поднял жезл. Все смолкли.
– Многие из вас говорят верные слова, – сказал Загу. – Но у нас нет другого выхода, как выбрать вождём Забду. Открою вам тайну. Прошлой ночью я советовался с душами предков. Они сказали, что только человек, имеющий две души, может спасти племя. Ещё они сказали, что Атига искупил вину – он своей смертью предупредил племя об опасности, и теперь живет с семьёй в посёлке предков. Я виделся с ним. Он хорошо себя чувствует, и просил передать всем, чтобы не держали зла на него. Атига тоже сказал, что только тот, у кого две души одолеет врагов в этот раз. Теперь скажите, у кого в теле две души?
Все молчали.
– Две души есть только у Забды. – продолжил шаман. – Вторая душа давно посещала его, но теперь она поселилась в нем до тех пор, пока мы не победим. Эта душа знает, что нужно делать. Теперь скажите, стоит нам прислушаться к совету предков?
– Да! Да!
– Кого выберем вождём?
– Забду! Забду!
– Может быть, кто-то думает по-другому?
Молчание.
Забда вышел вперед:
– Спасибо вам, друзья, за то, что доверили мне жизни свои и своих семей. Не для возвышения над вами я принимаю ваше доверие, а лишь потому, что вторая моя душа знает, как победить врагов. Но если уж вы избрали меня, то должны исполнять всё, что я вам буду говорить. Имейте в виду, придётся не только принять жестокий бой, но и много работать перед боем. Если мы плохо поработаем, не будет нам победы. Согласны ли вы подчиняться мне во всём?
– Да! Согласны!
Шаман ударил в бубен.
– Слушайте все! Только что мы выбрали вождя, который поведет нас на войну с зерноедами. Теперь он должен пройти обряд посвящения. Как только Забда поймает жертвенную мышь, я соберу старейшин на ритуал.
Он трижды ударил в бубен. Люди стали расходиться. Забда подошел к шаману.
– Загу, зачем ты выдумал ритуал? Какая ещё мышь? – сказал душа Саня устами Забды. – У нас совсем мало времени, мы можем не успеть подготовить оборону!
– Вождя выбрали люди, но он не сможет успешно руководить, если его не выберут духи! Без их согласия у тебя не будет успеха. Поэтому, не перечь, делай то, что обязан делать!
– Но почему ты сразу не сказал мне то, что сказали тебе духи предков? Зная их предсказание, я, наверное, быстрее бы согласился руководить племенем, – не унимался душа Саня.
– Ты должен был сам принять решение – так сказали предки. В жизни перед тобой всегда две дороги, по какой идти можешь выбрать только ты сам. Так ты делаешь свою судьбу. Не теряй времени, делай своё дело!
– Я пошёл ловить жертвенную мышь, – сказал Забда, повернулся и побежал в глубь Острова, туда, где колыхались под морским бризом высокие травы. Душе Саня нравилось ощущение лёгкости, молодости в теле Забды.
– Как ты собираешься поймать мышь, ведь ты не взял с собой никаких приспособлений? – спросил душа Саня.
– Ха! А какими приспособлениями пользуются лиса или собака, чтобы поймать мышь?
– Но они же звери, а ты человек…
– А чем человек отличается от зверей? – на бегу отвечал Забда.
– Ну, разве можно сравнивать человека и любое животное! Человек совсем иначе устроен. Он умнее любого животного, но не имеет когтей и острых зубов.
– Как ты можешь считать себя умнее зверей? – воскликнул Забда. – Ты что, был в теле зверя и знаешь, что он думает? Звери умеют понимать друг друга: волк понимает оленя, олень понимает ворону, ворона понимает змею, все они понимают человека. А ты понимаешь зверей? Звери никогда не нарушают закон, человек нарушает, и его приходится судить и наказывать. Так кто умнее? Ты можешь понюхать землю и сказать, какой зверь тут прошёл, когда и в какую сторону? Любой зверь это умеет! Мы, люди – такие же звери, только более отсталые. Поэтому нам приходится выдумывать всякие приспособления, чтобы добывать пищу и укрываться от непогоды. Так сделали духи, чтобы наказать людей за жадность, и теперь нам труднее живётся, чем другим зверям. Всё, молчи. Тут будем ловить.
Забда остановился, успокоил дыхание. Сорвал пучок полыни, разжевал, другим протёр руки, лицо, шею, одежду. Опустился на колени и осторожно вполз в заросли тростников. Через некоторое время он замер и провел в таком положении довольно долго. У души Саня не хватало терпения, он хотел задать Забде множество вопросов, но молчал, понимая, что этим затянет охоту и упустит время для подготовки к бою. «С этими ритуалами и так потеряем целый день!» – думал он. Душа Саня даже не успел ничего сообразить, когда Забда резко выбросил руку вперёд и накрыл добычу.
– Не бойся, маленький зверь! Ты был одним из многих мышей, теперь ты станешь частью Великого и Мудрого Змея. Не каждому мышу выпадает такая честь! Сиди спокойно, покорись своей судьбе, и скоро ты с почётом отправишься к своим предкам! Спасибо тебе, Мышь! – с этими словами Забда вскочил на ноги и побежал обратно.
– Ты говорил с мышью? – спросил душа Саня. – И ты считаешь, что она тебя тоже понимает?
– Конечно! И почему я не должен с ним говорить? Как ты будешь чувствовать себя, если тебя кто-то схватит и куда-то понесёт? А если ты будешь всё знать, если тебе по-хорошему всё объяснят, тогда ты станешь это обдумывать и, вероятно, согласишься участвовать в ритуале добровольно, разве не так?
Душа Саня не стал отвечать. Он подумал, что с ним почти так же и вышло, когда шаман поймал его в теле Забды, всё объяснил, и он теперь согласился добровольно участвовать в войне. «Выходит, я такая же жертвенная мышь! Действительно, мы мало отличаемся от зверей!» – эта мысль так поразила душу Саня, что он отключился от первобытной действительности.
– Что же ты не отвечаешь? Или ты не хочешь со мной говорить? – весело на бегу спросил Забда. – Неужели в вашем времени забыли закон Предков, который говорит: поступай с другим так, как хочешь, чтобы поступали с тобой? Если ты хочешь разбить камень, ты подумаешь: «Хочу ли я, чтобы разбили мне голову?», и не станешь разбивать камень, если это действительно не вызвано необходимостью.
– В нашем мире знают о таком законе, но редко его выполняют. И он касается только отношений между людьми. Никто не будет разговаривать с камнем.
– Это плохо. Люди вашего мира совсем не понимают законов Предков. Так вы скоро останетесь совсем без камней!

Забда пробежал сквозь посёлок с высоко поднятой рукой, в кулаке которой сидела бедная мышь. Люди с уважением отступали с тропы, понимая важность происходящего. Забда прибежал к дому шамана. Тот молча вынес раскрашенный горшок с крышкой и подставил Забде. Забда опустил мышь в горшок. Шаман молча повернулся и унёс горшок в дом. Через минуту он вышел с острым обсидиановым ножом.
– Садись, Забда, твои волосы должны соответствовать твоему званию.
Забда уселся на камень. Загу принялся обрезать волосы на его голове так, что оставил длинный пучок только на темени, остальные были срезаны почти до кожи.
– Ты знаешь, что делать дальше? – спросил Загу.
– Да, Великий шаман!
Забда бегом добрался до самой высокой точки мыса, остановился на краю обрыва. Необъятное выпуклое Море размеренно дышало длинной зыбью, с каждым выдохом выплескивая на скалы пенные валы. Забда глубоко вдохнул вкусный морской воздух.
– Здоровья тебе, Море! Пусть вода твоя будет всегда чистой! Благополучия всем твоим обитателям! Пусть все они живут счастливо и размножаются! Спасибо, Море, за то, что делишься своими богатствами с моим народом! Я пришел просить тебя, Море, защитить моё племя от врагов. Эти враги пришли издалека, чтобы убить нас. Они не знают Море, они не любят твою солёную воду, они не понимают твою щедрость, они боятся тебя! Они нападут на Остров в ночь новой луны. Сделай в ту ночь большой шторм, чтобы враги не могли преодолеть твои воды, помоги нам, Море!
Особенно большая волна ударила в скалы так, что брызги долетели до лица Забды.
– Спасибо, Море! Я знал, что ты согласишься помочь нам!
Он с размаху швырнул в волны горсть красивых камней, повернулся и побежал вниз, на пляж. Тут волны были значительно тише. Забда сбросил короткие штаны и вошел в воду. Он окунулся с головой трижды, потер пучком морской травы всё тело, вышел на берег. Когда вода на коже обсохла, он оделся и вновь побежал на мыс.
– Почему ты всё время бегаешь? – спросил душа Саня.
– Ты же сам говорил, что у нас мало времени. Но бегаю я не только поэтому. Человек, который бегает, получает силу, человек, который сидит – теряет её. Теперь мне особенно важно быть сильным! – ответил Забда, поднимаясь бегом по тропе.
Он вернулся на ту же скалу у края обрыва, но взор теперь обратил не к морю, а вверх, к светилу.
– Здоровья тебе, Солнце, дающее жизнь всему живому! Люди моего племени избрали меня вождем, доверили мне вести их на бой с врагами. Ты всё видишь, Солнце, и ты знаешь, что мы не сделали ничего плохого зерноедам, но они пришли убить нас. Помоги мне, Солнце, быть смелым, сильным, помоги правильно управлять моими воинами, чтобы победить врагов!
Солнце не отвечало. Оно и не должно было ответить каким-то физическим знаком. Забда ждал, не сводя глаз со слепящего диска. И оно пришло – ощущение энергии, разливающейся по всему телу. От макушки вниз, по позвоночнику, в руки и ноги проникла спокойная, уверенная сила.
– Спасибо тебе, Солнце! Теперь я смогу победить!
Он снова вернулся к шаману.
– Загу, я сделал главные дела. Море обещало нам помочь, оно очистило моё тело. Солнце поддерживает нас в справедливой борьбе, оно дало мне силы. Осталось получить одобрение Змея.
– Старейшины уже ждут тебя у Священного камня. Пойдём!
Шаман вынес горшок с мышью, отдал Забде. Они спустились на площадку у камня. Шесть пожилых воинов с боевыми знаками на лицах, с копьями и луками стояли полукругом шагах в семи от камня. Шаман медленно подошел к ним и встал посредине.
Забда приблизился к камню, опустился на одно колено, поднял глаза. Змей приподнял голову, упёрся пронзительным взглядом в глаза Забды, затрепетал языком.
– Здоровья тебе, Великий Змей! – прошептал Забда. – Люди моего племени выбрали меня вождём. Я получил на это разрешение от Моря и от Солнца. Теперь решение за тобой. Дозволь мне управлять обороной твоего Острова от врагов! Дай мне мудрости в принятии верных решений!
С этими словами Забда приоткрыл крышку, сунул руку в горшок и вынул мышь. Он медленно протянул руку к Змею, раскрыл ладонь. Ослепленная ярким светом мышь некоторое время сидела на ладони, потом сделала попытку бежать, но Забда держал её за хвост. Змей сосредоточился на мыши, она тоже его увидела, замерла и затрепетала всем своим несчастным тельцем.
– Прими! – прошептал Забда.
Змей сделал молниеносное движение и буквально вырвал мышь у Забды. Голова мыши была в пасти Змея, мгновенно свернувшись, он обвил жертву, и она стала медленно погружаться в расширяющуюся глотку почти не сопротивляясь, и лишь конвульсивно дергая задними лапками.
– Принял! – почти в один голос с облегчением прошептали старейшины.
– Принял! – воскликнул Забда. – Спасибо тебе, Змей, я оправдаю твоё доверие!
– Теперь ты – вождь! – сказал подошедший шаман. Он вытащил из-за пояса красный кожаный шнурок, обвязал пучок волос на голове Забды. Теперь над теменем Забды вертикально торчал султан – знак вождя! Шаман достал две берестяные коробочки с чёрной и красной краской, нарисовал на лбу и щеках Забды знак вождя и знак войны, на груди – знак Солнца, а на спине – знак Змея.
– Собирайте воинов немедленно! – сказал Шаман. – Новый вождь будет плясать танец вождя.

На дальнем краю площадки, подальше от камня уже был приготовлен костер. Воины собрались быстро. Посыльный мальчик принёс оружие Забды. Шаман ударил в бубен.
– Воины! Солнце, Море и Змей только что одобрили наш выбор. Перед вами вождь Забда! Слушайтесь его, как своего отца, делайте всё так, как он скажет – и мы победим! – торжественным голосом сказал шаман и трижды ударил в бубен.
Самый старый воин высек искру, раздул, и костёр запылал высоким пламенем. Молодые воины внесли в круг чучело врага и установили его на шесте, вбитом в землю. Шаман стал ритмично стучать в бубен, сначала тихо, потом всё громче. Забда взял в одну руку лук и три стрелы, в другую копьё и начал танец. Точно соблюдая ритм, отбиваемый шаманом, он сначала медленно переступал с ноги на ногу, словно подкрадываясь к противнику, затем движения тела из стороны в сторону стали энергичнее, он прыгал на широко расставленных ногах всё быстрее и быстрее, огибая костёр. Темп возрастал. Возбуждение передалось воинам, стоящим вокруг, они тоже стали подпрыгивать, приседать в такт звукам бубна.
Душа Саня слился с телом Забды, он ощущал каждый мускул, каждый нерв, невероятную готовность к схватке. Ритм бубна достиг максимума, и вдруг прервался. В тот же миг в полной тишине Забда совершил огромный прыжок сквозь пламя костра, на лету воткнув копьё в землю и зарядив стрелу, и в момент касания земли выстрелил. Стрела пробила грудь чучела. Вопль восхищения взорвал тишину. А Шаман уже вновь бил в бубен, увеличивая темп пляски. И вновь тишина. И снова Забда в прыжке поражает цель. Бубен опять стучит в ушах, всё тело слышит только этот звук и подчиняется только ему. Вокруг нет ничего, кроме этого звука и врага, которого нужно убить. Бубен смолк, застав Забду в положении спиной к чучелу. Он взвился в невероятном прыжке с разворотом, казалось, завис на мгновение над языками пламени, и выпустил стрелу. Рев восхищения! Стрела пронзила голову чучела насквозь. Но вновь звучит бубен. Три круга обходит новый вождь вокруг костра в бешеном темпе… Тишина! Полёт над огнём… и копьё с хрустом пронзает врага! Забда поднимает чучело над головой и швыряет в костёр. Огонь тут же охватывает его.
Шаман бьет в бубен три раза.
– Забда – вождь! Забда – вождь! Забда – вождь! – скандируют воины.
Возбуждённый Забда стоит, освещённый заходящим солнцем и пламенем костра, высоко подняв копьё. Его раскрашенная кожа покрыта каплями пота. Он, наконец, осознал в полной мере, что он вождь! Он высоко подпрыгивает и кричит:
– Мы победим!
Все воины в ответ подпрыгивают и вторят:
– Мы победим!!!

23

С этого момента душа Саня уже не ощущал себя отдельной личностью. Он стал Забдой.
Забда поднял копьё. Все замерли, внимая вождю.
– Воевать начнём сегодня! Мне нужны люди, которые хорошо плавают.
Вперёд вышли шестнадцать человек.
– Идите по домам, готовьте свои лучшие топоры и верёвки длиной в человеческий рост. Нам придется рубить много деревьев. Когда Солнце коснётся гор, собирайтесь у моего дома. Тои, выбери себе смышлёного воина, вам предстоит опасное и ответственное поручение, – он отвел Тои в сторону и объяснил задачу.
– Оставшиеся, разбейтесь по три человека и установите постоянное наблюдение за проливом. Враг не должен застать нас врасплох, – продолжал распределять людей Забда. – Скажите своим жёнам и детям, чтобы завтра с утра они плели верёвки и резали хворост. Всего этого нам понадобится очень много.
Он сделал освобождающий жест. Воины стали расходиться.
– Почему ты не дал задание мне? – подошёл к нему Загу. – Или ты не считаешь меня воином?
– Ты более воин, чем любой из нас, Загу, ты – шаман! Твоё поле боя среди духов и высших сил. Помогай тем силам, которые за нас, помогай Змею, предупреждай нас об опасностях – вот твои главные задачи. Постарайся предстоящую ночь сделать очень тёмной, а под утро пусть дует ветер со стороны, где живёт холод. Этого не сможет никто кроме тебя. И ещё, настраивай людей на хороший исход, помоги слабым духом выстоять, а сильным победить. Спасибо тебе, Загу, за ритуал посвящения, особенно за ритм бубна. Ты сделал из меня вождя! – Забда преклонил колено на миг, поднялся и побежал домой.

Дома кроме Нии была жена шамана Хата. Ния бросилась на шею Забде, прижалась большим животом.
– Муж мой, ты самый лучший воин! Ты вождь!
– Ты уже знаешь?
– Об этом знает уже каждый житель посёлка. Все рады, что ты будешь руководить войной.
– Я поздравляю тебя, Забда! – сказала Хата. – Люди правильно поступили, что выбрали тебя. Загу говорит, что только ты сможешь победить врагов. Теперь мы спокойны за свою судьбу и за своих детей.
– Рано говорить о победе, – ответил Забда. – Мы ещё даже не начали подготовку, а впереди большая драка, и вряд ли она обойдётся без жертв с нашей стороны. Накормите меня чем-нибудь, только быстро. Сегодня предстоит работа на всю ночь.
– Ты не будешь ночевать дома? – спросила Ния.
– Ты же отважная женщина, разве ты боишься?
– Нет, я не боюсь. Хата будет ночевать со мной.
– Зачем? Разве я первый раз ухожу из дома на всю ночь?
Ния опустила глаза, улыбнулась, сказала шёпотом на ухо:
– Наверно я совсем скоро рожу нашего ребёнка. Хата поможет мне.
– Как, уже? – изумился Забда. – Не совсем подходящее время.
– Для родов не бывает подходящего или неподходящего времени, есть просто срок, – сказала Хата. – Женское дело важнее всех других дел. Отодвинуть роды не может ни один самый сильный шаман. Так сделали духи, чтобы люди знали, что рожать детей – это самое главное, важнее даже, чем война! – она улыбнулась и добавила: – Если бы мужчины могли что-то менять в отношении родов, детей, наверно, совсем бы не было.
– Ты права, уважаемая женщина! – сказал Забда, проглатывая куски варёной рыбы. – Пусть будет так, как будет! Помоги моей жене справиться с этим важным делом. Ты умеешь это лучше всех женщин.
Только сейчас Забда почувствовал, как он голоден. Но нужно было идти – у входа слышались голоса мужчин, ожидавших его команды.

Все шестнадцать воинов ждали его с топорами и верёвками, некоторые были с копьями и луками.
– Оружие оставьте здесь. Оно будет мешать.
– А если враги нападут?
– Вы обещали слушаться меня. Оружие оставьте! Пошли!
Он повёл команду к северной части пролива, в самое неудобное для переправы место, заболоченное, заросшее камышами и удалённое от посёлка. Когда достаточно отошли от последних жилищ, Забда остановил людей.
– Видите эти тучи? Это наш шаман делает для нас тёмную ночь. Мы должны заготовить много кольев длиной в полтора человеческих роста, толщиной в руку. Работать нужно как можно тише и как можно быстрее. Каждый должен заготовить три раза по десять кольев и вынести их к морю. Идём в третий распадок от пролива. Не разговаривать и не шуметь!
– Но как можно не шуметь, когда рубишь дерево?
– Мы будем далеко от врага, из распадка звук топора не будет слышен. Поэтому мы и идем так далеко. К тому же там много молодых ореховых деревьев, из них выйдут хорошие колья. Работать будем в темноте, огонь не разводить! Пошли.
Забда ступил в холодную воду. Ноги проваливались в ил почти до колена. Он прошёл немного, лёг на воду и поплыл. Так было легче. Оглянулся. На блестящей поверхности воды даже в темноте можно было разглядеть головы плывущих за ним людей. Он взял правее, вышел на твёрдый грунт пляжа. Когда из воды поднялся шестнадцатый, Забда быстрым шагом пошёл вдоль берега. Его догнал один из воинов, тронул за плечо, прошептал:
– Ты слышишь крики со стороны лагеря врагов? Они нас обнаружили и теперь перебьют, потому что мы без оружия.
Забда прислушался.
– Всё правильно. Это Тои делает своё дело. Зерноедам теперь не до нас.
Шли довольно долго. Забда угадывал в полной тьме очертания гор. Под ногами же ничего не было видно, приходилось идти наощупь. Наконец достигли нужного места. Забда шёпотом сказал людям, чтобы шли за ним, и углубился в кустарник. Наконец, на фоне неба увидел ветви дерева, пощупал – молодое, не толстое. Взял за руку ближайшего воина, прислонил его руку к дереву.
– Руби.
Затем расставил ещё нескольких, остальные нашли сами. Раздался стук топоров, настолько звонкий в тишине, что мурашки побежали по спине. Но одновременно зашумела листва в кронах деревьев. «Шаман хорошо делает своё дело. Начинается ветер, он заглушит наш шум», – подумал он, стараясь наощупь попасть топором по тонкому стволу. Нарубив с десяток кольев, он обхватил их веревкой и понёс к берегу. На пляже уже лежали три охапки жердей. К нему подошел молодой воин.
– Вождь, я сделал плохое дело! Я промахнулся мимо дерева и сломал топор о камень. Теперь я не могу рубить.
– Сейчас нет времени раскаиваться в том, что уже не исправить. Помогай другим носить колья, связывай их в общий плот. Главное, работай, и работай быстро!
Забда ещё дважды принёс колья на берег, когда стало заметно, что там, где восходит Солнце, небо, закрытое тучами, стало светлеть. Море к этому времени покрылось гребнистыми волнами, которые шли в направлении Острова.
– Кончайте рубить! – скомандовал Забда. – Быстро вяжем плот!
Люди работали, несмотря на усталость, проворно и слаженно. Сказывалась близость смертельной опасности. Когда плот был увязан, все вместе стали толкать его от берега. Забда следил за направлением волн и прикидывал, куда понесёт плот. Когда достигли нужного места, он велел оставить плот и возвращаться. Выбравшись на берег, сразу побежали к проливу, так как пляж под ногами был уже вполне различим.
Отдышались, только переправившись на Остров, в камышах. Забда отправил двух воинов помоложе за питьевой водой, с остальными неспеша двинулся к месту, куда по его расчётам должно было вынести плот. Как он и предполагал, пакет жердей подгоняло волнами в удобное место на маленький песчаный пляж в средней части перешейка, откуда была тропа в посёлок.
Теперь можно было не торопиться. Попили всласть воды, доставленной молодыми воинами, немного отдохнули. Напряжение спало, и люди вдруг все разом заговорили, рассказывая каждый о своих переживаниях и действиях в полной темноте. Тем временем плот окончательно прибило к берегу. Мужчины без команды быстро его развязали, вытащили жерди на берег и стали носить на окраину посёлка к заброшенному дому Атиги.

Забда отнёс одну вязанку жердей, и направился к дому Тои.
– Тои! – позвал он.
Из входа показалась встревоженная жена Тои.
– Где мой муж, Забда? Что с ним случилось?
– Ничего не случилось. Я думал, что он уже дома. Не волнуйся, он скоро придёт, – сказал Забда и пошёл к проливу. Ещё издали он увидел фигуры двух усталых людей, идущих навстречу. Напарник Тои сильно хромал. У Забды отлегло от сердца: «Живы!». Он похлопал обоих по плечу.
– Вы отлично поработали! Я слышал, какой шум поднялся в лагере врага.
– Мы устроили им весёлую ночь! – ответил не без гордости Тои.
– Что с твоей ногой, Сулу? – спросил Забда у молодого воина. – Ты ранен?
– Ударился о корягу в темноте. Рана не большая.
– Молодец, воин! Ну, расскажите, как вы проучили этих зерноедов.
– Мы подкрались к их лагерю ещё в сумерках, – начал рассказ Тои. – Сулу пошёл в обход, затаился с другой стороны лагеря. Я лежал, всё смотрел. Выбрал себе удобное дерево, когда совсем темно стало, залез на него. Вижу, по времени вы уже переправились, думаю, надо начинать. Зерноеды костер большой развели, сидят, мясо едят, весело говорят. Я стрелу пустил, попал в одного. Что тут случилось! Все в разные стороны побежали, закричали. Вождь у них, однако, очень умный, команду дал, сразу порядок навёл. Человек десять копья взяли, в мою сторону побежали, остальные вокруг лагеря встали. Эти, что на выстрел пошли, в один ряд шли, близко друг к другу. Если бы я на земле лежал, обязательно нашли бы! Недалеко ушли – вождь их позвал, вернулись. Я подождал, когда шуметь перестали, ещё стрелу пустил. Промазал, стрела в костёр попала. Тут они закричали и все разом в мою сторону побежали. Думал я, найдут меня. Но тут Сулу отважный подвиг совершил, спас меня!
– Расскажи, Сулу! – сказал Забда, поддерживая парня под руку.
– Я тихо лежал, как Тои мне сказал, всё видел. Когда Тои второй раз выстрелил, смотрю, плохо ему будет. Что я мог сделать? Вижу, все зерноеды убежали. Я тогда бегу к их костру, хватаю большое горящее полено и бросаю в их берестяное жилище. Они его сделали, наверно, чтобы от дождя прятаться. Гляжу, оно загорелось. Я тогда сильно закричал и побежал в другую сторону. После огня глаза совсем видеть не хотели. На поваленное дерево налетел, сильно ногу ударил. Совсем бежать не мог. Лёг за ствол. Они за мной побежали. Двое очень близко прошли, чуть не наступили на меня. Когда далеко отошли, я потихоньку к берегу пошёл. Подождал, потом и Тои туда пришёл.
– Вы настоящие герои! – сказал Забда. – Тебе, Тои, не зря дали такое имя – ты поступил в точности, как эта умная чёрная птица! А ты, Сулу, оправдал своё имя, ужалил врага, как настоящий шершень! Вы очень рисковали, но благодаря вам мы сделали большое нужное дело. Отдыхайте сегодня. Вечером будем много работать. Тебя, Тои, жена заждалась, волнуется очень.

Забда убедился, что все колья перенесены, отпустил людей отдыхать, а сам пошёл к проливу, к месту самой удобной переправы. Он ходил вдоль берега, забирался в тростники, измерял шагами расстояния, потом присел на выброшенную штормом корягу и стал чертить на песке план.
– Здоровья тебе, вождь! Пусть духи направят твои мысли по верному пути! – сказал подошедший Загу.
– С новым Солнцем тебя, шаман! Ты сделал нужную погоду этой ночью. Сначала были облака, потом подул ветер, который создал шум волн и помог нам переправить жерди на Остров. Ты сильный шаман!
– Я старался, – ответил Загу.
– Почему же ты не отдыхаешь? Ты же не спал всю ночь, а твой труд тяжелее, чем рубить деревья.
– Я не могу спать, потому что меня мучает любопытство. Я хочу узнать, что ты задумал. Доверь мне свою тайну!
– Хорошо, я расскажу тебе мой план. Будет даже лучше, если ты будешь его знать, может, ты увидишь в нём ошибки. Мне трудно одному принимать ответственное решение. Но сначала скажи, что бы ты сделал, если бы был вождем зерноедов?
– Я повесился бы на первом дереве! Чтобы я стал одним из этих мерзких людей?!
– Успокойся, Загу, я не хочу, чтобы ты ушёл к зерноедам. Но чтобы нам знать, как обороняться, нужно понять, как поступит враг. Очень хорошо, что мы знаем, что они нападут ночью, мы знаем, когда будет эта ночь, и мы знаем, что их больше, чем нас. Нужно представить себя на месте их вождя и подумать, как они будут поступать, когда нападут.
– Я сказал бы воинам, чтобы очень тихо переплыли пролив, незаметно подкрались к жилищам и разом перебили всех спящих.
– Я тоже так поступил бы. Значит, они тоже так сделают. Теперь скажи, в каком месте ты приказал бы переплывать пролив?
– В самом узком и удобном, там же, где делаем это мы. В других местах берега заболочены, и пролив шире. Только я повёл бы своих воинов не по пляжу, а сквозь тростники, чтобы их никто не заметил.
– Я тоже так думаю. Вот из такого поведения врага я и исхожу, выстраивая оборону. Я хочу построить забор из кольев в том месте, где они должны переправиться.
– Ты меня рассмешил! У зерноедов так много воинов, они быстро сломают твой забор. Разве трудно выдернуть колья из песка?
– Мы переплетем колья хворостом и свяжем веревками. На веревки навяжем крупные ракушки, чтобы они звенели, когда забор ломают. Разве станут зерноеды шуметь? Ведь им надо подойти к нашим жилищам незаметно. Мы построим забор так, чтобы его направление было нужным врагам. Идя вдоль него, они будут думать, что так подойдут к поселку. Но в конце забор будет делать петлю. Вот так.
Забда нарисовал на песке длинную линию и загнул её конец в обратную сторону.
– Тогда они сломают забор, когда наткнутся на «петлю», – сказал Загу.
– Но мы-то не будем спать! Мы будем ждать их в тростниках, и когда они соберутся в ловушке, всех перестреляем!
Шаман долго думал.
– Я никогда не слышал о ловушках из кольев для людей. Никто никогда не применял такие заборы для войны! Я не знаю, что тебе сказать. А если зерноеды сделают всё по-другому?
– Я не смог придумать ничего лучшего. Для них этот забор будет такой же неожиданностью, как и для тебя. Но им надо будет быстро принимать решение и, скорее всего они пойдут вдоль забора. В любом случае наши воины будут сидеть в тростниках, и наши стрелы полетят первыми. У нас будет преимущество – неожиданность.
– Ты умный вождь, Забда! Делай так, как ты придумал.
– Это не я, это душа Саня всё придумал.
– Спасибо тебе, душа Саня! Не зря ты остался с нами. Значит, в твоём мире так ведут войны?
– Нет, Загу, в нашем мире заборы уже не помогают. У нас такое оружие, что стрелы могут перелетать море.
– Откуда же ты знаешь про забор?
– Наши умные люди копали посёлки людей, которые жили через сотни зим после вас. Те посёлки полностью окружены заборами из камней и земли. Я тоже там был и это видел. Люди вашего времени такую оборону ещё не придумали, поэтому и зерноеды не смогут разгадать нашу хитрость.
– Ты молодец, душа Саня! Ты настоящий вождь! Что мне делать, чтобы помочь тебе?
– Собери юношей, которые ещё не стали воинами, найди место, которое скрыто от посёлка, за горой, пусть они построят там временное жилище. Мы спрячем там женщин и детей в ночь боя. Нужно увести их из посёлка на случай, если враги все-таки прорвутся к домам.
– Но эти подростки ещё не прошли посвящение, они не должны строить дома!
– Сейчас нет времени ждать, когда они вырастут. Пусть это будет их посвящением. Жилище будет не настоящее, только чтобы укрыть женщин от дождя и ветра. Наверно, такая постройка не станет нарушением табу? А подросткам будет полезный урок.
– Я займусь этим немедленно, – сказал Загу.
Забда дошел с шаманом до своего дома. Ния обрадовано встала навстречу. Видно было, что ей трудно. Она молча показала на женскую лежанку. Там, укрывшись шкурой, спала Хата.
– Она всю ночь сидела рядом со мной. Мне было не очень хорошо. Сейчас прошло. Пусть она поспит, – прошептала Ния. – Сейчас я накормлю тебя, мой вождь.
– Я потом поем. Сейчас спать буду, – сказал Забда, лег на своёе место и, засыпая, почувствовал, как жена накрыла его оленьим одеялом. Стало тепло, уютно и спокойно. Он был доволен тем, что сделал за прошедшую ночь.

24

Забда проснулся ещё до того, как Солнце прошло середину неба. Наскоро поел, сказал жене, чтобы сегодня не ждала, и пошёл к шаману. Загу оказался дома.
– Как идут дела с постройкой потайного жилища? – спросил он Загу.
– Молодёжь гордится, что им доверили такое задание. Сейчас они готовят жерди и вяжут маты из травы для крыши. Я не хочу слишком опекать их. Они выбрали среди себя старшего. Пусть работают самостоятельно. Позже схожу, проверю.
– Хорошо, Загу. Нужно будет отпустить их поспать немного. А когда стемнеет, пусть они разожгут большой костёр на таком месте, которое хорошо видно из лагеря врагов, и пусть всю ночь танцуют и бьют в бубен. Враги подумают, что мы беспечно празднуем свой праздник и не знаем об их замыслах. У тебя найдётся бубен, в который можно бить непосвящённым?
– Да, есть у меня неудачно натянутый бубен. Жалко было выбрасывать, вот, пригодится. Я сделаю, как ты сказал. Ты прав, пусть зерноеды ни о чём не догадываются.
– Да, Загу, нужно, чтобы юноши делали это каждую ночь, в том числе и в ночь боя. А ты сделай сегодня такую же погоду, как в прошлую ночь. Боюсь, что нам не хватит кольев, которые мы принесли, придётся добывать ещё.
Забда сидел на почётном месте. Шаман встал, подбросил хвороста в очаг. Пламя осветило жилище. И тут душа Саня опять обрел себя. Глазами Забды он увидел кукол, олицетворяющих сотрудников экспедиции и среди них куклу Наумова с проткнутой ногой.
– Ты до сих пор наносишь вред моим друзьям? Я ведь здесь и честно выполняю свои обещания! Зачем тебе это?
– Я выполняю свой долг перед Хозяином Острова. Твои друзья должны умереть!
– Загу, я прошу тебя, отпусти их. Они настрадались, достаточно сильно испугались и теперь покинут остров. Я в этом уверен. И что теперь с моим телом? Оно ведь погибнет, пока в нём нет души. И тогда ты не выполнишь своего обещания отпустить меня обратно – мне некуда будет возвращаться! Отпусти их, они вывезут моё тело и спасут его для меня.
– Какой ты многословный, душа Саня! В твоем мире все так много и бестолково говорят? Вообще-то в эти два дня я не занимался твоими друзьями. Я обещаю тебе, что больше не буду делать им плохо, если они быстро покинут Остров.
– Загу, вытащи щепку из ноги той куклы. В моем мире это вождь всего отряда умных людей на Острове. Если у него будет болеть нога, он не сможет увести людей. Он хороший человек. Вся его вина состоит в том, что он хочет больше узнать о твоём народе.
– Разве для этого нужно убивать змей? Ладно, пока я отпущу его. Посмотрим, как он будет себя вести.
Загу поднял куклу, выдернул щепку, загладил пальцами рану на ноге куклы.
– Не волнуйся, душа Саня, я выберу время для посещения твоего мира и позабочусь о твоём теле.
– Я верю тебе Загу. Теперь я спокойно займусь главным делом.

Забда сказал посыльному, чтобы собрал мужчин около жилища Атиги. Сам пошёл к проливу. Солнце клонилось к горам. Надо было начинать строительство ловушки. До ночи новолуния осталось два дня. Он прикинул направление на дом Атиги и стал протаптывать тропу в тростниках. Тучи насекомых поднимались в горячем воздухе при каждом его шаге, забивались в ноздри, жалили вспотевшее тело. Но он даже не пытался их стряхивать, он думал лишь о том, чтобы правильно сделать ловушку для врагов. Он пробил тропу до жилища, вокруг него по тростникам, и повернул обратно к проливу. Люди уже собрались.
– Воины, я знаю, что вы не успели отдохнуть, но нам сейчас нет времени на отдых. Мы должны успеть! Те, кто вчера ходил со мной, сегодня сделаете то же самое без меня. Выберите себе старшего и идите готовиться. Тои, ты займёшься со своим напарником тем же делом, но не повторяйте вчерашние уловки, придумайте что-нибудь новое, неожиданное. Остальные мужчины, будете работать со мной. Берите колья, вбивайте их вдоль этой тропы, начиная от пролива так, чтобы между ними не проходило тело человека, переплетайте их прутьями, увязывайте верёвками. Тропа должна остаться со стороны пролива. Не ломайте тростники с другой стороны, это очень важно! Начинайте.
Он проследил начало работ, указал расстояние между кольями. Затем послал посыльного собрать молодых женщин.
– Женщины, я позвал вас, чтобы вы помогли своим мужчинам. Берите ножи, режьте тростники около жилища Атиги, складывайте их в доме вдоль стен, чтобы очаг был свободен. Тут надо сделать большую чистую площадку.
Двух женщин он отправил собирать крупные раковины и навязывать их на готовый участок забора. Все эти работы производились в сумерках и, затем, в темноте. На склоне горы выше посёлка запылал костёр, послышались удары бубна, замелькали тени танцующих с копьями воинов. «Загу выполняет свою задачу. Всё идет по плану», – думал Забда.

После полуночи вождя охватило волнение: всё ли благополучно у тех, кто заготавливает колья? Он оставил работающих и пошёл на берег холодного ветра. Там уже грохотал прибой. Он ходил вдоль берега и ждал. Наконец, со стороны пролива появились тёмные силуэты людей. Мокрые, усталые, замёрзшие на ветру мужчины тяжело опустились на песок.
– Удалось ли вам сделать дело? – спросил Забда.
– Да, вождь, сегодня мы заготовили кольев даже больше, чем вчера. Скоро они приплывут.
Они сидели и ждали, но плота всё не было видно. Забда забеспокоился.
– Как далеко вы вывели плот в море?
– Так же, как вчера.
– Но разве вы не заметили, что сегодня ветер дует не так, как вчера? Он дует больше с берега, значит, плот может пронести мимо! Поднимайтесь, идем на оконечность Острова. Мы должны поймать этот плот, иначе придется идти за жердями снова.
Они почти бежали вдоль берега, вглядываясь в чёрную ночь. Пляж кончился, поднялись на гору, спустились с другой стороны. Плота не было. Они достигли поворотного мыса, долго там дежурили, но плот не появился. Начался рассвет.
– Идем обратно, – сказал Забда.
– А как же плот?
– Времени прошло достаточно, чтобы его пронесло мимо острова. Ждать больше нечего. Одна надежда, что его выбросило на скалы под обрывом.
Действительно, плот обнаружился в самом неудобном месте. Пришлось пробираться вдоль обрыва по пояс в воде, потом вплавь буксировать связку кольев к пляжу. Когда вязанка была на берегу, Забда отпустил измученных людей по домам. Сам же вернулся к месту строительства. Мужчины сидели у дома Атиги, некоторые дремали. Женщины довязывали последние ракушки. Кольев действительно не хватило. Он отпустил женщин, а с мужчинами пошел выносить колья с пляжа. Закончили, когда солнце уже осветило горы на материке.

Забда валился с ног от усталости, но всё же зашел к Тои.
– Мой муж уже спит. Он очень устал. Но он сказал, что хорошо сделал своё дело, – сказала жена Тои.
– Пусть спит, не беспокой его. Твой муж – храбрый и умный воин! Он достоин быть вождём, – ответил Забда.
По пути к дому не удержался, зашел к напарнику Тои. Сулу не спал. Он уплетал печёную рыбу и что-то возбуждённо, с азартом рассказывал своей молодой жене. «Хвастает своими подвигами, молод ещё», – подумал Забда.
– Входи, вождь, пусть Солнце всегда освещает твой славный путь! – сказал Сулу, приглашая Забду на почётное место. – Поешь с нами, ты, наверно, весь день не ел.
– Спасибо, воин! Я посижу с вами, чтобы услышать твой рассказ о том, как вы с Тои обхитрили зерноедов на этот раз.
– Мой муж такой отважный! Он был совсем близко к врагам, он в них стрелял и ничего не боялся! – затараторила жена Сулу.
– Подожди, женщина! Я не сомневаюсь, что твой муж – один из лучших воинов племени, иначе Тои не взял бы его на это опасное задание. Но я хочу услышать все от него самого. Дай мне лучше что-нибудь поесть, и послушаем твоего мужа вместе.
– Мы переплыли пролив ещё засветло, – начал свой рассказ Сулу. – Подползли к лагерю зерноедов. На этот раз они поставили охранников, к ним было не подобраться. Тогда мы удалились в лес, нашли дерево с дуплом и повесили на его ветку большое бревно. У Тои была длинная верёвка. Он привязал ее к бревну и затаился в зарослях. Я же пошёл еще дальше от лагеря врагов и сложил сухие дрова в трёх местах. Когда пришло время, Тои стал дёргать верёвку. Бревно било по дереву и издавало такой сильный звук, как огромный бубен. Зерноеды всполошились, послали разведку, но в первый раз ничего не нашли. Когда вернулись, Тои опять бил в дупло. Тут они пошли почти все, долго искали, и нашли бы, но в это время я зажёг первый костер. Они думали, что поймают нас, побежали к костру, но там никого не было. Тут Тои опять стучал, потом я новый костер зажёг. Глупые зерноеды бегали по лесу, очень рассердились, что никого поймать не могут. Тогда их вождь собрал их всех, что-то им сказал и повёл туда, где Тои стучал. Я подумал, что найдут Тои, подкрался сзади и пустил стрелу. Ранил одного. Что тут началось! Они все опять в разные стороны побежали, очень меня найти хотели. А я пошёл к третьему костру, зажёг его, а сам к проливу пробрался. Туда и Тои пришёл. Мы переплыли. Потом на берегу долго смеялись. Потом домой пошли.
– Вы с Тои совершили подвиг! Мы ещё не начали войну, а вы уже два раза были в бою и оба раза победили. Теперь будем ждать зерноедов на Острове и все вместе покажем им, как сражаются воины племени Сугзэ! – сказал Загу. – Сейчас отдыхай, Сулу, вечером будем работать.
Теперь он был спокоен – он сделал на сегодня все дела. Дома, только поздоровавшись с Нией, он упал на свою лежанку и заснул.

Всю последующую ночь достраивали забор. Забда беспокоился, чтобы всё получилось как надо, сам поправлял ракушки, чтобы они звенели от прикосновения к шаткому забору. Забор получился непрочный, и при желании не стоило особого труда сломать его. Вся надежда была на то, что зерноеды не захотят обнаруживать себя раньше времени. Забор шёл вдоль тропы, которую воины за время работы утоптали так, будто она существовала тут всегда, петлей огибал дом Атиги с очищенной площадью около него, и поворачивал обратно к проливу, образуя в этом месте «мешок». Забда лично поправил сено внутри жилища, сложил в очаге сухие дрова, связал пучок сухой травы и протянул от него веревку под стеной дома и дальше за забор.
– Мы поставили хорошую сеть на крупную рыбу, – сказал Забда, когда все приготовления были закончены. – Теперь будем ждать, когда поймается весь косяк! Готовьте луки, стрелы и копья, готовьте свои души к бесстрашному сражению! Следующая ночь решит всё.

25

Ния выглядела усталой, но улыбалась.
– Отдохни, мой вождь. Сейчас я накормлю тебя, – она дала ему печёную в костре раковину. – У нас больше нет еды, Хата дала несколько ракушек.
– Ничего, жена, мы же сможем потерпеть один день? Завтра поставим сети, лучших охотников отправим за мясом. После первой рыбалки я повешу над входом новый рыбий хвост, и мы заживём лучше, чем прежде!
Он отказался от второй ракушки, лёг на лежанку. Но уснуть не мог. В уме проигрывал предстоящее сражение, пытался представить себя на месте врага. Самым опасным было то, что враги могли переправиться на самом краю пролива, там, где пляж, и двинуться к посёлку напрямик по пляжу, ведь будет тёмная ночь. Он сам, вероятно, так бы и сделал. «Мы поставили хорошую сеть, – крутились в голове его же собственные слова. – Сеть! Сеть надо действительно поставить!». Он поднялся и пошёл к Тои.
– Тои, вставай, есть срочное дело. Где твоя сеть?
– Сохнет за домом. Я не ловил рыбу уже дней пять.
– Бери свою сеть, собирай сети у всех, кого найдешь, бери помощников, приходи на берег.
Забда с прошлой рыбалки оставил свою сеть в кустах у пролива. Он разложил её на песке, привязал тяжёлые грузила и потащил в воду. Пришёл Тои с тремя помощниками. Все вместе поставили несколько сетей поперёк пролива таким образом, что плывущие враги, наткнувшись на них, чтобы не запутаться должны будут отклониться в тростники и попадут за забор.
– Вот теперь я спокоен. Мы сделали всё, что могли. Остаётся надеяться только на помощь духов. Собирайте людей, я буду давать задание на ночь сражения, – сказал Забда и направился к шаману.

– Духи помогают нам, вождь! – встретил его Загу. – Я только что вернулся от потайного жилища. Молодые достраивают лежанки и заготавливают сухие дрова для очага. Дом для женщин с детьми готов.
– Отлично, Загу! Мы тоже закончили своё дело. Осталось объяснить людям, что они должны делать и сплясать с воинами танец войны. Я сказал, чтобы люди собрались сейчас.
– Хорошо, Забда. Пока они будут подходить, я скажу новости для души Саня.
– Ты был в моём времени? Я очень беспокоюсь за своё тело и за своих друзей! Скажи мне скорее, как там дела! – воскликнул душа Саня.
Загу поморщился, его, как всегда раздражала детская многословность души Саня.
– Не беспокойся, всё хорошо. Твои друзья покинули Остров, я их там не нашёл. Теперь там снова тишина и покой.
– А моё тело?! Может, я уже умер в том времени! Что будет с моей женой, с детьми?
– Ты, как всегда, перебиваешь меня. Я же тебе сказал: всё хорошо. Я нашёл твое тело. Оно в большом посёлке, в каменном доме, лежит на белой лежанке, вполне живое. Там много людей в белой одежде. Рядом с твоим телом ждёт тебя твоя жена. У нее белые волосы. Она красивая! И она дождётся тебя.
– Ты видел Зою? Она наверно уже собирается хоронить меня.
– Её так зовут – Зоя? Красивое имя. Она верит, что ты вернешься.
– Откуда ты знаешь?
– Я видел её глаза. И я сказал ей это.
– Она видела тебя?
– Нет. Но она поняла. И будет ждать, верь мне.
– Я верю, – ответил душа Саня и умолк.
– Пошли к людям, вождь, – сказал шаман. – Они ждут тебя.

На площади, чуть в стороне от Священного камня собралось почти всё население посёлка: несколько седых стариков, чуть больше пожилых женщин, воины, от самых молодых до пожилых, женщины, некоторые с грудными детьми на руках, мальчики с восьми лет и девочки с двенадцати. Забда отыскал глазами Нию. Она сидела на коряге в сторонке, улыбнулась мужу. При появлении вождя и шамана люди зашумели, было видно, что они чем-то недовольны. Забда поднял руку. Ропот смолк.
– Я собрал вас, чтобы сказать, что мы готовы к сражению. Сейчас я хочу разъяснить каждому, что он должен делать в предстоящую ночь. Но я вижу, что у вас есть вопросы. Говорите.
Вперёд вышла молодая женщина с ребёнком на руках.
– Мужчины говорят, что ты умный вождь, что ты знаешь, как победить врагов. Но ты совсем не думаешь о людях! Наши мужья уже давно не ходят на охоту, не ставят сети. Они заняты подготовкой к войне. Наши дети забыли вкус свежего мяса!
– Да! – закричала из толпы другая женщина. – Мы кормим свои семьи ракушками, которые с трудом добываем, потому что в море постоянные волны.
– Подростки не спали уже три ночи, они еле держатся на ногах. Им надо хорошо питаться, чтобы выдерживать труд много дней и ночей подряд! – закричала ещё одна. – Ты должен о них подумать! Они вырастут хилыми мужчинами.
Вперёд вышел самый старый мужчина племени, высокий сухой старик.
– Говори, уважаемый Сенсо, – сказал Забда. – Ты тоже считаешь, что я забыл о людях?
– Позволь, вождь, ответить людям вместо тебя.
Забда склонил голову в знак уважения и согласия.
– Люди! Духи позволили мне прожить долгую жизнь, поэтому я знаю, что такое плохо и что значит хорошо. Много зим назад, когда я ещё не стал мужчиной, случился великий голод. Было очень трудное время! Мы ели свою обувь и кости, которые не доели собаки. Тогда один старый человек сказал: «В трудные времена закладывается крепкий род». Я тогда был очень голоден и слаб, моя младшая сестра умерла от голода, поэтому я не поверил тому старику. Но потом я жил и видел, и теперь понимаю – он говорил правду! В сытые времена рождаются слабые дети! Для каждого сытость – хорошо, для племени – плохо! Дети, растущие без трудностей, ленятся, благополучные родители не чувствуют необходимости заставлять их трудиться. Когда наступят трудные времена, выросшие дети не смогут прокормить свои семьи, их дети погибнут, род может прекратиться. Дети, пережившие трудности, готовы встретиться с ними снова. В трудные времена закладывается крепкий род!
Старик не спеша вернулся на своё место. Люди молчали.
– Спасибо твоей мудрости, уважаемый Сенсо! – сказал Забда. – Мне нечего добавить к этим словам. Лишь одно я знаю: либо этой ночью мы победим, и завтра мужчины пойдут на охоту, либо завтракать все мы будем у наших предков. Именно по этой причине я не думал о хорошем питании для людей, а думал только о том, как победить. Теперь слушайте меня, женщины! Как только солнце уйдет за гору, все вы вместе с маленькими детьми должны собраться здесь. Возьмите с собой тёплую одежду и еду на один день. Шаман проводит вас в нужное место, где вы будете всю ночь.
– А кто же будет поддерживать огонь в наших очагах?
– Когда мы победим, мы добудем Новый Огонь для нашего племени. Идите, собирайте вещи.
Когда все женщины покинули собрание, Забда обратился к подросткам:
– Вы, будущие воины, хорошо справляетесь со своими задачами! Сейчас мужчины будут исполнять танец войны. Вы смените нас, и будете плясать с бубном у костра до тех пор, пока не начнётся бой. Потом сразу пойдёете охранять женщин и малых детей. Возьмите оружие.
– Вождь, мы уже большие, мы можем сражаться, позволь нам убивать врагов! – выкрикнул долговязый подросток.
– Сражаться будут мужчины. Если враги прорвутся и найдут женщин, они их убьют. Кто тогда будет рожать детей, кто продлит наш род? Мы доверяем вам самое дорогое – наших жён и наших детей! Мы надеемся на ваше мужество! Идите, готовьте оружие.
– Воины! – обратился Забда к мужчинам. – Надевайте свои боевые одежды, берите лучшее оружие, приходите на пляску войны!
Мужчины заспешили к своим домам.
– Ты хорошо говорил, вождь! – сказал шаман. – Люди верят в твою удачу. Иди, переодевайся, спляшем боевой танец.
Воины скоро собрались на склоне горы на площадке с кострищем. Все были с раскрашенными лицами, в боевых нарядах, с оружием. Они молча стали в круг. Шаман вышел в центр. Он был торжественен. Обратясь к Солнцу, он сказал:
– Солнце, дающее жизнь! Дай нам Огонь ярости и справедливой мести!
Он отложил бубен в сторону, стал на колени, и приступил к добыванию Огня Войны. Такой огонь по законам Предков мог быть добыт только трением, и возгореться он должен был только от рук шамана. Лишь Солнце могло дать такой огонь шаману, если оно одобряло войну. Воины, затаив дыхание, следили за процессом. Загу с максимальной быстротой вращал священную палочку в отверстии бревна. Он вспотел от усердия, силы его были на пределе, но остановиться он не имел права – от этого зависел успех боя. Тоненькая струйка дыма потянулась из-под палочки. Шаман подсыпал щепотку особой смеси из специального кожаного мешочка. Дым пошёл гуще. Шаман положил сверху несколько сухих палочек, потом тонкие ветки, поверх них сучья потолще. Он убрал священную огневую палочку в сумку, взял бубен, ударяя, медленно пошёл вокруг костра.
Дыма почти не было видно среди дров. Теперь судьба огня зависела целиком от воли Солнца и от заклинаний шамана. Держа бубен над дровами, шаман бил в него снизу медленно и размеренно. Он передвигался вокруг костра осторожно, на цыпочках, будто боясь спугнуть огонь. Затем его движения стали быстрее, скорость ударов и их звук увеличивались. Дым стал заметнее. Загу всё быстрее двигался вокруг костра, теперь наступая на всю ступню, топая ногами в такт бубну. Он уже носился вихрем, бубен издавал ужасный беспрерывный гром, казалось, что сам шаман превратился в бушующее пламя. Вдруг он замер, в полной тишине раздался один отчетливый, самый сильный удар бубна, и в этот миг пламя разом охватило все дрова!
– Огонь! – подпрыгнули разом все воины. – Огонь Войны! Огонь!
К костру вышел вождь. Он опустился на колено.
– Дай нам свою силу, Огонь Войны! Дай нам свою ярость, свою беспощадность, свою непобедимость. Вселись в наши души, Огонь Войны!
Он положил на костёр охапку сухих сучьев, которые тут же стали пожираться пламенем. Забда вскочил, вскинул копьё:
– Мы победим!
Мужчины, как один подняли копья:
– Мы победим!!!
Шаман стал выбивать ритм. Вождь начал танец. Он исполнял пантомиму боя: подкрадывался к воображаемому врагу, бился с ним, затем, погоня, схватка, победа! Всё это время воины подпрыгивали в такт бубну. Затем они пристроились в колонну за вождём, повторяя его движения. Танец вокруг костра продолжался, всё ускоряясь.
Время от времени каждый из воинов подкармливал Огонь новыми дровами. Костер пылал жарким пламенем, и мужчины ощущали, как его жар вселяется в их сердца. Зачатки трусости, притаившиеся глубоко в груди, отлетали прочь и сгорали в огне. Отвага, уверенность в победе, жажда немедленного боя овладели всеми. Но пляска продолжалась и продолжалась, пока солнце не коснулось своим нижним краем горы. Бубен смолк.
– В наших душах горит Огонь Войны! – выкрикнул вождь. – Мы сильнее врагов! Мы непобедимы! Теперь мы идем сражаться.
– Мы победим! Мы победим! Мы победим!

Мужчин у костра сменили подростки. Забда отвёл в сторону Тои.
– Возьми шесть-семь терпеливых мужчин, переплыви пролив, спрячь людей в тростниках подальше от переправы. Сидите тихо, пока враги не переправятся на наш берег. Потом затаитесь поближе к берегу и ждите. Ничего не предпринимайте, пока бой не закончится. Ваша задача – убить отступающих. Ни один враг не должен уйти!
Остальных воинов Забда расставил цепью в тростниках вдоль забора со стороны острова. Указал, как действовать, приказал лежать молча, не шевелясь.
– Враг, проходя вдоль забора должен думать, что здесь никого нет.
Подошёл шаман в боевом наряде, с копьём и луком.
– Я отвёл женщин и детей в потайное жилище. Твоя жена тоже там, ей отгородили отдельную лежанку. Хата присматривает за ней. Теперь я готов сражаться. Дай мне задание, вождь.
Забда отвёл Загу к жилищу Атиги, показал верёвку, объяснил, что делать. Затем обошёл забор, зажёг в доме Атиги очаг, подбросил в него сырых поленьев.
– Прости, Атига, после твоей смерти очаг твоего дома не должен гореть. Но сегодня это не домашний очаг, это Огонь гибели для наших врагов, для тех, кто убил тебя и твою семью. Если ты слышишь меня, помоги нам, направь врагов к своему дому. Тут они найдут смерть.
Он вышел из жилища, посмотрел вверх. Густой дым валил из дымового отверстия.
«Хорошо, – подумал он. – Враги подумают, что семья готовит вечернюю еду». Теперь оставалось ждать. Забда ещё раз обошёл всю цепь стрелков и затаился в удобном для наблюдения месте. Наступила ночь.

26

Время тянулось медленно. Забда лежал в тростниках, наблюдал за проливом. Начался ветер, волны ударили в морской берег, зашумел прибой. Рябь в проливе мешала видеть поверхность воды в темноте. На противоположном берегу ничего не происходило.
«Что если пленный зерноед соврал перед смертью? – появились у Забды предательские мысли. – Что если я ошибся, и они нападут совсем в другом месте?». Беспокойство одолело вождя. Глаза слезились от напряжения, но он ровным счётом ничего не видел.
Оставив наблюдать ближайшего из цепи воина, он решил ещё раз проверить людей. Одного из них снял и послал на дальний конец пролива наблюдать там, если вдруг враги надумают переправиться в самом неудобном месте. Потом сходил в дом Атиги, поправил очаг, подложил ещё дров, открыл полог входа, чтобы свет в жилище был виден издалека. Вернулся на свой наблюдательный пункт. Ничего не изменилось, только ветер стал сильнее. Стало прохладно, захотелось есть и спать. Забда подумал, как хорошо было бы сейчас съесть кусок горячего мяса и лечь рядом с маленькой тёплой Нией под оленью шкуру. Злость на врагов из-за того, что это нельзя осуществить стала нестерпимой. Он готов был руками разорвать любого из них! Но враги не появлялись.

Звёзды прошли по небу больше половины своего пути, когда Забда заметил движение на другом берегу. Он напряг зрение, приподнялся. Тень отделилась от стены тростников, вошла в воду. Потом пошли другие. Забда пытался считать, но после третьего десятка сбился. «Много, очень много врагов! – думал Забда. – А у меня вдоль забора чуть больше двух десятков, в основном молодых воинов, которые никогда не были в бою». Стало видно, что передовые зерноеды наткнулись на сети и поплыли вдоль них. «Всё идет, как нужно! Не зря мы навесили поплавки через каждые два локтя!».
Он пошёл по цепи.
– Главное, не спугнуть! Лежи, как будто ты умер. Враги должны дойти до дома Атиги. Сигнал – большой огонь, – предупреждал Забда каждого.
Около Загу затаился сам. Теперь время совсем остановилось. Кроме шума прибоя ничего не было слышно, а кроме света из жилища Атиги и звезд над головой ничего не было видно. Сзади раздался шорох. Забда от неожиданности вздрогнул. Молодой воин, стоявший первым в цепи от пролива, лёг рядом, прошептал:
– Вождь, они все переплыли и прошли по тропе мимо меня. Первый хотел ломать забор, но ракушки загремели. Другой его ругал, и они пошли, как надо.
– Почему ты ушел со своего места? Я же сказал лежать!
– Что там делать? Я хочу убивать врагов!
– Лежи тихо и молчи, – сказал Забда. Было поздно и опасно возвращать воина. «Что будет, если все бросят свои посты? Враги смогут прорваться в посёлок!» – подумал Забда, но теперь уже нельзя было что-либо изменить.
Первые зерноеды появились в десятке шагов от дома Атиги. Они шли крадучись, бесшумно. Их лиц нельзя было различить из-за пёстрой боевой раскраски. Передние остановились, присели. Вдоль забора подходили другие, ещё и ещё. Они стали окружать жилище. В руках у всех были копья. Большой воин, значительно выше и крупнее других, наверное, вождь, подкрался вдоль стены к входу. Вот он изготовился и одним прыжком ворвался в жилище. Забда невольно улыбнулся, представив растерянность врага, при виде дома, заполненного сеном вместо людей. В доме раздался крик недоумения, вражеский вождь выскочил наружу и стал что-то быстро говорить своим. В этот момент шаман потянул верёвку. Сноп сухой травы попал на пламя очага, загорелся и передвинулся к стене, вплотную к другим снопам. Пламя почти мгновенно охватило дом Атиги, вырвалось наружу, осветив растерянных врагов. Забда встал во весь рост, прицелился и пустил стрелу. Вражеский вождь коротко вскрикнул, закрутился на одном месте, упал, дёргая ногами и подвывая.
– Мы победим!!! – закричал Забда.
– Мы победим! – ответили разом воины, и град стрел обрушился на мечущихся врагов.
Бой был коротким. Враги бросились в разные стороны, но везде натыкались на забор. Воины Забды расстреливали их почти в упор, промахи были редки. Кто-то из зерноедов взял на себя организацию боя, отвёл своих в темноту, затем что-то закричал на своём отвратительном языке, и они все ринулись на забор. Не обращая внимания на стрелы Сугзэ, они стали выламывать колья. Забда отбросил лук, схватил копьё. Он подбежал к забору, когда первый враг уже протиснулся в пролом. Копьё с хрустом пробило грудную клетку врага насквозь, вытащить его было уже нельзя. Забда перехватил у падающего врага его копьё и воткнул в следующего, на этот раз удачно – смог выдернуть.
– Мы победим! – в свирепой ярости заорал он и ринулся в пролом.
– Мы победим!!! – услышал он ответ своих воинов со всех сторон.
Он колол направо и налево, уже ни о чём не думая. Рядом увидел шамана, который молча разил врагов, ещё нескольких своих воинов.
Враги побежали! Меткие стрелы воинов убивали их из-за забора, Забда с несколькими людьми настигали отставших и раненых, добивали их копьями. Лишь забежав по инерции в воду пролива, Забда опомнился.
– Стоять! Всем на берег! – скомандовал он. – Я приказываю всем вернуться!
Нехотя выходили мокрые, разгоряченные воины.
– Зачем ты их отпустил? Мы могли бы их догнать! – сказал шаман.
– Не отпустил, – ответил Забда. – Смотри!
С десяток оставшихся в живых зерноедов подплывали к противоположному берегу пролива, когда из тростников вышли стрелки Тои и стали в ряд вдоль кромки воды. Они одновременно натянули луки, и шесть вражеских воинов перестали плыть. Остальные повернули вдоль пролива, но вскоре и они расстались со своей бесполезной жизнью.
– Мы победили! – прокричал Тои с другого берега.
– Мы победили! Мы победили! Мы победили!! – ликовали воины на этом берегу.
Начинался рассвет. Забда приказал прочесать заросли в поисках раненых и притаившихся врагов. Действительно, нашли нескольких ещё живых и добили. Забда заметил, что шаман наклонился над одним из врагов.
– Что ты там делаешь, Загу?
– Я нашёл живого врага.
– Так убей его!
– Убью, но не сейчас, – ответил шаман, поднимая на ноги связанного зерноеда. – Это будет лучший подарок Змею!

– Вождь! Вождь! – подбежал к Забде запыхавшийся подросток из тех, что охраняли потайное жилище. – Твоя жена родила!
– Как! Родила? Кого?
– Не знаю. Жена шамана послала меня за тобой.
– Сейчас иду. Загу, закончите здесь без меня. Я пойду к жене, она родила ребёнка!
– Твой ребёнок будет счастливым, Забда. Твоя жена родила его в момент нашей победы! Иди, мы всё сделаем, как нужно. Скажи женщинам, чтобы готовили свои очаги для Нового Огня. Мы добудем его с восходом нового Солнца.
Забда, в сопровождении подростка почти бегом ринулся к потайному жилищу. Оглянулся на жилище Атиги. Оно догорало, жаркие угли пылали на месте когда-то счастливого дома.
– Вернись к шаману, – сказал Забда сопровождающему, – скажи, пусть засыплют огонь землёй, чтобы пал не пошёл по тростникам.
Чистая утренняя заря разгоралась над морем. На душе было легко и радостно.
Он ворвался в женское убежище, энергичный, со сверкающими глазами, в порванной военной куртке-безрукавке, забрызганной вражеской кровью.
– Вождь! Вождь! – закричали женщины. – Победитель!
Подошёл к загородке из шкур и растерялся. Несвойственная ему робость охватила его. Мужчина, который, только что, не задумываясь, кромсал живую плоть врагов, сейчас не знал, что должен делать. Занавес отодвинулся, вышла усталая Хата.
– Сегодня у тебя двойная победа, вождь! – сказала она улыбаясь. – Входи, порадуйся со своей женой.
Он вошёл. Ния лежала под шкурой и улыбалась. Его удивили необычайно счастливые глаза на бледном осунувшемся лице.
– Иди ко мне, мой муж, посмотри на своего сына! – она откинула шкуру. У неё под боком лежал маленький свёрток. – Смотри! – она развернула пелёнку из мягкой, выделанной добела рыбьей кожи. Забда увидел тщедушное тельце с фиолетово-красной кожей и сморщенное личико.
– Смотри, какой он красивый! Он так похож на тебя, мой вождь, мой победитель!
Забда не находил в этом лягушонке ничего красивого, но, конечно, не подал вида. Он дотронулся до маленькой ручки. Пальчики цепко вцепились в его палец. Забда вдруг почувствовал необычайную гордость.
– Какие у него сильные руки! Это руки настоящего мужчины! – воскликнул он. – Я буду ходить с ним на охоту, я воспитаю его самым смелым воином нашего племени! Жена, ты самая лучшая женщина из всех женщин! Ты дала жизнь нашему сыну!
Полная беззащитность Нии и этого маленького тельца вызвали комок в горле. Он испытал чувство, о существовании которого раньше и не догадывался. В его груди вспыхнула звериная агрессия! Никто, абсолютно никто не угрожал самым родным его людям, но он готов был прямо сейчас убить любого, кто только подумает обидеть их!
– Вставай, жена, пойдём домой, разожжём Новый Огонь, и будем жить счастливо с нашим сыном!
– Подожди, Забда. – остановила его Хата. – Твоей жене нельзя сейчас ходить, ей нужно поправиться. Рожать детей нелегкое дело, может быть, тяжелее, чем воевать. Дать жизнь человеку труднее, чем отнять её.
– Да, я понял, – смутился Забда. – Хата, тогда помоги нам, возьми ребёнка.
Он поднял на руки свою маленькую жену вместе с оленьим одеялом и понёс домой. У выхода обернулся:
– Женщины, теперь вам не нужно бояться, все враги убиты. Идите в свои дома, вычищайте очаги, готовьте их для Нового Огня!

27

Шаман вышел к собравшимся на ритуал людям в праздничной одежде. Все жители посёлка были перед ним.
– Люди! Сегодня особый день. Сегодня мы победили врагов, и для нас начинаются Хорошие Времена! Вы затушили огни в своих очагах. Теперь мы разожжем в них Новый Огонь – Огонь Благополучного Времени. Выбирайте тех, кому вы доверите извлечь Новый Огонь.
– Забда!
– Вождь!
– Тои!
– Забда!
– Тои тоже достоин!
Загу ударил в бубен.
– Забда и Тои! Эти люд謬 ¬¬самые достойные для священного ритуала! – сказал он.
Тои и Забда вышли вперёд. Инструменты для добывания Нового Огня лежали у ног шамана. Они подняли заострённое бревно в руку толщиной, вставили его остриём в углубление широкой сухой плахи, накинули на него петлёй кожаный ремень, концы которого были привязаны к упругой изогнутой жерди. Они были готовы.
Шаман повернулся к востоку и стал ждать. Солнце вот-вот должно было показаться над горизонтом. Наконец, край его блеснул над куполом моря.
– С новым днём тебя, Солнце, дающее жизнь! – воскликнул шаман. – Дай нашему народу Новый Огонь, Солнце!
Он поднял тяжёлый камень с углублением в центре и водрузил его на верхний торец бревна. Забда и Тои начали поочерёдно тянуть на себя тетиву импровизированного лука. Вертикальное бревно стало вращаться сначала медленно, затем всё быстрее и быстрее. Через небольшое время из-под его нижнего конца появился дымок. Люди заметили это. Шёпот пробежал по толпе и стих. Все с замиранием следили за процессом. Шаман всё чаще поглядывал то на конец бревна, то на диск Солнца, стремительно поднимавшийся из воды. Огонь непременно должен быть добыт до полного восхода светила. Загу придавил камень сильнее. Забда и Тои тянули с трудом, темп увеличивался. Им некогда было смотреть на Солнце, но по лицу шамана они видели, что времени осталось очень мало. Солнечный диск вышел из моря больше, чем наполовину. Загу налёг всем телом на камень, почти повис на нём. Тои и Забда работали из последних сил, мышцы рук одеревенели, но ничто на свете не могло остановить их, разве что внезапная смерть, потому что от их успеха зависело дальнейшее благополучие племени. Дым пошёл сильнее, и вдруг накопившиеся у отверстия опилки вспыхнули лёгким огоньком. Вопль восторга вырвался у собравшихся. Шаман отбросил камень в сторону, упал на колени, стал подкладывать в огонь стружки и веточки. Забда с Тои убрали бревно, облегченно опустились на мокрую от росы траву. Солнечный диск оторвался от моря и поплыл в небо, протянув блестящую дорожку счастья прямо в сторону Острова. Мужчины женщины, дети подходили к разгоравшемуся костру и подкармливали Огонь принесёнными с собой дровами. Шаман ходил вокруг пламени, ритмично стучал в бубен, что-то приговаривая.

Огонь, насытился. Груда ярко-красных углей перемигивалась огоньками. Шаман трижды ударил в бубен.
– Люди, Солнце дало нам Новый Огонь! Берите его, несите  в свои очаги, пусть в ваших жилищах будет счастье!
Женщины подходили с горшками, нагребали в них угли, бережно несли домой. Забда взял свой горшок, прихваченный из дома. Это был новый, красивый сосуд, сделанный Нией незадолго перед родами, ни разу не использованный. Новый Огонь полагалось переносить в новом горшке. Аккуратно нагрёб крупных углей.
– Пойдём в мой дом, Огонь, – говорил он при этом, – ты будешь хорошо жить у нас. Моя жена добрая, она будет тебя хорошо кормить, мой сын будет играть с твоими угольками, когда подрастёт. Мы с тобой будем жить сытно и счастливо!
Обжигая руки, он бегом понёс Огонь в своё жилище.
– Муж, я так заждалась тебя! – сказала Ния, увидев Забду.
– Я принёс в наш дом Новый Огонь! – ответил он. – Разжигай очаг нового счастья, женщина!
Ния приняла горшок, высыпала угли, обложила щепочками, затем дровами. В доме стало светло и уютно. Они сидели обнявшись и смотрели в Огонь. Рядом на лежанке спал их сын. Ния молча улыбалась.
– Как мы назовём ребёнка? – спросил Забда.
– Спасибо, что ты меня об этом спрашиваешь. Но у нас родился сын, я хочу, чтобы мужчина дал имя сыну.
– Я хочу назвать его Има!
– Красивое имя! Но что оно означает? Я никогда не слышала такого имени.
– Это очень ловкий и смелый зверь! Я видел его один раз. Отец показал мне его, когда мы с ним ходили на высокую гору. Он живет на таких скалах, на которых не удержится ни один зверь, а человеку на них страшно даже смотреть. Има настолько смелый, что не боится даже человека.
– Има! – нараспев повторила Ния. – Очень красиво! Ни у кого нет такого имени! Ты самый умный, муж мой! Посмотри пока на своего сына, а я выйду, – сказала она. – Я хочу поблагодарить Солнце.
– Давай вместе поблагодарим его!
– Нет, вместе мы возблагодарим его потом. Сейчас я хочу сказать ему своё, женское. Побудь с ребёнком, я недолго.

Когда Ния вышла, душа Саня, наконец, смог поговорить с Забдой:
– Забда, уж не забыл ли ты, что я ещё в твоём теле? Пойдём к Загу, пусть отпустит меня. Мы победили, я сделал своё дело!
– Душа Саня, зачем тебе уходить? Посмотри, как счастливо мы теперь живём! Оставайся с нами. Завтра я пойду на охоту, мы устроим большой праздник в честь рождения моего сына, пригласим гостей! Разве ты не хочешь быть на таком празднике?
– Я очень рад, Забда, что у тебя родился сын, я рад, что у вас с Нией счастливая семья. Но меня тоже ждут жена и дети. Я должен быть с ними. Пойдём к шаману!
– Хорошо, сейчас пойдём.

Загу сидел у догорающего костра. Теперь, когда люди разошлись, он позволил себе расслабиться. Было заметно, как он устал за последние дни.
– Как здоровье твоей жены? Понравился ли тебе новорождённый? – спросил он Забду.
– Жена уже разожгла Новый Огонь в нашем очаге, ей лучше. А сын – богатырь! Он вырастет сильным мужчиной! Я пришёл к тебе по просьбе души Саня.
– Говори, душа Саня.
– Загу, я сделал то, что обещал. Мне пора возвращаться в мой мир.
– Да, ты сделал то, что без тебя не сделал бы никто из наших людей. Ты спас наше племя. Но если бы ты не сделал этого, тебе некуда было бы возвращаться.
– Почему? Ведь меня ждут жена и дети.
– У тебя не было бы тела.
– Объясни, Загу, я запутался и ничего не понимаю.
– Я долго думал, почему тебя зовут так же, как нашего Забду. Теперь я это знаю – ты потомок Забды.
– Нет-нет! Этого не может быть! Мои предки жили далеко отсюда.
– Это так, душа Саня, подумай сам. Ты спас Змея в своём времени, ты помог нашему племени победить врагов, ты один из своего времени можешь возвращаться к нам, и возвращаешься именно в тело Забды. Я много думал над этим, и теперь уверен – ты несёшь в своем теле частицу крови нашего племени! Если бы зерноеды победили, они убили бы всех нас. У нас не было бы потомков, не было бы и тебя в твоём мире. Ты победил, и теперь тебе есть куда возвращаться. Я произведу ритуал освобождения души и провожу тебя к твоему телу. Но для этого нужно время. Сейчас важнее дела племени. В полдень мы отблагодарим Змея, подарим ему душу пленного зерноеда, потом займёмся тобой.
– Что вы собираетесь с ним делать? – спросил душа Саня.
– Мы принесём его сердце в жертву Хозяину Острова, а тело зароем в землю. Ты разве не согласен?
– Этот человек делал то, что ему приказали. Он ещё так молод! В моём мире не убивают пленных.
– Хорошо, тогда скажи, что ты сделал бы с ним на нашем месте?
– Я отпустил бы его к своим. Пусть скажет, что если они захотят вновь напасть, то с ними будет то же самое – их всех ждёт смерть.
– Да, он вернётся и расскажет, что мы убили всех лучших воинов его племени. Какая ненависть возникнет у его сородичей! Они захотят отомстить. Но он расскажет и каким образом мы их обманули, они узнают о твоём заборе. Следующий раз они уже не попадут в эту ловушку. Нам придётся опять вызывать тебя из твоего мира, и неизвестно, сможешь ли ты придумать что-нибудь новое, чтобы победить наверняка.
– Тогда нужно оставить его в плену. Пусть живет здесь.
– А скажи мне, душа Саня, что бы ты сделал, если бы попал в плен?
– Я постарался бы сбежать.
– И кто будет его охранять день и ночь, если мы его оставим? И ты думаешь, что кто-то из мужчин согласится отдать мясо, которое он добудет для своей семьи, врагу, который пришел, чтобы убить его жену и детей? И сколько лет мы будем держать его в плену? До старости? Ты считаешь, что этому воину лучше жить до смерти в плену, без всякой свободы, без жены, без надежды?
– Все равно, убивать пленного не гуманно. Я против! Я заслужил, чтобы вы считались с моим мнением!
– Хорошо, давай спросим этого воина, что он предпочтёт? Хочешь это узнать?
– Понятно, что он попросит оставить ему жизнь. Ведь жизнь – самое дорогое, что есть у человека!
– Ха! В вашем мире действительно так считают? Ты меня удивил! Пошли.
Они пошли к дереву, к которому был привязан пленник. Два воина с копьями сидели неподалёку. При появлении вождя и шамана они поднялись. Пленный зерноед представлял жалкое зрелище. Одежда на нём была изорвана, в груди под правой ключицей торчал обломок стрелы, кровью залита вся грудь и живот. Видно было, что держался он с трудом.
– Понимаешь ли ты наш язык? – спросил шаман пленника.
– Немного, – с трудом пошевелил языком пленный.
– Дайте ему попить.
Воин поднёс ко рту пленника горшок с водой. Тот презрительно отвернул голову.
– Почему ты не пьёшь?
– Я не приму из рук врагов ни воду, ни пищу!
– Мы пришли спросить твоего совета. Помоги нам решить, что нам с тобой делать? Скажи честно, хочешь ли ты прожить в нашем народе до конца своей жизни с условием, что ты никогда не вернёшься в своё племя? – спросил Загу.
– Вы хотите унизить меня перед смертью? Вы хотите, чтобы даже предки презирали меня за трусость и предательство? Будьте справедливы, и если действительно жалеете меня, убейте скорее, или дайте мне оружие, я сам убью себя!
– Но неужели ты не хочешь жить? – спросил душа Саня из тела Забды. – Если ты останешься в плену, потом, может быть, изменятся условия, сменятся вожди, может, наступит мир между нашими народами, и ты вернёшься домой! Это шанс к спасению!
– Настоящий воин не может принимать подачки от врагов. Вы предлагаете мне жизнь взамен моей чести! Я честно воевал и не виноват, что ваша стрела не убила меня сразу. Дайте мне умереть достойно!
– Хватит издеваться над человеком! – приказным тоном сказал Загу. – Мы поступим с тобой по справедливости. Ты умрёшь почётной смертью, ты достоин её. И ждать тебе осталось недолго.

Забда с шаманом стояли в нескольких шагах от Священного камня. Перед ними все воины племени. На этот раз тут не было женщин и детей, но отдельной группой стояли подростки, которым пора было становиться мужчинами.
– Как вы можете выдерживать эти бесконечные ритуалы? – тихо спросил душа Саня. – Ведь вы не спали несколько ночей, работали, сражались, и незаметно усталости на ваших лицах.
– Как можно спать, если нужно отблагодарить того, кто защищает наш Остров и наше племя? Как можно заснуть, если закон требует делать важное дело? – ответил Забда.
– Дела духовные важнее отдыха! – добавил Загу. – Разве в вашем мире не почитают духов? Или вы делаете это во время сна?
Молодые воины привели раненого зерноеда со связанными за спиной руками, передали его Забде.
– Кто хозяин стрелы? – выкрикнул шаман.
Молодой воин, чьей стрелой был ранен пленный, присоединился к Забде. Они стали по бокам зерноеда, крепко держа его за плечи.
– Этот воин – последний из врагов, напавших на наш посёлок, – сказал шаман. – Мы приносим его в жертву Мудрому Змею!
Мужчины ненавидящими взглядами сверлили врага. Пленный, поняв смысл сказанного, собрал остатки сил, выпрямился, гордо поднял голову и устремил взгляд поверх голов своих врагов. Он смотрел на дальние горы, за которыми навсегда остались его дом и его родные.
Шаман вытащил из-за пояса чёрный обсидиановый нож, решительно подошёл к врагу. Тот напрягся, но взгляда от гор не отвёл. Загу приставил нож к животу жертвы пониже рёбер и резким движением распорол брюшную полость. Мускулы зерноеда под руками Забды окаменели, он сделал глубокий вдох, но не издал ни звука. Шаман отложил окровавленный нож, сунул руку в рану и мощным усилием загнал её вверх, в полость груди. Рука ушла в тело жертвы чуть ни по локоть. Зерноед издал гортанный булькающий звук, тело его вытянулось вверх. Казалось, он готов был взлететь, чтобы опередить руку шамана. Но тот уже нащупал бьющееся сердце, крепко сжал его могучими пальцами и рванул вниз. В горле врага крякнуло, и тело его обвисло.
Шаман поднял руку с кровавым, дергающимся куском мяса, повернулся и медленно двинулся к камню. Он опустился перед Змеем на колено. Все мужчины одновременно сделали то же самое. В полной тишине шаман протянул окровавленную руку и опустил на камень тёплый шевелящийся кусок плоти. Змей поднял голову, повернулся к жертве, бесшумно затрепетал язычком.
– Принял! – прошептал Шаман.
– Принял! Он принял! – пробежал шёпот по рядам вытянувших шеи, чтобы лучше разглядеть событие, воинов. – Мы будем жить счастливо!

Душа Саня от вида ужасной кровавой сцены выпал из реальности и очнулся, когда Забда уже стоял у входа в жилище шамана.
– Заходи, Забда. Пришло время отпустить душу Саня. Раздевайся.
Забда скинул всю одежду. Шаман же наоборот, поверх обычной безрукавки и коротких кожаных штанов надел меховую зимнюю одежду. В жилище пылал жаркий костёр, обложенный большими камнями. Душа Саня удивился одежде шамана, но постеснялся задавать вопросы. Забда же принимал всё так, будто всю жизнь участвовал в подобных ритуалах. Шаман заставил Забду стать на камень рядом с костром, взял бубен и, ритмично ударяя в него, стал ходить вокруг костра и Забды, что-то нашёптывая и приседая. Сделав три круга по ходу Солнца, он остановился напротив Забды.
– Душа Саня! Ты спас наш народ от смерти, и мы всегда будем помнить тебя. Наши дети и внуки будут рассказывать своим детям и внукам о твоём подвиге. Ты хороший человек! Мне жаль отпускать тебя. Но я не имею права тебя задерживать. В своём мире ты живёшь среди людей других племён. Не может быть, чтобы из всего нашего племени остался лишь один потомок. Наверно ты просто потерялся. Ты обязан найти своё племя! Разыщи наших потомков, расскажи им о нас, и ты станешь их достойным вождём! Запомни мои слова!
Он стал брызгать водой на раскалённые камни. Густой горячий пар заполнил жилище. Шаман посыпал растёртые травы в огонь и снова плеснул воды. В голове Забды помутилось. Загу взял бубен и затеял долгую пляску, периодически подливая воды на камни. Наконец, он отложил бубен. Пот заливал его лицо, но, казалось, он не замечал этого. С горящими, сумасшедшими глазами он подкрался на цыпочках к Забде, протянул руку и быстрым движением ухватил что-то невидимое у него на макушке. Потянул, будто тонкую нить, обходя голого Забду стал распутывать так, как снимают паутину. Он сматывал это на одну руку осторожно, боясь порвать или запутать. Так он спускался вниз по телу Забды до самых пяток. Наконец, оторвал невидимый конец от большого пальца ноги, скомкал всё и швырнул в огонь.
– Душа Саня, ты свободен! – шаман оглушительно ударил в бубен.
У души Саня щёлкнуло в ушах, и он разом потерял способность видеть, слышать и чувствовать.


Часть 2

Шаман

1

– Могла ли семья Михайловых представить, что продукты, купленные в магазине, собраны на свалке?
– Торгуете тухлыми продуктами?!
– Это всё надумано! Я не делал копчёных окорочков!
– Для сухих и ломких волос! Для девяноста процентов восстановления волос изнутри и снаружи, а теперь ещё больше геля для ухода за волосами в одной упаковке!
– Ну, как дела у нас во рту?
Кусок живого мяса пульсировал в окровавленной руке. К горлу подкатила тошнота.
«Бред какой-то! – подумал Александр. – А во рту и правда отвратительно, пить хочется».
Он открыл глаза: белый потолок. Наклонил голову: три мужика в домашней одежде лежат на койках и смотрят телевизор. Александр сел на кровати, потянулся к бутылке с водой, стоящей на тумбочке.
– О! Очнулся! Надо сестру позвать, – один из соседей с каким-то недоверием посмотрел на Александра и вышел.
– Давно я здесь? – спросил Александр.
– Третий день, как из реанимации перевели, – ответил сосед напротив. – Ты тут наделал переполоху! Каждый день консилиум у твоей койки. Говорят, уникальный случай.
– Отсюда позвонить можно?
– Домой что ли? Да твоя полчаса назад ушла. Целыми днями сидит.
Александр поднялся. Голова закружилась. Он снова сел.
В палату ворвалась медсестра:
– Ложитесь немедленно! Вам нельзя вставать! – она выскочила в коридор. – Надя, зови Валентину Петровну, «уникальный» очнулся! – забежала обратно, почти насильно уложила Александра. – Лежите, лежите спокойно! Вам нельзя шевелиться. Сейчас придёт врач.
Вошли сразу три женщины в белых халатах.
– Вы проснулись? Вот и хорошо, сейчас мы вас послушаем. Как вы себя чувствуете?
– Нормально. Скажите, долго я буду здесь лежать?
– У вас серьёзное заболевание. Придётся немного отдохнуть у нас. Помолчите, я вас послушаю.
Она тщательно прослушала грудную клетку, заставила перевернуться. Потом измерила давление.
– Ну, что? – спросил Александр.
– Показатели в норме. Но вы должны лежать. Строгий постельный режим!
– Скажите, а позвонить можно? Мне нужно жене позвонить.
– Ваша супруга всё знает. Она вас навещает. Завтра тоже, вероятно, придет. Вам вставать нельзя!
– Но почему? Я же хорошо себя чувствую!
– Я не имею права изменять ваш режим. Завтра будет ваш лечащий врач, он всё решает. До завтра лежите!
– А поесть тут что-нибудь можно? – он вдруг почувствовал острый приступ голода.
– Скоро ужин, сестра принесёт вашу порцию.
– Скажите, а какой диагноз мне поставили?
– Лечащий врач вам всё объяснит. Ни в коем случае не вставайте! – сказала строгая врачиха и вышла вместе с сестрами.
Александр не мог лежать. Хотелось действовать. Особенно он хотел позвонить домой. Ведь Зоя, наверно, напугана, переживает. Ей срочно нужно сообщить.
– Мужики, а где здесь телефон?
– На первом этаже автомат. Но там карточка нужна. Утром в киоске купишь, – сказал сосед напротив.
– Дайте, пожалуйста, вашу. Мне один короткий звонок сделать. Жена ведь беспокоится!
– Да брось, с бабой ничего не сделается. Они твари живучие! – сказал до сих пор молчавший мужик на угловой койке. – Завтра припрётся, ещё скандал тебе устроит, что валяешься здесь, денег не несешь. Они же все только о деньгах думают!
– Тебя всё равно сейчас не выпустят, полежи пока, – сказал сосед. – После отбоя подойдёшь к дежурной, она тётка хорошая, поговоришь, может, пустит.
Позвали на ужин. Мужики ушли. Александр поднялся. Самочувствие было отличным, если не считать лёгкой слабости. В ванной с удивлением обнаружил в кране горячую воду и с удовольствием вымылся. Уже вытирался, когда в дверь забарабанили:
– Больной! Забда!
– Что?
– Вы почему нарушаете? Быстро в постель!
– Что же мне и умыться нельзя? – спросил Александр, выходя из ванной.
– У вас постельный режим. Быстро ложитесь! Вот ваш ужин.
Пшённая каша с половинкой солёного огурца мало впечатляла, но Александр съел всё. Стало совсем хорошо. Но остро захотелось курить.
Вернулись соседи по палате. Сразу включили телевизор.
– А где вы курите, – спросил Александр соседа.
– В больнице курить запрещено. Выйдешь, направо, в конце коридора дверь на пожарный выход. Она сверху на гвоздик закрыта. Там и курим. Только смотри, чтобы врачиха не засекла!
– Спасибо. Ну, тогда угости сигареткой, – попросил Александр.
Он осторожно приоткрыл дверь, выглянул. В коридоре никого. Спокойной походкой прошел до указанной двери, отогнул гвоздь. И с удовольствием накурился! Жизнь вернулась. Осталось позвонить Зое.
В палате бубнил телевизор. Смотрели передачу «Федеральный судья». Александру хотелось сосредоточиться, вспомнить сон, но телевизор мешал. Особенно реклама. Она просто лезла в голову сквозь все мысли.
– Как вы можете это смотреть? – не выдержал он.
– А что, прикольно! Сейчас по другой программе «Дом-2» начнется. Вчера там одна баба знаешь как…
– Не, мужики, я это не смотрю.
– А что ещё делать? Без телевизора плохо.
Александр с трудом дождался отбоя, взял у соседа телефонную карточку и еще одну сигарету. Тихонько подошел к дежурной медсестре.
– Добрый вечер, – сказал он шепотом.
– Вы почему встали?! – тоже шёпотом спросила она.
– Мне очень нужно позвонить! Жене. Представляете, как она беспокоится, а я тут здоровый, и не могу ей сообщить. Вы же женщина, неужели не понимаете?
Медсестра оценивающе посмотрела на него, молча встала, сделала жест рукой, открыла ключом дверь.
– Под мою ответственность. Не подведите меня. Пять минут! – прошептала она, выпуская Александра.
Он бесшумно спустился по тёмной лестнице, нашел телефон.
– Да, – голос сына.
– Юра, привет! – прошептал Александр в трубку.
– Кто это? Папа, ты! Как ты?
– Всё нормально, Юра. Я здоров.
– Что с тобой было?
– Целое приключение! Я потом расскажу. Позови маму.
– Сашенька! Саша! – восторженный голос Зои. – Как я рада! Как ты себя чувствуешь?
– Отлично! Завтра будет мой врач, скажу, чтобы выписывал.
– Как я рада! Ты не представляешь, как я перепугалась, чего только не передумала!
– Потому и звоню. Не переживай, моя хорошая, скоро встретимся. Мне надо идти, а то заругают. Пока.

Ночью не спалось. Сосед громко сопел. Хотелось есть и курить. Под утро Александр все-таки уснул.
– Укольчики! Просыпаемся! Температурку меряем! – разбудила всех сестра. – Поворачиваемся, укольчик делать!
– Что вы мне колете? – спросил Александр.
– Что врач предписал, то и колем. Спускайте штаны!
– Ну, я же должен знать…– поморщился Александр от боли.
– Что изменится, если я скажу вам название лекарства? Вы что, латынь знаете? Вы болеете, мы вас лечим, и нечего лишние вопросы задавать!
На завтрак манная каша и прохладный жёлтый чай. «Эх, настоящего чайку бы сейчас!» – подумал Александр.
После завтрака в палату прибыл лечащий врач со свитой. Это был профессор, светило. Ассистенты с обожанием ловили каждое его слово.
– Так, дорогой, я вижу, вы неплохо выглядите. Давайте, мы вас осмотрим. Ну, что ж, поздравляю, неплохо, неплохо! Вы помните, как вы заболели?
– Это было в экспедиции. Я промок, наверно простыл… Не знаю.
– Скажите, вас никто не кусал, я имею в виду насекомых, змей?
– Ну, комары кусали. Они всех кусали каждый день.
– Так… А что-нибудь необычное не припомните?
– Да ничего необычного не было.
– Вы хорошо помните своих сотрудников, родственников?
– Конечно! Я вообще здоров, чувствую себя отлично! Только есть хочется, – Александр попытался приподняться.
– Лежите, пожалуйста! Вам не следует подниматься.
– Но я нормально себя чувствую.
– Это не вам судить. Полежите у нас, отдохнёте. Мы вас понаблюдаем, подлечим.
– И сколько мне здесь валяться?
– Я думаю, за месяц мы вас поставим на ноги. Вас необходимо тщательно обследовать. Могут быть побочные явления.
– Месяц?! Доктор, я отлично себя чувствую! На каком основании?
– Успокойтесь, пожалуйста! Вам кажется, что у вас хорошее самочувствие. Но кому, как не врачу, лучше знать, что могут быть рецидивы. Ведь менее суток назад вы были без сознания! Мы должны исключить побочные явления, возможные осложнения. Так что лежите и выполняйте указания медперсонала.
Александр был шокирован: месяц лежать!
– Позвольте мне хотя бы ходить! А то меня в туалет самостоятельно не пускают...
– Пожалуй, да, можно иногда прогуливаться. Но будьте предельно осторожны! Никаких простуд, переохлаждений, утомлений! И о любом недомогании сразу докладывайте сестре. Я рад, что вы пошли на поправку. Буду навещать вас два раза в неделю. До свидания.

Днем пришли Зоя, Ира и Юра. Как он рад был их видеть! Зоя с Иркой бросились обниматься. Юра сдержанно, по-мужски поздоровался за руку.
– Пойдёмте на улицу, – предложил Александр. – Я соскучился по свежему воздуху.
Они нашли свободную лавочку в дальнем углу больничного двора. Воздух был свежим условно: за бетонным забором сплошным потоком шли машины. Но всё равно было хорошо. Зоя принесла всяких вкусностей, а главное, кусок запечённого мяса! Александр, наконец, наелся, вытащил сигарету из новой пачки.
– Сашенька, что же с тобой было? Что врачи говорят? – спросила Зоя.
– Врачи этого знать не могут, поэтому напускают туман, говорят умные слова.
– Ты так говоришь, будто знаешь свой диагноз.
– Зоя, да не было никакой болезни. Я просто долго спал.
– Ты был «там»?! – она пристально посмотрела ему в глаза. – Как ты мог?! Ты не представляешь, что мы пережили!
– Ну, подожди, Зоя! Ну что ты сразу плачешь? Не сам же я это устроил. Неужели ты думаешь, что я ради развлечения напугал семью, сорвал экспедицию и озадачил всю больницу?
– Подождите, родители, – вмешалась Ира. – Папочка, разъясни нам с Юрой, о чем вы тут с мамой говорите. Где «там» ты был столько дней, и кто тебя «туда» отправил.
– Да, пап, ты обещал рассказать о твоем приключении, – добавил Юра.
– Может, не надо травмировать детей? – тихо сказала Зоя, вытирая платочком слезы.
– Ха, мамочка, из всех нас только тебя травмируют всякие триллеры! Мы что, с Юркой, малыши? И ведь «хэппи-энд» уже есть – папа с нами и вполне неплохо выглядит.
– Ладно, слушайте, – сказал Александр. – Я был в горинском племени, в теле моего предка Забды. Шаман насильно оставил мою душу в его теле, чтобы я помог им воевать с врагами. И мы выиграли бой!
– Расскажи всё, папа, какой был бой, какое оружие? – попросил Юра.
– Что, бой длился пять суток? – с недоверием спросила Зоя.
– Нет, бой был коротким. Но была длительная подготовка. Мы строили укрепление. Я очень спешил к вам, поэтому мои воины работали день и ночь. А воевали луками и копьями.
– Ты убивал людей?
– Ну, это был не я, а тот, в чьём теле была моя душа. Он убивал. Но там это не страшно, вернее, воспринимается не так, как здесь у нас. Нужно было убивать, иначе они убили бы нас.
– И ты бы не вернулся? – прошептала Зоя.
– Скорее всего – да. Но я вернулся! Знаешь, как меня там благодарили!
– Я не понимаю, – сказала Зоя. – Разве один человек может решить исход боя? Зачем ты им был нужен?
– Да не в одном человеке дело! Только я мог придумать западню для врагов, аналогов которой в том времени не было. Потому только и победили. Своего рода ноу-хау, оружие будущего!
– Классно, пап! – сказал Юра. – Ты расскажешь нам все подробно?
– А ты уверен, папочка, что тот Забда твой предок? – спросила Ира.
– Так сказал шаман. Между прочим, Зоя, он видел тебя в больнице, сказал, что ты красивая.
– Да ну тебя, сказочник, – улыбнулась Зоя.
– Подождите! Папа, я понял! – воскликнул Юра. – Я всё понял: ты спас нас! Если бы твой предок погиб, то не было бы и его потомков, то есть тебя и нас с Иркой.
– Поняла, жена? Был бы у тебя другой муж. Так что, стоило пожертвовать пятью днями, или ты уже жалеешь, что мое племя победило врагов?
– Тебе всё шуточки, – сказала Зоя, прижимаясь к мужу.
– Теперь вы расскажите, как жили без меня, – попросил Александр.
Оказалось, что дома все благополучно. Ира хорошо отработала летнюю практику и уже закончила отчёт, участвовала в психологических тренингах под руководством Светланы Викторовны. Юра тоже доволен практикой. Он писал какую-то сложную программу и она «пошла». Зоя работала, пока муж не заболел, теперь в отпуске без содержания. Пришлось потратиться на лекарства, но Наумов дал хороший аванс и сказал, что остались ещё деньги, которые Александр должен получить сам.
– Наумов, кстати, вчера звонил, о твоем здоровье справлялся, – сказала Зоя. – Два раза твой начальник вахты звонил, всё спрашивал, когда ты приедешь. Я ему не сказала, что ты болеешь.
– Правильно сделала. Что он хотел?
– Он не сказал. А ещё знаешь, кто звонил, такой интеллигентный дядечка, представился Петром Ивановичем. Сказал, что твой коллега по раскопкам. Он почти каждый день тобой интересуется.
– О! Это хороший человек! Философ. Мы с ним сдружились на раскопках. С ним очень интересно, так много всего знает, – ответил Александр. – Если ещё позвонит, скажи, что со мной всё в порядке, привет передавай.

2

Врачи взялись за Александра не на шутку. Каждый день с утра до обеда он сдавал анализы и проходил обследование. У каких только специалистов он не побывал. Но больше всего времени он проводил в кабинете невропатолога. Потом невропатолога сменил психопатолог. Бесконечные расспросы, многостраничные тесты, всё это было похоже на судебное следствие. Александр про себя посмеивался, иногда даже представлял себя разведчиком в тылу врага. На все вопросы отвечал правдиво, не задумываясь, потому что был уверен, что психически здоров. Лишь когда возвращались к теме сновидений, отвечал, что снов обычно не запоминает, и снятся они ему редко, а в период «заболевания» вообще никаких видений не помнит.
Выбрал время, позвонил на судно.
– Санёк, привет! Ты куда пропал? Я тебе звоню, звоню… – кричал в трубку Васильич.
– Да приболел малость, инфекция какая-то, в больничке лежу.
– Плохо. Скоро выпишут?
– Не знаю. А что случилось, Васильич?
– Да тут такая кутерьма! Судно списывать будут, а нас разгонять собираются.
– Ну как они нас разгонят, Васильич? Учебный центр всё равно нужен. Значит переведут на другое судно. Не волнуйся.
– Учебный центр переводят в здание на берегу. А моряков, кого в рейс, а другим увольняться предлагают. Последний месяц дорабатываем. Так что ты постарайся, Санек, появись. Отдел кадров требует, чтобы каждый заявление написал на перевод или на увольнение.
– Ладно, Васильич, спасибо. Как отпустят, сразу приеду.
Неожиданно Александра посетил философ. Энергичный, весёлый, он вошёл в палату с полной сумкой разных вкусностей.
– Рад видеть, рад видеть, Александр Владимирович! Я, знаете ли, скучал без вас, – говорил он, вынимая фрукты, баночку с мёдом, пачку чая, пол-литровую кружку и маленький кипятильник. – Заварим чайку?
– Петр Иванович, вы меня спасли! Я так мечтал о настоящем чае! Как вы догадались?
– Я же успел узнать некоторые ваши вкусы, да и сам в больнице лежал, знаю, чего здесь не хватает.
Александр тут же вскипятил воду, заварил покрепче, достал свой стакан. Они попивали чай с мёдом, сидя на одной койке.
– Расскажите, как там было, в экспедиции, когда я заснул, – попросил Александр.
– Ветер стих, дождь прекратился. Палатки уцелели только женские и наши, то есть ваша и моя. Это ваша заслуга, вы устанавливали.
– Нет, Петр Иванович, это не я решал, какую палатку должен порвать ветер. Но это теперь не важно. Что дальше было?
– Я вижу, вы становитесь фаталистом... Утром посмотрели картину разрушений – ужаснулись. Жить негде, продукты промокли, шурф залит полностью. В общем, беда. Наумов с молодежью выручили машину, погрузили японцев с их скарбом. Алексей их в Лазурный повез, в гостиницу. Остальным сказал восстанавливать лагерь. Когда кухню кое-как наладили, Людочка, ваша ассистентка, понесла вам завтрак, и страшно перепугалась. Мы все сбежались, а вы совсем никакой. Не просто без сознания, а почти мёртвый. Оказалось, что никто не знает, что делать. Пытались искусственное дыхание делать, потом поняли, что зря – дыхание и так было. В общем, испугались не на шутку. Как только вернулся Алексей, сразу вас в машину загрузили – и в районную больницу. Они сделать ничего не могли, отправили в город. Но это уже без нас. Конечно, после такого происшествия уже не до раскопок было. Наумов всех на паром отвез, сам с парнями кое-как шурф законсервировал, и тоже в город приехал. Вот так всё и было.
– Да-а, выходит, что раскопки из-за меня пришлось прервать, – сказал Александр.
– Знаете ли, во-первых, не только ваша болезнь послужила этому поводом, не забывайте, что натворила погода, а во-вторых, никто, кроме Всесильного и Мудрейшего не знает, хорошо это или плохо.
– Вы имеете в виду Бога?
– Это притча такая есть.
– Расскажите.
– В некотором царстве жил великий мудрец. Однажды он изобрёл такое устройство, что всем людям стало лучше жить. «Какую замечательную вещь ты изобрел, великий мудрец! Тебя будут благодарить все потомки», – сказали ему люди. «Об этом может судить только один, Всесильный и Мудрейший», – ответил мудрец.
Через некоторое время этот мудрец написал книгу настолько хорошую, что все люди восхищались ею. «Ты создал великое произведение, которое прославит тебя на века», – сказали ему. «Это может оценить только один Всесильный и Мудрейший», – ответил мудрец.
Затем мудрец вложил все свои деньги в одно предприятие и сказочно разбогател. «Ты самый богатый человек, – сказали мудрецу, – теперь ты будешь счастлив до конца своих дней». «Это зависит не от меня, – ответил великий мудрец, – все в руках Всесильного и Мудрейшего».
Наконец, великий мудрец стал правителем и создал могучее государство. «Ты создал такое государство, в котором люди будут жить счастливо тысячелетия», – говорили ему министры. «Только один, Всесильный и Мудрейший, может судить о прочности моего государства», – ответил великий мудрец.
«Так кто же этот, более сильный и более мудрый, чем ты, Великий государь?» «Время!» – ответил старый мудрец.
– Здорово! – сказал Александр. – Действительно, вы правы – время покажет, что из всего этого выйдет.
– Ну, теперь расскажите, как вы здесь поживаете, чем занимаетесь? – сказал философ. – У вас теперь уйма времени для размышлений.
– Да какие тут размышления! Целыми днями телевизор бубнит!
– Телевизор для того и сделан, чтобы его смотреть, – сказал из своего угла хмурый сосед-«женоненавистник».
– Ну, знаете ли, нельзя же смотреть всё подряд, – ответил Гамоха.
– А что ещё делать? На то они и средства массовой информации, чтобы развлекать людей!
– Средства массовой информации – это производство слов ради получения прибыли. Очень похоже, знаете ли, на индустрию пива: большой объём, одурманивание мозгов, большие нагрузки на организм, а в результате – моча! – ответил философ, покосившись хитрым глазом на Александра. – Пойдёмте на свежий воздух, покурим, – предложил он.
– Классно вы его! – сказал Александр, спускаясь по лестнице. – Где вы берёте столько умных высказываний?
– Это – моё. Наверно, не очень удачное сравнение, зато объективно отражает моё мнение о СМИ.
– Но есть же какие-то передачи, которые вам нравятся, Петр Иванович?
– А у меня вообще нет телевизора. Старый совсем плохо показывал, я его выбросил. А новый покупать не стал. И, знаете ли, не жалею! По телевизору невозможно показать истинные чувства, ощущения, а только внешние, физические их проявления. Чувства не поддаются осмыслению, анализу, тем более описанию. Это нечто особое, чем и живет человек, да и вообще все живые существа. Разве вы получаете одинаковую гамму чувств, когда видите море на экране или идете на яхте, когда переходите реку вброд или смотрите это по телевизору? Про такие вещи, как любовь, страх, смерть я вообще не говорю. Конечно, есть редкие актеры, способные передать это игрой, но теперь их совсем мало. Поэтому нужно не сидеть у телевизора, а участвовать в событиях. Тогда только можно получить настоящие ощущения жизни, и только тогда придут истинные знания.
– А как же политика?
– Для этого у меня есть транзистор, еще со времён моей молодости. Я включаю его один раз в сутки, слушаю новости политики и экономики. Этого мне вполне достаточно, чтобы составить представление, куда движется страна и весь мир. Зато сколько времени для чтения и размышлений!
– Но, Петр Иванович, бывает же, что читать не хочется.
– У меня не бывает! Я наедине сам с собой не скучаю. Я думаю. И к вам я пришел не просто так. Я думал о вас, о ваших снах. У меня скопились к вам вопросы, – сказал философ, присаживаясь на лавочку и доставая сигарету. – Угощайтесь!
– Спасибо, Зоя мне принесла мои любимые.
– У вас замечательная жена, Александр Владимирович.
– Откуда вам это известно? Вы же с ней только по телефону говорили.
– Жизненный опыт, знаете ли. За длинную жизнь научаешься многому, но в старости, к сожалению, все это уже почти бесполезно…
– Так что вы хотели у меня узнать? – сменил тему Александр, заметив грусть в глазах философа.
– Дорогой Александр Владимирович, вы же сами понимаете, что в первую очередь меня интересует, что с вами случилось. То есть, я прекрасно понимаю, что вы на самом деле не болели в общепринятом понимании этого слова. Признайтесь, вы были «там»? Я имею в виду, вы были у своих друзей в прошлом?
– Да, я был в горинском времени, в посёлке племени сугзэ. Более того, выяснилось, что они не просто друзья. Я прямой потомок одного из них. Что вы так смотрите? Не думаете ли вы, что это мой вариант «Наполеона» из дурдома?
– Ну как вы можете! Это потрясающе, Александр Владимирович, это потрясающе! Но почему так долго? Я теряюсь в догадках. Слишком просто было бы предположить, что вы решили недельку отдохнуть у дальних родственников, обрекая при этом на чрезвычайные волнения родных и друзей.
– А для меня потрясающе, что вы мне верите. Конечно, всё не просто. Меня оставили там насильно. Но, как выяснилось, поступили правильно и дальновидно, – сказал Александр и рассказал философу о войне с зерноедами.
– Это, знаете ли, детектив, достойный воплощения на экране! Я совершенно отказываюсь думать, что вы могли бы всё это выдумать. Но, как бы это правильно выразиться… Вы рассказали мне об отношениях между древними людьми, о трагических отношениях. Честно говоря, я ожидал, что такие события будут сопровождаться ритуалами, может быть, даже жертвоприношениями, я предполагал, что одной из главных фигур такого повествования должен быть шаман…
– Так вас это интересует? Сколько угодно! Я пересказал вам суть событий, не вдаваясь в подробности. Ритуалов было так много, что рассказ о них займёт больше времени, чем описание самой войны.
– Я вас умоляю, расскажите, не упуская никаких подробностей! То, что вы считаете второстепенным, для меня является самым важным. Вы понимаете, что таких сведений просто не существует в природе? Вы сам – участник событий глубокой древности! Ни один первобытный человек не оставил своих воспоминаний. Все сведения записаны европейцами, которые заведомо предвзято относились к «дикарям».
Было уже поздно, Александр опаздывал на ужин, но сверкающие глаза философа, его неподдельная заинтересованность не позволяли прервать беседу. Александр описал философу все ритуалы со всеми подробностями. Рассказывая, он вновь переживал те события, разволновался, от чего речь его стала эмоциональной. Глаза философа горели, он жестикулировал, вскакивал и вновь садился, иногда издавал восторженные восклицания. Но когда Александр закончил свой рассказ, философ долго не произносил ни слова.
– Что же вы молчите? – спросил Александр. – Опять не то, что вы ожидали?
– Наоборот! Наоборот, Александр Владимирович! Подтверждаются все мои предположения, моя, еще сырая теория обрастает фактами и подтверждениями её верности.
– Расскажите же о своей теории, – попросил Александр.
– Пока еще это только канва, наметки. Говорить ещё не о чем. Основной смысл в том, что самые первые, первобытные религии были верными, потому что они отражали истинные отношения человека с природой, истинные законы природы. Позже, когда люди изолировались от природы в городах, обрели некую независимость, познав земледелие и скотоводство, их мировоззрение изменилось, религии стали отражать межчеловеческие отношения, боги стали похожими на людей, а сами люди присвоили себе звание высших существ на земле. Это и есть самый великий человеческий грех, отсюда все беды человечества. Люди должны смирить гордыню и стать в один ряд со всем живым населением земли, уважать каждую тварь, каждую травинку, как равное себе существо. Вы дали мне новую пищу для размышлений. Знаете ли, я дома запишу всё, что вы мне рассказали и принесу вам на проверку, чтобы ничего не упустить. Хорошо?
– Давайте сделаем по-другому. Я записываю все свои сны, и этот тоже уже записал. Здесь мне всё равно нечего делать. Я перепишу для вас подробно все ритуалы из этого сна и те, которые снились раньше. Помните, я вам рассказывал?
– Это великолепно! Я буду вам очень признателен! И ещё к вам просьба, Александр Владимирович, когда снова будете в том времени, порасспросите там об отношениях к животным, вообще к природе подробнее.
– Надеюсь, что окажусь там не скоро. Слишком тяжело это дается Зое. И потом, я ведь не выбираю сюжет сна, просто попадаю в ситуацию. Часто она совсем не касается отношений с природой. Но, я обещаю при случае исполнить вашу просьбу.
Они расстались уже в сумерках. Дежурная медсестра отругала Александра за нарушение режима. К тому же он наотрез отказался от очередного укола. Сестра грозила всякими карами, в том числе отчислением из больницы.

На следующее утро появился профессор со своей свитой.
– Так, больной, что же вы режим нарушаете? Если это будет продолжаться, я вынужден буду вновь предписать вам постельный режим. Как самочувствие?
– Отлично! – бодрым голосом ответил Александр. – Я совершенно здоров.
– Э, дорогой мой, субъективные ощущения зачастую так обманчивы!
– Скажите же мне мой диагноз. Чем я болею?
– Будет, будет вам диагноз. А пока нужно ещё кое-что обследовать. Я дам указание дежурной сестре на этот счет. Поправляйтесь. И не нарушайте режим!
Профессор направился к двери.
– Доктор, могу ли я поговорить с вами наедине? – спросил Александр.
– Говорите. У меня нет секретов от коллег.
– Видите ли, это касается только вас. У меня есть для вас важная информация. Уделите мне пару минут, пожалуйста.
Профессор удивлённо посмотрел на Александра поверх очков, минуту подумал.
– Хорошо. Я закончу осмотр и приглашу вас в кабинет.
У Александра было минут тридцать, чтобы отрепетировать речь. Он даже успел сбегать на улицу покурить. Только успел раздеться, вошла сестра.
– Забда, пройдите в ординаторскую. Вас ждёт профессор.
– Напомните, пожалуйста, как его зовут.
– Игорь Иннокентьевич. За такой срок могли бы выучить имя своего лечащего врача. Тем более что он лучший специалист в области вашего заболевания!
Александр не стал отвечать. Он не хотел отвлекаться от задуманного плана.
– Заходите, заходите, дорогой мой пациент, садитесь. У меня очень мало времени, – сказал профессор. – Итак, что же такое важное вы желаете мне сообщить?
– Игорь Иннокентьевич, я хочу поговорить о ваших проблемах.
– Вы меня удивляете. Впервые встречаю больного, желающего говорить о проблемах доктора. Мы с вами должны говорить о ваших проблемах. Со своими я сам вполне справляюсь.
– В том-то и дело, что с этой проблемой вы не справитесь. Я – ваша проблема. Вы согласитесь, что все мои показатели в норме?
– Ну, не совсем все…
– И все-таки, вы не можете поставить диагноз моего заболевания.
– Почему вы так уверенно об этом заявляете? Вы что, так хорошо разбираетесь в медицине?
– Потому что я здоров. И вы это прекрасно знаете. Ваша проблема в том, что вы не можете признать это публично. Я не сомневаюсь, что вы лучший специалист в своей области, но мой случай особенный. И вы никогда не сможете поставить диагноз. Поймите меня правильно, я ни в коем случае не хочу вас разоблачить или как-то вам навредить. Я хочу помочь вам и себе.
Профессор молчал, глядя на Александра поверх очков.
– Предположим, что вы действительно здоровы в настоящий момент. Но ведь вы не будете отрицать, что были без сознания пять суток? Значит, заболевание имело место, и мы обязаны выяснить его причину.
– Это было не заболевание. А причину знаю только я, и никакие анализы вам не помогут. Вы можете исследовать меня хоть год – всё будет бесполезно. Но, чем дольше вы мной занимаетесь, тем дальше заходите в тупик. А мне нужно работать, кормить семью, решать свои проблемы. Я предлагаю вам мягкий выход из этой ситуации. Вы переводите меня на амбулаторное лечение, чтобы физически здоровый пациент не занимал зря больничную койку, и, якобы, продолжаете свои исследования. Мое исчезновение из поля зрения ваших сотрудников угасит внимание ко мне. А через недельку мы с вами встретимся, и вы меня выпишите.
– Но я не могу этого сделать. Я должен выяснить причину.
– Я вам её сообщу, когда вы меня выпишите. А диагноз можете написать любой, какой вам будет удобно.
– Вы ставите меня в затруднительное положение, – сказал профессор. – А что будет, если я не соглашусь на вашу авантюру?
– Я прямо сейчас встану и уйду домой.
– Вам не отдадут одежду, вам не оплатят больничный лист.
– Грязная экспедиционная роба – не большая потеря, а больничный мне не нужен. Зато вы никогда не узнаете, что послужило причиной такого необычного случая в вашей медицинской практике. Так что вы, Игорь Иннокентьевич, больше заинтересованы в окончании моего лечения.
– Хорошо, я подумаю над вашим предложением, и может быть, через недельку мы вас действительно выпишем.
– Сейчас! Иначе я просто уйду, – сказал Александр. – Не бойтесь, ничего со мной не случится. Сейчас самый удобный момент покончить с этим.
Профессор с минуту поколебался, затем позвал:
– Нина Петровна!
Дежурный врач появилась на пороге.
– Нина Петровна, будьте добры, дайте указание, чтобы подготовили перевод больного Забды на амбулаторное лечение. Сегодня. А с вами, дорогой мой необычный пациент, мы встретимся в поликлинике во вторник в десять тридцать в кабинете невропатолога. Хорошо?
– Обязательно, Игорь Иннокентьевич. Я рад, что вы правильно меня поняли.

3

С каким удовольствием Александр вошёл в свою квартиру!
– Сашенька! Тебя уже выписали? Как я рада! Что же ты не позвонил, я бы тебя встретила, одежду приличную привезла бы.
– Неожиданно получилось, что мне было ждать? Сразу и уехал. Я так соскучился! – сказал Александр, обнимая родных.
– Папа, когда ты расскажешь о своих приключениях? – спросил Юра.
– Да, папочка, ты должен нам рассказать всё подробно. Так интересно! – добавила Ира. – Кстати, Светлана Викторовна тоже интересовалась твоими снами.
– Ты что, ей рассказала?
– Вчера на тренинге она о тебе спросила, ну я и сказала, что ты в больнице из-за сна. Она очень хочет с тобой встретиться.
– А давайте пригласим Светлану Викторовну к нам, – предложила Зоя. – Отметим возвращение папы, и с хорошим человеком пообщаемся. Она мне очень понравилась.
– Ура! – запрыгала как девчонка Ирка. – Я сейчас же ей позвоню. Когда назначим встречу?
Решили, не откладывая, сделать застолье завтра, тем более что это суббота. Купили продуктов, бутылку вина. Юра взялся сам приготовить жаркое. Он как-то по-особому замочил мясо так, что оно издавало аппетитный запах, ещё не попав на сковороду. В семь часов вечера пришла Светлана Викторовна. Она вела себя, как старая знакомая, просто и непринужденно.
Сели за стол. Юра подал жаркое.
– Юра, вы даже не представляете, как замечательно, что вы, мужчина, умеете готовить, да ещё так вкусно! – сказала Светлана Викторовна.
– Да что тут уметь – бросил мясо на сковородку, оно само жарится, – ответил Юра.
– Я за свою жизнь знала многих мужчин, которые не умели и яичницу пожарить, так что не скромничайте. Положите мне вот этот небольшой кусочек.
Выпили. Стали закусывать.
– Ира мне сказала, что вы были в больнице, – обратилась Светлана Викторовна к Александру. – Что с вами было?
– Сон, – улыбнулся Александр.
Расскажите, пожалуйста, мне очень интересно. Я так понимаю, это было продолжение?
– Это было необычайное продолжение! Я был там пять суток, поэтому рассказ долгий. Давайте, я буду говорить, а вы ешьте, пейте и слушайте.
– Рассказывай, папочка, мы уже не терпим! – сказала Ира.
Александр стал рассказывать подробно, стараясь ничего не упустить. Потом увлёкся, и как будто вновь вернулся в свой сон, на Остров, в племя Сугзэ. Он говорил эмоционально, часто вставал, ходил по комнате, снова садился. Он и не заметил, как за окном потемнело, включили свет.
– Наконец, шаман крикнул: «Душа Саня, ты свободен». В ушах щелкнуло, и я очнулся на больничной койке, – закончил Александр свой рассказ.
– Классно! – сказала Ира. – Я как кино посмотрела!
– Я тоже поймала себя на мысли, что смотрю фильм, – сказала Зоя. – Саша, ты мне раньше свои сны так не рассказывал.
– Папа, а ты помнишь, как они все были одеты, какие дома, какое оружие? – спросил Юра.
– Конечно.
– Можно компьютерную игру сделать. Захватывающий сюжет. Надо только персонажи создать. Я, наверно, мог бы написать программу.
– А вы что скажете, Светлана Викторовна? – спросил Александр.
– Прежде всего, я хочу признаться в своем преступлении, – Светлана Викторовна достала из нагрудного кармана маленький диктофон, положила его на стол. – Я записала ваш рассказ без разрешения. Если вы возражаете, я немедленно сотру запись.
– Я совершенно не против, что вы! – сказал Александр. – Но почему вы сразу не сказали, что будете записывать? И зачем вам эта запись?
– Запись может пригодиться для моей работы. Ведь людей, которые перемещаются во времени не так уж много. Эти случаи, как правило, не регистрируются. Если и есть сообщения, то они доходят в виде воспоминаний через большой промежуток времени, когда на них уже наложены фантазии и личное отношение рассказчика, то есть, не в подлинном виде. А заранее не предупредила вас, чтобы не смущались и не отвлекались. Присутствие включенного микрофона почти на всех людей действует магически. Знай вы о диктофоне, ваш рассказ, по меньшей мере, был бы не столь эмоциональным. Простите меня за эту маленькую уловку. И спасибо за позволение оставить запись. Это уникальная информация, тем более, из первых рук. А что касается вашего повествования, то действительно, полный эффект присутствия! И вместе с тем, у меня было чувство раздвоенности. Одна моя часть была на острове, в центре событий, а другая все пыталась анализировать.
– И каковы же результаты анализа? – спросила Зоя.
– Таких снов у людей не бывает.
– Как?! Я думал, вы мне верите, – обиделся Александр.
– Вы неправильно меня поняли. Я имела в виду, что то, что с вами случилось, – не сон, а реальность, действительность. Вам это не снилось. Какая-то часть вас, назовем это душой, на самом деле переместилась во времени и присутствовала при описанных событиях. Иного толкования я пока не вижу. Над этим надо думать и думать.
– Светлана Викторовна, а вы знакомы с теорией Хобсона и Мак-Карли? – спросил Александр.
– Это о генерации снов внутри мозга? Конечно. Я стараюсь следить за новыми публикациями по специальности.
– И как вы к этому относитесь? Вы считаете это правда?
– Знаете ли вы, Александр Владимирович, что химики до XVII века считали, что всё на земле состоит из четырех главных элементов: земли, воды, воздуха и огня? – улыбнулась Светлана Викторовна. – Со временем эта доктрина стала не способна объяснять новые открытия, и тогда учёные «открыли» пятый элемент – флогистон. В этом виде теория идеально истолковывала все известные превращения веществ. Уже во всех передовых странах существовали академии наук, а эти исходные положения оставались незыблемыми. Нам, знающим основы современной химии, смешно слышать о флогистоне. Но придет время, и над нашими взглядами на устройство вещества будут добродушно посмеиваться. Не забывайте, что открытие Хобсона и Мак-Карли – тоже теория, хоть и основанная на передовых исследованиях. Но ведь это не окончание изучения снов, пожалуй, только начало! Может быть, мы с вами ещё на нашем веку успеем посмеяться и над этой теорией, и над нашими собственными заблуждениями в отношении сновидений. Между прочим, то, что сказано Хобсоном и Мак-Карли, касается обычных человеческих снов. А в вашем случае имеет место перемещение во времени. Так что, не обращайте внимания, верьте себе, своим чувствам, правильности своего пути – и удача будет с вами!

4

В понедельник Александр поехал на "Урал". Судно, будто предчувствуя свою скорую гибель, как-то сразу постарело. Оно стояло ржавой кормой к причалу, накренившись на правый борт, ещё недавно блиставшая белой краской надстройка покрылась бурыми потёками ржавчины. Александру стало жаль старый добрый пароход, столько десятилетий трудившийся на благо людей, и теперь ими же обречённый стать грудой ржавого железа. Он поднялся по трапу, поздоровался с вахтенным, прошёл в дежурную рубку.
– О, Санек, привет! С возвращением! – поднялся навстречу Васильич. – Ну, как ты? В кадрах был?
– Нет ещё, сразу к вам, обстановку прояснить.
– А нас всех уже заставили заявления написать.
– Я что-то не пойму, Васильич, какие заявления? Отдел кадров и так может любого перевести на другое судно.
– Ты же знаешь, Санек, наше начальство. Они там опять что-то темнят. На судах мест уже нет. Кто смог по блату или через взятку пробиться, тот попал. А остальных увольняют.
– Погоди, по КЗоТу обязаны предоставить альтернативное место работы либо сократить. А сокращение это не увольнение. Там компенсации.
– Ну, ты один такой умный! Ещё никого не сократили. Попадёшь в кадры – узнаешь. Там такая волчица!
Александр задумался, выкурил сигарету.
– Ладно, Васильич, пойду, попробую, – сказал он и двинулся в отдел кадров.
– Забда? Где вы пропадаете? Ваше судно списывают, пишите заявление на перевод в береговые матросы, – напала на него грозная кадровичка.
– С той же зарплатой?
– Ещё чего! Поработаете пока, может потом место на судне появится.
– Скажите, а приказ о сокращении есть? – попытался «наехать» Александр.
– Какой тебе приказ? Умный какой! Ты же у меня уже месяц в прогулах! Сейчас будет тебе приказ, пойдёшь по статье.
– Хорошо, уговорили. Дайте бумагу.
Александр написал заявление на увольнение по собственному желанию.
– Поумнели все, кодекс они знают, – бурчала кадровичка. – Вот так-то лучше.
Васильич разгадывал кроссворд, дымя сигаретой.
– Ну как, Санек, повоевал с мегерой? Тоже на берег послали?
– Уволился.
– Я ж тебе говорил.
– Да если бы не прогулы, повоевать можно было бы, они же в открытую КЗоТ нарушают.
– Не нам с тобой с ними бороться, – сказал Васильич. – Давай-ка на прощанье… – он достал бутылку.
– Ты же на вахте.
– А, всё равно теперь…

Всю дорогу домой Александра не покидало чувство обиды: «Столько лет честно отработал, а вышвырнули и спасибо не сказали. И что теперь делать? Идти грузчиком в магазин?»
– Папа, тебе Наумов звонил. Я сказал ему, что ты уже выписался из больницы, – сообщил Юра.
Александра мучили угрызения совести: «Наумову надо было позвонить сразу после выписки, ведь он беспокоится, к тому же он из-за меня вынужден был прекратить раскопки».
Проглотив бутерброд, он набрал номер.
– Лёша, привет!
– Саша! Рад тебя слышать. Ну, как ты? Твой Юрка сказал, что ты уже дома. Ты же на днях еще без сознания был!
– Всё нормально, здоров. Через два дня в поликлинику, сказали, выпишут.
– Ну, ты нас напугал! Какой диагноз поставили? Я о таких болезнях даже не слышал.
– Врачи тоже не слышали. Да я и не болел, просто спал.
– Так не бывает.
– Бывает. Кстати, как твоя нога?
– Ты знаешь, прошла сама собой в один миг, как будто и не болела.
– Это хорошо. Лёша, ты меня извини, что так получилось. Тебе пришлось из-за меня свернуть экспедицию.
– Ты тут ни при чём, Саша. С самого начала всё плохо пошло, весь сезон какой-то не такой. Ты не мог бы подъехать ко мне? Поможешь разобраться в планах раскопок. Надо же отчёт делать. Заодно заберёшь свои вещи. Тут твой рюкзак, палатка. И деньги получишь. Паспорт возьми.
– Когда?
– Давай завтра утречком, часиков в десять. Сможешь?
– Хорошо. Лёша, скажи, как японцы отреагировали на то, что прервали раскопки?
– Да ужасно! Они в шоке. Особенно когда узнали, что ты без сознания. Испугались и на следующий день уехали. Самое главное, часть материалов у них. Я теперь бешеные деньги плачу за международные переговоры, прошу их переслать информацию факсом или как-то еще. В общем, беда.
– И что же теперь? Что с раскопками будет?
– Не знаю. Надо докапывать. Памятник уникальный, такого больше не найти. Может, попозже японцы успокоятся, попробую их уговорить на продолжение раскопок. Пока и без этого проблем невпроворот.
– Что там ещё?
– Срочно надо сделать археологическое обследование под какое-то предприятие у чёрта на рогах, где-то в Октябрьском районе. Я не могу никак. Людей никого нет – все на раскопках. А дело срочное. Слушай, Саша, а ты не хочешь смотаться? Там неплохие деньги, заказчик привезёт, увезёт, поселит, питание оплатит. Выручай! Сможешь?
– Да нет, конечно, Лёша. Я только что из больницы, ещё даже не совсем выписан. На работе у меня проблемы, увольняться буду. Да и Зоя не поймёт. Ей и так досталось, а тут опять мне уезжать неизвестно куда.
– Ты можешь и Зою взять с собой. Ещё больше получите. Заказчик на всё согласен. Им надо до осени все разрешительные документы получить, чтобы до морозов строительство начать.
– Не знаю, Леша, надо с Зоей поговорить. Очень не хочется. А куда это, говоришь, ехать?
– Сейчас посмотрю, тут у меня документы… А, вот: село Верхнее Ольховое Октябрьского района. Это где-то в тайге, в горах. Посмотришь по карте.
– Я знаю, где это село. Вероятно, я поеду. Сегодня с Зоей переговорю, завтра тебе скажу результат. До встречи.
Александр положил трубку и задумался. Вышел на балкон, закурил. В открытое окно врывался рев машин, тяжелый запах автомобильного выхлопа, но он ничего не замечал.
– Папа, ты что, собираешься опять куда-то ехать? – спросил за спиной Юра.
– Представляешь, предлагают разведку в том селе, где погиб мой дед. Помнишь, мы даже хотели туда пешком идти?
– Да, помню. Но, знаешь, пап, мама будет беспокоиться. Может, тебе отказаться?
– Уж больно заманчиво.
Он достал справку архива ФСБ, перечитал: «Забда Чен 1903 года рождения находился в розыске по линии НКВД с 1938 года, как незаконно проживающий на территории РСФСР и подозреваемый в связях с иностранными разведками. В январе 1940 года органы НКВД выявили место пребывания подозреваемого – село Гуляни (ныне Верхнее Ольховое) Октябрьского района... При аресте Забда Чен оказал сопротивление, пытался бежать и при этом был убит». Вспомнилась вдруг бабушка, совсем старенькая. Она перед смертью часто вспоминала деда, плакала. Потом не к месту всплыли слова Загу: «Наверно ты просто потерялся».
Пришла Ира, веселая и энергичная, стала рассказывать о психологической игре, которая была сегодня на тренинге. Александр слушал вполуха, думал о своём. Наконец, вернулась с работы Зоя.
– Как ты сегодня долго, Зоя! – сказал Александр, принимая сумку с продуктами. – Мы заждались тебя. У меня много новостей. Надо обсудить.
– Саша, я так устала, голова раскалывается. На дороге пробка, автобус еле тащится.
– Мамочка, давай за стол, мы тебя ждем, – сказала Ира, наливая суп в тарелки.
– А не осталось ли у нас моей любимой настойки, – спросил Александр.
– Посмотри в шкафчике на балконе, – крикнула из ванной Зоя.
Александр отыскал остатки настойки, выставил на стол рюмки, налил. Семья уселась за стол.
– Сегодня один из тех редких дней, которые влияют на дальнейшую жизнь, – сказал Александр. – Во-первых, я подал заявление на увольнение, а во-вторых, Наумов предлагает мне ехать на археологическое обследование в то место, где погиб мой дед. Отменить увольнение нельзя. А ехать ли на обследование – зависит от нашего общего решения.
– Я категорически против, – сказала Зоя. – Ты только что из больницы. Тебе надо отдохнуть, набраться сил. Ты что забыл, как ты устаёшь от этих шурфов?
– А если бы мы поехали все вместе, было бы легче, – сказал Александр. – Мы с Юрой рыли бы шурфы, а вы помогали бы. Там, говорят, красивейшая тайга! Все вместе и отдохнём. Когда ещё выпадет такой шанс? Ведь отвезут бесплатно.
– А что, и нам с Юркой можно поехать? – спросила Ира. – Я бы с удовольствием!
– Я думаю, что можно. Заказчик готов на любые условия, чтобы быстрее получить разрешение на застройку. Куда они денутся, отвезут всех.
– Саша, Ире нужно на тренинги ходить, – сказала Зоя. – И вообще, мне не нравится эта затея. Всех денег не заработаешь, а тебе отдохнуть просто необходимо! Я, между прочим, тоже работаю.
– Мамочка, ты там своих растений насобираешь, – сказала Ира. – Это же труднодоступный район. А вдруг ты новые растения откроешь?
Зоя промолчала.
– Вообще-то я и сам не хочу рыть землю. Единственное, что меня привлекает, это возможность побывать там, где погиб дед. Может быть, удастся найти могилу, – сказал Александр.
– Папа, давай вдвоем поедем, – сказал Юра.
– Я тоже с вами, – сказала Ира. – Светлана Викторовна меня отпустит.
Зоя доела, убрала со стола тарелки и ушла в свою комнату. Слышно было, как она говорила по телефону. Через пять минут она появилась в кухне с загадочной улыбкой.
– Хотели без меня уехать? Не выйдет! – улыбнулась она. – Меня посылают в командировку. Ирочка молодец, напомнила мне о растениях. В Октябрьском районе на высокогорных гольцах произрастают редкие суккуленты. Наша оранжерея давно мечтала их заполучить. Так что мы должны будем их разыскать. Когда мы едем, Саша?
– Вот это разговор! – сказал Александр. – Сейчас буду звонить, договариваться.

5

Александр расслабился на переднем сиденье джипа, осматривая проносящиеся мимо пейзажи. Оглянулся: на заднем сиденье, привалившись друг к дружке, дремали Зоя и Ира. Юра смотрел в окно. Норд, сидя на полу в неудобной позе, положил голову на Иркины колени и тоже дремал.
– Как дела, Юра?
– Нормально. Долго нам ехать? – спросил сын.
– О, ещё надоест! Только отъехали, – ответил водитель, он же представитель фирмы-заказчика.
Александр вытянул затёкшую ногу, закрыл глаза. Вспомнились стремительные события последних дней.
Конечно, заказчик был согласен везти на обследование хоть целую роту, лишь бы решить свою проблему. Александр получил карты территории, подлежащей обследованию и заверения, что им будет предоставлен для жилья строительный вагончик с койками и даже электроплиткой, и двухразовое питание на пути туда и обратно. Александр пообещал, что за неделю они сделают всю работу, хотя по правде, на той небольшой территории можно было управиться и за пару дней.
Наумов выплатил неплохую сумму за экспедицию. А теперь вот, ещё заработок предвидится. Это, конечно, радовало.
Встреча с профессором в поликлинике была короткой. Выписка была подготовлена заранее. Александр не стал перегружать доктора подробностями сновидений, объяснил только, что на самом деле спал.
– Но таких снов не бывает! – возразил профессор.
– Вы правы. Это не обычный сон. Но я не уверен, что вы поймёте меня. Скажите, Игорь Иннокентьевич, вы верите в существование души?
– Мы же с вами современные люди, Забда!
– Тогда я вам ничем помочь не могу.
– Но вы не выполнили своего обещания. Я должен знать причину вашего бессознательного состояния.
– Еще несколько месяцев назад я сам ни во что такое не верил. Теперь знаю точно: душа есть. Пока моё тело лежало в больнице, душа была в другом месте и в другом времени. Это правда. Вам, как человеку умному, стоит над этим задуматься и пересмотреть свои взгляды. Возможно, это поможет вам объяснить и другие необычные заболевания.
Профессор смотрел недоверчиво, не зная, что ответить.
– Мне нет смысла вас обманывать, – сказал Александр и попрощался.
Зоя действительно взяла командировку, сказала, что начальник отдела очень заинтересован возможностью добыть редкие растения.
Светлана Викторовна легко отпустила Иру с факультативных занятий, узнав причину поездки.

И вот теперь они катили по асфальтовой трассе сквозь тайгу. Горячий ветер через приоткрытое стекло доносил запахи перегретой листвы и каких-то цветов. Нехотя поели в придорожном кафе. Водитель уверял, что здесь неплохо кормят, но им не понравилось. Потом джип запылил по грунтовке. Ближе к вечеру ещё раз поели. На возражения водитель сказал, что дальше такой возможности уже не будет. Теперь скорость упала. Дорога стала ухабистой. Камни летели из-под колес встречных машин так, что водителю приходилось сбавлять скорость и сворачивать к обочине. Впрочем, машин здесь было мало. Тайга почернела, вершины сопок стали сиреневыми, потом синими и, наконец, видимой осталась только дорога в свете фар. Почти десять часов непрерывной езды утомили. Александр все чаще поглядывал на часы и на карту, лежащую у него на коленях. И вот, на обочине мелькнул дорожный указатель «Верх. Ольховое». Они свернули влево и остановились у строительных вагончиков. Два пса неопределенной породы бросились к машине. Норд вздыбил шерсть и ответил сквозь стекло свирепым лаем.
– Приехали, – сказал водитель. – Подождите, я скажу, чтоб собак привязали.
Он вышел, переговорил со сторожем.
– Выходите. Сейчас поселим вас по первому классу.
Александр с удовольствием вдохнул прохладный вкусный воздух, посмотрел на яркие звёзды. Над черным силуэтом сопки висел чёткий серпик молодой луны. Где-то внизу шумела река.
Вагончик действительно можно было считать комфортабельным жильём для полевых условий. Быстро разобрали рюкзаки, постелили постели и с удовольствием вытянули ноги. Норд побродил по помещению, обнюхал углы, потоптался у койки Александра, тихонько поскулил.
– Ну, залезай, – сказал Александр, – нам здесь можно все!
Настроение у него было отличным.

Александр проснулся первым оттого, что Норд поскуливал у двери – просился на улицу. Накинул куртку, вышел. На светлом небе ещё видны были последние звёзды. Трава поникла от обильной росы. Зябко. Спущенные собаки тут же бросились к Норду, но пёс удивительным образом умел налаживать отношения. Он задрал пушистый хвост, вытянулся на ногах, чтобы казаться как можно выше, медленно подошёл к неприятелям, и начался длительный ритуал обнюхивания и мечения углов и пеньков. Наконец, собаки помахали друг другу хвостами и побежали по своим делам. Александр вернулся в вагончик, включил обогреватель, поставил чайник на электроплитку. Зоя подняла голову:
– Что, уже вставать?
– Поспи ещё, моя хорошая, я разбужу.
Зоя укрылась с головой и засопела.
Александр разложил на койке документы, взял в руки карту. В верхнем левом углу было написано: «Совместное Российско-Корейское предприятие ООО «Кедр». Территория административно-хозяйственного комплекса и деревообрабатывающего завода». Территория находилась на пологом склоне сопки и прилегала к левому берегу реки. Контуры будущих построек были начерчены на высоком мысу, вдающемся в изгиб реки. У мыса в реку впадал небольшой ручей. В нескольких сотнях метров от территории обозначены крайние домики села.
Чайник закипел. Александр разбудил семью. Позавтракали. Норд у дверей поднял лай. Александр вышел навстречу представителю фирмы.
– Доброе утро, – сказал тот. – Как спалось?
– Прекрасно. Проходите, пожалуйста.
– В общем-то, я зашёл сказать, что уезжаю. Нужна ли какая-нибудь помощь?
– Я хотел бы, чтобы вы показали мне территорию на местности.
– Все просто. Топографы сделали съёмку, поставили реперы, ближайший – у сторожки. На карте они обозначены. Сторож всё знает, он покажет. До магазина отсюда около километра, там же администрация. За день до окончания работ позвоните, я за вами приеду. За неделю управитесь?
– Постараемся. Возможно, и раньше закончим.
– Ну, тогда удачи!
– Счастливого пути!

