В книгу вошли интервью с учеными, корреспонденции, путевые заметки, дневники автора, охватывающие более пятнадцати лет жизни Объединенного института ядерных исследований – международной межправительственной организации в Дубне. Первая, «научно-мемориальная» часть книги посвящена ученым, именами которых названы улицы Дубны. Во вторую, основную часть вошли тексты, охватывающие 1997 – 2010 годы, не самые легкие для России и других стран-участниц Института в политическом и финансово-экономическом плане. В них заботливо сохранены колорит времени, мысли и чаяния людей, активно включенных в процесс развития науки.
Сталкерам «странного мира» –
журналистам и писателям,
посвятившим свое творчество Науке
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
«Наука в лицах: живые страницы»
Эта книга – о довольно абстрактных естественнонаучных идеях и совершенно конкретных людях, посвятивших этим идеям свою жизнь. С героями этой книги меня не раз сводила судьба научного журналиста. В первую очередь, в Дубне. Во вторую и третью – в научных центрах Москвы и Протвино, Пущино и Новосибирска, Владивостока и Черноголовки. В четвертую и пятую – на научных конференциях в Болгарии и Чехии, в поездках с коллегами по Польше, Белоруссии. В Швейцарии–Франции, на живописных берегах Женевского озера. То есть в тех самых точках роста науки, где сошлись интеллект, энергия воли, целеустремленные силовые поля, где синтез знания равнозначен всем благам мира. Если не выше. И я решил посвятить эту книгу писателям и журналистам, сделавшим Науку главной темой своего творчества, своей Музой. Тем, у кого я учился.
Это Даниил Данин, основавший и обосновавший жанр научно-художественной литературы. Это он постулировал неизбежность «странного мира» в своих очерках, переведенных на многие языки мира.
Ярослав Голованов с его «Этюдами об ученых», в которых, пожалуй, впервые в отечественной эссеистике ученые не выглядят людьми не от мира сего. Сергей Капица, неустанно открывающий очевидное в невероятном и наоборот.
Мне посчастливилось когда-то беседовать с ними, и эти интервью опубликованы в моей книжке «Беседы о Дубне» (2003), которую считаю предтечей нового сборника.
Недавнее знакомство с Владимиром Губаревым… О нем я немного расскажу в одной из заключительных глав. Книги этих авторов давно занимают почетное место в нашей редакции.
Мои коллеги, работающие в газетах и журналах, – Андрей Ваганов, шеф-редактор приложения к «Независимой газете» – «НГ-наука», Александр Леонович, член редколлегии журнала «Знание – сила». Благодаря их участию некоторые тексты, вошедшие в сборник, увидели большой свет в названных изданиях. И они же, вместе с Вадимом Бедняковым, заместителем директора Лаборатории ядерных проблем имени В. П. Джелепова ОИЯИ, – авторы послесловия к этой книге.
Но основным «источником и составляющей силой» этой книги стали, конечно же, публикации в родной газете «Дубна: наука, содружество, прогресс», которую я редактирую с 1996 года и в которую пришел работать в 1972 году. Все эти годы вобрали в себя множество встреч с самыми интересными (для меня) в мире людьми. Но и для них небезынтересно все то, чем занимаются научные журналисты. И я не мог отказать себе в удовольствии представить любимую газету словами ее авторов и читателей – сотрудников Института.
Сообщения об итогах заседаний Ученого совета и научных комитетов, интервью с выдающимися учеными мира, ведущими физиками ОИЯИ, статьи сотрудников Института по научным и социальным проблемам, о культурной жизни в городе всегда давали яркую картину полнокровной жизни прошлых лет… Профессор П. Исаев, Лаборатория теоретической физики имени Н. Н. Боголюбова..
Для польских физиков газета "Дубна" сохранила замечательные страницы, повествующие о сотрудничестве ОИЯИ с университетами и научными центрами нашей страны, о развитии польской атомистики. Авторами этой газеты были практически все ведущие польские физики, и не случайно еженедельник "Дубна" и его сотрудники отмечались наградами Общества польско-советской дружбы, Полномочного представителя правительства Польши в ОИЯИ. Газета внесла большой вклад в такие акции, как проведение Года Коперника по инициативе ЮНЕСКО, Года Польши в ОИЯИ и круглого стола, посвященного сотрудничеству Дубны с польскими университетами, научными центрами и предприятиями… В последние годы многие польские студенты и молодые ученые, которые проходят практику и стажировку в Дубне, участвуют в международных школах, также оставили свои "автографы" на страницах газеты. Таким образом, связь газеты с польским физическим сообществом не только не прерывается, но и крепнет. Полномочный представитель правительства Республики Польша в Объединенном институте ядерных исследований профессор Земовит Попович. Варшава,октябрь 2007 года.
…Наша "Дубна" появилась в Интернете. Я думаю, что это важнейшее событие в истории газеты: из институтской многотиражки она превратилась во всемирное издание. Нет сомнений, что круг ее читателей теперь расширится – ведь полистать любимую газету можно из любой точки земного шара, куда дотянулась телефонная линия. Наверное, в Интернете это одно из немногих изданий, где нет сплетен и надоевшей всем политики. Очень хочется верить, что известность и престиж ОИЯИ возрастут с появлением электронной версии "Дубны". В. Сиколенко, Лаборатория нейтронной физики имени И. М. Франка.
С начала работы в ОИЯИ я – постоянный подписчик еженедельника "Дубна". Читаю газету всегда с большим интересом, благодаря ей узнаю некоторые новости даже раньше директора Института. У газеты хороший стиль, очень корректная, скорее нетипичная для современной журналистики тактичность в работе с авторами, постоянное стремление к развитию, поиску новых форм. И. Мешков, член-корреспондент РАН.
"Дубна" – такая же необходимая часть жизни ОИЯИ, как препринты, библиотека, семинары, конференции. "Дубна" – часть того, что я бы назвал институтским "информационным полем", и без нее это "поле" будет неполным, дырявым. Из недели в неделю она ведет свою летопись будничной жизни науки в ее преломлении через судьбу ОИЯИ и работающих здесь людей и сообщает нам друг о друге, а всем вместе – о нас самих (как сказал бы М. Жванецкий). Дневник нашей с вами жизни – вот что такое "Дубна"… Профессор А. Вдовин, Лаборатория теоретической физики.
Подшивки уже более четырех тысяч вышедших с 1957 года номеров газеты занимают несколько полок, и в каждом из них есть своя изюминка, свой непередаваемый колорит, своеобразная живинка. Например, статья Михаила Григорьевича Мещерякова, впервые опубликованная в нашей газете в апреле 1977 года, – "О времени неповторимом и незабываемом". Это щемящие воспоминания, выверенные до запятой и пропущенные через сердце автора. Историю подготовки этого материала к печати я попытался воссоздать в сборнике, посвященном руководителю научного центра, с которого начиналась Дубна, – одному из ее отцов-основателей. Или "ненаучные" статьи Ильи Михайловича Франка, который с присущим ему чувством сопричастности ко всему происходящему вокруг отзывался на самые животрепещущие события в жизни города. Или ставшие ныне уже хрестоматийными воспоминания Венедикта Петровича Джелепова "Когда Дубны еще не было на карте". Или энциклопедично философские раздумья Александра Михайловича Балдина о путях развития современной физики высоких энергий. Или тонко ироничные заметки Бруно Максимовича Понтекорво о научной бюрократии и… о железнодорожном сообщении между Дубной и Москвой. Или обстоятельные и вместе с тем овеянные духом романтики открытий новых рубежей в науке статьи и интервью Георгия Николаевича Флерова.
Газетные страницы хранят автографы Дмитрия Ивановича Блохинцева, Николая Николаевича Боголюбова, Владимира Иосифовича Векслера, Николая Николаевича Говоруна, Льва Иосифовича Лапидуса, Федора Львовича Шапиро, Ивана Васильевича Чувило и многих других выдающихся ученых, стоявших у истоков развития Института, чьи имена дали название улицам Дубны и аллеям Института. Некоторые из опубликованных материалов вошли в мемориальные сборники, какие-то еще ждут своего часа. Отчасти я попытался восоздать некоторые страницы биографий «отцов-основателей» в первой, «мемориальной» части этой книги, в которую вошли также несколько бесед с академиком Алексеем Норайровичем Сисакяном – директором ОИЯИ с 2006 по 2010 годы, чья безвременная смерть 1 мая 2010-го глубоко потрясла всех, кто его знал.
Во второй, основной части книги читатели найдут тексты, охватывающие 1997 – 2010 годы, не самые легкие для России и других стран-участниц Института в политическом и финансово-экономическом плане. Тематическая и жанровая мозаика этих материалов, так же как и неизбежные повторы, неустранимые логикой редактора, на мой взгляд, компенсируются тем, что они передают колорит времени, интонации моих собеседников, активно включенных в процесс развития науки.
Завершая свое вступление, представлю еще одного «сталкера странного мира», пришедшего в литературу из науки. Геннадий Горелик, физик по образованию и специальности, который живет и работает в основном в США, – его научно-мемуарная и научно-изыскательская работа направлена на устранение «белых пятен» в истории физики, установление новой парадигмы в исследовании особенностей научного творчества. В чем-то он продолжает линию Данина и считает его своим учителем (как сам признался мне в октябре 2005 года в парке на берегу Москвы-реки, прилегающем к «Капишнику»).
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. НАУЧНО-МЕМОРИАЛЬНАЯ
Устные истории Геннадия Горелика
Беседа наша состоялась в Институте физпроблем – легендарном "Капишнике", который Петр Леонидович – с помощью Сталина – построил на Воробьевых горах в 30-е годы. Встрече способствовал Александр Леонович, который, будучи членом редколлегии журнала "Знание – сила", давно дружит и сотрудничает с историком. В частности, он организовал публикацию на страницах своего журнала глав из книги Геннадия Горелика о Сахарове и ряда других его научно-исторических исследований. Получив поддержку американских благотворительных фондов, которые нашли возможным финансировать работу над капитальной биографией Сахарова, Горелик оказался в 1993 году в Бостоне, в Центре философии и истории науки, где смог плотно заняться своей книгой. И с тех пор делит себя между Бостоном и Москвой.
Итак, берег Москвы реки, Воробьевы горы. Затянувшееся бабье лето. Берега пруда, по которому плавают утки и лебеди, усыпаны листьями – могучие липы охраняют водоем. Мы сидим на скамейке и греемся в лучах низкого октябрьского солнца... Не помню, каким был мой первый вопрос, а может быть, его и не было вовсе, а просто сохранилась и воспроизвелась некоторое время спустя, уже в Дубне, первая фраза на пленке диктофона: «...когда я осознал, что "устная история" поможет эти архивы оживить…», – и стала продолжением беседы, начавшейся задолго до этой встречи. Беседы об истории физики как драме идей и драме людей. Здесь надо бы поставить кавычки, потому что определение это принадлежит перу Даниила Данина. И совсем не странно, что будущего автора книги о Сахарове еще в школьные годы «завлекла» в физику книга Данина "Неизбежность странного мира"...
Что касается – "не помню", это так, журналистский прием. Я знал, что в начале 90-х годов, работая над книгой о Сахарове, Горелик неоднократно бывал в Дубне, провел ряд интервью с М. Г. Мещеряковым, Ю. С. Замятниным – однокурсником Сахарова, И. М. Франком, и ссылки на эти интервью содержатся в его книге. Какими он увидел "отцов-основателей" нашего института в Дубне, о чем велись разговоры – такое направление беседе было задано мною, когда мы спускались к прудам по короткому, но крутому и извилистому шоссе, где пешеходная зона была обозначена цепочкой подошв, аккуратно выведенных на асфальте красной масляной краской...
Нашей расшифрованной и слегка отредактированной беседе сейчас хочу предпослать только один тезис. Как бы в порядке оправдания некоторой ее "непричесанности". Устные истории отличаются от написанного тем, что воспроизводят не только канву событий, но и некоторые особенности творческой лаборатории их создателя. И, разумеется, подразумевают наличие слушателя, желательно, находящегося "в теме". В книге есть структура, логика, выстроенная автором иерархическая лестница, ведущая от пролога к эпилогу. В устных же историях сюжеты предстают в живой взаимосвязи, давая простор воображению рассказчика и слушателя. И – всегда остается ощущение недосказанности, остаются в расшифрованной записи беседы белые пятна, к которым хочется возвращаться, чтобы их заполнить...
Случайность как непознанная закономерность
- Сколько лет вы работаете, скажем так, в области истории естествознания, науки и техники, в научной публицистике?..
- Я окончил физфак МГУ, кафедру теорфизики под руководством профессора Соколова и изучал гравитацию под руководством профессора Иваненко. Какое-то время думал - как же не повезло... Когда же занялся историей науки, поменял точку зрения - как же мне повезло, что знаю этих людей не только по письмам в ЦК и прочим архивным документам ... А если бы мне в университетские годы сказали, что буду заниматься историей науки и что, в частности, мой профессор станет действующим лицом этой истории, я бы громко рассмеялся.
В историю я "влип" случайно... Хотя случайность – это непознанная закономерность. Меня очень интересовала проблема размерности пространства. Углубляясь в нее, я обнаружил таинственную работу Эренфеста 1917 года. Ни из чего, вроде бы, не следующая, ни к чему не приведшая, она поставила этот вопрос как физическую проблему. И дала схему решения. Методологию. Так что научный вопрос содержал важную предысторию. Это и стало – в 70-е годы – темой моей диссертации в Институте истории естествознания и техники. Тогда я думал, что временно отвлекся от физики как таковой. Но... как говорится, коготок увяз, птичка пропала. Обнаружилось, что на пересечении точных наук и гуманитарно-неточных обстоятельств, где происходит рождение идеи у человека, связанного с другими людьми и идеями, настолько интересно, что к началу 80-х годов я уже стал историком науки. Это сколько? 25 лет почти.
- Сменились со временем парадигмы. Помните лозунги: развлекая, поучай; доступно и точно о главном в науке; знание - сила?.. Огромные тиражи научно-популярной литературы для всех возрастов и, опять-таки, литературная ниша, в которой честные и талантливые литераторы могли себя раскрыть... Данин, например, – мы с ним встречались несколько раз.
- Да, это ваш очерк о Данине я читал в журнале "Знание – сила"? С огромным удовольствием!
- Спасибо. И как вы сегодня оцениваете состояние этого... Сектора? Сферы научно-популярной?
- Грустное чувство. На территории России с особой силой действует не учтенный классиками закон диалектики – из крайности в крайность. Сейчас понятно, что в советское время страна тратила непропорционально много на физику, такую пропорцию здоровое общество не может себе позволить. И военно-политические мотивы такой щедрости сейчас ясны. Но ведь на те же деньги появилась замечательная научно-популярная литература, журналы... Журнал "Знание – сила" возник, как вы знаете, в 1926 году. Знамение эпохи. Вроде бы, тоталитарный режим, но тогда еще не совсем. 20-е годы – это, все-таки, совершенно замечательное десятилетие. Советская власть фактически деформировала мир общественных интересов в сторону науки. Мы с вами легко согласимся, что это хорошо. Но вот, скажем, этот сектор в Штатах – там много научно-популярных журналов. И некоторые очень хорошего уровня. А пропорция, конечно, гораздо меньше, чем была у нас. Но, может быть, более естественная, потому что в целом роль науки совершенно несомненна и признана. И ее не надо "внедрять", как у нас когда-то. Конечно, нынешнее положение в России, когда тиражи научно-популярных журналов упали в сотню раз, вызывает очень грустное ощущение.
- Но есть и свежие ростки. Об одном из них мы писали в нашей газете – о проекте, который объединил ученых Брукхейвенской национальной лаборатории США и их коллег в нашем ОИЯИ. В результате создан научно-образовательный интернет-журнал для школьников по естественным наукам "Online Science Classroom – Кладезь знаний» .
- Да? Обязательно пришлите!
Каким я увидел в Дубне М. Г. Мещерякова
Занявшись историей ядерного проекта, я скоро обнаружил загадочную фигуру Вернадского. Прежде всего даже не как ученого, а как летописца. У него совершенно замечательный дневник. Он его вел всю жизнь, ни на что не оглядываясь. Например, в конце 30-х годов газету "Правду" именует "Кривдой". Но при этом отмечает, что, вот, мол, идет большое дело, что большевики одновременно что-то уничтожают, а что-то замечательное строят. Человек он был абсолютно независимый, и у него в дневнике есть фразы и относительно Курчатова... такие... нехрестоматийные. Он более чем скептически относился к Иоффе. И я пытался понять, что это значит... И тут я где-то увидел статью Мещерякова о Хлопине. Если не ошибаюсь, в "Природе". Достаточно традиционная в целом статья, но в ней прорывались нотки, которые меня ужасно удивили. Какое-то очень личное ощущение, что он знал этого человека и испытывает по отношению к нему особые теплые чувства. Такой контраст советского юбилейного парадного стиля и глубоко личных воспоминаний...
Я заинтересовался фигурой М. Г. Мещерякова, и обнаружил, что он выходец из Радиевого института. И тогда, набрав из дневника Вернадского несколько, я бы сказал, взрывоопасных мест, попросил его о встрече, чтобы обсудить, что это значит, как он это понимает. Но когда я пришел к нему в кабинет, подумал: "Ну, все, влип". Передо мной за большим столом сидел такой большой советский начальник, от сохи, там, или от станка, не знаю откуда, в общем, такой мрачноватый тип... Думаю, ну как здесь говорить о Вернадском и Хлопине...
- Неужели вы перед этой встречей не поговорили ни с кем из сотрудников М.Г., которые с большим пиететом относились к этому, как вы выразились, большому советскому начальнику?
- Да нет же!
- То есть, он для вас был просто как белый лист?
- Да, и это было к лучшему, – иначе, быть может, я не так бы стремился к нему. Но как только начался разговор... с этим его южнорусским "ховором" – все совершенно стало на место. Он с удивительной для его "рабоче-крестьянского" типа нежностью относится и к Хлопину и к Вернадскому. Например, прозвучала такая фраза: "Вы знаете, они иногда между собой говорили по-французски. И я стал учить французский язык, – мне так хотелось понимать все, о чем они говорят...". Он же из "Таханроха", насколько я помню, из рабочего класса, и вот такое почтение и к знанию, и к стойкости, и к моральной силе его, можно сказать, аристократических учителей подкупало с потрохами.
- Я не случайно задал вопрос, что вы знали об М.Г. до начала вашей встречи. Ведь для Дубны это фигура почти легендарная – один из отцов-основателей Института и города, почетный гражданин, из книги воспоминаний о нем, изданной в ОИЯИ, можно почерпнуть много интересного и неожиданного. И то, с каким пиететом относились к нему его сотрудники, как они и сегодня берегут память о нем в созданной им лаборатории – это дорого стоит...
-...Пожалуй, кое-что я все-таки, знал. Из архива ЦК знал одну замечательную историю, где фигурировал Михаил Григорьевич. Это – секретная история секретной лаборатории Знойко. В МГУ в 49-м году постановлением Совета Министров была учреждена секретная ядерная лаборатория, во главе которой был товарищ Знойко. Никому тогда не известный, сейчас давно забытый. Он пришел откуда-то из черной металлургии, занимался изучением ржавчины... И разбирая в архиве ЦК какие-то жалобы секретаря парткома, я наткнулся на бумагу, где упоминалось, что профессор Мещеряков в таком-то месяце "совершил налет" на лабораторию Знойко. Мещеряков же был заместителем Курчатова. А Курчатова беспокоило то, что происходит в МГУ, – злокачественное противостояние, когда не пускали на физфак сильных ученых физиков... Тогда был деканом Соколов, и ректору МГУ Петровскому не удавалось с ними справиться. Я так понимаю, что Курчатов, Мещеряков пришли на подмогу к Петровскому. И Мещеряков мне об этом рассказывал тоже.
И вот он рассказывает, мол, очень хорошо помню день, в который на ученом совете МГУ закрывалась секретная лаборатория Знойко. Это был день ареста Берии. Смотрю в окно на Манежную площадь: идут танки, военные машины. Думаю, что такое? ...
Мощь его личности подкупала – представитель Советского Союза на американских атомных испытаниях, человек, облеченный доверием, – в обычном представлении это должен быть человек системы. Послушный, так сказать, и все делающий как надо, на высовывающийся... А тут было явно не так. Не укладывалось в какие-то простые рамки.
Для меня знакомство с Мещеряковым было очень важным, потому что отбило охоту рисовать простые схемы... Не укладывался он в стереотип человека системы. И это, кстати, было не в первый раз. Он рассказывал, что когда Берию арестовали, "эти дураки держали меня чуть ли не под арестом, все требовали от меня компромата на Берию. А у меня нет его!". Они, видимо, к тому историческому "разоблачительному" пленуму готовили какие-то факты вражеской деятельности Берии и надеялись, что раз он под непосредственным началом Берии в атомном проекте работал, значит, что-то было не то, а если не было, так надо придумать. А Михаил Григорьевич ничего не хотел придумывать...
Пожалуй, Мещеряков единственный из ветеранов Атомного проекта, с кем я встречался, о Курчатове говорил не то чтобы осуждающе, но с какой-то оговоркой. И оговорка была связана именно с Вернадским. Из дневника следует, что Вернадский видел руководителем Атомного проекта именно Хлопина. И я спросил: "А как вы думаете, разве Хлопин справился бы с реальной ролью Курчатова, который стал, вроде бы, идеальным посредником между Берией и всем этим ведомством? Для Берии он был удобен, потому что делал свое дело, да и физикам подходил, потому что они очень уютно себя чувствовали...". – Он прямо не ответил. – "Понимаете, – сказал он, – Курчатов был человек управляемый. А Виталий Григорьевич не дал бы собой управлять".
В этом и других эпизодах наших бесед я вижу его почтительную нежность к людям русской науки, державшимся таких старомодных, таких обычных, нормальных представлений о том, что хорошо и что плохо.
Дубна подарила мне Хельмута Роттера...
Это была совершенно замечательная история, плод реальной жизни ОИЯИ и подарок судьбы. В 1991 году в результате работы в архиве на Лубянке я напечатал в "Природе" статью "Моя антисоветская деятельность". Один год из жизни Ландау". Через какое-то время получаю письмо на русском языке – с небольшим акцентом, из Германии, автор письма просит разрешения перевести мою статью на немецкий язык. Связались по электронной почте, которая тогда только начиналась. Мне было непонятно, кто этот немец, почему он читает русские журналы, когда Восточной Германии уже нет?.. Со временем я все больше узнавал своего нового знакомого, и на сегодняшний день это один из самых дорогих для меня друзей.
Хельмут Роттер шесть лет работал в Дубне. За это время влюбился в Россию, в историю российской науки, много читал. В Дубне у него остались друзья, один из них Вальтер Фурман присылал ему русские научные журналы. Так он, собственно, на меня и вышел. И в результате перевел не только названную статью, но и книгу, подготовленную на основе моих статей, которые публиковались в журналах "Природа", "Знание – сила". Книга вышла в Германии в 1995 году.
Во-первых, он физик-ядерщик, экспериментатор, во-вторых, человек с непростой судьбой, и здесь личный аспект очень важен. Ему было десять лет, когда окончилась вторая мировая война. Отец его, простой инженер, был арестован советскими войсками в 1945 году и... исчез. Казалось бы, такой факт биографии мог бы омрачить его взгляд на все российское. Ничего подобного. Он мне рассказывал, как на его глазах Германия разделилась. Меня поражало, что совсем другая страна… когда издалека посмотришь, все другое – традиции, культура, а так много общего было в нашем отношении к реальным событиям...
В процессе перевода он мне очень помогал, задавая острые и точные вопросы, иногда стимулировавшие новые микроисследования. Он работал в Дрездене, в том самом Ядерном центре, где знаменитый Клаус Фукс был заместителем директора. И он мне устроил возможность приехать туда, сделать доклад и поговорить с одним из ближайших сотрудников Фукса, что помогло мне разглядеть его трагическую фигуру.
С особенным историко-научным удовольствием я вспоминаю нашу с ним встречу в Страсбурге в 1999 году. В связи с десятилетней годовщиной смерти Сахарова, меня пригласили выступить в Европейском Парламенте. А по Страсбургу мы с Хельмутом ходили, ясно понимая, что именно оттуда идут главные корни Московской физики. Ведь в Страсбургском университете учились физике П. Н. Лебедев и Л. И. Мандельштам. Первый учился у А.Кундта, второй – у Ф. Брауна. И оба учителя были не менее важны для основоположников Московской физики, чем те для своих учеников. Другое поучительное историческое обстоятельство связано с происхождением самой страсбургской школы физики. В результате Франко-прусской войны Германия захватила Страсбург и стала насаждать там сильное Германское образование. Так что сильный тамошний университет – мирный результат военно-политической истории. Так же как у истоков ОИЯИ военно-научное задание и Лаврентий Берия, как главный покровитель. Такова история науки в 20-м веке, в которой соединены черные и белые обстоятельства.
А в наших страсбургских разговорах с Хельмутом оптимизма нам добавляла новейшая история – в Страсбурге, отнятом у Германии после второй мировой войны, воцарился полный мир между народами. И это вполне ощутимо. И очень ободряет... И меня и Хельмута, с которым я состою в переписке и в нежной дружбе, и за все это очень благодарен вашему Институту.
Встречи с И. М. Франком
Илья Михайлович Франк оставил глубокий след в моей памяти. Его учитель С. И. Вавилов – один из моих любимых трудных героев. Солженицын в "Архипелаге ГУЛАГ" представил его эталоном лакейства, сталинского холуйства и так далее. Его брата погубили, а он прислуживает убийцам! Это, конечно, неправильная оценка. Но, порядочно узнав о Вавилове (в немалой степени из того, что писал И. М. Франк), я допускаю, что к концу жизни он сам мог бы горько согласиться с такой несправедливой оценкой. Не согласны, однако, те, кто работали рядом с С. И. Вавиловым, знали его в реальной жизни, видели как он жертвовал собой, как он защищал даже тех, кто ему был не очень симпатичен, но, как он уверен, преданы науке и честно делают свое дело. И я, как историк науки, не согласен.
А знакомство с Ильей Михайловичем и с его нежной, преданной любовью к Сергею Ивановичу, было для меня замечательно в нескольких смыслах. Во-первых, не я с ним познакомился, а он со мной! Звонок: "С вами говорит Илья Михайлович Франк...". То был первый нобелевский лауреат, который позвонил мне. Было отчего растеряться. "Да, слушаю вас, Илья Михайлович".
– Мы готовим сейчас третье издание сборника о С.И.Вавилове. И мне сказали, что у вас есть какие-то материалы, подтверждающие, что Сергей Иванович заступался за репрессированных.
– Да, действительно, есть его письмо в защиту М.П.Бронштейна. Оно сохранилось у Лидии Корнеевны Чуковской, но это копия, не оригинал...".
А это было уже в конце 80-х годов, когда материалы из Лубянских архивов уже вовсю публиковались. И я предложил: "А почему бы вам не обратиться в архив КГБ? Они, думаю, будут рады Вам помочь. Ведь речь идет о событиях давних. И они сейчас с большим удовольствием показывают, как они изменились". Последовала долгая пауза, и затем глуховато: "Я с ними не хочу иметь никакого дела". И по этой фразе нобелевского лауреата можно было представить, что у него на душе накопилось.
Воспользовавшись неожиданным подарком судьбы, я решил обратиться к Франку со своей просьбой: "Илья Михайлович, как я рад Вашему звонку! У меня есть очень интересный документ исторический, и хотелось бы с вашей помощью его лучше понять. А, может быть, он вам пригодится для сборника о Вавилове. Это стенограмма актива в ФИАНе весной 37-го года по следам двух событий – с одной стороны, пленума, на котором врагов народа Бухарина и других передали в руки НКВД, с другой, арест заместителя С.И.Вавилова по ФИАНу – Бориса Михайловича Гессена. На активе многие выступали, в том числе и Вы. Не могли бы Вы посмотреть эту стенограмму и как-то прокомментировать ...". Опять долгая пауза... – "Я там что-то страшное сказал?" – "Да нет, то-то и удивительно. Некоторые упоминали "разоблаченных врагов народа", а вы вообще ни словом об этом не обмолвились. Только о науке, о делах лаборатории ...". "Да нет, то-то и удивительно. Некоторые упоминали "разоблаченных врагов народа", а вы вообще ни словом об этом не обмолвились. Только о науке, о делах лаборатории ...".
Когда я передавал эту стенограмму Илье Михайловичу, то понимал, что не столько жду от него комментария, сколько хочу, чтобы он убедился, что ничего страшного там не сказал. И что Сергей Иванович Вавилов, который там, на активе, называл арестованного по имени-отчеству и заслонял собой лучших людей, заслуживает не только любви но и уважения.
Сейчас меня очень волнует история Ландау
- О чем бы вы еще спросили себя на моем месте?
--Ну, как же? О том, что новенького в вашей творческой лаборатории?
- Ага, это вы себя спросили! Так что читателям не придется упрекать меня за банальный вопрос типа "над чем сейчас работаете"? А если серьезно, какие задачи вы ставили перед собой во время этого приезда в Москву и что собираетесь делать дальше?
- Сейчас занимаюсь темой "вокруг Ландау". Условное название этого проекта "Советская жизнь Льва Ландау и его друзей". То есть здесь главный упор на социальную жизнь науки. Но, поскольку люди науки без науки невозможны, то все это присутствует. Особенно меня интригует такая тема, как стиль личности. Стиль личности проявляется и в науке – это неповторимое своеобразие исследователя. И разные стили очень интересно дополняют друг друга. Даже если сам Ландау, как известно, был ярким приверженцем одного стиля, который он считал правильным, нужным, а все остальные, в лучшем случае, – неправильными. А в худшем случае... Он был очень резким. Но и очень честным – себя включал лишь во второй с половиной класс физиков. А честность – категория моральная... Как она проявлялась в науке и в жизни? Ведь человек науки мог быть, можно сказать, куплен советской властью, теми условиями, которые власть предоставляла для занятий наукой. За счет рабочих и крестьян, скажем. Вот ведь и его – Ландау – Наркомпрос отправил в командировку в Европу, только потом поддержанную Рокфеллеровской стипендией, и растянувшуюся на полтора года. Это фактически был важнейший его университет. Общение с Бором, с Паули, причем общение активное, там же принесшее плоды в виде первых замечательных результатов. Думаю, что Ландау как человек честный, даже слишком честный, по-детски, подростково-честный и в общем очень моральный, считал: правительство, народ отправили меня учиться на свои народные деньги. И это было мощным фактором, поддерживавшим его просоветский пыл. Пока не грянули события, которые его заставили пересмотреть такое отношение... Вот, под таким углом смотреть на его эволюцию социальную, на его поведение в науке, на то, почему у тех, кто его лично знал и кто с ним долго общался, осталось обожание, иногда даже неправдоподобное, а у тех, кто отстоял на несколько шагов от него или знал лишь понаслышке, "поначитке" – порой полное неприятие, чуть ли не отвращение. Понять и объяснить этот парадокс – моя нынешняя задача .
- А есть что-то, чего вы не можете? Чего-то не можете достать, чего-то не можете увидеть, кого-то не можете встретить? Прочесть? То, до чего не можете дотянуться?
- Ну конечно. В истории это сплошь и рядом. Во-первых, архивный поиск. Сколько раз так было: ставлю себе задачу – найти то-то. Приходишь в архив. И находишь совсем другое, а то что искал, еще на десяток лет остается занозой-загадкой... Я стал заниматься биографией Бронштейна, когда понял, что это он первым глубоко осознал проблему квантовой гравитации. Почему именно он? Да еще в 1935-м. И почему никто не знает? Как это могло получиться? Это же очень поучительно и важно. Я стал вникать, почему, что им двигало, как складывалась эта история. И конечно, когда речь идет о судьбе человека, погибшего в тридцать лет в нашем 1937-м году, это все очень социально. Я понимал, что в то советское время материал был, что называется, не для печати. И вдруг, как будто специально для меня, партия и правительство объявили перестройку и гласность, и моя тема стала вдруг на редкость горячей и, как бы сейчас сказали, "продаваемой". И тогда именно я открыл для себя возможность и совершенную необходимость "устной истории". Понял, что это некий род экспериментальной истории науки. Но это касается лишь относительно недавней истории.
- Такой замечательной возможностью я часто пользуюсь. Вот, скажем, сейчас живу в Бостоне и общаюсь с Ласло Тиссой. Он на год старше Ландау, ему, значит, сейчас 98 годиков. Но Бог позволил ему сохранить ясный ум. Совершенно замечательный свидетель. Он уехал из России в 37-м году, пробыл два года аспирантом в Харькове у Ландау, и никогда больше в Россию не возвращался и Ландау больше никогда не видел.
- Или вот эта хозяйка милая моя, Зинаида Ивановна. Она очень непретенциозна, что называется. И не считает себя историческим деятелем и смущается, когда я ей говорю, как важны ее рассказы о Ландау. А она его знала просто как друга своего мужа, с которым они ездили в отпуска, в горы ходили и так далее, – который был для нее очень милым знакомым. Она первая, кто решился обсудить и защитить странные и пугающие многих взгляды Ландау на любовь и брак.
В сборнике воспоминаний о Ландау 88-го года, где все писали о физике, в основном, она рассказала об этих его взглядах, хотя и не принимая их, но понимая и объясняя чистоту его позиций. И она мне очень помогает как раз тем, что рассказывает о разных мелочах, о штрихах. А из этих штрихов только и возникает образ. В начале 50-х она была библиотекарем в Институте физпроблем, и ее пытались завербовать в сексоты. Как это было и как она отказалась? Я ее спросил, не было ли страшно. Она ответила:
"Нет, почему-то не было страшно. Я знаю, что такое страх. Вот, когда эвакуировали из Ленинграда, наш эшелон застрял на станции, я видела в окне море вагонов, и началась бомбардировка. Во рту пересохло, коленки подгибаются... Вот это был страх. А тут не было!"
Ее уволили, сказав, что библиотекарь отныне должен быть засекреченным, а у нее что-то не засекречивается. Когда Капица вернулся, она начала работать в редакции ЖЭТФ. Для нее мои герои, мои персонажи Капица, Ландау, Евгений Львович Фейнберг – просто близкие люди. А для меня это замечательная возможность почувствовать их такими. И я азартно этой возможностью пользуюсь.
Ну и у вас в Дубне... Франк, Замятнин, Мещеряков... Это были совершенно незабываемые встречи... Мне иногда немного жаль, что в жанре истории науки надо проявлять некую сдержанность, личные эмоции отходят на второй план... Отвожу душу только в журнале "Знание – сила"...
- А надо ли?! Я понимаю, что если вы ориентируетесь на научную публику – то да, это мне хорошо знакомо, об этом еще Данин в известном вам интервью объяснял мне, что книги об ученых-современниках писать очень трудно, потому что вокруг их идей все еще сшибаются копья... Но читают-то ваши книги и люди, не погруженные в науку, которым больше интересно другое… И, может, через "драмы идей – драмы людей", как любил повторять Даниил Семенович, они начинают понимать и ценить науку...
- Я с вами совершенно солидарен, для меня эмоциональная составляющая науки и научного поиска – важнейший элемент. Есть только фактор, который побуждает к сдержанности. Когда вместо четкой аргументации вдруг начинаешь сбиваться на свои эмоции, то у читателя возникает сомнение: что-то здесь не так, больно пылко... Как найти баланс, чтобы ответить на простой, вроде, вопрос – а что их в науку так тянет-то? Почему это так интересно? Вот я себе представляю, что для жены Ландау, для Коры, это была неразрешимая загадка: почему он с этим Женькой Лифшицем времени проводит больше, чем со мной?
Конечно, по-настоящему, полностью, это объяснить невозможно. Это может понять только тот, кто уже там. Но тому, кто не там, я думаю, все-таки можно помочь понять то, что трудно представить. Словами известного афоризма Ландау о науке 20-го века. Я сам когда-то на это попался – благодаря книге Данина "Неизбежность странного мира". Не помню сейчас, чем именно она подцепила меня. Какое-то пронзительное ощущение этого "странного" мира, где есть истина, есть поиск истины, и драматизм этого поиска... Что там, внутри атома... Данину это блестяще удавалось. Отчасти причина в том, что он физик по образованию.
Надеюсь, и мне в изысканиях по истории науки помогает то, что когда-то вкусил от этого дела. Поэтому и к ошибкам-заблуждениям относишься уже с уважением. А как только слышишь юбилейное славословие – все умирает! Драматизм возникает, только когда ты знаешь, например, что когда Бор покушался на закон сохранения энергии, он был прав, у него были основания. Да. Эта гипотеза рухнула, потому что появились другие еще более серьезные основания. Вот это ощущение живого дела, я очень стараюсь передать, и понять прежде всего.
Комментарий Александра Леоновича.
Лет десять назад, можно сказать, на пике нашего с Геннадием Гореликом творческого взаимодействия, у нас состоялась запомнившаяся мне беседа. Разговор шел об упадке общественного интереса к науке, о разочаровании в ее возможностях и даже росте недоверия к ней, о сворачивании государственной поддержки научно-популярной прессы и ее весьма туманном будущем.
Геннадий Ефимович на тот момент ясно сформулировал свое представление о проблеме: "Популяризация – способ объяснить обществу, зачем ему нужна наука. Кто же наиболее заинтересован в этом объяснении? – Ученые".
Увы, ученые не всегда хотят, а когда хотят, не всегда могут говорить о науке так, чтобы быть услышанными и понятыми. Мне вспомнились слова Эйнштейна о том, что хуже всех о рождении новой научной идеи рассказывает ее автор и что историки науки способны глубже проникнуть в процесс размышлений ученого, чем он сам.
Геннадий Горелик – историк науки, взявший на себя еще и весьма нелегкий труд ее популяризации. В каком-то отношении он продолжил данинскую традицию, добавив к ней сильную социальную составляющую. "Отдуваться" ему приходится и за ученых, и за журналистов. Я очень рад, что в круг его творческих интересов оказалась вовлеченной Дубна с ее обитателями.
