Есть у нас народный обычай: одежду покойника раздавать. Обычай странный, видимо, из поколения к поколению он передавался и до нас дошёл.
Я бы и не знал об этом народном обычае, но умер мой друган Петька, и жена его Катерина, как только оклемалась после похорон, раздала всю одежду покойного мужа: кому костюм, кому обувь, даже нижнее бельё Петькино раздала. Ну а мне штаны Петькины достались. И отказаться от штанов-то нельзя было, не хотелось Катерину обидеть и народный обычай нарушить.
Поблагодарил я Катерину за штаны, домой их отнёс, в шкаф положил.
И лежали бы Петькины штаны в моём шкафу, и забыл бы я о них навсегда. Но вот как-то повстречал я Катерину, и вижу, как будто сердита она на меня. И говорит она мне: «Я, Николай, зазря, что ли, штаны-то Петровы тебе отдала, почему не носишь их, поди, брезгуешь, а они почти новые, Петро-то два-три раза всего их и надевал».
Я даже растерялся, хотел что-то сказать в своё оправдание, мол, длинноваты они для меня, укоротить бы их надо. Но не успел, Катерина-то повернулась ко мне спиной и ушла.
Удивился я, а когда пришёл домой, то стал думать, как со штанами-то Петькиными поступить. Выбросить штаны на помойку я не мог: как-никак, Петька моим друганом был, и штаны эти – память о нём. Но и носить Петькины штаны я не мог, уж очень фасон у них был какой-то странный, если не сказать, смешной. Ну и сами посудите: в бёдрах штаны непомерно широки, к низу узки, а в промежности мотня висит. Да и длинноваты мне штаны-то, ведь Петька на целую голову выше меня был.
Но и обижать Катерину мне не хотелось, хотя и вздорная она женщина, и намучился Петька-то, живя с ней, а как-никак, несчастная она вдова моего другана.
Ну и решил я уважить Катерину, снёс штаны в ателье, чтобы их там укоротили по моему росту. Подумал: когда штаны-то укоротят, то уж не будут они такими смешными, и покажусь я в них Катерине, а, быть может, и носить буду.
Но когда я принёс укороченные Петькины штаны из ателье домой, надел их и посмотрел на себя в зеркало, то чуть не умер со смеха: в таких штанах в пору в цирке выступать, людей потешать.
И долго я не решался показаться Катерине в Петькиных укороченных штанах. А показаться-то непременно надо было.
И вот как-то выпил я немного для храбрости, надел Петькины штаны, вышел из дома и к Катерине направился с визитом.
Когда я шёл по улице, прохожие смотрели на меня с любопытством и удивлением, кто-то смеялся, что-то мне вслед говорил, дети показывали пальцем на мои штаны, а одна интеллигентная пожилая женщина в старомодной шляпке остановилась и долго смотрела на меня с сочувствием. А я и не обижался на прохожих-то, понимал их, ведь не каждый день можно увидеть на улице такое чучело.
Катерина встретила меня приветливо, пригласила пройти в комнаты, предложила чаю.
Но когда Катерина увидела на мне Петькины укороченные штаны, с ней случилась истерика. Она то смеялась, то плакала, взмахивала, как бы в отчаяньи, руками, выбежала из комнаты и заперлась в ванной.
А я испугался, в растерянности стоял у двери ванной и не знал, как успокоить Катерину, что ей сказать.
Но вот Катерина, продолжая всхлипывать, прокричала мне из ванной: «Ты, Николай, издеваешься надо мной, что ли, я не для того отдала тебе штаны Петровы, чтобы ты их изуродовал, а чтобы носил и друга своего вспоминал. Подлец ты, Колька, видеть тебя не желаю!»
Ну я и понял: не успокоится Катерина, не выйдет из ванной, покуда я не уйду. Я и ушёл.
А как пришёл я домой, то снял Петькины штаны, и в такое место их положил, чтобы они уж точно никогда не попадались мне на глаза.
А Катерину, вздорную женщину, решил я больше не тревожить ни Петькиными штанами, ни своей персоной.
Но бывает и жаль мне Катерину, несчастную одинокую женщину, и хочется поддержать её, приободрить, но как вспомню о Петькиных штанах, то уж и подойти к ней боюсь.
Не подумайте, что я противник народных традиций. Да и трудно представить нашу жизнь без обычаев, обрядов, ритуалов. Как можно отказаться от пасхальных яиц, масленичных блинов, крещенских купаний, встреч дорогих гостей хлебом-солью, свадебных поцелуев под крики «Горько!» Такие народные традиции объединяют людей, придают какой-то смысл нашей жизни, делают жизнь людей не такой скучной.
Но, к сожалению, есть народные обычаи, уж очень странные, я бы даже сказал, варварские. И почему-то все они связаны со смертью человека, его погребением, поминанием. Вот, хотя бы, наш обычай выставлять покойника напоказ в открытом гробу или заколачивать гвозди в крышку гроба под вой и причитания близких родственников. И эти наши традиционные поминки: долгое, изнурительное прощание с покойным после похорон, на девятый день, на сороковой, в годину – с застольем, обильными возлияниями, с символическим стаканом водки и краюхой чёрного хлеба для покойного. А уж обычай раздавать одежду покойника и вовсе какой-то языческий.
И ведь таких варварских обычаев ни в одной цивилизованной стране не увидишь.
Нет, была бы моя воля, запретил бы я такие, мягко сказать, странные народные обычаи. Но знаю, найдётся много защитников наших народных традиций. И скажут защитники: «Так уж у нас заведено прощаться с усопшими, и не нам нарушать вековые традиции». И Церковь встанет на защиту традиций и пропоёт: «Вечная память! Аминь!»
И подумал я: а ведь и мне скоро предстоит помереть, уж не молод я, и меня по народному обычаю выставят напоказ в открытом гробу на потеху любопытным бабулькам, которые из неприличного интереса будут оценивать состояние моего трупа: посинел, распух, не похож на себя. А кому-то отдадут мои штаны. И я заранее сочувствую тому, кто получит их. Штаны-то мои уж очень непривлекательны: заношенные, засаленные, правая штанина протёрта до дыры, и хотя заштопана мной, но очень неумело.
Нет уж, открытый гроб, заколачивание гвоздей в крышку гроба, поминки с водкой, штаны от покойника – всё это как-то неприлично, похоже на фильм ужасов и против памяти усопшего.
И быть может, пора нам провести ревизию народных похоронных традиций.
А примеры-то цивилизованного, уважительного отношения к памяти покойного есть, но, к сожалению, все они на враждебном нам Западе. Но обращаться к западному похоронному опыту мы не можем – это для нас было бы ниже нашего достоинства. Да и противны нам все эти западные похоронные выкрутасы: чисто вырытые могилы, недоступные для червей, закрытые, как футляры, с маленьким окошечком гробы, учтивые, в строгих костюмах, красавцы-могильщики и отказ от поминок как верх скупости. А ближе нам и роднее открытый гроб, чтоб уж всё было видно и без обмана, могилы, залитые по весне талой водой со всплывающей в ней всякой дрянью, полупьяные могильщики в грязных робах, поминки с шумным застольем, переходящим в состояние невменяемости.
И получается, что мы – заложники наших народных неприличных похоронных традиций.
Прости нас, Господи, грешных и неразумных.