Александр оделся, взял карту, инструменты.
– Зоя, Ира, вы пока устраивайте быт, готовьте обед. А мы с Юрой осмотримся, начнем копать. А там определимся.
Решили начинать от дороги. Рельеф здесь был не выраженным, поэтому шурфы распределили равномерно между реперами. До обеда выкопали и документировали два шурфа. Как и ожидалось, археологического материала в них не было. И это было хорошо, без материала можно было быстро закончить работу.
На обед Зоя сварила замечательную гречневую кашу с тушёнкой. Ира навела порядок в домике, и даже вокруг вагончика подмела. Она умудрилась подружиться с собаками и уже знала их клички.
– Саша, что нам с Ирой делать? Мы же сюда не кашеварить приехали.
– Не землю же вам рыть по такой жаре, – ответил Александр. – Мы с Юрой и сами справимся. Пойдите к речке, искупайтесь. Завтра сходим в посёлок, хлеба купим, заодно узнаем, где поблизости сопки с гольцами, тогда можно будет за твоими растениями сходить.
До вечера Александр с Юрой сделали одну линию шурфов, устали, но были довольны – четвертая часть работы была выполнена.
За домиком на веревке висели купальники.
– Мы так классно искупались, позагорали, – сказала Ира. – Там под мысом песочек, и комаров нет.
– Да, там здорово, – сказала Зоя. – Надо нам всем вместе туда сходить. Саша, там, на мысу какие-то строения старые. Тебе надо посмотреть.
– Наверно военные, – ответил Александр. – Они везде понастроили, окопов нарыли.
– Нет, это не военные. Какие-то домики маленькие из бревен, как избушки, только очень старые, крыши провалились, а другие совсем сгнили.
– Может, деревня была? – спросил озадаченный Александр.
– Да нет же, папочка, – воскликнула Ира, – они маленькие, как детские.
– Я не представляю, о чём вы говорите. Надо смотреть.
 
Наутро они все вместе отправились на мыс. Продираясь через лес в нужном направлении, вышли прямо на гребень мыса. Бугор высотой метров пятнадцать выдавался далеко в реку. Верхняя часть его была почти плоской, поросшей старым кедровым лесом с примесью березы и лиственницы. Кустов здесь совсем не было, по мягкой невысокой траве шлось легко.
– Папа, смотри, вон там домик, – показала Ира.
Разваленный сруб размером полтора на два с половиной метра, совсем сгнил, брёвна покрылись мхом. Александр обошёл вокруг, осмотрел, пощупал, пожал плечами:
– Даже не представляю, что бы это могло быть! Надо сфотографировать. Юра, достань фотоаппарат и масштабную линейку.
– Да папочка, там их ещё знаешь сколько! – сказала Ира.
– Всё равно нужно документировать. Это необычные находки.
– Саша, тут ещё. Он почти целый, – прокричала Зоя из-за деревьев.
Они измерили, сфотографировали и нанесли на карту восемь срубов. Появилась мошка. Решили пойти на обрыв, отдохнуть на ветерке. По пути увидели еще несколько таких же строений. Все они были очень старые. И не было никакой возможности определить, что же это такое. У самого обрыва над рекой обнаружился почти целый домик. Провалившаяся крыша его была сделана из жердей, покрытых большими пластами бересты. Александр поднял кусок коры, заглянул внутрь сруба. На низких пеньках лежало отесанное бревно, прикрытое сверху овальной крышкой. На крышке был какой-то рельеф. Александр снял ещё несколько кусков корья и явственно увидел жабры и глаз, вырезанные на почерневшей от времени деревянной крышке.
– Вот это да! – только и сказал он.
– Что это, Саша? – спросила Зоя.
– Не знаю.
У него вдруг возникло ощущение, что он нарушает какой-то закон, что трогать это не нужно. Он аккуратно вернул на место кору и сказал:
– Пойдёмте отсюда. Это нужно обдумать.
– Пошли на пляж, искупаемся, – предложила Ира.
Они стали спускаться вдоль скального обрыва.
– Мама, тебе такая травка не нужна? – спросил шедший впереди Юра, показывая на какое-то растение.
– Ой! Это же астильба люцидус! – воскликнула Зоя. – А вот ещё один! А мы на сопку за ними хотели лезть. Это то, чего наша оранжерея не могла добыть за всё время своего существования. Эндемик, редчайший вид! Осторожней, Саша, ты как медведь, чуть не наступил на такой экземпляр! Юрочка, ты такой молодец, ты сделал почти открытие! Надо аккуратно выкопать два-три экземпляра.
– Подожди, Зоя, успеешь. Зачем они будут мучиться в жарком вагончике. Перед отъездом и выкопаем. Пусть пока растут.
– Да, да, ты как всегда прав. Нужно только вешки воткнуть.
– А почему ты хочешь взять только два экземпляра? – спросил Александр.
– Это же краснокнижные растения. Пусть растут в естественных условиях.
– Зоя, через пару месяцев здесь будет здание фирмы, а вокруг асфальт или бетон. Так что, бери, сколько увезёшь. Может, хоть у вас в оранжерее сохранятся.
Они спустились на узенький пляж с мелким чёрным песком. Александр, Юра и Ира искупались. Вода была холодной и удивительно прозрачной.
– А ты что не купаешься? – присел рядом с Зоей Александр.
Зоя молчала.
– Ты что, плачешь что ли? – удивился Александр.
– Почему всё так получается? – всхлипнула Зоя. – Наука ещё не успела изучить новый вид, а его уже под асфальт! Так не должно быть!
– Зоя, ну что я могу? Ну, если тебе так жалко эти растения, давай попробуем сделать вот что. Ты с Ирой обследуй весь мыс и окрестности, посчитай растения, выясни распространение. Может, они тут везде растут, на каждом шагу. Если действительно необходима их охрана, тогда напишешь обоснование. Мы его приложим к моему отчету, как ботаническое обследование. По идее, заказчик должен принять меры к охране редких растений. Я не знаю ботанические нормы обследования под застройку. В городе выясним. Может твой начальник в этом разбирается?
– Да, Николай Иванович ездил на обследование трассы водовода. Он должен знать.
– Вот и хорошо. Завтра и займитесь этим. А сейчас давайте в село сходим. Заодно командировки отметим.

6

По пыльной дороге они вошли в село. Рубленные из почерневших брёвен избы с огородами тянулись по обеим сторонам дороги. Людей не было видно. Собаки, учуяв Норда, сопровождали их ленивым лаем. Одинокая бабуля разогнулась над грядкой, смотрела, как на приведения.
– Скажите, где здесь администрация? – спросил Александр.
Бабуля молча махнула рукой по направлению их движения.
– А вон, флаг висит. Наверное, там, – сказал Юра.
Они подошли к голубому бревенчатому дому с флагом над крыльцом. На красной вывеске облезлыми золотыми буквами было написано: «Администрация села Верхнее Ольховое Октябрьского района». На двери висел замок. Александр сел на ступеньку.
– Может, магазин поищем? – спросил Юра.
– Пройдись, разведай. А мы здесь посидим. Может, у них перерыв.
– Я тоже с Юркой пойду, – сказала Ира.
Зоя присела рядом. Александр достал сигарету. Из дома напротив вышел невысокий мужичок в майке, спортивных штанах и шлепанцах на босу ногу, подошел к калитке.
– Вы ко мне? – прокричал он.
– Мы в администрацию, – ответил Александр.
Мужичок скрылся в доме. Через пару минут он появился уже в мешковатом костюме и туфлях. Поздоровался, открыл дверь.
– Проходите.
В кабинете было прохладно.
– Присаживайтесь. Рассказывайте, зачем пожаловали в наше захолустье.
Александр коротко объяснил.
– А, да, да, понятно. Геодезисты недавно были, тоже там съёмку делали. Вам, наверно, командировочные отметить надо? – сказал он, доставая из стола печать.
– Да, командировки отметить нужно. Но у нас к вам ещё есть дело.
– Слушаю вас.
– У меня личный вопрос, – начал Александр. – Мой дед погиб в вашем селе в сороковом году. Его звали Чен Забда. Я вот надеюсь, что кто-то из ваших старожилов помнит его, или может, на кладбище могила сохранилась…
– О, это интересный вопрос. Даже не знаю, как вам помочь. Тогда село Гуляни называлось, в семьдесят четвертом переименовали непонятно зачем, такое красивое название было. Знаете что, пойдемте ко мне, чайку попьём, обсудим всё по порядку.
– Как-то неудобно, – сказала Зоя. – И с нами ещё двое детей. Они в магазин пошли.
– И замечательно! Вместе и пообедаем. Жена борщ сварила. Она у меня мастерица по разным кушаньям. Украинка. А по совместительству секретарь администрации села. А я «голова» – глава администрации, – говорил он, запирая дверь навесным замком. – Эдакий семейный подряд, по-итальянски – мафия.
– А разве так можно, чтобы муж и жена в администрации работали?
– В районе глаза на это закрывают. А что делать? Никто не хочет за такую зарплату лямку тянуть. Я вот, третий срок уже на этом почётном посту. Скоро, как Брежнев буду, только орденов не дают. Такой у нас электорат, пассивный. Живут по принципу: кто угодно, лишь бы не я. Да и образования у людей не хватает. У нас же половина села хабугайцы. Старики пьют, молодежь, кто не пьёт, уезжает в города. Ласик! – крикнул он в сторону огорода. – У нас гости! Подождите, я собаку привяжу, а то ненароком порвет вашего, – сказал «голова», обращаясь к гостям.
Из-за угла дома выплыла дородная загорелая женщина в платке. Сполоснула в бочке руки, вытерла о подол.
– Здравствуйте! – поздоровалась она, – Проходьте в хату.
Александр привязал Норда поводком к крыльцу. Норд обиделся, свернулся клубком и сделал вид, что ему и на самом деле всё это не интересно.
– Раз уж мы к столу идем, давайте знакомиться, – сказал «голова». – Меня зовут Анатолий Петрович, фамилия Пасхин. А это моя жёнушка Лариса Ивановна. Вас я по документам знаю: Александр Владимирович, Зоя Николаевна. Проходите, будьте, как дома.
– Надо бы детей подождать, – сказала Зоя.
– Иди, Зоя, я сам подожду, заодно покурю, – ответил Александр.
– Я тогда тоже останусь, – сказал Пасхин.
– Пойдёмте, Зоинька, пускай мужики свои соски сосут, – сказала Лариса Ивановна, поднимаясь по ступенькам.
Мужчины сели на крыльце, закурили.
– Анатолий Петрович, а что это за люди, как вы их назвали, хабугинцы, что ли?
Пасхин поморщился:
– Ты меня извини, не люблю я по имени-отчеству. Столько лет в администрации, а не привык. У нас в деревне все по-простому: молодых по имени, стариков по отчеству. Меня из-за должности Петровичем зовут, да и возраст уже… Так что давай не будем величать друг друга.
– Я только за, – сказал Александр, почесывая Норда за ухом. – Я тоже не люблю. Так что за хабугинцы? Я никогда такого названия не слышал.
– Хабугайцы. Мы их так называем. Туземцы местные. Вымирающий народ. Они себя зовут хабуга. Вообще-то официально такого народа нет, их к удэгейцам причисляют. А они не согласны, говорят, какой-то особый род. Неплохие люди, спокойные, честные уж очень. Но нет в них силы что ли, не могут постоять за свои права. Вот их и эксплуатируют все, кто может. Да их осталось-то всего полста человек.
– Но есть же какие-то федеральные программы для поддержания малых народов, – сказал Александр.
– Есть. И деньги выделяют, да они не доходят. Подбрасывают им иногда какие-то копейки. В советские времена тоже пытались их поддержать, народные промыслы восстановили было. Да, как обычно, всё заорганизовали – план, перевыполнение, доска почёта, не выполнивших – в партком. Вот и загнулось дело. Не могут они из-под палки работать. Но умеют! Особенно по дереву. Такие узоры режут! Весло в руки не возьмет, если на нем узора нет. Змеи там всякие, ящерцы… Да что весло, гроб резьбой украшают! И гробы-то не простые – лодку-долбленку делают, в неё покойника, а крышку в виде рыбы делают. Да каждую чешуйку вырежут. Ты там будешь свои шурфы рыть, увидишь. На мысочке у них кладбище.
– Так это кладбище?! – воскликнул Александр. – А мы гадали, что это за срубы такие необычные.
– Так они своих хоронят. Хоронили. Последнего старика года два или три назад там схоронили. Большинство теперь по русскому обычаю, на общем кладбище хоронят.
– А как же,  ведь их кладбище под застройку попадёт?
– Что сделаешь. Всё выше решается. Приехали тут, понаобещали золотые горы. Да их кладбище никогда и не числилось в документах. Есть официальный землеотвод, где все и хоронят.
– Но почему же хабугайцы не возмущаются? Там же их родственники.
– Я же говорю, не могут они. Да и понимают, что бесполезно.
– Да не бесполезно. Надо письмо написать в край, в Москву.
– Спустят в район, там и заглохнет. Всё куплено. Я в районе бываю, вижу. Глава районной администрации ещё двух лет нет, как на должности, а смотрю, у него уже коттедж достраивается, джип, грузовик во дворе, дочка на машине катается. Теперь вот, нашу тайгу продал.
– Ну, может это и не плохо, – попытался успокоить собеседника Александр. – Будут рабочие места, поднимете экономику села.
– Какая экономика! Это та же фирма, которая в соседнем районе лес валит. Я сам видел – всю тайгу выгребли, одни пеньки остались, пустыня! А люди как жили, так и живут нищими, только злее стали.
Александр завидел Юрку с Иркой, идущих по дороге, позвал.
В прохладе затенённой шторами комнаты вкусно пахло.
– Садитесь, садитесь, гости дорогие. Вот, сейчас борщичка горяченького с кабанятинкой, – ворковала хозяйка, разливая густой красный борщ по огромным тарелкам.
– А вы что, охотитесь летом? – спросил Александр у Пасхина.
– Да нет, конечно. Это у меня зять егерем работает. Вот, конфисковал у каких-то залетных «тузов», с нами поделился. Дело заводить бесполезно, у них всё схвачено. Хоть добычу отнял, и то хорошо. Обнаглели совсем.
Борщ был изумительным. Александр с удовольствием вгрызался в кусок мяса.
– Юра, – спросила вполголоса Зоя, – купили что-нибудь?
– А там покупать нечего, – ответил Юра.
– Такой отстойный магазин! – вставила Ирка.
– Ира! Ну как ты можешь! – строгим шёпотом отругала её Зоя.
– Правильно, правильно! – сказал Пасхин. – Верно, дочка, называешь вещи своими именами. Плохой магазин!
– Не патриот вы, Петрович, – сказал Александр. – Что же вы ругаете магазин на подведомственной вам территории?
– А что ж не ругать, если плохой? Вот, обижались на советскую власть, а тогда в сельпо хоть хлеб три раза в неделю привозили. А теперь раз в неделю неликвиды черствые завезёт – и тому люди рады.
– Так что же вы не воздействуете? Вы же власть, – сказал Юра.
– Это не в моей власти, сынок, – ответил Пасхин. – Это раньше в партком бы вызвал – партбилет на стол, с должности долой! А теперь он «ЧП». Чем хочет, тем и торгует.
– Но тут же все друг друга знают, – сказал Александр. – Неужели нельзя по-человечески договориться? Что за человек такой, этот «ЧП», что для своих соседей хлеба не привезет?
– Есть тут один… Тоже украинец, только западный, Помазный фамилия. Прапорщиком служил, пока не турнули за воровство. К нам перебрался. Здесь тогда колхоз был, «Советский Охотник» назывался, соболя добывали. Он завскладом устроился. А перестройка началась, он на пушнине и сделал начальный капитал. Теперь вот, на водке деньги делает. А хлебом ему торговать невыгодно.
– Да какие тут деньги, в вашем селе? – сказал Александр.
– Деньги-то небольшие, но все у него оседают. Он до чего додумался, водку под пенсию в долг даёт, по домам разносит, с доставкой.
– Да хватит тебе! – сказала Лариса Ивановна. – Людям отдохнуть надо, а ты всё о плохом.
– Да наболело! – ругнулся Пасхин. – И сын его, Мишка – весь в отца. Как перестроечный беспредел начался, он браконьерством занялся. Медведя завалит, желчь вырвет, лапы отрежет, остальное бросает. Китайцы задорого берут. Зять сколько раз его ловил, протокол составлял. Да что толку! Батя его кабана или зюбря в район свезёт, и «нет состава преступления». Теперь вот, сынок тоже магазин открыл, в дальнем конце села, – он помолчал, достал сигарету. – Что это я, правда, разговорился? В кои-то веки гости в доме, а я сразу о проблемах. Пойдем, Саша, покурим.
Они вышли на крыльцо.
– Ты меня извини, Саша, – сказал, глубоко затягиваясь, Пасхин. – Достали меня эти заботы и эта должность. Вроде при власти, а сделать ничего не могу. Вот скоро перевыборы. Уйду к чёртовой матери на пенсию, будем с Ласиком во дворе ковыряться, да по осени на охоту…
– Да я понимаю, Петрович. Но пока вы ещё у власти, – улыбнулся Александр, – помогите решить мою проблему насчет деда моего.
– Ах, да. Извини. В каком году, говоришь, это было?
– В сороковом. Да вот, у меня ответ из архива с собой, – Александр протянул бумагу.
Пасхин прочитал, подумал, затушил окурок о каблук.
– Это тебе надо к Сикте. Больше никто не поможет. Он самый старый у нас. К тому же шаман. Если он не знает, то значит не судьба.
– Шаман? Разве сейчас есть шаманы?
– У нас есть. Его все село уважает. Даже русские к нему лечиться ходят. Давай, прямо сейчас и отведу тебя к нему. Он в это время дома обычно. За травками он до солнца ходит, а на рыбалку ночью. Пошли?
– А мои как же?
– С Ласей побудут. Она у меня гостеприимная, гостей любит.
Александр зашёл в дом, сказал Зое, что пойдёт узнавать насчет деда.
– Компотику на дорожку, – поднесла полную кружку Лариса Ивановна. – Такого ни у кого не попробуете. С погреба, холодненький. С настоящими вишнями. У нас украинска вишня растёт.
– Спасибо, – сказал Александр, с удовольствием осушив кружку. – Действительно, необыкновенный вкус. – Ну, вы побудете здесь без меня? – обратился он к своим. – Я не долго. Юра, придержи Нордика, чтобы за мной не увязался.

7

Пасхин вёл Александра по пыльной дороге посреди безлюдной улицы. Александр смотрел по сторонам. Всё те же бревенчатые дома, некоторые совсем маленькие. Иные крыши крыты деревянными дощечками.
– Петрович, я только в книжках читал, что крыши тесом кроют. У вас тут прямо музей.
– Это хабугайские дома. Я ж тебе говорю, они мастера по дереву. На шифер денег нету, так они осиновые чурки на плашки колют, ими и кроют. Полста лет не протекает. Молодцы. У них и в избе не так, как у нас. Правда, молодые по-современному живут. А кто постарше, у тех одна комната большая без перегородок, посреди печка. В одной комнате все и живут. Они же раньше в чумах жили, так и привыкли. Традиция. Сейчас у Сикты увидишь.
– Так его Сикта зовут? А отчество?
– Вообще правильно Сикте. Не склоняется. Но все Сиктой зовут, на русский манер. А отчества у него нет. Не принято у них. И фамилии тоже нет. В документах, конечно, есть, вписали, что придумали. Но он не признаёт: Сикте и всё. Авторитетный дед! Старожил. Ему сто лет скоро. Хабугайцы долго не живут, а он держится. И по хозяйству сам управляется, и за травами своими, и на рыбалку. Последние годы, правда, охотиться перестал – тяжеловато уже ему по снегу за зверем бегать. Мудрый старик. Я с ним люблю поговорить. Спросил как-то его, не тяжело ли жить в такие годы. Отвечает, мол, не могу умирать, дождусь, тогда и помру. Я спрашиваю, а чего ждёшь-то. А вот, говорит, дождусь, тогда увидишь, если сам доживешь. Интересный человек. Он и одевается по старинному, сам себе шьёт. Между прочим, за всю жизнь никуда из села не отлучался. Я сколько раз приглашал с собой хоть в район съездить. Не хочет, говорит, мол, не хочу душу измарать. Оно и верно: после города неделю в себя приходишь, как в дерьме тебя изваляли. И как вы там живёте? Ну, вот его хата.

Совсем маленький чёрный сруб под тесовой крышей с одним окошком приютился в конце улицы у подножья сопки. Половину крыши накрывали ветви огромной вековой пихты. Забора не было, двора, как такового тоже. За домом виднелись две-три грядки с зеленью. В глубине, среди деревьев различалась ещё какая-то постройка вроде чума. Дверь домика была открыта, в дверях стоял хозяин. Его внешний вид поразил Александра: маленький сухой старичок, скуластое лицо сплошь в морщинах, и под седыми кустами бровей пронзительные карие глаза. Впечатление, что эти глаза от другого человека – так они не вязались с обликом старика. И ещё одежда: короткая кожаная безрукавка нараспашку обнажала сухие мускулистые загорелые плечи и квадратики мышц брюшного пресса, кожаные же короткие штаны с латкой на колене, босые ноги, связка клыков на шее – всё это было диковинно, и вместе с тем почему-то казалось знакомым. Старик спустился с крыльца, пошёл навстречу, и тут Александр рассмотрел в средине ожерелья из клыков деревянную головку змеи. Яркие видения вспыхнули перед глазами Александра: Ния, шаман Загу, Змей на Священном камне…   
– Ну что ты остановился, Саша, пойдём, я тебя представлю, – подтолкнул Александра Пасхин. – Доброго здоровья, Сикте! – обратился он к старику. – Вот гостя к тебе привёл.
– Я жду этого гостя уже два дня – сказал неожиданно высоким, почти юношеским голосом Сикте. – Арха, на место! – прикрикнул он на проспавшую гостей чёрную с белым «галстуком» лайку, бросившуюся было к пришельцам.
Арха вильнула хвостом и легла под деревом.
«Хорошо, что не взял с собой Норда», – подумал Александр, а вслух спросил:
– А вы разве знали, что я приду?
– Сикте всё знает, – сказал Пасхин.
– Спасибо, Петрович, хорошего гостя привел ко мне, – сказал Сикте. – Но ты не обижайся, мне с ним один на один говорить надо.
– Да что уж извиняться, – с некоторой обидой сказал Пасхин. – Что я тебя не знаю? Надо, значит надо. Я пошёл. Дорогу помнишь, Саша?
– Конечно. Скажи моим, что скоро приду – ответил Александр вслед Пасхину, обернулся и встретился взглядом с острыми раскосыми глазами, буквально сверлящими его. Александру стало неуютно.
– Меня зовут Александр, – сказал он. – Я пришёл узнать…
– Ты пришёл за своим будущим – сказал Сикте.
Александр снисходительно улыбнулся: «самоуверенный старик».
– Не совсем так. Скорее я пришёл узнать о прошлом.
– Ты думаешь, что хочешь узнать о прошлом, на самом деле ты пришел за своим будущим, – сказал Сикте. – Говори свое дело.
– В сороковом году в вашем селе погиб мой дед Чен Забда. Вы его не знали?
Сикте прямо таки впился взглядом в Александра.
– Пойдём со мной, – сказал он, с минуту помолчав.
Они обогнули дом, подошли к странной постройке. Это действительно был чум, сделанный из жердей, крытых широкими пластами берёзовой коры. Сикте вошёл, жестом пригласил Александра. Александр остановился у входа, так как почти ничего не видел после яркого солнца. Сикте тем временем отвязал от одной из жердей сверток. Александр подумал, что в том свертке могут быть документы или вещи его деда. Его сердце забилось. Но Старик вынул из свертка дощечку с дырками, палочку, кожаный шнурок, и камень размером с кулак с углублением. Затем он вытащил из-за той же жерди кривую палку подлиннее первой, надел на её концы шнур. Получился небольшой лук. Обернул маленькую палочку тетивой, воткнул в углубление, другой конец прижал камнем. «Будет добывать «чистый» огонь», – понял Александр. Сикте действительно проворно задвигал «луком», и через несколько минут в чуме запахло дымом. Движения старика были ловкими и точными. Он легко раздул огонь, и скоро в центре чума запылало пламя.
– Стань сюда! – приказал Сикте, указав место перед костром, – Смотри в огонь и прогони все мысли из головы.
Александр стал на указанное место и уставился в огонь. Он уже всё понял.
Сикте молча, почти бесшумно двигался по чуму. Он расставил у ног Александра несколько больших черепов. «Наверно, медвежьи», – подумал Александр.
– Прогони все мысли! – жестко сказал старик. Он стал швырять в огонь сушеные листья и травы. Чум наполнился пьянящим ароматом. Сикте прямо голыми пальцами достал красные угольки из-под поленьев и разложил их в черепа. Затем из большого кожаного чехла извлек бубен. Напевая что-то нечленораздельное и ритмично постукивая в бубен, шаман трижды обошёл Александра в одну, затем в другую сторону. Подбросил трав на угли, достал ещё один кожаный мешочек, извлёк оттуда старинное бронзовое зеркало, потер его куском шкуры.
– Дыши! – приказал он Александру, подставив зеркало.
Александр дунул. И без того матовое зеркало совсем запотело. Шаман присел на корточки поближе к огню, стал вглядываться в зеркальную поверхность. Смотрел он долго и напряженно, словно выискивая что-то в матовой глубине. У Александра начала кружиться голова, стали ватными ноги. Вдруг, с резвостью не свойственной его возрасту, Сикте поднялся, подошёл к Александру и обнял его.
– Ну, здравствуй, Забда! – сказал он и улыбнулся неожиданно молодой улыбкой. – Я рад, что дождался тебя! Пойдём, будем пить чай, говорить будем.
Сикте усадил Александра на пенек под пихтой, сбегал за чайником и кружками, уселся напротив, налил зеленоватый напиток. Александр отпил глоток – вкусно и ароматно.
– Что это?
– Чай такой. Сам собираю, сам сушу.
Арха, помахивая хвостом, приблизилась к Александру.
– Хорошая собачка, – сказал Александр.
– Доброй души человек, – ответил шаман.
Александр осторожно протянул руку к собаке.
– Не укусит?
– Тебя – нет. Собака кусает только людей с чёрной душой. Еще трусов и пьяных.
Александр почесал Арху за ухом. Собака лизнула его руку и улеглась у ноги.
– Почему ты не спрашивал меня, что я с тобой делал? – стрельнув острым взглядом, спросил Сикте.
– Я знал.
– Что же ты знал?
– Обряд очищения, – ответил Александр. Вы хотели очистить меня от злых духов и, наверно, что-то узнали в зеркале о моей душе.
– А ты не простой горожанин. Как ты узнал?
– Видел во сне, – улыбнулся Александр.
– За всю мою жизнь первый раз вижу человека из города, который знает такие вещи! – удивился Сикте. – Это очень хорошо! Это очень хорошо, – повторил он. – Только я тебя попрошу, не называй меня на «Вы».
– Но вы же намного старше меня…
– Не имеет значения. Не называй. Я привык на «ты».
– Хорошо, Сикте. Но давай вернёмся к моему вопросу. У меня мало времени, мне надо идти.
– Тебе не стоит спешить. Ты уже пришёл туда, куда тебе надо.
– Куда же мне надо? – усмехнулся Александр.
– Скоро сам узнаешь.
– Так ты знал моего деда, Сикте? – с плохо скрываемым нетерпением настойчиво спросил Александр.
– Конечно, знал! Его все знали. Он наш, из хабуга. Его отец вождём хабуга был – хороший вождь!
– Тогда, наверно, это не мой дед. Мой из Манчжурии, его Ченом звали.
– Его имя Забда! Чен – это по документам.
– А фамилия?
– У хабуга нет фамилии, нет отчества, есть только имя. Отец Забды, прадед твой, смелый был вождь! В девятьсот двенадцатом пришли китайские хунхузы. Золото на Ольховом ключе мыли, опий курили. Стали наших людей обижать. Жён отнимали, дочерей забирали
– Как же жён отдавали? Почему не дрались? – возмутился Александр.
– Бандиты. Не люди! У них ружья хорошие были. Если кто их приказ не выполнял, сразу стреляли. У хабуга тогда только луки да копья были. Вождь потихоньку соболя собрал, у кого сколько было, послал молодых за оружием в город. Не успели они.
Старик надолго умолк, углубился в свои воспоминания.
– Что же случилось? – с нетерпением спросил Александр.
– Есть недалеко священная скала. На этой скале змеи жили. У хабуга Змей – Мудрый дух, хранитель племени. Узнали это хунхузы, переловили всех змей до единой, пожарили и съели. Великая беда для нашего народа! Вождь увидел, как главарь хунхузов Змея убивает, не стерпел, выхватил нож, зарезал его. Схватили его бандиты, живьем в землю закопали. А жену его с сыном продали в Маньчжурию.
– Почему же не заступились за вождя? Что за люди у вас такие! – воскликнул Александр.
– Не суди о том, чего не ведаешь! Люди узнали, что нет у них больше Змея-покровителя, что вождь убит, – духом упали. Хунхузы погром устроили. Мужчин убивали, женщин, детей в плен брали, в Китай продавали. Кто успел в тайге спрятаться, тот и уцелел. Хорошо, что лето было. А они все чумы сожгли, да и ушли. Сильно мы тогда бедствовали. Мужчин мало осталось. Первую зиму в трёх чумах все вместе зимовали. Я с Забдой, дедом твоим, ровесник.
– Сколько же лет ему тогда было?
– Девять.
– Совсем мальчик!
– Ну, какой же мальчик в девять лет! Хабуга и сейчас в таком возрасте уже с ружьями в тайгу ходят. А в то время в девять лет ходили и на кабана, и на лося, да ещё и с луком да копьём. Только выносить мясо из тайги тяжело было, по трое-четверо собирались и выносили. А Забда – сын вождя, он самый лучший среди нас был.
Сикте опять надолго умолк.
– Что же дальше было? – спросил Александр, прикуривая третью сигарету.
– Шаманом тогда мой дед был. Старый уже. Люди просили его узнать, что дальше с народом будет. Он девять дней подряд камлал. Вышел к людям еле живой. Духи сказали ему, что вернется Забда. С тех пор хабуга много лет ждали, надеялись, что вождь вернется, и жизнь лучше станет. А змей китайцы всех выловили, ни одной не осталось. И до сих пор не завелись. Не климат им здесь, говорят.
– Но Забда же вернулся?
– Вернулся в тридцать девятом. Обрадовались люди! Но он наученный уже был, сказал, ждать надо. Тогда уже у нас колхоз сделали. Он в кузню пошёл работать. В плену этому делу научился. Да недолго проработал. Люди радостью друг с другом делились, весть далеко разошлась, попала в недобрые уши. Приехали трое на конях с револьверами и сразу в кузню. Кузнец потом рассказывал: Забда сразу понял, что за ним пришли, ведро воды в горн плеснул, сквозь пар сиганул, – и в двери. Не добежал до леса – застрелили с первого выстрела. Председателя колхоза забрали за укрывательство и уехали.
Старик опять замолчал. Молчал и Александр, глядя на морщинистое лицо и обмякшие вдруг плечи старика.
– Где же его похоронили? – спросил Александр, наконец.
– Хоронили Забду всем народом по нашему обычаю, на нашем кладбище.
– То есть, могилы, я так понимаю, нет?
– Хабуга в земле не хоронят. Не хоронили, – с грустью сказал Сикте. – От тела его ничего не осталось.
– Жаль, – печально сказал Александр. – Я надеялся поклониться его праху.
– Поклонись его душе.
– Как это?
– На нашем кладбище, ближе к обрыву растет раздвоенный почти от земли кедр. Таких в тайге не встретишь. Мой дед посадил его у последнего дома твоего деда и рассек вершину. Прислонись к этому дереву, позови Забду, его дух ответит тебе.
Стало зябко. Александр обнаружил, что солнце уже скрылось за сопкой.
– Спасибо тебе, Сикте. Теперь я знаю судьбу деда. Мне идти надо.
– Но ты не знаешь свою судьбу. Приходи завтра, приводи жену и детей. Им интересно будет, особенно дочери.
– Откуда ты знаешь, что у меня есть дети? – удивился Александр. «Наверно ему Пасхин позвонил» – подумал он, и тут же понял, что мысль глупая, Пасхин постоянно находился с ним рядом, да и вряд ли у шамана есть телефон.
– Ты же не удивился, что я назвал тебя Забдой, – усмехнулся шаман.
– А я разве не говорил? – снова изумился Александр и вспомнил, что, кажется, действительно не говорил. – Ладно, доброго здоровья тебе, Сикте. Пойду я. Не знаю, смогу ли ещё прийти – работы много.
– Это бесполезная работа. Тебе не нужно её делать. Приходи завтра с семьей.

8

Александр шёл по пустынной улице. Уже были глубокие сумерки. В некоторых окнах горел свет. Больше ничто не напоминало, что здесь живут люди. Единственный фонарь призывно горел у контейнера с прорезанным окном, над которым в обрамлении ёлочной гирлянды висела вывеска: «У Михайловича». Зашёл. Толстая тётка окинула его взглядом из-за прилавка и вновь углубилась в газету. Александр стал рассматривать ассортимент: перловка, пшено, макароны, несколько банок консервов. Спиртные напитки представлены богаче. Рядом пачек десять различных сигарет, большинство без фильтра. В маленькой холодильной витрине кусок варёной колбасы рядом с селёдкой и куском подозрительного на вид масла.
– Покажите, пожалуйста, тушёнку, – попросил Александр.
– А что её смотреть, тушенка – она и есть тушёнка, – ответила продавщица, брякнув банку на прилавок.
Александр взглянул на этикетку: «Состав: жир свиной, мясо соевое, пряности…».
– Понятно, – сказал Александр, возвращая банку. – Скажите, а свежее что-нибудь есть?
– Водка свежая. Вчера привезли.
– А что-нибудь хлебное?
– Макароны. Будете брать?
– Макароны так просто не пожуешь, – попытался отшутиться Александр.
– Зачем просто так? С водочкой и тушёночкой – вполне пойдут. Все берут, никто ещё не жаловался, – сказала продавщица и поставила рядом с тушёнкой бутылку с криво наклеенной этикеткой. – Вермишель дать?
– В другой раз, – сказал Александр и пошёл к выходу.
– Не голодный, значит, – бросила вслед продавщица.
На улице после света было совсем темно. Александр шёл по улице почти на ощупь и чуть не столкнулся с коровой, которая брела навстречу. Следом тенью женщина с палкой. Засмотрелся и чуть не наступил в коровью лепешку. Выругался. Наконец, справа узнал по флагу дом администрации, свернул налево и вошёл в калитку.
На лай собаки вышел Пасхин.
– Заходи, Саша, мы тебя к ужину ждём.
На веранде к Александру бросился Норд.
– Привет, Нордик, тебя сюда уже поселили?
– Пусть на веранде, – сказал Пасхин. – Ему одному на улице в чужом месте непривычно.
– Вот и хорошо, – сказала жена Пасхина. – Сейчас ужинать будем! – и тут же засуетилась, накрывая на стол.
– Да нам уходить пора, – сказал Александр. – Ночь уже, а завтра работать.
– А мы уже договорились, правда, Зоинька? – сказала хозяйка. – Останетесь у нас, переночуете, а завтра с утречка и пойдёте. Что вы там, в вагончике мучиться будете.
– Правда, Саша, давай останемся, – сказала Зоя. – Куда сейчас по темноте идти? Лариса и Анатолий нас приглашают, они такие хорошие!
– Ну, я не знаю, мы вас не стесним? – спросил Александр, обращаясь к хозяевам. Ему, честно говоря, и самому не хотелось никуда идти.
– Ну что вы, у нас так редко гости бывают! – сказала радостно Лариса. – Нам только одно удовольствие.
На столе волшебным образом появилась огромная сковорода с яичницей на сале, блюдо с котлетами, тазик с салатом из огурцов и помидоров и запотевшая бутылка водки. Перед этим устоять было невозможно!
– Ну, как тебе наш шаман? – спросил Пасхин, наливая водку в рюмки.
– Потрясающе! Удивительный человек! Даже не знаю как сказать, не могу сформулировать… Очистил меня от злых духов. Состояние такое, как в полете.
– Сикте может! Правда, меня никогда не чистил. Но он всё может. Настоящий шаман, потомственный. Дед у него шаманом был, еще до революции.
– Папочка, как жаль, что я с тобой не пошла! – сказала Ира. – Это же тоже психология. Нам Светлана Викторовна рассказывала. Я бы так хотела!
– А он тебя приглашал, – ответил Александр, закусывая яичницей.
– Ты ему обо мне рассказал?
– Нет. Он сам знает. Сказал, приходите завтра всей семьёй, особенно дочку хочу видеть.
– Да ну, ты обманываешь, – недоверчиво сказала Ирка.
– Правда. Но главное, он рассказал мне о моём деде. Оказывается, он из этого народа, из хабуга. А его отец был вождём, представляете? – Александр пересказал подробности гибели прадеда и деда.
Несколько минут все молчали. Зоя вытерла слезу.
– Это выходит, что мы потомки вождя хабуга?! – сказал Юра
– Выходит, – сказал Александр. Он сам только сейчас окончательно связал свою личность с теми, о ком рассказывал. – Действительно, выходит так.
– Я даже и не слышал, что у них вожди были, – сказал Пасхин, наполняя рюмки. – Вот вождя-то им и не хватает. А я всё голову ломал, что они такие «потерянные»?
– Давайте выпьем за то, чтобы у хабуга снова появился вождь! – неожиданно предложила Зоя, продолжая вытирать глаза.
– Ценный тост! – поднял рюмку Пасхин.
– Они люди-то милые, добрые, – сказала Лариса. – Их бы, действительно, кто на путь наставил, да поддержал. Они же всё умеют. А живут плохо.
Пасхин с Александром вышли покурить.
– Ты, Саша, сходи к Сикте, не отказывайся.
– Так ведь работать надо.
– Наплюй ты на эту работу! Шаман вообще-то гостей не привечает. А вас пригласил, да ещё всех вместе. Он просто так ничего не делает, значит, надо. Сходи. Успеешь ты со своей работой.

Александр проснулся от призывного потявкивания Норда. Яркое солнце светило сквозь тюлевые занавески. Вышел на веранду, выпустил пса на улицу, вышел следом. Искрящаяся роса склонила цветы в палисаднике, было свежо и приятно. У забора собирала малину хозяйка.
– Выспались? – крикнула она. – Идите малинки поешьте!
Александр подошёл, сорвал горсть ягод, опрокинул в рот.
– Вкусно! Хорошо тут у вас!
– А вот и живите, коль хорошо, сколько нравится. А то и совсем оставайтесь. По осени с Толей на охоту, на рыбалку. Таймень тут знаешь какой! А там шишка поспеет.
Александр молча уплетал малину. Ему действительно не хотелось думать о возвращении в город. Но разве объяснишь ей массу причин, по которым необходимо вернуться. Она и не поймёт. У них другой ритм жизни, другие интересы и потребности.
На крыльцо вышла Зоя:
– Доброе утро!
– Доброе утро, Зоинька! Вот и хорошо. Сейчас завтракать будем.
– А где же Петрович? – спросил Александр.
– В конторе. У него сегодня с утра селекторное. Сейчас уж вернуться должен.

Завтрак был похож на праздничный обед: опять яичница с салом, сало просто, нарезанное ломтями, миска с несъеденными вчера котлетами, мёд, молоко и горячий белый хлеб, который больше всего поразил Александра.
– Хлеб-то откуда? В магазин привезли, что ли?
– Как же, привезут они! В нашем магазине отродясь такого хлеба не было. Сама пеку.
– В печи?
– Нет. Дочь с зятем японскую хлебопечку подарили. А раньше в печи пекла. Теперь обленилась.
– С добрым утречком! – вошёл Пасхин. – Как спалось?
– Замечательно! – ответила Зоя. – В городе так не поспишь!
– Вот и живите у нас, чего вам в будке ютиться?
– Вот и я говорю, – вторила Пасхину жена, – живите, сколько захочется.
– Ой, у вас так хорошо! – воскликнула Зоя. – Саша, давай, правда, останемся?
– От шамана вернётесь, я Борьке, соседу, скажу, он с тобой за вещами на мотоцикле съездит, – сказал Александру Пасхин.
– Мы и сами принесём, зачем человека беспокоить, – ответил Александр.
– Чего зря ноги мять, если техника есть? Ему всё равно делать нечего, пусть проветрится, – сказал Пасхин.
– А мы пойдём к шаману? – спросила Ирка, – И я тоже?
– Да надо бы сходить, – сказал Александр, помня вчерашние наставления Пасхина.
– Сходите, сходите, – сказал Пасхин. – Раз позвал, значит надо идти. Он зря не позовет.

И они пошли. Сегодня улица показалась шире. Они заметили, что дома разнятся ухоженностью. Были покосившиеся срубы с заваленными заборами, но встречались и аккуратные, с цветами в палисадниках. Во многих дворах росли ели или кедры. За магазином, в глубине леса виднелся прямо-таки особняк – двухэтажный дом под острой блестящей металлом крышей.
– Смотрите, и тут «новые русские» есть, – сказал Юра.
Чуть дальше, тоже в лесу, заметили длинное одноэтажное здание с аккуратным чистым двором, побелёнными деревьями и бордюрами и спортивными снарядами.
– Давайте подойдём, посмотрим, что это, – предложила Зоя.
Под навесом широкого деревянного крыльца масляной краской аккуратными буквами было выведено: «Верхне-Ольховская неполная средняя школа Октябрьского РОНО». На дверях висел замок.
Из ближнего двора вышла женщина.
– Вы в школу хотели попасть?
– Да нет, мы уже взрослые, – пошутил Юра.
– А я думала, может, учителя новые… – сказала женщина. – Вижу, городские.
– Разве по нам видно, что мы из города? – удивился Александр, оглядев свою команду, одетую в старые энцефалитки.
Женщина рассмеялась:
– Конечно, видно! Любой ребенок определит.
– И что, у вас учителей не хватает? – спросила Зоя.
– Да просто беда! Скоро учебный год, а учить некому. Опять молодежь поувольнялась. Я вот, сама и директор, и завуч, и два предмета веду.
– А учеников много? – спросил Александр.
– Нет. У нас классы маленькие, в восьмом двенадцать человек, а в остальных ещё меньше.
– Ну, в таких классах чего бы ни учить! И сколько же платят учителю, если не секрет?
– Вот оттого и бегут, что ничего не платят. Так вы не учителя? – с последней надеждой спросила директриса.
– Нет. Мы археологи. Обследуем площадку под будущее строительство, – сказал Александр.
– Понятно… Вы меня уж извините… – сказала женщина и пошла к своей калитке.

В конце улицы у своей избушки стоял шаман в своей диковинной одежде и смотрел на приближающихся гостей.
– Вон он, Сикте, – сказал Александр. – Нас, наверно, ждёт.
Они подошли.
– С новым Солнцем тебя, Сикте! – поздоровался Александр. – Добро твоему дому! Вот, привёл семью, как ты сказал.
Сикте почти подбежал к Александру, схватил двумя руками протянутую руку.
– С новым Солнцем, Забда! Мир твоей семье! Откуда ты знаешь приветствие хабуга? Со мной уже много лет никто так не здоровался! Где ты этому научился?
– Во сне, – ответил Александр.
Сикте сверлил его своим пронзительным взглядом, не выпуская руки.
– Твои сны не такие, как у обычных людей. Потом ты расскажешь мне о них.
Он отпустил руку Александра, подошёл к Юре, взял его за руку так же двумя руками.
– С новым Солнцем, молодой охотник! Пусть удача сопутствует тебе!
– Здравствуйте, – сказал Юра. – Я не охотник, я студент, пока…
– Охотник! Я знаю, что говорю. Добыча – не обязательно мясо. Охотник – это твой путь! Пусть духи помогут тебе выбрать верную цель!
– С новым Солнцем, женщина! – сказал шаман, взяв в ладони Зоину руку, – Ты сильная женщина, настоящая жена! Чистота твоей души хранит твою семью. Пусть твой очаг горит ровным пламенем!
– Спасибо, – сказала растроганная словами старика Зоя. – Доброго вам здоровья!
Ситке приблизился к Ире, взял её руку, долго смотрел в глаза.
– Здравствуйте! – сказала Ира первой. – Пусть Солнце поможет исполниться вашим замыслам!
Шаман неожиданно обнял Иру и впервые улыбнулся:
– Чистых мыслей тебе, Смотрящая в Душу! Я рад, Забда, что у тебя такая дочь! Это бывает редко, тебе повезло. Береги её!
Александр был несколько удивлён сентиментальностью Сикте, он удивился также необыкновенным словам, произнесённым Иркой.
– Теперь я вижу – вы хорошие люди, вы – хабуга! Идёмте, я должен вам показать! – проговорил шаман, и быстрым шагом пошёл мимо своего домика к подножью сопки.
Александр думал, что то, что хочет показать шаман, находится на его приусадебном участке, но шаман стал быстро подниматься по едва заметной крутой тропке в гору. Зоя начала отставать, Александр не хотел оставлять её и тоже приотстал, Ирка с Юркой шли рядом.
– У меня аж ноги подогнулись, когда он меня за руку взял, – сказала, задыхаясь от быстрой ходьбы, Зоя.
– У него такая энергетика! – обернулась Ира. – А глазами прямо мозг мне просверлил! Он настоящий экстрасенс!
Юра по обыкновению молчал. Он говорил только тогда, когда окончательно обдумывал свою мысль.
Подъем оказался не очень длинным, но склон был крутым. Когда вышли из зарослей, обрамлявших вершину, Сикте уже стоял на скале и смотрел вдаль. По его внешнему виду не было заметно, что он только что одолел крутой подъём.
– Красотища какая! – воскликнула Зоя.
Действительно, вид отсюда захватывал дух. Под ногами лежала долина реки, заросшая лесом. Сама река лишь местами сверкала сквозь деревья. Вокруг громоздились сопки, а дальше над всем этим вздымался величественный хребет с оголенными серыми вершинами, и над ними синее небо.
– Роскошный вид! – сказал Александр. – Неужели всё это скоро вырубят?
– Как жалко! – сказала Ира.
– Может, вырубят, а может и не вырубят, – сказал Сикте.
– Сикте, ты знаешь, что надо делать, чтобы не вырубили? – спросил Александр.
– Следовать своим путем.
– Как же узнать этот путь?
– Слушать своё сердце, – ответил шаман. – Смотрите, это – земля хабуга. Здесь жили, охотились, рожали детей, умирали ваши предки. И этого хватило всем поколениям в течение сотен лет. Всё осталось таким, каким было, когда хабуга пришли сюда.
– Как же сделать, чтобы люди не губили природу? – спросила Зоя.
– Надо, чтобы они видели горы, – ответил шаман.
– Не понятно, причём здесь горы? – спросил Юра.
– Когда человек находится один на один с горами, когда он созерцает всё величие этих гигантов, у него не может возникнуть даже мысли о господстве над Природой. Потому что ему становится ясно, что для гор, как и для всей Природы не велика разница между ним и мышью, созерцающей то же величие из травы под его ногами. Если бы каждый человек мог хотя бы раз в год бывать один на один с горами, люди наносили бы Природе гораздо меньше обид.
Все молчали, восхищенные простой мудростью шамана, особенно понятной здесь, среди этих самых величественных гор. Александру опять вспомнились сны. Там вдали тоже были большие горы.
– Скажи, Сикте, а что это за амулет у тебя в виде змеи?
Шаман усмехнулся:
– А ты невнимательный.
Он повернулся к Александру, и тот увидел, что среди клыков на шее шамана змеи нет.
– Но вчера же был! Я точно видел, – растерялся Александр.
– Это твой амулет, – Сикте выделил слово «твой». – Здесь, перед лицом земли хабуга, я вручаю его тебе, – сказал он, отвязывая от пояса шнурок с головкой змеи.
– Но я не могу принять это… – растерялся Александр.
– Слушай меня и не перебивай! – сверкнул глазами шаман. – Этот амулет мой дед снял с шеи твоего убитого деда.
– Но разве можно снимать амулет с мёртвого? – спросила Ира.
– Верно, нельзя. У Забды были и другие, личные, амулеты. Этот – не личный, это знак вождя. Мой дед был большой шаман, он знал, что делает. Я тогда уже тоже был шаманом, помогал ему, когда он душу Забды к предкам провожал. Потом он три дня и три ночи камлал, узнавал, как дальше жить. Потом вышел к людям, сказал, что ждать вождя надо. Он знал, что у Забды сын есть. Многие знали. Долго ждали. Потом война, потом много других бед. Перестали ждать. Дед, когда умирал, сам мне на шею этот знак надел. Сказал: «Ты должен дождаться», – шаман помолчал. – Я знал, что ты придёшь! Нагнись!
Александр пригнул голову, и Шаман надел ему на шею шнурок с амулетом. Александр был растерян. Тысячи мыслей путались, в спешке анализируя неожиданный поворот событий.
– И что же теперь? – спросил он. – Я должен стал вождем хабуга?
– Ты не вождь. Ты потомок вождя. Будущее покажет, кем ты станешь.
– Зачем же тогда всё это? Зачем мне амулет?
– Я выполнил свой долг. А ты теперь знаешь, кто твои предки.
Они спустились с горы молча, остановились у чума. Ира неожиданно спросила:
– А вы можете видеть будущее?
– Да, – ответил шаман.
– Классно! – воскликнула Ирка. – Скажите, какие оценки будут у меня в дипломе?
– Не знаю.
– Вы же сказали, что можете…
– Не стоит по таким пустякам беспокоить духов.
– А моё будущее ты знаешь, Сикте? – спросил Александр.
– Да.
– Скажи.
– Нет.
– Почему?
– Я вижу то твоё будущее, к которому ты должен прийти. Но я не знаю того будущего, к которому ты придёшь.
– К чему же я должен стремиться? Скажи, и я буду стараться достигнуть этого.
– Не могу. Ты должен сам выбрать свой путь. Когда твой путь совпадёт с твоей судьбой, ты будешь счастлив.
– А вдруг я ошибусь?
– Тогда жизнь прожита зря.
– Что же делать? Как не ошибиться?
– Слушай своё сердце. Оно знает правильную дорогу. А амулет поможет не сбиться с пути, – сказал Сикте. – Я всё сказал вам, что хотел. Идите, пусть Солнце освещает ваш путь! А ты, Смотрящая в Душу, останься ненадолго. Я покажу тебе твоё будущее.
Ирка была счастлива.
– Мы ещё встретимся, Забда, – сказал шаман. – Ты расскажешь мне свои сны.

Они шли по такой же пустой улице и молчали. Александр машинально ощупывал пальцами амулет.
– Что ты об этом думаешь, папа? – спросил Юра.
– Не знаю.
– А что ты будешь теперь делать?
– Не знаю.
– Ты прямо, как шаман отвечаешь, – улыбнулась Зоя. – Ну что ты, расстроился что ли? А мне дедушка понравился. Не знаю, действительно ли он шаман, но человек умный. Мудрый! Такие глубокие мысли высказывает, о своем народе болеет.
– В том-то и дело, что этот народ теперь наш! – сказал Александр. – И я действительно не знаю, что теперь делать. На мне теперь бремя «потомка». Не могу же я всё бросить и приехать сюда, чтобы быть вождём племени!
– Ну что ты нервничаешь, Саша! Успокойся. Ничего ты не должен делать. И этот амулет ни к чему тебя не обязывает. Это просто память. Положим дома в шкатулку, и пусть лежит.
– Так нельзя. Это не правильно и не честно! – сказал Юра.
– А нервировать отца честно? Не вмешивайся! – одернула его Зоя.
– Я, между прочим, тоже «потомок», – сказал, как всегда спокойным голосом Юра. – И, мне кажется, я знаю, что можно сделать для народа хабуга.
– Конечно, ты знаешь! – сказала Зоя. – За столько лет никто ничего не смог, а ты знаешь!
– Никто не хотел, – сказал Юра.
– Подожди, Зоя, – сказал Александр. – Говори, Юра.
– Нужно «обломить» эту фирму, которая здесь лес рубить хочет.
– Конечно, герой-одиночка! Это всё на государственном уровне решено, – сказала Зоя.
– Подожди ты, – рыкнул на жену Александр. – У тебя есть конкретные мысли, или просто лозунг? – спросил он Юру.
– Конкретно нужно составить отчёт так, чтобы фирма не могла здесь работать. Кладбище есть, редкие растения есть, надо ещё что-нибудь найти. Давай завтра возьмёмся, обыщем всю территорию. Дома я помогу тебе на компьютере, сделаем такой отчет, чтобы не было никакой возможности организовать здесь добычу леса.
– Да, да, растения спасти надо! – сказала Зоя. – А ты думаешь, это получится?
– Слушай своё сердце, – ответил Юра.
Зоя замолчала. Александр прислушался к себе, почувствовал решимость.
– Ну, ты даёшь, Юрка! Молодец! Давай «сделаем» эту фирму! Если хабуга не поможем, так хоть тайгу спасём.
Они подошли к дому Пасхиных. Зоя часто оглядывалась, высматривая Иру.
– Ничего с ней не случится, мама, – сказал Юра.
– А вдруг дорогу не найдёт?
– Да тут одна прямая улица. Придёт твоя Ирка, куда она денется.

9

Пасхины возились в огороде.
– Ну, как вам наш шаман? – спросил Петрович, разогнувшись над грядкой. – А дочку-то где потеряли?
– Осталась у Сикте, – сказал Александр. – Он нас на вершину водил, окрестности показал. Здорово тут у вас!
– Да, у нас места – дай Бог! Что ж он вас только за тем и звал?
– Очень много интересного сказал. А главное – вот, – показал Александр амулет.
– Это же его вещь! – сказал Пасхин. – Я у него на шее сколько раз видел. Неужели подарил?
Александр коротко рассказал.
– Так что, оказывается, я потомок вождя хабуга.
– Невероятно! – воскликнул Пасхин. – Ласик, ты слышала? Какие люди у нас живут! Не зря я вас пригласил – сердце чуяло.
– Да брось, Петрович, издеваешься что ли? Что изменилось от того, что у меня амулет появился. Это просто память о предках.
– Не скажи, Саша. Это обязывает! По крайней мере, обмыть надо.
– Ой, правда, Саша, что же мы мимо магазина прошли? И продуктов бы надо купить, – сказала Зоя.
– Не надо ничего, всё есть, – сказал Пасхин.
– Я все-таки схожу, – сказал Александр, и пошёл к калитке.
– Продуктов только не бери, там всё дрянь, – крикнул вдогонку Пасхин. – А водку только «Уссурийский бальзам», остальная «паленая».

До магазина было недалеко. Перед Александром в двери вошли двое, явно местные. Один был в тапочках на босу ногу, другой в майке. Оба скуластые, с почти чёрными от загара лицами. И оба неопределенного возраста.
«Наверно, хабуга, – подумал грустно Александр. – И, скорее всего за бутылкой»
Александр стал за ними у прилавка. Действительно, взяли бутылку самой дешёвой и селёдину. Пока продавщица заворачивала селёдку в газету, один из покупателей обернулся на Александра. Потом ещё раз. Толкнул напарника, что-то шепнул. Тот тоже обернулся, оглядел сквозь щёлочки век. Александру стало не по себе. Он решил не обращать внимания. Дождался, когда они отошли от прилавка, подал деньги, сказал:
– «Уссурийский бальзам».
Краем глаза отметил, что те двое стоят у дверей, смотрят в его сторону, о чем-то шепчутся. Взял бутылку и пошёл прямо на них. Расступились, пропустили.
Шёл, не оглядываясь. Двое плелись сзади метрах в тридцати, и явно пытались догнать. Стало неприятно. «Чего им надо? Водку что ли? – подумал Александр. – Поняли, что не местный. И это среди бела дня! Вот тебе и вождь краснокожих! Неужели драться придётся?». Чтобы спиной не встречать опасность, Александр решил остановиться – вдруг, пройдут мимо. Он замедлил шаг, сошёл на обочину, присел на бревно так, чтобы удобно было вскочить, и достал сигарету. Двое приближались неуверенным шагом. Они явно не знали, как теперь поступить. Александр приметил у ноги булыжник, краем глаза следил за ними, но делал вид, что отдыхает.
Неожиданно заскрежетали тормоза и напротив Александра, проскочив метра три дальше, остановился чёрный джип. Тонированное стекло поползло вниз, из окна показался локоть, а затем лицо водителя с двойным подбородком и осоловелыми глазами. Лицо выражало полное презрение.
– Эй, ты, раскосый! Где тут у вас сельпо?
Александр опешил и растерялся. Он даже подумал, что водитель обращается не к нему, оглянулся машинально.
– Ты, ты, сидишь, глаза разуй, чмо узкоглазое, тебе говорю!
– Пошёл ты… – не нашелся сразу, что ответить Александр. Так его оскорбляли последний раз, кажется, на первом году службы. «Обкуренный что ли», – подумал он.
– Ты кого послал?!
– Тебя! – выкрикнул Александр и почувствовал, как противно задрожало в сплетении.
Дверца распахнулась, из неё вывалился здоровенный бугай и пошёл на Александра. В правой руке у него болталась цепь.
Александр вскочил. Мысли метались. Самолюбие не позволяло бежать, но как противостоять этому страшилищу он не знал. Слишком всё было неожиданно.
В этот момент из-за машины бесшумными, какими-то кошачьими прыжками выскочил один из тех двоих с бутылкой в руке. Верзила заметил взгляд Александра, но обернуться не успел. Бутылка с хрустом разлетелась на его голове. Нападавший, не издав ни звука, плашмя рухнул у ног Александра. Подошёл второй хабуга, отшвырнул камень, который держал в руке.
– В машине никого, – сказал он.
Первый нагнулся, взял из руки верзилы цепь.
– Хорошая вещь, однако. В хозяйстве сгодится.
– Спасибо, мужики, – сказал Александр, вытирая с лица водочные брызги. Он всё ещё не мог прийти в себя от всего происшедшего. Двое хабуга стояли рядом, улыбались, и смотрели то на верзилу, то на Александра. Александр ощутил слабость в ногах, присел прямо на край кювета, достал пачку, протянул спасителям.
– Это дело перекурить надо, – сказал он.
Хабуга с удовольствием вытащили по сигарете, закурили, сели рядом.
– Зачем ты это сделал? – спросил Александр у того, который ударил верзилу бутылкой.
Тот улыбнулся и показал пальцем в грудь Александру.
– Что? – не понял Александр.
– Знак! – ответил тот и снова показал пальцем. – Откуда он у тебя?
– Шаман дал.
– Шаман такую вещь не мог дать просто так.
– Я Забда – сказал Александр.
Оба хабуга вскочили на ноги.
– Ты Забда! Тот самый?
– Я внук того Забды, которого убили здесь в сороковом году.
– Я тебе говорил! – сказал один другому.
– Так вы поэтому за мной шли? – догадался Александр.
– Конечно! Мы ещё в магазине знак увидели, и заспорили.
Верзила хрюкнул и попытался приподнять голову. Тот, что игрался цепью, встал и со всего маху ударил его вдоль спины. Верзила уронил голову в пыль.
– Ты же его убить можешь! – сказал Александр.
– Такого надо бы убить. Да затаскают потом всех наших, – сказал хабуга и вдруг засмеялся каким-то детским, непосредственным смехом. – Проснется, пусть в зеркало посмотрит на свою спину. Запомнит, как закон нарушать!
– Ты тоже нарушил – чуть человека не убил, – сказал Александр.
– У нас разный закон. Я не нарушил.
– Как это? Закон для всех один, – возразил Александр.
– За его законом милиция следит, милицию обмануть можно. На нас предки смотрят, их нельзя обманывать. Я правильно сделал – сердце мне говорит. Вождя спасать надо!
– Я вам не вождь, – сказал Александр. – Я не могу быть вождем. Я родился и вырос в городе, среди русских, законов хабуга не знаю. Как я могу быть вождём?
– Всё узнаешь. Нам нельзя без вождя! Столько лет ждали!
– Так выберите среди себя вождя.
– У нас грамотных нет. Нас обманут.
– Нет, мужики, не могу. Не готов я, извините. Конечно, я теперь буду сюда приезжать, буду узнавать, как вы тут живёте. Вот напишу отчет, что вырубать лес здесь нельзя. Может, так вам помогу.
– Это хорошо, чтобы лес не рубили. Ты – вождь, я вижу. Никто за нас не заступался, а ты приехал и теперь заступишься.
– Ладно, друзья, мне идти надо. Спасибо, что выручили. А с этим-то что? – показал он на верзилу, по-прежнему валяющегося в пыли.
– Пускай лежит. Очнётся – уедет.
– А если в милицию заявит?
– Не найдут.
– Да вокруг столько домов. Видел кто-нибудь.
– Здесь все дома хабуга. Никто не видел – «в тайге был», – рассмеялся второй. – Пусть Солнце светит тебе днем и ночью, Забда. Помощь нужна будет, зови. Меня Соло зовут. Третий дом от магазина в эту сторну.
– Я – Олонко, – сказал тот, что «завалил» верзилу. – Любого спросишь – все знают. Не забывай хабуга, Забда. Пусть твоё сердце всегда слышит, что говорят предки!
– Скажите, – спросил Александр, – а ваши имена переводятся на русский язык?
– Ха! Ты совсем не знаешь язык хабуга? Я – Дуб, – сказал тот, что назвался Олонко. – А Соло – Поползень.
– Спасибо! Мир вашим семьям! – попрощался Александр. Но, сделав несколько шагов, обернулся:
– Олонко, Соло, возьмите, – он протянул бутылку.
– Нет, – покачал головой Соло. Олонко тоже сделал отрицательный жест.
Александр подошёл к ним, сунул в руки бутылку.
– Выпейте за хабуга, пусть нашему народу светит Солнце!

Александр вошел в дом Пасхиных.
– Купил? – спросила Зоя.
– Закрыт магазин, – соврал Александр.
– Корову, наверно, доить пошла, – сказала Лариса.
– Пойдём, курнем, – предложил Пасхину Александр.
Они вышли на крыльцо. Александр рассказал о происшествии.
– Это не есть хорошо, – сказал Пасхин. – Он что, так там и лежит?
В это время по улице, разгоняя кур и поднимая столб рыжей пыли, на бешеной скорости промчался чёрный джип.
– Этот? – спросил Пасхин.
– Он.
– Жаль, номера не видно.
– Я знаю – три шестерки, – сказал Александр. – Такой трудно не запомнить.
– Ладненько, пойду-ка я позвоню.
– Куда?
– В район. Начальник милиции – товарищ мой. Охотимся вместе. Он, хоть и под районным начальством, но мне не отказывает. Надо предупредить, вдруг этот надумает заявление писать, чтобы хода делу не дали. А то следователь приедет, затаскает хабугайцев.

10

Александр вошёл в дом. Лариса накрывала на стол.
– Ирку там не видно? – спросила Зоя.
– Нет, пока, – ответил Александр.
От нечего делать стал разглядывать книги в серванте. Сразу бросилась в глаза «В дебрях Уссурийского края». Рядом «Справочник охотника», потом уникальное издание Сабанеева «Жизнь и ловля пресноводных рыб». Дальше стояли справочники по ветеринарии, «Содержание в неволе диких животных», еще какие-то книжки.
– Кто это у вас ветеринарией увлекается? – спросил Александр Ларису.
– Да мы ж с Толей оба ветеринарный заканчивали, – ответила она. – Сюда по распределению попали. Тут ферму хотели делать, норок выращивать. Вот, сколько лет уже тут и живём.
– А ферму-то построили?
– Все тянули, тянули, то денег нет, то материалов. Потом решили, что норок не рентабельно. Построили экспериментальную ферму по выращиванию соболя. Мы тогда так обрадовались с Толей – наконец, работа по интересу. А тут перестройка началась. Всё прахом и пошло.
– А где же эта ферма?
– В соседнем распадке. Да там, наверно, уж ничего и не осталось – растащили всё. А ведь уже пять десятков соболей завезли, маточное стадо.
– А с соболями что? – спросил Александр. – Забили?
– Кормить нечем стало, зарплату не платили. А рабочими хабугайцы были, они зверя повыпускали.
– Как? Выпустили из клеток?
– Да, выпустили. Сказали, что им предки так велели. У них всё, что ни сделают – «предки велели». Дело хотели заводить, да Толя их прикрыл, сказал, что звери сами разбежались. Друг у него в районной милиции, помог. А потом вся страна по миру пошла, не до соболей стало. А мы тут так и живём. Сколько раз уехать собирались, да вовремя не решились. А теперь не уедешь, где ж столько денег взять. Если бы не Толина должность, не знаю, как и жили бы. Садитесь за стол, пока горяченькое.
Зоя с Александром уселись. В комнату вошел Пасхин, за ним, разгоряченная от быстрой ходьбы, сияющая Ирка.
– Вот, дочь вам привел, – сказал Пасхин.
– Садись, Ирочка, вот сюда. Как раз ты вовремя, – пригласила Лариса и принялась разливать первое в огромные тарелки.
– Что же ты так долго? – спросила Зоя. – Я уже беспокоиться начала.
– Не могла же я взять и уйти, мама, – сказала Ира. – Так классно было! Он настоящий шаман! Столько всего мне показал! Я обязательно Светлане Викторовне расскажу. Вот это практика! Никому из наших такая и не снилась!
– Да что было-то, ты можешь нормально рассказать? – сказал Юра, которого всегда раздражала эмоциональность сестры.
– Тебе всё ненормально! Сейчас расскажу, дай поесть!
Ира проглотила пару ложек борща, но эмоции распирали её.
– Представляете, он меня в ту постройку завёл, которая берестой покрыта, костёр развёл, поставил меня, и давай вокруг с бубном ходить. Долго ходил, что-то приговаривал, будто пел. А бубен: бум-бум, бум-бум! Аж где-то внутри отдаётся. А, перед тем, как ходить, он вокруг меня черепа поставил, страшные такие, с клыками…
– И угли горящие в них положил, – вставил Александр.
– Да. Представляете, голыми руками угольки берет – и хоть бы что! Потом посадил меня и руку на затылок положил.
– Твою? – спросил Юра.
– Отстань, не мешай! Свою руку. И меня так расслабило! Ни одна медитация так не расслабляет! Я просто растворилась в пространстве! А потом он говорит: «У тебя дар!». Я говорю, никакого дара у меня нет. А он говорит: «Сейчас увидишь» и зеркало мне подносит. Зеркало такое чудное, никогда такого не видела, металлическое. Сказал, чтобы я смотрела. Я стала вглядываться – ничего долго не было, а потом смотрю, проявляется. Сначала река, берег какой-то, скала серая, потом смотрю, люди сидят на траве кружком, а посредине шаман с бубном, смешно так пляшет, дёргается. Одежда такая интересная: юбочка вся в узорах, башмаки из шкуры, пояс с разными штучками, курточка без рукавов. Смотрю, а это я! Да, я себя узнала! Это я – шаманка! А шапочка знаете, какая интересная…
– Он тебя наверно загипнотизировал, – вставил Юра.
– Какой гипноз! Я отлично себя контролировала. И всё помню. Что такое гипноз я знаю, нас на тренингах специалист в гипнотическое состояние вводил. Ничего подобного, совсем другие ощущения. Не перебивай, Юрка! А потом в зеркале всё исчезло. Я спрашиваю, что это было? А он говорит: «Твоё будущее, ты сама его видела». Я говорю: «Что, я шаманом буду?», а он отвечает: «Если пойдёшь своим путем». Я спросила, какой это путь, а он говорит: «Слушай своё сердце», ну, как тебе, папочка. Он тебе там, на сопке так же говорил.
Ира умолкла, принялась доедать остывший борщ.
– А дальше что? – спросил Александр.
– Потом он поил меня каким-то напитком. Так классно после него! Легкость и бодрость. Я спросила, из чего он его варит. Сказал, из трав. Я спрашиваю: «Из каких?», а он отвечает: «Из разных. Они сами тебе скажут». Я говорю: «Хочу научиться». Он говорит: «Оставайся, учись». Я хочу!
– Ирочка, ну что ты говоришь такое? – сказала Зоя. – Тебе доучиваться надо, последний курс остался.
– Да разве в универе такому научат? – сказала грустно Ирка и посмотрела на отца.
– Окончишь университет, тогда делай что хочешь, – сказал Александр. – Я тебя понимаю, сам бы к нему пошёл учиться. Но надо здраво рассуждать.
– Правильно родители говорят, детка, – вставила Лариса. – Шаман – не специальность, денег не заработаешь. Учиться в наше время надо. Куда сейчас без образования?
Ира молча допивала компот.
– Мне, так не сказал, какое моё будущее, – задумчиво сказал Александр.
– Он ещё сказал, что во сне меня видел перед тем, как мы приехали. Всех нас видел, а меня особенно.
– Как это особенно? – спросила Зоя.
– Ему духи сказали, что у меня дар. И он меня ждал. Он знал, что мы приедем.
– Да-а, – протянул Пасхин, – Сикте может! Он сильный шаман. Только старый уже. Жаловался мне, что никто у него учиться не хочет.
– А я хочу! – воскликнула с мольбой Ирка.
– Ну потерпи немного, дочь, годик всего. Экзамены сдашь, и если захочешь, отправим тебя сюда,  – сказал Александр в надежде, что за год вся эта история забудется.

Как обычно, после обеда вышли покурить.
– Ты за вещами-то поедешь? – спросил Пасхин. – Я с соседом ещё с утра договорился.
– Ох ты, чёрт, вылетело из головы совсем с этими приключениями. Неудобно получилось. Конечно, надо ехать. Вообще-то мы и сами можем принести. На себе.
– Нечего. Съездишь. Сейчас я ему скажу.
Не прошло и десяти минут, как у калитки остановился мотоцикл.
– Иди, Борис тебя отвезёт, – сказал Пасхин.
Александр вышел, поздоровался, сел позади водителя. Тот с места рванул, и они понеслись по пыльной дороге. Вместо пассажирской коляски к мотоциклу был приспособлен глубокий длинный ящик. Доехали быстро. Александр предупредил сторожа, что будет жить у Пасхина, быстро уложил вещи в рюкзаки, забросил в ящик.
– Спасибо, Борис, – поблагодарил Александр, выгрузив скарб у калитки Пасхиных.
– Не за что, – буркнул Борис. – Если ещё надо будет куда съездить, говори – смотаемся.
Александр занёс рюкзаки в дом, Юра помог. Стали распаковывать.
– Быстро вы, – сказала Зоя. – Все цело?
– Куда оно денется, – сказал Пасхин. – У нас не воруют.
– Ну уж, совсем что ли не воруют? – спросил Александр.
– Совсем.
– Так не бывает, – сказал Юра. – Среди многих честных хоть один, да найдется нечестный.
– А вот у нас бывает! – сказал Пасхин. – У нас на всю деревню всего два замка – на магазине и на администрации. И то я закрываю больше для порядка – положено.
– Три, – поправил Юра. – Ещё на школе.
– Да, действительно, ещё на школе. Тоже потому, что так положено. А жители лопатой дверь подопрут, чтобы видно было, что дома никого нет – и в тайгу на неделю. Тут и воровать некому. Хабугайцы, те вообще не могут, вера у них такая, а русские все примерно одинаково живут. Что у одного есть, то и у другого. Не заведено у нас. Один только выделяется, коттедж, наверно, видели? Но и тот цивилизованно ворует, через торговлю. А остальные честные.
– Здесь, конечно, не то, что в городе, – сказал Александр. – Сюжет недавно видели? Чемоданы оставляли на перронах разных городов. Дольше всего, семь минут в Ярославле простоял.
– Да где б мы видели? – удивился Пасхин. – Телевизора-то нет.
Александр только теперь заметил, что, действительно, в квартире нет телевизора.
– Сломался, что ли?
– Да нет. Здесь вообще нет телевидения. Не достаёт через сопки. Вот, Помазный всё грозится себе спутниковую тарелку поставить. Да нам и без телевизора неплохо. По радио новости слушаем, а большего и не надо.
– А если из города воры приедут? – не унимался Юра.
– Да все же на виду. Чужих сразу заметят.
– Нас распознали, – вставил Александр.
– Ну вот. Я ж говорю, чужих сразу видно, к ним сразу и внимание – куда пошёл, зачем, что взял.
– Да тут можно из леса выйти, украсть, и сразу в тайгу, – сказал Юра. – Тут даже милиции нет, кто искать будет?
Пасхин рассмеялся. Добродушно улыбнулась и Лариса.
– То-то видно, совсем вы не знаете народ, из которого произошли. Да хабугайцы зверя по запаху выслеживают, а человечий след и ночью найдут, тем более, чужого, городского.
– Да что толку, что найдут, – увлёкся спором Юра. – Откажется от всего, скажет, что не брал, и никто ничего не докажет.
Пасхин опять засмеялся:
– Да никто и доказывать не будет. Хлопнут и всё. И никто никогда найти не сможет. Да и искать не будут.
– Как хлопнут? – возмутилась Зоя. – Но нельзя же без суда! Это не по закону.
– А воровать по закону? – встал вдруг на защиту хабуга Юра. – Правильный здесь закон. Мне нравится!
– И мне! – сказала Ира.
– И это я вас воспитала? – воскликнула Зоя, но без  зла. – Экстремисты!
– Я сам – власть, – сказал Пасхин, – и должен блюсти конституцию. И блюду. Но законы хабуга мне по душе. Натворил – получай! И без всякого суда. По крайней мере, действенно – я же вам говорю, нет у нас воровства!
Пока шёл разговор, Александр достал карты, разложил на столе.
– Ну-ка, ну-ка, – полюбопытствовал Пасхин, – где тут они хотят строиться?
– А вот, видишь, граница участка.
– Да, хорошее место угробят!
– Мы хотим попытаться воспрепятствовать, – сказал Александр. – Скажи, Петрович, а как тут обстоит дело с территорией локального проживания малочисленных народов?
– В том-то и беда, что на наше село это не распространяется. Есть утвержденные ещё советскими законами территории, а наше село в них не входит. Предлагали хабугайцам переселяться к удэгейцам, обещали бесплатно перевезти, дома построить. Не согласились они. А теперь поздно. Я пытался хоть льготы для них пробить – бесполезно. Им даже охотиться не разрешают, – всё на общих основаниях. Фактически, они все браконьерами считаются. Но они же тайгой живут! Не в смысле мяса, тайга для них дом, душа. Вырубят – погибнут они.

11

Александр до вечера высчитывал маршруты, размечал места шурфовки. Потом упаковал в маленький рюкзачок принадлежности для раскопок, фотоаппарат, сухой паёк. Зоя попросила у Пасхиных две картонки и старые газеты для гербарных сборов. Спать легли пораньше.
Встали тоже пораньше, в семь часов. Хозяева были уже на ногах. Быстро перекусили и двинулись на работу. Зоя с Ирой пошли выяснять ареал уникального суккулента, а Александр с Юрой занялись съёмкой захоронений. День был прохладный. Работалось хорошо. Мошки на мысу почти не было. Недалеко от обрыва нашли раздвоенный кедр. Он был огромен и действительно необычен по внешнему виду. Ствол толщиной сантиметров восемьдесят раздваивался на уровне человеческого роста и выше параллельными столбами уходили ввысь два ствола.
– Давай отдохнём, – предложил Александр. – Садись к кедру, попробуем почувствовать предка, как шаман советовал.
Они сели с двух сторон, спинами к дереву. Александр прислонил затылок к теплой коре и закрыл глаза. Он действительно устал за полдня интенсивной работы, было приятно расслабиться. «Здесь когда-то стоял срубик с гробом, – подумал Александр и попытался представить, процесс похорон. – Наверно, старый шаман с бубном ходил вокруг, а рядом стояли люди». Солнце, пробиваясь сквозь деревья, светило на лицо, и поэтому перед глазами сквозь веки виделось яркое пятно. Мысли шевелились вяло, а потом совсем исчезли. На ярком пятне показалась тёмная точка, Александр стал смотреть на неё. Точка приблизилась и проявилась в виде лица, удивительно знакомого. Скуластое лицо слегка улыбалось, длинные чёрные волосы с лёгкой проседью заплетены в две косички. «Я рад, что ты вернулся, – сказало лицо. – Ты на верном пути. Я буду с тобой». Александр встрепенулся, открыл глаза, встал. «Заснул, что ли?» – подумал он. Глянул на сына. Юра смотрел на него широко открытыми глазами.
– Ты тоже его видел? – спросил Юра.
– И ты видел?
– Да. Он очень на тебя похож, только моложе немного.
– Он что-то тебе сказал?
– Он сказал: «Иди своим путём, я тебе помогу».
Александр закурил.
– Почти, как в тех моих снах, – сказал он. – Вот видишь, Юра, мы с тобой в школе учились, книги умные читали и не верили в такие небылицы. А ведь есть! Приходят они к нам, духи предков!
– Только в это никто не поверит, – сказал Юра.
– Да и плевать. Главное, мы с тобой знаем точно, что это есть. Теперь с нами вождь Забда. А ведь хабуга всегда знали, что духи предков рядом с ними, ни церковь, ни власть не заставили их отказаться от своей веры. Хорошо. Хорошо, что мы тоже это узнали!
– Всё равно было бы здорово изобрести прибор, который мог бы это зафиксировать. Тогда бы все поверили, – сказал Юра.
– Видимо, так определено, что только душа может быть таким прибором. Ладно, Юра, давай работать.

Александр отметил на карте местоположение раздвоенного кедра и подписал: «Захоронение вождя». Карта была самого крупного масштаба, по ней было легко ориентироваться, поэтому работа шла быстро. К четырём часам Александр с сыном нанесли на карту последнее захоронение. Вышли к обрыву отдохнуть.
– Вон мама с Иркой загорают, – сказал Юра, указывая на пляж под обрывом.
Спустились. Зоя с Ирой в одних купальниках сидели на стволе поваленного дерева и разбирали растения.
– Саша, Юра, мы такое нашли! – крикнула Зоя. – Идите скорее!
– Что нашли? – ускорил шаг Александр, надеясь увидеть археологические материалы.
– Вот, смотри! Это Дриоптерис триангулята – уникальный для флоры России вид, описан по единичным экземплярам из горных районов нашего края. Это гораздо более редкое растение, чем Астильба, – Зоя развернула картонки и показала какие-то перистые листья. – За это растение все ботаники грудью встанут! Оно больше нигде не встречается.
– Здорово, мама! Ты спасла кладбище наших предков! А мы с папой видели вождя.
– Как, Юрка, расскажи! – воскликнула Ирка.
Юра кратко рассказал.
– Я тоже хочу! – сказала Ира. – Покажите мне это дерево. Мама, пойдём!
– Я устала, Ира. Сходите с Юрой, а мы с папой тут подождём.
Юра на правах первооткрывателя повёл Иру «знакомиться с предком». Александр скинул рубаху, растянулся на песке под палящим солнцем. Река медленно, бесшумно, но мощно несла свои воды. У берега летали стрекозы. Темно-синие махаоны порхали над горячим песком. Из-за утёса стремительно вылетела стайка крохалей и пронеслась над срединой реки. Громко всплеснула, вспугнутая ими крупная рыба.
– Хорошо здесь, Зоя! Построить бы на этом берегу дом. Ты бы изучала свои растения, я бы рыбу ловил. Спокойно, никуда спешить не надо… – сказал мечтательно Александр.
– Хорошо, – подтвердила Зоя. – Жаль, что все это только мечты. Сколько мы уже так мечтали! Куда же от города денешься? Да и работа мне моя нравится, я не хочу её терять. Наших сегодняшних открытий на две хороших статьи хватит. Представляешь, сразу два редчайших растения! У нас такие открытия делают раз в десять лет! У меня уже руки чешутся скорее начать писать. Ты мне дашь потом карту скопировать, чтобы ареал нанести?
С горы спустились Юрка с Иркой.
– У меня получилось! – кричала еще издалека Ирка. – Я его видела! Мама, зря ты не пошла! Он так на папу похож! А глаза! Я чуть в них не ушла!
– Что он тебе сказал? – спросил Александр.
– Он сказал: «У тебя есть силы следовать своей судьбе». Я спросила, как ей следовать, а он сказал: «Когда перед тобой будет стоять выбор, слушай своё сердце». Я еще хотела поговорить, а он ушёл. Так здорово, я разговаривала с духом! Вот Светлана Викторовна удивится!
– Я рад за тебя, доча, – сказал Александр. – Давайте собираться. Хватит на сегодня, и так много сделали. Завтра мы с Юрой возьмём лопаты и будем шурфовать подряд, чтобы скорее закончить. Мне ведь ещё отчёт надо писать.

У Пасхиных ждал изобильный, как обычно, ужин. Хозяева расспрашивали о находках. Зоя с энтузиазмом рассказала о своих открытиях. Пасхин рассматривал невзрачные растения между газетными листами, удивлялся.
– Вот видите, какие богатые у нас места! За несколько дней уже два редких вида нашли. А если бы жили здесь постоянно? Да вы бы всю науку перевернули!
– Если бы мы жили здесь постоянно, мы бы коз пасли и огород копали, – усмехнулся Александр.
– Нет, вы люди интересующиеся, не смогли бы вы только хозяйством заниматься, – сказал Пасхин. – А, правда, переезжайте сюда. Вам же здесь нравится!
– А жить где, а работать? – возразил Александр.
– Да сколько угодно! – с запалом сказал Пасхин. – Дома брошенные стоят. Есть и хорошие. Подремонтировать немного, и можно жить. А работать – в школе. Учителей просто катастрофически не хватает! Учителям и льготы разные, и дрова бесплатно.
– Правда, бросьте вы свой город! Здесь как хорошо-то! – поддержала мужа Лариса.
– Спасибо вам большое, – сказал Александр. – Мы и сами сегодня мечтали домик на берегу речки построить. Но ведь Юру с Ирой учить нужно. Куда от этого денешься?

Когда после ужина вышли перекурить, Пасхин сказал Александру:
– Прищучили твоего крестника в районе. Хорошо, что я позвонил.
– Почему «крестника»? – не понял Александр.
– Ну как же, первая твоя победа в качестве вождя хабуга.
– Да брось, Петрович, какой я вождь? Да и «победил» его не я. Так что с ним?
– Остановили на посту, на въезде в район, обыскали. Оказался из города. Шишка средней величины. Ружьё у него с оптикой в багажнике. Правда, с документами, всё в порядке. А в бардачке «травку» нашли, не много, но года на три строгого хватит.
– И что, под суд?
– Да вот, хорошо, что я предупредил, объяснил, что у нас происшествие. Акт составили, травку изъяли, а самого отпустили с условием, что больше в наших краях не засветится. Так он весь район без остановки пролетел. Ну и хорошо, что так всё кончилось.
– А он не может в городе на нас настучать?
– А какой ему смысл? Следствие начнется, всплывет его «травка». Вас ещё найдут или нет, а на это уже и акт составлен. Так что, всё нормально. Я ещё хотел тебе сказать, имей в виду, тут прогноз передали: тайфун идет.
– Когда ожидается?
– На послезавтра сильный дождь с ветром. Так что рассчитывай свою работу.

Следующие два дня Александр с Юрой работали с утра до вечера. Последние шурфы докапывали уже при дожде. Пришли к Пасхиным усталые и промокшие, но довольные, что успели сделать всю работу.
Прогноз не оправдался. Дождик закончился ночью, ветра так и не было. Тайфун прошёл стороной.
Утро было прозрачным, как обычно бывает после циклона. Мельчайшие капельки на иглах ёлок сверкали яркими цветами радуги. Дышалось легко. И не нужно было идти на работу.
– Можно позвонить из твоего кабинета? – спросил Пасхина Александр. – Нужно вызвать машину, пускай нас забирают.
Они сходили в администрацию, Александр дозвонился в город. Обещали приехать сегодня вечером.
– Ну, вот и всё. Надо укладывать рюкзаки, – сказал Александр. – Хорошо мы у вас отдохнули. Спасибо, Петрович!
– Ну, во-первых, рано ещё собираться, часов девять ехать будут. Во-вторых, благодарить не за что. Нам с вами тоже хорошо было. Ты вот что, Саша, подумай там, в городе, может, действительно сюда переберётесь. Ну, не сразу, со временем. Интеллигенции нам здесь очень не хватает.
– Да какая я тебе, Петрович, интеллигенция! Я матросом работаю.
– Интеллигентность – это не профессия, а состояние души.
– Всё равно, я под это определение не попадаю. Зоя – другое дело. За приглашение спасибо. Хотелось бы, конечно, но, сам понимаешь, наши проблемы лежат совсем в другой плоскости.

12

После завтрака Зоя предложила:
– Давайте сходим на сопку, которая над домом Сикте. Там такой незабываемый вид, хочется ещё раз посмотреть.
– Отлично! – поддержал Александр. – Можно сделать прекрасные снимки, сегодня чистое утро, видимость прекрасная. Заодно с шаманом попрощаемся.
Норд так жалобно смотрел в глаза, что пришлось взять его с собой. Деревня после дождя при утреннем освещении выглядела совсем по-иному, чем в прошлый раз. Дома казались веселее, тёмные ели во дворах сверкали росой, петухи заливались наперебой, собаки передавали по эстафете известие, что по улице идут чужие, но лаяли, хоть и громко, но незлобиво. Норд держал «марку», выступал впереди всех с поднятым хвостом и гордо расправленной грудью, слегка поскуливал, видимо, объяснял, что не претендует на чужие владения. Старушка-хабуга разогнулась в огороде, что-то сказала, слегка поклонилась. Александр не расслышал из-за лая собак, но ответил полупоклоном.
Из двора Сикте выскочила Арха, кинулась молча к Норду. Александр испугался за своего друга, но Норд стоял боком к нападавшей собаке, будто не замечал её. Арха обнюхала его, нависла над его шеей. Норд не дрогнул, лишь слегка вильнул поднятым хвостом. Арха тоже вильнула, и начались взаимные обнюхивания, повиливания и, наконец, весёлая игра. Норд умел улаживать конфликты, в отличие от хозяина.
– Мир вашей семье! – поздоровался Сикте. Никто и не заметил, когда он появился.
– Мир твоему дому, Сикте! – сказал Александр.
– Здравствуйте! – поздоровались Зоя и Юра.
– Пусть Солнечный свет сольётся с Вашей мудростью, – сказала Ира.
– Откуда ты берёшь такие слова, Смотрящая в Душу? – спросил, прищурясь, шаман.
– Они сами берутся, – ответила Ира.
– Это хорошо, – сказал Сикте, – это очень хорошо! Я рад вас видеть, проходите в дом. Будем чай пить.
– Вообще-то мы хотели подняться на вершину, сфотографировать окрестности. День сегодня хорош для съёмок.
– Фотографии не сохраняют душу того, что фотографируешь. Какой в этом смысл?
– Я с тобой не согласен, – сказал Александр. – Фотографии воскрешают память. Конечно, не все, но некоторые чувства восстанавливаются, когда смотришь на снимок, с которым связаны особые воспоминания.
– Зачем фотографировать? Приходите каждый день и смотрите. Тайга меняется постоянно. Она разная каждый день, каждый час, каждую минуту.
– Мы сегодня уезжаем, Сикте, – сказал Александр.
Сикте умолк, нахмурился. Он провёл гостей в дом. Внутри стены были такие же бревенчатые, как и снаружи. Одно небольшое окно, обычная печка в центре комнаты, стол, табуретки, в углу старинный комод. Под потолком на веревочках пучки трав, какие-то мешочки. На гвозде у входа ружьё.
Сикте указал на табуретки, поставил на стол кружки, налил из чайника необычно пахнущий отвар. Поставил посредине вазочку с карамельками. Сел сам.
– Хорошо, – сказал он. – Вы уезжаете, но здесь останется часть ваших душ. В городе вы это поймёте. Пейте чай – это сила тайги.
Они молча прихлебывали терпкий напиток, действительно вкусный.
– Нам надо идти, – сказал Александр. – Спасибо, Сикте, вкусный чай.
– Пусть твои идут, Забда, – сказал Сикте. – А ты останься, нам ещё поговорить надо.
– Идите без меня, – сказал Александр, передавая фотоаппарат Юре, – Найдёте тропу?
– Найдём, конечно, – ответил Юра.

Сикте с Александром остались вдвоем.
– Расскажи мне, Забда, о своих снах, – попросил Сикте.
– Я нашёл древнее поселение, ему три тысячи лет. И мне начали сниться сны, будто я – человек из того времени. Там у меня была жена, дети. Там был шаман Загу.
– Где это было?
– На морском берегу, на полуострове, в Лазурненском районе. Потом я был на раскопках этого поселения с археологами. И опять видел сны. Шаман запрещал нам копать, грозил смертью. Потом на раскопки приехали японцы и съёли змей. Тогда Змей, которому поклонялись жители того поселения, наслал всякие беды на экспедицию, и мы все чуть не погибли. Но в это время на посёлок древних людей напали враги. Шаман оставил мою душу в своём времени и заставил думать, как победить сильного врага. Я придумал построить длинный забор. В том времени ещё не умели строить оборонительные сооружения, и мы победили. Вот такие сны. Пока моя душа была в том времени, моё тело лежало без сознания пять суток.
– Скажи, Забда, какой был тот Змей, которому поклонялись древние люди? Ты его видел?
– Полоз. Большой, чёрно-жёлтый. Он жил на камне, ему приносили жертвы, и он их брал или не брал. Если брал – хорошо, если не брал – беда! Я сам приносил жертвы. Один раз он отказался принять, когда решил наслать смерть на всю экспедицию.
– А как назывался тот народ?
– Сугзэ. Так они себя называли.
– И какие они, эти рыбы?
– Какие рыбы? Там разные ловились.
– Сугзехэ – по-нашему рыбы. Ты разве не знаешь?
– Так что, они себя рыбами называли? – сделал для себя открытие Александр. – Ты понимаешь их язык?
– Ты ещё ничего не называл на их языке, кроме рыб и красного волка.
– Про красного волка я что-то не помню…
– Загу – Красный Волк.
– Вот это да! Три тысячи лет, и ты можешь понимать тот язык! Потрясающе! Скажи, что означает имя Ния?
– Ния? Трудно сказать, в нашем языке есть похожее слово, но оно не так произносится, означает «ярко».
– Значит, Ния – Яркая! Как здорово, Сикте, какое имя! Оно так ей подходит!
– Расскажи подробнее про забор, про всю войну, – попросил шаман.
Александр рассказал всё, что помнил. Он увлёкся, картины сражения вставали перед его глазами, он рассказывал подробно, упоминая имена героев и детализируя их подвиги, иногда он что-то вспоминал и возвращался назад в своем повествовании. Рассказ получался путанным, но шаман молча слушал его с горящими глазами.
Когда Александр закончил, он обнаружил, что Зоя с детьми тихонько стоят за его спиной. Видимо он так долго говорил, что они успели вернуться с горы, и теперь слушали его рассказ, стараясь не помешать. Шаман молчал долго.
– Теперь я расскажу вам то, что наши старики рассказывают своим внукам, – сказал Сикте. – Садитесь и слушайте. Это очень старая сказка. Это было очень давно, ещё когда хабуга жили на берегу моря. Они счастливо жили, но однажды пришли враги. Много врагов. Так много, что от их костров ночью было светло, как днём. Они пришли, чтобы убить всех хабуга, и победить их было невозможно. И тогда шаман хабуга призвал на помощь великого Змея. Змей явился, когда враги напали на хабуга. Он загородил своим огромным телом проход к посёлку хабуга. Враги никак не могли перебраться через высокое тело Змея. Тогда они попытались убить Змея, но не смогли этого сделать, потому что у Змея было две души. Испугались враги, и стали отступать. Но Змей свернулся в кольцо, из которого не было выхода, а хабуга стали стрелять, и перебили всех врагов до единого, а вождя врагов скормили живьём великому Змею в благодарность за спасение.
– Это о тебе, папа, – тихо сказал Юра.
– Как? – спросил Александр.
– О том бое, о котором ты рассказывал, – пояснил Юра.
– Да, папочка, это легенда, миф, который сложился в сознании людей за сотни лет. А в его основе лежат реальные события, – сказала Ира. – Мы изучали это.
– Умные у тебя дети, Забда, – сказал Сикте. – Я для того и рассказал эту сказку, что она сложена в точности по твоему рассказу. Ты был тем великим Змеем с двумя душами, ты остановил врагов, ты спас народ хабуга. И люди помнят это до сих пор!
– Что же мне теперь делать? – растерялся Александр.
– Живи, – улыбнулся шаман.
– Но как жить с таким грузом? Я считал себя обычным человеком, и жил, как обычный человек. А теперь я, вроде как ответствен за судьбу целого народа. Я не смогу, я ведь ничего не умею!
– Вот видишь, я же тебе говорила, не связывайся с этой Нией! – сказала Зоя.
– Да, это Ния втянула меня в эти сны, она все время звала меня туда.
– Ничего не происходит без причины, Забда, – сказал Сикте. – Значит, та женщина должна была это делать. Не каждого мужчину зовёт жена из прежней жизни.
– Ты думаешь, что она звала меня, чтобы я защитил народ рыб от врагов? Но как она могла знать о врагах?
– Я не знаю. Но думаю, здесь другое. Она хотела тебе что-то сказать.
– Почему же не сказала?
– Значит, скажет. Она тебя ещё позовет, и всё скажет.
– Я не хочу больше туда возвращаться, и я не знаю, как мне теперь жить… Это ужасно! – Александр был потрясён нахлынувшей информацией.
– Не паникуй! В тебе есть силы. Слушай своё сердце, Забда, и может быть, твои правнуки сложат ещё одну сказку о твоих подвигах.
Спасибо, Сикте, за добрые слова, – сказал Александр. – Нам пора идти.
Шаман вышел проводить гостей.
– Можно спросить, – сказала Ира, – а зачем у вас над дверью хвост рыбы прибит?
– Это хабуга – знак счастья, как у русских подкова.
– Хабуга – это же название народа, ты сам говорил, – удивился Александр, только теперь обративший внимание на засохший хвост, прибитый большим ржавым гвоздём.
– Хабуга – рыбий хвост. Так назвали наш род, потому что у нас есть древний обычай прибивать над входом в дом хвост первой рыбы, пойманной в этом году. Старики говорили, что очень давно наши люди жили на берегу моря, ловили рыбу. Потом пришли враги. Много лет воевали. Но врагов было больше. Наш род уходил всё дальше на север по берегу моря. Но и туда пришли враги. Тогда нашим предкам пришлось уходить в горы. Теперь тут живем. Хвост рыбы некоторые до сих пор вешают на дверь, сам увидишь.
– Вот ещё одно доказательство, что хабуга произошли от сугзэ. Те тоже привешивали хвост рыбы над входом, только гвоздей тогда не было, – сказал Александр.
– Я в этом уже не сомневаюсь, – сказал Сикте. – Хорошо, что ты сам это видишь. Доброго вам пути, потомки вождя! Надеюсь, что предки не призовут меня раньше, чем я снова увижу вас на нашей земле.

13

Всю дорогу к дому Пасхиных Александр был погружен в невесёлые размышления. Зоя шла рядом молча. Она знала, что в такие минуты не стоит беспокоить мужа расспросами. Ира с Юрой отстали, о чем-то оживлённо разговаривая.
Пасхин строгал под навесом.
– Что такой невесёлый? – спросил он Александра.
– Да что-то много событий сразу, не могу переварить.
– А ты и не переваривай. Само образуется. Сейчас Ласик поднимет настроение. Пошли в хату, она там что-то уж очень вкусное готовит. Я уже час от запахов слюной истекаю.
Обед был потрясающий. Лариса действительно была мастерица по части еды. Конечно, все переели и отяжелели.
– А вы поспите, – сказала Лариса. – Так хорошо поспать после еды.
Зоя с Ирой пошли спать, Юра отказался, Александр тоже.
– Я лучше планы вычерчу, пока время есть, – сказал он.
– Дома вычертишь, – сказал Пасхин. – Пойдём, лучше я тебе кое-что покажу. И сына бери.
Александр решил, что действительно надо бы прогнать сонливость и охотно согласился прогуляться.

Они втроём вышли за калитку, и пошли к выходу из села. В самом конце свернули по давно неезженой дороге в лес и стали спускаться к реке. Дорога привела к проёму в заборе из жердей. Огороженный участок практически не отличался от окружающего леса, только кустов было меньше. Огромные, причудливо изогнутые липы давали прохладную тень. Участок оканчивался обрывом высокого речного берега. Недалеко от обрыва стоял аккуратный бревенчатый дом под шиферной крышей, чуть поодаль – такие же аккуратные хозяйственные постройки. Тихо шумела река, в лесу пели птицы, где-то в листве трещала цикада.
– Вот, смотрите. Нравится?
– Классное место! – сказал Юра.
– Может быть вашим, если захотите, – сказал Пасхин.
– Поясни, – попросил Александр. – Неужели такой дом бросили?
– Это мой двоюродный брат Мишка построил. Перестройка как началась, все стали землю захватывать. Тогда думали, что будем жить, как в Америке – у каждого коттедж. У него сбережения были, на севере раньше работал. Вот, построил. Хотел переехать сюда. А потом жизнь завертела. В городе всё – работа, деньги, дети. И жена у него городская, не хочет без ванны жить. Поначалу часто приезжал, всё доделывал, мечтал. А в последнее время раз в год зимой на неделю приедет поохотиться, да и то у меня живет. Говорит, продавай, если кто купит. Так что, вот вам шанс.
– И сколько просит?
– За вашу городскую квартиру пять таких домов купить можно. Здесь дёшево. Уезжают люди. Просто бросают дома и уезжают, – говорил Пасхин, открывая подпёртую доской дверь.
Небольшой с виду дом внутри оказался просторным. Две комнаты с широкими светлыми окнами, с одной стороны вид на реку, с другой – на сопки. Обшитые досками стены и потолок создавали приятное освещение.
– Как здорово сделано! – сказал Александр. – Надо Зое показать. Можно?
– Конечно! Зачем же я вас сюда привёл? – сказал Пасхин, довольный произведённым впечатлением.
Походили еще по участку, посмотрели постройки, и пошли обратно.
– Папа, я так хочу, чтобы вы с мамой жили в этом доме! – сказал Юра.
Александр промолчал. Настроение его ещё более ухудшилось.

Зоя с Ирой ещё спали. Александр сел все-таки вычерчивать планы. Но работа не клеилась. Он часто выходил курить. Мысли мешались, ничего толкового не придумывалось, было просто грустно.
Солнце уже клонилось к сопкам, когда из соседней комнаты вышли заспанные, улыбающиеся Зоя и Ира.
– Ну, вы и спите! – сказал Юра. – Пойдёмте скорее, мы вам такое покажем!
Всей семьёй они снова сходили к домику. Зоя и Ира были в восторге, не столько от самого дома, сколько от места на берегу реки и полного отсутствия соседей.
– Здесь купаться можно, и загорать! – восторгалась Ирка. – Вот бы здесь жить!
– Замечательное место, замечательный домик, – сказала Зоя. – Просто мечта! Но от проблем не спрячешься. Наше место в городе.
– Вот так и будете всю жизнь мучиться! – воскликнула Ира. – Вы, родители, какие-то нерешительные. Вам такой шанс предоставляется!
– А учеба, Ира? – возразила Зоя. – А ты подумала, что ты будешь здесь делать? Здесь даже клуба нет. Ты думаешь, люди зря отсюда уезжают?
– Дома подумаем на эту тему, – прекратил спор Александр. – Сейчас всё равно возвращаться надо.

Ближе к вечеру хозяева истопили баню.
– Банька вам настроение точно поднимет! – сказал Пасхин. – Она и не такую хандру лечит.
Попарились действительно на славу. Александр так разогрелся, что даже вылил на себя ведро холодной воды. Тело стало легким, почти невесомым. Снова захотелось действовать.
Выйдя из бани, Александр обнаружил у ворот машину. На пороге курил водитель. Поздоровались.
– Быстро ты домчался, – сказал Александр.
– Днём легче вести, да и машина пустая.
– Когда поедем?
– Отдохнуть бы надо, – сказал водитель.
– Верно, верно, – сказал с веранды Пасхин, – шофёру надо отдохнуть – столько часов за рулем! Иди-ка ты тоже попарься, и за стол. Лариса уже накрывает.
Водитель мылся недолго. Сели за стол. Лариса выставила в центр огромную кастрюлю.
– Пельмени! – воскликнул Юра. – Вот это пища!
Лариса улыбаясь, раскладывала по тарелкам дымящиеся пельмени. Пасхин достал из холодильника бутылку.
– Ну, давайте за ваши успехи! – сказал он. – Чует мое сердце, не последний раз мы с вами за столом сидим.
– Сердце правду говорит, – вставила Ира.
– Верно, дочка, – чокнулся с Ирой Пасхин. – Наш шаман тоже так говорит.
После стопки обжигающие пельмени казались несказанно вкусными. Сытный ужин разморил. Решили лечь пораньше, чтобы выехать на рассвете.

14

Пасхин разбудил в шесть часов. На столе уже стояло блюдо с блинами и сковорода с яичницей. Лариса разливала по кружкам чай.
Позавтракали быстро, уложили в машину вещи, попрощались.
– Удачи! – коротко сказал Пасхин, пожимая руки.
– Хоть в гости приезжайте, мы всегда рады! – говорила Лариса.
В чистом утреннем воздухе выхлоп разогревающегося двигателя чувствовался особенно резко. Они сели в машину, помахали руками гостеприимным хозяевам и покатили по пустой улице. Александру снова стало грустно.
Водитель гнал джип по пустой дороге за сто километров, включил радио. Нарочито бодрые голоса ведущих что-то активно рекламировали в промежутках между шлягерами.
– Давай выключим, – попросил Александр.
– А что, классная музыка! – сказал водитель, все-таки, выключив приемник.
– Знаешь, так хорошо было без музыки, – сказал Александр. – Сейчас вернемся – наслушаемся до тошноты.
– Ладно, поедем без музыки, – согласился водитель. – Будем слушать пение колес!
Он улыбнулся. Было заметно, что у него хорошее настроение, ему хотелось общения.
– Ну что, накопали что-нибудь? – спросил он у Александра.
– Нашли кое-что, – нехотя ответил Александр.
– Интересное?
– Нашли кладбище местных жителей, растения редкие.
– А-а, это не серьезно, – сказал водитель, – это мелочи.
– Как же мелочи? Растения краснокнижные. Кладбище тоже особенное. Это место захоронения покойников малочисленного народа. Я думаю, не разрешат вашей фирме здесь строиться.
– Ну конечно! – рассмеялся водитель. – Для нашего босса это не проблема! Такие вещи он решает, не вставая с кресла.
– Ты хочешь сказать, у него хорошие знакомства «наверху»?
– По такому поводу он даже знакомства задействовать не станет. Я же говорю, это мелочи.
– Ну а что он сделает, если запретят?
– Да ничего. Пригонит бульдозер, сравняет кладбище вместе с цветочками, и начнет строить.
– А санкции?
– Какие там санкции! Штраф в размере нескольких десятков минимальных окладов. Он такой штраф за один ужин проедает. Это не проблема. Не первый раз.
Александр замолчал, пытаясь переварить услышанное.
– Значит, скоро буду часто сюда мотаться, – весело продолжал балагурить водитель. – Как тут рыбалка, не пробовали? В соседнем районе я повеселился на речке. Там поначалу такие таймени брались!
– А потом?
– Потом по руслу рубить стали, вода помутнела. А таймень мутную воду не любит. Да и выловили его быстро. Народу-то много стало.
– Вот и здесь выловят, – сказал Александр.
– Что поделаешь – прогресс! – весело сказал водитель. – Здесь долго не задержимся, года через два на новое место переберёмся. Босс у нас ухватистый. На наш век речек хватит. Вон она какая, тайга!
Александру захотелось съездить водителю по морде. Он замолчал. Водитель ещё пытался его разговорить, потом бросил эту затею, снова включил музыку.
Почти всю дорогу ехали молча. Когда выехали на асфальт, задремали. Всё чаще стали проезжать населенные пункты. От обеда отказались. Водитель с удовольствием согласился заменить его домашними пирожками, спечёнными Ларисой специально в дорогу. В город приехали еще засветло.

В городе, как обычно, шла морось. Квартира встретила запахом сырости. Горячей воды, как всегда летом, не было. Заваренный на электроплите чай показался безвкусным. Начались городские будни, к которым, как ни странно, все довольно быстро привыкли, и уже через несколько дней почти не вспоминали ни о гостеприимных Пасхиных, ни о загадочном шамане, ни о селе Верхнем Ольховом.
Александр первым делом оформил отчёт. Сделала квалифицированный отчёт и Зоя. Она поговорила с коллегами, и те подписали заключение о том, что территория, на которой произрастают эндемичные растения, должна подлежать охране. Свой отчёт Александр отнёс в Управление по охране памятников истории и культуры.
– Спасибо, Александр Владимирович, хороший отчёт, – сказал начальник отдела археологических исследований.
– Старались, – ответил Александр. – Там такое большое кладбище малочисленного народа! На этом месте строительство никак не возможно.
– Ну, почему же? – неожиданно возразил начальник. – Строят даже на месте современных городских кладбищ. Сейчас посмотрим, – он достал толстую папку, порылся в документах. – Ну, вот, официальное кладбище села Верхнее Ольховое находится совсем в другом месте. Значит, это незаконное, никем не зарегистрированное. Теперь будут хоронить там, где положено.
– Но ведь там могилы предков ныне живущих людей! Как вы можете? Неужели нельзя запретить строительство?
– Это строительство – выполнение программы экономического развития края. И я не понимаю, вам-то какое дело? Вы хорошо выполнили обследование, а решение будет принимать Управление. Сейчас идите в бухгалтерию, получите деньги. До свидания.
Александр растерялся. Он никак не ожидал такой реакции. В бухгалтерии просили подождать минут двадцать, пока оформят платёжную ведомость. Александр выкурил на крыльце сигарету, полез в нагрудный карман ещё за одной и случайно коснулся на груди амулета. Яркой вспышкой возникли видения: старый Сикте у костра в чуме, двое хабуга, напавшие на водителя джипа, чтобы спасти его только потому, что у него на груди был знак вождя, почему-то возникло лицо бабушки-хабуга, кланяющейся через покосившийся забор. В груди возникло точно такое же чувство, как в том бою с зерноедами, когда выбора нет, впереди либо победа, либо смерть. Он швырнул только что прикуренную сигарету в урну, рванул дверь Управления. Решительным шагом вошёл в кабинет начальника.
– Разрешите?
– Вообще-то у меня прием по понедельникам…
– У меня очень важное дело, – сказал Александр, подошел вплотную к столу и стал объяснять ситуацию.
– Хорошо, сейчас разберемся, – начальник поднял трубку. – Зайдите ко мне с отчётом по Верхне-Ольховому.
Начальник просмотрел отчёт, задал несколько вопросов начальнику отдела и отпустил его.
– Я понимаю вашу обеспокоенность, – сказал он Александру. – Но вы должны понять меня правильно. Я тоже не сторонник строительства на кладбищах. Но для запрещения должны быть юридические основания, вы согласны?
Александр кивнул.
– Давайте разберёмся вместе, – продолжил начальник. – Это кладбище не числится в реестре охраняемых памятников культуры – это факт. Оно не числится вообще нигде как кладбище – это тоже факт.
– Но ведь оно же есть! И это только недоработка вашего ведомства, что оно не числится. Значит, нужно сделать, чтобы числилось!
– Территории под кладбища отводим не мы. Тут не наша вина. Согласитесь, что если я захороню своего родственника, не дай Бог такому случиться, в каком-нибудь неофициальном месте, которое мне понравится, я не смогу на этом основании требовать запрещения строительства на этом месте.
– Я вам предоставил отчёт. В нем зарегистрированы все могильные сооружения. Неужели это не может служить поводом, хотя бы переместить территорию застройки немного в сторону?
– Судя по вашему же отчёту, собственно захоронений там нет. Там есть только сооружения, которые символизируют захоронения, и которые никакой археологической, архитектурной или культурной ценности не представляют.
– Я вас очень прошу, придумайте что-нибудь, пожалуйста! – стал просить Александр, чувствуя, как рушится вся его решительность. – Поймите, это кладбище – то немногое, что ещё сохранилось от былых культурных традиций народа хабуга.
– Ну что я могу сделать?! Ну, садитесь в мое кресло и сделайте сами! Нет ни одного трупоположения на этом, как вы утверждаете, кладбище. И народ хабуга не существует! Нет такого народа!
– Неделю назад я сам с ними разговаривал!
– Да верю я вам! Но официально – они не существуют! Ведь мы, все-таки, живем в правовом государстве. И нет у меня никаких, даже малейших оснований отказать в строительстве на данной территории. И даже, если я выдумаю такие основания, через меня просто переступят! Вы наверно, не знаете, кому хотите противостоять. Эти если захотят, запросто сделают, что и мы с вами нигде числиться не будем. Мой вам совет: забудьте об этом. Вы честно сделали своё дело, и не ваша вина в том, что кладбище будет снесено.
– Но на той территории растут еще и эндемичные растения. Вот отчет квалифицированного ботаника.
– Природные объекты не в нашей компетенции. Тут я вам ничем не смогу помочь. Этим занимается Комитет по охране природы и окружающей среды.
– У вас есть их адрес?
– Да, конечно, вот визитка начальника.
– Спасибо.
Александр выскочил из кабинета и ринулся на выход.
– Забда! Вы думаете получать зарплату? – окликнули его из открытой двери бухгалтерии.
– Извините, чуть не ушёл, – сказал Александр, расписываясь в ведомости.
Сумма оказалась серьёзной. «Вот, где деньги рекой!», – подумал Александр, соотнеся не слишком утомительную работу с оплатой.

Комитет по охране природы находился в другом конце города, пришлось ехать на автобусе. Не повезло – попал на обеденный перерыв. Он слонялся по коридору недалеко от двери начальника. Из кабинетов доносились запахи, слышался смех. Девушки выходили и заходили с тарелками. Наконец на него обратил внимание мужчина в костюме. От него пахло спиртным.
– Вы кого-то ждёте?
– Да. Начальника.
– Вы знаете… он занят. Вы не могли бы прийти завтра?
– У меня срочное дело.
– Хорошо, я попробую его позвать, – сказал мужчина. – У нас тут мероприятие, – заговорщически добавил он.
– Важное? – улыбнулся Александр, уже догадавшись, какое именно мероприятие.
– День рождения. Так что вы извините…
Мужчина зашёл в соседнюю дверь. Через минуту оттуда вышел высокий, загорелый, тоже в костюме. Он на ходу отпустил какую-то шуточку в сторону компании, закрыл дверь, принял серьёзный вид.
– Вы ко мне? Заходите. Присаживайтесь. Слушаю вас.
– Я археолог. Забда Александр Владимирович. Обследовал территорию в селе Верхнем Ольховом под застройку компанией «Кедр». Со мной была жена, ботаник. Она обнаружила там редкие растения. Я принес её отчет. Посмотрите, пожалуйста.
Начальник взял папку, полистал.
– Ну, и что вы хотите?
– Мне кажется, что наличие эндемичных видов может служить поводом для запрещения строительства на данной территории.
– Видите ли, Александр Владимирович, дело в том, что экологическая экспертиза этого участка уже проведена, и дано положительное заключение.
– Как? Уже?
– Да. Мы привлекли к этому серьезного специалиста, профессора, доктора биологических наук Брагинского. Вы с ним не знакомы? Он преподаёт в университете. Он представил солидный отчет, но никаких особенных биологических объектов он не выявил. Обычный лес. Поэтому у нас не было оснований отказать застройщику.
– Но мы обнаружили такие объекты. И теперь есть причина изменить заключение.
– Не уверен. Мы давно сотрудничаем с профессором Брагинским, и у нас нет оснований ему не доверять. К тому же, заключение уже выдано, оплата за экспертизу застройщиком произведена. Поздно переделывать.
– Послушайте, – возмутился Александр, – но вы же здесь сидите не только для того, чтобы получать деньги, но и чтобы охранять природу! Есть эндемики, застройка ещё не началась. Можно же дать какое-то предписание или как у вас это делается… Нельзя же губить редкие виды из-за ошибочных выводов специалиста, пусть даже самого лучшего!
– Я не пойму, вы-то что хотите?
– Я хочу, чтобы запретили застройку территории в селе Верхнем Ольховом.
– А в чем ваш-то интерес? Вы зря думаете, что деньги за обследование могут быть оплачены вашей жене. Их уже нет. Вот если бы раньше, тогда бы мы ещё подумали. Вы оставьте телефон вашей жены, когда будет следующая экспертиза, мы её пригласим.
– Да причём тут деньги! Я добиваюсь запрещения строительства.
– А-а, понятно! – усмехнулся начальник. – Конкуренты фирмы «Кедр». Интересно, кто, если не секрет? В «Кедре» крепкие ребята, их такими методами не свалишь.
– Да причём тут это? Я действительно добиваюсь запрета строительства в Верхнем Ольховом! Я сам!
– Ну, тогда я вас совершенно не понимаю. Хорошо, оставьте отчёт, мы его рассмотрим. Позвоните через неделю.
«Полный провал! – думал Александр, зажатый пассажирами в раскаленном автобусе. – Полнейший и окончательнейший провал! Вот тебе и вождь! – злился он на себя. – Это тебе не копьём размахивать. В древности было проще. Развели бюрократов!»

15

До вечера Александр не мог успокоиться, не мог заставить себя ни чем заняться.
– Ну что ты себя изводишь! – пыталась успокоить его Зоя. – Ты сделал всё, что в твоих силах. Может быть, ещё пересмотрят заключение в Охране природы. Они же пообещали рассмотреть.
– Да ясно всё с ними, ничего они не пересмотрят! Поговорить что ли с Наумовым, может, он что посоветует.
Александр набрал номер.
– Саша! Рад тебя слышать! Вы уже вернулись? Нашли что-нибудь?
– Нашли погребальные сооружения местного народа хабуга.
– А, слышал я о таких. Но, говорят, это просто удэгейский род, а не самостоятельный народ.
– Я говорил с ними. Они считают себя другими. Между прочим, они произошли из горинской культуры. У меня есть доказательства.
– Опять ты за своё, Саша!
– Я думал, ты мне поможешь.
– В чём?
– Понимаешь, надо запретить строительство в этом селе. Давай с тобой напишем доказательство, что народ хабуга – потомок древней культуры, уникальный осколок прошлого, что необходимо сохранить его место обитания.
– Твои доказательства материальны?
– Нет.
– Ну, а что ты от меня хочешь? Я же археолог. Мои доказательства все на основе материальных фактов. Тут я тебе не помощник. Да и зря ты связываешься с «Кедром», они серьёзные люди! Ничего ты с ними не сделаешь, только себе навредишь.
– Ладно, Лёша, закроем тему. Скажи, ты профессора Брагинского знаешь?
– Да. Он биологию ведет. Но я с ним не в близких отношениях.
– Познакомишь?
– Давай, я лучше дам тебе его телефон. Я с ним стараюсь не контачить.
– А что так?
– Неприятный тип. Зачем он тебе?
– Он обследовал ту же территорию и дал положительное заключение на застройку. А Зоя там нашла два вида эндемиков. Хочу с ним поговорить, может согласится изменить свои выводы.
– Не согласится. Зря время потеряешь.
– Почему?
– Он же этим зарабатывает. Подписывает, не глядя, лишь бы платили. О нём давно слухи ходят, не одну такую территорию продал.
– Но он же отвечает за свои отчеты!
– Да какая там ответственность! Он мог даже не выезжать на место. Написал то, что там должно быть, и всё обследование. Зачем ему так далеко ездить, если всё равно нужно писать то, что заказали, а не то, что есть на самом деле?
– А это точно, что он так делает?
– Точно, не точно – никто не проверит. Но дыма без огня не бывает. Недаром же он на джипе ездит.
– Сейчас машина уже не показатель воровства.
– Как сказать! По-твоему джип можно купить на профессорский оклад? Давай я тебя лучше сведу с Шаровниковым. Он этнограф, как раз малочисленными народами занимается. Докторскую сейчас пишет. Замечательный мужик! Вот он может взяться писать об «осколках древних цивилизаций». Подъезжай на днях, познакомлю.
– А завтра можно?
– Сейчас посмотрю расписание. Так, у него завтра занятия до двух часов. И я как раз здесь буду. Приезжай к двум.

На следующий день в назначенное время Александр был в университете. Шаровников сразу оживился, как только услышал о хабуга.
– Вам удалось от них чего-то добиться? Мне чрезвычайно интересно. Знаете, я двадцать лет занимаюсь местными народами. А вот эта группа, которая живёт в Верхнем Ольховом, почему-то такая скрытная. Столько раз туда ездил – почти бестолку. Не могу их разговорить. Так, немного вещиц собрал, а больше ничего. Как же вам удалось?
– Как бы вам объяснить… Так получилось, я и сам об этом не знал, что я прямой потомок, внук вождя хабуга, – Александр вытащил из-за ворота амулет.
– Потрясающе! Дайте-ка рассмотреть, – Шаровников с трепетом ощупал амулет, взял лупу. – Очень старая, ручная работа. Они мастера! Такого я ещё не видел! Отдадите в коллекцию? Я могу заплатить…
– Я понимаю научную ценность этой вещи и вашу страсть тоже. Но, не имею права. Мне вручил этот амулет шаман. Он получил его по наследству и хранил всю жизнь, ждал меня. Теперь хабуга считают меня своим вождем.
– Потрясающе! Потрясающе! – приговаривал Шаровников. Солидный учёный, уже с обширными залысинами выглядел, как ребёнок, ощупывающий новую игрушку. – Послушайте, это же подтверждение старинных легенд о том, что род хабуга когда-то поклонялся змеям!
– Да. Их предки поклонялись змеям. Вернее, мои предки, – поправился Александр. – Они жили на берегу моря, а поклонялись змеям.
– Да-да, я слышал эти легенды. Но не было материальных подтверждений. Этой вещи цены нет!
– Давайте сделаем так, – сказал Александр. – Вы можете сфотографировать амулет, зарисовать, – всё, что хотите, только в моем присутствии. Я не могу его вам оставить.
– Отлично! Замечательно! Я прямо сейчас этим займусь! – он бросился к сейфу, достал фотоаппарат. – Александр Владимирович, давайте сотрудничать! Ведь вам теперь доступны самые сокровенные тайны!
– Я согласен с вами сотрудничать, но на взаимовыгодной основе.
– Да-да, конечно! Я надеюсь в этом году выиграть грант, деньги будут!
– Нет, вы неправильно меня поняли. Меня интересуют не деньги. Дело в том, что компания «Кедр» разворачивает в селе лесопильную базу. Сейчас стадия согласования документации. Они выпилят там весь лес. Хабуга пропадут без тайги. Нужно придумать, как не допустить компанию на эту территорию.
– Как же это сделать? Ведь нужны какие-то основания.
– На территории подлежащей застройке находится кладбище хабуга.
– Как? Где? Какое оно? – залысины у Шаровникова покрылись капельками пота. – Вот видите, плохой я этнограф! Не сказали они мне. А ведь спрашивал!
Александр выложил перед ученым карту, фотографии могильных сооружений.
– Вот, смотрите. Могу это всё оставить вам. Но давайте придумаем, что можно сделать.
– Я могу написать статью в «Край Сегодня». Эта газета всегда с удовольствием берёт мои заметки.
– Это замечательно. Но прежде вы должны составить обоснование запрета разрушать это кладбище и представить его в Управление по охране памятников истории и культуры.
– Верно! Я немедленно беру командировку и еду в Верхнее Ольховое. Сам всё это осмотрю, а по возвращении напишу отчет в Управление, и статью в газету.
– Наоборот, – сказал Александр. – Сначала обоснование и статья, а потом поездка.
– Мне нужно самому всё посмотреть, заодно обдумаю, как получше написать.
– Упустим время. Документы уже подписаны. Начальство «Кедра» спешит, чтобы до морозов начать строительство. Если не успеем их остановить, осенью всё снесут к чёртовой матери вместе с кладбищем. А после поездки напишете ещё одну статью, более развернутую.
– Хорошо. Я сегодня же сяду писать. Давайте встретимся через пару дней, скорректируем статью.
– Завтра! – настаивал Александр, чувствуя, что эту возможность упускать нельзя. – Вы же учёный, столько статей написали за свою жизнь. Что вам стоит черкнуть статейку в газету и краткое обоснование? Все документы я вам предоставил. Поймите, это необходимо!
– Да что вы меня уговариваете! Приходите завтра к обеду. Сделаю. Для вас сделаю!
– Для хабуга, – поправил Александр.
На следующий день статья была готова.
– А вы неплохо пишите, Леонид Васильевич, – похвалил Александр, отметив хороший слог и ясность изложения. – Далеко не каждый учёный может доходчиво изложить свои мысли. Давайте только добавим, что хабуга – потомки древнего населения края. И обязательно нужно сделать акцент на том, что тайга для них жизненно необходима.
– Но я не имею доказательств о древности этого рода! – попытался сопротивляться Шаровников.
– Я предоставлю вам доказательства, но потом. Чего вы боитесь? Это же не научная статья. Чего только не пишут в газетах. Главное сейчас – создать мнение в защиту этой территории. Пишите!

Все-таки Шаровников вставил слово «вероятно» во фразу о древнем происхождении. В общем, статья получилась интересной и «задиристой». Шаровников обещал утром отнести её в редакцию. Обоснование запрета хозяйственной деятельности на территории кладбища, по мнению Александра, тоже было солидным.
– Спасибо, Леонид Васильевич, вы делаете доброе дело! – поблагодарил Александр этнографа. – В Верхнем Ольховом обратитесь к главе администрации Пасхину, он найдет вам ночлег.
– Это вам спасибо! Сведения бесценные! А Анатолия Петровича я знаю, он мне помогал.
– И еще, если нужны будут дополнительные сведения, поговорите с шаманом. Его Сикте зовут, – добавил Александр.
– Бесполезно. Знаю я его. Суровый старик. Не смог я от него ничего добиться. Молчит, как партизан.
– Скажите ему, что вы мой друг. Объясните, что это нужно для спасения кладбища, а может быть, и тайги. Привет ему от меня передавайте.
На следующий день ближе к вечеру Александр позвонил Шаровникову.
– Ну, как наши дела, Леонид Васильевич? Были в Управлении?
– Да, я сдал им обоснование. Но, вы знаете, реакция не адекватная. Сказали, что рассмотрят, но видно, что не хотят. Я завтра уезжаю, а вы позванивайте им, беспокойте, чтобы под сукно не положили.

16

Александр теперь ежедневно во время прогулки с Нордом покупал свежий номер газеты «Край Сегодня». На третий день статья вышла. Редакция поместила даже две фотографии: на одной во весь рост был сфотографирован удэгеец в национальной одежде с копьём, на другой – могильное сооружение, которое фотографировал Александр. В конце статьи редакция приглашала читателей к полемике на тему о сохранении культурного наследия малочисленных народов.
 Статью читали всей семьей. Зоя радовалась, как ребенок:
– Какой ты молодец, Саша! Теперь люди встанут на защиту твоего народа! Вот посмотришь, неравнодушных людей много. А потом и власть обратит внимание. Всё будет хорошо.
– А я думаю, фигня всё это! – сказал Юра. – Никто писать не будет. А если какая бабушка и откликнется, так это всё равно ничего не даст.
– Я тоже так считаю, – поддакнула Ира. – Властям наплевать, что там пишет народ. Если они будут все газеты читать, то вообще ничего не смогут сделать.
– Нельзя быть такими пессимистами! Надо верить в хорошее, – наставляла детей Зоя. – Вот посмотрите, сколько будет откликов. Я уверена, что хороших людей больше, чем плохих.
– Наивная ты, мамулечка, – примирительно обняла мать Ирка.

Александр продолжал покупать газету. Через пару дней на первой странице бросился в глаза заголовок: «Кедр» сбережёт кедр!». Огромная статья рассказывала о современнейших технологиях переработки древесины, о рекультивации земель после «выборочных рубок» (даже фотографию с рядами молодых ёлочек поместили), о преимуществах работы компании по сравнению со «средневековыми» методами других лесозаготовителей, о выгодах для бюджета края и для местного населения. Статья была явно заказная. Александр расстроился. Решил Зое не показывать. Позвонил в редакцию.
– Скажите, пожалуйста, отклики на статью о малочисленных народах приходят?
– А что вас конкретно интересует?
– Вы обещали полемику, но до сих пор не опубликовано ни одного письма читателей.
– Мы подбираем информацию.
– И когда начнёте печатать?
– На этот вопрос может ответить только главный редактор.
– А можно с ним поговорить?
– Эльвира Константиновна сейчас занята. Позвоните попозже.
Александр звонил каждый час, но ответ был тот же. На следующий день ситуация повторилась. Александр слонялся по квартире, как потерянный. Умная Зоя, чтобы отвлечь мужа от невесёлых мыслей, затеяла ремонт.
– Пока ты не работаешь и денежки есть, давай хоть спальню приведём в порядок. Ну что ты такой грустный, Саша?
– Да, как в болоте!
– Не переживай, образуется. Давай подумаем, что купить к ремонту.

Работа действительно отвлекала. Газета по-прежнему хранила молчание. Александр загрунтовал стены, и пока они сохли, поехал в город. Сначала в Управление по охране памятников.
– Я по просьбе Леонида Васильевича Шаровникова. Он подавал вам обоснование запрета хозяйственной деятельности на территории кладбища в селе Верхнее Ольховое. Каковы результаты?
Начальник явно не был готов к ответу.
– Наши специалисты работают над этим документом.
– Интересно, как над ним можно работать? Шаровников – лучший специалист в этом вопросе. В его записке всё изложено предельно ясно.
– Зря вы нервничаете. Есть определенная процедура, ряд последовательных действий, предусмотренных законодательством. И мы их выполняем.
– Но мой отчёт вы так не рассматривали, отказали сразу.
– У Шаровникова представлены более веские основания. Не волнуйтесь, всё идет по плану. Позванивайте нам. Всего доброго.
Александр пошёл в Комитет по охране природы пешком, чтобы успокоиться. Он шёл нарочно не спеша, курил, глазел на витрины новых магазинов. Он не часто бывал в центре, и каждый раз отмечал перемены: мелкие магазинчики и лотки заменялись сверкающими супермаркетами, вместо залатанного тротуара возникала брусчатка – хорошеет город!
Начальник сразу узнал Александра, встретил приветливо, с улыбкой, предложил сесть.
– Чем могу служить?
– Я подавал вам результаты ботанического обследования территории…
– Помню, помню, – не дал досказать начальник. – Это в Верхнем Ольховом Октябрьского района.
– Да. И каковы результаты?
– Вы знаете, какая интересная вещь получилась! Поскольку мы не знаем вашу жену как специалиста, мы решили проконсультироваться у известного нам специалиста-ботаника более высокого ранга.
– Так, ну и что он сказал?
– Он не просто сказал, – слово к делу не пришьёшь, – он дал письменное заключение. В нём говорится, что ареал обнаруженных эндемиков не ограничен территорией, отводимой под застройку. И при некоторых ограничениях эксплуатации данных земель, застройка вполне допустима и не нанесёт особого вреда популяции редких растений.
– Восторг! – воскликнул Александр.
– Чему же вы так рады? – не понял начальник.
– Изворотливость ваших действий приводит меня в восхищение!
– Вы пытаетесь меня оскорбить?
– Это комплимент. А могу я узнать, кто же этот консультант?
– Пожалуйста, – начальник открыл папку, полистал. – Вот: Лебедевский Максим Валерьевич, доктор биологических наук, директор Ботанического сада.
– Спасибо, – сказал Александр и вышел.
У него дрожали колени. Он сел на первую попавшуюся лавочку, выкурил две сигареты подряд. Мыслей не было никаких, была пустота, просто какое-то безмыслие.

Немного придя в себя, он двинулся в редакцию. Все так же пешком.
– Могу я поговорить с Эльвирой Константиновной? – спросил он у секретаря.
– А вы кто?
Александр назвал себя. Секретарша что-то полистала у себя на столе, подняла глаза, пристально оглядела посетителя.
– Эльвира Константиновна отсутствует. Зайдите в другой раз.
– Я подожду.
– Я же вам сказала, редактора нет!
Александр постоял в раздумье. В этот момент в динамике на столе раздался женский голос: «Леночка, занесите, пожалуйста, сегодняшнюю корреспонденцию!». Секретарша встала, взяла пачку писем, бросила на Александра злой взгляд, и вошла в кабинет. Александр дождался, когда она вернулась, приблизился к двери.
– Вы куда? Приёма нет! – крикнула секретарша.
– Я на секунду, – ответил Александр, и вошёл.
– Я не принимаю! – властным голосом сказала редактор, брюнетка лет сорока, в изящном деловом костюме.
– Я не отниму много времени, всего один вопрос…
– Что вам нужно?
– Я принимал участие в написании вот этой статьи, – Александр достал газету.
– Ну и что?
– Скажите, почему нет обещанной дискуссии на страницах газеты? Неужели никто из читателей не откликнулся?
– Мы пока собираем материал, сортируем письма.
– И когда же напечатаете?
– Это право редакции решать, когда и что печатать. И никому не дозволено вмешиваться в этот процесс!
– Я пришел сюда не оспаривать ваши права. Если бы вы не игнорировали мои звонки, мы могли бы все выяснить по телефону. Дело в том, что решается судьба малочисленного народа. Пресса не может пренебрегать такими вопросами, если это честная и независимая пресса. Может, вы все-таки, скажете мне, в чём проблема?
– Я же вам сказала: материалы в процессе подготовки.
– Вы симпатичная женщина, – сказал Александр, – но как руководящему работнику, вам не хватает одного качества.
– Какого же? – с презрительной ухмылкой спросила редактор.
– Эльвира Константиновна, вы совершенно не умеете врать.
Женщина растеряно, как-то криво улыбнулась, заморгала, потом вдруг шёпотом сказала:
– Хорошо, я вам скажу, – она оглянулась, хотя знала, что в кабинете кроме них никого нет. – Я не хочу потерять эту работу. Вам понятно?
– Спасибо за откровенность, – сказал Александр. – Больше я вас беспокоить не буду. До свидания.

Дома Александр попытался заняться ремонтом, но дело не ладилось. Первый же лист обоев приклеился криво. Он попытался выправить, но мокрая бумага рвалась. В конце концов, пришлось отрывать всё по кускам. Зоя пришла с работы веселая.
– Погода сегодня просто прелесть! И сотрудник подвёз на машине. Видишь, как я рано! А что ты такой грустный?
Александр махнул рукой. Не хотелось портить жене настроение.
– Давай поедим. Я разогрел.
Они сели за стол. Александр достал настойку.
– Что-то ты необычный сегодня. Случилось что?
Зоя, как всегда точно угадывала настроение мужа. Александр выпил стопку и стал молча закусывать.
– Что ты сегодня делал? Как наш ремонт? Я даже не посмотрела.
– Загрунтовал. Пока сохло, в город съездил, по конторам прошелся.
– И что?
– Везде отказ.
– Ты имеешь в виду отчет твоего нового знакомого, как его… Шаровникова?
– Везде.
– А как же мои эндемики? Не могли же они просто от них отмахнуться, это же краснокнижные растения!
– С твоими растениями вообще интересно вышло. Твой директор дал «добро» на строительство. Написал, что их и в других местах достаточно.
– Этого не может быть! – Зоя бросила вилку, порывисто встала, почти побежала к телефону.
– Погоди, Зоя! – попытался остановить жену Александр, но Зоя уже набрала номер.
– Максим Валерьевич, как вы могли! Что это значит? Вы даже не были на месте! Вы что, не знаете, что дриоптерис триангулята – уникальный для флоры России вид, что до сих пор были найдены единичные экземпляры?
Директор что-то продолжительно отвечал.
– Я вас прошу, я требую, чтобы вы немедленно отозвали своё заключение! Что?! Я буду жаловаться в… в министерство!
Зоя бросила трубку, всхлипнула, прижалась к мужу.
– Зоя, ну успокойся. Ну перестань плакать…
– Это же форменное предательство! Это нож в спину! Хоть бы предупредил… А на работе такой хороший, добренький, улыбается… Никак от него не ожидала!
Пришли с занятий Юра с Ирой.
– Вы что, поругались? – спросила Ира.
– Лучше бы поругались, – буркнул Александр.
– Представляешь, Ирочка, директор Ботсада дал в охрану природы заключение, что мой отчет ничего не значит, что можно территорию вырубать!
– А что вы хотели? – сказал Юра, помешивая ложкой горячий суп. – Они же все продажные.
– Не может такого быть, чтобы все! – сказала Зоя. – Я в это не верю. Действительно, напишу в министерство, пусть его с должности снимут!
– Мама, когда ты перестанешь быть такой наивной? – сказала Ира. – Ладно, давайте я вам лучше хорошее скажу. Я Светлане Викторовне рассказала о шамане, а она знаете, что сказала? Она предлагает мне практику проходить в Верхнем Ольховом, у Сикте. Говорит, это уникальная возможность, могут быть потрясающие результаты. Она даже тему уже придумала: «Психологические аспекты в шаманской практике». Круто? Обещала мне книжки полезные подобрать, мы с ней составим круг проблем, над которыми я буду работать. Я так рада!
– Ира, ну как же ты одна поедешь? Неужели нельзя найти практику в городе?
– Мама! Что ты говоришь! Что, лучше, как все, в детском садике практиковаться? Ну и что я там узнаю? Я так хочу эту тему!
– А жить где будешь? А питаться?
– У Пасхиных поживет, – сказал Юра. – Классная тема. Я сам бы поехал, если бы можно было.
– Я позвоню Пасхину, – поддержал Александр. – Но еще надо бы как-то заранее договориться с Сикте. А вдруг он не захочет с тобой работать?
– Папочка, как же не захочет? Он же сам мне говорил, что я ему нравлюсь, что у меня «дар». Всё будет хорошо!
– А когда практика, Ира?
– В январе, после сессии.
– Ну, ещё не скоро. Ближе к Новому году видно будет. Продумаем всё, и если проблем не будет, поедешь, – подытожил Александр.
– А еще Светлана Викторовна привет вам передавала, и сказала, что хотела бы с вами встретиться.
– Сейчас не то настроение. Как-нибудь встретимся, – сказал Александр.