На мой взгляд, когда наука предстает через устремления своих творцов, через перипетии их судеб, мотивы их действий, их поступки в сложных жизненных обстоятельствах, она воспринимается непосредственнее, чем через беспристрастные перечни фактов, достижений и открытий. Быть может, тогда-то и становится понятнее, зачем она нам всем нужна.
Устные истории Геннадия Горелика встраиваются, пусть небольшими фрагментами, в так необходимую нам летопись науки. Эти "живые страницы" – "наука в лицах", – думаю, служат той же важной задаче неотчуждения от нас науки и тех, кто ее творит.
Москва–Дубна, осень 2005.
Знакомых улиц имена: классики и современники
В книге «Беседы о Дубне», вышедшей в 2003 году, есть глава «Знакомых улиц имена». Она посвящена ученым, давшим свои имена дубненским улицам и проспектам, – Д. И. Блохинцеву, Н. Н. Боголюбову, В. И. Векслеру, Б. М. Понтекорво, Г. Н. Флерову, И. М. Франку. За последние годы этот список пополнился новыми названиями – на карте города появились улицы Балдина, Мещерякова и Джелепова, написаны и изданы целые тома, посвященные жизни и деятельности этих выдающихся ученых, прошли мемориальные конференции и семинары, на которых было рассказано много нового и порой неожиданного. И я решил дополнить прежнюю главу сборника, уже осевшего на книжных полках, новым содержанием.
Иногда я пытаюсь забыть, что родился и вырос в Дубне, и взглянуть как бы со стороны на людей, с которыми каждый день здороваюсь по дороге на работу и с работы, на зеленые ее улицы, дома, которые росли на глазах моих ровесников. И тогда мне приходят в голову строчки Всеволода Овчинникова, писателя, до тонкостей изучившего психологию жителей островных государств – "туманного Альбиона" и "страны восходящего солнца". Чем-то коренное население нашего молодого островного города, со всех сторон окруженного водами рек Волги, Дубны и Сестры, вековыми болотами и смешанными лесами, выросшими на моренных грядах доисторического ледника, напоминает англичан и японцев, уверенных в непоколебимости и неповторимости своего бытия. А ведь городу-то – всего за пятьдесят… Он на шесть лет моложе моих одноклассников.
В отличие от "номерных" городов, опоясанных колючей проволокой, Дубна строилась как город большой Науки, и чем-то сродни новосибирскому Академгородку с его проспектом Лаврентьева, компактному подмосковному Протвино, еще не успевшему в силу своей молодости обзавестись мемориальными табличками, первенцу советской мирной атомной энергетики Обнинску и соседствующему с ним Биоцентру в Пущино. И даже роскошный в пору ранней осени дальневосточный Академгородок, в котором мне тоже посчастливилось побывать (на ближних подступах к нему тогда, в восьмидесятых, огорошивала плакатная ленинская цитата "Владивосток, конечно, далеко, но ведь город-то нашенский!") – как ни странно, напоминал о Дубне, до которой было девять часов лета.
Напоминали в этих городках о Дубне и встречи с учеными, многие из которых бывали на нашем острове неоднократно, и параллели исторического развития, своеобразные закономерности противоречивой эпохи, и общая устремленность в будущее, попытки найти пути выживания в условиях российского экономического хаоса конца прошлого века.
Есть в Пущино проспект академика Г. М. Франка, которому принадлежит огромная роль в создании Биоцентра. Глеб Михайлович – старший брат основателя дубненской лаборатории нейтронной физики нобелевского лауреата академика Ильи Михайловича Франка. Есть улицы В. В. Виткевича – организатора и первого директора радиоастрономической станции ФИАН СССР, организованной еще в "допущинскую" эпоху, академика Н. Д. Иерусалимского – организатора и первого директора Института биохимии и физиологии микроорганизмов...
Мы живем на речных берегах Волги и Оки и по мере наших сил стараемся сберечь то, что подарено нам природой. По мере сил – это относится к степени желания, а формы каждый выбирает сам. С левого берега Волги, напротив стрелки – устья реки Дубны, хорошо виден Ратминский бор, усилиями наших «зеленых» получивший статус природного заказника. С высокого пущинского холма открывается живописная картина – Приокско-Террасный заповедник...
Если бы Дубну начали строить в 60-е годы, она оказалась бы очень похожей на Пущино. А биоцентр, начнись он в то же время, что Дубна, так же, наверное, встречал своих гостей разнообразием архитектурных стилей и обилием пристроек. Но тогда, в конце 40-х, когда закладывался ядерно-физический центр на берегу Волги, судьба биологической науки решалась не в исследовательских лабораториях и проектных бюро, а в послевоенных "шарашках", на высоких политических трибунах, на страницах отнюдь не научных газет и журналов. Трудно удержаться от цитаты, дающей достаточно полное представление о том времени:
"В июле прошлого года состоялись два знаменательных съезда ученых биологов. Один – на берегах прохладных фиордов, в Стокгольме, и назывался он - восьмой международный генетический конгресс. Другой – в солнечной июльской Москве – сессия Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина.
На стокгольмском конгрессе было прочитано 218 докладов – все они знаменовали собой полнейший маразм научно-исследовательской мысли, тупик и бесперспективность, воинствующую реакционность идеалистической "науки" Менделя – Моргана.
На сессии академии в Москве был сделан доклад, открывший огромные творческие перспективы, и вся многодневная работа сессии стала демонстрацией торжества мичуринской биологической науки, этой глубочайшей теории, неразрывно связанной с повседневной жизнью народа".
Так начиналась статья Г. Фиша "Наука жизни и воинствующие мертвецы" в 8-м номере журнала "Знамя" за 1949 год .
Оставалось всего несколько месяцев до пуска синхроциклотрона в Ново-Иваньково. Физики были защищены от идеологического мракобесия покровом секретности – защита тоже недостаточно надежная, ведь некоторые из них посягали на "святая святых" – законы марксистской диалектики – а биологам защититься не удалось, их наука оказалась отброшенной на многие годы назад...
Оторвавшись от "пущинского" блокнота, вернусь к своим дубненским архивам. Один из основателей города член-корреспондент Академии наук Михаил Григорьевич Мещеряков в 1987 году писал:
"Да, в то время тяжелые тучи обложили наш научный небосвод. Агроном Лысенко громил генетику, философ Максимов на страницах центральных газет яростно выискивал идеализм в теории относительности. Сейчас кажется бредом, но это было – один высокопоставленный начальник, столь же сиятельный, сколь и далекий от науки, рассматривая сметную часть технического проекта шестиметрового синхроциклотрона, выразил сомнение в правильности расчетов траекторий протонов в этом ускорителе по формулам релятивистской кинематики на том основании, что эта наука, как ему казалось, грешила идеализмом. Развитая в 1948 году оболочечная модель ядра кое-кому казалась идеалистической только потому, что в ней фигурировал термин "магические числа нуклонов на оболочках"...
И тем не менее с физикой у нас не произошло ничего, хотя бы отдаленно походившего на то, что случилось с генетикой на зловещей сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук в 1948 году. Сказалась здесь позиция наших крупнейших физиков, с большим гражданским мужеством отметавших наскоки на теорию относительности. Однако значительно большую роль сыграло опасение деятелей ведомства, руководившего Атомным проектом, считавших, что расплывчатые дискуссии между философами и физиками отвлекут последних от решения конкретных, куда более актуальных проблем, не терпящих никаких отлагательств. Помнится, как однажды, слушая разговор о якобы идеалистических уклонах некоторых наших физиков, Б. Л. Ванников привел мудрую восточную пословицу: "Не важно, какого цвета кошка - белого или черного, важно, чтобы она ловила мышей".
Мы уже привыкли ходить по улицам нашего детства, названным именами ученых, коим город обязан своей жизнью. Все они участвовали в создании атомного щита страны, в развитии атомной науки и техники, авиа- и ракетостроения, международного сотрудничества ученых. Их имена – навечно в истории науки, в истории нашего Института и города.
Они жили рядом с нами – классики и современники.
"Синхрофазотрон – огромный ускоритель. Его магнит весит 36 тысяч тонн, и эта цифра до сих пор не превзойдена в Книге рекордов Гиннеса. Строители недоумевали – такое огромное круглое здание, такой гигантский завод, а где же железнодорожные пути, по которым будут вывозить отсюда готовую продукцию? Их недоумение в то время еще более усугубилось, если бы им объяснили, что "продукцией", которую получат физики на этой гигантской машине, станут стопки научных трудов и препринтов…"
А. М. Балдин
Эта улица Дубны получила свое название сравнительно недавно. И ведет она к Лаборатории физики высоких энергий. Той самой, сначала ЭФЛАН, потом ЛВЭ, где в 1957 году был пущен знаменитый синхрофазотрон – ускоритель, ставший вместе с первым советским спутником одним из символов послевоенного расцвета мирной науки.
Улица носит имя академика Александра Михайловича Балдина – выдающегося российского физика, известного своими работами в области физики элементарных частиц, ядерной физики и теории ускорителей. Кстати, еще будучи младшим научным сотрудником в Физическом институте Академии наук, он принимал участие в физическом обосновании синхрофазотрона, и его работы конца 40-х – начала 50-х по теории движения частиц в циклическом ускорителе привлекли внимание известных специалистов. Пути судеб людских неисповедимы, хотя и предсказуемы. Спустя без малого сорок лет, он станет третьим директором лаборатории, которая ныне носит имя Векслера – Балдина, и проведет этот корабль в течение почти тридцати лет…
Мне довелось слышать многие доклады и выступления Александра Михайловича в разных аудиториях и лично общаться с ученым, читать его только что опубликованные научные статьи и воспоминания об учителях в науке и старших коллегах, но сейчас почему-то вспоминается дубненская весна середины семидесятых… Школьные каникулы, заполненная старшеклассниками дубненских школ большая студенческая аудитория в филиале МГУ в Дубне… Академик Балдин рассказывает школьникам о том, как создавалась лаборатория высоких энергий и попутно старается дать представление о том, что представляет из себя современная наука. Он держится свободно и просто, легко завладевает вниманием аудитории.
Синхрофазотрон – огромный ускоритель. Его магнит весит 36 тысяч тонн, и эта цифра до сих пор не превзойдена в Книге рекордов Гиннеса. Строители недоумевали – такое огромное круглое здание, такой гигантский завод, а где же железнодорожные пути, по которым будут вывозить отсюда готовую продукцию? Их недоумение в то время еще более усугубилось, если бы им объяснили, что "продукцией", которую получат физики на этой гигантской машине, станут стопки научных трудов и препринтов…
И еще один случай из серии курьезных. Когда периметр технической площадки ЛВЭ замкнули бетонным забором, внутри его оказался огромный лось. Эти животные, следуя каким-то своим инстинктам, в те времена часто переплывали реку Дубну, на берегу которой стоит лаборатория, и один из них оказался пленником. Конечно, это не самый дешевый способ охоты на лосей, не преминул пошутить академик, и юная аудитория по достоинству оценила его юмор…
Приняв от своих предшественников – Владимира Иосифовича Векслера и Игоря Васильевича Чувило столь весомое и, главное, уникальное наследие – синхрофазотрон, А. М. активно приступил к сохранению и преумножению как всего ускорительного комплекса, так и базы экспериментальных исследований в области физики ядра и частиц. В начале 70-х годов он определяет долгосрочные цели исследований по релятивистской ядерной физике – новому научному направлению, основанному на стыке физики атомного ядра и элементарных частиц. Впервые в мировой ускорительной практике на синхрофазотроне были получены пуски релятивистских ядер, движущихся со скоростями, близкими к скорости света, и энергиями порядка нескольких гигаэлектроновольт на нуклон. Сегодня это направление стало существенной частью программ исследований в крупнейших ускорительных центрах мира.
Ученым такого масштаба свойственно заглядывать далеко в будущее, ориентируясь при этом на самые современные тенденции развития техники и технологий. И в 80-е годы А.М. вместе с командой единомышленников – специалистов по физике и технике высочайшей квалификации приступает к созданию специализированного ускорителя релятивистских ядер. Новый ускоритель именуют нуклотроном (ускоряющий нуклоны). Магнитную систему решают создавать из сверхпроводящих элементов. В лаборатории разворачивается целое производство – проектируются и закручиваются сверхпроводящие обмотки магнитов из сверхпроводника, приобретаются и монтируются гелиевые ожижители, на промышленных предприятиях, расположенных по соседству с Дубной, и в Опытном производстве ОИЯИ создаются вакуумные кожуха и необходимая оснастка… Это целая эпопея, этапы которой разворачивались на моих глазах.
Героев этой "ускорительной саги" автор ее – академик Балдин расставил по ключевым сюжетам. Для нового ускорителя не пришлось строить специальное помещение. Использовали кабельные каналы – идеально круглый коридор, расположенный в подземелье под магнитом действующего синхрофазотрона. С запуском и развитием нуклотрона в 90-е годы лаборатория Балдина получает качественно новые возможности для изучения свойств атомных ядер. По сравнению со своим предшественником – «царем-ускорителем», как именовали некоторые физики синхрофазотрон (вполне прозрачная аналогия с царем-колоколом и царь-пушкой), нуклотрон оказался гораздо более экономичным в эксплуатации, поскольку потреблял на порядок меньше электроэнергии, а эти затраты уже никак не вписывались в более чем скудный бюджет лаборатории в середине 90-х годов…
Имя академика Балдина носят не только улица, с которой я начал свой рассказ, и лаборатория физики высоких энергий. В научном мире есть замечательная традиция присваивать имена ученых семинарам, конференциям, которые они основали и регулярно проводили. Так, в Дубне и Киеве регулярно проходит Боголюбовская конференция в память о гениальном математике, физике, механике Николае Николаевиче Боголюбове, многолетнем директоре ОИЯИ. Широко известны в научном сообществе семинары памяти Ильи Михайловича Франка, Флеровские конференции. Но эти свои названия научные форумы получили уже после ухода из жизни основателей фундаментальных естественнонаучных направлений. А еще при жизни Александра Михайловича основанный им международный семинар по проблемам физики высоких энергий, первое заседание которого состоялось в 1969 году, уже где-то к началу 80-х получил неофициальное название "Балдинской осени", которое так прочно за ним закрепилось, что уже начинает фигурировать в официальных бумагах.
…На церемонии открытия 17-го Международного семинара по проблемам физики высоких энергий произошло некое событие, вышедшее за рамки привычного, создавшее прецедент. Открылась дверь конференц-зала ЛТФ и в аудиторию постепенно просочилась большая группа юношей и девушек – студентов УНЦ и новых кафедр Университета "Дубна". Для многих из них это была первая международная научная конференция. Зал сразу и заметно помолодел. "Балдинская осень", наряду с привычным для времени ее проведения лиственным раноцветьем, радушно приняла в себя и весеннюю поросль…
Дальнейшее место действия – палуба прогулочного теплохода, куда переместилась в один из дней мемориальная часть конференции. Особенности моих встреч с участниками конференции на борту и на берегу Волги заключались в том, что я больше прислушивался, чем спрашивал, попытавшись воссоздать "кулуарную" атмосферу конференции.
Беседа элегически-ностальгическая
Профессор Бронислав Словински – ветеран ЛВЭ и ОИЯИ, один из тех польских физиков, которых с Дубной связывают не только воспоминания, но и совместная работа сегодня.
- Сначала о Дубне... Я здесь начинал в 61-м году дипломником. Там, где кончался город и шла дорога на ЛВЭ, стоял деревенский дом с журавлем, на месте строительной конторы. Природа была еще дикая, но очень приятная...
Что же касается Балдинского семинара, он очень престижный. Я бы сказал, потому, что Балдин - это один из выдающихся эрудитов и творцов физики. Это общепризнанный факт, и не надо бояться, что в этих словах есть некоторое преувеличение...
...А еще помню, очень давно, вокруг восьмой школы был песчаный пустырь, и мы с Леней, – он кивнул в сторону присоединившегося к нашей беседе Леонида Сергеевича Золина, – сажали там деревья. Казалось, маленькие палочки, какая будет от них польза? А сейчас я вижу настоящий парк!
Л.З. Нам надо эти общественные традиции поддерживать, и надо бы табличку поставить, в память о тех, кто сажал эти деревья... "Балдинская осень" – тоже, своего рода, дерево, растущее вверх, вглубь и вширь. Александр Михайлович – выдающийся энциклопедист. Его комментарии никогда не касались каких-то частных проблем физики, напротив, они создавали ее глубинное, философское наполнение.
Б.С. Я учился на пятом курсе, и тогда еще доцент Балдин ввел в программу совершенно новое для своего времени направление – квантовую теорию поля. Он с таким азартом это делал! У него были знания систематизированные, и он знал место каждой темы, каждой концепции, был чужд всякой фрагментарности. Уже позже, в Дубне, в его выступлениях тематика лаборатории и Института всегда была в контексте общей картины мироздания, Природы. Помню, как он учил студентов, что экспериментатору не надо быть "прибористом". Если вы исследуете Природу, то не ставьте во главу угла характеристики приборов. Это должно быть описание Природы. Это общая и главная задача. И все время повторял: "Не переставайте читать!".
Л.З. Хорошая академическая традиция – уважительное отношение к семинарам. На своем семинаре, который в лаборатории основал Александр Михайлович, он обязательно старался присутствовать. Это великое дело, потому что тянутся люди к творческой личности... Если же руководитель семинара сам пропускает занятия, то семинар начинает глохнуть. Он всегда придавал этому большое значение. Это вообще характерно для академической науки. Это очень правильная традиция.
Б.С. Систематизация знаний, выстраивание иерархической системы – это значило, по Балдину, для частной информации найти общий фон...
Л.З. У него был очень четкий методологический подход: наука по принципу пирамиды. Внизу какие-то детали, частные направления, в вершине – самые общие законы симметрии. Он всегда начинал с этого образа и проводил аналогии: теория поля – квантовая электродинамика –теория сильных взаимодействий... Это очень важно для формирования правильных представлений, особенно у начинающих физиков. В этом плане он был уникальным человеком, и сейчас его очень не хватает...
Б.С. Иногда спрашивают, что, устарел Институт, стареют люди? Но культура великих эрудитов просто так не уходит. Еще есть в Дубне очень много компетентных людей. И довольно щедрых на идеи, всегда готовых обсудить их, дать глубокий квалифицированный совет. Сюда еще специализация и глобализация не дошли...
Л.З. Александр Михайлович – представитель той школы основ физики, которая начинается от самых общих положений. Это очень важно. Есть такая логика. Если люди это теряют, они становятся узкими специалистами (которые, по определению К. Пруткова, подобны флюсу – их полнота односторонняя... – Е. М.).
Многие из участников этого научного форума характеризовали академика Балдина как одного из последних энциклопедистов, физика-теоретика, чрезвычайно тонко чувствовавшего эксперимент, щедрого учителя и человека с благородным сердцем. Его сердце особенно остро реагировало на драматические изменения в обществе, которые больно ударили по науке.
Александра Михайловича отличала высокая, я бы сказал, гуманитарная культура. Помню, как в одну из наших первых встреч меня поразила его глубокая начитанность. Он легко цитировал лучшие русские переводы Гете, прекрасно знал и широко использовал в беседах, лекциях, докладах, популярных статьях русскую классику. Он был благодарным учеником и требовательным учителем. Его трепетное отношение к своим учителям в науке Скобельцыну, Маркову, ко всей блестящей плеяде физиков ФИАН, собранной Сергеем Вавиловым, в свою очередь передавалось и его ученикам. Их было немало – десятки докторов и кандидатов наук, выросших под крылом мудрого учителя. Он часто утверждал, что создание и развитие ЛВЭ имело глубокие корни в научно-техническом наследии России и совпало с периодом бурного развития ядерной физики в Советском Союзе.
"Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой" – этот девиз мог бы стать, а, может быть, и был, его жизненным кредо. Мастер спорта и чемпион СССР по альпинизму в 1952 году, он укреплял в этом своем хобби целеустремленность, мужественность и умение принимать решения – качества, в полной мере востребованные в период научного лидерства и нелегких испытаний. Высокий гражданский темперамент не позволял ученому замыкаться в рамках фундаментальной науки, и он уделял пристальное внимание созданию ядерно-энергетических установок, управляемых ускорителем, проблемам безопасной переработки радиоактивных отходов – так называемой трансмутации , радиационным исследованиям для космических полетов. А. М. поддерживал активное сотрудничество со специалистами Института медико-биологических проблем, с коллегами из Академии медицинских наук, поощрял в своей лаборатории многие направления научных исследований, которые находили применение в смежных областях науки, техники, народном хозяйстве.
"Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман…". Эти пушкинские строчки я несколько раз слышал от Александра Михайловича по разным поводам. Везде они были более чем к месту. Блестящие образцы его научно-популярной прозы разбросаны по многим сборникам, монографиям, посвященным выдающимся российским ученым. Он читал лекции в МГУ, МИФИ, Учебно-научном центре ОИЯИ, на многих международных школах физиков. В Дубне им была создана научная школа, включающая теоретиков и экспериментаторов, специалистов по ускорительной технике. Отчасти и его самого касались слова, которыми он заключил воспоминания о Владимире Иосифовиче Векслере:
"…Я хочу подчеркнуть лишь смелость, неожиданность решений и заразительную динамичность В. И. Векслера. Фраза: "Действуйте смелее, у вас получится", – и выражение лица Владимира Иосифовича, когда он ее произносил, у меня часто всплывали в памяти с трудные минуты, особенно после того, как на мои плечи легла ноша, которая была нелегка даже для него, – ноша директорства в ЛВЭ".
26 февраля, в день рождения Александра Михайловича, его ученики, коллеги, друзья собираются в лаборатории, которая носит имена Векслера и Балдина, чтобы отдать дань той преемственности в эстафете научных идей, которую заботливо поддерживал академик Балдин. Об этом были и его последние публичные выступления.
О науке, жизни, учителях...
Последнее публичное выступление академика А. М. Балдина состоялось 28 февраля 2001 года на семинаре, посвященном его юбилею. В этом исповедельном по сути выступлении содержатся важные оценки роли науки и ее истории, в нем отражается незаурядная личность Александра Михайловича Балдина и обаяние его живой речи.
Знаете, я сейчас не могу произносить речей. Я слишком взволнован потоком таких приветствий, тем, что меня на такой пьедестал ставят. Это, конечно, подавляет, потому что совсем не так я себя оцениваю, как оценивают меня такие вежливые и очень лестные для меня телеграммы и поздравления. Но я хочу серьезно, очень сильно поблагодарить коллектив Дубны, ОИЯИ и его руководителей. Особенно я хочу помянуть добрым словом Николая Николаевича Боголюбова, который в значительной мере меня и создал.
Он заметил меня, когда я приезжал в теоретическую лабораторию. Меня сделали членом ученого совета лаборатории еще в 1958 году. А в 1960 году мне крупно повезло. Была направлена первая большая делегация в Америку. Руководил делегацией Дмитрий Иванович Блохинцев. Владимир Иосифович Векслер был среди ее руководителей. Там было много разных обсуждений. У меня получилось так, что я почерпнул культуру дубненскую, дисперсионную, и применил ее к фоторождению мезонов, которое тогда было одной из центральных проблем. Этой проблемой я занимался около 10 лет. На этой конференции я много раз выступал. Я владел английским, а тогда мало кто его знал. (До этого я еще был в Англии и жил там некоторое время.)
На конференции крупнейшие физики, такие как Фейнман, начали задавать вопросы, из которых я понял, что они “дисперсионщину” в таком виде, как знает школа Боголюбова, не знают. Бете тоже вдруг этим очень заинтересовался. На такой интерес к моим выступлениям обратили внимание Николай Николаевич и другие члены делегации. Он мне сказал: "Пишите докторскую диссертацию". Я говорю: "Николай Николаевич, я об этом еще не думал". Мне было 34 года. Он сказал: "Пишите". По приезде сюда он со мной побеседовал еще и сказал: "Вот, переплетите все эти ваши работы и действуйте".
Я был очень смущен этим предложением. Тем не менее, Владимир Иосифович Векслер согласился быть оппонентом, согласились и Анатолий Алексеевич Логунов и Александр Сергеевич Давыдов. Защищался в Дубне. Николай Николаевич заболел и пришел на этот совет с температурой, что меня совершенно поразило. Я до сих пор это забыть не могу. Защиту быстро провел, а потом сказал: "А вы знаете, ведь я председатель экспертной комиссии". Он пришел на экспертную комиссию, как мне рассказывали, вынул диссертацию из большой пачки и сказал: "А вот эта диссертация имеет международную апробацию, все остальные не имеют такой апробации. Кто против?". Я в результате нежданно-негаданно стал доктором за полгода. И потом в течение многих лет он уделял мне внимание. Причем, с Николаем Николаевичем было очень трудно разговаривать. Он внимательно слушал, быстро схватывал. Он сидел, и, казалось, он спит, не воспринимает ничего. Но потом вдруг делал очень дельные, точные замечания, подводящие итог всей дискуссии.
Причем понять, как шла его мысль, невозможно было совершенно.
Тут много говорилось о синхрофазотроне, о Владимире Иосифовиче Векслере. В недрах его лаборатории я, собственно говоря, и вырос. Моисея Александровича Маркова, конечно, надо помянуть, потому что он мой учитель. Он первый из теоретиков понял, что будущее квантовой теории поля лежит в области экспериментов на ускорителях. Он подготовил целое поколение физиков-теоретиков, работающих в тесном контакте с экспериментом. У Моисея Александровича был философский склад ума. К нему тянулись молодые творческие люди. Во время нашего знакомства он подвергался страшной критике как “основатель физического идеализма в нашей стране”. Это был страшный скандал, который многие уже не помнят. Мы, молодые люди, к философии относились довольно-таки скептически. Но глубину понимания основных проблем естествознания, конечно, мы почерпнули именно у Моисея Александровича. Именно то, что нужно все-таки держаться эксперимента, для того, чтобы позднее не воспарить слишком далеко в философию. Это сочетание философского мышления с конкретной разработкой программ для ускорителей, это, конечно, уникальная черта Моисея Александровича Маркова. Я очень многим ему обязан. Это мой учитель.
Здесь много говорилось об ускорительном комплексе ЛВЭ. В построение теории синхрофазотронов нас, двух студентов МИФИ, вовлек М. С. Рабинович. Он же организовал наше зачисление в ФИАН и участие в разработке проекта синхрофазотрона с самого начала. ФИАН прекрасно отметил мой юбилей, считая меня чистым фиановцем. Я постоянно говорю – из ФИАНа никуда не уходил, потому что ЛВЭ – “фиановская” лаборатория. На всех томах проекта синхрофазотрона стоит подпись “Утверждаю” С. И. Вавилова, директора ФИАН и президента Академии наук. Подписал же проект 5 января 1951 года новый директор ФИАН академик Д. В. Скобельцын.
В те годы утверждение такого проекта было огромной ответственностью. Д. В. Скобельцын спустя много лет часто спрашивал меня о работе синхрофазотрона. Его беспокоили неудачные технические решения по этому ускорителю. У меня было довольно много встреч со Скобельцыным. На меня производили очень большое впечатление высокая культура этого представителя древнего дворянского рода, его эрудиция. Он был основателем физики высоких энергий, физики космических лучей и пользовался огромным международным авторитетом. Его суждения были точными, жесткими и нелицеприятными.
На меня большое влияние оказали и ровесники из фиановских научных школ, из школы Боголюбова, люди помладше, из моей школы, а также сотрудники ЛВЭ. Конечно, я от них много почерпнул. Без них бы я мало что смог сделать по крупным проектам. Я спонтанно так говорю, но, тем не менее, мне хотелось бы поблагодарить и администрацию Дубны, которая очень мне помогла, помогла здесь основать мою большую семью, дело в том, что у меня была очень сложная личная жизнь. У меня двое своих детей, трое приемных. И город Дубна, и особенно, конечно же, Институт помогли мне справиться с тяжелейшими задачами моей личной жизни. Вот поэтому я целиком обязан и благодарен Владимиру Георгиевичу Кадышевскому, который все представил здесь, и Алексею Норайровичу Сисакяну, который еще во времена, когда со зрением у Николая Николаевича было плохо, практически руководил Институтом. Мне еще недавно очень сильно помогли, когда я тяжело болел. Это мой родной институт, и я страшно благодарен всем вам, присутствующим, кто почтил мой день рождения. Спасибо вам всем большое. Земной поклон
"...Я верю в силу разума и возможность гармонии между ним и эмоциями. Нам, людям, нужна вера в благонамеренность Будущего, творимого природой и человеком, потеря такой веры означала бы увядание человеческого рода".
Д. И. Блохинцев
Дмитрий Иванович Блохинцев. Член-корреспондент Академии наук. Первый директор ОИЯИ. Возглавлял институт с 1956 по 1965 год и почти четверть века – Лабораторию теоретической физики. Под его руководством сооружалась первая в мире атомная электростанция, вступившая в строй в Обнинске в 1954 году. На ее базе под руководством Дмитрия Ивановича был создан Физико-энергетический институт. Его труды по квантовой механике, атомной и ядерной физике, теории ядерных реакторов, физике элементарных частиц, методологии науки получили мировую известность. Выдающийся талант ученого вложен в создание импульсных реакторов на быстрых нейтронах.
Задолго до Чернобыля и других катастроф, связанных с внедрением в практическую деятельность человечества результатов научных исследований, Дмитрий Иванович писал в своем неопубликованном "Кредо":
"Влияние развивающейся науки и техники на человечество создает острые и важные проблемы нашего времени. Дело усугубляется тем, что научная деятельность из подвига и призвания превратилась в профессию, в ремесло. Этика и мораль современного "усредненного" ученого отличается от этики и морали ученого прошлого столетия не в пользу нашего времени...
Ученый не должен замыкаться в узкопрофессиональной скорлупе. Наш долг, великий долг ученых и инженеров нашего времени – и никто не должен от этого уклоняться – состоит в том, чтобы разъяснить всем людям, какая угроза висит над миром.
Я верю в силу разума и возможность гармонии между ним и эмоциями. Нам, людям, нужна вера в благонамеренность будущего, творимого природой и человеком, потеря такой веры означала бы увядание человеческого рода".
Ученый и философ, художник и поэт, в юности своей вступивший в переписку с К. Э. Циолковским, остроумнейший собеседник, Дмитрий Иванович оставил отсвет своей могучей личности на многих учениках. Один из них, профессор В. С. Барашенков, так охарактеризовал Д. И.: "Он умел выслушать любую, самую экзотическую гипотезу, а затем ставил все на свои места одной-двумя остроумными фразами, которые долго еще передавались из уст в уста и входили в дубненский фольклор...".
Что же касается переписки с Циолковским, то она, по собственному признанию Д. И., дала ему «не только толчок к дальнейшему увлечению идеей космического полета, но и приобщила ... к его морально-этическим взглядам, к его мировоззрению, в основе которого лежало преклонение перед Вселенной и ее гармонией. С юных лет ощущение и осознание того, что мы, люди, являемся частью Вселенной, частью ее Красоты и Тайны – мировосприятие, которым я обязан К. Э. Циолковскому, не покидало меня".
С начала тридцатых годов и до последних дней жизнь Дмитрия Ивановича была неразрывно связана с МГУ, где он заведовал кафедрой теоретической ядерной физики. Он был создателем филиалов МГУ и МИРЭА в Дубне, задача которых – приближение студенческой аудитории к лаборатории исследователя. Им были прочитаны многие курсы, а курс квантовой механики – положен в основу первого университетского учебника, выдержавшего шесть изданий в СССР и шестнадцать в других странах мира. Его же учителями в Московском университете были С. И. Вавилов, Н. И. Лузин, Л. И. Мандельштам, И. Е. Тамм. Учеба Дмитрия Ивановича в университете совпала с годами триумфального успеха квантовой механики в объяснении многих загадочных в то время физических явлений.
"Ему выпало счастье, – написал в статье к 80-летию Дмитрия Ивановича его ученик профессор Анатолий Васильевич Ефремов, – быть первопроходцем во многих научных направлениях. Имя его по праву стоит рядом с именами Сеченова, Тимирязева, Умова, Лебедева, Вернадского, Вавилова и многих других ученых, составляющих гордость нашей науки. От трудов Циолковского и общения с ним Дмитрий Иванович воспринял тот дух русской науки начала века, который выражался не столько в стремлении к достижению конкретных научных результатов, сколько в создании целостного мировоззрения, преклонении перед красотой и гармонией мира, высочайшей степени уважения к Человеку и Природе, широте интересов и оригинальности мышления".
Стоя у истоков основания Объединенного института ядерных исследований, Дмитрий Иванович часто встречался с Игорем Васильевичем Курчатовым, именем которого названа улица, соединяющая площадь Мира с улицей Мичурина. "Бороде", как называли Курчатова его сподвижники и коллеги, посвящено немало воспоминаний старейших дубненских ученых, вылетевших из-под его могучего крыла в самостоятельный научный полет. Публиковались в Дубне, в общесоюзных научно-популярных изданиях мемуары академика Г. Н. Флерова и членов-корреспондентов РАН В. П. Джелепова, М. Г. Мещерякова, профессора Я. А. Смородинского, которых именно Курчатов командировал в свое время в Дубну. Но я подробнее остановлюсь именно на воспоминаниях Д. И. Блохинцева, впервые опубликованных в еженедельнике "Дубна" в 1988 году, десять лет спустя после их написания, потому что в них идет речь о первых шагах в создании научного центра в Дубне.
"Для тех, кто работал с Игорем Васильевичем, вспоминает Д. И. Блохинцев, он и сейчас остается незримым советчиком и руководителем... Для меня, работавшего с ним, Игорь Васильевич являлся талантливейшим учителем организации науки. Будет верным сравнить его с дирижером большого оркестра с многообразными инструментами, отличающимися друг от друга и значимостью, и звучанием...
Благодаря своевременной постановке И. В. Курчатовым проблемы о развитии "мирной" атомной энергии нам удалось опередить все страны, пустив в ход Первую в мире атомную электростанцию в Обнинске. Это было в 1954 году.
В 1956 году И. В. Курчатов внес в правительственные органы предложение, поддержанное А. П. Завенягиным, об организации Объединенного института ядерных исследований в Дубне... Идея международного сотрудничества ученых в то время была еще совершенно новой и непопулярной. Поэтому организация такого ... института требовала серьезной аргументации, основанной на понимании будущих перспектив науки. Выступая с такой важной и ответственной инициативой, Игорь Васильевич не оставлял своей склонности к юмору и шутке, способной разрядить атмосферу самого напряженного обсуждения.
А. С. Пушкин отмечал как характерную черту русского человека "веселое лукавство ума". Видимо, эта черта в какой-то мере была унаследована и И. В. Курчатовым, который имел завидную способность исполнять ответственнейшие поручения с радостью, увлечением, весельем. Я помню, как И. В. Курчатов вызвал к себе в кабинет Б. С. Позднякова – секретаря Управления – и сказал ему: "Пиши двенадцать писем всем «ребятам» с предложением об организации Восточного института!". – "Каким ребятам?". – "Как, каким? Мао Цзе-дуну, Вальтеру Ульбрихту!..". Позднее название "Восточный институт" было переделано в Объединенный – по той причине, что Дубна не для всех стран-участниц находилась на востоке.
...Его организация протекала не без некоторой помпы, характерной для значительных дипломатических событий. В зале Президиума Академии наук СССР был подготовлен специальный круглый стол (в шутку его окрестили "столотрон") для первого собрания полномочных представителей стран-участниц института. И. В. Курчатов, будучи вдохновителем этого дела, не принимал участия в таких событиях. Деловитость Игоря Васильевича и его скромность были несовместимы с любой показной ролью, какой бы заманчивой она ни показалась другому любителю "медных труб". А "огни и воды" он прошел".
В этой книге будет еще немало пересечений – не только улиц, но и судеб, мыслей, деяний людей, определивших интеллектуальный и нравственный климат не только Дубны, но и российского научного сообщества. Для меня, например, стало удивительным открытием то, что и Дмитрий Иванович Блохинцев, и Илья Михайлович Франк, связанные в Дубне общим делом – проектированием и практическим сооружением импульсных реакторов на быстрых нейтронах, независимо, наверное, друг от друга, припомнили слова Исаака Ньютона, которыми заканчивалась книга С. И. Вавилова о знаменитом английском физике. Вот они, эти слова:
"Не знаю, чем я могу казаться миру, но сам себе я кажусь только мальчиком, играющим на морском берегу и развлекающимся тем, что время от времени отыскиваю камешек более цветистый, чем обыкновенно, или красивую ракушку, в то время как великий океан истины расстилается передо мной неисследованным". После Ньютона, пишет И. М. Франк, к океану истины было проложено множество новых путей и найдены замечательные камешки и раковины, но океан истины по-прежнему безбрежен. Каждый, кто не лишен таланта и умения искать, найдет в нем нечто свое. Для Ильи Михайловича слова великого физика послужили поводом обратиться к научной молодежи.
Дмитрий Иванович процитировал Ньютона в статье "Две ветви познания мира", опубликованной уже после его смерти в журнале "Техника – молодежи" в 1982 году. И в его интерпретации порыв к творчеству в науке и искусстве у человека и человечества неистребим во все времена.
“Наука – дело таланта и призвания, а также дело коллективное, – писал в этой статье Д. И. – Но все же среди ученых независимо от званий и должностей есть категория людей, одержимых страстью к науке, талант которых лишь изредка доставляет им радость, но причиняет постоянную неудовлетворенность достигнутым. Именно на них подчас держится успех того или иного научного начинания. Они обычно непрактичны, легкоранимы – их нужно беречь, они – “белые журавли”.
…Среди многих научных форумов, организуемых институтом, этот занял свое, особенное место. Потому что был непосредственно связан с памятью об ученом, который оставил глубочайший след в истории Дубны и мировой науки. Приведенная в качестве эпиграфа цитата из статьи Блохинцева в сегодняшние времена продолжена одним из его учеников профессором Б. М. Барбашовым: “Теперь эти “белые журавли” исчезают у нас как вид, либо улетая в “теплые края”, либо, не получив поддержки, ищут себе другое поле деятельности.” И все же… (продолжение цитаты) “общение с этим человеком, остроумным собеседником, сочетавшим одновременно спокойствие и оптимизм в любых условиях и кипучую творческую энергию, – это вдохновляло, доставляло радость и веру в собственные силы. Лучшей памятью о нем будет наша творческая работа в поисках истины»
Она, эта память, передавалась на конференции из уст в уста от учеников и сподвижников сегодня уже легендарного Д. И. ученикам учеников, как бы напоминая о многовековых традициях преемственности знаний, – по Блохинцеву, “способности к накоплению и распространению знаний, как в пределах одного поколения, так и от поколения к поколению в расширенном объеме, что не наблюдается никогда у других живых существ на Земле...”