Ночью Александр никак не мог заснуть. Выходил на кухню курить, пил чай, снова ложился. Зоя тоже не спала.
– Что же делать, Саша? Что же нам делать? Может, губернатору письмо написать?
– Да что толку, Зоя! Пока письмо дойдёт, пока разберутся… Скорее всего спустят в нижние структуры власти, тем всё и закончится. Время работает на «Кедр».
Но Зоина идея запала в голову. Александр долго ещё курил на кухне, размышлял и так и эдак. Выходило, что никаких других путей просто нет. Решил идти к губернатору сам. Он проснулся рано, тщательно отобрал документы, оделся поприличнее и поехал в краевую администрацию.

17

С некоторым трепетом он вошел в огромное здание из стекла и бетона. В обширном вестибюле у турникета стоял милиционер.
– Скажите, пожалуйста, как мне попасть на приём к губернатору?
– Пройдите вон в тот кабинет, там вам всё объяснят, – указал милиционер на дверь.
Александр постучал, вошел.
– Здравствуйте. Скажите, могу ли я попасть на прием к губернатору?
– Вы по какому вопросу?
Александр кратко объяснил.
– Как правило, губернатор края не работает с частными лицами. С этим вам нужно обратиться в думский комитет по национальному вопросу.
– А как туда попасть?
– По вторникам ведёт приём председатель комитета депутат Старостин. Могу вас записать.
– Только по вторникам? – ужаснулся Александр, вспомнив, что сегодня четверг.
– Да, один раз в неделю. Так вас записывать?
– Да, да, конечно!
– Не забудьте взять паспорт, иначе не получите пропуск. Старостин ведёт прием с десяти до шестнадцати часов в кабинете двести пять, на втором этаже.

Всю неделю Александр не мог ни о чем думать, кроме предстоящего визита к депутату. Он многократно обдумывал пламенную речь в защиту хабуга, каждый раз изменяя её, стараясь, чтобы она была ёмкой и доходчивой. Он перебирал документы, которые собирался взять с собой на прием, что-то откладывал, потом снова возвращал в папку. Старался настроить себя, что депутат окажется действительно порядочным человеком, вникнет в проблему и, главное, решит её положительно. В ночь на вторник он долго не мог заснуть. Встал чуть свет, принял холодный душ, тщательно выбрился. Зоя приготовила белую рубашку, выгладила костюм, пожелала удачи.
– Саша, позвони мне на работу, когда вернёшься. Я буду ждать.
Александр был в «Белом доме» за полчаса до назначенного времени. Выкурил сигарету у входа, получил в бюро пропусков разовый пропуск и поднялся на второй этаж. У дверей двести пятого кабинета сидело и стояло человек пятнадцать.
– Это все в двести пятый? – спросил Александр.
– Да, дорогой, все туда, – ответил мужчина с кавказским акцентом.
– И за кем же я буду?
– За мной, дорогой.
– Не знал я, что столько народу будет, – сказал Александр.
– Нужно раньше приходить, дорогой. Слушай, тут такие бюрократы! Никак человека принять не могут! – жаловался кавказец. – Я третью неделю попасть к нему не могу! Сегодня совсем рано пришёл – всё равно людей много. Наверно, слушай, опять не попаду.
Александр не мог стоять на месте, он слонялся по коридору, читал какие-то документы, вывешенные на специальной доске для посетителей, не вникая, впрочем, в их суть. Очередь двигалась очень медленно. Наконец, он дождался, что за ним заняли, и пошел искать место, где можно было бы покурить. Спросил у кого-то.
– На последнем этаже, из лифта направо, в самом конце.

Александр поднялся на лифте, нашёл курилку. Он курил и смотрел в окно. Далеко внизу совсем маленькие, как игрушечные, бегали человечки, ехали машины. Город жил своей жизнью, которая отсюда казалась такой далекой и чужой. «Наверно, они привыкают смотреть на нас сверху, – подумал Александр об обитателях кабинетов, – поэтому и проблемы наши кажутся им чужими и несущественными». Он затушил окурок, двинулся к лифту. Навстречу уверенным шагом шёл мужчина. Александр, занятый своими мыслями, принял в сторону, чтобы пропустить человека.   
– Саша! А ты что здесь делаешь? – перед Александром стоял Сапрыкин.
–  Здравствуй, Николаич! Не ожидал тебя тут увидеть. Да вот, очередь к депутату второй час стою.
– А что за беда? Может, я помогу? Я же теперь тоже депутат.
– Да ну? Ну, ты даешь, Николаич! Когда ж ты успел?
– Довыборы были. Следить надо за политикой. Расту! Что мы здесь стоим, пойдём в буфет, перекусим, там и обсудим твою проблему.
– Да не могу я, очередь пропущу. Говорят, с первого раза трудно попасть, а мне очень нужно.
– Да плюнь! Зачем тебе очередь, если я есть? Пошли, всё порешаем, как надо!
В буфете Николаич заказал на двоих по порции осетрины и по бокалу пива.
– Зачем, Николаич…
– Нормально! Надо пользоваться возможностью.
– Чем ты здесь занимаешься?
– Да, не поверишь, Санёк, такой фигнёй! Я теперь «творческий» работник, – усмехнулся Николаич.
– Как это?
– Всякие заседания, комиссии, комитеты – «законотворчество» называется. Конечно, себе польза есть, району немного. А так, – скукотища! Ну, рассказывай свою проблему.
Александр коротко объяснил.
– А, «Кедр»! Волки конкретные! Они первыми с начала перестройки в крае обосновались. Теперь двумя ногами в экономику влезли. Сильная фирма, – сказал Николаич. – Ресторан «Кедр», гостиница «Кедр», сеть магазинов по всему краю – всё их. Ещё бы, лес задаром валят – деньги бешеные!
– Как задаром? – не понял Александр.
– Они свою технику из Кореи везут, ею же лес валят, а за технику, которую сами же и используют, высчитывают лесом по минимальной цене. Так что, пока технику окупят, большую часть участка уже вырежут. А за остальное, конечно, налоги платят, но тоже по минимуму. У них много всяких уловок – собаку на этом съели. И свои люди у них везде, в том числе и в наших доблестных депутатских рядах.
– Плохо, значит, дело? – спросил Александр.
– Да всё нормально, Санек! Туземцев мне не жалко, всё равно уже, наверно, спились, а лес жалко. Сделаем что-нибудь.
– Да я сам туземец, – Александр расстегнул верхнюю пуговицу, показал амулет.
– Ух ты, какая цацка! Покажи-ка. И что это?
Александр рассказал, теперь уже подробно, в деталях, как амулет попал к нему.
– Это всё с твоей подачи, Николаич! Ты же мне отыскал адрес, где деда убили.
– Ничего себе детектив! Так ты теперь вождь? Круто!
– Да брось, Николаич…
– Что «брось»? Депутатом теперь каждая собака может стать, а вождем – нет, ты один! Ну, раз эти «козлы» твоему народу угрожают, тогда другое дело! Быстренько подготовь мне документы, все, какие есть.
– Да вот, у меня всё с собой, – показал папку Александр.
– Дай-ка, – Сапрыкин бегло просмотрел бумаги. – Вижу, аргументов тут достаточно, по крайней мере, чтобы начать. Ух, повоюем! – воскликнул он, потирая руки.
– Ну, ты сильно-то не воюй. Себя не подставь.
– Да что ты, Санек, у меня тут рычаги есть. Иначе бы здесь не оказался. Конечно, это процесс. Кого-то подмажем, кого-то попросим. Повоюем, теперь хоть смысл есть!
Александр оставил свой телефон, и они попрощались.

Настроение сразу улучшилось. Появилась надежда. Александр почему-то верил, что Сапрыкин сможет добиться запрета деятельности «Кедра» в Верхнем Ольховом. Дома Александр не смог дозвониться Зое и занялся ремонтом. Дело пошло, как по маслу. Он клеил обои и представлял, как обрадует Зою, когда расскажет о встрече с Сапрыкиным. Зоя пришла усталая и печальная.
– Зоя, у меня такая новость! Представляешь, я Сапрыкина встретил. Он теперь депутат краевой думы. Обещает помочь.
– Отстань, Норд! – закричала вдруг Зоя на собаку. – Дай раздеться!
– Что случилось, Зоя? – спросил Александр, поглаживая обиженного ни за что пса.
– Не верю я им никому! Правильно Юра сказал: все продажные!
Она всхлипнула и ушла на балкон.
Александр поставил кастрюлю на плиту, и пошел успокаивать жену.
– Ну, скажи, что у тебя стряслось?
– Мы сегодня с моим начальником отдела ходили к директору. Хотели выяснить, почему он так поступил, – Зоя опять всхлипнула.
– Ну, и что?
– Пытался подкупить. Обещал нас включить в следующий раз в группу обследования под очередную застройку, чтобы мы деньги получили. Ну, мы ему и сказали, что он продажный!
– И что?
– Угрожать стал. Так и сказал: если не хотите жить в ногу со временем, окажетесь на обочине жизни. Сказал, что мы не сработаемся. Какая сволочь! Я никак от него не ожидала!
– Ладно, Зоя, пошли ужинать. Уже согрелось.
– Не хочу я есть, – не могла успокоиться Зоя. – Представляешь, это он мне говорит: «Я не собираюсь мочиться против ветра». Отвратительный тип! Ненавижу его!
– И что вы теперь будете делать?
– Мы уже составили письмо в министерство.
– Да-а! Это действительно, против ветра. Значит, объявили войну? Молодцы! Я горжусь, что ты у меня такая боевая! И начальник твой молодец, честный мужик.
Зоя, наконец, улыбнулась:
– Где там твоя настойка? Давай, выпьем за победу!

18

Наступала осень. Неожиданно выяснилось, что у Иры нет зимней обуви. Пришли счета за квартиру и электричество по новым тарифам. Пора было подумать о заработке. Александр, наконец, получил расчет на «Урале», но не такой большой, как ожидал. Была надежда на пособие по безработице. Но оказалось, это не так просто. Ему предложили переучиваться на другую специальность, на выбор: лифтёр, крановщик, компрессорщик. Учиться не хотелось, да и будущая зарплата по этим специальностям не вызывала оптимизма. Он читал все газеты с объявлениями, но ничего подходящего не находил. Требовались либо менеджеры по продажам с фантастическими заработками, либо бухгалтеры, либо продавцы.

Наконец, позвонил Сапрыкин:
– Санёк, за тобой стол! Додавили мы этих гадов!
– Да ты что, Николаич! Я уж не верил. Как тебе удалось?
– Долго рассказывать, пришлось повоевать. Победа, конечно, тактическая, удалось добиться только предписания провести повторную экологическую экспертизу. И это дело поставили под контроль группы депутатов, в которую, кстати, вхожу и я. Так что это, пока, только оттяжка времени.
– Николаич, это практически победа! В этом году растительность исследовать невозможно, в горах морозы уже. Так что до весны ботаники работать не смогут. Скажи, а «Кедр» не сможет просто застроить зимой территорию, да и всё?
– Я же тебе говорю, поставлено на контроль! Ты мне дай-ка телефон главы администрации Верхне-Ольхового. Ты его знаешь?
– Отличный мужик! За село болеет, за тайгу. Мы у него жили. Будешь звонить, сошлись на меня, – Александр продиктовал номер. – Ну, Николаич, ты меня обрадовал! С меня коньяк!
– Не вздумай, Саня, я пошутил. Мне самому интересно с ними потягаться. Я тут такого про них узнал – волосы дыбом!
– Так, может, в суд?
– Ты что! За ними знаешь, какие «тузы» стоят! Здесь тонкая игра нужна. Ладно, Саня, у меня заседание через минуту. Зое Николаевне мой пламенный привет!

С души будто свалился тяжёлый груз. Зоя тоже была рада и полна решимости бороться за свои эндемики.
– Я же говорила! Я же всегда говорила, что добро побеждает зло! Хороших людей всё равно больше! – торжествовала она.
Дней через десять Александр дозвонился Пасхину.
– Петрович, привет! Скажи, как там дела на территории «Кедра»?
– Здравствуй, Саша! Рад тебя слышать! Знаешь, они уже людей набрали, а где-то неделю назад объявили, что все работы откладываются до весны. Ты, что ли, постарался?
– Отлично! Это мой товарищ из краевой думы смог. Значит, ещё есть шанс! Спасибо, Петрович, за хорошую весть!
Александр ещё переговорил о практике Иры. Пасхин согласился без проблем принять её у себя и поговорить с Сикте.

Теперь можно было со спокойной душой заняться поисками работы. Днями, когда Зоя была на работе, а Юра с Ирой на учёбе, Александр бродил по городу, читал все подряд объявления. Однажды на заборе какой-то стройки увидел: «строительной компании срочно требуются разнорабочие, мужчины, оплата почасовая». Зашёл.
– Вы набираете рабочих?
– Да.
– Что делать?
– Что скажут. Работа разная. Оплата в конце дня.
– Выходные есть?
– Мы платим по факту. Работай хоть каждый день, хоть круглые сутки. Сколько часов отработаешь, столько и получишь.
Раздумывать было, в общем-то, не о чем. Деньги дома кончились, счета лежали неоплаченными. «В конце концов, всегда можно уйти», – подумал Александр и согласился. Тем более что не нужно было никаких документов, никакой медкомиссии.
– Когда можно приступать к работе?
– Прямо сейчас, если хочешь. Пойдём, познакомлю с бригадиром.
Бригадир, здоровый детина лет тридцати пяти, был немногословен:
– Робу принеси свою, рукавицы и каску выдам. Потеряешь – высчитаю в тройном размере. Нажрёшься – выгоню.
– Я не пью…
– Все вы не пьющие, до первой зарплаты.
– Когда выходить?
– Да хоть сейчас.
Была первая половина дня. Александр сходил домой, благо, стройка была рядом, отыскал старую одежду, перекусил, написал Зое записку и пошёл на новую работу.

Работа оказалась дурацкой. Он то целыми днями таскал носилки со строительным мусором, то выгружал машины с кирпичом, то помогал изоляционщикам заталкивать стекловату в стенные проёмы. Напарники всё время менялись. Большинство приходили заработать на бутылку и в тот же день, получив несколько рублей, исчезали.
Александр работал сначала по восемь часов и при этом страшно уставал. Болело всё тело. Но потом втянулся, мышцы привыкли, и он стал оставаться до позднего вечера. Деньги платили неплохие, и что важно, каждый день. Правда, почти все они тут же и расходовались. Отложить почти не удавалось. Александр стал работать и в выходные.
– Саша, что ты с собой делаешь! – жалела его Зоя. – Устрой себе хоть один выходной. Ты совсем с нами не бываешь!
– Зоя, какой выходной? Ты последний счет за электричество видела?
Бригадир быстро понял, что Александр пришел работать серьёзно, стал доверять самостоятельную работу и даже руководство малыми бригадами. Платить стал тоже больше, чем временщикам. Александр старался. Домой приходил к полуночи.

19

– Саша, я всё забываю тебе сказать, – сказала как-то вечером Зоя, – какой-то дядечка тебе звонил уже несколько раз. Телефон оставил.
Телефон был незнакомый. Александр набрал номер.
– Вы мне звонили… Я Забда.
– Здравствуйте, Александр Владимирович! Извините за беспокойство. Меня зовут Дмитрий Фёдорович Юровский…
– Знакомая фамилия, но, простите, не припомню, – растерянно сказал Александр.
– Я отец Люды Юровской. Она была с вами на раскопках.
– Ах, да, Люда Юровская! Хорошая девочка. Но с вами мы кажется, все-таки не знакомы.
– Да, но очень хотелось бы познакомиться. Вы знаете, Александр Владимирович, Люда радикально изменилась после той практики! Вы на неё сильно повлияли. Она только о вас и говорит.
– Это просто впечатление от первой поездки на раскопки. Так много нового и необычного сразу, вот она и впечатлилась.
– Нет-нет, Александр Владимирович, судя по её рассказам, вы действительно неординарный человек. Мы с супругой очень благодарны вам за воспитание дочери, и хотели бы познакомиться поближе. Примите наше приглашение, приезжайте к нам в гости в воскресенье. Не отказывайтесь!
– Спасибо, но я не готов вам ответить прямо сейчас. У меня работа ежедневная…
– Я заеду за вами на машине, когда скажете. Естественно, мы хотели бы видеть и вашу супругу. Я очень вас прошу.
– Хорошо, я посоветуюсь с женой и перезвоню, – сказал Александр.
– Кто это, Саша? – спросила Зоя.
– Родители девочки, которая была со мной в экспедиции. В гости приглашают. Надо придумать не слишком обидный способ отказать.
– Зачем же отказывать? – сказала Зоя. – Давай сходим. Мы с тобой и так никуда не выбираемся. Познакомимся с хорошими людьми.
– Почему ты думаешь, что они хорошие? Они богатые, служанка у них. Дочка избалована, изнежена до невозможности.
– Ну и что, что служанка? Ну и что, что богатые? Это же не значит, что плохие!
Александру не хотелось спорить с женой, хотя он был убежден, что нельзя заработать богатство честным трудом.
– Мне же работать надо, Зоя. Не хочется идти к незнакомым людям, и одеть нечего.
– Перестань, Саша, это всё отговорки. Пойдём, развеемся, сменим обстановку. Я очень тебя прошу, сделай себе хоть один выходной.

Александр всё-таки вышел на работу в воскресенье, поработал до обеда. Зоя приготовила одежду заранее, зная, что муж будет сомневаться, нервничать и, в конце концов, всё равно ей придется принимать решение, что ему надеть.
Ровно в четыре часа в дверь позвонили. Вошёл аккуратный сухощавый мужчина лет сорока в костюме с галстуком. Галстук почему-то сразу бросился в глаза Александру.
– Здравствуйте! Я вижу, вы уже готовы? – он протянул руку. – Юровский Дмитрий Фёдорович.
– Александр, – ответил на рукопожатие Александр. – Моя жена Зоя.
– Извините, а отчество?
– Зоя Николаевна – сказала Зоя. – Вы так точны!
– Стараюсь беречь своё и чужое время. Не так уж много его нам отпущено. Ну, что ж, поехали? Супруга с дочкой уже стол накрыли.
– А Люда говорила, что у вас прислуга, – не удержался Александр, когда сели в блестящий тёмно-вишневый джип.
– Нет больше прислуги, – весело ответил Юровский. – Дочка настояла, сказала, сами справимся. И, вы знаете, как ни странно, справляемся! – он рассмеялся. – Люда нас с супругой перевоспитывать взялась после вашей экспедиции. И сама другой стала. Раньше ничего не хотела делать, а теперь, наоборот, за всё берется. Говорит, человек может всё! Постоянно на вас, Александр Владимирович, ссылается. Изменения в характере дочери радикальные! Поэтому мы и захотели с вами познакомиться. Ну, вот и приехали.
Оказалось, что Юровские жили совсем недалеко, в том же районе. Гости поднялись на четвертый этаж. Их встретила полная жизнерадостная блондинка, жена Юровского, Алла Семёновна.
– Людочка! Ну иди же встречать гостей! – прокричала она.
Из соседней комнаты вышла смущенная Люда.
– Здравствуйте! – негромко поздоровалась она.
– Рад тебя видеть, Люда! – воскликнул Александр.
– Проходите, проходите, давайте сразу к столу. Мы уже заждались, – говорила Алла Семёновна. – За столом и поговорим.
Стол был накрыт изысканно. Расселись. Александр не любил эти моменты в незнакомой компании, когда не знаешь, как себя вести, что делать, о чём говорить.
Юровский принялся разливать коньяк.
– И мне, – потребовала Люда, протянув свою стопку.
Рука Юровского остановилась, он почему-то вопросительно посмотрел на Александра. Александр пожал плечами:
– Взрослая уже…
Юровский плеснул дочери несколько капель.
– Предлагаю выпить за наше знакомство, которое, надеюсь, перерастет в нечто большее, – сказал он.
Выпили. Закуска была замечательная.
– Как вам коньячок? – спросил Юровский.
– Приятный напиток, – сказал Александр. – Хотя, я не разбираюсь в коньяках.
– Замечательный! – воскликнула Зоя. – Можно мне ещё? Я хочу сказать тост.
Юровский налил. Зоя сказала возвышенный тост в её стиле о хороших людях, которых на свете больше, чем плохих. После второй разговор пошел легче.
– Александр Владимирович, вы так повлияли на Люду, она так изменилась! Мы вам очень благодарны! – сказала Алла Семёновна.
– Я, честно говоря, думал, что останусь в памяти Люды злодеем, – сказал Александр. – Я ведь довольно жёстко с ней обращался. Так ведь, Люда?
– Так и надо! Я поняла! – сказала Люда. – Я всё поняла: человек должен не бояться никаких трудностей и всего может достигнуть сам!
– Видите ли, Александр Владимирович, Дмитрию Фёдоровичу не хватает жёсткости, он слишком нежно относится к дочери, – сказала Алла Семёновна. Она назвала мужа по отчеству, что несколько покоробило Александра.
– Вы, наверно, не служили срочную? – спросил он Юровского.
– Да, конечно! И долгое время был рад, что избежал службы. И только теперь понимаю, что мне не хватает тех мужских качеств, которые прививаются в армии. Хотя, знаете, рад, что у меня дочь, а не сын. Не уверен, что отпустил бы его в армию.
– А я хочу в армию! – сказала Люда.
– Слава Богу, что девушек не берут. – Сказала Алла Семёновна. – Там столько издевательств, избиений. Я бы не пережила.
– Издеваются только над слабыми духом, над теми, кто склонен «прогибаться», – сказал Александр. – Согласитесь, чтобы армия была сильной, в ней должны служить люди с сильными характерами. Слабые сами себя показывают, и коллектив пытается от них избавиться. Наверно, так должно быть…
– Правильно! – сказала Люда. – Либо становись сильным, либо терпи унижения.
– Ишь, как заговорила! – сказал Юровский. – А что было год назад, помнишь? Это самое главное, Александр Владимирович, после экспедиции у Люды изменились отношения со сверстниками. А то уже хотела уходить из университета.
– Молодец, Люда! Так держать! – сказал Александр.
Выпили ещё. Теперь Зоя о чем-то говорила с Аллой Семёновной. Юровский придвинул стул ближе к Александру.
– Расскажите о своей профессии, – попросил он Александра.
– Вы имеете в виду археологию? Это не профессия, это увлечение. Просто мне нравится открывать неизвестное прошлое. Вот, набрался немного опыта, теперь берут на раскопки. Вы знаете, так курить хочется… Вы конечно, не курите?
– Пойдёмте на балкон, – сказал Юровский. – Я составлю вам компанию.
– А вы, вероятно, бизнесмен? – спросил Александр.
– Нет, не угадали. Я адвокат.
– Адвокат? – удивился Александр и умолк, пуская дым в открытое окно.
– Что же вы молчите, вам не нравится эта профессия?
– Не нравится.
– Вы знаете, это для меня не новость. Многие относятся к адвокатам с неприязнью. Я даже привык к этому. Это происходит от непонимания людьми сути профессии – защищать невиновного от произвола суда.
– А я считал, что предназначение адвоката защищать преступника от заслуженного наказания, – сказал Александр. – Я не знаю, как это делаете вы, но то, что показывают в новостях… Явно видно, что адвокат за деньги любыми путями вытаскивает преступника из заслуженной тюрьмы. И чем больше таких скандальных дел, тем адвокат становится известнее и востребованнее. Я вообще считаю, что адвокаты не нужны.
– Я согласен, что имеет место практика «отмазывания» преступников. Но ведь в любой профессии есть нечестные люди. А вот с последним вашим заключением я категорически не согласен. Видимо это происходит от вашего полного незнакомства с предметом. Человеку в суде никак не обойтись без адвоката!
– А зачем? – «завелся» Александр. – Преступник должен сидеть! И нечего его защищать от правосудия!
– Ну, знаете, бывает ведь, осуждают и невиновных. Кто же их защитит?
– Я очень сомневаюсь, что сажают совсем невиновных. Ну, вот чего бы вдруг меня посадили?
– Александр Владимирович, вы забываете одну из самых известных русских поговорок: от тюрьмы и от сумы не зарекайся.
– Ладно, не хочу спорить. Вам, наверно, как специалисту виднее.
Они вернулись к столу.
– Нам, кажется, уже пора, – сказала Зоя, поглядывая на Александра. – Уже темно.
– Что ж вы так рано? Посидите ещё.
– Утром на работу, – сказал Александр. – Спасибо вам за прекрасный ужин!
– Александр Владимирович, – подошла к Александру Люда, – а вы летом поедете в экспедицию? Меня возьмете?
– Люда, я ещё не знаю. У Наумова какие-то проблемы, он меня пока не приглашал. Если поеду, буду просить, чтобы взяли тебя. Мы с тобой хорошо работали, правда?
– Да! Я всё время вспоминаю. Хочу ещё, и обязательно с вами!
– Спасибо вам за дочь, – сказал Александр одеваясь. – Она, можно сказать, спасла мне жизнь, по крайней мере, здоровье.
– А нам не рассказывала! – сказала Алла Семеновна.
– Скромность украшает человека, – улыбнулся Александр Люде.
Юровский доставил их к подъезду, тепло попрощался.
– Хорошо отдохнули, – сказала Зоя, поднимаясь по лестнице. – Приятные люди.
– А мне они не очень понравились, тем более что он адвокат, – ответил Александр.
– Саша! Ну, как ты можешь видеть во всем только чёрное! Что, адвокатов хороших не бывает? Да как в любой профессии!
Александр не стал спорить. Хотелось спать.

20

На работу теперь приходилось одеваться теплее. Верхние этажи строящегося здания продувались холодными ноябрьскими ветрами. Ранним утром, пока городская дымка не застилала горизонт, Александр видел за синим заливом порыжевшие сопки, и тоска охватывала его. Тоска по свободе и полная безвыходность ситуации. Он выкуривал сигарету, ругался про себя, и брался за лопату или за рукоятки носилок, и потом уже до самой темноты не обращал внимания на вид за пустыми оконными проёмами.
Однообразие жизни несколько нарушило изменение в составе семьи. Наверное, так бывает во многих семьях: знаешь, что так должно случиться, но происходит это всегда неожиданно. Юра привёл в дом Люсю. Маленькое хрупкое создание обладало характером, но вошло в семью довольно органично. Люся оказалась студенткой Юриного факультета на курс младше. Она была из какой-то дальней деревни, родители с трудом скопили на её поступление, а оплачивать для неё квартиру, были просто не в состоянии. Александр с Зоей поначалу были в растерянности, не знали, как себя вести. Но Ира всё поставила на свои места:
– Люська – настоящая! У них с Юркой всё серьезно, я-то вижу! Уж, по крайней мере, Люся гораздо лучше всех предыдущих Юркиных девушек.
– Как, у Юры были и другие девушки? – удивилась Зоя.
– Какие вы, родители наивные! Себя в таком возрасте уже забыли?
– Да я в таком возрасте, наверно, ещё не знала, откуда дети берутся… – начала Зоя, но Александр прервал её монолог о непорочном зачатии.
– Пусть живут. Время само всё поставит на свои места. По крайней мере, мы должны им помогать, а не разрушать. Видно, что девочка хорошая.
В плане общения с Люсей, действительно, проблем не было. Она быстро стала членом семьи со всеми вытекающими последствиями. Александр был рад вечерами слышать её заливистый смех, с ней интересно было поговорить. Но его раздражали вечные трусики на батарее в ванной, а зачастую он, смертельно уставший после работы, должен был дожидаться и этой самой ванны. Выяснилось, что у Люси нет зимней одежды и, конечно, пришлось что-то покупать. Между тем счета за квартиру остались не оплаченными. Пришлось занять до получки у соседей. А к получке на кухонном столе лежал уже новый счёт, по новым, повышенным тарифам. Приходилось занимать снова, и долги стали жить своей самостоятельной жизнью, не зависящей от зарплаты. Теперь Александр зачастую оставался и в ночную смену.
– Саша, ты себя просто убиваешь! Может, тебе действительно выучиться на более квалифицированную специальность?
– Сейчас нельзя, Зоя. За мою учёбу надо платить, три месяца придется учиться без зарплаты. За это время наши долги станут фантастическими. Может, вытянем. Мне премию обещали к Новому году.

Однажды, вернувшись с работы, Александр застал жену в слезах.
– Я так устала, Саша, ужасно устала! Голова разламывается.
Александр рассвирепел. Он ворвался в комнату молодых.
– Вырубите музыку немедленно! – заорал он. – Сколько можно? И чтоб я больше не слышал этой какофонии, когда мама дома!
– Саша, Саша! – тянула его за руку Зоя. – Да они ни при чём! Пойдём.
– Что же ты тогда… – возмутился Александр, понимая, что ни за что накричал на детей.
– У меня на работе такое… – всхлипнула Зоя.
– Да ты можешь без слез нормально объяснить?
– Директор придумал реорганизацию, чтобы нас уничтожить.
– Подожди, не паникуй. Какую реорганизацию?
– Научных подразделений Ботсада. С первого января наш отдел реорганизуют в группу по исследованию суккулентов, и она будет входить в состав отдела хвойных растений, представляешь?
– Но для этого же должен быть повод.
– Повод ясен – мы ему не ко двору. Уволить не может, так решил создать условия, чтобы сами ушли. И формулировку придумал! Знаешь, какую? «В связи с второстепенной значимостью исследуемой группы растений»! А ещё впереди переаттестация и сокращение штатов.
– Но ведь такие вопросы решает Учёный совет.
– Учёный совет у директора карманный – что он скажет, то и принимают.
– Ладно, Зоя, поработаешь в другом отделе. Ты же всё равно будешь заниматься своими растениями. Привыкнешь со временем, всё наладится.
– Не наладится! Нас умышленно именно в этот отдел переместили. Там завотделом Найдёнова – наш злейший враг, она нам жизни не даст!
Они проговорили за полночь. Зою удалось успокоить, но было ясно, что ничего хорошего впереди ей не светит.
Действительно, в декабре прошла переаттестация, Зою понизили в должности до младшего научного сотрудника, с соответствующим уменьшением зарплаты.

В самом конце декабря Александра вызвал мастер и предложил работать бригадиром постоянно. Александр принёс трудовую книжку, написал заявление. Его включили в ведомость на премию, и перед Новым годом выдали хорошую сумму, которую частично потратили на новогодний стол и подарки, а часть отложили на Ирину поездку в Верхнее Ольховое.

Новый год отметили незаметно. Дети ушли в свою компанию, а Зоя с Александром скромно просидели под искусственной ёлкой у телевизора. Первого января позвонил Гамоха, пригласил в гости. У Александра были выходные дни, поэтому он согласился. Честно говоря, он соскучился по интересной беседе. Зоя обрадовалась. Она всегда с удовольствием шла на новые знакомства.
Транспорт в праздничные дни был пустым, и они легко добрались до дома философа. После пронизывающего ледяного ветра с удовольствием ввалились в тепло однокомнатной «хрущёвки». Гамоха помог Зое снять пальто, поцеловал руку.
– Искренне благодарен вам, Зоя Николаевна, за то, что приняли моё приглашение и посетили меня в моей берлоге!
Александр терпеть не мог целования рук, но философ сделал это так искренне и так естественно, что Александр вдруг подумал, что, наверное, не зря в старину такие манеры были нормой поведения.
Александра Гамоха просто обнял, как старого друга, похлопал по спине.
– Проходите, дорогие мои гости. Стол уже ждёт вас. Заранее прошу извинить меня за холостяцкую кухню.
В маленькой комнате с давно не мытым окном стоял книжный шкаф с прогнувшимися от изобилия книг полками. Около шкафа и у стены горками лежали тома. Стол был придвинут к старому дивану, с другой стороны стояли два стула, явно казённого происхождения. Зелёная настольная лампа, видимо, была призвана создавать уютное освещение. На столе стояли тарелки с нарезанной колбасой двух сортов, сыром, огурцами и яблоками. Посредине возвышалась бутылка шампанского. Александр, в общем-то, другого и не ожидал, да его эта простота больше всего и устраивала. Зоя же не подала вида. Александр первым делом заинтересовался книгами.
– Пока вы с Сашей тут разговариваете, – сказала Зоя, – разрешите мне похозяйничать на вашей кухне?
– Всё в вашем распоряжении, милая Зоя Николаевна, будьте, как дома.
Александр, зная бедность и неприспособленность философа, заранее договорился с женой, они кое-что купили, и теперь Зоя с энтузиазмом загремела посудой.
– Какое у вас богатство, Пётр Иванович! – восторгался Александр, присев над грудой книг.
– Да, это всё мое состояние, но зато какое! Сейчас, знаете ли, перечитываю давно забытое и кое-что не читанное. Вот, Кэмпбэлл, Тайлор – классики!
Александр перебирал книги: Платон, Конфуций, Бэкон… О некоторых авторах он слышал.
– А чем вам интересен Крашенинников? – спросил Александр.
– Тем же, чем и остальные. Пытаюсь, знаете ли, выловить крупицы истины среди тысяч страниц пространных рассуждений.
– Ну, почему же крупицы? Это же всё умнейшие люди, насколько я понимаю.
– Я пытаюсь найти древние знания о природе, те законы, по которым жили первобытные общества. Они, конечно, описаны первопроходцами, но через призму европейского сознания, зачастую с презрением к «дикарям». И чрезвычайно сложно вычленить из этих описаний истинное мировоззрение этих самых «дикарей».
На кухне зашкварчала сковорода, запахло жареным.
– Зоя Николаевна! – кинулся на кухню Гамоха. – Что вы там творите? Какой божественный, давно забытый запах!
– Десять минут, и вы всё узнаете. Пока секрет! – сказала Зоя, загораживая собою сковороду.
– Это невыносимо! Я уже не могу ни о чем думать! Какой запах! – восторгался философ.
Зоя поставила на стол салат.
– Наливайте, мужчины, несу  горячее.
Александр извлёк из сумки принесённую с собой водку. Философ довольно ловко вскрыл шампанское, разлил по бокалам. Зоя разложила из дымящейся сковороды по тарелкам большие куски жареной курицы. Это было одно из её фирменных блюд – цыплёнок табака.
– Первый тост за вас, Зоя Николаевна! – сказал Гамоха. – Пусть Новый год будет успешным для вас и всей вашей семьи!
За стариком приятно было наблюдать. Он был постоянно в движении, глаза искрились добротой, он весь излучал энергию.
– Что же вы не пробуете цыплёнка? – спросила Зоя. – Так восторгались, а есть не спешите.
– Это святотатство – закусывать шампанское курицей, знаете ли. Вот мы сейчас водочки, и тогда вкусим это божественное блюдо!
Дождавшись, когда философ, не переставая рассыпать комплименты, с наслаждением обсосал последнюю косточку, Зоя спросила:
– Пётр Иванович, у вас, наверное, интересная профессия?
– Интереснейшая, дорогая Зоя Николаевна, интереснейшая! Это возможность постоянно размышлять, стремиться понять глубинные процессы развития человечества. Я иной раз удивляюсь, как это другие люди живут, не размышляя.
– А над чем вы сейчас работаете?
– Пытаюсь найти путь из экологического кризиса планеты.
– Никак не думала, что это философская проблема. Я считала, что это задача экономики, политики.
– Никакая экономика не решит проблему, пока не изменится мировоззрение человечества! А мировоззрение наше полностью извращено. Мы изолировались от природы, и относимся к ней, в лучшем случае, как к сырьевой базе. И чем дальше мы отходим от природы, тем более она нам враждебна. Чем больше мы изобретаем приспособлений для защиты от неё, тем страшнее она нам кажется. Если для туземца тайга – и кров и стол, то для европейца она – бесплодная враждебная пустыня, и мы даже не помышляем сунуться в дикую природу без своих защитных приспособлений, потому что знаем, что погибнем.
– Но природа действительно источник всего, что требуется человеку, – возразил Александр. – Где же ещё брать еду, одежду и прочее?
– Безусловно! Но в том-то и проблема! Люди не осознают этой истины. Брать ресурсы больше негде, а человек не хочет расходовать их экономно. Он всё время хочет иметь больше, чем имеет! Ведь вы посмотрите, какое бы правительство ни пришло к власти, в какой бы стране это ни происходило, оно непременно будет заниматься проблемой улучшения благосостояния населения. Эта проблема нетленна, потому что люди всегда хотят жить лучше, как бы хорошо они ни жили. Животные довольны, если сыты, человек не доволен никогда! Это главная беда планеты. Если мы не сможем обуздать свою жадность, мы сожрём всё живое на земле.
– Наверное, такова природа человека, – сказала Зоя. – Не даром же человек не считается животным.
– Вот! Вот главная ошибка современного человечества! И понятие особенности человека возведено в культ мировыми религиями, в угоду самому же человеку. А знаете ли вы один из основных законов первобытного общества? Это запрет добывать больше, чем можешь съесть! Непонятно, как мог возникнуть такой закон в те времена, когда люди в принципе не могли подорвать природные ресурсы. Но это тот идеал, к которому нам нужно стремиться!
– Но многие животные тоже создают запасы, не только человек, – сказала Зоя.
– Во-первых, далеко не многие, а лишь те, которым без этих запасов не выжить. Например, грызуны не переживут долгую зиму без запасов. Но и они запасают ровно столько, чтобы хватило до весны. А не на много жизней, как некоторые люди!
– И как, по-вашему, почему же на человека не действуют законы природы? – спросил Александр.
– Действуют! Еще как действуют, знаете ли! Вспомните всевозможные массовые эпидемии. Это попытка природы защититься от человечества. Но беда для природы в том, что мы научились защищаться от неё.
– Значит, теперь, все-таки, законы природы на нас не могут воздействовать?
– Человек не может стать умнее природы. Это абсурд! Не так давно я размышлял над таким вопросом: почему многие бизнесмены, часто молодые, становятся импотентами? Возможно, на них действует закон природы, запрещающий брать больше необходимого минимума. Ведь если волки, например, станут ради престижа в стае делать запасы оленины и соревноваться в этом, то быстро вырежут всех оленей и затем погибнут сами вместе со всей стаей. У хищников запрет действует на генетическом уровне. Если появляется мутант-беспредельщик, то он должен либо погибнуть, либо не дать потомства. Первобытные люди блюли этот закон. Нарушителей изгоняли из племени, что равносильно смерти. В нашем обществе всё наоборот – эти люди на вершине престижа. Но биологический закон работает – они не могут дать потомства!
– Но тогда почему не все бизнесмены – импотенты, а некоторые имеют детей и в шестьдесят лет?
– Видимо, закон срабатывает на стремление к наживе, на жадность. Если в глубинной основе накопительства лежат другие причины, относящиеся к областям нормальной природной деятельности человека, например, к охоте, собирательству, сохранению потомства и тому подобному, тогда закон не срабатывает. Человек часто сам не может объяснить, почему его влечет организация бизнеса. В итоге все бизнесмены имеют денег больше, чем им нужно. Но импотенция грозит лишь тем из них, кем движет жажда наживы, и они обязательно теряют способность к воспроизводству, либо у них разрушается семья, если раньше их не убьют «коллеги» за ту же чрезмерную жадность.
– Какие интересные выводы! – сказала Зоя. – Но, скажите, это все-таки, догадки или вы уверены в правоте своих суждений?
– В чем я абсолютно уверен, милая Зоя Николаевна, так это в том, что жизнь нам дана не для того, чтобы мы потратили её на зарабатывание денег. Остальное, к сожаленью, пока гипотезы.
– Полностью согласен! – воскликнул Александр. – Это готовый тост: «Жизнь дана не для того, чтобы истратить её на добывание денег»! Предлагаю выпить за то, чтобы жизнь потратить по назначению!
– Знать бы это предназначение, – сказала Зоя и вышла на кухню. – Мужчины, есть добавка. Делите между собой. – Она подала последний кусок жаркого.
– Какой праздник вы мне устроили, Зоя Николаевна! – восторгался уже подвыпивший философ. – Еще раз пью за вас!
– Женщинам с предназначением проще, – продолжил он, закусив. – Основное назначение женщины – родить и воспитать детей. Мужчинам же несколько сложнее. Мне кажется, при социализме было легче, было меньше выбора. Люди следовали обстоятельствам, регламенту, установленному государством. Теперь сложнее: иди, куда хочешь! Можно запросто переквалифицироваться из философа хоть в управдомы, хоть в бизнесмены – никаких ограничений. И вы думаете, люди идут своим путем? Отнюдь! Они идут туда, куда все, чтобы быть, как все… Что-то я разговорился сегодня. Расскажите о своих планах. Вы поедете в этом году на раскопки? – спросил он Александра.
– Не знаю, наверное, нет. На Дымова ехать не хочу, боюсь повторения, – ответил Александр.
– Жаль, жаль! Это же так интересно, это возможность узнать, как жили первобытные люди!
– А вы же не знаете, Петр Иванович, мы осенью побывали, считай, в первобытном обществе! – Александр коротко рассказал о поездке в Верхнее Ольховое. – Мы даже с самым настоящим шаманом разговаривали!
– Фантастически! Потрясающе! – вскочил из-за стола Гамоха. – Что же вы до сих пор молчали! Не могу поверить, неужели сейчас, здесь, недалеко от нас живет настоящий шаман? Это же кладезь знаний! Как туда проехать?
– Поездка очень утомительна, Петр Иванович, а зимой тем более. И потом, шаман не каждому расскажет своё сокровенное.
– Но мне очень нужно, просто необходимо у него многое узнать!
– Петр Иванович, наша дочка едет туда скоро на практику, именно к шаману, – сказала Зоя. – Вы составьте список вопросов, может быть, ей удастся что-то выяснить.
– Да-да, я сейчас… – философ бросился искать ручку и бумагу, потом остановился. – Нет, знаете ли, пожалуй, этим нужно заняться на свежую голову, наверное, завтра. Это же мечта, моя мечта, самому говорить с неиспорченным цивилизацией человеком! – сокрушался он, бегая по комнате.
– А вы бы продали квартиру, да ехали бы в это село, – сказал Александр. – Нам такой домик там предлагали!
– Да, домик просто прелесть! – добавила Зоя. – И в таком замечательном месте!
– Ну, вы же знаете мою безрукость, – грустно сказал философ. – Я же ничего не умею. Уж хозяйством жить я точно не смогу. А вам предлагали?
– Нас уговаривали туда переезжать, – тоже почему-то с грустью сказал Александр.
– И что же? И что же? Что вы думаете?
– Ну что, Петр Иванович, тут думать? Теоретически хотелось бы, но не бросишь же проблемы. Детей доучивать нужно, да и страшно их оставлять без присмотра, не настолько они взрослые. У Зои любимая работа здесь…
– Теперь уже не любимая, – сказала Зоя.
– Да-да, вот она, проблема выбора! – сказал философ. – Судьба, знаете ли, постоянно испытывает нас предоставлением выбора. От этого выбора зависит вся дальнейшая жизнь, даже от самого малого. Узнать же правильность своего выбора можно только в конце жизни, и то не всегда. Жизнь подобна пасьянсу: стоит в самом начале вскрыть не ту карту – и всё наперекос! Разница в одном: жизнь нельзя переиграть сначала. Поэтому нам нельзя ошибаться. Лучший способ выбрать путь – прислушаться к своей интуиции, не дать разуму выбрать выгодный вариант. Потому что выгода – всегда результат сделки. А сделками на земле, как правило, занимаются нечистые люди, а в потустороннем мире – нечистая сила. Желаю вам найти свой верный путь! – поднял он стопку.

Домой добирались пешком по скользким, обледенелым тротуарам. Транспорт уже не ходил. Редкие машины слепили глаза. Ветер стих, и воздух был насыщен выхлопными газами. Но всё равно пройтись было приятно.
– Какой замечательный человек, этот Гамоха! – сказала Зоя. – Я бы сказала, необычный человек! Представляешь, сколько всего он знает?
– Да, человек исключительный. Он мне в экспедиции с первой встречи понравился.
– А что у него с женой? Разведён?
– Умерла. Я подробности не расспрашивал. Дочь у него есть, взрослая. А ум у него, действительно необыкновенный. Сколько умных мыслей он сказал в обычной застольной беседе, ты заметила?
– Да! Как это: «судьба постоянно испытывает нас предоставлением выбора». Надо записать, – сказала Зоя.
– Слушай, Зоя, а может судьба предоставляет нам шанс, а мы отворачиваемся, потому что выбираем выгодный вариант? Ведь тебе хотелось бы жить в том доме?
– Хотелось бы, Саша. Но мне хотелось бы, и доучить детей, помочь им в начале их жизненного пути. Мне не хочется совсем оторваться от цивилизации, от книг, от всего. Я не знаю… я не готова сейчас.

21

В январе Александра перевели на другой объект. Теперь приходилось добираться на транспорте через полгорода, а, следовательно, вставать раньше и возвращаться ещё позже. Иной раз, когда город заносило снегом, он просто оставался ночевать в теплушке сторожа, где был лишний топчан. В будке вечно было накурено, круглые сутки не умолкал телевизор, но Александр, вымотавшись за день, отключался, как только голова касалась свёрнутой телогрейки, заменявшей подушку. Долги продолжали увеличиваться, и он почти перестал питаться, только пил чай и курил. Сигареты с фильтром он сменил на «Приму», которая была значительно дешевле и крепче, а, следовательно, экономнее.
Дома Александр с удовольствием смывал с себя грязь, наскоро ужинал, выслушивал в полудреме семейные новости. Дети, которых все труднее было называть «детьми», успешно сдали зимнюю сессию. Люся уехала к родителям на каникулы, Юра должен был проходить практику в какой-то «крутой» компьютерной компании, чем очень гордился, а Ира готовилась к поездке в Верхнее Ольховое.
Она поначалу упаковала, чуть ли не всю свою библиотеку по специальности и гору одежды, но, поняв, что просто не унесёт все это, ограничилась самым, на её взгляд, необходимым. Александр взял выходной на вторую половину дня, и они с Зоей посадили дочь в поезд. Потом ей предстояла пересадка на автобус, а затем, уже в районном поселке, еще на один. Конечно, были волнения, как-никак дочь впервые уезжала из дома так далеко и надолго, на целых три недели. Зоя даже всплакнула.
– Не бойтесь, родители! Вы же меня знаете – все будет окей! – сказала Ирка на прощание.
С практики Ира звонила почти каждый день, особенно в первую неделю. Звонила из кабинета Пасхина по утрам, поэтому говорила с ней Зоя, а Александр только вечером узнавал новости. Ирка была в восторге, всё ей нравилось. Жила у Пасхиных, где и питалась. Сикте хорошо к ней относился, всячески старался помочь и, кроме того, чему-то учил, о чём Ирка обещала рассказать дома.

Зоя последнее время постоянно была грустной и оживлялась лишь, когда рассказывала об Иркиных новостях.
– Зоя, ты на меня, что ли обижаешься? – не понимал причины Александр.
– Как я могу на тебя обижаться? Я тебя жалею. У тебя глаза уже ввалились, сутками работаешь!
– Выберемся, Зоя! Под крышу объект подведём, может, премию дадут. Полгода терпеть осталось, а там, глядишь, дети работать пойдут, легче будет.
– Ну почему всё так плохо? – жалостно смотрела ему в глаза Зоя.
– Что плохо? Все здоровы, оба работаем. Что плохо?
– У меня на работе плохо. Нашей группе тему исследований сменили. Дали такую, в которой мы мало что понимаем. Специально подводят под увольнение. Мой начальник уходить собрался.
– Ну, что делать, терпи, Зоя, терпи до последнего. Сейчас без твоей зарплаты нам не вытянуть.

Ирка вернулась радостная, похудевшая, ещё более энергичная, чем раньше. Привезла большую сумку подарков от Пасхиных: клюкву, мясо изюбря, маринованные грибочки.
– Вам привет от Пасхиных. Там так классно! Такой снег! Здесь такого никогда не бывает! Я на настоящих охотничьих лыжах ходила, меня Анатолий Петрович на охоту брал.
– Ты охотилась? – спросил Юра.
– Мы кабанов видели, но не догнали. Зато Анатолий Петрович давал мне стрелять из ружья. Отдача, знаете какая! – спешила поделиться впечатлениями Ира. – У них так здорово! Я бы всю жизнь там жила!
– А как Сикте? Как твоя практика? – спросил Александр.
– Восторг! Я у него почти целыми днями была. Он на все анкеты отвечал. Столько мне всего показал! Мы с ним одну бабушку лечили, духа изгоняли.
– Ты, что ли изгоняла? – не поверил Юра.
– Я помогала. Огонь вокруг носила, травы всякие в угли бросала.
– И вылечили? – спросила Зоя.
– Конечно! Я сама удивилась! Эта бабушка встать не могла, а на следующий день к Сикте сама пришла, яйца куриные принесла в благодарность. А ещё он меня учил тайгу слушать, реку подо льдом слушать, и понимать, что они говорят.
– И ты понимала?
– Немного. Этому же сразу не научишься. Но Сикте сказал, что у меня получается. Я так рада!
– О нас спрашивал? – спросил Александр.
– Он сказал, что ждёт вас.
– Ирочка, что же ты одевала, когда на охоту ходила? Там же морозы, а у тебя тёплой одежды толком нет, – беспокоилась Зоя.
– Лариса Ивановна мне свою дала. У них в деревне знаешь, сколько всякой одежды!
Александр взял сигарету, пошёл на балкон. Комок подкатил к горлу. Он вдруг почувствовал острую жалость к себе. Он завидовал собственной дочери, что вот она может себе позволить дальние поездки, радоваться снегу, слушать реку подо льдом. А он не может. Он должен идти на стройку и таскать мусор, кирпичи, раствор пока держат ноги, и пока хватает воли это терпеть. Он должен заставлять делать тоже самое других людей, которые тоже устали от тяжелого труда, да и от самой жизни, которые только и ждут, когда получат свои гроши, чтобы тут же пропить, а утром снова идти на работу.
Зоя вышла на балкон, молча обняла со спины мужа. Она всё понимала, даже не спрашивая ни о чём, даже не глядя ему в глаза. И он взял себя в руки, и решил работать ещё больше, и достичь материального равновесия, и решить все проблемы, чего бы это ему ни стоило.

И он врубился в работу. Теперь он почти не бывал дома. Когда заканчивалась смена его бригады, и рабочие расходились по домам, он шёл в другую бригаду уже на правах обычного рабочего. Иногда спал пару часов в сторожке и снова работал. Радостное семейное событие, успешная сдача госэкзаменов Юрой и Ирой прошли для него почти незамеченными, он просто принял это к сведению. Он отрекся от себя, отстранился от всех дел и обязательств, кроме добывания денег. Периодически Зоя сообщала, что опять повысились расценки на то или другое, или что нужно дополнительно заплатить за учёбу.
– Плати, – коротко говорил он. – Плати, сколько нужно. Я заработаю.

Это случилось в конце марта. Очередной снегопад парализовал город. Машины с раствором не смогли пробиться на стройку, кран не работал из-за ветра. Работу остановили. Поздним вечером он шёл по глубокому мокрому снегу домой. На остановках толпы пассажиров штурмовали редкие переполненные автобусы. Он проходил остановки мимо, по опыту зная, что в такую погоду пешком доберёшься быстрее. Встречный ветер залеплял глаза снегом, ноги разъезжались. До дома осталось всего две остановки, а он вымотался до дрожи в коленях. Повернулся спиной к ветру, стал прочищать залепленные ресницы. Вдруг тень метнулась из-под колеса – собака перекувыркнулась, пробежала метра три и легла в сугроб. Он подошёл. О помощи не могло быть и речи – травма была смертельной. Но его удивило спокойствие пса. Он лежал безмятежно, будто прилёг отдохнуть, глаз смотрел миролюбиво и, казалось, даже ласково. Александр присел, погладил загривок. Собака улыбнулась, облегчённо вздохнула и закрыла глаз. Будто уснула сладким, спокойным сном. Снежинки равнодушно падали на лохматую шерсть. Александр сказал почему-то «Спокойной ночи», и пошёл. И вдруг заплакал. Громко, навзрыд. Он плакал не о собаке, ему было жалко себя. Он завидовал этому псу, для которого все мучения закончились. Среди свиста ветра и рёва машин он выл, матерился, растирая грубой шерстяной перчаткой слезы. Ему так захотелось прямо сейчас броситься вот под эту машину… Что-то внутри, какой-то тормоз из самых глубин подсознания сработал – «не сейчас!». Ближе к дому успокоился. Но внутри что-то оборвалось. Он разделся, наскоро вымылся и лёг спать. Проспал Александр ровно сутки.

– Зоя, дай что-нибудь поесть, – сказал он, когда проснулся.
– Тебе звонили с работы, сказали, что бетон подвезли.
– Обойдутся.
Он жевал, тупо уставясь в телевизор.
– Саша, что случилось? – спросила Зоя. – Тебя что, обидели на работе?
– Нет.
– Но я же вижу, что что-то не так. Ты сам не свой.
– Да подохну я на этой работе! Кончился я, понимаешь, сломался! – заорал он вдруг. – Не могу больше…
Зоя тихо заплакала.
– Прости, Зоя, я не на тебя. Я не хотел…
– Я не обиделась, мне тебя жалко, – всхлипывала Зоя, прижавшись к Александру. – Что же делать, Саша? Что же нам делать?!
Вошли Юра с Ирой.
– Слушайте, родители, – сказал Юра, – у нас дельное предложение.
– Подожди, Юра, сейчас не до вас, – прервала Зоя. – Папа устал.
– Мы потому и пришли, что устал. Так дальше нельзя. Что мы все на папиной шее сидим? Мы с Иркой уже давно думаем об этом. Надо вам ехать в деревню.
– В какую деревню, Юра, в какую к чёрту деревню? – Александр не мог сдерживать себя. – За какие шиши? А вы с Иркой за что доучиваться будете, чем за квартиру платить?!
– Папа, не кричи, Юрка дело говорит, – сказала Ира, зная свое влияние на отца. – Думаешь, мы пришли слезы вам утирать? Послушай внимательно, без эмоций, потом скажешь своё мнение. Говори, Юрка.
– Смотрите, – Юра положил на стол бумажку, стал писать расчеты. – Я прозвонил по риэлтерским компаниям, «пробил» стоимость квартир. Если нашу продать и купить маленькую двухкомнатную на окраине, то остается столько денег, что можно будет и вам домик в деревне купить, и заплатить за нашу учёбу до конца, и ещё останется на год жизни и вам и нам. Сколько можно тебе, папа, «горбатиться»? И зачем? А потом мы с Иркой пойдём работать, проживем!
– Давайте, соглашайтесь, родители, мы всё уже продумали, – с энтузиазмом настаивала Ира. – Чего вы держитесь за старое? Надо идти смело вперед! Звони, папочка, Пасхину, узнавай, сколько тот домик стоит.
– Нет, ребята, это несерьезно. То есть, конечно, неплохо, но это можно делать только после того, как вы получите дипломы.
– Саша, а мне кажется, Юра с Ирой во многом правы. Надо подумать над этим, – неожиданно поддержала детей Зоя.
– А как же твоя работа?
– Да к чёрту такую работу! Ничего, кроме скандалов на этой работе не предвидится. Я уже хочу в свой домик, чтобы ни от кого не зависеть. Помнишь, как сказал твой Гамоха: мы живём не для того, чтобы зарабатывать деньги. Представляешь, как мы хорошо заживём? Я цветочки посажу…

22

Они проговорили всю ночь. Александр вдруг увидел «свет в конце тоннеля», воодушевился. Они обсуждали подробности будущей счастливой жизни в деревне, которая казалась им радужной и беспечной.
Утром Александр дозвонился Пасхину.
– Здравствуй, Анатолий Петрович! Скажи, а сколько твой брат хотел за тот дом на берегу?
– Здравствуй, Саша! Неужели надумали? Ну, я рад! Сейчас Ласику скажу, вот обрадуется! Когда собираетесь?
– Да это пока мысли вслух, Петрович, примеряемся. Так сколько он просит?
– Да ты сам ему позвони, он же у вас в городе. Там и договоритесь. Так-то надежнее. Ты, знаешь что, позвони ему вечером, а я сейчас попытаюсь на него выйти, порекомендую тебя. Давай, удачи тебе. Зое Николаевне привет! И дочери, она у тебя умница, мы с ней подружились.
Александр с нетерпением дождался конца смены и, конечно, на вторую не остался. Дома только скинул обувь и сразу к телефону.
– Здравствуйте, мне бы с Михаилом поговорить…
– Александр? Здравствуйте! Мне Толик звонил сегодня. Проблем нет, можете заселяться хоть сейчас, деньги потом отдадите. Я уж думал разбирать дом, да жалко и хлопотно. В хорошие руки отдам по стоимости материалов, – он назвал сумму. – Согласен?
– Конечно! – сказал Александр. Он даже предположить не мог, что дом может стоить так мало. – Но, разумеется, не сейчас. Нам еще нужно квартиру продать, у нас живых денег нет. А потом, оформить же нужно покупку. Да и переезд проблема – кто возьмется ехать в такую даль?
– Оформлять всё равно в районе надо. А с переездом я вам помогу, у меня грузовик свой. Через две недели в отпуск выхожу, так что упаковывай вещи, поедем вместе, заодно и документы оформим. Чего тянуть?
– Слишком быстро и неожиданно, Михаил. Но заманчиво! Завтра начинаем продажу квартиры. Посмотрим, как успеем. Спасибо. Я буду держать тебя в курсе дела.
– Мы что, уже продаем квартиру? – спросила Зоя.
– Да! Да! Да! Ура! – Александр не мог сдержать восторга. – Идите все сюда! Где моя настойка?
Он пересказал разговор.
– Круто! – сказал Юра кратко.
– Вот это по-нашему! Так держать, родители! – выразилась более эмоционально Ира.
– Саша, за две недели никак не успеть. Моя сотрудница разменивала квартиру целый год.
– Мама, ты бери отпуск, и занимайся этим вплотную, тогда получится, – сказал Юра.
– Я сам, – сказал Александр. – Мне проще. Завтра получу расчет, и завтра же займусь. Юра, дай мне телефоны риэлторов.
– Саша, а как же Юра с Ирой доучиваться будут? А где им жить? И я не хотела бы бросать их в такой ответственный период.
– Всё решаемо, жена, всё в наших руках! Ты мне скажи, ты хочешь уехать в деревню?
– Да. Хочу, но не сразу, после того, как дети получат дипломы.
– Всё. Так и сделаем.

Александр в тот же вечер позвонил трём риэлторам, сказал, что нужно срочно обменять квартиру на дешёвую двухкомнатную с определенной доплатой. Реакция была мгновенной: не успел он на следующий день вернуться после получения расчёта, как явился первый риэлтор и предложил на выбор две квартиры. Через час позвонил второй, тоже с предложением. Потом звонили постоянно почти круглые сутки. Дело завертелось. Он ездил смотреть квартиры, которые, как правило, были в очень плохом состоянии, спорил с продавцами, отказывался, параллельно оформлял кучу документов на продажу. В каждой конторе надо было платить, да ещё доплачивать за скорость оформления. Но он не жалел денег, не жалел времени, не жалел себя. Опять возникло ощущение боя, как тогда на острове, когда не было никаких вариантов, кроме победы. Он страстно хотел изменить свою жизнь, и поэтому должен был победить!
Ровно через две недели обмен состоялся. Двухкомнатная квартира на втором этаже старого дома у чёрта на куличках была не в лучшем состоянии, но зато хозяева в ней не жили, и не нужно было ждать, пока они свезут своё имущество. За пару дней семья переехала. В старой квартире остались только вещи, которые Зоя с Александром решили взять в Верхнее Ольховое.
В маленькой квартире было всё непривычно и тесно. Ира спала с родителями, а вторую комнату отдали Юре с Люсей. Вопреки ожиданиям, детям квартира понравилась. Они с энтузиазмом занялись устройством быта. Старые хозяева вывезли всё, вплоть до лампочек, розеток и дверных ручек. Оказалось, что Юра все это умеет не только купить, но и установить. По поводу переезда устроили семейное торжество с обилием жареного мяса, чему особенно радовался Юра. И вообще теперь стали нормально питаться, впервые за долгое время.
Александр с Зоей тщательно поделили деньги. Первым делом оплатили учебу до конца обучения. Зарезервировали на жизнь и на переезд.
Александр повез Михаилу оплату за дом. Михаил был моложе Пасхина, но сильно похож на него.
– Рад, рад, что у вас всё получилось. А то я думал, что побоялись – не звоните и не звоните, – сказал он, пожимая руку.
– Некогда было, да и неизвестно до последнего момента. Теперь всё! Вот, деньги привёз.
– Ну, слава Богу. И мне спокойнее, дом в хорошие руки попадёт, не зря душу вкладывал. Когда поедем?
Решили ехать в воскресенье, через три дня.
– Так и договорились, – подытожил Михаил. – В выходной дороги посвободнее, и помощников на погрузку легче найти.

Зоя подала заявление на увольнение.
– Знаешь, Саша, какое-то облегчение на душе. Давно надо было оттуда уйти. Теперь я это поняла.
– Почему?
– Я как-то не замечала раньше, какая это застойная яма. Была увлечена своей работой. А теперь вижу, какой кислый у нас коллектив. Все друг другу завидуют, козни строят. Представляешь, директор даже не спросил, почему увольняюсь, молча подписал. Да и сотрудники отнеслись довольно равнодушно. Только расспрашивают все, почему, да отчего, не верят, что уезжаю.
– А твой начальник отдела? Вы же с ним дружили?
– Он очень мягкий и неуверенный. Каждый день рассуждает, как он «хлопнет дверью», да, видно, никогда не сможет уйти, так и будет влачить… Таких решительных, как ты, нет! Ты у меня смелый, с тобой мне ничего не страшно.
Днями они с Зоей упаковывали вещи, стараясь выбросить всё ненужное. Надо было успеть до воскресенья. Периодически, когда уставал, Александр звонил друзьям и знакомым, оповещал об отъезде. Большинство не могли поверить, что можно вот так просто уехать из города в какую-то «дыру», пытались отговаривать. Наумов тоже отговаривал:
– Ты же теряешь все перспективы, Саша! Что ты там будешь делать, чем заниматься?
– Жить. Я буду там просто спокойно жить, Лёша.
– Это тебе сейчас так кажется. С ума сойдёшь от безделья. А Зоя? Ведь там не будет возможности заниматься ботаникой.
– Ботаникой можно заниматься и на участке.
– А, ты упрямый, как… Тебя не переспорить. Жаль, я хотел тебя пригласить докапывать Дымова-3 этим летом. Японцы всё-таки дают денег на окончание работ.
– Я бы всё равно не поехал. Может, стоит оставить этот памятник? Ты же помнишь, что было в прошлом году?
– Брось, Саша, это стечение обстоятельств. Я всё-таки не верю в мистику. А, знаешь, в последнее время мы сошлись с Шаровниковым. Он, оказывается, толковый учёный. Действительно, прослеживаются связи горинской культуры с хабуга. Слабенькие, конечно, но на статью уже материал набирается. Мы с ним собираемся сделать совместную работу на эту тему. Он и на Дымова поедет в этом году.
– Превосходно! Я очень рад. Я же тебе говорил об этих связях.
– На словах доказательства не построишь. А когда вы собираетесь уезжать?
– Вещи я повезу в воскресенье, выезжаем в восемь утра. А Зоя здесь до июня будет, пока дети учёбу не окончат. Ладно, Лёша, мне надо вещи собирать. Счастливо оставаться, успехов тебе!
Гамоха одобрил радикальные перемены в жизни семьи Забды:
– Молодцы! Восхитительно! Я, знаете ли, завидую вашей решительности! Очень многие люди мечтают изменить свою жизнь, но лишь единицы не боятся сделать это. Обустроитесь на новом месте, я приеду к вам в гости. Мечтаю посмотреть, как вы там будете жить, и очень хочу побеседовать с шаманом. Ваша дочь, Ирочка, привезла мне ответы Сикте на мои вопросы. Чрезвычайно интересно, знаете ли, чрезвычайно! Теперь я смотрю совершенно иначе на историю человечества. Желаю вам с Зоей Николаевной счастья на новом месте!
Светлана Викторовна сама позвонила в субботу, когда Александр с Зоей перевязывали последние коробки с вещами.
– Ира рассказала мне о ваших переменах. Поздравляю! Это в вашем характере, Александр Владимирович, – решать проблемы разрубанием узла. На самом деле, каждый человек может осуществить свою мечту, но не каждый способен одолеть главную преграду – самого себя. Надеюсь, мы ещё встретимся на жизненных дорогах.
Каждый такой разговор как будто закрывал за спиной Александра прошлое и придавал уверенности в совершенно новом, неизвестном будущем.
– Эх, заживём! Как мы с тобой теперь заживём, Зоя! – воскликнул Александр, и эхо отдалось в пустой квартире.
Они сели обнявшись на коробки со скарбом.
– А ты сможешь сделать мне тепличку? Небольшую. Я там свои суккуленты выращивать буду.
– Там же веранда застеклённая, с южной стороны. Выращивай, сколько хочешь! И теплицу, если надо, сделаем.
– А мы курочек сможем завести?
–  Хоть корову, Зоя, всё теперь в наших руках! Вся жизнь в наших руках!

В семь часов утра вся семья в последний раз собралась в квартире, где прожили столько лет. Но сожаления почему-то не было. Приехал Михаил со своим взрослым сыном. Неожиданно пришёл Наумов. Начали погрузку. Соседи вышли помочь и попрощаться.
Норд пробежался по пустой квартире, вышел к подъезду и уселся у кабины, будто понимал, что уезжает. На его морде не было ни капли сожаления. Только когда Александр выходил с очередной поклажей, он нетерпеливо повиливал хвостом.
Загрузили меньше, чем за час. Пока Михаил увязывал груз, Александр поблагодарил всех за помощь, обнял Зою. Нордик запрыгнул в кабину, забрался к Александру на колени и с независимым видом уставился в окно, как будто он ежедневно ездил на грузовиках в дальние края. Хлопнули дверцы кабины, загудел мотор, машина с натугой тронулась и повезла Александра с Нордом к новой жизни.

Часть 3

Острие копья

1

На выезде из города Александр попросил остановить у хозяйственного магазина.
– Перекури минутку, кое-что из инструмента купить надо, хоть на первое время. У меня же ни топора, ни лопаты нет.
– Тьфу! – Михаил, уже съехав на обочину, вывернул руль и надавил на газ. – Что я, не человек что ли? Всё там у меня есть, и топоры, и лопаты, и грабли, и ведра! Не повезу же я всё это в город!
Александру стало неловко, перевел разговор на пустяки.
Часа через три Александр предложил:
– Не пора ли перекусить? Зоя курицу пожарила, огурчики есть.
– Километров через двадцать хорошее местечко будет. Я там всегда останавливаюсь, как к брательнику еду. Там и перекусим.
Они свернули у моста через какую-то речку. Проехали немного и остановились на крошечной полянке у громадного кедра, уцепившегося узловатыми корнями за самый берег.
– Уроды! – в сердцах хлопнул дверцей Михаил. – И здесь всё загадили! – на полянке валялись пакеты, бутылки, пачки из-под лапши. – А такое место было замечательное! Не буду больше здесь останавливаться.
Они сели на самом берегу спиной к мусору. Александр достал припасы. Чистенькая речушка тихонько журчала среди камней. В тени валунов на берегах кое-где сохранился лёд. Лес был еще по-зимнему серый и прозрачный, и только кедр над головой весело зеленел в солнечных лучах.
– Посажу кедры на участке, – мечтательно сказал Александр, подбрасывая Норду косточки.
– Правильно. Я всё собирался, да так руки и не дошли, если бы в первый год посадил, уже, наверно, орехи были бы.

Около шести часов Михаил подрулил к воротам Пасхиных. Из дома выбежала Лариса, за ней появился Петрович.
– Ну, молодцы, добрались! – сказал Пасхин, здороваясь. – А вещей-то, а вещей! На две семьи хватит! – пошутил он.
– Он ещё лопаты покупать собирался, – в тон Пасхину пошутил Михаил. Оба засмеялись, задымили сигаретами.
Норд выскочил из кабины, потянулся, пометил столбик калитки и без опаски, виляя хвостом, пошёл здороваться с хозяйским псом.
– Идите, хоть чаю попейте, сразу за свои соски! – заругалась Лариса.
– Правда, пошли чайку с дорожки, а потом разгрузим. У Ласика сегодня блинчики, – сказал Пасхин.
Горячий крепкий чай был кстати.
Поехали к дому Михаила, вернее, теперь уже это был дом Александра. Пришёл Борис, сосед Пасхиных, молча пожал руки, присоединился к работающим. Лариса тоже помогала, стараясь взять что потяжелее, за что Пасхин всё время ворчал на нее. Выгрузили ещё засветло.
– Ну вот, теперь пошли отмечать, – сказал Пасхин.
Александр хотел было сказать, что нет замка, чтобы запереть дом, но вовремя опомнился, подпёр дверь палкой и пошёл вслед за остальными. Норд с энтузиазмом «помогавший» заносить вещи, теперь не хотел никуда уходить.
– Пойдём, Нордик, поужинаем, а потом вернёмся. Там вкусно, пойдём!
Норд нехотя согласился, поплелся следом.
Когда все уселись за стол, Пасхин встал, поднял стопку. Пока Лариса накрывала на стол, он успел переодеться, и теперь в костюме выглядел торжественно.
– С прибытием, Забда! С возвращением на родную землю, землю предков, где тебя давно ждут. Желаю тебе не только благополучной и счастливой жизни здесь, но и радения на благо народа, к которому ты принадлежишь!
– Спасибо, Петрович, но слишком уж торжественно. Я ещё не заслужил…
– Заслужишь! Где чего не знаешь – поможем. Главное, было бы желание. А оно у тебя есть, поскольку приехал. Отсюда обратной дороги в города нет. Так что, за тебя!
Александр был смущен таким вниманием к своей персоне, но водка быстро сняла неловкость. Стол, поскольку был накрыт на скорую руку, был прост по сельским меркам: вареная картошка, голец бочкового посола, нарезанный крупными ломтями, солёные грибы, огурчики, маленькие, чуть ни с мизинчик, солёные же помидоры.
– Вкусно-то как! – восторгался Александр, закусывая. – Глаза разбегаются!
– Кушайте, кушайте, всё свое, чистенькое, сами заготавливали, – приговаривала довольная похвалой Лариса.
– Скоро и у тебя всё это будет, – сказал Пасхин. – Тут действительно, всё своими руками, разве что растительное масло в картошке из магазина. Всё будет, не ленись только! – приговаривал он, наполняя стопки.
После третьей Пасхин заговорил с братом, к ним присоединился и сосед. Александр разомлел от еды и выпивки, попросил у Ларисы крепкого чая, и выпив, стал прощаться.
– Спасибо за помощь, за замечательный ужин. Пойду в своё новое жилище.
– Да куда ж вы, на ночь глядя, ночуйте у нас, – стала уговаривать Лариса.
– Давай ещё по стопочке, – сказал Пасхин, – и ложись здесь, места всем хватит. Завтра успеешь своим приобретением налюбоваться, всю жизнь теперь твоим будет.
– Не терпится, – ответил Александр.
– Приходи на завтрак, сразу и поедем в район сделку оформлять, – сказал Михаил. – А то, может, действительно ещё посидим?
– Нет, нет, спасибо. Пойду я.

Он вышел в полную темноту и поначалу ослеп. Но присмотрелся, и через пару минут стал различать силуэты, а потом и вообще сносно все объекты. Норд бежал впереди не слишком далеко, иногда оглядываясь, словно понимал, что хозяин может заблудиться. Стояла абсолютная тишина. Небо было полно звёзд, где-то внизу шумела река. Какие-то шорохи раздались совсем рядом. Остановился – всё стихло. Пошел – опять. Наконец догадался и удивился: это шуршала при ходьбе одежда. Надо же, какая тишина!
Дома отыскал чайник, пошёл за водой. Спускаясь с невысокого обрыва к реке, поскользнулся. «Сделаю здесь ступени из дикого камня», – подумал мечтательно, и представил, как Зоя будет спускаться по этим ступеням. Чёрная вода неслась, слегка поблескивая водоворотами, в ней было что-то таинственное. Норд сидел рядом, и казалось, внимательно рассматривал реку. Александр зачерпнул чайником, и в этот момент крупная рыба плеснула неподалеку. «Она меня видит, – подумал Александр о реке. – Она меня узнала!». Он встал, поклонился и сказал вслух:
– Здравствуй, Река!
И опять громко плеснуло.
«Отвечает!» – подумал Александр и улыбнулся. На душе было радостно.
В нетопленном доме было холодно, и Александр ворочался, пока не натянул поверх спальника ещё и одеяло. Норд улёгся в ногах. Спалось хорошо. Проснулся от резкого, тревожного стука в окно. Вскочил беспокойно. Норд удивлённо смотрел на хозяина, мол, чего ты вскочил, птица же это. На наличнике сидел крупный зелёный дятел с красной шапочкой и что-то сосредоточенно разглядывал в щели.
– Привет, дятел!
Птица посмотрела в его сторону, повернула голову на бок, словно удивляясь, откуда тут появился жилец, и стремительно улетела. Александр сбежал к речке, сполоснулся ледяной водой, вытираясь на ходу, пошёл к дому. Где-то мычала корова, прокричал петух. Чистота и пронзительная красота природы щемяще отозвалась внутри.
– Вот здесь мы с тобой будем теперь жить, – сказал он Норду. – Тебе нравится?
Пес снисходительно вильнул хвостом, будто это он привез Александра в это замечательное место, а не наоборот.

У Пасхиных уже все сидели за столом.
– Ну, как спалось на новом месте? – спросил Пасхин.
– Превосходно! Дятел разбудил, а то бы спал ещё.
– Это они могут! Иной раз такую тревогу устроит чуть свет! Тут много всяких пернатых, это вам не в городе.
– В городе свои «дятлы», – сказал Михаил. – Сигнализация под окнами всю ночь вякает. И что я заметил, здесь на дятлов никогда не обижаюсь, а в городе убить готов этих придурков.
На завтрак к горячему чаю были оладьи с мёдом.
– А мед-то у вас откуда? Тоже сами собираете? – пошутил Александр.
– Держат некоторые по нескольку ульев. Мы у Бориса берём. Мёд здесь хороший. С липы, клёна, бархата пчёлки несут. Помногу качают, только продать некуда.
– Как у вас здорово! – сказал Александр.
– Не «у вас», а у нас. У нас с тобой, Саша! – поправил Пасхин. – Привыкай, это всё теперь твоё. Сейчас вот, поедем, оформим твой статус жителя нашего поселения. Я с вами съезжу, мне тоже в район нужно.

2

В районном посёлке было довольно людно, особенно на центральной асфальтированной улице. Люди были одеты по-городскому. Сверкали витринами магазины и офисы. Юридическая контора располагалась в здании районной администрации. Очереди не было. Женщина юрист с помощницей пили чай. Видно было, что они не привыкли к суете. Бегло просмотрев документы, юрист сказала, что не хватает справки из БТИ. Пошли в БТИ.
– Нужно проводить новое обследование. Наши специалисты выедут к вам в течение месяца. Оплатите работу в банке, принесите счет нам, потом напишите заявление, и ждите.
Александр с Михаилом вышли на улицу, закурили.
– Вот это мы попали! – сокрушался Александр. – Это тебе придется ещё раз приезжать из города.
– Сейчас, брательника дождёмся, может он поможет.
– Бюрократы чёртовы! – ругнулся Пасхин, узнав о загвоздке. – Ты же вызывал их в прошлом году, – сказал он Михаилу. – Подождите, я поговорю. Знакомые ребята.
– Всё нормально, – сказал он, появившись через несколько минут. – Они сделают всё по прошлогодним планам. Обещали за два дня управиться.
– Вот так запросто? – удивился Александр.
– Не совсем, конечно, запросто. Но это не важно, главное – дело сделано. Пойдем теперь к юристу.
Пасхин переговорил с юристом, сказал:
– Заходите.
– Давайте ваши документы, – сказала юрист, ещё раз проверила бумаги, задала несколько вопросов, поставила печати.
– Поздравляю вас с совершением акта купли-продажи, – сказала она. – Забда, получите свидетельство о государственной регистрации права на собственность через две недели. Тогда же и пропишитесь. Всего доброго!
В коридоре ждал Пасхин.
– Спасибо, Петрович! Всё так быстро! Слушай, а как же она оформила без справки БТИ?
– Я договорился. Ей принесут эту справку через два дня.
– В городе это невозможно.
– Мы же не в городе. Здесь меня каждая собака знает, как облупленного. Ни разу не подводил, и без благодарности не оставлял. Всегда, как в район еду, то рыбу везу, то изюбря. Да и куда я денусь, если что? Давайте теперь в магазин заедем, да и домой.

Весь обратный путь Александр чуть ни пел! Он несколько раз перечитал акт купли-продажи, уложил в папку и прижал к груди, как драгоценность. «Вот всё и случилось! Так быстро… Теперь это мой дом! Скорее бы Зоя приехала!» – думал Александр, пуская дым в приоткрытое окно машины и любуясь начинающими зеленеть сопками.
Михаил свернул с дороги, остановился.
– Ты чего? – спросил Пасхин.
– Александру кедр выкопаем. Я не удосужился, пусть он посадит в день покупки дома – самая подходящая дата. Вон они, какие хорошенькие стоят, один к одному. Иди, Саша, выкапывай. Лопата в кузове. Да пошире бери, корни не оборви.
Александр был в восторге. Он ходил между молодых кедров, не зная, какой выбрать. Норд тоже побродил от кедра к кедру, один пометил и уселся рядом.
– Ты считаешь, этот лучше? – спросил Александр, и стал примеряться, как лучше выкопать. Он копнул раз-другой лопатой и вдруг остановился, опустился перед кедром на колено.
– Не беспокойся, я не сделаю тебе больно. Я приглашаю тебя к себе. Мы будем жить вместе. Там солнечно, тихо, никакие деревья не будут тебе мешать. Я обещаю, тебе будет хорошо на новом месте.
Он поглаживал мягкие длинные иглы, и казалось, от хвои исходило тепло. Аккуратно обкопал деревце, поднял с комом земли, отнес в кузов и прикрыл старым мешком.
– Поехали! Он согласился.
– Это хорошо, что согласился, – ответил Пасхин, и было не понятно, всерьёз он принял это сообщение или с иронией.
Обратный путь показался быстрее.
– Петрович, давай заедем в администрацию на минуту. Не терпится Зое сообщить.
– Конечно. Тем более что мне туда и нужно.
Александр с нетерпением набрал номер.
– Зоя! Зоя, привет!
– Папочка, ты уже дочь свою не узнаешь? – ответила Ира. – Мама в магазин ушла. Как ты там?
– Ирка! Ты не представляешь, как здесь классно!
– Еще как представляю! Мы же с Юркой вам говорили!
– Я только что из района вернулся. Уже оформили сделку, дом наш! Кедр привезли, сейчас поеду сажать. Норду нравится, он как будто всю жизнь здесь жил. А главное, здесь так спокойно! Передай маме, я жду её.

Александр посадил кедр ближе к речному обрыву с расчётом, чтобы, когда вырастет, тень не падала на участок, и вместе с тем, чтобы кедр всегда освещался солнцем.
– Живи счастливо тысячу лет, – сказал он деревцу.
– С хорошего дела начинаешь новую жизнь, – раздался за спиной голос.
Норд, дремавший на солнцепёке, с лаем рванулся к пришельцам. Александр успел перехватить его за ошейник, и лишь затем обернулся к людям. Перед ним стояли старые знакомые, его спасители Олонко и Соло.
– Отпусти, он не укусит, – сказал Олонко. – Собаки разбираются в намерениях людей.
Александр отпустил. Норд, вздыбив шерсть на загривке, подошел к хабуга, обнюхал, вильнул хвостом и, вернувшись на старое место, свернулся калачиком.
Александр протянул руку:
– Здравствуй, Олонко! Здравствуй, Соло! Как неожиданно вы появились!
– Мир твоему дому, Забда! Узнали, что приехал, зашли проведать.
Оба были в телогрейках и болотных сапогах. У Олонко в руке ивовый прутик с продетыми сквозь жабры крупными рыбами.
– На рыбалку ходили?
– Вот, гольца маленько поймали, – ответил Соло.
– А как вы его ловите?
Соло стал подробно объяснять способы ловли. Олонко тем временем спустился под обрыв, сложил костерок, достал зелёный кремень и обломок рашпиля и принялся высекать огонь.
– Что ты мучаешься, – сказал Александр, – на, вот, зажигалку.
– Такой огонь нельзя зажигалкой разводить, – ответил Олонко, раздувая тлеющие щепочки.
– Почему?
– Это особый огонь. Сейчас будем праздновать твоё возвращение.
– Так пошли в дом, что-нибудь приготовим, посидим, как полагается, – торопливо заговорил Александр, осознав свою промашку, что сам первым должен был пригласить гостей к столу.
– В доме неправильно. Здесь будем праздновать, – сказал Соло.
Он вытащил из внутреннего кармана телогрейки начатую бутылку водки, поставил на камень.
– Неси посуду.
Александр сходил в дом, взял стаканы, прихватил буханку хлеба, нож, банку тушёнки.
Олонко и Соло сидели прямо на гальке, подвернув под себя ноги. Над раскалёнными углями наткнутые на палочки нависали три рыбины. То один, то другой поворачивали палочки, чтобы рыба пропекалась равномерно. Соло налил в стаканы, окунул палец в водку и трижды брызнул в огонь, что-то прошептал. Поднял стакан.
– Ты вернулся, – сказал он утвердительно, чокнулся с Александром, Олонко тоже.
Выпили. Александр отрезал хлеба, протянул гостям. Взялся за банку.
– Не нужно. Эта пища не для такого дня, – сказал Олонко.
Он снял гольца с палочки, разломил со спины вдоль, положил перед Александром на гальку.
– Сейчас я тарелки хоть принесу, и соль, – вскочил Александр.
– Сиди, не суетись. Не надо портить пищу.
– Разве тарелка испортит? – удивился Александр.
– Эта рыба никогда не видела ничего, кроме воды и гальки. Обидится, если положишь в тарелку. Ешь!
Голец был ароматным и сладковатым на вкус.  Александру было непривычно есть рыбу без соли, но он с удивлением обнаружил, что так даже вкуснее. Водка приятным теплом разлилась по телу.
– Спасибо, что пришли. Такая вкусная рыба! А я собирался кашу с тушёнкой варить.
– Как мы могли не прийти? Ты вернулся! – ответил Соло, и потянулся к бутылке. – Пусть твоя новая жизнь будет крепкой, как эти сопки, сильной, как эта река, чистой, как этот огонь!
– Спасибо, – сказал Александр, отщипывая кусочки рыбы. – Скажи, Олонко, а почему нельзя костёр зажигалкой разводить?
– Можно, почему нельзя? Только огонь другой будет.
– Почему другой?
– Огонь разный.
– Чем же он различается? Понятно, что химический состав дров влияет на горение, но разве от того, чем разжигаешь, зависит горение древесины? – заспорил Александр, у которого в школе была «пятерка» по химии.
– Дрова имеют значение, но не это главное. У разного огня душа разная. Как у людей.
– У людей это, наверно, скорее, связано с генами, полученными от родителей.
– Твои мысли на правильном пути. Душа огня тоже зависит от родителей. Огонь рождается от молнии, от спички, от трения, от искры, высеченной из камня… И у каждого своя душа, свой характер. Как ты не чувствуешь этого?
– Мне кажется, это не имеет значения. По крайней мере, я не замечаю различий. Так какой же огонь лучше?
– Для разных дел – разный огонь. Для очага, для приготовления пищи, для большинства ритуалов самый лучший огонь, полученный трением.
– А электрический, химический?
– Душа такого огня отличается от природного так же, как душа горожанина от души хабуга. Тебе учиться надо, – неожиданно подытожил Олонко.
– В каком смысле? – удивился Александр. – Уже не те годы, чтобы учиться.
– Учиться всегда хорошо. Тебе надо! Ты хабуга, вождь. Ты должен знать душу народа. Чтобы понять душу, надо узнать обычаи. Какой ты хабуга, если не знаешь, как живёт твой народ?
– Как же мне учиться?
– Спрашивай, смотри.
Александр закурил, задумался. Все трое смотрели, как проносится мимо вода. Соло вдруг запел. Он пел протяжно, монотонно, на своем, непонятном Александру языке, и это пение удивительно сочеталось с шумом реки.
– Я пою: деревья вырастают и умирают, а тайга живет всегда; вода всё течет и течет, а река никогда не кончается; люди рождаются и умирают, а род хабуга живет, и будет жить, – сказал Соло, и разлил остатки водки.   
– Хорошие слова, – сказал Александр. – Кто написал эту песню?
– Никто не писал, я так вижу.
– Ты сам придумал эту песню?
– Я не придумывал, душа сама поет. У тебя разве не так?
– Ну, обычно песни сочиняют поэты и композиторы…
– Как душа может петь слова, которые придумал другой человек? У того человека другая душа, он придумал песню для другого случая.
– А музыка? Как ты выбираешь мотив?
– Душа выбирает. У реки одна музыка, в тайге другая, на вершине сопки совсем непохожая. Как может быть одинаково? Тебе понимать надо, учиться надо!
– То есть, ты поешь то, что видишь?
– Я пою то, что чувствую!
– Да-а, надо начинать учиться, – задумчиво сказал Александр. – Как думаете, с чего начать?
– Слушай свою душу, слушай реку, тайгу, свою собаку слушай. К нам приходи, к старикам приходи, к шаману приходи. Любой подскажет, как правильно поступить, если сам не знаешь, – сказал Олонко, вставая. – Нам пора, однако.
Он снял с прутика гольца, положил на гальку.
– Уху сваришь. Из гольца хорошая уха. Удачного дня, Забда!
Александр присел на корточки у догорающего костра и смотрел вслед неожиданным гостям, пока они не скрылись за поворотом реки. «Интересные люди, – думал он. – Вроде простые до нельзя, явно неграмотные, водку пьют, а чувствуешь себя с ними, как двоечник на уроке». Он выкурил ещё одну сигарету и пошел разбираться с вещами.

3

Следующий день Александр решил посвятить наведению порядка в доме. Он соорудил посудную полку над плитой, приладил к косяку наружной двери вертушку, чтобы не подпирать дверь лопатой. Но вчерашний разговор с Олонко и Соло не выходил из головы. «Надо учиться, надо учиться», – вертелось в мыслях.
– Надо нам с тобой учиться, – сказал он псу. – Пойдём-ка, Нордик, сходим к Сикте.
Норд готов был немедленно идти куда угодно, лишь бы идти. Они поднялись на дорогу и зашагали по улице. Во дворах горели прошлогодние листья, заволакивая густым дымом всю округу – люди готовили огороды к весне.
В одном дворе бабушка-хабуга тюкала колуном по полену, которое явно не хотело поддаваться. Александр на секунду замешкался, потом решительно открыл калитку.
– Дайте, я попробую.
Он забрал из рук бабули колун с насаженным на него сучковатым поленом, размахнулся, перевернул его в воздухе и с размаху ударил обухом о колоду. Полено с треском разлетелось в разные стороны.
– Мужчина! – сказала бабушка.
Александр взял другое полено, ударил вдоль сучка. И дело пошло. Он ощущал приятное напряжение в мышцах. Тело хотело простого труда. Горка колотых дров росла. Александр разогрелся на солнышке, скинул куртку, а затем и рубашку. Бабушка присела на полено, спокойно, задумчиво смотрела на помощника. Александр за полчаса переколол валяющиеся чурки, разогнулся.
– Есть ещё, бабуля?
– Хватит, Забда. Ты хорошо поработал. Пусть Солнце даст тебе удачного дня!
– Откуда вы знаете мою фамилию?
– Кто же тебя не знает? Ты вернулся! Пойдём в дом.
– Спасибо, мне идти надо.
– Пойдём! – решительно сказала бабушка.
В низкой комнатке с одним окошком стоял дощатый стол и лавка, у стены сделанная из досок же кровать, застеленная лоскутным одеялом. Горела многократно подмазанная, выбеленная известью печка. Хозяйка усадила Александра за стол, налила чай в жестяную кружку, принесла бруснику в берестяной коробке, красиво украшенной вырезанными узорами, поставила сахар и плетёную из прутиков тарелочку с карамельками.
– Какие красивые вещицы! – потрогал Александр туесок и тарелку. – Откуда у вас такие?
– Сама делала.
– Сами? Вы умеете делать такие вещи?
– Раньше все женщины умели. Другой посуды-то и не было. И мебель всю мужики делали сами. Иктэ семнадцать лет, как ушёл к верхним людям, а стол до сих пор, как новый, – погладила она сморщенной ладонью выскобленные доски. – Сын приезжал, хотел новую мебель купить, я отказалась. Зачем новая? Эту муж делал, мне с ней хорошо. Смотрю на стол – мужа вижу, на лавку сажусь – Иктэ рядом. Хорошо.
– А что же, вам никто не помогает?
– Помогают. Сын приезжает, дрова заготовит, дом поправит. Далеко он, работает, редко бывает. Люди приходят, принесут, кто рыбу, кто мяса, кто дров порубит, как ты.
– Как же вас зовут, бабушка?
– Золомпо.
– Золомпо, – повторил Александр. – Что значит Золомпо?
– Рябина. В молодости все говорили, подходит мне это имя. Я красивая была, стройная. Молодые все красивые…
Бабушка полезла в какой-то ящик. Достала альбом, положила на стол. Обложка была украшена аппликациями из бересты. В прорезанном орнаменте угадывались какие-то звери, птицы, рыбы, а в центре Александр сразу узнал свернувшуюся змею.
– Тоже вы делали? А почему змея?
– Как же без Змея? Он покровитель рода! Ты сам Змей, а спрашиваешь!
– Почему я Змей? Я не понимаю.
– Ты не знаешь, как тебя зовут?! Как можно? Забда – Змей!
– Что, меня уже Змеем здесь прозвали?
– Ай-яй-яй! Тебе учиться надо! Язык хабуга совсем не знаешь! – старушка проворно встала, заходила по комнате, размахивая руками. – Забда на хабуга – Змей! Как ты не понимаешь!
– Забда переводится на русский язык как Змей? – переспросил Александр в растерянности.
Он не мог поверить тому, что только что осознал! Буря воспоминаний заполнила мозг, мысли метались от одного фрагмента памяти к другому. Внезапно всё стало на свои места, связалось в одну цепочку: Змей на Острове, Забда в прошлой жизни, миф о Змее-спасителе с двумя душами, дед Забда Чен, вождь Забда в прошлой жизни и Забда-вождь теперь. Бабушка что-то говорила, показывая старые фотографии в альбоме.
– Да ты меня не слышишь, Забда?
– Извините, Золомпо, я задумался. Вы открыли мне моё имя, теперь я многое понял. Мне надо идти. Я ещё зайду к вам. Спасибо за угощение.

Он машинально шёл по дороге. Размышления не отпускали. Лай Архи вывел его из раздумья. В раскрытых дверях стоял Сикте.
– Солнце в твой дом, Сикте! Почему ты не сказал мне, что моя фамилия означает Змей?
– Мир твоим мыслям! Заходи в дом.
– Почему ты не сказал?
– Заходи!
Сикте поставил перед Александром кружку, конфеты, налил горячий чай, сел сам напротив, отхлебнул, помолчал.
– Ты не спрашивал, – сказал он спокойно.
– Но это же всё меняет, ты понимаешь?
– Я понимаю. Но ты не спрашивал. Откуда я знаю, что ты не знаешь, что означает твое имя? Как человек может не знать своего имени? Твое русское имя что значит?
– Александр? Это греческое или римское имя, сейчас не помню. Какая разница? Так родители назвали.
– Как можно?! Если ты не знаешь, значит, тебе твоё имя не помогает! Как можно? Вам там, в городе не интересно даже, кто управляет вашими судьбами!
– Какое значение может иметь имя? Родители выбрали, какое понравилось…
– Подумай своей головой! «Какое значение!» Вспомни, как ты оказался здесь. Разве не Змей привел тебя сюда? Ты думаешь, что ты сам так решил? Змей целое столетие выправлял судьбы твоих предков, чтобы, наконец, вернуть тебя своему народу! Имя даётся человеку, чтобы у него был покровитель. Трудно правильно выбрать имя. Но если оно подходит человеку, то будет помогать ему в жизни.
– А твое имя что означает? – спросил Александр.
– Сикте – это Полынь. Умная трава, сильная. Любую болезнь лечит. Когда мне плохо, я с ней говорю, она совет даёт. Хорошее имя! Я горжусь! Сто лет с этим именем живу, никогда её не обидел.
– Так что, тебе нельзя обидеть полынь? То есть, ты не можешь её сорвать, скосить?
– Могу, если она разрешает. Но без нужды нельзя – плохо будет. Да что ты спрашиваешь, ты же сам змей защищаешь, сам понимаешь.
– Я змей жалею просто. Зачем ни за что убивать? Это что, если бы я убил змею…
– Если бы ты убил, ты потерял бы своё имя. Змей больше не стал бы тебе помогать. Ты заблудился бы в тропах судьбы, и мы бы никогда не встретились.
Сикте долил ещё чаю.
– Откуда ты узнал своё имя?
– Золомпо сказала.
– Золомпо – умная женщина. Что ты у неё делал?
– Дрова колол. Помог немного.
– Попросила?
– Нет, проходил мимо, увидел…
– Хорошее дело. Ты – хабуга! Доброе дело возвращается добрым делом.
– Да я же просто так, бескорыстно. Чем может отплатить старая женщина?
– Разве она не вернула тебе имя? Это не доброе дело?
– Да! Конечно! Я не подумал…
– Всё возвращается. Всё, что ты сделал в жизни хорошего, возвращается к тебе. Всё, что ты сделал плохого – вернётся, может быть, не сразу, но с годами вернётся и больно тебя ударит.
– А этого можно избежать?
– Можно, но трудно.
– Что нужно сделать?
– Нужно вспомнить всю свою жизнь по мгновениям, вспомнить всё, что ты сделал плохого, кого обидел. Надо поставить себя на место обиженного и прочувствовать всю его боль. Если сможешь это сделать, плохое уже не будет тебя беспокоить.
– Но на это нужно очень много времени, это же невозможно!
– Каждый выбирает сам: или ждать удара в самый неподходящий момент, или попросить прощения у всех обиженных.
– Ну, я думаю, не так уж много людей я обидел…
– Не забудь о животных, о растениях, о камнях.
– Они тоже могут мстить?
– Они не мстят. Ты сам бьёшь себя своими поступками.
– Как же представить себя камнем?
– Уж как-нибудь представь. Нужно было думать тогда, когда решил его обидеть. Или жди, что камень провернётся под ногой, когда будешь бежать. Тебе выбирать.
– Да, наверно нужно найти время и заняться этим.
– Любое мгновение даёт человеку возможность изменить свою жизнь.
Сикте достал маленькую трубку, набил табаком, раскурил. Александр достал сигарету.
– Сикте, мне бы что-нибудь почитать о хабуга. Я совсем ничего не знаю.
– Читай.
– У тебя есть книги про хабуга? – удивился Александр.
– Зачем книги? Читай людей, читай реку, читай тайгу. Разве буквы могут рассказать, как распускается цветок, как улыбается ребёнок? Читай природу, читай жизнь – сам всё поймешь, если будешь внимательным.
– Слушай, Сикте, – вдруг спохватился Александр, – а что же ты не спрашиваешь меня, почему я здесь?
– Что спрашивать? Ты вернулся.
– Ты знал?
Сикте рассмеялся:
– Я же тебе прошлым летом сказал, что ты пришёл туда, куда тебе нужно. Зачем уезжал? Здесь твое место.
– Ещё ты тогда  сказал, что я делаю бесполезную работу, – вспомнил Александр.
– И что, работа была полезной?
– Нет. Ты был прав.
– Что теперь собираешься делать? – спросил Сикте.
– Думаю пойти учителем в школу, если возьмут. Ты как считаешь?
– Хорошее дело. Иди, учи детей. Сам заодно учиться будешь. Дети учат.
– Ты мне столько всего сказал, мне переварить надо, обдумать всё. Можно я буду к тебе приходить, советоваться?
– Обдумай, но не умом, а сердцем. А приходить можно. Приходи, когда хочешь.

4

На крыльце своего дома Александр обнаружил ведро картошки. «Наверно Пасхин приходил», – подумал он. Несколько картошин почистил для ухи, остальные рассыпал под кроватью, чтобы прорастали. Взял лопату, копнул в нескольких местах участка. Земля уже оттаяла на штык, можно было копать. Разметил гряду под картошку, стал вскапывать землю. Спина с непривычки быстро устала, заныла поясница. Вернулся в дом, сварил уху, благо, соль и специи нашлись в коробке на кухонном столе. Только приготовился есть, как вошёл Пасхин.
– Привет, Саша! Ты что нас забыл? Почему не приходишь столоваться?
– Здравствуй, Петрович! Садись со мной, испробуй ушицы.
– Ух ты! Откуда рыба? Сам что ли поймал?
– Олонко и Соло принесли. Садись.
Александр принёс гостю тарелку.
– Извини, хлеба нет.
– Нормально. Уха и без хлеба хороша.
– Спасибо, Петрович, за картошку. Посажу. Я уже огород копать начал.
– Какая картошка?
– Ну, ведро картошки. Разве не ты принес?
– Не я.
– А кто же тогда?
– Не знаю. Да это не важно. Кто-то, значит, захотел тебя угостить.
– Как же не важно? А как я смогу поблагодарить?
– А зачем? Захотел человек доброе дело сделать, и сделал. Он же не ради благодарности. У нас это в обычае. Ты захочешь – другому сделаешь. Так по кругу добро и вернется.
– А как же ведро хозяину вернуть? Я же его не знаю.
– Поставь у порога, заберут, если нужно. Как поживаешь-то?
– Да вот, устраиваю быт помаленьку. Сегодня к Сикте ходил. Он мне столько информации выдал, чуть мозги не расплавились. Теперь обдумываю.
– Сикте может, мудрый старик! Иногда простую вроде вещь скажет, а потом неделю эта мысль из головы не выходит. Умеет! Пойдем, ко мне сходим, хлеба возьмешь, да семена Ласик тебе приготовила. Посадишь, глядишь, к приезду Зои зелень какая-никакая будет.
Лариса надавала семян – не пожалела.
– Да куда мне столько? – растерялся Александр. – У меня ещё и огорода-то нет.
– Берите, берите! Огород – дело наживное, вскопаете.
– Бери, – поддержал Михаил, – там земля паханная, мягкая. Время до посадки ещё есть.
Лариса дала подробные инструкции, когда, что и как сажать, и Александр с охапкой пакетиков и буханкой свежего хлеба пошёл домой.
Норд по пути выпросил горбушку – соскучился по печеному. Ближе к дому он вдруг взял след и понёсся к дому.

На пороге сидели Олонко и Соло. Олонко почёсывал псу загривок и что-то приговаривал. Александр пожал руки.
– Заходите, чай будем пить, дом посмотрите.
– Видели мы твой дом, – сказал Олонко. – Помогали Мише строить. Миша – хороший человек.
Александр вскипятил чайник, заварил покрепче.
– Хороший чай у тебя, Забда!
– Из города привёз. Здесь такой не продают.
Он вытащил две пачки, подал гостям.
– Возьмите, дома заварите.
– Хороший подарок, – сказал Соло, разглядывая пачку. – А мы с делом пришли.
– Говорите.
Александр протянул раскрытую пачку сигарет, вытащил и себе.
– Пошли завтра на рыбалку. Чунгай на берег вышел, я сам видел.
– Кто такой Чунгай?
– Ха! Ты не знаешь? Жук такой, в воде живет постоянно. Когда таймень на нерест идет, он на берег выходит, людям говорит.
– Что говорит? – не понял Александр.
– Говорит, что таймень идёт, остроги готовить надо, на рыбалку идти надо. Я один Чунгая видел, никто ещё не знает. Пойдём, первая рыба наша будет!
– Я вообще-то собирался завтра в школу идти, на работу устраиваться, – сказал неуверенно Александр.
– Успеешь в школу. Первая рыба важнее! Кто первую рыбу добыл, тот весь год с удачей! Собирайся!
– А что мне брать с собой?
– Ничего не нужно. Оденься тепло, сапоги надень. Мы сами всё возьмём. Часов в пять пойдем. Жди на берегу, мы зайдём за тобой.
– А собаку можно взять? Как же я его брошу?
Олонко критически посмотрел на Норда, махнул рукой:
– Его можно, он хороший человек, все понимает. Не проспишь, Забда?
– Будильник заведу.

Ночью Александр почти не спал. С вечера решил протопить. Давно не топленная печь сначала не хотела разгораться, дымила, потом долго не согревалась. Александр подложил побольше дров, и печка накалилась так, что невозможно стало спать. Он несколько раз выходил на крыльцо, раскрывал дверь, чтобы проветрилось. А потом не мог заснуть, думал о предстоящей рыбалке. О таймене он слышал, читал, знал, что это «царь-рыба» и даже пробовал балык из тайменя. Но никогда не видел живым, а тем более не ловил. Воображение рисовало картинки, как огромная рыбина выворачивается из рук, а он пытается её удержать.
Кажется, только задремал, как зазвенел будильник. Наскоро хлебнул чаю, благо, горячий чайник стоял на печке, оделся и вышел в студёное утро под яркое звёздное небо. Норд с недоумением поднял брови, мол, куда это понесло хозяина в такую рань, потянулся, и вышел следом. Они сели на берегу и стали ждать.
Где-то вверху плеснуло раз, другой. На блестящем фоне воды показался тёмный силуэт, и точно напротив Александра ткнулась в берег длинная узкая лодка. Это и был бат – долблёная из одного бревна лодка.
– Садись, – послышался тихий голос Соло. – Только не шуми. Молча поедем.
Александр посадил Норда в лодку, уселся сам. Сидений, как в обычных лодках, здесь не было, приходилось сидеть на дне. Бат казался очень неустойчивым, и Александр инстинктивно вцепился в борта.
– Не бойся, Соло умеет, – сказал Олонко. – Привыкнешь. Лодка хорошая.

Шли на шестах. Соло стоял на корме и ловко отталкивался длинной жердью от дна. Олонко сидел, держа наготове второй шест. Шли против течения, держась у берега. Когда прошли село, Соло повернул к противоположному берегу. Олонко встал на носу и стал помогать. Посредине реки глубина была метра два, и было заметно напряжение Соло и Олонко, когда проходили стремнину. Но вот течение поубавилось, приблизился берег, и бат уткнулся в песчаный берег. Олонко выскочил, накинул верёвку на корягу.
– Выходи, – сказал он Александру.
Они поднялись на невысокий береговой обрыв, пошли сквозь кусты по тропинке к подножью крутого склона горы. Вышли на поляну, подошли к огромному, метра полтора высотой, обломку скалы. Олонко опустился перед камнем на колено, положил в расщелину две сигареты и стал что-то шептать. Небо уже стало светлеть, и Александр разглядел: на уступе камня и под ним на земле лежало множество различных вещиц. Здесь были ружейные патроны, рыболовные крючки, пуговицы, размокшие упаковки чая и сигарет, и даже ржавый нож, но больше всего было больших и мелких костей разных животных. Олонко отошел, его сменил Соло.
– Что ты делал? – спросил Александр у Олонко.
– Просил его разрешить поймать тайменя.
– А почему именно этот камень?
– Он - Хозяин.
– Хозяин чего?
– Хозяин тайги, реки, гор, всего. Старики говорят, давно-давно на этом камне жил Змей. Он был Хозяин. Теперь Змея нет, камень Хозяин. Его просить надо. Если позволит, поймаем тайменя, не захочет – не будет удачи. А рассердится, – скажет Реке, она утопить может. Без его разрешения никак нельзя.
Александр дождался, когда Соло освободит место, подошёл. Сокрушаясь, что ничего не припас для жертвы, порылся в карманах, достал несколько монет, положил на уступ. Опустился на колено и тут же представил себя перед немигающим взором могущественного Змея на Острове. С трепетом он прошептал свою просьбу:
– Прими мой скромный дар, Камень Змея! Позволь нам сегодня поймать первого тайменя.
Камень молчал, и нельзя было понять, разрешает ли он, или напротив, сердится. Александр поднялся, сделал три шага назад, подошёл к спутникам.
– Теперь надо Реку просить, – сказал Олонко.
Они подошли к берегу. Каждый бросил свой дар в воду и прошептал просьбу. Вода молчала. Потом вдруг прямо перед ними три раза подряд плеснула рыба.
– Три! Три тайменя разрешила! – обрадовался Соло.
– Да, теперь можно начинать, – сказал Олонко.
Они снова уселись в лодку, и пошли вверх по течению.

Около часа Соло толкал лодку против течения. Рассвело. Александр с удовольствием рассматривал крутые берега с цветущими кустиками багульника и песчаные косы со стоящими неподвижно цаплями. Наконец, свернули в приток и пристали к берегу.
Олонко достал из-под ног острогу – кованый из арматурного прута трезубец, насаженный на прочное двухметровое древко.
– Держи, Забда. Ты – первый. Проходи на нос.
– Нет-нет, я же не умею, – попытался отказаться Александр. – Я же рыбу всю распугаю. Давайте вы сначала, а я посмотрю.
– Ты - первый! Учись. Хозяин тебе разрешил, Река разрешила, чего боишься? Стань на колени на самый нос, смотри вперед. Вон там речка расширяется, видишь? Там нерестилище. Увидишь рыбу, рукой знак дай, куда подойти. Медленно идти будем. Таймень на нересте не пугливый. Подойдём, прицелься хорошо, острогу подведи близко, потом бей сильно. Только в голову бей, в другое место нельзя – сорвется. Поранить рыбу нельзя – уйдет, удачи не будет всё лето. Давай! Первая рыба твоя, Забда!
Александр пробрался на нос шаткой лодки, стал на колени, попробовал в руке острогу, махнул рукой: «Пошли!». Лодка развернулась и тихонько двинулась против течения. Александр всматривался в галечное дно, которое становилось всё ближе. Вдруг впереди шевельнулось. Александр поднял руку, лодка почти остановилась. Он увидел Его! Метрах в трёх впереди, чуть справа, в галечном дне была прорыта канава, а рядом с ней стояла рыба! Если бы она не пошевелилась, Александр принял бы ее за топляк, настолько она была огромна. Александр никогда не видел таких рыб и растерялся. «Она же нас утопит», – мелькнуло в голове. Было желание отдать острогу опытным рыболовам, но самолюбие не позволило. Он осторожно показал рукой направление, и лодка двинулась в нужную сторону. «Чуть правее, еще чуть правее, – показывал он ладонью, – и чуть вперед… Стоп!». Он оказался прямо над головой рыбы. Жабры мерно раскрывались и закрывались, и казалось, что рыба смотрит на него снизу вверх и готовится к схватке. Наверно, он слишком долго прицеливался, потому что лодку стало относить в сторону в тот момент, когда он уже готов был ударить. Пришлось всё начинать сначала. Александр думал, что Соло с Олонко ругаются сейчас над его нерешительностью. Но он помнил, что упустить рыбу нельзя, поэтому надо бить наверняка. Лодка опять нависла над тайменем. Александр подвёл острогу близко к голове прямо над глазами и резко ударил вниз, навалился всем телом, так как не знал необходимую силу удара. Видимо, он уперся ногами в лодку, потому что она стала отходить назад, а рыба рванула вперед, выламывая кисти рук. Александр напряг все силы, провис над водой между носом бата и острогой, и рухнул в реку. Ледяная вода обожгла лицо, проникла под одежду, но он не выпускал древко остроги, пытаясь встать на ноги. Наконец, ему это удалось, он укрепился на дне, растопырив ноги на шевелящейся гальке, и стал перебирать древко, подбираясь к рыбе. Он уже держался за стальной насад остроги, когда таймень изогнулся, рванул, ударил хвостом, и Александр вновь погрузился с головой. Вынырнув, он увидел прямо над собой борт лодки, изловчился, и рывком перевалил рыбину в лодку. Олонко сразу взмахнул деревянным молотком, и рыба затихла.
Александр подплыл к берегу, цепляясь окоченевшими вмиг пальцами за кусты, выбрался, и упал на прошлогоднюю траву. Разогретая утренним солнцем трава отдала ему свои запахи, и он различил среди них запах уверенности, запах удачи, запах жизни! Он улыбнулся, сел, помахал рукой своим наставникам.
Бат пришвартовался. Олонко и Соло пожали Александру руку. Они улыбались.
– Первая рыба в этом году твоя, Забда! Удача тебе будет! Раздевайся, сушиться надо.
Они мигом развели огонь, и пока Александр, стуча зубами, снимал и выжимал одежду, костёр уже пылал.
– Глотни, – Соло протянул бутылку.
Александр отпил пару глотков водки, затянулся прикуренной Олонко сигаретой. Стало тепло.
– Хорошо! – сказал он, держа руки над пламенем. – Жить хочется!
Соло и Олонко выволокли тайменя из лодки, положили у ног Александра. Норд, дрожа от возбуждения, слизывал кровь с головы рыбы.
– Килограмм на пятнадцать потянет, – сказал Соло. – Хорошая добыча! Как ты его в лодку поднял?! А удар у тебя хороший. Ладно, ты, Забда, сушись, а мы еще поищем. Нам тоже хочется.
Они оставили сигарет и уплыли. Александр навтыкал вокруг костра палок, развесил одежду и сапоги, закурил. Норд поскуливал возбужденно, просил разрешения отведать добычу.
– Нельзя, Норд! Терпи.
Толстая туша тайменя поблескивала серебром чешуи. Темные пятнышки контрастно выделялись на светлом фоне. Рыба была красива и вызывала уважение своими размерами. Александр рассмотрел раны на голове. Их было две, и пришлись они сразу за глазами, чуть наискось. Чешуя стала подсыхать на солнце, и окраска стала тускнеть. Александру стало жаль рыбу. Он прикоснулся к липкой жаберной крышке, сказал:
– Прости…
Больше ничего не придумалось в свое оправдание. Нарвал травы, прикрыл рыбу.
Рыбаки вернулись часа через полтора. Они молча вышли из бата, и присели у костра. Александр подошел к лодке. На дне лежали два тайменя.
– Поздравляю! – сказал Александр. – Вы мастера!
– Надо Реке спасибо сказать – сказал Соло, доставая нож.
Он вынул рыбу из лодки, положил на берег, вскрыл брюхо и бросил внутренности в реку.
– Спасибо за добычу, Река!
Олонко сделал то же самое.
Александр вскрыл своего тайменя, бросил потроха в воду.
– Спасибо, Река, за Первую рыбу, спасибо за удачу.
Они уложили рыб в лодку. Таймени были почти одинаковыми, но тот, которого добыл Александр, был всё-таки, чуть больше и выделялся более крупными кривыми зубами.

На обратном пути снова подошли к берегу напротив Камня-Хозяина.
– Надо благодарить, – сказал Соло.
Они с Олонко отрезали по грудному плавнику от своих рыб. Александр хотел сделать то же самое, но Соло его остановил:
– Нет-нет, твоя рыба первая в этом году, надо голову дарить.
Александр не без труда отрезал огромную голову, и они все вместе пошли к камню.
– Ты первый, – сказал Соло. – На самый верх клади.
Александр водрузил голову рыбы на вершину камня, стал на колено.
– Благодарю тебя, Камень Змея, за удачную охоту! Прими мой дар!
Соло и Олонко тоже принесли свои жертвы, но положили их ниже.
– Теперь можно и домой! – Сказал Олонко, и они поплыли по течению к селу.
Когда приблизились к первым домам, Александр попросил:
– Можно мне здесь сойти? Хочу к Сикте зайти, рыбой его угостить.
– Хорошее дело. Сейчас приткнусь, где берег пониже. Тут прямо вверх поднимешься, как раз к дому шамана выйдешь, – ответил с кормы Соло.
Александр выскочил с рыбой на плече, за ним Норд.
– Спасибо, мужики! Спасибо за настоящую рыбалку!
– Хвост над дверью повесь! – крикнул Олонко с уносимой течением лодки. – Хвост первой рыбы – над дверью! Понял?
– Понял! – махнул утвердительно рукой.

Он поднялся по тропке на улицу как раз у дома Сикте. Арха тявкнула пару раз, узнала Норда и принялась гоняться за ним, играя. Александр постучал в дверь, вошел. Сикте дома не было. Александр с минуту раздумывал, потом отрезал кусок рыбы килограмма на три, отыскал в доме тазик, положил в него, и оставил на столе.
Ноша стала легче. Он весело шагал посредине улицы. Солнце приятно припекало, одежда почти высохла, и вообще он радовался жизни. Норд бежал впереди зигзагами, обнюхивая каждый приметный бугорок, тут же «расписывался» на нем и бежал дальше. Он тоже был доволен. В одном дворе перекапывали огород мужчина и женщина. Они издали приметили Александра, мужик подошел к калитке.
– С рыбалки, что ли? – спросил он.
– Да. Первый таймень! – ответил не без гордости Александр.
Мужик вышел, протянул руку.
– Поздравляю! Меня Григорием зовут. Гриша Анохин.
Александр снял с плеча рыбу, положил на лавочку, представился.
– Ты один, что ли ловил? – спросил Григорий.
– Нет, с Олонко и Соло. Они тоже поймали по тайменю.
– Тома! – позвал Григорий жену. – Иди сюда. Представляешь, опять эти хабугайцы всех опередили! И как узнают?
Александр не стал объяснять примету про жука, вовремя поняв, что это профессиональный секрет хабуга.
– Здравствуйте! – поздоровалась женщина. – Ой, какая большущая! А вы тот самый Забда?
– Какой «тот самый»? – не понял Александр, удивившись, что его знают совершенно незнакомые люди.
– Ну, тот самый Змей. Вы же дом у Миши купили?
– Да, я.
– Удача у тебя будет, – сказал Григорий.
Александр отрезал хороший кусок рыбы, подал хозяйке.
– Пусть в вашем доме тоже будет удача! До свидания.
– Доброго пути, Змей! – услышал он вслед.
Раз уж начал раздавать, надо зайти к бабушке Золомпо, решил Александр. Бабуля ковырялась в огороде.
– Здравствуйте, бабушка! Хорошего вам дня!
– Доброго Солнца, Забда! Заходи.
– Я ненадолго. Вот рыбки вам принес.
– Неуж, тайменя поймал? Ай, молодец, ай, Забда!
– Это Первый таймень, бабушка, – не удержался от хвастовства Александр.
– Первая рыба! Счастье тебе будет!
Александр отрезал кусок, подал бабушке.
– Пусть и вам будет счастье! – сказал он и зашагал дальше, теперь к Пасхиным.

Петрович с Михаилом курили на крыльце.
– Издаля тебя наблюдаем, гадаем, что это ты несёшь, – сказал Пасхин.
Александр положил рыбу на крыльцо.
– Ух ты, таймень! – удивился Михаил. – Сам поймал?
Александр скинул куртку, закурил, рассказал про рыбалку.
– Смотри-ка, какие умные ребята, уважают тебя! – сказал Пасхин.
– Почему уважают? – переспросил Александр.
– Они же специально дали тебе Первую рыбу поймать. Ты знаешь, что такое Первая рыба?
– Говорят, она удачу приносит.
– Да тут каждый год целое соревнование! – сказал Пасхин. – Вся деревня за месяц готовится, чуть не каждый день нерестилища проверяют. Каждый хочет взять Первую рыбу. Это же престиж! Как кубок мира! А они тебе эту честь предоставили. Ну, молодцы! Теперь ты герой.
– Я не думал, что это так серьезно, – сказал Александр.
– Очень серьезно! Ты потомок вождя, знак у тебя, на землю предков вернулся, да еще и Первую рыбу поймал! Очень серьезно. Пойдем-ка, отметим это дело.
– Ласик, глянь-ка, Саша первого тайменя поймал! – позвал Пасхин жену.
– Здравствуйте, – поздоровалась она. – С Первой рыбой вас! Праздник-то какой! Сейчас я на стол накрою быстренько.
Мигом появились диковинные закуски. Александр не переставал удивляться ловкости и изобретательности Ларисы. Петрович достал из холодильника запотевшую бутылку.
– С Первой рыбой тебя, Забда!
– Да, ловко ребята твой престиж приподняли, – сказал Михаил, закусывая. – Настоящий первобытный пиар.
– Да брось, они же от чистого сердца, – обиделся Александр.
– Я же сказал «первобытный», значит, бескорыстный. Что я Соло и Олонко не знаю? Они мне дом помогали строить. Даром.
– Что, совсем даром? – удивился Александр.
– Деньги наотрез отказались брать. Я им потом сталь для ножей привез, на заводе достал. Порох ещё привозил, свинец. Это берут, а деньги нет.
– Наверно таким ножом я сегодня голову тайменю отрезал, – сказал Александр. – Как масло режет!
Разговор пошел о марках стали. Лариса поставила посреди стола сковороду с кусками жареной рыбы, села сама.
– Наливай, Толик, хочу выпить за Первую рыбу, – сказала она.
– Это что, уже таймень пожарился? – удивился Александр.
То ли оттого, что с утра не ел, то ли потому, что это была особенная рыба, или Лариса так сумела её приготовить, но жареный таймень показался Александру необыкновенно вкусным.
– Хочу засолить кусок, чтобы Зою порадовать, – сказал Александр. – Как считаете, засолится?
– Так давайте ж, я и засолю, что вы возиться будете, – предложила Лариса.
Александр отрезал хвост и кусочек на один раз поесть, остальное оставил Пасхиным, с условием, чтобы часть засолили. Кости со стола собрал для Нордика, попрощался и двинулся домой.

На пороге стояла двухлитровая банка солёных грибов. Александр подумал было, что это принесли Олонко или Соло, но потом решил, что вряд ли они после рыбалки сразу понесли ему грибы. Так и не придумав, кто мог быть дарителем, он отнёс банку в погреб. Заодно был повод обследовать это хранилище, в которое он до сих пор не нашёл времени спуститься. Погреб находился под домом, вход в него был с веранды, внутри даже включался свет. Норд крутился у открытого люка, нюхал, заглядывал, но спуститься в эту нору наотрез отказался.
Пока Александр наводил порядок в погребе, наступил вечер. День прошёл удивительно быстро. Навалилась усталость, захотелось спать. Уже укладываясь, он вдруг вспомнил про хвост. Снова оделся, отыскал длинный шуруп, отвертку, и прикрутил хвост точно над срединой входа на веранду. Заснул Александр с ощущением полного удовлетворения прожитым днём.

5

Утром Александр искупался в реке. Вода показалась обжигающе ледяной, но он решил закаляться и дал себе обещание купаться ежедневно. Побрился, надел приличную одежду, взял документы и пошёл в школу. На выходе оглянулся, на рыбий хвост, загордился. Норд сначала неохотно поплёлся следом, потом уселся на дороге.
– Не хочешь со мной идти? Ну, иди домой.
Пёс повернулся и как будто нехотя потрусил обратно.
В школе шли уроки. Из-за дверей были слышны учительские голоса. Александр заглянул в учительскую – пусто. Кабинет директора закрыт. Он вышел, уселся на дощатую скамейку около волейбольной площадки, закурил. Четверо пацанов лет десяти, один русский и трое хабуга, стайкой появились из-за угла школы, увидев его, остановились, стали о чём-то шептаться. Они то осторожно приближались, то в нерешительности останавливались. Александр подумал, что не педагогично курить при детях, вдавил сигарету в песок.
– Что, орлы, с уроков сбежали? – спросил он пацанов.
– Не, у нас первого урока нет.
– А чего же вы пришли?
– Так. Заранее, – сказал один из хабуга, который был явно посмелее. – Скажите, это вы Первую рыбу вчера поймали?
– Да, – ответил Александр, удивляясь, что даже дети его уже знают.
Смелый парень толкнул соседа:
– Я тебе говорил!
– Вас Змей зовут?
– Меня зовут Забда Александр Владимирович.
– Круто! А вы у нас учителем будете?
Такого вопроса Александр никак не ожидал.
– Если возьмут, – ответил он.
– Возьмут! Вас Майя Михайловна точно возьмет!
– Майя Михайловна – это директор?
– Директриса! Она строгая, – доверительно сообщил смелый. – Но добрая.
– И справедливая, – добавил другой.
Александр подумал, что он не встречал добрых и справедливых учителей, тем более директоров школ, и даже был уверен, что таковые вообще не существуют. В школе зазвенел колокольчик, звук приближался и, наконец, на крыльцо вышла важная девочка с красной повязкой на рукаве и продолжила звонить уже на улице. «Как в моем детстве», – подумал Александр, и пошёл к директору.
– Здравствуйте, Майя Михайловна!
– Здравствуйте, Александр Владимирович! Как хорошо, что вы пришли, а то я сама хотела к вам идти. Поздравляю вас с Первой рыбой! Как вам удалось?
– Потрясающе! – сказал Александр.
– Что?
– Потрясающе! Об этом писали в местной прессе? Папарацци не достигают таких успехов в погоне за «звездами», как местная молва.
– Ну, я же не удивляюсь, что вы знаете, как меня зовут. А вы – знаменитый Забда, да ещё и кавалер Первой рыбы! Присаживайтесь. Вот вам бумага, пишите заявление.
Александр даже растерялся.
– Вы даже знаете, что я пришёл устраиваться?
– Ну, не поздороваться же вы зашли. У нас мало времени, перемена заканчивается. Давайте решим, кем вы у нас будете работать. К сожалению, сейчас конец учебного года. Мы закрыли основные предметы молодыми учителями, попросту, умненькими девушками. Но, как показывает практика, большинство из них уйдет сразу после окончания года. Сейчас страшно перегружена Валентина Фёдоровна, у неё четыре предмета. Возьмете у неё историю, хорошо?
– Майя Михайловна, вам известно, что у меня нет специального образования, и высшего тоже?
– Это не страшно, Районо вас примет. Вы же археолог?
– Я увлекаюсь археологией, поэтому интересовался и историей.
– Вот и замечательно! Почитаете, подучитесь сами, и будете учить детей. А ещё, как мужчине, хочу вам предложить физкультуру и труды. Эти предметы вообще вести некому. По трудам придумаете сами, чем заниматься, сейчас уже поздно, аттестовать по этому предмету не будем. А по физкультуре проведите контрольные уроки по программе и выставьте оценки.
Прозвенел звонок.
– Извините, мне нужно на урок. Вы меня дождётесь? Будет большая перемена, обсудим. А пока, вот, почитайте методички. Найдите по своим предметам.
– Можно я на улице почитаю?
– Курить хотите?
– Да, – признался Александр, и почему-то смутился.
– Только, пожалуйста, не перед окнами. Идите за мастерские, вон туда. Там у нас все злостные курильщики прячутся.
«Строгая, но добрая», – вспомнил Александр слова мальчишки, взял методички и пошёл за мастерские, которые размещались в обыкновенном одноэтажном срубе. Заглянул в окно, рассмотрел верстаки с тисками, больше ничего не было видно. «Ладно, разберёмся», – подумал он, уселся на пенёк и стал листать методичку по физкультуре. Минут через двадцать мозги перестали соображать, так много и сложно, с умными терминами было написано. По трудам ещё запутаннее. Насколько он понял, триумфом обучения труду должен стать табурет. «Всё, как было у нас в школе», – подумал он с грустью, вспомнил, как это было скучно, как сбегали с уроков. Не хотелось подвергать детей той же пытке.
Он поглядывал на часы, и подошёл к двери школы в момент окончания урока. Ученики, смеясь и толкаясь, ринулись на улицу. «Затопчут», – подумал Александр, отошёл в сторону.
– Стоять! – крикнул высокий паренёк, растопырив руки в дверях и оттесняя товарищей. – Здравствуйте! Проходите, пожалуйста! – сказал он Александру.
– Здравствуйте! – нестройным хором закричали дети.
– Здравствуйте! Спасибо, – сказал в который раз удивлённый Александр и прошёл в директорский кабинет.
Майя Михайловна была уже на месте.
– Я тут почитал… Скучно! А можно я попытаюсь изменить программу, ну хотя бы по труду?
Директриса улыбнулась.
– Не нравится табурет? Когда я училась, у нас тоже был табурет. Да, грустно. Пробуйте, может, вам удастся придумать что-нибудь, что увлечёт детей. Если не получится, тогда в следующем году будете ваять табурет. А пока дерзайте!
Договорились, что Александр приступит к работе с понедельника. Майя Михайловна обещала согласовать с остальными учителями расписание, чтобы всем было удобно. Он ещё переговорил с пожилой Валентиной Фёдоровной, выяснил, по каждому классу, до какого параграфа она довела историю, забрал у неё учебники. Она дала несколько полезных советов, рассказала, какие ученики учатся хорошо, какие лентяи, а кто просто слаб. Александр это слушал вполуха, надеясь, что сам по ходу разберется, тем более что он ещё не видел учеников и не представлял, о ком идет речь.
– Где я живу, вы знаете, – сказала, прощаясь, Майя Михайловна. – Мы с вами разговаривали около моего дома прошлым летом. Помните?
– Да, конечно.
– Если возникнут вопросы, приходите в любое время, не стесняйтесь.

До понедельника было три дня, в течение которых Александр окончательно наладил свой быт, вскопал несколько грядок, посадил зелень. По утрам он купался в реке, ближе к вечеру ходил к Пасхиным, где всегда вкусно обедал, а вечерами читал учебники и пытался представить, как начнёт занятия. Он долго не мог придумать, как одеваться в школу, но потом решил, что надо надеть простую одежду.
В понедельник он явился в школу за полчаса до начала занятий. Переписал себе расписание на неделю, изучил расположение классов и даже заглянул в каждый. За десять минут до звонка в учительской собрались учителя. Все они были женщинами, и кроме уже знакомых Майи Михайловны и Валентины Фёдоровны, очень молодыми. Майя Михайловна представила его, познакомила с остальными. Прозвенел звонок, и Александр с некоторым трепетом пошёл в седьмой класс.
– Пойдемте, я вас представлю ученикам, – сказала Майя Михайловна.
– Не отвлекайтесь на меня, я сам справлюсь. Тем более, как я понял, меня уже все знают.
– Тогда успеха! – сказала Майя Михайловна и пошла на свой урок.
Александр открыл дверь. Разом грохнули крышки парт, класс встал. Шесть девочек и три мальчика смотрели на него изучающими взглядами.
– Здравствуйте! Садитесь, – сказал Александр. – Меня зовут Александр Владимирович Забда. Я буду вести у вас историю, труды и физкультуру. Сейчас у нас история.
– А правда, что вы Первую рыбу поймали? – раздался звонкий голос с последней парты.
– А почему вас Змеем зовут? – спросил другой паренёк.
– А кто мне скажет, что такое история? – в свою очередь спросил Александр.
Девочка подняла руку:
– Это, как были всякие войны, как цари разные правили…
– История – это летопись событий, – сказал Александр. – Больше всего, действительно, описаны серьёзные события в жизни государств. Но те вопросы, которые вы мне только что задали, тоже касаются истории. Чтобы на них ответить, нужно окунуться в историю моей жизни, в историю моих предков, моего народа, государства, в котором жил в течение жизни я, и историю тех стран, которые влияли на судьбу моих предков. Хорошо, давайте сегодня поговорим о моей истории, – он посмотрел в недоумевающие лица учеников. – Но вы должны будете мне помочь. Согласны?
– Да! – хором ответили ученики.
– Тогда начнём отвечать на ваши вопросы. Да, я добыл первого тайменя в этом сезоне. Но почему все об этом говорят, как об очень значительном событии? Разве другие рыбаки не ловят тайменя? Почему важна именно Первая рыба? И почему именно таймень? А почему в других сёлах никто не отмечает поимку первой рыбы? Кто знает ответы на эти вопросы?
– Таймень – самая большая рыба, поймать её круто! – сказал мальчик с задней парты.
– Это верно. Но если первый таймень меньше, чем второй, ведь всё равно слава достается рыбаку, поймавшему первого. Честно говоря, я тоже не знаю ответа на эти вопросы. Но я знаком с историей других народов и могу предположить, что этот обычай возник в глубокой древности, когда люди считали, что всё на земле живое, что рыбы, деревья, звери, горы могут думать и действовать так же, как и люди. Они были уверены, что это река посылает им рыбу, поэтому просили реку об этом и благодарили ее. Они были благодарны самой рыбе за то, что она пришла к ним, и встречали первую рыбу, как дорогого гостя. Человек, которого Первая рыба удостоила своим визитом, устраивал в честь неё праздник. Это было большое торжество! Люди считали, что потом дух рыбы вернётся снова в реку, к Хозяйке всех рыб и расскажет, как его приняли люди. Тогда Хозяйка решит, посылать ли людям других рыб, или они не достойны этого. Если люди будут плохо обращаться с Первой рыбой, не будет больше рыбы в реке, наступит великий голод, умрут люди. Вот почему такое внимание Первой рыбе, вот поэтому почет и тому рыбаку, к которому эта рыба пришла. Я думаю, что у хабуга в прошлом были такие же представления.
– Ой, как интересно! – прошептала девочка на первой парте.
– А вы думаете, что рыба правда думать может?
– Я думаю, что может. И считаю, что река может не дать людям рыбу. Плохим людям, – уточнил Александр.
– Да ну, не могут рыбы думать! – сказал недоверчиво мальчик. – У них и мозгов-то нет.
– А мне дедушка рассказывал сказку, как мальчик рыбой стал, и думал, как рыба, – сказал другой.
– Вот вам первое задание, – сказал Александр. – Расспросите своих родителей, дедушек, бабушек, что они знают о Первой рыбе, о том, как раньше встречали Первую рыбу. А ты, – обратился он к мальчику, который говорил о сказке, – расспроси еще раз дедушку и запиши его рассказ. Мы потом все вместе почитаем. Какой был второй вопрос?
– Почему вы – Змей?
– А я знаю! – выкрикнул мальчик-хабуга. – По-нашему Забда – это змея, полоз.
– Правильно, – сказал Александр. – Правда, я сам это узнал недавно. Но это тоже история. История народа хабуга.
И он рассказал, как в древности хабуга поклонялись Змею, что его предки были вождями хабуга и носили имя Змей.
– Вот второе задание, – сказал Александр. – Узнайте у старых родственников всё, что они знают о Змее и запишите. И вообще, у меня к вам предложение. Давайте вместе напишем историю хабуга, историю нашего села? Как вы к этому относитесь?
– Давайте!
– Моя бабушка много знает.
– Отлично. А теперь все-таки, вернемся к программе. Мировая история не менее интересна. Что было задано Валентиной Фёдоровной?
Конечно, новую тему он не успел рассказать, но не жалел. Зато, похоже, наладился контакт с учениками.

Майя Михайловна составила расписание так, что в один день у Александра были подряд три урока в одном и том же классе. Поэтому он вместе с семиклассниками перекочевал в мастерскую. Здесь было всего два помещения: слесарная и столярная мастерские, и еще небольшая подсобка для инструмента. Для начала Александр попросил детей навести порядок, а сам сделал тем временем ревизию инструментов, которых было мало, и большинство требовали ремонта.
– Давайте сначала выясним, кто из вас что умеет делать сам, – сказал Александр.
– Я с отцом забор чинил, – сказал один.
– Я маме готовить помогаю.
– Я воду с речки ношу, когда мама стирает.
– А я умею вышивать, – сказала девочка.
– Отлично! Принеси на следующий урок то, что ты вышила. Ты можешь показать, как ты это делаешь?
– Да. Бабушка меня давно учит.
– Значит, на следующий урок все девочки должны принести ткань и цветные нитки. А мальчики принесут из дома затупившиеся ножи, ножницы, топоры. Будем учиться точить инструменты.
– А острогу можно принести?
– Конечно. Несите всё, что нужно точить. И попросите мам, чтобы сшили вам фартуки для работы. Теперь давайте подумаем, для чего нужны уроки труда. Кто знает?
Посыпались ответы, сводившиеся к тому, что нужно помогать родителям.
– А как вы думаете, в древности были уроки труда?
– Нет! Тогда же школ не было. Тогда было классно!
– Ну вот, мы опять вернулись к истории. Да, тогда не было школ, но дети учились, чуть ли не от самого рождения и каждый день с утра до вечера. И учились с усердием. Ведь тогда люди всё делали сами: инструменты, оружие, одежду, жилище.
– А можно было не учиться?
– Конечно. Никто не заставлял. Но такие люди умирали.
– Как умирали? Почему?
– Не смог правильно сделать оружие или поставить капкан, не поймал зверя – семья умрёт с голоду, плохо дом построил – замёрзнет зимой. Женщина сшила плохую одежду или обувь – охотник не догонит зверя, или замёрзнет в тайге, опять голод и смерть. Поэтому все старались как можно больше учиться. И теперь многое нужно уметь делать самому. Правильно я говорю?
– Сейчас можно купить всё что нужно, – сказала девочка.
– Но как же жить, если ничего не умеешь?
– Я возьму у папы деньги и куплю всё, что захочу. Пусть другие делают, у которых денег нет.
– Ну, хорошо, а где ты возьмешь деньги, когда будешь большой? Надо же что-то уметь, чтобы зарабатывать.
– У меня муж богатый будет.
– Ха-ха-ха! – засмеялись дети. – Помазная у нас такая!
«Ах, Помазная!» – вспомнил Александр владельцев магазинов в селе.
– Хорошо, – сказал он, – можешь не ходить на мои уроки, раз не хочешь учиться.
– Правда? И мне ничего не будет?
– Правда. Иди, я тебя отпускаю навсегда.
– А оценки?
– А какие оценки ты хочешь?
– Пятерки.
– Хорошо, пусть твой папа придёт и купит у меня для тебя пятерки. Иди!
Девочка поколебалась с минуту, потом забрала сумку и вышла. Класс молчал.
– Что, вы, правда, ей пятерки продадите? – почти шепотом спросил мальчик-хабуга.
– А как вы думаете, поставлю я хорошую оценку тому, кто её не заслужил?
– Не-е-т… – с сомнением сказала девочка.
– Конечно, нет! Это же будет несправедливо! – сказал Александр. – И давайте жить по древним законам: кто лучше охотится, у того и лучшая добыча, а кто ленится – тому голодать. Согласны?
– Да! Согласны!
– Ну а теперь переодевайтесь в спортивную форму, пойдём на охоту.
– Ура!
Конечно, мальчики забыли взять форму. Они просто остались в рубашках, а двое хабуга сняли обувь.
– Так лучше, – сказали они. – Мы всегда босиком бегаем.
– Тогда пошли на площадку, – сказал Александр. – Устроим соревнование на лучшего охотника и лучшую охотницу. Охотник должен быть быстрым, ловким и сильным. Быстрота – это бег.
Александр устроил соревнование, и это было по душе детям. Они изо всех сил стремились перегнать соперников, дальше всех прыгнуть, больше всех подтянуться, больше всех отжаться. Первым все упражнения, припомнив армейский опыт, показывал сам Александр.
– Круто! – каждый раз восхищались ученики, особенно мальчики.
С пацанами было проще. Все трое запросто делали упражнения, хотя подтягивались слабовато. Девочки неплохо пробежали свои шестьдесят метров, прыгали ещё куда ни шло, а на перекладине просто висели. Пришлось с ними повозиться. Александр учил девчонок отжиматься, когда к нему подошел грузноватый мужчина лет тридцати пяти в кожаной куртке и тёмных очках.
– Здравствуйте, вы новый учитель? Я отец Любы Помазной. Почему вы позволяете себе обманывать ребенка?
– Я не обманывал вашу дочь. Давайте отойдём в сторонку.
– Вы сказали ей, чтобы я пришёл и оплатил хорошие оценки?
– Я сказал, чтобы вы пришли и попытались купить для неё оценки, потому что она заявила, что ей не нужно ничему учиться, и она может купить любые товары и услуги.
– Тогда мы сможем решить эту проблему? Сколько вы хотите?
Александр был потрясён такой наглостью.
– Таких денег у вас нет.
– Не вам считать мои деньги. Говорите сумму. Не хотите деньги, могу помочь с оборудованием для класса. Моя дочь не привыкла получать плохие оценки.
– Это ваша проблема. Воспитайте дочь, как положено. Теперь, чтобы она получала хорошие оценки, вам придётся заниматься с ней день и ночь, – начал «заводиться» Александр. – Учтите, я веду три предмета. Выбирайте: три двойки в году, или она будет учиться, как все остальные ученики.
– Может, мы все-таки уладим все полюбовно? – спросил Помазный.
– Я хочу,  чтобы вы и ваша дочь поняли, что не всё продается и не всё покупается. До свидания!
– Слушай, учитель, ты не знаешь, на кого бочку катишь! Ты понимаешь, что ты конкретно попадаешь?
– Что ты щуришься, я могу и в морду дать! – зашипел Александр, чтобы не слышали ученики, и двинулся на родителя. – Прославить тебя на всё село?
Помазный явно не ожидал такого приёма от учителя, попятился, пробормотал ещё раз «Ну ты попал», и быстрым шагом удалился, потом вдруг вернулся и зашёл в школу.