На пленарном заседании, посвященном 90-летию со дня рождения Дмитрия Ивановича, в докладе научного рукорводителя лаборатории нейтронной физики Виктора Лазаревича Аксенова было показано, что, несмотря на трудные для науки времена, зерна, посеянные в свое время Дмитрием Ивановичем, дали дружные всходы – физика твердого тела и физика конденсированных сред, развиваемые на базе реакторов ЛНФ, инициатором создания которых был профессор Блохинцев, привлекают сегодня ученых и специалистов из многих лабораторий мира.
Обнинскому периоду жизни Дмитрия Ивановича посвятил свое выступление профессор Олег Дмитриевич Казачковский. Он впервые встретился с Блохинцевым в 47-м году на объекте “В”, или “Механическом заводе”, как именовался тогда будущий Физико-энергетический институт, в то время находившийся в ведении всемогущего МВД. В архиве обнинского отдела кадров не удалось найти ни одного документа, касающегося этого периода деятельности Блохинцева (1947-51 гг.). Наверное, их там просто и не было... А одной из причин “патронажа” Министерства внутренних дел было то, что в тот период в Обнинске работали немецкие специалисты, вывезенные после войны из Германии, которыми занималось специальное управление МВД. Три ярких звезды сияли на закрытом научном небосклоне Обнинска тех времен – Блохинцев, Лейпунский и Позе. Да, тот самый профессор Гейнц Позе, имя которого носит одна из аллей ОИЯИ. А именем Дмитрия Ивановича названа одна из обнинских улиц, оно – и на мемориальной доске того здания в Обнинске, где он работал, на территории института установлен его бюст... Но, наверное, более чем вещественные доказательства памяти об ученом, ценны для нас сегодня воспоминания, увы, уже немногих его коллег о том, каки он умел увлечь за собой молодежь, каким ярким и разносторонним был его талант естествоиспытателя, философа, художника...
Об этих свойствах глубокой и богатой натуры вспоминал профессор Вадим Георгиевич Соловьев. Большой заслугой Дмитрия Ивановича – первого директора ОИЯИ – он назвал формирование основ структуры института как международного научного центра, открытого всему мировому сообществу. А начался этот процесс еще до момента создания ОИЯИ – уже в 1955 году на семинарах Ландау в Дубне (тогда Ново-Иваньково) звучала английская речь... Традиции, заложенные Д. И., живут и развиваются и поныне – его заслугой было не только привлечение в Дубну выдающихся ученых, основателей нынешних лабораторий, но и создание современной учебной базы, филиала НИИЯФ МГУ, ставшего ныне основной Учебно-научного центра ОИЯИ.
Профессор Владимир Германович Неудачин, главный научный сотрудник НИИЯФ МГУ, в прошлом аспирант Дмитрия Ивановича Блохинцева, в 1955 году защитил под его руководством кандидатскую диссертацию. В его докладе “Современная версия Московского потенциала” содержался рассказ о том, что начиналось еще в обсуждениях с учеником и руководителем .
Профессор Гарий Владимирович Ефимов, один из дубненских учеников и продолжателей Блохинцева, рассказал о развитии идей Дмитрия Ивановича в своем докладе “Нелокальная теория КХД: вчера, сегодня, завтра”.
Заслуженный профессор Московского университета, лауреат Государственной и Ломоносовской премий, Анатолий Филиппович Тулинов около двадцати лет заведовал кафедрой физики атомного ядра физического факультета МГУ, около тридцати лет работал вместе с Дмитрием Ивановичем на физфаке. Он сделал доклад “Дмитрий Иванович Блохинцев - профессор Московского университета. Педагогическая деятельность и создание филиала МГУ в Дубне”.
Первое послевоенное поколение студентов, к которому принадлежит А. Ф. Тулинов, воспринимало Д. И. Блохинцева как блестяще одаренного лектора, не подозревая о той подводной части айсберга, которая была скрыта от их глаз, – его огромной напряженной научно-исследовательской и организационной работе в числе основной группы ученых, занимавшейся осуществлением атомного проекта. Как необычайно авторитетный специалист широкого профиля, хорошо знакомый с ооборонной тематикой, он был в числе ведущих разработчиков ядерного оружия, и, вместе с тем, одним из организаторов новых учебных направлений.
Вместе с Курчатовым, Петровским, Скобельцыным, Верновым Блохинцев провел большую работу по созданию в МГУ Отделения ядерной физики в составе пяти кафедр, которое стало главной кузницей кадров для отечественной ядерной физики. Он считал, что в деле подготовки высококвалифицированных специалистов очень важно их активное привлечение уже в студенческие годы к научно-исследовательской работе. В течение многих лет возглавляя кафедру теоретической физики, Дмитрий Иванович так, по словам докладчика, формулировал свои пожелания к студентам и аспирантам: умение работать в хорошо организованных научных коллективах, тщательно подобранных, с большим количеством молодежи, обязательно в атмосфере увлеченности и ответственности.
Он и сам был человеком увлеченным и творческим, о его разносторонности написано и рассказано немало. Но еще один штрих из его обнинского периода достаточно красноречив. За глухим обнинским забором “Лаборатории “В” МВД” была скрыта богатая и древняя история. Когда-то это была вотчина бояр Годуновых. А в 1911 году на месте будущего строительства Первой АЭС певцом Большого театра С. Т. Шацким и его женой дирижером Московской консерватории была организована народная школа, которая стала ярким явлением в российской педагогике. В послереволюционные годы она была преобразована в школу-колонию “Бодрая жизнь”, совершенно незаурядное по тем временам учебное заведение. Дмитрий Иванович живо интересовался этой историей, и работники обнинского музея могут долго и увлеченно рассказывать об этом, демонстрируя экспонаты, сохраненные не без участия Д. И. Блохинцева.
Можно, конечно, этот набросок к портрету Дмитрия Ивановича Блохинцева закончить патетической нотой, а можно вспомнить эпизод, рассказанный на одном из вечеров памяти Д. И. его учениками. Как-то Дмитрия Ивановича (имея в виду многообразие его талантов) спросили, чем отличается ученый от художника. Когда ученый видит красивую женщину, без запинки ответил Д. И., он ее фотографирует. А художник? Художник ее целует...
"Обращение физиков к методам современной математики, интерес математиков к задачам квантовой физики – взаимно плодотворны".
Н. Н. Боголюбов
Академик Николай Николаевич Боголюбов, чьим именем назван проспект в новой части города, в районе Черной речки, сменил Дмитрия Ивановича на посту директора ОИЯИ в 1965 году. Это было счастливое для Дубны время, которое сегодня ветераны города вспоминают с особой теплотой. Институт оснащался новыми ускорительными и экспериментальными установками, создавалась мощная база для исследований по ядерной физике, физике высоких энергий и нейтронной физике, многие молодые и известные ученые стремились работать в Дубне. Город рос ввысь и вширь. Будучи депутатом Верховного Совета СССР и оставаясь при этом беспартийным, Николай Николаевич, несмотря на свою занятость научными и организационными делами, много помогал как городу, так и всем, кто обращался к нему с просьбами.
Немало опубликовано в последние годы воспоминаний о Н. Н. Боголюбове, о его семье, в которой формировалась личность крупнейшего ученого современности. Математик, механик, физик – академик Н. Н. Боголюбов написал свою первую научную работу, когда ему было 15 лет. Выдающийся естествоиспытатель, ученый и просветитель Н.Н.Боголюбов внес огромный вклад в мировую науку, явился родоначальником нескольких активно работающих научных школ в области математики, нелинейной механики, теоретической и математической физики, физики конденсированного состояния вещества, физики высоких энергий и атомного ядра. Своими трудами он активно содействовал выделению современной математической и теоретической физики в самостоятельную активно развивающуюся область науки.
Знакомство с фундаментальными идеями Боголюбова, их изучение показывает, какое богатое научное наследие оставил своим последователям великий Учитель и Мастер.
Продолжим воспоминания «лукавой ноткой» – фрагментом из статьи недавно ушедшего от нас академика А. Н. Тавхелидзе «Штрихи к портрету», к которой автор предпослал такой эпиграф: «Гениальная личность схожа с природой, и одной краской ее невозможно изобразить»: «Как-то… Николай Николаевич задумался, лукаво взглянул на меня и сказал: "Знаете, Альберт Никифорович, когда я помру, Вас, наверное, спросят обо мне. Скажите, что я был верующим христианином. Всю жизнь трудился. С тринадцати лет серьезно занимался наукой. А, впрочем, характером особо вредным не отличался". Затем мы продолжили прерванную беседу и к обсуждению этой темы никогда не возвращались...» .
И еще один эпизод из той же статьи: «Защищал докторскую диссертацию его близкий, я бы сказал любимый ученик. Больной Николай Николаевич пришел на защиту, досидел до конца и выступил в поддержку диссертанта. После успешной защиты мы с диссертантом проводили Николая Николаевича до дома. При расставании диссертант высказал глубокое сожаление, что, учитывая состояние здоровья Николая Николаевича, не имеет морального права пригласить его на "послезащитные посиделки". Николай Николаевич пожелал диссертанту дальнейших успехов и попросил меня зайти к нему. Как только мы вошли в его комнату Николай Николаевич быстрым движением раскупорил виски, налил мне и себе и произнес: "Что это получается? Если я могу три часа сидеть и слушать всяческие "глупости" .– я здоров, а чтобы выпить глоточек вина, я объявлен немощным?!". Мы выпили за здоровье и успех диссертанта и на такой веселой юмористической ноте "инцидент" был исчерпан. Николай Николаевич не был злопамятным».
В научном багаже Н. Н. – фундаментальные труды по нелинейной механике, статистической физике, квантовой теории поля. Он был первым директором лаборатории теоретической физики – коллектива, в котором удалось собрать и воспитать плеяду выдающихся ученых. До 1989 года академик Боголюбов возглавлял Объединенный институт ядерных исследований. По его инициативе было организовано широкое международное сотрудничество с ведущими научными центрами мира.
То, что Дубна стала лидером в целом ряде актуальных областей физики частиц и атомного ядра, – во многом заслуга академика Н. Н. Боголюбова как главного генератора научных идей, смело поддерживавшего новые направления.
В последние годы своей жизни Н. Н. Боголюбов был почетным директором ОИЯИ, главным редактором журнала "Физика элементарных частиц и атомного ядра", членом редколлегии журнала "Теоретическая и математическая физика", созданных по его инициативе.
«Образно говоря, – вспоминает академик Д. В. Ширков, – Боголюбов… представлял собой фонтан научных открытий первостепенной важности. Доброжелательность к людям, щедрость натуры приводила к тому, что этот фонтан оплодотворял всех, кто захотел к нему приблизиться и сумел впитать живительную влагу.
Для сравнения можно взять таких разносторонних корифеев как Гейзенберг и Ландау. Беглый взгляд на список работ показывает, что каждый из них возвращался к одной и той же теме на протяжении более чем десятка лет. К стилю творчества Николая Николаевича более подходит девиз "Veni, vidi, vici!" ("Пришел, увидел, победил!"). Он обращался к проблеме, исчерпывающе решал ее и переходил к другой задаче» .
В знак признания личного вклада Н. Н. Боголюбова в развитие науки и его высокого общественного авторитета он был избран иностранным членом многих зарубежных академий. Ему присуждены почетные степени доктора ряда авторитетнейших университетов мира, многие международные премии и медали. А в Дубне тоже учреждена одна из главных научных премий ОИЯИ – имени Боголюбова, в Лаборатории теоретической физики есть аудитория имени Боголюбова, широко известные в мировом научном сообществе "Боголюбовские чтения" собирают в Дубне каждый год в лаборатории имени Боголюбова ученых, чьими именами гордится просвещенное человечество... В год столетия ученого (2009) президенты двух стран – России и Украины издали указы об увековечивании его имени. Международные Боголюбовские конференции, прошедшие в Москве, Дубне и Киеве, србрали ведущих ученых всего мира.
В юбилейном сборнике "Николай Николаевич Боголюбов. Математик, механик, физик", вышедшем в Дубне в 1994 году, опубликованы воспоминания об ученом, прочитанные на международном совещании его памяти, проходившем в 93-м году, и статьи, специально написанные для этой книги. Сам по себе список авторов сборника – это блестящее созвездие имен, известных всему научному сообществу. Например, лауреат Нобелевской премии Абдус Салам, которого связывали с Николаем Николаевичем многие годы сотрудничества и личной дружбы. Незадолго до своей смерти, будучи весьма тяжело больным, он все-таки нашел в себе силы, чтобы вместе с сыном приехать в Дубну и выступить на общеинститутском семинаре, посвященном наследию его друга и коллеги академика Боголюбова.
В своей статье из этого сборника "Слово о Николае Николаевиче Боголюбове" В. Г. Кадышевский приводит пример известного в научном мире заблуждения, связанного с именем Боголюбова. Еще при его жизни у некоторых весьма крупных ученых (называли, в частности, Винера), сложилось впечатление, что под этим именем работают несколько крупных математиков и физиков. Трудно было вообразить, что один человек может сделать так много.
«К ученым подобного масштаба, одаренным Природой столь щедро и мощно, наиболее точно подходит определение "гениальный". Это был истинный творец. Мастер – в булгаковском смысле этого слова. Конечно, обладая столь уникальным талантом, он мог бы замкнуться в уединении и заниматься всю жизнь любимой наукой. Однако сложилось иначе. Одним из высших принципов, которым руководствовался Н.Н. в своей жизни и деятельности, было служение людям.
Он щедро раздавал свои идеи ученикам, помогая им обретать самостоятельность и уверенность в себе. Так возникли знаменитые научные школы Боголюбова. Они живут и здравствуют поныне, они жизнеспособны, потому что в них очень многое заложено их Учителем...
И вот сегодня мне хочется представить себе, как бы Николай Николаевич отнесся к тому, что сейчас делается в Институте. Был бы, например, он против того, что мы открыли Международный университет? Думаю, нет. Недавно Дмитрий Васильевич Ширков сказал мне, что в середине 70-х годов Боголюбов вынашивал аналогичную мысль. Я не знал об этом, когда выступал с инициативой открытия университета. Но, видимо, действовать независимо от Николая Николаевича в этой жизни невозможно: он предвидел очень многое, определил очень много новых путей. Итак, я думаю, он бы одобрил, что при ОИЯИ открылся Международный университет. Мы возлагаем на него большие надежды, потому что в Институте накоплен огромный научный потенциал, есть множество людей, обладающих знаниями, навыками и опытом во всех областях, и не дать им возможности передать все это молодежи было бы просто непростительно...
Я, как и многие, видел черновики его работ. Они написаны так, что там уже ничего нельзя исправить. Это создание науки набело. Поистине, он был настоящий классик!»
«Мы, его ученики младшего поколения, – вспоминает профессор А. Н. Сисакян, – попали в орбиту Н. Н. Боголюбова, когда он был уже всемирно известным ученым; его окружал ореол заслуженного признания, который внушал мысль о недоступности.
Но его "недоступность" была, скорее, иллюзорной. Глубоко погруженный в ежедневный напряженный умственный труд (а Николай Николаевич работал очень много и буквально до последнего вздоха), он нечасто открывался собеседнику, умел внимательно выслушать, чаще молчал, но совершенно преображался, если высказанная мысль казалась ему интересной, заслуживающей поддержки. Он никогда не говорил: "Это плохо, неправильно, неинтересно", но каждый, кто с ним работал, знал, что его молчание означает... Зато, если удавалось чем-нибудь удивить Н. Н. (так его любя называли ученики), он поражал стремительностью проникновения в самую суть проблемы, находил поразительные аналогии, буквально видел ответ уже тогда, когда задача, казалось бы, была еще только поставлена. Такая его реакция была не только лучшей оценкой идеи, но и, как правило, мощным толчком к решению проблемы. Часто на следующий день Н. Н. приносил стопку листков, исписанных его четким и разборчивым некрупным почерком. Он любовно называл эти листки "рукоделием". "А вот посмотрите, что у Вас должно получиться..." – говорил он бархатным голосом и с чуть заметной улыбкой затягивался очередной ароматной сигаретой... Николай Николаевич не любил деклараций и нравоучений. Своим доброжелательным отношением к окружающим, поистине христианской терпимостью, своим примером титанического трудолюбия, непоказной скромностью и, иногда, вовремя сказанным словом он влиял на людей. А благородное влияние это до сих пор ощущается и в Дубне, и в Стекловке, и в Феофании, и в других местах, где осталась частичка его богатой души...
Труды, деяния и открытия Николая Николаевича остаются в нашей жизни, имя его принадлежит лучшим страницам истории российской интеллигенции. Но его характерные черты, улыбку, голос, умный и грустный его взгляд сохранит лишь память.
И трудно и легко писать эти строчки об учителе. Трудно, потому что жива в нас боль невозвратимости, потому что невольно думаешь, а как он посмотрел бы на все это. А Н. Н. очень не любил статьи и речи о себе... Легко, потому что согревает надежда: может быть, удастся этими страничками хоть немного донести до детей и внуков наших, поселить в их памяти характерные черточки его светлого образа».
...Мы с вами уже отмечали в наших прогулках по дубненским улицам точки событийных и географических пересечений, а на проспекте Боголюбова, одной из самых молодых магистралей Дубны, вспомним генеалогию этого рода. Профессор Нижегородского университета доктор исторических наук Н. Филатов писал в газете "Нижегородская правда":
"Мы гордимся семьей нижегородцев Боголюбовых, давшей отечественной науке сразу трех академиков... Одному из них, Николаю Николаевичу Боголюбову, недавно ушедшему из жизни, установлен в центре Большой Покровской улицы бюст.
Это единственный, насколько известно, род России, который сделал столь неоценимый вклад в отечественную науку."
В свое время братья-академики написали небольшой очерк об отце –профессоре богословия Николае Михайловиче Боголюбове и своих близких, прослеживающий связь времен во всех сложностях исторических перипетий.
И сейчас, зная о том, что один из старших братьев отца Н. Н. Боголюбова, известный в Нижнем Новгороде врач-хирург, воспитанник Юрьевского (ныне Тартуского) университета Иван Михайлович Боголюбов не по своей воле провел пять лет на строительстве канала Москва-Волга, я, кажется, начинаю понимать, что для Николая Николаевича с первых же дней его приезда в Дубну, в те места, где начинается канал, причастность к этому прошлому сцементирована семейными воспоминаниями. Часто ли вспоминал он о судьбе своего дяди – на этот вопрос мы уже не получим ответа...
"По-видимому, пришло время, когда не только в космосе, но и нашей земной физике исключительно плодотворным будет сотрудничество наших стран для проникновения в глубины микромира…"
В. И. Векслер
Улица Векслера – бывшая Парковая проходит в Дубне неподалеку от набережной Волги, параллельно "градоформирующей" нашей реке. Эту характерную особенность отметил в своих воспоминаниях об ученом академик Г. Н. Флеров – она показалась ему весьма символичной: подобно тому, как Волга берет начало на Валдае в небольшом родничке с исключительно чистой водой и затем, наполняясь, становится могучей рекой, так и то, что было заложено Владимиром Иосифовичем Векслером, является основой наших многочисленных современных ускорителей. Немного забегая вперед, скажу, что эти два корифея современной физики встретились уже в иной своей жизни не только на страницах научных монографий: близ Волги улица Векслера встречается с улицей Флерова...
Имя первого директора Лаборатории высоких энергий ОИЯИ академика Владимира Иосифовича Векслера связано с открытием мирового значения: в 1944 году он предложил принцип автофазировки, который лег в основу дальнейшего развития ускорительной физики и техники, и был удостоен в 1963 году международной премии "Атом для мира".
В опубликованных к 40-летию Института воспоминаниях академик А. М. Балдин отметил:
"В. И. Векслер был творческой личностью, лидером мировой науки в ускорительной физике, выдающимся инженером-изобретателем. Он также обладал чрезвычайно редкими в то время качествами: умел взаимодействовать с очень большим коллективом крупнейших специалистов – был коллективистом."
Открытие принципа автофазировки позволило создать многочисленную "семью" ускорителей заряженных частиц. Под руководством В. И. Векслера сооружены первые в нашей стране синхротрон (ФИАН, 1947) и синхрофазотрон, десять лет спустя введенный в строй в Дубне, – уникальный и самый мощный в то время ускоритель протонов на энергию 10 миллиардов электрон-вольт.
Драгоценные свидетельства очевидцев и участников тех исторических событий сохранились в книге "Воспоминания о В. И. Векслере", вышедшей в 1987 году в издательстве "Наука". Академик-секретарь Отделения ядерной физики Академии наук Моисей Александрович Марков вспомнил, как вместе с С. И. Вавиловым и В. И. Векслером приезжал в Дубну, когда на месте ускорителя не было ничего, кроме проволочного ограждения вокруг будущей строительной площадки. Но уже тогда Векслер убежденно говорил: "Будет ускоритель, будет экспериментальный зал, лабораторный корпус, мастерские". Много лет спустя у входа в лабораторный корпус, в котором был кабинет первого директора лаборатории, а точнее весной 96-го, была торжественно открыта мемориальная доска, удостоверяющая, что в этом корпусе работал выдающийся российский ученый академик В. И. Векслер.
Может быть, не все знают, вспоминал Моисей Александрович, что вначале речь шла не о протонном ускорителе, ведь начинал Векслер с машин, ускоряющих электроны, и в Дубне первоначально намеревался при поддержке С. И. Вавилова построить электронный синхротрон на 10 миллиардов электрон-вольт. Но эта идея встретила резкое сопротивление со стороны других физиков, и в результате остановились на протонной машине... Моисей Александрович, сколько я помню нечастые наши встречи в Президиуме Академии наук и в Дубне, человек весьма спокойный и невозмутимый, но за этими скупыми строчками стоит подлинная драма идей, и такие ситуации в биографии Векслера – ученого и крупного организатора науки случались нередко.
Научная биография Владимира Иосифовича складывалась из долгих утомительных трудов и кратких мигов торжества. Именно так – "Краткий миг торжества (к истории одного открытия)" озаглавил свою статью о Векслере профессор Матвей Самсонович Рабинович:
"Да, каждой истине сужден лишь краткий миг торжества между двумя бесконечностями времени, в одной из которых ее отвергают как парадокс, а в другой третируют как тривиальность. Эти слова, прочитанные когда-то еще в студенческие годы, сопровождают меня всю жизнь. Их я вспоминаю каждый раз, когда думаю о моем учителе Владимире Иосифовиче Векслере и двух его выдающихся открытиях, одному из которых краткий миг торжества был сужден уже после смерти автора... ". Автор статьи, широко известный в научном мире исследователь физики плазмы, рассказал о торном пути и нелегкой судьбе зарождения и развития идеи коллективного метода ускорения, основанного на захвате ионов электронными кольцами. Мне кажется, этот рассказ может быть весьма поучительным для начинающих молодых исследователей.
По мнению автора статьи, последний шаг к истине, нередко решающий, бывает особенно труден для тех, кто прошел 99 частей пути. Знания часто делают ученых слишком осторожными. Они, как оковы, не позволяют сделать последнего решающего скачка. Но вот этот скачок сделан кем-то другим, и вы понимаете, что перед вами была не пропасть, а всего только узкая и порой неглубокая трещина. Частые споры о приоритете и авторстве – следствия этой психологической трудности, а не плохого характера или недобросовестности спорщиков.
Еще один урок истории многих открытий: истину невозможно познать по частям, ее нужно охватить целиком. И последнее – всякое настоящее открытие подобно произведению искусства. И оно само и подходы к нему несут черты личности автора. Вот что существенно и важно для понимания личности Векслера, который почти двадцать лет сам собирал и монтировал придуманные им установки, не чураясь никакой работы. Это позволило ему видеть не только фасад современной физики, но и все, что скрывается за окончательными результатами, за точностью измерений, за блестящими шкафами приборов. Формальный ценз образования для него очень мало значил, он всю жизнь учился и переучивался и до самых последних лет вечерами в отпуске изучал и даже конспектировал теоретические работы других ученых.
Векслер, пишет М. С. Рабинович, открыл принцип автофазировки, анализируя работу своего микротрона. Когда в конце 1944 года он представил свои работы о принципе автофазировки на ежегодный научный конкурс ФИАНа, решение жюри было необычным: "Если работа В. И. Векслера правильна, то не нам давать ему премию, а если неправильная, то тем более премии не давать... Но работа интересная, ее нужно поддержать, пускай еще немного поработает...". Но еще шла война, и хотя уже чувствовалось приближение победы, и институт и Векслер занимались другими, гораздо более важными для того времени делами.
Обстановка изменилась только к концу 1945 года – на волне взрывного интереса к ядерной физике сильно вырос и интерес к ускорителям. И однажды осенним вечером в группе, где работал Векслер, появилась зеленая книжка американского научного журнала "Phisical Review". Там была напечатана короткая заметка Э.Макмиллана, излагающая... принцип автофазировки. Через несколько дней Владимир Иосифович, чьи работы на ту же тему были опубликованы - и на английском языке – примерно год назад, написал письмо в редакцию "Phisical Review". Но еще до получения ответа о Векслере заговорили агентства всего мира. Многие американские ученые, прочитав статью Макмиллана, послали ему фотокопии работ Векслера. Знаменитый Эрнест Лоуренс, автор Нобелевской премии за изобретение циклотрона выступил с заявлением о приоритете Векслера, в котором заявил, что в развитии науки есть своя логика, которая приводит к почти одновременному рождению открытий в разных частях света.
И поэтому когда в 1963 году Владимир Иосифович вместе со своим американским коллегой Эдвином Макмилланом получал в США премию "Атом для мира", он сказал: "Природа едина. Задачи, которые она ставит перед нами, очень часто на данном этапе развития науки имеют единственное решение, которое, конечно, не зависит от того, где – в Советском Союзе или в Соединенных Штатах Америки – находятся те люди, которые пытаются найти это решение... По-видимому, уже пришло время, когда не только в космосе, но и в нашей земной физике исключительно плодотворным будет сотрудничество наших стран для проникновения в глубины микромира".
С многочисленными учениками и последователями В. И. мне доводилось встречаться не раз, и хотя сам я по молодости знаком с ним не был, живой образ ученого, воссозданный на встречах и семинарах, посвященных его памяти, сохранился каким-то очень добрым и даже в чем-то озорным. Собираясь в "его" комнате в созданном им же бывшем отделе новых методов ускорения – любимом детище В.И. последних лет, ветераны лаборатории любили вспомнить присутствие директора на первых физических сеансах только что запущенного синхрофазотрона, на прогулках и пикниках и... на сенокосе в подшефном колхозе, где директор тоже старался быть первым. Вспоминали, часто с улыбкой, даже то, что в минуты психологического напряжения не чурался великий ученый ненормативной лексики (сказывалось, вероятно, беспризорное детство и детдомовское воспитание).
В 2003 году в ОИЯИ была издана книга "Владимир Иосифович Векслер". Книгу эту, отмечает ее редактор-составитель Мария Георгиевна Шафранова, "пронизывает искреннее уважение к В. И. Векслеру и восхищение им самых разных людей, которым посчастливилось работать и общаться с этим замечательным ученым". И даже короткие фрагменты воспоминаний, опубликованные в этой книге, воссоздают яркие черты незаурядной личности ученого.
"Думая о доверительных беседах, я всегда вспоминаю о лете 1966 года. Оправившись после первого инфаркта, В.И.Векслер часто под вечер гулял в Дубне по набережной Волги. Бывало, что мы встречались там и ходили вместе. В беседах он говорил о многом и о многих. О тех, чьи душевные качества он ценил, а таких было немало, он говорил: "Это чистый человек". Но были и те, о которых неожиданно для меня были сказаны очень горькие и очень беспощадные слова. Но эти люди были исключением, и мысли его были заняты не ими. Тихие и откровенные беседы на набережной Волги я вспоминаю до сих пор."
(И. М. Франк, "Несколько слов о В.И.Векслере")
У Владимира Иосифовича было очень своеобразное, почти художественное мышление. Он подходил к проблеме, мне кажется, так, как будто заранее знал, что он решит ее. Он не знал, как это сделает, но знал, что он это сделает. Такое у меня было впечатление. Путь решения был нелегкий, часто долгий, он приходил и говорил: "Моисей Александрович, есть вот такая идея...". Мне казалась она неясной и странной, критически уязвимой. Говорю ему: "А вот поэтому невозможно и поэтому невозможно...". "Нет, – отвечает, – видимо, я вам не так все это объяснил. Нет, нет, здесь должно получиться, я не так объяснил". Через некоторое, может быть долгое, время он приходил снова. Мне казалось, что он говорит совсем о чем-то другом. Говорю ему опять: "Нет, вот тут не так". – "Нет, видимо, я не так вам объяснил". Потом он приходил и формулировал мысль очень четко и ясно, и, оказывается, он находил новые возможности и новые идеи. Меня всегда поражало вот такое своеобразное мышление. Оно, естественно, характерно для людей такого класса, как В. И., и часто не очень понятно людям, которые такого класса не имеют.
(М. А. Марков, "Владимир Иосифович Векслер")
Мне было поручено делать обзорный доклад по фоторождению мезонов на женевской конференции. В разгар подготовки доклада незадолго до отъезда В.И.Векслер объявляет, что он рекомендовал меня быть на этой конференции еще и корреспондентом "Правды". Я начал высказывать большие сомнения в моих возможностях играть две роли на одной из первых мировых конференций. Внимание прессы к этим конференциям было очень большим. Ожидалось участие корреспондентов всех крупнейших газет. Какую конкуренцию я мог им составить, не имея ни малейшего опыта в этой области? Да и вообще это была моя первая заграничная командировка. В.И.Векслер ответил, что для всех участников эта конференция первая, перед корреспондентами других газет я имею преимущества, так как я физик, и вообще – меньше сомнений. Что из этого получилось – тема отдельная, я лишь хочу подчеркнуть смелость, неожиданность решений и заразительную динамичность В.И.Векслера.
(А. М. Балдин, "Действуйте смелее!")
"А. Л. Минц рассказывал, что как-то в лаборатории Векслера, проходя мимо аудитории, услышал большой шум. Думал – драка, оказалось – семинар Векслера. Таким образом Владимир Иосифович пробуждал у молодежи интерес к делу и инициативу. Он доверял молодым, поручал им сложные дела.
Авторитет его был очень высок. Он не был "добрым папенькой". Мог с великой изобретательностью разнести в пух и прах провинившегося. Высшей мерой наказания для нас было попасть под такую хлесткую критику. В то же время умел брать на себя большую ответственность в критических ситуациях. У молодых были промахи, за которые по тем временам можно было "схлопотать" тяжелое наказание. В таких случаях он закрывал их собой."
(К.П.Мызников, «Он был фундаментальной личностью»)
Владимира Иосифовича в лаборатории любили. Мне неоднократно приходилось слышать от простых рабочих самые добрые слова, а теперь и теплые воспоминания о нем. Вряд ли кого Владимир Иосифович не помнил по имени и отчеству. Он неожиданно появлялся на рабочих местах, интересовался успехами, здоровьем, спрашивал, не нужна ли какая помощь в работе. Он умел слушать и понимать людей и никогда не оставлял без внимания сказанное ему. Много людей приходило к нему за помощью, за советом, он получал большую корреспонденцию со всякими просьбами и находил время отвечать на письма.
Как-то Владимир Иосифович сказал: "Зоя Иосифовна, я вас очень прошу разрешать людям звонить по телефону в Москву родителям, хотя я знаю, что это очень трудно, но людям надо помогать".
(З.И.Санько, "Человек с большим сердцем").
О характерных для В. И. выражениях вспоминает профессор В. А. Никитин: "Что делать и чего не делать – В. И. Векслер решал быстро и однозначно. Иногда с его резким суждением не соглашались... Коронный ответ Векслера был лаконичен:
– Считайте, что Вы выпали из тележки. Все!
...Кстати, еще одна коронная фраза В. И.:
–Это все Ваши эмоции. Переходите к делу!"
Следуя этому призыву, продолжим нашу прогулку по улицам Дубны и выйдем на улицу, которой присвоено имя Венедикта Петровича Джелепова.
"В общем, моя жизнь сложилась довольно счастливо, несмотря на трудности, которых было в избытке. Главное, что в течение большей жизни мне удалось проводить исследования в интересовавшей меня области науки... Мне выпала удача связать большую часть жизни с Дубной, работать рядом с такими выдающимися учеными, как Н. Н. Боголюбов, Б. М. Понтекорво, В. И. Векслер, И. М. Франк, Д. И. Блохинцев, Г. Н. Флеров, М. Г. Мещеряков. Я горжусь, что принадлежу к этому поколению ученых."
В. П. Джелепов
Вспоминаю короткие зимние сумерки. Сижу в больничной палате у Венедикта Петровича, и он вспоминает, как начинали строить первый дубненский ускоритель – на болоте, в глухом лесу, за колючей проволокой, как много критических, почти трагических моментов пришлось тогда пережить. Приходит вечер, мы не включаем свет, и неторопливый рассказ продолжается, возвращая его память в те времена, когда Дубны еще не было на карте…
«...При сооружении главного корпуса возник пожар на крыше - искра от сварки попала на небрежно брошенную куртку, та вспыхнула, а рядом - доски для опалубки и только что залитая бетоном ферма в деревянной обшивке. Представляете ситуацию? Здание под сорок метров высотой - как туда подать воду? "Пожарка" только строилась. Была одна-единственная машина с лестницей максимум метров в шесть... Зима, к тому же сильный ветер. Подняли по тревоге лагерь. Генерал Лепилов обратился к заключенным: "Прошу вас, братцы, не пощадите жизни – погасите пожар!". И люди, как кошки, начали карабкаться наверх по лестницам-стремянкам и чем попало гасить огонь: телогрейками, появившимися невесть откуда полотнищами теплоизоляции, водой, которую удалось поднять наверх подъемниками. Слава богу, огонь погасили и никто не погиб...»
Ну почему, почему я не взял с собой диктофон!? Эпизод за эпизодом складываются в масштабную картину, и «теперь уже об этом можно рассказать» – и будет рассказано: и на первой конференции в Дубне по истории Советского атомного проекта, и в сборнике "Первый ускоритель Дубны" (ОИЯИ, 1999).
В. П. Джелепов – один из основателей Объединенного института ядерных исследований. Он был первым директором Лаборатории ядерных проблем Института, носящей ныне его имя, и руководил этой лабораторией в течение 32 лет. Большой вклад в физику элементарных частиц, физику и технику ускорителей принес Венедикту Петровичу широкую международную известность, говорится в статье, опубликованной в УФН к юбилею ученого. Ему принадлежат пионерские исследования упругого и неупругого нуклон-нуклонного и пион-нуклонного взаимодействий при энергиях в сотни МэВ и установление важных свойств симметрии сильных взаимодействий при этих энергиях. Выполненные еще в 50-е годы опыты по исследованию нуклон-нуклонных взаимодействий стали классическими. Они широко цитируются в научной литературе, вошли в монографии и учебники, оставаясь в ряде случаев среди лучших по точности результатов. В цикле исследований процессов рождения пионов при столкновениях нейтронов с протонами и ядрами, выполненных В. П. Джелеповым с коллегами в 50-х – начале 60-х годов, удалось доказать справедливость фундаментального свойства симметрии ядерных сил - их изотопической инвариантности.
В 1986 году В. П. Джелепов был удостоен золотой медали и премии АН СССР имени И.В.Курчатова – "за цикл работ по мю-катализу и мю-молекулярным процессам в изотопах водорода". Результаты его исследований имеют очень важное значение не только для проверки предсказаний теории и ее дальнейшего развития, но и служат основой для возможного использования мюонного катализа при создании новых источников энергии.
Венедикт Петрович одним из первых обратил внимание на возможность использования сильноточных изохронных циклотронов для управления подкритическими сборками и создания на этой основе безопасной ядерной энергетики и установок для трансмутации ядерных отходов. Он первым в СССР применил протоны высоких энергий и другие заряженные частицы для терапии злокачественных опухолей. И первый дубненский ускоритель, которому в конце 2009 года исполнилось 60 лет, работает сегодня для продолжения человеческих жизней. Его пучками облучаются онкологические больные в медико-биологическом комплексе, заслуга создания которого целиком принадлежит ученому. Ему также принадлежит приоритет в создании пучков протонов и нейтронов с энергиями в сотни МэВ для биофизических и радиобиологических исследований по космической медицине.
Вспоминает главный инженер фазотрона П. Т. Шишлянников: "Венедикту Петровичу не надо было ни в какие эпохи «перестраиваться». Он был сторонником истинной демократичности в управлении. Джелепов всегда воспринимал как естественную атмосферу споров, в которых рождается истина. Истина ведь когда рождается? Когда мы говорим то, что есть, а не то, что кто-то хочет услышать. У Джелепова всегда были замечательные заместители. Например, Лев Иосифович Лапидус – истинный интеллигент, при нем все подтягивались. Я работал лет двадцать в секторе Ю. Н. Денисова, он очень требовательный, четкий в работе человек, всегда приходил раньше девяти часов. Не то, что сейчас – пошел обедать и не вернулся. В ЛЯП у нас был особый климат взаимоотношений, к нам обычно переходили из других лабораторий, а чтобы от нас – никогда. Ушла большая группа в Серпухов, но это совсем другое – там создавался новый ускоритель, специалистов не хватало. Ю. Д. Прокошкин стал академиком, перерос своего учителя. Я хочу сказать, что атмосфера определялась временем и личностями.. Любое совещание при Джелепове превращалось в конференцию, школу. Причем, он не давил, записи не велись, но когда решались принципиальные вопросы, протокол делали. Разносов не было, но требовательность и спрос были, Джелепов прекрасно помнил, кому и что поручал."
…Следующая наша встреча с Венедиктом Петровичем состоялась уже после его выздоровления, в канун 80-летия ученого. На сей раз диктофон был при мне, и я не преминул им воспользоваться.
– Сегодня наука переживает тяжелые времена. Но вы наверняка видели и пережили не меньшие катаклизмы. И все-таки наука как-то выкарабкивалась. Например, сразу после войны, в дотла разрушенной стране… Что ей помогало, как помочь сейчас?
– Конечно, трудные времена были и раньше… Когда в 1934–1937 годах я впервые увидел, как бедно жили наши ученые, которые имели степень докторов наук, я был удивлен. Но сразу понял, что это люди увлеченные, беспредельно влюбленные в свое дело, одержимые стремлением самого глубокого познания законов мироздания. Их не смущало отсутствие хорошей одежды и обуви, они ходили в том, что есть, не брали такси, а ездили на трамваях, часто тратя на это часы, не имели возможности покупать деликатесы и не обставляли свои квартиры дорогой мебелью. Зато они покупали книги и работали в лабораториях с 9 утра до 9-10 часов вечера, часто до последнего трамвая.
Ученым всегда помогали увлеченность своим делом, радость познания, счастье открытий. Это их вдохновляет… Уверен, что и сейчас, как это было раньше, наука выживет. Задача старшего поколения – вовремя увидеть и поддержать способных и талантливых молодых сотрудников, помочь им в реализации их идей. Если нужно – вовремя выдвинуть на более высокую должность. Главное, не дать угаснуть творческому огоньку. И способствовать, чтобы он засветился еще ярче. Опыт моей многолетней работы, и не только моей, показал плодотворность такого подхода, и активно работающие, искренне влюбленные в науку специалисты не покинут своих лабораторий.
Хочу привести один пример… К моменту, когда я был избран в 1956 году директором Лаборатории ядерных проблем ОИЯИ, в нашем коллективе сложилась своеобразная ситуация. Мы имели четыре крупных научных подразделения. Их руководителями были М. Г. Мещеряков, Б. М. Понтекорво, М. С. Козодаев и я. Но к этому времени ряд одаренных сотрудников выросли в научном плане настолько, что прежняя структура становилась тормозом для их развития и могла нанести вред лаборатории. Поэтому в первые же годы директорства я решил произвести существенные структурные изменения и последовательно проводил их в жизнь, организовывал новые научные сектора во главе с сотрудниками, получавшими ученые степени. Эту линию горячо поддержал Б. М. Понтекорво. Новые коллективы расширялись и укреплялись за счет физиков, прибывающих из стран-участниц ОИЯИ, выпускников МИФИ, МФТИ и МГУ.
Эти организационные преобразования оказались очень плодотворными. С конца 50-х до начала 70-х годов на нашем синхроциклотроне учеными лаборатории было открыто 13 новых явлений и выполнено большое количество первоклассных научных, научно-методических и прикладных работ.
– Венедикт Петрович, обычно в течение жизни человек многое пересматривает, передумывает… Изменилось ли ваше представление о счастье?
– Думаю, что моя жизнь сложилась довольно счастливо, несмотря на трудности, которых было в избытке. Главное, что мне удалось проводить исследования в интересовавшей меня области науки. О результатах самому судить трудно, лучше, если об этом скажут другие.
В ОИЯИ глубоко чтут память о Венедикте Петровиче. На новый уровень исследований вышла программа изучения мюонного катализа на фазотроне ОИЯИ. По полноте и качеству ее результаты значительно превосходят данные зарубежных групп. Ученики В. П. Джелепова реализуют программу создания уникальной аппаратуры для экспериментов при сверхвысоких энергиях, нацеленных на получение результатов фундаментальной важности. Успешно функционирует и развивается медико-биологический комплекс. Проводятся важные эксперименты по радиохимии.
В джелеповском кабинете часто бывают гости – ученые из ведущих лабораторий мира, студенты, просто экскурсанты. Останавливаются у мемориальной доски на стене лаборатории у парадного входа. На мемориальный шахматный турнир, посвященный памяти Венедикта Петровича и его двоюродного брата Бориса Сергеевича Джелеповых, каждый год приезжают в Дубну космонавты, известные актеры, и турнир этот пользуется широкой популярностью в мире большого тенниса.
"Но если что и осталось в Дубне от той далекой весны 1947 года, так это ночные крики птиц на вершинах деревьев, а над ними все те же совершенно безучастные к делам людей звезды. Свет их все чаще обостряет щемящую боль – она от невозможности снова пережить все: и сопричастность к рождению этого города, и запуск первого ускорителя, и бесконечный поиск неизведанного..."
М. Г. Мещеряков
Жизнь и судьба одного из отцов-основателей Дубны, так захватившие Геннадия Горелика, беседой с которым открылась эта книга, состояли из многих ярких вех в контексте ушедшей эпохи.
Михаил Григорьевич участвовал в создании и запуске в Ленинграде, в Радиевом институте, первого в СССР и Европе циклотрона. Руководил его восстановлением после прорыва блокады города. В послевоенные годы был одним из ведущих участников создания атомного щита в СССР. В этой связи им был выполнен цикл работ по нейтронной физике и радиохимии продуктов ядерных реакций, имевший важное оборонное значение.
В 1946–1947 годах М. Г. Мещеряков работал экспертом от СССР в Атомной комиссии ООН и наблюдал американские атомные испытания на атолле Бикини. По возвращении он был переведен из Радиевого института АН СССР в Лабораторию № 2 (ныне Институт атомной энергии им. Курчатова) и назначен заместителем И.В.Курчатова и научным руководителем “установки М”, то есть ответственным за проектирование и сооружение синхроциклотрона в Ново-Иваньково (ныне Дубна). С 1948 года М. Г. Мещеряков регулярно привлекался И. В. Курчатовым к обсуждению и экспертизе физической части Атомного проекта. Принимал участие в подготовке испытания первой советской атомной бомбы. В августе 1949 года он был председателем комиссии по проверке аппаратуры физического сектора на семипалатинском полигоне.
В поселке Ново-Иваньково Михаил Григорьевич Мещеряков возглавил проектирование, строительство и последующие работы по усовершенствованию первого в нашей стране синхроциклотрона. Создал на его основе Институт ядерных проблем АН СССР (ныне ЛЯП ОИЯИ). Был одним из основателей ОИЯИ. Создал и в течение многих лет возглавлял Лабораторию вычислительной техники и автоматизации, ставшую одним из ведущих центров по вычислительной физике, автоматизации вычислительных процессов и созданию сканирующих измерительных систем. Он был одним из инициаторов развития работ по нелинейной математической физике и автоматизации аналитических вычислений.
Как физик-экспериментатор руководил работами по проектированию и строительству уникальных измерительных установок: прецизионного магнитного спектрометра, двухметровой стримерной камеры в магнитном поле. Под его руководством и при его непосредственном участии проведен большой комплекс экспериментальных исследований. Мировую известность получили выполненные им вместе с сотрудниками исследования по нуклон-нуклонным взаимодействиям в области энергий в несколько сотен мегаэлектронвольт. Обнаруженный в этих экспериментах резонансный характер пионообразования позволил открыть интенсивно развивавшуюся в последующие годы физику частиц-резонансов, а полученные эффекты кластеризации внутриядерных нуклонов и прямого выбивания из ядер-мишеней быстрых дейтронных кластеров легли в основу релятивистской ядерной физики. Он соавтор открытия: “Явление прямого выбивания дейтронов из атомных ядер нуклонами высоких энергий”.
Яркий, талантливый педагог, М. Г. Мещеряков в течение многих лет был профессором МГУ и читал лекции по ядерной физике в филиале МГУ в Дубне.
В конце жизни, как бы подводя итоги, Михаил Григорьевич писал:
“На протяжении всей своей научной деятельности я занимался экспериментальными исследованиями в области ускорителей, физики атомного ядра и элементарных частиц, а в последние 20 лет также разработкой методов использования быстродействующих вычислительных машин и средств автоматизации в исследованиях по физике атомного ядра и элементарных частиц.
Питаю ли я какие-либо иллюзии и надежды сейчас, когда стою на пороге небытия? Конечно, судя по всему, надежды не покидают человека до последнего вздоха. Мне пришлось два раза воевать, быть на передовой линии фронта, и я не понаслышке знаком с острым, не проходящим чувством щемящей боли, проистекавшей от мысли, что ты можешь погибнуть, так и не узнав, чем же все это кончится, останется ли после тебя существовать Держава. Такое чувство особенно было сильно в первые, самые тяжелые годы войны, в пору черного лихолетья. Я многие годы думал, что это горькое чувство не придется испытать снова. Но вот сейчас ощущаю такую же саднящую боль от раздумий о будущем России. И питаю надежду, что мне удастся... самому увидеть возрождение Державы...
Я это говорю потому, что в последние годы, по мере приближения к порогу небытия, меня все более как-то, хотя и слабо, утешает буддистское учение о бесконечности перевоплощений душ. Так вот, если действительно нечто такое происходит, и мне предопределено судьбой снова превратиться в человека, то я непременно опять стану физиком, чтобы не видеть обычной жизни, и появлюсь в Дубне – здесь я еще не все сделал.
Поэтому я не говорю Вам: “Прощайте”, а говорю: “До свидания, до новой встречи после моего... перевоплощения”.
Скончался Михаил Григорьевич Мещеряков 24 мая 1994 года, а 29 мая ушла из жизни Людмила Васильевна Мещерякова, делившая с Михаилом Григорьевичем все невзгоды и радости, делавшая все от нее зависящее, чтобы он мог отдавать себя науке. Похоронены они на дубненском кладбище.
В этом году выйдет в свет второе, дополненное издание книги «Михаил Григорьевич Мещеряков», приуроченное к 100-летию выдающегося ученого. Приведу несколько фрагментов воспоминаний коллег и учеников М.Г.
«Реализовал ли себя М.Г. полностью? – этим вопросом завершает свои воспоминания племянница М.Г. профессор, доктор технических наук Галина Пантелеевна Мещерякова. – Конечно, нет… Ему было интересно жить, хотелось знать как можно больше о том, «как это все устроено». Сама скорость познания не удовлетворяла его. Ему не хватило бы и более долгой жизни.
… Он был крупной, неординарной личностью… В высказываниях всегда был весьма осторожен, но иногда все-таки что-то прорывалось, когда речь шла, например, о непрерывных реформах в образовании. Как-то, после командировки во Францию, он рассказывал о самом сильном впечатлении от страны – лицее, где устав не менялся с тысяча семьсот какого-то года, тогда как у нас... Прекрасно знал достоинства и недостатки системы, и, когда мог, умело этим пользовался. Он был, несомненно, авторитарным человеком, как все крупные организаторы науки советского периода, но главным для него всегда были дело и страна, в которой жил и которой служил».
«В плеяде выдающихся ученых Дубны Михаил Григорьевич Мещеряков занимал достойное место не только как крупный физик, но и как человек яркого организаторского таланта, который особенно проявился при создании научной Дубны, – пишет в очерке «Артистичный М.Г.» Алексей Норайрович Сисакян. – Косвенно мне пришлось узнать о М.Г. (так его часто называли коллеги) даже раньше, чем в студенческие годы… М.Г. был личностью, безусловно, яркой, и в 50-е годы о нем по Дубне ходили разные легенды… Одна из них, видимо, самая правдивая, что в те годы в дубненском кинотеатре сеанс не начинался, пока не приходил М.Г., для которого специально «держали» целый ряд…
Тогда я, конечно, не мог предположить, что в конце 60-х годов попаду в Дубну, а в 70–90-е мне придется довольно тесно общаться с Михаилом Григорьевичем, который тогда был директором созданной им Лаборатории вычислительной техники и автоматизации. В те годы, как главному ученому секретарю Института, мне довелось достаточно много общаться по разным вопросам с тогдашними руководителями лабораторий, лидерами научных направлений в ОИЯИ. Все они…, безусловно, были выдающимися личностями, каждый в своем роде. М. Г. выделялся среди них своей артистичностью. Он довольно ловко мог пародировать других людей, обладал богатой мимикой, «играл» голосом. Всем этим он умело пользовался, чтобы завоевать симпатию аудитории. Причем, кстати сказанная им шутка могла разрядить довольно напряженную обстановку во время некоторых директорских совещаний.
Надо сказать, что когда встал вопрос о моем переходе на работу в дирекцию института, меня, молодого тогда теоретика, это предложение Николая Николаевича Боголюбова несколько озадачило. В дни моих тяжких раздумий (согласитесь, такие перемены в жизни вызывают определенные переживания) в Доме ученых проходил интернациональный вечер, во время которого я оказался рядом с М.Г. …Я разоткровенничался и начал советоваться с ним насчет предложения перейти в ученые секретари. М.Г. с большим энтузиазмом принялся рассуждать, что «настоящий мужчина не должен бояться перемен в своей жизни, что для роста личности следует несколько раз в жизни преодолеть себя и заняться чем-то абсолютно новым, попасть в новую среду. . . Настоящий мужчина от этого только выигрывает». Этот разговор развеял мои сомнения, и позже я довольно часто вспоминал эти житейские советы М.Г.»
Когда готовилась к изданию первая книга воспоминаний о Михаиле Григорьевича Мещерякове (Дубна, 1990), которую мне посчастливилось редактировать, я вспомнил несколько коротких наших встреч. Два из этих эпизодов – “Колокольчики мои...” и “Неудавшееся интервью” – вошли в “Непридуманные заметки”, опубликованные в этом сборнике, а третий, “Положение хуже губернаторского”, остался в моем архиве…
Однажды в погожий летний день мы с приятелем, который, работая в ЛВТА, защитил там кандидатскую диссертацию и, как большинство его коллег, с большим пиететом относился к основателю лаборатории и, можно, сказать, города, вдоволь поплавав в Волге, выбрались на набережную и увидели Михаила Григорьевича Мещерякова на его “персональной” скамейке, с которой открывалась самая широкая панорама на окрестности Дубны. На нем была его любимая тюбетейка, а выражение лица после обоюдных приветствий показалось нам достаточно дружелюбным, чтобы завязать беседу.
И действительно, беседа завязалась легко. Точнее, не беседа, а монолог. Может быть, М.Г. пытался проверить на нас некоторые свои мысли, а может, просто испытывал в этот миг потребность в самовыражении. Начал он с шуток, а закончил воспоминанием из своей молодости, которое я потом так часто повторял своим друзьям, что оно приобрело в памяти законченность апокрифа.
Шутки “для затравки” беседы были явно рассчитаны на мужскую аудиторию. Подавив некоторые колебания, воспроизведу хотя бы одну, впрочем, по нынешним временам достаточно безобидную. Произнесено это было с малороссийским акцентом, что на письме, да еще с неподражаемой авторской интонацией, воспроизвести очень трудно: “Щось с потэнцией нэ тэ – обращайтесь в МАГАТЭ!”. А подоплека, или временной контекст его изречения состоял в том, что эпоха шла постчернобыльская, и кому, как не М.Г., воочию видевшему грозный оскал освобожденной энергии ядра, была близка эта трагедия. И вот – шутка классика... Может быть, и не его шутка, но в его произношении и том контексте перевод был явно авторизованным.
А “случай с академиком Виноградовым” я еще раз вспомнил относительно недавно, сидя у телевизора, когда ведущий телепередачи “Что? Где? Когда?” зачитал очередной вопрос: “Каковы смысл и происхождение поговорки “Положение хуже губернаторского”?”. Я знал ответ на этот вопрос, который мог быть задан только хорошим филологом. Знал от М.Г., потому что именно в тот погожий летний день и, как говорится, под настроение поведал он нам эту историю.
Однажды в молодости он проводил отпуск на берегу моря, на академической даче. Компания собралась очень подходящая. В один жаркий день, за обедом, выпив по несколько рюмок коньяка (ох, как вкусно описывал все это М.Г., вот только не помню, вставил ли он в свой рассказ излюбленную фразу “от моря тянуло прохладой”), зашел разговор о богатстве и силе родного языка, о его истоках. Присутствовавший в компании академик Виктор Владимирович Виноградов – блестящий языковед и литературовед вспомнил историю из своих студенческих времен (а учился он до революции) – о том, как писал курсовую работу об этимологии выражения “положение хуже губернаторского”.
Далее в изложении М.Г. следовал рассказ академика, но я не рискну воспроизвести здесь его прямую речь – настолько артистичной, пряной она была, и казалось, образ перворассказчика, в которого перевоплотился наш собеседник, витал над набережной, залитой солнечными лучами, и над Волгой, “от которой веяло-таки прохладой”. А может быть, вот так неожиданно, нарушив временные связи, срезонировала сама обстановка. Жаль только, не было у нас с собой коньяка и рюмок...
Итак, будущий академик, получив от своего мэтра задание, отправился... в волжские (или донские) степи, где были богатые конезаводы. Там-то, в среде конезаводчиков, он и нашел ответ на свой вопрос. Чтобы спарить жеребца и кобылу, конезаводчики часто прибегают к помощи “губернатора” – старого мерина. Мерин – это кастрированный жеребец. Его запускают в загон к кобыле, и он начинает ее “обхаживать”, осыпать жеребячьими ласками. А через загородку все это видит из соседнего загона племенной жеребец, и вот-вот “взыграет ретивое”. Опытные загонщики, улучив момент готовности, выводят “губернатора” от “невесты”, и его место занимает “жених”. И вот когда, выполнив предназначенную ему миссию, мерин-“губернатор” завистливо взирает на все происходящее, его положению, действительно, не позавидуешь... И может ли, действительно, что-нибудь быть хуже?!
...Кажется, Знатоки так и не ответили на тот вопрос. А я, пока они думали, пересказал историю жене, и ей, никогда не видевшей М.Г., осталось только порадоваться моей легкой причастности к этой занимательной истории.
Заключительный год 20-го столетия остался памятным ветерану лаборатории Мещерякова и одному из преданных его сотрудников Александру Злобину – заслуженному путешественнику России: туристы Дубны открыли в Карелии новую реку с красивейшими порогами-водопадами, которым присвоены имена “М. Г. Мещеряков”, “Академик Г. Н. Флеров”, “Максимыч” , “Саров”.
И когда я об этом узнал, мне показалось, что и сам М. Г. остался бы доволен названием бурного порога. Потому что его жизнь, как и жизни его коллег – классиков и современников – протекала в борениях и преодолениях бурлящих стремнин.
"Я хорошо помню тот день, когда впервые увидел лабораторию осенью 1950 года. М. Г. Мещеряков сопровождал меня в 1-й корпус. Должен сказать, что мне ничего не было известно о том, что в Советском Союзе, в частности, в первом корпусе ЛЯП имеется протонный ускоритель на 450 МэВ, то есть самый мощный ускоритель в мире в то время. Понятно, что я получил колоссальное впечатление при виде синхроциклотрона."
Б. М. Понтекорво
Проведу вас еще по одной улице, застроенной современными домами. Она встречается с проспектом Боголюбова и носит имя академика Бруно Максимовича Понтекорво. Уж эта-то легендарная личность знакома многим если не по научным монографиям, то хотя бы по таким строчкам песни Владимира Высоцкого:
Не ухватишь нейтрино за бороду
И не посадишь в пробирку,
Вот было бы здорово,
Когда б Понтекорво
Засунул нейтрино в бутылку!
За точность цитирования не ручаюсь – пусть знающие товарищи меня поправят. Что же касается личности академика Бруно Понтекорво – выдающегося ученого, автора и основоположника многих блестящих исследований, работавшего в области слабых электромагнитных взаимодействий, занимавшегося изучением нейтрино… Стоит побывать в его кабинете в Лаборатории ядерных проблем, где все сохраняется, как при жизни ученого, пробежать глазами по корешкам монографий в книжных шкафах, по остроумным стихотворным посвящениям неутомимому Бруно, чтобы представить хотя бы в первом приближении масштаб этой удивительной личности.
Друзья и коллеги Бруно Максимовича приехали в Дубну на семинар его памяти из многих российских центров. Поразительно, какой доброй и отзывчивой может быть человеческая память, как чутко откликается она на теплоту человеческого излучения, источником которого был Бруно Максимович. Коллеги и ученики говорили о его незаурядном научном таланте и о том, насколько многомерность его личности определяла поистине демократичный стиль научного общения Дубны 50 – 60-х годов. А скольким физикам он помог утвердиться на неизведанных научных тропах!
Каждый раз, когда я встречал в Дубне одного из ветеранов нашего города чешского ученого профессора Йозефа Тучека, мы всегда приветливо улыбались друг другу, вспоминали его интервью, особенно то, которое он дал в одну из круглых дат Института. Сам он приехал сюда в 1955 году, рассказывал, что местные мальчишки, очевидно, за толстые подошвы туфель, дразнили его американцем и чуть ли не подозревали в шпионаже, а его сын Юра стал первым иностранным ребенком, родившимся в Дубне... Поэтому с таким интересом прочел я его воспоминания в юбилейном институтском сборнике, которые озаглавлены коротким вопросом: "Разве уже 40 лет?"
Вспоминая первые годы в Дубне, Йозеф пишет: "Особенно интенсивно развивались экспериментальные исследования, и нам, новичкам, приходилось, образно говоря, прыгать в поезд на полном ходу. Это создавало определенные трудности, в преодолении которых нам немало помогал семинар очень высокого уровня в ЛЯП, ставший для меня большой школой. Мне помнятся содержательные выступления академика Б. М. Понтекорво, которого я еще вспоминаю лихо, без помощи рук, ездящим на велосипеде по улицам Дубны. Бруно Максимович был очень интересным человеком, с большим чувством юмора, он много рассказывал мне о таких физиках, как Э. Ферми и Э. Майорана, с которыми был хорошо знаком".
А вот какой след оставил академик Понтекорво в памяти профессора Владимира Борисовича Флягина: "Бруно Понтекорво (он очень долго настаивал, чтобы его звали именно так, а не Бруно Максимович; только после многих лет работы он смирился с этой русской традицией), этот удивительнейший человек сыграл в моей жизни очень важную роль своим примером отношения к нашей науке и к людям. Великолепный экспериментатор, он тонко чувствовал все нюансы самых последних достижений теоретической мысли и сам сделал много теоретических работ мирового класса. В наше время это редкое сочетание. Он был поразительно прост со всеми и умел создать иллюзию равенства во время любого разговора. Мы довольно часто встречались где-нибудь в коридоре или он приглашал зайти к нему, и я, как правило, узнавал от него самые последние физические новости. Именно он, пожалуй, был той "затравочной массой", которая создавала атмосферу непринужденности и вечного поиска в нашей лаборатории. Мне бесконечно жаль, что нет его с нами".
В лаборатории ядерных проблем, где прошла дубненская научная жизнь великого физика, воссозданы вехи его биографии. Бруно Понтекорво родился 22 августа 1913 года в Италии, в Пизе, небольшом, уютном и тихом университетском городе, который дал в 1564 году миру великого Галилея. Теперь этот город знаменит еще и именем другого гениального физика – Бруно Понтекорво.
Отец Бруно, Массимо Понтекорво, был промышленником, мать, Мария Понтекорво, – дочерью врача. Со слов самого Бруно, их семья была благополучной и многодетной, у него было четыре брата и три сестры. Сам Бруно Максимович наиболее известными из своих братьев называл Гуидо (биолог) и Джилло (кинорежиссер). Большое влияние на формирование личности Бруно имела глубокая любовь его отца к справедливости, эту же любовь и сам Бруно Понтекорво пронес через всю свою жизнь.
В школе, как он сам утверждает, Бруно учился умеренно хорошо, считая самым важным делом теннис, настоящим знатоком и ценителем которого он был. После школы первые два года он учился на инженерном факультете в Пизе, а затем по совету своего брата Гуидо перешел на третий курс факультета физики и математики Римского университета. С 1931 по 1936 годы он был студентом, а затем в составе широко известной группы "мальчиков с улицы Панисперна", под руководством великого итальянского физика Энрико Ферми Б. Понтекорво участвовал в работах по изучению свойств медленных нейтронов, в которых было открыто явление замедления нейтронов и впервые исследовано взаимодействие нейтронов с ядрами. Эти, ставшие классическими, опыты положили начало практическому использованию ядерной энергии.
1936–1940 – Институт радия в Париже. Здесь под руководством Фредерика Жолио-Кюри он выполнил большой цикл работ по исследованию ядерной изомерии, предсказал существование изомерных состояний у бета-стабильных атомных ядер и экспериментально нашел первый такой изомер – кадмий… Эти исследования привели Б. Понтекорво к открытию ядерной фосфоресценции, удостоенное премии Кюри – Карнеги.
1940–1942 – США, частная фирма, занимающаяся геофизическими методами зондирования нефтяных скважин. Большой опыт работы в области физики медленных нейтронов, который Б. Понтекорво приобрел в группе Ферми, помог ему предложить и разработать новый, весьма эффективный геофизический метод разведки нефти – нейтронный каротаж, суть которого состоит в измерении наведенной нейтронами радиоактивности пород, в которых пробурена скважина. Много лет спустя этот метод будет активно внедрять в советской практике академик Г. Н. Флеров.
1943–1948 – Канада. Б. Понтекорво участвует в разработке и запуске самого мощного в то время исследовательского реактора на тяжелой воде в Чок-Ривере. Здесь же Б. Понтекорво начал исследования по физике элементарных частиц. Опираясь на замеченную им глубокую аналогию между мюоном и электроном, Б. Понтекорво впервые высказал гипотезу о существовании единого универсального слабого взаимодействия. Само словосочетание "слабые взаимодействия" принадлежит именно перу Бруно Понтекорво (1947 год).
Бруно Понтекорво по справедливости считают основоположником экспериментальной физики и астрофизики нейтрино. В течение долгого времени было широко распространено мнение о том, что свободные нейтрино, благодаря их чрезвычайно малому сечению взаимодействия, зарегистрировать практически невозможно. Он первым предложил методы регистрации нейтрино. В известной работе, опубликованной в 1946 году в виде отчета лаборатории в Чок-Ривер, он предложил радиохимический хлор-аргонный метод регистрации нейтрино от Солнца, ядерных реакторов и ускорителей, который используется до сих пор.
В 1948 – 1950 годах Б. Понтекорво работал в Харуэлле (Англия), а в августе 1950-го он с женой и тремя сыновьями переехал в Советский Союз. По поводу этого переезда много разных легенд ходило по свету. Сегодня достаточно, следуя В. П. Джелепову, по этому поводу привести цитату из выступления в 1994 году президента итальянской Академии Линчеи Джорджио Сальвини: "Бруно убежденно верил в коммунизм как вдохновляющую и правящую в мире силу, как человек, верящий в свое религиозное "кредо"". Дж. Сальвини также особо подчеркивал непричастность Бруно к ядерному оружию, о чем ему лично рассказывал Э. Ферми, хорошо осведомленный обо всех проблемах, связанных с созданием в США этого оружия, и активно участвовавший в этих работах.
Б. Понтекорво прибыл в СССР вскоре после запуска в Дубне самого мощного тогда в мире синхроциклотрона. Он активно включился в проводящиеся на этом ускорителе исследования в области физики сильных взаимодействий.
Бруно Максимовича отличали поразительное чутье и интерес к новому и масштабному в науке. Он был наиболее осведомленным в своей лаборатории в отношении всех научных новостей, причем очень часто научная новость служила импульсом для оригинальной работы самого Б. Понтекорво. Примером может служить воспоминание профессора Генаха Мицельмахера об их совместной работе: "В январе 1978 года Б. М. Понтекорво пригласил меня зайти к нему в кабинет и рассказал о только что полученных работах Вайнберга и Вилчека, в которых теоретически была предсказана новая частица – аксион. Детальное и чрезвычайно интересное обсуждение этих работ продолжалось весь день (в перерывах заседания Ученого совета ОИЯИ, вечером во время прогулки, затем за ужином дома у Бруно Максимовича и, наконец, перед сном по телефону). В результате уже через три недели была написана работа, в которой обсуждалась возможность регистрации аксионов в реакторных опытах. Все это время Б. М. Понтекорво работал с невероятным, совершенно юношеским энтузиазмом и энергией, по 12–14 часов в сутки и совершенно вымотал меня. А ведь ему было уже 65 лет".
Особой популярностью Бруно Максимович пользовался на молодежных семинарах, проводимых в лаборатории. Его выступления вызывали огромный интерес, потому что он всегда рассказывал ярко, с удачными и поучительными примерами. Он часто выступал перед самыми различными аудиториями с интересными воспоминаниями о Э. Ферми, Э. Майоране, римской школе Э. Ферми, с глубоким анализом проблем физики элементарных частиц. По инициативе Бруно Максимовича переведено на русский язык и издано полное собрание трудов Э.Ферми. К этому изданию он написал биографию великого физика и снабдил труды очень интересными комментариями.
Культура и изящество изложения характеризуют научное творчество Бруно Понтекорво. Ученый высочайшего ранга, он сочетал в себе дар глубокого проникновения в сущность физических явлений с исключительными способностями экспериментатора. Он заслужил признание и уважение во всем научном мире. Неизгладимое впечатление оставляли его удивительная доброжелательность, любовь к науке, ясный и критический ум, непредвзятость суждений, умение по-новому посмотреть на проблему, широкая и глубокая культура. Бруно Понтекорво освещал жизнь тех, кто имел счастье быть среди его друзей. Он передавал им свою непоколебимую веру в будущее. Многочисленным друзьям Бруно Понтекорво в нашей стране и за рубежом хорошо известны его жизнелюбие, мягкий юмор, жизнерадостность, великодушие и щедрость. Удивительно интересный собеседник, Б.Понтекорво глубоко понимал и любил кино, музыку, литературу, живопись, теннис, хоккей и футбол. Он один из основателей теннисной секции в Дубне, один из зачинателей подводной охоты в СССР.
Бруно Максимович обладал удивительной интуицией, неповторимым чувством природы. Он всегда был полон идей, фантазий, но только одному ему известным способом он выбирал те из них, которые наиболее адекватны природе. Именно поэтому, видимо, большинство из его идей оказывали существенное влияние на развитие современной физики элементарных частиц.
Бруно Понтекорво мы обязаны важнейшим и оригинальным представлением о частице "нейтрино", частице, которая после сорока лет исследований остается центральной и интригующей проблемой как для экспериментаторов и теоретиков в области физики частиц, так и для специалистов в области астрофизики.
"В науке очень важно идти своим путем, пусть рискованным и трудным, но лишь на этом пути могут быть одержаны настоящие победы, которые не только обогатят мировой запас научных знаний, идей, результатов, но и будут ярким выражением нашего бойцовского духа."
Г. Н. Флеров
…Свернем с улицы Векслера на Флерова. Здесь, в этом коттедже, когда-то жил Георгий Николаевич. Дом этот был открыт для многих. Получив в юности от своих сокурсников прозвище "многовалентного", Г. Н. до конца своих дней оставался человеком потрясающе разносторонним, и ему были абсолютно противопоказаны границы – как физические, так и географические. Лишь одной границы он придерживался всегда – это была планка высокой научной и гражданской этики. Что, впрочем, относится ко всем героям нашего повествования.
Имя первого директора Лаборатории ядерных реакций приобрело широкую известность еще в довоенные годы: в 1940 году он вместе с К. А. Петржаком открыл новый тип радиоактивного превращения ядер – спонтанное деление урана. Под руководством академика Г. Н. Флерова синтезирован целый ряд новых изотопов трансфермиевых элементов, осуществлялся поиск сверхтяжелых элементов в природе, проводились эксперименты по их синтезу в реакциях с тяжелыми ионами, создавались и совершенствовались ускорители... И при всей огромной загруженности у Г. Н. находилось время для того, чтобы быть в курсе новостей мира искусства, тонким ценителем которого он был. В среде московских театралов сохранилась легенда о том, что во многом благодаря заступничеству Флерова сохранил свою жизнь в непростое для него время Театр на Таганке...
Однажды мне посчастливилось провести с Г. Н. целый день – рассказ об одном дне академика должен был выйти в институтском еженедельнике к его юбилею. К концу этого дня я был выжат, как лимон, а 70-летний Георгий Николаевич – свеженьким, как огурчик. Когда я собрался уходить, он достал из директорского портфеля оттиски свежих статей и предполагал еще поработать. А ранним утром, как обычно, кого-то из его сотрудников разбудил телефонный звонок: "Не кажется ли вам, что мишень слабовата, ведь скоро мы повысим интенсивность пучка?".
Главное в жизни ученого – темп, писал я, вдохновясь столь плотным общением с Георгием Николаевичем и стараясь донести до непокорного листа бумаги обаяние его личности. Темп и – чувство времени. Трудовой путь Георгия Николаевича Флерова начался в первый год первого пятилетнего плана. "Время, вперед!" - этот девиз определял атмосферу, в которой формировался характер будущего ученого.
О молодом Флерове рассказывали, что, когда И. В. Курчатов взял его к себе стажером, то приобрел преемника по "спринтерскому бегу": новый сотрудник с таким азартом мчался по институтским коридорам, что все от него буквально шарахались. Спорт всегда играл не последнюю роль в жизни Георгия Николаевича. Вот и в тот памятный для меня день он говорил, слегка перефразируя известную фразу Гете: "Лишь тот достоин жизни и здоровья, кто каждый день идет за них на бой". С этими словами не спеша спускался в воду, проплывал четыре круга брассом и на боку, делал зарядку. Потом подходил к тренерскому столику, где установлен телефон, набирал номер:
– А знаете, что я придумал? Может быть, взять лавсан толщиной пятьдесят микрон? Давайте посмотрим, что это может дать...
Несколько минут продолжался телефонный разговор. Рабочий день начался и для кого-то из сотрудников.
Разносторонность интересов директора лаборатории поражала. В книге "На пути к сверхэлементам", которую он написал вместе с коллегой А. С. Ильиновым для "Библиотечки Детской энциклопедии", на карте земного шара указаны места, в которых были взяты образцы для поиска сверхтяжелых элементов. Метеориты, руды, минералы, вулканическая лава, геотермальные воды, железомарганцевые конкреции со всех концов света – только ледовый материк Антарктида, кажется, не подвергся "разграблению" физиками ЛЯР, направлявшимися Г.Н.Флеровым для поиска сверхтяжелых элементов в природных образцах.
Столь же широким был и охват "полей посева" – около 90 организаций страны использовали в практике результаты ядерно-физических исследований ЛЯР. Об этом было и утреннее совещание, в котором участвовали сотрудники отдела прикладной ядерной физики. Рядом с Георгием Николаевичем чувствовалось, как сжимается, уплотняется время, потому что дела десятков людей, которые он направлял, в конечном счете распространялись на тысячи людей и дел. "Абстрактные" научные открытия, по глубокому убеждению Флерова, всегда влекут за собой цепь важных практических применений.
– Каков бюджет вашего завода? – несколько врасплох застал вопрос академика очередного гостя-практика, директора завода с полуострова Челекен, где размещались установки ЛЯР для анализа геотермальных вод. - Ну, а мы до последнего времени больше тянули из государства. Но с помощью ядерных фильтров расходы окупаются с избытком.
– К сожалению, Дубна – город мононауки, говорил он чуть позже, отвлекшись от сиюминутных дел, бумаг, распоряжений. – От этого же страдают и другие научные центры – Протвино, Пущино. И сейчас эта односторонность определенным образом начинает сказываться. Не случайно же очень интересные работы делаются в Новосибирске, в тех точках роста науки, которые лежат на грани многих областей знаний.
Сейчас ощущаю: задачи, которые дают результат, должны основываться на многих достижениях. Очень хорошо, что к нам едут геологи. биологи, геохимики. И науку начинают уважать в горнорудных карьерах, шахтах, рудниках, геологических партиях, а наши сотрудники сами идут к практикам, советуются с ними, демонстрируют преимущества новых методов. Ведь практиков порой необходимо заставить повернуть к тому новому, что каждые два года появляется в ядерной физике.
В течение дня в своем кабинете, в коридорах лаборатории, в комнатах физиков директор подсказал немало идей, дал адреса, куда можно обратиться за помощью или, наоборот, где можно помочь. "Работала" та самая география, которая десятками нитей связывала лабораторию со многими уголками мира. "Работал" тот самый опыт, который пришел к одному из помощников Курчатова в годы "ядерного штурма".
На занятии методологического семинара Георгий Николаевич обратился к каждому из докладчиков с вопросом: что из сделанного вами имеет значение для применения в смежных областях науки, в практической деятельности? И сам тоже выступил на семинаре:
– Мы должны сегодня очень остро ставить вопрос о добросовестности ученого, повышении его отдачи. Недавно в Госкомитете по науке и технике взяли под контроль несколько открытий, имеющих существенное значение для практики. Оказалось - они либо не внедрялись, либо процесс проходил так медленно, что со временем пропадала необходимость в этих работах. Не знаю, как вы, а я спросил себя: что же я сделал?.. Думаю, надо продолжать исследования, которыми мы занимаемся, и постараться довести до практического использования их результаты.
Немного раньше, отвечая на другие вопросы: почему вы постоянно охвачены новыми планами, новыми идеями? не возникает ли у вас желания отдохнуть или заняться более спокойной деятельностью? – Г.Н. в книге о сверхэлементах написал: "Мне кажется, можно дать простой совет, который поможет найти ответ на такие вопросы. Нужно выбрать минутку, посмотреть на свое дело со стороны и подумать, много ли еще осталось сделать по сравнению с тем, что уже сделано. Если меньше или примерно столько же, то, возможно, и стоит поискать какое-нибудь другое занятие".
Здесь все было ясно. Не ясно было только одно: когда это Георгий Николаевич находит-таки свободную минутку, чтобы остановиться и оглянуться... Слово "темп", столь популярное в тридцатые годы, заканчивал я свой рассказ об одном дне директора, определяет стремительный ритм современной ядерной физики, а крылатое "Время, вперед!" реет над каждым будничным ее днем. Обычным днем, когда не разбиваются о железо нового ускорителя бутылки с шампанским, не раздаются возгласы "Эврика" и не присуждаются Государственные премии...
Описав в 1983 году один день академика Флерова, я еще не предполагал, что вскоре нас вновь сведет судьба и мы станем соавторами научно-популярной брошюры, посвященной практическим приложениям методов, развитых в исследованиях по физике тяжелых ионов.