Александр с нетерпением дождался конца урока, объявил победителей, и пока дети переодевались, с жадностью выкурил сигарету за углом мастерской. Затем отыскал лист белого картона и красным фломастером написал: «Лучший охотник 7 класса – Валера Кангу. Лучшая охотница – Лиля Талуга», отнёс плакат в школу, прикрепил на доску рядом с расписанием.
– Соревнование придумали? – спросила подошедшая Майя Михайловна. – Хорошо они у вас работали на физкультуре, я подсматривала со своего урока. Давайте зайдём в кабинет.
– Что за конфликт с Любой Помазной? – спросила она, плотно прикрывая дверь.
– Уже нажаловался? – Александр рассказал о происшествии.
– Так он действительно предлагал вам деньги?! Мне он подал все иначе. Пообещал жаловаться в Районо.
– На нарушение прав потребителя?
– Что вы имеете в виду?
– Ну, как же: потребитель всегда прав. Он хотел у меня купить товар, а я отказался продавать. Пусть жалуется.
– Помазный опасный человек, – сказала Майя Михайловна. – У него масса нужных людей в районе. Они тут пытаются всех и всё подмять под себя. Я, конечно, вас в обиду не дам, но могу вам обещать, что он так это дело не оставит. Будьте с ним осторожнее. И с дочкой его тоже, – добавила она.
Следующие дни недели были настолько же успешными. Александр знакомился с учениками. Его уроки проходили в дружеской обстановке. Двойки он старался пока не ставить, а на хорошие оценки не скупился. Не то, чтобы он пытался подкупить учеников, они ему действительно нравились. Он невольно сравнивал их с теми, которых видел в городской школе, когда учились его собственные дети. Городские были больше индивидуалистами, меньше уважали старших и школьные законы. Здесь же, наоборот, дети были более дисциплинированы, легко «заводились» на интересные общие дела. Вывешенный Александром плакат сыграл роль удивительного катализатора. Во всех классах началось «стахановское движение» за звание «лучшего охотника». Были, конечно, и мелкие проблемы, но он старался не обращать на них внимания, надеясь, что они со временем сами решатся. Люба Помазная, как ни в чем ни бывало, прилежно посещала уроки, и Александр решил, что конфликт исчерпан.

6

В субботу после уроков Александр пошел к Сикте. Давно его не видел, хотелось посоветоваться, поговорить. Арха, как обычно, залаяла, потом узнала, завиляла хвостом. Александр постучал, вошёл в дом. Хозяина не было. Александр, не зная, что предпринять, сел на порог, закурил, залюбовался цветущим багульником на склоне сопки. Арха подошла, легла у ног. Он машинально гладил собаку, рассматривая нехитрое хозяйство шамана. Двор был прибран, всё лежало на своих местах, но ощущалось отсутствие женской руки. Арха насторожила уши, вскочила, бросилась по тропе в сопку, и через минуту появилась вместе с хозяином.
– Доброго дня тебе, Сикте! – встал навстречу Александр.
– Доброго Солнца! – поздоровался Сикте. – С Первой рыбой тебя, Забда! Спасибо, что поделился.
Александр не стал спрашивать, откуда Сикте знает, что именно он оставил кусок рыбы, он уже начал привыкать, что все чудесным образом всё про него знают. Сикте снял со спины старый армейский вещмешок, стал доставать из него пучки трав и аккуратно раскладывать на крыльце.
– Что это?
– Трава. Людей лечить.
– Ты, наверно, долго учился лечить травами?
– Долго, всю жизнь.
– Где ты берёшь рецепты? Книги есть у тебя?
– Нет. Нельзя записать рецепты для каждого человека Земли.
– Почему для каждого человека? Я думал, что лекарства – от каждой болезни, они подходят всем людям.
– В этом ошибка медицины. Каждого человека нужно лечить индивидуально. У каждого свои причины для болезни, для каждого своё лекарство. Не может быть одинакового лекарства для всех.
– Как же узнать, кому какое лекарство?
– Ты видел, как лечится собака или кошка, или курица?
– Она ест траву.
– Какую траву?
– Ну, я не знаю, что-то находит.
– В том-то и дело, что все звери знают, что им надо съесть, чтобы вылечить конкретное заболевание в конкретный период времени. Они знают. И им не нужно делать анализ этого лекарства и выяснять механизм его воздействия на болезнь. И человек это знал, пока не ушел из Природы. Я чувствую человека, его болезнь сама говорит мне, чем её лечить. Если эта болезнь не является наказанием.
– Что значит, наказание?
– Наказание за нарушение Закона. Тогда не помогут никакие лекарства. Тогда нужно узнать у духов, в чем виновен больной, и что он должен сделать, чтобы исправить свою вину. Тогда приходится камлать. Пойдем-ка чаю попьем, – пригласил Сикте.
– Так ты считаешь, что болезни даются человеку в наказание? – продолжил  тему Александр, когда Сикте уселся напротив с кружкой в руках.
– Конечно. У человека нет никаких причин болеть. В нем заложено здоровье, гармония с Природой. И только нарушение этой гармонии приводит к болезни.
– И какое же нарушение надо совершить, чтобы получить рак, например?
– Не обязательно рак. У Природы много способов наказать виновного. Предательство Любви – самое тяжёлое преступление! За это духи наказывают весь род преступника. Род вымирает. Женщины не могут родить детей, мужчины погибают от разных причин. Сейчас много таких семей, на которых прекращается род. Бывает, что такое наказание переходит на детей преступника, и род заканчивается на ни в чем не повинных потомках.
– Да, наверно невозможность иметь детей – самое страшное наказание, – сказал Александр.
– Наши дети – ниточки в плотной ткани жизни. Они должны быть прочными и жизнеспособными, чтобы ткань не прерывалась. Жизнь не оборвётся, если у человека не будет детей, но на её полотне исчезнет тот единственный, неповторимый узор, которым обладает каждый человек. У тебя, Забда, хорошие дети. Когда приедет твоя дочь?
– Не думаю, что она приедет. Мы планировали, что она останется в городе. Ей предлагают аспирантуру, если хорошо сдаст экзамены.
– Приедет, – уверенно сказал Сикте. – Я жду её.
– Откуда ты знаешь?
– Я смотрел. Сын останется в городе, а дочь приедет.
– Как ты это делаешь, Сикте? Я до сих пор не могу поверить, что можно угадать будущее.
– Я не угадываю. Все, что происходило, происходит и может произойти в этом мире, все это постоянно присутствует вокруг нас. Это информация, нечто вроде радиоволн. Шаман настраивается на нужную волну и получает необходимые сведения. Так же, как ты включаешь телевизор и смотришь выбранную программу.
– Но почему все люди не могут этого, а только шаманы?
– У каждого человека есть щит, оберегающий сознание от этих волн. Теперь многие пытаются убрать свою защиту, в надежде прикоснуться к вселенским знаниям. Это несложно сделать. Но когда щит убран, все мысли людей всего мира врываются в сознание. Такой человек сходит с ума. Бывает, что пьяница с помощью водки делает дырку в своей защите и открывает канал для «чертей», а закрыть его самостоятельно не может – белая горячка называется. Это хорошо, что сознание закрыто от лишних знаний. Пока есть защита, человек ощущает себя личностью. Представь, что в твоем мозгу включили на полную мощность сто телевизоров на разных программах. Сможешь ты нормально мыслить, жить?
– А как же ты?
– Шаман умеет включить одну программу, получить нужные сведения. Но главное, он умеет её выключить и вернуться в себя. Есть люди, способные к этому от рождения, к другим такие способности приходят во время тяжёлых болезней. Некоторым удается добиться этого обучением, но это долго, трудно, и не у всех получается, – он помолчал, словно обдумывая, стоит ли говорить, потом продолжил: – Твоя дочь имеет способности, она может научиться шаманскому делу, если захочет.
– Она хочет, Сикте. Она мне говорила. Но мы с женой думаем, что ей нужно получить хорошее образование. Что она здесь будет делать?
– Не мешайте ей. Она сама должна выбрать свой путь. Каждый человек топчет по жизни свою тропу. Часть этого пути он проходит со своими родителями, затем продолжает со своим спутником жизни, потом со своими детьми. Нужно выбрать верный путь, не заплутать, не запутать следы. Потомки, чтобы не сбиться с пути в жизненных дебрях, должны, оглянувшись, видеть яркий прямой след, оставленный предком. Ты что, не встречал людей, которым родители поломали судьбу своими «умными» советами?
– Да, бывает. Я постараюсь не мешать дочери. А скажи, Сикте, у тебя дети есть?
– Есть.
– Расскажи.
– У нас с женой было четверо. Один маленьким умер. Сын в тайге пропал.
– Как пропал?
– Медведь забрал. Еще сын есть, на БАМ уехал. Давно. Редко пишет. Два сына у него. Приезжали. Давно…
Сикте надолго умолк.
– Значит, у тебя два внука?
– Ещё дочь была, здесь жила, умерла четыре года назад. Её дети в городе живут. Взрослые уже, приезжают летом с правнуками.
– Это хорошо, Сикте, что приезжают. Радуют тебя.
– Я их не понимаю. Совсем чужие. Шумные. Всё им надо добыть, достать, увезти с собой. Без музыки им скучно. Природу совсем не понимают. Плохо это.
– Да, в городе жизнь другая, поэтому и люди другие. Ты на них не обижайся, Сикте. По твоим законам в городе не выживешь.
– Это не мои законы! Это человеческие законы, – вспылил Сикте, – это законы Природы! Не может быть других законов! Не должно быть! Кто живёт не по правилам Природы – зря живет, неправильно. Неверным путем идёт такой человек!
– Что же, по-твоему, всё человечество неправильно живет?
– Почти всё. Почти все живут ради денег, ни о чём больше не думают, ничего знать не хотят. Потому всё в мире плохо, что Закон никто не соблюдает.
Старик опять замолчал. Видно было, что он расстроен.
– Не горюй, Сикте, может ещё всё исправится…
– Ничего не исправится! Как может исправиться, если люди в каменных стенах живут, тайгу не видят, горы не видят? Разве придут в голову хорошие мысли, если человек ничего не знает, кроме людей, испорченных людей?! Нет, мои уже не исправятся. Они уже не хабуга… – с грустью сказал Сикте.
Он налил ещё чаю.
– Скажи лучше, Забда, как твоя работа в школе?
– Вот, неделю отработал. Вроде получается.
– Чему детей учишь?
– Истории, труду, физкультуре.
– Это хорошо. Ты, знаешь что, учи их нашему труду, нашей физкультуре. И историю тоже хабуга рассказывай. Пусть знают.
– По истории программа. Там не отступишься. А по труду мне разрешили экспериментировать. Хочу попробовать учить девочек вышивать. А мальчикам покажу, как ножи точить. Больше пока ничего не придумал.
– А ты сам-то вышивать умеешь?
– Видел, как мама крестиком вышивала. Ещё в детстве.
– Сходи к людям, попроси. Помогут.
– Думаешь, согласятся? Да и к кому я пойду? Я никого почти не знаю.
– К той же Золомпо сходи. Она многое умеет. Добрая женщина. Поможет. К Огбэ сходи. Он хоть и старый, зато в молодости лучше него никто бат не мог сделать, своим луком зверя добывал, никакие ружья не признавал, многое умеет.
– Да разве они станут детей учить?
– Попроси. Человеку приятно, когда его умение уважают. Жалко умирать, когда твои знания никому не пригодились. Детям нужны знания предков, тогда, может быть, они вырастут хоть чуть-чуть хабуга.
– Хорошо, Сикте, я попробую. Скажи, а что значит Огбэ?
– Лось. Его увидишь, сразу скажешь – Огбэ! Сходи к нему.
– Схожу. А ты приходи ко мне. У меня чай хороший есть. Придёшь?
– Приду. Светлого пути!
– Солнечных тебе дней!

Не откладывая, Александр сразу пошёл к Золомпо. Она сидела на крылечке и перебирала семена, готовила для посадки.
– Доброго Солнышка вам, бабушка Золомпо! Можно зайти?
– Удачной охоты, Забда! Заходи.
– Да я не на охоту…
– По тебе вижу, что цель у тебя есть, значит, на охоту. У тебя сейчас глаза охотника, добычу свою преследуешь, потому и желаю успешной охоты. Говори, какого зверя хочешь изловить.
– Я в школе теперь работаю, детей учу. Хочу, чтобы они научились делать то, что раньше их деды умели. Вот, пришёл помощи просить.
– Заходи в дом, чай будем пить, поговорим, – сказала бабушка.
Чай был удивительного вкуса.
– Из чего чай, бабушка?
– Бадан. Листья бадана.
– Очень вкусный! Где же вы бадан берёте?
– Сама собираю.
– Он же высоко в горах растёт!
– Ну и что? Вон ту сопку видишь? – показала она на дальнюю вершину. – Каждую осень туда хожу.
– Но как же вы… Это же далеко и высоко так!
– А ничего, потихоньку. За день до горы дойду, переночую, другой день поднимаюсь, листья собираю, на третий день домой иду.
– А ночуете где? Там зимовьё есть?
– Зачем зимовье? Так ночую, костер жгу. Хорошо у костра.
Александр не мог поверить. Он прикинул, что ему самому, пожалуй, понадобилось бы не меньше трёх дней, чтобы сходить на ту вершину. А эта бабушка сама ходит!
– А с кем вы ходите?
– Одна хожу. Раньше с подругами ходили. Все женщины бадан собирали. Теперь старые поумирали, а молодые ленятся. А я хожу. Там хорошо. Молодость вспоминаю, подруг своих вспоминаю, мужа вспоминаю. Хорошо.
– Сколько же вам лет?
– Не знаю.
– Как это не знаете?
– Раньше хабуга года не считали. Когда паспорт выдавали, у меня уже дети были.
– А как же в паспорт дату рождения писали?
– А кто, как скажет, так и писали. Главное, не сколько, а как проживёшь. Так раньше думали.
– И сколько же вам сейчас по паспорту?
– Восемьдесят три, наверное. Говори своё дело, вижу, не терпится тебе.
– Хочу просить вас учить детей делать вот такие вещи, – Александр взял в руки плетёную тарелку. – Можете показать, как это делать?
– Чего же не показать? Покажу. Только это не быстро делается. Сначала надо лозу заготовить. Сейчас ещё не поздно. Можно и бересты надрать, покажу, как посуду из бересты делать. Приводи детей, пойдём сырьё заготавливать.
– Огромное вам спасибо!
– Это тебе спасибо, что хорошему детей учишь. А я покажу, что мне стоит.

Норд бросился навстречу, когда Александр приблизился к дому. Они соскучились друг по другу.
– Дождался, хороший мой пёс! Ну, пойдём, погуляем немного.
Они спустились на берег реки и пошли по галечному пляжу. Александр бросал палку, и собака с удовольствием то неслась за ней в гору, то плыла, преодолевая течение реки. Норд готов был заниматься этим бесконечно. Александр машинально осматривал обрыв. Эта привычка выработалась в археологических разведках, и часто даже мешала, например, когда собирал грибы, а внимание переключалось на грунтовые обнажения, и он уже ничего не замечал, кроме камней необычной формы. Что-то привлекло его внимание, он поковырялся в верхней части обрыва и вытащил обломок сосуда, крупный, толстостенный, явно ручной работы. Александр принялся разрывать почву, потом вернулся домой, взял лопату, линейку, фотоаппарат, и сделал зачистку в обрыве, как того требовали правила. Нашлась еще медная китайская монета и несколько мелких фрагментов того же сосуда, больше ничего. Он помыл находки тут же в речке.
– Повезло нам сегодня, Нордик! Эх, мамы нет…
Он скучал по Зое. Очень скучал! Как он любил рассказывать ей о своих достижениях! А она слушала всегда с интересом, не скрывала своей гордости его открытиями, а большей награды ему было ненужно. И он старался как можно лучше подготовиться к встрече, как можно уютнее приспособить всё в доме и на участке. Сейчас Александр был занят огородом. Копать, хоть и паханную когда-то землю, было трудно, с непривычки болело всё тело. Он часто делал перерывы, во время которых планировал, что ещё сделает. Особенно хотелось завести птицу – кур и уток. Уткам здесь, у реки будет хорошо. От строительства дома остались кое-какие материалы, и Александр прикидывал, хватит ли их на птичник. Так и проводил он свои выходные дни и свободные вечера после школы. А еще готовился к урокам и думал, как интереснее построить занятия.

В воскресенье с утра пошел к Огбэ. С расспросами отыскал домик под горой у речки, почти также расположенный, как и у Александра, но старый, покосившийся бревенчатый сруб под тесовой крышей, над которой торчала железная труба. На лай собаки вышла бабушка, пригласила в дом. Огбэ поднялся с кровати, молча пожал руку, указал на стол, мол, садись. Старик был огромного по меркам хабуга роста, по крайней мере, на голову выше Александра, и широк в плечах. Скуластое почти чёрное лицо в морщинах дополняло облик некоего туземного богатыря. «Действительно Лось!» – подумал Александр. Внешность Огбэ дополнялась суровой молчаливостью. Его жена, как это часто случается, была противоположностью мужа – маленькая, худенькая, но очень живая и говорунья.
– Сейчас чайку попьём. Брусничка вот, сахар, – говорила она. – Хорошо, что зашли к нам. Как устроились на новом месте? Нравится тут?
– Хорошо здесь, – ответил Александр. – Зашёл вот, познакомиться, заодно просьба у меня есть.
– Так ты, значит, и есть тот самый Забда, – почти утвердительно сказал Огбэ. – Что же ты из города сюда приехал, в дыру эту?
– Надоело! Надоел город. И почему дыра? Хорошее село. Мне нравится.
– Городские все говорят «дыра». Не врёшь, что нравится?
– Зачем? Здесь спокойно. И интересно. Я в школу пошел работать, учителем.
– Чему учишь?
– История, труд, физкультура.
– Этому дома учить должны. А родители отучают их трудиться, а потом в школе пытаются научить. Неправильно это.
– Это он на внуков-правнуков обижается, – вставила хозяйка. – В городе они у нас живут, ничего руками не умеют. Вот и обижается.
– А ты, Огбэ, я слышал, мастер руками-то работать? – Александр умышленно сказал «ты», памятуя, что хабуга не любят, когда их называют на «Вы».
– Он ещё какой мастер! – поддакнула старушка. – Какие баты строгал – никто таких не делал. Борта в палец толщиной, а то и тоньше. А лыжи до сих пор магазинные не признает, сам делает. Раньше-то почти всё село на его лыжах на охоту ходило.
Огбэ стрельнул недовольным взглядом на жену, она тут же умолкла.
– Что ты хотел меня спросить?
– Научи школьников работать руками, Огбэ. Научи делать то, что умеешь ты. Ведь скоро некому будет их учить. Пусть не все, но кто-то из них научится, переймет твой опыт. Потом они смогут научить своих детей.
– Они не хотят учиться. Родители внушили им, что можно всё купить в магазине.
– Ты ошибаешься, Огбэ, они хотят. Просто ими никто не занимается. А им интересно.
– Ты для чего учитель? Вот ты и учи.
– Я всю жизнь прожил в городе. Кое-что я, конечно, умею делать. Но я не умею делать вещи хабуга. А хочется, чтобы дети хабуга знали то, что нужно знать детям хабуга.
– Болею я, – сказал Огбэ, но было видно, что он больше упрямится. – Давай позже поговорим, летом. Я подумаю.
– Хорошо. Я приду позже, – сказал Александр. – А ты можешь показать мне вещи, которые ты делаешь?
– Всё, что ты видишь в этом доме. И дом тоже.
Александр огляделся. Да, действительно много сделал человек. Но это всё домашняя утварь, а он хотел увидеть что-нибудь особенное.
– Огбэ, я хочу посмотреть твоё охотничье снаряжение. Ну, хоть лыжи покажи.
– Пойдём.
Огбэ тяжело поднялся, и Александр подумал, что старик действительно нездоров. Они прошли в сарай. Огбэ вынул из кожаного чехла широкие лыжи. Это были старые лыжи, много исходившие по таёжным тропам. Но какой на них был узор! Александр залюбовался.
– Это потрясающе, Огбэ! Этим лыжам место в музее! И ты сам это вырезал?
– Почему нет? Раньше все так делали.
– А что это за узоры? Они что-то значат, или просто для украшения?
– Это теперь всё просто для украшения. Как можно что попало вырезать? Тайга – не город, что попало никак нельзя. Вот это – знак доброго пути, этот – Солнце, это Змей, это дух тайги.
– А этот?
– Это мой знак. Тайга видит – я иду, узнаёт меня, пропускает, Река по льду пропускает, Гора не обижается, камень на пути не поставит. Все знают, что я иду.
– И всех так пропускают, кто такие узоры наносит на лыжи?
– Рисунки не причем. Если плохой человек, рисунки не помогут, наоборот Тайга сразу узнает, что плохой идет. Потому и перестали свой знак на лыжах, на оружии ставить. Закон нарушают, боятся, что Тайга их узнает, тогда не выпустит.
Огбэ заметно подобрел. Видимо ему льстило искреннее восхищение и интерес Александра. Он снял с гвоздя другой чехол, поменьше, извлек из него лук, настоящий лук!
– Ух ты! Дай подержать!
Александр не мог сдержать восхищения. Это был обычный охотничий лук, но орнамент! Все древко было покрыто искусной резьбой. И тут тоже был Змей, тоже знаки Тайги, Солнца, но были ещё и разные звери, птицы, и даже рыба.
– Хороший лук, – сказал Огбэ. – Давно не стрелял. Ноги уже не те по тайге ходить. А это посмотри, – он подал Александру копьё.
– А копье для чего? Я думал, что таким оружием давно не пользуются.
– На медведя. Ружьем медведя добывать нельзя, он обижается, может болезнь наслать. Надо копьём.
– Ты охотился на медведя с копьём? – удивился Александр. – Это же очень опасно!
– Убивать любого зверя опасно. А если его в гости пригласить, тогда он сам идет. Гость разве может быть опасным? Раньше медведя как встречали? Праздник устраивали, кормили его, поили, хвалили, песни пели. Потом голову в тайгу возвращали, подарки оставляли. Медведь доволен был, снова в гости приходил. Теперь разве так? Теперь из ружья стреляют, его не спрашивают. Обижается медведь, не любит людей, встретит, сразу нападает. Плохо! Люди Закон совсем забыли.
– Вот, будешь детям показывать, заодно и расскажи про Закон, – сказал Александр. – В школе этому не учат.
– А зачем тогда школа?! Зачем такая школа, в которой самому главному не учат?!
– Я-то с тобой согласен, Огбэ, потому к тебе и пришел. Давай вместе исправлять положение. Помоги, ты много знаешь.
– Ладно, приводи детей.

7

Александр принес свои находки на урок истории.
– Смотрите, что я нашел в береговом обрыве. Это очень старые вещи. Вероятно, они принадлежали хабуга. Посмотрите, этот сосуд был сделан вручную, слеплен из глины какой-то женщиной. Возможно, она была прабабушкой кого-то из вас.
– Здорово!
– А у нас на огороде тоже есть такие черепки.
– Принеси. И вообще, ребята, несите всё, что у вас есть старинного. Давайте сделаем в школе музей.
– А у нас на чердаке есть старые вещи. Мама говорила, что там прялка, утюги разные. Но они русские.
– Хорошо, что русские. Неси. Ведь все это история нашего села.
Весть о создании музея разнеслась по школе. Майя Михайловна на перемене спросила:
– Что вы ещё выдумали? Я слышала о музее?
– Да. Хочу сделать музей в школе. Как вы считаете?
– Мы об этом давно думали. Но энтузиаста не было. Да и никто не может уложить вещи в историческую канву.
– Я кое-что понимаю в истории местных народов, попробую.
– Дерзайте. Но не слишком увлекайте детей этой затеей. Конец учебного года, нужно чтобы они больше внимания уделяли основным предметам, а девятому классу вообще надо готовиться к экзаменам. А вот лето в полном вашем распоряжении. Будет даже полезно, если вы их займете на время каникул.

Александр был воодушевлен воплощением новых идей. Дни пролетали быстро и плодотворно. Золомпо и Огбэ с удивительным талантом занимались с детьми, и вскоре многие из них принесли в школу свои, пока ещё неумелые, кривые корзиночки, туески, а пацаны хвастались своей резьбой по дереву. Все изделия Александр подписывал и выставлял в старых застеклённых шкафах, и, конечно, ставил «пятерки». Он освободил угол мастерской, соорудил там стеллажи, на которых разложил старые вещи, собранные детьми по чердакам. Это был музей.
К удивлению Александра дети не забыли задание о сказках и принесли листочки, исписанные детским почерком. Всего собралось чуть больше десятка произведений устного фольклора. Александр просмотрел. Здесь были и известные русские сказки, и два варианта сказания о Змее, защитившем народ хабуга, но были и другие, некоторые с глубоким смыслом, а отдельные просто забавные. Александр показал их учительнице литературы Ирине Кирилловне. Она была чуть не в два раза моложе Александра, и у него никак не поворачивался язык, называть её по отчеству.
– Ирина, посмотрите, пожалуйста, мне кажется, это по вашей части. Это своего рода изложения. Я просил учеников выспросить у родителей сказки, и вот, они принесли.
Буквально через час Ирина Кирилловна влетела в мастерскую.
– Александр Владимирович, это просто прелесть! Вы посмотрите, какая мудрость в этих простых, незатейливых небылицах! Вы разрешите мне оставить их у себя? Я попытаюсь их немного обработать, и потом мы устроим чтения. Как вы думаете, это же будет полезно?
Александр, безусловно, согласился, тем более что сам не знал, что с этим сделать.
– А детям, которые принесли эти сказки, я всем поставлю «пятерки». Вы согласны? – спросила учительница.
– Ну, это уж вам решать. Я в литературе не разбираюсь. Думаю, поощрить нужно.

 Незаметно пролетел май, уроки закончились. Теперь Александр встречался с детьми в мастерской. Приходили те, кому было интересно. Другие продолжали ходить к Золомпо и Огбэ. Все эти мероприятия были включены в программу летнего пришкольного лагеря. Ирина Кирилловна не забыла своего обещания, и однажды назначила «Чтения народных сказок». Она даже вывесила объявления об этом на дверях магазинов и администрации.
К изумлению Александра, кроме школьников на «чтения» пришло человек пятнадцать родителей, а всего было человек сорок. Поскольку ни одно помещение школы не вмещало столько людей, решили проводить мероприятие под открытым небом. Вынесли стулья, табуреты из мастерской и рассадили зрителей напротив школьного входа. Еще больше удивился Александр, когда пришли Пасхины. Александр подошёл, поздоровался, сел рядом.
– А вы-то зачем пришли? Мы, вроде, для самих школьников это делали.
– Для солидности мероприятия, и для примера другим взрослым, – серьезно ответил Петрович. – Детей надо поддерживать. И потом, объявление было, значит, надо.
– Как же деток не послушать? – поддержала Лариса. – Они у нас всегда так душевно выступают! Вот, уже начинается…
Крыльцо школы служило трибуной. Ирина Кирилловна сказала вступительную речь, и потом стали выступать юные «авторы».

– Давно это было, – начала срывающимся голосом пятиклассница Леночка Луктэ. – На берегу прекрасной реки жили люди. Река давала много рыбы. Люди ловили её и жили счастливо. Каждое лето Хозяйка Рыб присылала к селу косяки, чтобы люди могли сытно питаться.
Но люди забыли Закон предков, и стали ловить рыбы больше, чем им было нужно. Они съедали только самые вкусные части рыб, а остальное выбрасывали обратно в реку. Хозяйка Рыб увидела это и запретила рыбам подходить к этому селу. Люди ждали всё лето, но рыба не пришла. Наступила лютая зима. Люди стали голодать и умирать. Они умоляли Хозяйку Рыб послать им хоть немного рыбы, но рыба не возвращалась.
Когда все люди умерли, остались только два человека, мужчина и женщина. Тогда Хозяйка Рыб сказала: «Рыбы, идите к тому селу, накормите этих несчастных!»
Много рыб запуталось в сетях последнего мужчины племени. Обрадовался он, но взял только одну, а остальных выпустил. Мужчина и женщина так экономно ели рыбу, что им хватило одной рыбы на всю зиму. Весной Хозяйка Рыб опять прислала много рыбы. И стали мужчина и женщина жить хорошо. И появились у них дети. Со временем на берегу прекрасной реки опять стало много людей, но теперь они всегда помнили Закон, к рыбе относились с почтением и благодарили Хозяйку Рыб. Всё…

Зрители наградили смущенную Леночку бурными аплодисментами. Следующие выступающие были смелее. Ирина Кирилловна довольно искусно выстроила очередность сказок так, что последующие были интереснее и красивее предыдущих.
– Я прочитаю сказку, которая называется «Откуда болезни пошли», – уверенным голосом сказала очередная девочка. Заметно было, что она репетировала своё выступление. – Её рассказал мне мой дедушка. Он говорит, что это не сказка, а правда.
Сначала людей на земле мало было. Со зверями мирно жили. Язык их понимали, разговаривать с ними могли, и с травой и с деревьями тоже. Если еда нужна, попросят Духа Тайги. Дух им зверя под выстрел пригонит, самого молодого и жирного. Когда зверя добудут, обязательно благодарят. Зверю спасибо скажут за то, что жизни своей не пожалел ради благополучия людей, Духу Тайги спасибо скажут за то, что послал к ним зверя, Солнце поблагодарят за то, что всем жизнь дает. Так было.
Потом людей много стало. Забыли законы, стали бить зверей, почем зря. Набьют целую гору зверей, лучшие куски вырежут, остальное бросят. Вытащат сети, две-три рыбы съедят, остальное на берегу гниет. Дети малые и те из луков в каждого зверька стреляют ради забавы.
Видят звери – беда пришла, мало их остаётся. Собрались на совет. Все жаловались на людей, особенно маленькие зверушки всякие: лягушки, кузнечики, змеи, муравьи, жуки разные. Им больше всех досталось: топчут, давят их люди без разбору.
– Хватит терпеть! – сказала лягушка. – Теперь если кто лягушку убьёт, у него кожа волдырями пойдёт.
– Правильно! – сказал медведь. – Если медведя убьют без всякой благодарности, пусть у них печень раздуется!
– А за птиц пусть у людей одышка будет! – сказали птицы.
– А за рыб – водянка! – поддержали рыбы.
И так все звери для плохих людей болезни выдумали. С тех пор на земле болезни пошли, а люди перестали понимать язык зверей.
Но травы и деревья не поддержали зверей. Обида у них была: копытные траву поедают, медведи ветки ломают, желуди едят, птицы семена склёвывают, рыбы водную растительность пожирают. Не стали травы с людьми ссориться. Наоборот, если человек заболеет какой болезнью, выйдет на поляну, крикнет:
– Откликнись, трава от моей болезни!
Нужная трава ему отвечает:
– Выкопай мой корень, свари, болезнь и пройдет.
Или выйдет больной человек в лес, скажет:
– Чем лечить мне мою боль?
Дерево какое, или куст скажет:
– Сорви мои ягоды, съешь, и здоров будешь.
Ещё долго так жили. Людей ещё больше стало. Закон совсем забыли, почти всех зверей истребили, есть нечего стало. Придумали тогда люди семена есть. Землю пахать стали, травы все свели, вместо них пшеницу посеяли. Лес выжгли, вместо него сады посадили.
Поняли растения, что зря не поддержали животных, да поздно! Крепко они на людей обиделись и сделали, чтобы люди совсем их язык не понимали. А некоторые травы так обозлились, что ядовитыми стали.
Заболеет теперь человек, выйдет, спросит:
– Чем мне лечиться?
Молчит поле, молчит тайга.
Сорвет человек травку наугад, а она ядовитой окажется.
Теперь человек совсем зверей не понимает, траву, деревья не понимает. Болеет много, травой лечиться не может. Теперь кашу ест, лапшу ест, таблетками лечится.

– Смотри, какие таланты у нас, – толкнул Александра локтем Пасхин. – А смысл! Ты посмотри, какой смысл! – восторгался он, хлопая в ладоши.
– Тихо, Толик, – прошептала Лариса, – собьёшь ребенка!
А с крыльца уже вещала уверенным голосом любимица Александра семиклассница Лиля Талуга.
– Однажды мальчик ел кусочек вяленой горбуши и увидел на нем плесень. Вместо того чтобы соскрести плесень, мальчик с отвращением выбросил кусок. Родители говорили ему, что нельзя так делать, но он подумал, что не стоит экономить, ведь было время хода горбуши, когда её ловили в большом количестве.
На следующий день мальчик отправился на рыбалку. Он считал себя взрослым, и хотел сам добыть крупную горбушу. «Если я поймаю самую большую рыбу, – думал мальчик, – я стану самым уважаемым среди мальчиков нашего села». Он забросил леску с большим крючком и стал ждать. Вдруг леска дернулась так сильно, что мальчик упал в воду. Он хорошо плавал, но быстрое течение затащило его под корягу, он застрял и не мог выбраться, как ни старался. И вот, когда мальчик уже терял сознание, к нему подплыл огромный Горбыль с крючком в губе. Горбыль сказал:
– Вот так чувствует себя рыба, когда люди вытаскивают её из воды! Ты скоро умрёшь. Но я предлагаю тебе жизнь, если ты согласишься стать горбушей.
Мальчик не хотел покидать своих родных, он не желал становиться рыбой, поэтому отрицательно покачал головой.
– Ну, что ж, – сказал огромный Горбыль, – ты сам выбрал свою судьбу. Некогда мне с тобой разговаривать, – развернулся и поплыл по своим горбушевым делам.
Мальчик понял, что он сейчас умрёт. Он вдохнул полные легкие воды и закричал:
– Я согласен! Огромный Горбыль, возьми меня в свое племя!
Горбыль вернулся и превратил мальчика в рыбу. Горбуши приняли мальчика в свое племя и прозвали его Мальчик-Плесень. Горбыль оказался вождем горбушевого племени. Он приказал Мальчику-Плесени плыть всегда рядом с ним и никуда не отлучаться.
– Сейчас я веду племя к нерестилищам в верховья реки. Это главное дело горбуш, и мы обязательно должны туда дойти.
Они плыли день за днем, преодолевая течение. Мальчик проголодался. Однажды он увидел в воде вкусную пищу, и только хотел её проглотить, как вождь оттолкнул его. Мальчик-Плесень обиделся, но в это время другая рыба схватила пищу и тут же вылетела из воды.
– Она ушла в «верхний мир», её поймали люди, – сказал вождь. – Много наших рыб уйдет ещё к людям, прежде чем мы достигнем нерестилищ.
В другом месте они увидели ноги людей, стоящих на перекате и бьющих рыбу острогой.
– Держись подальше от людей, в самом глубоком месте, – сказал вождь, и они миновали эту опасность.
Однажды Мальчик-Плесень увидел странную траву, преграждающую путь. Он хотел проплыть сквозь неё, но вождь запретил это делать.
– Это сеть, – сказал он, – самая хитроумная ловушка людей.
Вождь приказал своим рыбам спрятаться и ждать. Они долго ждали. Тут мимо них проплыли горбуши другого племени. Они посмеялись над ожидающими:
– Сейчас нельзя терять времени, – сказали они, – мы первыми придем к нерестилищу!
Мальчик-Плесень увидел, как целая стая рыб запуталась в сетях. Пришли люди и забрали пойманную горбушу вместе с сетью в свой «верхний мир». Мальчик слышал, как весело смеялись люди, довольные богатым уловом.
Ещё много опасностей было на пути горбушевого племени. Их ловили хищные птицы, на перекатах выхватывали когтистыми лапами медведи, ослабевшие горбуши отстали, не одолев водопады. Оставалось всё меньше рыб в племени. Они сильно похудели, их плавники обтрепались, но они упрямо шли к своей цели. И однажды утром горбушевое племя прибыло в назначенное место. Горбуши разбились на пары, выкопали ямы и стали метать туда икру.
– А что же мне делать? – спросил Мальчик-Плесень у вождя.
– Ты не настоящая горбуша, поэтому ты не можешь метать икру. Мы сделаем главное дело и все умрём. А ты должен дождаться, когда появятся наши дети и плыть с ними к морю.
Мальчик видел, как старательно горбуши укрывают галькой свои икринки, потом он наблюдал, как обессилевшие рыбы умирают одна за другой. Последним умер Горбыль, вождь горбушевого племени. Перед смертью он просил Мальчика-Плесень не оставлять мальков. Мальчик поклялся выполнить просьбу.
Тяжёлое время настало для одинокого Мальчика. Он плавал кругами по нерестилищу, отгоняя разных хищников от икры. Потом река покрылась толстым льдом, Мальчику стало совсем одиноко. Но ближе к весне из икринок выклюнулись мальки, и Мальчику стало веселее. Все вместе они поплыли вниз по реке и через много дней достигли соленого безбрежного моря.
Молодое племя горбуш уплывало всё дальше в океан, разыскивая корм. Мальчик-Плесень, как мог, оберегал мальков от опасностей, а молодые горбуши учили его своим законам и правилам поведения. Так прошло четыре года. Пора было горбушам возвращаться на нерестилище. Опять горбушевое племя вошло в реку, снова их подстерегали опасности.
Однажды Мальчик-Плесень не увидел в темноте хитроумную ловушку и был пойман людьми. Вынутый из воды, он уже задыхался, когда понял, что его поймали люди его племени. Он превратился снова в человеческого мальчика. Люди узнали его и прозвали Горбушевым Мальчиком. Горбушевый Мальчик рассказал людям, как трудна и опасна жизнь горбуш. А когда он стал большим, получил имя Старый Горбыль и стал вождём племени. Он учил людей бережно обращаться с рыбами, как с самым дорогим сокровищем. Люди слушались Старого Горбыля, и жили счастливо на берегах большой реки.

Родители улыбались, а дети откровенно смеялись над неудачными именами персонажей, особенно их веселил «Мальчик-Плесень», но эта сказка получила и самые продолжительные аплодисменты. Последнюю сказку рассказывал шестиклассник Вадик Власов. Видимо, Ирина Кирилловна умышленно оставила эту сказку на заключение. Полненький Вадик, надув щёки и насупив брови, в ролях исполнял сказку-страшилку, которая ему самому очень нравилась.
– Сказка про обман.
Жили в одном таёжном селении люди благополучно, радовались. Но пришла беда, откуда не ждали – поселился неподалёку великан-людоед со своим семейством. И начались беды: то ребёнка украдет, или женщину поймает, а то и охотника подкараулит. Домой добычу притащит, кровь деткам пить даёт, а сам с женой мясо ест.
Посылали люди сильных охотников, чтобы убить людоеда, да погибли охотники – не берёт людоеда ни стрела, ни копьё. Собрались тогда на совет. Долго думали, ничего не придумали. А был среди них один человек никчёмный. Ничего не умел толком: ни зверя добыть, ни рыбу поймать, ни жилище построить, а всё норовил обманом выманить. Вот этот человек и говорит:
– Давайте людоеда заманим к нам в гости, а потом убьём.
Знали люди, что неправдой доброго дела не сделаешь, но лучшего ничего не придумали, решили попробовать – ведь всех истребит злодей!
Послали обманщика к людоеду, чтобы в гости звал. А сами тем временем построили большой дом, на месте для почетных гостей глубокую яму вырыли, туда острых кольев набили, а сверху жердями и травой замаскировали. Большой огонь разожгли, камней огромных в очаг положили. Ждут.
Явился великан-людоед с женой и детьми – всей семьей в гости пожаловали. Хорошо себя ведут, улыбаются, спасибо говорят. Люди гостей на почётное место усадили, угощать стали. А как камни в огне накалились, жерди-то и выдернули.
Рухнули людоеды в яму все до одного. Дети пищат, женщина кричит, а людоед рычит:
– Всё равно буду пить вашу кровь!
Люди стали их раскалёнными камнями забрасывать, головнями горящими, а из ямы голос:
– Всё равно буду пить вашу кровь!
Зажгли люди и гостевой дом. Пламя до неба поднялось – стоять рядом нельзя. А из огня голос доносится:
– Всё равно буду пить вашу кровь!
Три дня горело, всё сгорело. Обрадовались люди, что избавились от беды. Яму раскопали, пепел весь собрали, что от злодеев остался, отнесли на высокую гору и развеяли над тайгой по сильному ветру.
Полетел пепел, и каждая его пылинка вдруг мошкой или комаром обратилась. Просто туча мошки! Налетела эта стая на людей, кусать стала, и слышат люди, будто среди гудения мошек слова слышны:
– Всё-ё равно-о бу-ду-у пи-ить ва-ашу кро-о-овь!
Вот так появились на земле комары и мошки.
А люди, хоть и знают, что обманом добра не добиться, а по-прежнему продолжают обманывать. Ничему не научились!

Вадик так старался, изображая людоеда, так грозно выводил его слова, что люди засмеялись и захлопали от души. Пасхин встал, пробрался к школьному крыльцу.
– Дорогие ученики, уважаемые учителя! Вы доставили нам всем необычайное удовольствие и самим исполнением, и замечательным содержанием рассказанных историй. Я живу здесь уже почти тридцать лет, многое, конечно, слышал. Но некоторые сказки меня просто тронули до глубины души. Спасибо вам всем! И хочу попросить всех жителей, помогайте собирать такие истории. Если наберется два-три десятка, я попытаюсь сделать так, чтобы их напечатали отдельной книжкой. Представляете, как будет здорово! Скажи, уважаемый Сикте, что ты думаешь?
Александр обернулся. Оказывается, шаман тоже был среди зрителей, видимо, пришёл позже остальных. Сикте поднялся с табуретки.
– Доброе дело. Нужна такая книга, очень нужна! Люди должны знать старые законы и придерживаться их, чтобы жить в ладу с миром и с собой. Пусть Солнце поможет вам в хорошем деле!

8

Как-то под вечер, когда Александр ладил навес для дров, пришёл Сикте.
– Солнце твоему дому, Забда!
– Здоровья тебе, Сикте! Заходи, посмотри, как я устроился.
Сикте осмотрел дом снаружи и внутри.
– Добрый дом. Долго простоит, – сказал он и добавил:
 – Женской руки не хватает. Когда приедет та, что будет хранить тепло в этом доме?
– Сам не дождусь. Скоро теперь, дней через двадцать. Садись к столу. Чаёк индийский сейчас заварим. У меня есть голец, жареный. Хочешь? – Александр поставил на стол тарелку с рыбой.
– Сам ловишь?
– Нет. Мне тут чуть не каждый день кто-то приносит то рыбу, то картошку, то ещё что-нибудь вкусненькое. Ты не знаешь кто?
– Люди.
– Понятно, что люди, но я не могу даже спасибо сказать. Плакат, вон, на двери написал с благодарностью.
– Просто люди хотят тебе сделать приятное. Зачем тебе знать?
Александр налил крепкий дымящийся чай, порезал хлеб, и сел напротив гостя.
– Знаешь, Сикте, у меня идея появилась. Что если организовать хабуга, чтобы делали национальные вещи, ну, из кожи, из лозы, из бересты. А можно и одежду, оружие разное с орнаментом. Ведь это можно дорого продать. Я организую продажу, сами сюда приезжать будут. Можно ещё платную охоту сделать с нашими проводниками, можно народные танцы показывать туристам. Разовьём село, от туристов отбоя не будет! Что ты думаешь?
– Пробуй.
– Ты думаешь, получится?
– Пробуй.
Какой-то неразговорчивый был сегодня Ситкте. Александр списал это на возможно плохое самочувствие старика. После чая вышли на крыльцо покурить.
– Хорошо тут у тебя. Река разговаривает, – сказал Сикте и снова умолк.
– О чем она говорит, ты понимаешь? – спросил Александр.
– Рассказывает, как день прошёл. Говорит, что лось приходил воду пить, крохали птенцов вывели, черёмуха отцветает на берегах – об этом говорит. Пасхин ко мне приходил, – сказал Сикте вдруг, без перехода. – О тебе говорили.
– Интересно. Почему обо мне?
– Петрович говорит, выборы скоро. Спрашивал, кого на его место выбирать будем. Кандидат называется. Решили тебя.
– Нет, Сикте, я не готов руководить селом. Нет у меня навыков, а главное, не люблю я такую работу. Пусть Пасхин остаётся, он умеет.
– Пасхин больше не может, закон не позволяет. Надо нового выбирать.
– Но что же, кроме меня некого больше выбрать? Неужели нет достойных людей?
– Есть, но они неграмотные, они точно не смогут с бумагами управляться. Ты сможешь.
– Не знаю, Сикте, не знаю… Я ведь тоже не очень грамотный. Взять на себя добровольно такую «головную боль»? Надо бы еще с Пасхиным поговорить.
– Пойдем, сразу и поговорим. Мне всё равно по пути.

Пошли к Пасхину.
– Петрович в конторе. Видишь, свет горит, – сказал Сикте.
В самом деле, Пасхин был в кабинете.
– А, заходите, гости дорогие! Заработался вот, дела скопились. Вижу, по делу пришли?
– Петрович, что же ты меня не спросив, выдвигаешь мою кандидатуру на выборы? Так не делается! – с обидой спросил Александр.
– Ну, во-первых, я еще не выдвигал, а только советовался. А во-вторых, кроме тебя и кандидатуры-то нет! Да ты, Саша, не беспокойся, осилишь. Поначалу трудновато будет, поможем, а потом будешь, как рыба в воде. Дело-то не слишком хитрое. Делай всё для людей, против совести не иди – вот и все правила.
– А если я не соглашусь? – упрямился Александр.
– А если не согласишься, будет Помазный-младший. Он уже зарегистрировался, как кандидат и, между прочим, уверен, что будет избран.
– Ах, Помазный! – сделал брезгливое лицо Александр. – Неужели люди его выберут?
– Поскольку противника у него нет, ему достаточно любое число голосов. А явку он пивом и водкой обеспечит. Так что, либо ты, либо Помазный. Я с людьми переговорил. Все хабуга и большинство русских за тебя.
– Да они же меня и не знают даже!
– Знают! Вести по селу быстрее радио разносятся, и хорошие, и плохие. Всё они про тебя знают, даже то, что ты угрожал Помазному морду набить, – рассмеялся Пасхин.
Александр думал. Слишком неожиданное предложение. Он-то мечтал жить в деревне спокойно, наслаждаться, работать в меру сил, чтобы денег на еду хватало. А тут предлагают воевать за должность, потом предстоит нервная работа…
– Давай-ка я тебе, Забда, сказку расскажу, – сказал Сикте. – Вижу, ты старые сказки любишь. Давно-давно, ещё дед был жив, а я совсем молодой был, спросил я у деда, почему люди вождями становятся. Он мне так сказал. Народ – как стрела. Почти все люди составляют древко, они идут туда, куда ведёт их наконечник. Самые умные – это наконечник, их немного, но они способны вести за собой других. Но есть один, самый умный, у которого хватает отваги вести за собой весь народ. Он стоит на самом острие наконечника. Он первым разобьется о камень, если стрела, ведомая им, промажет мимо цели. Но он первым поразит цель, если верно выбрал направление полета для всей стрелы! Так мне дед сказал. Народ видит, что ты способен вести людей и просит тебя стать на самый кончик острия. Хватит ли у тебя для этого отваги – решать тебе.
Сердце Александра чуть не выскочило из груди. Перед его взором стоял полуголый шаман Загу и уговаривал его возглавить оборону острова притчей о наконечнике копья…
– Ты что, не в себе, что ли, плохо тебе? – обеспокоено спросил Пасхин. – Неужели так сказка подействовала?
– Всё нормально. Знаю я эту сказку.
– Откуда ты всё знаешь? – удивился Пасхин. – Я ни разу не слышал.
– Я никому и не рассказывал, – сказал Сикте.
– Во сне видел, – серьёзно сказал Александр. – Я согласен! Что нужно делать, Петрович?
– Вот это да! Вот это Сикте! – воскликнул Пасхин. – Я тут полчаса распинаюсь бестолку, умные слова говорю, а он сказочку рассказал, и «клиент на всё готов»! Ну, что ж, пока ничего и делать-то не надо, напиши заявление, вот, форму заполни.
Сикте молча, с легкой улыбкой из полуприщура глаз наблюдал за Александром.
– Что ты так на меня смотришь, Сикте?
– Ты сделал сейчас важный выбор в своей судьбе. Ты выбрал свой путь.
– Вопрос в том, правильно ли я выбрал.
– Разве, выбирая, ты раздумывал? Разве ты искал свою выгоду?
– Нет.
– Значит, ты послушал душу. Это верный выбор, это твой путь! Многие предпочитают выбирать выгодный вариант, и сворачивают на плохую дорогу. Некоторые вообще боятся выбирать, да так и остаются сидеть на перекрёстке жизненных путей, предпочитая выпрашивать подаяние у проходящих. Человек всю жизнь своими поступками пишет книгу своей жизни. На горе предков у тебя будет время почитать её. Надо стараться прожить так, чтобы не было страниц, которые вызывали бы у тебя чувство стыда. Их ведь не вычеркнешь!

Теперь нужно было готовить предвыборную программу. В общем-то, мысли в направлении улучшения жизни населения села зрели давно. Теперь это оформлялось в стройный план. Александр полагал, что в условиях рыночной экономики единственный путь для этого – наладить какой-нибудь бизнес. Когда-то он читал про североамериканских индейцев, приспособившихся к современному образу жизни. Тогда ему не понравилось, что свободолюбивые, как ему казалось, индейцы танцуют перед белыми за деньги. Но теперь это выглядело совсем в другом свете. Он придумал следующее. Построить в стороне от села хабугайское поселение прошлого века. В почти первобытных жилищах будут работать в определенные дни жители села. Они будут заниматься обычными хабугайскими делами: выделывать шкуры, плести из бересты и лозы, шить национальные одежды и обувь, делать оружие. За всё это они будут получать зарплату. Туристы, а в том, что они будут, Александр не сомневался, будут посещать первобытную деревню за плату. Тут же они смогут купить понравившиеся изделия. Кроме того, опытные охотники и рыбаки могут сопровождать за плату туристов на охоту и рыбалку. Можно будет организовать охоту на кабана, лося, изюбря, медведя. Александр вспомнил свою первую охоту на тайменя и подумал, что тот, кто испытает хоть однажды эти ощущения, непременно захочет повторить их ещё раз и расскажет об этом другим. От клиентов не будет отбоя! А шаманские камлания у костра, несомненно, будут собирать толпы туристов. Насколько он знал, в регионе ничего подобного не делается. Популярность села вырастет, о хабуга будет кричать пресса. Тогда уже и речи не возникнет о рубках тайги в районе села. Хабуга признают самостоятельным народом. Ради этого стоит постараться! Александр решил, что это лучшая предвыборная программа, причём, легко выполнимая, и с ней он обратится к людям. Он подумал, что собирать собрание не стоит, лучше говорить с каждым лично. В неофициальной дружеской обстановке за чаем легче найти общий язык. И начал он, конечно, со знакомых.

Пошёл к Соло. Давно не виделся с ним и с Олонко. Запомнил ещё с первой памятной встречи адрес – третий дом от магазина. Во дворе женщина поворачивала на вешалах распластанные тушки тайменей. Их было штук пятнадцать. «Неплохо он порыбачил» – подумал Александр. Рядом с матерью крутились двое ребятишек. Мальчик заметил Александра, шепнул матери.
– Солнце вам в помощь! – поздоровался Александр. – Я Забда. Скажите, Соло дома?
– Солнечных дней тебе! – с полупоклоном сказала хозяйка. – Проходи в дом, там Соло.
Она первой вошла на крыльцо, открыла широко дверь перед гостем, прокричала:
– Соло, хороший гость к тебе пришел, Забда пришел!
Улыбающийся Соло поспешил навстречу.
– Хорошо, хорошо, что ты пришел! Заходи, сейчас чай пить будем. А мы с Олонко снасти на хариуса ладим, о тебе говорили, хотели тебя на рыбалку звать.
Олонко поднялся из-за стола, пожал руку.
– Хороший гость в добрую минуту – к хорошему улову! – сказал он, отодвигая на край стола лески, блёсны, кусочки свинца, какие-то пёрышки.
«Вот неразлучные друзья, – подумал Александр, – ни разу их порознь не видел!»
Хозяйка засуетилась у плиты.
– Да вы не беспокойтесь, я ненадолго, просто зашёл поздороваться, обсудить кое-что.
– Какое обсуждение без чая! Садись.
К чаю была подана вяленая рыба, брусника, соленая капуста и бутылка водки.
– Мы по маленькой, – сказал Соло, заметив осуждающий взгляд Александра. – Не каждый день ты к нам ходишь. Это чтобы мысли легко думались.
Брусника была идеальной закуской.
– Расскажи, как поживаешь, Забда? – спросил Соло.
– Хорошо поживаю. Со школьниками занимаюсь, жену жду, скоро приехать должна. Вот, подал заявку на выборы. Поддержите?
– Солнце тебя поддержит! А мы-то уж конечно! За это надо выпить, – Соло наполнил стопки.
– Да не спеши, а то о главном и не поговорим, – попытался остановить его Александр.
– Нормально, как раз и поговорим.
Хозяйка поставила на стол чайник, кружки, сахар. Александр всё-таки выпил, чтобы не обижать хозяев, и сразу налил себе чаю.
– Послушайте, что я придумал, – сказал Александр. – Если меня выберут главой администрации села, хочу наладить жизнь людей по-новому, чтобы богаче стали.
И он рассказал свою программу.
– Вы оба – непревзойденные рыбаки. За каждую рыбалку с туристами вы можете получить столько денег, что сможете купить себе по мотоциклу. Как вам такая идея?
Соло с Олонко молчали. Олонко потянулся за сигаретой, Соло налил еще по рюмке.
– Классная же идея, мужики? Вся жизнь пойдёт по-другому! – Александр сам был в восторге от своей задумки. – Ну, что вы молчите? Это же золотая жила! Вместо каждого тайменя – мотоцикл! Соло, как ты к этому относишься?
Соло отвел глаза, поднял стопку.
– Давай лучше выпьем, – сказал он.
– Вы что, обиделись? Может, я что-то не то сказал?
– Я этим заниматься не буду, – сказал Соло.
– Но почему?! Ты сможешь отремонтировать дом, учить детей, всё что хочешь! И делать-то ничего особенного не нужно. Так же будешь ходить на рыбалку, только за деньги.
– Вот именно, – сказал Олонко.
– Что «вот именно»?
– Вот именно, за деньги. Ты, Забда, не обижайся, но я тоже не буду. Может, кто-то другой согласится.
Александр залпом выпил свою стопку.
– Ничего не пойму! Ну объясните же мне, почему вы отказываетесь?
– Таймень – священная рыба, – сказал Соло, – обидится.
– Ну, давай предложим туристам ловлю другой рыбы, – сказал Александр.
– Река обидится, – сказал Олонко. – Совсем удачи не будет. Я уж лучше без мотоцикла…
– Но вы же брали меня на Первую рыбу! Почему нельзя взять другого человека?
– Ты – наш. Другой – чужой. Тебе мы хотели приятное сделать.
– А другому нельзя приятное сделать?
– Приятное за деньги знаешь, кто делает? – усмехнулся Олонко. – Приятное за деньги только проститутки делают! Мы Закон нарушать не будем, Забда, поищи других для такого дела.
Обескураженный Александр вернулся домой, и до самого вечера ничем не мог заняться. Разговор с Олонко и Соло не выходил из головы. Было грустно.

На следующий день были занятия детей у бабушки Золомпо. Александр пошел к ней. Девочки наперебой хвастались своими достижениями в плетении. Изделия у них действительно стали получаться, и Александр удивлялся, как можно было за такой короткий срок научиться столь сложному делу. Дождавшись, когда Золомпо объяснила каждой ученице задание, Александр попросил:
– Давайте отойдём в сторонку, хочу с вами посоветоваться.
Они присели под навесом для дров.
– Скажите, Золомпо, вы можете шить одежду, такую как раньше шили?
– Конечно, могу. Раньше все женщины своих мужей одевали, обували, и детей тоже. Раньше магазинов-то не было. Да и лучше наша-то одежда в тайге.
– А вы можете сшить, например, одежду вождя, очень красивую?
– Конечно, Забда! У меня и кожи есть выделанные, отбелённые. Как раз тебе на костюм хватит. Сошью я тебе одежду – залюбуются все!
– Да я не о себе. Другому человеку вы можете сшить?
– Как же другому? Разве у нас есть другой вождь?
– Нет. Вы только не обижайтесь на то, что я вам сейчас скажу. Я предлагаю вам шить одежду на продажу. Это очень дорого стоит. Вы за каждый костюм будете получать столько, сколько пенсии за год получаете. И шкурами мы вас обеспечим.
– Как же может другой человек носить одежду вождя? Только вождь это может! Нельзя это!
– Ну, пусть не вождя. Просто красивый праздничный наряд хабуга.
– Нет, – односложно ответила Золомпо, и как-то сразу погрустнела, замкнулась.
– Я же просил вас не обижаться…
– Я не обижаюсь на тебя, Забда. Ты хотел мне добро сделать. Не надо мне.
– Но почему? У вас вон крыша скоро завалится. А за одну одежду можно будет новую покрыть.
– Я как-нибудь так проживу…
– Хорошо, я отказываюсь от своего предложения. Но объясните, почему вы не хотите? Ну, хотя бы тарелки берестяные плести? Если бы женщины села могли делать такие вещи на продажу, через два года все село под золочеными крышами стояло бы.
– Я тебе скажу, если сам не понимаешь. Как ты думаешь, можно красивую вещь без души сделать?
– Конечно, надо вкладывать свои чувства, чтобы хорошо получилось…
– Вот то-то! Чтобы сделать хорошо, надо вложить свою душу. А как потом продавать то, что сделано с душой? Душу продавать нельзя. А без души плохие вещи будут, никто их не купит. Да и не умею я без души работать. Неправильные у тебя мысли.
– Да я же, как лучше хотел…
– Не подходит мне это. Поговори ещё с людьми, может, кто и согласится. Пойду я к девочкам, надо им кое-что объяснить, а то неправильно сделают.
Александр понял, что разговор окончен, попрощался. Решил всё-таки зайти ещё к Огбэ, хотя уверенности в успехе уже совсем не осталось.
Огбэ сидел на обрывке шкуры прямо на земле и что-то вырезал маленьким ножичком. Он с кряхтением поднялся навстречу Александру.
– Удачи тебе в делах, Огбэ!
– Пусть Солнце укажет тебе верный путь, Забда!
– Что это ты делаешь?
– Лук. Ты прошлый раз хвалил мои вещи, вот я и взялся. Человеку приятна похвала.
– Что же ты на охоту с луком собрался?
– Нет, стар я уже. Это Сикте попросил.
– Сикте?! А он разве до сих пор с луком охотится? Он же ещё старше тебя!
– Нет, он не себе.
– А кому?
– Сам у него спросишь.
Александр повертел в руках изящно изогнутое древко лука, посмотрел узоры, начатые Огбэ.
– Здорово! Красиво у тебя выходит. Вот, я к тебе по этому поводу и пришел. Сможешь много таких луков сделать? Я хочу наладить сбыт всевозможных изделий хабуга за очень большие деньги. Ведь такие вещи никто больше не может делать. Очень много заработать можно. Как ты на это смотришь?
Огбэ долго смотрел прямо в глаза Александру.
– Я тут тебя давно просить хочу, – сказал он, – продай мне свой амулет. Я, видишь, старый, болею, он мне здоровье даст. Любые деньги проси, что хочешь, только продай!
– Да ты что, Огбэ! Как я могу продать амулет? Это же знак вождя, он мне по наследству достался!
– Ты ещё молод, ты можешь прожить и без амулета. Новый себе сделаешь, подумаешь, деревяшка. А мне очень надо! Дом продам, что хочешь сделаю, только продай!
Александр растерялся. Он не хотел обижать старика, но отдать амулет тоже не мог.
– Ну, что, продаёшь?
– Извини, Огбэ, не могу. Не обижайся, пожалуйста. Что хочешь другое, даром отдам, только не амулет. Давай я лучше тебе с деньгами помогу на лекарство…
– Ладно, забудь! Хорошо, что отказался, а то я уж думал голосовать на выборах против тебя. Что же ты мне предлагаешь продавать то, что мне дорого?! Духи мне дают вдохновение, чтобы получались красивые вещи, чтобы люди радовались, чтобы я радовался. Как можно радость продавать? Это всё равно, что жену продавать. Выброси из головы эту идею. Плохие мысли.
– Но я же хотел, чтобы люди жили лучше.
– Лучше – не значит богаче! Ты что думаешь, хабуга не могут заработать себе машину, красивую одежду, видеомагнитофоны? Запросто! Медведя любой хабуга убить может. За желчь медведя, за лапы знаешь, сколько денег дают? Хабуга никогда за деньги медведя не убьют. Хабуга не хотят иметь много лишних вещей. Они хотят просто жить, охотиться, рыбачить, и главное, жить по Закону. Закон обмануть нельзя – предки всё видят. Как потом, когда к ним придёшь, в глаза им смотреть будешь? Хочешь, совет дам? Никому из хабуга больше не предлагай такое. Обидишь людей! Хорошо, что ко мне пришел, никто больше не знает. Никому не говори. Теперь чай пойдем пить.
Александр не стал говорить, что он уже обидел Золомпо, Олонко и Соло. Ему было стыдно. Он из уважения попил чаю с карамельками, поговорил с Огбэ о ничего не значащих вещах и попрощался. Ему не терпелось встретиться с Сикте.

Сикте занимался травами, связывая их в пучки и подвешивая над навесом.
– Мир твоим мыслям, Забда! Подожди намного, сейчас закончу, пойдём чай пить.
– Сикте, помнишь, я говорил тебе о моей идее, чтобы хабуга делали вещи на продажу?
– Помню, конечно.
– Никто не соглашается! Я не могу уговорить людей.
– И не уговоришь.
– Но ведь это чистая прибыль! Американские индейцы только этим и живут. И неплохо живут!
– Индейцы продали за деньги душу своего народа. Они больше не индейцы. Они – американцы!
– Так ты знал? – догадался Александр. – Ты знал заранее, что у меня ничего не выйдет с этой затеей?
– Знал.
– Но почему ты мне сразу не сказал?
– Это твой путь. Ты должен был сам убедиться. Теперь ты понял, что у народа хабуга есть душа, и они не собираются её продавать.
– Но я ведь не для себя старался! Я хотел, чтобы люди хоть немного могли заработать. Неужели, хабуга совсем не нужны деньги?
– Нужны, конечно, но не такой ценой. Деньги делают богатым лишь человеческую гордыню, но они отнимают душу. Это хорошо, что так получилось. Теперь ты лучше понимаешь свой народ.
– Хорошо хоть, что я не выступил с этой идеей перед всеми жителями села, как с предвыборной программой. Это был бы полный провал!
– Судьба ведет тебя по верному пути. Слушай своё сердце, и всё у тебя будет правильно.
– Но что я теперь могу предложить людям? Я ведь должен предложить что-то лучшее, новое, что радикально изменит их жизнь.
– Новое – не всегда лучшее. Хабуга хотят жить по старым законам. Предложи им это. Если сможешь так сделать, будешь настоящим вождем.
Александр собрался, было уходить, но вспомнил про лук.
– Сикте, ты собрался охотиться с луком?
– Кто тебе сказал?
– Старый Лось делает лук, сказал, что ты попросил. Красиво делает!
– Твоя дочь скоро приедет, это оружие для неё.
– Для Ирки? Зачем ей лук?
– Ей пригодится. Потом узнаешь
– Всё ты загадками говоришь. Нельзя прямо сказать?
– Не все полезно знать наперед. Придёт время, всё тебе известно будет.

9

Зоя приехала неожиданно. Как предсказывал Сикте, вместе с Зоей приехала и Ира. Еще два дня назад в телефонном разговоре Зоя сообщила, что Юра и Ира успешно защитили дипломные работы, и что дипломы выдадут через месяц. Александр припозднился в школьной мастерской, разбирался с новыми экспонатами музея, которые принесла мама одного из учеников. Когда вышел из школьного двора, подошёл автобус из района. Александр уже прошёл мимо, когда сзади услышал родной голос:
– Саша! Сашенька!
Его как током ударило. Обернулся – к нему шли жена и дочь, волоча тяжелые сумки. Он бросился к родным, обнял, расцеловал, забрал сумки. Все вместе одновременно возбуждённо говорили. Пассажиры автобуса улыбались, глядя на них. «К Забде жена приехала, с дочерью», – сказал кто-то.
– Как это вы приехали? Почему? Я и не надеялся, что так быстро! Пойдёмте скорее домой!
– Папа, а где же Нордик? Я так по нему скучала!
– Сейчас увидишь своего Нордика. Он вообще от дома не уходит. Охраняет. На самом деле, я подозреваю, что он обрёл своё счастье, и ему больше ничего не нужно. Целыми днями на пороге лежит, или под деревом, когда жарко, – рассказывал Александр, шагая с сумками посреди улицы. – У меня столько новостей, здесь так много событий. Хочу вам всё рассказать. Как же вам удалось приехать пораньше? Ты что, не стала диплом получать, дочь?
– Все нормально, папочка! В порядке исключения, в связи с переездом на новое место жительства выдали раньше срока. Это Светлана Викторовна помогла. Кстати, она тебе привет передавала.
Норд исполнил пляску восторга, носясь кругами и повизгивая от счастья, затем бросился обнюхивать сумки.
– Сейчас, моя собачка! – приговаривала Зоя, распаковывая багаж. – Сейчас! Мы же специально для тебя гостинец привезли.
Александр вынес полотенца.
– Сходите на речку, ополоснитесь. Водичка – во! Я каждый день купаюсь, – не удержался он от похвальбы. – А я сейчас вас кормить буду.
Он быстренько поставил на электроплиту чайник, стал выставлять на стол деликатесы, порезал вяленого тайменя.
– Ого! Неплохо ты здесь без нас живешь! – удивилась Зоя. – Откуда у тебя такие богатства?
– Представляете, всё дарёное. Люди приносят, даже не знаю кто. Кроме тайменя. Его я сам поймал. Это Первая рыба! Вы знаете, что такое Первая рыба?
Они долго не могли наговориться, делясь своими радостями. Зоя рассказала, что Юру пригласили работать в фонд «Дикая природа».
– Он же собирался в какую-то крутую фирму. А в этом фонде наверно, ничего и не платят? – спросил Александр.
– Зато там интересно, – сказала Ира, уплетая солёного тайменя. – Ему обещают экспедиции по всему региону.
– А как его Люся?
– У неё же каникулы, сейчас к родителям уехала. А вообще, всё у них отлично. Люська – молодец! Им теперь без нас в квартире классно будет. Юрка собирается ремонт делать, – рассказывала Ира. – Ну, ладно, родители, вам и без меня есть о чем поговорить, а я схожу к Сикте.
– Ира, куда ты на ночь глядя? Темнеет уже, – попыталась остановить её Зоя.
– Он ждет меня, – сказала Ира.
– Чего бы он тебя ждал, если даже папа не знал, что мы приедем?
– Я чувствую – ждет! У нас с ним связь. Я не очень долго.
– Пусть идёт, – сказал Александр. – Сикте при каждой встрече о ней только и говорит. Все спрашивает, когда дочь приедет.
– А ты разве знал, что Ира со мной приедет?
– Знал.
– Откуда? Она же должна была в городе остаться, – удивилась Зоя.
– Сикте сказал.
– Ну вот, я же говорю, он меня ждёт! Он всё знает. Пока, родители!
– Фонарик возьми, Ира, – сказал Александр.
– Не маленькая, так дорогу найду.
– Упрямая! – сказала Зоя. – Всё по-своему делает. Такую работу ей предлагали! Нет, «поеду и всё»! Не знаю, что она здесь делать будет.
– Пусть, раз хочет, – сказал Александр. – Поживём – увидим. Куда ей спешить – ни мужа, ни детей. Пускай пока занимается тем, что ей интересно.
– Вот в том-то и дело, что мужа нет. Надо же и о будущем думать.
– А то мы с тобой в её возрасте о будущем думали? Здесь тоже парни есть. Все само сладится.

Александр проспал всё на свете! Так сладко он здесь ни разу не спал, и теперь чувствовал себя полностью счастливым, прижавшись к любимой жене в собственном доме на берегу реки посреди тайги. Впереди их ждала счастливая безоблачная жизнь с радостными заботами и интересными делами.
Этот день он решил посвятить семье. Показывал Зое дом, участок, кедр, который посадил в первый день, грядки, и всё рассказывал и рассказывал о произошедших событиях и планах на будущее. Договорились вечером пригласить в гости Пасхиных. Зоя взялась готовить праздничный обед.
Ирка, вернувшаяся от шамана после полуночи, проспала дольше всех.
– Вы не представляете, как обрадовался мне Сикте! Мы с ним так интересно разговаривали. Он мне лук подарил! И стрелы. Лук такой красивый! А стрелы с пёрышками и острыми-острыми наконечниками. Сикте будет меня учить стрелять.
– Ира, зачем тебе это? Стрелять – не женское дело, – сказала Зоя.
– Мне нужно. Я должна добыть зверя!
– Ирочка, ты сможешь лишить жизни животное?
– Я должна! Это очень нужно. Но я ещё не знаю, что это за зверь.
– Какой кровожадный, оказывается, этот Сикте, – сказала Зоя. – Зачем нужно учить девочку таким жестокостям? Не нравится мне всё это.
– Да пойми, мама, это очень важно! Мне нужно сделать бубен. Из чего я его сделаю, из твоей юбки, что ли?
– Ира, не груби матери! Объясни лучше толком, – прикрикнул Александр.
– Хорошо, слушайте, только не ругайтесь, а то вы сейчас начнете… Я буду шаманом. Не надо, мамочка, это уже решено. Шаману нужен бубен, без него ничего не выйдет. Теперь мне надо узнать, из кожи какого зверя делать бубен. Я должна голодать и смотреть сны внимательно. Во сне ко мне придёт тот зверь, который будет моим покровителем в шаманстве. Из его шкуры и нужно сделать бубен. Я сама пойду на охоту и добуду этого зверя! Вот так, теперь я голодаю, и не соблазняйте меня всякими вкусностями.
– Саша, надо поговорить с Сикте, – сказала Зоя. – Представляешь, если ей тигр или медведь приснится! Надо, чтобы он отменил эти глупости. В конце концов, шкуру можно купить.
– Нельзя купить, мама, что ты говоришь! Купленный зверь не может стать моим покровителем, он только зло может принести. Зверь сам должен решить, добровольно.
– Не паникуй, Зоя, пока ещё ничего не случилось. Сикте не дурак. Да и сон ещё не приснился.
– Вот именно, не приснился! – не могла успокоиться Зоя. – А что если он не приснится еще неделю или месяц? Ты язву хочешь голодом заработать? И что, обязательно идти на охоту с допотопным луком? Можно же взять взаймы у кого-нибудь хорошее ружьё. Что за блажь такая? Он обращается с нашей дочерью, как с мужиком…
– Ладно, Зоя, успокойся, никто её на медведя одну не пустит. Ничего пока не случилось.
– Успокоил… – укоризненно сказала Зоя и ушла в дом.
– Лук-то покажи, – попросил дочь Александр.
– Он у Сикте остался. Я же там учиться буду. Я тебе потом покажу.
– Я его видел ещё недоделанным. Его старик Огбэ делал по заказу шамана. Ладно, дочь, удачи тебе! Пойдем, теперь я тебе покажу наши владения.

Ближе к полудню неожиданно пришла Лиля Талуга.
– Александр Владимирович, вас бабушка Золомпо зовёт.
– Что случилось, Лиля?
– Ничего не случилось. Просто она сказала, чтобы вы к ней пришли, когда у вас будет время.
– Спасибо, Лиля. Сейчас пойду. Зоя, я схожу ненадолго, заодно к Пасхиным зайду, приглашу их на ужин.
Золомпо стояла у открытой калитки и смотрела на приближающегося Александра.
– Хорошего вам здоровья, Золомпо!
– С доброй вестью тебя, Забда!
– Спасибо. Какая же это весть?
– Как ты спрашиваешь! Жена к тебе приехала, дочь приехала! Разве не добрые вести? Сам-то вон, какой веселый!
– Да, да, конечно. Я-то думал, у вас для меня есть новости.
– И у меня есть. Проходи в дом. Я уж и чай заварила.
Александр уселся за стол, придвинул к себе кружку с чаем. Он не хотел спешить с расспросами. Если сама позвала, значит, скажет, когда придет время.
– Как девочки занимаются, делают успехи? – спросил он.
– Хорошие девочки, всё у них получается. Вот, посмотри сам, – Золомпо стала выкладывать перед Александром берестяные туески. – А вот этот Лилечка Талуга сделала, у неё лучше всех получается. Настоящая женщина хабуга будет.
– У неё всё лучше всех выходит, – сказал Александр.
– Восемь девочек у меня осталось, остальные ленятся, видно.
– Пускай. Насильно не нужно заставлять.
– И верно. Зато эти всё уметь будут – настоящие хабуга!
– А что, русские все перестали ходить?
– Ходят две, Тоня Соловей и Маша Неверова, умницы.
– А вы говорите «хабуга».
– Эти тоже настоящие, как хабуга. Хорошие жены будут. Спасибо тебе, Забда, что надоумил меня этим заняться. Приятно мне. Вот, с берестой и лозой закончим, буду учить одежду шить. Попрошу рыбаков, чтобы осенью шкуры кеты мне принесли. Будем настоящую одежду хабуга делать.
– Это что, из рыбьей шкуры одежду? – удивился Александр.
– А вот, я тебе сейчас покажу.
Золомпо достала из шкафа свёрток, развернула.
– Ну-ка, примерь!
Александр ахнул! Роскошная рубаха-халат светло-оранжевого цвета со стоячим воротником была богато украшена по рукавам, краям бортов, по низу, вокруг шеи искусным цветным орнаментом в виде переплетающихся растений, рыб, зверей. А на спине, на уровне лопаток извивался Змей в чешуе с поднятой головой и высунутым раздвоенным языком. Кожа была очень тонкой и нежной на ощупь.
– Вот это, да! – только и мог сказать Александр. – Это вы сами сделали? Потрясающе! И это рыбья кожа? Никогда бы не подумал, что она такая мягкая!
– Ты надень, надень! Видишь, как тебе идет? Глянь-ка.
Она принесла зеркало, поставила на лавку, облокотив краем о стол. Александр одел халат. Костяные застёжки оказались на правом боку и начинались от самого ворота.
– Скажи-ка, нравится тебе? Это тайменя шкура – очень хорошая!
– Да просто слов не нахожу. Здорово!
– А на-ка, штаны надень. Да не смущайся, меня ли стесняться, старая я уже. Отвернусь я.
Александр снял свои брюки и натянул кожаные. Они были в пору. Завязал на поясе сыромятные ремешки, оправил рубаху. Штаны не доходили до щиколотки. Нижняя часть штанин тоже была красиво расписана.
– Ну, как? – спросила Золомпо.
– Красиво! Коротковаты только.
– Так надо. Хабуга всегда так шьют. Потому что обувь такая. Примерь, – она подала невысокие кожаные сапожки, украшенные бисером. – Унты это. Летние. Из лося. Их на голую ногу одевают.
Александр надел. Обувь была мягкая и точно по ноге.
– А халат поясом подвязать надо, – сказала Золомпо и подала плотную тряпичную полосу, сшитую из нескольких слоёв грубой ткани, один конец которой был раздвоен в виде рыбьего хвоста, а на другом, закруглённом, была нарисована рыбья голова с большими круглыми глазами. – Ну, вот, теперь только голову покрыть. Нагнись-ка.
Золомпо сама обвязала голову Александра расшитым платком так, что он закрывал затылок и свисал сзади до плеч, сверху надела кожаную шапочку с беличьим хвостиком на макушке. Александр покорно выполнял все команды бабушки, почему-то ощущая себя ребёнком.
– Ну-ка, глянь в зеркало. Вот ты – воин! Вот ты Вождь хабуга теперь!
– Как вы такое сделали?! – восхищался Александр, разглядывая себя в зеркале и не узнавая. – Этому костюму место в музее!
– Этому костюму место уже есть. Это твой костюм.
– Как мой? Я не могу, я не возьму!
– Я для тебя шила, Забда, – с укором сказала Золомпо. – Ты Вождь. Тебе его носить. Пусть люди видят тебя издалека.
– Но… Чем же я смогу вас отблагодарить за такой подарок?
– Зачем благодарить? Ты вернулся, ты с нами! Этого достаточно.
Александр пытался еще что-то сказать, но Золомпо жестом остановила его.
– Не надо лишних слов. Тебе нравится – носи. В этом наряде ты сделаешь большие дела для хабуга. Иди, жена ждет тебя.
Золомпо дала Александру большой полиэтиленовый пакет для его прежней одежды.
– Ай-ай! Чуть не забыла, совсем старуха стала! – запричитала она. – К этому наряду еще вещи полагаются. На вот, вешай на пояс. Это справа, а это с левой стороны.
Она подала по очереди два ножа в кожаных чехлах – один прямой, другой с изогнутым лезвием, и кожаный, расшитый бисером мешочек с затягивающейся завязкой.
– Ножи вы тоже сами делали? – удивился Александр.
– Нет, что ты! Это не женское дело. Это Огбэ ковал, точил, рукояти делал. Для тебя специально.
– А мешочек этот для чего?
– Потом кремень добудешь, кресало сделаешь, огневой гриб сваришь, высушишь – чистый Огонь всегда с собой будет. Светлой дороги тебе, Забда!

Александр был потрясен. «Отказалась плести туески за деньги, а костюм, который прямо сейчас можно продать за тысячу долларов, подарила просто так, – размышлял он по пути к Пасхиным. – Где теперь встретишь такое? Так могут поступить матери по отношению к своим детям, или влюбленные. Но совершенно чужой человек… Столько дней трудиться, стараться, вкладывать душу – и отдать просто так. Стоп! Вкладывать душу – вот ключ! Она вложила душу, поэтому подарила, она не могла продать. Это мне урок. Мудрая бабушка Золомпо!»
– Саша, ты ли это?! – прервал его размышления Пасхин. Он окликнул Александра из двора Бориса, подошёл, снял с головы сетчатую маску.
– А я гляжу, гляжу – не пойму, что за Чингачгук Большой Змей? С обновой тебя! Повернись-ка… Ух ты, Змей какой! Ну, ты теперь настоящий вождь! В таком костюме лицом в грязь никак нельзя. Кто шил-то, Золомпо небось?
– Как ты угадал?
– Она мастерица у нас. Да и неравнодушна она к тебе.
Из глубины двора подошёл и сам Борис, тоже в маске, поздоровался.
– А что это вы делаете? – спросил Александр.
– Да, вот, Борису помогаю с пчелами.
– Заходи, посмотришь, – сказал Борис.
Александр прошёл. За домом, у дальней ограды участка стояли ульи, над ними тучей вились пчелы. Борис склонился над открытым ульем, вытащил рамку.
– На-ка, надень, – сказал Пасхин, подавая маску, – а то пчёлы тебе быстро парадный вид испортят.
Александр натянул сетку на лицо и с опаской подошёл поближе.
– Ух ты, сколько их! – удивился он. – А что это за шишечки?
– Это расплод, личинки.
– А мёд где?
– Мёд в июле будет. Если липа зацветет, – ответил Борис, окуривая пчёл дымом.
Александр с интересом наблюдал за действиями пасечников. Они уверенно производили какие-то операции в вихре ядовитых насекомых, от одного жужжания которых Александру хотелось бежать, и это смахивало на колдовство.
– Здорово вы с ними управляетесь, – сказал Александр.
– Нравится? – спросил Пасхин. – Заводи себе. Полезное дело!
– Да я же не умею. Я первый раз так близко пчёл вижу.
– Научишься, – сказал Борис, – дело не хитрое. Я по глупости сразу десять ульев купил. Разбогатеть думал. Первый осмотр делал, они меня, как бог черепаху изуродовали. Спалить хотел!
– Как спалить?
– А что, рожа распухла, глаза не открываются, руки не сгибаются... Думал, сожгу всех к чёртовой матери. Потом отлежался, опять к ним полез. А они интересные, умные, оказывается. Теперь без них не могу. Не из-за мёда. Нравится мне это занятие. Нервы успокаивает.
– А ты ко мне, что ли шёл? – спросил Пасхин.
– Да. Хотел в гости вас с Ларисой пригласить сегодня вечером. Ко мне же Зоя с Иркой приехали.
– Да уж знаем, – сказал Пасхин. – Придём, раз приглашаешь.
– Борис, ты тоже приходи.
– Нет, я лучше с пчёлками… Не люблю я застолья с некоторого времени.
– Ну, ладно, пойду к Зое, похвастаюсь костюмом. Удачи вам.

Норд коротко взлаял при приближении Александра, видимо не узнав его в новой одежде, но тут же извинительно завилял хвостом, стал обнюхивать кожаную обувь. Ира домывала порог. Она разогнулась на лай, обернулась и выронила тряпку. Эмоции помимо её воли меняли выражение лица. Она сделала несколько шагов навстречу отцу, опустилась на колено, подняла руки к небу и очень серьёзно сказала:
– О, Солнце! Укажи Вождю хабуга верный путь, по которому он должен вести свой народ! Мудрых решений тебе, Забда! Пусть твой внутренний мир соответствует твоей одежде!
Александр ожидал от Ирки чего угодно, только не этого. Это были слова умудренной жизненным опытом женщины хабуга, но никак не его дочери, которую он по привычке всё ещё считал ребенком. Но ребенок тут же прорвался наружу:
– Мама, мамочка! Иди скорее, смотри, кто к нам пришёл! Да брось ты эту картошку, иди скорее!
Она бросилась в припрыжку к отцу, обняла его, стала ощупывать одежду, восхищаясь и тарахтя без умолку. Зоя вышла из дома и тоже бросилась к мужу.
– Саша, как тебе идёт! Какая красивая одежда! У тебя даже лицо изменилось. Откуда это?
– Бабушка Золомпо подарила.
– Я хочу, чтобы ты всегда так ходил! – сказала Зоя.
– Ну, нет. Это парадный костюм. Буду одевать по особым случаям.
Но в этот день Александр так и не снял костюм вождя. Он всегда не любил парадные одеяния, но эта одежда придавала ему уверенности и чувства собственной значимости.
За ужином все опять говорили ему комплименты. Потом разговаривали о жизни в селе, строили планы. Лариса советовала Зое, что и как посадить на участке, какую завести живность. Александр с Пасхиным вышли перекурить.
– Тебе, Саша, пора ехать в краевую избирательную комиссию. Регистрироваться надо.
– Это аж в город тащиться? – загрустил Александр. – Я уж думал, что совсем туда больше не поеду.
– Что поделаешь, такой порядок. Я подготовил нужные бумаги. Но без твоего личного присутствия никак нельзя. Ты уж выбери время, и в ближайшие дни смотайся. Это необходимо.
Когда ушли гости, Александр с Зоей ещё долго разговаривали, планировали, какую птицу завести в первую очередь, мечтали о яичнице от собственных кур. Уснули поздно.

Норд разбудил остервенелым лаем. У дома фырчал мотоцикл.
– Кого чёрт принес в такую рань? – выругался Александр, выбираясь из теплой постели.
Одеваясь, бросил взгляд на часы – не такая уж и рань, половина десятого. Вышел. Борис сгружал улей из коляски.
– Привет, Борис! Ты чего это?
– Берись-ка. Тяжелый, зараза.
Александр помог снять второй улей.
– Ты зачем их привез?
– Тебе. Живешь среди леса, как без пчёл?
– Да Боря, я же не понимаю ничего в них… Зачем ты…
Борис прошёл по участку, огляделся.
– Давай здесь поставим. Тут с утра солнышко, а днем, когда жара, как раз тень будет. Давай, давай! Дело хорошее. Радость доставляет. Научишься.
Они установили ульи на кирпичи.
– Дня три-четыре не открывай, а то старая пчела обратно ко мне слетит, – объяснял Борис. – Потом придёшь, я тебе покажу, что делать, книжки дам почитать. Ты мужик с головой, разберешься.
Он махнул рукой, завёл мотоцикл и уехал. Александр стоял растерянный рядом с гудящими ульями. Зоя вышла, поёживаясь, в халате.
– Саша, кто это приезжал?
– Мы с тобой вчера мечтали о домашней птице? Вот, уже завели. Хоть и мелкие, зато много.
– Это что, пчелки? Они же нас покусают!
– Не покусают. Мёд будет.
– Почему ты мне не сказал, что договорился?
– А я не договаривался. Борис сам привёз. Он считает, что нам без пчёл никак нельзя.
– Но это же денег стоит!
– Ничего это не стоит. Такие здесь люди.
Через три дня Александр открыл летки ульев. Пчёлы с жужжанием вылетели все разом, но против ожидания, никого кусать не стали. Через полчаса они успокоились и начали выносить из ульев мусор и даже носить пыльцу. Александр, Зоя и Ирка с опаской наблюдали за работой насекомых.
– Вот и пусть живут, – сказал Александр. – А я завтра, пожалуй, поеду в город.

10

Четырнадцать часов в автобусе, с пересадкой в районе показались Александру безмерно нудными. Город ошарашил грохотом и дымом. Остановился у сына. Проговорили почти до утра. Юра был очень доволен работой в Фонде дикой природы. Он уже выезжал с короткой экспедицией в заповедник, начал писать программу для экологического мониторинга. Особенно много он рассказывал о небольшом коллективе, все сотрудники которого были энтузиастами сохранения природы, а главное, дружными и интересными людьми. Люся всё ещё была у родителей. Юра спешно заканчивал ремонт к её приезду.
Утром, оба не выспавшиеся, вместе вышли из дома. Юра поехал на работу, а Александр в краевую избирательную комиссию. Процедура регистрации заняла два часа. Александр, хоть и устал от заполнения анкет и прочих бумаг, но был рад, что всё закончилось так быстро. Первым делом купил билет на автобус, который отходил завтра утром. Прошёлся по магазинам, выполнил заказы Зои и Ирки.
Город изменился за это время. Мелкие магазинчики, в которых раньше Александр покупал нужные вещи, теперь уступили место шикарным супермаркетам, известные ему проходы были загорожены заборами строек, асфальт тротуаров заменялся брусчаткой. Становилось красиво и… дорого. Город, как ненасытное чудовище, пожирал деньги с невообразимой скоростью. Александр пересчитал оставшиеся рубли, все-таки зашёл в книжный и купил две книжки по пчеловодству. Делать больше было нечего, а до конца рабочего дня, когда Юра вернётся домой, было ещё много времени. Решил зайти к Гамохе, тем более что его дом был неподалёку.

– Александр Владимирович! Какая приятная неожиданность! – обрадовался философ. – Проходите, проходите. А я, знаете ли, недавно вспоминал вас. Сейчас я чайник включу. Есть хотите?
– Знаете, хочу. Вроде перекусил на улице, а в желудке пусто.
– Вот и замечательно! Вы меня выручите. Вчера дочка была, наготовила мне всего. Мне это за неделю не съесть. Ну, вы же расскажите, как вы там устроились.
Александр улыбнулся. Было приятно вновь видеть старого товарища. Своей подвижностью, энтузиазмом, сверкающими глазами Гамоха с лихвой компенсировал неуютность холостяцкого жилища. Он с искренним интересом слушал рассказ Александра, периодически вставляя свои замечания и восклицания.
– А как там ваш шаман? Вы, надеюсь, поддерживаете с ним отношения?
– Сикте молодец! Бодр и здоров, людей лечит, Ирку мою учить своим премудростям взялся.
– Замечательно! Замечательно! А мне крайне необходима его консультация. Я ведь продолжаю развивать свою теорию. Но, знаете ли, ощущаю острую нехватку информации от первоисточника.
– Петр Иванович, так поехали со мной. Я еду завтра утром.
– Эх, с удовольствием поехал бы! Но, завтра, к величайшему моему сожалению, не могу. На кафедре дела. Я из-за этого с Алексеем на раскопки не поехал.
– Ну, приезжайте, когда освободитесь. Сведу вас с шаманом. Приедете?
– Чрезвычайно вам благодарен! Приеду непременно.
– Так что, Наумов на раскопках?
– Уехал неделю назад. Сокрушался, что вас с ним нет.
– Опять на Дымова?
– Да, конечно. Решил докапывать. Там же материал бесценный!
– Боюсь я за них, – сказал Александр задумчиво. – В прошлый раз, можно сказать, нам всем повезло.
– Может, в этом году всё будет по-другому. Ведь возможно, что связь времен теперь не сработает, как вы считаете?
– Не знаю. Пока Змей живет на Острове, он не допустит осквернения древних жилищ.
– Почему вы говорите «остров»? Ведь Дымова – полуостров.
– В горинское время это был остров, – Александр улыбнулся своим воспоминаниям. – Вопреки авторитетным утверждениям Воробьева.
Попрощались очень тепло.
– Мне, знаете ли, жаль, что мы теперь редко можем видеться, – сказал Гамоха.
– Мне тоже. Но ведь вы к нам приедете?
– Непременно! И возможно, очень скоро. Передавайте мой нижайший поклон Зое Николаевне.

Дома до возвращения Юры Александр успел еще позвонить Светлане Викторовне.
– Я рада вас слышать, Александр Владимирович! Как вы устроились на новом месте? Не жалеете, что расстались с городом?
– Мы город даже и не вспоминаем, – Александр коротко рассказал о своей жизни.
– А как там Ирина?
– Учится у шамана. Она в нем души не чает. Сейчас голодает, ждет вещего сна. Учится стрелять из лука, чтобы убить зверя-покровителя и из его кожи сделать бубен. Мы с Зоей, честно говоря, не знаем, что и думать.
– Знаете что, Александр Владимирович, постарайтесь не мешать ей. До сих пор все сведения о шаманизме носили, так сказать, описательный характер. То есть, ученые наблюдали со стороны, расспрашивали, записывали. Если Ирине удастся «влезть в шкуру» шамана, она получит бесценные научные данные. Передайте ей от меня пожелание успеха.
Юра принес мясо и приготовил замечательное жаркое.
– Будем праздновать нашу встречу, – сказал он.
Выпили по стопке водки и снова засиделись допоздна. Александр поймал себя на мысли, что разговаривает с Юрой не как с сыном, а как со старым другом. Им было о чем поговорить.
Обратный путь показался незаметным. Пока ехали по асфальту, Александр с увлечением читал про пчёл. Когда началась тряска по грунтовке, он спрятал книгу и скоро уснул крепким сном. Поездкой Александр остался доволен.

Ирка по-прежнему почти ничего не ела. Уговоры Зои ни к чему не приводили.
– Саша, ну поговори ты с ней, ведь язву заработает! – жаловалась Зоя.
– Не трогай её. Своими уговорами ты только вызываешь у неё ещё большее упорство. Ничего с ней не будет. Похудеет.
Между тем, Ира заявила, что дома ей мешают видеть сны.
– Я буду спать на чердаке! – сказала она.
Александр слазил на чердак, на котором ещё ни разу не был, и обнаружил, что там довольно уютно и, против ожидания, нет никакого хлама. Он затащил туда матрац, постелил его на лист фанеры.
– Жилище для шаманки готово! – объявил он дочери. – Бери простыни, одеяло и смотри свои сны. Там так хорошо, сам бы спал.
– Спасибо, папочка!
Наутро Ирка ворвалась в дом, когда родители ещё спали.
– Ура! Я видела! Я же вам говорила, что на чердаке лучше! Я увидела своего зверя!
– И кого же ты увидела? – спросил Александр.
– Представляете, вижу, что иду по лесу. Ёлки вокруг, темно. Вдруг что-то рыжее среди ветвей. Присмотрелась – тигр!
– Ира, ты с ума сошла со своими голодовками! – воскликнула Зоя. – Я же говорила, это до добра не доведёт!
– Да подожди ты, мама, дай рассказать! Я смотрю на него и мне совсем не страшно. А он как будто сказать мне что-то хочет. Потом повернулся и ушел за деревья. И вдруг оттуда, куда он ушёл, выскакивает косуля, с рожками. И эта косуля выходит прямо на поляну, где я стою. Остановилась, смотрит прямо на меня и говорит: «Я твой бубен! Я буду тебе помогать и охранять от злых духов. Так мне Хозяин тайги приказал. Через три дня мы встретимся». И всё. И я проснулась. Мамочка! – бросилась Ирка обнимать мать. – Так здорово! Я так есть хочу! Сейчас поем, и сразу к Сикте. Надо ему всё рассказать.
– Слава Богу! – сказала Зоя, накинула халат и пошла на кухню. – Саша, у нас масло растительное кончается. Может, ты сходишь?
– После завтрака схожу.
– Вместе пойдём, папочка!

Ирке не терпелось. Она шла вприпрыжку. Александр еле поспевал за дочерью.
– Смотри, папа, – сказала Ира, когда они поднялись на улицу, – твой конкурент уже начал предвыборную агитацию.
Столбы вдоль улицы были обклеены плакатами двух типов. На одном синими буквами было напечатано: «Мой девиз – каждому жителю села работу и достойную зарплату! Голосуй за Помазного», на другом плакате младший Помазный улыбался, обняв жену и дочь на фоне своего особняка, подпись гласила: «Помазный – твой выбор!».
– Пусть потешит себя, – сказал Александр.
– А ты будешь людей агитировать? – спросила Ира.
– А я и так агитирую. Делами. Терпеть не могу эти предвыборные бумажки. Люди сами видят, кто чего стоит.
Ира пошла к шаману, а Александр за маслом.
В магазине Александра удивила необычно большая очередь. Александр поздоровался.
– Дефицит привезли, что ли? – спросил он. – Никогда не видел в нашем магазине столько народу.
– Помазный цены снизил, – ответил кто-то.
Александр протиснулся к прилавку. На каждом товаре красовались отпечатанные типографским способом ценники, которых раньше вообще никогда не было. На каждом ценнике цена была наискось перечеркнута красной чертой, а ниже стояла новая, на три-пять рублей дешевле.
– Это, по какому же поводу он расщедрился? – спросил Александр.
– А вон, смотри, – показал пальцем мужик из очереди на плакат, приклеенный над дверью.
«Я люблю своих земляков!» – улыбался с плаката Помазный. Ниже крупными буквами: «Голосуй ЗА!».
– Ну, что ж, воспользуемся любовью кандидата, – сказал Александр. Его смешила активная назойливость этого торгаша. Он попросил кого-то из очереди, кто стоял поближе, купить ему бутылку масла и, получив своё, двинулся домой.

Еще издали он узнал Ларису Пасхину, идущую навстречу.
– Здравствуй, Лариса Ивановна!
– Здравствуйте! Вот, объявления расклеиваю. Вы ещё не читали?
– Нет. А что за новости?
– Компания «Кедр» и администрация района собирают сельский сход. Будем обсуждать лесоразработки в районе нашего села. Послезавтра в двенадцать часов у конторы.
– А Петрович где?
– Да в конторе ж. Ещё печатает объявления, а я пока эти расклею.
Александр завернул в администрацию. Пасхин одним пальцем старательно, с размаху нажимал клавиши старой пишущей машинки.
– Привет, Петрович!
– А, Саша, здравствуй, дорогой! Вот, вспотел, полдня печатаю. То там ошибку сделаю, то в другом месте. Иной раз, знаешь, идет, как по маслу. А иногда двух слов без ошибки не наберу. Столько бумаги перепортил…
– Давай, я попробую.
– А ты умеешь?
Александр довольно быстро и, главное, без ошибок напечатал текст по рукописному образцу, выкрутил из каретки три экземпляра.
– Пойдёт?
– Спасибо, выручил, а то я замучился. Да, чуть не забыл, звонил… сейчас посмотрю, – он вытащил из стола бумажку, – вот, Гамоха Пётр Иванович. Просил сообщить тебе, что приедет в пятницу.
– О, Гамоха едет! Отлично! Интересный человек, философ. Хорошо, встречу. А что ты, Петрович, думаешь по поводу схода?
– Да ничего не думаю. Соберемся, обсудим.
– Но, наверно, надо подготовить людей?
– Люди у нас не дураки, чего их готовить? Сами всё понимают. Я предпочитаю, чтобы всё было по-честному, как положено. Пусть народ сам думает и сам решает. А вот тебе стоит подготовиться, скорее всего, тебя попросят высказаться. Так что продумай, что говорить будешь.
– Ладно, подумаю.

Зоя обрадовалась, что приедет философ.
– Он такой замечательный, я очень хочу с ним встретиться! Надо что-то вкусненькое приготовить. И надо придумать, где он будет спать.
– Ладно, Зоя, всё сделаем. Сейчас мне надо с пчёлками позаниматься.
Он часа четыре провозился с двумя ульями, чрезвычайно аккуратно вынимая каждую рамку, внимательно осматривая, срезая трутневый расплод. Пчёлы возмущенно гудели, защищая родовое гнездо, и в самом конце одна все-таки ужалила. Александр стерпел острую боль, рамку не выронил, поставил в улей, и лишь потом вытащил жало. Рука распухла сначала немного, а через час отек распространился до локтя. Зоя запричитала, не зная, как помочь мужу, но он сказал «само пройдет, привыкать надо». Он был доволен, что у него всё получилось, сидел под деревом, курил и наблюдал за пчёлами, которые тут же начали наводить порядок в потревоженном доме.
Следующий день Александр почти весь провел в школьной мастерской. Хоть и были каникулы, на работу он обязан был ходить. Он делал деревянную рукоятку для старинной сабли с клеймом Уссурийского казачьего войска, которую подарил музею один из родителей, как семейную реликвию. Александр шлифовал твёрдую древесину, а из головы не выходили мысли о том, что он должен сказать на сходе. Он проговаривал разные варианты речи, и все они казались напыщенными или наоборот слишком примитивными. Он покрывал рукоять лаком, когда вошла директриса.
– Здравствуйте, Александр Владимирович! Смотрю, дверь открыта, решила взглянуть, чем занимаетесь.
– Заходите, Майя Михайловна. Вот, смотрите, какая сабля! А вот тут клеймо, ещё с ятями. Дореволюционная. Вы, наверно, и не знали, что у нас учатся потомки казаков?
– Прекрасная вещь! Вы здорово придумали с музеем. Теперь мы можем проводить уроки истории нашего села.
– Да, история села вырисовывается интересная. Если она вдруг не оборвётся…
– Вы про лесоразработки?
– Про них. Весь день думаю, как людям объяснить, что лес лучше, чем зарплата.
Директриса молчала довольно долго, разглядывая вещи в витрине, потом сказала:
– А вы знаете, не думайте, забудьте об этом. Выкиньте всё из головы. Слова сами придут, когда будет нужно. Зато они будут из души, от сердца. Это и будет лучшая речь, которая отзовётся в людях. Я всегда так поступаю в затруднительных ситуациях.
Александр готов был согласиться с Майей Михайловной, но мысли вновь возвращались к сходу. Он решил посоветоваться с шаманом.

Старик сидел на крыльце, поглаживая собаку. Его морщинистое лицо, освещённое вечерним солнцем, было непроницаемо спокойно, хотя было ясно, что он издалека заметил Александра.
– Доброго тебе вечера, Сикте! – поздоровался Александр.
– Спокойствия твоему разуму, Забда. Садись рядом, закат смотреть будем.
Александр уселся на крыльцо, достал сигарету. Ему вдруг стало неудобно прерывать задумчивое созерцание шамана своими вопросами. Солнце приближалось к вершине сопки медленно, величественно, резкие тени делали рельеф земли четким, краски менялись на глазах.
– Ты будешь на сходе? – спросил Александр.
Шаман молчал, не отрывая взгляда от светила.
– Ты думал, что скажешь людям? – снова спросил Александр.
– Смотри на Солнце. Что оно сейчас делает? – вопросом на вопрос ответил Сикте.
– Светит.
– Верно. Оно сейчас делает то, что должно делать сейчас. А если бы оно нервничало по поводу того, что завтра, может быть, оно не сможет осветить всю землю? Что было бы?
– Ты такие вопросы задаешь… Наверно, были бы солнечные вспышки.
– Ты умный человек, Забда. Правильно, если бы Солнце волновалось по поводу завтрашних дел, оно бы плохо сделало свою работу сегодня. Живи сегодня, делай то, что нужно сделать сейчас, а завтра будешь делать то, что нужно будет завтра. И чаще смотри на Солнце.
– Знаешь, Сикте, примерно такие же слова час назад мне сказала директор школы.
– Чтобы учить других, мало иметь знания. Она мудрая женщина.
Солнце коснулось сопки. Шаман, не отрывал от него глаз, пока оно не скрылось полностью.
– Иди домой, Забда и ни о чем не заботься. Придёт необходимость, и ты сделаешь то, что должно. Сейчас тебе предстоят другие дела. В ближайшее время ожидай гостей.
– Я ожидаю. Спасибо.
– Так ты знаешь? – прищурился Сикте.
– Средства связи позволяют не обязательно шаманить, чтобы узнать, кто к тебе едет, – рассмеялся Александр. – Спасибо тебе, Сикте. Доброй ночи!
На душе стало спокойно. Александр шёл быстрым шагом, поёживаясь от вечерней прохлады, и отмахиваясь от налетевших комаров. Теперь он с удовольствием думал о встрече с философом. Около администрации стоял чёрный джип. Около него Пасхин разговаривал с хорошо одетыми мужчинами, а вокруг них постоянно перемещался с заискивающей улыбкой Помазный-младший. Александр прошёл не останавливаясь.

11

На ужин Зоя напекла блинов. Ира с восторгом рассказывала, как Сикте учил её стрелять из лука, и как это у неё получилось. Норд дислоцировался под столом, кладя морду на колени то одному, то другому, и от всех получая кусочки блина. Вдруг он взлаял и кинулся к двери. Послышался рокот машины.
– Ира, придержи Норда, – попросил Александр и вышел.
У крыльца остановился тот самый джип. Из него вышли двое в чёрных костюмах, белых рубашках, один из них открыл переднюю дверь машины. Появился третий, видимо, босс. Заметив Александра, он заулыбался.
– Здравствуйте, уважаемый Александр Владимирович! Я не ошибся, вы Александр Владимирович Забда?
– Да. Здравствуйте, – ответил Александр, озадаченный визитом неожиданных гостей.
– Отлично! – сказал жизнерадостно босс. – Позвольте от компании «Кедр» преподнести вам скромный подарок.
Он подал знак, и один из сопровождающих вынул из багажника и поднёс Александру новенькую оранжевую бензопилу. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что инструмент был высокого качества, профессиональный, и очень дорогой. Александр растерялся.
– Наверно, вы меня все-таки, с кем-то путаете… Я не работаю в «Кедре», и не сделал для этой фирмы ничего хорошего.
– Если руководство компании решило сделать вам этот подарок, значит, вы его заслуживаете. Берите, берите, пригодится. Вы ведь ещё не обжились толком на новом месте, дрова на зиму нужно будет заготавливать. Прошу вас, Александр Владимирович!
– Но… Нет, я не могу принять столь дорогой подарок. Тем более, я не знаю, чем я его заслужил.
– Ну, тогда, может быть, вы пригласите нас войти? Хотелось бы обсудить с вами некоторые перспективы нашего сотрудничества. Вы уж простите нас за столь поздний визит.
– Проходите, – сказал Александр, полностью сбитый с толку вежливой настойчивостью гостей.
Он чудом успел поймать за ошейник Норда, вырвавшегося из двери.
– Проходите в дом, я собаку придержу. Зоя! – крикнул он. – К нам гости!
Норд хрипел от ярости. Пришлось оттащить его от крыльца и привязать. Когда Александр вошёл в дом, Зоя с Иркой, растерянно улыбаясь, стояли с яркими букетами роз, а босс рассыпался комплиментами.
– Зоя Николаевна, Ирина Александровна, вы позволите нам немножко поговорить с вашим мужем и отцом? Мы ненадолго изменим ваш вечерний распорядок. Прошу вас!
– Да, да. Я сейчас приготовлю что нибудь… – сказал Зоя.
– Не беспокойтесь, пожалуйста, у нас всё с собой.
При этих словах один из молчаливых помощников открыл кейс и стал извлекать марочный армянский коньяк, шоколад, конфеты и даже маленькие изящные стопки...
Александр подошел к Зое.
– Вы пока погуляйте, я думаю это не долго, – сказал он вполголоса.
– А кто это? – шепотом спросил Зоя.
– Из «Кедра».
Зоя с Ирой тихонько вышли.
– Вы совершенно правильно поступили, Александр Владимирович. Мужчинам легче решать серьёзные дела, когда их не отвлекают красивые женщины. Прошу вас, попробуйте коньячок. Исключительный продукт! Сколько раз приходится его пробовать, и всегда испытываю непередаваемое наслаждение. За наше успешное сотрудничество, – он протянул свою стопку.
Александру пришлось чокнуться. Коньяк был действительно приятный, хотя Александр в этом и не разбирался. Он оторвал крупную виноградину, посмаковал давно забытый вкус.
– Такое значительное предисловие должно предварять серьёзный разговор? – спросил он.
– Как приятно разговаривать с умным интеллигентным человеком! – улыбнулся босс. – Не зря местное население выбрало вас своим лидером и кандидатом. Я не сомневаюсь в вашей победе на выборах.
– Ну, я не один кандидат…
– Ах, перестаньте… Помазный – быдло! Он дальше своих магазинных прибылей не видит. Его место в шестёрках, это видно невооруженным глазом.
– И что же вы от меня, такого умного, хотите?
– Видите ли, мы люди бизнеса, и хотели бы честных взаимовыгодных отношений с вами, как с человеком разумным и современным. Вы, конечно, знаете, что наша компания будет вести лесоразработки в районе села. Могу вам сказать прямо, этот вопрос уже решён на высшем уровне и ничто работе фирмы помешать не может. Но мы не хотим идти на прямую конфронтацию с той незначительной, но всё же имеющей место быть частью людей, которые против лесозаготовок. Существует некий номинальный свод правил, которые нужно соблюсти, своего рода игра в демократию. Завтра состоится сельский сход, на котором жители села должны выразить своё отношение. Ещё раз повторюсь, от мнения схода ровным счётом ничего не зависит. Но наше руководство старается такие вопросы разрешать как можно более мирно. Собственно, задача состоит в том, чтобы осталось как можно меньше недовольных, то есть, сохранить здоровую психологическую обстановку в селе. Думаю, вы тоже в этом заинтересованы, так как болеете за людей. Поскольку от них всё равно ничего не зависит, давайте сделаем так, чтобы меньше всего травмировать их психику. Вы со мной согласны?
– Отчасти, да. Но при чем тут я?
– Вы лидер, к вашему мнению прислушиваются, и если вы выскажетесь за присутствие «Кедра» в селе, это положительно отразится на мнении сельчан. Вот и всё. Думаю, что вам это не трудно будет сделать, учитывая, что компания действительно принесёт пользу сельчанам. Во-первых, это рабочие места, ведь большинство перебиваются лишь тайгой и рыбалкой, причем, незаконно. Фактически, они все браконьеры. Работая в фирме, люди смогут честным трудом заработать на достойную жизнь. Во-вторых, мы построим нормальную дорогу, пустим ежедневный автобус на районную линию, мы планируем помощь школе, открытие в селе медпункта. Разве это плохие дела? Разве разумно этому сопротивляться?
– Вы очень красиво все расписываете, но дело в том, что людям не нужна ваша забота. Я достаточно изучил местных жителей. Они браконьерят не потому, что им не на что жить, а потому, что они действительно живут тайгой, и другой жизни им не нужно. Я и сам против вырубки тайги, и активно формировал такое мнение у людей. А теперь вы предлагаете мне за бензопилу и пару букетов цветов изменить людям и самому себе?
– Ну что вы, Александр Владимирович, мы серьёзные люди, и ни в коем случае не хотели оскорбить вас такой мелочью. Это действительно, подарки. Мы прекрасно осведомлены о вашем затруднительном финансовом положении и заранее продумали его исправление. Вы далеки от самолюбования, поэтому джип вам явно ни к чему. А вот хороший проходимый грузовик будет очень полезен в сельском быту. И поверьте, он уже ждёт своего хозяина в гараже фирмы. Кроме того, за вами зарезервирована необременительная должность консультанта, которая за пару лет обеспечит вам более чем достойную старость. Ведь вам не так уж далеко до пенсии, а при ваших небольших заработках, и современных и предыдущих, она будет весьма скромной, если не сказать ничтожной. И конечно, мы гарантируем вам победу на выборах. А вам и делать-то ничего не нужно, только сказать «да».
– Вы меня, как невесту уговариваете, – усмехнулся Александр. – Но я предвижу, что будет после первой брачной ночи. Поэтому, как невеста, скажу вам, что я не собираюсь делить с вами брачное ложе ни за какие ваши подарки. Давайте закончим этот разговор.
С лица босса исчезла дежурная улыбка. Он налил полную стопку коньяка, залпом опрокинул в рот. Поморщился.
– Какая шумная у вас собака! – кивнул он на окно, за которым без перерыва лаял Норд. – Я все-таки остаюсь верным посылу, что вы человек разумный и просто немного горячитесь.
– Собаки хорошо разбираются в людях. Я сказал – нет! – стал «заводиться» Александр.
– Вы, наверное, пропустили мое замечание о том, что мы люди серьёзные. Разъясняю: наше предложение не может быть отклонено! У вас есть только один выход – принять его. Подумайте над этим, прежде чем говорить слова.
– Так, встали и вышли из моего дома! – вскочил Александр.
Оба помощника тут же поднялись и придвинулись к Александру. Босс налил себе еще, выпил, растянул узел галстука, поднялся и медленно подошёл вплотную к Александру.
– Чукча ты неразумная! – сказал он с презрением. – Ты что, не понимаешь, что твоя шумная собака, хоть ты и считаешь её умной, жрёт всякую падаль и однажды может отравиться, что деревянные дома имеют свойство гореть, что твоя девочка болтается по лесу, а в лесу водятся маньяки, да и жена твоя, хоть и не первой свежести, а тоже баба…
Александр ударил! Прямо в морду. Это получилось автоматически, без его воли. Ему тут же больно завернули руки, за волосы задрали голову назад, так что его лицо оказалось прямо перед перекошенным от злобы лицом босса. Тот держался рукой за глаз.
– Кончить тебя сейчас? – прошипел он. – Жаль, что ты нужен фирме. Живи. Несмотря на твою дерзость, все мои обещания остаются в силе. Как плохие, так и хорошие. Помни об этом завтра на собрании! Отпустите его.
Босс пнул ногой дверь и вышел. Помощники вышли за ним. В темноте хлопнули дверцы, взревел двигатель, и машина уехала. Норд, наконец, замолчал, и наступила полная тишина. Было слышно, как комар звенит где-то под потолком. Александр спустился с крыльца и споткнулся о бензопилу. Он схватил её, подбежал к берегу и с размаху закинул в реку. Подошли Зоя с Ирой с букетами в руках. Александр выхватил у них цветы и зашвырнул в воду.
– Сашенька, что случилось? Что они тебе сделали? – встревожилась Зоя.
– Сволочи! Купить меня хотели!
– Но что, что им от тебя нужно?
– Хотят, чтобы я уговорил людей дать им добро на рубку леса.
– Цветы-то тут при чем? – буркнула Ира. – Я скоро вернусь.
– Ира, не ходи никуда! Они угрожали, – сказал Александр.
– Мне никто ничего сделать не может! Я к Сикте, – на ходу через плечо проговорила Ира.

Александр долго не мог заснуть. Несколько раз выходил на крыльцо курить. Он понимал нешуточную силу вечерних пришельцев и своё бессилие что-либо изменить.
– Что же мне делать?! Что сказать людям? – беззвучно кричал он в небо.
Но звезды равнодушно молчали. Наверно, их не касались такие мелкие человеческие вопросы.
Приснилась Ния. Была тёмная ночь, и он не знал, где они находятся. Ния стояла, освещённая пламенем костра, серьёзная, с амулетом на шее, и говорила необычно торжественным тоном:
– Забда, ты – Вождь! Ты самый сильный и умный Вождь! Ты победил великое множество врагов, когда казалось, что их невозможно одолеть. Народ верит в тебя. Ты не имеешь права отступать. Делай, как велит тебе твое отважное сердце, и ты победишь!
Она переступила прямо через жаркий огонь и прижалась к нему своим горячим телом.
Александр проснулся. Жена спала, прижавшись к нему. В окно светило солнце. Он вышел на крыльцо, вдохнул свежий утренний воздух и побежал купаться. Тревожного настроения, как ни бывало, было спокойно и даже радостно.
К его возвращению Зоя уже встала. Еще в ночной рубашке она вынула из шкафа костюм вождя, стала приводить его в порядок.
– Зачем это, Зоя?
– Я сон видела. Такой красивый и какой-то праздничный! Представляешь, на синем-синем небе появляется тройка белых коней, а в колеснице стройная женщина с копьём. И я знаю, что это Афина Паллада. И она мне таким патетическим голосом говорит: «Завтра твоего мужа ожидает великая битва! Подготовь ему его боевые доспехи, да ничего не забудь. Они помогут ему одержать победу».
– И что, ты думаешь, стоит надеть костюм вождя?
– Конечно! А какие у тебя ещё доспехи?
– Не припомню, чтобы ты раньше так верила снам.
– Но это был такой сон! Да и в чем тебе ещё идти на собрание?
– Ладно, пожалуй, ты права. Меня вот, Ирка беспокоит. Где она до сих пор?
– Да спит она в своём логове на чердаке. Часа в два вернулась. Что они там с этим Сикте делают по ночам?
– Да здесь я, – раздался голос дочери, и она появилась в дверях. – Не беспокойтесь, родители, мы с Сикте занимаемся хорошими делами. Вчера он смотрел твоё будущее, папочка.
– Ну и что?
– Он сказал, что ты сейчас на перекрёстке. У тебя два будущих. По какому пути пойдёшь, такое и будет.
– А по какому мне идти, он не сказал?
– Это от тебя зависит. Сикте сказал, что тебе хватит сил выбрать верный путь, хоть он и самый трудный.
– И это всё? – спросила Зоя?
– Всё. А что вы ещё хотели?
– Всего несколько слов, и для этого вы там сидели до двух часов? Не нравится мне это, Ира.
– А ты думаешь, мамочка, что это так просто, посмотреть в будущее? Знаешь, как он к этому готовится!
И дочь стала в подробностях пересказывать весь процесс подготовки шамана к вхождению в транс, и какое участие она лично в этом принимала, и что при этом чувствовала. Александру нравилось смотреть на дочь в такие минуты. Она вся светилась энтузиазмом, описывала события красочно и ёмко, при этом жестикулировала и передвигалась по комнате. В ней было ещё много подросткового, какого-то юношеского, не девичьего задора, но вместе с тем, и достаточно мудрости, не свойственной её возрасту. Почему-то такими Александр представлял себе амазонок. Не хватало только короткой туники и меча.

12

Из дома вышли задолго до назначенного срока. Около администрации уже собирался народ. Все были в лучшей одежде, женщины помоложе – так просто как на свидание. Как же – начальство приедет, да и событие не рядовое. Александр усмотрел Соло и Олонко, присоединился к ним. Говорили так, обо всём и ни о чём, темы собрания не касались. Группой пришли учительницы под руководством директрисы. Александр издали поздоровался с ними. Майя Михайловна подошла.
– Здравствуйте! Как вам идёт этот костюм, Александр Владимирович! Все только на вас и смотрят.
– Спасибо, Майя Михайловна. Главное не в костюме. Смогу ли я привлечь людей своей речью – вот что важно.
– Сможете. Я в вас уверена. Зоя Николаевна, а что же вы в школу не заходите? Пора вам в коллектив вживаться. Каникулы быстро пролетают.
– Да все как-то по хозяйству, обживаемся. А вы меня возьмете?
– Конечно. Приходите на днях, да хоть завтра с утра. Обсудим, заявление напишите. Договорились? Пойдёмте, я познакомлю вас с учительским коллективом, пока время есть.
Без десяти двенадцать пришли Пасхины.
– Здравствуй, Петрович, – здоровались люди. – Где же начальство? Задерживается что ли?
Пасхин поднялся на крыльцо, отомкнул замок.
– Когда это начальство вовремя являлось? Приедут, куда они денутся, – ответил он.

Дорога запылила. Подкатили машины. Люди утихли, устремили взгляды на джипы. Делегация была внушительной. Девять человек, все в костюмах, поднялись на крыльцо.
– Что, тут и сесть не на что? – спросил один вместо приветствия.
– Люди стоят – ответил Пасхин, – постоим и мы, – и обратился к собравшимся:
– Уважаемые земляки, сегодня мы собрались, чтобы высказать свое мнение о работе лесодобывающей компании «Кедр» в окрестностях нашего села. К нам прибыли представители районной администрации и компании. Перед вами выступят менеджер отдела компании «Кедр» по работе с общественностью господин Горовский Григорий Федорович и глава администрации района Боровой Игорь Николаевич.
Боровой не дал договорить оратору, вперед животом подошёл, покровительственно положил ему руку на плечо.
– Дай-ка, Пасхин, я сначала скажу.
Петрович поморщился, сделал шаг в сторону.
– Ольховцы, вы меня все знаете. Сами выбрали главу на свою голову, – Боровой громко засмеялся своему каламбуру. – Я вам так скажу: повезло вам, что фирма «Кедр» к вам пришла. Очень повезло! Так бы и ходили в коровьем дерьме до конца жизни. Сами знаете, районный бюджет маленький, на всё не хватает.
– Конечно, на третий коттедж не хватило, – негромко сказал кто-то рядом с Александром.
– А они вам дадут всё! И работу, и зарплату и много ещё чего. Они сами вам скажут. А я скажу так: «Кедр» дает вам шанс начать новую жизнь. Так что принимайте их, как родных и благодарите за то, что они свалились на вашу голову.
Люди в толпе шушукались, посмеивались.
– С такими речами семечками на базаре торговать, – донеслось до Александра.
– Папа, как он может районом руководить? – возмущённо прошептала Ира.
– Может, как видишь. Дома поговорим, – ответил шёпотом Александр.
Вперёд вышел Горовский – вчерашний «знакомый» Александра. Он был в больших тёмных очках и прикрывал платочком выступающий из-под них багровый синяк.
«Я-то думал, он директор, а он всего лишь начальник отдела. А столько гонора!» – подумал Александр.
Однако говорить Горовский умел.
– Уважаемые сельчане! Мне чрезвычайно приятно видеть ваши честные, добрые, улыбающиеся лица, наблюдать культуру вашего поведения. Чувствуется ваша открытость и готовность выслушать мнение посторонних вам людей. Поверьте моему опыту, среди горожан редко встретишь такую доброжелательность, как в глубинке. Я представляю уже известную вам компанию «Кедр». О нас много говорили и писали в средствах массовой информации, и зачастую далеко не лестно. Да, компания допускала ошибки и неверные действия в прошлом. И руководство фирмы никогда не скрывало своих промахов, напротив, мы работали над ошибками, пытаясь усовершенствовать нашу деятельность. Теперь всё в прошлом. Мы работаем по самым современным технологиям, стараясь наносить как можно меньший ущерб природным ресурсам, и это для нас закон!
В правилах компании развивать экономику территорий, на которых ведутся работы. Среди расходных статей бюджета компании на первых местах стоят расходы на улучшение социальных условий населения. Вот и для вашего села разработана целая система мероприятий, которые коренным образом улучшат вашу жизнь.
– А поподробнее можно? – громко сказал кто-то.
– Именно это я и хочу сейчас сделать. Теперь я доложу вам, что именно сделает наша компания в случае, если вы разрешите нам поработать в районе вашего села. Первое – это работа. Вместе с подписными листами, в которых вы будете голосовать, вам будут предложены анкеты для желающих работать в компании. Те, кто пожелает, могут  заполнить анкету: свои данные, специальность и прочее. Вы все грамотные, легко разберётесь. Такая анкета имеет для нас силу заявления. Отдел кадров изучит предоставленные вами сведения и предложит вам должность, соответствующую вашим возможностям. Оплата у нас хорошая – мы своих работников не обижаем. Это первое. Далее идут социальные улучшения всех сельчан, независимо от того, будут они работать в компании или нет. Мы непременно построим дорогу в райцентр.
– Так дорога же есть! – крикнул кто-то.
– Вы называете это дорогой? – усмехнулся Горовский. – Я не оговорился: не отремонтируем, а именно построим новую вместо того, что вы сейчас называете дорогой. Это будет дорога на века, дорога, которая выдержит любое количество любой техники, дорога, по которой можно будет кататься хоть на роликовых коньках. Поверьте, мы умеем строить дороги!
– А где гарантии? – спросил кто-то. – Вот наобещаете, а не построите?
– В первую очередь дорога нужна самой компании для вывоза продукции. Но после окончания нашей работы дорога останется вам. Тут просто не может быть обмана. Так же не может быть обмана и с открытием медицинского учреждения, сначала медпункта, а по мере наращивания количества работников, и поликлиники. Это тоже необходимо в первую очередь компании, так как мы обязаны заботиться о здоровье своих служащих. Вы знаете, что при лесоразработках иногда бывают несчастные случаи. Компании проще приблизить медицину к участку работ, чем рисковать здоровьем работника, доставляя его за десятки и сотни километров в больницу. Естественно, потом мы не заберём с собой здание поликлиники, оно останется в селе. Думаю, это всем понятно.
Теперь о том, в чём компании нет необходимости, но она намерена это сделать в знак благодарности для жителей села. Это спутниковое телевидение – сорок шесть каналов, в том числе иностранные придут в ваши дома! Конечно, телевизоры вам придётся приобретать за свой счет, – улыбнулся оратор. – Но ведь сейчас у вас вообще нет телевидения! Далее – компьютерный класс в школе, что сразу поставит школьников села на один уровень с самыми современными сверстниками города. Правда, мы не можем обещать много, но десяток современных компьютеров поставим.
Горовский на минуту отвлекся, что-то сказал свите. Один из верзил подал ему стакан воды.
– Продолжу. Прежде чем идти к вам с просьбой разрешить рубку леса, мы тщательно изучили ваши проблемы. Кстати, о лесе. Мало кто из вас знает, что рубка будет выборочной, но отнюдь не сплошной. Мы соблюдаем правила Госприроднадзора, и на лесосеках всегда присутствует представитель-наблюдатель от этой уважаемой нами организации. Но, вернемся к вашим проблемам, которые мы беремся решить.
– Во чешет! – прошептал Олонко в ухо Александру. – Просто масло масляное!
– Да, мягко стелет. Тут и возразить что-либо трудно, – ответил Александр.
– Мы знаем, что школьники старших классов вынуждены жить в школе-интернате в райцентре, прямо скажем, не в очень хороших условиях, а главное, вдали от родителей, – продолжал Горовский. – Из-за этого многие ученики попросту не продолжают образование после девятого класса. Компания намерена решить эту проблему простым путем. Мы выделим специальный школьный автобус, который будет возить старшеклассников в школу и обратно. По хорошей дороге путь до райцентра займёт меньше часа.
Среди народа возник шёпот, перешедший в гул – люди обсуждали новость с одобрением. Горовский, как профессиональный оратор, умолк, дал народу прочувствовать значение его слов. Когда гул смолк, он продолжил.
– Мне приятно видеть одобрение на ваших лицах. Взаимопонимание и взаимопомощь с местным населением – один из важных принципов работы нашей компании. И, пожалуй, я не буду продолжать перечисление обычных дел, которые совершает «Кедр» по отношению к местным жителям, таких как починка крыши одинокой старушке или предоставление бесплатных дров инвалидам. Это действительно обычная практика нашей компании и не стоит заострять внимание на таких мелочах. Давайте лучше перейдём к обсуждению. Прошу вас выразить свое отношение к присутствию компании «Кедр» в вашем селе. Прошу!
Горовский промокнул платочком пот на лбу, и в этот момент стал отчетливо заметен синяк под глазом.
– Ну, что же вы молчите, друзья? Вы слушали меня, как я успел заметить, внимательно, у многих сложилось своё мнение. Прошу вас, выскажите его. Давайте обсудим, ведь решается как будущее села, так и будущее компании «Кедр».
– Да что говорить? И так все ясно: «Кедр» – наш единственный шанс выбраться в люди! – раздался откуда-то сзади голос Помазного-младшего.
– Замечательно, что нашёлся человек, не стесняющийся высказать собственное мнение, – сказал Горовский. – Только что же вы, гражданин, излагаете свою точку зрения из-за спин? Пройдите сюда, скажите это, глядя односельчанам в глаза. В конце концов, мы граждане свободной страны, и нам не пристало стесняться своего видения проблемы. Идите, идите сюда!
Помазный-младший, почему-то краснея, стал пробираться к трибуне. Поднявшись, он помялся, глубоко вздохнул, оглянулся на Горовского и Борового. Боровой сделал угрожающую мину на лице и громко прошептал, так, что стало слышно всем:
– Ну, говори! Забыл что ли? Предприниматель хренов…
Помазный ещё раз вздохнул, что-то поискал в кармане, потом махнул рукой и сказал:
– Ну, я, это… хочу сказать, что нам предоставляется шанс улучшить свою жизнь…
– Тебе-то куда улучшать? – пробурчали из толпы. – «Представитель бедноты»!
– Да, я не из бедных! – оскорбился Помазный. – Я богаче многих! Но я не могу и мечтать о телевизоре! А тут будет у всех, и бесплатно! Это плохо? А детей в интернат – плохо? А компьютеры? Ты хоть знаешь, что такое компьютер? Тебе и не надо. А детям твоим надо! – Помазного прорвало. Теперь он говорил искренне и с жаром. – Дорогу тоже не надо? Больница тоже не нужна? Деревья снова вырастут, они и так в тайге гниют. А нам такого никто больше не предложит! Пусть работают! Голосуйте за «Кедр»!
– Замечательное, главное, искреннее выступление. От всего сердца, – сказал Горовский, когда Помазный-младший покинул крыльцо-трибуну. – К слову, я обратил внимание на фразу выступавшего о том, что деревья снова вырастут. Хочу уточнить: непременно вырастут! Потому что вместо одного срубленного дерева компания сажает четыре молодых саженца. Конечно, с годами часть из них погибнет по естественным причинам, но при таких нормах посадки восстановление полноценного леса гарантируется учеными. Так что за тайгу не стоит сильно беспокоиться. Прошу ещё желающих выступить.
На крыльцо поднялась Майя Михайловна.
– Вы знаете, что я категорически против того, чтобы рубили тайгу, и всегда заявляла об этом. Но компенсации, предложенные фирмой, слишком соблазнительны. Меня как директора школы, в первую очередь волнуют проблемы обучения. Компьютерный класс – моя несбыточная мечта. Ну, а то, что старшеклассники смогут ездить на учёбу из дома – вообще решение многих наболевших подростковых проблем.
– Правильно! – поддакнула какая-то женщина. – Мой старший год в интернате отучился, а теперь не знаю, потянем ещё или нет. Денег-то сколько надо! Да и толку от такой учебы? Там они больше плохому друг у друга учатся. Соглашаться надо!
– Вот и я почти готова изменить свое мнение, – продолжила Майя Михайловна, – если нам дадут гарантии, что рубки будут действительно выборочными, и будет проведена рекультивация.
– И способы рубок, и рекультивация используемых земель заложены в договоре, – сказал Горовский. – Как я уже говорил, за этим следят представители Госприроднадзора. А, кроме того, по окончании работ мы сдаём территории по акту. Даже при желании нарушить эту часть договора компания не может. Так что тут гарантия даже не наша, а государственная.
– В таком случае, я согласна, – сказала директриса.
Александр растерялся. Весь его боевой настрой улетучивался, и он ничего не мог с этим поделать. И если бы не события вчерашнего вечера, если бы не явная попытка подкупа, он тоже был бы готов проголосовать «за». Тем временем на крыльцо не спеша, поднялся грузный мужик. Александр немного знал его, пару раз разговаривали, так, ни о чем. Звали его Иванычем.
– Я тут недавно на свадьбу к свояку ездил, – начал Иваныч. – Сын у него женился. В Таёжном они живут. Ну, как положено на свадьбе, хорошо погуляли…
Народ стал посмеиваться.
– Расскажи, Иваныч, как ты невесту перепутал!
– Да по этому делу со всеми бывает… Я не про то. Похмеляться поехали к свояку на пасеку. Медовуха там у него была заначена. Ну, так вот, пасека у него на бывшей лесосеке стоит. Нет там никаких ёлочек-кедриков. Сам видел. Трава одна, пеньки, да колеи. Осинки-березки растут, так они сами и насеялись, как попало. Ваша же фирма там рубила? – обернулся он к Горовскому.
– Да что ты там мог разглядеть после трёх дней свадьбы, – засмеялись в толпе.
– Я, мужики, серьёзно. Сколько бы ни выпил, а ёлку от осины по-любому отличу. И свояк говорил, что, мол, обещали-обещали, да так ничего и не посадили. И тоже говорили, что выборочно рубить будут, а как ушли – одни пеньки остались. Он потому и пчёл завел, что тайгу свели. Раньше-то он охотой промышлял всю жизнь. По договору работал, и участок был у него, и зимовьё, как положено. Теперь пчёл на травостой вывозит. Нет охоты. Свояк так и сказал, мол, придут к вам, обещать будут золотые горы – не верьте! Вот так, мужики, думайте, – закончил Иваныч, и также не спеша, с достоинством спустился с крыльца.
Народ загудел, заговорил разом. Горовский поднял руку.
– Прошу внимания! Я попытаюсь объяснить, почему ваш односельчанин не увидел результатов рекультивации. Я ни в коем случае не подозреваю его во лжи. Такое действительно может случиться. Вы упомянули в своём рассказе осинки и березы. Людям, занимающимся лесным хозяйством хорошо известно, что эти породы деревьев обычно первыми вырастают на гарях. Вы не спрашивали своего родственника, не было ли у них палов? Нет? А зря. Молодые хвойные посадки мог вполне уничтожить пал, случайно упущенный самими жителями Таёжного. К сожалению, у меня с собой нет актов приёмки рекультивированных земель, но если кто-то захочет, может поехать с нами, или при случае зайти в офис компании и лично убедиться в том, что всё сделано по правилам.
К крыльцу администрации выбрался Помазный-старший.
– Да о чем тут спорить! Какая разница, посадят они ёлочки или не посадят? Нам дают реальный шанс заработать.
– Тебе бы только заработать! – послышалась реплика.
– Да. Я хочу заработать. И вы все хотите, только делаете вид, что вас елочки интересуют. А большинство из вас браконьерством живет. Будьте хоть раз честными перед собой! Нам дают бесплатно, просто так, жирный кусок, а мы ещё выпендриваемся – ёлочек нам не хватает! Надо соглашаться!
– Да правильно Помазный говорит! – крикнул кто-то. – Хочется просто получать свою зарплату, а не прятать мясо по кустам, не зная, поймают тебя или нет. Хоть детей на ноги поставим!
– Ну, в общем, мнение народа понятно, – сказал Горовский. Хотелось бы ещё услышать представителей коренного населения. Выступит кто-нибудь от удэгейцев?
– Хабуга, – поправил его Пасхин.
– Простите, не понял? – обернулся к нему Горовский.
– Коренное население нашего села зовется хабуга, – сказал громче Пасхин.
– Да какая на хрен разница! – буркнул Боровой.
– Нет, нет, простите. Это моя недоработка. Меня видимо, неверно информировали. Я должен был уточнить. Я прошу прощения, уважаемые хабуга. Я правильно произнес? Спасибо. Я прошу выступить представителя хабуга.
Наступила тишина. Никто не двинулся с места.
– Компания обязана знать мнение коренного народа, чтобы правильно выстраивать свои отношения с населением, – сказал Горовский. – Я очень вас прошу! Может быть, попросить выступить старейшин?
Опять наступило молчание.
– Нельзя тайгу рубить! –  Раздался громкий голос. Все обернулись. Это был Огбэ, почти на голову возвышавшийся над соседями.
– Я приглашаю вас на трибуну, – сказал Горовский. – Выйдите, объясните людям свою точку зрения.
– Нечего мне выходить, меня и так видно. Нельзя тайгу трогать – и всё! Это моё мнение.
 – Ну, что ж, спасибо. Каждое мнение имеет право на существование. Еще есть желающие? – сказал Горовский. Он вёл себя безукоризненно, и если бы не вчерашнее, Александр симпатизировал бы ему.
– Пусть Сикте скажет, – послышался голос.
– Да, Сикте! Скажи, Сикте! – поддержали его люди.
Шаман неторопливо выбрался вперед, поднялся по ступеням. Одет он был в обычную свою безрукавку и кожаные штаны. На груди связка клыков.
– Я не буду говорить о том, выгодно или не выгодно рубить лес. Я знаю, что многие смогут хорошо заработать. Я хочу сказать о другом. Наши предки жили тайгой, они и сейчас здесь, рядом с нами, в тайге. Позволим рубить – как потом будем смотреть в глаза предкам? Мы и теперь живем тайгой. Тайга – наш дом. Кто хочет поменять свой дом на деньги? Духи тайги сотни лет помогали хабуга выжить. Мы дружим с ними. Кто хочет предать дружбу с духами и поменять ее на дружбу с пришельцами? Хабуга не будут обижать тайгу!
– Ну и дураки, – громко сказал Помазный-младший. – Пока вы будете дружить со своими духами, другие заработают деньги. А рубить всё равно будут.
– Человек, который не рубит деревья, не сможет спасти тайгу, но он может спасти свою душу, – сказал негромко шаман и спустился с крыльца.
– Пусть Забда скажет, – сказал кто-то.
– Скажи, Забда! Ты грамотный, скажи! – закричали несколько голосов.
– Ну, иди, – подтолкнул Александра Соло.
– Да это уже бесполезно. Большинство на стороне «Кедра». Кто меня слушать теперь будет?
– Как кто? Я буду слушать, Олонко будет слушать, бабушка Золомпо послушает! Иди, скажи людям!
При этих словах простодушного Соло у Александра перехватило горло. Он ничего не ответил, опустил голову и пошёл вперед. Люди расступились коридором. Александр поднял глаза и встретился взглядом с шаманом. Сикте смотрел сурово, в его взгляде была надежда. Александр поднял голову, расправил плечи и взбежал по ступенькам. Он посмотрел на «президиум». Пасхин улыбнулся одними глазами, Боровой смотрел с неким равнодушным презрением, свита была бесстрастно равнодушна, сквозь очки Горовского была заметна тревога, но внешне он был спокоен и радушен.
– Прошу вас, господин Забда!
Александр повернулся лицом к публике. Десятки глаз смотрели на него. Люди ждали. Бесшабашное озорство вдруг охватило его, озорство на грани риска, как в детстве, когда прыгал в первый раз с десятиметровой вышки под взглядами сверстников. Он не размышлял, как начать, слова сказались сами.
– Я тоже думал, как Сикте, тоже считал, что для хабуга тайга – это больше, чем просто лес, – это жизнь, это пища, это место, где жили и теперь обитают предки. Но вчера ко мне пришёл вот этот умный человек, – он показал рукой на Горовского, – и очень доходчиво разъяснил, как много денег я получу, если мы разрешим рубить нашу тайгу. Он так хорошо говорил, что я его понял. И дал свое согласие.
Толпа загудела, как улей, по которому ударили ногой. Александр поймал недоумённые, и даже злые взгляды односельчан. Он заметил, как Соло опустил глаза. Он увидел, как удивлённо смотрят на него жена и дочь, и улыбнулся.
– Да! – продолжил Александр. – Я его хорошо понял. И я первым из хабуга поставил свою подпись под разрешением рубить нашу тайгу. Вот она, – он повернулся к представителю и ткнул пальцем ему в лицо, – Вы все видите мой автограф у него под глазом!
– Ты об этом пожалеешь, – прошипел Горовский, прикрывая синяк платочком, а громко сказал:
– Я не совсем понимаю, о чём вы говорите, уважаемый…
– Вот об этом!
Александр быстрым движением сдернул с Горовского тёмные очки. Телохранители бросились на выручку шефу, но тот знаком остановил их.
В толпе наступила тишина, потом люди взорвались возгласами, смехом.
– Забда! Забда! Вождь!
– Мы победим! – неожиданно для самого себя крикнул Александр.
– Мы победим! – нестройно откликнулись несколько голосов хабуга.
Перед взором Александра вспыхнула картинка из сновидения перед боем. Душа его взорвалась, он почти перестал управлять собой, высоко подпрыгнул на крыльце, вскинул руку со сжатым кулаком и закричал:
– Мы победим!!
– Мы победим! – ответили уже стройнее и громче из толпы.
– Мы победим!!! – еще раз вне себя заорал Александр в прыжке, ощущая в своей руке копье.
– Мы победим!!! – дружно ответила толпа, кричали даже русские.
Александр спрыгнул с крыльца. Его хлопали по спине, обнимали, пожимали руки.
– Забда! Забда! Вождь! Вождь! – скандировали люди.
Александра трясло. Он чувствовал, как не хватает ему копья, чтобы запустить его в ненавистные рожи врагов. И только их костюмы и галстуки заставляли оставшуюся часть его цивилизованного сознания удерживать тело от того, чтобы броситься на противника.
Подошел Огбэ, положил Александру на плечо свою огромную руку.
– Давно я не слышал голоса настоящего хабуга. Спасибо, Забда!
Сикте, всегда суровый Сикте просто обнял Александра, похлопал по спине, сказал:
– Настоящий хабуга! Настоящий вождь!
Подошла и Майя Михайловна в окружении учительниц.
– Простите мне мою слабость, Александр Владимирович. Я изменила свое мнение. Мы все будем голосовать против «Кедра».
– Спасибо, – сказал Александр. – Спасибо и за то, что не посчитали меня сумасшедшим.
– Это был искренний поступок, крик души. Причём тут сумасшествие?
– Прошу внимания! – раздался голос Горовского. Он снова брал управление собранием в свои руки. – Мне кажется, на последнем эмоциональном выступлении прения можно закончить. Никто не будет возражать, если мы перейдём к голосованию?
«Какое умение держать себя в руках! – подумал Александр. – На его месте я полез бы в драку».
– Итак, приступаем к голосованию. На этом столе – Горовский указал на стол, который вынесли из конторы охранники, –  лежат списки. Для вашего удобства мы заранее внесли в них ваши данные. Вам осталось найти свою фамилию, поставить крестик или галку в графе «за» или «против» и расписаться в графе «подпись». Всем понятно? Вопросов нет?
– А потом что?
– А потом вы свободны. А мы отвезём списки в Краевое управление природными ресурсами, где на основании подсчёта голосов вынесут решение, допускается ли наша компания к лесоразработкам в вашем районе или нет. Так что прошу не ошибаться.
Народ двинулся к столу. Все спешили скорее закончить процедуру. Образовалась очередь. Александр отошел в сторону, достал сигарету. Рядом закурили Олонко и Соло.
– А вы что молчите? – обратился к ним Александр.
Соло улыбнулся:
– Напугал ты, однако. Чуть ни заставил разочароваться в человечестве.
– Молодец! – сказал Олонко. – Так никто не сможет сказать, как ты. Амулет не зря носишь.
Александр машинально нащупал на груди змейку.
– Спасибо, друзья!
– Папа, а мы уже проголосовали! – подбежала Ира. – А ты что стоишь?
– Да успею. Перекурю пока.
Подошла Зоя, обняла мужа.
– Я тебя таким не знала, – прошептала на ухо.
– Круто ты их «сделал», папочка! И, главное, в самый нужный момент. Отличный психологический ход! – сказала Ира.
– Да не подбирал я момент. И слова не выбирал. Само получилось.
Зоя внимательно посмотрела ему в глаза и спросила:
– Ты опять был «там»?
Александр кивнул. Зоя снова прижалась к нему, погладила по спине, прошептала:
– Я тебя люблю.
– Вы идите домой, я хочу дождаться конца, с Пасхиным переговорить, – сказал Александр и пошёл к очереди, которая быстро сокращалась.
Люди расходились, обсуждая событие. Александр, за ним Олонко и Соло расписались последними, отошли в сторонку и присели в тени дерева. Начальство что-то делало с бумагами, Пасхин принимал в этом активное участие. Наконец, бумаги были уложены в папку, гости расселись по машинам и укатили. Пасхин подошёл, на ходу расстегивая ворот рубашки и вытирая со лба пот.
– Ну, ты силен, Саша! – сказал он, пожимая руку. – Я уж думал, проигрыш неминуем. Ну, теперь пошли праздновать победу.
– Какую победу, Петрович? Ещё неизвестно, как там выйдет, – сказал Александр.
– Всё известно. Голоса при мне подсчитывали. Шестьдесят девять процентов «против». Я собственноручно скрепил результаты печатью и подписью. Так что пошли обмывать! Олонко, Соло, а вы куда, или вы здесь не причем? Давайте-давайте, присоединяйтесь. Праздник сегодня!