В 80-е годы издательство "Советская Россия" выпускало серию небольших книжечек в мягкой обложке, которая называлась "Наука – народу". В качестве авторов этой серии привлекались ученые и журналисты, писатели, которые "на два голоса" достаточно популярно излагали современные научные идеи и технические решения. В редакции научно-популярной литературы, куда я пришел с предложением, мою заявку восприняли благосклонно – имя академика Флерова и здесь производило магическое действие, открывало все двери. Заручившись поддержкой в издательстве, я пришел к Георгию Николаевичу с проектом плана-проспекта и авторской заявки в издательство. Посоветовав кое-что изменить и подправить, Георгий Николаевич неожиданно легко согласился на подготовку брошюры… Однако наша совместная работа оказалась долгой и кропотливой. Первоначальный замысел изменился неузнаваемо. В последней, четвертой редакции, едва ли осталась четверть от первого варианта
Сейчас, уже немало лет спустя после благополучного завершения той работы, перебирая в памяти все ее перипетии, я вряд ли согласился бы снова начать "бесконечные хлопоты эти", как пелось когда-то в песне про газетчиков. Георгий Николаевич оказался, мягко говоря, очень беспокойным соавтором. Наверное, если бы мне довелось тогда попросить совета у Александра Ильинова, который работал вместе с Г.Н. над книжкой "На пути к сверхэлементам", я бы отказался от намеченной миссии. Но Саша к тому времени уже из Дубны уехал, а некоторые замечания "по поводу такого соавторства" от сотрудников Флерова я услышал гораздо позднее, когда была пройдена примерно половина пути и перелопачены многие книжные страницы, записаны флеровские монологи и его ответы на мои вопросы.
Но, в конце концов, как говорил один древний философ, в нашем диалоге с жизнью важен не наш вопрос, а ее ответ. За плечами Георгия Николаевича была жизнь с ее неожиданными поворотами, я же только задавал вопросы да переписывал некоторые свои репортажи из лаборатории ядерных реакций. В них (репортажах) шла речь о том, как запустили в ЛЯР ускоритель ИЦ-100, модернизированный в последние годы и вновь работающий сегодня, как сложен и многогранен процесс производства ядерных мембран, как детекторы, созданные для поиска следов ядер, приспособили для предсказания землетрясений, как с помощью микротрона анализируют процентный состав азота в злаках, как развивается в Дубне радиационное материаловедение… Многое из описанного тогда подпадает под сегодняшнее определение нанотехнологий, лишний раз подтверждая прозорливость Георгия Николаевича. Первоначальный охват "полей посева" оказался чрезвычайно широким, но уже к третьей редакции брошюры, совершенно отказавшись от заявленного издательского плана, Георгий Николаевич оставил только одну, но магистральную тему – ядерные мембраны: их получение и применение.
Сейчас я, кажется, понимаю причину: таков стиль лаборатории, заданный ее основателем, – сосредоточивать все усилия на главном направлении, отметая все второстепенное, идти своим путем…
Процесс писания казался вначале простым: вечерами мы собирались у Георгия Николаевича в дубненском доме, по выходным иногда встречались в московской квартире или "методическом кабинете" в доме на Соколе, построенном для курчатовских сотрудников во времена "ядерного штурма". Флеров щедро разбрасывал образы, идеи, вспоминал эпизоды яркой своей жизни. Кое-какие факты и сюжеты заимствовались из научных докладов, популярных статей в периодике. Потом все написанное в очередной раз подвергалось нещадной критике.
Текст этот передавался из рук в руки, был объектом строгой экспертизы коллег и учеников академика. Для себя я понял, что было два круга консультантов – "малый", дубненский, и большой, московский академический. Потому все так затянулось, пока, наконец, в один прекрасный весенний день на московской квартире не была поставлена последняя точка. Историю создания этой брошюры я изложил в предисловии к изданию, которое в 1998 году было напечатано… в издательском отделе ОИЯИ, хотя по планам "Советской России" намечалось на 1990 год. Но – план издательства в то время трещал по швам, не было бумаги, издательство было вынуждено пойти на расторжение договоров с большинством авторов…
Кое в чем к моменту ее выхода эта книжечка, конечно, уже устарела. Развитие ядерно-физических технологий не стоит на месте. Хотя я вижу несомненную роль академика Флерова, как и основателей других научных школ в нашем Институте, в том, что Дубна выиграла в начале 2006 года российский конкурс на присвоение статуса Особой экономической зоны. Однако мне эта брошюра и сегодня дорога тем, что сохранила мысли и идеи Георгия Николаевича о развитии науки, ее практическом значении. О необходимости ее перестройки. О гибельных для науки административно-чиновных подходах. О новых планах и надеждах. Он по природе своей был оптимистом. Строки эти писались в первые годы перестройки (сейчас этот название часто заключают в кавычки). Жизнь бурлила ключом. Духовное освобождение несло надежды, что творческий труд превратится, наконец, в главный смысл жизни.
Георгий Николаевич очень ждал выхода "Этих вездесущих ионов", предвкушал, как разошлет брошюру своим коллегам, друзьям, смежникам, которых у него было великое множество. Огорчался, когда в издательстве в очередной раз отвечали, что выпустить брошюру с иллюстрациями нет технической возможности. "Ну, ничего, – говорил он себе в утешение. – У Туманова есть прекрасные фотографии, мы разошлем их вместе с книжкой по всем адресам".
В Дубне и издательский отдел ОИЯИ, и Юрий Туманов, и я постарались учесть пожелания Георгия Николаевича. Жалко, конечно, что это случилось так поздно. И все же, оставшиеся на страницах этой брошюры размышления ученого, мечтавшего еще при своей жизни получить "плоды светоносной науки" и всеми силами добивавшегося воплощения этой цели, – и сегодня представляются современными и своевременными, характеризуя образ мыслей одного из ярких представителей плеяды первопроходцев .
Нет-нет да и вспоминаются мне вечера в коттедже Георгия Николаевича, что мы провели вместе над рукописью "Этих вездесущих ионов", вспоминаются сказанные им слова: "В науке очень важно идти своим путем, пусть рискованным и трудным, но лишь на этом пути могут быть одержаны настоящие победы. Они не только обогатят мировой запас научных знаний, идей, результатов, но и будут ярким выражением нашего бойцовского духа".
Он ставит на стол печенье, достает коробку с пакетиками чая и, прежде чем начать работу, предлагает:
– Давайте-ка, Женя, сначала чаю выпьем…
В лаборатории, которая носит его имя, светлый образ учителя сохранился в памяти многих. Преемник и ученик Георгия Николаевича член-корреспондент РАН Ю. Ц. Оганесян так характеризует первого директора: "Незаурядная личность, физик от Бога, человек убежденный, страстный, решительный, целеустремленный, обладавший фантастической научной интуицией и владевший даром увлекать своими идеями многих воспитанных им ученых, он основал новое научное направление – физику тяжелых ионов... Личность этого человека во многом определила научное лицо и исследовательский почерк лаборатории".
К 95-летию ученого в московском издательстве «Этерна» вышел сборник воспоминаний «Гергий Флеров. Ученый, творец, первопроходец». Мне довелось быть редактором-составителем этой книги, в которую вошли воспоминания коллег и учеников, зарубежных физиков, работавших с Флеровым, его собственные научные статьи, обозначившие яркие вехи в развитии ядерной физики. Как бы подытоживая все сказанное в книге, нынешний директор ЛЯР имени Флерова профессор Сергей Дмитриев завершил свои воспоминания такими словами: «Как любой человек, Г.Н. был разным, чаще добрым и справедливым, но иногда и не совсем. Но он всегда оставался Ученым с большой буквы и я счастлив, что лаборатория носит его имя, а мы, его ученики, можем и дальше развивать и воплощать его идеи и начинания».
Он был горячим патриотом Дубны, и хотя прекрасно видел все недостатки, связанные с "однобоким" развитием центра мононауки, и никогда не декларировал свою любовь к этим местам, в которых очутился по воле своего научного руководителя И. В. Курчатова, тот огромный багаж, который оставил Г. Н. своим преемникам, будет служить еще много лет. Так же как на многие годы и эпохи в Периодической таблице элементов прочно занял свое место один из новых элементов, открытый в ОИЯИ под его руководством и названный Дубнием.
"Ученый обязан быть широко образованным, по-настоящему интеллигентным человеком. Вопросы человеческой культуры и проблемы общественной жизни не могут быть ему чужды."
И. М. Франк
Неподалеку от флеровского коттеджа – дом, в котором жил лауреат Нобелевской премии академик Илья Михайлович Франк, первый директор Лаборатории нейтронной физики, носящей сегодня его имя. Один из авторов теории излучения Вавилова – Черенкова. Автор и руководитель широкого круга теоретических и экспериментальных исследований по физической оптике и ядерной физике, открытия и теоретического обоснования явления диффузионного "охлаждения" нейтронов. Под руководством И. М. Франка в ОИЯИ созданы уникальные импульсные реакторы, открыты новые направления исследований в нейтронной физике.
...Как сейчас, слышу тихий и ясный голос Ильи Михайловича, оставшийся на диктофонной кассете. Он выступал на семинаре, посвященном очередному юбилею институтского совета молодых ученых и специалистов. Был когда-то такой совсем не бесполезный общественный орган. Кстати, относительно недавно он в институте возродился. Расшифровка фонограммы много лет пролежала в архиве, хотелось сделать из нее статью для газеты, но то повода не было, то у Ильи Михайловича времени не хватало…
– Мне нелегко говорить о том, чем вам нужно заниматься. И не потому, что сам я уже очень далек от возраста молодого ученого. События молодых лет у каждого очень ярки в памяти, а начало научной деятельности, пожалуй, наиболее яркое из воспоминаний. Затруднение, скорее, в том, что очень изменилась наука. И условия, в которых вы работаете, совсем иные по сравнению с нашим поколением. И это внесло, конечно, очень большие коррективы в характер работы ученых, особенно молодых.
Я имею в виду индустриализацию исследований, которая произошла после второй мировой войны и в корне изменила лицо науки. Она открыла очень большие возможности, и перед инженерами-исследователями возникло несколько проблем. В более ранние годы сами физики, ну, может быть, с помощью одного или двух радиотехников, делали нужное им оборудование, включая несложную автоматику. Столь развитых, как сегодня, инженерных направлений не было.
Мне кажется, в связи с технизацией науки возникли непростые ситуации, которые молодым ученым нужно ясно понять. И прежде всего необходимо решить для себя вопрос, как же должен проявляться интеллект ученого, особенно физика, который пользуется этой аппаратурой? Не подменяется ли он техникой?.. Вопрос не очень простой еще и потому, что эти работы становятся коллективными и происходит некоторое сложение умов работающих.
Я абсолютно уверен, что и раньше, и сейчас, и в будущем все-таки ведущую роль играл и будет играть интеллект ученого и при правильной организации исследований техника будет только помощником человека... Магистральное направление развития науки, как мне кажется, связано с такими методами, когда человек командует техникой эксперимента, а машина – только его помощник, его руки, она только расширяет его вычислительные способности, а он по-прежнему хозяин ситуации во всей силе своего ума... У старшего поколения ученых всегда присутствовало некоторое сопротивление индустриализации науки – именно из-за того, что она оттесняла на второй план интеллектуальные усилия человека...
Все мы, конечно, знаем, что нет какой-то отдельной науки для молодых ученых или для старых ученых, на обложке научной работы не написан возраст того, кто ее делал, и тому, кто сделанной работой пользуется, это тоже совершенно все равно. Существенно то, какая это работа – интересная или неинтересная, нужная или ненужная. Есть работы, решающие какую-то конкретную проблему, – они в равной степени свойственны и молодым и немолодым ученым, есть работы, содержащие какие-то фундаментальные новые идеи, – они принадлежат, как правило, молодым, есть работы, основанные на каких-то широких обобщениях, – они чаще всего выполнены более пожилыми людьми, имеющими больший опыт, более широкий научный кругозор... Тогда может быть не совсем понятно, а чем молодой ученый отличается от немолодого? Думаю, кроме возраста, есть одно существенное отличие, которое именно молодежь учитывает не всегда. Каждый, в любом возрасте, считает, что он стареть дальше в общем не будет, таким, как есть, и останется. К сожалению, в науке это все-таки происходит. С возрастом уходит, и довольно рано, способность осваивать и использовать в работе какие-то идейно новые вещи.
Говорят, что все идеи возникают в молодом возрасте, а потом человек только разрабатывает их. Я думаю, что это не совсем правильно. Но тот круг знаний, которым человек овладел и из которого он черпает свои идеи, в какой-то мере ограничен. И это очень легко почувствовать: есть разница между тем, что знаешь, и тем, чем умеешь пользоваться. Ну, скажем, выучить материал, чтобы сдать экзамен, – нетрудно. Использовать же этот материал, чтобы решить или, тем более, поставить ту или иную проблему, – это уже совершенно иное. А время необратимо – тот круг знаний, которыми вы творчески овладели, тот плацдарм, который вы завоевали еще в молодые годы, останется вашим достоянием на всю жизнь. Чем он шире, тем больше у вас возможностей...
Как же расширить этот плацдарм? Для этого существуют школы и семинары. И смолоду важно выступать на них с докладами. Одно дело – прочесть и что-то понять, и совсем другое – ясно это изложить аудитории... Всем известен анекдот, в котором скрыт довольно глубокий смысл. Молодой лектор пытался объяснить студентам суть некой проблемы, а те его не понимали. Раз объяснил – не понимают, два объяснил – не понимают, в третий раз объяснил – сам понял, а они все еще нет. Вот это "сам понял" – важный элемент, который приходит с опытом чтения лекций. Вспоминаю семинар одного из моих учителей Леонида Исааковича Мандельштама, на котором собиралась вся "физическая" Москва (в то время она помещалась в одном зале), – и он рассказывал о том, чего нельзя было найти ни в одном учебнике. Часть проблем казалась парадоксальной, и он поручал слушателям разобраться с этими парадоксами, подготовить сообщения к следующему семинару...
...Не знаю, в какой мере то, что я вам рассказал, кажется вам очевидным или тривиальным, но мне кажется, что вам в первую очередь надо стремиться к тому, чтобы не только научиться, но и научить.
Илья Михайлович выступил с этой речью в 70-е годы, когда в Институте еще не было "персоналок", значительно облегчивших сегодня труд ученых, а были зарождающиеся компьютерные сети и система обработки экспериментальной информации "он лайн", как тогда говорили, – на линии с экспериментом, в процессе его проведения... А чуть позже он написал для сборника, обращенного к молодым, статью "Путь в науку", и этот сборник вышел в издательстве Академии наук. "Наши молодые годы, – писал нобелевский лауреат, – наиболее плодотворны. К сожалению, лишь дожив до старости, по-настоящему понимаешь, что не только молодость, но и вся жизнь пролетела необыкновенно быстро. Все же в молодом возрасте свойственная ему жажда знаний и интерес к науке часто заставляют нас много работать. Без этого пути в науку вообще были бы закрыты".
В 2008 году, 22–24 октября, в Москве (ФИАН) и Дубне прошел Международный семинар, посвященный 100-летию со дня рождения лауреата Нобелевской премии академика И. М. Франка. Семинар собрал большое количество участников и гостей, приехали бывшие сотрудники И. М.Франка из стран-участниц ОИЯИ – Болгарии, Венгрии, Монголии, Польши. Организаторы семинара сделали прекрасный подарок его участникам – специально подготовленный к юбилею девятый номер журнала "Природа" с воспоминаниями и научными статьями сотрудников ОИЯИ и ФИАН и новый, дополненный и прекрасно изданный (издательство "Наука") сборник "Илья Михайлович Франк. Очерки и воспоминания".
Перелистаем девятый номер «Природы»…
Илья Михайлович Франк родился в Санкт-Петербурге. Его отец, Михаил Людвигович, был талантливым математиком, его дядя, Семен Людвигович, — одним из самых заметных философов, покинувших Россию на «философском пароходе» в 1922 г. Илья Михайлович и его старший брат Глеб Михайлович, видный биофизик, стали действительными членами Академии наук. О судьбе этих незаурядных людей читатели журнала узнали «из первых рук» в статье сына Ильи Михайловича, Александра Ильича Франка, «История одной семьи».
Доктор физико-математических наук Б. М. Болотовский (Физический институт имени П. Н. Лебедева, Москва) подробно рассказал об истории открытия «эффекта Василова–Черенкова», за которое нобелевская премия по физике 1958 года была присуждена трем советским ученым – Игорю Евгеньевичу Тамму, Илье Михайловичу Франку и Павлу Алексеевичу Черенкову. Сергей Иванович Вавилов, основатель и директор Физического института имени П. Н. Лебедева, создал там замечательную атмосферу сотрудничества и научных поисков. Впоследствии, много времени спустя, Франк вспоминал: «В молодости мне посчастливилось в том отношении, что уже в студенческие годы я попал в среду, в которой научное влияние воспринималось особенно интенсивно и разносторонне. Я имею в виду научную школу Л. И. Мандельштама, к которой принадлежали мои непосредст венные учителя и выдающиеся физики С. И. Вавилов, Г. С. Ландсберг и И. Е. Тамм – ученые, столь различные по своей индивидуальности. Была, однако, особенность, характерная для всей этой школы – это непрерывное научное общение. Вопросы теории и результаты экспериментов неизменно и постоянно обсуждались, и эти разговоры (они происходили и вне научных семинаров), частые и длительные, никто не считал потерей времени. Первое время мне казалось удивительным, что столь выдающиеся люди часы своего драгоценного времени, в которое могли бы сделать нечто замечательное, тратят на разговоры, в которых немалое внимание уделяется тому, что не получилось или оказалось ерундой. В то время я не понимал и того, что в этих беседах часто излагались новые идеи, задолго до их опубликования, и, разумеется, без опасения, что их опубликует кто-то другой. Притом никто не жалел усилий, чтобы помочь формированию нового в понимании, совершенно не думая о соавторстве. В той моральной атмосфере, которая была свойственна школе Л. И. Мандельштама, это было более чем естественно».
"Академик И. М. Франк опекал в Советском Союзе нейтронно-ядерную физику, будучи руководителем Научного совета по физике ядра Академии наук СССР, – пишет в своем обзоре «Нейтроны и ядра» доктор физико-математических наук Э. И. Шарапов. – Нейтронно-ядерная физика — часть нейтронной физики, включающей также физику самого нейтрона и исследования конденсированных сред с помощью нейтронов. В автобиографии 1988 года, говоря об участии в работах по созданию советского ядерного реактора, Франк написал: «С исследований по физике реакторов началась моя специализация в области нейтронной физики, ставшая существенной в последующие годы». В силу своей скромности Илья Михайлович не отметил, что как специалист в области физической оптики, а затем и ядерной физики, и как профессор кафедры ядерной физики физфака МГУ он отслеживал нейтронно-ядерную тематику начиная с открытия нейтрона в 1932 году, и уже в 1939-м опубликовал в журнале «Природа» обзор, где ввел на русском языке термин «деление» (вместо используемого ранее «расщепление»). Особо обращая внимание на дополнительные нейтроны, обнаруженные при делении урана, Франк писал о возможности практического использования огромной внутриядерной энергии, если удастся «превратить такую реакцию в цепную».
Преемник Франка на посту директора Лаборатории нейтронной физики профессор В. Л. Аксенов отмечает в статье «Некоторые новые аспекты оптики поляризованных нейтронов», что Илья Михайлович глубоко понимал и чувствовал оптику: «В частности его привлекала задача оптического описания поведения нейтронов при скользящем падении на поверхность плотных веществ. Этот раздел нейтронной оптики начал бурно развиваться с середины 1980-х годов после появления высокопоточных импульсных источников нейтронов, среди которых был и пульсирующий реактор ИБР-2 в Дубне, принятый в эксплуатацию в 1984 году. А сегодня это одно из ответвлений (или питающих корней?) бурно развивающихся нанофизики и нанотехнологий».
Все, кому довелось беседовать с Ильей Михайловичем или просто слышать его выступления, доклады, поражались исключительно правильной речи этого безукоризненно интеллигентного человека, умевшего донести смысл сложнейших понятий ясно и просто. Когда в Дубне проходил семинар журналистов, пишущих на темы науки, Илья Михайлович принимал нас в своей лаборатории. Ни один из многих вопросов не был оставлен без ответа. А каков был уровень этих ответов – мы ощутили, получив через некоторое время публикации наших коллег из газет научных центров. После расшифровки диктофонной записи выступления Ильи Михайловича фонограмму можно было не править!
Понимаю, что мои личные воспоминания вряд ли добавят что-то новое к портрету выдающегося ученого. И слава Богу, память о нем и его коллегах, которым посвящена эта глава, хранится не только в названиях улиц, на мемориальных досках, но и в воспоминаниях учеников, в традиции проведения именных семинаров и конференций, ведь научный поиск – это такой образ мышления, которому в высшей степени свойственна преемственность!
Алексей Сисакян. "Выбрать правильно точки роста"
Вместе со своими коллегами профессор Алексей Норайрович Сисакян занимался исследованиями в области теории очень больших множественностей. И на этой строчке сделаем паузу, помолчим… Нелегко говорить о человеке, который еще недавно был рядом, в прошедшем времени. В семидесятых – когда возглавлял институтский совет молодых ученых и инициировал научные конкурсы, конференции, школы молодых. В восьмидесятых – главный ученый секретарь и вице-директор Института, когда центр в Дубне стал приобретать истинно международный статус. В девяностых, самых трудных, – когда речь шла о выживании науки в России и в Дубне. В начале двухтысячных – когда дела пошли в гору, бюджет центра стал наполняться и расти…
Он приехал в Дубну в 1966 году, будучи старшекурсником физфака МГУ, для подготовки дипломной работы в Лаборатории теоретической физики ОИЯИ, которая сегодня носит имя его учителя академика Н. Н. Боголюбова. Прошел здесь почти все ступени – от стажера-исследователя до директора. Его изберут директором ОИЯИ в 2005 году, в 2006 он станет академиком РАН.
1 мая 2010 года его сердце остановилось… Но те «точки роста», которые он наметил в своем интервью, продолжают давать новые побеги. Направление физики элементарных частиц, которым он занимался, стало особенно актуальным в последние годы в связи с экспериментами на ускорителе RHIC (релятивистский коллайдер тяжелых ионов) в Брукхейвенской национальной лаборатории, США, с подготовкой экспериментов на Большом адронном коллайдере в Европейском центре ядерных исследований в Женеве.
С этих научных проблем мы и начали беседу...
– Основываясь на принципах теории, мы предсказываем, что в процессах соударения частиц при очень высоких энергиях в конечном состоянии появляется очень большое количество вторичных частиц, которое связано с эффектом "термализации" этого состояния. Физика множественного рождения – интенсивно развивающаяся область, без нее невозможно построить будущую теорию элементарных частиц. Здесь нам кажется важным не только следовать теоретической магистрали – а сегодня это стремление открыть Хиггс-бозоны, новые частицы, которые пока существуют в воображении теоретиков и дадут объяснение природе массы частиц; это поиск суперсимметрии частиц, то есть выход за рамки Стандартной модели. Есть еще много других вопросов, которые, может быть, не столь бурно обсуждаются, но от этого не перестают существовать.
И каждый раз в науке нужно просматривать возможно больше вариантов, потому что даже магистральные пути иногда бывают тупиковыми. Например, теория эфира, теория флогистона, которые в начале прошлого века были очень популярными, сегодня уже в полном забвении. В этом отношении нужно смотреть не только на те вопросы, которые как бы лежат на поверхности, но и те, что возникают в самых изысканных теоретических фантазиях. Это не означает, что надо моментально тратить деньги, проводить эксперименты… В науке любая позиция имеет право на жизнь, она должна быть только доказана: теоретически обоснована и апробирована на эксперименте…
- Несмотря на то, что последние годы были достаточно трудными для науки, Институту удалось не только выжить, но и достаточно стабилизировать обстановку вокруг международного центра 18 стран-участниц. Однако для каждого данного момента принципиально важно выбрать точки роста, исходя из реалий времени…
- Абсолютно верно. И в связи с этим возникает комплексная задача – оценить, как Институт может наиболее эффективно развиваться в интересах стран-участниц, в интересах науки как таковой, в интересах общества. Безусловно, в этом ряду свое достойное место должны занимать интересы коллектива, в том числе социальные вопросы, проблемы сохранения традиций уникальных научных школ Дубны.
В нашем Институте последние годы сложилась некая триада: фундаментальные исследования – прикладные разработки – образовательная программа. При этом, конечно, очень важно понимать, что для такого центра, как ОИЯИ, очень важна инфраструктура, как инженерная, так и социальная. К тому же последние годы эта инфраструктура поддерживалась с большим трудом и ее нужно укреплять. Это, действительно, большое богатство, которое помогает Институту быть хорошей платформой для международного сотрудничества. Ведь в основе сотрудничества – не только уникальные базовые установки (ускорители и исследовательские реакторы), и они должны, конечно, развиваться, но и инфраструктура. Это и рабочие места, и современные коммуникации, и возможность для отдыха, занятий спортом, культурный досуг и многое другое.
- На протяжении нескольких последних лет мы стали свидетелями резкого изменения отношения общества к науке. В чем, по-вашему, причина?
-Наука есть, с одной стороны, очень важный элемент гражданского общества. С другой стороны, наука (в особенности фундаментальная) – это составная часть политики любого цивилизованного государства. И это проблема как общественная, так и государственная. Скажем, сейчас развернулась дискуссия вокруг Академии наук… Я думаю, надо смириться с существованием такой эклектики: да, Академия наук не должна быть ни государственной, ни общественной. Она должна быть в некотором роде уникальной структурой – и общественной и государственной… Это "нормальный" дуализм, как волна-частица.
Апеллируя к прежним временам, скажу, что Петр Первый это понял, и думаю, что нынешние политики тоже поймут… Но и ученые должны продемонстрировать желание и готовность реагировать на те запросы, которые формулируют государство и общество в данный момент…
Что касается выработки государственных приоритетов, то, кажется, этот механизм уже работает. А как вы и ваши коллеги вырабатываете критерии принятия решений?
Нам сейчас, действительно, очень важно оценить, какие фундаментальные задачи Институт может решать на самом высоком мировом уровне. У нас есть замечательный пример – Лаборатория ядерных реакций имени Г. Н. Флерова. Этот исследовательский коллектив демонстрирует умение сконцентрироваться на главных направлениях: как в фундаментальных, так и в прикладных, и в образовательных областях . На счету у этой лаборатории открытие целого ряда новых сверхтяжелых элементов. Но это, слава Богу, далеко не единственный пример в нашем научном центре. Так, мировую славу Дубне принесли работы наших теоретиков по построению современной физики сильных взаимодействий – квантовой хромодинамики (научные школы Н. Н. Боголюбова, М. А. Маркова, Д. И. Блохинцева). Открытия в области нейтринной физики (научная школа академика Б. М. Понтекорво), физики нейтронов и конденсированного состояния вещества (Д. И. Блохинцев – Ф. Л. Шапиро – И. М. Франк). Релятивистская ядерная физика (А. М. Балдин) родилась в Дубне, здесь же получены достигнуты важные результаты в области развития информационных технологий (М. Г. Мещеряков – Н. Н. Говорун). На каждом из этих направлений важно понять, что самое интересное, что самое главное на сегодняшний день.
Один из основополагающих критериев, определяющих развитие центра в Дубне, – это международное сотрудничество. Именно этот фактор является панацеей от многих бед. И, кстати, единственным, на мой взгляд, реальным рецептом избавления от "утечки мозгов", особенно в отношении фундаментальных наук. В каких-то областях наш Институт, и я не раз об этом говорил, играет роль своеобразного "кластерного" центра, который аккумулирует усилия небольших стран с ограниченными финансовыми возможностями, чтобы они могли на равных правах участвовать в мегапроектах. И подготовка, скажем, физиков высокого уровня, которые как лидеры могут работать в науке, – эта функция только возрастает. В центрах типа Европейской организации ядерных исследований (Женева), Национальной ускорительной лаборатории имени Ферми (США), Немецкого электронного синхротрона (Германия), где намечаются такие глобальные проекты, просто руки не доходят, чтобы заниматься подготовкой и воспитанием молодых физиков. А у нас это получается. ОИЯИ все больше становится своего рода "суперуниверситетом".
С высоких трибун все чаще говорят об инновационной экономике, и даже появилось понятие инновационного развития науки.
-Какой смысл вы вкладываете в это понятие?
- Мне как-то пришлось участвовать в одном из собраний в Российской Академии наук, и один очень уважаемый пожилой академик меня спросил, прослушав доклад президента РАН: "А, все-таки, что такое инновационный подход, инновации?". Я в ответ пошутил, что, вообще говоря, никто толком не понимает до конца, что это такое. Но попросту, для себя, – это то, что мы раньше называли внедрением. Может быть, инновационное развитие звучит более мягко, чем внедрение, в последнем понятии есть что-то насильственное. Но в любом случае имеется в виду, что фундаментальная наука является неким плацдармом, или, лучше сказать благодатной почвой, на которой вырастают все эти приложения.
Собственно, в прежние времена в нашей стране наука была неким «довеском» к ядерной и космической программам... И все было вроде бы хорошо. Но теперь ситуация изменилась, нет гонки вооружений, и общество уже более широко ставит вопрос: что может дать наука обществу? В результате наука в России должна начать вписываться в рыночную экономику.
- И вы можете привести конкретные примеры?
- Слава Богу, мы об этом, в общем-то, думали в предыдущие годы. У нас небольшой инновационный поясок возник. Тот же НПЦ "Аспект" – фирма, выигравшая российский тендер на производство контрольной аппаратуры для таможенных постов "Янтарь" на основе детекторов, разработанных в ОИЯИ. Тот же Исследовательский центр прикладной ядерной физики, который занимается разработкой, исследованием и производством ядерных мембран. Тот же Институт физико-технических проблем, который после развала СССР перебазировался из Риги "под крылышко" ОИЯИ. Тот же Научный центр прикладных исследований, решающий задачи применения ядерно-физических технологий в самых, казалось бы, далеких от нашей науки областях… Видите, как у нас много всего?
Эти структуры имеют свою экономику, но они занимаются непосредственно внедренческой деятельностью. Такой процесс должен быть активизирован. Мы действительно ищем партнеров среди крупных корпораций, которые могли бы в такие задачи вложить деньги. Плюс к этому, должен, безусловно, возникнуть механизм, направленный на то, чтобы часть прибыли шла Институту, для поддержания его социальной, инженерной инфраструктуры. И для развития базовых установок. Мировая практика такая есть.
Недавно мы с академиками Владимиром Георгиевичем Кадышевским и Альбертом Никифоровичем Тавхелидзе, будучи в Китае, увидели, что вокруг Института физики высоких энергий организованы буквально десятки таких буферных инновационных предприятий. И они помогают, в частности, институту решать его задачи. Инновационные структуры только Китайской академии наук за один год принесли более двух миллиардов долларов дохода.
Есть такие примеры и в России. Возвращусь, опять же, к Китаю, но уже с иных позиций. На Российской конференции по ускорителям заряженных частиц, которая проходила недавно в Дубне, директор ИЯФ СО РАН имени Будкера академик А. Н. Скринский привел пример с поставкой в Институт современной физики в Ланчжоу ключевых элементов большого комплекса ускорителей тяжелых иионов… То есть они сделали то, что Китай не может разработать, изготовить и запустить сам. И в нашей Лаборатории ядерных реакций имени Флерова сейчас завершается создание циклотронного комплекса для Словакии, проектируется ускоритель для Казахстана.
И, конечно, создание такого крепкого инновационного пояса, в дополнение к тому образовательному крылу, которое у нас неплохо, вообще говоря, действует, поможет предопределить ближайшее будущее Института. А развивая такой пояс, мы создаем рабочие места именно в сфере науки, и это привлекательно не только для молодежи, но и для людей пожилых. Есть уважаемые профессора, которые много лет отдали фундаментальной науке, а сегодня в Дубне же активно разрабатывают свои идеи, но в составе уже упомянутых хозрасчетных подразделений, и там имеют возможность зарабатывать очень неплохие деньги. Люди должны жить достойно и получать не только удовольствие от занятий наукой, но и материальную поддержку. Но надо самим ученым этими процессами заниматься и по возможности управлять.
Наш Институт выступил в качестве соучредителя Российского центра программирования, решение о создании которого в Дубне недавно принято. Главное, что реализация этого проекта позволит определить на довольно долгую перспективу интеллектуальное лицо нашего города. По-моему, сотрудничество ОИЯИ и РЦП должно удачно вписаться в упомянутую мной триаду, объединяющую науку, высокие технологии и образование.
- Как складывается ваш рабочий день? Мы читаем почти в каждом номере газеты о ваших встречах, визитах, а сколько времени остается для творческой, научной работы?
- Уже довольно давно я пришел к мысли, что, хотя госпланы отменены, надо, все-таки, планировать свой рабочий день. У меня есть и недельный план, месячный, годовой даже, и каждый день я расписываю. В какие-то моменты корректирую, потому что иначе есть опасность поддаться вихрю рабочей "текучки", а в этом случае времени не хватит ни на что. Не то что для какой-то своей скромной научной работы, каких-то творческих порывов, не только для личных увлечений, но и просто для выполнения своего прямого служебного долга. Стараюсь, чтобы меня ничто из этого рабочего плана не выбивало. Хотя бывает, что какие-то обстоятельства берут верх. Тогда приходится напрягаться дополнительно.
Но в принципе я стараюсь не думать о том, что времени не хватает. И обычно берусь за все, что мне кажется интересным и перспективным. Не задумываясь о нехватке времени. И, как правило, хватает. Правда, сейчас, честно говоря, довольно туго стало с выходными днями, приходится уже на выходные планировать какие-то встречи, чаще всего с моими аспирантами, коллегами или заниматься подготовкой к научным докладам... В общем, все как у многих моих коллег...
Вы часто общаетесь с молодежью. Что вам в ней нравится, что не нравится?
Я никогда не отрывался от своей родной лаборатории, хотя по должности разные позиции занимал. У меня там коллеги, в том числе и те, которые, может быть, меня называют своим учителем. Хотя Николай Николаевич Боголюбов всегда замечал: "Нельзя говорить, что этот человек – мой ученик. Он сам должен это признать". Ученик как бы выбирает учителя. А бывает так, что ты учил-учил, а он считает учителем другого.
Слухи о том, что у нас в молодом поколении либо вообще нет людей, преданных науке, либо они как-то по-другому скроены, серьезно преувеличены. Барьер между отцами и детьми всегда какой-то существует. Просто сейчас жизнь другая, стимулы другие, мотивация изменилась, но я думаю, мы вполне можем рассчитывать на то, что эстафета поколений в нашем Институте и нашем городе осуществится и в будущем благополучно.
- Что вы сейчас читаете?
- О, это хороший вопрос! Читаю обычно в дороге, что случается довольно часто. Легче всегда прочитываются детективы, но немножко надоели. Часто открываю стихи: Иосиф Бродский, Евгений Рейн, Татьяна Бек... С интересом обнаружил, что у нас сейчас в литературе во всех жанрах стали преобладать женщины. Раньше женщине, все-таки, было трудно в литературу войти. Может быть, это какой-то признак приближающегося матриархата?..
В наше время, когда мы учились, у нас в группе всего одна девочка была. А сейчас на кафедрах физических факультетов, в том же Дубненском университете, заметная "фракция" девочек.
- А теперь вопрос вам как вице-президенту Международного университета природы, общества и человека "Дубна", который в 2004 году отметил свое десятилетие: какое место занял этот университет в сформулированной вами "триаде"?
- Уже в конце 80-х годов нам стало совершенно ясно, что надо активно заниматься развитием образовательной программы и выстраивать систему подготовки молодых ученых для ОИЯИ, идти по пути превращения Дубны в студенческий город. К тому же времени относится создание учебно-научного центра ОИЯИ с базовыми кафедрами физфака МГУ, МФТИ, МИФИ и других ведущих учебно-исследовательских центров. Однако замыслы простирались дальше: предстояло охватить более широкий круг специальностей, а для этого создавать новые структуры и выйти на полномасштабный университет. Мы, конечно, опирались на деяния наших великих предшественников и продолжали уже начатое ими. В Дубне существовал филиал НИИ ядерной физики МГУ, который развивался усилиями Д. И. Блохинцева и Н. Н. Боголюбова, при большой поддержке С. Н. Вернова, Б. М. Понтекорво, М. Г. Мещерякова.
Когда в 1992 году В. Г. Кадышевский избирался директором ОИЯИ, одним из первых пунктов его предвыборной программы было создание в Дубне международного университета. Его возникновение в Дубне стало реальностью с привлечением команды ученых и специалистов Российской академии естественных наук во главе с ее президентом О. Л. Кузнецовым. Так часто бывает, что благие мысли возникают сразу в двух независимых точках. Олег Леонидович и его сподвижники тоже пришли к выводу о необходимости создания новаторского университетского проекта. И это было счастливым обстоятельством, потому что силами одной Дубны (несмотря на поддержку администраций и города, и Московской области) было бы трудно обеспечить обучение студентов в широком университетском спектре специальностей.
Хотя и в ОИЯИ, и в физическом отделении РАЕН не было недостатка в кадрах, способных наладить обучение студентов фундаментальным наукам, физике, математике, университет все же начинался, скорее, с экономических, гуманитарных дисциплин. Это было связано в основном с тем, что ОИЯИ поддерживал работу филиалов кафедр физфака МГУ, МГТУ, МИФИ и других, откуда, в свою очередь, подпитывался молодежью. Конечно, с ними было трудно конкурировать на первом этапе, и наши потребности в молодежи вполне удовлетворялись. Однако классический университет должен быть полифоничным, и без естественных наук, в первую очередь, физики и химии, не может дать всестороннего образования. До такой необходимости наш университет "дозрел" в своем развитии совсем недавно.
С другой стороны, мы почувствовали, что "глубинка", периферийные города уже переходят на передовые позиции в высшем образовании, а столичные вузы в силу некой избалованности, более широких возможностей выбора для их выпускников, отвлекают студентов от научного развития, снижают их стремление к самореализации в науке. Проводя реформы в сфере образования и науки, нужно учитывать и этот немаловажный фактор. Уверен, что и научная Россия будет "прирастать провинцией". Проще говоря, выпускники столичных естественнонаучных и научно-технических вузов в большей степени ориентируются на бизнес. Вот почему возникновение физических кафедр, включая теоретическую физику, геофизику, биофизику, ядерную физику, оказалось делом нескольких последних лет.
Отмечая первый юбилей нашего университета, мы не только вспомнили его уже довольно богатую событиями, несмотря на юный возраст, историю, но и позаботились о концепции его дальнейшего развития. В университете вместе с филиалами и отделениями сегодня учатся около шести тысяч студентов – немалая по нынешним временам цифра. Недавно проходило обсуждение перспектив развития университета на заседании попечительского совета. В первую очередь эти перспективы связаны с его развитием как крупного регионального исследовательского университета, чему, безусловно, помогает соседство и тесное сотрудничество с ОИЯИ. При этом университет станет не только исследовательским центром международного уровня, но и сосредоточит в своих стенах подготовку специалистов, которые будут способны эффективно работать в условиях инновационной экономики. Тем самым он внесет свою заметную лепту и в планы развития наукограда Дубна как города фундаментальной науки, образования и высоких технологий. Надеюсь, что со временем вокруг и ОИЯИ, и университета сформируется развитый инновационный пояс, который будет крепнуть в тесном содружестве с фундаментальной наукой и высшей школой.
- Десять лет назад вы предложили в заголовок вашего интервью цитату из Владимира Луговского: "Передо мною – середина века...". Позвольте вас процитировать: "Ученым целесообразнее держаться вместе, исходить из единства науки, стремиться к взаимному использованию результатов. По-прежнему на стыке наук можно ждать богатый урожай и для техники, и для промышленности в конечном счете. У нашего Института как многопрофильного физического центра существует немало преимуществ, которыми не всегда умеем пользоваться. И опять выход в сотрудничестве". Вы и сегодня готовы подписаться под этими словами?
- А разве в сущности не об этом мы говорили в самом начале нашей беседы? Готов и скажу даже больше. За прошедшие десять непростых лет мы существенно продвинулись в том, что на научной карте мира наш Институт занимает место истинно международного научного центра, и это ни у кого не вызывает сомнений…
- И последний вопрос: о чем сегодня мечтаете?
- Почему-то меня сейчас все чаще занимает такая мысль… Вот, наступают новые времена. Новые поколения уже несут новые идеи. Не приведет ли это к пересмотру тех нравственных ценностей, которые мы считаем традиционными, в данном случае, для России или для человечества в целом? Хочется надеяться, что не приведет. Хочется верить, что Господь Бог или Природа, как хотите, так это все создали, что заложенное в нас нравственное начало не должно трансформироваться.
А вообще стараюсь вырабатывать в себе спокойное отношение и к истории, и к моменту, который мы переживаем. Конечно, у нас бурное время, может быть, даже парадоксальное. Повороты неожиданные. Лет пятнадцать назад многое из того, что сейчас происходит, мы не могли даже предвидеть, правда? Особенно лет двадцать. Время так быстро бежит… Все-таки, видимо, роль каждого поколения, каждого человека – это пронести некую эстафетную палочку от предков до потомков. Это простая истина, но прочувствовать ее необходимо для того, чтобы человечество сохранилось как вид и существовало как самая разумная часть Природы, выполняя свою вселенскую миссию.
Октябрь, 2004.
Ориентиры остаются прежними:
фундаментальная наука, образование, инновационная деятельность
Директор ОИЯИ профессор А. Н. Сисакян встретился с журналистами Дубны. Этот брифинг был посвящен 50-летнему юбилею Института и города, перспективным планам развития международного центра в Дубне..
– Этот год и для Института, и для города будет особым. Мы вступаем в наше второе пятидесятилетие. Это хороший повод подвести итоги, заглянуть в будущее...
Конечно, те традиции, которые были заложены нашими основателями и в первую очередь первыми директорами Института Д. И. Блохинцевым и Н. Н. Боголюбовым, безусловно, будут в Институте сохраняться, как они сохранялись и в предыдущие годы.
Вы знаете, что последние годы были непростые, и в связи с этим я бы хотел подчеркнуть большую роль, которую сыграл Владимир Георгиевич Кадышевский, который был в течение 13 лет директором Института. Вся его команда очень активно работала в эти годы. В результате Институт не только выжил, но и развивался по модели международного научного центра. Преемственность будет соблюдена. Но, с другой стороны, нынешнее время характерно несколько большей экономической стабильностью в странах-участницах, а тем самым и в самом Институте. Уже второй год наполнение бюджета Института приближается к ста процентам. В 2005 году мы уже жили по бюджету, и Ученый совет, который соберется в январе, по всем направлениям заслушает отчеты о нашей деятельности.
Теперь мы можем сделать следующие шаги в реформировании Института, правда, понятие реформа сейчас воспринимается по-разному. Заметьте – в последнее время президент России В. В. Путин связывает развитие науки с ее модернизацией, имея в виду государственный сектор науки. Но вопрос, наверное, не в том, какой мы термин употребим, а в том, что Институт и дальше должен развиваться, и его международная модель тоже должна развиваться. И в связи с этим мы планируем уже в начале 2006 года определенные шаги. Процесс будет, я думаю, достаточно эволюционным и взвешенным. В обстановке относительной стабильности можно уже стремиться к тому, чтобы все наши финансовые, людские ресурсы сконцентрировать на самых важных направлениях. Избавиться от мелкотемья, от тех задач, которые решаются уже десятилетиями и сами себя исчерпали. Пора уже с учетом нынешних реалий по-настоящему интегрировать фундаментальные исследования с образовательной программой и с активной инновационной компонентой. Вот эта триада будет определять развитие нашего Института.
Целый ряд шагов предусмотрен уже на ближайшее время... С одной стороны, мы хотим сохранить лаборатории как основные структурные ячейки нашего Института. Но с другой стороны, целый ряд служб, присущих скорее отдельным институтам, которые представляют инженерную, хозяйственную инфраструктуру, можно преобразовать в централизованные подразделения. Это, во-первых, позволит сэкономить определенные средства, а во-вторых, поможет Институту развиваться по модели единого научного центра.
Мы должны сделать все, чтобы Институт работал как единый механизм в тех направлениях, которые выбраны в интересах развития науки, техники, образования в наших странах-участницах. Ни на секунду не надо забывать, что Институт международный и он работает в интересах стран-участниц. Поскольку ОИЯИ расположен на территории России, то очень тесно связан и с научными программами Российской академии наук, Московского университета, "Курчатовского института", ИФВЭ, ИТЭФ и других, и мы все это будет не только бережно хранить, но и развивать.
Давайте вспомним, какие замечательные научные результаты были получены даже в самое трудное для нас время. Институт всегда оставался на плаву в области синтеза и изучения новых сверхтяжелых элементов. В это же время полным ходом пошла программа научных исследований на нуклотроне. Большое внимание в научном мире привлекали направления, связанные с физикой конденсированного состояния вещества. И недаром реактор ИБР-2 с учетом его своевременной модернизации остается в числе ведущих машин в европейской программе на последующие двадцать лет. Я уже не говорю о том, что у нас были получены замечательные результаты совместно с ЦЕРН, с рядом других международных и национальных научных центров как в области теоретической, так и экспериментальной физики. Только что мы с вами отметили запуск сверхскоростного канала на 2,5 Гигабит, это очень хороший прорыв в области информационных технологий. Примеров можно привести очень много.
Если говорить о международной модели Института, то к важнейшим результатам можно отнести подписание Соглашения между правительством Российской Федерации и Объединенным институтом, вышедшее в начале 2000 года в виде закона за подписью Президента РФ. Это создало легитимную основу существования и развития ОИЯИ, решило земельные, имущественные вопросы, укрепило международный правовой статус Института. Мы сформировали международный Ученый совет – эксперты, входящие в состав этого научного органа, представляют мировые центры. Таким образом происходит апробация нашей научной программы на самом высоком уровне.
И, наконец, статус Особой экономической зоны, которую получила Дубна, – тоже очень важное достижение. На получение этого статуса в значительной мере оказало влияние и то обстоятельство, что Дубна - это город, где действует международный научный центр. И недаром наряду с информационными технологиями в профиль этой Особой экономической зоны закладываются ядерно-физические технологии. Это означает, что мы в дальнейшем должны очень много сил приложить к тому, чтобы развить инновационный пояс вокруг ОИЯИ.
Сейчас, конечно, речь идет о том, чтобы ОИЯИ сосредоточился только на самых важных амбициозных научных программах, связанных с фундаментальными, "прорывными" исследованиями. В связи с этим, безусловно, понадобится перевести на новые организационные, экономические рельсы целый ряд прикладных задач, которые могут лечь в основу этого инновационного пояса. Это значит, что будут созданы новые рабочие места, будут решаться в ходе этого процесса проблемы, связанные с кадрами – научными, педагогическими, техническими, рабочими. Очевидно, часть людей перейдет от фундаментальных исследований к прикладным. Это очень важная и необходимая для наших стран деятельность...
Будучи международным центром, мы не можем не думать о новых крупных проектах, связанных с развитием ускорительной и реакторной базы. У нас есть программа модернизации этого сложного и высокотехнологичного хозяйства, но это программа-минимум. А как максимум, то есть в более отдаленной перспективе, мы будем рассматривать возможность создания в Дубне новых крупных базовых установок. Одним из таких проектов может быть Международный линейный коллайдер. Мы сейчас изучаем такую возможность, и по всему видно, что Дубна сможет и в этом плане по-прежнему привлекать к себе внимание как центр фундаментальных исследований.
Сегодня наши планы достаточно четко сформулированы. В 2009 году заканчивается действие Семилетней программы. Но уже сейчас прорабатывается так называемая "дорожная карта", то есть стратегический план развития, который достаточно хорошо высвечивает наши перспективы на ближайшие 10-15 лет. С последующим сроком ситуация менее ясна, но она будет уточняться в течение этого года, с учетом долгосрочных планов Европейского Союза и ЦЕРН. Мы сможем сопоставить наши планы с европейскими и лучше ассоциироваться с мировым процессом развития фундаментальных наук.
Дальнейшее развитие Института подразумевает реализацию целого ряда программ, в том числе социальных, затрагивающих как интересы молодых ученых и специалистов, так и интересы ветеранов Института. Одна проблема без другой не может быть решена... Не все вопросы на сегодняшний день ясны, над многими надо работать, мы тесно взаимодействуем при этом с научной общественностью, с нашими руководящими органами – Ученым советом, Комитетом Полномочных Представителей.
В конечном итоге, эти пятьдесят лет, на протяжении которых Институт оставался ведущим мировым научным центром, показали, что у нас подобрался очень хороший контингент научных сотрудников. Представители первого поколения ученых Дубны: Н. Н. Боголюбов, Д. И. Блохинцев, М. А. Марков, Г. Н. Флеров, И. М. Франк, Б. М. Понтекорво, В. И. Векслер, А. М. Балдин, В. П. Саранцев, Ф. Л. Шапиро, Н. Н. Говорун, В. П. Джелепов, М. Г. Мещеряков и другие ученые из многих стран-участниц, – создали свои научные школы, которые в самые трудные годы продемонстрировали, что главное – это работа. И это помогло нам выжить. Бытовые, материальные проблемы для наших сотрудников были на втором плане. На первом была возможность реализации научных идей. Такая особенность, которая в условиях рыночной экономики, может быть, не всегда понимается, еще существует. Это можно назвать преданностью науке, своему делу. Эта хорошая черта сохранилась, и очень бы хотелось, чтобы она как эстафетная палочка перешла к тому поколению сотрудников, которых мы сегодня называем молодыми, а завтра они уже будут определять лицо Института. И они должны будут эти традиции пронести дальше, передать следующим поколениям.
А теперь я с удовольствием отвечу на ваши вопросы.
- Поскольку на этом брифинге, открыл я беседу, представлены практически все городские СМИ, мне кажется интересной ваша оценка взаимодействия дирекции ОИЯИ как одного из градообразующих предприятий с городскими властями. И если раньше Институт фактически расценивался как "хозяин" правобережной части города, то теперь времена изменились. Они изменились еще и в том плане, что вам необходимо убеждать городское сообщество в целесообразности, необходимости тех или иных крупных проектов Института. В свое время это сообщество чуть ли не в штыки восприняло с точки зрения экологии, с точки зрения превращения Дубны в "транзитный" город идеи строительства моста через Волгу. Или взять пример с международным линейным коллайдером...
– Если о нем действительно серьезно пойдет речь, то на первом этапе длина этого сооружения порядка 27 километров, а при развитии может быть до 50. Мы пока просматривали два варианта – в сторону Савелово или в Талдомский район. Но в любом случае это довольно большое пространство...
Тут как бы два пласта есть. Один, как я понимаю ваш вопрос, – действительно, взаимоотношения ОИЯИ и города. Разные бывают обстоятельства, но в целом, я думаю, мы должны прийти к тому, что сегодня как город уже без ОИЯИ не может развиваться, так и ОИЯИ без города. В любом сообществе всегда существуют какие-то противоречия, и это нормально. Иначе бы не было никакого развития. Поэтому почаще приглашайте нас на такие встречи вместе с отцами города, чтобы мы на эти темы вместе поговорили. Когда мы вместе обсуждаем какие-то проблемы, то, как правило, приходим к правильным выводам. По крайней мере, в вопросах развития города. Обратите внимание: случайно или не случайно Дубна развивается как город – и этого никто не отрицает! – науки, образования и высоких технологий?
Все эти пятьдесят лет город развивался при определяющем влиянии ОИЯИ. Хотя, конечно, есть в Дубне блестящие организации, которые работают в авиационно-космическом комплексе – я имею в виду и "Радугу" и ДМЗ, есть предприятия, добившиеся серьезных результатов в других наукоемких областях ("Тензор", университет и т.д.)... Это тоже своя история, тоже интересные традиции. И этот комплекс тоже, кстати говоря, тяготеет к науке, технике, инноватике, как сейчас говорят.
Что касается развития особой экономической зоны – мы тоже нашли здесь общий язык. У Технопарка "Дубна" действительно два крыла должно быть. С одной стороны, информационные технологии – очень важный цивилизационный элемент. Поэтому, если будет развиваться Российский центр программирования быстрыми темпами, то это очень здорово. Но мы видим нашу определяющую роль в развитии ядерно-физических технологий в Технопарке "Дубна". И здесь мы должны весь пакет проектов, которые у нас есть, выложить, и он заработает, я уверен, и на благо Института, и города. Мы всегда будем исходить из того, что большинство вопросов должны решать и делать вместе...
Конечно, у каждого из нас, кто помнит Дубну 50-х, 60-х годов, есть некоторая ностальгия. Однако надо понимать, что сделать искусственную резервацию нам здесь не удастся. Но мы действительно можем направить вектор развития в сторону наукоемких технологий... Ведь можно сделать так, что здесь развлекательный бизнес, игорные дома возникнут, какие-то отвлеченные от научно-технического развития, образования деловые связи и так далее. Есть разница? Есть. И нам надо способствовать тому, чтобы Дубна сохранялась и развивалась как город науки, образования и высоких технологий.
Мне думается, надо институтскую часть города сохранять и развивать в том виде, каком она сложилась. Она вписалась в ландшафт местности, ее Волга очень украшает. Хотя набережную надо бы благоустроить, она стала какой-то запущенной: неупорядоченное обилие питейных заведений, криминал... Все это надо в порядок приводить...
А. Алтынова: Я бы хотела вернуться к инновационному поясу. У вас есть какой-то международный образец, пример, по которому вы будете строить, создавать эти структуры? Или мы опять будем что-то свое изобретать? Где-нибудь есть такая международная модель инновационного пояса?
– Могу коротко ответить, что такие международные примеры есть, которые мы можем заимствовать. Но честно говоря, я не вижу противоречия в том, что Россия или наш Институт могут и должны идти своим путем. Мне кажется, наоборот, если бы мы своим путем старались развиваться, преломляли чужой опыт, приспосабливали к своим условиям, может быть, так было бы и лучше. Мне кажется, беда наша общая в том, что мы живем по своим правилам, а потом видим, что на Западе живут по другим, и бросаемся все переделывать, не глядя на собственные традиции, привычки...
Определенный инновационный пояс есть вокруг ЦЕРН. Есть технопарки и во Франции, и в Швейцарии, которые часто работают на церновских инновационных идеях. Мы же до какого-то периода будем вынуждены вынашивать эти инновационные идеи в недрах нашего Института. Хотя в западных институтах фундаментального профиля это не принято. Там, если появилась инновационная идея – ее довольно быстро "выпихивают" и она где-то должна на стороне развиваться. Такие идеи подхватывают относительно небольшие гибкие внедренческие фирмы. Мы говорим и, наверное, правильно, о частно-государственном партнерстве. В рыночной экономике оно должно быть. Но частный предприниматель сразу вложить деньги в научную идею не захочет. Он сделает это только тогда, когда есть опытный образец, который может быть реализован в виде массовой продукции, готовой к выходу на рынок. И мы как раз и должны заполнить этот путь от идеи до опытного образца. Частично в Институте, а частично в инновационном поясе вокруг Института. И дай бог, чтобы в этом поясе принял участие частный капитал.
Эта-то задача меня и волнует и интересует, потому что фактически отсутствует этот сектор, призванный занять свою нишу между товаром и идеей. Некоторые наши руководители разных уровней бросают упрек ученым: а что же не довели до внедрения? Во всем мире, если уж отвечать на ваш вопрос, этим ученые не занимаются. Этим занимаются совершенно другие люди, специально подготовленные менеджеры. Для заполнения отсутствующего звена мы и должны систему технопарков организовать, плюс подготовку нового, вообще говоря, слоя - тех самых менеджеров, готовых пройти по всему пути от идеи до товара. И мы предварительно обсуждали с Минэкономразвития РФ, чтобы какую-то группу молодых людей из Дубны послали на стажировку и обучение именно в те страны, где уже этот путь пройден. Есть такие школы менеджеров от науки и в Лондоне, и в Швейцарии. Кстати, и в Московском университете уже начали готовить такого типа специалистов. Думаю, что это одна из новых областей, которые и в Дубненском университете будут развиваться.
В. Федорова: Все, кто пришел на эту встречу, наверное, согласятся, что в свое время Институт создал в городе особую атмосферу. И город-то был заложен не только "физически" и материально, но и духовно Объединенным институтом. Во всех сферах. Поющий город, воднолыжная школа – это тоже неотделимая часть Дубны, потому что люди старались сделать что-то на очень высоком уровне. Этот творческий настрой проявлялся во всем. Сейчас мы все чувствуем, что произошел какой-то перекос. На первое место вышла экономическая целесообразность, и мы катастрофически теряем эту атмосферу – характерную атмосферу Дубны. Над этим вы задумывались?
– Конечно, задумывался. И на предыдущем этапе задумывался. Все это имеет объективные причины. Но, будучи по натуре оптимистом, я все-таки рад, что у нас при всех трудностях и перекосах, все-таки, что-то хорошее осталось. И поющие дети, и спортсмены остались. И молодежь на смену подрастает. Где-то чуть-чуть лучше, где-то хуже, но если мы входим в полосу стабилизации и думаем, что поддержать, – это направление я бы тоже поддержал.
Вы, наверное, уже знаете, что на должность руководителя управления социальной инфраструктуры я пригласил Андрея Тамонова, председателя Объединения молодых ученых и специалистов Института. Ему 28 лет, он написал кандидатскую диссертацию, он окончил школу кадрового резерва при администрации города и хочет попробовать себя в качестве менеджера. На днях у меня был с ним разговор, и он спросил, а почему я именно его пригласил. Ну, наверное, потому, что если молодежь ставит перед собой такие задачи: развивать культуру, спорт в Институте, в городе, говорит об этом на своих конференциях, – попробуйте это организовать своими силами! И чтобы сохранить ту атмосферу, о которой вы говорите, нужно, чтобы этим занимались люди, у которых есть и некоторые экономические знания, и этот душевный, как у вас, порыв. Тут нужно найти золотую середину. То, что я пригласил Тамонова, показывает, что я об этом уже думал, и этот молодой человек должен подобрать команду именно таких людей, которые позаботятся, чтобы дело развивалось
Е. Молчанов: Вы всегда были неравнодушны к развитию школьного образования и ратовали за систему непрерывного образования именно в Дубне, поддерживаете школу юных исследователей "Диалог", совместный проект Дубны и Брукхейвена – компьютерный журнал для школьников и другие формы, приобщающие юное поколение к науке. Но школа, вуз – это в первую очередь интеллектуальное воспитание, а духовное, формирующее ту атмосферу, о которой говорила Вера Федорова, происходит в семье. Недавно один сотрудник Института сказал мне, что традиции Дубны продолжаются, когда в лаборатории приходят дети, выросшие в дубненских семьях...
– Это абсолютно правильно. Действительно, меня уже давно заботит идея, что в Дубне можно весь образовательный цикл как бы объять, начиная еще до дошкольного, на эмбриональной стадии. Сейчас же говорят, что музыку можно воспринимать уже в эмбриональном состоянии. И... до гробовой доски. (Смех в зале) В принципе так и должно быть. Ведь обо всех, кто связан с наукой, образованием, любой творческой деятельностью, можно сказать, что они испытывают непрерывный процесс познания, который не делится на десять-одиннадцать лет, потом еще пять, потом еще... И если наши школьники пораньше начнут впитывать эти ценности, включая и нравственные, о которых мы говорим, это будет очень здорово.
Нельзя все переводить только на экономические рельсы. В образовании – в первую очередь. К тому же наш опыт, в силу различных обстоятельств, показывает, что на молодых людей из провинции, из глубинки мы можем гораздо больше рассчитывать, чем на столичных студентов. Они более открыты для творческого процесса. Пусть на стадии какой-то начальной подготовки они могут отставать, но у них есть неодолимая приверженность к творческой деятельности... Появившись в Дубне, они не спрашивают прежде всего: "А какую зарплату я буду получать? Когда поеду за границу?". Они с интересом смотрят в монитор, который перед ними стоит, и творчески думают. Тверской университет, например, нам дал целый ряд очень талантливых молодых ученых, которые работают в разных лабораториях. Только Лаборатория ядерных реакций за год двадцать человек приняла. И если мы в стародавние времена могли считать недостатком то, что сын научного сотрудника попал в ту же лабораторию, а теперь и внуки приходят, и вообще чуть ли не в одной группе работают, семейственностью называлось все это...
Е. Молчанов: ...то теперь лауреатами первой премии Института и международной научной премии становятся отец и два его сына...
- ...И мы уже не смотрим на это как на что-то особенное, и понимаем, что у детей и внуков сотрудников Института есть определенный потенциал, они воспитаны в определенной нравственной обстановке. Я уже говорил о том, что люди не выезжали за границу на гораздо более выгодные условия только потому, что понимали, что здесь могут решить большую научную задачу. Ставили на передний план научные интересы. И если такой характер передается детям и внукам, то теперь подобную семейственность мы как очевидный плюс рассматриваем.
Е. Молчанов: Пользуясь присутствием в этом зале своих коллег, хочу спросить вас о том, каким вы представляете себе взаимодействие ученых и журналистов? Когда-то, еще в 1977 году, наша газета взяла на себя инициативу проведения всесоюзных семинаров "Наука и пресса", на которых и те и другие нашли немало интересных для себя тем. Мы не раз сожалели здесь о том, что те времена прошли, но ведь что-то остается? Память? Желание что-то вернуть или сделать по-новому? Что бы вы могли посоветовать журналистам Дубны?
– ... Когда недавно Сергей Миронов собирал круглый стол по поводу интеллектуальных ресурсов России, то предлагалось наладить взаимодействие людей, работающих в науке, с писателями, журналистами, находить общие темы для обсуждения, вести диалог с обществом. Он потом выступал по телевидению и сделал упор на культуру. Это правильно, и, наверное, должна быть национальная программа "Культура России". Но туда, конечно, должны входить и образование, и наука, и разные направления искусства. Все это – Культура...
А ваш вопрос мне напомнил тоже относительно недавнюю беседу с Олегом Максимовичем Попцовым – мы обсуждали, как уделять в средствах массовой информации больше внимания науке. Вы видите, что даже такая популярная в прошлом передача, как "Очевидное – невероятное", пошла на ТВЦ в очень неудобное время, при всем том, что Попцов хорошо относится и к Капице, и к науке. Но он ссылался на коммерческую сторону вопроса и так далее. Я в связи с этим подумал о том, что надо как-то научиться о науке говорить просто. С одной стороны, обидно, что молодежь может потратить несколько часов на "Дом-2", а получаса на "Очевидное - невероятное" не хватает. Была элитарная передача Гордона. Я, честно сказать, не считаю себя самым необразованным человеком, но до меня доходило не больше половины того, о чем шла речь. Красивая передача, театральная, позы ведущего... Но надо, может быть, на каких-то совсем простых вещах сфокусироваться и больше популяризировать науку и ученого, что называется, с человеческим лицом. Давайте вспомним фильм "Девять дней одного года". Там, фактически, о науке ничего нет. А есть - взаимоотношения людей. Тем не менее, этот фильм Ромма рассматривался как гимн науке, ведь правда? Гимн людям науки, их преданности делу.
Попробуйте сделать то, что будет понятно сегодняшнему школьнику, что сможет его заинтересовать. Мы, вообще-то, немало пишем, но эта литература о науке сегодня выходит такими малыми тиражами, а кое-что порой так заумно написано, что до школьников все это не доходит. А молодежь, в основном, у компьютеров сидит. И поэтому вот такие электронные проекты, который осуществляет команда Юрия Панебратцева в Дубне и их коллеги в Брукхейвене, очень важны. Может быть, стоит больше писать о научных династиях. Они в Институте и городе есть, но сами ученые о себе скромно умалчивают.
26 декабря 2005.
Российская наука: планы и перспективы
Этот материал по просьбе А. Н. Сисакяна я готовил как ответ на письмо к нему, директору ОИЯИ, информационного агентства www.kommentarii.ru. Тема была сформулирована довольно расплывчато: «Российская наука: планы и перспективы». В него вошли как прежние «наработки», так и некоторые новые идеи, навеянные внутренними и внешними обстоятельствами времени и места.
– Отношение общества к науке, на мой взгляд, можно описать некоей трансцендетной функцией – оно подобно синусоиде. На разных ее точках в разные времена это отношение бывает то лучше, то хуже. Мы недавно прошли минимум в отношении общества к фундаментальной науке. Этот минимум наступил после того довольно значительного максимума, который падает приблизительно на начало второй половины двадцатого века, когда были такие достижения, как искусственный спутник Земли, первые ускорители заряженных частиц, в том числе дубненский синхрофазотрон, ну и, вообще говоря, все, что создало вокруг фундаментальной науки романтический ореол. И под сенью этого ореола наше поколение пришло в науку. А в последние, скажем, несколько десятилетий, отношение общества к науке стало гораздо более прохладным, а иногда и вовсе антагонистическим. И это несмотря на то, что фундаметальные исследования шагнули очень далеко вперед. Сравнивать современные лаборатории с лабораториями вчерашнего дня просто невозможно, – они оснащены изысканными приборами, с помощью которых проводятся гораздо более точные измерения, изучаются более глубинные и интересные вопросы.
Но все-таки здесь я хотел бы поставить некую точку, потому что надо более подробно изучать, какие же факторы приводят к изменению этого отношения. Например, последний отрицательный пик был связан с Чернобыльской трагедией, с тем, что само общество в начале двадцать первого века стало более прагматичным. Ученым, которые занимаются фундаментальными науками, стали все чаще задавать вопрос: "А что вы можете дать обществу?". Но результаты фундаментальной науки воплощаются в конкретный продукт далеко не сразу. И вот эта задержка воспринимается в обществе как вина ученых. Хотя, если задуматься, фундаментальная наука лежит в основе всего того, что имеет современная цивилизация. Радио, телевидение, Интернет и так далее…
Сегодня уже наблюдается явный подъем, то есть минимумальную фазу мы прошли. Это ощущается во многих странах, не только в России, – сказывается более активная поддержка фундаментальной науки. Мы неизбежно придем к такому моменту, когда молодые люди на вопрос: "Кем ты хочешь стать?" – ответят: "Ученым". И сегодня разумные молодые люди все больше приходят в вузы на физические, естественнонаучные специальности, понимая, что полученный ими в вузе багаж знаний может быть использован в различных областях, в том числе и в бизнесе.
Об уровне науки и глобальных проектах
– Несмотря на то, что 90-е годы были наиболее сложным временем для науки в России, включая и наш международный проект на российской земле, международная межправительственная организация на территории России, - тем не менее, основные научные направления, которыми мы занимались, не потеряны, мы их активно развиваем. Конечно, мне трудно за всю науку говорить, но если взять ядерную физику, то, по крайней мере, в этой области мы сохранили лидирующие позиции по очень многим направлениям. Что касается физики тяжелых ионов низких энергий, то в этом отношении Дубна явно лидирует. Что касается физики тяжелых ионов более высоких энергий, то здесь мы, по крайней мере, более-менее конкурентоспособны и можем участвовать в крупных международных проектах, хотя более мощные на сегодня ускорительные установки работают в Брукхейвенской национальной лаборатории в США. Но в нашей области – я имею в виду ядерную физику в широком смысле, включая физику элементарных частиц, – российские ученые и специалисты высоко ценятся и в том же ЦЕРН на Большом адронном коллайдере, в Национальной лаборатории имени Э. Ферми в США на тэватроне, в Брукхейвенской национальной лаборатории на установке RHIK, в Японии в КЕК, – и во многих других проектах, которые реализуются международным сообществом.
Однако сегодня, я считаю, тот период, когда наша наука только выживала и талантливые российские ученые работали, главным образом, за рубежом, уже прошел. Или должен пройти. Но надо заботиться о том, чтобы именно в нашей стране работали крупные ускорители и другие установки – их иногда называют базовыми, иногда именуют каркасными проектами (это и ускорители, и реакторы, и космические станции, и обсерватории). Во-первых, это соответствует российской идее, которая включает в себя понятие величия России, российского интеллекта. Если мы не будем иметь такой базы, то неизбежно потеряем будущие поколения. Молодые люди, приходящие в науку, хотят реализовать свои идеи. И если они не смогут сделать это дома, то будут работать за границей.
Образовывать наших молодых людей никто не собирается, и это жизнь показала. Когда-то наши ученые и специалисты оказались востребованными на Западе, потому что были подготовлены дома. Они работали в Дубне, в Протвино, в ИТЭФ и других центрах на ускорителях, которые у нас тогда были крупнейшими в мире, и потому оказались востребованными. Они прошли определенную школу. Если не будет возможности пройти эту школу сегодня, то завтра мы не сможем даже быть, скажем так, активными партнерами. И еще один плюс – вся эта научная база может рассматриваться как основа для развития инновационных направлений. Так что, если сегодня мы говорим об инновационной России, о том, что наша экономика должна получить мощную инновационную составляющую, мы должны думать о том, чтобы глобальные научные проекты развивались на российской земле. И у нас в Дубне, да и в других российских центрах есть такие проекты, но это, наверное, отдельный разговор…
Хотя, конечно, стоит упомянуть, что интересные заделы есть в Новосибирске, Троицке, в других институтах. Но что касается дубненских дел, то мы уже сегодня приступили к реализации нескольких таких каркасных проектов, и один из них тесно связан с физикой тяжелых ионов в широком интервале энергий. По низким энергиям – это DRIBs (комплекс для получения пучков радиоактивных ядер) с его возможностями для синтеза новых сверхтяжелых элементов, исследования их физических и химических свойств, изучения "острова стабильности" трансурановых ядер. Тяжелые ионы высоких энергий – это проект NICA, который позволит дополнить данные, полученные с помощью Большого адронного коллайдера, с целью изучения фазового перехода ядерной материи в кварк-глюонную плазму... Есть такие задачи, когда нам совсем не нужно стремиться к сверхвысоким энергиям и, тем не менее, можно получать на сравнительно небольших установках результаты, как сейчас говорят, нобелевского уровня.
А переходя к относительно далекому, но обозримому будущему, отмечу, что мировое научное сообщество планирует, что на смену Большому адронному коллайдеру придет Международный линейный коллайдер. Здесь тоже и российские ученые, и ученые Дубны принимают активное участие в проектных разработках. Плюс к этому, как известно, мы являемся одним из кандидатов на размещение этого коллайдера. Одним из пяти кандидатов. И если наша заявка будет принята, думаю, это поможет решить многие задачи. Наверное, по вложениям этот проект не дороже Сочинской олимпиады, даже дешевле, но по своим последствием может быть гораздо значительнее.
Фундаментальные - прикладные
– На самом деле, для Природы и, если угодно, для Господа Бога не существует деления на фундаментальные и прикладные науки. Это все некий единый комплекс, и одно без другого развиваться не может. То есть, если не будет фундаментальных исследований, то мы не сможем никакие приложения найти. Я часто слышал от моего учителя Николая Николаевича Боголюбова, что, если мы не будем развивать фундаментальные исследований, то вскоре и прикладывать будет нечего. Это так и есть. С другой стороны, мы понимаем, что если бы не было прикладных исследований, которые приводят к конкретным продуктам, то общество очень скоро охладело бы к наукам вообще. Это единая цепочка, ее нельзя разрывать, надо гармонично развивать и то и другое.
О финансировании
– Если брать порядок финансирования научных работ в России, то, на мой взгляд, сейчас происходит период становления механизмов финансирования, механизмов поддержки науки. Но еще есть определенные пробелы, например, непонятно, какие механизмы финансирования существуют для поддержки фундаментальной науки, находящейся вне рамок государственных, рамок Академии наук. На эту проблему обращалось внимание и президента Путина, и потом президента Медведева, и какие-то поручения были в свое время даны, я думаю, что скоро этот вопрос будет решен. Например, не существует механизм поддержки создания крупных мега-проектов в сфере фундаментальных наук. Но эти механизмы тоже сейчас как бы отрабатываются, и я надеюсь, что в самое ближайшее время они заработают.
С другой стороны, в мире сложилась определенная практика, и мы не должны, наверное, от нее далеко уходить и придумывать что-то новое. Мы должны, конечно, научиться учитывать опыт людей, которые живут в других странах, с одной стороны, а с другой стороны, нельзя забывать и свой собственный хороший опыт. Вообще говоря, у России есть несколько особенностей. Мы имеем огромную территорию, а такие страны имеют свои особенности, хотя бы транспортные, и много других. И брать пример, скажем, с Германии, где все компактно устроено, не совсем целесообразно. То есть не надо забывать о собственной истории и традициях.
О научных разработках и привлечении "частного сектора"
– Вы знаете, конечно, было бы неплохо, если возникший в России частный бизнес поддержал определенные научные проекты. Но ожидать, что частный бизнес будет поддерживать фундаментальную науку, все-таки, достаточно наивно. Частный бизнес живет по своим законам, и вообще в мире достаточно мало примеров поддержки частным бизнесом фундаментальной науки. Конечно, при каких-то компаниях существуют исследовательские лаборатории, но они преследуют определенные свои цели. Думаю, максимум, что может частный бизнес, – поддержать некоторую "посевную" фазу инновационных проектов, когда надо идею довести до продукта на конечном этапе. Но и это в сегодняшнем нашем мире происходит с трудом. А заботиться о фундаментальной науке, конечно, должно государство. Прикладная наука в конечном итоге, конечно, может быть коммерциализована, но и здесь нужны вложения и от государственных институтов, и от частных институтов развития, а в дальнейшем и какие-то дивиденды, которые поступят в распоряжение как государства, так и частного инвестора и, конечно, разработчиков. Вот некая схема коммерциализации. Но фундаментальная наука, безусловно, должна поддерживаться государством, и это во всем мире делается так. Потому что сроки отдачи от фундаментальной науки слишком велики, а частный предприниматель не может всю жизнь дожидаться отдачи, а иногда и не дождаться. Он хочет быстро получить дивиденды.
Наука и образование
– За последние годы, все-таки, произошла положительная тенденция: в вузы на физические, математические, химические специальности приходит все больше и больше студентов. И это очень хорошо. Но и в прежние годы мы, например, в Дубне, обратили внимание, что поток молодых людей, мотивированных на занятия наукой, не иссякал. Очень много молодых талантливых людей появлялось, и происходило так потому, что их интересовало, как устроена природа. И это самая правильная мотивация для будущего ученого. Критерии зарплаты для ученого должны быть вторичными. И так оно и было! Мы и пережили эти тяжелые для науки годы, потому что основным критерием для наших сотрудников было достижения научного результата. Мы, конечно, понимали, как трудно и ученым и их семьям, – и низкие уровни зарплаты, и неблагоприятные бытовые условия. Но в результате наука выжила. Мы понимаем, что не нужно отодвигать на второй план социальные факторы. И опять я возвращаюсь к уже высказанному тезису: если мы не будем укреплять свою приборную базу, то потеряем все, что с таким трудом сохранили. И молодые в науку не пойдут.
А главное, на что должен и может рассчитывать молодой человек, выбрав науку, – чтобы он мог реализовать свои научные идеи. И мы в Дубне стараемся создавать для этого условия. Это задача номер один. Дальше, конечно, – достойная зарплата, достойное жилье. Эти вопросы решаются сегодня труднее, чем, скажем, в предыдущие годы, но мы стараемся осуществлять разнообразные социальные программы, которые, я бы сказал, дают молодым ученым шанс получить поддержку. И талантливая молодежь может такую поддержку получить. И эта задача, конечно, требует большего внимания государства. Проблема на разных уровнях озвучена, некоторые шаги в ее решении уже заметны, но, тем не менее, нам надо еще много сделать, чтобы тот престиж научной работы, который раньше был в стране и обществе, восстановился.