13

Лариса Пасхина, как всегда, к приходу гостей успела накрыть стол.
– А что ж Зоиньку с дочкой не взяли? – спросила у Александра.
– Да я и не думал праздновать. Я скоро домой.
– Как же не праздновать? Можно сказать, самый настоящий праздник и есть. Я и сама с вами выпью.
Пасхин поднял рюмку.
– Праздник, мужики, праздник! Вот и закончились все волнения. Можно сказать, день рожденья! И ты, Саша, именинник. За тебя и выпьем!
– Перестань, Петрович, я и сам не знаю, как это у меня вышло…
– Как должно было, так и вышло. Будь здоров!
– Вы празднуйте, а я домой, – сказал Александр, закусывая, – Я же Зое сказал, что следом иду.
– Ладно, иди. Ты вот что, Саша, на всякий случай будь готов ко всяким неожиданностям. Эти обид не прощают.
– Да что они теперь могут сделать?
– Ты лишил их наживы, а для них это смысл жизни. Все-таки, будь осторожен.

Зоя к приходу Александра нажарила сковороду мяса, Ира приготовила другие закуски. Все это красовалось на праздничной скатерти.
– Сашенька, мы тебя ждем. Ты как раз вовремя.
– Ой, папочка, не снимай этот костюм, садись в нём! Он так тебе идет! – попросила Ира.
Просидели до позднего вечера. Сначала обсуждали собрание, потом говорили о том, как здорово здесь жить, строили планы на будущее. На ночь Ирина ушла к Сикте. На попытки Зои удержать её дома коротко ответила:
– Завтра ответственный день. У меня охота!
– Кошмар какой! Что с дочкой будет? – сказала Зоя, но без особой трагичности в голосе. Похоже было, что она уже смирилась.
Перед сном Александр вышел под звёзды. Пахнуло свежим дымком. «Вроде печку не зажигали. Откуда дым?» – подумал он, но отложил этот вопрос до утра. Хотелось спать, слишком бурным был день.

Утром, как обычно, Александр выскочил из дома голышом с полотенцем в руках, добежал до берега и бросился в обжигающую воду. Тут же выскочил, растёрся, поздоровался с Солнцем. Опять учуял запах дыма. Ветерок тянул вдоль реки, и теперь было ясно, что где-то недалеко горит костёр. Но на берегу никого не было видно. Александр вернулся в дом, оделся, позвал Норда.
Тихонько, чтобы не шуметь, пошёл вдоль берега. Норд высоко задрал нос, понюхал внимательно, разбирая букет запахов на составные части, вильнул коротко хвостом и спокойно побежал вперед. Шагах в тридцати он скрылся в кустах. Лая не последовало. Александр нырнул следом за собакой в чащу и оказался на крошечной полянке. Перед односкатным шалашиком дымились угли затухшего костра, под навесом сидел Олонко, поглаживая загривок Норда. Появление Александра было для него явно неожиданным. Он быстро протянул руку в глубь шалаша за спину, потом, словно передумал, встал навстречу.
– Хорошо ходишь, Забда, тихо совсем. Молодец, – сказал он с некоторым смущением.
– Здравствуй, Олонко! Услышал запах дыма, решил посмотреть, кто тут. Что ты здесь делаешь?
– Садись. Чай пить будем, – Олонко подбросил дров, раздул угли, повесил котелок.
Александр присел под навес. Олонко подал пачку «Примы», молча налил чаю. Александр сделал пару глотков, не выдержал молчания, переспросил:
– Так что ты здесь?
– Хотел, однако, рыбу с утра ловить, да проспал вот…
– Так ты здесь с вечера? А я ещё ночью дым учуял, да не понял откуда.
Олонко кивнул. Александр затянулся, откинулся назад на упругую подстилку из ветвей и травы. Локоть больно уперся во что-то твердое. Александр машинально взялся за вещь, нащупал холодный металл, потянул на себя.
– О! А ружьё-то зачем на рыбалке?
– А так, на всякий случай, по привычке. Вдруг зверь какой выйдет…
– Зверь? Разве здесь выйдет зверь? Рядом с домом? И вообще, я никогда не слышал, чтобы зверь на костёр выходил. Что-то ты не договариваешь?
– Да нет, все так. Немножко промашку сделал, зря ружьё взял. Сейчас рыбу ловить буду. Или ты против, чтобы я ловил около твоего дома?
– Да нет, что ты, лови, сколько хочешь. Успехов тебе.
Александр вернулся домой, раздумывая над необычным поведением Олонко. Таким он его ещё не видел. «Хотя, что это я? Так уж хорошо я его знаю? Мало ли что на душе у человека. Может, просто хотел один побыть, а тут я припёрся», – решил Александр, и забыл про неожиданного соседа.
После завтрака Зоя ушла в школу, а Александр развел дымарь, приготовил инструменты и занялся пчёлами. Что-то они сегодня были злыми. Пальцы распухли от укусов, но дело надо было сделать. «И как они справляются с двумя десятками ульев?» – подумал Александр, вспомнив, как работает Борис на своей пасеке. Он уже ставил в улей последние рамки, когда услышал, как взревела мотопила. Закончив с пчёлами, Александр направился на звук. У своего шалашика Олонко что-то делал с мотопилой.
– Ты что, Олонко, решил совместить рыбалку, охоту и заготовку дров? – решил он пошутить?
– Дрова ты будешь пилить. На, забирай. Хорошая вещь!
– Это та пила?! Ты что, нырял за ней, что ли? А кто тебе сказал?
– Масло немножко подтекало – пробку неплотно закрутили, увидел – вытащил.
– Я её не возьму. От этих уродов мне подарки не нужны. Пусть бы на дне валялась.
– Зачем реку пачкать? И инструмент полезный. От них ты её уже не взял, от меня возьми, – протянул он пилу. – Да бери! Она не виновата. Осенью вместе за дровами поедем.
Лицо Олонко было настолько добродушным, что Александр не смог больше сопротивляться.
– Ладно, пусть полежит. Сгодится.

Зоя вернулась довольной – её приняли учителем биологии. Она со свойственным ей восторгом хвалила учительский коллектив и саму школу.
Вечером у дома заурчала машина. Норд поднял лай. Александр вышел. Напротив крыльца стоял джип и, казалось, подпрыгивал от «тяжелого металла» – децибелы давили на уши и на психику.
– Батя, подскажи, как к речке проехать, – крикнул сквозь музыку водитель-юнец.
Александр подошёл к машине.
– Выключи музыку, я тебя не слышу.
Водитель выключил, и, несмотря на работающий двигатель, показалось, что наступила полная тишина. Где-то сверчал кузнечик, даже шум реки был слышен, и Александр поблагодарил Бога за то, что дал им с Зоей жить вдали от «прелестей» цивилизации.
– Зачем вам река? – спросил он.
– Отдохнуть приехали. Говорят, у вас тут классные места, таймень ловится.
– А вы откуда?
– Из города.
– Понятно. Заблудились вы немного. Выезжайте обратно на дорогу, село проедете, через пару километров свороты к реке будут. Там и отдохнёте. Только музыку не включайте – всю рыбу распугаете.
– Да мы потихоньку… – сказал водитель. – Спасибо, отец!
Машина с ревом развернулась и рванула вверх по дороге. Из открытых окон опять вырвалась какофония нечеловеческих звуков.
Александру показалось, что во время разворота фары высветили на противоположной стороне дороги человеческую фигуру. Холодок пробежал между лопаток. Но повернуться и уйти Александр себе не позволил. Он взял себя в руки и шагнул через дорогу.
– Ты кто? – охрипшим вдруг голосом спросил он в темноту.
– Свои. Спокойного вечера тебе, Забда. – от деревьев отделилась тень, человек приблизился, и Александр разглядел Соло.
– Здравствуй, Соло! Ты что здесь?
– Маленько рыбу ловил, машину услышал, подошел.
– А ружьё зачем? – Александр увидел, что Соло держит в опущенной руке двустволку.
– На всякий случай. Вдруг люди плохие…
– Слушай, Соло, вы с Олонко что, охраняете меня? – догадался вдруг Александр.
– Зачем «охраняем»? Так, присматриваем немножко.
Александр был растроган. Надо же, эти двое хабуга добровольно обрекли себя на сидение ночами у его дома, чтобы охранять!
– Не нужно этого, Соло! Я никого не боюсь.
– Ты отнял у них добычу. Они тетерь все равно, как мафа – злые очень.
–  Как кто?
– Как медведь, у которого добычу забрали. Преследовать будет, мстить будет. Тебе одному не справиться.
– Я не боюсь. Иди домой, Соло. Я справлюсь.
– Не справишься!
– Почему? Потому что ружья нет?
– Потому что ты никогда не убивал.
– А ты убивал?
Соло промолчал. У Александра брови полезли на лоб.
– Ты убивал человека?!
– Не человека. Таких нельзя считать людьми, – спокойно ответил Соло. – Иди домой, Забда, и не думай о нас. Ты делаешь своё дело, мы – своё.
– Пойдем, хоть чаю попьём… – пригласил Александр.
– Иди к жене. Волноваться будет. У меня чай на костре.
Соло повернулся и бесшумно исчез в темноте. Александр постоял немного, прислушиваясь. Стало неуютно, страшновато. Он пошёл в сарай, отыскал впотьмах топор и, вернувшись в дом, поставил у двери.
– Саша, кто это был? – испуганно спросила Зоя, увидев топор.
– Туристы. Заблудились.
– А топор зачем?
– Пусть стоит. На всякий случай. Ты тоже имей в виду, что он здесь. И дверь никому не открывай.
– Саша! Ты думаешь, я смогу ударить человека топором?!
– Будут врываться – бей не задумываясь. Это не люди.
Зоя прижалась к нему.
– Я боюсь, Саша!
– А вот этого не надо. Ты же у меня отважная женщина! – обнял он жену.
Но сам он боялся, хоть и отказывался признаваться себе в этом. Утром взялся мастерить надежный запор на входную дверь. Хлипкий крючок, на который они закрывались для собственного спокойствия раньше, теперь не внушал доверия. Почти целый день ушел на изготовление засова. Такой запор Александр видел ещё в детстве в доме у бабушки. Из полосы железа он согнул три прямоугольных скобы. Одна из них крепилась на косяке, две других на двери. В дверные скобы вставил крепкий ясеневый брусок, который при закрывании входил концом в скобу на косяке. Теперь легче было выломать дверь, чем сломать запор.

Ирка пришла возбуждённая, но молчаливая. Тут же, не стесняясь отца, скинула энцефалитный костюм, перепачканный пятнами крови. Налила в таз горячей воды.
– Папочка, отвернись, я помоюсь.
Александр вышел на улицу. Через несколько минут он услышал, что в доме ругаются. Постучал, вошёл.
– Что вы тут шумите?
– Да вообще, безобразие! – сказала Зоя. – Чему он её учит?! Больше суток ребенка дома не было…
– Я не ребенок, мама! – огрызнулась Ирка.
– Пришла вся в крови. Ещё этого нам не хватало! Это девочке нужно? Ну, хоть ты ей скажи, Саша!
Александр посмотрел на расстроенную жену, на Иру, вытирающую полотенцем волосы. На миг его взгляд встретился с глазами дочери. Там было столько эмоций, которые хотели вырваться наружу!
– Пойдём, доча, погуляем, – сказал он и вышел, не ожидая ответа.
Ира вышла почти сразу, на ходу поправляя чистую одежду.
– Пошли, тут недалеко есть местечко, – сказал Александр и повёл Иру по берегу.
На полянке у костра сидел Олонко.
– Чистого Солнца! – поздоровалась первой Ира.
– Доброго дня, молодая шаманка! Чистых мыслей тебе, Забда! – сказал, не вставая, Олонко. – Вовремя пришли. Рыбу есть будем.
Над угольями торчали палочки с нанизанными гольцами.
– А я ужасно есть хочу! – сказала Ира с таким аппетитом в голосе, что Александру тоже захотелось.
– Не зря, значит, я Реку просил. Держи, дочка, вот этот готов уже, – сказал Олонко.
Ирка села на полено, с жадностью вгрызлась в спину рыбы. Брызнул горячий сок.
– Вкуснятина какая! – похвалила Ира с полным ртом.
– Возьми, Забда, – подал Олонко кружку с чаем. – Попьём, пока остальные дожарятся.
Александр отпил пару глотков. Чай был хорош – очень крепкий, с терпким привкусом лимонника и каких-то трав. Вытащил из пачки, лежащей у костра, сигарету. Два взрослых мужчины курили и смотрели, как Ирка расправляется с гольцом. Она вдруг поймала их взгляды, смутилась.
– Что вы на меня так смотрите?
– Молодая, красивая, сильная, как дикая гиуса! Приятно смотреть! – сказал Олонко.
– Кто-кто? Не понял Александр.
– Косуля, папочка! Гиуса – это на хабуга косуля.
– А ты откуда знаешь? Ты язык хабуга учишь?
– Учу немного. Вы угадали, – обратилась она к Олонко, – Гиуса – моя, можно сказать, «крёстная», точнее, теперь мы с ней почти… – Ира вдруг осеклась, как будто сказала лишнее.
– Ну, расскажи, расскажи про охоту, Ира! – попросил Александр.
Ира покосилась на Олонко.
– Олонко свой, можно сказать, родственник – улыбнулся Александр. – Расскажи!
– Я не всё могу рассказать. Охотилась. Зверя добыла. Теперь шкуру выделывать буду.
– И всё? – огорчился Александр, ожидавший услышать восторженный рассказ с подробностями.
– Правильно, дочка, не нужно говорить то, что нельзя. Шаманское дело такое – не всё можно рассказывать.
– Ну, ладно, – сказал Александр. – А как же ты будешь шкуру выделывать?
– Я её пока замочила.
– В каком-то специальном составе?
– В моче, – смущенно ответила Ира.
– В моче?! – удивился Александр.
– Правильно, – сказал Олонко. – Лучшего состава для выделки шкур нет. Сикте всё верно делает, он всё знает. Слушай его, дочка, лучше Сикте никто не научит.
– Но есть же современные химические средства. Разве сейчас на фабриках делают кожи хуже, чем первобытным способом? – спросил Александр.
– Папа! Нельзя эту шкуру химией выделывать. Это же бубен! Он должен быть чистым и живым!
– Да, я забыл. А ружьё тебе Сикте свое дал?
– Какое ружье, папочка? Я же тебе говорила – лук у меня!
– И ты убила косулю из лука?!
– Не совсем. Ранила. В шею. Потом догнала, ножом добила. Но Сикте не ругался. Даже похвалил!
– Он с тобой был?
– Рядом. Он смотрел.
– Ай, молодец! – сказал Олонко. – Теперь никто из хабуга с луком не охотится. Надо себе сделать, вспомнить настоящую охоту.
– Тебе не жалко её было? – спросил Александр у Иры.
– Я же просила прощения. И до охоты, и после. А потом, она сама пришла во сне, сама себя предложила. Мы теперь с ней вместе. Всю жизнь!
В словах Иры было столько убежденности и веры, что Александр не стал больше задавать вопросы.

14

В пятницу приехал Гамоха. Александр пошел его встречать. Философ выбрался из автобуса, с трудом распрямил поясницу. Он был в белой рубашке и чёрных брюках, на ногах плетёные сандалии на босу ногу, на согнутой руке пиджак, в руке небольшая сумка.
– Здравствуйте, Пётр Иванович!
– Рад, искренне рад вас видеть, Александр Владимирович! – обнял Гамоха Александра. – Погодите-ка минуточку, дайте я ощущу равновесие. Устал, знаете ли. Далеко же вы забрались!
– Я же вам говорил…
– Я знал, что далеко, но не подозревал, что так долго! – Гамоха огляделся вокруг. – А, знаете, мне тут нравится! – глаза его сверкнули озорным блеском. – Как у вас тут обстоят дела с комарами? Я, как истинный интеллигент, не дружен с этим народом.
– Да есть, но сейчас не много. Какая тайга без комаров? Пойдёмте, Зоя там обед приготовила.
Философ шлёпал по пыльной дороге сандалиями и вертел головой.
– Какие интересные дома, как в кино! Я никогда не бывал в подобной деревне, – он хлопнул себя по щеке. – А вы говорите, что комаров мало. Вот, меня один уже укусил.
– А почему вы назвали комаров народом? – спросил Александр, ожидая от философа неординарного объяснения. И не ошибся.
– А чем это не народ? Нападают организованно, пьют чужую кровь, чем и живут. Разве среди человечества нет таких народов? Я даже подозреваю, знаете ли, что у комаров это называется демократией. Если есть возможность у кого-то попить крови, значит ему нужно «нести демократию». И мне кажется, они убеждены в своей правоте. Вот, еще один! – он снова хлопнул себя по лицу.
Александр рассмеялся.
– Какое необычное объяснение демократии! Но у нас не только лютые комары. Я покажу вам идеальное общество.
– Неужели вы в этой деревне построили коммунистическую ячейку?
– Не совсем. Увидите сами.
За разговором они спустились к дому.
– Вот и пришли, – сказал Александр. – Проходите в дом.
– Минуточку, минуточку, дайте оглядеться. Какое прелестное местечко! Река! Какая река! А дом – просто мечта!
– Ну, дом – не моя заслуга. Да и место тоже бывший хозяин выбирал. Но нам нравится.
Норд с лаем вылетел из-под крыльца, бросился к гостю.
– Норд, нельзя! – приказал Александр. – Свои!
Норд обнюхал ноги философа, вильнул хвостом. Гамоха погладил собаку.
– Хороший пёс. Я, знаете ли, люблю собак.
На лай вышла Ира.
– Ирина Александровна, рад вас видеть! – при этих словах он поцеловал Ире руку. – Примите еще раз мою благодарность за доставленные от шамана сведения. Они мне чрезвычайно пригодились.
– Здравствуйте, – сказала Ира и покраснела.
– Ах, Зоя Николаевна! – Гамоха поспешил навстречу Зое. – Я вам скажу откровенно, вы похорошели!
– Да перестаньте, Пётр Иванович! – смутилась Зоя. – Проходите, обед стынет.
– Нет-нет, действительно, Зоя Николаевна, – говорил Гамоха, снимая на веранде сандалии, – у вас такой необыкновенный загар, как, знаете ли, в Ялте!
Зоя улыбнулась.
– Через неделю и у вас такой будет. Проходите. Давайте пиджак, я повешу.
– Вы думаете, я у вас на неделю? Я предполагал меньший срок. Ну, что ж, пожалуй, не откажусь от такого заманчивого предложения.
Сели за стол. Гамоха достал из сумки маленькую изящную бутылку.
– Мне кажется, дорогие мои, коньячок нам сейчас будет кстати, – сказал он, откручивая пробку.
– Пётр Иванович, у меня вся еда не под коньяк, – сказала Зоя, раскладывая по тарелкам тушёное мясо с картошкой.
– Ах, я как всегда забыл! – воскликнул Гамоха и полез в сумку. – У меня же припасены лимоны как раз на этот случай. Зоя Николаевна, порежьте, пожалуйста. Вот вам пример избирательности памяти! То, над чем работаю, помню, а второстепенные вещи забываю напрочь. Хотя, эти второстепенности иногда бывают жизненно важны. Вот, например, сейчас не пришлось бы пить коньяк, если бы не вспомнил о лимонах!
Зоя с Александром соскучились по философу, и теперь им было приятно сидеть за одним столом с этим весёлым и умным человеком. Говорили обо всём сразу, вспоминали знакомых, город.
– Ах, я же опять забыл! – снова полез в сумку Гамоха. – Вам письмо от сына.
– А почему с вами?
– А мы, между прочим, дружим с Юрой, – сказал Гамоха. – Я ведь все-таки решился купить компьютер. Теперь, видите ли, рукописи принимают только в электронном виде. Приходится идти в ногу со временем. А я, конечно же, профан в этой технике. Вот, Наумов посоветовал обратиться к Юре. Юра и выбирал машину по моим деньгам, и настраивал. И он, я вам скажу, – достойный сын достойных родителей, – не взял оплату ни под каким видом! Сейчас не много таких молодых людей. Потом я консультировался у него по поводу текстового редактора. А когда собрался к вам, позвонил, спросил, что передать. Юра принес это письмо, на словах сказал, что всё у них с Люсей хорошо. И действительно, они замечательная пара.
– Вы и Люсю знаете? – спросила Зоя.
– Да. Они вдвоем приходили. Пока Юра настраивал компьютер, мы с юной особой побеседовали. Очень умненькая, скажу я вам, девушка.
– Мама, дай я почитаю, пока вы разговариваете, – Ира выхватила конверт у матери.
– О! Юрку повысили! Теперь он старший инженер! – воскликнула она, читая письмо.
Зоя стала наливать чай. Александр взял у дочери письмо, прочитал. Юра писал, как всегда, бодро, только хорошее, чтобы не беспокоить родителей по пустякам. Передавал приветы от знакомых. В конце была приписка от Люси: «Мы очень скучаем! Хотим к вам приехать, когда у Юры будет отпуск». Александр остро ощутил тоску по сыну.
– Я покурю, – сказал он и вышел на крыльцо.
Нахлынули воспоминания. Подумалось, что теперь, видимо, встречаться придется очень редко, и надо смириться с тем, что у сына своя жизнь. Из дома послышался смех. Александр вернулся к столу.
– Что вы тут, анекдоты рассказываете? – спросил он.
– Нет, ну вы молодцом! – сказал все еще улыбающийся Гамоха. – Зоя Николаевна рассказала мне про ваше выступление. Знаете ли, ваши пиар-технологии получше, чем на выборах в Госдуму. Это надо же:  «синяк под глазом – моя подпись!» Но, имейте в виду, это чревато конфликтом с законом.
– Ладно, всё будет хорошо, – сказал Александр. – Скажите лучше, Пётр Иванович, как там, в городе? Наверно жара, духота?
– Конечно, конечно! Машин на улицах с каждым днём всё больше. В тихую погоду совсем дышать нечем. Но я летом и в городе-то не был. Я ведь успел съездить к Наумову на раскопки.
– На Дымова? – одновременно спросили Зоя и Александр.
– Да-да, на полуостров Дымова, на ваш памятник.
– Расскажите, – попросила Зоя. – Нашли что-нибудь интересное?
– О! Это отдельная песня. Надо бы сначала ещё коньячку
– Этот сезон был удачнее, чем прошлогодний? – спросил, морщась, Александр. Он не любил лимоны, но Зоя уже успела убрать со стола всю еду, оставив только чай, лимон и коньяк.
– Я даже не знаю, как оценить эти раскопки, – начал рассказ Гамоха. – Я-то приехал к ним позже, а они начинали при замечательной солнечной погоде. Наумов, несмотря на его забывчивость, в этот раз предусмотрел страховки на все случаи жизни. Японцы выдали ему хорошие, по его словам, деньги, но сами ехать не решились. Он приобрёл мощный водооткачивающий насос, электростанцию, купил огромные палатки, которые установили над раскопом на случай ливней. В общем, комфорт был на европейском уровне. Правда, когда начали копать, пошли дожди, и довольно сильные, почти без перерыва. Но в раскопе было относительно сухо. Ребята работали замечательно, можно сказать, самоотверженно. Кстати, Наумов взял одних парней. Из женщин были только его сотрудницы, повариха и прошлогодняя студентка Людочка Юровская. Помните её, Александр Владимирович? Мне показалось, что она сильно изменилась. Работала наравне с парнями. Сильный характер!
– Да, интересная девочка, – сказал Александр.
– У неё толковый папа.
– Вы и его знаете?
– Да. Он на юрфаке учился. Студентом он мне не показался, а впоследствии стал неплохим юристом, я наслышан о нем. Через меня, знаете ли, прошли многие интересные люди.
Гамоха усмехнулся, пригубил коньячок, пожевал лимон.
– Так вот, всё было более-менее благополучно целую неделю, пока Наумов с Шаровниковым не заложили еще один шурф у подножия мыса.
– Шаровников тоже ездил?
– Да. Лёня интересный человек. Мы с ним иной раз до полуночи спорили на философские темы. Так вот, как только они докопались до культурного слоя, началось нечто, похожее на чертовщину. Ночью сгорела палатка над этим новым шурфом. Причем, в этот раз среди студентов даже курящих не было. Неясно, как она загорелась, возможно, от молнии, ведь был дождь. Сгорела дотла прямо под дождем, в одну минуту! Это было вечером, а ночью поднялся, необычайно сильный ветер. Порвало все палатки, всё промокло, шурфы доверху залило. К тому же сломался насос, а потом и электростанция. На следующий день повариха обнаружила, что все продукты, кроме консервов, испорчены мышами. Непонятно, откуда их столько появилось, просто нашествие! И что до сих пор вызывает удивление, ветер, как впоследствии выяснилось, был только на Дымова, в Лазурном была прекрасная погода!
– Как же вы, Пётр Иванович, ночью, под дождем? – спросила Зоя.
– Да мне было проще – укрылся остатками палатки и лежал тихонько. А вот ребятам досталось! Они всю ночь пытались спасать имущество. Один студент сильно ногу поранил – оступился в темноте. Двое простыли, у Наумова то ли гастрит, то ли приступ язвы случился. Наступил, знаете ли, кризис.
– Этого следовало ожидать, – сказал Александр.
– Да, вероятно. Алексей неоднократно вас поминал. Отчасти, всё случившееся подтолкнуло меня решиться на поездку к вам.
– А в новом шурфе нашли что-нибудь?
– В том-то и дело, знаете ли, в том-то и дело! Там были уникальные находки! Они нашли там зубы медведя и еще какие-то кости, по-видимому, остатки черепа. А самое интересное – развал сосуда! На его обломках рисунок змеи. Наумов сказал, что ничего подобного в горинской культуре никогда не встречалось.
– Хотел бы я на него посмотреть, – сказал Александр и почувствовал, что его голос дрожит.
– Сосуда нет, – сказал Гамоха и потянулся к бутылке.
Он даже не закусил, продолжил:
– С сосудом тоже приключились необычайные вещи.
– Но куда же он делся? Вы же сказали, что сами его видели, – спросила Ира.
– Давайте, я расскажу по порядку, а то запутаюсь и упущу какую-нибудь важную деталь. После всего, что случилось, продолжать раскопки было попросту невозможно. К тому же штормом смыло все пробы, приготовленные на берегу для промывки. Пропали безвозвратно материалы раскопок. Наумов был в трансе. Он советовался с нами, решили возвращаться. Ребятам даже не удалось законсервировать раскопы, такая ужасная была погода. Очень поспешно погрузились и уехали. Перед выездом на трассу Алексей вдруг забеспокоился, решил проверить, упакована ли керамика с изображением змеи. Тут уже погода была получше. Стали искать, перерыли весь багаж и, знаете ли, не нашли! Алексей уверял, что сам положил коробку с обломками сосуда в кузов. В общем, он необычайно расстроился, решил возвращаться. Оставил нас у дороги и поехал искать. И пропал! Часа четыре не было. Мы уже не знали, что делать, послали мальчиков за ним. Потом выяснилось, что отъехал он всего пару километров и проколол сразу два колеса. Запаска была одна. Пришлось ему разбортировать второе колесо, клеить шину. Хорошо, что клей был. Вернулся ни с чем. Расстроился ещё больше. Сказал, что нас отвезёт и вернётся за керамикой. На паром мы конечно, опоздали. Но потом добрались без приключений, устали только сильно. Но, это мелочи, – улыбнулся философ. – А знаете, Зоя Николаевна, что-то я сильно проголодался, рассказывая, наверное, от волнения. Не найдется ли у вас ещё что-нибудь, кроме лимона?
– Конечно, Пётр Иванович! Что же вы молчали? Я думала, что уже все наелись... – тут Зоя поймала осуждающий взгляд мужа. – Сейчас я принесу. Не рассказывайте без меня, это так интересно!
Зоя принесла холодные закуски и поставила жариться очередную порцию мяса. Александр вышел покурить. Рассказ философа взволновал его. Действительно, изображение Змея никогда не встречалось в публикациях о горинской культуре. Более того, не встречалось вообще никаких рисунков. Поверхность сосудов часто орнаментировалась, но это были повторяющиеся точки, штрихи, треугольники, и ничего похожего даже на стилизованное изображение какого либо предмета или животного. Всегда считалось, что горинцы, жители морского побережья, в связи с занятием морскими промыслами имели и морские культы. Конечно, Наумов имел все основания не верить его снам. Каким образом мог возникнуть культ наземного пресмыкающегося у морского народа? Теперь есть доказательство! Вернее, оно было, но теперь утеряно. Жаль! Александр затушил недокуренную сигарету и вернулся в дом.
– Пётр Иванович, вы не досказали. Так что, Наумов нашёл пропажу?
– О, попытки вернуться на Дымова, это эпопея! В первый раз отменили паром, во второй раз ему попросту не хватило места на палубе. Тогда он поехал вокруг. Вы же знаете, какой длинный и трудный путь по дороге вокруг залива! И что вы думаете, он почти доехал. Но заснул! Заснул прямо за рулем и, конечно, авария!
– Да вы что! – воскликнула Зоя.
– Не может быть! – вырвалось у Александра.
– Да-да, авария! Но, слава богу, без трагических последствий. Он съехал с дороги и ударился в столбик ограждения. Скорость была небольшая, сам Алексей практически не пострадал. Но машину покалечил. Привёз в автосервис на буксире, там она и до сих пор ремонтируется. Насколько я знаю, Алексей очень внимателен за рулем, а чтобы заснуть, это знаете ли… Вот такая печальная и загадочная история, друзья мои.
– Жаль, очень жаль! – сказал Александр. – Очень хотелось бы взглянуть на это изображение.
– Да-да, конечно, посмотрите! – Гамоха, порылся в своей сумке, достал конверт.
Александр вытащил фотографии. Их было несколько.
– Пётр Иванович, у вас не сумка, а просто какой-то волшебный ларчик! – сказала Ира. – Вы всё время вынимаете оттуда что-нибудь интересное.
– Это, знаете ли, не сумка, это мой мозг виноват. Я постоянно что-нибудь путаю или забываю. Наумов снабдил меня и фотографиями, и планом, и очень просил узнать ваше мнение, Александр Владимирович. Он почти уверовал в ваши предупреждения о том, что духи прошлого действуют на полуострове – слишком много совпадений за два сезона! Хорошо, что он успел сфотографировать эти осколки сразу, прямо в раскопе.
Зоя с Ирой придвинулись к Александру, чтобы лучше видеть. Цифровая камера позволила запечатлеть мельчайшие детали обломков сосуда. Видны были даже вкрапления песка в изломах черепков, штрихи ручного лощения, но самое главное – рисунок! Извивающаяся змея с поднятой головой и высунутым языком была прорисована настолько реалистично, что не вызывало сомнений, что изображен именно Змей – Хозяин Острова.
– И что вы скажете? – спросил Гамоха.
– Я не знаю, что вам сказать. Понятно, что это Змей, которому поклонялись. Но я в том времени никогда не видел его изображений. Ему поклонялись живому. Керамика, даже по фотографиям определяется однозначно, как горинская. А где же ее нашли?
– А вот, Наумов специально подготовил план, где указан этот шурф. Вот, смотрите, Это под мысом, на полпути между раскопом и местом, где в прошлом году стояла палатка столовой. Алексей подозревает, что они попали на жилище шамана или какое-то ритуальное место. Что вы скажете?
– Да, судя по необычности сосуда и черепу медведя – это ритуальное место. Что я могу ещё сказать? Я согласен с Наумовым.
– Но ведь вы, по вашим рассказам, были в том времени довольно долго, жили, можно сказать. Скажите, кто жил на этом месте в горинском поселке?
– Если быть точным, они называли себя сугзэ, что означает «рыба». Но… Дайте-ка я ещё раз посмотрю. Нет, я точно помню, что в этом месте, вообще здесь под мысом ничего не было – сплошная трава и кусты. Жилища располагались вот так, почти в одну линию, и вот здесь небольшой группой. А мой дом вот, в этом углу раскопа, об этом я ещё в прошлом году говорил.
– Но что же мне передать Алексею? – спросил растерянный Гамоха.
– Так и скажите, что когда я там был, на этом месте ничего не было. Чем я могу ещё помочь?
– А может быть, там было жилище до вашего появления в поселке, или после?
– До – не может быть, потому что я, вернее мой предок, был среди первопоселенцев острова, а позже могло быть, разумеется. Но тогда меня там уже не было. Конечно, точные датировки могли бы прояснить ситуацию, но так ли это важно? Главное – изображение Змея! Это же первобытный шедевр. Вы посмотрите, какая точность, натуралистичность!
– Да-да. Наумов посылал фотографию известному серпентологу в МГУ. Тот однозначно определил змею, как полоза Шренка. Знаете ли, и Алексей, и Лёня Шаровников находятся под большим впечатлением. Они в один голос говорят, что это научное открытие, собираются писать большую работу о связях горинской культуры с современным населением вашего села. И приглашают вас, Александр Владимирович, в соавторы.
– Ну, какой из меня соавтор? У меня ведь, никаких доказательств, кроме сновидений. Вот мифы местного населения – это действительно свидетельства преемственности от сугзэ к хабуга. Шаровников эти мифы знает. Я поговорю с шаманом, может, он ещё что-то вспомнит.
– Вы же не забудьте про меня! – воскликнул Гамоха. – Я ведь из-за встречи с ним сюда приехал. Простите меня, Зоя Николаевна, я, конечно, очень хотел увидеться со всеми вами…
– Да что вы оправдываетесь, Пётр Иванович! Стоило ли ехать в такую даль только ради встречи с нами? Конечно, Саша познакомит вас с Сикте. Хотите ещё что-нибудь съесть? Мясо уже готово. Или чайку с пирогом?
– Да, пожалуй, давайте пирог. Ваша еда, милая Зоя Николаевна, просто праздник для меня! А потом мы пойдём к шаману, хорошо, Александр Владимирович?
– Не знаю, стоит ли сегодня, – сказал Александр. – К тому же мы выпили…
– Сикте не любит неожиданных гостей, – поддержала Ира. – Утром мы с ним пойдём собирать травы, и я спрошу, когда вам лучше встретиться.
– Да-да, конечно, так будет правильнее, – согласился философ.
Уже вечерело, когда поднялись из-за стола. Гамоха, вставая, охнул, схватился за спину.
– Что с вами, Пётр Иванович? – испугалась Зоя.
– Пустяки. Поясница, знаете ли, мое слабое место. Видимо сказалась долгая тряска в автобусе. Понимаю, что надо бы заняться здоровьем. Пытался начинать упражнения. Пару дней позанимаюсь, а потом увлекусь какой-нибудь статейкой и о физкультуре забуду.
– А можно я попробую вас вылечить? – спросила Ира.
– И как же, позвольте спросить, вы собираетесь меня лечить, если врачи говорят, что это хроническое заболевание?
– Сикте меня немного учил. Я попробую…
– Ну, что ж, я согласен!
– Тогда пойдёмте в мой домик, – сказала Ира.
– Ира, Пётр Иванович устал с дороги. Ещё ему не хватало по лестнице лазить! – возмутилась Зоя.
– Нет-нет, не беспокойтесь, Зоя Николаевна, мне, знаете ли, интересно. Я с удовольствием! Ведите меня, Ирочка.
Минут через двадцать Ира спустилась с чердака.
– У меня получилось! – сообщила она с восторженно горящими глазами. – Пётр Иванович заснул!
– Конечно, устал человек с дороги, – сказала Зоя.
– Вот посмотрите, завтра у него ничего болеть не будет! – доказывала Ира.
– Мы тебе верим, – сказал Александр. – Это, кстати, решение вопроса размещения гостя на ночь. Ира, ты поспишь в доме, пока Петр Иванович будет у нас жить?
– А я всё равно к Сикте ухожу, – ответила Ира.
Зоя хотела что-то сказать, но махнула рукой и пошла мыть посуду.

Утром Александр встал пораньше, включил чайник и побежал к речке.
– Вот так вы начинаете свое утро? Приветствую! Это же просто замечательно! – подошёл Гамоха.
– Доброе утро, Пётр Иванович! Вы уже проснулись? Хотите попробовать?
– А что, давайте! – с озорством воскликнул философ.
Александр принёс полотенце. Гамоха, фыркая, плавал у берега.
– Просто восторг! Ощущение полной молодости! – кричал он из воды.
– Хватит на первый раз, простудитесь.
К их приходу Зоя уже привела себя в порядок и накрывала завтрак.
– Как спалось, Пётр Иванович? – спросила она. – Как ваша спина?
– Ваша дочь просто волшебница! Спал, как убитый, а проснулся юным! Ах, чем же у вас так вкусно пахнет?
– Да ничего особенного, просто оладьи, – ответила Зоя.
– Нет-нет, милая Зоя Николаевна, вы не правы, может быть для вас это обыденное дело, а для меня приготовление вкусной пищи – это чародейство, которому я не способен обучиться. И вся ваша жизнь здесь – сплошное волшебство! Я завидую вам. Вот так просыпаться каждый день под пение птиц, купаться в чистой реке и есть на завтрак оладьи – что ещё надо человеку!
После завтрака Александр пригласил Гамоху принять участие в осмотре ульев. Они надели защитные маски, Александр пустил в леток несколько клубов дыма и снял крышку.
– Потрясающе!  Как их много! Я никогда не видел пчёл вблизи, – говорил Гамоха, бесстрашно разглядывая рамки, покрытые толстым слоем пчёл. – А вот, смотрите, вот эта быстро бегает туда-сюда.
– Это разведчица. Рассказывает, как лететь к тому месту, где она нашла много мёда или пыльцы. У них очень хорошая передача информации, своего рода речь.
– Насчёт речи вы немного преувеличиваете, – сказал философ. – Способность к речи – исключительная особенность человека.
– Может быть, я неверно выразился, но пчелы умеют передавать информацию. Например, если матка случайно погибнет, уже через час об этом знают все тридцать тысяч пчел! Разве люди способны без средств массовой информации оповестить столько народу за час? А вот, смотрите, маточка. Вот она, в центре, видите?
– Так она крупнее других пчёл! Всегда хотел увидеть именно пчелиную королеву.
– Не такая уж она и королева, – сказал Александр. – Если она чем-то не понравится своим пчёлам, они выводят другую, а эту убивают.
– Революция, значит?
– Скорее рациональное ведение хозяйства для выживания и процветания рода.
– Вы сказали, пчёлы выводят матку? А разве не матка откладывает яйца?
– Матка откладывает яйца, из которых вырастают пчёлы. Но каких пчёл вырастить решают сами пчёлы. Из одного и того же яйца они могут вырастить и рабочую пчелу, и матку. И делают они это при помощи специфического питания, которым кормят личинку. Разве это не удивительно? И вообще, пчёлы поразительные создания! – Александр всё больше увлекался рассказом. – Ведь, смотрите, У каждой пчелы ограниченный, так сказать, «моторесурс». Чем больше она работает, тем быстрее умрёт. Но никто из них не ленится. Наоборот, все стремятся, как можно больше принести в дом пищи, которой воспользуются, скорее всего, не они сами, а их будущие сестры. А какая у них организация! Одни сопровождают матку, кормят её, ухаживают за ней, другие убирают в улье, третьи принимают мёд, сушат его, укладывают пыльцу в ячейки, строят соты, есть пчёлы-охранницы, пчёлы-разведчицы. Все обязанности строго распределены, каждая пчела делает своё дело, не щадя себя на общее благо. Даже умирать пчёлы улетают из улья, чтобы не обременять других уборкой трупов. Чем не идеальное общество, Пётр Иванович?
– Так вы говорили мне об идеальном обществе, имея ввиду пчелиную семью? Э, батенька, это совершенное общество открыто, знаете ли, ещё в глубокой древности. Но интересно, что идеальный уклад пчелиной семьи расценивался в зависимости от господствующего тогда идеала государства. Древние египтяне, например, видели в матке фараона, Платон и Аристотель узнавали в пчелиной семье идеальное рабовладельческое общество, Наполеон брал с пчёл пример, организуя «идеальную» монархию для Франции. Устройство пчелиного «государства» действительно замечательно! Но и в нем есть изъян. У них в улье куча бездельников, которые всю жизнь живут за счет других, я имею в виду трутней.
– На человеческий взгляд трутни действительно выглядят тунеядцами. В нашем обществе тоже немало людей, в целесообразности существования которых можно сомневаться. Первое, что приходит в голову, это армия. Тысячи здоровых мужчин годами проедают то, что создаёт общество. Но в случае войны именно эти люди защитят государство. Пчёлы содержат трутней на случай замены матки, чтобы было кому оплодотворить молодую. Трутней в улье довольно много, но только самые сильные и ловкие спариваются с маткой, и после этого погибают. Они все стремятся к этому, но честь выпадает лишь единицам. И вот вам философский вопрос: к чему стремится трутень, к смерти или к вечному бессмертию? Ведь погибая, он оставляет свой генофонд бесчисленному и бесконечному во времени потомству. А те, которые не спариваются, живут благополучно всё лето, но затем, умирают навсегда!
– Да, над этим стоит подумать. А знаете, какая мысль пришла сейчас мне в голову? Социологи выделяют два типа человеческих обществ: индивидуалистические – к ним относятся развитые страны Европы и Северной Америки и коллективистские – это почти все остальные культуры мира. В коллективистских культурах, в отличие от индивидуалистических, люди ставят общественные цели выше собственных, да и себя понимают, как часть общества. В таких культурах высоко ценятся любовь, общественное положение, дружба, в этих культурах меньше преступлений, самоубийств, психических заболеваний. Индивидуалистические общества, как правило, богаче, зато в них выше уровень заболеваний, социальных патологий, больше разводов. Наибольшей ценностью для людей в таких культурах обладают деньги и собственность. Они значительно меньше ценят дружбу и любовь. Так вот, судя по тому, что природа создала коллективистские общества пчёл, муравьёв, которые процветают миллионы лет, следовательно, эти общества наиболее правильны. А изобретенное людьми индивидуалистическое общество еще неизвестно, как себя покажет. А ведь Россия теперь идет по индивидуалистическому пути.
– А как же животные, которые всю жизнь живут поодиночке? Например, кошки, медведи?
– Дело в том, что эти животные не образуют сообществ наподобие государства. А люди – социальные животные, на современном этапе нам не обойтись без государств. Вы можете представить себе государство тигров? Это попросту невозможно. А государство, состоящее из людей-индивидуалистов? Мне кажется, знаете ли, сомнительная затея! Нет силы там, где каждый сам за себя.
Александр хотел ещё возразить философу, но в этот момент упругим шагом подошла, почти подлетела Ира.
– Доброе утро! Привет вам от Сикте. Он ждёт вас сегодня во второй половине дня.
– Отлично, – сказал Александр. – Пообедаем и пойдём.

15

– О чём вы собираетесь говорить с шаманом? – спросил Александр, когда они с Гамохой подходили к дому Сикте.
– О! У меня целый сонм вопросов, которые я подготовил ещё в городе и уложил в систему. Я собираюсь опросить его по целому ряду мировоззренческих тем.
– Попробуйте, – усмехнулся Александр, вспомнив суровость и, иной раз, неразговорчивость шамана. – Если он захочет отвечать.
– Да, знаете ли, я волнуюсь, как школьник. Очень давно не испытывал таких ощущений. Как думаете, он будет со мной говорить?
– Раз позвал, думаю, будет. Обычно он готов к встрече заранее.
– Но ведь он не знает меня, не может предполагать, о чём я буду спрашивать.
– Знает. Непостижимым образом он знает наперед многое. Даже то, когда мы придём. Вот увидите, когда мы приблизимся, он выйдет нас встречать.
Сикте сидел, как обычно, на крыльце своего дома, рядом с ним верная Арха. При приближении гостей он похлопал собаку по загривку, поднялся. Арха отошла и уселась под деревом, не переставая, однако, чутко наблюдать за гостями.
– Здравствуйте! – сказал Гамоха.
– Мир твоему дому, Сикте! – поздоровался Александр.
– Доброго дня тебе, Забда!
– Пусть твои мысли найдут верную тропу, путешественник! – поприветствовал он Гамоху.
– Видите ли, я вовсе не путешественник, даже наоборот, я человек сидячей профессии, – сказал Гамоха.
– При чём тут профессия? Путешествуя, мы на самом деле ищем себя, какие бы цели мы ни ставили. Разве ты работаешь не для этого?
Брови философа озадаченно приподнялись. Он с минуту помолчал, размышляя.
– Знаете ли, это ведь поразительно верно! Я не догадался так сформулировать смысл моей работы, да и всей жизни, собственно…
– Пойдёмте! – сказал Сикте, и, не оглядываясь, двинулся к чуму.
В чуме пылал костёр. Сикте молча указал на берёзовые чурки, приглашая сесть. Налил в кружки напиток, подал гостям. Горьковатая жидкость имела тонкий аромат и особенный привкус, вызывающий желание отхлебнуть ещё глоток.
– Необычайный, удивительный вкус, – сказал Гамоха, оглядывая непривычную обстановку. – Никогда раньше ничего подобного не пробовал.
– Уже ради этого тебе стоило сюда ехать из города.
– Вы считаете, что этот напиток так важен? – удивился философ.
– Важен не напиток, а новые ощущения. Они придают новый вкус жизни, иногда изменяют её смысл.
– Да-да, совершенно верно! Вы удивительно ёмко формулируете сложные понятия! Я замечал, что когда что-то меняется в жизни, меняется и ощущение самой жизни. Я бы сказал, что её вкус становится выразительнее что ли.
– Жизнь меняется, когда ты сам стремишься её изменить.
– Вы полагаете, что я хочу изменить свою жизнь? Напротив, я консерватор. Я всю жизнь занимаюсь одним делом, живу в одном доме, даже питаюсь однообразно, – Гамоха коротко хохотнул. – Так что, уверяю вас, я не стремлюсь к переменам.
– Зачем же ты тогда приехал сюда?
– Видите ли, я философ. Я анализирую различные взгляды на устройство мира и пытаюсь вычленить среди них истинно верное мировоззрение.
– Ты выполняешь задание начальника?
– Нет-нет! Это моё увлечение, в последнее время, я бы сказал, страсть!
– А если тебе удастся найти истину, ты не боишься, что это изменит твою жизнь?
– Да, возможно… – философ не понимал, куда клонит шаман.
– Значит, ты ищешь истину, которая изменит твою жизнь, а сам утверждаешь, что не стремишься к переменам?
Философ одним глотком допил чай, резко поднялся. Капельки пота блестели на его лице в свете костра.
– Знаете ли… Это удивительно, это потрясающе! Последний раз я имел подобный разговор много лет назад, моим собеседником был профессор МГУ, доктор философии Преображенский. Не могу поверить, что вы не учились на философском факультете!
– Я учился в других университетах, – усмехнулся Сикте. – Что же тебя удивило в том, что я сказал?
– Нет-нет, меня удивляет не то, о чем вы говорите, а мое положение в нашем разговоре. Я, видите ли, готовился спрашивать вас о тех вещах, которые меня интересуют, а получается, что спрашиваете вы, а я ощущаю себя плохо знающим предмет студентом.
– Так ты хочешь, чтобы студентом был я? – Сикте опять едва заметно улыбнулся.
Александр с интересом наблюдал эту словесную баталию. Он уже немного знал повадки шамана, и ему было забавно смотреть на философа, который никак не мог справиться с непривычной ситуацией. Шаман, видимо, тоже понял положение гостя и пожалел его.
– Хорошо, – сказал он, – задавай свои вопросы.
– Вот, теперь у меня в голове всё перепуталось… Хорошо, буду спрашивать то, что первое придёт на память. Уважаемый шаман, скажите, что, по-вашему, есть космос?
– Жизнь.
– Но, позвольте, жизнь пока точно выявлена только на Земле. А космос безжизненнен! Это доказано учёными.
– Откуда ученые знают, что космос мёртв?
– Поиски жизни во вселенной ведутся многие десятилетия, и пока безуспешно.
– Они не то ищут. Они разыскивают жизнь, подобную своей, всё остальное считают мёртвым. В этом ошибка. Космос – бесконечный живой организм, который постоянно меняется. Всё, что в нём есть – части огромного единого тела.
– Но если допустить, что вы правы, то получается что, ошибаясь в определении космоса, мы ошиблись и в определениях законов?
– О каких законах ты говоришь?
– Я имею в виду физические законы, которые, как показывает практика, действуют.
– Эти законы верны для части космоса. В других местах они могут быть другими. Законы физики нарушаются и на Земле. Люди просто не хотят замечать этого.
– Ну, уж это слишком! Вы можете привести пример?
– Говори закон.
– Ну, я не знаю… ну, хотя бы, время.
– И что такое время, по-твоему?
– Я не силен в физике, но, насколько помню, время – линейная функция, равномерная и прямолинейная.
– То есть, время всегда одинаково? Это же глупость. Время всегда разное. Оно бывает прошлым и будущим. Разве это одно и то же? Прошлые времена могут вернуться. К тебе разве не возвращалось хорошее время? Хотя, чаще запоминаются возвраты плохих времён. Время может идти быстро и медленно. Разве ты этого не замечал? Разве для той синицы, – Сикте указал на птичку, клюющую что-то у входа в чум, – время идет с той же скоростью, как для этого огня, или для того камня? У людей тоже так. Если один делает много, спешит успеть, а другой ничего не делает, то у первого время идет значительно быстрее, и он больше успевает. Надо учиться управлять своим временем, тогда за свою жизнь ты успеешь гораздо больше, чем другие, тебе будет с чем предстать перед духами предков.
– Я полагаю, что в примере о том, что человек, который спешит, успевает больше, вы путаете понятия времени и скорости. Но вот если допустить возврат времён, тогда выходит, что верно и обратное, то есть, что возможно путешествие в прошлое время из настоящего?
– Спроси у Забды, если не веришь мне. Он забирался на три тысячи лет назад.
– Да-да, Александр Владимирович рассказывал мне. Но… моя реальность настолько далека от этого, что душой я ему верю, а умом понять не могу.
– Беда людей в том, что они живут в искусственной реальности, которую сами и создают. Отсюда все ошибки в определении действительности и её законов.
– Но как же тогда найти истинно верные законы жизни?
– Ты не там ищешь. Истину надо искать в природе, а не среди людей.
– Но все мировые религии сосредоточены именно на человеке.
– Поэтому ни одна из них до сих пор не нашла истину. Ты читал библию?
– Да, конечно!
– Разве там есть хоть слово о животных или растениях, кроме права человека брать себе всё, что есть на Земле? Разве в этой книге есть хоть один закон природы, кроме утверждения, что все создано богом на благо человека? Вредная книга!
– Я не могу с вами полностью согласиться. Ведь миллионы людей следуют этой книге уже два тысячелетия.
– Поэтому они все два тысячелетия и остаются несчастными. Библия отделяет человека от природы – в этом её ошибка и в этом её главный вред.
– Но библия – это книга, её можно читать. Как можно найти правду в природе?
– Природу тоже можно читать. Лучшие уроки жизни даёт природа.
– Но на это способны, наверное, только особенные люди, вроде вас? Как я, например, могу «прочитать» что-то в вашей тайге, которую я совсем не знаю и, честно говоря, побаиваюсь?
– Это не сложно, если ты этого действительно хочешь. Пойдем.
Они вышли из чума. Сикте усадил Гамоху на пенёк.
– Если ты будешь спокойным и внимательным, природа сама расскажет, что есть жизнь и что есть ты в ней. Видишь это дерево? Представь, что ты – это оно. Проживи его жизнь от самого семечка. Чувствуешь, как из семечка пробивается росток и корешок? Корень собирает соки земли, листик берет энергию солнца, твой ствол растет. Ты чувствуешь, как насекомые оплодотворяют твои цветы, как растут плоды, зреют, осыпаются. Ты ощущаешь, как птицы вьют гнезда в ветвях, насекомые поедают листья и сверлят твой ствол, ветры ломают ветви, дождь смывает пыль с листьев, давая возможность впитывать солнечный свет. Наступает зима, мороз, трескаются ветви, обмерзают корешки. Тебе больно? Терпи, вот уже потеплело, наступает весна. Соки от корней вновь поднимаются по твоему стволу. Ты чувствуешь это?
Шаман умолк. Гамоха тоже молчал довольно долго. Наконец, будто очнувшись, философ вскочил с пенька. Глаза его сияли.
– Это потрясающе! Я действительно был деревом, на самом деле ощущал всё, что с ним происходит, а теперь, когда весна, я чувствую прилив сил, как в молодости!
Шаман молча сходил в сарай, принёс топор.
– Возьми. Отруби вот эту нижнюю ветку. Это очень важно для нашего дальнейшего разговора.
Гамоха взял топор, подошёл к дереву, и вдруг обернулся с широко раскрытыми глазами. Лицо его выражало полное смятение. Александр никогда не видел философа таким растерянным.
– Нет-нет! Я не могу! Ему же больно! Ему ужасно больно и страшно! Неужели это так необходимо?
– Уже нет, – сказал Сикте. – Ты это понял.
Гамоха некоторое время стоял неподвижно, потом посмотрел на топор, вокруг, будто не зная, куда его деть, затем аккуратно положил под дерево.
– Как всё просто, – сказал он в раздумье, и вдруг взорвался. – Но почему?! Почему этому не учат в школе, в детском саду? Ведь если бы каждый мог почувствовать боль дерева, он не убивал бы все деревья подряд!
– Всё не так просто, – сказал шаман. – Человек, который думает о прибыли, не может слышать боль других.
– Но дети! Знаете ли, если с малых лет люди будут постигать такие истины…
– Если родители говорят о деньгах, их ребенок не поймёт дерево, – перебил его шаман. – Человек должен быть готов, должен стремиться к познанию мира, как ты, чтобы понять его. Теперь ты понял, как это делать. Проживи жизнь зверя, жизнь камня, жизнь реки, горы, – тогда начнешь немножко понимать законы природы. Говори свой следующий вопрос.
– И все-таки, я хотел бы ещё вернуться к теме религии. Не будете же вы спорить, что в христианстве отражены лучшие человеческие идеалы, стремясь к которым, человек сам становится лучше?
– Ты видел иконы? Боги, изображенные на них, всегда болезненны, истощены, на их лицах скорбь и печаль. Ты видел хоть одну икону с весёлым здоровым Богом? Разве эти лики могут быть идеалом для подражания? Христианство утверждает, что Бог вокруг нас. Посмотри вокруг: природа радостна и полна сил. Разве похоже это на лик Бога с иконы? Может, потому христиане с таким рвением оскверняют природу, чтобы она была похожа на лики их святых? Что ты скажешь?
– Знаете ли, я как-то устал от обилия новой для меня информации, – сказал Гамоха и присел на ступеньку.
– Хорошо, приходи завтра, в это же время, – согласился Сикте.
– Я получил необычайное удовольствие от разговора с вами, уважаемый Сикте, – сказал Гамоха, прощаясь.
– Всегда, когда ты получаешь от чего-нибудь удовольствие, это означает, что ты на правильном пути, – улыбнулся шаман.

– Я впечатлён, знаете ли, – говорил Гамоха Александру по пути домой. – Шаман, безусловно, неординарный человек. Какой необычный взгляд на вещи! И как просто он излагает понятия! Я чувствую, как его взгляды влияют на моё собственное мировоззрение, – он помолчал. – Припомнилось одно высказывание: «Получать образование – это значит учиться видеть одно, разучаясь видеть другое». Только теперь я в полной мере понял, что оно означает.
– Я тоже не перестаю удивляться каждый раз, когда с ним вижусь, – ответил Александр.
– И потрясающе, как он заставил меня стать деревом! – продолжал Гамоха. – Я немедленно по возвращению составлю методичку и отправлю в министерство просвещения.
– Пётр Иванович, какой вы наивный! Вы представляете себе скандал в министерстве, да и во всей стране, если кто-то в действительности попытается ввести в школе курс мистических дисциплин?
– Да-да, вы правы. Но что же делать?
– В масштабах страны – не знаю, а вот в местной школе я попытаюсь осуществить ваш проект. Директриса – замечательный, умный человек, думаю, она не воспротивится.

Конец дня и следующее утро Гамоха не мог ни о чем другом говорить, кроме новой встречи с шаманом. Александру тоже было интересно, и он опять пошёл вместе с философом.
– Сегодня доброе Солнце, давайте говорить на воздухе, – сказал Сикте.
Он усадил гостей прямо на пороге, принес кружки. Сегодня чай был другой.
– Сикте, сколько у тебя рецептов чая? – спросил Александр. – Я ни разу не пил одинаковый.
– Как можно пить одинаковый в разный день, в разное время? Чай должен подходить к месту, к людям, к разговору.
– Но как ты выбираешь, что сейчас заваривать?
– Я не выбираю. Я просто знаю.
– Я не понимаю, – сказал Александр. – Что значит «знаю»?
– Я не могу объяснить. Руки сами делают. Иногда трава подсказывает. Когда человек больной, болезнь говорит. Всегда по-разному. Почему спрашиваешь, тебе не понравился чай?
– Нет, что ты, очень вкусно! Просто непонятно.
– Вот-вот, ещё одна интереснейшая тема для дискуссий. Человеческий мозг обладает настолько непостижимыми возможностями, что сам же человек не всегда может объяснить ход своих мыслей. Уважаемый шаман, а что вы думаете о происхождении человека? То есть, я имею в виду, почему человек умнее всех животных?
– Человек умный. Но он не умнее многих зверей. Есть звери умнее человека, птицы есть тоже умнее. Даже деревья и травы не уступают человеку в разуме. Просто ум у них другой.
– Ну хорошо, я сформулирую свой вопрос иначе. Почему человек, в отличие от всех других существ, носит одежду, строит дома, пользуется огнём, делает машины и всякие другие вещи?
– Это просто. Когда-то очень-очень давно человек потерял зубы и шерсть. Тепло тогда было, и еды вкусной и мягкой было много – жевать не надо, так глотай. Потом холодно стало, снег стал, ветер. Еда – только звери осталась. Что делать? Человек думать стал. Думал-думал и придумал: дом сделал, огонь поймал – очаг зажёг, когтей нет – копье, стрелу придумал, зубов нет – нож придумал. Так постоянно думал, потом машины стал придумывать, чтобы совсем ничего самому не делать. Плохо это, – неожиданно подытожил Сикте.
– Почему? Разве плохо, что люди живут хорошо?
– Откуда ты будешь знать, что такое хорошо, если не узнаешь, что такое плохо? Машины помогают жить хорошо всегда. Люди ленятся, руками делать ничего не хотят. Когда плохо будет, как они выживут?
– По-вашему получается, что чем хуже живут люди, тем для них же лучше?
– Для каждого человека это плохо, а для всех вместе – хорошо.
– Мне всё равно не ясен ход ваших мыслей, – сказал философ.
– Как ты не можешь понять? Ты можешь пойти на охоту, добыть зверя, выделать шкуру и сшить одежду?
– Конечно, нет. Зато я умею другое.
– Значит, когда придут тяжёлые времена, ты не сумеешь бороться за жизнь, ты не сможешь воевать с врагом, твои книги не защитят тебя от холода, голода и болезни. В хорошие времена люди разучаются бороться, у них нет воли к победе, такой народ не выживет в тяжёлое время.
– Э… знаете ли, отчасти я с вами согласен, – пытался сопротивляться философ. – Но не могу согласиться с тем, что все машины вредны. Вот, возьмем, хотя бы, медицину. Лечение многих болезней сейчас немыслимо без специальной аппаратуры. Разве можно отказаться от этих достижений прогресса?
Сикте глубоко затянулся, выпустил дым.
– Я бы с тобой согласился, если бы вы лечили с помощью этих машин ещё и собак, коров и оленей.
– Ну, вы просто смеётесь! Это же ужасно дорогое лечение. И естественно, что лечат только людей. Ведь человеческая жизнь ценнее жизни животного.
– Я так не думаю.
– Но что ещё может быть ценнее?
– Я не о ценности, я об исключительном праве человека на жизнь.
– Объясните, пожалуйста, ваш посыл.
– Посмотри под ноги. Видишь, сколько молодых всходов – сплошной ковер. Почти одновременно проросли семена разных растений, и все они хотят жить. Но этот клочок земли не может прокормить всех. Чтобы кто-то выжил, другие должны погибнуть. Кто из них имеет большее право на жизнь?
– Это обычная биологическая конкуренция – выживет сильнейший. Но мы же говорим о человеке. Его исключительность утверждена наукой.
– Любая блоха уверена, что её жизнь гораздо важнее жизни собаки. Но куда денутся блохи, если не будет собак? – одними глазами улыбнулся шаман.
– А серьезно? – спросил философ, улыбнувшись в ответ.
– Человек может диктовать всем живым существам своё исключительное право на жизнь только потому, что имеет средства борьбы, которых нет у других. Представь, что у одной из этих трав будет средство для уничтожения всех других растений.
– Например, у полыни, – подсказал Александр, вспомнив, как переводится имя шамана.
– Хорошо, пусть будет полынь, – усмехнулся Сикте. – Тогда полынь немедленно заявит о своем праве на жизнь. Она объявит, что жизнь каждого хилого росточка полыни священна, и все, кто ей мешает, подлежат уничтожению. В таком случае полынь в короткий срок вытеснит все растения с земного шара.
– Ну, положим, в заполярье она не полезет, – сказал философ.
– А если она сможет создавать теплицы и отапливать их?
– Да… Хорошо, что полынь этого не может, – сказал Александр.
– Плохо, что это может человек! Скоро он один останется на земле. Но куда денутся блохи, когда не станет собак?
– Хорошо! Очень хорошо вы объяснили на примере блох! – развеселился философ. – В связи с этим мне припомнилась одна древняя мудрость, которая в переводе с латыни звучит примерно так: «природу иначе не победить, как повинуясь». И ведь давно знаю эту фразу, а вот, видимо, не тем боком она в голове лежала. Замечательно, уважаемый шаман, тогда вот ещё вопрос о ценности человеческой жизни. Как вы относитесь к смертной казни?
– Человека убивать нельзя.
– Но ведь есть люди, совершившие жуткие преступления…
– Я сказал: человека убивать нельзя. А нелюдей убивать необходимо!
– Тут, знаете ли, несмотря на мой гуманизм, я с вами полностью согласен.
– Ну, наконец, я тебе угодил! – рассмеялся Сикте. – Пойдёмте в дом, ещё чаю попьём.
Сикте налил чай, поставил на стол тарелку со слипшимися леденцами.
– Ну, спрашивай ещё. Интересно мне с тобой говорить.
– Хорошо, давайте несколько изменим тему. Скажите, пожалуйста, как вы считаете, существуют ли другие измерения? Вы понимаете, о чем я говорю?
– Это не новая тема. Вчера ты, оказывается, не всё понял. Вчера ты был деревом. Разве ты воспринимал жизнь так же, как человек? Когда будет время, представь себя собакой. Она живет запахами, о которых ты и не подозреваешь. А бабочка? Она видит мир совсем иным, чем человек, и уверена, что он таков и есть. Ты сам видел, что мир, воспринимаемый деревом – это совсем другая действительность. Можешь считать это другим измерением. На самом деле, это другое восприятие действительности, иное измерение того же мира, в котором живем мы.  Когда душа уходит из тела, она ощущает мир и как дерево, и как насекомое, и как человек, и не только ощущает, но и понимает. В этом секрет шамана. Он может перемещать свою душу в любое существо и понимать мир, как это существо.
Залаяла Арха, на крыльце послышался топот, коротко стукнули в дверь, она тут же распахнулась, и в комнату влетел Валера Кангу.
– Здрасть! – выпалил запыхавшийся от бега подросток. – Александр Владимирович, вас Пасхин зовет. Говорит, срочно.
– Ладно, я пойду, – сказал Александр, – хорошей вам беседы.

16

– Что там случилось, Валера? – на ходу спросил Александр, чувствуя необъяснимую тревогу.
– Не знаю. Сказал срочно вас найти. Звонил ему кто-то.
– Ты, Валера, иди. Спасибо тебе.
Александр почти бежал, перебирая в уме варианты всех возможных несчастий.
Пасхин ждал его на крыльце администрации.
– Что случилось, Петрович?
– Да уж случилось… «Кедр» получил добро на работу. Сапрыкин твой звонил.
– И что говорит? – у Александра отлегло от сердца.
– Обругал меня последними словами, тебя требует. На, вот, звони, – подал он Александру бумажку с номером.
Александр набрал.
– Привет, Николаич!
– Саня, ты? Вы что там, охренели все? – загремел Сапрыкин. – Что ж ты меня так подводишь? Я тут креслом рискую, столько людей к делу подключил. Тут целая война за ваше село, а ты всех подставил! Как я людям в глаза буду смотреть?
– Да объясни толком, Николаич, чем ты не доволен?
– Ты ещё хочешь, чтобы я был доволен? Я на тебя ставку делал, а ты со своими туземцами за рубку проголосовал! Не ожидал я от тебя!
– Да ты с ума сошёл, Николаич? Кто тебе такую чушь сказал? Тут люди победу празднуют, шестьдесят девять процентов против рубок! Пасхин сам списки подписывал.
– Видел я его подпись. И твою видел в графе «за», и твоих односельчан.
– Да не может этого быть! Ты что, Николаич, всех нас за дураков считаешь? Или ты мне не веришь?
– Да в том-то и дело, что не могу поверить, что ты мог меня кинуть – уже спокойнее сказал Сапрыкин. – Так это что получается? Выходит, подделали они списки? Ах, подонки, вот сволочи! Всех обдурили, и нас, и вас… Ой, Саня, как хреново-то!
– Что же теперь делать, Николаич?
– Да что теперь сделаешь, если у них официальное разрешение? Мне тут свои люди сообщили, что они уже технику на платформы грузят. А там, сам знаешь, от станции до вас день ходу. Так что со дня на день ждите. Вот твари! Ну, я их по-другому достану. Ладно, пока. Держись там, Саня!
– Что делать будем, Петрович? – спросил Александр, положив трубку.
– А что делать? Не знаю я что делать! Надо с юристами консультироваться, наверно, в суд подавать.
– Да пока будет следствие, они всю тайгу выкосят!
– Не знаю, не знаю. Поеду на днях в район, поговорю, с кем нужно, может, что присоветуют.

Александр поплелся домой. Он был совершенно выбит из колеи, не понимал, как вести себя дальше, что предпринять. На подходе к дому учуял дымок и, не заходя домой, свернул налево. Соло сидел на берегу, внимательно следя за удочками-донками.
– Доброй Реки тебе, Соло! – поздоровался Александр. – Всё, снимай посты, не понадобится мне больше охрана.
– Пусть Солнце даст тебе мудрость, Забда, – сказал Соло. – Расскажи, в чём дело?
– «Кедр» подделал документы и получил разрешение. Скоро приедут с техникой.
– Пойдём-ка, покурим, – сказал Соло.
– Чего ходить, на, вот, закуривай, – протянул пачку Александр.
– У огня мысли чище, – ответил Соло и пошёл к костру.
Они уселись на поленья, закурили. Соло налил чай.
– Что же теперь делать-то? – с отчаянием спросил Александр.
– Чай пить, в огонь смотреть. Огонь голову чистит.
– Да что её чистить, когда там ни одной толковой мысли! Надо что-то немедленно предпринимать!
– Они что, сейчас приезжают? – спросил Соло.
– Нет, но надо же что-то делать!
– Приедут, будем делать. А сейчас смотри в огонь, он умный, хорошие вещи может посоветовать.
– Да что ты, в самом деле, не понимаешь ситуацию? Причём тут твой огонь?
Александр неловко махнул рукой, обломал о ветку горящую сигарету, выругался, швырнул её в костер, полез за новой.
– Зачем огонь обижаешь? Беды хочешь? Чем он тебе виноват? – с укором сказал Соло. Он аккуратно подправил в костре поленья, потянулся под навес, достал начатую бутылку, налил водки в ладонь, брызнул в костер. Потом отломил кусок хлеба, раскрошил над пламенем, размял сигарету, щепотками посыпал на огонь табак, всё время что-то приговаривая на хабуга.
– Что ты делаешь?
– Огонь кормлю.
– А говоришь что?
– Прошу, чтобы не обижался на тебя, чтобы помог нам, чтобы мысли правильные дал. Видишь, как он горит?
То ли оттого, что Соло уложил правильно дрова, то ли из-за сорта древесины, костер действительно горел ровным спокойным пламенем, казалось, будто оно просто стоит не шевелясь.
– Ну, и что?
– Он думает. Смотри на него.
Спокойное пламя завораживало. Красно-оранжевые угли слегка изменяли цвет, и казалось, шевелились. Жар костра мягко окутывал тело, Александр расслабился, засмотрелся на колдовские огненные замки. Догоревшая сигарета обожгла пальцы. Он затушил окурок, поднялся.
– Ну, что, полегчало? – спросил Соло.
– Поспокойнело. Но ответа по-прежнему нет.
– У меня тоже. Ответ придёт по ситуации. Ты иди домой, Забда, а я с людьми посоветуюсь, тогда тебе скажу.

Александр не находил себе места. Зоя уговаривала его ни во что не ввязываться, Ира, наоборот, была настроена радикально:
– Гады они все! Надо перекапать дорогу и не пускать их в село!
Александр слушал вполуха, думая о своем.
Вернулся от Сикте Гамоха, возбужденный разговором с шаманом, стал рассказывать о своих впечатлениях. Зоя позвала ужинать. Но есть не хотелось. Александр накинул куртку и пошёл в село. Надо было посоветоваться. Лучшим советчиком, конечно, был Сикте. Но, проходя мимо дома Огбэ, Александр завернул к нему. С порога объяснил, в чём дело. Громадный Огбэ заходил по комнатке, засопел.
– Что нам делать, как думаешь, Огбэ? – спросил Александр.
– Стрелять сволочей! – сказал Огбэ.
– Ты что, Огбэ, сейчас не те времена. Посадят.
– Жаль, что не те! Мои бы молодые годы, не побоялся бы, что и посадят!
– Ладно, Огбэ, не переживай, придумаем что-нибудь, – сказал Александр, пожалев, что побеспокоил старика. – Пойду с Сикте посоветуюсь.
Шаман уже ждал его.
– Сикте, «Кедр»…
– Знаю.
– Да откуда?
– Соло приходил. Садись, чай пить будем.
– Да не до чая мне!
– Садись!
Сикте сел с кружкой напротив, закурил, помолчал.
– Ну, и что ты думаешь? – не выдержал Александр.
– Сегодня утром на сопку ходил, след тигра видел, – спокойно сказал шаман.
– Ну и что? Причем здесь тигр?
– Знак. Тигр так просто рядом с селом не ходит. Лето – в тайге зверя много, зачем он пришёл?
– Откуда я знаю? Ну и зачем?
– Я тоже не знаю. Думать надо. Наверно, сказать что-то хотел.
– Послушай, Сикте, нужно что-то срочно предпринять, чтобы задержать начало работ «Кедра». Потом подадим заявление в прокуратуру.
– Сам что думаешь?
– Не знаю. Огбэ, вон, стрелять предлагает…
– Можно и стрелять.
– И ты туда же! Не понимаешь, что из этого выйдет?
– Понимаю. Можно и не стрелять.
– Ты что, смеешься надо мной? «Стрелять – не стрелять!»
– Смелые, обычно, воюют, но они часто и погибают. Трусливые стараются решить проблему мирным путем, они часто проигрывают, но они остаются жить и оставляют потомство, в отличие от смелых. Теперь целые государства состоят из трусов – это потомки тех, кто не воевал.
– Я не боюсь воевать, Сикте, ты же знаешь, но я боюсь ошибиться. Ты же всё умеешь, ты можешь смотреть в будущее. Скажи, что нужно делать?
– Ты вождь, тебе принимать решение.
– А если я поступлю неверно?
– Значит, твоя судьба изменится.
– Но ведь изменится и судьба села, судьбы многих людей! Сикте, посмотри будущее, скажи, что мне делать?
– Да знаю я твоё будущее, – сказал Сикте и умолк.
Александр прикурил следующую сигарету от предыдущей.
– Ну, что ты молчишь, Сикте? Что, плохое у меня будущее? Скажи!
– Да как ты не поймёшь, что каждый твой шаг раздваивает будущее. Пойдёшь налево – одно будущее, направо – другое. В каждый момент ты можешь изменить ход событий самым незначительным поступком. Я знаю твое будущее на этот момент, но бесполезно его тебе рассказывать. Может, на обратном пути ты встретишься с кем-то, и это изменит твою судьбу. Только ты принимаешь окончательное решение, тогда это будет твой путь.
– Я не знаю, я не знаю… – Александр сидел над столом, обхватив руками голову в полном отчаянии.
– Убей все мысли! – жестко сказал Сикте. – Очисть мозг, не думай ни о чем, не ищи совета у людей. Сколько людей – столько мнений.
– Кто же мне даст совет?
– Иди в лес, слушай воду, птиц, траву. И ни о чем не думай. Возникнет проблема, – решение придет само, сердце тебе подскажет. Не ищи выгоды ни для кого, слушай своё сердце, тогда ты пойдёшь дорогой своей судьбы. Иди. Мир твоим мыслям!

Утром Александр удивился, что против ожидания заснул накануне быстро и спал спокойно. Настроение было никаким, но отчаяние отступило. Он решил последовать совету шамана, пойти прогуляться.
Моросило. Александр предупредил своих, накинул куртку с капюшоном и пошёл вдоль реки. Серое небо низко висело над распадком, закрывая бесформенной пеленой вершины сопок. Стайка куликов вспорхнула почти из-под ног и низко полетела над водой. Мелкие капли дождя оставляли рябь на поверхности ровно и бесшумно несущейся воды. Почему-то подумалось, что вот так же незначительны следы большинства событий на жизненном пути. «Если жизнь сильная, как река», – пришло дополнение. Нависающие над водой кустарники осыпали Александра брызгами, одежда быстро намокла, вода просочилась холодными струйками в ботинки, но вскоре согрелась, и стало почти комфортно. Он вскарабкался на мыс и побрел между кедрами. Хвоя мягко, бесшумно прогибалась под ногами. Толстые стволы с красноватой корой уходили в небо и там корявыми ветвями переплетались между собой сплошным шатром. Дождя здесь практически не было. «И это всё скоро пустят на доски», – подумалось Александру, и стало до слез горько.
Ноги сами привели к раздвоенному кедру. Это был кедр деда. «А я ведь о нем и не вспомнил ни разу!» – подумал Александр. Сухие пластины коры отдавали под ладонями теплом. Было спокойно и грустно. Он постоял с минуту, обнимая дерево, потом присел на хвою, откинулся спиной на ствол. Вокруг стояла полнейшая тишина, только где-то в вершинах монотонно шумел дождик.
Наверно, он задремал. Дед появился неожиданно прямо перед ним. Он улыбался.
– Я рад, что ты пришёл, Забда!
– Здравствуй, дед! Скажи мне, как поступить?
– На твоих плечах тяжёлая ноша. Ты отвечаешь за всё наше племя. Но чем большие задачи ты решаешь, тем больший почёт получишь у предков. Ничего не бойся. Здесь тоже хорошо, даже лучше, чем на земле. Отсюда можно видеть всё, что делается у вас. Мы тут за тебя переживаем. Мы ждём тебя.
– Что, мне уже пора? – удивился Александр, но почему-то не испугался.
– Нет, ты ещё не сделал свои земные дела. У тебя правильное сердце, слушай его и делай, как оно велит, тогда всё будет, как должно быть.
Дед исчез. Александр не мог даже понять, закрывал ли он глаза. Казалось, что видение было прямо на фоне кедровых стволов. Осталось ощущение полной реальности произошедшего. Он выкурил сигарету, поднялся и пошел обратно. Было спокойно и почему-то даже радостно, будто он уже решил все проблемы.
Гамоха опять ушёл к Сикте. Зоя с Ирой затеяли большую уборку в доме. Александр решил использовать вынужденное безделье для воплощения Зоиной просьбы, занялся сооружением клумбы для цветов. Не обращая внимания на дождь, он носил с берега камни и укладывал их изогнутым бордюром с тем, чтобы в сухую погоду засыпать клумбу землёй. Получалось неплохо, и это окончательно отвлекло от мрачных мыслей. Вкусный ужин в компании с жизнерадостным философом дополнил букет положительных эмоций.

17

Утром все проспали. Солнце уже вовсю припекало, когда сели завтракать. Сегодня Александр хотел показать Гамохе окрестности. Они уже начали одеваться, когда к дому подъехали на мотоцикле Борис и Соло.
– Пришло время, Забда, – сказал Соло. – Они выехали из района час назад.
У Александра вдруг сдавило сплетение.
– Что делать? – спросил он.
– Встречать надо. Людей уже предупредили, за тобой приехали.
– А откуда сведения?
– Пасхин сказал, звонили ему. Ты, это, переоденься.
– В смысле?
– Костюм вождя одень. Больших гостей встречаем! – рассмеялся Соло.
Александр мигом переоделся.
– Ты куда, Саша? – с тревогой спросила Зоя.
– Я скоро, – ответил он и добавил, – наверно. Пётр Иванович, давайте перенесём нашу прогулку, сегодня не получается.
Соло ожидал на крыльце.
– Пилу свою возьми, – сказал он.
– Зачем?
– Пригодится подарок.
Александр проверил бензин, положил пилу в коляску. Борис завёл мотоцикл.
– Саша, не ввязывайся ни в какие дела! – крикнула в след Зоя.
Александр махнул ей рукой.
На подъеме Борис притормозил. Соло соскочил с заднего сиденья, достал из-за валежины ружьё, перекинул за спину, и они поехали дальше. Александр поглядывал на оружие. Это был карабин. Такие он видел очень давно, ещё в юности. Кавалеристский боевой карабин с нарезным стволом калибра 7,62.
– Зачем оружие? – крикнул он сквозь рёв мотора.
– На всякий случай. Пригодится, – ответил Соло.
– А прятал зачем?
– Чтобы твои не видели. Зачем женщин зря беспокоить.
Ехали быстро. Коляска подскакивала на камнях и ухабах разбитой грунтовки. Обогнали группу односельчан. Большинство были хабуга, среди них несколько русских. У многих были ружья. Позади всех тяжело шёл долговязый старик Огбэ. В руке он нёс лук, а за спиной берестяной колчан, из которого торчали оперения стрел.
– А Огбэ зачем взяли?
– Он хотел, – коротко ответил Соло.
Борис заглушил мотоцикл около сидящего на обочине Олонко.
– Здесь самое место, – сказал Соло.
Дорога тут шла узкой выемкой, прорытой в отроге горы. Дальше выемка расширялась в обширный карьер, из которого, видимо, брали грунт для отсыпки трассы.
– Тут ждать будем, – сказал Соло. – Как считаешь?
– Я не против, – пожал плечами Александр. – Только зачем столько ружей? Вы что, войну собираетесь начать?
– На всякий случай, – ответил Соло и засмеялся. Он достал из мотоцикла бензопилу и полез на откос. К нему присоединился Олонко.
– Что они делают? – спросил Александр у Бориса.
– Дерево валить будут. Ты отойди в сторону.
Борис отогнал мотоцикл назад по дороге метров на пятьдесят. Тем временем Соло с Олонко добрались до высокой ели. Они оба опустились на колени и долго что-то говорили, видимо, разговаривали с деревом. Затем Соло завёл пилу. Александру показалось, что пилил он долго. Наконец, ветви дрогнули, ель медленно качнулась, потом послышался треск, и огромное дерево рухнуло поперек дороги, подняв тучу пыли. Широкие ветви торчали высоко, образовав непроходимую баррикаду от края до края выемки.
– Вот и ладно, – сказал Огбэ, перебираясь через ствол. – Тут и будем ждать.
За ним подошли остальные. Каждый молча здоровался с Александром. Соло с карабином за плечом пошёл вперед по дороге. Олонко быстро развёл костерок прямо посреди дороги. Мужики оперативно натаскали дров, и костёр запылал выше человека. У Александра не было мыслей. Он воспринимал всё происходящее, как данность, включившись в процесс, который нельзя теперь было остановить. Люди молча смотрели в огонь. Лица их были спокойны, но за этим чувствовалась решимость.

Александр докуривал третью сигарету, когда послышался свист.
– Едут, однако, – сказал Олонко.
Люди взяли в руки ружья, отошли к ели. Александр, прислушиваясь, прошел немного вперед. Рокот, сначала еле слышный, нарастал, и наконец, показались машины. Первым шёл милицейский УАЗ, за ним уже знакомый джип руководства «Кедра», потом в карьер стала втягиваться техника: огромный бульдозер, экскаватор, лесовальные машины. Александр никак не ожидал, что колонна будет в сопровождении милиции. Это меняло дело. УАЗ притормозил, из динамика раздался металлический голос: «Освободите дорогу! Приказываю освободить дорогу!». Александр в нерешительности попятился, оглянулся назад. Позади никого не было… Только высокое пламя костра обдавало жаром. «Испугались», – промелькнуло в голове. Стало тоскливо. «Ну и пусть!» – подумал он, повернулся лицом к приближающейся машине и широко расставил ноги.
«Уйди с дороги, придурок, раздавлю!» – раздалось из динамика, и машина прибавила скорость. «Раздавишь – отвечать будешь», – сказал про себя Александр и стиснул зубы. В милицейской машине включили сирену и ещё поддали газу. Вдруг справа раздался хлопок, переднее колесо УАЗа лопнуло в лохмотья, машину занесло, она съехала с дороги и остановилась боком в десяти шагах перед Александром. Дверцы распахнулись, выскочили два милиционера в серых камуфляжах. Один наставил на Александра короткий автомат, другой скомандовал «Руки в гору!» и двинулся к нему с наручниками. «Вот и песенка моя спета», – подумалось Александру, и в это время справа раздался сухой выстрел, наручники вырвало из рук милиционера, а сам он закрутился на месте, зажимая окровавленный палец. Автоматчик дал очередь в ту сторону, откуда стреляли, перебежал и залег за колесо машины. Второй тоже немедленно отступил. Из машины выпали ещё двое и все вместе открыли стрельбу по откосу. Через минуту всё смолкло. Александр продолжал стоять, наблюдая за происходящим, как в кино. В ушах звенело от выстрелов.
Милиционеры один за другим поднялись с оружием наготове, но ответных выстрелов не последовало. Старший дал команду, и двое перебежками двинулись к откосу карьера, откуда был выстрел.
– Назовите себя! – крикнул старший Александру.
Александр молчал.
– Что вы хотите? – вновь спросил милиционер.
– Документы компании «Кедр» незаконны. Жители села голосовали против. Мы не пропустим колонну, пока прокуратура не разберётся с поддельными документами, – прокричал в ответ Александр.
– Прекратите сопротивление и освободите дорогу! Вы нарушаете российское законодательство, – прокричал милиционер и дал короткую команду своему бойцу.
Тот двинулся к Александру, приложив приклад к плечу. Слева щелкнул выстрел, автомат отлетел в сторону с разбитым в щепки цевьём. Опять началась пальба, теперь уже по левому обрыву. Ветки и листья сыпались с кустов там, куда попадали пули. Ответной стрельбы не было.
Когда вновь наступила тишина, раздался сигнал джипа, из него помахали рукой. Старший, оглядываясь по сторонам, подошёл. О чем-то переговорили. Джип отъехал в сторону. Старший поднялся на гусеницу бульдозера, долго, жестикулируя, что-то доказывал водителю, наконец, спрыгнул на землю. Бульдозер взревел, лязгая гусеницами двинулся на Александра. «Логично, – подумал Александр. – Снесёт сейчас меня вместе с костром и ёлкой». Он стоял не шевелясь, глядя сквозь стекло в лицо водителя бульдозера. Водитель видел его и явно нервничал, но продолжал ехать. Скрежещущая махина надвигалась, казалось, бульдозер занимает всю дорогу. «Хорошо, хоть скорость не большая, – подумал Александр. – Успею забраться на нож». Он уже изготовился к прыжку, когда над головой что-то мелькнуло, и в козырек капота прямо перед стеклом водителя воткнулась стрела с красным оперением. Бульдозер, как будто налетел на стену, резко остановился, качнувшись вперёд. Дверца распахнулась, из кабины выскочил водитель, шмякнул фуражку о землю и издал длинную матерную тираду. Среди его эмоциональных выражений можно было внятно различить: «Да пошли вы… Это же хабуга, они белку в глаз… Я на это не нанимался, садись сам за рычаги, если хочешь!»
Из джипа опять посигналили, что-то сказали милиционеру. Тот дал команду по рации, сказал водителю бульдозера, помахал для конкретности рукой круговые движения, а Александру прокричал:
– Скажи своим, чтобы не стреляли. Мы уходим.
Джип, за ним бульдозер и другие машины стали разворачиваться на площадке карьера. Милиционеры принялись срочно менять колесо. Александр стоял, пока замыкающий милицейский УАЗ, зачем-то длинно просигналив, не скрылся за поворотом. Ноги стали вдруг ватными, он поискал глазами, присел на валун, закрыл глаза.

– Закури, Вождь! – Соло, улыбаясь, протягивал ему пачку «Примы».
Подошли остальные, оказывается, никто не ушел. Александр хотел было отчитать их за стрельбу, но ему вдруг стало стыдно, что заподозрил людей в трусости, и он ничего не сказал. Собственно, они рисковали из-за него.
– Справа был ты? – спросил он Соло.
– Как ты угадал? – весело ответил Соло. – Зато слева был Олонко.
– Ну, вы мастера! – протянул с восхищением Борис.
– Главный выстрел все-таки за Огбэ, – сказал Александр.
Он подошел к старику, обнял его.
– Спасибо, Огбэ!
– Сюда бы мою фронтовую сорокапятку, – ответил Огбэ и похлопал Александра по плечу. – Ты хорошо стоял, Вождь, насмерть!
Мужики разом возбужденно заговорили. Олонко неизвестно откуда достал бутылку, которая тут же пошла по кругу. Приложился и Александр. Стало бесшабашно весело.
– Ну, что, может, отметим победу? – спросил Олонко громко.
– Я, как все, – сказал Александр.
– Пошли ко мне, – предложил Борис.
– А давайте прямо здесь, – сказал Соло. – Костер горит, погода хорошая. В магазин на мотоцикле смотаемся.
– Радость мозги отшибла? – сказал Огбэ. – Столько дел натворили, и на месте преступления будем водку праздновать? Надо в тихое место уходить. В Богданову падь пошли.
Народ идею поддержал. Соло с Борисом уехали.
– Надо завал разобрать, – сказал Огбэ. – Утром автобус как поедет?
Завели пилу, стали резать ель на куски, оттаскивать на обочину. Закончив, пошли в глухой распадок километрах в двух. Здесь, у небольшого ручья стояло старое зимовьё. Перед ним на поляне развели костер.
«Гонцы» привезли чуть ни полную коляску водки и закуски. Праздник продолжался до глубоких сумерек.
Александр явно перебрал. Борис подвёз его к самому крыльцу. Александр, глупо улыбаясь, извинялся перед Зоей, перед Иркой, перед Гамохой. Ему было хорошо. Зоя помогла снять костюм, укрыла одеялом, и он тут же уснул.

– Саша, Саша! – трясла его Зоя. – К тебе пришли, проснись!
С трудом открыл глаза. Над ним стояли двое в камуфляжной форме, у одного был пистолет.
– Что? – не мог он прийти в себя.
– Александр Забда?
– Да.
– Вы арестованы. Вот постановление. Одевайтесь.
– Да вы что… – он вскочил, но тут же почувствовал острую боль в заломленной руке.
– Не бейте его! – закричала Зоя.
– Не надо резких движений, – сказал тот, что был с пистолетом. – Давайте сделаем всё по-хорошему. Дайте ему одежду, – обратился он к Зое.
Александр оделся, Зоя протянула свитер.
– Да зачем, лето же, – сказал Александр.
– Бери, пригодится. Жена-то умнее тебя, – сказал милиционер. – Дайте ему ещё зубную щетку и полотенце, а нам его паспорт, пожалуйста, – обратился он снова к Зое. – И распишитесь вот здесь.
Александра вывели. У крыльца стояла машина с потушенными фарами. Посадили на заднее сиденье. По бокам сели двое крепких мужчин. Машина тронулась. Александр глянул в окно и увидел Зою, которая, съёжившись и обхватив плечи ладонями, стояла в проёме раскрытых настежь дверей.

Часть 4
Зачем жить

Александра провели в кирпичное здание, мимо заспанного дежурного, в отдельный кабинет. Сняли наручники, поставили лицом к стене, руки за голову.
– Раздевайся!
Александр снял одежду.
– Всё снимай!
– Повернись. Раздвинь ягодицы.
Обыскали, вывернув одежду, выложили на стол пачку сигарет и зажигалку. Высыпали вещи из пакета, переписали. Зачем-то вытащили из ботинок шнурки. Сержант потянулся к амулету, висящему на шее голого Александра. Александр вцепился в реликвию:
– Это не отдам!
Сержант поднял дубинку. Лейтенант сделал знак, сказал:
– Покажи.
Александр убрал руки. Лейтенант подошёл ближе.
– Ишь, какая вещь! Чего только не носят! Это что, знак твоей веры?
– Да.
Лейтенант с сержантом переглянулись, лейтенант пощупал тонкий шнурок, на котором висел амулет, махнул рукой.
– Ладно, носи, а то потом правозащитники забодают. Одевайся. Садись.
Александр сел на стул. Его мутило от вчерашнего и от долгой езды.
– Можно попить? – спросил он, глядя на графин с водой.
Лейтенант налил стакан, придвинул Александру. Достал лист бумаги.
– Фамилия, имя, отчество.
Начался допрос. Машинально отвечая на вопросы, Александр вдруг подумал, что это первый допрос в его жизни.
– Расскажи, как ты организовал сопротивление колонне техники в сопровождении наряда милиции.
– Я ничего не организовывал.
– Кто организовал?
– Никто.
– Почему ты пытался воспрепятствовать продвижению колонны?
– Потому что рубка леса незаконна. Руководители компании «Кедр» подделали документы.
– Почему же ты не сообщил об этом в органы власти?
– Не было времени.
– Кто ещё был с тобой на месте преступления?
– Это разве преступление?
– Отвечай на вопрос!
– Не знаю. Я был один.
– А кто стрелял по сотрудникам и по машинам?
– Не знаю.
– Слушай, Забда, ты зря это. Я тебе без протокола скажу, ты у меня не первый и не последний. Твоя игра в благородство может стоить тебе двадцати лет, ты это понимаешь? Хочешь взять вину на себя? Бери. Нам же проще, быстрее дело закроем. Тебя, дурака, жалко. Насколько я осведомлён, ты в этом деле виноват меньше других. Не раскроешь сообщников, будешь париться за всех до конца жизни.
– Можно закурить?
Лейтенант подвинул сигареты с зажигалкой. Александр затянулся пару раз, и ему стало ещё хуже. Голова закружилась, затошнило.
– Ну, что, будешь давать показания?
– Нет. Мне плохо.
– Ладно, посиди, подумай. Подпиши вот здесь.
Было видно, что лейтенант тоже устал, и ему не хотелось возиться с задержанным, по крайней мере, сейчас.
– Отведи его во вторую, – сказал он сержанту.
– Вещи можно забрать?
– Вещи пока побудут у нас.
– А сигареты?
– Не положено.
– Руки за спину! Вперёд! Стой! Лицом к стене!
«Как в кино», – промелькнуло в голове, пока сержант открывал железную дверь.
– Заходи!

Дверь за спиной лязгнула.
Тусклая грязная лампочка освещала узкий пенал камеры с двумя двухъярусными кроватями вдоль боковых стен, между ними маленький стол. Три койки зияли пустыми панцирными сетками, на четвёртой, нижней, горой лежали матрацы и одеяла. Когда дверь за Александром закрылась, край матраца приподнялся, из-под него появилось заросшее лицо. Оно показалось Александру страшным. «Натуральный уголовник! Кажется, началось», – подумал он.
– О! Наконец, мне кум соседа подкинул! – сказал «уголовник».
Александр решил вести себя, как ни в чём ни бывало, подошёл, протянул руку.
– Александр.
Сокамерник в ответ не шевельнулся, изучающе посмотрел на Александра.
– Первоход, что ли?
– Что? – не понял Александр.
– Я говорю, тебя что, первый раз в жизни закрыли?
– Ну, да… – до Александра, кажется, дошёл смысл вопроса.
– Курева не заначил?
– Не дали.
– Ментяры поганые! Что шьют?
– Не понял?
– Я спрашиваю, за что тебя закрыли?
– Да… как бы сформулировать… в общем, получилось вооружённое нападение на милицию.
– Опа! – «уголовник» сел на койке. – Замочил хоть одного?
– Нет. Так, постреляли…
– Жаль! Но всё равно, это уже другой базар. А то я думал, шушеру мне подсадили. Чего стоишь? Бери вату, располагайся, как дома, привыкай.
Александр с некоторой брезгливостью взял засаленный матрац, сверху застелил таким же грязным одеялом. Подушки не было.
– Меня Данатом зовут, – сказал сокамерник. – Погоняло Матрос. Ну, тебя сейчас менты прессовать начнут. Они такое не прощают. Ты, надеюсь, ещё не раскололся?
– Нет.
– А корешей тоже замели?
– Нет.
– Значит, готовься. С утра начнут.
– Что начнут? – Александру стало не по себе от нехорошего предчувствия.
– Да ладно, не бойся. Прорвёмся! Это дело перекурить надо, – сказал Данат.
Он ловко приподнял ножку двухъярусной койки и извлёк из нее сигарету. Отер ладонью кожаную подошву туфли, ловко чиркнул по ней спичкой, прикурил. Затянувшись два раза, передал Александру.
Курить хотелось, как последний раз в жизни. Александр с наслаждением вдохнул полные лёгкие дыма, посмаковал, с блаженством выдохнул. Повторил. Вернул окурок. Сигареты хватило ещё на два круга. Стало лучше.
– Данат, а ты давно здесь? – спросил Александр.
– Здесь долго не держат. Положено семьдесят два часа, потом статью клеят и в СИЗО. У меня особое дело, не с тем связались, ментяры.
– А за что тебя?
– Так, вижу, ты вроде, пацан нормальный, но по незнанке пропадёшь. Жаль ментам такого дарить. Учить тебя буду.
«Опять учиться!» – подумал Александр, вспомнив, сколько раз за последнее время слышал это слово.
– Во-первых, никогда никого не спрашивай, за что сел.
– Ты же меня спросил…
– Во-вторых, никогда никому не говори о деле. Тебе повезло, что я тебе попался первым. Я по понятиям живу, поэтому помогу хорошему человеку.
– А можно спросить, ты много сидел?
– Как считать… В общей сложности двадцать пять, теперь пятая ходка.
– А сколько же тебе лет?
– Сорок пять.
Александр ужаснулся. Не сроку, а внешнему виду Даната. Он дал бы ему лет на пятнадцать больше.
– Большую часть жизни ты сидел?
– Я не сидел, я жил! И тебе советую. Будешь сидеть и ждать конца срока – крышу сорвёт. В тюрьме тоже жить надо.
– А почему тебя Матросом зовут?
– Первый срок намотал, когда на торговом флоте в Одессе работал. Ни за что, по глупости, и сразу десятку.
– Наверно, десятку ни за что не дают…
– Провез «Плейбой», дали за порнографию. Сам суди.
– Да-а! Извини. Конечно, ты теперь все правила тюремные знаешь!
– И меня многие знают. Так что, попадёшь на хату, обмолвись, мол, кто Матроса знает, привет от него. Моё слово среди братвы вес имеет.

Загремел замок в двери.
– За тобой, – сказал Данат. – В отказ иди. Тебе тяжёлая статья катит, в полный отказ иди, понял?
Александр кивнул.
– Забда! На выход! Лицом к стене! Вперёд!
В кабинете сидели двое незнакомых. Александр поздоровался.
– Старший следователь, лейтенант Майоров, – представился один.
Александр улыбнулся.
– Я сказал что-то смешное?
– Нет. Извините.
– А что же ты улыбаешься?
– Фамилия многообещающая, – сказал Александр, и понял, что зря.
– А вот ты и поможешь мне стать майором, – довольно мирно сказал лейтенант. – Твоё дело, считай, раскрыто. Так что, на днях дырку под звезду проколю.
– Я ваш защитник, – сказал другой. – Меня зовут Иван Алексеевич Морозов. Присаживайтесь, пожалуйста.
– Я, вроде, не просил адвоката.
– Есть нормы ведения следствия. Без защитника допрос проводиться не может.
– Ладно, начнем, – сказал лейтенант. – Фамилия, имя, отчество?
После заполнения шапки протокола, начался собственно допрос.
– Вы подозреваетесь в совершении следующих уголовных преступлений: организация незаконного вооружённого формирования, посягательство на жизнь сотрудников правоохранительных органов, применение насилия в отношении представителей власти, приведение в негодность транспортных средств. Имейте в виду, что это очень тяжкие преступления, и единственное, что вам может помочь, это чистосердечное признание и помощь следствию в скорейшем раскрытии преступлений.
– Да вы с ума сошли! – Александр вскочил.
– Сидеть!
– Вы слышите, что вы говорите?
– Сидеть, я сказал! Или вызвать наряд?
Александр сел.
– Прошу вас, успокойтесь, – сказал защитник. – Во-первых, это пока подозрения, Вас ещё ни в чем не обвинили. Успокоились? Вот и хорошо. А теперь отвечайте на вопросы следователя.
– Вы были на месте преступления, когда колонне техники воспрепятствовали для проезда к месту назначения? – продолжил следователь.
– Да.
– Кто ещё был с вами?
– Я был один.
– Кто устроил завал из деревьев поперёк дороги?
– Не знаю.
– Но вы видели этот завал?
– Там лежала всего одна ель.
– Кто стрелял по машинам и по сотрудникам милиции?
– Не знаю.
– Но это же были ваши люди?
– Не знаю.
– Но вы слышали выстрелы?
– Да. Там была такая пальба!
– Так кто же стрелял?
– Милиционеры стреляли из автоматов.
– Что ты дуру гонишь, Забда?! Следствию уже ясна картина преступления. Пойми, отказываясь от показаний, ты работаешь против себя.
– Я хочу курить, – сказал Александр.
Следователь достал из сейфа сигареты и зажигалку, которые отняли накануне, пододвинул пепельницу.
– Пока куришь, посмотри вот на это, – следователь вынул из пакета стрелу с погнутым наконечником. – Узнаешь?
– Что это?
– Это стрела, извлеченная из капота бульдозера. Ты её видел раньше?
– Нет.
– Ну и дурак! Пока ты выгораживаешь своих сообщников, они дают показания в других кабинетах, в том числе и хозяин этой стрелы. Не хочешь, не надо. Улик и так достаточно. Тогда сиди в камере, жди решения суда. Распишись вот здесь.
– Позвольте мне побеседовать с подозреваемым наедине, – сказал защитник.
– Да беседуйте! Толку-то с этого, если он своей пользы не понимает!
Следователь вышел.

Морозов поднялся, заходил по кабинету.
– Александр Владимирович, вы выбрали неверную тактику защиты. Уж поверьте моему опыту, полный отказ полезен лишь в тех случаях, когда у следствия отсутствуют доказательства. В вашем же случае, улик более чем достаточно.
– Скажите, это правда, что арестованы и другие люди?
– Я защищаю только вас, поэтому не в курсе дел других подозреваемых. Но, я думаю, следователю нет резона обманывать в данном случае.
Александру представилось, как в камере сидят Соло, Олонко, Борис, Огбэ. Особенно болезненно было думать, что старик Огбэ попал в тюрьму. Захотелось курить. Сигареты всё ещё лежали на столе. Защитник размеренно ходил от двери к окну, что-то объясняя. Когда он в очередной раз отвернулся, Александр быстрым движением бросил сигареты с зажигалкой за пазуху. Почему-то стало весело.
– Чему вы улыбаетесь?
– Да так… Так что вы мне советуете?
– Видимо, вы не поняли серьёзность своего положения, – сказал защитник. – Давайте сделаем вот что. Вы расскажете мне, как было на самом деле, и мы вместе выберем оптимальную схему защиты. Поверьте, мне удавалось выигрывать дела совершенно безнадёжных подозреваемых.
– Хорошо, я подумаю. Сейчас голова болит очень.
– Надумаете, сразу вызывайте меня. И не затягивайте с этим, ваши подельники могут вас опередить.

2

– Прессовали? – спросил Данат.
– Нет, побеседовали, – Александр устало завалился на койку. – Сказали, что сообщников посадили, и что они дают показания.
– Не верь! Мусора тебя на понт берут.
– А если, правда?
– Всё равно не верь, и показаний не меняй. Это обычная практика. У ментов мозгов-то не много, особенно здесь, в районе. Это в городе тебя уже раскрутили бы, как первохода. Тут всего-то три камеры, все рядом. Я бы услышал, если бы кого привели. Тихо было.
– Адвокат предлагает всё ему рассказать.
– Ха-ха! – Данат развеселился. – Морозов что ли? Не вздумай ему хоть что-нибудь ляпнуть! Он же здешний, они вместе работают. Помни, как молитву: о делюге никому ни слова!
Александр вытащил пачку с сигаретами, протянул соседу.
– Угощайся.
– Ну, я же тебе говорю, здесь менты – лохи, – сказал Данат. – В городской ментуре тебя за это дубинаторами так бы отделали, что до камеры не дополз бы. Ты, Санёк, так больше не делай.
– Так курить же охота…
– После дубинатора неделю курить не захочешь, – сказал Данат затягиваясь. – Да, здесь курорт, подольше бы тут прокантоваться.
– Ну, ты скажешь – курорт! Что хорошего в этой вонючей дыре? Даже света в окно не видно.
– Попадёшь в городскую тюрьму, узнаешь, что такое вонючая дыра. Вспоминать эту хату будешь, как ялтинский санаторий. Дай-ка пачку.
Александр вопросительно посмотрел на Даната.
– Затырить надо. Хорошо, здесь шмонают редко. Найдут – обоих отделают.
Данат стал изобретательно прятать сигареты, и Александр поразился, как много оказалось тайных мест и способов сокрытия в этом, по сути, пустом помещении.
– Запомнил? – спросил Данат. – Учись, пригодится.
– Надеюсь, не пригодится.
– Это и на воле нелишне знать. Но сильно не надейся. Раз попал сюда, так просто не выпустят. Ты поспи, пока дают возможность. А то может больше такой удачи и не представится. Что смотришь? Я-то это всё много раз прошёл. Слушай и учитывай, если повезло со мной кантоваться.
У Александра и правда слипались глаза. Он вспомнил, что прошедшей ночью почти не спал, укрылся с головой и провалился.

Приснился Сикте. Он стоял на своем крыльце, смотрел на заходящее солнце и почему-то нараспев говорил:
– Жизнь прожить – не гору перейти!
Потом Александр оказался в тайге с Соло и Олонко. Они шли через чащу, потом вышли на открытое место. Впереди были горы.
– Дальше ты один, – сказал Соло. – Сможешь?
Александр смотрел на горы и не находил перевала. Он искал глазами проход, но все склоны были отвесными.
– Ты должен, – сказал Олонко, и Александр остался один.
Потом он увидел себя на берегу реки, на своём участке. Рядом стоял Огбэ.
– Жизнь прожить – не реку перейти, – сказал Огбэ. Он вложил в лук стрелу с красным оперением, натянул тетиву. – Это твоя. Долетит?
Александр следил за полётом стрелы. Она пролетела половину реки и стала снижаться…

Грохнуло железо «кормушки».
– Кушать подано, господа подследственные!
– Санёк, вставай, харч принесли, – сказал Данат. Он вынул из стола миску и кружку и пошёл к двери.
– Я не хочу.
– От пайки отказываться западло. Вставай!
Александр подошёл к двери, выглянул в «кормушку».
– У меня посуды нет.
– Знаем, что нет. Получи.
В окошке появилась мятая алюминиевая миска с такой же ложкой, погруженной в жидкую пшённую кашу, и жестяная кружка с чаем.
– Спасибо! – сказал Александр.
Кормушка захлопнулась.
Данат устроился на своей койке у стола, отпил глоток из кружки и стал поедать серое месиво. Александр тоже отхлебнул противно-тёплую жидкость, отодвинул кружку. Понюхал кашу, и тоже отодвинул.
– Слушай дальше, – сказал Данат, облизывая ложку. – «Спасибо» на тюрьме забудь, надо говорить «благодарю». Понял?
– Почему?
– Западло потому что. А в кормушку вообще западло благодарить. Бери пайку молча и с достоинством. Они обязаны тебя кормить! Понял?
– Понял.
– Слушай дальше. На тюрьме надо питаться. Не будешь хавать – сдохнешь. Понял?
Александр придвинул свою миску, положил в рот ложку каши.
– Нет, не могу. Гадость.
– Ладно, попостись. Сейчас гадость, через неделю будет в радость. Так что, не будешь? Тогда, может, мне подгонишь?
– Бери, конечно, Данат!
– Моя тебе чистосердечная благодарность!
Данат с явным удовольствием съел вторую порцию.
– Вот и позавтракали. День начался. Теперь можно и расслабиться, – сказал он, достал из заначки сигарету, удобно развалился на матрацах. – Покурим.
Они выкурили одну сигарету на двоих. Александр отчего-то слушался Даната, и ему даже приятно было покровительство этого зека.
– Слушай, Данат, а где же посуду мыть?
– Сейчас на парашу выводить будут. Там и посуду мыть, и рожу тоже.
Действительно, через некоторое время по одному вывели в туалет. Александр вымыл миску с ложкой. С удовольствием умылся.
– Хватит! Расплескался! Другие ждут, – поторопил его конвойный.

Данат заснул. Александр глядел сквозь сетку верхней койки в грязно-серый потолок камеры
«Какой кошмар! – думал он. – Попасть в тюрьму в моём возрасте! Как, оказывается, это просто! Нет, надо отсюда выбираться, и как можно скорее. Сейчас вызовут на допрос, буду изворачиваться, как змея, буду улыбаться, что-нибудь навру, но нужно сделать всё, чтобы выйти на свободу». Представилось, как переживает Зоя, стало ужасно больно в груди. «Скорее бы на допрос!»
Но на допрос его вызывать, кажется, не торопились. Он передумал все мысли, все варианты ответов на все возможные вопросы следователя. Ему казалось, что он готов к борьбе за свою свободу. Но никто не спешил вступать с ним в поединок.
Данат, всё это время громко сопевший, проснулся, стал рассказывать, как плохо спать в переполненной камере большой тюрьмы. Они выкурили ещё сигарету, потом ещё одну. Время, казалось, остановилось.
Принесли обед. Александр опять не смог заставить себя притронуться к вареву, решил поесть хлеб с компотом, но толстый червяк в кружке окончательно испортил аппетит. Он сжевал кусок хлеба, все-таки отхлебнул компота, и тем удовлетворился. Данат же напротив, нахваливал местную пищу, говорил, что здесь меньше воруют, и, по-видимому, был рад, что у Александра плохой аппетит, потому что начисто съел обе порции.
Вывели в туалет. Александр ожидал, что после обеда теперь уж точно поведут на допрос. Но время шло, а его не вызывали. Периодически шаги «дубака», как называл дежурного милиционера Данат, приближались к двери, открывался глазок, потом шаги удалялись. Терпение Александра было на пределе.
– Хорош на ментов трудиться! – неожиданно оборвал Данат вялые мысли Александра.
– Да что ты, Данат? В чем ты меня подозреваешь? – удивился и одновременно испугался такого поворота Александр.
– А что же ты сейчас делаешь?
– О своём думаю, допроса жду.
– Ты психуешь. Ты дёргаешься. А они этого и ждут, когда ты дергаться начнешь, чтобы потом додавить тебя было проще. Ты на них сейчас работаешь.
– Ты думаешь, меня специально так долго на допрос не зовут?
– Обычное дело. Если сразу не раскололи, ждут, когда сам сломаешься. Меня тоже этим способом хотят взять. Я уже пятые сутки парюсь без предъявы, хотя положено трое, и видишь – ничего, весёлый, и аппетит хороший. Чего унывать-то, Саня? Тебе что, приговор подписали? Ничего ещё нет, ты пока только подозреваемый. Сиди и радуйся!
– Да чему уж тут радоваться?
– Не чему, а для чего. Хотя бы для того, чтобы им радости не доставить. Не можешь радоваться, так хотя бы делай вид. Пусть думают, что ты не ломаешься, значит, виновным себя не ощущаешь.
– Да я и так не ощущаю.
– Ну, ты нормальный пацан! Давай, тогда, принимай бодрую внешность. Учись управлять собой.
Александр выдавил улыбку.
– Нормально! – воскликнул Данат. – Ты смогёшь, ты деревенский. Городские быстрее ломаются. Им комфорта не хватает, «ва-а-нны»!
– Да я, можно сказать, тоже городской.
– Залётный что ли?
– Нет, просто я в Вехне-Ольховое недавно из города переехал. Но без ванны спокойно обхожусь, в экспедициях привык.
– Геология?
– Археология.
– Ух ты! Ну-ка, Санёк, поподробнее. Я первый раз живого археолога вижу. В школе у нас историк классный был, мы с ним даже по курганам шастали. Нравится мне история. Расскажи про скифов.
– Я про скифов не знаю. Здесь свои «скифы» были – чжурчжэни.
Александр стал рассказывать про средневековые государства региона, незаметно для самого себя, углубляясь в древность. Он говорил долго, наверное, часа два, и всё время не переставал удивляться вниманию Даната, человека, который всю жизнь провёл в тюрьмах, а так заинтересованно, почти не прерывая, слушает про историю.

Рассказ перебили ужином. Александр обнаружил, что за оконной решёткой уже темно, оказывается, наступил вечер. Понюхал кусок рыбы, лежащий поверх каши в миске, и решил, что его съесть можно. Не заметил, как съел и саму кашу. Перехватил взгляд Даната, сказал:
– Извини…
– Нормалёк! Исправляешься. Не дай сукам почувствовать победу! – сказал Данат, вылизывая ложку. – Чифирку бы сейчас!
– Да, от хорошего чая и я бы не отказался.
– Вот в этом отношении здесь хуже.
– В каком?
– Дорогу трудно наладить. Канализации нет, первый этаж, да ещё и тихо, как в гробу, телефон не устроишь.
– Не пойму, о чем ты?
– О дороге. А, ты же неграмотный! Дорога – это почта, можно малявы и посылки посылать. Делается через унитаз, через окно. Ладно, увидишь ещё, какие твои годы. Давай, расскажи лучше ещё что-нибудь про историю. Ты конкретный профессор! Это какой же калган надо иметь, чтобы столько помнить! Хочешь, «Профессор» – твоё погоняло будет? Я имею право погоняло давать.
– Не хочу.
– А чего? Хорошее погоняло.
– У меня имя хорошее.
– Ну, конечно, Сашка – тоже неплохо. Но Профессор – лучше.
– Я имею в виду мое национальное имя, фамилию то есть.
– Ну, и как это звучит?
– Забда. Переводится – Змей.
– Ты мне по приколу понты не колотишь?
– Да зачем мне врать? – Александр достал из-за пазухи амулет. – Вот, смотри.
Данат пощупал синими от наколок пальцами, потёр, повертел.
– Если я правильно догоняю, похоже на змею, – сказал он. – А я думал, крестик у тебя на шнурке.
– Это почти крестик и есть, только веры другой.
– Что за вера такая? Никогда не слышал, чтобы в змей верили.
– Это вера моего народа, который называется хабуга. А это знак вождя этого народа.
– Так ты что, вождь?
– Я потомок вождя. Попытался стать настоящим вождём, да вот, в тюрьму угодил…
Данат долго молчал, почесывая татуированные церковные купола на груди.
– Я думал, вожди только у индейцев… – наконец проговорил он. – Ну, ты конкретно, Змей! Тебе идёт. Будешь Змеем!
– Я согласен, – сказал Александр и улыбнулся.
Они проговорили еще долго. Данат захрапел под рассказы о древних цивилизациях, а к Александру сон не шёл. Опять навалилась безысходность и неопределенность. Лезли в голову всякие мысли, в основном, плохие. Он представлял себе, что будет, если ему дадут большой срок, как переживут это Зоя с Иркой, как вообще они смогут сами жить в деревне? О Юре он беспокоился меньше, все-таки, мужик, самостоятельный уже, даже жена есть. А вот Зоя…
Эти мысли крутились в голове, и прогнать их не было никакой возможности. Уснул он лишь под утро.

Снился Сикте и с ним Ирка, оба в шаманских нарядах, оба с бубнами. Они били и прыгали вокруг костра. Он слышал беспрерывный гул бубнов и их голоса, но не мог разобрать ни слова. Он видел их вспотевшие лица, и особенно глаза, которые, казалось, смотрели прямо ему в душу. Костер пылал высоко и жарко, а они всё били и всё плясали, и этому не было конца.

3

«Кормушка» грохнула.
– Утренняя параша, господа! По одному!
Данат пошёл первым. Потом вывели Александра. Потом завтрак. День начался. Время опять тянулось бесконечно медленно.
– Змей! Опять на ментов работаешь? Ну-ка, расскажи ещё про этих, как их там, про сугзэйцев. А то у меня рвотный рефлекс, глядя на тебя.
Александр нехотя подчинился, понимая необходимость переключить внимание, потом увлёкся воспоминаниями, даже пару снов рассказал.
– Слушай, Змей, а как они в те времена, ну это, с бабами? Расскажи!
– Да всё так же. Ничего нового за три тысячи лет не выдумали, – попытался съехать с темы Александр. Но Даната вопрос интересовал, и он стал выспрашивать подробности.

Дверь загрохотала. «За мной», – подумал Александр и, хоть и желал вызова на допрос, в животе задавило. Но в открытую дверь втолкнули долговязого мужика лет тридцати. Он чуть не упал, заматерился на чём свет.
– Козлы! На воле найду – урою!
– Хорош кипешиться! – оборвал его Данат. – Кто такой шумный?
– Керосин.
– Сколько ходок?
– Две.
– Подтвердить можешь?
– Конечно, братан! О чём базар!
– Статьи какие?
Керосин назвал статьи, которые Александру ни о чем не говорили.
– Щипач, значит, – утвердительно сказал Данат. – Где отбывал?
– В Горбатовке, второй раз на двести тридцатой зоне.
– На двести тридцатой когда тянул?
– Девяносто пятый – девяносто девятый.
– Ясно. Занимай пока верхнюю шконку.
– Мне, вроде как нижняя положена…
– На нижней Змей живёт, его я знаю, а тебя, пока нет. Ты понятия ведаешь. Я в этой хате смотрящий, делай, что говорю.
Керосин полез стелиться на верхнюю койку над Александром, бурча и матерясь.
– Ты, Керосин, чем-то недоволен?
– Ни за что, падлы, повязали, на понт берут!
– Ладно, притухни, не гони волну. Все мы тут «ни за что».
Александр был несколько озадачен жёстким отношением Даната к новичку, хотя тот был настоящим вором со стажем. На всякий случай сделал вид, что его это не касается. Керосин крутился на своей койке, раскачивая и кровать Александра, что-то бубнил себе под нос, тихо матерился, и всё никак не мог успокоиться.
– Слышь, Керосин, – позвал его Данат, – расскажи про зону. Змей ни разу на зоне не был, учить его надо, ему срок большой карячится.
– Да чё рассказывать, братан, зона, она и есть зона.
– А вот всё по порядку и расскажи, как туда попадают, какие там законы, как вести себя правильно. А то первоходу, сам знаешь, нелегко бывает.
– Да что-то нет настроения зону вспоминать, и так тоска, что замели.
– А ты в каком бараке был, Керосин?
– В девятом.
– Кто там у вас шишку держал?
– Боря-Катран.
– А, знаю Катрана, достойный урка! Как ты с ним жил?
– Нормально, – неохотно ответил Керосин. – Башка болит, братан, настучали падлы по репе.
– Ладно, отдыхай, – миролюбиво сказал Данат, почему-то улыбнулся и подмигнул Александру.

Дальше разговор не клеился. Александр попытался уснуть, но Керосин всё ворочался и раскачивал койку. В голову опять полезли нехорошие мысли. Данат отвернулся к стене и засопел. Керосин поворочался ещё немного, ловко спустился и сел на край койки Александра.
– Не возражаешь, братан, посижу с тобой? – вполголоса спросил он.
– Не возражаю.
– Тебя как зовут?
– Змей.
– Крутое погоняло! Прикинь, иду по улице, никого не трогаю, вдруг ментовка подкатывает, мне ласты заворачивают и сюда. Козлы! – снова стал жаловаться Керосин. – Они думают, если у меня раньше ходки были, то на меня любое дело повесить можно.
Александру вдруг стало жалко этого воришку. Понятно, что милиции легче свалить происшествие на него, чем искать неизвестного преступника. Александр и раньше слышал, что такое бывает, но как-то не верилось. А сейчас вот такой же случай.
– А тебя, Змей, за что замели?
– Да, получилась нехорошая история…
– С властями не поладил?
– Да, уж, не поладил.
Данат, не переставая сопеть, повернулся лицом к Александру и стал делать жесты руками, как крылышками. Александр не понял, улыбнулся. Керосин сидел спиной к Данату и продолжал негромко разговаривать.
– Да, эти козлы могут человека ни за что. На меня-то у них ничего нет. Подержат пару дней и выпустят. Теперь не тридцать седьмой год. Ты, Змей, меня держись. Если что надо, сделаем. У меня на воле братва осталась, выручат. Так что, если в чем нужда, не стесняйся. Я вижу, ты нормальный пацан, тебе доверять можно. Сегодня-завтра мои подсуетятся, дорогу наладят, всё у нас будет. Если что на волю сообщить или просто привет передать – это запросто, без проблем. Так чем ты ментов зацепил?
– Хорош базлать, Керосин, ты мне спать мешаешь! – сказал Данат.
– Так день ведь, братан, ночью что делать будешь? Дай с корешем потолковать, – обиделся Керосин.
– Ладно, давай потолкуем, – Данат сел на койке. – Так что, у тебя связи на воле?
– Да, мои кенты для меня всё сделают.
– Не мог бы ты для нашей бедной хаты чайку организовать? Сам видишь, у нас голяк во всех отношениях. Само собой, я в долгу не останусь. Если что, мое погоняло Матрос, я за базар отвечаю.
– Лады, Матрос, организуем, – похоже, Керосин даже обрадовался этой просьбе. – Может, и ещё кое-что выгорит. Я попробую, братки. Мы ж в одной хате, значит, помогать должны друг другу.
«Вот так! А я представлял сидящих в тюрьме некими монстрами. Такие же люди, а может, ещё и лучше, поскольку все в беде», – подумал Александр. Между тем разговоры его отвлекли, и настроение несколько улучшилось. «Наверно, после обеда вызовут на допрос», – подумал он.

Принесли обед. Керосин опять начал ругаться:
– Козлы поганые, парашей кормят!
– Не порть аппетит, Керосин! – прервал его Данат. – Не хочешь, не ешь, и нам не мешай.
– Да это я так, хотите, берите мою пайку, – сказал Керосин. – Змей, бери, поправляйся!
– Благодарю, мне бы с одной справиться. Матросу предложи, у него аппетит хороший.
Но Данат тоже отказался.
Стали выводить в туалет. Первым, как всегда, пошёл Данат, и Александр понял, что ему «положено» быть первым. Вернувшись, Данат сказал:
– Змей, твоя очередь! – сказал безапелляционно. Керосин возражать не стал.
Как только ушёл Керосин, Данат накинулся на Александра:
– У тебя что, калган совсем не варит? Он же наседка!
– Как это?
– Наседка! Подстава! Его к тебе специально подсадили!
– Зачем?
– Ну, ты совсем! Чтобы ты ему «по дружбе» всё разбазарил про свою делюгу.
– Так вот что ты мне показывал, – догадался Александр. – Но откуда ты знаешь? Вроде хороший парень…
– Это легко. Помнишь, я его про зону спрашивал?
– Ну?
– Я в эти годы на той зоне срок тянул, восемь лет. Его там не было.
– Мало ли, может, вы не пресекались.
– А бараки?
– Что бараки?
– Ты помнишь, что он сказал про бараки?
– Что жил, кажется, в девятом.
– Вот! На двести тридцатой вообще бараков нет, там все в одном корпусе живут, всего триста человек. Маленькая зона, я всех знал. А Катран там парился, Керосину верную легенду сварганили, меня только не просчитали, торопились, видно.
– Вон оно что! Так его же, тварь…
– Не кипешись, и не свети, что расколол его. Веди себя, как раньше.
– Да я не смогу, я ему…
– Заткнись! И слушай. Может это мент подставной роль играет. Хочешь хуже сделать? Ты лучше подумай, как ему нужное фуфло втулить про свою делюгу. Пусть считают, что ты повёлся. Ты пользу свою не видишь. Раз тебе наседку подсадили, значит, у них на тебя действительно ничего нет. Садись и думай, как «излить душу лучшему корешу». Только, чтоб правдиво звучало.
– Спа… извини, благодарю от души, Данат! Да где же он? Долго что-то.
– Информацию сливает, я ж тебе о чем толкую!
– Но, слушай, Данат, таких ведь наказывать надо.
– Если не мент, никуда он от ответа не уйдёт. Придёт время, спросим, как с гада.
– А если мы в тюрьме будем, а он на свободе?
– Достанем, за братвой не заржавеет, за это не волнуйся.
Керосин, наконец, явился улыбающийся.
– Ты что, верёвку проглотил? – спросил Данат.
– Повезло, дубачок знакомый, оказывается, тут трудится. Я ему закинул про чай. Обещал на следующее дежурство организовать.
– Отлично, Керосин! – похвалил Данат.
– Как же для братвы не постараться, если подхват есть.
– Слушай, Керосин, а нельзя ли через него письмо жене послать? Она даже не знает, где я. Поможешь? – попросил Александр.
– О чем базар, Змей! Только надо побыстрей, а то он после семнадцати сваливает.
– Эх, а писать-то не на чем.
– Не унывай, братан, с Керосином не пропадёшь!
Он снял кроссовки, вытащил стельки. Под одной оказался сложенный вчетверо потёртый листок в клеточку, под другой – тоненький пастик от шариковой ручки.
– Для себя берёг, вдруг, маляву написать. Пользуйся Змей, тебе нужнее.
– Ты настоящий друг, Керосин! – сказал Александр.
Он взял пропахший потом лист, разгладил на колене, подумал с минуту и начал писать: «Зоя, постарайся узнать, кто сделал завал на дороге и стрелял по милиционерам. Они меня подставили. Я ни в чём не виноват. Подключи нашего знакомого из краевой прокуратуры. За меня не беспокойся. Со мной в камере хорошие люди, мы подружились. Мне ничего не нужно. Наверно, скоро разберутся и отпустят. Саша». Всё письмо уместилось на половину странички. Александр оторвал чистую половинку, письмо свернул, написал адрес.
– Всё. Постарайся, чтобы дошло. Может жена сможет мне помочь.
– Ща сделаем, кореш!
Керосин тщательно скрутил записку в трубочку, стал барабанить в дверь. «Кормушка» отворилась.
– Чего шумишь?
– В туалет приспичило, начальник, мочи нет!
– Вечно вы обожрётесь, потом проситесь. Жди, пока другие сходят.
– Да мочи нет, начальник! – Керосин натурально изображал рези в животе.
– Ладно, выходи, – сжалился дежурный. – Лицом к стене!
– Ну, вот и пошла твоя малява прямо куму на стол. Что хоть написал?
Александр пересказал.
– Толково, – похвалил Данат. – Про прокурора правда?
– Нет, конечно.
– Нормально сыграл! Теперь прессовать тебя они точно не станут, повежливей на всякий случай будут. Калган у тебя варит!
Вернулся Керосин.
– Все тип-топ, братан, пошла твоя малява на родину. Сегодня отправит.
– Благодарствую, от всей души, Керосин!
– А я с этим дубачком давно знаком, – стал рассказывать Керосин, улыбаясь и посматривая то на Даната, то на Александра. – Продажный, пала, за бабки, хоть что готов…
– Ладно, обломись, – оборвал его Данат. – Давай лучше Змея послушаем. Расскажи ещё про джоудженей, Змей.
Александр стал вспоминать, что знал, и снова увлекся повествованием. Кое-что он присочинял для большего интереса слушателей, полагая, что они всё равно не проверят.