Июль, 2009.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НАУЧНО-СОБЫТИЙНАЯ
1997. Хроника событий
Семинар в Лаборатории нейтронной физики собрал число слушателей и гостей, превышавшее вместимость зала заседаний лабораторного корпуса. «Виновниками» этого стали В. Л. Аксенов, отмечавший в этот день 50-летний юбилей, и приглашенные докладчики – Ю. А. Осипьян и Н. М. Плакида. В. Л. Аксенову осталось совсем немного времени для комментария по докладам и небольшой ретроспективы развития нейтронных источников и исследований в ОИЯИ
Указом Президента Российской Федерации присвоены звания «Заслуженный деятель науки Российской Федерации» Денисову Юрию Николаевичу – доктору технических наук, профессору, советнику при дирекции Объединенного института ядерных исследований; Тяпкину Алексею Алексеевичу – доктору физико-математических наук, профессору, главному научному сотруднику Объединенного института ядерных исследований.
2 июля в конференц-зале ЛТФ открылся 4-й Международный симпозиум «Дубна. Дейтрон-97», собравший крупнейших специалистов ведущих научных центров мира. Одновременно, начиная с 25 июня, на синхрофазотроне ЛВЭ проводятся эксперименты с поляризованным пучком дейтронов, в которых вместе с физиками ЛВЭ участвуют их коллеги из США, Франции, Японии.
Несмотря на отсутствие денег в ОИЯИ, администрация сочла возможным и необходимым послать представительную делегацию в Алушту для участия в праздновании 30-летия пансионата «Дубна». Пансионат «Дубна» – это единственное дочернее предприятие ОИЯИ за рубежом. Цель поездки делегации Института состояла в том, чтобы показать коллективу «Дубны», что сотрудники ОИЯИ их помнят, ценят.
В ОИЯИ проходит международное рабочее совещание по вопросам поиска проявлений новой физики в неускорительных экспериментах NANP-97. Впервые в Дубне проводится совещание по этой тематике, которая за последние годы становится все более и более актуальной.
В Лаборатории ядерных реакций на циклотроне У-400М начаты эксперименты по изучению свойств экзотических ядер гелия-6. Вторичный пучок этих ядер получен с помощью высокоинтенсивного циклотронного пучка ионов лития-7, который бомбардирует мишень из бериллия.
Поддержать смоленских атомщиков, продолжающих «поход на Москву», решил профком ОИЯИ. С этой целью в субботу, 12 июля, группа профсоюзных активистов направилась в палаточный лагерь участников марша, расположенный в пяти километрах от Обнинска.
В ЛТФ проходил Международный семинар «Суперсимметрии и квантовые симметрии», посвященный памяти Виктора Исааковича Огиевецкого. Семинар открылся мемориальной сессией, на которой друзья, коллеги и ближайшие ученики Виктора Исааковича поделились с аудиторией воспоминаниями о блестящем и увлеченном мыслителе и энтузиасте науки.
В Женеве работала Генеральная ассамблея Союза чистой и прикладной химии (ИЮПАК). Совет ИЮПАК – высший орган этого союза окончательно утвердил рекомендации по названию нескольких синтезированных учеными элементов Таблицы Менделеева. 104-й элемент получил имя "резерфордий", 105-й – "дубний", 106 – "сиборгий".
В штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже Соглашение между ЮНЕСКО и ОИЯИ подписали Генеральный директор ЮНЕСКО профессор Федерико Майор и директор ОИЯИ профессор В. Г. Кадышевский. Соглашение открывает широкие возможности сотрудничества как двух международных организаций, так и их стран-участниц в совместных научных и образовательных программах. В результате подписания Соглашения ОИЯИ вошел в список международных межправительственных организаций, ассоциированных с ЮНЕСКО.
В Лаборатории ядерных проблем состоялся традиционный семинар, посвященный памяти выдающегося ученого, академика Бруно Максимовича Понтекорво. Открыта мемориальная доска в память о выдающемся ученом, замечательном человеке, проработавшем в лаборатории 43 года.
Почетное звание «Заслуженный конструктор Российской Федерации» Указом Президента РФ присвоено начальнику сектора Объединенного института ядерных исследований Леониду Борисовичу Голованову.
«Сообщаю всем, что SATURN-II сегодня погиб. Выпало большое количество снега, крыша не выдержала, и все рухнуло. По-моему, SATURN совершил самоубийство перед тем, как его закрыли. По-другому объяснить нельзя». Это лаконичное послание передал по Интернету своим коллегам в Дубне профессор Франтишек Легар из Франции 3 декабря.
В Лаборатории вычислительной техники и автоматизации в декабре запущен в эксплуатацию для пользователей новый высокоскоростной канал компьютерной связи. Все работы были проведены без привлечения бюджетных средств ОИЯИ. Теперь Институт является узлом российской опорной сети RBNET. .
В канун нового года в лабораториях и подразделениях ОИЯИ состоялось награждение сотрудников медалью «В память 850-летия Москвы». Число награжденных – 250 человек, внесших заметный вклад в оборону, строительство, развитие Москвы, ее науки и высшей школы.
«Дейтрон», «СПИН» и сообщество физиков
Заметки с двух конференций
Минувшее лето было чрезвычайно урожайным на совещания, конференции, симпозиумы, проходившие в Дубне или организованные при участии ОИЯИ. И в этом ряду несколько выделялись плавно перетекающие друг в друга 4-й Международный симпозиум "Дубна. Дейтрон-97" и Международное рабочее совещание "СПИН-97", которые собрали в ОИЯИ сообщество физиков, хорошо знакомых друг с другом не только по научным публикациям, но и по совместным экспериментам, тон в которых задает, по общему признанию, Дубна.
И то, что в оргкомитетах обеих встреч работали одни и те же ученые, а с вступительным словом на открытии выступал заместитель директора Лаборатории теоретической физики имени Боголюбова В. В. Буров, и то, что немалую научную активность на обоих направлениях исследований, которые легли в основу научной тематики совещаний, проявляют теоретики, и то, что за последнее время, которое не назовешь для наших экспериментаторов легким, они продолжали делать интересную физику, и то, что, по признаниям гостей, в ОИЯИ сохранена и работает инфраструктура, которая позволяет поддерживать высокий уровень проведения международных конференций, – все это и многое другое сделали и "Дейтрон-97" и "СПИН-97" этапными явлениями в развитии научных направлений.
И была еще одна характерная примета, связанная с особенностями экспериментального лета этого года. На нее обратил внимание член оргкомитета обеих конференций С. С. Шиманский. Для многих из дубненских физиков участие в работе научных совещаний значительно осложнилось плановым сеансом экспериментов на синхрофазотроне, а экспериментатор должен в первую очередь работать на сеансе, но они у нас выносливые: днем – конференция, ночью – сеанс, хорошо если раз в неделю выберется домой зубы почистить, а жена спрашивает: "Может быть, вам хоть зарплату выдали?".
У зарубежных участников подобные проблемы, естественно, не возникали. Кстати, среди них были и сотрудники нашего Института, работающие по долговременным контрактам в Италии, ЦЕРН и других научных центрах, которые рекомендовали для участия в конференции своих учеников. Молодая итальянка Л. Валакка из Турина впервые выступила этим летом в Дубне со своим научным сообщением. Она работает над диссертацией на первую ученую степень, занимается изучением так называемых реакций Понтекорво на легких ядрах, "Дейтрон-97" произвел на нее очень большое впечатление прежде всего множеством встреч с интересными людьми и хорошей организацией. А на мой вопрос о том, знакома ли она с биографией ее соотечественника Бруно Понтекорво, имя которого носит проспект в Дубне, девушка ответила, что читала на итальянском языке его биографию. Чтобы удовлетворить ее интерес к истории и географии Дубны, мы со Степаном Шиманским долго и подробно рисовали в моем блокноте по памяти карту нашего острова.
Для профессора С. Ф. Пердресата (Колледж "Вильям и Мэри" в Вирджинии,США) это была не первая поездка в Дубну: его сотрудничество с дубненскими физиками началось в 1991 году, когда он нашел здесь много людей, работающих в близкой области, связанной с физикой поляризованных дейтронов. Как довольно близкую ему проблему американский ученый воспринял предложение перенести в Дубну из Сакле ускорительный комплекс "Сатурн", в экспериментах на котором он тоже участвовал вместе с коллегами из Франции и Дубны. Об этой идее он узнал от профессора Ж. Дойча, председателя Программно-консультативного комитета ОИЯИ по ядерной физике, и мнение свое выразил неоднозначно: этот проект имеет смысл только тогда, когда "Сатурн" будет целиком перенесен в Дубну, но устаревшая часть оборудования нуждается в замене, что потребует очень больших финансовых вложений.
Сотрудничество с Дубной профессор Пердресат считает для себя и своих коллег очень полезным и перспективным: "ОИЯИ продолжает оставаться привилегированным научным центром, хотя за последние годы и физика и жизнь поменялись очень сильно." Один из дополнительных аргументов в пользу развития такого сотрудничества в нашей беседе был привлечен из "смежной" области: "Только русские умеют достойно выходить из любой ситуации, как произошло, например, с космическим комплексом "Мир", ремонт которого оказался возможным только благодаря светлым головам и золотым рукам российских специалистов..." Эти же качества, по убеждению американского ученого, успешно демонстрируют его дубненские коллеги в развитии экспериментальных исследований на дубненском синхрофазотроне.
Одним из ветеранов серии "дейтронных" симпозиумов может по праву считаться физик-теоретик из киевского Института теоретической физики имени Н. Н. Боголюбова А. П. Кобушкин. Он принимал участие в регулярных рабочих совещаниях коллаборации "Альфа", а это была предыстория и нынешнего симпозиума, и продолжает сотрудничество со своими дубненскими коллегами, хотя, не меняя места жительства, стал уже гражданином другой страны – Украины.
Александр, с тех пор как Украина стала независимым государством, что-то изменилось в ваших отношениях с коллегами?
Да, конечно, контакты стали более сложными, но, тем не менее, должен сказать, что Дубна по-прежнему играет большую роль в стабилизации, сохранении нашей науки в бывшем Советском Союзе. Мы ощущаем помощь в том, что всегда можем приехать сюда в командировку, и Дубна старается поддерживать эти связи, что выливается в полезное всем сотрудничество.
Что же касается тематики симпозиума -- Дубна по-прежнему остается консолидирующим центром?
Да, по-прежнему: результаты, полученные здесь на пучке поляризованных дейтронов, стимулировали развитие соответствующих исследований в других странах, мы услышали доклад японских физиков об исследованиях аналогичных процессов, стимулированных дубненскими экспериментами.
Можете ли вы сравнить положение науки в России и Украине?
Общего очень много. Во-первых, общая неустроенность, ощущение, что наука выпадает из сферы интересов государства и становится предметом заботы, в основном, самих физиков, которые сами пытаются найти какую-то работу, привлечь средства для финансирования своей тематики. Конечно, все это очень тяжело. Ну, а разница в небольшом: там зарплату задерживают на три месяца – здесь на два, но это непринципиально... Так же как и в самой зарплате – 200 или 150 или 110 долларов в месяц...
Извините, а что же вас и ваших коллег заставляет по-прежнему заниматься наукой?
Это очевидно – интерес. Мы были на этом воспитаны. Понимаете, не хлебом единым жив человек. По-видимому, это, действительно, правда, и этот фактор, на который раньше не обращали особенного внимания, становится решающим. Ведь именно то духовное воспитание людей, которые выросли в мою эпоху, еще поддерживает возможность существования науки. И вы сами прекрасно понимаете, что без развития науки, культуры не будет ни России, ни Украины...
А вы не боитесь болезни смены поколений, того, что в науку приходит уже другая молодежь, воспитанная на иных идеалах и иных ценностях?
С одной стороны, боюсь, но, с другой стороны, встречаю много толковых студентов, и хотя они мыслят по-другому – тем не менее, готовы работать. Иной вопрос, останутся ли они в нашей стране, сумеют ли найти применение своему таланту, своим возможностям? Это меня тоже очень волнует. Пока, к сожалению, происходит сильный отток молодежи, наш институт очень сильно постарел, и это очень опасная тенденция.
Вы вспоминали о начале вашего сотрудничества с группой "Альфа" – что вы как теоретик получали от этого сотрудничества? Что оно вам сегодня дает?
Хотя я и чистый теоретик, но у меня такая философия, что физика – наука экспериментальная, и мы должны с очень большим почтением относиться к эксперименту, и это должно давать направление мыслям, работе. Я даже участвую в сеансах, хотя, может быть, тем самым мешаю своим коллегам-экспериментаторам, но стараюсь держать руку на пульсе, а это очень важно. Когда видишь в процессе эксперимента точки на экране и знаешь, что достоверно, а что сомнительно– можешь делать выводы на твердой почве.
Сейчас, пытаясь "перекинуть мостик" от одной конференции к другой, я вполне сознательно останавливаю интервью с Александром Кобушкиным на этой самой "твердой почве"… Потому что беседовали мы отнюдь не на тверди земной, а на борту прогулочного теплохода, который не спеша уносил интернациональное сообщество физиков вниз по матушке по Волге к Белому Городку. Сообщество же обсуждало не только дейтронные проблемы, но и вполне земные, наслаждаясь общением без запрограммированных научных сообщений, прекрасной кухней Дома ученых и, конечно, июльским теплом... А, собственно, мостиком этим, точнее, проводником, если не сверхпроводником, вполне мог стать – и был! – вполне уже литературный персонаж и он же автор мемуаров «Сказки "Золотой клетки"» чех по рождению, француз по гражданству и генетическим корням профессор Франтишек (Франсуа – кому как нравится) Легар. В "Дейтроне-97" он участвовал как докладчик и руководитель одного из заседаний, в "Спине-97" – как вольнослушатель и, подозреваю, один из немногих, кто смог популярно поведать историю спиновой физики в ОИЯИ, в которую вместе со своими дубненскими коллегами врастал от самых корней.
Наши дубненские организаторы посоветовали мне порасспросить о второй конференции одного из ее главных идеологов ныне одного из ведущих ученых родственного Дубне Протвино Сергея Бахтияровича Нурушева. И когда он в середине рассказа заметил, что профессор Легар его старинный друг и в последнее время именно он помог "сильно продавить сотрудничество с французскими коллегами", – я понял, что нить моих заметок движется в правильную сторону. А рассказ профессора Нурушева, действительно, на мой взгляд, стоит того, чтобы опубликовать его практически без купюр, потому что в нем тоже живая история начала спиновой физики в ОИЯИ и странах-участницах ее сегодня и завтра:
– Сам я дубненец. В 1953 году появился в Лаборатории ядерных проблем. Первые люди в Дубне были физики, они приехали заниматься наукой на синхроциклотроне. В 1954 году мы получили первые поляризованные пучки и экспериментальные данные, стали выходить на мировой уровень.Очень много сил и энергии вкладывал в это дело профессор М. Г. Мещеряков. Первую конференцию по этой тематике инициировал в 1982 году профессор Л. И. Лапидус, в то время заместитель директора ЛЯП. А год спустя я взялся за организацию семинаров по спиновой физике высоких энергий в Протвино, они проводились раз в два года, в промежутках – в Дубне. Наши люди в большинстве в них участвовали. К сожалению, подобные встречи за границей доступны не всем -- раньше по одной причине, теперь по другой.
О нынешнем семинаре хочу сказать особо. Во-первых – очень широкая география, и все гости из-за рубежа с восторгом отзываются об организации. Во-вторых, очень большое количество молодых участников, и это очень хороший симптом. До сих пор я очень переживал, что мы стареем, а замены нет. И с радостью впервые за последние годы вижу семинар, где молодежь превалирует над стариками. Наконец, очень впечатляет то, что основные организаторы – это две лаборатории -- теоретическая (ЛТФ) и экспериментальная (ЛВЭ). Очень сильные собрались теоретики по нашей тематике из Дубны, широко известные во всем мире. Кстати, в прошлом году в Амстердаме проводился очень представительный симпозиум по нашему направлению, и из Дубны на нее были приглашены 20 физиков, самая большая делегация. Это небывалый факт. Очень сильные специалисты работают в ЛВЭ, очень талантливые, они вышли на хороший мировой уровень. Неудивительно, что из многих лабораторий мира привозят сюда на эксперименты свое оборудование – вот, например, японцы работают на пучках. Это редкий случай. Мы стремимся за границу, а они сюда. Да, я не назвал еще третью лабораторию – сверхвысоких энергий, сотрудники которой хотя и не имеют своей ускорительной базы, но очень активно участвуют в этих исследованиях. Именно эти лаборатории и определили " погоду" на этом семинаре.
Мы в ИФВЭ, к сожалению, уже имеем не шесть сеансов в году, как раньше, а только один, и не можем выдавать результаты прежнего уровня, но профессор А. Н. Васильев доложил результаты очень интересных измерений, выполненных на установке ПРОЗА, а я сделал обзор, как эта физика начиналась в Дубне... Я считаю, что родился в рубашке, поскольку был одним из первых участников этих экспериментов. А сегодня мы сотрудничаем с американскими физиками – они рассказывали здесь в Дубне о большой поляризационной программе, которую осуществляют в США. Кстати, у меня вчера была большая беседа с профессором В. Горином из Брукхейвенской лаборатории (в программе конференции его доклад об экспериментах на RHIC ), и он тоже считает, что в Дубне проводятся прекрасные работы, считает, что необходимо более активно развивать научные связи...
Здесь мы поставим многоточие, чтобы, перепрыгнув через несколько мыслей о значении спиновой физики для развития физической науки вообще, ее всепроникаемости и всепронизываемости, вернуться в атмосферу летней Дубны, кафе-веранды ЛТФ, где мы беседовали за чашечкой кофе, привести заключительные слова моего собеседника: "Возвращаясь во времена молодости, я очень рад новой встрече с Дубной. Но с другой стороны, общаясь с молодежью, чувствую: всем тяжело. И нам трудно. К сожалению, вся страна в таком положении. И надо исправлять это положение. Иначе у нас будущего нет".
Пройдет немного времени, и участники этих совещаний или их коллеги, которые по разным причинам не смогли собраться в Дубне, получат сборники трудов, как всегда, безукоризненно отпечатанные в издательском отделе, и это будут, действительно, ценные путеводители, отражающие современное состояние целых отраслей физического знания, связанных, в свою очередь, со многими другими областями физики, технологии, инженерии. Мы же затронули лишь некоторые скорее общечеловеческие проблемы, которые волнуют представителей привилегированного в цивилизованных странах сообщества исследователей. Может быть, для того, чтобы еще раз осмотреться вокруг и понять, в какой стране мы живем...
У-70 – серпуховский «царь-ускоритель» отметил юбилей
Ускоритель У-70 и в настоящее время остается не только крупнейшим, но и практически единственным в России действующим протонным ускорителем на высокие энергии, на котором проводят исследования физики из многих лабораторий нашей страны и стран СНГ. Выполняется и ряд совместных с западными физиками программ.
Ускоритель совершенствуется. После полутора десятков лет эксплуатации У-70 была проведена модернизация системы инжекции в ускоритель, в ходе которой для использования в начальной стадии ускорения был установлен первый в мире линейный ускоритель с высокочастотной квадрупольной фокусировкой (без магнитов) и введен в действие бустер. В результате интенсивность протонного пучка была увеличена на порядок, что позволило и после ввода за рубежом более крупных и мощных ускорителей сохранить интерес мирового научного сообщества к исследованиям на У-70. Остается актуальной возможность использования У-70 в качестве инжектора в сооружаемый ускоритель на 600 ГэВ, который намечено использовать не как первую ступень УНК, а как самостоятельный ускоритель, обладающий собственной "нишей" для проведения физических исследований. Соответствующие работы ведутся, несмотря на небывало тяжелое положение, в которое оказалась "задвинута" реформами отечественная фундаментальная наука. Так писала в специальном выпуске, посвященном 30-летию пуска У-70, газета ИФВЭ "Ускоритель".
В юбилейном заседании, проходившем в Протвино, приняла участие делегация ОИЯИ. Директор Института В. Г. Кадышевский и почетный директор ЛЯП В. П. Джелепов обратились в адрес юбиляров с приветственными речами.
Протвино. Первый раз я ехал сюда на институтском автобусе, еженедельно совершавшем чартерные рейсы Дубна – Протвино – Дубна, вместе с ляповскими физиками, конструкторами и инженерами, который готовили к пуску на У-70 установку РИСК. Было это, страшно сказать, в 1978 году... Второй раз в 1987-м, когда еще был жив Союз, когда немалые деньги отпускались на создание УНК, и Кирилл Петрович Мызников с оптимизмом рассказывал о создании сверхпроводящих магнитов для УНК, и казалось, что совсем скоро метростроевцы закончат создание гигантского 21-километрового подземного кольцевого тоннеля и начнется его начинка этими самыми магнитами... Бывший поселок, а с 15 ноября 1989 года город Протвино, по-прежнему ухоженный и компактный, как мне показалось, за эти годы мало переменился и по-прежнему резко отличался от своего древнего соседа Серпухова четкой планировкой и геометрической строгостью микрорайонов. Несмотря на часовую "пробку" перед съездом с Ленинградского шоссе на МКД, полосы проливного дождя, плотный туман и прочие игры наехавшего в этот день на Подмосковье циклона, водитель автохозяйства Сергей Анохин доставил нас вовремя, к самому началу заседания, и мы с трудом нашли места в заполненном конференц-зале.
"Золотая моя железка" – это название чудесной повести Василия Аксенова не раз вспоминалось мне, когда докладчики – руководители ведущих научных и научно-инженерных подразделений ИФВЭ подводили итоги тридцатилетнего развития советского-российского ускорителя, бывшего целую пятилетку крупнейшим в мире, обсуждали роль и перспективы У-70 в исследованиях фундаментальных свойств материи и законов микромира. Аксенову в его повести удалось довольно глубоко проникнуть в психологию людей, занимающихся ускорителями, ставящих на них эксперименты, умеющих с пленяющим юмором преодолевать многочисленные нештатные ситуации, которые воздвигает перед исследователем непокорная природа. Таким примеров на юбилейном заседании было приведено немало. Нас, дубненцев, в первую очередь, конечно, не мог не волновать вопрос наших родственных с протвинцами отношений: помнят ли, хранят ли? – И помнят, и хранят!
Открывая юбилейное заседание, научный руководитель ИФВЭ академик А. А. Логунов подчеркнул огромный вклад Дубны: именно она отправила в будущую столицу физики высоких энергий первый свой десант. А руководство созданием ускорительного центра, формированием программы будущих исследований осуществлял академик Н. Н. Боголюбов, чье имя не раз упоминалось на протяжении всего высокого форума и в докладах и в выступлениях гостей.
Негромкий по тону изложения доклад профессора С. С. Герштейна «Важнейшие результаты, полученные на У-70, их роль в физике частиц» отозвался громким эхом в большинстве последующих выступлений представителей российских научных центров, чрезвычайно высоко оценивших полученные в ИФВЭ научные результаты, во многом определяющие мировой уровень российской фундаментальной науки. Воспроизведу дословно фразу директора Российской ядерного центра в Арзамасе-16 академика Ю. А. Трутнева: «Этим должен гордиться народ!» Приятно, конечно, что даже знаменитый «Серпуховской эффект», связанный с ростом интенсивности взаимодействий, уточнялся в ряде экспериментов на дубненском синхрофазотроне; что одна из первых экспериментальных методик, давшая результаты на внутреннем пучке У-70, – дубненская струйная мишень; что сотрудники ОИЯИ стали соавторами открытия ядер антитрития, – и этот ряд можно продолжать едва ли не до бесконечности… Если учесть, что на У-70 было проведено более 180 экспериментов и в лучшие годы едва ли не треть ускорительного времени выделялась дубненцам.
Еще один яркий пример того, насколько эффективными были профессиональные и личные контакты физиков ОИЯИ и ИФВЭ, привел в своем докладе «Пучки частиц на У-70» профессор В. И. Котов. Эффект каналирования пучков заряженных частиц изогнутым монокристаллом, открытый в 1976 году в Дубне группой Э.Н. Цыганова, был исследован и применен для разводки пучков У-70 в Протвино автором доклада и его коллегами. Сегодня этот метод широко применяется в ускорительных центрах мира.
О продолжении этих традиций говорил (уже от себя лично и коллектива коллег из Троицка, передав приветствия президента РАН Ю. С. Осипова и председателя Отделения ядерной физики А. Н. Скринского) академик В. А. Матвеев. Возникнув как «младший брат» ОИЯИ, ИФВЭ стал, в свою очередь, «старшим братом» для Института ядерных исследований РАН: в Протвино прошли хорошую школу многие специалисты из Троицка. Такая вот получилась эстафета: Дубна – Протвино – Троицк.
Юбилеи всегда навевают воспоминания, а таковые на подобного рода заседаниях всегда очень эффективно подкрепляются историческими документами. Автор доклада «История сооружения и запуска У-70» профессор Ю. М. Адо (тоже выходец из Дубны) продемонстрировал осциллограмму первого пучка ускоренных до проектной энергии протонов и рисунок кольца ускорителя, на котором в ночь пуска поставили свои автографы десятки специалистов, принимавших участие в этом незаурядном событии. Кто-то из них подрисовал бутылочку с наклейкой «КВВК». Другой участник этого события, профессор А. А. Кузьмин, чуть позже примерно так расскажет о поистине драматической ночи с 13 на 14 октября 1967 года:
– Шли самые трудные дни пуска, последние дни. Они были чрезвычайно насыщены событиями, атмосфера – весьма эмоциональной. Верхняя граница проектной интенсивности пучка – 1012, нижняя – 108 . Уже неделю мы работали при интенсивности 106, и поднять эту отметку до проектной никак не удавалось. Наши коллеги из ЦЕРН во главе с профессором Грегори, которые были приглашены на заключительные работы, вечером 13-го нам посочувствовали: «Да, дела у вас идут очень хорошо, но критическую энергию вам не перейти еще три-четыре месяца». Нас это очень здорово задело, и через четыре часа после их ухода из главного зала нам удалось поднять интенсивность до проектной и получить первый пучок. В три часа ночи доложили об этом руководству, а в четыре в зале был устроен банкет, на котором были и церновские гости, они все-таки весьма предусмотрительно прихватили с собой огромную бутыль шампанского. Она тоже очень пригодилась...
От У-70 к У-600. Флагманом фундаментальной науки в России назвал Институт физики высоких энергий руководитель Минатома России В. Н. Михайлов. И сегодня для поднятия престижа российской науки, по его мнению, как никогда необходимо ускорить пуск комплекса на 600 ГэВ, создать базу для подготовки молодых ученых и специалистов, которые смогут вести исследования на мощных ускорителях будущего. И хотя за девять месяцев этого года министерство получило из бюджета России лишь 34 процента запланированных средств, правительство обещает вернуть долги до конца года. Министр же, в свою очередь, пообещал обеспечить все необходимые возможности для пуска ускорительного комплекса на 600 ГэВ к 2000 году. Это твердое намерение вызвало в зале определенный энтузиазм.
Юбилей российского «царь-ускорителя» стал поводом не только для подведения итогов, но и для серьезных размышлений о судьбе российской науки в целом, поставленной на грань выживания. Без великой науки не может быть великой страны, отметил в своем приветственном слове директор ОИЯИ В. Г. Кадышевский. Он сослался на опубликованные в первом номере газеты «Ускоритель», вышедшем девять лет назад, слова А. Д. Сахарова о том, что успехи в развитии физики элементарных частиц во многом определяют интеллектуальный климат страны, и пожелал коллективу ИФВЭ и впредь столь же активно содействовать росту престижа науки в нашем обществе. Этот тезис нашел свое развитие в выступлении президента Академии наук Грузии А. Н. Тавхелидзе, который подчеркнул, что ученые бывших советских республик считают и Протвино, и Дубну своими общенациональными научными центрами и намерены по-прежнему сообща продвигать науку вперед. Он напомнил о том, какое сказочно богатое наследство оставили нам основатели теоретических школ Боголюбов, Ландау, Тамм, Фок, Померанчук, и пожелал всем, чтобы У-600 был своевременно запущен, – «а дальше Бог подаст!».
И глубоко символично прозвучало на юбилейном заседании выступление одного из наших патриархов члена-корреспондента РАН В. П. Джелепова, передавшего в дар протвинцам фотографию первого, тоже при рождении своем крупнейшего в мире синхроциклотрона, успешно работающего в Дубне почти полвека. «Двух мнений о создании машины на 600 ГэВ быть не может, – сказал Венедикт Петрович. – Строить и только строить! Дай Бог, чтобы министр выполнил свое обещание. В ИФВЭ есть все для успешного выполнения задуманного – сохранены кадры, научно-технический потенциал, и вы сможете сделать новый прорыв и вырастить молодое поколение исследователей».
Протвино – Дубна.
Профессор В. Д. Кекелидзе
О физике частиц сегодня и завтра
…Именно в силу разрушения "биполярного" мира национальные программы стали финансироваться меньше, но как бы новое дыхание приобретают программы международные, соответственно значительно расширяются масштабы исследований.
Коллеги и друзья поздравили директора Лаборатории сверхвысоких энергий профессора Владимира Дмитриевича Кекелидзе с 50-летием. В свое время создание новой лаборатории стало в ОИЯИ прецедентом, обозначившим существенное реформирование структуры научных исследований. Здесь объединились коллективы, имевшие большой опыт работы на крупнейших ускорителях мира, создания уникальных детекторов для исследований в области физики элементарных частиц. О сегодняшнем и завтрашнем дне этой области науки, о проблемах ее развития и рассказал директор лаборатории
.
– Физика элементарных частиц – одно из важнейших направлений современной фундаментальной науки, позволяющее проникать в сокровенные глубины строения материи, формулировать наиболее общие законы Природы. К сожалению, сегодня это направление переживает далеко не лучшие времена. Более того, положение можно назвать кризисным. С окончанием политического противостояния двух систем, завершением холодной войны финансирование исследований в области физики частиц значительно уменьшилось. Снизились и ее престиж в обществе, популярность. Яркое свидетельство тому – закрытие проекта SSC в Соединенных Штатах. Если раньше, в условиях гонки ядерных вооружений, правительства противоборствующих сторон старались всемерно развивать собственную базу исследований в этой области, сегодня акцент в организации работ все больше смещается в сторону международных проектов. С созданием Европейской организации ядерных исследований, а затем и Объединенного института ядерных исследований возникло международное сообщество ученых, которые вопреки политическому противостоянию постоянно стремились к развитию сотрудничества, проведению совместных исследований.
Физика элементарных частиц стимулирует развитие ряда прикладных направлений, в частности, именно острые потребности этих направлений вызвали к жизни первые крупные ЭВМ и многие поколения электронных приборов. По мере развития физики частиц именно ее прикладное значение может стать серьезным фактором, способным вновь поднять ее авторитет в обществе, во всяком случае, специалисты, которые занимаются этими проблемами, не должны забывать о пропаганде и популяризации своей деятельности в теперь уже открытом обществе.
Отдав дань прошлому, я хотел бы перейти к современному состоянию физики частиц. Прежде всего отмечу, что именно в силу разрушения "биполярного" мира национальные программы стали финансироваться меньше, но как бы новое дыхание приобретают программы международные, соответственно значительно расширяются масштабы исследований. По-видимому, будущее развитие исследований ориентируется в основном на создающийся в ЦЕРН коллайдер LHC, «Тэватрон» во FNAL, на ускорители нового поколения, проекты которых обсуждаются в других центрах. В проекте LHC активное участие принимают практически все ведущие ядернофизические центры мира, в том числе и ОИЯИ. В такие современные проекты оказываются вовлеченными не только отдельные ученые, но и национальные научные школы, и транснациональные промышленные корпорации с высокими технологиями и оборудованием.
Уже не одно координационное совещание, связанное с созданием LHC, в том числе проходившее в Дубне, отмечало серьезный вклад в подготовку проекта специалистов Дубны, подчеркивало широкие возможности предприятий российской промышленности по изготовлению ряда технологических систем. И мы видим, что в целом ряде международных проектов спрос на достижения наших ученых, инженеров в области методики эксперимента, создании детекторов очень высок. Но здесь кроется и определенная опасность стать как бы придатком, "дешевым приложением" к чужим проектам. Необходимо более активное участие в разработке идей новых экспериментов, стремление стать интеллектуальными лидерами, что нам вполне по силам
Конечно, сегодня наши возможности в Дубне весьма ограничены, прежде всего в силу известных финансовых ограничений. Иметь широкий доступ к информации, возможности ее анализа, предоставления во всех формах – это естественное стремление во многом сдерживается уровнем развития компьютинга и сетей. Здесь мы очень сильно отстаем, и это одна из наиболее серьезных проблем, которую необходимо срочно решить, если мы хотим быть равноправными партнерами с нашими западными коллегами.
Я не останавливаюсь на чисто научных проблемах развития физики частиц, связанных с поиском фундаментальных закономерностей природы: таких как нарушение или сохранение симметрий, например, СР-четности, поиск субкварковой структуры, проблемы существования хиггсовских бозонов, ответственных за происхождение масс, суперсимметричных частиц, – то есть всего того, что подтверждает справедливость так называемой Стандартной модели или выходит за рамки наших сегодняшних представлений. Мы говорим об организационной стороне наших исканий, и в связи с этим нельзя не заметить, что структура Института, сложившаяся много лет назад, тоже становится сегодня определенным тормозом в развитии этой области науки. Административные единицы Института – отдел, сектор, группа неадекватны работам, ведущимся по проектам, которые объединяют иногда до ста различных институтов, а лабораторная структура ведет к параллелизму и распылению средств, и без того весьма скудных. Поэтому одной из важнейших задач дирекции на сегодня мне представляется приведение структуры Института в соответствие с программой исследований, прежде всего по физике частиц, которые мы планируем.
Постфактум. Шесть лет спустя мы вернулись к этой теме уже под другим углом, в связи с 50-летним юбилеем Европейской организации ядерных исследований в Женеве.
Какой из эпизодов в вашем сотрудничестве с ЦЕРН представляется сегодня наиболее значительным?
Можно было бы поговорить о нашем сотрудничестве с ЦЕРН в целом, но это будет в основном формальный разговор, отражающий статус того или иного проекта, за каждым из которых стоят реальные отношения, охватывающие широкий спектр совместной напряженной работы физиков-экспериментаторов.
Поэтому мои ответы будут отражать взгляд экспериментатора, которому повезло стать участником одного из наиболее признанных международных проектов – NA48. За шесть лет подготовки серии экспериментов NA48 и восемь лет набора данных на ускорителе СПС (сверхпроводящий циклотрон) в ЦЕРН значительных и даже драматических эпизодов было более чем достаточно. Почти в каждом из них проявились лучшие качества единомышленников, объединившихся для решения интереснейших вопросов современной физики частиц. Это позволило преодолеть многие трудности и неожиданно возникавшие проблемы.
Например, в ноябре 1998 года, через два года после запуска эксперимента, произошла серьезная авария. Вакуумная труба, изготовленная по новейшей, не имевшей аналогов технологии, неожиданно "схлопнулась", и ураган, обусловленный "вакуумной бомбой" диаметром три и длиной около ста метров, буквально в клочья разорвал все дрейфовые камеры установки. Мы принимали соболезнования от коллег и администрации ЦЕРН. Мало кто верил, что эксперимент будет успешно продолжен. Понимая, что восстановить магнитный спектрометр к очередному сеансу невозможно, мы разработали дополнительную научную программу-минимум, основанную на использовании только калориметрической части установки. В соответствии с этой программой был успешно подготовлен и проведен сеанс 1999 года, по материалам которого получены новые яркие результаты и подготовлен материал для последующего открытия. А уже к сеансу 2000 года, благодаря трехсменной работе в течение полутора лет, при значительном вкладе команды ОИЯИ, была полностью восстановлена установка, а первоначальная программа продолжена.
Судьба и дальше испытывала сотрудничество на прочность. Так, в 2003 и 2004 годах перед началом очередных сеансов произошли "сюрпризы", в результате которых пришлось срочно ремонтировать одну из дрейфовых камер и менять уникальную кевларовую мембрану диаметром около трех метров. Несмотря на эти и многие другие проблемы, все результаты NA48 были получены в полном объеме и в запланированные сроки.
Кого из ваших коллег-партнеров в ЦЕРН вы можете назвать своим другом? Или, может быть, учителем, наставником?
Ответить на этот вопрос достаточно просто потому, что в таком сплоченном коллективе трудно кого-то выделить. Почти всех, кто прошел через сотрудничество NA48 за 14 лет, а это более двухсот в основном молодых талантливых физиков из 18 научных центров, можно считать друзьями и в то же время учителями. Конечно, старшие члены команды, такие известные ученые, как Р. Тюрлей, Х. Валь, И. Маннелли, Н. Кабиббо, К. Клейнкнехт, Д. Канди, Н. Доубл, М. Калветти, Дж. Калмус, Л. Ди Лелла и другие, – во многом определили организационные основы сотрудничества. Дух взаимовыручки и поддержки – главная черта этого коллектива, позволившая добиться высоких научных результатов. В этом контексте вспоминаются слова известного математика А. Колмогорова, который говорил, что даже самый талантливый ученый не может подняться над своим окружением более чем на голову. Все прошедшие годы мы с коллегами учились друг у друга, стараясь постоянно совершенствовать творческий процесс. При этом не исключался и дух конструктивного соперничества.
Как вы оцениваете перспективы сотрудничества в связи с подготовкой к пуску LHC?
Перспективы очень хорошие, хотя их реализация потребует громадных ресурсов и значительной перестройки инфраструктуры лабораторий, участвующих в этой программе. На смену крупномасштабному производству детекторов и ускорительных элементов должно придти не менее масштабное "производство" программного продукта и, в конечном счете, получение физических результатов. Это требует соответствующей постоянно развивающейся компьютерно-сетевой базы и адекватного персонала. Чтобы воспользоваться открывающимися перспективами, необходимо воспитать новое поколение молодых талантливых физиков, способных решать сложнейшие научные задачи.
Что общего, на ваш взгляд, между ЦЕРН и ОИЯИ?
Дух интернационализма и взаимоподдержки для решения общих научных задач. Это очень хорошо отражено в девизе совместных выставок ЦЕРН – ОИЯИ: "Наука сближает народы".
Какие "ноу-хау" или особенности организации научно-исследовательской деятельности Дубна могла бы, на ваш взгляд, позаимствовать у Женевы?