4

Рассказ получился большой. Он уже добрался до войны с татаро-монголами, когда неожиданно его вызвали из камеры.
Обыскали. Привели в тот же кабинет.
– Забда Александр Владимирович, вы вызваны для ознакомления с постановлением о привлечении вас в качестве обвиняемого, – начал следователь.
Александр вдруг вспотел, ноги стали ватными, мысли тучей заполнили мозг, каждая наперебой стремилась доказать свою важность и правоту. Следователь продолжал говорить, но Александр не слышал его, пытаясь понять, как сейчас нужно себя вести и что говорить.
– Присядьте, – сказал адвокат, налил стакан воды, пододвинул. – Садитесь, и не волнуйтесь вы так!
Александр, наконец, понял, сел, выпил глоток воды.
– Вы обвиняетесь, – продолжал следователь, – в совершении следующих преступлений: посягательство на жизнь сотрудников правоохранительных органов на основании статьи триста семнадцать Уголовного кодекса Российской федерации; организация незаконного вооружённого формирования и участие в нём на основании пунктов один и два статьи двести восемь УК РФ; приведение в негодность транспортных средств и путей сообщения на основании пункта один статьи двести шестьдесят семь УК РФ. Статья триста семнадцать предусматривает лишение свободы на срок от двенадцати лет до пожизненного лишения свободы, статья двести восемь – до семи лет, статья двести шестьдесят семь – до четырех лет лишения свободы. Вы имеете право возражать против обвинения, отказываться от дачи показаний, представлять доказательства, пользоваться помощью защитника. Вам всё ясно, обвиняемый?
– Нет! Я ничего этого не делал! Вы с ума тут сошли что ли? Вы слышите, что вы говорите? Пожизненное заключение! За что?! – Александр вскочил.
– Сидеть! Сидеть, я сказал! Подпишите постановление.
– Я не буду это подписывать!
– Как хочешь, – лейтенант дописал что-то под постановлением. – Подпиши, что отказываешься.
Александр поставил закорючку.
– Это твоё, – лейтенант протянул лист Александру. – Это вам, гражданин защитник. Теперь приступим к допросу, – он достал новый бланк, начал писать. – Итак, подсудимый Забда, где вы были в день совершения преступления во второй половине дня?
У Александра всё смешалось в голове, он почти ничего не соображал, только одна фраза повторялась в мозгу: «от двенадцати лет до пожизненного лишения свободы».
– Ты меня слышишь? Где был в день совершения преступления?
– Я не совершал преступления, – ответил Александр и почему-то подумал: «Как в ток-шоу по телевизору».
– Где был, я спрашиваю!
– Гулял по лесу.
– С кем гулял?
– Один.
– Как оказался на месте преступления?
– Шёл по дороге.
Вопросы сыпались один за другим. Александр напрягал память, чтобы не сказать ничего лишнего. Получалось плохо. Оказалось, что он почти ничего не помнит из своих показаний на первых допросах! Эта мысль вызвала панику. Он замолчал. Струйка пота противно стекла из-под мышки.
– Заврался? Не хотел по-хорошему? Получишь по полной схеме! Так тебе и надо, дураку! А мог бы двушкой отделаться, если бы слушался.
Лейтенант закурил, посмотрел исподлобья на Александра, толкнул через стол сигареты.
– Кури.
Откинувшись на спинку стула, он наблюдал, как Александр дрожащими пальцами доставал сигарету, прикуривал тем же способом переправленной через стол зажигалкой.
– Жалко тебя, если по-человечески, – лейтенант глубоко затянулся, выпустил дым струйкой к потолку. – Ладно, хочешь, вернём всё на исходные рубежи? Хочешь?
Александр растерялся, смотрел вопросительно то на следователя, то на адвоката, не понимая, не веря, что можно что-то изменить. Адвокат поймал его взгляд, одобрительно кивнул, мол, соглашайся.
– Да, – промямлил Александр.
– Начинаешь соображать, Забда, сразу бы так! Давай сюда постановление, Иван Алексеевич, давайте и ваш экземпляр, – следователь положил сверху остальные листы, выровнял, отодвинул на угол стола. – Вот, теперь слушай, я даю тебе слово офицера, что порву эти постановления, более того, я уничтожу постановление об аресте и все протоколы допросов, более того, я прямо сейчас предоставляю тебе возможность явки с повинной. Просто жалко, понимаешь? Просто жалко тебя, дурака, дожившего до седых волос и вляпавшегося в такую глупость! Считай, что тебя никто не задерживал, ты осознал свои неправомочные действия и сегодня, прямо сейчас, сам пришёл ко мне в кабинет и попросил бумагу, чтобы написать всё, как это было на самом деле. Написать, что твоей вины в этом совсем немного, что виновны другие, которые тебя на эту глупость подтолкнули, а сами остались в стороне, – он придвинул Александру чистый лист, положил на него ручку.
Александр не знал, как быть. «Двушка» – два года, казалась такой ничтожно мизерной по сравнению с «от двенадцати до пожизненного»! Он посмотрел на адвоката.
– Мне кажется, что в данной ситуации это единственный выход для вас, Александр Владимирович, – адвокат снова утвердительно кивнул.
– Я предлагаю один раз, – сказал лейтенант. – Другого шанса не будет. Через час я несу документы прокурору. Время пошло!
Александр взял ручку, придвинул бумагу, вздохнул и в раздумье, как начать, взглянул на лейтенанта. И поймал! Он поймал безмолвное торжество во взглядах лейтенанта и адвоката, которыми они в этот момент обменялись. Он отшвырнул ручку.
– Нет! Я не буду писать!
Лейтенант с адвокатом поняли свою оплошность, заговорили разом:
– Александр Владимирович, что вы делаете? Вы отказываетесь от единственного шанса выйти на свободу!
– Ты что, не понимаешь, что сядешь до конца жизни?! Чудак, кого ты покрываешь? Ты хочешь париться на нарах за своих дружков, с которыми знаком меньше месяца?
– Поймите, что явка с повинной даёт преимущества перед судом, вам могут дать лишь условное наказание!
– Бери ручку, пиши! Не будь дураком!
– Нет, я сказал! – Александр встал. – Я отказываюсь что-либо писать и вообще разговаривать с вами, с обоими! Отведите меня в камеру.
– Стоять! – рявкнул лейтенант. По его лицу пошли красные пятна. Он дописал что-то в протоколе, писал быстро, ручка буквально летала по бумаге, растягивая неразборчивые слова. – Подпиши протокол допроса.
– Не буду!
– Пожалеешь! – прошипел лейтенант. – Конвой! Обвиняемого в камеру!

Александр, как только вошёл в камеру, сразу лёг на койку и закрыл глаза. Он понимал, что только что обрёк себя на длительное, бесконечно длительное пребывание в этих грязных стенах. Мыслей не было, была жуткая усталость и опустошение.
– Что, прессовали, братан? Козлы вонючие! – затараторил Керосин.
– Притухни! – оборвал его Данат. – Видишь, плохо человеку. Позволь полюбопытствовать, – обратился он к Александру, указывая на постановление.
Александр протянул бумагу.
– Да-а! Конкретно на тебя наехали! Три статьи! Ну, эти-то чухня, а вот триста семнадцатая – солидно! Если по ней сядешь, в авторитете будешь.
Александр молчал, говорить не хотелось.
– А ты не горюй, Змей, – продолжал Данат, – это же только предъява. Пока суд не присудит – всё это фуфло! Это ещё доказать надо. А ты, я надеюсь, по-прежнему в отказе?
Александр кивнул.
– Явку с повинной предлагали?
Александр снова кивнул, не открывая глаз.
– Отказался?
– Да.
– Ну, ты конкретный Змей! Правильно сделал. У них ничего на тебя нет. Пусть доказывают то, чего сами не знают. Ладно, ты отдохни малёха, потом расскажешь.
Спокойный уверенный голос Даната снял напряжение, и Александр, кажется, не дослушав его последних слов, провалился в сон. Проспал до ужина.

На ужин опять была рыба с перловкой. Александр жевал нехотя, без аппетита.
– Привыкай, теперь эта еда для тебя надолго. А здесь неплохо кормят, правда, Керосин? –  пытался подбодрить его Данат. – Вот, поужинаем – и день прошёл. Так туда-сюда – смотришь, и год пролетел. Время, на самом деле, быстро идет.
Александру разговаривать не хотелось.
Вывели в туалет. Александр снова улегся и стал разглядывать грязные полосы на матраце Керосина над своей головой. Неожиданно поймал себя на банальной мысли, что жизнь так же полосата, как матрац, и что теперь она видна сквозь коечную сетку, которую можно рассматривать, как аналог тюремной решётки. Стало до слёз жалко себя.
Загрохотало железо двери.
– Забда! С вещами на выход!

5

До Александра даже не сразу дошло, что от него хотят, так это было неожиданно.
– В СИЗО переводят, – сказал Данат. – Ну, бывай, Змей! Ты, главное, не сломайся, понял? И помни: никому не верь, ничего не бойся, и ни у кого ничего не проси. Запомнил? Не верь, не бойся, не проси – формула тюремной жизни!
– Шевелись! Копаешься, как… – окрикнули от двери.
– На новой хате привет всем от меня, понял? И передай смотрящему, я сказал – без прописки. Понял? Ну, желаю тебе! – Данат хлопнул Александра по плечу. – Давай! – и уже вслед ещё повторил: – Без прописки! Я сказал!
Александру некогда было выяснять, что имел в виду Данат, он просто запомнил, как пароль.
– Лицом к стене! Вперёд!

Маленькая комната без окон. Скамья, железный стол.
– Одежду снять! Всю! Руки за голову!
Проворные руки ощупывают каждый сантиметр одежды. Холодный бетонный пол. «Как в морге», – подумалось.
Холодные липкие пальцы лезут в волосы, за уши.
– Рот! Рот открой!
Палец за одну щёку, за другую, в ноздри.
– Повернись! Присесть! Ниже! Встать! Одевайся.
– Получи вещи. Распишись в получении.
– Лицом к стене. Пошёл!
Вывели во двор. Какой чистый, душистый воздух! Темно.
– Стоять! Руки за голову!
– Грузи, Толик, он один.
– Залезай!

Впихнули в будку УАЗика, хлопнула дверь. Поехали. Темно. Нащупал скамейку, сел, распёрся ногами, руками в наручниках ухватился за скамейку между ног, чтобы удержаться – машина шла по колдобинам. Потом выехали на ровную дорогу, стало спокойнее.
Темно в этом ящике, абсолютно темно! И холодно. Очень холодно. «Закурить бы!» Вспомнил о сумке. Отыскал её на полу, стал ощупывать содержимое. «Сигареты! Целый блок сигарет! Какая умница Зоя! Чем, чем прикурить? Тряпки эти мешают… Да это же свитер! Что ж я, дурак, свитер!» Надел, натянул пониже. Сразу стало теплее, уютнее даже. «Хорошо! Неужели Зоя не положила зажигалку?» Нет, Зажигалки не было. «Жаль. У Даната осталась. Куда же меня везут так долго? Отыскать бы щель, посмотреть. Нет, нет ни единой щёлочки. Как долго, бесконечно долго!»
Машина шла ровно, на большой скорости, можно было предполагать, что ехали по трассе и остановка не скоро. Приходилось терпеть. «Хорошо, хоть поесть успел, – думал Александр. – Надо же, я уже нахожу плюсы в этой жизни: свитер – хорошо, поесть успел – хорошо! Смотри-ка, так и привыкну», – усмехнулся он про себя.
На асфальте не трясло, и Александр попытался уснуть. Кажется, это удалось ненадолго. Ровный гул машины стал всё чаще нарушаться посторонними шумами.  Встречных машин становилось больше, потом их звуки слились в единый шум. Стало ясно, что въехали в город. Движение замедлилось, стало неравномерным, водитель всё чаще нажимал на тормоза, закладывал повороты. Приходилось снова держаться за лавку. Он устал. Хотелось только одного: скорее бы хоть куда-нибудь приехать.

Крутой поворот, остановка. Короткие переговоры, поехали. Снова остановка. Двигатель замолчал. Как долго они там разговаривают!
– Выходи!
Яркий свет прожекторов, над ними серенькое небо. Неужели, уже рассвет? И знакомый запах выхлопных газов – конечно, это город. Выбрался. Ноги не слушаются, поясница болит.
– Вперёд!
Помещение для досмотра. Такое же, как в КПЗ, только больше.
– Раздевайтесь!
– Меня уже обыскивали…
– Не разговаривать! Выполнять!
– Руки за голову! Повернись! Рот! Присядь! Одевайся.
Кабинет.
– Фамилия? Имя, отчество? Год рождения? Домашний адрес? Последнее место работы? По какой статье обвиняетесь?
– Триста семнадцатая и двести… я забыл, там написано…
– Должен помнить! Двести восьмая и двести шестьдесят седьмая.
– Семёнов! В триста восьмую его.
Длинный коридор с зарешёченными лампочками под потолком и железными дверями по обе стороны.
– Стоять! Заходи. Петрович, обеспечь новенького.
– Получи: матрац, подушка, одеяло, простыни, полотенце. Кружку, миску, ложку будешь брать?
– Да.
Подъём по лестнице с матрацем и вещами, третий этаж, опять коридор.
– Стоять! Лицом к стене!
Лязг замка, скрежет двери. Почему это так режет слух?
– Принимайте пополнение. Первоход по тяжёлой. Заходи!

Александр переступил порог камеры, и сразу в нос ударило смрадом общественного туалета и застарелого пота. Комната сплошь заставлена двухъярусными койками, их очень много. И с каждой смотрят страшные уголовные рожи. И молчат. «Их что, специально подбирали сюда таких?»
– Здравствуйте! – сказал Александр, стараясь не выказывать эмоции.
– Здоровей видали, – нехотя откликнулся кто-то.
– Куда мне можно поселиться?
– Вон там местечко свободное, – тощий веснушчатый молодой с улыбочкой ткнул пальцем на возвышение со шторкой.
Александр заглянул через штору сверху – туалет. Неприятно сжало сплетение, стало тоскливо. Промолчал, протиснулся меж рядов коек. Свободных было две: нижняя и верхняя. Бросил вещи на нижнюю.
Веснушчатый мигом оказался рядом.
– Ну, ты чо, обиделся? Закурить найдётся?
– Найдётся, если огонь сыщещь.
– Ща организуем.
Александр вскрыл блок. Тут же человек восемь обступили. Раздал всем по полпачки, веснушчатому пачку. С удовольствием затянулся. И снова поймал себя на мысли, что всё хорошо.
– Ну, что, покурил? Теперь иди знакомиться, – хриплым низким голосом окликнул Александра лобастый уголовник, возлежащий на двух подушках, по пояс голый, в трико, и весь в наколках.
– А ты думал, сигарет дал и всё? – с ехидной улыбочкой сказал веснушчатый. – Давай, давай, канай к смотрящему. Он тебе чердак прочистит.
Александр подошёл.
– Меня зовут Александр, – сказал он как можно независимей. – Погоняло Змей.
– У тебя уже и погоняло есть? – сурово спросил лобастый. – Давно придумал?
В камере засмеялись. Чувствовалось враждебное отношение к новенькому.
– Мне погоняло Матрос дал.
– Кто-о?
– Матрос. Данат. Он привет всем просил передать.
– Откуда ты его знаешь?
– В КПЗ вместе сидели. Вчера расстались.
– По какой статье?
– Триста семнадцатая, двести восьмая, двести шестьдесят седьмая.
– Мокрая?
– Нет.
– Ладно, поверим на слово. Живи пока на той шконке, которую занял. Порядки знаешь?
– Не очень. Матрос немного просветил, но не все, конечно.
– Присматривайся, сам поймёшь. Если что, у меня спрашивай. На общее что-нибудь имеешь поделиться?
– Да нет у меня ничего… Сигарет вот, пять пачек осталось, две-три могу.
– Раздал шнырям? Теперь сам бедствовать будешь. Оставь у меня три пачки, а то все раздербанят враз. Ладно, отдыхай, осматривайся.
– Прописывать как будем, Бас? – подскочил к смотрящему веснушчатый. – Прописочка полагается, Змей! Это ж как переход экватора – первая ходка, первая хата!
Как благодарен был Александр в этот момент Данату! Вот оно что значит – прописка!
– Матрос сказал без прописки, – спокойно, но твердо сказал Александр.
– Не прокатит! – засуетился веснушчатый. – Первоходу прописка положена! Давай, братва, повеселимся!
– Утухни, Воробей! – просипел Бас. – Ты что не слышал – Матрос сказал, без прописки.
– Да чо, да чо? Где ты видел без прописки?
– Ты что, Воробей, завтра на волю собрался? А вдруг ты с Матросом в одну хату залетишь? Ну, если берешь на себя ответ, прописывай, я не против. Ты порядки усвоил, не мне тебя учить.
– Да я чо? Я так. Может он и не знает Матроса…
– Вот ты и проверь. А ты иди, Змей. Потом ещё будет время, поговорим.

Александр разложил матрац, бросил подушку, прикрыл её неразвернутой простыней и завалился на койку. Устал. Как он устал за эту ночь! В камере стоял невообразимый шум. Казалось, что все заключенные одновременно и беспрерывно говорили. Среди них были особые голоса, те самые, которые слышишь в любой толпе, пронзительные, назойливо лезущие в уши и не дающие ни о чем думать. Тем не менее, Александр заснул, и спал крепко.
Проснулся оттого, что на лице что-то шевелилось. Таракан! Вскочил, брезгливо смахнул. Противно! Сон, как рукой. Сел на койку. Поймал улыбку соседа.
– Привыкай. Стасики – невредные твари. Главное, вшей не подцепить.
– Что, и вши есть?
– А куда ж им деться, конечно, есть. Но и к ним привыкнуть можно.
У Александра непроизвольно зачесалось всё тело.
– Мне привыкать ненужно, я здесь ненадолго.
– Здесь, в карантине, все ненадолго, – ответил сосед.
– Как, в карантине?
– Эта камера для вновь поступивших. Если кто больной, что б заразу по тюрьме не разносили. Скоро переведут на другую хату. Здесь, видишь, и попросторней, даже места свободные есть.
«Еще новости», – подумал Александр. Достал сигарету.
– Огонь найдется? – спросил соседа.
Тот достал коробок, аккуратно чиркнул спичкой.
– Покурим?
Александр выкурил половину, протянул соседу.
– Благодарю. Меня Толяном зовут. Сто девятая.
– Это что?
– Убийство по неосторожности. Сбил одного чудика на переходе. Да он пьяный был. Но родня у него крутая.
– И сколько за это полагается?
– До трех. Но мне по полной накрутят, у меня же условное было.
– Да, не повезло, – посочувствовал Александр.
– А ты как залетел?
Александр вспомнил Керосина, поблагодарил в уме Даната и решил быть осторожным.
– Да никак. Пытаются повесить на меня чужие дела. Разберутся, отпустят.
– Наивняк ты, Змей. Отсюда так просто не отпускают.
Александр, кажется, уже и сам это стал понимать, и от этого навалилась тоска. Он снова лёг и уставился в сетку верхней койки, прогнувшуюся под соседом. Говорить не хотелось. Было душно и липко. Он полежал ещё немного, взял полотенце и пошёл к умывальнику. Вода была только холодная. Но это и хорошо. Он с удовольствием умылся по пояс. Стало легче. Вспомнилось, как купался по утрам в реке, и комок к горлу – когда теперь это будет, и будет ли вообще? Почему это должно было случиться? Почему такая несправедливость? Он уткнулся лицом в подушку и пролежал так до обеда, не шевелясь.

Обед вызвал оживление в камере. Все пришли в движение, у кормушки выстроилась очередь. Александр взял свою посуду, встал в сторонке, наблюдая. И не зря. С первого взгляда было заметно, что очередь имеет свои законы. Впереди стояли матерые зеки, которых не трудно было отличить по внешнему независимому виду и покрывавшим тело наколкам. За ними стояли заключённые попроще, но тоже независимые. А в конце, соблюдая дистанцию, пристроились какие-то неряшливые, невзрачные личности.
– Иди сюда, Змей, – позвал его Толян, освобождая место впереди себя. – В конец нельзя, там чушки.
Александр не стал уточнять, кто такие чушки с ударением на последнем слоге, и так было понятно, что это не сливки местного общества, молча принял приглашение. Получил пайку, сел на свою койку и с удовольствием съел всё, даже сам удивился: «Привыкаю!»
Посуду вымыл, как и все, под умывальником, поставил в железный шкаф, называемый почему-то «телевизор», постаравшись не дотрагиваться до чужих мисок и стенок шкафа, по которым сновали тараканы.
– Змей, тебя Бас приглашает, – сообщил худенький паренёк с культями вместо пальцев на одной руке.
Подошёл. Бас восседает на своей койке по-турецки, подложив под зад подушки, в руках кружка с чифиром. На соседней койке два уголовника. «Неужели, опять эти их приколы?»
– Присаживайся, Змей, чайку попьем.
– С удовольствием! Мечтал о чае.
– О чае все мечтают. Держи.
Александр отхлебнул через чур крепкий чай, вернул кружку.
– Крепковат для меня. Но запах! На всю каюту!
– Привыкнешь. Ты мариманил что ли?
– Было.
– Расскажи.
Александр пересказал свою морскую биографию, не вдаваясь в подробности.
– А на спасателе что делал? – спросил один из сотоварищей Баса.
– На спасателе суда спасали. Ну, пожары, затопления, посадки на мель и всё такое.
– Не хило! Ещё будешь? – протянул кружку Бас. – Ну, расскажи что-нибудь покруче.
Александр вспомнил случай, когда его во время шторма высадили на плавучую бочку для закрепления троса, а трос подать не успели. Судно отнесло, а потом его полчаса не могли с бочки снять. Шторм был жуткий, и ему эти полчаса показались сутками, он чуть не замёрз на голом качающемся железе, обливаемый ледяными волнами и продуваемый ветром.
– Ништяк! Похоже, не гонит, а Бас? – сказал Спец, второй уголовник.
– Какой смысл мне врать? Вы попросили, я рассказал.
– А с Матросом вы что, вместе мариманили?
– Нет, он в Одессе ходил, а я на Дальнем Востоке. В камере познакомились.
– А что это он тебе такое погоняло дал?
Пришлось объяснять. Стали по очереди щупать амулет. Александр боялся, вдруг отнимут – здесь жаловаться некому. Но ничего особенного не произошло. Зеки были даже дружелюбны.
– Прикольная житуха у тебя, с приключениями, – сказал Бас. – И сам ты вроде нормальный хлопец. Изучай законы, пригодятся, главное, не прогибайся ни перед кем. Если что, обращайся, поможем. Это Спец, а это Трамвай. Конкретные пацаны.
– Скажи, Бас, это правда, что здесь карантин?
– Да, здесь времянка. Поэтому и правил не особо придерживаемся. Тебя, видишь, внизу поселили, а нижний ярус по закону для воров. А ты пока не вор. Ладно, всё нормально. Нужда имеется какая-нибудь?
– Да пока, вроде, всего хватает.
– Родня в городе есть? Дачки будут носить?
– Жена в деревне осталась. Здесь сын, но как он узнает, что я тут?
– Ясно. Мы, видишь, сами тут недавно окопались, канала на волю пока нет. Наладим, тогда может, маляву твоему сыну закинем.
Этот разговор развлек и успокоил Александра. Страхи, которые сидели в подсознании, ушли. «Вот, и здесь всё налаживается. Адаптация! – вспомнил он мудреное слово из археологии. – Действительно, человек ко всему приспосабливается».
Но зря он подумал об археологии. Воспоминания снова навалились тоской. Попытался заснуть – не получилось. Мысли лезли в голову одна хуже другой. Больше всего беспокоило, что Зоя осталась одна в деревне. Как она справится с делами? А как там Нордик? Скучает, наверно. Он представил своего пса и чуть не заплакал. Скорее бы на допрос! Может, хоть что-нибудь сдвинется.

6

Но в этот день его не вызвали. Вызывали других. Был отвратительный ужин, который все-таки внёс некое разнообразие в жизнь. Потом народ стал укладываться спать. В проходе между койками стало свободнее. Александр решил прогуляться. Длина прохода была четырнадцать шагов. По обе стороны по двенадцать двухъярусных коек, некоторые, в том числе койка Баса, были завешены простынями. У двери умывальник – железная раковина с краном. Рядом отгороженный шторкой унитаз. С другой стороны от двери шкаф для посуды, из которого то и дело высовывались, шевеля усами, деловитые тараканы. Под потолком двойная лампа дневного света, подсевшая и мерцающая. В противоположной от двери стене высоко под потолком оконный проём, закрытый решёткой и жалюзи так, что ничего не видно. Стены какого-то неопределённо-серого цвета, потолок, видимо, некогда был побелен известью, он светлее, но затянут сгустками серой от пыли паутины. Вспомнилось, как Данат хвалил камеру КПЗ. Да, действительно, там было лучше. Зато здесь туалет и вода, а это явное преимущество.
Несмотря на позднее время, камера продолжала жить. За шторками играли в карты. Это было понятно по доносившимся возгласам. Другие разговаривали. Кто-то перебирал вещи. Несколько человек, так же, как и Александр, слонялись по проходу туда-обратно с сосредоточенными угрюмыми лицами. Стоял постоянный гул голосов.
Спать не хотелось. Представил, как завтра будет вести себя на допросе, увлёкся внутренним диалогом, даже поспорил с гипотетическим следователем. Захотелось курить. Сосед спал, пришлось искать курящих по камере. Нашел. Сразу: «покурим!». Забылся, наверно, под утро.
Утром очередное развлечение – очередь в туалет, к умывальнику. «Воры» приводили себя в порядок не спеша, с достоинством, не заботясь об ожидающих. Они «имели право». Потом завтрак. Теперь можно было ожидать вызова на допрос. Александр осмотрел одежду, даже попытался разгладить замятости, застегнулся, причесал ладонью волосы. Стал ждать. Дверь зазвенела замками.
– Сидорчук! На выход!
«Следующий я».
Через час: – Покровский! На выход!
«Ну, теперь меня!»
До обеда больше не вызывали. После обеда тоже. Пачка сигарет кончилась неожиданно быстро. После ужина ожидать вызова было уже бесполезно. Напряжение всего дня не проходило. В голове проворачивались разные варианты допроса, потом он заспорил с судьей, доказывая, что надо сажать тех, кто рубит лес, а не тех, кто его защищает. Толян несколько раз пытался заговорить, но Александру было не до разговоров. Подходили какие-то люди, просили закурить. Давал, иногда курил с ними сигарету на двоих или на троих. Ночью было жарко, не хватало воздуха. Несколько раз умывался, помогало ненадолго. Резкие чужие голоса вмешивались в мысли всё назойливее, хотелось их убить. Ночь была ужасной.

Третий день был кошмарным. Александр не ел, только курил, иногда ловил себя на том, что разговаривает сам с собой вслух. Беспрерывно, до изнеможения слонялся по проходу. Его толкали встречные, и он несколько раз с трудом сдержался, чтобы не ударить. Его не вызвали.
– Змей, Бас на чай зовет.
– Ты чего икру мечешь, Змей? – сказал Бас, подавая кружку с горячим чифиром.
– Они, козлы, специально время тянут, чтобы я тут дольше просидел! Почему меня на допрос не вызывают?
– А других вызывают?
– Откуда я знаю? Некоторых вызывали.
– Некоторых! Куда ты спешишь? Дело быстро не шьётся, это только в кино. Ты кончай дёргаться, хочешь, чтобы крышняк сорвало? Все ждут, и ты сиди спокойно и жди.
Александр сдержался, чтобы не нагрубить, поблагодарил за угощение и ушёл на своё место. Чифир все-таки подействовал, по крайней мере, расслабил, и он отключился.

Утро разбудило ужасным шумом. Умываться Александр не пошёл. На завтрак была перловка. Клейкая масса без соли не лезла в глотку. Сжевал пайку хлеба, запивая чуть тёплым жиденьким чаем. Снова завалился на койку. Глаза резало от табачного дыма и вони, казалось, нечем было дышать. Голова разламывалась. Пытка. Сколько же можно это терпеть? Сколько можно?!
– Иванов! На выход. Без вещей.
«Следующий я».
– Сидорчук! Без вещей.
«Кошмар какой-то! Они просто издеваются!» – Александр бросился к двери:
– Почему меня не вызывают? Скажите, я Забда, меня на допрос должны вызвать!
– Надо будет, вызовут!
Дверь захлопнулась. Александр забарабанил в железо кулаками, ногами. Кормушка отворилась.
– Что случилось?
– Вы им скажите обо мне. Они, наверно, забыли. Забда моя фамилия!
– Заткнись! И жди!
Александру заломили руки, оттащили от двери.
– Пустите! Что вы мне мешаете? Они, твари, меня забыли! Пустите!
Его ударили по затылку. Не очень сильно, но чувствительно. Искры брызнули из глаз. Александр на миг потерял ориентацию в пространстве и замолк, приходя в себя. Его протащили по камере и поставили перед Басом.
– Ты что, охреневший придурок, делаешь?! Что ты кипеш поднял? Забыл, где находишься?
– Они меня забыли! Как им еще напомнить?
– Такая отмазка не прокатывает, ты дуру не гони. В общем, так, Змей, у нас тут порядок, его никому нарушать недозволенно. Если попкарь сейчас по начальству доложит, и по твоей вине ментура на хату наезд сделает, спрос с тебя всей камерой будет, и никто тебя не пожалеет. Я не знаю, чем ты угодил Матросу, что он дал тебе рекомендацию, но законы для всех равны, и это тебе не поможет. Так что, моли Бога, чтобы менты сегодня хату не бомбили.
– Бас, я же не знал, что всех могут наказать…
– Думать надо. Мог бы спросить. Это не отмаз. Так что, молись. Тебе срок огромный карячится, будешь до конца жизни парашу шкворить. Вали на место и сиди как крот. Понял?
Руки отпустили, и он чуть не упал. Поплелся на своё место, лег, укрылся с головой и впал в прострацию. Жить не хотелось.

Он не вставал ни на обед, ни на ужин. За день ничего не случилось. «Ментура на хату не наехала». Александр и не думал об этом, видимо потому, что толком и не понял ни что такое «ментовский наезд», ни чем ему грозит «спрос всей камеры». Он вообще ни о чём не думал. Толян принёс его пайку хлеба и чай. Александр глянул на кружку, накрытую куском хлеба, усмехнулся: «Как покойнику», и снова накрылся с головой. Чай выпил под утро, когда вставал в туалет. Во рту что-то хрустнуло – таракан. Но эмоций это не вызвало, он просто выплюнул насекомое, допил остатки и снова лёг.
Он «умер». По крайней мере, ощущал себя похороненным заживо. Не хотелось ничего, ни есть, ни пить, ни вставать – вообще ничего. Не было мыслей ни о деле, ни о суде, ни о Зое или детях. Он просто лежал день за днем и ночь за ночью, не замечал, когда спал и когда просыпался, не знал и не хотел знать, какой сегодня день и какое число. Шум в камере теперь не мешал, не раздражали даже тараканы, ползающие по телу. Ему было всё равно. Толян несколько раз пытался его разговорить, но ответа не получил и больше не приставал, только иногда Александр ловил сочувствующие взгляды соседа.

– Змей, вставай! Вставай, вызывают. Да вставай же!
Толян изо всех сил тормошил его, наконец, поднял и посадил на койке.
– Забда, твою мать! – донеслось из двери. – Дубинатора захотел? Дрыхнет, как в санатории! Тридцать секунд! С вещами!
Толян уже бросал в сумку вещи Александра, помог свернуть матрац.
– Счастливо, Змей! Посуду с «телевизора» не забудь.
Александр потащил кое-как свернутые вещи к двери.
– Змей! – окликнул его Бас. – Удачи тебе на новой хате.
– Благодарю. Вам тут тоже…
– Шевелись, блин, достал ты уже! Лицом к стене!
Конвойный захлопнул дверь, закрыл на замок.
– Вперёд!
– Скажите, куда меня?
– Куда надо. Не разговаривать! Где вас, чурок, отлавливают? По городу ни одной такой рожи не встретишь, а тут одни чингачгуки!
Александр вдруг осознал, что всё изменилось! Его вызвали с вещами, значит не на допрос. А что это может ещё означать? Куда ещё с вещами? А больше некуда, как на волю! Разобрались, улик не нашли и выпускают! Конец мучениям!
Стоять! Лицом к стене! Заходи!
– Раздевайся!
Полный, тщательный обыск. Прощупали даже матрац.
«Конечно, шмонают перед выходом, чтобы маляву из камеры на волю не пронёс. Пускай стараются, у меня ничего и нет».
– Одевайся. Бери манатки. Вперёд!
Каптёрка.
– С карантина, Петрович.
– Куда его?
– В двести пятую.
– Куда?! Как в двести пятую? – переспросил Александр автоматически и тут же получил по спине дубинкой, вскрикнул и умолк. Всё в нутрии опять оборвалось.
– Ясно, – сказал завскладом. – Матрац и подушку оставь, там хватает. Получи чистое, – швырнул на стол простыни, наволочку, полотенце.
– Вперёд! Стоять! Заходи. Вещи на пол. Садись. Горохов, оболвань его.
Сухой старичок в зековской форме проворно подошёл сбоку, нагнул Александру голову и больно вонзил машинку в шею. К ногам упали клочья грязных волос.
– Готово, начальник.
– Молодец, Горохов. Мастер ты из человека урода сделать. Встать! Вещи бери. На выход!
Коридор. Вниз по лестнице. Без матраца идти удобнее. Стальная дверь с выведенным масляной краской номером двести пять.
– Заходи!

7

Александр вошёл и задохнулся. Воздух сырой, как в бане и абсолютно без кислорода. Стоит какая-то дымка. И люди, кажется их сотни! Они толпятся у дверей, движутся непрерывным потоком в проходе между нар, шевелятся на койках. Смрад! Александр мгновенно взмок. Он стоял, растерянный, не зная, что делать. Подскочил один, за ним другой:
– Закурить найдётся?
– Нет.
Отвалили. Подошёл в раскачку долговязый, крепкий, с якорем во всю грудь.
– К смотрящему подойди, – сверкнул он золотым зубом.
– Что? – не расслышал Александр из-за гвалта голосов.
– Пошли! – долговязый приглашающее махнул рукой.
Александр пристроился к нему в кильватер, иначе бы он просто не решился идти сквозь эту жуткую толпу. Скользкие потные тела задевали его, толкали, конечно, не специально, кто-то что-то спрашивал. Александр не отвечал, шёл вплотную за спиной долговязого. Тот откинул занавеску, завёл Александра в импровизированную комнату – две двухъярусные койки со всех сторон занавешены простынями. На нарах полуголые, в наколках, уголовники, шесть человек.
– Приветствую вас, – сказал Александр. – Меня зовут Александр Забда, погоняло Змей, статьи триста семнадцать, двести восемь, двести шестьдесят семь.
– Привет. Откуда к нам?
– С карантина, из триста восьмой.
– Кто там рулит?
– Бас.
– Ты первоход что ли?
– Да.
– Где спал у Баса?
– На нижней шконке.
– Почему?
– Бас распорядился.
– Понятно. Что ещё хочешь добавить?
– Матрос привет всем предавал, – это Александр сказал умышленно, помня, какую роль сыграло имя Матроса в прошлый раз.
– Что? Матрос на карантине?
– Нет. Я с ним в КПЗ сидел.
– На чём он залетел?
– Не докладывал, я и не спрашивал. Как много здесь у вас народу! Где же мне можно определиться?

Смотрящий ответить не успел. Раздался пронзительный вопль:
– Шухер, шмон!
В камере вмиг всё изменилось: все бросились к своим вещам, стали что-то прятать, поднялась суматоха. Грохнула дверь, ворвалось с десяток людей в камуфляжах и масках с дубинками, впереди овчарка с оскаленными зубами.
– Всем в проход! Руки за голову!
Заключенные бросились в проход между коек. Тех, кто делал это недостаточно быстро, били дубинками. Александр растерялся. Его толкнули, он упал. Резкая боль по спине, по голове. Он прикрыл голову руками, пополз в проход на одних коленях, получил ещё удар по пояснице, взвыл, поднялся на ноги, стал в строй.
– Руки! – ещё удар.
Тишина! Только тяжёлое дыхание заключённых и хрип рвущейся со строгого ошейника собаки. Александр слизнул кровь, стекающую из носа на верхнюю губу. Всё было ужасно и непонятно. А главное, чувство полной незащищенности и унижения. Обида до слез.
Начался шмон. Часть милиционеров производила обыск заключённых, другие обыскивали помещение. На пол летело всё: вещи, бельё, фотографии, посуда, чей-то кипятильник, одежда. По всему этому топтались десантные ботинки.
– Раздеться! Полностью!
– Присесть! Встать! Присесть! Встать! Кругом! Рот открыть!
Обыск, казалось, не закончится никогда. Александр смотрел на всё это действо, как на экран телевизора, ему казалось, он видит кадры из фильма про немецкий концлагерь. Наконец, он немного пришёл в себя, осторожно осмотрелся. В камере полный погром. Менты роются уже на крайних нарах. Голые заключенные с руками за головой стоят угрюмо, смотрят кто вниз под ноги, кто украдкой на свои койки. Лица в большинстве ужасны – смесь боли и ненависти, на других испуг, страх, унижение. У некоторых кровь. Смотрящий, с которым Александр пять минут назад разговаривал, стоит несколько особняком. Он в трусах, и руки у него не за головой, а за спиной. Лицо его угрюмо, но спокойно и независимо.
Обыск закончился также внезапно, как и начался. Менты покинули камеру, дверь захлопнулась. Поднялся мат! Все выражались только матом, кажется даже без союзов и предлогов. Опять началась неразбериха и суета. Александр сгреб свою одежду, пробрался к стене и стал одеваться, поглядывая вокруг.
Его внимание привлёк смотрящий. Он по-прежнему стоял в той же позе с руками за спиной, только лицо его было искажено гримасой ненависти. Затем он снова принял независимый угрюмый вид, подошёл к двери, постучал. Кормушка открылась, смотрящий просунул в неё голову и с кем-то переговорил. Затем вернулся к своей койке. Его постель уже была прибрана и застелена одеялом. Он прилёг, закинул руки за голову и закрыл глаза. «Вот это психика!» – восхитился Александр. Он отыскал в охапке мятых топтаных своих простыней полотенце, пробрался к умывальнику, смыл кровь.
  – Змей, подойди! – окликнул его смотрящий.
Александр подошел.
– Что, попал под раздачу? – смотрящий первый раз улыбнулся. – Кости целы?
– Да, вроде ничего. Что мне дальше-то делать?
– Присядь тут, сейчас кино смотреть будем.
– Какое кино?
– Увидишь. Подожди, народ с тряпками разберется. На-ка вот, успокой нервы, – он протянул сигарету, дал зажигалку, закурил сам.
– Шнырь! – позвал смотрящий. – Пригласи-ка мне Попенко, да живо!
Почти тут же прибежал круглый, бритый налысо, с обвисшим животиком и складкой под подбородком мужичок лет сорока.
– Звали? – с полупоклоном улыбнулся Попенко.
– Братва, подтянись на разборку! – сказал громко, но не крикнул смотрящий.
Тут же плотно обступили уголовники.
– Че, этот что ли? Из-за него, из-за этого хмыря нас прессанули?
– А вот он нам сейчас сам расскажет, – сказал смотрящий. – Скажи нам сначала, Попенко, за что ты на тюрьму попал?
– Та я ж говорил, за рострату, – с сильным украинским акцентом сказал Попенко и лоб его покрылся крупными каплями пота.
– Я раньше молчал, а теперь пора народу правду знать. Сел ты, Попенко за то, что у своих бедных сотрудников, с которыми и трудился в одной конторе, и праздники гулял, тырил ты, паскуда мелкая, деньги из карманов и кошельков. Крысятничал значит. Но за то ты срок мотаешь, правда, жаль, всего два года. Но, теперь, я думаю, он тебе малым не покажется.
– Та што ж я зробил? Я ж честно сижу, никого не касаюся!
– А теперь расскажи народу, что ты прокурору в маляве писал три дня назад?
Александр никогда не видел, чтобы человек так трусил! По лицу Попенко пошли какие-то мимические волны, гримасы, оно стало бледным, потом покрылось тёмно-красными пятнами, и весь он затрясся мелкой дрожью. Молодые урки сбоку вдруг загоготали:
– Ха-ха-ха! Глянь, он ещё слова не сказал, а уже обмочился!
Действительно, на штанах Попенко расползалось тёмное пятно. Александру стало противно смотреть на этого человека.
– Та я ж ничого плохого не писав!
– А чего же испугался? Ну, скажи, что писал? Обидели тебя в нашей хате?
– Так майку ж новую забрали, мыло забрали, трико новое забрали. Це ж правда. Новое усе было!
– У тебя последнюю майку взяли? Мыло тоже последнее было?
– Та ни, но новое ж! Жинка прислала.
– А куда это всё дели, знаешь?
– Откуда ж мне знать?
– Не ври, паскуда, при тебе человеку отдали, которого в хату чуть ни голым с КПЗухи закинули! Ну, хоре базарить. Я тебе не судья, пусть хата решает. Что делать будем, братва? Из-за его малявы нас сегодня на уши поставили.
Какой шум поднялся в камере! Все кричали наперебой.
– Заглушить урода!
– Да ему почки опустить мало! Такая заточка ушла, я её целый месяц делал!
Когда галдёж немного утих, смотрящий сказал:
– Ну, что, Попенко, придется тебя опускать, как это ни противно.
Попенко упал на колени. Он ползал в слезах и соплях, хватал зеков за ноги, даже пытался их целовать.
– Пощадите! Пощадите ж мене! Я ж не хотев! Я жинке скажу, што хочте пришлет! Денег пришлет! Денег! Хочте, хочь што пришлет, только не опускайте!
– Джон, – обратился пожилой уголовник к смотрящему, – менты дорогу порезали, а я важную маляву с воли жду. Надо спросить, как с гада.
– Не надо, как с гада! Я больше не буду! Я што хочте вам достану! – продолжал причитать Попенко.
– Ладно, Попенко, – сказал Джон, сделав ударение в фамилии на первый слог, – если обещание помочь хате сдержишь, опускать не будем. Пока мягко тебя накажем. Но если не сделаешь, что сказал, по полной программе получишь!
– Спасибо, братья, век не забуду! – подвывал с пола Попенко.
– Не братья мы тебе, – сказал Джон. – Без наказания нельзя. Пока ограничимся тем, что отгрёбаем тебя. Давай, братва, становись.
Зеки стали в проходе в две шеренги. Одни улыбались, потирая ладони, отпускали матерные шутки, другие стояли молча с суровой решимостью отомстить мерзавцу за свое унижение или за утерянные безвозвратно драгоценные в тюрьме вещи. Воющего беспрерывно Попенко поставили в начале живого коридора и толкнули вперёд. На него посыпались удары с обеих сторон.
– Руки, Попенко! Руки опусти! Нельзя закрываться, а то сначала пойдёшь! – кричал Джон со своей койки.
Попенко опустил руки и только выл беспрерывно противным голосом, срывающимся после каждого удара.
Александра пробил пот. Нет, не зрелище избиения беззащитного человека взволновало его. Он вдруг осознал, что сам мог подвергнуться такому или ещё более жестокому наказанию всего несколько дней назад! Джон толкнул его в бок:
– Иди, приложись. Ты тоже пострадал.
Александр отрицательно мотнул головой.
– Ну, как хочешь. Можешь не участвовать. Ты у нас ещё не прописан.
– Матрос сказал, без прописки.
– Не гонишь?
Александр пожал плечами.
– Ладно, посмотрим на твоё поведение. Иди на место Попенко.
– А он?
– У него теперь новое место, этажом ниже. Попенко!
Окровавленный, униженный, растоптанный Попенко трусцой подбежал к смотрящему и склонил голову.
– Койку Змею уступишь, – сказал Джон.
– А куды ж мне?
– На цокольный этаж.
– Поняв, я усе поняв! Я быстренько…
Попенко мигом собрал свои простыни, одеяло, сумку с вещами, нырнул под койку и там притаился, тихонько подвывая.
Александр перевернул матрац, застелил постель и лёг поверх одеяла. Почему-то он не испытывал угрызений совести оттого, что лежит на месте человека, который теперь вынужден ютиться на голом полу. Может быть, ему было бы жалко другого, но не этого, умершего от страха ещё до того, как его начали судить. Было какое-то гадостное чувство презрения, которое возвращалось всякий раз, когда Попенко начинал тихонько всхлипывать или подвывать под койкой. Наконец, он не выдержал, опустил голову с койки и рявкнул:
– Заткнись!
Попенко умолк и больше его слышно не было.

8

Александр на удивление легко освоился в новой камере, видимо сказался уже приобретённый опыт. Его никто особо не беспокоил, и он предавался своим размышлениям, из которых выходило, что ему отсюда так просто не выбраться. Опять наступила апатия. Нужно было настроиться на ожидание, но нервы не выдерживали бесконечной неопределенности. И только благодаря полученным урокам он не допускал взрыва эмоций.
В первый же день Александр понял, что ему повезло с койкой. Многие в камере спали по двое на одном месте, по очереди. И он с брезгливостью подумал, что вполне мог бы делить кровать с Попенко, если бы того не отселили под нары. Ему опять вне закона достался первый ярус, но это оправдывалось здесь перенаселением, обилием «первоходов», и недостатком «настоящих воров», которым и так хватало нижних коек.
Впрочем, радость Александра продолжалась не очень долго. Через неделю в камеру привели ещё троих, и одного из них подселили к Александру. Теперь приходилось по восемь часов шататься по камере или сидеть на корточках у стены, пока напарник спал.
Эти часы были особенно тяжёлыми. В проходе между нар всегда было тесно, а сидеть можно было только на железной табуретке, вбетонированной в пол у стола, которая всегда была занята игроками в карты. Александру предлагали сыграть, но он подавил соблазн, вспомнив неудачный опыт молодости, когда проиграл в азарте крупную по тем временам сумму и с трудом вернул долг. После того случая он дал зарок никогда не играть.
Но понаблюдать за игрой было развлечением, если удавалось найти место рядом с играющими. Играли на всё: на сигареты, на приседания или отжимания, на одежду. На деньги играли редко и только матёрые уголовники, которые, как правило, «разводили» новеньких, у которых деньги были. Но в этом случае посторонних просили удалиться и закрывались шторкой из простыни. Александр узнал, что карты были запретной игрой, за которую можно было угодить в карцер, и их тщательно прятали.
В этой камере было одно важное преимущество – здесь ежедневно выводили «на прогулку». Прогулкой назвать это можно было только условно. Выводили в маленький бетонный дворик, размером в два раза больше камеры, затянутый сверху сплошной сеткой. Здесь было так же шумно, те же лица мелькали перед глазами. Кто-то курил, другие, собравшись в группы, разговаривали, будто не могли наговориться в камере. Были двое, которые делали зарядку, приседали, махали руками. Александр ходил от стены к стене, пытаясь надышаться относительно свежим воздухом, и ловил звуки и запахи свободы. Даже отдаленный шум города и дым выхлопных газов, которые иногда удавалось уловить, вызывали острую ностальгию, и он хотел их ещё и ещё. Но звучала команда закончить прогулку и всех вели обратно.
Перед камерой делался обязательный «шмон», иногда тщательный, с раздеванием, чаще поверхностный и небрежный: проверяющий ощупывал руки, бока, живот, спину, пояс, ноги, пах. Это было унизительно и убивало зачатки хорошего настроения, приобретённые во время прогулки.
Пока заключенные «гуляли», в камере тоже производился обыск, и часто приходилось после него возвращать на место свои вещи, иной раз затоптанные грязными ботинками. Александра это всегда выводило из себя, он буквально бесился от невозможности наказать обидчиков. В такие моменты в камере стоял густой махровый мат. Обычно в обращениях между заключенными мат почти не применялся из-за необходимости держать ответ за оскорбление по неписанным тюремным правилам, ругать же представителей тюрьмы можно и нужно было самыми плохими словами, и тут каждый давал волю эмоциям и языку.
Самая большая проблема была в отсутствии курева. Иногда Александру удавалось покурить с кем-нибудь на двоих, но он опасался впасть в зависимость, которую наблюдал здесь сплошь и рядом: люди за сигареты должны были отрабатывать стиркой или другими услугами. Напарник по койке, отоспавшись, пришёл в себя и оказался неплохим человеком. У него были сигареты, которые он расходовал экономно, но Александру не отказывал, как сокоечнику.
Правда, приходилось выслушивать бесконечно повторяющуюся историю о том, как он попал в тюрьму. По его рассказу выходило, что его подставила собственная подруга, почти жена, которая сама же толкнула его на ограбление и сама же сдала ментам. Но сигарета стоила того. Сначала Александр слушал внимательно, сочувствовал, а потом привык и даже думал о своем, сладко затягиваясь сигаретой.
Желающих поговорить было много. Но Александр не жаждал общения, и от него понемногу отстали. Так проходили дни, которые узнавались по еде и прогулкам. Александр потерял им счёт, но были зеки, которые всегда знали число и даже день недели. Однажды Александр услышал число и ужаснулся – после ареста прошло уже больше месяца!
– Я же её, суку любил! Знаешь, как я её любил! Я ей такие подарки дарил! А она… – на одной ноте жаловался напарник по нарам.
«И так я буду это выслушивать много лет подряд? – думал Александр. – Нет, если дадут срок, надо бежать. Говорят, с моими статьями строгача дадут, а таких на зону посылают. Оттуда сбежать легче. Заберусь в тайгу, построю землянку, потом дам знать Зое. Нет, это невыносимо, надо что-то предпринять».
Он улучил момент и подошел к смотрящему.
– Джон, не поможешь советом?
– В чём проблема?
– Я больше месяца под следствием, а меня даже на допрос не вызывают. Полная неизвестность. Подскажи, что делать?
– Месяц не срок. Имеют право.
– Но если я не виновен, за что же меня держат?
– Я ж тебе говорю, имеют право. Такой закон. Могут продержать под следствием столько, сколько по статье срок положен.
– Это что же, если пожизненное…
– Да не паникуй, Змей, месяц – мизер! У следаков дел знаешь сколько? Только в нашей камере, глянь, сколько народу под следствием! Займутся и тобой. Ну, если хочешь, напиши письмо своему куму. Только корректно, без истерик. Обязан отреагировать.
– Благодарю за совет, Джон.
– Других проблем нет? Может, нужда в чем?
– Да терплю пока, нормально всё. Вот, если с бумагой поможешь для письма…
Джон достал тетрадный лист, дал карандаш.
– Благодарю. Карандаш верну.
Александр написал письмо-заявление следователю, которого даже в лицо не знал, но который по логике должен был существовать, если есть дело. Передал через дежурного охранника. Ответ пришёл тем же путем на второй день. В официальном ответе было написано: «По Вашему делу ведутся следственные действия согласно Уголовно-процессуальному кодексу РФ. Ваше участие в следствии в настоящее время не требуется. Старший следователь по особо важным делам капитан Тимошко».
– Змей! – позвал Джон. – Ну, что, порадовали тебя?
Александр протянул бумагу.
– Ого! Серьезная у тебя делюга!
– Почему?
– Капитан занимается, по особо важным! Попал ты, братан. Так что не спеши, даже если не виновен, без срока не выпустят. Сиди, не психуй, всё равно следствие в срок засчитывается.
Александр снова впал в уныние. Время тянулось нестерпимо медленно. А камера жила своей жизнью. Где-то за шторками хохотали, издеваясь над опущенным, сокоечник Витёк продолжал ныть про свою неудачную любовь, кто-то громко читал обрывок газеты с объявлениями интимных услуг. Молодой придурок, говорят, наркоман, умудрился вспороть вены заточенной алюминиевой ложкой. Его утащили, через час втолкнули в камеру с железными скобами на окровавленной руке. Попенко тихо проживал под нарами, исполняя роль уборщика. Он мигом подтер кровь с бетона и вымыл так, что это место долго ещё оставалось самым чистым в камере. Он радовался, что его похвалил сам Джон.
На верхней койке над Александром жил Богомолец – тихий мужичок лет тридцати, который беспрестанно шептал молитвы. Он пытался всех окружающих обратить в «веру истинную», но уголовники над ним смеялись. У Александра он тоже вызывал неприязнь своими бесконечными наставлениями о любви к ближним.
– Бог наш всемогущий ниспослал нам муки земные, чтобы возлюбили мы недругов своих. И пока не возлюбим мы их, не будет нам прощения!
– И что, я, по-твоему, должен простить свою суку за то, что она меня засадила? И ментов простить, которые меня отдубасили ни за что? – заводился Витек.
– Господь велел прощать. Грешно держать зло в душах наших.
Витёк продолжал спорить. Александру это надоедало, и он уходил в другую часть камеры смотреть, как очередной проигравший приседает двести раз.
Витьку пришла передача.
– Сучка моя прислала. Пишет, что любит, прощения просит, – чуть не плакал Витёк, разбирая посылку. Большую часть он тут же раздал в общак и сокамерникам, остальное расходовал долго и экономно. Самым ценным в передаче были сигареты, которые Александру Витёк не зажимал.

А дни шли. Завтрак, обед, прогулка, ужин. Раз в десять дней баня. Собственно, не баня а душ. Тут тоже свои особенности. То вода только холодная, то выгоняют, не успеешь намылиться. Тем не менее, баня всегда доставляла удовольствие. Александр никогда не был чистюлей, но в камере было так мерзко, что хотелось это с себя смыть. Больше всего выводили из равновесия обыски, однако таких, как в первый день пока больше не было.
К Богомольцу подселили второго жильца, Антона. Этот энергичный человек сразу привлёк внимание Александра. Во-первых, у него не было погоняла, все звали его по имени. Когда выяснилось, что ему сорок пять лет, никто не хотел верить, так как внешностью он тянул максимум на тридцать. Всегда с лёгкой полуулыбкой, всегда в отличном настроении, казалось, что он прибыл сюда на соревнования по лёгкой атлетике, а не отсиживать срок за убийство. На первой же прогулке Антон удивил всех, прихватив с собой две пластиковых бутылки с водой из которых облился в дворике с ног до головы, несмотря на пронзительный ветер. Оделся Антон, только когда приказали окончить прогулку, и не было заметно, чтобы он замёрз. Многие отнеслись к этому, как к чудачеству, другие говорили «понтуется», но Антон продолжал обливаться ежедневно, невзирая на любую погоду. Всё время, когда не спал, он либо делал замысловатые упражнения, либо медитировал, сидя по-татарски прямо на бетонном полу. Александру нравилась независимость Антона, но его постоянная весёлость казалась искусственной и выводила из себя.
Вся эта жизнь постепенно становилась обыденной, и лишь редкие события могли вызвать любопытство Александра. Он с удивлением отмечал, что начал привыкать к такому существованию.

9

– Забда! На выход. Без вещей.
Сердце подскочило к горлу и перекрыло дыхание. Быстро подошёл к двери.
– Обвиняемый Забда…
– Выходи. Лицом к стене. Вперёд!
Ноги почему-то отказывались повиноваться, может оттого, что давно не ходил?
– Не трясись, не на расстрел, – негромко сказал конвойный в спину. – На свиданку.
«Зоя добилась свидания! Зоя!» – восторг, смятение, растерянность – все эмоции заполнили разум и затмили его. Он уже видел Зоино лицо, её улыбку, казалось, слышал её голос… и ничего не видел перед собой. Споткнулся, наверно о порог, полетел вперёд, больно ударился о стену плечом и виском. Чудом не упал, но сразу выпрямился, убрал руки за спину и пригнул голову, ожидая удара.
– Твою мать! – заорал конвойный. – Ещё не хватало за тебя отвечать! Иди нормально, а то в камеру верну. Чувствительный, блин, какой!
– Стоять! Заходи!

В комнате за столом сидел мужчина. Один. Александр озираясь, спросил:
– А Зоя где?
– Здравствуйте, Александр Владимирович!
Александр растерянно смотрел на человека и никак не мог сообразить, где его видел.
– Здравствуйте…
– Присаживайтесь, пожалуйста. Я рад видеть вас в добром здоровье, и рад сообщить вам, что мы теперь будем видеться довольно часто.
В памяти был полный провал. Александр перебирал всех, с кем встречался в кабинетах с момента ареста, но это лицо ни с кем не ассоциировалось.
– Неужели вы меня не помните? Я адвокат Юровский Дмитрий Фёдорович, теперь, если вы не будете возражать, ваш защитник.
– Дмитрий Фёдорович, – узнал, наконец, Александр. – Простите, всё смешалось в башке…
– Ничего страшного, это часто бывает. Здесь ведь не дом отдыха. А что это у вас кровь, вас били?
Александр провел ладонью по виску – в самом деле, кровь. Стёр рукавом.
– Мелочи, споткнулся. А Зоя не пришла?
– Нет, Зоя Николаевна не пришла на это свидание, но я принёс от неё привет и все новости, касающиеся вашей семьи. Ведь это наше первое свидание, разведка, так сказать. Будут и другие, придет и Зоя Николаевна.
– Но, как вы… Почему именно вы?
– Во-первых, я не мог отказать Петру Ивановичу Гамохе, который лично меня об этом просил. Конечно, я глубоко уважаю Зою Николаевну и очень хорошего мнения о вас. Кроме того, мне интересно потягаться с серьёзным противником в лице руководства компании «Кедр», у них сильные юристы. Поэтому я заявил свою кандидатуру в качестве вашего защитника. Требуется только ваше согласие.
– Вообще, я не хотел иметь защитника. Я и сам знаю, в чём я виновен, а в чем нёт.
– Тут вы серьёзно ошибаетесь. Вы просто не знакомы со всей казуистикой уголовного процесса. Одно неверное слово, одна неточная запись – и вместо освобождения из-под стражи, десять лет строгого режима. Помните: «казнить нельзя помиловать»? Это не шутка, это правда, написанная человеческими судьбами.
Александр опустился на стул. Посидел минуту, приходя в себя, оглянулся на пустые углы, шёпотом спросил:
– Закурить не найдется?
Юровский положил перед Александром пачку сигарет и зажигалку.
– Курите. И не оглядывайтесь, это вполне легально. Сам я, как вы знаете, не курю, это специально для вас. Я знаю потребности заключённых. К сожалению, главная из них – табак. Итак, вернемся к нашей теме. Так вы согласны быть моим подзащитным?
– Это же дорого стоит?
– Пусть этот вопрос вас не беспокоит. Я вам уже объяснил свои мотивы. Одним из главных является возможность потягаться с сильным противником на серьёзном процессе, который, несомненно, получит большую огласку. Поверьте, победа на таком процессе стоит для адвоката много больше любого гонорара.
– А если победы не будет?
– Во-первых, нельзя настраиваться на поражение, а во-вторых, с вас я денег не возьму в любом случае. Мне хватает гонораров за другие работы. Кстати, привет вам от Люды. Она по-прежнему вас боготворит. И ещё, если вы откажетесь от моих услуг, вам предоставят казённого адвоката, без защитника процесс всё равно невозможен.
– Да, конечно, я согласен. Спасибо вам, Дмитрий Фёдорович. Но расскажите же, как там Зоя, как Ирка, Юра?
– Зоя Николаевна, конечно, волнуется за вас и, кстати, очень обрадовалась, что я буду вас защищать. Они с Ириной вполне справляются с хозяйством.
– Вы там были?!
– Конечно. И был поражён, как Зоя Николаевна управляется с пчёлами! Честно говоря, это зрелище не для моих нервов. Зоя Николаевна сильная женщина. Так что за них не беспокойтесь. И селяне им помогают. Я спросил о материальной стороне. Зоя Николаевна работает в школе, говорит, что на питание хватает. Конечно, вам приветы и пожелания от Пасхиных, от Майи Михайловны.
– Вы и с ними разговаривали?
– Безусловно. Ведь я должен был выяснить все обстоятельства, касающиеся дела. Для этого, собственно, я и с вами встретился. У нас, к сожалению, мало времени, поэтому, давайте сделаем так. Вот ваша передача, – он подал сумку, – это от сына. В деревне я был давно, поэтому оттуда ничего не брал, кроме писем. Так вы ешьте, не стесняясь меня, и рассказывайте одновременно, как всё это случилось.
– А Юрка как? Вы и у него были?
– Безусловно, – улыбнулся Юровский. – У него прелестная жена. Пока мы беседовали с Юрой, она умудрилась собрать передачу.
В сумке были пирожки с мясом, котлеты, зубная паста, мыло, тетрадка в клеточку и конверты, большое яблоко, конфеты, две пачки чая, зажигалка и пачек двадцать «Примы» – несказанное богатство! И письма от Юры с Люсей, от Ирки, от Зои! Александр откусил котлету и пирожок одновременно и развернул письмо от Зои.
– Александр Владимирович, я понимаю ваше нетерпение, но давайте всё же займёмся вашим делом. Поверьте, от этого зависит собственно ваше возвращение к родным. У вас ещё будет время почитать письма.
Пирожки и котлеты были необычайно вкусными. Письмо Александр положил обратно, но прекратить есть не мог. Наконец, он наглотался, откусил яблоко, прикурил сигарету и отвалился на спинку стула.
– Вы устроили мне праздник! Спасибо. Как же Люся с Юркой догадались положить всё самое нужное?
– Котлеты и пирожки Люсины, остальное я подсказал. Итак, расскажите мне все о происшествии, в результате которого вы оказались здесь.
В голове Александра все эти месяцы крепко сидели наставления Даната: не верь, не бойся, не проси. Особенно: никому никогда не верь! Он был уверен, что именно благодаря этим советам он благополучно существует до сих пор. Теперь же вставал вопрос, верить ли Юровскому и насколько. Ведь, рассказать всё, значит, раскрыть имена сообщников. Он молчал.
– Я понимаю ваше недоверие. По сути, вы меня недостаточно хорошо знаете, чтобы доверять сокровенное. Но, поймите, у вас нет выбора. Чтобы вас защищать, я должен знать правду. Должен! Иначе я не смогу выстроить верную, непробиваемую защиту. Хорошо, давайте на первый раз сузим проблему до одного вопроса: Вы сознательно были на месте преступления для того, чтобы остановить колонну или оказались там случайно?
– Да, сознательно. Я хотел остановить колонну.
– Но вы понимали, что в одиночку с этим не справиться и заранее организовали группу поддержки.
– Ничего я не создавал.
– Александр Владимирович, ну что же, мне снова объяснять вам, зачем мне нужно знать правду? Это же ваша жизнь, ваша свобода! Естественно, что прежде, чем идти на встречу с вами, я ознакомился с делом. В нем есть любопытная бумага, где сказано, что вы сами рассказывали сокамернику о том, что заранее планировали вооружённое нападение на колонну, подбирали хороших стрелков из местных жителей, готовили оружие и боеприпасы, и что даже отдали распоряжение стрелять на поражение, если колонна не остановится.
– Кто?! Кто эта падла? – Александр вскочил, забегал по комнате, закричал. – Я ничего такого не мог говорить, потому что этого никогда не было! Кто эта сука? Я готов получить пожизненное, только скажите, кто писал эту маляву, я его урою!
Дверь открылось, заглянул конвойный. Юровский сделал ему знак рукой:
– Не беспокойтесь, всё в порядке.
Александр, увидев конвойного, поспешно сел к столу.
– Скажите мне, кто это написал, – умолял он полушёпотом. – А! Я знаю, это Керосин! Больше некому.
– Я не могу раскрывать имена осведомителей, я и так слишком много вам рассказал.
– Если вы верите таким уродам, я вам ничего больше не скажу.
– Я никому не верю, как и вы. Я должен понять истину. Чтобы доказать, что этого не было, нужно знать, как было на самом деле.
– Хорошо, я расскажу. Но людей не назову. Это хорошие люди, и они не должны пострадать.
Александр рассказал всё, начиная с голосования селян и его результатов, о попытке его подкупа, о том, как ему сообщили, что колонна подходит к селу, как он остался один на один с милицией, о выстрелах, об отступлении колонны, о чрезмерно выпитой на радостях водке, об аресте.
– Спасибо, – сказал, помолчав, Юровский. – Я вижу, что вы говорили правду. Я верю вам. Теперь мне многое становится ясно. Что ж, на этом можно уже кое-что построить. Нужно хорошенько над этим поработать. Не унывайте и не волнуйтесь, верьте, мы вас отсюда вытащим. Обещаю вам в ближайшее время организовать если не свидание, то хотя бы регулярные передачи от родных. Пора прощаться, мы и так задержались.
Юровский протянул руку для пожатия и шепнул:
– Симакин.
Александр ответил повторным рукопожатием. Юровский вызвал конвойного.

10

В камере Александр первым делом отдал смотрящему «на общее» пачку чая, пять пачек сигарет, несколько конвертов и половину листов из тетради, а лично Джону горсть конфет и пару пачек сигарет. Затем раздал по пачке всем, у кого стрелял сигареты, и пачку на всех собравшихся попрошаек. Угостил всех соседей конфетами, даже бросил пару под нары Попенко. У него была радость!
Потом раздобыл за сигареты кипятильник и заварил чай. Пригласил на пир соседей Богомольца и Антона и, конечно, сокоечника Витька. Котлеты и пирожки ушли «на ура». Богомолец от чая отказался, назвав его «дьявольским зельем», зато конфеты ел с удовольствием, крестясь и прося у Бога прощения «раба Твоего Александра».
Чай с конфетами вприкуску – наслаждение! Кажется, ничего вкуснее Александр раньше не пробовал. Витёк, закурив, стал в очередной раз рассказывать, как вкусно готовила «моя сука». Антон ел и пил чай с удовольствием, был немногословен. Сказал лишь:
– Поздравляю, Змей! Монада твоя, наконец, перевернулась.
Александр не понял, поблагодарил кивком. Ему не терпелось заняться письмами.

«Сашенька, дорогой, здравствуй! Ты не представляешь, как я по тебе скучаю! Но ты не переживай, у нас всё хорошо. Мы с Ирочкой справляемся вполне со всем нашим хозяйством. Борис предложил на время твоего отсутствия забрать пчёл к себе, но я подумала, что ты расстроишься, и не отдала. Теперь я сама делаю с ними всё, что нужно, а Борис консультирует, обещает помочь во время медосбора. Представляешь, у меня получается! Правда, я пока не знаю, что такое медосбор, но думаю, что справлюсь. Ира мне тоже помогает. Иру берут к нам в школу. Это хорошо, она будет при деле, и денежек побольше будет. Твою ставку «трудовика» разделили между Огбэ и Золомпо, они теперь официально будут учить детей. Все учителя тебя вспоминают и передают тебе приветы. Да, мы же завели курочек! Четыре курочки и петушок! Они такие красивенькие и уже несут яички! Мы поселили их пока в том сарае, где стояли всякие лопаты. Пасхин сделал им насест, а для гнезда мы приспособили ящик. Нордик скучает, часто подолгу сидит на крыльце и смотрит на дорогу. Явно ждёт тебя. Мы тоже все ждем тебя и очень любим. Забыла написать, от школы нам выдали дрова, целый грузовик. Пришли Олонко и Соло, всё попилили и покололи. Они замечательные люди. Вообще нам здесь все помогают, и все спрашивают о тебе. Если появится возможность, напиши. Мы тебя любим и ждём. Целую крепко-крепко. Твоя Зоя».
«Папочка, здравствуй! Твоя дочь – почти шаманка, приветствует тебя в твоём заточении! Мы с Сикте почти каждый день «слушаем» тебя, и он говорит, что у тебя пока всё неплохо. У меня не очень получается, но иногда мне кажется, что я тоже «слышу». Сикте очень умный! Он мне столько всего открыл! Я теперь вижу мир другими глазами. Я уже многому научилась, но это не для письма, приедешь, покажу. Меня берут учителем обществоведения и истории. Была на собеседовании в Районо. Теперь учу программу и открываю для себя многое из того, что пропустила в институте. Думаю, у меня получится. Ты, папочка, там не унывай, а поскорее выбирайся оттуда. А мы с Сикте стараемся тебе в этом помочь. Ты сильный! Ты смелый! Ты победишь! Ира».
«Папа, привет! Сегодня пришел твой знакомый Юровский, сказал, что передаст тебе письма и продукты. Он, вроде, неплохой мужик. У нас с Люсей всё хорошо. Недавно вместе ездили на рекогносцировку нового заказника на Бельцовском плато. Жили в машинах и в палатках. Классно поработали и много всего увидели, в том числе разных зверей. Там много следов тигров. Я нашёл городище на плато, по-моему, оно археологам неизвестно. Сняли план. Вернёшься, расскажу. Как обычно, совсем не хватает времени. Ждём тебя. Удачи! Юра.
Александр Владимирович, Вы держитесь и поскорее возвращайтесь. А за нас не беспокойтесь. Пирожки немного подгорели, но следующий раз я сделаю лучше. Мы Вас любим. Люся».
Александр сидел на корточках в углу и глотал слезы. «Пирожки подгорели!» Он, оказывается, почти забыл, какими проблемами живут на свободе! Конечно, родные хотели его успокоить, подбодрить, писали только самое хорошее. Но на самом деле Зое было, безусловно, трудно без мужа. Он вспомнил, как дома всегда что-нибудь ломалось, если ему случалось отсутствовать несколько дней. Он чувствовал свою вину перед ними и полное бессилие изменить положение.

Александр прикурил ещё одну сигарету. Подошёл в одних трусах худющий зек со шрамом во всю грудь:
– Покурим?
– Отвянь! Дай спокойно хоть одну сигарету выкурить.
Отвалил молча, недоуменно оглядываясь.
Рядом делал свои упражнения Антон.
– Больно? – спросил он.
– Сочувствие не требуется, – огрызнулся Александр.
– А я и не сочувствую. Я только хотел сказать, что боль это хорошо, – сказал Антон с одышкой, делая приседания. – Для сильных.
– А для слабых? – машинально спросил Александр.
– Для слабых боль – гибель. Вот им и требуется чужая жалость.
– И ты решил меня пожалеть, – сказал Александр.
– Я не жалею слабых.
– А что тебе жалеть других? Тебе хорошо, даже весело. И плевать тебе на чужие проблемы.
– Я не жалею не потому, что мне не жалко, а потому, что жалея, я признаю беспомощность человека и помогаю ему утвердиться в его бессилии. Для слабых это может плохо кончиться, а сильным жалость вообще ни к чему.
– Господь велит помогать слабым, – вмешался Богомолец.
– Разве помогать и жалеть одно и то же? – парировал Антон. – Вообще помочь человеку в горе невозможно. Все слова пусты. Помочь можно, только указав верный путь, а выходить он должен сам.
– Христос указует нам праведный путь, а идущие вослед Ему блаженны! – подхватил Богомолец.
– Я всего лишь хотел сказать, что если боль не прикончила тебя сразу, она может сделать тебя сильнее, – сказал Антон, взял полотенце и пошёл умываться.
Витек проснулся и уступил койку. Александр тут же лег, сетуя, что прервали его размышления о доме. Но разговор с Антоном почему-то зацепил. Александр, засыпая, пытался с ним спорить, но сон смешал мысли.

После встречи с Юровским снова навалилась тоска. Казалось, что его снова забыли. Он продумывал разные варианты своего дела, и чем больше думал, тем больше впадал в уныние: в любом случае срок казался неминуемым. Это же подтвердил и Джон, с которым Александр решился посоветоваться, не вдаваясь в детали.
– Пойми, Змей, тебе сделали конкретную предъяву, и если даже ты совсем не виновен, честь мундира не позволит ментам это признать. Тогда им придётся отвечать за обвинение невиновного. И ты думаешь, они захотят сесть в эту камеру вместо тебя? А ты сам только что сказал, что твоя вина все-таки есть. Так что срока тебе не миновать. Бывает, конечно, что люди отмазываются, но по твоим дачкам видно, что у тебя таких бабок нет и быть не может. Так что, как не крути, сидеть тебе придется. А вот, сколько тебе намотают, зависит во многом от тебя и от твоего адвоката.

Этот разговор оптимизма не прибавил. Снова появилось раздражение на сокамерников, на грязь, на липкие простыни и тараканов. Раздражали вечно снующие по проходу зеки, нервировали молодые балбесы, которые не могли успокоиться, пока над кем-нибудь не поиздеваются. Александра, правда, они не задевали, но его подмывало встать и набить кому-то из них морду. Действовали на нервы заискивающая улыбочка Попенко, вечные молитвы Богомольца. Раздражало издевательское спокойствие Антона, почему-то именно это больше всего.
– Ты так и будешь махать руками и улыбаться весь срок? – не выдержал однажды Александр.
– А почему нет? – ответил с обычной полуулыбкой Антон. – Разве это хуже, чем лежать с сигаретой в зубах и злиться на весь мир?
– И ты думаешь, что выйдешь из тюрьмы таким же молоденьким и жизнерадостным и с улыбкой весело зашагаешь по жизни? Что тюрьма никак не повлияет на тебя? Ты не боишься, что поймаешь тубик и загнешься в тюремной больнице?
– Нет человеку свободы, если боится он будущего своего. Нет страха в мире вокруг тебя, ибо страх твой есть порождение мира внутри тебя. Волчьей хваткой велю я вам держаться за жизнь вашу, не выпуская из зубов ни единый её миг, – продекламировал Антон, не переставая делать упражнение.
– Это явно не из библии, – сказал несколько удивленный Александр.
– Это сказал один умный индеец.
– Повтори, – попросил Александр.
– Я тебе запишу, – Антон взял тетрадь Александра и на обложке красивым почерком написал три фразы. – На досуге перечитаешь.

С этих пор отношение Александра к Антону изменилось, и он стал искать повод с ним заговорить. Но Антон по-прежнему оставался отстраненно-независимым и постоянно был занят своими упражнениями, а Александру казалось неудобным отвлекать человека. Наконец, он нашел предлог.
– Антон, а что ты говорил насчет монады? Это что?
– Это своего рода колесо фортуны или аналог русской черно-белой жизни. Одна половина круга негатив, другая – позитив. Когда одна половина наполняется, например, хорошими событиями, монада переворачивается, и начинается черная полоса жизни. Пока негатив не наполнится до краев, монада не перевернется. Похоже, у тебя началась белая полоса.
– Так это выходит, что чем больше будет хорошего, тем скорее придёт плохое?
– Выходит так. Поэтому надо ценить каждое хорошее событие и радоваться ему. И надо всегда быть готовым к тому, что наступят плохие времена и, опять же, радоваться, что чем больше плохих событий, тем скорее наполнится чёрная половина монады, и она перевернется.
– Ну, здесь-то хорошего мало, то есть, совсем ничего.
– Это как посмотреть. Хорошее надо уметь замечать. Например, пока ты не потерял свободу, ты не знал, что это такое. Теперь ты знаешь, что свобода важнее всего на свете. Где ты ещё приобретёшь такое знание, как не в тюрьме?
– И ради этого я должен потерять годы своей жизни?
– А ты не теряй! Ты и на воле их терял на всякую суету. Вспомни, как ты спешил, спешил, и никуда не успевал. Теперь у тебя появилась возможность неспешить. Так используй её! Думай о важном, о самом важном – о себе, о своих ошибках, о жизни. Может, судьба специально вырвала тебя из повседневности, чтобы ты задумался о вечном?
– Значит, меня заперли в камере, чтобы у меня было время размышлять о вечном?
– А ты никогда не задумывался, что государственная система правосудия на самом деле выполняет волю всевышнего? Посмотри, ведь все мы здесь грешники.
– Ещё бы! По крайней мере, большинство – это точно.
– Я не о том. Те грехи, за которые нас посадили – мелочи, даже убийства. Главный наш грех – неверные помыслы. И судьба умышленно оторвала нас от привычной жизни, чтобы дать время осознать свою греховность и увидеть верный путь. Подумай об этом, – заключил Антон и принял упор лёжа для отжимания.

11

Наконец, Александра вызвали на допрос. Перед допросом Юровский давал указания, как себя вести. Договорились, что Александр будет держать прежнюю линию, утверждая, что оказался на месте случайно, но посчитал, что нужно остановить незаконную колонну, и что никого с ним не было.
Капитан Тимошко вёл допрос вежливо, корректно, без личной неприязни. Вопросы касались в основном мелких деталей: каким путем шёл, что видел, где стоял, что говорил. Все это он аккуратно заносил в протокол, который обязал Александра прочитать и попросил подписать.
На прощанье Юровский сказал, что по его данным дело ведут опытные специалисты и, вероятно, скоро завершат. Он сообщил также, что звонил Юре. Тот обещал в ближайшее время передать ещё продуктов и сигарет.

Письма родным Александр отправил давно, но ответов пока не было. Ожидание тяготило. Отвлекали разговоры с Антоном, который всё больше притягивал Александра своей необычной жизненной философией.
– Так ты считаешь, – спросил он Антона, – что высшие силы специально упрятали меня в тюрягу, чтобы я разобрался в своей жизни? Но я жил нормальной жизнью, не убивал, не грабил, не изменял жене, почти даже не пил, у меня хорошие дети. Неужели, по-твоему, я заслужил такого жестокого наказания? Тут у тебя что-то не сходится.
– Если Бог решит тебя наказать, он лишит тебя разума. А это не наказание, это просто очередная проблема, поставленная перед тобой, чтобы ты нашел способ её решить.
– То есть, в тюрьму сажают, чтобы человек придумал, как из неё выбраться? Ну, ты даёшь! Ты сам-то почему до сих пор в камере? Или ты уже знаешь, как сбежать?
– Тебя действительно интересуют ответы на эти вопросы, или тебе просто хочется поспорить?
– Ну, хорошо, Антон, хорошо, я психую. Но ты сам в этом виноват. Ты говоришь непонятные, абсурдные вещи тоном наставника. Я действительно хочу понять, как мне дальше здесь жить, чтобы не натворить глупостей и не сойти с ума.
– Не задавай вопросов миру вокруг себя, но обратись к миру в себе, и ты сам сделаешь правильный шаг, но решение твоё будет рождено в молчании и созерцании. И не жди слов от мира, но сам скажи слово верное. Сказал тот же индеец. Мне кажется это умным.
– Ты всё время цитируешь язычников, которые не могут знать истины, – вставил Богомолец, который обычно прислушивался к разговорам Антона и Александра. – Но верное слово Божье сказано в библии, коей и следует руководствоваться в жизни.
– Пожалуйста. Господи, даруй нам терпение, чтобы принять то, что мы не можем изменить, мужество, чтобы изменить то, что в наших силах, и мудрость, чтобы уметь отличить одно от другого. Святой Франциск Асизсский тебя устроит?
Похоже, Богомолец и не слышал о таком святом, он молча перекрестился и отошёл в сторонку.
– Научи, Антон, объясни, что такое мир в себе и как его можно увидеть, – попросил Александр. – Я завидую твоему спокойствию.
– Сначала отключись от внешнего мира.
– Но как?
– А плюнь на него и не обращай внимания. Он не стоит того. Рассмотри себя, своё тело, для начала. Пойми, что ты – уникум! Нет и никогда не было ничего такого же, как ты. Разберись в этом уникальном создании и полюби его. Просто сядь и займись этим.
Александр честно попробовал, но звуки камеры отвлекали в самый неподходящий момент. Он нервничал, злился на всех и на себя.
– Мир не стоит того, чтобы обращать на него внимания, – снова повторил Антон, заметив напрасные старания Александра.
– Да чушь это! Как можно жить без мира? Что, мне забыть свою жену, детей, друзей, всё, что я люблю в этой жизни?
– Тебе мешает собственная злость. Всё, что тебе дорого, находится внутри тебя, это не внешний мир. Убей всё остальное! Тогда останется самое главное, с этим и работай.

Александр устроился под стеной в углу. Сидеть по-татарски у него не получалось – ногам было больно. Он просто уселся на свернутое одеяло и закрыл глаза. «Мир не стоит того, мир не стоит того, – повторял он про себя. – Всё, что дорого, всё что дорого – со мной». Он повторял это долго, и вдруг звуки ушли. Может быть, он заснул. Привиделась улыбающаяся Зоя, Ирка, пляшущая с бубном, всплыли лица Сикте, Огбэ, Соло, Олонко, увиделась тайга на сопках. Он будто ощутил под ладонью тёплую шерсть и понял, что это Норд. Было хорошо и спокойно. Он не знал, сколько это продолжалось.
– Бабу хочу-у! – заорал молодой урка, казалось, над самым ухом.
– Чтоб ты… – выругался Александр и поднялся.
– Мир не стоит того, – улыбнулся ему Антон, стоящий в замысловатой позе на одной ноге.
– Ты прав, спасибо, – сказал Александр, и снова уселся в свой угол.
На этот раз появилось суровое лицо Загу, потом он увидел других жителей Острова, многих из которых даже не знал по именам, но помнил с добрыми чувствами. Потом увидел Нию, улыбающуюся красавицу Нию с ребёнком на руках и рядом с ней счастливого крепкого загорелого Забду. От этого видения сердце его заколотилось, и он очнулся снова в этой проклятой камере. Раздавил пальцами таракана, заползшего за ворот, подумал: «Как просто было в том мире!»
Теперь Александр часто прибегал к этому методу. Ему нравились эти видения счастливых моментов жизни и любимых людей. Теперь ему не нужно было мучительно считать минуты до обеда или ждать, когда проснётся Витек, чтобы занять место на койке. Он забыл о днях и старался не подсчитывать, сколько он сидит. Он с удовольствием отключался от мира вне себя и погружался в свой любимый мир.

Вызвали на свидание. Пришел Юра. Он с энтузиазмом рассказывал о своих экспедициях, об успехах Люси, и всё заглядывал в глаза отцу, словно пытался понять его состояние. Наконец, прямо спросил:
– Ну, как ты, пап?
– Нормально, сын. Я уже привык. Не беспокойтесь за меня.
– А зеки не достают?
– Нет. У меня хорошие отношения в камере.
– Мама звонила, собирается приехать к тебе, спрашивает, что привезти.
– Знаешь, скажи, чтобы не приезжала.
– Почему?
– Сама расстроится и меня выбьет из колеи. Что даст это свидание, кроме огорчений? Уговори её не ехать. И скажи, что мне ничего не нужно, здесь всё дают.
– Ты похудел, папа.
– Диета! Это только на пользу. Я думаю, всё будет хорошо. Адвокат отличный, дело идет к завершению, скоро суд. Так что не волнуйтесь. Привет там всем.

Кроме еды и сигарет, Юра передал статью Шаровникова и Наумова в журнале «Этнография из первых рук». Александр перечитал её несколько раз. Нечеловеческим языком, пестрящим терминами, излагалось научное открытие, редкое для современности: в дальневосточной тайге обнаружено племя, своими корнями уходящее в глубь веков на три тысячи лет. Племя это, ранее считавшееся ветвью удэгейского этноса, происходит от горинской культуры каменного века. Далее шли археологические факты и их этнографические аналогии, как в материальной культуре, так и в фольклоре. В заключение приводились аргументы в пользу придания племени хабуга статуса самостоятельного малочисленного народа с выделением территории проживания в собственность племени и разрешением коренному населению безлицензионной охоты и рыболовства для нужд населения.
Александр в тот же день написал письмо Наумову. Он благодарил его и Шаровникова за эту статью, за то, что Наумов, наконец, поверил ему. «Но, Лёша, – писал он, – кто читает этот московский журнал? Какая польза от этой публикации народу хабуга, если о них по-прежнему никто не знает? Попробуйте напечатать это в местной прессе, только в более популярной форме, а то от вашего слога даже у меня мозги плавятся. Отнеси статью И.Н. Сапрыкину. Он теперь в краевой администрации и найдет способ дать ей ход по инстанциям. Это – обязательно! Только тогда будет от всей вашей работы польза, когда будет реальный результат».

На допросы вызывали примерно раз в неделю. На них обязательно присутствовал Юровский, который одним своим уверенным видом поддерживал Александра. Следователь по-прежнему был корректен, вопросы касались в основном знакомых и друзей Александра.
– Да какие друзья? – отвечал Александр. – Я ведь только что переехал в Верхне-Ольховое.
– И что же, ни с кем не встречались, не разговаривали?
– Конечно, разговаривал. В школе с учителями, с директором, с людьми в магазине иногда. Но какие же это друзья? Разве что с Пасхиным были более плотные отношения, и то потому, что он помог купить дом.
– Все это как-то не стыкуется. Не могли же люди просто так пойти на вооружённое нападение под вашим руководством, если вы их даже не знали?
– Я протестую, – сказал Юровский. – Мой подзащитный не видел людей и тем более не руководил ими.
– Я руководствуюсь фактами, – недобро покосился на Юровского следователь.
– Скажите, долго ещё будет идти следствие? – спросил Александр.
– Ну как оно может идти быстро, если вы не хотите ему помогать? Может быть, бесконечно долго! Вот, завтра прикажут заняться более важным делом, и отложим мы ваши документы в дальний сейф.
– Да я рад бы помочь, но что я могу сказать, если я был действительно один и никого не видел, и не знаю, кто стрелял и почему. Ищите их, наказывайте, я-то здесь ни каким боком.
– Так не бывает, – сказал следователь и прекратил допрос.
Юровский попросил минуту наедине и сообщил, что на следствие оказывают давление, требуют максимального срока.
– Но вы не отчаивайтесь, держитесь своих показаний, всё утрясется, – заключил он.

Затем допросы участились, стали вызывать чуть ни каждый день. Теперь следователь выпытывал отношения Александра с каждым жителем села. Судя по тому, что фамилии шли по алфавиту, он просто имел список всех жителей. Александр отвечал односложно:
– Не знаю. Может быть. Кажется, говорили. О чем не помню. О пустяках.
Про Огбэ вопросов было больше, и это взволновало Александра.
– Говорят, Огбэ охотится с луком?
– Я не знаю. Какой из него охотник?
– Почему вы считаете, что он не охотник?
– Я видел его, он совсем стар, еле ходит.
– А Олонко?
– Что Олонко?
– С каким оружием охотится Олонко?
– Откуда мне знать? Я сам никогда не охотился, я вообще сторонник запрета любой охоты и не люблю людей, которые убивают зверей.
– У нас обратные сведения. Нам известно, что вы дружили с Олонко.
– Вам виднее, – ответил Александр и замкнулся.
– Почему вы молчите?
– А зачем отвечать, если у вас на всё имеется свое мнение? Вы что, всех жителей села хотите мне предъявить в качестве сообщников? Я еще очень дружен с бабушкой Золомпо. Я ей дрова колол. За это она согласилась перестрелять по моей просьбе всю колонну.
– Не грубите! Я имею право отправить вас в карцер.
– Отправляйте. Я отказываюсь давать показания.
В карцер не отправили, вернули в камеру и больше не беспокоили.

12

Наступала осень. На прогулках стало холодно, так что волей-неволей приходилось делать зарядку. Александр написал сыну, чтобы передал тёплую одежду. Более-менее устойчивое самочувствие ухудшилось. Медитации теперь удавались всё реже. Иную ночь он не мог заснуть до утра, а если засыпал, снились тревожные сны о Зое. Снова раздражали разговоры и шум в камере. Александр с трудом сдерживал себя, чтобы не сорваться.
Вызвали на свидание. «Наверно, Юровский», – подумал Александр. Но в комнате для свиданий ждал гость совершенно неожиданный. За столом сидел Горовский. Он был как всегда в костюме, на галстуке выделялась заколка в виде ёлочки, за которую Александр ещё больше возненавидел этого человека. При появлении Александра Горовский поднялся.
– Будьте любезны, оставьте нас наедине, – с улыбкой попросил он конвойного.
Тот тревожно посмотрел на Александра.
– Не волнуйтесь, пожалуйста. Александр Владимирович достаточно разумный человек. Ему совершенно не нужны дополнительные неприятности. К тому же мы друзья, – он ещё раз улыбнулся.
Конвойный вышел.
– Я не буду с вами говорить без адвоката, – сказал Александр.
– Сначала, здравствуйте, Александр Владимирович! – Горовский протянул руку.
Александр остался стоять с руками за спиной.
– Я понимаю вашу обиду. Вам здесь нелегко, как и всем в тюрьме. Это плохо. Отчасти, вы сами в этом виноваты.
– Я не буду с вами разговаривать.
– А я и не прошу со мной разговаривать. Я прошу просто выслушать. Может, вы присядете?
– Насиделся!
– А зря! Неудобно же есть вкусные вещи стоя, – Горовский стал доставать из портфеля закуски, маленькую бутылочку коньяка, рюмки, дорогие сигареты. – Прошу вас, не упрямьтесь! Подумайте сами, вы можете просто молча поесть и послушать. Не думаю, что вас здесь балуют кулинарными изысками.
Александр стоял молча и закипал. Мелькнула шальная мысль схватить бутылку и размозжить голову этому ублюдку.
– Хорошо, я не буду вас уговаривать. Не хотите – не надо. Конвой будет доволен. Давайте к делу. Я прошу просто послушать, даже не меня, потому что я говорю от имени директора компании. У вас достаточно мозгов, чтобы понять, с кем вы связались. И если при первой нашей встрече вы думали, что это пустяки, то теперь, наверно, видите, что мы можем многое. Признаюсь честно, мы прилагали усилия, чтобы наказать вас за нанесенное нам оскорбление очень жёстко, вплоть до пожизненного заключения. Мы обиды не прощаем.
Александр сглотнул слюну. «Ах, как пахнет эта копченая курица! Вот, сволочь, знает, чем соблазнить!»
– Но, обстоятельства несколько изменились, – продолжал Горовский, – и экономические интересы компании перевесили наши личные обиды. Короче, ваши друзья по-прежнему создают нам проблемы. Обстановка вокруг заготовок леса приобретает неприятный характер. Но руководство компании имеет привычку решать проблемы цивилизованным путём. Нам не хотелось бы снова призывать на помощь правоохранительные органы, поэтому предложения таковы. Мы организуем быстрое завершение вашего дела за недоказанностью преступлений, и очень скоро вы оказываетесь дома. Вы же за это просто успокаиваете людей, чтобы они не бузили. Вот и всё. Невелика плата за свободу? Имейте в виду, что мои обещания, данные во время первой нашей встречи, по-прежнему остаются в силе. Ну, как? Что же вы молчите? Или вам здесь понравилось?
– Я вам не верю, – сказал Александр.
– Разве я хоть раз дал повод усомниться в моих обещаниях? Вспомните, я выполнил всё, что вам обещал. И здесь вы находитесь именно потому, что я это обещал. Так что нет оснований, как говорится.
«А вдруг этот ублюдок действует за спиной начальства? – подумал Александр. – Может, директор и не знает, что этот лис подделал документы? Вывести его на чистую воду?»
– Я имел в виду, что я не доверяю лично вам. Я буду разговаривать только с директором компании «Кедр».
– Но директор занят более важными делами и не занимается такими вопросами. Для этого и существуют его заместители, а по данному вопросу именно я. Так что давайте уж решать со мной.
«Вот ты и завертелся! – подумал Александр. – Рыло-то в пуху!»
– Нет. Либо директор, либо никто. Разговор закончен.
– Ты сумасшедший, Забда! Даже если адвокат умудрится ополовинить тебе срок, все равно останется лет пятнадцать. Ты сдохнешь в тюряге!
– Я тебя убью, – неожиданно для самого себя спокойно произнес Александр. Он даже не знал, откуда появилась эта мысль. – Я тебя убью. Кранты тебе, ублюдок!
– Конвой! – крикнул Горовский. Лицо его сделалось серым. – Мы закончили нашу беседу. Благодарю вас. Угощение оставьте себе. До свидания.
Горовский вышел первым. Конвойный аккуратно сложил продукты и коньяк в пакет, посмотрел на Александра, протянул ему сигареты.
– Бери. Да бери, чудак, он уже не видит. И держи язык за зубами. Пошли.
Александр сунул пачку в карман.

В камере он подошёл к Джону.
– Ты такие куришь?
– Ого, «Парламент»! Крутые.
– Бери.
– А сам что?
– Угости «Примкой».
– Ну, ты, Змей… Благодарю. Попыхтим благородными.
Александр взял у Джона пачку «Примы» и пошёл на своё место. Ему не давали покоя мысли, что же там происходит в селе. Каким образом и кто оказывает сопротивление компании? Он пытался представить себе, как Соло и Олонко ломают по ночам технику или сливают из баков топливо, но выходило ненатурально. Да и неужели только эти двое могли оказать такое давление, что Горовский вынужден был обратиться к нему?
Витёк поднялся к ужину, попытался заговорить о своей «суке», но Александр отмахнулся. Гороховая каша не вдохновляла. Александр вспомнил курицу, и аппетит пропал окончательно. Отдал пайку Витьку и завалился на освободившуюся койку. Но сон не шёл, мысли метались, путались. Тогда он попытался «уйти в себя». «Мир не стоит того, мир не стоит того», – повторял он, и на этот раз помогло, он просто провалился в сон.

На третий день снова свидание. Александр ожидал увидеть адвоката, но больше всего надеялся, что придет кто-то из родных. Он хоть и просил их не приходить, но делал это, чтобы их не беспокоить, а на самом деле очень хотел увидеться, особенно с Зоей.
В комнате свиданий улыбался как ни в чём ни бывало Горовский. Из угла в угол расхаживал коренастый кореец с густыми седыми волосами. Лицо его было сердито и выражало нетерпение. Как только дверь за конвойным закрылась, Горовский заговорил:
– Александр Владимирович, я снова выполняю своё обещание. Позвольте вас познакомить. Директор компании «Кедр» Валентин Иванович Ким прервал более важные дела, чтобы побеседовать с вашей персоной.
Директор жестом прервал словоизлияния Горовского. Он подошел к Александру вплотную.
– Я не собираюсь с тобой рассусоливать. Или ты выполняешь наши требования, и тогда мы тебя отсюда выпускаем, или сгниёшь в этом дерьме. – Он говорил жёстко, отрывисто, глядя прямо в глаза.
– Вы знаете, что списки голосования сельчан Верхне-Ольхового были подделаны? – спросил Александр.
– Это не твоего ума дело. Будешь об этом трепаться, не доживешь до суда. Даю минуту не размышления. Через минуту я ухожу.
Сердце Александра подпрыгнуло и стало рваться сквозь грудную клетку.
– Тебя я тоже убью, – сказал он очень спокойно, почти равнодушно, прямо в лицо директору.
– Что-о?
– Я вас обоих убью, – повторил Александр, не повышая голоса. – Убью, даже если вы сегодня прекратите все лесоразработки.
Горовский вдруг кинулся к двери и стал колотить в неё кулаками и ногами. Конвой появился немедленно. Александр подумал, что Горовский так испугался, но он недооценивал врага. При появлении конвойных Горовский согнулся пополам, схватился за лицо двумя руками и застонал. Александру тут же завернули руки.
– Что случилось? – спросили у Горовского.
– Он пытался меня убить. А-а-а, как больно!
– Ах ты, паскуда дешёвая! – выругался Александр, за что немедленно получил несколько ударов по голове и потерял сознание.

Очнулся Александр оттого, что его больно били по щекам. Видимо, отключился он ненадолго, так как всё ещё находился в комнате свиданий. Он лежал на полу. Над ним присел конвойный с испуганным лицом.
– Очухался? Вставай! Нежные мы какие! Вставай, сказал, а то ещё получишь.
Александр поднялся, но снова чуть не упал. Голова кружилась и в ней гудело, как в пустой бочке, каждый звук отдавался болью.
– Шагай, давай! – конвойный подтолкнул его к двери.
Александр почти не помнил, как добрался до камеры. Пока пробирался по проходу между коек, поймал несколько сочувствующих взглядов. Подумалось, что лица зеков воспринимаются почти как родные. Антон растолкал Витька и тот, видя состояние Александра, мигом уступил ему койку.

Кто-то тихонько тряс его за плечо. Александр открыл глаза.
– Змей, как ты? – спрашивал Витек.
– Нормально, – сказал Александр, и собственные слова отдались болью в затылке.
– Может, позавтракаешь?
– Не хочу.
– Ну, позволь мне немного хоть полежать, Змей.
– А что, я давно?
– Со вчерашнего обеда.
– Извини, Витёк. Я сейчас…
Александр сел, потом поднялся, придерживаясь за койку. Голова кружилась, но терпеть было можно.
– Ложись. Прогуляюсь немного, может, полегчает.
– Ты, это, Змей, если плохо будет, буди. Я хоть немного вздремну, ноги не держат, – сказал Витёк и отключился.
Александру было неловко, что из-за него человек чуть ни сутки провёл на ногах. Он прошёлся по проходу до умывальника, сполоснул лицо холодной водой. Вспомнил, что не взял полотенце, вытерся рукавом. Зеки гремели ложками, завтракали. Александра подташнивало.
– Змей! – окликнул Джон. – Подканывай к нашему вигваму. Сейчас чайку заварим.
– Я не хочу.
– Иди, иди, лечить тебя будем. Присаживайся.
Александр сел между двумя ворами. Отказываться было глупо, во-первых, потому что была возможность посидеть, а во-вторых, пренебрегать приглашением старшего по хате, мягко говоря, неприлично.
Молодой зек с синими от наколок руками поднёс литровую кружку чифиря.
– Шнырь! – позвал Джон, – Живенько посуду Змея доставь.
Пока несли Александру кружку, Джон колдовал с чифиром. Он обернул ручку «чифир-бака» полотенцем, в другую руку взял обычную кружку и стал переливать заварку тонкой струйкой из кружки в кружку. Чифир дымился и издавал густой терпкий аромат. Зек справа от Александра в предчувствии наслаждения вдруг пропел на мотив частушки, аккомпанируя себе шлепками ладоней по коленям:
– Кум скотина, мусор б-дь,
Чифир будем разливать,
Что б на хате круто жить,
Надо чифирку попить!
– О, видишь, что Хром излагает? Чифир – лучшее лекарство от всякой болезни. Подставляй посуду, Змей.
Александр отхлебнул обжигающую жидкость раз, другой. В голове, правда, будто прояснилось.
– Хорошо! – вырвалось у него. – Крепковат для меня немного.
– Привыкнешь, какие твои годы! Ну, раз крепковат, мы его сейчас разбавим, – Джон полез в сумку и достал шоколадку, настоящую, большую шоколадку фабрики «Россия». Он аккуратно разломил её на равные части, раздал всем.
– Ну, это действительно круто! – воскликнул Александр, втягивая носом давно забытый запах. – Это ж мой любимый шоколад! Ну, Джон, не знаю, как благодарить.
– А это не стоит благодарности. Это положняк. Общак для чего собираем? Чтобы помогать пострадавшим. Ты пострадал от ментов, вот и лечись. Когда будет у тебя лишнее, отдашь в общак. Воровской закон прост и всем понятен: провинишься – накажем, пострадаешь – поможем, это тебе не УК РФ. Верно я излагаю, Хром?
– Вернее не бывает! – ответил Хром, цедя чифир сквозь зубы.
– За что тебя уделали, Змей? Не хотел чистосердечно раскаяться?
– Хуже. Я с потерпевшими встречался, – Александр обрисовал происшествие.
– О-о! Какие редкие суки твои терпилы! – выругался Джон.
–  Примерно так я им и сказал.
– Да что толку, что ты им сказал? Они по-любому останутся на воле, а ты тут будешь париться. Вот думай, где люди честнее, в камерах или в кабинетах. Ладно, Змей, не горюй, голова цела, чифир есть, что ещё надо? Пока жив, не всё ещё потеряно. Отдыхай!

13

Но отдыхать Александру не пришлось.
– Забда! На выход! Без вещей.
В кабинете капитан Тимошко. Сесть не предложил. Конвойный остался маячить за спиной.
– Я не могу сегодня отвечать на вопросы, – сказал Александр. – У меня голова сильно болит.
– А я вас не на допрос пригласил, а для того, чтобы ознакомить с постановлением о наказании за нарушение режима. Честно говоря, не ожидал от вас такой выходки, думал, вы умнее. Распустились, видно, в камере.
– Что я такого сделал?
– Вы напали на потерпевшего во время свидания.
– Это же чушь! – воскликнул Александр, и тут же почувствовал движение позади себя. – Это подстава! – закончил он почти шёпотом, прикрывая затылок руками.
– Вот у меня заключение врача-травматолога: обширные ушибы лицевой части головы и грудной клетки. Факт, как говорится, на лице. Так что, будьте добры понести наказание: десять суток карцера.
– Но это же неправда! Я его пальцем не тронул!
– Прекратите прения! И учтите, я имею право помещения в карцер до пятнадцати суток. Так что, ведите себя разумно. Уведите.
– Кругом! Пошёл!
Спускались вниз. Оказывается, у этой тюрьмы есть подвальные помещения.
– Стоять! Слушай распорядок: сон с двадцати четырех до шести. Туалет два раза: в семь и в двадцать два. Будешь вести себя плохо, срок добавят. Всё. Заходи!
 
Дверь за спиной грохнула, дважды провернулся ключ в замке, и всё стихло. Александр оказался в помещении полтора на два метра с очень высоким потолком, под которым тускло светила лампочка ватт на двадцать пять. Стены, окрашенные темно-зелёной краской, местами облупились. К правой стене замком примкнута поднятая железная койка, к левой на шарнирах закреплено малюсенькое сиденье, тоже железное. Больше ничего. Сырой холодный воздух вонял застарелой мочой. Александр попробовал рукой сиденье, нащупал защёлку, отстегнул. Сиденье с грохотом приняло горизонтальное положение. В тот же момент щёлкнул дверной глазок, через минуту захлопнулся. Александр присел на необычный табурет – холодно, долго не высидишь. Оставалось ходить от двери к стене и обратно.
И он стал ходить. Тишина поначалу даже обрадовала. Он не был без людей уже полгода. Но эта тишина была какая-то давящая, абсолютная. Через некоторое время Александр стал радоваться даже щелчку дверного глазка. Он пробовал петь, но не пелось, говорить вслух тоже не получалось. Казалось, стены поглощали звуки, и слова выходили глухими и искаженными, как будто мёртвыми. Он устал ходить, попробовал сидеть, но быстро замёрз. Стал приседать, пробовал делать упражнения, но только быстрее утомлялся.
Голова была тупая, мысли не хотели двигаться, казалось, они примёрзли к черепу. В сознании постоянно маячили только два образа: Горовский и его начальник Ким. Он видел их лица то издалека, то вблизи во всех подробностях, казалось, он мог придвигать эти лица вплотную и рассматривать каждую морщинку, блеск в глазах, и враньё, изысканное враньё, которое светилось в этих отвратительных лицах. Да, отвратительных, подлых, беспринципных и лицемерных, наглых рожах! Ненависть к ним поднималась откуда-то из глубин души и всё возрастала и возрастала, достигнув крайнего предела. Если бы сейчас они оказались здесь, он, не задумываясь, убил бы их. Он начал придумывать различные способы смерти для каждого. Особенно хотелось применить жестокость к Горовскому.
Мысли о мести отвлекли, но, в конце концов, утомили и они. Александр устал. Хотелось просто лечь, согреться и заснуть. Но как раз для этого здесь не было никакой возможности. Жутко разболелась поясница, но он продолжал ходить от стены к двери и обратно – три коротких шага, поворот, три шага, поворот… «Всё, больше не могу. Что же они делают? Это же издевательство! Сволочи!» Сел на корточки под стену, но долго так не высидишь. Спина, кажется, примерзает к стене. Отодвинулся и долго сидел посреди камеры. Замёрз совсем, особенно ноги. Встал с трудом, цепляясь за койку. Ноги затекли и теперь окончательно окоченели. «Да что же это! Надо что-то предпринять. Надо попросить свитер, мой свитер, который остался в камере! Сейчас дождусь, когда дежурный поднимет глазок и скажу ему. Да, свитер – это спасение. Скажу, что забыл его случайно». Перед глазами возникло в седой щетине, с глубокими морщинами лицо Даната, глаза его смотрели исподлобья, не мигая. «Я же тебе говорил: не верь, не бойся, не проси! Особенно не проси, никогда и ни у кого».
– Но почему? Я ведь так замёрз! Ты не представляешь, как я замёрз!
«Лучше умереть стоя, чем жить под нарами», – ответило лицо Даната.
«Кажется, у меня бред», – подумал Александр.
Глазок в двери щелкнул. Александр сделал движение, но остановился. «Нет, не сейчас. Потерплю ещё. Может быть, в следующий раз». Он заставил себя снова ходить, ходить и ходить.
«Должны же кормить! Кормить должны! – осенила умная мысль. – Горячая пища, горячий чай – вот спасение!» Он представил, как обжигающая еда проваливается в желудок и согревает всё тело. Это будет блаженство! Только бы дождаться.

Он дождался. Кормушка отвалилась с лязгом вагонной сцепки.
– Ужин.
Александр с трепетом принял миску перловки и кружку. Кормушка захлопнулась. Он зачерпнул полную ложку каши и тут же выплюнул. Скользкое месиво было не просто холодным. Оно было ледяным, будто его специально выдерживали в холодильнике. В кружке оказалась такая же холодная вода. Миску он в сердцах швырнул в угол. Воду всё-таки оставил, поставил на пол. Злость охватила Александра. И эта злость дала силы продержаться ещё некоторое время. Он пинал стены, матерился, пел песни.
– Хрен вам! – орал он. – Не дождётесь! Хрен вы меня сломаете! Я выживу назло! Назло всем вам, сволочи!
Он стал отжиматься от пола, пока не онемели руки. Потом снова приседал, потом снова отжимался. Даже почти согрелся, только пальцы на ногах оставались холодными, как у мертвеца. Тогда он сел на пол, разулся и стал растирать ступни. Кровь пошла в пальцы, они начали согреваться. Чтобы окончательно согреться, он стал прыгать до изнеможения, пока ноги не перестали слушаться. Пришлось сесть на скамейку. Стало тепло. И он задремал.
Неизвестно, сколько прошло времени, он свалился со скамейки, поднялся и понял, что снова замёрз до дрожи.
– Хрен вам! Хрен вам! – выкрикивал Александр, снова приседая и отжимаясь, сколько хватало сил.

– На выход! В туалет.
Прогулка до туалета показалась почти райской и немного сняла напряжение. Оставшиеся два часа до отбоя Александр провёл также, шагая от стены к двери. Дверь загремела, вошел охранник.
– Лицом к стене!
Звякнул замок, койка грохнула в горизонтальное положение.
– Получи спальные принадлежности, – охранник подал свёрнутое одеяло.
– А матрац?
– Ты что, на курорт сюда прибыл? Может, тебе еще чифиря заварить?
– Да вы что, койка ведь железная! Тут же сдохнуть можно!
Охранник посмотрел на Александра, на койку.
– Можно, – согласился он и захлопнул за собой дверь.
Александр кинулся было к двери, но остановился. «Не верь, не бойся, не проси», – сказало лицо Даната. Александр обернулся одеялом и стал приседать, чтобы согреться перед сном.
– Не верь. Не бойся. Не проси! Не верь. Не бойся. Не проси! – приговаривал он, как считалочку. – Какими же муками написаны эти слова!
Наконец, он согрелся и улёгся калачиком на железную койку. Но уснуть не удавалось – бок заледенел моментально. Он повернулся на другой бок, лицом к стене. Прямо перед глазами на зеленой краске была криво нацарапано: «Слон, сука, урою!» «Чем же он писал? – подумал Александр. – Найти бы что-нибудь острое и нацарапать: «Горовский, сука, урою!» Он крутился, переворачивался, но только ещё больше замерзал. Наконец, когда начало трясти всё тело, поднялся. Пытался приседать, но колени будто пронзали иголки. Глаза слипались, голова кружилась. Это была пытка, настоящая пытка. От холода захотелось в туалет. Александр терпел, пока боль в мочевом пузыре ни стала невыносимой. Тогда он помочился в угол камеры. Это пришлось повторить ещё трижды за ночь. «Неужели застудился? – подумал он. – Утром за это, наверно, побьют». Ещё несколько раз ложился, только чтобы вытянуть ноги, но замерзал ещё больше. Ночь была бесконечной.
– Подъем! Лицом к стене!
Охранник вошёл в камеру, поднял и примкнул к стене койку.
– Сдать постель! – скомандовал он, но, глянув на посиневшего, скрюченного зека, махнул рукой и вышел. На лужу в углу он не обратил внимания, видимо, это было обычным делом в карцере.

14

Дальнейшее Александр понимал плохо. Иногда щёлкал дверной глазок, изредка приносили еду, которую он даже не пробовал, кажется, ещё реже выводили в туалет, который со временем стал без надобности. Он то тупо сидел на корточках, то вдруг начинал делать физические упражнения, чтобы согреться, остервенело матерясь при этом до хрипа, то снова впадал в оцепенение. Наверное, на третьи или четвертые сутки он понял, что хочет умереть. Да, умереть! Это лучший выход. Он вспомнил, как где-то читал, что замерзающий человек, умирая, согревается. «Это будет блаженство! А что, собственно, держит меня на этом свете? Детей вырастил. Что ещё? Зоя! Ах, если бы Зоя меня не любила так, как она это умеет! Зоя, ну не плачь, ну не жалей меня! Обещай, что не будешь плакать! Я больше не могу». Александр заплакал сам, зарыдал в голос. Он оплакивал не себя, ему было жаль Зою. Если бы не Зоя, всё было бы просто…
– А кто отомстит твоим врагам? – перед Александром явился Забда в полном военном обмундировании племени сугзэ.
«Вот, уже и предок за мной явился. Прости, Зоя, мне пора».
– Тебе рано к предкам. Прежде ты должен отомстить врагам! – сказал Забда.
– Что же ты пришёл? Разве не забрать мою душу на гору предков?
– Я пришел помочь тебе воевать. Великий шаман Загу призвал меня и сказал, что большой шаман твоего народа сообщил ему, что ты в беде. Загу сказал: «Душа Саня избавил наше племя от врагов, теперь наша очередь помочь ему справиться с врагами!» Он отправил меня в твоё время. Я с тобой. Говори, где твои враги!
– Ах, Забда, если бы так было на самом деле! Если бы было! Мы бы с тобой перегрызли бы им глотки! Ты сильный, умелый воин, у нас бы получилось! Помнишь, как мы тогда убивали зерноедов? К сожалению, я уже не тот, я умираю. Ты видишь, я тут лежу на этом холодном полу и уже даже не могу подняться. Спасибо, что пришёл, мне с тобой теплее.
– Вставай! Воин не имеет права сдаваться, воин не должен умирать лежа, он должен сражаться до конца!
– Но я не могу! Моё тело уже не подчиняется мне.
– Кроме тела у тебя есть душа! Моё тело сейчас тоже лежит без движения в доме Загу, но я здесь, с тобой, я пришёл, чтобы сражаться! Забудь о своем теле, подними свою душу, встань рядом со мной! Какой же ты безвольный! Вспомни своих врагов, вспомни их лица, подними свою ярость, закипи ею, как кипит вода в горшке на сильном огне! Пусть эта злость поднимет твою душу на бой! Вставай!
Александр попытался сквозь бред представить лица врагов и увидел Горовского. Что-то подкатило от сердца к горлу, и через мгновение он увидел своё тело с высоты человеческого роста. Сразу стало легко. «Ну, вот и всё. Теперь светлый тоннель, потом загробный мир. Жаль, Зою не увидел напоследок».

– Зо-я – твоя женщина? – спросил Забда, к удивлению Александра он ещё был рядом. – Давай сходим к ней. Но сначала убьем врагов.
Александру теперь было хорошо, он чувствовал себя снова молодым, энергичным, и ему захотелось принять эту игру.
– Давай, Забда! Давай убьём врагов. Потом пойдём к Зое. Она замечательная женщина, лучше всех женщин в нашем мире! Твоя Ния тоже замечательная, и она тоже лучше всех в вашем мире. Сейчас мы отомстим за все обиды моего племени и пойдем к нашим женщинам. Но… как мы отсюда выйдем?
– Если ты приходил в моё племя, если я пришёл к тебе в эту пещеру, то почему мы не можем также свободно выйти? Для души нет преград, если она чего-то хочет. Ты готов? Пошли!
Забда взял Александра за руку, и они шагнули прямо в железо двери. Длинный серый коридор, лампочки под потолком и двери, двери по обеим сторонам.
– Враг сзади! – сказал Забда и развернул Александра в противоположную сторону. Прямо на них не спеша шагал задумчивый дежурный.
– Тише, – прошептал Александр.
Забда в голос рассмеялся:
– Он не может нас слышать, и видеть тоже не может. Ты что, забыл, что твоё тело осталось там, на полу? Убить его?
– Нет, он ни в чем не виноват. Пойдём.
Они поднялись по лестнице, прошли ещё одним коридором и приблизились к выходу. Здесь была зарешёченная дверь, за ней турникет и выход на улицу. В проходе стоял милиционер, другой сидел в дежурке, они переговаривались.
– Враги? – спросил всегда готовый к бою Забда.
– Нет. Это тоже не враги.
– Когда же будут враги?
Забда двигался впереди. Он прошёл решетку, прямо перед ним оказался дежурный милиционер. Забда резко ударил ему под дых.
– Уступи путь воинам!
Милиционер схватился за живот, согнулся, охнул.
– Что с тобой, Виталий?
– Живот что-то схватило! – услышал Александр уже позади себя.
Они миновали дверь и оказались на улице. Яркий свет и грохот ошеломили Александра. На крыльце курили три милиционера, мимо по тротуару спешили люди, много людей, а по улице сплошным потоком ползли машины. Забда замер, вцепившись в руку Александра.
– Они все враги? – наконец проговорил он.
– Нет, это мирные люди. Они ничего плохого не делают. Они даже не знают, что я существую.
– Столько людей не знают своего вождя?
– Я не их вождь, мое племя далеко.
– Я тебя не пойму. Эти люди чужие тебе, но не враги?
– В моем времени всё по-другому. Тут много странного для тебя. Вот, видишь, это машины, они перевозят людей и грузы.
– Они живые? – шёпотом спросил Забда.
– Нет, их сделали люди и заставили ездить.
– Так не бывает. Как можно заставить двигаться неживую вещь?
– Ты же можешь заставить лететь стрелу, а теперь научились делать машины. Прогресс называется. Ты только дома никому об этом не рассказывай.
– Почему? Я как раз подумал, как удивятся все, когда расскажу.
– Не поверят. Подумают, что обманываешь.
– Я убью того, кто скажет, что я вру!
– А ты поверил бы в это, если бы сам не видел?
Забда промолчал.
– Пойдём, – сказал Александр, беря Забду за руку. – Только не бей никого.
Они пошли по тротуару к ближайшей остановке.
– Где же они все живут? – спросил Забда, озираясь по сторонам.
– А вот же дома. Вот эти, каменные. Видишь, вон двери, а вот те квадраты – окна.
– Это дома? Как можно жить в этих скалах?
– Хочешь посмотреть? Давай зайдём?
Они подошли к ближайшему зданию, вошли в подъезд и прямо сквозь стену проникли в квартиру. Дома никого не было. Окна были плотно занавешены, в комнатах полумрак. Забда озирался, Александр рассказывал ему назначение предметов, подыскивая понятные слова. Было видно, что большую часть объяснений Забда так и не понял, но вида не подавал. Наконец, он сказал:
– Пойдем отсюда. Плохо здесь.
– Почему плохо? – спросил Александр, когда снова оказались на тротуаре. Ему наоборот было хорошо, он с удовольствием шёл по улице совершенно свободный и полностью независимый.
– Как можно жить в каменной пещере, не видеть Солнца? Как они живут без моря, без неба, без травы, без земли? Человек не должен так жить. Так черви живут, кроты живут, мыши и то выходят на землю. Они что, совсем деревьев никогда не видят? А как же они охотятся?
Александр затащил Забду в ближайший магазин.
– Видишь, вон там мясо, а тут рыба, там другие продукты. Люди приходят сюда и берут еду. Некоторые из них даже не знают, как выглядят звери, мясо которых они едят.
– А откуда здесь мясо?
– Другие люди охотятся и отдают сюда.
– А почему эти не охотятся? Они совсем больные?
– Нет. Просто в моём времени всё иначе. Давай, я тебе потом объясню. Пойдём, прокатимся на машине.
Александр повёл Забду за руку к автобусу. Забда остановился в нерешительности, но поборол страх и вошёл следом за Александром. Александр усадил его на свободное место. Поехали. Забда вцепился в сиденье, с испугом глядя в окно.
– Пошли вперёд, – позвал его Александр. – Вот, видишь, этот человек управляет машиной. Он у неё вместо головы, куда захочет, туда она и поедет.
– Давай выйдем, – попросил Забда.
На следующей остановке вышли. Забда отошёл в сторонку, присел на бордюр.
– Устал? – спросил Александр.
– Я не буду никому рассказывать, – сказал Забда. – Загу только расскажу, если попросит, другим никому не буду. Загу тоже не всё расскажу.
– Наверно, про машины не расскажешь?
– Человек вместо головы – это понять можно, а вот, что люди не знают, как звери выглядят, в это никто не поверит, даже шаман. Подумает, я совсем к тебе не летал, не помогал, подумает, я всё выдумал.
– Да, Забда, лучше, чтобы люди не знали будущего, – сказал Александр. – И прошлого тоже, – добавил он. – Мне тоже никто не верил, даже умные люди, когда я рассказывал о твоём времени.
Забда решительно встал.
– Хватит рассуждать. Шаман зачем меня послал? Чтобы всё это смотреть? Загу сказал, тебе помочь. Показывай, где враги!
– Далеко ещё. Надо на машине ехать.
– Зачем ехать? Ты знаешь, где они, представить можешь это место?
– Конечно.
Забда крепко взял Александра за руку.
– Думай об этом месте! Мы же без тела, сразу там будем.

Кто же в городе не знал шикарного офиса фирмы «Кедр»! Это, поражающее роскошью здание одним из первых выросло среди советских пятиэтажек в самом центре города ещё в начале перестройки. Они оказались у входа с двумя охранниками в тот же миг, как Александр представил себе этот дом.
– Они должны быть тут, – сказал Александр.
В сверкающем вестибюле важно расхаживал швейцар, а в углах маячили охранники. Александр ожидал увидеть список кабинетов, но не обнаружил его на стенах. Тогда он заглянул за стойку швейцара, где светился экран монитора и стоял ещё какой-то прибор, видимо предназначенный для связи, – все по последнему слову. Но на стеночке по старинке висел печатный список кабинетов. Первым стояло: «Директор – 24». «Второй этаж», – подумал Александр и повёл Забду к лестнице.
Он угадал, апартаменты директора располагались в средней части второго этажа. Они стремительно прошли мимо молоденькой секретарши прямо сквозь закрытые дворцовые двери.
– У вас тоже встречаются красивые женщины, – на ходу заметил Забда.
Ким сидел в кресле за колоссальным столом и говорил по телефону. Вся мебель и отделка стен была выполнена из различных пород дерева с большим вкусом, но вид древесины в кабинете главного древогуба всколыхнул ненависть в Александре.
– Этот достоин смерти! – прошептал он.
Забда мгновенно оказался около Кима.
– Встань, недостойный жить! Встань перед своей смертью!
Директор продолжал отчитывать кого-то по телефону. Забда схватил его за шею, рванул вверх. Ким выпустил телефон, схватился двумя руками за горло, приподнялся, задыхаясь. Забда, продолжая удерживать одной рукой горло противника, второй резко ударил его в живот. Александр, как на рентгене увидел, что рука Забды проникла в полость тела пониже ребер, рванулась вверх, и пальцы обхватили бьющееся сердце. Кулак Забды сжался, он рванул вниз, и Ким, сделавшись вмиг белым, широко открыл рот и рухнул в кресло.
– Я сделал это. Твой враг убит, душа Саня.
– Он заслужил этого!  Ты убил его так же, как Загу убил раненого зерноеда в честь нашей победы. Помнишь?
– Я сделал так в честь Змея – хранителя племени. Скажи, а твоё племя поклоняется Змею?
– Да, люди помнят о нём, но там, где сейчас живёт мой народ, нет Змея.
– Как? Твои люди не видят Змея? Что, в твоем мире больше не живут его потомки?
– Змей по-прежнему живет на острове, на том же жертвенном камне. Я его видел. Пойдём, Забда, есть ещё один важный враг, ещё более достойный смерти.
Они вышли. Секретарша в очень короткой юбочке стояла у зеркала и подкрашивала губки. Забда, проходя, шлепнул её по ягодице. Девушка взвизгнула.
– Об этом я тоже не буду рассказывать, – рассмеялся Забда.
Александру тоже было весело. Он ощущал себя, как на экране кинофильма, его нисколько не тронула смерть директора крупной компании, и ему хотелось продолжения справедливого возмездия, как в хорошем боевике.
В коридоре долго блуждать не пришлось. Соседняя с приемной дверь была снабжена табличкой с надписью, гласящей, что хозяин кабинета Горовский Григорий Фёдорович. Они вошли. Горовский, в отличие от своего шефа, сразу почуял недоброе. Он встал, судорожно оглянулся, сделал движение к двери, потом вернулся к столу, нажал кнопку и сказал:
– Тамара Ивановна, зайдите, пожалуйста, ко мне.
Забда направился к Горовскому, но Александр остановил его.
– Этого я сам! Я должен, я ему обещал.
Он подошел вплотную и увидел дикий, животный страх в глазах Горовского. «Неужели он меня видит? – мелькнуло в мыслях. – Или чувствует приближение смерти? Чуткий зверь! Жаль, он не слышит меня. Но я все равно скажу тебе: я тоже держу своё обещание, я пришёл убить тебя, сволочь!»
Александр услышал сзади звук открывающейся двери и женский голос:
– Слушаю вас, Григорий Федорович.
Медлить было нельзя. Александр с размаху вонзил руку пониже грудной клетки. К его удивлению, она вошла легко. Он рванул раскрытую ладонь вверх, ощутил бьющийся комок, обхватил его пальцами и стал медленно сжимать. Артерии упруго пульсировали между пальцами, сердце судорожно дёргалось. Горовский побледнел, схватился руками за грудь, стал ловить ртом воздух, лицо его перекосила гримаса ужаса и боли. Александр удивился, что это зрелище доставляет ему наслаждение.
– Григорий Фёдорович, что с вами?! – услышал он голос за спиной.
Рука сама сделала сильный рывок вниз. Пальцами Александр почувствовал, как сосуды лопнули. «Как горячо у него внутри!» Он выдернул руку, непроизвольно отряхнул. Горовский стал медленно оседать, потом разом рухнул, как мешок. Александр ещё постоял над телом подлого, низкого, отвратительного врага, прислушался к своим ощущениям. Ничего, кроме презрения и гадливости не услышал. Повернулся к Забде. Тот стоял посреди кабинета с независимым видом человека долга. У его ног лежала мёртвая секретарша.
– Зачем ты её? Она же не виновата!
– Она хотела помешать тебе, а ты слишком долго наслаждался смертью врага. Мне пришлось её убить. Не переживай, она служила врагу, значит, она тоже враг. Показывай, кто ещё достоин смерти?
– Больше никто, Забда, мы расправились с главными врагами. Остальные не виноваты, они выполняли поручения начальников.
– Какой ты добрый! Я бы перебил всех, кто им служил, иначе кто-то из них займёт место вождя и всё повторится, у тебя опять появятся враги. Чего ты их жалеешь?
– Нет, нет. У нас всё по-другому. Я не могу убивать невиновных.
– И что же, я оставил жену и детей, я добирался в другое время, рискуя жизнью лишь для того, чтобы убить двух ничтожных, невооружённых врагов? Ты и сам мог бы это сделать.
– Нет, Забда, сам бы я не смог. Я очень, очень тебе благодарен! Ты действительно выручил меня, ты помог моему народу, и мы тебя будем чтить, как достойного предка. Пойдём отсюда, здесь противно.
– Куда же мы теперь пойдём?
– Назад, к моему телу.
– Да, мы перебьём тех, кто держит тебя в той пещере, и ты уйдешь к своему народу.
– Нет, Забда. Этого мы делать не будем. Я останусь в камере и никого убивать не нужно. Здесь всё очень запутанно, ты не поймёшь. Но, поверь, так нужно, по-другому будет хуже.
– Мне жалко, я разочарован своим путешествием к тебе. Я готовил себя к битвам, я хотел спасти твоё племя, а ты… такой нерешительный. Давай, хоть отпразднуем нашу встречу, когда ещё увидимся?
– Как мы можем отпраздновать? Есть и пить нам нельзя. Что делать будем?
– Ты обещал показать свою жену, я хочу посмотреть твой народ, место, где живут твои люди.
– Хорошо, всё в наших руках. Я тоже с удовольствием побываю дома. Только, знаешь, давай ненадолго вернёмся к моему телу. Как-то мне беспокойно.

Они взялись за руки и оказались в камере. Тела в камере не было! Александр запаниковал, подумал сначала, что попали не в ту камеру, но сообразил посмотреть на стену над койкой. Надпись «Слон, сука, урою!» была на месте.
– Забда, моё тело украли! Что делать? Надо срочно его найти! Я же не смогу снова стать живым! Забда! Что ты молчишь?
– Воин не должен паниковать.
– Да какая паника? Надо срочно что-то предпринять!
– Сначала успокойся. Стой и молчи! Не думай ни о чем. Не думай! А теперь почувствуй своё тело так, как будто ты из него не выходил. Ощущаешь что-нибудь?
– Холодно!
– Значит, тело живое, не о чем беспокоиться. Теперь иди туда, где твоё тело, закрой глаза и иди.
Александр повиновался. С закрытыми глазами, вцепившись в руку Забды, он сделал шаг, другой, потом пошёл увереннее, словно его тянуло в этом направлении.
– Ну, вот и ты, – сказал Забда.
Александр открыл глаза. Его тело лежало на столе, на блестящем столе из нержавейки. Оно было совершенно без одежды, какое-то посеревшее. Александр с трудом узнал себя: заросшие щёки ввалились, глазницы впали глубоко, ребра выпирали сквозь кожу. Почему-то больше всего поразили огромные грязные ногти на ногах.
– Враг! – скомандовал Забда.
Александр оглянулся. Дверь в соседнее помещение была открыта, там, за столом сидел мужчина в халате и прорезиненном фартуке, жевал и читал газету. Александр сделал Забде знак, чтобы ничего не предпринимал, подошёл поближе, осмотрелся. На краю стола лежала толстая замусоленная тетрадь, на её обложке название: «Журнал вскрытия».
– Забда, это морг!
– Это опасно? Убить?
– Нет. Здесь вскрывают тела мертвых. Этот человек сейчас будет резать моё тело.
– Я тебя не понимаю, почему нельзя его убить, если он может нанести тебе вред? Что за законы в твоём времени!
– Подожди, он не виноват, он думает, что я мертвый. Надо спасти моё тело.
– Тогда спасай. Иди в тело, вставай и уходи, что ты раздумываешь?
– Да, Забда, ты прав, я растерялся немного. Тогда я пойду, ладно? Ты извини меня, что мы не сходили к моему племени, а я так хотел показать тебе мою жену.
– Когда вернешься к ней, скажи, что она хорошая женщина, настоящая жена.
– Почему ты знаешь?
– Вижу, как ты к ней относишься. И ещё, верни племени Змея. Как он может помогать людям, если они так далеко, и как они могут просить у него совета, если его не видят? Плохо это. Иди, тебе пора. Увидимся на горе предков!
– Удачи тебе, Забда! Нию люби!

Александр вернулся к своему телу. Не хотелось. Очень не хотелось залезать в это неприглядное, худое, холодное тело. Он постоял немного, собирая волю, закрыл глаза и вошёл.
Холод, жуткий смертельный холод! Попытался ощутить себя. Ноги чувствовались до колен, дальше как деревяшки, удалось пошевелить пальцами руки, повернуть чугунную голову. Вздохнул, и вырвался стон, сиплый и какой-то механический. Он ещё раз вздохнул, напрягая грудную клетку, поглубже, и на выдохе снова получился длинный мембранный стон. Услышал, как сквозь вату, гулкие шаги, прикосновение, снова быстрые шаги, потом голос:
– Лёха, где ты там бродишь, блин, быстро сюда! Да этот, китаец из карцера живой, кажется. Дышит. Да быстрее давай!
Теперь затопали несколько ног, отдавались команды, с телом что-то делали, в сгибе руки возникла далёкая боль, по руке в сторону груди потекло тепло, горячее тепло. Оно достигло сердца, и Александр понял, что это жизнь.
– Порядок, – сказал мужской голос. – Хорошо, что я жрать захотел, вскрыть не успел. Ладно, пускай живёт, зечара. Ведь даже бутылку не поставит за своё спасение.
– Поставлю, – сказал Александр и открыл глаза.

15

В тюремной больнице Александр пробыл всего двое суток. Врач, «лепила» на зековском сленге, матёрая тетка-матершинница, сказала коротко:
– Нехрен здесь валяться, у меня настоящих больных полный лазарет. Вали в камеру.
На хате встретили дружелюбно:
– О, Змей! С возвращеньицем! А то слух прошёл, что ты кони кинул.
– Подканывай, Змей, чайку заварим! – позвал Джон. – Тут тебе дачка из дома пришла на второй день, как тебя в холодную закрыли. Мы сначала хранили, а как сообщили, что ты скопытился, мы её раздербанили, ты уж извини. Вот, лимон последний, и малява от жены, – Джон подал помятый листок.
Письмо от Зои! Цедя сквозь зубы горячий чифир, Александр с жадностью вчитывался в знакомый почерк. Зоя писала, что у них с Ирой всё хорошо, что мёд откачали очень вкусный и теперь сахар совсем не едят, что картошки в погребе хороший запас, хватит на всю зиму, что они ждут и целуют, и чтобы он не волновался. В конце была приписка: «Помазный в должности главы администрации пробыл всего три месяца, потом пропал. Его долго искали, нашли в тайге мёртвым. Говорят, медведь задрал. Теперь будут новые выборы». «Туда и дорога», – подумал Александр, поблагодарил за чай и пошёл на свое место.
Соседи по койке были откровенно рады, улыбались, поздравляли, стали расспрашивать.
– Да уже в морге был, на столе, вскрыть не успели, – рассказывал Александр.
– Возблагодари Господа Бога нашего за спасение своё! – обрадовался Богомолец, подсунул бумажную иконку. – Целуй святой образ!
– Уже возблагодарил, а целовать не буду. Я это всё не так понимаю.
– Изгони дьявольские мысли. Господь явил тебе чудо Свое!
– Не напрягай, Богомолец, может, я сам себя спас.
– Тебя спас смысл твоей жизни, – сказал Антон.
– Расшифруй, – Александр соскучился по дискуссиям с Антоном, он вообще соскучился по людям, хотелось разговаривать.
– Всё просто. Если бы у тебя не было смысла жить, ты и не выжил бы.
– Так легко рассуждать. Может, это просто случай. Не захоти патологоанатом в тот момент есть, выпотрошил бы меня, и все дела.
– Это промысел Божий, – настаивал Богомолец.
– Это твоё желание остаться в живых, – сказал Антон. – Вспомни, о чём ты думал перед смертью?
Александр задумался.
– Я жалел жену.
– Вот и смысл. Твой смысл. Здесь, в тюрьме жёсткие мужские законы, у большинства нет, и никогда не было женщин в том значении, которое ты понимаешь как «жена». И тебе крупно повезло в жизни, если в этом аду ты выживаешь ради своей женщины.
– Да, ты, наверно, прав, Антон. Жить хорошо! Хорошо, даже здесь, в тюрьме, если знаешь, что тебя есть кому ждать. Так, значит, моя монада опять перевернулась на светлую сторону? Не слишком ли быстро она вращается?
– Китайцы говорят, в этом мире постоянны только перемены. От этого жизнь лишь вкуснее.
– Нет уж, – подал голос до сих пор молчавший Витёк, – лучше я буду тихонько гнить на нарах, чем подыхать, а потом узнавать, что случайно остался живым.
– Каждому своё, – сказал Антон. – Кто к чему стремится, то и получает.
– Каждому воздастся по вере его! – сказал Богомолец.
– Вот тут я с тобой согласен – сказал Антон.

Обед. В камере оживление, монотонный шум перешел в гвалт, перемешанный с грохотом посуды. Александр заточил о бетонный пол ручку ложки, разрезал лимон на четыре части, раздал соседям. Свою долю покрошил прямо в кашу и съел с удовольствием. Витёк просто прожевал свой кусок и запил компотом.
– Прелесть! – сказал он. – Надо же, на улице зима, а мы едим лимон! Торговля – двигатель прогресса! Всё доступно, что есть в мире.
– Мне кажется, твоё удовольствие вызвано не вседоступностью, а как раз дефицитом, – возразил Антон, смакуя свою дольку.
– Не, – возразил Витек, – если бы не торговля, не есть бы нам лимон. После перестройки как классно стало: идёшь по магазинам – глаза разбегаются, были бы бабки, всё можно купить.
– С одной стороны это вроде бы хорошо, – сказал Антон, – но полная доступность притупляет вкус. Я помню, как отец привозил из рейса жевательную резинку или какой-нибудь ананас. Какой вкус! Я его сейчас ощущаю. А теперь я в любом киоске могу купить всё, хоть новозеландский плод киви. Но вкус этого плода не запомнится на всю жизнь, я забуду его через час. Из-за вседоступности умерла экзотика, романтика. Дед был в командировке в Китае и привёз оттуда какие-то безделушки. Это были почти священные вещи, они стояли в серванте, и очень редко позволялось их трогать. А теперь пойди в магазин и купи хоть золотого Будду. Но от этого Будда перестал быть святым. Чтобы посмотреть какой-нибудь Ниагарский водопад, надо было полгода пробираться по джунглям, рискуя здоровьем. Человек, побывавший в таких местах, сам становился чудом. А теперь купи путёвку, тебя отвезут к самому водопаду, огороженному и асфальтированному, сфотографируют и напоят кофе. Но я уже не хочу там побывать. Я видел этот водопад сотни раз по телевизору, он перестал быть для меня чудом. Осталось построить автобан на Эверест, и исчезнут последние романтики – альпинисты. Мне кажется, в каждом уголке Земли нужно оставить свои уникальные, недоступные за деньги чудеса, чтобы не переводились среди людей романтики, достигающие этих чудес путем преодоления себя, – Антон помолчал, потом добавил: – Торговля налагает проклятие на всё, к чему прикасается – сказано двести лет назад, но разве не актуально?
Александру нравилось слушать этих людей, нравилось смотреть на снующих по камере зеков, и даже их жутковатые лица казались вполне приятными физиономиями. Он закурил и завалился на койку. Витёк не возражал, он належался за время единоличного владения постелью.

Наутро вызвали на допрос.
– Не дают тебе отдохнуть, суки, – посочувствовал Витёк.
– Да я не против, может, дело быстрее пойдёт.
Юровский попросил у следователя десять минут для беседы с подследственным.
– Как ваше здоровье, Александр Владимирович? Меня ведь даже не поставили в известность о водворении вас в карцер. Я непременно буду протестовать.
– Всё нормально уже. Но чуть не вскрыли.
– Как?
Александр рассказал.
– Это потрясающе! Я буду жаловаться сегодня же! А у меня для вас новость. Умерли директор «Кедра» и его заместитель.
– Как? Когда?
– Умерли на рабочем месте оба от разрыва сердца, три дня назад. Там сложная история, непонятная. Одновременно, в разных кабинетах, причём, умерла и секретарша, но от кровоизлияния в мозг. Уже завели дело, подозревают убийство… Да что с вами, Александр Владимирович?
Александр был потрясен. Он-то считал всю эту историю с убийством собственным предсмертным бредом, но выходит, что было всё на самом деле, и Забда был на самом деле! Александр вдруг впал в эйфорию, он вскочил, сплясал немыслимую дикую пляску, хохоча при этом.
– Я выполнил своё обещание! Я их кончил! Ха-ха-ха!
– Вы с ума сошли! Замолчите! Вы что, действительно имеете отношение к этому убийству?
– Могу сказать хоть прокурору: я убил Горовского! Жаль только эту, как её, Тамару Ивановну, кажется…
– Замолчите! – прошипел Юровский. – Молчите и слушайте! Вы что, хотите до конца своих дней просидеть в психушке? Из вас там через месяц овощ сделают. Я уже благодарен следователю, который упёк вас в карцер. Вам повезло, он обеспечил вас железным алиби. Между прочим, насколько я понимаю, вас будут допрашивать именно по этому новому делу. Так что, не вздумайте что-нибудь ляпнуть – будете проходить по двум делам, никогда отсюда не выйдете.
– Жаль, – сказал, немного успокоившись, Александр, – хотелось бы посмотреть на реакцию умного следователя. Пусть бы попробовал доказать.
– Будьте умнее. Один из мудрых политиков сказал: Бог дал человеку способность говорить, чтобы он мог скрывать свои истинные чувства и мысли. Следствие – та же политика. Слова здесь могут играть роль большую, чем дела подлинные. Мне некогда сейчас вдаваться в подробности, давайте просто договоримся, что вы ровным счетом ничего не знаете об этом деле. И в камере ни слова!
– Да уж не первый месяц, учёный.
Вошел капитан Тимошко, поздоровался. Александр не ответил.
– Присаживайтесь, – пригласил следователь.
– Постою, – сказал Александр. – В карцере насиделся.
– Вы пытаетесь мне дерзить? Или хотите повторения?
– А вы хотите, чтобы я благодарил вас за то, что меня чуть не отправили на тот свет?
– Да, по этому поводу я буду писать жалобу прокурору, – сказал Юровский.
– А что случилось? – сделал удивленный вид Тимошко.
– Не может быть, чтобы вам не доложили о смерти вашего подследственного.
– Нет, мне не докладывали.
– Тогда почему вы вызываете на допрос человека из камеры, если он ещё не отсидел установленный вами срок в карцере?
«Умен этот Юровский, – подумал Александр, – вон как припёр следака к стенке!»
– Давайте перейдём все-таки к допросу, – попросил примирительно Тимошко. – А с теми, кто нарушил условия содержания в карцере, я разберусь. Это не в моём ведении, к сожалению, – он положил перед собой протокол, взглянул на Юровского, потом на Александра. – Я приношу вам свои извинения. Честно заявляю, я не хотел нанести ущерб вашему здоровью. Присаживайтесь, все-таки, давайте поговорим.
Александр сел. «Начало хорошее», – подумал он.
– Итак, скажите, пожалуйста, как давно вы знаете господина Кима Валентина Ивановича?
– С того свидания, за которое вы заперли меня в холодную. Ким предлагал мне взятку, чтобы я повлиял на население Верхне-Ольхового в отношении незаконных рубок леса.
– Интересно, директор крупного предприятия предлагает взятку заключенному!
– Я протестую! – вставил Юровский. – Мой подзащитный в настоящее время считается подследственным.
– Прошу прощения, – улыбнулся Тимошко, он снова владел собой. – Так какую же взятку он вам предлагал?
– Немедленное освобождение и кучу денег.
– В это трудно поверить.
– Вы пишите, пишите, а то я не подпишу, – сказал Александр.
– Хорошо. А господина Горовского вы знаете давно?
– Да, с момента, когда он явился ко мне домой и предлагал машину и денежную должность за то, чтобы я голосовал за порубки леса.
– И вы отказались?
– Конечно! Даже в глаз ему дал.
Юровский заёрзал на своём месте, делая лицом знаки.
– Вы ударили Горовского?
– Он угрожал моей жене и дочери. Вы бы не ударили?
– За такую угрозу, наверное, хотелось убить?
– Я протестую, – сказал Юровский.
– Конечно, было желание, – сказал Александр, – но я же нормальный человек, понимаю, что за это посадят. Мне бы всё равно не дали – у него такие мордовороты телохранители, сами кого хочешь убьют.
– И вы затаили злобу на будущее?
– А вы бы приняли всё за шутку?
– Отвечайте на вопрос!
– Я протестую, это не относится к делу, – сказал Юровский.
– Вам известно, что Ким и Горовский погибли? – спросил следователь, наблюдая за реакцией подследственного.
Александр удивлённо поднял брови, помолчав, ответил:
– Туда и дорога. Спасибо за приятную весть.
– Отвечайте на вопрос, вы знаете об этом?
– Теперь знаю, – улыбнулся Александр. Он заметил ошибку следователя и то, что тот снова потерял уверенность. – Вы можете сказать нормальным человеческим языком, что вы от меня хотите узнать? – спросил Александр.
– Я хочу узнать, каким образом можно организовать убийство, не выходя из тюрьмы?
– О, это запросто! Я отдал телепатический приказ своей банде, они приехали в город и грохнули обоих. Это было тем более легко сделать, что металл стола, на котором разделывают трупы, хорошо усиливает телепатические сигналы. Так что, не отправляйте меня больше в карцер, капитан, а то мало ли что ещё случится.
– Конвой! Уведите!
Капитан нервничал. Допрос явно не удался.
В камере Александр долго не мог успокоиться. Он думал о смерти Горовского и Кима. И чем больше думал, тем большее волнение охватывало его. «Как это могло быть? Неужели это был не бред, неужели Забда действительно достиг нашего времени? И неужели действительно я своими руками оборвал жизнь этого подонка? Может, совпадение? Случайное совпадение сна и реальности, мой настрой в тот момент на «волну» Горовского и его смерть в это время от разрыва сердца сформировали в моем мозгу реалистичную картину? Но секретарша! Она-то никак не могла мне присниться, я и не знал о её существовании… Кошмар какой-то». Он разволновался до нервной дрожи. Не хотелось верить в реальность убийства. Одно дело мечтать о мести, другое дело действительно убить человека! Почему-то вспомнились события на Острове, во время которых он участвовал в истреблении врагов племени сугзэ. Странно, что они ни тогда ни сейчас не вызывали такого волнения, а воспринимались, как вполне нормальное явление.
Эти переживания преследовали Александра не один день то утихая, перебиваясь какими-то тюремными событиями, то поднимаясь вновь откуда-то из глубин памяти и не давая покоя. Этим нельзя было ни с кем поделиться, и это, наверное, было хуже всего.

16

А тюремная жизнь шла своим чередом. Случались и маленькие радости, когда приходила кому-то из «своих» передача, или когда удавалось сделать что-нибудь незаконное, например, утаить при обыске лезвие бритвы или иголку. Лязг входной двери всегда вызывал оживление, так как приносил новости, по крайней мере, изменения. Кого-то вызывали на допрос, кого-то «с вещами», значит, насовсем – либо на свободу, а чаще на этап. Грохот двери приносил и обыски, правда, о них обычно было заранее известно по тюремной связи. Поэтому, дверь всегда привлекала внимание всех зеков, исключая, разве что Антона.
Дверь заскрежетала вне графика, после обеда. Втолкнули новенького. Александру не хотелось подниматься – он только что занял теплую после Витька койку и начал дремать.
– Привет, братва! Всем доброго здравия! Есть ли кореша по прошлым ходкам? Кто помнит Керосина, отзовись!
Александра подбросило. Он слетел с койки и как был в трусах и босиком ринулся к дверям.
– О! Старый корешок! Рад тебя видеть, Змей!
Александр ударил сразу, с налета, сбил с ног и стал пинать, потом ухватил за горло. Его оттащили. Обоих, запыхавшихся, подвели к смотрящему. Александра держали за локти, потому что он, не обращая внимания на окружение, всё порывался достать врага. У Керосина текла по лицу кровь.
– Змей, – спокойно сказал Джон, но так, что Александр сразу переключил внимание на него. – Что за беспредел? Ты что, закон забыл?
– Ты чё, попутал, Змей? – затарахтел Керосин. – Забыл, как вместе парились, забыл, как я тебя выручал, рискуя сроком? Чё ты, Змей? Это же я, Керосин! Чё, у тебя крышу сорвало?
– Заткнись, – сказал Джон. – Объяснись, Змей!
– Он «квочка»! – сказал Александр.
– Предъява серьезная. Обоснуй.
– Он, паскуда, сдал меня, маляву написал, чего я не говорил, меня за это следак прессует.
– Маляву сам видел? – строго спросил Джон.
– Адвокат мой видел, мне рассказал, и фамилию его сказал – Симакин.
– Ты Симакин? – спросил Джон.
Керосин кивнул, сглотнув. Вокруг уже плотно столпились любопытные до бесплатного представления.
– Маляву писал?
– Да ты чё, старшой? Век свободы не видать! У меня третья ходка, я честный вор! У него крышу понесло, не видишь что ли?
– Где отбывал?
– В Горбатовке, потом на двести тридцатой зоне.
– Подтверждение имеешь?
– Ну чё за базар? Катрана кто знает, братва?
Раздались два-три подтверждающих голоса.
– Я и сам наслышан о Катране, – сказал Джон. – Ты конкретизируй!
– Катран шишку у нас в девятом бараке на двести тридцатой держал, корешевали мы с ним. Надо, давай запросим по каналам. Надеюсь, в этом заведении связь налажена?
– Запрашивай, – сказал Джон и обернулся к Александру. – А ты, Змей, если сам маляву не видел, то адвокат – это слабо. Предъява крутая, надо серьёзно и обосновать. Сможешь? Даю десять дней. Посылай запросы куда хочешь, не успеешь, судить будем, как за беспредел.
Александр растерялся. Он понял, что Керосин выиграет, что найдет подтверждение своим словам, а он, Александр, даже не знает, кому писать, разве что Данату? А где искать этого Даната?
– Мне Матрос сказал, что он «квочка», – сказал Александр.
– Знаешь, Змей, как-то это неуверенно, то адвокат сказал, то Матрос сказал. Потрудись всё-таки аргументировать.
– Не надо, Джон, – послышался голос. – Не надо запросы слать, – говорящий, пожилой зек, приподнялся на своей койке, прокашлялся. – Сука этот новенький. Я тянул на двести тридцатой, – нет там бараков!
– Опа-а! – воскликнуло сразу несколько голосов. – Судить падлу надо!
Джон, подняв брови и скривив презрительно рот, покачивал головой сверху вниз и смотрел в упор на Керосина.
– Ну, что, Керосинчик, не обидишься ли ты, если мы тебя обидим?
– Попка круглая, губки тоже ничего, иди сюда, милая! – загоготали урки.
– Да вы чё, братки? Честного вора обижать? Чё у вас тут, в натуре беспредел? Чё вы этому старому херу верите?
– А вот тут ты конкретно ошибся, Керосинчик, – сказал Джон, – и за хера ответишь. Ты моего лучшего друга оскорбил, который мне дважды жизнь спас, с которым я второй срок тяну, и которому верю больше, чем себе. Да я тебе прямо щас пасть порву, сука! На колени!!!
У Керосина автоматически подогнулись ноги. Джон не стал «рвать пасть», он снял тапочек и босой ногой молча трижды ударил Керосина по лицу. Это означало приговор: отныне этот человек переходил в низшую касту тюремных неприкасаемых.
– Попенко! – позвал Джон. – Тебе частичная амнистия. Сдай дела по параше своему новому боевому другу. Инструмент не надо, он языком управится.
– Слушаюся, – поклонился Попенко.
– Пошли вон, оба!
Александр вернулся к себе, взял тапочки, полотенце, пошёл мыть ноги. Потом завалился на койку поверх одеяла. Он не мог успокоиться.
– Круто ты его уделал, – сказал Витёк, улыбаясь. – Я бы так не смог.
Александр молчал. Богомолец подошёл тихонько, почти шепотом сказал:
– Возлюби врага своего!
– Да пошел ты со своей любовью! – взорвался Александр.
– Господь наш Иисус велел прощать врагов своих.
– Ты сам-то слышишь, что говоришь? Это же предатель, Иуда!
– Господь простил и Иуду.
– За то и распяли его. Надо было убить, тогда жил бы Иисус на земле ещё долго и сеял доброе и вечное. Добрый сильно был, за то и поплатился. Враг должен умереть!
– Верно, Змей, если бы каждый наказывал своего врага, сволочей меньше было бы. Не каждый только может, – сказал Витёк. – Так же, Антон? Скажи, ты умный. Да брось ты свои упражнения, поговори с народом!
Антон вытер со лба пот, подошёл.
– Можно и прощать, – сказал он. – Случайно оступившимся иногда помогает.
– Да ты охренел! – закричал Александр. – Прощать предателя?
– Можно и не прощать. Предательство должно быть наказано. Оно может быть наказано и прощением. Если у человека есть совесть, он будет мучиться. Но вопрос, как узнать, есть ли она у него?
– У этого нет, – сказал Александр. – Представляешь, сколько людей сидит невинно по его подляне?
– Каждый поступает по своим убеждениям. Ты сделал так, как считаешь нужным, так что ж ты переживаешь?
– Да успокоиться не могу!
– Вот в этом твоя ошибка. Сделал – забудь. Каждое действие имеет своё следствие. Ты совершил поступок, обратного хода ему уже нет. Всё свершилось, ничего не изменишь. Теперь забудь и живи дальше. Что толку перемалывать в голове то, что уже сделано?
Александр попытался уснуть, но не удавалось. Всплывали в памяти сцены «возмездия», он мысленно пытался доказать Керосину, что тот сволочь последняя, и что наказание за предательство неизбежно.

На ужин опять была перловка без соли. Аппетита не было, но Александр заставил себя съесть всю пайку. Пошёл мыть миску. На возвышении у параши сидел Керосин. Он ел свою кашу из продырявленной мятой миски и затравленно озирался по сторонам. Заметив Александра, он заискивающе улыбнулся. Александр не выдержал, ударил ногой по миске. Каша вылетела в лицо Керосину, тот выпустил миску и закрыл голову руками. Стало противно и гадостно.
Этот поступок Александр не мог себе простить долго. Он ударил «лежачего»! Презрение к себе, отвращение к Керосину – все вместе неприятные чувства создали какую-то гнетущую пустоту в душе. Противно было жить. Он пытался повторять слова Антона «сделал – забудь», но легче не стало.
Ночью Керосина все-таки «опустили». Мерзко и дико издевались почти до утра. Вся камера это слышала. И все молчали. Для Александра это было настоящей мукой. Он ничего не мог изменить. Ничего! Таков закон этой застеночной жизни. И никто ничего не мог, разве что Джон смог бы своим авторитетом как-то смягчить судьбу несчастного. Но Джон молчал.
Утром Керосина нашли мёртвым. Он повесился на обрывках своих брюк прямо на умывальнике. Никто из зеков не попытался его снять – притронуться к «опущенному», значило «законтачиться» со всеми вытекающими последствиями. Снимали менты.
В камере повисла необычная тишина. Даже особо говорливые зеки приутихли. Богомолец монотонно бубнил молитвы. Витёк ворочался на койке. Антон замер в позе лотоса. Попенко переживал больше всех:
– Жалко-то как, он жеш всего дин разок парашу помыл, как жеш так? Хоть бы еще чуток пожил…
Кто-то из зеков молча выписал ему пендаля. Попенко коротко взвыл и затих.
Александру надоело шляться по проходу между угрюмых зеков, он подошел к Антону.
– Наверно, я тоже виновен в его смерти, – сказал он полувопросительно.
– Ты хочешь, чтобы я тебя пожалел, чтобы отпустил грехи? Каждый сам себе судья. И ни один суд в мире не наказывает человека за его грехи так, как сам человек. Он сам себя осудил. Ты накажешь себя только сам. И только ты можешь простить себе и жить дальше.
– Жестокий ты, Антон. Я просто хотел с тобой поговорить, просто хотел поделиться с тобой… я жалею о том, что так вышло.
– Лучше жалеть о том, что совершил, чем о том, чего сделать не смог.

Через пару часов камеру «поставили на уши». Такого не было с того первого дня, когда Александр прибыл сюда. В этот раз досталось всем. За час люди в масках избили всех заключенных и уничтожили почти всё личное имущество. Но теперь зеки меньше злились на ментов, молча зализывали раны. Погром оказался кстати, он разрядил гнетущую обстановку.
– А ты прости их, Богомолец, и помолись за их грешные ментовские душечки, – издевался Витёк над Богомольцем, у которого на половину лица багровел кровоподтек.
– А я и молюсь, – ответил Богомолец, крестясь, – и буду молиться и прощать, как велит мне Господь Бог. Ибо нет силы большей, чем прощение и любовь.
– А я мечтаю, чтобы хоть одного из них к нам на хату закинули, хоть на денёк! – продолжал Витёк.
– Не мешай ему, – сказал Антон. – Может быть, его молитвы более плодотворны, чем твои мечты о мести.

17

Александр ожидал репрессий за смерть стукача, подселённого специально к нему, в чём он не сомневался, поэтому непроизвольно напрягался при каждом открытии дверей.
– Забда! – голос из «кормушки».
В желудке возник спазм. Подошёл, доложил.
– Прими передачу.
Ух! Отлегло.
Передача была от сына. В пакете всякие вкусности, как обычно сигареты, чай, домашние пирожки от Люси, тёплые носки – «Как бы они пригодились в карцере!»
Записка короткая: «Папа, у нас всё нормально. Звонил маме, у них с Иркой тоже всё ОК. Сало в газетах специально, чтобы долго не портилось. Будь здоров. Юра»
«Странно как-то написал. Может, случилось что? – подумал Александр и в голову полезли нехорошие мысли. – И чего писать о газетах? Не знает что ли, что сало не доживет до завтрашнего утра?»
Как обычно поделил сокровища: на общак, товарищам, уделил и попрошайкам. Сало было особым, редкостным лакомством. Александр подточил ложку до максимально возможной для алюминия остроты и приступил к колдовству деления на пайки. Сокамерники столпились молча, втягивая запах чеснока, которым сало было нашпиговано вдоль тонких розовых прослоек.
– Це ж сало! – глотая слюну, заныл Попенко. – Уделите хочь кусочечек, Змей, я вам носки стирать месяц буду, кажный день!
– Уйди, Попенко, пока не прибил! Уйди, не порть аппетит людям!
Александр резал, стараясь сделать куски одинаковыми, и вдруг в глаза бросился заголовок на промасленной бумаге: «Крупнейшая лесная компания края лишилась руководства. Убийство или случайность?» Другой заголовок поменьше: «Прощание с руководителями ООО «Кедр». Гражданская панихида состоится …» Александр зачитался.
– Ну, чё ты, Змей, в натуре, издеваешься что ли? Хочешь, чтобы кореша язву заработали? Потом почитаешь.
Александр наскоро покромсал, уже не прицеливаясь, сало, раздал сокамерникам, бросил кусочек Попенко, откусил свою пайку и развернул газеты. Юра молодец, упаковал сало в три страницы от разных газет, и все они содержали материал о смерти Кима и Горовского. Ничего принципиально нового Александр не узнал. В основном сплетни и домыслы. Похороны были на высшем уровне, соболезнования – как лучшим людям края. «Вот так, наверно в историю попадут», – подумал. Оказывается, у Горовского осталось двое детей, писали, что он был замечательным, любящим отцом. Это укололо, но не верилось, что такой человек мог искренне любить хотя бы собственных детей. Насторожило сообщение: «Прокуратура края берет под свой контроль расследование инцидента». Все-таки, писали «инцидента», а не «преступления», и это было хорошо. «Пусть попробуют докопаться! – подумал Александр, доедая сало без хлеба. – А как вкусно! Какой молодец Юрка!»

Александра снова надолго «забыли». Сначала это радовало, потом неопределенность стала беспокоить, затем беспокойство перешло в депрессию. Ежедневно после прогулки он садился на свёрнутое одеяло в свой угол и пытался медитировать. Но это удавалось всё реже. Физические упражнения, которые раньше давали бодрость, теперь только утомляли. После них хотелось полежать, а койка была законно занята храпящим Витьком. Неожиданно в разных местах тела возникли фурункулы. Особенно досаждал огромный чирей на шее. Из-за него Александр не мог нормально спать, боль постоянно раздражала, и всё вместе выводило из себя.
– Антон, что ты всё молчишь? Ты вообще презираешь всех людей?
– Человека среди зверей выделяет умение говорить, а человека среди людей – умение молчать, – неплохо сказано? – ответил Антон. – Ты хочешь поговорить? Предлагай тему.
– Скажи, есть где-нибудь справедливость?
– Ты про справедливость относительно тебя самого?
– Ну как можно держать человека в тюрьме, если его вина не доказана! А если я здесь сдохну?
– На земле не существует государства со справедливым строем. Государство – это форма договоренности между людьми, которая в той или иной мере устраивает большинство. Большинство, но не всех! В любом государстве есть обиженные и довольные, бедные и богатые. Справедливость для всех одновременно – утопия! Хотя бы потому, что все её понимают по-разному.
– В Штатах – вот где справедливость, – вмешался в разговор Витёк. – Я одно кино видел, там…
– Да ты что, Витёк, в Штатах ещё два десятка лет назад были отдельные заведения для белых и цветных, – вспылил Александр. – Нашел справедливость – в Штатах!
– Зато, если в какой стране американца обидят, они и разбомбить могут за своего гражданина, – не сдавался Витёк.
– Отношения между государствами в принципе те же, что и отношения в тюрьме: умный и сильный подчиняет себе слабого и заставляет на себя работать, и наказывает, если тот провинится, – сказал Антон. – И я не вижу в этом ничего удивительного. Миром управляют мужчины, срабатывают те же природные отношения самцов.
– Да хрен с ними, со Штатами, – горячился Александр. – Я хочу знать, когда будет справедливость у нас. Государственный строй меняется один за другим, перепробовали все формы управления, а по-прежнему половина страны сидит в тюрьмах.
– Это тебе отсюда кажется, что половина страны, – сказал Антон.
– Да, на воле я не подозревал, что столько народу сидит, зато я думал, что как-то меняется система правосудия. Как ни посмотришь вести, там правозащитники выступают. Я даже услышал однажды, что дума принимает до тысячи законов в год! Должно же это что-то менять.
– Конечно, что-то меняется. Но какая разница, тысяча законов или десять тысяч, ты считаешь, это может добавить справедливости?
– Но надо же иметь правила, чтобы жить…
– Правил надо мало. Главное правило – это совесть. Но беда в том, что большинством людей управляет жажда наживы, а совесть и алчность – несовместимы.
Разговор оптимизма не добавил.
– Вставай, Витек, раз не спишь, я лягу, может заснуть удастся. Достало всё!

К Новому году в камеру пришло много передач. Александр тоже получил. Главное, были письма, а в них жизнь, жизнь части его, которая осталась на свободе.
«Сашенька, – писала Зоя, – у нас тут произошли большие изменения. Во-первых, двенадцатого декабря были выборы главы администрации села. Было два кандидата. Районное начальство и руководство «Кедра» активно проталкивали Помазного-старшего, но почти все жители проголосовали за нашу замечательную Майю Михайловну. Уже пришло подтверждение избирательной комиссии. Майя Михайловна с сожалением оставляет директорство школы, но обещает помогать. Мы все за неё рады. Вообще всё у нас замечательно, не хватает только тебя, мой любимый. У нас есть еще одна радостная новость, но Ирочка сама об этом напишет».
«Папулечка, здравствуй! Можешь меня поздравить: твоя дочь вышла замуж! Не обижайся, что заранее не предупредила, мы вообще никому не говорили до самой свадьбы. В общем, и свадьбы не было, после регистрации скромно отметили у нас дома с друзьями. Его зовут Коля Талуга, он брат Лили Талуга из твоего класса. Осенью он вернулся из армии. Он Настоящий! Он служил на границе и у него есть медаль за задержание нарушителя. Я его зову Онгдо – это его настоящее имя, а Николай – по паспорту. Онгдо означает Росомаха! Я его люблю, и он меня тоже. Надеюсь, вы подружитесь. Возвращайся скорее!»
Это была новость!  Ирка вышла замуж! И когда успела? Александра беспокоил этот вопрос, он видел, как мало парней в селе, и большинство из них баловались водкой. А вот, нашла. Неизвестно ещё, удастся ли увидеть дочь в новом качестве замужней женщины.
– Что загрустил? – спросил Антон. – Плохие вести?
– Дочь замуж вышла.
– Так это же радость! Род твой продлится, мужик в семье появился, поможет там без тебя. Чего же горевать?
– Да я радуюсь. Грустно, что без меня всё это.
– Ты им сейчас не нужен, согласись. Главное, чтобы счастливы были. Твоё дело радоваться! Радоваться, чтобы выжить и вернуться. А вернёшься – всё наверстаешь.
Александр устроился в своём углу и стал сочинять письмо домой.

18

После затяжных новогодних выходных следователи снова активизировались. Людей выводили и заводили, подследственные после допросов или замыкались, или наоборот изливали свою ярость на следаков длинными матерными тирадами. Александра пригласил на свидание Юровский.
– Как же вы не сказали мне о своих связях в администрации края? Хорошо, мне Пётр Иванович подсказал. Я встречался с Сапрыкиным. Он направил депутатский запрос в прокуратуру о правомочности выделения компании «Кедр» участка для лесоразработок в вашем селе. Сейчас это может сработать. Руководство «Кедра» ослаблено, там теперь менее изворотливые руководители. Всё держалось на личных связях Кима и Горовского. Ваше дело остановилось, все силы брошены на поиски следов убийства. Но, насколько мне известно, ничего толкового они не нашли. Это хорошо. Терпите, думаю, скоро всё обернётся в лучшую для вас сторону. Я направил прошение об изменении вам меры пресечения на подписку о невыезде. Шансов мало, но надежда есть.
Зря Юровский это сказал. Александр размечтался о свободе, построил «планов громадьё», уже в мечтах провёл сладкую ночь с Зоей, но через пару недель Юровский сообщил, что прошение отклонено, и мера пресечения оставлена прежней. Юровский уговаривал крепиться, обещал, что скоро всё решится, но Александр впал в тоску. Не помогла даже исключительно разнообразная передача, которую Юровский предусмотрительно подготовил вместе с Юрой и Люсей.
Время тянулось ужасно медленно. Александру казалось, что уже должна наступить весна, но на прогулках мороз только крепчал, а ветер завывал даже сквозь закрытое окно и вечный тюремный шум. В камере был уникальный даже по меркам тюрьмы человек, который знал все числа, даты, праздники, в том числе церковные, дни рождения великих вождей и сокамерников. Он помнил, кому из зеков, уже осуждённых, сколько осталось сидеть. Его так все и звали Календарь. Александр по два-три раза на день подходил к Календарю и спрашивал, какое сегодня число. Тот добродушно улыбался и сообщал день недели, число, месяц и год. Александра раздражала эта улыбка, он злился на себя, что снова забыл число и, пошатавшись по проходу, снова шёл к Календарю.

Антон пытался вернуть его к медитациям. У Александра не получалось. Совсем. Мысли утекали в деревню, он начинал объяснять Зое, почему ему сложно отсюда выбраться, спорил о чём-то с Онгдо, которого никогда не видел, ноги затекали, спина чесалась, болели нарывы, которых становилось всё больше.
– У тебя слишком много мыслей, – говорил Антон. – Выкини всё из головы. Мир не стоит того!
– Да не могу я! Чтобы забыть всё, что меня беспокоит на свободе, нужно иметь хоть одну положительную мелочь здесь.
– Да сколько хочешь! Здесь масса положительного, ты просто отказываешься это замечать.
– Ты, оптимист хренов, что может быть хорошего в тюрьме? Баланда без червей, меньше двадцати фурункулов, что ещё?
– А ты пессимист хренов. Тебе мало, что ты жив? Ты жив, вдумайся! Сколько ты уже видел смертей здесь, скольких одноклассников твоих уже давно нет на свете? А ты живёшь, у тебя взрослые дети, жена тебя ждёт, ты успел столько сделать, и всё ещё жив и почти здоров! Радуйся каждому вздоху! Подумай, разве это не счастье – дышать, после всего того, что было плохого? Вздохни – и радуйся!
Нет, вдыхание спёртого воздуха пропитанного запахами мочи и пота не вызывало радости.
Вызвали к следователю, ознакомили под подпись о снятии с него обвинения по статье триста семнадцатой – «посягательство на жизнь сотрудников правоохранительных органов». Юровский ликовал:
– Александр Владимирович, вы понимаете, что это значит? Это же победа! Самое тяжкое обвинение с вас снято. Ликвидирована главная опасность. Теперь максимум, что вам грозит – семь лет, но это при условии наличия безупречных доказательств, которых у следствия явно нет, и при максимальной строгости судьи, для которой тоже нет оснований.
Теперь воздух в камере казался не таким уж душным, жизнь ещё имела шанс на будущее! Время пошло быстрее.

Юра регулярно два раза в месяц присылал передачи, стараясь разнообразить их состав вкусными продуктами, и всегда были в них Люсины пирожки.
В конце зимы пришло письмо от Зои с Ирой.
«Дорогой мой Сашенька! Как я по тебе соскучилась! После твоего сообщения о снятии страшной статьи мы верим, что скоро тебя совсем освободят. Нас тут занесло снегом, ты не представляешь какой высоты! Но нам это не страшно, в доме есть настоящий мужчина – Онгдо. Они с Ирой живут пока у нас. Но Онгдо собирается строить свой дом, уже готовит лес. Он очень хороший парень, много помогает по мужской части хозяйства. С ним легко. Он охотится и у нас всегда есть мясо. Ирочка счастлива, это заметно по её счастливой мордашке. К нам частенько заходит Пасхин, иногда мы у них бываем. Они тебе шлют привет. Говорят, что лес стали теперь валить культурнее, но всё равно выпиливают полностью, не оставляя ничего, говорят – пустыня после них. Вырубленные сопки уже видно от нашего дома. Майя Михайловна добилась обещанного – в школу поставили двенадцать компьютеров. Здесь замечательная тихая снежная зима! Ели в шапках снега, синички, снегири – очень красиво! Мы ждём тебя, мой любимый. Твоя Зоя».
«Папочка, привет! Нашу деревню занесло снегами. Три дня не ходил автобус. Зато так здорово! После Нового года Онгдо брал меня на охоту. А потом мы с ним, с Соло и Олонко устраивали в тайге кормушки для зверей. Им плохо сейчас в такие снега. Мне нравится в тайге. В школе у меня получается, нашла контакт с учениками, правда, не со всеми. Теперь я ещё преподаю информатику в старших классах, пока нет настоящего учителя. Попросту учу тому, что знаю сама: пользоваться компьютером и простыми программами. Дети рвутся к компам и учатся моментально. Не думай, что я бросила шаманство. Я часто бываю у Сикте, мы с ним занимаемся интереснейшими делами, благодаря чему узнаем о твоих больших событиях раньше, чем приходят твои письма. Но об этом расскажу при встрече. Сикте передает тебе привет и говорит, что ты должен слушать советы человека, который рядом с тобой. Так он сказал, думаю, ты догадаешься, о ком идёт речь. Ещё тебе привет от твоих друзей, от всех учителей. Они всегда интересуются, как у тебя дела. Тебя не забыли и все ждут. Постарайся писать чаще. Ира».
О чем можно было «писать чаще»? О прорвавшемся фурункуле, об очередном обыске? События в камере были, и их было много, но касались они только внутренней жизни камеры, бытовых вопросов и взаимоотношений между зеками. Как ни старался Александр, а письма его домой были в основном о будущей жизни на свободе.

На прогулках запахло весной. Чёрные от сажи воробьи весело чирикали на прогретой солнцем колючей проволоке верхнего ограждения прогулочного двора. Им было весело и совсем не до зеков, с завистью наблюдавших за вольными птахами.
Пришло короткое письмо от Ирки.
«Папочка, поздравляю тебя, ты скоро станешь дедушкой! У нас с Онгдо скоро будет ребёнок. Сегодня мы ездили в районную больницу. Сказали, что мальчик. Представляешь, я сама видела его на мониторе УЗИ. Это непередаваемое чувство! Я счастлива!»
Александр немедленно написал ответ-поздравление. В конце приписал: «Если вы ещё не придумали имя, назовите сына Има. Так звали одного из наших предков, сына вождя Забды. Има на языке сугзэ означает Горал».
Поделился радостью с Антоном.
– Представляешь, у меня будет внук! Вроде совсем недавно дочку на руках носил, а теперь она уже сына ждёт. Замечательная штука жизнь!
– Дети – наш мост в будущее. Ты счастливый, я тебе об этом уже говорил, только ты это не всегда понимаешь.
– Нет, ты посмотри, как всё крутится: то я чуть не загнулся в карцере, то вдруг статью отменили, теперь вот внук. Как все сложно, запутанно, иногда страшно, но в итоге получается интересно.
– Да, на самом деле, жизнь – увлекательная игра. Ты играл в компьютерные игры? Те же уровни, так же много опасностей. Можно застрять на первом уровне и всю жизнь отбиваться от крыс. Можно достичь высоких уровней, где монстры пострашнее, но и ты приобретаешь новое оружие. На самых высоких уровнях тебе уже не нужны пулеметы – появляется магия, в реальной жизни – мудрость и опыт. На верхних уровнях опасностей больше, но жизнь интереснее. Главное отличие реальной жизни от игры – жизнь даётся один раз, и нельзя сделать копию и повторить игру сначала.
– Да, жаль, что все мы смертны…
– А я в этом вижу даже удовольствие.
– Объясни.
– Я давно ощущаю, что пошёл «обратный отсчет», смерть может быть, где-то рядом. И я получаю удовольствие в этой гонке со смертью, оттого, что что-то удалось, ещё что-то успел, ещё на шаг впереди неё. И есть смысл в том, что мы не видим смерти, не знаем, когда она настигнет. Надо не сбавлять темп, рвать вперёд не оглядываясь, не сбавляя скорости, изо всех сил. Ведь она может быть, уже дышит в затылок. А нужно ещё многое успеть.
– Что же ты хочешь успеть, тем более, здесь, в тюрьме?
– Достичь полной свободы.
– Но у тебя ведь ещё большой срок.
– Свобода не зависит от помещения. Свобода внутри.
– Может быть, ты и прав, но я этого не понимаю. Мне нужна полная свобода, не только для мыслей, но и для тела. Так у всех нормальных людей. Спроси у любого зека, и он скажет тебе то же самое.
– На самом деле люди не хотят быть свободными.
– Ну, это ты гонишь, Антон.
– Да, люди постоянно стремятся к зависимости. Ты проанализируй свои наблюдения. Человек тяготится зависимостью, но как только получает от неё освобождение, сразу начинает искать новую. Он идет на новые контакты, обрастает знакомствами, из которых вытекают обязательства – и он снова зависим. Вот ты, с удовольствием зависишь от родственников, ждёшь их передачи. А если они не будут передавать, влезешь в зависимость от того, кто даст тебе закурить. Тебе это надо?
– Что же делать? Вообще ничью помощь не принимать? Отказаться от контактов со всеми людьми и даже с родными?
– Попытаться хотя бы уменьшить зависимость для себя и заодно освободить от этого родственников. Они ведь тоже в сильной зависимости от тебя, от обязательств перед тобой, попавшим в беду. Освободи их от этого. Увидишь, они будут тебе благодарны. Ты получишь удовольствие оттого, что дал им свободу, и сам станешь свободнее.
– Под этим углом я как-то не думал. Может быть, я и смог бы отказаться от передач, но вот курево… Тебе-то хорошо давать такие советы, ты не куришь.
– Если бы ты знал, что было в моей жизни, ты так не говорил бы.
– Расскажи, – попросил Александр, он давно подозревал, что у Антона непростое прошлое.
– Нет. Скажу только, что курил по две пачки в сутки, и был уверен, что если не пить, то незачем жить.
– Но как же ты?..
– Захотел быть свободным. Я же тебе говорю, свобода внутри. У тебя-то всего и проблемы – бросить курить. Возьми и брось! Главное, четко, уверенно поставить себе задачу. Или ты сам себе не хозяин? Прикажи себе! И ты освободишь себя и родных от кучи проблем. Подумай над этим.

Настроение было хорошим, и Александр решил попробовать. Он с энтузиазмом написал письмо Юре с просьбой больше никаких передач не присылать вообще. «Не думайте ничего и не переживайте. Я просто хочу попытаться работать над собой. Это нужно мне для самоутверждения».
Сигареты ещё были, но Александр не прикасался к ним из принципа. Антон показал простенькое дыхательное упражнение.
– Когда будет невмоготу, делай его. Мне помогало.
Неделю было не страшно, потом стало хуже. Он стал раздражительным, обострились нарывы, открылся тяжёлый кашель. Кашель испугал – что если туберкулёз? Треть камеры кашляла, многие знали, что больны, но боялись сдаваться врачам. Ходили слухи, что из тубзоны один выход – на кладбище.
– Нет повода беспокоиться, – успокаивал Антон. – Организм бунтует, как старый наркоман без дозы. А что ты хотел? Любые революции не обходятся без жертв. Примени диктатуру. Он не хочет жить без никотина, а ты заставь. Другого не дано.
– А вдруг у меня тубик?
– Тогда бросить курить просто необходимо, иначе загнешься в три месяца. Но, судя по всему, просто отходят многолетние отложения смол. Скоро задышишь легче. У меня так же было. Отвлекись, помедитируй, почитай письма от родных, представь, как они удивятся, что ты в тюрьме смог бросить курить.
Александр достал старые письма, увлёкся чтением. Оказывается, столько было событий за этот год и у него, и у родных. В одном из последних писем зацепили строчки: «Сикте говорит, что ты должен слушать человека, который рядом с тобой».
«Это же он про Антона! Как же он знает? Как это может быть? Надо слушаться, если уж Сикте советует», – подумал Александр, хотел рассказать Антону, но передумал – не поверит. С новыми силами взялся за себя. Истязал физическими нагрузками до полного изнеможения, медитировал часами. Но начатый блок сигарет притягивал, как магнит. Тогда Александр устроил праздник «малоимущим» зекам – раздал все сигареты. Мосты были сожжены, и стало свободнее. Антон оценил поступок.
– Отлично, Змей, ты побеждаешь! Но учти, как только твой организм прекратит сопротивление, так начнется давление внешних сил, «интервенция». Тебе не дадут так просто победить в революции.
– Что ты имеешь ввиду?
– Навалятся события, которые будут раздражать, никотин станет просто необходим нервам. Психическая атака. Это самое трудное испытание, на котором большинство ломается.
– Но почему обязательно такое случится? Вроде, ничего не предвещает.
– Есть силы, которым нужно, чтобы ты был зависим. Со временем, может быть, поймёшь. А сейчас просто поверь и будь готов. Стоит позволить одну затяжку – и всё, эксперимент закончен поражением. Значит, ты слабак! Поэтому – тотальный контроль, в любых ситуациях.
Но ничего плохого не случалось. Александр практически не вспоминал о сигаретах, болячки стали проходить, кашель сошёл на нет. Однажды Календарь сам подошел к Александру и сообщил, что он не курит ровно месяц. «Обалдеть! – подумал Александр. – Я победил!»

19

Только в мае Александра, наконец, вызвали к следователю. Сквозь открытое зарешёченное окно пахло цветущей черёмухой.
– Следствие по вашему делу закончено, вы приглашены для ознакомления с материалами уголовного дела, – сказал капитан Тимошко.
– Ура! – не сдержался Александр. – И теперь суд? Скоро?
– Не спешите, Александр Владимирович, – сказал Юровский. – Это не столь быстрое дело, как вы думаете. От того, как мы с вами изучим материалы, многое зависит.
– Да я готов, не читая подписать, что ознакомился, лишь бы только скорее суд!
– Вам всё равно, сколько сидеть? – спросил Тимошко.
– Мой подзащитный недооценивает юридическую пунктуальность. Конечно, мы с ним изучим дело досконально, для того я и адвокат, – сказал Юровский.
Следователь извлёк из сейфа две толстых папки, положил на стол.
– Это что, всё моё дело? – ужаснулся Александр.
– А вы хотите сразу всё? – не понял Тимошко.
– А есть ещё?!
– Да. Всего восемь томов.
– С ума сойти! Что там можно было написать?
– Не волнуйтесь, Александр Владимирович, – сказал Юровский. – Это совсем не много, даже, я бы сказал, очень мало.
– Предыдущее моё дело содержало триста двенадцать томов, – усмехнулся Тимошко. – Только ознакомление заняло восемь месяцев.
– Да я это буду полгода читать! С ума сойти!
– От этого зависит ваша свобода, – сказал Юровский. – Поэтому стоит постараться.
– Я вас оставлю, – сказал следователь. – Вызовите, когда закончите.
– Что за привычка у вас спорить со следователем? – отругал Александра Юровский. – Мало того, что вы раскрываете перед ним своё психологическое состояние, но ещё и на неприятность нарваться можете. Мало вам было карцера? Ладно, хватит об этом. Слушайте новости. Прокуратура возбудила уголовное дело по факту подделки разрешения на лесоразработки в вашем районе. Сапрыкин этого добился. Теперь он занимается подготовкой документов для придания племени хабуга статуса самостоятельного малочисленного народа. Он пробивной, умный, и я бы сказал, честный человек.
– Он советовался с археологами, этнографами?
– Конечно, они в тесном контакте с Наумовым и Шаровниковым. Всё. У нас мало времени. Давайте займёмся делом.
У Александра голова пошла кругом уже через полчаса. Чтение протоколов допросов, экспертиз, вся эта казуистика юридической терминологии действовали на мозг как новокаин. Он перестал соображать.
– Дмитрий Фёдорович, я отупел окончательно. Давайте пререкурим.
– Да, конечно, без привычки трудно, я знаю, – сказал Юровский. – Закуривайте, – он достал из кармана пачку сигарет и зажигалку.
Александр автоматически потянулся за сигаретой, но руку отдёрнул, с сожалением и усилием.
– Уж не бросили ли вы курить?
– Пытаюсь, и уже давно не курю, но это событие, последняя трудность…
– Я рад! Вы не представляете, как я рад за вас! Это сила воли, это акт, достойный мужчины! Я обязательно расскажу об этом  дочери. Она следит за вашими победами, как за любимым телегероем. Фанатка ваша.
– Привет ей, но не говорите, что бросил курить, а то вдруг не выдержу.
– Нет, скажу обязательно. Ради вас. Будете надежнее себя контролировать. И отказа не приму. Что ж, тогда делайте физические упражнения, не стесняйтесь, я же вижу, что вам нужна разрядка.
Александр помахал руками, ногами.
– Пока разминаетесь, послушайте совет, – сказал Юровский. – Не слишком обольщайтесь близким финалом. Окончание следствия это лишь этап, и к этому нужно относиться именно так. До самого суда ещё далеко, а собственно суд тоже может длиться неопределённо долго. Имейте это в виду.
Александр прервал упражнения.
– Но почему? Если все материалы в деле, то теперь остается только осудить подсудимого, неужели для этого надо много времени?
– Э-э, Александр Владимирович, вы действительно несведущи в нашей профессии. Но вам и не следует в это углубляться. Просто ждите спокойно, без эмоций. Ждите и живите. Давайте продолжим. А сигареты возьмите, отдайте сокамерникам. Я надеюсь, вы не всей камерой «завязали» с куревом?

На чтение одного тома ушло пять дней. Юровский вчитывался в каждое предложение, объяснял значение непонятных терминов, выписывал что-то себе в тетрадь. Александр то возмущался, когда попадалась вопиющая неправда, то впадал в прострацию, когда мозг отказывался воспринимать юридическую терминологию, и тогда надеялся на компетентность Юровского.
– Я не могу так помногу воспринимать сразу. Взять бы это в камеру, почитать ночами, помаленьку.
– Хорошо, я сделаю копию и передам вам. Но, прошу вас, отнеситесь серьёзно, выписывайте всё, с чем не согласны. Любые ваши замечания могут изменить приговор. И не спешите. Договорились?

Через день Александру в камеру принесли копию второго тома, и он углубился в собственное дело. Он честно старался вникать, выписывал замечания, которых, впрочем, было немного, но когда дошел до «свидетельских показаний осужденного Симакина», попросил у Витька сигарету.
– Прикуривай, – Антон поднёс зажженную зажигалку. – Ну, что смотришь? Кури!
Александр не выдержал прямого взгляда Антона, сигарета сама смялась в пальцах.
– Ты чё, Змей, добро переводишь? – обиделся Витёк.
Александр промолчал, снова принялся читать.
– Если ты не победишь себя сам, тебя победят обстоятельства, – сказал Антон, и уселся под стеной для медитации.
Да, это было испытание. В своём деле он узнал много неожиданного о себе, был просто потрясен неверными и несправедливыми трактовками обычных фактов из его обычной человеческой жизни. Желание закурить возникало спонтанно, оно было почти непреодолимым. Сдерживало постоянное присутствие Антона и зацепившие слова Юровского о том, что Люда следит за его «подвигами». Пожалуй, последнее было даже важнее.
– Всё нормально, – сказал Антон. – Я тебя предупреждал, что тебя будут испытывать внешние силы. Ты это выдерживаешь, значит, проходишь урок.
– Но что это за силы такие?
– Жизнь, одним словом. Жизнь постоянно испытывает нас на прочность. Когда мы перестаём выдерживать испытания, жизнь списывает нас в расход. Мы своего рода солдаты жизни. Почувствуй себя бойцом, может, со временем перейдешь в спецназ, если не покажешь слабину.
Восемь томов Александр вычитывал почти месяц. Наконец, состоялось подписание протокола о том, что обвиняемый и защитник с делом ознакомлены.
– Всё? Теперь суд? – спросил Александр.
– Не спешите, Александр Владимирович, – ответил Юровский, – теперь дело пойдёт к прокурору, затем уже в суд. Если всё будет гладко, вероятно, через месяц начнется слушание в суде.
– Так долго…

Месяц! Всего месяц! На воле месяцы пролетали незаметно, но здесь, в тюрьме… Александр снова стал замечать липкость тела, вездесущих тараканов, его опять стал раздражать шум камеры. Шума в последние дни прибавилось – по тюрьме прошёл слух, что готовится этап, осужденных по тяжёлым статьям будут отправлять на зоны. Зеки горячо обсуждали эту тему. Кто-то радовался, что, наконец, обретёт постоянное место отсидки, другие заметно волновались, не зная, что их ожидает на зоне. Лишь Антон был спокоен, хотя тоже ожидал этапа.
– Антон, ты действительно не боишься? – спросил Александр.
– Не враг пугает человека, а мысль о враге, – процитировал Антон. – Случиться может всё. Вообще, пока мы живём, всегда есть возможность умереть. Но что толку бояться заранее? Будет проблема, буду решать.
– Да, ты силен! Откуда у тебя берётся столько умных мыслей?
– Ты думаешь, они мои? Все умные мысли сказали ещё древние, а потом все только повторяют в разных вариантах.
– Но ты же их где-то взял?
– Я их искал. В книгах, в основном.
– Слушай, Антон, а самые любимые выражения у тебя есть?
– К каждому случаю свое. Сейчас, например, подходит это: «Готовься к худшему, а веруй в лучшее».
– Это, наверно, и мне подходит.

Через пять дней Юровский сообщил Александру, что прокурор вернул дело на доследование. Это был удар! Александр в сердцах врезал кулаком по стене. Боль в разбитых пальцах только усилила обиду и жалость к себе. Он грубо согнал Витька с койки и упал лицом в засаленную подушку.
– Бедный ребенок! Тебе пообещали конфетку, а потом обманули? – сказал Антон.
Александр бросился на обидчика, но Антон ловко перехватил его руку. Больно завернул за спину.
– Такая мелочь выбила тебя из равновесия? Может, закуришь? Учись проигрывать достойно, тем более, это не поражение, а лишь затяжка сражения. Противник переформировывает силы. Чего ты упал духом? – Антон отпустил руку.
– Что мне делать?
– Присядь двести раз.
Александр удивился, но стал приседать. Осилил сто сорок.
– Всё, больше не могу.
– Теперь отжимайся сто раз. Отжимайся!
– …Сорок семь. Всё… Зачем это?
– Чтобы извлечь пользу из поражения.
– И в чём польза?
– Твои мышцы стали сильнее от этих упражнений.
– А как это относится к делу?
– Никак. Просто ты стал сильнее физически и отвлёкся от темы поражения. Отвлекся?
– Ну, вроде немного есть.
– Что и требовалось. Теперь умойся и отдыхай. Твой решающий бой ещё впереди.
Кажется, помогло. Только рука долго болела.

Впоследствии Александр жалел, что больше не поговорил с Антоном в тот вечер. На следующий день списком вызвали человек двенадцать «с вещами». В списке был и Антон. Было понятно, что на этап. Александр помог собрать вещи. Богомолец затянул молитву. Антон был как всегда спокоен, попрощался со всеми ровно, будто уходил ненадолго. «А ведь мы больше не увидимся», – подумал Александр и неожиданно для самого себя обнял Антона.
– Спасибо за всё, Антон! Я благодарен судьбе, что послала мне тебя в трудное время.
– Ничего случайного не бывает в этой жизни. И расставание наше не случай – просто я тебе уже не нужен, ты  и без меня теперь справишься. Помни: жизнь любит своих преданных бойцов и всячески им помогает. Удачи, Змей!
– Удачи Антон!
В камере стало свободнее.

20

На протяжении трёх месяцев не произошло ровным счётом ничего. Александр теперь целыми днями делал то, что до него делал Антон – все упражнения, которые запомнил и долгие медитации. Он окончательно забыл о сигаретах и твёрдо решил стать таким, как Антон. Лишь однажды нарушилось его равновесие взрывом эмоций, когда пришло письмо из дома.
«Папочка, ты – дед! Двадцать седьмого июля у меня родился сыночек! Мы назвали его Има. Има Талуга – красиво звучит! Я уже дома. Онгдо в восторге, буквально носит нас на руках. Мамочка тоже очень рада и во всём мне помогает. Онгдо сейчас очень занят, он строит дом. Ему помогают многие наши односельчане, даже дедушка Огбэ приходит, кое-что сам делает, и даёт дельные советы. Он тебе привет передаёт и поздравляет. Онгдо говорит, что уже построили стены, и скоро будут делать крышу. Я немного поправлюсь и схожу посмотреть. Я ведь ещё не видела наш дом. Пиши нам чаще. Ира».
«Сашенька, родной, какое счастье! У Иры с Онгдо такой замечательный малыш! Ира родила хорошо, почти без проблем. Вес малыша 3, 500, рост 53 см. Ира говорит, что он вылитый Онгдо, а мне кажется, что похож на тебя. Когда же ты к нам вернёшься? Так хочется порадоваться с тобой вместе всеми нашими успехами и достижениями. Но ты не волнуйся, мы справляемся. Онгдо во всём помогает. На днях мы с ним и с Борисом качали мёд. В этом году хороший урожай, накачали целую флягу и ещё две трехлитровых банки. Пчёлки молодцы! Правда, покусали меня немножко. Но это даже полезно. Ты за нас не волнуйся, береги себя. Мы тебя любим и ждём. Целую. Твоя Зоя».
Александр сделал дыхательное упражнение, как учил Антон, потом уселся медитировать. Всё прошло. Жизнь хороша!

Летом в камере было жарко, очень жарко. Потные полуголые зеки шатались по проходу, за шторкой резались в карты, Попенко с усердием оттирал до блеска унитаз, кто-то из вновь поступивших громко рассказывал о своих похождениях на воле. Но всё это теперь Александра не касалось. Он жил своей жизнью внутри себя, не забывая вести себя в соответствии с правилами тюрьмы. Зеки его не беспокоили, и, казалось, относились с уважением.
Через три месяца снова пришлось вычитывать исправленное дело. Теперь это не вызывало прежних эмоций. А через неделю капитан Тимошко вручил Александру под роспись копию обвинительного заключения и сообщил, что оно утверждено прокурором и направлено в суд. Юровский предупредил, что суд тоже может быть долгим, и Александр приготовился снова терпеть и ждать.
Первое заседание суда состоялось в конце сентября. Александра ввели, когда в зале уже все сидели на своих местах. Его место было в зарешёченном коробе. Он встретился взглядом с Юрой, поздоровался кивком. Тут же был Юровский, а всего человек пятнадцать людей. Были и операторы с телевидения. Накануне Юровский говорил, что дело, стараниями Сапрыкина приобретает огласку, поэтому пресса заинтересована освещать процесс.
– Встать, суд идет!
 «Вот эти люди сейчас решат мою судьбу», – подумал Александр. Но судья сказала:
– В связи с неявкой на заседание истца, суд переносится. Следующее заседание состоится…
В этот раз судьба не решилась. Суд отложили на две недели. В камере Александр потратил три часа на восстановление психического равновесия.
– Ну, расскажи, Змей, что там было? – приставал Витёк.
– Всё нормально. Противник временно отступил.
– Это они, козлы, могут. Будут тянуть всеми способами, чтобы ты подольше помучился.
– А я не мучаюсь. Мне хорошо. Всё хорошо, Витек!
На следующем заседании чтение дела началось. Какая это была тягомотина! Читали вслух то, что уже дважды читал Александр. Судья читала нудно, монотонно, так, что через пятнадцать минут захотелось спать. Но долго испытывать муки борьбы со сном не пришлось. Адвокат истца потребовал дополнительной экспертизы места события, оспорив точность его описания в деле. Судья согласилась, слушание дела отложили до получения результатов экспертизы.

Впоследствии Александр понял, что это были только «цветочки». «Пострадавшая сторона» применила все возможные способы затяжки суда. То они не являлись в суд, то не являлись свидетели, то требовалась дополнительная экспертиза, и ещё и ещё… Представители СМИ перестали посещать заседания, любопытные перестали любопытничать, и на заседаниях встречались только собственно участники процесса. Юровский каждый раз уговаривал крепиться, но Александр со временем и сам привык к тому, что в суд надо ходить, как на работу, и уже не ожидал его конца. Это было продолжение изощренной пытки, придуманной для тех, кто оказался заподозренным в преступлении.
Зимой в зале суда было холодно, и Александр даже с удовольствием возвращался в душную, но тёплую камеру. Иногда Джон приглашал «на чифирок», интересовался, как дела, делал свои замечания, как человек бывалый. Конечно, бесконечные переносы суда напрягали, иной раз Александр был близок к срыву. И только образ Антона заставлял удерживать себя в относительном спокойствии.

В конце зимы вызвали на свидание. Пришел Наумов! Они обнялись.
– Как я рад тебя видеть, Лёша!
– Взаимно, Саша! А ты не так уж плох! Я ожидал увидеть согбенного зека, цинготного и кашляющего от чахотки. Витаминчиков вот принёс. Ну, как ты?
– Нормально, Лёша! Привык. Человек, оказывается, ко всему привыкает. Адаптация называется.
Оба рассмеялись. У Наумова слово «адаптация» было любимым, поскольку он именно этим и занимался, исследуя приспособление древних народов к различным условиям обитания.
– Ну, если ты такие слова здесь не забыл, значит, для тебя не всё потеряно, – сказал Наумов. – А я пришёл к тебе с подарком. Держи, твой личный экземпляр. Чтобы не скучно было в изгнаньи.
Александр принял книжку. На блестящей глянцем обложке красовался обломок горшка с орнаментом. «Тайна хабуга», прочитал он название, «Издано при поддержке краевого Комитета коренных и малочисленных народов», авторы Наумов, Шаровников.
– Потрясающе, Леша! Вы написали про хабуга? Художественно?
– А как же, Саша! Сапрыкин нам талантливую девушку нашел, филолога, она и обрабатывала наш опус. Я, честно говоря, сначала с ней ругался, всю терминологию извратила, а потом ничего получилось. Кто читал, говорят, даже захватывает. Жду твоих замечаний.
– Так вам Сапрыкин помог?
– Не то слово, почти заставил. Но заплатил щедро. Он там такую войну «Кедру» устроил, что может их вообще прикроют. А эта книжка уже у всех верхних чинов края и у самого полпреда президента. Сапрыкин стратег! Я думаю, он высоко пойдёт.
– Это хорошо бы. А как твои раскопки? Что там на Дымова?
– А, не спрашивай, полный завал. Японцы отказались от этого проекта окончательно, не помогло моё красноречие. Пытался с китайскими археологами законтачить – тоже не вышло. А университет такие раскопки просто не потянет. Попробовал собрать команду энтузиастов. Из тех, кто ездил никто не согласился, а новые без оплаты не хотят. Ездил я туда летом. Плачевно. В шурфах вода, борта обвалились. В общем, одно расстройство. Вот ты вернешься, поедем докапывать вместе.
– Ладно, посмотрим. Вообще-то у меня мечты скорее в деревню, к Зое. Ты же знаешь, Ирка сына родила?
– Да, Юрка твой говорил. Поздравляю! Я слышал, суд к концу подвигается. Газеты пишут. Давай, держись. Как срок дадут, черкни адрес, где сидеть будешь, посылочку организуем. Удачи, Саша!
– Спасибо, Лёша.

Книга была отличная! Конечно, Александр не со всем был согласен, авторы не могли изложить в точности быт и верования сугзэ, но это и не важно было. Главное, они достоверно показали, что хабуга прямые потомки сугзэ. Художественный редактор украсила книжку интригой и приключениями, что сделало её легко читаемой и даже захватывающей.
Александр тут же написал письмо Шаровникову и второе Наумову. В обоих благодарил и просил направить часть книг в школу села Верхнее Ольховое. Потом ещё раз перечитал книгу. Как хотелось самому прийти в школу и почитать это детям вслух! Он подумал, что многие его ученики уже окончили школу, а когда он вернется, у них уже будут дети. Будет ли вообще всё это?

Финальное заседание суда состоялось в самом начале мая, между праздниками. Государственный обвинитель, очень серьёзный мужчина, требовавший вначале восемь лет лишения свободы, на последнем заседании неожиданно заявил, что предъявленные суду доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение. Он отказался от обвинения по статье двести восемь: организация незаконного вооруженного формирования и участие в нём. Суд согласился и прекратил разбирательство по этой статье. Это было приятным сюрпризом, Александр вздохнул с облегчением. Следующие четыре часа не показались ему столь длинными, как было на предыдущих заседаниях. Юровский тоже не мог скрыть радости, хотя, как обычно, вёл себя очень сдержанно и внимательно слушал выступления. Потерпевшая сторона, представленная адвокатами компании «Кедр», вела прения вяло, видимо потеряв заинтересованность после случившегося.
Александр задумался о своём. Он размышлял, что теперь срок будет небольшой, наверно, оставят в тюрьме, может быть даже в той же камере. Это хорошо, не нужно будет привыкать к новым людям. Как быстро всё изменилось! Теперь стоило жить и ждать, был виден реальный конец заключения. Может быть, поэтому в последние ночи снилась Ния? Раньше всё время снилась Зоя, а теперь только Ния. Она всё время чего-то добивается, так пристально смотрит в глаза и все просит: «Вернись, Забда, ты должен вернуться! Я не могу без тебя». А глаза такие, будто сама не верит, что он может вернуться, будто с покойником разговаривает. Эти сны не дают покоя наяву.
Александр не сразу сообразил, что судья обращается к нему:
– Вам предоставляется последнее слово.
Он поднялся. О чем говорить? Он не был готов к этому. Посмотрел на Юровского, на лица Юры и Люси, которые, казалось, ждали от него чего-то необычного.
– Я ни в чём не виноват, кроме того, что пытался остановить колонну компании «Кедр», которая обманом получила разрешение на рубку леса в нашем селе. В этом не раскаиваюсь. Всё.

Суд удалился на совещание, объявили перерыв. Пожалуй, так долго время не тянулось для Александра за всё заключение, исключая разве что карцер.
– Встать, суд идет!
– Именем Российской Федерации…
Оглашение приговора было длинным, Александр не мог впитать всех этих мудреных фраз, да и не хотел, его интересовал срок.
– …Признан виновным на основании пункта один статьи двести шестьдесят семь УК РФ: приведение в негодность путей сообщения и приговаривается к лишению свободы на срок один год и восемь месяцев в исправительном учреждении общего режима. На основании статьи семьдесят два УК РФ суд засчитывает срок содержания подсудимого под стражей в срок наказания. Таким образом, подсудимый считается отбывшим установленный срок наказания и освобождается из-под стражи в зале суда.
Александр чуть не потерял сознание.
Милиционер отомкнул клетку, расстегнул наручники.
– Вы свободны.
Александр вышел. Ноги дрожали. Голова пуста. Его обступили, Юра жал руку, Люся бросилась на шею, Юровский что-то говорил. Александр ничего не понимал. Какие-то люди совали в лицо микрофоны.
– Скажите, Забда, что вы сейчас чувствуете?
– Вы довольны решением суда?
– Как вы оцениваете судебный процесс? Вы довольны результатом?
Александр смотрел на них, ничего не соображая.
– Я? Да. Что я могу чувствовать… Свободу! Я свободен!
– Вы будете подавать апелляцию?
У Александра закружилась голова.
– Отвяньте вы от меня! – сказал он и отыскал глазами Юровского. – Давайте выйдем отсюда…
– Все интервью потом! – сказал Юровский безапелляционным тоном. – Сейчас мой подзащитный нуждается в отдыхе. Всё, всё, никаких вопросов.
Юровский вытащил Александра из помещения, буквально впихнул в свою машину, захлопнул дверцу. На заднее сиденье сели Юра с Люсей. Юровский сразу поехал. Корреспонденты фотографировали их сквозь стекло.

21

Выехали на улицу. Юровский открыл окно. Воздух! Дымный городской воздух был сладким! Это был вкус свободы.
– Стойте, остановите! – воскликнул Александр.
Юровский прижался к обочине.
– Что-то случилось?
– Я забыл… Надо было сказать спасибо судье.
– Не волнуйтесь. Она понимает ваше состояние, вы не первый. Это простительно. Если хотите, я лично передам ей вашу благодарность. Поехали?
– Подождите, а как же все, Витёк, Богомолец, Джон… ну, я же с ними не попрощался!
– Вы хотите вернуться в камеру? – улыбнулся Юровский. – Вас теперь туда не пустят.
– Надо им передачу послать. Давайте, а? Найдётся немного денег?
– Хорошо, что купить?
– Чай, сигарет пару блоков…
Юровский сходил в магазин, купил килограмм чая, три блока сигарет и большую шоколадку.
– Как вы догадались взять шоколад? Джон спасал меня шоколадом после карцера. Можно я записку напишу?
Он черкнул пару фраз, ничего значительного в голову не приходило: «Джон, меня освободили!!! Благодарствую за поддержку и вообще за всё! Буду вас помнить. Привет всем. Удачи! Змей».
– Давайте прямо сейчас вернемся, и я передам по своим каналам, – сказал Юровский.
Остановились, не доезжая до тюрьмы, за углом. Юровский ушёл. Александр обернулся к Юре с Люсей, подмигнул.
– Ну, что? Я вернулся! Что такие невесёлые?
– Мы растерянные, – сказал Юра. – Так неожиданно! Мы тебя поздравляем, папа!
– Здорово, здорово! Я так счастлива! Сейчас вы увидите, как мы теперь живём, квартиру не узнаете! – сказала Люся.
– Выйдем, покурим? – спросил Юра.
Вышли. Юра достал сигареты, протянул отцу.
– Благодарю. Я так постою.
– Ты что, бросил что ли?
– Да.
– Ты бросил курить в тюрьме?! Ну, ты даёшь, папа! Никогда не думал, что в тюряге можно бросить курить!
– Я избавился от зависимости, от которой больше всего зависел. Это помогло выжить, – сказал Александр и, видя непонимание сына, добавил: – Не грузись, это трудно понять на воле. Я и сам не понимал. Просто мне толковый человек попался, подсказал, как жить. Где он теперь…
Александр с удовольствием осматривал дома, улицу, сверкающие магазины, начинающие зеленеть деревья. Отсюда, с сопки было видно уже очистившееся ото льда море и противоположный берег, в дымке угадывался полуостров.
– Смотрите, полуостров Дымова видно.
– Да, видимость сегодня отличная.
– Так захотелось на Дымова, – сказал Александр.
– Сейчас холодно. Летом приезжай, съездим вдвоём, – сказал Юра.
Юровский вернулся быстро.
– Всё, передачу приняли.
– Ах, я же ещё бутылку патологоанатому обещал.
– Ну уж нет, это лишнее, я протестую, – сказал Юровский. – Они вас чуть не угробили по своей халатности, да и попасть к ним без специального разрешения невозможно. Так что, обойдутся они без водки.
– Тогда я со всеми рассчитался, – согласился Александр.
– Наши расчеты с тюрьмой впереди, Александр Владимирович, во-первых, через пять дней мы с вами должны получить постановление суда, а с учетом праздников, это может быть и дольше…
– Ещё пять дней ждать? Я хотел уже завтра домой ехать.
– Вы не сможете получить паспорт без этой бумаги. А во-вторых, я буду подавать апелляцию.
– Зачем?
– Ну, как же? Необходимо добиться вашей полной невиновности, нужна реабилитация!
– И это означает снова суд?
– Конечно, но это суд более высокой инстанции, и вы уже будете свободным гражданином…
– Ни за что! – перебил Юровского Александр. – Ни за какую реабилитацию я не хочу больше появляться в суде!
– Но вы забываете, что судимость не позволит вам занимать некоторые должности, кроме того, должно же быть у вас самолюбие!
– Нет, нет, Дмитрий Фёдорович, не нужны мне должности, а самолюбие моё не пострадает от того, что я отсидел неполных два года. Это было плохо, но теперь я не хочу больше возвращаться даже к теме тюрьмы. Давайте о хорошем.
– Ладно, о хорошем. Я предлагаю немедля отметить нашу победу. Вернее, мы просто обязаны отпраздновать! Поэтому, прямо сейчас едем ко мне и закатываем пир. Согласны?
Александр пожал плечами. Он ещё не был готов праздновать, он вообще не был готов ни к каким действиям. А потом, как в таком виде в гости?
– Знаете, надо бы переодеться, помыться надо, я же грязный. И… мне нужно позвонить Зое. Давайте поедем к Юре с Люсей, я позвоню от них.
– Зачем? Ах, да, вы отстали от жизни. Теперь в вашем селе есть сотовая связь, а у вашей супруги есть телефон. Звоните прямо сейчас, – он протянул Александру телефон.
– Я не умею…
Юровский набрал номер, дождался гудка.
– Говорите.
– Алло! Дмитрий Фёдорович? – Зоин голос показался незнакомым.
– Зоя! Зоя, это я, Саша… – Александр растерялся, он не знал, что говорить, слова не отыскивались.
– Саша, ты?
– Я. Зоя, я откинулся! Ну, то есть меня отпустили. Совсем! Сегодня был приговор, меня освободили, Зоя!
– Сашенька! Сашенька, как я рада!
– Зоя, я должен быть здесь ещё пять дней. У Юры с Люсей поживу. Нужно бумажку какую-то дождаться. Потом сразу к тебе. Скоро, Зоя!
Он не мог раскрыть чувства к жене при всех, не умел. Кроме того, было некоторое стеснение перед Юровским, что тратил его телефонные деньги.
– Возьмите, – Александр протянул трубку. – Я не знаю, как выключается.
– Мы тебе подарим телефон, папа. Научишься, это легко, – сказал Юра.
– Ну, что, поехали? – сказал Юровский. – Я предлагаю сделать так. Сейчас я вас отвожу домой, вы приводите себя в порядок, через два часа заезжаю за вами и едем к нам.
– Дмитрий Фёдорович, что нам купить? – спросила Люся.
– Ничего. Это моя победа, я и поляну накрываю.
– У вас жаргон зековский, – усмехнулся Александр.
– С кем поведешься…

– Александр Владимирович, я не знала, что вас отпустят, у меня только борщ и гречка с мясом. Что вам разогреть? – засуетилась Люся, как только вошли в квартиру.
– Всё! Люся, ты не представляешь, какое это богатство, борщ и гречка с мясом! Ты просто не представляешь! И не дай тебе Бог узнать, какая это роскошь. Но сначала чай!
– Вы аппетит перебьёте, как можно перед едой чай пить?
– Люся, мой аппетит долго ещё ничем не перебьёшь. А чай – это свято. Можно просто ничего не есть, а только пить чай, и будет замечательно!
Он не удержался и наелся до отвала. Ещё выпил пару чашек заварки. Потом пошёл мыться. Горячая ванна была чем-то фантастическим. Но по-привычке мылся недолго, зато побрился тщательно и с удовольствием.
Он ходил по квартире босиком с кружкой чая в руке и слушал милый щебет Люси.
– Смотрите, какие обои мы поклеили. Вам нравится? Правда, светлее стало? Это я выбирала! А как вам наша стенка? Правда же она идёт к нашему интерьеру? А видели, как Юра сделал ванную?
– Люся, я правильно понял? – Александр указал на её выпирающий животик.
Люся смутилась, но улыбнулась.
– Да, у нас с Юрой будет девочка, – сказала она почему-то шёпотом. – Уже шевелится!
– Ну, порадовали, ребята! Ну, молодцы!
– А вот тут мы поставим кроватку. Правда, хорошее место? Тут и светло, и сквозняка не бывает.
Александр кивал, поддакивал и улыбался. Он блаженствовал. Юра то присоединялся к ним, что-то показывая, то снова уходил на балкон курить. Он не мог успокоиться, что у отца всё закончилось благополучно. Звонок в дверь прервал беседу. Приехал Юровский.
– Ну, что, готовы? Пора, пора, поехали.
– Знаете, так хорошо, что никуда бы и не поехал, – сказал Александр.
– Ну уж нет, победу мы обязаны отметить, как полагается. Поехали, супруга уже стол накрыла.

В прихожей Юровских было тесновато. Алла Семёновна с радушной улыбкой и повзрослевшая серьёзная Люда ожидали, когда гости разденутся.
– Проходите, гости дорогие! Поздравляем вас, особенно вас, Александр Владимирович! – Алла Семёновна дружески обняла Александра.
Люда подала руку, посмотрела в глаза.
– Я не сомневалась, что вы всё выдержите и победите!
– Да уж, Александру Владимировичу досталось! – сказал Юровский. – Один карцер чего стоил! Чудо спасло.
– Не чудо, папа, а выдержка и упорство! – возразила Люда. – Другой бы не выжил, а Александр Владимирович смог.
– Давайте не будем о плохом, – попросил Александр. – Так вкусно пахнет! – он снова готов был есть всё подряд.
– Проходите сразу к столу, – пригласила хозяйка.
Александр вошёл в зал. Навстречу из-за стола поднялся… Гамоха!
– Дорогой мой Александр Владимирович, рад, рад приветствовать!
– Пётр Иванович! Вот это неожиданность, вот это сюрприз!
Они обнялись.
– Это ещё не все сюрпризы, – сказал Юровский. – Чуть попозже подойдет ещё гость, которому вы будете рады не меньше.
Расселись. Юровский разлил коньяк, женщинам вино. Люся попросила напиток.
– Дорогие гости! – начал Юровский. – Нет, не так. Дорогие соратники! Именно соратники, ибо мы все прилагали усилия, чтобы свершилось это долгожданное событие – освобождение Александра Владимировича. Конечно, нужна полная реабилитация, признание невиновности. Но главное достигнуто – Александр Владимирович на свободе и с нами. Предлагаю выпить за эту победу!
Давно забытый вкус спиртного, ощущение приятного жжения в желудке вызвало у Александра прилив удовольствия, граничащего с восторгом. А какие яства были перед ним! Он ел и улыбался всем за столом. Потом опомнился, взял рюмку.
– Хочу сказать, пока трезв. Конечно, все прилагали усилия, помогали, я сам что-то делал, но всему была бы грош цена, если бы не вы, Дмитрий Фёдорович. Только ваши знания и опыт смогли изменить приговор.
– Ну, это слишком категорично, – попытался возразить Юровский.
– Нет, это правда! И я публично приношу вам извинения за те несправедливые высказывания, которые я допустил при нашей первой встрече. Я тогда сомневался, что юристы честные люди, и утверждал, что эта профессия вообще не нужна. Простите меня, я был не прав. Я пью за вас!
– Вы зря себя бичуете, – сказал Юровский, закусывая. – К сожалению, вы тогда были по большей части правы. Действительно, адвокаты очень часто выполняют заказ вопреки справедливости. Вообще, юриспруденция – довольно скользкая штука. От честности и принципиальности участников процесса зависят судьбы людей.
– Я не разбираюсь в юридических тонкостях, но думаете, я не замечал, как вы давили адвокатов «Кедра» почти на каждом заседании? – сказал Александр. – Они говорят, говорят, вроде, все козыри на их стороне, а вы скажете пару фраз, и смотришь, они утухли. Это ваша победа. Скажите честно, вы довольны?
– Если честно, не совсем. Я ожидал битвы, а они, как вы выразились, утухли. Большую роль сыграла смена руководства «Кедра». По-видимому, сначала адвокатам было многое обещано, а новое руководство, напротив, не заинтересовано в шумном процессе. Есть информация, что головной офис в Корее дал указание спустить всё на тормозах. Да и новые руководители не такие наглые, как предыдущие. Кстати, вы мне потом скажете, что вы имели в виду, говоря тогда, после карцера об их гибели?
Александр кивнул, раздумывая, стоит ли вообще об этом говорить. Он оглядел сидящих за столом. Пётр Иванович оживленно беседовал с Юрой. Юра что-то доказывал, а философ с полуулыбкой отвечал степенно, но тоже азартно. Алла Семёновна заботливо подкладывала гостям закуски, зорко наблюдая, чтобы у всех были полны тарелки. Люся разговаривала с Людой. Люда заметила взгляд Александра, спросила:
– Александр Владимирович, мы с Люсей спорим, зависит от человека выживание в тюрьме или нет? Я считаю, что личные качества очень важны, а Люся говорит, что это бездушная машина, которая всех перемалывает. Скажите.
– Вы обе правы. Машина бездушная, и пытается всех перемолоть – это верно. Но не все перемалываются.
– Я же говорила! – воскликнула Люда. – Вы сильный, поэтому вам и тюрьма не страшна.
– Неужели вам не было страшно? – спросила Люся. – Мне кажется, тюрьма – это ужасно. Я бы не выдержала.
– Ну, я не скажу, что сильно боялся. Но ощущение полной безвыходности посещало не раз. Ужаса не было, но желание умереть иногда возникало, это да. Мне просто повезло с самого начала, встретился бывалый зек, который меня многому научил. Данат, не слышали? – обратился Александр к Юровскому.
– Матрос? Слышал, как не слышать, хотя сам не вёл. Известный грабитель-рецидивист, на нем несколько убийств, авторитет!
– Вам помогал убийца? – ужаснулась Люся.
– Я не знал, что он убийца. А потом, в тюрьме шкала ценностей совсем иная, чем на воле. Здесь он мог бы меня ограбить, а там помог.
– Вообще, это ужасно, жить среди такого контингента, – сказала Алла Семеновна.
– Знаете, в тюрьме разные люди, – ответил Александр. – Большинство я бы никогда оттуда не выпускал, но есть просто оступившиеся, есть несчастные, довольно большой процент низких и подлых, но их место известно – под нарами. А встречаются серьёзные преступники, но как люди интересные, даже творческие.
– Простите, я пропустил, – подал голос Гамоха, – вы сказали, что в тюрьме были творческие личности? Очень интересно и неожиданно для меня.
– Да, мой сосед по нарам многому меня научил. У него своя философия, которая помогает ему выжить, и мне помогла. Это он меня подвигнул бросить курить. Действительно, сильный человек, я уверен, он пройдёт заключение с пользой для себя.
– А за что он сидел?
– Об этом не принято спрашивать. Почти все зеки сидят «ни за что», – усмехнулся Александр. – Вообще, понятия вины и справедливости наказания у каждого свои, а у заключённых особенно. Очень многие считают, что имеют право совершать то, за что их посадили.
– Да, тут вы правы, – сказал Юровский. – Знаете, в среде юристов бытует довольно циничное определение тюрьмы: это место, где преступники, делающие принятые в обществе преступления, содержат людей, совершивших преступления, не принятые в данном обществе.
– Но это же ужасно несправедливо! – сказала Люда.
– О, милая леди, вы еще так наивны, – сказал Гамоха. – Знаете ли, один туземный вождь о справедливости выразился так: когда я ворую в соседнем племени жён, это справедливо, но когда у меня украли жену, это очень несправедливо. Каково? Кстати, давайте выпьем за справедливость!
Все рассмеялись и подставили бокалы.
– Что же мы, в самом деле, рассуждаем о таких вещах, когда среди нас философ, – сказал Юровский, наливая. – Сейчас мы выпьем за справедливость и попросим Петра Ивановича объяснить истинное значение этого термина.

Александр захмелел с непривычки, ему стало весело, необузданно весело, хотелось смеяться и танцевать. Но он заставил себя послушать философа. Гамоха аккуратно вытер салфеткой усы, поёрзал на стуле.
– Если уж вы готовы меня слушать, то приготовьтесь внимать довольно продолжительное время и имейте в виду, что это моя личная версия справедливости. Итак, справедливость. Это, знаете ли, категория философская, – несбыточная утопия цивилизованного человеческого общества. И она кардинально отличается от природной справедливости. Природная справедливость, как известно, заключается в том, что сильный имеет право на лучший кусок, на лучшую самку, которая даст лучшее потомство. Слабый не должен плодиться. В таком случае в роду будут только сильные, жизнеспособные особи. Мы все, без сомненья, восхищаемся могучим дубом или кедром. Да, он силен! Но! Его росток в самом начале жизни обогнал сверстников, затенил их, отнял корнями питательные вещества. Теперь он дает такую тень, что под ним не прорастают даже его собственные семена! И это справедливо, вот какая штука. Это – природная справедливость.      
Первобытные люди тоже жили по таким законам. Самый сильный и умелый охотник добывал больше мяса и имел от него лучший кусок. Его престиж был высок, и самая здоровая и умелая девушка становилась его женой. Но людей было мало, и чтобы поддержать свой род, охотник отдавал добычу неудачникам, больным и старикам. Так было справедливо. Справедливо было и то, что он первым шёл на защиту племени и зачастую погибал. И тогда другие сильные кормили его семью.
А вот с нами все иначе, знаете ли. Современную цивилизацию породило земледелие. Появились излишки пищи, которые в охотничьих обществах не допускались. Появилась частная собственность и, как следствие – её самая уродливая дочь – торговля. Теперь не нужно было быть сильным, ловким и смелым, чтобы стать выше всех. Теперь нужно было не иметь совести. Именно у тех, кто мог наживаться на чужой беде, сложились первые капиталы. Они могли купить войско и власть, и они стали во главе общества. Они, знаете ли, и придумали новые законы. И справедливости здесь не место! Вернее, она есть, но в столь же уродливой форме. Например, умный не может стать президентом, если не сможет прежде ограбить миллион дураков. В этой цивилизации ценой огромных средств сохраняют жизнь преступникам и людям, не подлежащим излечению, в то время как миллионы здоровых детей умирают с голоду.
–  А социализм? – спросила Люся. – При социализме ведь было все поровну?
–  Если капитализм взял из первобытных законов одну составляющую – сильный имеет право на лучший кусок, то социализм строился на другой части: добычу всем поровну. Внешне это справедливо. Но при социализме, знаете ли, становится невыгодно и даже не престижно быть сильнее и лучше других. Перевелись смелые и отважные, не стало смысла высовываться – сиди спокойно и получай свою пайку. А если нет сильных – нет лидеров, не за кем идти. Всеобщее равенство и благополучие тоже плохо. Вот он, социализм и развалился. Не за что стало бороться…
– А как же быть со справедливостью? – спросил Юровский.
– Если невозможно вернуться к первобытной справедливости, то никак. Каждый справедлив настолько, насколько он это ощущает, насколько в нём есть совесть и другие моральные качества.
– В тюрьме, похоже, ближе к первобытной справедливости, – сказал Александр.
– Но это же получается, что мы живём в несправедливом обществе! – сказала Люда. – Я так не хочу!
– Не нужно драматизировать, леди, – сказал философ. – Во-первых, я предупредил, что это моя версия справедливости, и она не претендует на абсолютность. А во-вторых, жить надо в том обществе, в котором живёшь. Другие не лучше, хотя, возможно, и не хуже. И мне кажется, знаете ли, чтобы жить спокойно, в ладу с совестью, нужно быть честным перед собой и не делать другим того, что не хочешь, чтобы сделали тебе.

22

В дверь позвонили.
– Очередной сюрприз? – спросил Александр.
– Наверное, хотя, с сильным опозданием, – ответил, поднимаясь, Юровский.
– Заждались? Прошу прощения. Эти заседания… – в комнату вошёл разгорячённый, энергичный Сапрыкин. – Саня! Ну, дорогой, ну, с возвращеньем тебя! А ты, смотрю, ничего выглядишь, похудел малость, а так – молодцом! Ну, я рад! – он обнял Александра. – Ну, ты боец! Наслышан, наслышан! Куда мне сесть? Можно я с Саньком? Стопку хочу, большую! – Сапрыкин растянул узел галстука, сам налил себе коньяка. – Ну, Санёк, за свободу! Свобода, она дороже всего.
– Да, ты прав, – сказал Александр. – У меня была возможность это оценить. Мой сокамерник внушал мне, что свобода внутри человека, и это верно. Но быть свободным внутри себя, да ещё и жить на воле – это идеал.
– Да ты там философией развлекался, а мы-то думали, что страдаешь, мучаешься, – расхохотался Сапрыкин. – Ну, ты Санёк, ну, силен! Слушай, а кликуха у тебя была? У всех зеков кликухи, говорят.
– Погоняло, – поправил Александр. – Погоняло моё Змей. Крутой авторитет утвердил, так и звали.
– Всё, я тебя тоже так звать буду, не против?
Александр пожал плечами:
– Мне нравится.
– Ну, что ж, друзья, предлагаю тост за нашу всеобщую победу! Что так смотришь? – спросил Сапрыкин у Александра. – Я тоже участвовал. Безусловно, главная заслуга Дмитрия Фёдоровича, но и другие участие принимали немалое. Как-нибудь расскажу, не для юных ушей информация.
Юровский согласно кивал, подтверждая сказанное.
Сапрыкин завладел вниманием присутствующих. Он рассказал пару уместных и смешных анекдотов, перекинулся с каждым несколькими фразами, не забывая при этом наливать всем и говорить тосты.
– Пётр Иванович, а как ваши дела на религиозном поприще? Помните, вы мне толковали о ваших поисках, – обратился Сапрыкин к философу.
– Да, уж я, верно, всем надоел своими рассуждениями. Знаете ли, у кого что болит…
– Но, мне кажется, это интересно, расскажите, что у вас новенького в этом плане, – настаивал Сапрыкин.
– Я не думаю, что это застольная тема, будет скучно, особенно молодёжи.
– Мне интересно, – сказал Юра, – я бы послушал.
Остальные поддержали просьбу, Александр тем более.
– Ну, что ж, если вы согласны слушать за столом философские рассуждения, тогда терпите, – сказал Гамоха. – Итак, я не только утвердился в мысли, что первобытные религии являются единственно правильными, но и, кажется, понял, почему они верны. После вашего ареста, Александр Владимирович, я имел несколько бесед с вашим местным мудрецом Сикте, и они многое мне дали. Следите внимательно за ходом моих мыслей, и вы всё поймете.
Уже является неоспоримым фактом наличие у всех живых существ некоей биологической энергии, как её называют на Востоке, «ауры». Причём, аура есть не только у целых организмов, но и у каждой клетки. Если организм или клетка повреждаются, их аура изменяется. Оказывается, аура несёт информацию о состоянии организма. И ещё очень важный момент: другой организм получает эту информацию и понимает её. То есть, если дерево ломается, ему больно, оно выдает вовне информацию о своей беде. Другие деревья и прочие живые организмы слышат этот «крик».
Теперь возьмём шире. Например, лес. Лес есть биологическое сообщество, в котором обитает множество различных организмов от бактерий до медведей, от лишайников до гигантских кедров. Все они связаны и взаимозависимы, иначе и быть не может. Лес – единая биологическая система – это давно известно. То есть, лес можно рассматривать, как единый организм, составляющими частями которого являются все живущие в нём существа. Как и в человеческом организме, если болит один орган, болеет весь организм, его органы все вместе борются с болезнью. То же и в лесу. Если плохо кому-то одному, весь лес об этом знает, эта боль отдается в каждой ветке, в каждой травинке. И все жители леса борются с агрессором. Они выделяют некую отрицательную энергию, которая плохо воздействует на врага. Вероятно, поэтому хищники никогда не убивают больше, чем необходимо для еды. Они чувствуют ответную враждебность среды обитания жертвы.
Древние люди были близки к животным и так же это ощущали. Они даже убивать добычу старались с добрыми мыслями, и для этого создали сложную систему верований и соответствующих ритуалов. Они чувствовали энергию биологических сообществ и называли это духом. Каждое биологическое сообщество состоит из разных живых организмов, поэтому «дух» у них разный. Есть дух леса, дух болота, дух луга и дух реки, конечно, дух моря, дух гор и так далее. Здоровое биологическое сообщество может сильно воздействовать на своего врага. Первобытные люди знали это, и старались как можно меньше вредить духам. Дух может вызвать болезнь, и даже смерть.
Но «обиженный» дух не слишком различает обидчиков. Если один человек навредил лесу, другой человек может восприниматься духом леса, как потенциальный вредитель, и на него тоже падет кара. Именно поэтому в первобытных обществах одним из самых наказуемых пороков была жадность. Один из примеров наказания за жадность вы, Александр Владимирович, сами наблюдали в своих снах. Нарушивших это табу убивали или изгоняли из племени, что было равносильно медленной смерти.
– Но это же ужасно, это негуманно! – воскликнула Люда. – Почему они были такими жестокими?
– Они были справедливыми, и вы это сейчас поймёте. Алла Семёновна, нельзя ли мне чаю, пожалуйста, горло, знаете ли... Вернёмся к гуманности. Если в племени будет человек, допускающий жестокость к среде обитания, то эта самая среда станет агрессивной ко всем членам племени, то есть, духи местности нашлют болезни и несчастья на неповинных людей. Таким образом, отношение к жадному как к преступнику, вполне оправдано и даже необходимо для выживания рода.
Земледелие и скотоводство позволили людям стать менее зависимыми от духов биологических сообществ, а городские стены вообще отделили человека от природы. Главными факторами выживания в городах стали межчеловеческие отношения. Возникли новые религии, в которых боги стали похожими на людей, а сами люди стали богами на земле. Главный вред человеческому миропониманию нанесла христианская религия, в особенности её протестантская ветвь. Постулат о том, что все твари земные созданы Господом на потребу человеку, а главный смысл жизни людей – работа ради улучшения благосостояния, послужил предлогом к беспощадной «борьбе с природой». Конечно, биоценозы по-прежнему защищались, навлекая на обидчиков болезни и несчастья. Но люди теперь не связывали болезни со своим отношением к природе. Для борьбы с болезнями создали бесконечное множество препаратов, а болезни множатся и косят уже миллионы людей. И медицина никогда не победит болезни, пока мы не перестанем уничтожать природу. Ведь мы теперь вредим одновременно всему Земному шару, болеет огромный организм под названием Земля, которая расценивает всех людей, как вредителей. Точно так же мы относимся к болезнетворным вирусам.
– Но что же теперь делать? Ведь люди не могут жить без еды, – сказал Сапрыкин.
– Да это всем ясно – прогресс нельзя остановить, – сказал Юра.
– Вам, конечно, известно образное сравнение: мы рубим сук, на котором сидим? Так вот, мы начали рубить его ещё бронзовым топором, а теперь пилим лазерной пилой с ядерным двигателем – вот что такое прогресс!
– Знаете, Пётр Иванович, не вы первый говорите о том, что человечество «рубит сук», – сказал Юровский. – Это лишь декларация факта. И, в общем-то, неважно, каковы причины этой беды. Главное – найти выход из создавшейся ситуации. А вот об этом никто не говорит, потому что никто не знает, как это сделать.
– Вот тут, знаете ли, позвольте с вами не согласиться! Моя теория не только выявляет подлинные причины кризиса, но и открывает путь к правильному выходу из него. Я ведь для чего стремился понять древние верования? В первую очередь для того, чтобы найти истинный путь для заблудших божьих тварей под названием люди. Если мы хотим найти выход из безвыходной ситуации, чтобы и волки были сыты и овцы целы, мы должны хотя бы не резать маточное стадо и молодняк! Необходимо ограничить потребление. И путей для этого сколько угодно. В первую очередь нужно уничтожить так называемый «маркетинг». Масса умных голов день и ночь думают, как заставить людей купить ненужные им вещи. Масса других людей изобретают эти ненужные вещи. Огромные промышленные концерны умышленно закладывают в свою продукцию механизмы быстрого износа, чтобы сохранить спрос. А всё это ведет к перерасходу ресурсов, которые и так уже на исходе, и к увеличению отходов, загрязняющих среду.
Нужны законы, запрещающие выпуск ненужных вещей, в первую очередь, предметов роскоши, законы, поощряющие выпуск вещей долговечных. Нужны действенные наказания за уничтожение объектов природы, нужны лимиты их добычи. Наказания не должны исчисляться деньгами – это парадокс! Человек рубит дерево, за это с него берут деньги в пользу государства. Но ведь от этого не станет больше деревьев! Пусть преступник вырастит дерево из семечка до того возраста, какого было срубленное дерево. А если срубил так много, что восстановить не сможет – смерть! Теперь уже такая ситуация, что нужно больше жалеть деревья, чем людей.
Конечно, в первую очередь нужно менять мировоззрение человечества. Нужны образовательные программы, воспитывающие в людях осознание, что всё живое на земле имеет равные права, нужны обучающие программы, дающие понятие, что, съедая пищу, мы съедаем чью-то жизнь. Законы должны уравнять всё живое с человеком. За гибель любого живого организма должно быть наказание равное наказанию за смерть человека!
Александр никогда раньше не видел философа таким возбужденным. Лицо его раскраснелось, он непрерывно жестикулировал.
– Успокойтесь, Пётр Иванович, я, например, вполне согласен с вашей теорией, – сказал Александр. – Но не слишком ли вы перегнули с законами?
– А как же иначе? Как же, по-вашему, добиться выполнения правил обращения с природой?
– Но, вот вы сейчас помоете руки с мылом и тем самым погубите тысячи невинных планктонных существ. Вам – смертная казнь? Что же нам совсем отказаться от достижений цивилизации и вернуться в вигвамы?
– Вы справедливы. Простите мою несдержанность, я разволновался, знаете ли. Не всё и не сразу. Но иного пути нет, надо перевоспитывать человечество. И времени на это совсем мало. Конечно, возвращаться в вигвамы ненужно. Надо воспитать новое цивилизованное поколение с первобытным отношением к природе. Люди должны понять, что они не высшие существа, а лишь равные среди множества других, что человек имеет такое же право на жизнь, как любой жучок, любая травинка. Вот в чём смысл.
– Да кто вам позволит менять сложившуюся систему! – сказал Юра. – Те, кто на этом делает деньги, стоят у власти. Они либо сделают из вас шута, либо, если вы будете настойчивы, просто убьют.
– А ты прав, парень, – сказал Сапрыкин, – сожрут и не подавятся, если у них хоть рубль отнимешь. Уж я-то знаю. Да вот и пример перед нами, – кивнул он на Александра.
– Ваши выводы интересны, Пётр Иванович, и кажутся верными, – сказал Александр. – Теперь это надо претворять в жизнь. Как вы это себе представляете?
– Опубликую. У меня хорошие связи в журнале «Философия».
– Ха-ха! И вы думаете, что всё человечество бросится читать этот журнал? – рассмеялся Сапрыкин. – Вы наивны, как ребёнок, Пётр Иванович. Люди и не знают о существовании такого журнала!
– А что я могу ещё?
– Вот что, вы публикуйте это где хотите, но для реального дела адаптируйте статью под нужды хабуга, хорошо? – сказал Сапрыкин. –  Нужно сжать, сконцентрировать, сделать выводы на примерах конкретного народа, живущего на конкретной территории. Сможете? Отлично. Мы подадим это в одном пакете с выводами экологов, этнографов и историков. Я все-таки не оставляю надежду добиться для хабуга статуса самостоятельного народа, а если повезёт, то и для территории их проживания – статуса национального парка. Скоро ожидается прибытие полпреда президента, наша встреча запланирована. Так что, поспешите, Пётр Иванович.
Александр удивился четкости высказываний Сапрыкина, будто тот и не пил рюмку за рюмкой.
– Слушай, Николаич, как тебе это удается? – Спросил Александр.
– Что? Встречаться с полпредом?
– Нет, пить и не пьянеть.
– Если б я пьянел, я бы быкам хвосты крутил, а не в думе заседал, – рассмеялся Сапрыкин. – Слушай, Санёк, Змей мой дорогой, а не желаешь ли ты поехать в Лазурный развеяться? Мы с Алевтиной на праздники едем на родину, надоел этот город, да и на даче хочется поковыряться. Поехали, а?
– Я домой хочу, к Зое. Да и паспорта у меня ещё нет. Не дай Бог, проверка, – опять в камеру.
– Со мной никто документы проверять не будет. Всё равно праздники в городе околачиваться будешь. А там природа, море, сам знаешь. Ну, в общем, как хочешь. Если надумаешь, звони, – Сапрыкин достал визитку, написал на обратной стороне номер сотового. – Мы послезавтра выезжаем, на три дня.
– Я подумаю. Дмитрий Фёдорович, вы как считаете, мне можно поехать?
– Вообще нежелательно. Но Иван Николаевич человек при полномочиях, думаю, с ним вполне безопасно.
– Ну, что ж, дорогие хозяева, дорогие гости, мне пора. Жена заждалась, поздно уже, – сказал, поднимаясь из-за стола, Сапрыкин. – Спасибо за компанию, за умные разговоры. Желаю удачи всем! До свидания.
Все вдруг заметили, что действительно, время позднее, стали собираться.
Юровский тоже дал свою визитку.
– Имейте в виду, Александр Владимирович, что я по-прежнему остаюсь вашим юристом, поэтому в случае возникновения любых осложнений сразу звоните.

23

Александру не спалось. Всё было непривычно – и мягкая постель с чистыми, пахнущими стиральным порошком простынями, и полная темнота в комнате, и тишина. Тишина особенно беспокоила. Как только приходил сон, малейший шорох заставлял вздрагивать и просыпаться. Болел живот от обилия вкусной, непривычной пищи. Он поднялся и тихонько прокрался на кухню. Заварил чай. Остро захотелось курить. Поискал, чем бы заняться, нашёл на подоконнике брошюру «Дородовое воспитание ребёнка», улыбнулся, полистал. Чифирок успокоил, захотелось спать.

Нагая Ния в сияющих капельках выходила из моря. Она ступила босыми ступнями на песок, и он увидел чёткие отпечатки её ног. Она нащупала на груди амулет, сжала его в ладони.
– Забда! Где же ты, мой отважный муж? Когда же ты вернешься? Я так устала ждать тебя!
Он удивился, что она не видит его. Хотел сказать, что он тут, перед ней, но слова не получались. Он ощущал тепло её тела, видел каждую пору на смуглой коже её груди, плоского сильного живота, крутых бёдер, хотел дотронуться, но не мог, его тело не подчинялось ему. Она повернулась к солнцу, воздела к нему руки.
– Солнце, ты знаешь всё, ты умеешь всё, ты даёшь жизнь всему на земле. Помоги мне, Солнце, укажи путь моему мужу к родному очагу. Спасибо тебе, Солнце! Я верю! Я верю, ты вернешься ради меня, Забда!
Она опустила глаза и пошла по пляжу мимо него, едва не коснувшись. Её опущенная голова выглядела, как укор ему, Забде, который забыл путь домой.

Проснулся резко от непонятного звука, сообразил – лифт пошел. Шесть часов. Сон пропал. «Опять Ния, даже на воле. Надо скорее возвращаться к Зое».
Утро было долгим. Он слонялся по кухне, несколько раз пил чай. Встали молодые. После завтрака Юра ушёл на работу. Люся что-то рассказывала, хвасталась приобретениями, хвалила Юру. Александр слушал вполуха – сон не выходил из головы. Вроде ничего в нём не было особенного, но мысли всё время возвращались к нему. Что-то там, в мозгу невероятным образом соединилось и пришло неожиданное желание поговорить со Светланой Викторовной. Позвонил. Светлана Викторовна была на работе, но это не помешало ей искренне поздравить Александра.
– Это так неожиданно! Я очень за вас рада. Все-таки Юровский победил! Молодец, талантливый юрист. Вам повезло.
– У меня для вас есть сон. Необычный. Хотите?
– Очень! Как мы встретимся? Я сегодня пораньше заканчиваю, приезжайте ко мне после пятнадцати, хорошо?
– Договорились.

Он вышел пораньше, хотя ехать было недалеко. Дом нашёл легко. И прямо у подъезда встретил возвращающуюся с работы Светлану Викторовну.
– Простите, я немного раньше…
– Хорошо. Сейчас вместе сообразим ужин, я кое-что купила. Надеюсь, вы ещё не избаловались изысканной кухней?
– Вчера у Юровских побаловали. Но привыкну нескоро.
– Вот и отлично. Проходите, будьте, как дома. Ванна направо, кухня прямо, разберётесь.
Светлана Викторовна, не раздеваясь, поставила на плиту чайник.
– Сначала кофе, если не возражаете.
– Чайку, если можно.
– Хорошо, заварите сами. Вот неплохой чай, но я все-таки больше люблю кофе. А с вами всё ясно – зек, – она добро рассмеялась. – Не обиделись?
– Всё своими именами, чего же обижаться. Зек он и есть зек. Давайте, я картошку почищу, а вы пока другими делами займитесь. Вы же с работы.
– Спасибо. Уважаю таких. А то, знаете, придёт в гости, развалится в кресле и обслуживай его.
Александр, сидя на низенькой табуретке, чистил холодные клубни и получал от этого удовольствие.
– Посмотрите, хватит? – спросил он.
– Уже? Достаточно, – Светлана Викторовна поставила кастрюлю на печь. – Давайте теперь попьём чайку.
– Эх, я же не заварил!
– Да заварила я, конечно. Для такого гостя, уж постаралась.
– Спасибо. А действительно, хорош чифирок! – похвалил Александр, отхлебнув. – Женщины обычно так не заваривают.
– Так то женщины. У меня ведь тоже опыт какой-никакой имеется. Баловалась по молодости. И для работы нужно было. Бывало, из зечки слова не вытянешь, а чайку заваришь, она пошвыркает, и смотришь, раскрепостился человек, налаживается контакт.
Александр заметил некоторую грустинку в настроении хозяйки.
– Как у вас дела, Светлана Викторовна?
– Как обычно. Работаю. Надоело из года в год рассказывать одно и то же. Чувствую, теряю квалификацию, да и неинтересно стало.
– То-то я смотрю, настроение у вас не из лучших.
– А, это от другого. Проблемка тут у меня, третий день из головы не идет.
– Может, я помогу?
Светлана Викторовна грустно улыбнулась:
– Тут, наверно, никто не в силах помочь, – она на минуту задумалась. – А если хотите, вот, прочитайте. Может, что в голову придёт, хотя бы оцените по иному, чем я. Это письмо девочки тринадцати лет, написано перед самоубийством. Читайте.
«Дорогие родители всех детей Земли!
Обязательно прочитайте моё письмо, чтобы с вашими детьми не случилось того, что сейчас случится со мной.
Пожалуйста, с самого детства не запрещайте детям рвать цветочки, ломать ветки, убивать насекомых, не говорите им, что животным и растениям больно. Потому что потом будет больно вашим детям, когда они узнают, как рубят леса, убивают ради денег зверей, птиц и даже китов. Не запрещайте маленьким сорить на улице, пусть привыкают и думают, что это нормально, иначе их души будут рваться на части, когда они увидят подснежники, прорастающие сквозь горы мусора.
Постарайтесь, чтобы ваши дети воспитывались в обычном детском саду и учились в обычной школе, где нет умных-разумных воспитателей и учителей, особенно зоологов и ботаников, радеющих за природу. Они-то уж объяснят вашим детям весь вред, который люди наносят природе. Не надо этого! Иначе дети, когда вырастут и увидят, что в действительности творит человек на Земле, и когда поймут, что остановить это невозможно, тогда они не захотят иметь детей, они начнут желать гибели всему человечеству и захотят умереть сами.
Пусть ваши дети растут обычными людьми, пусть они живут только человеческими заботами, пусть они даже не знают, что колбаса растет не на деревьях, тогда они смогут быть счастливыми.
А я не могу.
В моей смерти прошу никого не винить. Простите. Лена».
– Девочка выжила, её спасли, успели. Мама прибежала вся в слезах, умоляет меня поработать с ней, как психолога.
– И что вы будете делать?
– А не знаю я что делать! Не знаю! Нету у меня положительных примеров, которыми можно было бы показать ей свет в конце тоннеля. И, главное, я сама в это не верю, не могу убедить себя в добрых намерениях человечества…
– Может, в церковь? Иногда, говорят, помогает.
– Вы знаете церковь, где проповедуют любовь к природе?
– Может, мне её в деревню забрать? У хабуга другие отношения с окружающей средой. Хотя… хотя там тоже лес вырубили, и мне самому предстоит это пережить.
– Никто её в деревню не отпустит. Родители сугубо городские, для них деревня – нищета и низменность нравов. Ладно, не грузитесь. Конечно, вытащу я её. Методы наработаны. Но, вы понимаете, это впервые в моей практике, когда девочки лезут в петлю не из-за несчастной любви, а по поводу загрязнения среды.
– А может, это хороший знак? Дети стали задумываться об этой проблеме. Знаете, мы вчера об этом же говорили. Пётр Иванович Гамоха излагал свое видение выхода из экологического тупика. Интересно. Может, вам с ним поговорить?
– Это хорошая идея. На этом я, пожалуй, и построю основную линию реабилитации девчонки: профессор нашёл выход из кризиса, поэтому для Земли не всё потеряно. Телефон дадите?
– Конечно. Но его теория далека от осуществления на практике.
– Это сейчас неважно. Главное – вера в лучшее. Может, я её даже свожу к философу. Он интересный человек, чуткий и с юмором. Замечательно! Вы меня спасли. Ну, расскажите теперь, как выдержали заключение? Срывы были?
– Были, конечно. У всех бывают.
– Склонности к суициду?
– И это было, – усмехнулся Александр. – Особенно в карцере.
– Вы и в карцере побывали? Сколько суток?
– Александр рассказал, включая свое воскрешение на столе патологоанатома.
– Да! Досталось вам по полной схеме, несмотря, что срок небольшой. Юровский, всё-таки, молодец! Уважаю его, как юриста. Ой, картошка сбежала…
– Да, Юровский мастер, вам повезло, – продолжила Светлана Викторовна, вернувшись из кухни. – Но, знаете, все-таки, большую роль сыграла смерть руководителей фирмы. Останься они живы, вам бы и Юровский не помог.
– А вы и это знаете?
– У меня ведь остались старые знакомства в органах. Интересное дело. Смерть необычная. Но следствие ни с места – нет улик. Ясно, что заказ, но ни одной зацепки.
– Хотите, расскажу?
– Что?
– Как они погибли.
Светлана Викторовна на мгновение остолбенела.
– Вы это серьезно?
– Да. Я с этим и пришёл.
– Записывать можно? – неуверенно спросила Светлана Викторовна.
– Пишите, – Александр покосился на магнитофон. – Только вы же понимаете…
– Могила! Век воли не видать! – улыбнулась Светлана Викторовна.
– Такой клятве верю.
Он рассказал свое видение в карцере. Светлана Викторовна долго молчала, думала.
Александр сходил на кухню, слил воду из кастрюли с разварившейся картошкой, порезал селедку.
– Ой, давайте же я сама…
– Да всё уже. Пойдёмте есть.
– У меня ещё закуски. Сейчас.
Она быстро накрыла на стол. Поставила стопки и бутылку водки. Александр налил.
– За свободу? – спросил он, поднимая стопку.
– Да. За ваше освобождение. Простите. Вы меня озадачили, можно сказать, шокировали. Пьём. А то я засыплю вас вопросами, – она проглотила водку и, не закусывая, спросила: – А время? Какого числа это было?
– Время совпадает. Про секунды не знаю, но в часах совпадает. Я долго размышлял, всяко анализировал. Получается, что это я со своим двойником убил этих людей. Жалко только секретаршу. Это Забда перестарался. По его понятиям все кто помогает врагам, тоже враги. Ему дай волю, он бы тут половину города завалил.
– Да-а, может быть, он и прав, – задумчиво сказала Светлана Викторовна. – Нет, эту задачку под стопку не решить. Я займусь этим на свежую голову.
– Вы мне не верите?
– Да что вы! Вам я верю стопроцентно. Но случай ведь небывалый! Я выясню документально время вашего заключения в карцере, время вашей «смерти», воскрешения, и сравню со временем гибели Кима, Горовского и секретарши. Вы не помните, в каком положении лежали тела убитых, как они расположены по отношению к предметам мебели? А обстановку в кабинетах можете описать? Вы же там раньше не были?
– Я никогда там не был.
Допрос продолжался долго. Александр рассказал всё, что помнил. Уже в сумерках он оставил Светлану Викторовну, всё ещё продолжавшую находиться под впечатлением. Прощаясь, она посмотрела ему в глаза и спросила:
– Скажите, а вы меня не разыгрываете?
– Век воли не видать!

24

Домой шёл пешком, хотелось прогуляться. Разговор со Светланой Викторовной всколыхнул воспоминания о снах. «Ния снится каждую ночь, зовёт. Что ей нужно, к чему это? Попробуй, растолкуй такие сны… А Забда хорош! Всё у него легко, на любую ситуацию у него есть готовое решение. Как все-таки просто было в прошлом! А как он ошарашен был нашей действительностью, но самообладания не потерял. Интересно, как бы я себя повел, очутившись в будущем? Он всё старался мне помочь, о себе не думал, только о деле. Жаль, не поговорили толком. Что он сказал на прощание? Что-то вроде о Змее. Да, о том, что народу некому поклоняться. Это же… это же напутствие, это то, что я должен сделать!»
Юра уже давно был дома.
– Папа, ну где ты пропадаешь? Люсик тут такой ужин приготовила, мы ждём, ждём…
– Разговор интересный был. А поужинать я не прочь! У Светланы Викторовны только картошка с селёдкой, а я после тюрьмы всё наесться не могу. Только я сначала Сапрыкину позвоню. Я, ребята, пожалуй, поеду в Лазурный на праздники.
– Папа, мы уже запланировали для тебя мероприятия, хотели с тобой выходные провести.
– Надо мне. Потом жалеть буду, что не съездил. Не обижайтесь. Ещё наживусь у вас, пока документы получу.
Позвонил Сапрыкину.
– Николаич, ты не передумал меня с собой брать в Лазурный?
– Дозрел? Отлично. Завтра выезжаем в девять утра. Будь готов, заедем.
– Николаич, я-то, в общем, не к тебе в гости, я на Дымова хочу, пожить там пару дней.
– А мы дома и не будем, мы на дачу, там ещё не сеяно, не пахано. Что ж, хочешь на Дымова, отправим тебя на Дымова. Нет проблем. Палатка, спальник, котелки и прочее у меня есть. Заберём, когда скажешь. Действительно, какой тебе интерес на грядках прозябать. Давай, готовься. Завтра едем. В дороге поговорим.
– Завтра утром еду, – сказал Александр Люсе с Юрой. – Давайте вашу вкуснятину. Есть хочу!
– Ну, раз едешь, тогда тебе к месту будет наш подарок, – Юра протянул отцу сотовый телефон.
– Ой, зачем? Я же и обращаться с ним не умею. Дорогущий, наверное….
– Ты отстал от жизни, папа, сейчас дети в детском саду все уже с телефонами. Это самая простая модель, тебе в самый раз. Номера телефонов я все туда забил. Теперь в любой момент с мамой сможешь поговорить, и с нами на связи будешь, и с тем же Сапрыкиным. С полуострова позвонишь ему, он приедет, заберет. Нужная вещь! Сейчас поужинаем, я тебе объясню, как им пользоваться.

За разговорами езда казалась неутомительной. Алевтина всё пыталась узнать, «как там в тюрьме», но Александр отвечал вяло, односложно. Наконец, Николаич прикрикнул на жену:
– Отстань от человека. Не видишь, не нравится ему вспоминать об этом. Не отошёл ещё. Вот через годик ты сам нам обо всём расскажешь, с удовольствием, верно я говорю, Змей?
– Не знаю, может и не через год, как заживёт. Ты лучше скажи, Николаич, что ты задумал насчет статуса хабуга.
– А! Я же теперь, Санёк, в думском комитете по коренным и малочисленным народам. Зацепил ты меня этой темой. Начитался всякой полезной литературы, людей подобрал толковых. Действуем. Вся ставка сейчас на полпреда. Как подадим ему наше блюдо, и как он его проглотит – от этого всё зависит. Законодательная база существует, теперь главное – доказать, что хабуга является самостоятельным народом, отличным от удэгейского этноса. Наумова, Шаровникова, других ученых я додавил, сделали толковые обоснования.
– А что, они сопротивлялись?
– Да нет, просто медленно у них всё и сложно. А полпреду в этих проблемах разбираться некогда, ему надо всё разжеванным подавать и кратко, чтобы сразу понял, и принял положительное решение. А дальше он уж сам будет пробивать на государственном уровне, мне туда не добраться. Пока, – Сапрыкин рассмеялся.
– Ты надеешься и на государственный уровень выйти?
– А чем чёрт не шутит? На краевой же вышел.
– И интересно тебе это?
– А, знаешь, интересно. Здесь борьба, как на войне, вернее, как в разведке – интриги, азарт, адреналин. Меня собственно власть интересует постольку поскольку, меня именно борьба захватывает. Вот ты мне лучше скажи, что твои хабуга с самостоятельностью делать будут?
– Не знаю, жить будут, как раньше жили.
– Не боишься, что власть начнут делить, как везде, где дают независимость? Начнутся всякие митинги, выборы, и забудут твои хабуга об охоте и рыбалке.
– Они не такие, им это не нужно. Главное, чтобы им никто не мешал, и тайгу чтобы не трогали.
– Кстати, ты в курсе, что лесорубы от вас съезжают, говорят, сворачивают производство, не дожидаясь решения суда. Чует кошка, чьё сало сожрала!
– Да ты что? Вот это хорошая новость!
– Да, Санёк, выходит, не зря я потрудился на поприще словоблудия и бумаготворчества. Ничего, мы их додавим, вообще запретим лес в крае рубить.
– Всё равно ведь рубить будут, не эти, так другие, – сказал Александр, помолчав.
– Конечно, будут, потому что лес – это деньги. Но пусть лучше наши, российские, чем эти. Нехрен наживаться за наш счёт! С нашими и договориться о правилах проще. Хотя и наши теперь стали другими…
Разговор сам собой прервался. Александр засмотрелся на мелькающие деревья и задремал.

Ния в расстегнутой безрукавке прыгала и смеялась.
– Иди ко мне, Забда! Ну, иди ко мне! – кричала она сквозь смех, её глаза сверкали тайным женским огнем, сочные груди прыгали в такт её прыжкам. – Иди же ко мне, Забда!
Он бежал к ней, казалось, вот-вот достанет рукой, но она уворачивалась, отскакивала, ещё заливистей хохотала и снова кричала:
– Ну, вот же я, иди ко мне, Забда!
Они бежали сквозь высокие травы, было жарко, дул ветер, и душа, казалось, вот–вот взлетит от счастья над Островом, только бы поймать её, только бы достать…

– Приехали, Змей, подъём, – тормошил его Сапрыкин. – Ишь, разомлел, ночью что делать будешь? Давай, выгрузимся, пообедаем, потом, может, погуляешь по поселку, если хочешь, давно ведь не был.
– А сколько времени, Николаич?
– Да время детское – полчетвертого.
– Слушай, а может мне сегодня на Дымова?
– Да куда ты спешишь? Переночуешь по-людски, а утречком отвезу тебя пораньше, а потом и мы на свою фазенду. Ну, что загрустил, не терпится? И что там тебе так уж мёдом намазано? Ладно, давай, собирайся, отвезу сегодня.

Сборы вместе с покупкой продуктов заняли не больше часа. Наскоро перекусили и поехали. После недавних дождей дорога была никудышней.
– У меня хоть и вездеход по японским меркам, но на полуостров я не проеду, – сказал Сапрыкин. – Если хочешь, оставлю тебя на пляже. Оттуда сам доберешься, куда захочешь. Людей сейчас нет – не сезон, вещи можешь смело оставлять, никто не возьмет.
Сапрыкин свернул с перешейка к пляжу, остановился.
– Вот тут местечко хорошее. Пойдёт?
– Отлично, Николаич. Спасибо.
– Ну, вот, располагайся. Позвонишь, как нагуляешься. Мы тут три дня, так что рассчитывай. Вижу, азарт в глазах, задумал ты что-то. Удачи тебе, Змей!

Установка громоздкой палатки, самой малой из запасов Николаича, заняла много времени. Солнце уже клонилось к закату, когда Александр побросал вещи в палатку и решил все-таки успеть сегодня сходить на поселение. Он вышагивал по разбитой вдрызг дороге в сторону полуострова. Молодая трава здесь, на открытых просторах уже достигала колена, интенсивно-зелёные просторы ограничивались лишь голубым небом и синим морем. Порхали первые бабочки, камышевки заливались на прошлогодних сухих стеблях полыни. Душа пела в резонанс с природой.
Брошенный раскоп зиял уродливой язвой на девственной зелени. Жёлтый суглинок материка на дне шурфа местами перекрывался недовыбранным ракушечником, с бортов осыпались камни, земля и раковины, дёрн свисал с краев занавесками. Александр побродил по краю своего раскопа. Хотелось курить. Отломил стебель сухой полыни, пожевал, задумался. Понижения на дне раскопа были заилены во время наводнения и выделялись темными пятнами. Хорошо различались ряды ямок от столбов жилища. Вот основной, центральный столб, который некогда поддерживал крышу, по краям столбы потоньше – каркас стен, тут выход на южную сторону, к морю и солнцу, в центре – очаг, обложенный камнями.
Он спустился в раскоп, сел на корточки там, где была лежанка Забды – место хозяина дома. Представился горящий очаг, слева у входа место жены, вот там были её вещи, глиняная и деревянная посуда, сумка с иглами и жилами для шитья. А справа детское место… Он представил, как Ния готовит еду, а он занимается своими мужскими делами, правит древки стрел, или шлифует наконечники из сланцевых заготовок. Где-то здесь был его тайничок, яма, перекрытая тонкой каменной плитой, где хранились ценные вещи. Отыскал острый камень, стал ковырять в земле у очага, и довольно быстро наткнулся на плиту. Азарт охватил его, он сгребал землю, сдирая заусенцы, пока не открылся край плиты. Волнуясь, отвернул плиту и увидел свой тайник: углубление было выложено по стенкам камнями, а внутри, на дне лежали его заготовки и сбоку крупная раковина мидии. Он с трепетом вытаскивал по очереди вещи, ощупывал их, и память тела говорила ему, что эти вещи делали его руки. Вот заготовки наконечников стрел – узкие и длинные, две почти готовы, а вот отличный наконечник копья – хоть сейчас иди на медведя! Вот тесло – им он выделывал деревянные вещи, тут ещё маленькое сверло из острого обломка кремня, когда–то оно крепилось на конце прочной деревянной спицы. Такое дерево можно было найти изредка на берегу моря, и оно делилось между всеми мужчинами племени, теперь понятно, что это был бамбук, принесённый из южных морей.
Ракушку он вытащил в последнюю очередь, поскольку она не затрагивала воспоминаний. Обе створки раковины были плотно закрыты, видимо в прошлом они были связаны, но верёвка не сохранилась. Александр раскрыл ракушку. Внутри был тёмный комок перегнившей органики. Ему сначала показалось, что это остатки тела моллюска, и он хотел было выбросить раковину, недоумевая, как она попала в его тайник. Рука дрогнула, он неловко повернул раковину, и содержимое упало к его ногам, развалилось, и сквозь прах проявился некий предмет. Александр поднял вещь, потёр пальцами, и сердце оторвалось и ухнуло в пропасть – на ладони лежал амулет! Это был его, Забды, амулет в виде стилизованной змеи, такой родной, что не было никаких сомнений. Он помнил до мельчайших подробностей каждый штрих, каждую выемку на поверхности изделия. Сонм воспоминаний вспыхнул в мозгу: Ния, дети, почему-то их было трое: мальчик Има и две девочки, которых он не помнил, его дом, очаг, посёлок, шаман Загу… И всё это воспринималось, как яркое счастье. Вместе с тем нахлынули вопросы: как оказался амулет в тайнике, кто его туда положил, зачем? Может быть сам Забда?
Но почему человек снимает с себя оберег и прячет? Смертельная опасность, война? Но тогда амулет поможет в бою, его нельзя снимать. Может, Ния спрятала его, сняв с мёртвого мужа? Он не знал обычая похорон у народа сугзэ, но это было маловероятно – амулет должен уходить из этой жизни вместе с телом и душой погибшего.
Рот наполнился горечью, Александр и не заметил, как машинально сжевал динный стебель молодой полыни. Он снял свой амулет, развязал шнурок, нанизал на него второй, найденный амулет, тщательно затянул узел и водворил на шею. Сомнения улетучились. Теперь он был уверен в том, что делает. Положил в карман наконечник копья и самый изящный наконечник стрелы, остальное уложил в тайник в исходном порядке, туда же положил мидию и, прикрыв плитой, заровнял землёй. В теле появилась бодрость и уверенность. Он поклонился своему очагу, выскочил одним прыжком из раскопа и побежал в сторону своей палатки.
Он бежал ровным размеренным бегом с удовольствием, он ощущал желание именно бежать. Ноздри вдыхали настоянный на вечерних травах воздух, уши слышали каждый шорох в траве и, вместе с тем, отдаленный рокот прибоя у дальнего мыса. Он ощущал каждую мышцу в своём теле. Он не думал больше ни о чём, у него была цель, и он просто бежал к ней. И всё это вместе доставляло необычную, какую-то животную радость.
Костёр сложился сам собой. Он с неким пренебрежением щёлкнул зажигалкой, и пламя легко овладело дровами. Руки делали всё сами, и это тоже доставляло удовольствие. Ужин съел с животной жадностью уже при первых звездах и долго потом смотрел в огонь, слушая мерный шёпот волн, лениво набегающих на песок пляжа. Ложиться не хотелось, он просто сидел и созерцал мерцание малиновых углей.

Со стороны моря возник силуэт, приблизился. Перед ним стояла Ния. Он не сразу узнал её, она была совсем другая, чем он привык её видеть: лицо покрыто морщинами, волосы с сединой, без былого блеска, но всё такие же длинные, ниспадающие на плечи, старенькая, аккуратно залатанная безрукавка нараспашку обнажала обвисшие груди. Она улыбалась, и у него не было сомнения, что это его Ния.
– Здоровья тебе, Забда! Я столько лет ждала тебя, наконец, ты пришёл. Теперь я спокойна. Доброго Солнца тебе на Горе Предков, мой славный муж!
Она повернулась и ушла в темноту. Хотелось догнать её, остановить, обнять, расспросить… Но тело не шевельнулось. Он не размышлял, было ли это во сне или наяву, он знал, что это было. Значит, он всё сделал верно.

Острый, почти звериный слух уловил шевеление в немытом котелке. Рука одним броском накрыла котелок, другая прикрыла крышкой. Внутри бился зверёк. Он вкопал котелок в песок, придавил крышку камнем.
– Сиди до утра спокойно, Мышь. Завтра ты станешь частью Великого.
Он не удивился, что мышь поймалась в котелок, он был уверен, что это должно было случиться.
По-видимому, он так и не заснул, сидя у костерка, пока над морем не показался край Солнца. Он поднялся, подошел к самому урезу воды, к началу солнечной дороги на поверхности моря.
– Здоровья тебе, Солнце, Дающее Жизнь! Я рад приветствовать твой новый день. Спасибо тебе за мою счастливую жизнь, за удачный вчерашний день! Дай здоровья Земле, Солнце, дай здоровья моим родным, дай и мне хорошего дня, Солнце!
Он поклонился Солнцу, поклонился Морю, поклонился Горам и Тайге. Затем скинул одежду и бросился в холодную воду.
Чай закипел быстро. Хлебнув пару глотков, Александр заглянул под крышку котелка – на дне сидел маленький Мышь.
– Ты не бойся, Мышь, сейчас мы с тобой пойдём к Хозяину Острова, и если он пожелает, ты станешь его частью. Ты станешь не просто мышью, а Великим Змеем, ты сможешь вместе с ним видеть всё, что делается на Острове и поддерживать порядок в этом большом мире. Желаю тебе выдержать это испытание судьбы достойно.
Он аккуратно просунул руку под крышку, взял дрожащее существо в кулак. И побежал. Побежал к священному камню Змея.

Ничего не изменилось за прошедшие два года. Плоский валун покоился на том же месте. Под лучами уже высокого солнца лежали клубками три змеи. Александр медленно приблизился к камню. Змея он узнал сразу  – в отличие от двух других он лежал в центре камня, был крупнее, и сразу поднял голову при приближении человека. Первобытный священный трепет охватил Александра. Он опустился на колено, склонил голову.
– Вечного благополучия тебе, Великий Змей! Я потомок народа, жившего на твоем острове много веков назад, пришёл к тебе с особой просьбой. Мой народ живёт теперь далеко отсюда, и у него нет змея-покровителя. Из-за этого с моим народом случаются всякие беды. Прошу тебя, Змей, разреши мне взять одну из твоих жён, чтобы она дала потомство в наших краях. Тогда твой сын будет править территорией, на которой живёт мой народ. Обещаю, что твоим потомкам будет обеспечено уважение и почитание на новом месте. У тебя ведь много жён, позволь взять одну. Прими мой дар!
Он протянул руку, тихонько разжал ладонь с дрожащей мышью. Змей затрепетал язычком, спружинил тело, мгновение помедлил и сделал почти невидимый бросок. Александр увидел, как дергаются задние лапы мыши в расширившейся пасти Змея. Ещё пара секунд, и шевелящийся комок стал опускаться по туловищу Змея. Хозяин острова вновь свернулся в удобный клубок и положил голову на собственный хвост, не сводя с Александра немигающего взгляда и периодически трепеща языком в его направлении. Казалось, он был доволен.
– Спасибо тебе, Великий Змей! Мой народ будет тебе благодарен.
Александр поднялся, обошёл камень. Две спутницы Змея были покороче, но зато значительно толще, наверно с яйцами. Александр снял майку, завязал узлом один конец, бережно взял одну змею и опустил в импровизированный мешок. Ещё раз поклонился Змею, повернулся и пошёл обратно. Теперь спешить было некуда, а беременной самке полоза не стоило доставлять излишний стресс.
Остаток дня Александр провёл у палатки в прогулках, любовании природой и поедании запасов пищи. Позвонил Сапрыкину:
– Николаич, я закончил все дела, могу возвращаться.
– Тебя там комары не съели? – басил Сапрыкин в трубку. – А нас тут доконали! Алевтина уже слезу пустила. В общем, мы сегодня домой едем. Это не работа. Если до утра дотерпишь, утром заберу, а если невтерпёж, сегодня приеду.
– У меня нормально, комариков мало. Жду тебя утром. Звякни, как выезжать будешь, я упакуюсь.
– Лады, до завтра, Змей.

25

Александр варил очередной котелок чая, когда небо вдруг почернело, из-за гор на западе выползла туча и заворчала, приближаясь, всё громче, поглощая всю синеву неба. Над головой треснуло, полыхнуло, и разом хлынул ливень. Около часа длилось светопреставление. Даже по песчаному пляжу потекли ручьи. Солнце появилось так же внезапно, как и исчезло. Туча уходила на восток, возвышаясь над морем белыми башнями. И от края до края на её фоне высветилась яркая радуга. «Добрый знак», – подумал Александр, любуясь чудом.
Вечерело. Пора было разводить залитый дождём костер. Александр решил выложить кострище камнями, чтобы сырой песок не поглощал тепло. После дождя мокрые камни были хорошо видны редкими вкраплениями на темно-жёлтом песке. Он поднял один, другой, третий… и вдруг замер: плоский черный камень сам лёг в ладонь, как родной. Он скорее почувствовал, чем понял – это его камень! Отшлифованная чёрная поверхность, заострённая режущая кромка, две дырочки для ремешка на обушке и процарапанная змейка по всей спинке – нож! Это его нож, нож Забды, с которым он никогда не расставался в прошлой жизни! Змейка – личный знак, ни у кого на Острове такого не было. Откуда он здесь, на побережье, не на Острове, почему? И как должны были сложиться звёзды, чтобы он теперь его нашёл!
Он сидел у костра и размышлял, ощупывая пальцыми гладкую поверхность камня, но разумных объяснений не находил.

Ния укладывала дочек спать. Аунга, родившаяся восемь зим назад, и маленькая Гиндэ – Бабочка, уже давно пожелали отцу и брату «удачной охоты» – обычное пожелание мужчинам перед любым серьёзным делом. Но девочки спать не хотели, всё поглядывали на мужчин, а Гиндэ при этом хихикала, смешно морща нос. Сын Има был горд – отец брал его с собой, как мужчину. Он с серьёзным видом правил наконечник своего копья, пробуя остриё на язык, как делают все охотники. Забда укладывал заплечный мешок. Надо было ничего не забыть, особенно не перепутать подарки, собранные почти всеми жителями Острова. Это были мелочи: бусы из красивых камешков, костяные украшения, наконечники стрел, но важно было передать подарки именно тем людям, родственникам, которым они предназначались. Прошло тринадцать зим с тех пор, как группа отважных под предводительством Загу и Забды ушла из Большого посёлка и поселилась на Острове. Пришла пора посетить родных, оставшихся на родине, узнать, как у них дела, кто остался в живых, увидеться с родителями, рассказать о себе.
Девчонки, наконец, уснули.
– Ложись спать, Има, – сказал Забда. – Нам нужны силы. Выйдем, как начнет светать.
Сын взглянул на отца. Ему не хотелось спать, он был возбуждён предстоящим делом, но возражать отцу не решился, вдруг не возьмёт. Он молча зачехлил копьё, лёг на свою лежанку и укрылся с головой.
Ния поправила на дочках одеяло из оленьих шкур и присела рядом с мужем.
– Когда вы вернетесь?
– Думаю, за половину луны управимся. Как встречать будут – улыбнулся он. – А то закатят праздник на целую луну! Отвыкнешь тут от меня.
– Ты никогда так надолго не уходил, – она прижалась к мужу. – Возвращайся скорее!
Что-то такое глубинно-женское было в её словах, что перевернуло всю душу Забды. Страстное нежное желание взорвало его плоть. Он обнял жену, они вместе повалились на лежанку. Мысль о табу на связь с женщиной перед серьёзным делом проскальзывала в сознании, пока он торопливо развязывал ремешки на её одежде. Но какое это серьезное дело – сходить в Большой посёлок? Иди да иди – никакой опасности. О зерноедах давно никто не слышал, охотники уже несколько зим не видели их следов, а звери сами на человека не нападают. Было бы опасно, не брал бы он с собой сына. С последним развязанным ремешком мысли исчезли.
Такой ночи у них не было, наверно, с самых первых встреч. Это был фейерверк страсти, они ласкали и терзали друг друга, как дикие звери. В какой-то момент Забда почувствовал, как лопнул шнурок амулета на шее. «Надо привязать», – подумал он, но сейчас было не до этого. Он не заметил, как провалился в сон.

Что-то шлёпнуло по воде. Александр открыл глаза. Костер прогорел и светился последними угольками. Яркие звёзды на чёрном безлунном небе отражались в воде. Ещё дважды плеснуло. Стало зябко. Уходить из сна не хотелось. Он забрался в палатку, накрылся спальником и вернулся в прошлое.

Они ещё затемно переправились через протоку и теперь энергично шли по пляжу. Сырой упругий ветер дул с берега, и в открытом море виднелись пенные гребни. «Это хорошо, – подумал Забда, – когда будем переходить устье реки, волны не будут мешать». Он взглянул на сына. Тот с плохо скрываемой гордостью шёл рядом, держа в левой руке копьё, а правой придерживая на плече лук и колчан. «Мальчишка ещё, – подумал Забда, – ничего, пусть привыкает, одиннадцать зим – нормальный возраст, чтобы становиться мужчиной». Сам он не взял в этот раз копьё – не на охоту. За плечами и так была тяжёлая котомка, а путь не близкий. Ограничился луком и стрелами на мелкую дичь. Ему было хорошо. Мысли ушли в воспоминания последней ночи. Сын обогнал его шагов на двадцать и умышленно не оглядывался, хотел быть ведущим. Пусть.
– А-а-а! Рр-а-а-а! – раздалось из тростников, и в полусотне шагов появились враги. Они бежали сюда и орали, размахивая копьями и дубинами.
Думать, откуда они тут взялись, было некогда. Забда сорвал с плеча лук, заложил стрелу, выстрелил навскидку. Передний враг споткнулся, схватился за грудь. Вторая стрела – тоже в цель. Краем глаза следил за сыном – тот стрелял почти с той же скоростью, что и отец, два зерноеда корчились на песке от его стрел.
– Молодец, Има! Мы победим!
«Да сколько же их там?! Уже больше трёх десятков! – думал он, пуская стрелу за стрелой. – Хорошо, что у них нет луков, а то бы из нас давно сделали ёжиков».
– Има, бей передних! Не спеши, целься лучше! Мы победим!
Теперь после каждого выстрела он делал два-три прыжка в сторону сына, чтобы быть ближе.
Крупный враг, видимо вождь, что-то крикнул, и теперь большинство их бежало в сторону Има.
– А-а-а-а! – орали враги.
Забда прицелился и выстрелил в предводителя. Тот завертелся на одном месте, согнулся, обломил стрелу и снова побежал.
«Непростительная беспечность! Почему я не взял боевые стрелы!»
Зерноеды были уже близко.
– Има! Плыви!
– Нет, отец, я не брошу тебя!
– Плыви! Мы не справимся!
– Нет! – Има продолжал стрелять, широко расставив ноги в песке.
«Мой сын! – подумал Забда, сглотнув комок. – Я бы тоже не бросил отца».
– Има, в воду! Кто будет заботиться о сёстрах и матери? Плыви!
– Ты плыви!
– Я вождь, сын, я не имею права отступать! Плыви, приведи людей, вы отомстите! Плыви, стрелы кончаются! Ты сможешь, сын! Ты доплывешь!
Има выпустил последнюю стрелу, отбросил лук, бросился в море.
«Вода ещё холодная, – мелькнуло в голове, – доплывет ли? Теперь вся надежда на духов», – он сунул руку за пазуху и похолодел – амулета не было!
– А-а-а! – выскочил в десяти шагах перед ним зерноед с поднятой дубиной.
Забда вскинул руку в колчан, нащупал последнюю стрелу. «Ну, это тебе», – подумал он о приближающемся враге, натянул тетиву до предела, и боковым зрением увидел, как на берег, где минуту назад стоял сын, выбежал зерноед и замахнулся копьём. Забда развернулся и отпустил тетиву. Стрела вошла в правый бок врага до самого оперения. Копьё все-таки полетело, но упало недалеко.
– Доплыви, сын, ты должен…
Затылок раскололся пламенем искр…

Александр проснулся в поту и конвульсиях. Его тело ещё боролось с врагами, но сознание говорило о гибели. Пережить собственную смерть даже во сне – это ужасно! Он поднялся, выбрался из палатки. Светало. Раздул угольки, поставил котелок на огонь. Прошёл несколько шагов до травы, сорвал стебель полыни, сунул в рот, пожевал, вздохнул глубоко – вроде полегчало.
Осмотрелся – конечно, всё тут и было. Вот где-то здесь стоял он, а там, чуть дальше отстреливался до последней стрелы сын. «Далековато отсюда до Острова, пожалуй, сейчас я не рискнул бы. А он, значит, доплыл, если я теперь живу. Молодец, Има, спасибо тебе, сын и пращур! Наверно, вы отомстили…
А Ния! Какая женщина! Она знала, почему так случилось, она нашла амулет на лежанке и всю жизнь корила себя за то, что соблазнила меня нарушить табу. Видимо, тело не нашли, поэтому она хранила мой амулет до самой смерти, но и потом душа её не успокоилась, потому что моя душа без амулета не могла попасть на гору предков. Вот почему все мои предки не могли вернуться к своему народу, вот почему и мне это до сих пор не удавалось».
Он опустился на колени на мокрый песок, поднял лицо к небу.
– Ния, верная моя жена! Я знаю, что ты меня слышишь, потому что ты столько лет звала меня. Я сделал то, что ты просила! Теперь не беспокойся, со мной всё будет хорошо. Я благодарен тебе. Я теперь сильнее, чем был. Знай, что я помню тебя и люблю. Немного лет пройдёт, и мы встретимся на Горе Предков, тогда я расскажу тебе всю свою жизнь. А сейчас мне нужно возвращаться к своему народу. Я снова вождь, и теперь у меня два амулета!
Он поднялся и стал собирать вещи.

26

Автобус нёсся по шоссе с необычной скоростью. Александр смотрел в окно на сопки и распадки, на зеленеющую молодой листвой тайгу и старался угадать знакомые места. Будто далеко в прошлом осталась тюрьма, поездка на Дымова, встречи с Шаровниковым и Наумовым, получение выписки из приговора суда. Он ехал к новой жизни.
В районный посёлок прибыли почти на час раньше, чем рассчитывал Александр. Спросил у водителя, не знает ли он, когда отправляется автобус в Верхне-Ольховое.
– Да он теперь четыре раза в день ходит. Ждать недолго будешь.
Посёлок похорошел: новый асфальт, сверкающие витринами магазины – всё было непривычным. По улице неспешно прогуливались девушки в коротких юбочках. Мужик энергично ходил вокруг пустого джипа и громко ругался сам с собой, что-то доказывая и размахивая руками. Александр принял, было, его за сумасшедшего, но потом заметил у мужика на ухе устройство – он ещё не привык к сотовой связи.
Получение паспорта заняло немного времени, Александр предполагал, что это будет гораздо дольше. Ему даже улыбнулись и пожелали «всего доброго».
На радостях купил себе мороженое, выбор которого был просто ошеломителен, и двинулся на автостанцию. Его автобус уже стоял под погрузкой. Пассажиров было немного, и он уселся на переднее сиденье, с которого можно смотреть на дорогу сквозь лобовое стекло.
Поехали. Александр доел мороженое и приготовился к тряске, но асфальт всё не кончался, водитель спокойно закладывал повороты, не сбавляя скорости. Деревья сияли незапылённой листвой и радовали глаз.
– И что, так до самого конца асфальт будет? – спросил у водителя.
– До самого! Теперь хорошо стало, спасибо «Кедру», – ответил водитель, выворачивая руль широкой ладонью с татуировкой на пальцах «Вася». – Что, давно не бывал в этих краях?
– Это, как считать, Василий, кому как покажется, – ответил Александр.
Водитель взглянул на него через плечо, потом ещё.
– Где отбывал? – спросил он, не удивляясь, откуда пассажир знает его имя.
– В краевой, два под следствием.
– Ясно, понятно. Два – не срок, но под следствием тяжко. С освобождением! – он улыбнулся. – Домой?
– Да, к семье.
– Я тут на линии постоянно. Звать знаешь как. Если что надо будет привезти с района или что ещё, подходи, выручу. Тебя-то как звать?
– Змей.
– Крутое погоняло. А имя?
– Так и зови, все знают, а кто не знает, тот и по имени не укажет.
– Ясненько. Домой, значит. Это хорошо, когда есть куда возвращаться. А я вот заново женился, в ваши края уехал, чтобы старое не ворошить. Халупу купил, теперь деньги коплю честным извозом, дом хочу строить. Нравится мне здесь. Так что ты, это, если нужно что возить, тебе или может, кому другому, ко мне посылай. У меня грузовичок с краном, через день свободен. На, вот, телефон, – он протянул Александру самодельную визитку.
– Благодарю. Учту при случае.
– Тебе, Змей, как своему, скидка, если что.
– Да ладно, сочтёмся.
Помолчали. Водитель приоткрыл форточку, закурил, крутанул ручку магнитофона, из динамика захрипело: «Владимирский централ…»
– Пробивает иногда, под настроение, – сказал водитель. – Сколько крови попили, суки… А с другой стороны, если бы не сел тогда, неизвестно, как бы жизнь повернулась, может и не жил бы уже. Тебе куда там, в Ольховке?
– Первый поворот налево при въезде.
– А, знаю, сунулся раз туда автобус помыть в речке. Так это твой домик? Хорошее бунгало.
– Ты что, там машину мыл? – недобро спросил Александр.
– Не, не дали твои орлы, завернули. Сказали, хозяин вернется, рога пооткручивает. Не знал я, что ты там хозяин.
– Легко отделался, – сказал Александр и подумал, что кроме Соло и Олонко других «орлов» у его дома быть не могло. Иркин муж не стал бы ссылаться на хозяина.
Мелькнул синий указатель: «с. Верхнее Ольховое».
– Здесь, что ли? – спросил Василий и, увидев утвердительный кивок, круто свернул влево.
– Да зачем…
– Нормально! Пассажиры не обидятся, правда, граждане? У человека праздник сегодня, можно сказать, второй день рожденья! – и подкатывая к дому, надавил на сигнал. – Счастливой новой жизни, Змей!

Александр спрыгнул с подножки. Норд выскочил на сигнал автобуса и чуть не сбил его с ног. У пса перехватило дыхание от счастья, и он лишь коротко поскуливал, бросаясь на хозяина, потом заложил вокруг несколько кругов бешеной скачки и залился таким лаем, что Александр не слышал первых восторженных возгласов Зои, бросившейся к нему в объятья и Ирки, вышедшей на крыльцо с малышом на руках. Это было настоящее счастье! Он не знал, кого обнимать, что-то всем говорил, но больше всех гладил любимого пса, который хотел непременно единоличного внимания. Наконец, сообразил, достал из сумки пирожки с мясом, собранные в дорогу Люсей, и все до одного скормил Норду. Норд благодарно вильнул хвостом, пошёл в тень, потом вернулся, лизнул руку и успокоился.
– Ну, вот я и вернулся! – он снова обнял Зою, поцеловал в губы.
Зоя плакала, улыбаясь.
– Не обращай внимания, это я так, это от радости. Что же ты не позвонил? Мы тебя позже ждали. Не смотри, я не успела переодеться. Я сейчас…
– Да хорошо всё, Зоя! Отлично всё! А это кто такой? Это и есть Има? Тебя как зовут?
– Има – пролепетал малыш.
– Вы уже и имя своё знаете?
– Мы и фамилию знаем, – гордо сказала Ира. – Скажи, сынок, как твоя фамилия?
– Та-га.
– Молодец! Правильно, Талуга! – сказала Ирка.
– Умница, доча, хорошего человека растишь! – обнял дочь Александр. – Ну, ведите в дом. Нет, давайте сначала двор посмотрим, что вы тут без меня натворили? А где же папа ваш?
– В тайге. Вечером обещал вернуться.
– Ой, Саша, ты же голодный! – засуетилась Зоя. – Пойдём, я тебя покормлю.
– Потом, Зоя. Видишь, я даже пирожки не съел. Сначала посмотреть всё хочу.

Двор изменился. Появились новые грядки, курятник.
– Смотри, какие у нас курочки, – рассказывала Зоя. – А петушок, просто умница! Я тебе теперь яичницу по утрам готовить буду, откормлю тебя. А вот пчёлки. Уже, видишь, четыре семейки. Медок попробуешь, мы для тебя бережём баночку. А в этом году одна семья всё роится и роится, устала я маточники резать, не пойму, что ей надо. Может, теперь ты разберёшься.
– Да куда уж мне. Ты их уже изучила, а я и не занимался, считай.
– Но ты же мужчина, ты быстрее поймёшь. Саша, когда гостей собирать будем?
– Каких гостей?
– Как же, всё село за тебя переживало, все спрашивали. Надо праздник устраивать. У нас к этому случаю всё припасено, хоть сейчас столы накрывай.
– Ну, тогда сейчас и накрывай! – рассмеялся Александр. – Только гостей позвать надо.
– Я схожу, – сказала Ира, – если вы с Има побудете.
– Нехорошо, я сам должен приглашать. Сам схожу. Заодно село посмотрю.

Село удивило в первую очередь асфальтом. Заасфальтирована была не только дорога, но и тротуары вдоль деревенских заборов. Обращали на себя телевизионные антенны. Их было немного, но они бросались в глаза своей противоестественностью на кривеньких крышах, покрытых тёсом. Первым делом Александр зашёл к Пасхиным.
– Саша! Вернулись! – бросилась навстречу Лариса Ивановна. – Проходьте в дом, Толик спит, устал на грядках.
– Да не надо, пусть спит.
– Пора ему уж, заспался. А тут гость такой! Ждали мы вас.
Петрович вышел заспанный, чуть не раздавил ладонь своим рукопожатием.
– Здорово, Змей! Рад, рад, с возвращением! Проходи к столу, отметим.
– Нет уж, Петрович, сегодня вы ко мне приходите, все вместе и отметим. Жена с дочкой уже столы накрывают. Так что, там и поговорим. Я же только приехал, и сразу за гостями. Ну, до вечера.
Зашел к Борису, пригласил его.
Заметил, что контора открыта, завернул. Майя Михайловна устало подняла голову от бумаг.
– Ну, наконец-то! Заждалась я вас, Александр Владимирович!
– Здравствуйте, Майя Михайловна! Что ж вы так поздно на работе?
– А вот, не отпускает. Дел невпроворот. Без вас полный завал.
– Да я же неделю, как из заключения, – удивился Александр.
– Я сама тут, как в заключении. Иной раз думаю, бросить всё. Не за своё ведь взялась. Так что подключайтесь, вместе будем срок тянуть, или мотать, как там у вас правильно? – она улыбнулась.
– Но, Майя Михайловна, у меня же судимость. Да и не готов я.
– Я уже справлялась. Секретарём можно, сказали, глаза закроют. Не хватает тут одной головы. Брала я девочку умненькую после школы. Исполняет всё идеально, но чтобы решить что-то – увы! Так что не расслабляйтесь, утром на работу!
– Как вы строго. У меня к приказному тону ещё аллергия не прошла. Да и отдохнуть я собирался, хозяйством заняться. И вообще, я пришёл вас в гости звать, праздник у меня сегодня. Приходите!
– За приглашение спасибо. Но не смогу, бумаги важные к утру сделать надо, да ещё отпечатать. Тоже проблема: компьютер новенький компания подарила, принтер, а я в этой технике, как баран в апельсинах. Так на Пасхинской машинке и печатаю, через копирку по два экземпляра. Так что вы, пока отдыхать будете, подумайте, что если бы вас не арестовали, то сидели бы сейчас на моём месте. И ещё поразмыслите, где вы другую работу найдёте. Или так и будете вечно праздновать? Хорошего вам застолья!
«Строгая, но справедливая», – вспомнил Александр высказывание школьников о бывшей директрисе школы. – Надо подумать».
Он пригласил в гости бабушку Золомпо, затем зашёл к Соло. Два друга, как всегда были вместе, ладили рыболовные снасти. На столе стояла початая бутылка.
– О, Забда, вовремя однако, вернулся, на тайменя пойдём скоро! – сказал Соло.
– Ты так говоришь, будто я на неделю уезжал, – несколько обиделся Александр.
– Не-ет, ты не понял, я радуюсь, что теперь вместе снова за Первой рыбой пойдём. Мы ждали. Ты вернулся! Садись, праздновать будем.
– Спасибо, друзья, я сам пришёл пригласить вас ко мне на праздник.
– Огбэ позвать надо, он шибко переживал за тебя, – сказал Олонко.
– Сейчас пойду к нему. А вы, если не трудно, позовите всех, кто тогда колонну задерживал. Я ведь и не знаю многих. Приходите через часок.

Что-то изменилось в этой части улицы, но что, Александр сообразил не сразу. Не было магазина Помазного-старшего, на его месте была заасфальтированная площадка со столбиком, на котором укреплена табличка с буквой «А». «Неужели Помазный закрыл свою торговлю? – удивился Александр. – Даже не верится».
Огромный Огбэ постарел. Он с заметным напряжением поднялся навстречу гостю.
– Я тебя дождался, Забда, – рука Александра утонула в огромной ладони Огбэ. – Теперь всё хорошо будет. Ты вернулся!
– Приходи вечером ко мне, Огбэ, праздновать мое возвращение будем.
– Тяжелый я стал, Забда, в гости ходить. Да и водку мне врачи запретили совсем. А без водки, какой праздник? Сам потом приходи, поговорим, вспомним, как «Кедра» тогда завернули. Хороший день тогда был, а?
– Хороший. Мне потом твою стрелу с красным оперением на следствии предъявляли, допытывались, кто стрелял.
– Ты не сказал, – утвердительно сказал Огбэ.
– Ты сам знаешь. Ладно, здоровья тебе. Зайду как-нибудь.
Сикте шёл быстрым шагом навстречу.
«Чуть не разминулись», – подумал Александр и ускорил шаг.
Сикте молча обнял Александра, долго не отпускал.
– Ты теперь совсем вернулся, Забда, – сказал он.
– Почему ты так думаешь?
– В тебе много силы теперь. Я чувствую. Ты теперь с любыми делами справишься. Ты – вождь!
– Ладно, Сикте, ты опять меня переоцениваешь. Хорошо, что застал тебя, хочу в гости тебя пригласить. Или ты по делу спешишь?
– Зачем по делу? Тебя встречаю.
– Тебе уже сообщили?
– Не нужно иметь радио, чтобы знать, кто идет к тебе в гости, – усмехнулся Сикте. – Спроси свою дочь, она уже поняла это. Пойдём ко мне.
Они вошли в дом.
– Где же Арха? – спросил Александр, заметив отсутствие собаки.
– Арха переселилась в дом моего отца, сказала, будет там меня ждать. Приходит иногда, тоскует.
– Жалко, хорошая была собака.
– Каждому свой срок. Жалеть не надо, ей хорошо там. Скоро мы с ней снова вместе будем.
– Да ладно тебе, Сикте, поживешь ещё.
Сикте промолчал. Чтобы как-то развлечь старика, Александр достал из-за пазухи амулеты.
– Смотри, Сикте, это амулет моего предка, Забды.
Сикте пощупал второй амулет.
– От него ты сильнее стал, – сказал он.
– Спасибо тебе, что вызвал Забду из прошлого. Это мы с ним начальников «Кедра» замочили, – сказал Александр.
– Трудно было на Остров добираться, – сказал Сикте. – Ещё труднее возвращаться. Смотрящая в Душу помогала, а то не справился бы. Она у тебя молодец.
– Да, выручил ты меня. Если бы Забда не пришёл, умер бы я.
– Знаю. Всё знаю. Следили мы за тобой, – сказал Сикте. – И тебе спасибо, из-за тебя посмотрел, где мои предки жили, с хорошим человеком познакомился. Загу – великий шаман, я слабее.
– Почему? Ведь ты забрался на три тысячи лет назад!
– Я ходил в прошлое, а он отправил человека в будущее. Я так далеко в будущее сам не смогу, не то, что человека послать. Давай чай пить будем.
– Спасибо, Сикте, мне домой надо. Приходи через часок, там и чай попьем, и чего покрепче. Придешь?
– Приду.

27

Компания собралась большая. Накрытые, было, в комнате столы пришлось освободить и вынести на улицу. Пасхин сходил за удлинителем, над столом повесили лампочку. Александр удивился, как много всего умудрились сготовить Зоя с Иркой за короткое время. Расселись. Пасхин, по привычке руководить, поднялся со стопкой в руке.
– Коротко скажу. Всё, что ни делается – к лучшему. Забда снова с нами! За это время многое изменилось, что-то стало лучше, что-то хуже. На плохом будем учиться, хорошему радоваться. С возвращением, Забда!
– С возвращением! – поздравляли русские, чокаясь с Александром.
– Ты вернулся! – тянули стопки хабуга.
Александру было несколько неловко от повышенного к нему внимания, и вместе с тем радостно.
– Спасибо, друзья! Спасибо вам за поддержку, за то, что переживали за меня. За помощь моей семье. Я этого не забуду.
Люди всё подходили, за столами становилось тесно. Принесли доски, положили на стулья, чтобы было, где сесть. Зоя с Иркой только успевали подавать тарелки и закуски, Лариса Пасхина им помогала. Александр сидел во главе стола в костюме вождя. Место справа от него занимал Сикте, слева сидел Пасхин.
– Скажи честно, Саша, трудно было в тюрьме? – спросил Пасхин.
– По всякому, Петрович. Кто там не был, тому не понять. Но лучше не понимать, чем там побывать, – рассмеялся Александр. – Давай лучше о хорошем. Скажи, лучше жизнь в селе стала?
– По всякому, как ты выразился, – ответил Пасхин. – Некоторые, конечно, деньжат подзаработали. Телевизоры, вон, появились. Мы-то поначалу обрадовались, всё подряд смотрели. А потом – тьфу! – одна дребедень, сериалы да реклама. А новости – как сводки с фронтов. Я совсем его теперь не смотрю. Как моя включает, я курить ухожу, что б нервы не тревожить. Зря только деньги потратили. Ну, правда, асфальт положили, пыли стало меньше. Зато ездят теперь сюда все, кому не лень.
– Рыбу всю поглушили, – вставил Олонко. – Самих бы глушануть… Теперь неизвестно, придет Первая рыба, или ушёл из наших худых мест таймень.
– Ладно, ты, «глушитель», поменьше языком-то! – неожиданно прикрикнул на Олонко Пасхин.
– Чего ты на него так? – спросил Александр.
– Он знает чего. Разглушились тут, так хоть языки бы за зубами держали, – пробурчал Петрович.
У Александра мелькнула догадка.
– Петрович, а что с Помазным случилось? – спросил он.
– Вон, у друзей своих спроси, – вполголоса ответил Пасхин, – но не сейчас и не громко, понял? Вообще, нашли его через месяц, уже с трудом опознаваемого, ветками закидан был. Следствие признало, что медведь его. Ружье при нем было, гильзы стрелянные. В общем, факт на лице.
Любопытство разбирало Александра, и после очередного тоста он пересел к Олонко с Соло, сел между ними. Спросил вполголоса:
– Что с Помазным стало?
– Умер однако, – спокойно сказал Соло.
– А как умер?
– Мишка задрал – так следователь сказал, – ответил Олонко.
– А вы видели?
– Не-ет, мы искали, да он в другом месте был. Плохо стрелял, мишка его на консерву пустил, а следователь отнял. Жалко!
– Помазного жалко?
– Нет, мишку жалко – столько мяса забрали, добыча была его!
– А где вы были, когда Помазный исчез? Небось на охоте?
– Как можно на охоте? Дома все были. Мы закон любим, когда запрет, не охотимся, это каждый скажет, – развел руками Соло и сделал умильно невинную гримасу, а в глазах бесились чертенята.
– Понял я всё, конечно, кто же в тайгу пойдёт, когда охота запрещена. Молодцы! – сказал Александр и чокнулся с друзьями.
– Ну, что, разобрался? – спросил Пасхин, когда Александр вернулся на своё место.
– Ну, орлы! – сказал Александр. – Мастера таёжных дел!
– Да уж, мастера, – сказал Пасхин. – Я тут за них испереживался, думал и их к тебе определят. Ладно, что было, то быльём поросло.
– Соло с Олонко настоящие хабуга, – сказал Сикте. – Закон правильно понимают, мало теперь таких. Ты, Забда, скажи, как амулет нашёл?
Александр рассказал о поездке на полуостров Дымова. Рассказал и сны.
– Представляешь, ведь это Ния меня столько лет туда подталкивала, всё просила вернуться. Как думаешь, Сикте, почему она так добивалась, чтобы я нашёл этот амулет?
– По нашим преданиям, человек, лишившийся амулета, теряет свою душу. Душа может заблудиться. Наверно твоя жена не дождалась твоей души на Горе Предков, разыскала тебя и привела к тайнику. По-другому я объяснить не могу.
– Я тоже так думал, – сказал Александр.

– Забда! – позвала с другого конца стола бабушка Золомпо. – Налей-ка мне, я песню петь буду.
Александр повиновался, подошёл с бутылкой вина.
– Что ты мне кислятину, ты водки налей.
Александр налил бабушке полную стопку водки, присел рядом. Золомпо медленно выпила водку, не поморщась занюхала хлебом, встала, улыбнулась и запела удивительно звонким голосом на хабуга.
Люди разом притихли. Многие не понимали хабуга, но все уважали Золомпо. Бабаушка пропела куплет, сказала:
– Я пою:
Женщина рожает мальчика мальчиком, но он не становится от этого мужчиной.
Мальчик вырастает и женится, но от этого он тоже не становится мужчиной.
У него может быть много детей, но и это не делает его мужчиной.
Мужчинами становятся, когда получают незаживающие шрамы на сердце.
Она снова запела, потом перевела:
– Я пою:
Человек может стать директором, если его назначит большой начальник,
Но от этого он не станет вождём.
Человек может иметь работников, если заведёт магазин и наймёт их,
Но они не признают его своим вождём.
Он может заплатить много денег и получить право управлять целым народом,
Но и тогда не станет он вождём.
Вождём можно стать,
Только когда народ сам признает тебя вождём!
Я всё спела. Пусть Солнце светит твоим добрым делам, Забда. Ты вернулся! – она сама плеснула себе водки и залпом выпила.
– Спасибо, бабушка Золомпо за добрые слова, за хорошую песню. Откуда такие слова?
– Я спела.
– А написал кто?
– Никто не писал. Душа хотела, она и сочинила, а я спела. Тебе понравилось?
– Очень! Особенно про мужчину.
– Душа не врёт, ты сам знаешь, – сказала бабушка и принялась закусывать.
Александр вернулся на своё место.
– Талантливый народ у нас, – сказал он. – Надо язык учить, чтобы в оригинале…
– Давно пора, – сказал Сикте. – Приходи, учить буду. Дочка тебе поможет, она уже умеет немного по-нашему.
– Ирка знает хабуга?
– Не всё знает, но со мной говорит маленько.
– Русский сильнее, – вмешался Пасхин. – Разве на хабуга выразишься, как по-русски, скажи, Сикте? Я вон, как на вырубке побывал первый раз, так потом три дня только и выражался. Тут никакой хабуга не подходит.
– Что, так всё плохо? – спросил Александр.
– Сам увидишь. Надо тебе съездить туда. Борис! – позвал Пасхин. – Отвезешь Забду на деляну?
– Завтра поедем, – буркнул Борис.
– Думаешь, к тебе вон сколько народу собралось за твои амулеты? – продолжал Пасхин. – Не-ет, за то, что страдал за правое дело. Надо, надо увидеть своими глазами. Для злости надо.
– Злость плохо, – сказал Сикте.
– Ты умный человек, Сикте, но иной раз, как скажешь… Что же, к ним за такие дела добрым быть?
– В тайге нет злости. Злоба – человеческое чувство, оно от дьявола. В природе нет дьявола, как его понимают люди, дьявол живёт в городе, из которого эти и пришли в нашу тайгу. Вот они – злые, за что и поплатились.
– И что же, по-твоему, звери совсем не злятся?
– Звери злятся по-другому, это не злость, это ярость при защите территории, детенышей, семьи, рода, но нет при этом злобы. Зверь может убить агрессора, но он не злится при этом, просто враг не должен жить. Зверь убивает добычу, но он при этом тоже не злится. Только люди убивают соперников в борьбе за женщину. Ты слышал, чтобы кабан убил кабана за самку, ты знаешь случаи, чтобы изюбрь, или тигр, или медведь убил соперника за самку? Если скажешь «да», значит соврёшь.
– Все-таки, ты идеализируешь зверей, – сказал Пасхин.
– Пусть так. Но ты согласишься, что звери не врут? Они умеют хитрить на охоте, но они честны между собой и честны в бою с врагом. Если люди поступают, как звери, о них слагают легенды и песни. Разве не так?
– Я всё равно не понимаю, как можно убить без злости, – сказал Александр. – По- твоему выходит, что хабуга просто могут убить человека, даже не злясь на него?
– Ты учился в обычной школе, поэтому пока не понимаешь хабуга.
– Хабуга разве не учатся в школе?
– Учатся, и это плохо. Но они ещё учатся в тайге и у своих предков.
– Но в чём разница?
– Когда ты видишь зверя, ты ищешь различия между ним и собой. Особенно тебя волнует, чем ты лучше. Хабуга, если встречает зверя, думает, чем он сам похож на этого зверя и в чем зверь его превосходит. В этом главная разница. Хабуга – сам как зверь почти.

28

Посидели в тот вечер душевно. Гости разошлись под утро. Александр так и не ложился – когда проводил последних, к берегу приткнулся бат Олонко.
– Садись, Забда, куда везти?
Александр уже и забыл, что просил Олонко перевезти его на противоположный берег.
– Сейчас, – сказал он и пошёл за мешком со змеёй.
– Саша, куда же ты? – воскликнула Зоя. – Не успел вернуться, а уже куда-то собрался.
– Скоро я, дело неотложное.
– Саша, я тебя умоляю, ни во что не вмешивайся!
– Да не бойся, Зоя, мирное дело, скоро вернусь. Давай к тому месту, где священный камень, – сказал он Олонко и оттолкнул лодку от берега.
Небо было того неясно-серого цвета, когда непонятно, облачно или просто ещё не рассвело. Лодка уткнулась носом в берег.
– Подожди, я скоро, – сказал Александр и двинулся сквозь кусты к подножью сопки.
Серый скальный выступ казался таинственным в утренних сумерках. Александр невольно остановился и поклонился ему.
– Вечного покоя тебе, священный Камень! Я принёс тебе Змея, с ним тебе будет веселее.
Он положил змею на сырой от росы скальный выступ.
– Счастливой жизни тебе. Пусть твои дети будут довольны новой родиной.
Он ещё раз поклонился и побежал к лодке.
– Почему не спрашиваешь, зачем ездили? – спросил Александр, когда поплыли.
– Зачем спрашивать? Сам скажешь, если я должен знать, а если мне знать не надо, тогда тебе врать придется. Зачем спрашивать?
Река была необыкновенно красива в обрамлении сопок. Стайка синичек весело перекликалась в прибрежных кустарниках.
– Олонко, как на хабуга синица?
– Иняга.
– А как восток?
– Сю дагдегини – восход солнца.
– Сю дагдегини, – нараспев повторил Александр, любуясь розовеющим над горами небом. – Красиво! Учить язык буду.

Из-за поворота реки показалась поляна с домом Александра.
– О, Онгдо вернулся, – сказал Олонко, направляя бат к берегу.
Александр присмотрелся. За неубранным столом сидел коренастый молодой хабуга с типичным раскосым лицом и пил чай.
– Ну, я поехал, однако? – спросил Олонко.
– Да, спасибо тебе, удачного дня!
Подошел к зятю.
– Доброго Солнца, Онгдо!
– Доброго Солнца, Забда! – Онгдо поднялся навстречу.
– Ира говорила, что вечером вернёшься, – сказал Александр.
– Обещал вечером. Задержался маленько.
– Что ж ты зверя летом бьёшь? – спросил с укором Александр, заметив кровавый мешок у ног Онгдо.
– Пришлось добить, подранок был. Я дерево искал. Бат ладить будем. Без своей лодки плохо.
– А зверь откуда?
– Слышал, стреляли, пошёл смотреть. Из машины стреляли. Не наша. В селе таких нет.
– Ты их видел?
– Следы видел, колёса. Даже из машины не вышли. Смотрю, кровь, искал долго, далеко ушла с перебитой ногой, еле догнал.
– Кто это?
– Изюбриха. Стельная была. Жалко. Вот, мясо принёс.
– Дерево-то нашел?
– Нашел. Хороший амигда, большой. Прямо у воды растёт.
– Амигда – это кто?
– Тополь. Я его просил, он разрешил. Будем бат делать, с тобой на рыбалку ходить будем. Пойдёшь?
– С тобой пойду.
Зоя вышла на крыльцо, усталая.
– Вы спать собираетесь? Саша, ты же не спал совсем.
Александр обнял тёплую жену.
– Ещё как собираюсь! Пойдём.

Он проснулся от яркого солнечного луча. Одиннадцать часов! Зоя тихонько посапывала у него на плече. Осторожно высвободил руку, на цыпочках прокрался к двери.
– Саша, ты куда?
– Спи, я в контору. Обещал Майе Михайловне.
– Я сейчас яичницу приготовлю.
– Не надо. С вечера сыт. Спи.
Он с разбегу бултыхнулся в обжигающую воду. Почти сразу выскочил на берег.
– Спасибо, Река!
Оделся и сразу пошёл в администрацию.
– Доброе утро, Майя Михайловна!
– Добрый день.
– Извините, что опоздал, больше не повторится. Проспал малость. Что делать?
– Решились всё же? Замечательно. Надо было всё-таки выспаться. Ну, раз пришли, тогда введу вас в курс основных дел. Присаживайтесь. Сейчас у меня две головных боли. Первая – бумажная, я вам уже говорила, надо наладить работу на компьютере. Вы же разбираетесь?
– Попробую. А вторая?
– Магазин. Это самое больное для села. И ничего придумать не могу.
– Расскажите, я ведь не в курсе.
– Ладно, коротко. Когда Помазный-младший погиб, жена его уехала на Украину к родственникам. Старший один остался. Озверел совсем на людей. Он ведь подозревал, что сына убили хабуга.
– А на самом деле?
– Кто знает, разное говорят. Одно известно точно, браконьерил он жестоко, медвежью желчь, лапы китайцам сбывал, ещё что-то, в общем, беспредельничал в тайге, поскольку свои люди в районе покрывали. Так вот, Помазный цены поднял невероятно, продукты, как специально искал, только плохого качества, водку какую-то ядовитую привёз, люди чуть до смерти не потравились. В общем, сгорел его магазин в одну прекрасную ночь. Красивый фейерверк был. Люди все на улицу высыпали, любовались.
– Не тушили?
– Нет. Милиция приезжала, что-то там искали в головёшках, признали, что замыкание. После этого Помазный совсем сельчан возненавидел. Кляузы писал по инстанциям, в том числе и на меня. Стал в магазине сына торговать. Там и брать теперь нечего, продукты очень плохие. Людям приходится в район ездить, благо, теперь автобус регулярно ходит. Но неудобно, да и дорого, каждый день не наездишься. Надо открывать альтернативный магазин, но никто эту головную боль на себя брать не хочет ни за какие коврижки. Нет предприимчивых, кроме Помазного.
– Да, я бы тоже не взялся. Это же нужно помещение, продавца, холодильники, витрины там разные, а кроме того, налоги, отчётность…
– Ну, положим, помещение мы нашли бы. Вон, дома брошенные, ничейные, мы имеем право оформить, хоть в аренду, хоть в собственность. Продавщицу тоже не сложно найти, девчонок полно в селе без дела. А с остальным хозяину самому придётся. Да где взять такого хозяина? Может, вы, Александр Владимирович, возьмёте на себя, как общественное поручение?
– Нет уж, давайте я лучше землю рыть буду, – отшутился Александр. – Но обещаю подумать. А сейчас компьютер опробую.
Компьютер оказался в полном порядке. Александр на пробу набрал небольшой текст и распечатал на принтере.
– Да вы просто волшебник! Напечатайте, пожалуйста, вот это. И вот ещё очень важный документ. Нет, постойте, сначала напишите заявление о приёме на работу.
Александр за пару часов набрал все срочные тексты, положил их в папке перед своим новым начальником.
– Это невероятно! Вы меня спасли. А на обед вы не собираетесь?
– Хотелось бы, я не завтракал.
– А что ж молчите?
– Боялся, заругаете, и так опоздал.
– Ладно, вы из меня мегеру не делайте. Давайте, как теперь говорят, развивать партнёрские добрососедские отношения. Идите, перекусите.

По дороге домой Александр позвонил водителю автобуса.
– Привет. Василий, это Змей. Помнишь меня?
– Привет, братан! Такие пассажиры не забываются.
– Ты когда на линии?
– Сегодня. Через час у вас буду.
– Подскочи к администрации на пять минут, дело есть.
– Не, Змей, ты же знаешь, я в завязке. Я ж тебе толковал, что честным извозом зарабатываю.
– Я тебя на честный и приглашаю. Больших денег не заработаешь, но и работа не напряжная. Приезжай, порешаем.
Не успел Александр вернуться с обеда, как перед конторой просигналил автобус.
Поздоровались, как старые приятели, но в глазах Василия была заметна тревога.
– У меня времени немного, пассажиры ждут, – сказал Василий. – Говори, что за дело.
– Подождут, для их пользы решаем. Ты возьмёшься продукты людям под заказ из района возить? За десять процентов от стоимости.
– Надо подумать…
– А что думать? Каждый к остановке подойдёт, список, деньги даст. На следующий день привезёшь на своем грузовике, по домам развезёшь. Идет?
– А если менты тормознут? Я сидеть не хочу, у меня жена молодая.
– Пошли, – Александр повел Василия в администрацию.
– Майя Михайловна, вот кандидат на торговлю в селе. Может возить продукты под заказ населения. Но нужна бумага для прикрытия от ментов, чтобы всё официально было.
– Что ж это мне самой в голову не пришло! Василий Петрович хороший человек, водитель наш, всегда просьбу пассажира выполнит. Я рада, Василий Петрович, что вы откликнулись. Бумагу я вам выправлю, на днях в районе буду, заодно и сделаю. Дело это очень важное. Поможете нам, понравитесь людям, мы вам помещение под магазин предоставим в аренду, за мизерную цену. Хотите?
– Да я и не знаю, не думал ещё.
– Ну вот, подумайте, начните с развозки. Понравится, тогда дело официально откроете. Продавщицу мы вам найдём. Захотите, с семьёй сюда переедете. И дом найдётся, есть тут у нас неплохие.
– Да я же водителем работаю…
– И работайте. День водителем, день на магазин – чем плохо? Ну, что, договорились? Объявление можно писать, чтобы люди заказы приносили?
– Ладно, попробую. Спасибо вам. Благодарю, Змей, мне деньги во как нужны.
– Только смотрите мне, людей не обижать, чтобы всё по честному, – сказала вслед новоиспеченному торговцу Майя Михайловна.
– Все будет тип-топ! – улыбнулся Василий через плечо.
– Где вы его нашли? – спросила майя Михайловна, когда дверь за водителем закрылась.
– В автобусе. Зек зека видит издалека.
– А он тоже сидел?
– Конечно, по роже видно. Да и татуировки у него.
– А не опасно?
– А вы-то сами как думаете? У нас в стране бывших зеков треть населения, что ж, всем не доверять? Человек сам сказал, что в завязке, честную жизнь хочет строить с молодой женой. Вот, пусть и старается. А потом, он меня уважает.
– И когда вы успели так познакомиться? И за что же он вас уважает?
– Погоняло у меня крутое.
– Погоняло – это кличка? И какое?
– Змей.
Майя Михайловна весело рассмеялась.
– Я думала, что это перевод вашей фамилии.
– Я тоже так думал. А представляете, Майя Михайловна, как Помазный разозлится, если в его магазин никто ходить не будет?
– Да плевать мне на Помазного! Мне главное, чтобы людям хорошие продукты продавали и подешевле.
– Нет, таких, кто козлит, наказывать надо, жестоко наказывать! Я лично буду рад, если ему хуже станет.
– Не знаю, может, вы и правы, – сказала Майя Михайловна. – А давайте чаю попьём? Вы в тюрьме, наверно, привыкли к чаю? Там, говорят, все чифирят.
– Да, в тюрьме чай, можно сказать, основа жизни. Да я и до тюрьмы любил. С удовольствием выпью, тем более, все дела порешали.
– Ишь, шустряк какой! Да дел невпроворот! И вашим кавалеристским наскоком их не решить.
– Излагайте, подумаем.
– Излагать замучаешься. Я тут и собес, и медицина, и психологическая помощь, и всё, что хочешь – люди со всеми своими проблемами идут. А куда им ещё идти? Единственная власть в селе – я, да вот, вы ещё теперь. К шаману ещё ходят. Но это по части души, болезни и похорон, да и то только хабуга, а русские все ко мне. И не откажешь ведь.
– А конкретнее?
– Конкретно сейчас я пытаюсь добиться, чтобы ГАИ поставило знак, запрещающий проезд по нашей дороге от района до села на тяжелых грузовиках.
– Это ещё зачем?
– А затем, что «Кедр», спасибо ему, дорогу отремонтировал, асфальтом закатал, а теперь её разбивают все, кому не лень, а ремонтировать кто будет? Район? Не дождёшься от них и копейки. Надо запретить. А они артачатся, говорят, не имеют полномочий.
– Ладно, я позвоню своему знакомому из краевой думы, может, поможет.
– Ну, вы даёте! Мне так действительно работы не останется. С ним вы тоже сидели?
– Нет, он ещё не сидел, – усмехнулся Александр. – Мужик мировой. Это он, кстати, добился закрытия лесозаготовок.  Жарко что-то стало после чая, я выйду на ветерок?
– Конечно, перекурите, вы заработали.
Александр присел на крыльцо, засмотрелся на воробьёв, купающихся в пыли. Из двора напротив просигналил мотоцикл. Борис махал рукой. Александр махнул в ответ.
– Ну, что, поедем? – прокричал Борис.
– Куда?
– На деляну.
– Сейчас, спрошусь, – он вернулся в контору. – Майя Михайловна, можно я с Борисом на вырубки съезжу, посмотрю, что там творится?
– А стоит ли? Я вам не рекомендую.
– Почему?
– Я разок побывала, потом месяц жить не хотелось. Может, потом как-нибудь?
– Я уже договорился.
– Как у вас всё быстро. Ну, езжайте, что с вами поделаешь. Завтра с утра не опаздывайте.

29

Буквально через десять минут Борис свернул с асфальта на такую же гладкую и широкую грунтовку, и вскоре лес расступился обширным голым пространством. Лысые сопки насколько хватало взгляда, выглядели несчастными и униженными. Лишь местами сиротливо стояли одинокие стройные осины или корявые дуплистые «несортовые» кедры, да по распадкам зеленели ольшаники. А остальное пространство было покрыто пеньками и обломками ветвей. Наиболее старые вырубки уже начали зарастать дикой малиной и молодыми березками.
– Через пару лет пчёлы отсюда мёд брать будут, – прокричал Борис. – Видишь, малины сколько?
Они всё ехали и ехали мимо брошенных лесоскладов, куч обрубленных ветвей, обширных выжженных кругов от сожжённых отходов лесопромысла, мимо разветвляющихся от основной дороги трелёвочных волоков и подъездных дорог. На пологой вершине Борис остановил мотоцикл.
– Отсюда почти полный обзор, – сказал он и вытащил пачку сигарет. – Любуйся.
Александр длинно, по-тюремному выругался.
– А как же рекультивация? Они же должны были восстановить…
– Раскатал губу, – сказал Борис, затягиваясь. – Ну, что, насмотрелся? Назад поедем?
– Давай на кладбище хабуга заедем, может, хоть пень от дедовского кедра отыщу.
– Цело кладбище, – сказал Борис, заводя мотоцикл.
Действительно, пеньки кончались у самых священных кедров. Александр сразу заметил раздвоенный кедр деда. Он стоял теперь на самом краю, там, где начиналась вырубка, и Александру показалось, что кедру страшно смотреть в пустое пространство.
– Почему же они не срубили? Неужели пожалели? – спросил он.
– Конечно, пожалеют они, такие деньги в лесу оставят! Не пустили их.
– Кто?
– Люди.
– Как? Неужели сами тут стояли против техники?
– Их этим не возьмёшь. Ты же пробовал. Слух пустили, что хабугайцы стрелять будут. Работяги и отказались.
– Так просто?
– Рабочие по большей части наши, местные были, или из района, они-то знают, что хабуга с сотни шагов белке в глаз попадают. А главное, они знают, что хабуга слов зря не говорят, а если говорят, то обязательно делают.
– Не верится, что компания так запросто уступила лакомый кусок.
– Не запросто. Нескольких уволили, взяли людей из города. Те за деньги, на что хочешь согласны.
– Ну, и что? – нетерпеливо спросил Александр.
– А ничего. Первому, который подъехал на трелевщике вот сюда, пуля в лобовое прилетела, аккурат над виском. Остальные и за рычаги не сели. На этом всё и кончилось.
– Они, небось, милицию вызвали?
– А что толку? Все дома были, кто стрелял неизвестно. Сам знаешь. Так что, уберегли это место. А остальное – сам видишь. На нашем веку не зарастет. Ладно, поехали. Пчёл кормить надо. Ты своих-то смотрел?
– Да когда? Я же вчера только вернулся.
– Зоя твоя молодец! Первый раз вижу, чтобы баба сама с пчёлами управлялась. Прибежит ко мне совета спрашивать вся от укусов опухшая, пальцы не сгибаются, слезы на глазах. Я ей сколько раз говорил, пусть у меня улики стоят, пока ты не вернешься. А она, нет, говорит, я сама должна, чтобы Саша знал, что без него всё делается и не беспокоился. Ты заскакивай, если что, помогу по пчёлкам-то. А за тайгу не переживай. Что случилось – не вернешь. Хорошо, хоть на правом берегу не тронули.
Александр подошел к дедовскому кедру, положил ладони на розовую кору.
– Я их убил, дед. Теперь всё хорошо будет. Я приходить буду, – поклонился и пошёл к мотоциклу. – Поехали.

Зоя снова устроила праздничный ужин, теперь семейный. Александр всё расспрашивал, как жили без него. Ира показывала достижения в воспитании маленького Има. Тот потешно выговаривал слова, потом так же смешно бегал по комнате и постоянно что-то лепетал, а Ирка переводила. Онгдо сидел гордый своим сыном, степенно делился планами.
– Дом заканчиваю. Потолок подшивать надо, одному неудобно. Поможешь?
– Конечно, Онгдо, о чём разговор. Заодно дом посмотрю. Интересно, что ты построил.
Стали обсуждать план дома. А из головы не уходили видения вырубок. Вечером Александр обнаружил, что голые сопки видны даже с его участка. Глаз постоянно на них натыкался, было больно и обидно от бессилия.
Ночью он долго не мог уснуть. Всё мерещились пытки, которым нужно было подвергнуть Горовского и Кима, прежде чем убить. Понятно было, что это бесплодная нервотрёпка, но что делать наяву Александр не знал, вернее, понимал, что исправить ничего нельзя.

Приснилась камера. Антон стоял на голове и спорил с Александром.
– Ты видел, что они сделали с тайгой? – спрашивал Александр. – И ты толкуешь о спасении? Природе нет спасения от людей! Всё гибнет, и скоро ничего живого не останется.
– Чушь! Ты просто потерял веру, – отвечал Антон.
– Да, я не верю! Потому что вижу, что жизни нет места рядом с людьми.
– Ты жил в городе, неужели ни разу не видел, как весной молодые ростки взламывают асфальт?
– Видел, ну и что? Их тут же затаптывают тысячи ног.
– Взгляни на это глубже: асфальт, многотонный каток – и маленькое семечко, и оно побеждает! Человек никогда не одолеет природу, скорее наоборот. Современная цивилизация – это примитивная обезьяна, осваивающая дубину, и думающая, что бы ещё разбить. Ещё древние знали: природу иначе не одолеть, как повинуясь.
– Я всё равно не могу это видеть!
– А чего ты смотришь? Ты делай!
– Что?
– Что можешь: борись с браконьерами, или создавай законы, или туши лесные пожары, или выдумай другой способ помочь жизни земной. Всё в твоих руках, всё в тебе!
– Хорошо тебе рассуждать вверх ногами, – почему-то сказал Александр и проснулся. Пора было собираться на работу.

Майя Михайловна была уже на месте.
– Что-то вы не в себе, – сказала она. – Посещение вырубок повлияло?
– Да, – махнул рукой Александр. – Вы были правы. Давайте, что там печатать?
Текст не набирался. Александр наделал ошибок, распсиховался, наконец, уничтожил всё написанное и начал заново.
– Оставьте это, – сказала Майя Михайловна. – Возьмите, вот, почитайте. Это вас отвлечёт. По крайней мере, на меня действует положительно. Я перечитываю, когда хочется всё бросить.
– Психотерапия? Кто автор?
– Наша девятиклассница. Это сочинение на тему «Счастье». Да вы прочтите.
Александр взял тетрадку.

«Две женщины.
В одной деревне учились в одном классе две девочки. Они часто делились друг с другом своими радостями и мечтами.
– Смотри, какие серёжки подарил мне папа, они золотые! – сказала одна девочка. – Как ты можешь носить на шее эту невзрачную деревяшку?
– Это амулет, который охраняет меня от злых духов, – возразила другая. – Он принесёт мне счастье.
– Счастье могут дать только деньги, – сказала первая.
Прошли годы, пришло время девочкам думать о любви.
– Я мечтаю встретить смелого сильного мужчину. Он будет любить меня, у нас будет много детей, и мы будем счастливы, – сказала девочка, у которой был амулет.
– А у меня будет богатый муж. Он увезёт меня в большой город, мы будем жить в роскошной квартире. Он будет дарить мне золото и бриллианты и давать много денег, и я смогу делать всё, что захочу. И тогда я буду счастлива! – поделилась своими мечтами вторая подруга.
Так и случилось. Та девушка, что мечтала о богатствах, вышла замуж и уехала в город. Через несколько лет она приехала навестить своих родителей и подруги встретились.
– Я вышла замуж за смелого и удачливого охотника! – поделилась женщина с амулетом. – У нас уже трое детей и будут ещё. Старшие уже помогают по хозяйству. Муж ходит в тайгу, добывает хорошую пищу. Мы любим друг друга и счастливы!
– Как ты можешь так жить! – воскликнула другая женщина. – У тебя, наверно, даже ванны нет? А я живу в шикарной квартире, муж купил мне самую дорогую машину, у меня много украшений, и я могу позволить себе почти всё, что захочу. Только денег не хватает. Но муж собирается развивать свой бизнес, тогда денег будет много, и я стану самой счастливой!
Жизнь пролетела быстро, богатая женщина тяжело болела и умерла. Душу её принял апостол. Отвел он её в шикарные апартаменты, сделанные из чистого золота и сказал:
– Здесь ты будешь жить вечно, и все твои земные мечты здесь исполнятся.
Женщина обрадовалась, что попала в рай, и тут же попросила дать ей украшения и шикарную одежду. В тот же миг увидела она на себе несказанной красоты наряды и необыкновенно крупные бриллианты. Женщина захотела есть, и немедленно на столе появились золотые блюда. Но наполнены они были бумажными деньгами. Она захотела пить. Появился серебряный кувшин удивительной красоты. Но внутри он оказался до верху наполненным золотыми монетами. Расстроилась женщина, но решила, что деньги тоже не так уж плохо. Решила она искупаться, пошла в ванную, открыла душ, и на нее посыпались градом золотые украшения. Тогда взмолилась женщина:
– Господи, за что мне всё это? Почему ты не дашь мне пищи и простой воды?
И ответил ей невидимый голос:
– Ты всю жизнь мечтала только о деньгах, всю жизнь ты молилась только о золоте. Теперь ты всегда будешь иметь только то, чего так сильно хотела в земной жизни.
Пришло время умереть и женщине с амулетом. Шаман проводил её душу на Гору Предков. Встретили женщину её любимый муж, который умер годом раньше, и её родители, и деды и бабушки, и более дальние родственники, и друзья, и знакомые. Тут же были и её любимые собаки, которые умерли раньше. Они тоже радовались и виляли хвостами. Предки устроили пир в её честь, расспрашивали, как живут их потомки на земле.
И стала женщина жить со своим любимым мужем, как и в земной жизни. Муж ходил на охоту, жена хранила очаг, готовила пищу, и шила одежду. И они очень любили друг друга. Иногда они навещали своих детей на земле, помогали, если была необходимость, и радовались, если у тех было всё хорошо. Так и живут».
 
Александр перечитал сочинение дважды.
– Потрясающе! – сказал он. – И это написала девятиклассница? Отличница, наверно?
– Нет, средненько учится, обычная девочка. Она теперь десятый отучилась. Ну, что, оптимизма прибавилось?
– Если хотя бы половина детей хабуга думают так же, то я верю, что народ возродится.
Александр набрал сочинение на компьютере и распечатал.
– Один экземпляр отнесу своим, а другой, давайте повесим на видном месте, пусть люди читают.
– Замечательно. Я как-то не догадалась.
– У меня идея, – сказал Александр. – Давайте учредим премию за лучшее сочинение о жизни хабуга? А ещё, другую премию за сочинение на языке хабуга. Давайте?
– С первым я согласна, только где взять деньги? Но над этим подумаем. А второе невозможно – азбуку хабуга ещё не придумали.
– Надо сочинить! Надо подключить филологов!
– Ну, если вы так настаиваете, вам и карты в руки. Дерзайте.
– Инициатива наказуема? – пошутил Александр.
– Ну почему? Вы лучше знакомы с учёными, у вас связи. Я это точно не потяну. Но поддержку обещаю. А теперь – работать.

30

После работы Александр зашёл домой, перекусил, взял мешок и лопату.
– Ты куда, Саша? – спросила Зоя.
– Пойду, прогуляюсь.
Он вышел на трассу, почти сразу остановил автобус. За рулем был Василий.
– Подвези до развилки на лесосеку.
– Без проблем, Змей.
На вырубке было тоскливое безмолвие. Он зашёл в уцелевший лесок, отыскал несколько молодых ёлочек, аккуратно выкопал, отнёс на вырубку и посадил между пеньками. Потом сходил ещё раз, потом ещё.
– Расти, новый лес! – сказал Александр, но удовлетворения не получил. Жалкий десяток маленьких зелёных растений не впечатлял на фоне бесконечного голого пространства. Он разозлился, вернулся в лес и снова стал выкапывать ёлочки. Работал, пока не перестал в темноте различать растения. Ткнул лопату с мешком под куст и пошёл домой. Сзади светанули фары, автобус затормозил рядом с Александром.
– Садись, Змей! Повезло тебе сегодня дважды, повезёт и в третий раз. Ты чего такой чумазый? Клад закапывал?
Александр махнул рукой. Говорить не хотелось.
– Есть хороший способ решать свои проблемы, Змей: проговаривай их всем подряд, глядишь, кто-то и поможет.
– Ты не поможешь.
– Откуда ты знаешь? Может, я как раз специалист в твоём вопросе. Ну, что молчишь? Секрет, что ли?
– Да какой секрет, думал молодняком вырубки засадить помаленьку. Весь вечер проковырялся, а толку чуть. Пока ёлочку найдёшь, пока притащишь…
– А чего ты взялся? Платить обещают?
– Не, я сам.
– Просто так, что ли?
– Просто, – Александр снова разозлился. – Просто хочу, чтобы тайга была, а не пеньки!
Василий замолк.
– Ты, это, Змей, не обижайся. Знаешь, я первое лето после зоны в Листвянке кантовался. Питомник лесхозовский там. Платили нехило.
– Что ж ушел?
– Работа – отстой. Упахивался на прополке. Не дело это для мужика. Ну, так вот, они кедры выращивают, потом в лесничества отдают, а те сажают. Там этого молодняка – до горизонта! Знаешь Листвянку-то? От района двенадцать километров всего.
– Не был. Ну, и что толку?
– Давай мотанём завтра? Может, кто знакомый из начальства остался.
– Всё равно деньги платить надо, даром сейчас не дадут, времена не те.
– Пробовать надо. Я завтра свободен, заказов нет. Подскакивай первым автобусом в район. Я Толяну, сменщику скажу, он тебя даром подвезёт. Я тебя ждать буду. Давай, не горюй, найдём тебе кедры. Если не дадут, я подходы знаю, с тылу зайдём, надерём, сколько надо. Всё, приехали, твой поворот. В общем, жду завтра.

– Саша, где ты пропадаешь? Мы уже волнуемся! – обиженно сказала Зоя. – У тебя раньше не было секретов. Ты с кем-то связался? Это твои друзья из тюрьмы? Ты скажи, ты не молчи, пожалуйста, я тебя умоляю.
– Да что ты, Зоя, какие друзья? Я ёлки сажал.
– А почему не сказал? Ты что-то скрываешь.
– Да перестань, мамочка, – сказала Ирка, – ничего папа не скрывает. По нему же видно. Давайте ужинать уже, есть хочется. Онгдо, иди ужинать! – позвала она мужа.
Александр только теперь почувствовал, как проголодался.
– Я завтра в лесхоз поеду, в Листвянку.
– Зачем?
– За кедрами. Говорят, там молодняк выращивают.
– Я с тобой, – сказала Зоя.
– Если хочешь. Устанешь только.
– А что ты задумал, папа? – спросила Ира, кормя с ложечки сидящего у неё на колене сына. – Вот, как мы едим, вот, как едим!
– Хочу вырубки засадить.
– Сам? Ты представляешь, сколько лет ты будешь это делать? Там три бригады механизаторов два года пилили, а ты хочешь один всё это засадить? – сказала Зоя.
– Я смогу. Я хочу это сделать! Зоя, ты лучше сходи завтра в контору, скажи, что я прогуляю.
– Папа, можно же позвонить!
– А, я никак не привыкну.
Он набрал номер.
– Майя Михайловна, можно я завтра прогуляю, по уважительной причине?
– Вы же знаете, что я это не приветствую. Что за причина?
– Скажу, если получится. Дело государственной важности. Да я, может, ещё успею к обеду вернуться.
– Ну, что с вами поделаешь, но чтобы это не стало правилом, договорились?
Александр выключил телефон.
– А я ещё добавки хочу. Что-то аппетит разыгрался, – сказал он.
– Возьми меня, – сказал Онгдо, до этого по обыкновению молчавший.
Александр внимательно посмотрел на зятя.
– Поехали. Первым автобусом. Зоя, у нас денег немного есть? Вдруг платить придется.
Денег было действительно немного. Александр взял половину.
– Заработаем, – сказал он. – Это на дело.

Анатолий, Толян, как назвал его Василий, действительно, не задавая лишних вопросов, довёз Александра и Онгдо до района. Синий грузовичок ждал их на остановке. Василий молча пожал пассажирам руки и надавил на газ. Несмотря на плохонькую грунтовку, доехали действительно быстро. Василий остановил у домика со шлагбаумом. Вывеска извещала, что это и есть управление лесопитомника.
– Посидите, я схожу, – сказал Василий.
– Пойдём уж вместе, – сказал Александр.
Они вошли в тёмный коридор, постучали в одни двери, в другие – везде было заперто. Входная дверь отворилась, вошёл плюгавенький мужичок в грязных сапогах и телогрейке на голое тело.
– Кого ищем? – спросил он.
– Колян, привет, братан! Ты всё ещё здесь кантуешься? Узнал что ли?
– Привет, Васёк! Какими судьбами?
– Да вот, людей за кедрушками привёз. Петрович ещё директорствует?
– Уволился.
– А кто ещё из наших?
– А никого, всё поувольнялись. Здесь, сам знаешь, долго не держатся. Это мне некуда податься, так и прозябаю.
А где теперешний директор?
– На деляне с рабочими, где ему ещё быть. Пошли, покажу.
Они довольно долго пробирались по липкой земле между рядами крошечных кедров, в конце которых маячили фигуры нескольких рабочих.
– Яковлевич, к тебе, – крикнул издалека Колян.
Грузный Яковлевич подошёл, отер ладони о штанины, поздоровался.
– За саженцами? – спросил он.
– Да, – ответил Александр. – Нам бы хоть немного.
– Да хоть сколько. Сто рублей штука. Как рассчитываться будете, по безналу или за наличку?
– Сто рублей! – ужаснулся Александр.
– А что ты хотел, бесплатно?
– Тогда мы не по адресу. Пошли, Василий, – сказал Александр и зашагал в обратном направлении.
– Погоди! – окликнул его Яковлевич. – Обидчивый какой. Ты думаешь, они сами растут? Тут знаешь, сколько труда вложено! Это срубить просто, а вырастить… Мне вон, работягам зарплату платить нечем. Бери по восемьдесят, меньше не могу.
– У меня столько денег нет, – ответил Александр. – Пошли, что зря базар разводить.
– Интересные вы люди, – не унимался директор, – едете за тридевять земель, а без денег. Что украшать-то собираетесь?
– Тайгу, – ответил Александр и пошёл, не оглядываясь, к машине. Он прошёл половину пути, когда услышал позади крики.
– Да подожди ты, Змей! – бежал к нему меж рядков Василий. За ним, скользя, торопился директор.
Александр остановился.
– Чего не сказал, зачем тебе саженцы? Обиделся он, видите ли, – сказал запыхавшийся директор. – Толком же объяснять надо. Товарищ-то твой умнее. Думаешь, мне жалко? Просто все хотят задарма. Сами коттеджи строят, а на ёлочку сотню жалеют. А мне людям платить нечем.
– Ты мне лекцию читать собрался? – начал заводиться Александр.
– Да нет, извини, наболело. Товарищ объяснил, зачем тебе кедры, – он кивнул на Василия, – для такого дела найдётся. Слишком, понимаешь, необычно в наше время, чтобы люди добровольно вырубки озеленяли. Есть у меня старая деляна, переростки, по четыре года уже. Запахивать будем.
– Как запахивать? Зачем?
– Большие. Лесничества не берут, рабочие отказываются с таким посадочным материалом работать.
– Но как же так? Чем больше кедр, тем лучше.
– Они же как, берут десятка два саженцев, идут на свой участок в тайге и сажают. От выработки и зарплата. А таких больше трех-пяти не утащишь, вот и бастуют. Так что ты, это, заезжай вон с той стороны, там деляна с четырёхлетками, увидишь. Бери, сколько надо. На доброе дело не жалко. Я-то на вырубках бывал, навидался.
Александр растерялся от такого поворота событий. Он вытащил из кармана деньги, протянул директору.
– Возьми.
– Нет, так бери. Я же деньги не для себя…
– Рабочим заплатишь, – Александр сунул деньги в руку директору. – А тебе, Яковлевич, спасибо. От тайги спасибо. Много там этих четырёхлеток?
– Тысяч пятнадцать.
– Что?! Столько деревьев запахать?
– А что делать? Где я молодняк сеять буду?
– Ты, Яковлевич, повремени с этим хоть пару недель, ладно? Мы ещё постараемся вывезти.
– Добро. Что ж им погибать, если можно в тайгу вернуть. Думаешь, мне не жалко? Ещё как жалко. Только ты не затягивай, площадей у меня нету, поторопись.
– Постараюсь.
Они втроём набили молодыми кедрами полный кузов. На деляне выгрузили в тени.
– Ну, что, Змей, послезавтра снова поедем? – спросил Василий.
– Чем я с тобой расплачиваться буду?
– Ты уже расплатился, работу мне подкинул. Да и дело хорошее, считай, что я в долю вхожу. Поехали, до деревни подброшу.

Александр ещё застал в конторе Майю Михайловну.
– Вижу по вашему лицу, что задумка удалась. Рассказывайте, – сказала она.
– Удалась! Целый кузов кедров привезли. Сажать будем.
– Ах, вот вы какой! Почему же секретили?
– Я и сам не ожидал. И, представляете, бесплатно. Там ещё много, эти посадим, ещё привезем. Теперь вам придется меня отпустить, чтобы всё это посадить, пока не пропало.
– Вот как? И что же вы сами хотите посадить все деревья, эгоист вы эдакий! Хотите всю благодарность и славу присвоить? Не выйдет. Я завтра всю школу на вырубку приведу с лопатами.
– Майя Михайловна, вы прирожденный организатор. А я-то действительно собирался своими силами. Школьники – это классно!
– Ну, тогда посидите тут ещё часок, на случай звонка из района. А я пойду детей агитировать.

К первому автобусу собралось много народа.
– Здравствуйте, Александр Владимирович! – кричали вооруженные лопатами школьники.
– Доброго Солнца, Забда! – здоровались взрослые.
Александр не ожидал, что с детьми придут родители.
– Вы целую армию привели, Майя Михайловна.
– Я ведь вижу в этом процессе не только посадку деревьев, но и воспитательный процесс, так что, чем больше людей, тем лучше.
Подходили, здоровались учителя. С большинством из них Александр не виделся после тюрьмы. Люди были возбуждённые и веселые. «Как на праздник», – подумал Александр.
Норд, счастливый оттого что его взяли на дело, тут же пометил территорию автобусной остановки и уселся у ног хозяина. Он обнюхивал каждого подходящего и приветствовал хвостом.
Пришёл старый Огбэ со своей женой.
– Огбэ, а ты зачем пришёл? Молодежи, видишь сколько, мы и сами бы справились.
– Я тоже хочу посадить кедр. Умру скоро, а тайга помнить будет.
Василий лихо развернул автобус на «пятаке», подкатил с распахнутыми дверями.
– Карета подана, господа лесники!
Набился полный автобус. Майя Михайловна протянула водителю деньги.
– Тут за всех, Василий Петрович.
– Сегодня катаю бесплатно.
– Прекратите, это ваша работа, – настаивала Майя Михайловна.
– Я в доле, – сказал Василий. – Посадите от моего имени самый большой кедр.
У конторы подобрали Пасхиных.
– Доброе утро всем! Чуть не опоздали, – поздоровался запыхавшийся Пасхин и накинулся на Александра. – Это почему же я о таком важном деле узнаю от соседей? Далеко живёшь, что ли, не мог зайти?
– Извини, Петрович, я думал, детей достаточно будет. Вам-то, зачем спину мучить?
– Ты нас со счетов не сбрасывай, спина тут не причём. Дело, можно сказать, всенародное – тайгу заново растить! Что же мы дома отсиживаться будем?
Василий довёз до самой деляны, к саженцам. Норд первым выпрыгнул из автобуса, стал деловито обнюхивать территорию.
Около саженцев поджидал Борис со своим мотоциклом, в коляске были установлены две молочные фляги. Рядом на пеньке покуривали Олонко и Соло.
Александр поздоровался.
– А бидоны зачем?
– Воду в чём возить?
– Да зачем нам столько воды? Попить можно и к ручью сходить.
– Ну, ты, Саша, садовод-любитель! – подошёл Пасхин. – Саженцы поливать надо!
Пасхин взял руководство в свои руки. Он распределил людей, объяснил, на каком расстоянии и какой глубины капать ямки, как правильно сажать.

Утро было солнечным, с лёгким ветерком. Выкопав пару ямок, Александр скинул куртку, осмотрелся. На большой территории трудились люди. Школьники постарше копали, девочки сажали растения, Пасхин, размахивая руками, давал какие-то указания, Огбэ с женой, согнулись над деревцем, ладонями загребали корни. Отыскал глазами своих. Ирка, Онгдо и Зоя работали вместе. Малыш тоже пытался помогать, Ира что-то ему объясняла. Зоя разогнулась, отогнала комаров, приветливо махнула Александру. На душе было радостно.
Обеденный автобус привёз Сикте. Шаман прибыл в парадном облачении. Он повесил на корягу зачехлённый бубен, снял куртку. Александр подошёл.
– Доброго Солнца, Сикте! Мы уже заканчиваем. Смотри, сколько посадили.
– Солнце вам в помощь! Много посадили, но не это главное. Много людей пришло спасать тайгу – вот что важно! Дети пришли, старые пришли – вот главное. Когда последний раз люди собирались вместе, чтобы делать общее дело? Ты это сделал, ты – Вождь, Забда! Отдохни, дай-ка мне лопату, я тоже дерево посажу.
Саженцы заканчивались. Соло с Олонко разожгли костёр. Майя Михайловна с девочками накрывали импровизированный стол. Соло выставил две бутылки.
– Соло, водку-то зачем? Дети здесь, – сказал Александр.
– Праздник сегодня. Хорошее дело отметить надо.
– Верно говоришь, – сказал подошедший Сикте, – это праздник, когда люди вместе делают доброе дело.
Соло разлил взрослым по глотку, брызнул из своей кружки несколько капель в огонь. Большинство сделали то же самое. Сикте выпил свою порцию, расчехлил бубен, поднялся на широкий, в полтора обхвата пень. Он ударил в бубен, и наступила полная тишина. Только синички переговаривались в кустах, да Норд тихонько поскуливал, выпрашивая то у одного, то у другого бутерброды.
Сикте запел. Обычно высокий, с хрипотцой его голос во время пения становился чистым и мощным. Казалось, сама тайга поёт устами шамана. Он пропел куплет и перевел для русских:
– Я пою:
Стоя на пне,
Который недавно был кедром,
Я смотрю вокруг и удивляюсь,
Где же тайга, где деревья и птицы?
Каким нужно быть глупым,
Чтобы пытаться убить тайгу.
Александр сидел так, что пламя костра проецировалось на фигуру Сикте и казалось, что шаман стоит прямо в огне. Зоя прижалась, прошептала:
– Как святой…
А Сикте продолжал петь:
– Когда у людей нет пищи,
Тайга даёт людям зверя.
Когда у людей нет одежды,
Тайга разрешает взять шкуры.
Когда у семьи нет дома,
Тайга даёт деревья.
Так я спел, – перевел он, и снова колотушка ритмично заходила по шкуре бубна.
– Те, кто измеряет тайгу деньгами,
Убили много деревьев.
Люди сидят у огня, они знают:
Тайгу можно измерить только душой.
Пока люди думают о деревьях,
Они будут счастливы.
Я всё спел. Хороший сегодня день, – он повернулся к посадкам. – Растите деревья на радость зверям и людям!
Люди захлопали. Подошёл Пасхин.
– Спасибо за праздник, Саша.
– Да что ты, Петрович, я же только саженцы привёз.
– Ничего ты не понимаешь, политическое это дело, политическое! – похлопал Пасхин Александра по плечу. – Давай, вези ещё, сажать будем, правильно я говорю? – обернулся он к людям.
Уходя, Александр оглянулся. Маленькие деревца зеленели длинной хвоей на широком пространстве. Но дальше по склонам сопок простиралась пустыня.

31

Теперь Александр и Онгдо через день ездили за саженцами. Успевали сделать за день два рейса. Посадки ширились, и росло удовлетворение от сделанного. Александр подсчитал: за месяц посадили примерно четыре тысячи молодых кедров.
Наступило лето, посадки стали бесполезны, так как в жару саженцы не приживаются. Договорились с директором питомника, что по возможности оставит часть саженцев на осень. Дома скопились дела. Нужно было, наконец, помочь Онгдо достроить дом, нужно было плотно заниматься пчёлами накануне медосбора. Да и Майя Михайловна устала в одиночку решать все вопросы.
– Хорошо, что закончили, – сказала она. – А то я уж хотела приказом отозвать вас с озеленения. Тайга хорошо, но и другие дела делать надо. Садитесь-ка к компьютеру, я вам тут накопила…

Жизнь захватила Александра в свои объятья, и он уже почти не вспоминал тюрьму.
Однажды, в конце рабочего дня в контору ворвался возбуждённый Олонко.
– Забда, Змей вернулся!
– Какой Змей? Говори толком.
– Змей! На Священном Камне лежит! Я сам видел. Мы с Соло на рыбалку ходили, маленько хариуса поймали, на Камень зашли благодарить, а там Змей! Людей звать надо, праздник делать надо!
– Ты Сикте сказал?
– Соло к нему побежал.
– Майя Михайловна, я пойду к шаману, и людей оповещу. Змей вернулся! – сказал Александр.
– Погодите, объясните мне, о чём вы говорите?
– Священный Змей, покровитель народа хабуга снова появился на Священном Камне, – попытался объяснить Александр.
– Я-то думала, что это сказка. Не может этого быть, в наших местах змеи не водятся, я читала, здесь им экосистема не подходит.
– Я своими глазами видел! – доказывал Олонко. – Я ему хариуса отдал. Он принял!
Майя Михайловна с сомнением посмотрела на Олонко.
– Ну, что ж, нет оснований вам не верить. Идите. Я сама пойду на вашего Змея посмотреть.
С раннего утра все, у кого были лодки, занимались перевозкой людей на правый берег. Кажется, у Камня собралось всё село, не было, наверно, только Помазного. Все стояли тихо на удалении от Камня и смотрели, показывая пальцами на Змея, перешёптывались. Люди были одеты в лучшие одежды. Александр удивился, что почти у всех хабуга была национальная одежда. А лица! Он никогда не видел на лицах этих людей такого выражения, смеси удивления, восхищения и священного трепета, будто они стали свидетелями настоящего чуда. Шаман стоял с бубном в почтительном удалении от Камня лицом к людям. Рядом в полном шаманском одеянии, тоже с бубном стояла молодая шаманка. Александр с трудом узнал в ней свою дочь.
– А ей идет, – сказал он Зое.
– Я за нее знаешь, как боялась! – прошептала Зоя. – Она поначалу, как с ума сошла, только и говорила о шамане. То они лечили кого-то, то летали. А теперь вижу, нормально всё. Главное, у них с Онгдо всё хорошо, и ребенка правильно воспитывает.
Шаман ударил в бубен.
– Добрые времена возвратились к нам! Тайга отблагодарила нас за хорошие дела – Змей снова с нами!
Сикте снова ударил в бубен, положил его на землю и направился к Камню. Шаманка последовала за ним, неся на берестяном подносе крупного хариуса. Шаман приблизился к Змею, поклонился, взял рыбу.
– Народ рад тебе, Змей! Прими наш подарок.
Он аккуратно положил хариуса на верхний выступ скалы прямо перед Змеем. Змей не шелохнулся. Все ждали.
– Прими наш подарок, Великий Змей!
Змей поднял голову, ещё выше, сделал движение в сторону рыбы. Затрепетал языком. Шаман повернулся к людям.
– Он принял наш дар! Теперь всё будет хорошо.
Шаманы вернулись на место у заранее сложенного костра. Сикте достал из сумы дощечку, приспособил крутящий механизм. Шаманка начала стучать в бубен сначала медленно, размеренно, потом всё быстрее и быстрее. Сикте вращал сверло в дощечке, увеличивая скорость в соответствии с музыкой бубна. Люди стояли, затаив дыхание. Наконец, стал заметен дымок, больше, больше. Шаман отбросил сверло, прильнул к дощечке, раздувая огонёк. Шаманка била в бубен неистово, удары почти сливались в один вибрирующий звук, и вдруг она ударила один раз изо всей силы, и в полной тишине вырвался общий вздох – пламя вспыхнуло! Сикте поднёс огонь к дровам, они занялись ярко, почти все сразу. Он торжествующе поднял руки к небу, затем взял свой бубен. И началась пляска Змея. Александр никогда ничего подобного не видел. Наверное, не видели и остальные присутствующие. Под убыстряющиеся удары двух бубнов оба шамана извивались, подобно змеям. Откуда такая пластичность у старика? А шаманка – действительно змея! В финале танца обе змеи свились в подобие страстной спирали, и зрителям стало ясно, что род Змея продлится.
Бубны смолкли. Было заметно, что Сикте устал. Он продолжительное время молча смотрел на односельчан, потом сказал:
– Люди! Три поколения хабуга ждали, когда вернётся Змей, и он пришёл! Благодарите же его, приносите свои подарки!
Возникло шевеление, но никто не тронулся с места, все смотрели на Александра. Ему уступали право первому после шамана принести жертву. Конечно, он готовился, весь вечер думал, что может понравиться Змею больше всего. Даже хотел попытаться поймать живую мышь. Но в итоге остановился на дорогой реликвии из прошлой жизни. А теперь, под взглядами сотни глаз смутился, возникло непередаваемое волнение, и он никак не мог решиться сделать первый шаг.
Наконец он взял себя в руки, подошел к Камню, положил перед Змеем тот самый каменный нож из прошлой жизни, опустился на колено. Он говорил долго и страстно. Воспоминания последних лет нахлынули на него, перед мысленным взором проявились картины всех происшествий, связанных с прошлой жизнью, с тюрьмой, с борьбой против рубок тайги. Он говорил шёпотом, люди не слышали его, но с волнением и пониманием наблюдали за его действиями. Змей, сначала спокойно возлежавший на Камне, поднял голову, и казалось, слушал взволнованный шёпот, а затем, будто загипнотизированный, подполз к краю Камня и уставился на Александра. Такого никто не ожидал. Восхищенный ропот пробежал меж людьми. Александр поднялся, поклонился, вернулся на своё место. К нему бросились поздравлять, хлопали по плечу, говорили слова, но он не слышал. Он всё еще был под впечатлением событий, пролетевших за минуту перед глазами. Не то, чтобы он был удивлён их количеством, он осознал смысл этих событий.
К Камню пошли старики. Первым подошёл Огбэ. Он возложил на выступ камня свой лук, украшенный удивительной резьбой, с натянутой в боевое положение тетивой, рядом три стрелы с красным оперением из орлиных перьев. Грузно опустился на колено. Александру стало жаль произведения искусства – этому луку место в Эрмитаже. Но для Огбэ уважить Змея было важнее всего остального.
После стариков стали подходить пожилые женщины, первая – уважаемая всеми Золомпо. Она преподнесла Змею необычайной красоты блюдо из бересты с какими-то дарами.
Церемония продолжалась долго. Александра удивило, с каким пониманием отнеслись к коленопреклонению молодые. Даже школьники несли свои приношения, в числе которых были и изделия, сделанные под руководством Золомпо и Огбэ. Камень оброс подарками, как новогодняя ёлка. Когда-то Александр видел подобное жертвоприношение в документальном фильме, кажется, про одну из азиатских стран. Но он не мог и представить, что современные люди в России, среди которых был и он сам, могли бы делать то же самое. Понятно, что его мировоззрение изменилось, но у большинства односельчан оно, оказывается, таковым было всегда.
Змей принял подношения у всех.
Расходились поздно, в темноте. Александр подошёл к Сикте.
– Посмотри, Сикте, как радуются люди! Наверно, действительно, чёрная полоса для нашего села закончилась.
– Умно придумано, что плохое и хорошее чередуются. Люди перестают замечать, что они счастливы, когда хорошее время слишком затягивается. Очень важный сегодня день, Забда, и я думаю, что самое время мне отправляться к предкам.
– Что ты, Сикте, тебе ещё жить и жить…
– Не надо лукавить, вождь, я свое время пережил с лихвой. Просто я не имел права умирать. Теперь я дождался всего, чего должен был дождаться: к хабуга вернулся вождь, теперь вернулся Змей, мне замена нашлась достойная – твоя дочь, Смотрящая в Душу. Теперь мне нет смысла жить дальше, вы всё сделаете сами.
Александр молчал, не зная, что сказать.
– Я уже хочу к предкам, Забда. В смерти нет ничего плохого, если прожил жизнь правильно. А вам ещё жить и бороться, и желаю тебе прожить отмеренное достойно. Честно говоря, я не ожидал возвращения Змея, – Сикте искоса глянул в глаза Александру.
«Неужели он знает, что полоза привез я?» – подумал Александр, а вслух спросил:
– Что ты имеешь в виду?
– Ты Вождь, Забда! Ты выиграл время. Может быть одно-два поколения хабуга ещё будут чтить законы предков. Но зараза цивилизации уже поразила наш народ, она уже сидит в душах и, в конце концов, убьёт их. Торговля отнимет у хабуга тайгу и даст взамен красивые безделушки. Но пока мы живы, мы должны отстаивать своё прошлое, – Сикте положил руку на плечо Александра, слегка сжал пальцы. – Добрых снов, вождь! Я позову тебя попрощаться.

32

Качали мёд. В этом году липа цвела обильно, обещанные синоптиками осадки прошли стороной, и взяток был богатым. Александр доставал из открытого улья тяжёлые медовые рамки, стряхивал пчёл, ставил рамки в специальный ящик-разноску. Онгдо относил ящик к веранде, ещё раз сметал утиным крылом оставшихся пчёл и передавал рамки Ире в приоткрытую дверь. Ира срезала разогретым в кипятке длинным ножом печатные восковые крышечки с медовых ячеек, ставила рамки в медогонку. Зоя крутила центрифугу, периодически сливала мёд в молочную флягу, занятую по этому случаю у Пасхиных. Было жарко. Пчёлы, возбуждённые варварским разорением родового гнезда, гудели вокруг Александра чёрной тучей. Пальцы уже не чувствовали укусов и плохо держали рамки.
– Бог в помощь! Кажется, я вовремя.
Александр оглянулся. У дома стоял Гамоха в своём коричневом костюме, шляпе и сандалиях, с небольшим старомодным чемоданчиком в руке.
– Пётр Иванович! Быстро в дом! А то мы вас через пять минут узнавать перестанем. Идите, идите, потом поговорим, там Зоя с Ирой.
Философ без раздумий шмыгнул на веранду.
Бросать начатое из-за прибытия гостя было нельзя, и как Александр ни спешил, а провозился ещё часа полтора. Наконец, он закончил и стороной пробрался к веранде.
– Вот теперь здравствуйте, Пётр Иванович! Как вы неожиданно. Что ж не позвонили?
– А вот так, решил, махнул на всё рукой и поехал. И хорошо! И хорошо, знаете ли, зато я увидел, как качают мёд! Представляете, прожил жизнь, а ни разу не видел столько мёда! Это же счастье, это же какое счастье самому качать мёд! Зоя Николаевна доверила мне покрутить, – говоря, Гамоха облизывал запястье. – И какой вкусный! Я ничего подобного не пробовал!
– Приезжайте снова в сентябре, аралиевый качать будем, тот, говорят, ещё вкуснее.
– Может, мне стоит просто остаться у вас до осени, чем ездить туда-сюда? – хитро улыбнулся Гамоха.
– Оставайтесь, конечно, Пётр Иванович! – сказала Зоя.
– Я вам свой чердак уступлю, – поддержала Ирка. – Там знаете, как классно!
– А вот уговорите, так и останусь.
– Что же мы тут стоим, – спохватилась Зоя, – пойдёмте в дом, там прохладно. Ой, Саша, какие у тебя руки! Давай я тебе компресс сделаю, меня Борис научил.
– Ладно, Зоя, пройдёт. Давай лучше что-нибудь съедим, живот к спине прирос.
Зоя достала из холодильника котлеты, быстро порезала зелень, поставила на плитку чайник.
– Ага! Я всё-таки не всё забываю! – воскликнул Гамоха. – Я же чай привёз, ваш любимый.
– Вот за это спасибо, Пётр Иванович, – сказал Александр. – Тут ведь даже в районе нормального чая нет.
– Как вкусно-то, как вкусно! – приговаривал Гамоха, поедая укроп пучками. – В городе на мою философскую зарплату зелень только вприглядку.
– Ешьте, не стесняйтесь, всё своё, – сказала Зоя, – кончится, недолго на грядку сходить.
– Вы не представляете, как это хорошо, когда всё своё, – продолжал нахваливать Гамоха.
– Да уж представляем, не успели ещё привыкнуть. Не так давно мы из города, – сказал Александр. – И что интересно, ни разу не пожалели.
– Да, вы молодцы, вы сами себе всё это сотворили. Но, знаете ли, не каждый решится вот так радикально поменять жизнь. Вспомнилось, Конфуций сказал: каждый человек входит в рай через сад, который он сам построил себе на земле. Это про вас.
– Хватит уже нас расхваливать, Пётр Иванович, даже неудобно. Расскажите, что там в городе, – сказал Александр.
– Да всё там, как прежде. Дома строятся, магазины новые открываются, цены растут. Что там изменится? Главное, не меняются стремления людей, отсюда и неизменность мира.
– О Наумове что-нибудь слышали?
– Алексей в этом году подался куда-то на север края, говорит, интересное поселение нашли, раскапывать будут.
– А дымовские раскопки забросил?
– Денег не нашёл, сожалеет, но отказался пока от этого проекта.
– Ну, и слава Богу, – сказал Александр.
К чаю Зоя налила глубокую вазу свежего мёда, подала ложки.
– Потрясающе! – восхищался Гамоха.– Мёд ложками! Я только в старых книгах читал о таком. Однако я насытился, даже через чур. Надо бы прогуляться, а то в сон клонит.
– А вы прилягте, – предложила Зоя. – Мы дверь закроем, мешать не будем.
– Неудобно, знаете ли…
– Что ж неудобного? Отдохните. А мы пока на веранде приберём, а то пчелы налетят.
– Давайте я вас на чердак отведу, – сказала Ира.
– Ну что ты, Ир, гостя на чердак? Что у нас места мало? – возмутилась Зоя.
– А знаете, я хочу, – сказал Гамоха. – Это же романтика! Ведите меня, милая леди.

С чердака Гамоха спустился лишь под вечер.
– Это восторг, это непередаваемое блаженство! Кажется, я никогда так вкусно не спал. И спал бы до утра, а проснулся потому, что приснился мне Иван Николаевич Сапрыкин. Он же меня просил передать вам важную весть, а я забыл напрочь! Пришлось ему во сне мне напоминать, – сконфуженно улыбнулся философ.
– Что за известие?
– К вам едет ревизор. То есть, полпред президента приезжает в край, и Сапрыкин со товарищи планируют пригласить его в ваше село, чтобы на месте пояснить ему необходимость решения о статусе народа хабуга.
– Когда? Когда он приезжает? – взволновался Александр.
– Через десять дней, теперь уже через девять. Но, видимо, прежде он пробудет несколько дней в городе, а уж потом к вам. Так что готовьтесь.
– Эх, ну что ж вы раньше-то… Рабочий день давно закончился. Придется идти к Майе Михайловне домой.

Майя Михайловна выслушала Александра без эмоций.
– Ну что вы так взволновались? Полпред не прокурор, – улыбнулась она. – Давайте подготовим каждый свои предложения, а утром встретимся на работе и спланируем наши действия. Времени у нас достаточно, ведь не будем же мы строить «потёмкинские деревни», покажем всё, как есть. Чай будете?
– Нет, спасибо, меня дома ждут.   

Вечером сидели все вместе у костра на берегу реки. Розовые закатные облака отражались в быстрой воде и в отражении казались ярче, чем на небе.
– Какая первозданная чистота! – восхищался Гамоха, прихлебывая чай. – Здесь и мысли становятся чище.
 – Да, тут всё воспринимается иначе, чем в городе, – сказал Александр. – Кстати, Пётр Иванович, вы переделали свою теорию для Сапрыкина, помните, вы обещали, когда праздновали моё освобождение?
– Знаете ли, я хотел, чтобы вы спросили меня об этом! Наверное, всё-таки, телепатия существует. Нет, я не стал ничего публиковать, и для Сапрыкина ничего не сделал.
– Но почему? Ведь это нужно, это полезно, и это результат вашего труда, в конце концов!
– Мне кажется, я постиг главное, и оно делает бесполезным предыдущее. Я понял! И представьте, это пришло совершенно неожиданно. Я шёл парком. Но, впрочем, какой это парк, так, остатки леса среди домов: окурки, мусор… но там даже белки бывают. Но, неважно. Внимание привлёк воробьиный гвалт. Оказывается, птенец выпал из гнезда, а кошка это, конечно, заметила, мигом поймала этого беднягу и сожрала на глазах родителей и прочей воробьиной публики. Но, что меня поразило, воробьи шумели, пока была возможность спасти детёныша. Но, как только кошка его прикончила, они умолкли и разлетелись. Понятно, что у них другие птенцы, которые требуют ухода и корма, но никакой видимой скорби, никаких стенаний в нашем понимании. Помочь нельзя и они это вычеркнули из сознания. Всё, надо жить дальше. И вот тут, вот тут меня осенило, в этот миг всё уложилось в голове, я понял элементарные азы религии. Верной религии. Конечно, воробьи тут не причем. Горы прочитанной литературы, годы размышлений – и враз всё уложилось, всё стало просто и понятно.
– Но в чём же суть, Пётр Иванович?
– Боюсь, я вас разочарую, и боюсь, что эта истина вам известна, раз вы принадлежите к народу с остатками первобытных знаний. Суть того, что я понял вот в чём. Верная религия есть законы Природы. Все животные, все растения исповедуют эту религию, и человек ничего не открыл. Он знал все законы еще до того, как стал их понимать. Всё существует в едином комплексе на едином пространстве – эдакое большое общежитие, где все имеют равные права. Всем тесно, все конкурируют, но каждый имеет право на жизнь. Каждый питается тем, что ему предназначено. И неверно разделение на хищников и нехищников. Травоядные тоже губят жизнь растений. И никто ни на кого не в обиде – таковы правила. Главное – съедать столько, сколько необходимо для жизни и не более. Миллионы лет миллионы видов живут по этому закону. И лишь человек нарушил его и позволил себе брать больше, чем необходимо. Истоки в изобретении земледелия. Конечно, люди придумали это не от хорошей жизни, в период глобального экологического кризиса. Чтобы выжить, люди нарушили основные табу, они стали сводить множество «ненужных» растений, чтобы посадить нужные. Ненужные растения стали врагами – так человек перестал жить в Природе и стал с ней бороться. Впоследствии, когда земледелие привело к излишкам, люди не смогли от них отказаться, и в своё оправдание стали выдумывать всякие философские системы, религии. Дальше всё известно – дальше только изощренное враньё в своё оправдание.
– Но, погодите, в религиях всё же есть замечательные мысли, нравственные законы, взять хоть те же заповеди Христа…
– А куда бы они делись, позвольте спросить? Куда бы они делись, если нужно было вовлечь в религию людей, которые ещё жили природными законами? Чтобы сотворить хорошую ложь, знаете ли, нужно добавить в неё немного правды, тогда её потребляют с удовольствием, да ещё благодарят, что им «открыли глаза». Людям даже необходима такая ложь, потому что живём мы в ложном, искусственном мире. Ведь посмотрите, современное общество строится на принципах организма: люди или коллективы выполняют строго определенную функцию, как органы. Может, я не совсем удачно привёл сравнение, но вы меня поняли. Это, кстати, замечательный способ организации, он даёт высокую производительность, удобство в управлении. Но при этом самостоятельные в прошлом организмы – человеки – становятся зависимыми узкоспециализированными частями целого и вследствие этого уже не могут жить вне системы. Они выполняют только свою функцию, а другие их снабжают и за ними убирают.
Соответственно меняется мировоззрение. Человек, живущий в природе, выстраивает отношения с окружающей средой на принципе «не навреди другому организму, а то он навредит тебе». Для человека системы, который сам является лишь «органом», неважно, что там происходит вне организма, ему важно лишь хорошо выполнить свои функции и поддержать хорошие отношения с другими «органами», чтобы его накормили и обслужили. Для такого человека всё, что за пределами его сообщества – враждебно. Соответственно, его мировоззрение, весь его мир внутри социума, боги – внутри социума и похожи на его начальников. А всё, что за пределами, предназначено лишь для того, чтобы брать оттуда ресурсы и туда же выбрасывать отходы. Вы думаете, его волнует загрязнение окружающей среды? Да ему наплевать на эту среду, главное, чтобы в его мирке всё было в порядке. Извините, я не слишком эмоционально? Увлекаюсь, знаете ли. Так вот вам портрет современного человека и современных религий.
– Это какой-то реквием человечеству, – сказала Зоя.
– Что имеем… Главное – нет выхода, это невозможно исправить, поскольку все люди стали частичками, клетками государств, и они сами не хотят отделяться от организма, поскольку не способны жить отдельно. Грядёт глобализация, которая сделает всё человечество единым монстром, пожирающим Землю. Но на наш век ещё хватит…
– Итог вашего повествования ужасен, Пётр Иванович. Вы, наверное, уже опубликовали это?
– Нет, нет, мой дорогой Александр Владимирович, не опубликовал, и, знаете ли, не буду.
– Но почему? Вы потратили столько времени, вы сконцентрировали свои выводы, и не опубликовали?
– Нет. Не хочу. И не потому, что меня тут же заклюют, если не оплюют коллеги. Нет, мне теперь всё равно. Дело в том, что это бесполезно.
– Но ведь многие могут понять это и принять. Это может изменить мировоззрение человечества.
– Не стройте иллюзий, вспомните Христа. Из этого либо сделают очередной культ, либо извратят до неузнаваемости. А всего-то нужно просто жить по правилам природы. Этого никто не примет, одиночки не в счет, они мир не изменят.
– Так, значит, вы потратили годы впустую?
– Отнюдь, я понял истину для себя, и этого довольно. И знаете, о чем я подумываю? Теперь я помышляю перебраться поближе к природе и жить своим трудом в согласии с собственными принципами. Не хочу ни с кем бороться и никому ничего доказывать. Хочу просто жить. А что, пенсия у меня есть, научусь необходимым навыкам, козу заведу, – в глазах философа мечтательно сверкнули озорные искорки. –  Ведь живут же люди, и я смогу. Собственно, я и приехал с тайной мечтой присмотреть здесь небольшое жилище.
– Ура, ура! – закричала Ирка. – Это же классно! Будете в школе у нас работать.
– Думаете, меня возьмут? – улыбнулся Гамоха.
– Возьмут, вот увидите!

33

Ровно в девять утра Александр вошёл в администрацию. В кабинете с Майей Михайловной сидел Пасхин.
– Доброе утро, Александр Владимирович, присоединяйтесь, мы с Анатолием Петровичем обсуждаем план действий по встрече полпреда президента.
– И как вы умудряетесь всегда приходить раньше меня? – сказал Александр. – А Петрович действительно кстати, опыт не пропьёшь, – пошутил он.
– Давай, садись, балагур, – ответил Пасхин. – Дело-то серьёзное, обсудить с толком надо. У тебя имеются мысли по поводу?
– Да, я думал ночью. Считаю, первым делом надо оповестить районную администрацию. Они, хоть и сволочи, но в этом случае должны помочь, чтобы им же не нагорело от начальства.
– Ночами спать надо, Саша, – сказал Пасхин. – Все мудрые мысли утром приходят. Так вот, я считаю, что район ничего не должен знать. Причин две. Если полпред посчитает нужным, он сам их известит, а то может он с проверкой, а мы «прогнулись». И второе, свои проблемы надо решать самим, чтобы потом не быть обязанными вышестоящему начальству, а случись вдруг выявят у нас какие-то заслуги, чтобы не делиться с непричастными. Как вы на такой вариант смотрите, Майя Михайловна?
– Я согласна с вами, Анатолий Петрович. Более того, я думаю, до поры и жители не должны знать о приезде высокого гостя. Зачем ажиотаж? Поговорим с ключевыми людьми, пусть подготовятся морально. Остальным объявим в день приезда.
– По своему опыту знаю, без подготовки люди ведут себя искреннее и эмоциональнее, – сказал Пасхин.
– Так что делать-то будем? – спросил Александр.
– В мою бытность такие большие гости нашу деревню не жаловали, но поменьше бывали, – сказал Пасхин. – Я, обычно, ограничивался наведением порядка на улицах, а в советское время ещё запрещал продажу спиртного. Сейчас другие времена, смотрите сами.
– Вы правы, Анатолий Петрович, пожалуй, мы тоже начнём с порядка. Вы, Александр Владимирович, прямо сейчас пройдите по селу, посмотрите, где что плохо лежит, у кого непорядок. Сразу распорядитесь произвести уборку.
– К Помазному в магазин загляни. Я вчера мимо проходил, там у него вокруг бутылки, окурки, заплевано всё, – подсказал Пасхин.
– Хорошо, я скажу продавщице.
– Он сам теперь продавщица, – сказал Пасхин, –  на днях последняя ушла от него.
– Что так? – спросила Майя Михайловна.
– Так ведь не платит. С чего ему платить? Вы же ему всю малину перебили с доставкой по заявкам. Хороший мужик, кстати, этот Василий, мы тоже его услугами пользуемся, всё четко доставляет, по списку и в срок. И дешевле получается, чем у Помазного, да и качество хорошее. Старается человек. А Помазный только за счет алкашей и выживает.
– Надо бы придумать, как Василия поощрить, – сказал Александр.
– Подумаем. А сейчас идите на обход территории, – сказала Майя Михайловна.
– Ты записную книжку возьми, и всё на карандаш, – сказал Пасхин.
– Я так запомню.
– Не для памяти, а для солидности. Люди на запись по-иному реагируют. Это тоже из личного опыта.
– Может, Сикте сказать о полпреде? – спросил Александр.
– Да, ему нужно, он величина, – согласился Пасхин. – Заодно совета спроси.
– А я сегодня же поговорю с директором школы, – сказала Майя Михайловна.

Александр пошёл по улице, придирчиво осматривая дворы и обочины, и к своему удивлению обнаружил множество недостатков, которые раньше привычно не замечал. У одного завалился забор, у другого перед воротами мусор, кювет у дороги пестрел сигаретными пачками и пивными банками. «Надо проводить субботник», – подумал Александр. Вдоль забора бабушки Золомпо в рост человека стояла полынь. Зашёл. Золомпо возилась на грядках.
– Доброй охоты, Забда! – поздоровалась Золомпо.
– Солнце вам в помощь. Как живёте?
– А хорошо живу, радуюсь. Пойдём чай пить, давно ты ко мне не захаживал.
– Спасибо, некогда. Скажите, у вас коса есть?
– Коса есть. В сарае висит. Я-то сама уже с ней не управляюсь, видишь, позарастало всё.
Александр достал рассохшуюся косу, подбил клин, направил лезвие и принялся косить. Жёсткие стебли в палец толщиной поддавались трудно, но работалось с азартом. Прокосив до границы с соседним участком, оглянулся – красиво! Сосед перегнулся через забор, поздоровался.
– Помогаешь?
– Ты же не догадался. Давай-ка, почисть у своего забора, а то у нас не улица, а пустырь какой-то, – сказал Александр.
– А чего ты там пишешь?
– Тебя записываю, завтра проверю.
– Да ладно, я и так выкошу. Времени всё нет, сам давно собирался.
– Пойдём в дом, Забда, – позвала Золомпо.
– Некогда мне, дел ещё много.
– Пойдём, пойдём, я тебе покажу что-то.
В низкой полутемной комнате было чисто и уютно. Бабушка достала из шкафа широкий лист бересты размером в полстола, подала Александру.
– На-ка, посмотри, что я сделала.
На бересте, где резьбой, где аппликацией, была выполнена картина. Это была даже не картина, а целое батальное полотно. Верхнюю левую часть занимали сопки, покрытые тайгой, между ними текла река, на берегу которой стояло село, над всем этим сияло солнце. В нижней правой части между пеньками бежали человечки с топорами, некоторые из них рубили чахлые ёлочки, человечков было много, и все они двигались в сторону села. Обе части разделял своим телом Змей. Он лежал на границе жизни и смерти, повернув голову в сторону врага, как бы защищал село и тайгу от нашествия.
– Нравится?
– Это же наше село! Как точно и динамично! Вы настоящая художница.
– Это я тебе сделала.
– Правда? Спасибо. Можно я эту картину в администрации повешу? Пусть все смотрят.
– Твоя, где хочешь, там и вешай.
– Пусть у вас полежит, я на обратном пути заберу.

Он пошёл дальше, отмечая в блокноте, что нужно сделать. У ворот Анохиных грудой лежали брёвна. Зашел, постучал.
– Здорово, Забда, проходи, гостем будешь, – распахнул двери Григорий.
– Да я не в гости, я по делу. Чего это у тебя брёвна как попало валяются? Убрать надо.
– Да как я их уберу? Тяжёлые, да и места во дворе нет, а пила с осени сломалась.
– Ну, знаешь, это не причина. Один что ли в селе живешь? Приходи вечером, я тебе свою фирменную дам, режет, как зверь. Придешь?
– Спасибо, выручил. А то у меня уже дрова кончаются, а на новую пилу деньжат не хватает. Приду вечерком. А за порядок не беспокойся, порядок мы и сами любим.
По асфальту шлось легко. Александр про себя удивлялся, разглядывая приусадебные участки: «Вроде рядом люди всю жизнь живут, и достаток одинаковый, но у одних цветочки в палисадниках, а у других чёрт ногу сломит, и от чего это зависит непонятно».
В самом конце улицы дома стояли реже. Недалеко от дома Сикте на заросшем пустыре у дороги стоял контейнер, в котором и располагался единственный в селе магазин Помазного. Сам хозяин сидел на ящике у входа.
– Здравствуйте!
– Здорово, если не шутишь, – ответил нехотя Помазный. – Неуж за покупками пожаловал? Вы же теперь гордые, в магазины не ходите, вам на дом привозят.
– Ты тоже водку на дом доставляешь.
– Это не твоего ума дело. Свобода предпринимательства.
– Ну, так не обижайся на конкуренцию. Сам не хотел хорошие продукты возить.
– Ладно, ты брать чего будешь, или вали с моей территории.
– Не зарывайся, я здесь, как представитель власти, с проверкой, – Александр достал блокнот. – Ты чего так загадился? Смотри, что вокруг магазина творится. Убрать надо.
– Я что ли бросаю? Кто сорит, тот пусть и убирает, у меня в штате уборщицы нету.
– Короче, Помазный, либо завтра будет здесь образцовый порядок, либо выпишу тебе штраф.
– Чего? Начальником заделался после зоны, права будешь мне качать?
– Ты мне про мое прошлое не напоминай, а то я с тобой по понятиям разберусь.
– Да пошёл ты, у меня всё по закону, и отчитываюсь я не перед тобой, а ты для меня никто.
– Палёнкой народ по закону травишь?
– Завидуешь? Все вы мне завидуете, потому и гнобите мою фамилию. Не твоё это дело, не хотели бы, не пили. А штраф твой мне до фени, бери метелку, да убирай, если надо.
Как хотелось размазать эту морду об асфальт!
– Хорошо, я завтра приду проверять, и буду приходить ежедневно, и каждый день буду выписывать штраф. Поправим за твой счёт бюджет села, – сдержанно сказал Александр и, не оглядываясь, пошёл к Сикте.
– Сикте, к нам приезжает полпред президента, – выпалил он, едва поздоровавшись. – Только это пока секретные сведения, ты никому не говори. Я к тебе посоветоваться. Мы решили улицу и дворы убрать, школа что-то подготовит. Скажи, что ещё сделать?
– Садись, чай пить будем.
– Ну, давай чай, – нехотя согласился Александр. – Только мне некогда. Подскажи, Сикте, как правильно поступить, чтобы хабуга понравились полпреду?
– Пустые хлопоты, – сказал Сикте, наливая чай.
– Да как пустые? Полпред может посодействовать, чтобы изменили статус хабуга. Народ станет самостоятельным. В краевой думе целый комитет на эту тему работает. Вот теперь всё и может решиться.
– Ты считаешь, что важная бумага может дать народу самостоятельность?
– Конечно! Будет соответствующий указ, и мы станем самостоятельным народом, в рамках государства, конечно.
– По-твоему, когда мальчишке выдают паспорт, он становится мужчиной? Пустое всё это.
– Но это юридический статус, он даёт права.
– Самостоятельность внутри народа, она либо есть, либо её нет, и тогда никакие статусы не помогут. Народ – как человек. У тебя отняли паспорт и посадили в тюрьму, ты перестал быть мужчиной?
– Так ты считаешь, что хабуга не нужно юридическое признание?
Сикте рассмеялся.
– Не было народа, совсем не было, президент подпишет, и появится народ, будет называться хабуга. Все признают, гордиться будем! Не ты ли мне доказывал, что наш народ существует уже три тысячи лет? Как же они жили без документов?
– По-твоему, полпреда встречать не нужно?
– Нужно. Высокий гость. Но надо это делать, как мужчина встречает в своем доме мужчину, без заискивания, с достоинством. И просить у него ничего не надо. Посчитает нужным, сам даст.
«Не верь, не бойся, не проси, – промелькнули в голове наставления Даната, – особенно, никогда ничего не проси».

В администрации Майя Михайловна сидела за компьютером.
– Осваиваете? – улыбнулся Александр.
– А что делать, если вы постоянно отсутствуете?
– Давайте, я сделаю.
– Нет, нет, я сама. Действительно, пора учиться. Расскажите, каковы результаты вашей инспекции.
Александр рассказал.
– Так, с Помазным правильно поступили, будем штрафовать. Я сама завтра сделаю ему визит с извещением о штрафе. Субботник – хорошо, нужно возрождать добрые традиции. В эту субботу и проведём.
– А вот, смотрите, бабушка Золомпо подарила, – он показал картину.
– Здорово, талантливо. Это по тому мифу? Давайте её повесим здесь, в кабинете?
– Для этого и принёс, – Александр примерил картину к стене между окнами.
– Замечательно, здесь и вешайте. И ещё вот что, найдите время, желательно в выходные, приведите в порядок школьный музей. И вообще, никто вас от этой обязанности не освобождал. Так что действуйте, может, и полпреда туда пригласим, пусть посмотрит на нашу историю.

В тот же вечер Александр взял ключи от школьных мастерских и пошёл в музей. Все было почти так же, как он оставил перед арестом. В витринах лежали запыленные реликвии прошлых лет, поделки школьников. Теперь Александр видел музей по-другому, он знал, что нужно переделать, чтобы в первую очередь показать историю хабуга. «Надо бы сфотографировать старейших жителей села: Золомпо, Огбэ, Сикте конечно, портреты здесь на стены развесить». Но прежде нужно было навести порядок, хотя бы потолок побелить и окна покрасить. Этим он и занялся.
Субботник, руководить которым взялся Пасхин, удался. За полдня улицу стало не узнать. К удивлению Александра, у магазина Помазного тоже было чисто, даже штраф не понадобился.

34

В воскресенье с утра Александр красил в музее окна. Старая краска на рамах отслоилась, пришлось её соскабливать. Дело двигалось медленно, но он решил сегодня непременно закончить.
– Александр Владимирович, Александр Владимирович! – в комнату ворвался запыхавшийся мальчишка, чуть не опрокинув краску.
– Осторожнее ты, смотри под ноги. Что ты, как на пожар?
– Вас Сикте зовёт, срочно!
– Что там случилось, ты можешь толком сказать?
– Помирает он.
– Как помирает?!
– Сказал, срочно, а то помру, не попрощаюсь. А я вас искал-искал, еле нашёл.
Александр упустил кисть на подоконник, схватил тряпку, стал вытирать руки, потом бросил и побежал.
В доме у Сикте уже было несколько человек, в основном старики-хабуга, у дверей переминался с сигаретой Пасхин, у стола сидела Золомпо. Сикте лежал на кровати вытянувшись, ещё боле стройный, чем обычно, лицо его было спокойным, с безмятежным выражением спящего. Он не дышал.
– Не успел? – спросил Александр.
– Все вы не успели, вас бы за смертью посылать, – пробурчал Огбэ.
– А я сфотографировать его хотел – сказал некстати Александр, – для музея.
Все молчали. Александр попросил сигарету, сунул в рот, но опомнился, прикуривать не стал. Молчание затянулось.
– Хоронить будем по-нашему, как положено, на третий день – сказал Огбэ. – Петрович, ты оформи бумаги, которые власти требуют, чтобы без вскрытия. Ты, Забда, дочь зови, пусть сюда идёт, прямо сейчас.
Александр поплелся домой. Теперь спешить было некуда.

Зоя заплакала навзрыд. Ира молча собрала свои вещи, сказала: «До похорон не ждите», и ушла. Наступило какое-то безвременье, когда ни за что не можешь взяться и вместе с тем не знаешь, чем себя занять.
Утром пришли Соло с Олонко.
– Бери пилу, пойдём, поможешь.
– Куда?
– Последний дом для Сикте будем строить.
Борис подвёз всех троих почти до самого места. Соло уверенно повёл в старый кедровник, на самый мыс над рекой.
– Здесь будем строить.
– Почему именно здесь? – спросил Александр, хотя место ему нравилось.
– Огбэ так сказал. Его Сикте сам сюда приводил, это место указал. Здесь будем строить.
Александр выполнял подсобные работы, в основном пилил молодые деревья и резал их на бревна. Прежде чем валить каждое дерево, Соло и Олонко тщательно выбирали, осматривали, затем лично с этим деревом «договаривались», а уж затем давали «добро» Александру. На «договоры» уходила уйма времени, но Александр знал, что так положено и не удивлялся. Борис тоже не выказывал неодобрения, он по своему обыкновению молчал. Когда заготовка брёвен была закончена, работа пошла споро. Александр удивлялся ловкости, с которой орудовали топорами его напарники. Несмотря на то, что строительство велось на глаз, даже без рулетки, сруб получался довольно ровный и аккуратный. К концу второго дня они подвели его под крышу, настелили стропила. Соло с Олонко ловко нарезали широких листов бересты, покрыли половину крыши. Внутри домика устроили подставки для гроба. Часть стены разобрали, бревна сложили в стороне. Под конец убрали щепу, соорудили кострище и сложили в нём дрова.
– Всё, однако, – сказал Соло. – Как думаешь, Забда, понравится дом шаману?
– Ему, наверно, теперь всё равно.
– Не скажи. Он всё видит. У дочери потом спросишь, он ей обязательно скажет.
– Главное, место хорошее, – сказал Борис. – Он реку любил. И тайгу. Отсюда всё видно.
Утром всё село собралось у дома Сикте. Русские были одеты по обычаю в чёрное, хабуга же наоборот, были в праздничной национальной одежде. Александр надел костюм вождя. Все ждали, тихонько переговариваясь. Наконец, на крыльцо вышла шаманка. Ирку было не узнать. Шаманский костюм, увешанный множеством побрякушек и ленточек, висел на исхудавшем теле, из-под причудливой шапки, закрывающей половину раскрашенного лица, смотрели почти безумные глаза.
– Что она с собой делает! – прошептала Зоя.
Шаманка оглядела толпу, ударила в бубен.
– Шаман Сикте готов идти последней тропой.
– Пойдём, Забда, – толкнул его в бок Огбэ.
Несколько человек вошли в дом. Сикте, строгий и спокойный, одетый в свой шаманский костюм, лежал в гробу. Но какой это был гроб! Двухметровая лодка, выдолбленная из единого ствола, была сплошь покрыта резьбой. Чего только не было на её бортах – птицы, рыбы, растения, целые сцены из жизни хабуга. Прислоненная к стене стояла овальная крышка, во всю высоту которой рельефно выделялась рыба, а вокруг рыбы извивался Змей. Александр невольно пощупал узор, попробовал толщину бортов.
– Ты делал, Огбэ?
Огбэ кивнул. Он заметно устал за эти дни, спеша закончить изделие к сроку.
«Нет, я все-таки не хабуга, – подумал Александр. – Мне жалко этот шедевр! Любой музей мира возьмёт это в экспозицию, даст любые деньги, а мы просто отнесём в лес и оставим гнить, и никто кроме нас, его не увидит».
– Сказал бы раньше, я бы хоть сфотографировал, – посетовал Александр.
– Нельзя, – ответил Огбэ.
Шаманка запела на хабуга, ударяя в бубен, обошла трижды вокруг гроба и пошла на выход. Мужчины подняли гроб, двинулись следом.

Гроб пронесли на руках по всему селу. Впереди неистово била в бубен, плясала и пела, как сумасшедшая, шаманка. Периодически она кричала:
– Радуйтесь, люди, Сикте идет последней тропой!
Хабуга подпевали и приплясывали. Александру весело не было, и он умышленно не уступил своё место сменщику, чтобы не танцевать притворно. «Всё-таки, я ещё не хабуга». Так и донёс гроб до самого места захоронения.
Гроб установили в сруб. Рядом с телом положили лук и колчан со стрелами, посуду Сикте: миску, кастрюлю, ложку, повесили на сучок старый закопчённый чайник, на стену за гробом повесили бубен. Откуда-то появились стаканы и кружки, всем налили водки. Налили и Сикте в его кружку, поставили у головы. Люди стали подходить прощаться. Каждый вслух или про себя говорил шаману свои слова, окунал палец в водку, трижды брызгал в сторону Сикте, затем выпивал свою порцию и уступал место следующему. Александр последний раз посмотрел в лицо шамана, прислушался к себе. Боли не было, была щемящая грусть и благодарность. Именно благодарность была доминирующим чувством.
– Спасибо, Сикте, за науку, за всё, что ты для меня сделал. До встречи на Горе Предков!
Он стряхнул с пальца водку на тело, опрокинул содержимое стакана в рот, поклонился и отошел.
Прощание закончилось. Соло и Олонко заложили стену бревнами, закрыли крышу. Запылал костёр. Шаманка ударила в бубен. Люди образовали круг, чтобы всем были видны проводы души в загробный мир. Шаманка обвязала вокруг пояса длинную верёвку, конец её вручила двум крепким парням. Те закрепили верёвку к толстому кедру, проверили прочность узла и вцепились в неё накрепко. Они обязаны были страховать.

И началось фантастическое представление. Александр читал сухие научные описания проводов души у сибирских народов, но там это подавалось, как некий обряд, своего рода театр одного актера, имитация, в которую туземцы верят, потому что не знают истины. Но как в это можно было не поверить?! Шаманка ехала на неведомых зверях и плыла, она поднималась в гору и спускалась в пропасти, превращалась в животных и птиц, ползла и летела, она сражалась с неизвестными чудовищами, и это было самым опасным. Однажды она получила такой сильный удар, что упала навзничь, а на лице появилась кровь. Она лишь успела крикнуть, и страхующие оттащили её волоком метра два. После этого она лежала довольно продолжительное время, потом поднялась и вновь ринулась вперед.
Зоя больно вцепилась в руку Александра. Он оглянулся. Люди замерли в напряжении, не отрывая глаз от происходящего. Онгдо порывался броситься на помощь жене, но его крепко держали.
Наконец, шаманка вздохнула, улыбнулась, раскинула руки в стороны и пошла вверх, выкрикивая приветствия:
– Вечного Солнца вам, предки! Посмотрите, кто со мной пришёл, это тот, кого вы давно ждёте, это большой шаман племени хабуга Сикте! Принимайте его. А сколько у него родственников! Как они радуются, они его обнимают. Он тоже рад встрече. Не буду им мешать, посмотрю пока вокруг. Как тут красиво, сколько людей! Вот, кто-то идет ко мне, я узнаю его, это мой прадед Забда, такой молодой, моложе моего отца.
И вдруг голос шаманки изменился, она заговорила именно тем голосом, которым говорил с Александром его дед.
– Рад видеть тебя, Смотрящая в Душу! Ты хорошо сделала своё дело, ты настоящая шаманка. Теперь у тебя всё будет получаться. Людям скажи, мы поможем, если понадобится.
– Поищи там моих, – попросил вдруг Огбэ, – спроси, долго мне ещё жить.
– Есть тут родственники Огбэ? – закричала шаманка. – Кто родственник Огбэ?
– Я отец Огбэ, – ответил мужской голос. – Скажи ему, пусть выбросит из головы дурные мысли, ему ещё много лет жить надо. Нужен он на Земле.
– Я понял тебя, отец, – ответил Огбэ.
Александр заметил, как кто-то из русских перекрестился.
– Поищи мою мать, – попросила Золомпо.
Шаманка с расспросами нашла мать Золомпо на другом краю потусторонней деревни.
– Дочка, ты у меня умница, – заговорила шаманка голосом незнакомой женщины. – Ты правильно живёшь, ещё поживи. Мы тут тебя ждём. Муж твой тебя ждёт, дом построил, как у вас на Земле был.
– Когда мне? – спросила Золомпо.
– Рано, дочь, куда тебе торопиться? Скоро сын к тебе вернётся, с тобой жить будет.
Бабушка Золомпо улыбнулась, вытерла слезу.
– Моих найди… – посыпались просьбы, и шаманка искала родственников и даже знакомых, вела переговоры.

Как долго это продолжалось, неизвестно, поскольку никто не замечал времени. Наконец там, где находилась шаманка, к ней подошёл Сикте.
– Я всех своих нашёл, здесь мне хорошо. Передай людям, Смотрящая в Душу, я доволен проводами. Последний Дом хороший сделали, всё, что надо с собой в дорогу, положили. Огбэ скажи, лодку уж очень хорошую он сделал, понравилась мне, на рыбалку здесь на ней ходить буду, все завидовать будут. Ты меня хорошо проводила, только рискуешь очень. Следующий раз осторожней будь. Теперь пора тебе возвращаться. У тебя впереди большая жизнь и добрые дела. Увидимся ещё.
Шаманка обнялась с шаманом, постояла, затем крикнула:
– Тяните!
Парни потянули верёвку. Началось обратное путешествие, которое оказалось быстрее и не столь опасным.

Снова налили всем водки, подложили в костёр поленьев. Началось веселье. Александр сожалел, что не успел попрощаться с Сикте. Он подошел к Огбэ.
– Ты был рядом с ним в последнюю минуту. Какие были его последние слова?
– Он сказал: сажайте деревья, – громко ответил Огбэ, так что все обернулись. – Он всем так сказал: сажайте деревья!
– И всё?
– Сказал, чтобы его весело провожали. Больше ничего.
Водка помогала, и люди действительно смеялись и танцевали под весёлый ритм бубна. Среди всего этого веселья плакал Гамоха, плакал по-настоящему.
– Не расстраивайтесь так, Пётр Иванович, он прожил хорошую жизнь, – подошёл к нему Александр.
– Не обращайте внимания, я ему завидую.
– Вам ещё рано, вы же собирались пожить у нас в селе…
– Я не об этом. Я, знаете ли, похоронил многих людей, очень многих. Но впервые присутствую на похоронах человека, который точно знал, куда он уходит. Хотел бы и я так, но, видно, поздно теперь. Куда же я-то уйду? – Гамоха снова жалобно всхлипнул, вытер платком слезы и затих.
Домой пришли в сумерках. Ирка разделась, смыла с лица краску, поела и легла спать. Проспала она больше суток подряд.
Ночью горел дом Сикте. Александр выбежал на улицу. Люди молча смотрели в огонь, никто не пытался тушить. Александр спросил у кого-то, почему загорелось.
– Так надо, – ответили ему.

35

Жизнь вошла в своё русло. Дела земные не давали времени на грустные размышления. В администрации накопились бумаги, Александр уселся их печатать.
– Майя Михайловна, я допечатаю и пойду в музей. Там надо окно докрасить, да убраться хотя бы. Что-то Сапрыкин молчит про полпреда, может, ему позвонить?
– Зачем человека беспокоить, сам наверно позвонит, когда нужно будет.
Но Александр не выдержал и позвонил в пятницу в конце рабочего дня.
– Привет, Николаич! Как дела на депутатском фронте?
– Спасибо, Саша, хреново.
– Что так? Полпред когда приезжает?
– Уже уехал.
– Как? А к нам? Мы же тут готовились…
– У него другая повестка дня: экономика, инфраструктура, развитие, инвестиции. Пытались мы его совратить на поездку к вам, но не удалось. Единственное, чего добились, дал указание прокурору края ускорить расследование махинаций «Кедра». Похоже, прикроют им лесную лавочку в нашем регионе, нашим лицензии отдадут.
– Почему же он к нам-то не поехал? Может, неправильно объяснили?
– Да всё мы верно сделали, Саша. Но не в тему сейчас ваша самостоятельность. Я тебе раскрою секрет, только не распространяйся. Планируется нефтепровод через весь край. Точного маршрута пока нет, но велика вероятность, что пройдёт он по вашему району. Каждый километр трубы стоит, как всё твоё село вместе с жителями. Понятно, что неприкосновенность территории хабуга полпреду ни к чему. Зачем ему лишние проблемы? Так что, Змей, готовься.
– Что ж, Николаич, опять стрелять из леса по колоннам? Что же делать-то?
– Ох, не знаю, Саша, не знаю. Думаем мы тут. Придумаем – сообщу. Ты сильно-то не переживай, может ещё обойдется.

Майя Михайловна расстроилась, но быстро взяла себя в руки.
– Так, слушайте меня внимательно. Что бы там ни случилось, я запрещаю вам предпринимать любые действия без моего ведома. Вам ясно?
– А что мы будем предпринимать с вашего ведома? – разозлился Александр.
– Не знаю. Пока не знаю. Но вам запрещаю! Всё. Будет проблема, будем решать. А сейчас работаем над текущими делами.
Но Александру не работалось. Он опять наделал кучу ошибок в тексте, уничтожил его и слонялся потерянный по кабинету. Наконец, Майя Михайловна не выдержала:
– Вот что, даю вам выходной, до послезавтра. А то от вас всё равно толку нет, только меня отвлекаете.
– Вы думаете, я дома смогу что-нибудь делать?
– Не знаю. Ну, сходите на рыбалку, или по лесу погуляйте. Идите. Идите уже, пока я не передумала.
Дома Александр, конечно, не выдержал, рассказал о новой напасти. Первым взорвался, к удивлению Александра, Онгдо:
– Не дают людям жить спокойно, сволочи!
– Ну зачем ты так, Онгдо, – попыталась успокоить зятя Зоя.
– Зачем я дом строю, зачем сына растим? Чтобы он вырос и зверя только на картинке увидел? Всё им денег мало! Всё хотят в деньги превратить: тайгу – в деньги, реку – в деньги, рыбу, зверя – всё в деньги!
– Вы, молодой человек, в данном случае преувеличиваете, – сказал Гамоха. – Давайте рассуждать без эмоций. Во-первых, ещё не факт, что нефтепровод вообще будут строить. Насколько я понимаю, это пока проект. Во-вторых, снова потребуется заключение экспертов: экологов, биологов, тех же археологов и этнографов. Проект, как я понял, государственный, поэтому вряд ли застройщик в этом случае обойдется обычной взяткой на местном уровне, вероятно, всё будет решаться серьёзнее и, будем надеяться, в рамках закона. И потом, действительно, трасса нефтепровода может вообще пройти в стороне. Тут у вас вон, какие хребты, наверное, через них дорого строить. Поэтому, давайте не будем волноваться раньше времени.
– Вы-то, Пётр Иванович, сами нарисовали в своей теории гибель человечества от собственной неразумности, – сказал Александр. – Уж не думаете ли вы, что в данном случае люди сделают исключение из своих правил?
– Знаете ли, при всём моем негативизме, я придерживаюсь правила Швейцера. Вот оно: «Мое знание пессимистично, моя вера оптимистична». Иначе жить просто бессмысленно.
– Наверно, это правильно, но мне кажется, нужно, по крайней мере, иметь план действий, а не ждать, когда нас поставят перед фактом.
– И что, у вас есть мысли? – спросил философ.
– Нет, в том-то и дело.
– Саша, я тебя прошу, ты только ни во что сам не вмешивайся, – встревожилась Зоя. – Ничего сам не делай. Я не переживу если тебя опять…
– Зоя, ну перестань, – Александр обнял жену. – Неужели ты думаешь, что я хочу снова в тюрьму? Конечно, ничего такого я делать не буду. Просто, надо посоветоваться с людьми, продумать цивилизованное решение проблемы.
– И с кем ты собираешься советоваться? С теми же, с кем тогда устроили засаду?
– Нет, Зоя, нет, успокойся. Завтра пойду советоваться с предком. Они там всё знают.

Утром Зоя с Иркой ушли в школу. Летние отпуска закончились, и учителя готовили классы к занятиям. Онгдо с малышом пошёл доделывать дом. Там оставалось совсем немного, до начала учебного года молодая семья намеревалась окончательно переселиться в новое жилище. Гамоха попросил Зою познакомить его с директором, чтобы переговорить о работе, заодно о школьном жилье; двухквартирный дом для учителей пустовал и всё еще не был приватизирован.
Александр взял Норда и пошёл на кладбище хабуга. Утро было облачным и тихим. Откуда-то налетела мошка, но на мысу её было меньше. Александр приблизился к Последнему Дому Сикте, хотел поговорить, но запах тлена заставил обойти это место стороной. Настроение испортилось само собой. Он брёл не спеша, раздумывая о бренности земной жизни. Норд, напротив, был активен, что-то вынюхивал, перебегая от дерева к дереву. У раздвоенного кедра Александр остановился, поднял голову, залюбовался исполином, потрогал кору.

Норд глухо зарычал, вздыбил загривок, двинулся в сторону вырубки. «Зверь, что ли?» – подумал Александр и пошёл, крадучись, за собакой. Край вырубки успел зарасти кустарником, и пришлось пробираться сквозь него. Норд рычал и сопел, нюхая воздух, оглядывался на хозяина. «Не дай Бог, медведь», – подумал Александр и попытался поймать пса, но тот не дался, полез сквозь кусты дальше, но вдруг остановился и оскалил клыки.
Александр раздвинул ветви и увидел человека, совсем недалеко, метрах в двадцати. Крупный мужчина в защитной одежде с капюшоном на голове и ружьём за спиной стоял, согнувшись, и что-то там делал. Затем рывком разогнулся и далеко откинул вырванный с корнем молоденький кедр, перешёл к следующему, вырвал его. Александр остолбенел: позади человека виднелся целый ряд вырванных саженцев. Человек отбросил очередное деревце, скинул капюшон, вытер рукавом лоб. «Помазный!» – узнал Александр. Следующий саженец не поддавался, Помазный, громко матерясь, стал топтать его сапогами.
Норд вдруг рванулся к нему, набросился с остервенением. Помазный отбивался ногами, но пёс, который за всю жизнь никого не укусил, в прыжке повис повыше колена. Помазный заорал, сбил собаку кулаком, вскинул ружьё. Тут Александр очнулся и бросился спасать друга.
Норд с лаем вертелся вокруг Помазного, стараясь зайти сзади, Помазный крутился за псом, не успевая поймать его в прицел. Александр бежал изо всех сил, но все-таки не успел нескольких шагов – хлёсткий выстрел ударил по ушам, Норд взвизгнул и кубарем отлетел в сторону. Александр с разбегу толкнул Помазного в спину. Тот полетел плашмя на землю, выпустив ружёе. В момент Александр поднял ружьё, Помазный проворно поднялся с булыжником в руке. Палец сам нажал на курок. Пламя вырвалось из ствола, ружьё дернулось в руках, одновременно дёрнулась голова Помазного, и Александр увидел, словно в замедленном фильме, что лицо человека смазывается и превращается в кровавое месиво. Затем «фильм» пошёл с нормальной скоростью, Помазный рухнул навзничь. Из того, что осталось от передней части головы, пульсируя, била струйка крови, неестественно вывернутая рука подергивала пальцами.
Александр оцепенел с ружьём в руке, ещё не осознавая полностью случившегося. Норд осторожно приблизился к убитому, возбуждённо лизнул кровь.
– Норд, Нордик! Живой!
Александр оттащил собаку от трупа, ощупал, осмотрел, обнял.
– Живой! Нордик, ты живой! Пойдём, пойдём отсюда.
Он быстро зашагал, не оглядываясь, подгоняя Норда, через лес к мысу. Пальцы свело, и только тут он заметил, что всё ещё сжимает ружьё. Перехватил за ствол и с размаху кинул с обрыва. Далеко внизу плеснуло. И тут до него дошло. Ноги стали ватными, он опустился на землю и заплакал.
– Вот всё и кончилось, Нордик, всё кончилось, вся наша счастливая жизнь…
Его тряс внутренний озноб, сил не было, была только тоскливая жалость к себе. Он обнимал, гладил собаку и рыдал. Потом наступило опустошение и усталость, захотелось лечь и заснуть, а лучше умереть…
– И что теперь? Тюрьма? Камера? Это же сто пятая – до пятнадцати лет. Нет, только не тюрьма! Только не тюрьма, Нордик.

Он вскочил, почти побежал в сторону дома. «Бежать! Срочно бежать, – думал он, перепрыгивая через валежины. – Я успею. Самое время, пока дома никого нет. Надо всё продумать. Да, уйду в горы, сделаю землянку – до морозов ещё месяца два. Надо только ничего не забыть, – он ворвался в дом, схватил рюкзак, стал бросать в него вещи. – Так, первым делом соль, спички. Свитер, шапку, рукавицы. Да куда же Зоя подевала зимние вещи? Скоро обед, они вернутся, надо успеть… Ага, вот, нашёл. Еда! Надо взять консервы. Что ещё? Сапоги. Нет, обойдусь. Посуду! Так, кружку, ложку, кастрюлю. Теперь инструменты. Топор, ножовку, нож… – он пошёл в сарай, запихивал всё подряд в рюкзак, сунул в карман ещё горсть гвоздей. – Не забыть бы чего важного». Вернулся в дом, взял шерстяные носки, пачку чая, полбулки хлеба и пакет сахара. Норд ходил следом, понимая важность происходящего. «Вот ещё проблема. Придется закрыть в доме. Уйду по реке, чтобы след не взял. Потом на тот берег и в горы. Главное, подальше уйти, чтобы не нашли». В рюкзак всё не помещалось, пришлось вытряхнуть на землю, уложить поаккуратнее. Вернулся в дом написал записку: «Ушёл на рыбалку на три дня. Не беспокойся. Саша». «Потом найду способ сообщить. Жалко Зою. Ну, пора». Загнал Норда в дом, под его беспрерывный просящий лай вскинул рюкзак.

– Привет, Забда!
Александр чуть не выронил рюкзак. Перед ним стоял Соло.
– Здравствуй, Соло. А я вот, собрался по лесу прогуляться… может, грибы…
– Чего же собаку в лес не берешь? С собачкой в лесу хорошо, она зверя чует. Вон как просится.
– Зоя сказала оставить, – соврал что попало Александр. – Ты знаешь, Соло, я и так задержался, мне идти надо.
– Успокойся, Вождь, никуда тебе не нужно идти. Давай посидим маленько на берегу. У тебя водка есть?
– Слушай, ну какая водка с утра! Приходи вечером, посидим.
– Вечером не надо. Сейчас самое время. Повод хороший.
– Ну, хорошо, есть у меня водка, сейчас принесу. Только давай в лес уйдём, там выпьем, а то Зоя не любит.
– Неси.
Александр мигом сбегал за бутылкой и стаканами.
– А рюкзак где? Соло, куда ты рюкзак дел?
– В сарай отнёс. Пусть там пока постоит. Наливай.
– Так в лес пойдём…
– Здесь наливай, повод есть.
Александр понял, что иначе от гостя не отделаться, налил ему сразу почти полный стакан, себе плеснул чуть.
– Ну, давай! – Александр потянулся чокаться.
– Погоди. Плохо так. Давай присядем на берегу. Река – красиво!
Они пошли на берег со стаканами в руках, уселись. Александр поминутно оглядывался, опасаясь, что вернутся родные или Гамоха.
– Ну что, пьём?
– Я прежде сказать хочу. Нет, я лучше спою. Слушай.
И Соло запел на своем языке  протяжно, спокойно. Потом перевёл:
– Я сижу рядом с тобой
И слышу, как колотится твоё сердце.
Твоя душа, как маленькая испуганная птичка
Бьётся и хочет улететь.
Легко улетать из гнезда, где все тебя любят,
Но как трудно потом будет вернуться.
Можно спрыгнуть с высокого обрыва,
Но нельзя взлететь обратно.
Ты умный человек. Оставайся дома!
– О чем ты, Соло?
Соло не спеша выпил половину водки, прикурил сигарету, затянулся.
– Ты умный человек. Я тоже немного умный, ты знаешь.
– Говори толком, Соло, мне идти пора, – Александр залпом опрокинул свою порцию.
– А вон, Олонко тебе скажет, – обрадовано произнёс Соло, – правда, Олонко?
– Правда. Чистых помыслов тебе, Забда. Наливай, однако, праздновать будем.
– Да что вы всё вокруг да около! – разозлился Александр. – Какой ещё праздник?
– Ты вернулся!
– Да пошли вы… – Александр решительно поднялся. – Пейте сами, мне некогда.
Олонко взял его за рукав, серьёзно сказал:
– Не надо никуда идти. Мы прибрали там всё. Никто не узнает.
– Как? Соло, Олонко, как? Вы видели всё?
– Слышали. Выстрелы неправильные были, собака лаяла – так на зверя не лает. Мы хабуга. Смотреть пошли, «добычу» твою видели, следы видели, всё поняли. Думаем, выручать Змея надо, запаниковал он маленько. Всё прибрали, деревья обратно в землю посадили, пусть растут. Соло тебя задерживать пошёл, а я ружьё доставал, задержался чуть. Вот, пришёл. Наливай.
– А куда вы его… Помазного?
– На пользу пустили, – рассмеялся Соло, – на удобрение. Кедры хорошо расти будут, выше всех вырастут. Это им компенсация за беспокойство.
– Как вы можете об этом так спокойно, да ещё и смеяться?
– А что нам, плакать? Хорошо всё кончилось! Он давно просился вслед за сыном, ты его просьбу исполнил. Воздух в селе чище стал, тайге спокойнее будет. Хорошее дело сделал! Наливай.
Александр потянулся налить, но рука дрожала так, что водка стала расплескиваться. Олонко забрал у него бутылку, разлил по стаканам, себе оставил в бутылке.
– С возвращением, Змей!
– Вы снова спасли меня…
Он проглотил водку, упал вниз лицом, закрылся руками. Слезы сами текли из глаз.

36

Это ужасное происшествие долго преследовало Александра. На людях он тщательно скрывал свои настроения, ночами не давали покоя кошмары: то виделся окровавленный труп, и тогда мучили угрызения совести, то чудились преследования милиции, следствие, суд, тюрьма, и от этого бросало в пот, и сон не приходил до рассвета.
Помазного хватились через несколько дней, но никто особенно не искал. Приезжал милиционер, опрашивал соседей, на этом всё и закончилось. Люди поговорили и забыли. Родственники с Украины выставили дом на продажу через риэлтерскую компанию, но покупатели не находились. Осиротевший коттедж меткое народное слово окрестило «памятником первому буржую».
В самом конце августа отпраздновали новоселье семьи Онгдо. Против ожидания, собралось много людей, особенно молодёжь хабуга. Ира была в красивом платье, и Александр залюбовался своей дочерью. Маленький Има смешил гостей своими высказываниями. Пасхин, как всегда, сказал умную речь в том плане, что молодые семьи, маленькие дети и новые дома – это будущее села.
Гамоху приняли учителем в школу и дали жильё – комнату с кухней в учительском доме с печным отоплением. Петр Иванович по-детски радовался. Александр помог привести квартиру в порядок, и Гамоха уехал в город за вещами.
Теперь Александр с Зоей остались в своём доме одни. Было непривычно пусто, но дела не давали скучать.

Однажды в администрацию зашёл Пасхин.
– Слышали, люди новость обсуждают: по телевизору прошёл сюжет о нефтепроводе, говорят, пройдёт через наш район.
– Ну вот, теперь наш секрет перестал быть секретом, – сказала Майя Михайловна. – Александр Владимирович, надо бы позвонить вашему другу, прояснить ситуацию.
Александр позвонил. Сапрыкин сказал, что по-прежнему толком ничего неизвестно, маршрут ещё не утверждён, есть разные варианты, в том числе и через Верхне-Ольховое.
После работы Александр пошёл к деду. Наступила осень, темнело теперь рано. В сумрачной тишине было немного жутковато. Александр уселся под раздвоенным кедром, прижался спиной и стал ждать.
Дед проявился внезапно. Он стоял напротив Александра на фоне деревьев и улыбался.
– Я рад, что ты пришёл, Забда, – сказал он.
– Почему? – от неожиданности невпопад спросил Александр.
– Не так часто ты жалуешь меня своими посещениями.
– Извини… дела, некогда всё. Не хотел у тебя лишний раз отнимать время.
– Время ценится лишь в земной жизни. О твоих делах знаю. Когда-нибудь ты отсюда увидишь дела человеческие и поймёшь, как много в них бесполезного. Говори, зачем пришёл.
– Скажи, дед, пройдёт нефтепровод через наше село или не стоит беспокоиться?
– Это зависит от людей.
– Но ты же видишь будущее?
– Будущее разное. Оно зависит от того, каким его сделает каждый, от тебя тоже.
– Хорошо, поставлю вопрос конкретно: как мне бороться против строительства нефтепровода на территории хабуга?
– Ты считаешь, что тебе обязательно с этим бороться?   
– Но как же, я ведь вождь, я должен что-то предпринять.
– Ты должен выполнить СВОЁ предназначенье.
– Но как узнать, в чём оно, моё назначение в этой жизни?
– Ты его почувствуешь.
– Как, как я его почувствую, как его отличить?
Но дед исчез, растворился, будто его и не было.
Александр посидел ещё немного, поднялся и с опаской подошёл к краю вырубок. Осторожно раздвинул кустарник, издалека осмотрел место своего преступления. Молоденькие кедры, как и прежде, зеленели на своих местах, и ничто не напоминало о случившемся.

Теперь Александру не давал покоя вопрос: в чём смысл его жизни? Он перебирал в мыслях свои прошлые деяния и ни в одном не находил особого смысла. Говорят, надо родить сына, посадить дерево… Конечно, любовь, дети – важнейшая составляющая жизни, но это как бы обязательно для всех, а дед говорил о личном предназначении.
Вернулся Гамоха. Его привёз вместе с вещами все тот же Михаил Пасхин. Вещей было немного, выгрузили быстро.
– Теперь праздновать, – сказал Гамоха. – Я всех приглашаю сегодня на ужин.
– Может, лучше у нас? – предложил Александр. – У вас ещё не налажено ничего.
– Нет-нет, это моё новоселье, так что, будьте любезны, всей семьей.
Александр подарил Гамохе на новоселье топор.
– Вам, как философу, в деревне это будет незаменимым инструментом. С ним хорошо думается.
– Чрезвычайно полезная для меня вещь, знаете ли! Я вам искренне благодарен. Зимой наколю дров, растоплю печь, буду смотреть в огонь и размышлять о смыслах бытия. Это же удовольствие!
Философ сегодня был в ударе. Он беспрерывно шутил, рассказывал анекдоты к месту, и всем было весело. Когда от еды и коньяка все немного отяжелели, Александр спросил:
– Пётр Иванович, а в чём он, смысл бытия?
– Вопрос, знаете ли, древний, как человечество. Чего я только ни читал по этому поводу. Кто говорит, что смысл в стремлении к Богу, в вечных молитвах, атеисты утверждают, что главное – создать что-то полезное для человечества. Люди мыслящие вечно размышляют об этом. Немыслящим, знаете ли, проще.
– Вы имеете в виду обывателя?
– Нет, эту категорию я вообще не беру в расчёт, я говорю не о людях. Все земные создания просто живут, интуитивно выполняя своё предназначение. Им в этом плане легко, потому что они не размышляют. И только человек думает, что создан для чего-то особенного. Иной всю жизнь валяется на диване, раздумывая о своём высшем предназначении. Я придерживаюсь точки зрения тех философов, которые утверждают, что лишь тот, кто идёт путем интуитивного прозрения, достигает того, для чего и был создан. Узнать верность своего пути можно лишь по непередаваемому наслаждению от результатов труда своего. Но этих результатов нужно прежде достичь. Не каждому, знаете ли, удается.
– Спросить бы на эту тему Антона, он бы сказал.
– Кто это?
– Сокамерник мой – тоже философ, теперь тюремный. Многому меня научил.
– Сикте надо было эти вопросы задавать, – сказал Михаил.
– Да, такие знания ушли с человеком, – грустно сказал Гамоха. – А что же мы! Давайте спросим у его ученицы и, так сказать, прямой наследницы. Уважаемая шаманка, поясните нам, пожалуйста, точку зрения вашей религии на смысл человеческого бытия.
– Вы думаете, я знаю? – ответила Ирка, покачивая на коленке сына. – Сикте говорил,  что свои действия по предназначению человек узнаёт по удовольствию от этих действий.
– И как ты это понимаешь? – спросил Александр.
– Просто. Я, например, когда камлаю, вообще перестаю себя ощущать – чувство непередаваемое. Я уверена, что это моё, ни на что не променяю.

Началась осенняя посадка кедровых саженцев. Александр снова мотался с Василием в лесхоз, до позднего вечера сажал и поливал вместе с добровольцами. По выходным помогали школьники. Александр беспокоился, что кто-то вздумает прогуляться по весенним посадкам туда, где закопан Помазный. Но все были заняты работой, а после просто не было сил на прогулки. Вечерами, оглядываясь на новые ряды саженцев, Александр пытался анализировать свои ощущения. Да, было удовлетворение от сделанного, была радостная усталость в теле, но утверждать, что, восстанавливая тайгу, выполняет своё жизненное предназначение, он не мог.
Александр уже стал злиться на себя, но отвязаться от преследующего вопроса не удавалось. Он ворочался, боясь разбудить Зою, и перебирал в памяти, кого ещё можно спросить. «Ещё мог сказать Загу. Был бы жив Сикте, попросил бы его слетать в то время. Хоть бы приснился этот Загу, что ли».
Сон приснился.

Александр оказался в необычной комнате с круглыми стенами. Приятный свет лился будто ниоткуда, хотя окон вроде бы не было. В помещении появились люди, и он сразу понял, что это его родственники. Он наблюдал за всем происходящим со стороны и как будто сверху, и не удивился, что они его не замечают.
Семья Забды садилась обедать. В столовой зоне их уютно приняли облегающие сиденья, симметрично расположенные вокруг стола эллиптической формы в старинном стиле под дерево. Мать, отец, дочь и дедушка почти одновременно набрали в меню коды желаемых блюд, которые тут же появились из столешницы.
– Может, посмотрим что-нибудь? – предложила дочь.
– Как обычно «Новости науки»? – спросил отец у деда.
Дед молча кивнул. Дочь включила нужную программу на голографе. Над центром стола появилось объемное изображение Марса. Шел рассказ о новых открытиях в Солнечной системе. Затем пошли новости биологии.
– На Земле ничего живого не осталось, а они о биологии говорят, – проворчал дед. – Вот во времена моего деда действительно…
– Подожди, дедушка, это же здорово! Смотри, какая красивая!
В центре стола возникла большая змея. Потом показали остров, покрытый зелёной травой. Александр сразу узнал Дымова, только на месте перешейка был пролив. Красивый синтетический голос вещал:
– Последние сенсационные открытия биологов. Новый, более совершенный сканирующий биоскоп позволил получить и расшифровать информационные потоки, которыми биологические существа обмениваются с информационным полем Земли. Подтверждена старая гипотеза о существовании такого обмена. Учёные считают, что это помогало животным выживать во времена экстремальных изменений климата. И чем древнее организм, тем сильнее его связь с этим полем.
Из живущих сейчас на Земле животных древнейшими являются змеи. Они сохранились лишь в двух местах: в высокогорьях Тибета и на маленьком острове у берегов Тихого океана. Именно на этом, так называемом, «Змеином» острове, почти в центре мегаполиса Владивосток и проводятся эксперименты биологов.
Доктор Дян Бао говорит (появился седой человек азиатской внешности):
– Счастье для человечества, что удалось сохранить этот уголок природы, где до наших дней благополучно дожили два вида змей! Наши открытия информационного обмена с полем Земли раскрывают необычайно широкие возможности для науки и практического применения. Здесь и понимание сущности и смысла жизни, и правильное направление развития человечества, и способы защиты природы от человеческого воздействия.
Диктор продолжал:
– Интересно, что заповедник на Змеином острове был основан более семидесяти лет назад по инициативе жителя Владивостока Юрия Забды. Именно он добился полной изоляции маленького клочка суши от всякого посягательства людей. А толчком к этому послужила книга его отца Александра Забды, всколыхнувшая общественное мнение в защиту природы ещё в начале двадцать первого века.
В настоящее время на острове кроме змей, живут три вида мышевидных грызунов и пять видов птиц, все они скрываются в густых зарослях девяти видов трав, а гнезда вьют в ветвях двух видов кустарников. Такое биологическое разнообразие на столь малой территории трудно отыскать в другом месте планеты.
– Это же про наших предков! Дедушка, это же правда? – воскликнула дочь.
Дед не отвечал. Он неотрывно смотрел в центр стола, где на освещенном солнцем сером валуне лежал, свернувшись, полосатый Змей и, глядя прямо в глаза деду, трепетал раздвоенным языком. Выше Змея проявилось лицо Александра Забды. Его раскосые карие глаза весёлым прищуром, казалось, улыбались своему пожилому правнуку.
– Вот для этого и стоит жить! – промолвил дед.
– Что, деда? – переспросила девочка.
Дед молча смотрел то в глаза Змею, то в глаза своего предка, и только кадык, периодически подскакивающий к подбородку, выдавал крайнюю степень его волнения.

Александр проснулся с ощущением счастья. Он рывком поднялся, сбегал на реку, оделся и сел к компьютеру. Зоя позвала завтракать. Александр не слышал, его пальцы с максимальной быстротой бегали по клавиатуре. Он не в силах был прервать этот процесс – он получал наслаждение!
Зоя подошла сзади, положила руки ему на плечи, взглянула на монитор. Поверх текста крупным жирным шрифтом выделялся заголовок: «Остров счастливого Змея».