Если быть кратким – то очень многие, начиная от отбора научных проектов и их научно-критического и организационного сопровождения до современного администрирования. В ЦЕРН гораздо сложнее, чем у нас, добиться положительного решения по проекту, но гораздо легче его реализовывать в случае положительного решения. При этом очень большая помощь приходит со стороны администрации, которая старается постоянно совершенствоваться в соответствии с требованиями физиков, а также свести к минимуму прямое взаимодействие с исполнителями. Например, оформление очередной "платежки" или "командировочных" для сотрудника занимает столько времени, сколько необходимо для набора кода на вашем персональном компьютере. Все остальное происходит без вашего непосредственного участия. Необходимые средства будут перечислены на счет поставщика (в случае заказа материалов или оборудования) или ваш личный счет (в случае командировочных расходов), а затребованные материалы доставят в ваш офис.
Ученые занимаются решением научных вопросов, а администрация – вопросами их обслуживания. В этой связи хочется надеяться, что первые шаги, начатые по внедрению новой системы автоматизации и планирования в ОИЯИ, приведут к ожидаемым результатам.
Дубна – Марбург: двенадцать лет спустя
Эта проблема привлекает все большее внимание ученых из разных лабораторий мира. Не случайно в недавнем сеансе исследований на синхрофазотроне, который проводился c финансовой помощью немецкой стороны, вместе со своими дубненскими коллегами приняли участие физики из Германии, давно и плодотворно участвующие в сотрудничестве.
В плане ОИЯИ эти работы значатся как "Теоретические и экспериментальные исследования электроядерного способа получения энергии и трансмутации радиоактивных отходов". Именно эта актуальная проблема – трансмутация и определила во многом сегодня научные интересы специалистов Дубны и Марбурга, которые сотрудничают уже 12 лет. Мы не будем вдаваться в историю этого сотрудничества – остановимся на сегодняшнем дне и перспективах в беседе с профессором Марбургского университета Р. Брандтом, доктором химических наук Э. Ландгроком (которого можно считать истинным дубненцем, много лет работавшим в ЛЯР ОИЯИ) и старшим научным сотрудником ЛВЭ М. И. Кривопустовым.
Профессор Р. Брандт: География нашего сотрудничества довольно широка: Дубна, Марбург, Тессалоники, Барселона, Пекин, Шиллонг, Страсбург. И это понятно, потому что трансмутация – превращение долгоживущих радиоактивных отходов в стабильные или короткоживущие изотопы –- один из реальных путей решения экологических проблем, серьезных задач ядерной энергетики, которые все больше беспокоят все страны мира. Исследования одной из составляющих этой проблемы с помощью релятивистских ядер возможно только в Дубне, и конкретные эксперименты по этой теме проводятся только в двух центрах – в ОИЯИ и ЦЕРН. Причем, работы в Дубне могут вестись и ведутся гораздо более экономично и еще, я бы сказал, более свободно. За годы нашего сотрудничества я имел возможность убедиться в том, что здесь нет, как во многих научных центрах Запада, жесткой административной системы с детальным, порой мелочным контролем, который держит исследователей в строгих рамках. Вот что нас в Дубне привлекает и, надеюсь, будет привлекать и дальше, когда начнутся исследования на выведенных пучках нуклотрона. И, заметьте, несмотря на грандиозные политические изменения и в Германии, и в России, это сотрудничество сегодня продолжается, и каждый получает от этого выгоду.
Выгода наша не только в получении новых научных результатов, но и в том, что в этих совместных исследованиях воспитывается наше молодое поколение физиков. Четверо молодых ученых из Марбурга и двое из Лейпцига защитили на дубненских экспериментальных материалах кандидатские диссертации. Еще двое в Марбурге готовятся. Это не немцы, а китаец и американец – аспиранты Института ядерной химии. И должен сказать, что молодежь наша с удовольствием едет в Дубну – им здесь очень интересно, и они получают первые впечатления о русской душе. Первые – потому что получить истинные впечатления можно, только прожив в вашей стране не один год... Конечно, мы видим и понимаем, что Россия сейчас переживает трудные времена, но вместе с тем заметно, что-то сдвинулось к лучшему. Более стабильной стала жизнь в Дубне, улицы чище, весь город как-то омолодился, больше порядка.
И мы очень благодарны нашим дубненским коллегам, которые делают все, чтобы нам здесь жилось интересно. Понятно, что работа на сеансах занимает основное время, но тем не менее мы за это время познакомились с городами Золотого кольца, успели полюбить Волгу, замечательную природу, в окружении которой живет ваш город. В октябре 1996 года мы даже принимали участие в Днях культуры России в Марбурге и знаем, что Дни Германии в России будут проводиться в 1999 году, и надеемся принять в них участие, тем более что широкое понятие культура включает в себя и достижения фундаментальной науки, включая ядерную физику...
Раз уж вы спрашиваете о том, какие забавные случаи происходили с нами в Дубне, то вспоминается, как лет семь-восемь назад после окончания очередного сеанса на синхрофазотроне мы решили отметить это событие дружеским ужином в ресторане. Собралась чисто мужская компания из десяти человек. И наш праздник совпал с юбилеем детского сада, который собрал в том же зале по соседству с нами двенадцать женщин. И мы очень дружно объединились и отметили вместе оба события!
Наша коллаборация за последнее время значительно расширилась. Появились сильные группы в Страсбурге и Салониках, которые занимаются исследованиями с помощью трековых детекторов. Причем, они используют другую технику, и мы имеем возможность сравнивать результаты, полученные разными методиками. В этом году к сотрудничеству подключились специалисты из Австралии и Соединенных Штатов (Лос Аламос) – таким образом, наша география расширилась еще на целых два континента. И есть надежда, что в недалеком будущем в это общее дело включится специалист из Южной Африки. Можно сказать, что наши результаты хорошо совпадают с данными, полученными в ЦЕРН, в группе профессора Карло Руббиа, но мы имеем больший выход нейтронов, чем предсказывалось теорией, а это повышает интенсивность трансмутации и, соответственно, позволяет получать более надежные результаты.
Все эти эксперименты на пучках синхрофазотрона постоянно обсуждаются с академиком А. М. Балдиным, и его точка зрения на применение наших исследований в прикладных целях для нас чрезвычайно важна. Есть надежда, что получаемые сегодня результаты через 10-20 лет помогут получить атомную энергию без так называемого "чернобыльского риска", имея в виду электроядерный бридинг . Кстати, на эти исследования в последние годы обратили внимание и в Международном агентстве по атомной энергии (МАГАТЭ, Вена).
Доктор Э. Ландгрок: Добавлю, что нам действительно удалось создать истинно международный коллектив, мы ежегодно встречаемся кроме Дубны на различных международных конференциях и, значит, имеем еще одну возможность обсудить результаты, наметить новые планы исследований. И эта тематика чрезвычайно высоко ценится в Германии, не случайно помимо целевых средств согласно протоколу между Министерством науки и технологий Германии и ОИЯИ заинтересованные немецкие научные центры выделяют целевое финансирование для обеспечения работы синхрофазотрона и приобретения радиоактивных материалов именно для наших экспериментов по трансмутации.
А для Института, с которым я хорошо знаком (все-таки, более трех лет работал в ЛЯР), эти эксперименты и эта тематика – один из ярких примеров успешного объединения усилий нескольких лабораторий… Здесь фактически раскрываются все возможности, весь широкий диапазон разработанных в Институте идей, методов, аппаратуры. Мы всегда встречаем в Институте приветливых и доброжелательных людей, что очень облегчает нашу работу в любых условиях.
Доктор М. И. Кривопустов: Несмотря на различные трудности, о которых говорили мои немецкие коллеги, к нашей коллаборации в прошлом году присоединились еще два широко известных научных центра: Физико-энергетический институт в Обнинске (Россия) и Исследовательский центр в Юлихе (Германия).
Наши первые эксперименты на синхрофазотроне по изучению трансмутации долгоживущих радиоактивных отходов, огромное количество которых накопилось в мире в связи с созданием ядерного оружия и развитием атомной промышленности и энергетики, стали возможны благодаря использованию научно-технических достижений ряда крупных организаций Министерства атомной энергии России. Так, мишени из йода-129 и нептуния-237 изготовлены специалистами Физико-энергетического института в Обнинске. При этом наработка радиоактивного йода-129 производилась по уникальной технологии, разработанной НИИ неорганических материалов имени Бочвара (Москва) и Научно-производственным объединением "Маяк" (Челябинск). Изготовление радиоактивных мишеней, их транспортировка из Обнинска в Дубну, а также подготовка и проведение выполненных совсем недавно экспериментов по трансмутации на пучках синхрофазотрона с использованием массивных мишеней из свинца и естественного урана производились с соблюдением жестких требований Госатомнадзора России.
На базе двух совместных облучений, состоявшихся в октябре 1996-го и ноябре 1997 года, отработаны методические вопросы проведения трансмутационных экспериментов. Это позволяет нашей коллаборации ставить новые задачи в весьма актуальном направлении исследований: изучение трансмутации изотопов урана, америция, кюрия и плутония, включая оружейный плутоний, – прежде всего, "чтобы знать", – а далее, на основе полученных экспериментальных результатов будут выработаны практические рекомендации по сооружению полномасштабного электроядерного трансмутатора, предназначенного для сжигания долгоживущих радиоактивных отходов. В этом состоит экологический аспект исследуемой проблемы.
В ходе серии экспериментов по трансмутации были проведены также облучения твердотельных ядерных трековых детекторов для университетов в городах Тессалоники (Греция), Сидней (Австралия), Шиллонг (Индия), Барселона (Испания), а также для Института радиационных и физико-химических проблем в Минске (Белоруссия), Центра ядерных исследований в Страсбурге (Франция) и Института физики высоких энергий в Пекине (Китай) для всестороннего изучения взаимодействий на пучках релятивистских ядер . Это свидетельствует о том, что наш Институт с его ускорительным комплексом по-прежнему является привлекательным по своим потенциальным возможностям для лабораторий многих стран.
На выбор тематики и научные интересы участников нашего сотрудничества исключительно плодотворное влияние оказали доклады и дискуссии, проходившие на двух семинарах. Один из них, под названием "Ядерные методы для трансмутации ядерных отходов: проблемы, тенденции, сотрудничество", был организован в Дубне М. Х. Ханхасаевым (Лаборатория теоретической физики ОИЯИ) и Н.С.Плендлом (Университет во Флориде, США). Второй: "Трансмутация радиоактивных отходов на пучках релятивистских ядер", – проведен профессором Р. Брандтом в Институте ядерной химии при Университете имени Филиппса в Марбурге.
И последнее. Многолетнее плодотворное сотрудничество Дубна – Марбург и визит в наш Институт группы немецких физиков во главе с профессором Р.Брандтом дают приятный повод вспомнить наших знаменитых соотечественников – М. В. Ломоносова и Б. Л. Пастернака, которые учились в Марбургском университете. И можно подумать, что к ученым нашего интернационального Института, к ученым мирового научного сообщества обращен проникновенный призыв великого естествоиспытателя М. В. Ломоносова:
Всегда исследуйте всечасно,
Что есть велико и прекрасно,
Чего еще не видел свет! –
который по-русски и по-немецки начертан на большой мемориальной доске, установленной на древней стене одного из старейших университетов Европы.
Академик А. М. Балдин: О Марбургском университете мы, конечно, знали как об одном из старейших университетов Германии (основан в 1527 году), в который был командирован Ломоносов для обучения химии и металлургии. Он там работал под руководством известного физика и философа Х. Вольфа. В России Ломоносов опубликовал перевод книги "Экспериментальная физика" Х. Вольфа.
Тесные научные связи ЛВЭ с Марбургским университетом (взаимные командировки, совместная работа физиков, аспирантов, студентов) начались с визитов профессора Р. Брандта в Дубну. Будучи по специальности радиохимиком, профессор Брандт оказался к тому же истинным физиком-экспериментатором. В своих исследованиях он идет не от "социальных заказов" теоретиков, а изучает новые необычные явления, которые не укладываются в уже установленную картину мира. В ЛВЭ его привел интерес к аномальным явлениям во взаимодействии релятивистских ядер с веществом. После того, как "международное сообщество" объявило эти исследования бесперспективными и лишило Р. Брандта всякой поддержки, он нашел источники финансирования, привлек молодых сотрудников и упорно продолжает изучать эти явления.
Следует, однако, сказать, что молодые ученые, работавшие на материалах, полученных на синхрофазотроне под руководством профессора Брандта, защитили свои диссертации, получив вполне научно значимые результаты, не имеющие прямого отношения к маловероятным гипотезам. Более того, их работы блестяще подтвердили тезис о том, что побочные выходы фундаментальной науки часто дают много больше, чем целенаправленные прикладные исследования. Эти работы оказались в центре исследований по так называемой ускорительной энергетике (электроядерной энергетике). Эта область должна оказать большое влияние на безопасность ядерной энергетики, решает ряд фундаментальных экологических проблем и практически неограниченно расширяет запасы энергоносителей. Но об этом надо говорить отдельно.
Профессор С. Б. Герасимов
«Не останавливаться перед барьером мнений»
…По оценке, например, В. И. Арнольда, состояние науки в России характеризуется как квазистационарное – в том смысле, что небольшое встряхивание может легко привести к необратимому уничтожению. Разумеется, положение науки, культуры является отражением общего положения дел в стране. И, видимо, не останется ничего другого, как в течение исторических масштабов «дельта икс» и «дельта тэ» тянуть волоком корабль «из варяг в греки».
Главный научный сотрудник ЛТФ доктор физико-математических наук Серго Борисович Герасимов – автор около 80 научных работ, новых методов и уравнений в области теории элементарных частиц. Член ученого совета Лаборатории ядерных проблем, член НТС ОИЯИ, руководитель тематического семинара ЛТФ по физике адронов. В разные годы – лауреат институтских, областной и государственной премий, лектор международных школ, конференций и руководитель стажеров, иностранных стипендиатов Таково краткое изложение послужного списка известного физика.
Коллеги-теоретики характеризуют Серго Борисовича как человека необыкновенно тонкого, глубоко чувствующего красоту не только в физике, но и в музыке, поэзии. «Его скромность и талант равновелики» – таков был один из высказанных отзывов.
Что оказалось решающим при выборе профессии физика (и именно физика-теоретика) – жизненные обстоятельства, определенные события, пример яркой личности в науке?..
Что предопределило интерес к физике – коротко и однозначно ответить трудно. В начале, в школьные годы, было просто чтение, хаотическое, никем не направляемое, но – в больших объемах, включая научно-популярную, научно-фантастическую литературу, книжки Перельмана, журналы: «Знание – сила», «Техника – молодежи», словом, все, что можно было получить в городской саранской библиотеке, которая была вторым родным домом. Из-за относительной географической близости слышал о существовании Сарова, его закрытых лабораториях, где физики-ядерщики занимаются страшно интересными и важными делами. Романтические представления об этой профессии, видимо, тоже как-то повлияли. То, что на собеседовании при поступлении на физфак МГУ я заявил, что хочу стать «теоретиком», вряд ли можно было тогда солидно обосновать. Знакомство с книжкой Л. Инфельда и А. Эйнштейна, решение предложенных задачек – это на одной чаше весов, а на другой – пять претендентов-медалистов на одно место. Как бы то ни было, в этой лотерее мне выпал счастливый билет. Еще одной удачей я считаю то, что мой «старт» пришелся на время хотя и трудное, но сильно отличавшееся от настоящего. Сейчас, как мне кажется, многое оказалось бы невозможным по материальным причинам.
Что определило ваши научные интересы, тематику исследований? Произошло это во время работы в ОИЯИ или раньше?
Еще во время студенческой производственной практики в ФИАНе М. А. Марков предложил нам с А. Дорошкевичем (он сейчас является известным специалистом в области астрофизики) поработать «на эксперимент». Нужно было рассчитать высшие квантовые поправки к процессу рассеяния фотонов на электроне с учетом конкретных особенностей установки, создававшейся тогда в ФИАНе. С тех пор одной из основных тем моих работ является теория электромагнитных взаимодействий, изучение электромагнитных свойств элементарных частиц. В период учебы в аспирантуре ФИАНа моим руководителем был А. М. Балдин. Следуя его советам и рекомендациям, я познакомился с теорией фотоядерных реакций и, опять-таки, – с коллективом экспериментаторов, выполнявших под руководством П. А. Черенкова и А. Н. Горбунова комплекс работ по фоторасщеплению малонуклонных ядер. За этот цикл работ авторскому коллективу, в который мне выпала честь войти, была впоследствии присуждена Государственная премия СССР. Вскоре после зачисления меня стажером ЛТФ ОИЯИ началась «кварковая эра» в физике адронов. Тематика, связанная с кварковой структурой адронов, является доминантой моих научных интересов и по сей день.
Какая из ваших научных работ (тем) кажется вам наиболее привлекательной, интересной, какая стоила наибольших усилий?
Запомнилось ощущение психологического дискомфорта, сопутствавшего выполнению одной из моих первых работ в аспирантские времена. В работе очень известных американских теоретиков М. Голдбергера и Н. Кролла было сделано утверждение о невозможности использования безвычитательных дисперсионных соотношений для не зависящей от спина амплитуды комптон-эффекта на произвольной частице. Мне же казалось, что можно обойти эту трудность и получить интересное обобщение широко известного квантовомеханического правила сумм Томаса – Рейхе – Куна, с которого начиналась, по сути, квантовая механика. Приходилось как бы заставлять себя не останавливаться перед барьером мнений авторитетов.
Что касается возможностей применения полученного соотношения в фотоядерной физике, то мне и теперь кажется, что они еще не исчерпаны. Свидетельство этого – недавний препринт итальянских и шведских физиков, где многое из полученного и обсужденного еще в 60-х годах было «переоткрыто». Последующая работа по развитию и применениям этого же подхода к спиновым амплитудам, наиболее цитируемая в настоящее время, была сделана уже без такого рода проблем. Но трудные «роды» первой из упомянутых работ вызывают мое особое к ней отношение.
Остается ли у вас время на какие-то увлечения вне науки, какие из книг вас привлекают?
Мои увлечения – скорее формы отвлечения от работы. Книги, музыка, люблю поэзию. В молодые годы кумиром был А. Блок, и вообще люблю литературу «серебряного» века. Позднее был просто поражен открывшейся прозой А. Платонова. Немножко грустно от того, что нет времени и сил следить, как в былые годы, за «литературным процессом» в стране.
Что в последние годы вы ощущаете как несомненные потери для нашей науки, для нашего общества, а что можете отнести к приобретениям?
Потерь – кадровых и многих других – не сосчитать. «...Приобрели же мы – весь мир», – горьковатая шутка, конечно. Имеется в виду: в принципе появившиеся возможности искать своей доли на чужбине. Если более серьезно, то, по оценке, например, В. И. Арнольда, состояние науки в России характеризуется как квазистационарное – в том смысле, что небольшое встряхивание может легко привести к необратимому уничтожению. Разумеется, положение науки, культуры является отражением общего положения дел в стране. И, видимо, не останется ничего другого, как в течение исторических масштабов «дельта икс» и «дельта тэ» тянуть волоком корабль «из варяг в греки».
Что вы могли бы пожелать сегодняшним молодым ученым, от чего предостеречь?
В качестве напоминаний, прежде всего самому себе, и уж потом всем, кто пожелает к ним прислушаться, пара высказываний людей неординарных:
А. Пуанкаре: «Не существует решенных проблем, существуют только проблемы более или менее решенные».
Н. Заболоцкий: «...Не позволяй душе лениться». И т. д.
Профессор Л. Б. Голованов
А началось все с самовара…
Самым трудным оказалось точно выполнить сварной шов по майлару 36-микронной толщины. Инструмент для сварки делал сам, под микроскопом, с точностью до 5 микрон. Уже когда работа была выполнена, прочел в техническом справочнике, что такие швы сделать нельзя (хорошо, что этот справочник не попался на глаза раньше).
Сама идея, правда, пришла пораньше. Когда Леониду Борисовичу Голованову, начальнику сектора ЛВЭ, вручили почетный диплом "Заслуженного конструктора РФ". "ЗэКа России", как он сам потом уточнит. Одновременно, как сообщила наша газета, группе ведущих ученых Института замминистра науки России вручил дипломы о присвоении званий "Заслуженный деятель науки РФ". Впрочем, представили Голованова к "ЗэКа" не в ОИЯИ, а... в авиационном научно-техническом комплексе имени А. Н. Туполева. Чем не сюжет?
Однако прежде чем встретиться с Л.Б., вспомнили мы о молодой смене и преемственности традиций и – пригласили на эту встречу представителей Объединения молодых ученых и специалистов, организованного, кстати, в этом же году. Они запустили в электронную почту объявление, которое прочли человек 60, а пришли четверо: Николай Графов и Алексей Чурин (ЛЯП), Василий Андреев (ЛВЭ) и Павел Тяпкин (ЛСВЭ). Забегая вперед, скажу, что молодые специалисты знакомством остались очень довольны, и, думается мне, встреча со столь разносторонним человеком не прошла для них бесследно.
Итак, все началось с самовара: «Это наша базовая установка, отметившая в нынешнем году свое 20-летие», – не без юмора прокомментировал ситуацию Голованов. Пока разливали чай, Л.Б. вспомнил, что к юбилеям самых заслуженных дубненских ученых в ЛВЭ изготавливали "фирменные" подарки: электросамовары с двойными стенками и вакуумной изоляцией. Такой самовар-термос, а лучше сказать: самовар-дюар способен держать тепло хоть сутки! Это с одной стороны. С другой стороны – не обожжешься. К сожалению, это уникальное изделие мы увидели только на фотографии.
Л. Б. : В ОИЯИ наша группа занимается созданием криогенных мишеней для ядерных экспериментов, и новые разработки, изобретения связаны в основном с этой тематикой. Получено 10 авторских свидетельств, и все изобретения внедрены...
Учителем Леонида Борисовича, как и всех его коллег-криогенщиков, был профессор Александр Григорьевич Зельдович, создавший в ЛВЭ базу и воспитавший коллектив, – уникальные и по квалификации, и по диапазону исследовательских работ. Как специалист А. Г. Зельдович сформировался в Институте физпроблем, знаменитом "капишнике", и обаяние личности Петра Леонидовича Капицы, его принципы и подходы, сформулированные в книге "Эксперимент. Теория. Практика", легли в основу дубненской "школы Зельдовича". Голованов – один из примерных его учеников. В том смысле, что и сам сегодня – пример для молодежи.
Свою кандидатскую Л. Б. Голованов (тоже с легкой руки А. Г. Зельдовича) защищал... во Всесоюзном институте авиационных материалов. Учитель мечтал о времени, когда наша авиация будет использовать в качестве горючего водород. А разработки его ученика как раз были связаны с проектированием и опытным изготовлением сосудов для жидкого водорода.
Через некоторое время после защиты к Голованову в Дубну приехала целая делегация от Туполевского КБ. Надо было сделать 100-литровый сосуд для жидкого водорода. Работа была выполнена буквально за два месяца и по ее результатам вышел препринт, что тоже было в те времена непросто. Открыто говорить о назначении сосуда по режимным соображениям было нельзя, пришлось прибегнуть к "эзопову" языку. В результате застолбили-таки приоритет.
Л. Б.: При создании авиационных емкостей для жидкого водорода мы использовали концепцию, разработанную для тонкостенных криогенных мишеней. Предложили новую конструкцию легких криогенных емкостей, сделали модели и испытали их. Если существовавшие до нас в авиации емкости были в десять раз тяжелее их содержимого, то вес наших был равен весу того же заключенного в них жидкого водорода. То есть они оказались в десять раз легче обычных.
Сверхлегкая емкость, изготовленная в ЛВЭ, вызвала некоторое недоверие авиаторов. Провели испытания взрывом, который прогремел на одинаковом расстоянии от обеих емкостей. Обычный бак "потек" от осколков – нашему хоть бы что. Впервые в мире Ту-155 совершил опытный рейс на жидководородном топливе. В авторский состав Голованова включили: за участие в разработках топливных систем на жидком водороде для самолета ТУ-155". А потом и в "ЗэКа" выдвинули. Сейчас на дальнейшие разработки у наших авиаторов денег нет, но есть интерес у немецких коллег. Педантичные немцы подсчитали, что для их страны, не имеющей собственной нефти, водород в авиации сослужит добрую службу. Так что, возможно, они первыми в мире запустят в серию летательные аппараты на жидководородном топливе. И с баком, разработанным Головановым.
Л.Б.: Водород – это экологически чистое топливо, которое можно получить электролизом воды. При его сгорании остается только вода.
Леонид Борисович принес на нашу встречу фотографии, авторские свидетельства на изобретения и первый патент, выданный в нашем Институте. А вместе с патентом – так называемый "матрасик", блок трубок для дрейфовой камеры. Это был заметный этап в его творческой биографии: "Два года потратил, занимаясь не своим делом", – пошутил он на сей счет. Самым трудным оказалось точно выполнить сварной шов по майлару 36-микронной толщины. Инструмент для сварки делал сам под микроскопом, с точностью до 5 микрон. Уже когда работа была выполнена, прочел в техническом справочнике, что такие швы сделать нельзя (хорошо, что этот справочик не попался на глаза раньше). А когда друзья-авиаторы свели Голованова с автором справочника и он привез готовое изделие – ученая дама только и смогла сказать: "Вы сделали хорошо. Лучше нельзя".
Это удивительное изделие было одним из самых замечательных экспонатов на Всемирной выставке "Наука-88" на Красной Пресне. Когда оно демонстрировалось на международной конференции по физике частиц, японский профессор спросил: "Где это сделано?" – "В России, в Дубне!". Кажется, японец долго сомневался...
Вот так Л. Б. не раз доказывал, что практика – критерий истины. Еще раньше помог разрешить принципиальный спор двух крупных научно-производственных объединений, предложив свой оригинальный метод испытания теплопроводности многослойной изоляции. В результате одно светило технической мысли, чьими методами подсчета теплопроводности долго пользовались специалисты, оказалось, мягко говоря, раздетым перед доводами кандидата технических наук из Дубны. Чью диссертацию, кстати говоря, означенное светило в свое время не прочло, хотя коллеги и советовали. Как оказалось, совершенно напрасно... Здесь я беру на себя смелость достаточно вольно изложить свое видение проблемы, которую, в силу своей скромности, наш собеседник профессионально охарактеризовал достаточно специфическими теплофизическими параметрами...
Но вернемся к криогенным проблемам (кстати, в еще не столь давние времена выходила в криогенном отделе стенгазета для профессионалов под названием "Холод и жизнь"). Во-первых, многие коренные дубненцы не удивятся, встретив в первые дни нового года Леонида Борисовича бегущим трусцой по заснеженным улицам. Бег для него – это жизнь. Во-вторых, он многие годы остается одним из признанных лидеров дубненской секции аквалангистов. Секция успешно участвовала в соревнованиях по скоростному плаванию, ориентированию и подводной стрельбе, выполняла многие "социальные заказы". В том числе – тех организаций, которые сегодня принято называть спецслужбами. И остросюжетные истории на темы мелко- и глубоководных погружений, мне показалось, поразили воображение наших молодых собеседников, для которых неожиданно открылась еще одна грань таланта "ЗэКа России". Знакомство с которым, не премину воспользоваться, увы, устаревающей лексикой, ко многому обязывает.
Анна Зузанна Дубничкова
«Дубна была ко мне добра...»
…Вообще, все разговоры о том, что молодежь перестала интересоваться наукой, считаю неверными. Все как всегда – кто-то ищет только выгоду, а другие, не замечая времени, часами сидят за решением интересной задачи. Я вижу таких и в Братиславе и в Дубне. Ради них хочется работать.
Защита докторской диссертации женщиной в нашем Институте – редкое событие (за всю историю ОИЯИ таких защит было пять). И вот в аудитории имени Д. И. Блохинцева ЛТФ в присутствии членов ученого совета, коллег и оппонентов состоялось рождение нового доктора физико-математических наук – А. З. Дубничковой. По мнению всех, кто знаком с научной деятельностью Анны Зузанны, знает ее на протяжении многих лет, это достойный результат упорного труда талантливой женщины.
25 лет ее жизни связано с Дубной. Она поступила на работу в ЛТФ на должность младшего научного сотрудника в 1971 году сразу после окончания Университета имени Коменского в Братиславе. Приехав в Дубну в качестве жены Станислава Дубнички с четырехмесячной дочкой, Анна Зузанна очень скоро заявила о себе как самостоятельный ученый, ищущий свой путь в науке. По результатам исследований модели удержания кварков в 1976 году она защитила кандидатскую диссертацию.
Увлеченность математической физикой и беспокойный характер исследователя привели Анну Зузанну к участию в экспериментах в коллаборациях DAFN (Фраскати, Италия) и ATLAS (ЦЕРН, Женева)). Она автор 52 научных публикаций, из которых 27 вошло в докторскую диссертацию. Уже несколько лет, параллельно с работой в ОИЯИ, Анна Зузанна преподает в Братиславском университете. В декабре она простилась в Дубной, теперь не придется жить на «два дома», дом будет один – в Братиславе. Перед самым отъездом Анны Зузанны в суматохе оформления документов в ВАК, сдачи квартиры, прощания с друзьями, удалось «вырвать» у нее час для беседы...
С каким чувством вы покидаете Дубну?
Здесь я прожила очень интересные годы. Когда я с мужем приехала в Дубну, предполагалось, что он будет работать, а я – растить нашу дочь. Но получилось по-другому: пришлось сразу же заняться наукой, совмещать семейные заботы с работой в ЛТФ. Мы тогда все были молоды, полны энтузиазма, у нас с мужем сразу появилось множество друзей, с некоторыми мы дружим до сих пор и, я думаю, что это уже до конца жизни... В Дубне выросла моя дочь Мартина. Теперь она ученый-биохимик, работает в Братиславе, но по роду своих научных интересов бывает в ЛНФ ОИЯИ.
Я никогда не думала, что она пойдет в науку, но это произошло. Наверное, повлияла атмосфера нашей семьи.
А почему вы стали физиком?
В школе я была универсальна: мне все легко давалось, я вполне могла бы стать врачом: все мои родные – медики. Но мой муж (мы познакомились, когда мне было 13, а ему 18 лет) повлиял на мой выбор профессии.
И не жалеет?
Думаю, нет. Иначе он не стал бы настаивать на том, чтобы я защитила докторскую диссертацию. Он мне посоветовал сделать это в трудное для меня время какого-то душевного надлома, усталости и даже разочарования в том, чем я занималась все эти годы. Я была готова бросить все и начать что-то другое. Но здесь и муж и дочь проявили твердость, они поддержали меня, и я им очень благодарна. Несмотря на то, что у меня всегда было ярко выраженное чувство независимости и я стремилась идти своим путем в науке, последние работы, которые вошли в докторскую диссертацию, мы делали с мужем вместе.
Что и кто ждет вас в Братиславе?
Я доцент Университета имени Коменского, преподаю теоретическую физику, у меня есть аспиранты. Это очень увлеченные наукой ребята. Когда я вынуждена была после горнолыжной травмы колена какое-то время находиться дома, они приходили ко мне, и мы часами занимались. Вообще, все разговоры о том, что молодежь перестала интересоваться наукой, считаю неверными. Все как всегда – кто-то ищет только выгоду, а другие, не замечая времени, часами сидят за решением интересной задачи. Я вижу таких и в Братиславе и в Дубне. Ради них хочется работать.
А сотрудничество с Дубной продолжится?
Мы очень заинтересованы в укреплении научных связей. Сейчас Словакия разместила в ЛЯР ОИЯИ заказ на создание циклотрона для Братиславы. Отстоять размещение этого заказа в Дубне было не так просто – конкуренцию составила Италия. Но здесь как раз и сыграла роль активная позиция тех словацких ученых, которые работали в ОИЯИ и хорошо знают его возможности. Вы должны знать – мы боремся за Дубну.
Итак, Зузанна, вы уезжаете. Что напоследок пожелаете Дубне, да еще и перед Новым годом?
Вы знаете, Дубна была всегда ко мне добра. Когда откуда-то возвращалась, меня охватывало теплое чувство – еду домой. В лаборатории коллеги, друзья стремились во всем помогать, но в профессии спуску не давали, особенно на семинарах, и это очень помогало в работе. Кроме того, я не чувствовала политической конъюнктуры, какие бы ветры перемен ни дули,– климат в Дубне был мягкий и ровный. Это уникально. И я хочу, чтобы так было всегда, чтобы сохранились условия для тех, кто занимается наукой, чтобы к таким людям в вашей стране было уважительное отношение, чтобы им больше платили, не задерживали зарплату. Всем хочу пожелать здоровья, исполнения желаний, а женам ученых – терпения и понимания, но главное – любви.
1998. Хроника событий
Завершила свою работу 83-я сессия Ученого совета ОИЯИ. Совет обсудил предложения дирекции ОИЯИ по реформированию Института и продолжил обсуждение долгосрочных планов научных исследований в ОИЯИ. Совет принял научную программу ОИЯИ на 1998 – 2000 годы. Диплом ОИЯИ о награждении коллектива еженедельника "Дубна" премией имени Я. А. Смородинского за большой вклад в дело популяризации науки и международного сотрудничества, директор ОИЯИ В. Г. Кадышевский вручил редактору газеты Е. М. Молчанову.
Состоялась торжественная церемония контрольного пуска системы физической защиты, учета и контроля ядерных материалов, установленной в ОИЯИ в рамках Соглашения между Госатомнадзором Российской Федерации и Министерством энергетики США. В церемонии приняли участие представители министерств и ведомств, неправительственных организаций США и России, средств массовой информации, разработчики и создатели системы. Участники церемонии высказали много добрых слов в адрес тех, кто за один год вместо намеченных трех создал новую систему защиты, с которой Институт войдет в ХХI век.
На заседании Президиума РАН под председательством президента академика Ю. К. Осипова принято решение об утверждении Золотой медали РАН имени академика Николая Николаевича Боголюбова.
Научный семинар, посвященный 70-летию почетного директора Лаборатории теоретической физики академика Дмитрия Васильевича Ширкова, состоялся 1 апреля. Празднование этой даты было разделено на две части – в январе отмечалось "сорокалетие тридцатилетия", приуроченное к выходу в свет написанной совместно Н. Н. Боголюбовым и Д. В. Ширковым книги "Введение в теорию квантованных полей", в первоапрельский день – «остальная часть».
Конференц-зал ЛЯП не смог вместить всех, кто пришел на торжество, скромно названное семинаром, по случаю 85-летнего юбилея почетного директора Лаборатории ядерных проблем Венедикта Петровича Джелепова.
В Центре ядерной безопасности Египта состоялся первый “Научный мост Каир – Дубна”, организованный Египетским комитетом по атомной энергии и дирекцией ОИЯИ в рамках соглашения о научно-техническом сотрудничестве, подписанном еще в 1993 году. Одним из аспектов такого сотрудничества предполагается курс лекций и семинаров ведущих специалистов ОИЯИ для молодых ученых ядерных центров Египта.
84-я сессия Ученого совета ОИЯИ в его обновленном составе, собравшемся в Дубне 4 – 5 июня, продолжила обсуждение планов и уже первых конкретных шагов по реформированию Института и долгосрочных программ его развития. Естественным шагом членов Ученого совета, озабоченных проблемами выживания Института, стало Обращение ученых к Президенту Российской Федерации – уже третье в этом последнем десятилетии ХХ века...
Дирекция ОИЯИ направила директору Ханойского национального центра научных исследований академику Нгуен Ван Хьеу поздравление по случаю его 60-летнего юбилея. В Дубне академика Нгуен Ван Хьеу хорошо знают и высоко ценят как известного физика, организатора науки и члена Ученого совета ОИЯИ.
На базе ОИЯИ и Филиала НИИЯФ МГУ под руководством профессора Е. А. Красавина первый раз проходила учебная практика по направлению "Медицинская физика" студентов физического факультета МГУ. В практике приняли участие и студенты из университета города Познань (Польша).
Огромная гранитная плита прибыла в конце июля в Дубну из Франции. Кран, грузоподъемностью 16 тонн, по словам очевидцев, не совсем безупречно справился с разгрузкой, но все обошлось благополучно, и заморская тринадцатитонная красавица навсегда поселилась в здании № 4 Лаборатории ядерных проблем. На этой плите будет происходить сборка дрейфовых камер для эксперимента ATLAS в ЦЕРН.
В Миннауки состоялась встреча первого заместителя министра науки и технологий академика М. П. Кирпичникова с директором ОИЯИ В. Г. Кадышевским и вице-директором А. Н. Сисакяном. Дирекция ОИЯИ подробно информировала о критическом финансовом положении, сложившемся в ОИЯИ в результате задержки со стороны РФ уплаты долевого взноса в бюджет международной межправительственной организации.
При дирекции Института создан штаб по мероприятиям, связанным с критической ситуацией в стране местопребывания ОИЯИ. Финансово-экономический кризис в Российской Федерации, крайне низкое наполнение бюджета ОИЯИ ставят под угрозу нормальное функционирование Института.
В начале октября в научно-технической библиотеке ОИЯИ состоялось открытие Памятной доски талантливому физику-теоретику Генриху Ивановичу Колерову, чье имя с 1996 года носит читальный зал библиотеки.
В Лаборатории нейтронной физики ОИЯИ состоялся семинар, посвященный 90-летию лауреата Нобелевской премии академика Ильи Михайловича Франка.
Впервые Учебно-научный центр ОИЯИ осуществляет целевую подготовку специалистов. Пять студентов 5-го курса Братиславского университета начали здесь занятия по особой программе, направленной на подготовку специалистов для циклотронного комплекса, который будет построен в Словакии.
Юбилейный научный семинар, прошедший 16 декабря сначала в конференц-зале, а потом за чашкой кофе в столовой Лаборатории высоких энергий, подвел итоги целой серии событий, связанных с 45-летием ЛВЭ. Это и восстановление доски Почета лаборатории, и ряд "рестроспективных" научных семинаров, и публикации в прессе.
В последние дни 1998 года в Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова группой ученых под руководством профессора Ю. Ц. Оганесяна в коллаборации с сотрудниками Ливерморской национальной лаборатории (США) синтезирован новый долгоживущий (30 секунд) сверхтяжелый элемент Периодической системы Д. И. Менделеева с порядковым номером 114 и массой 289.
Уроки экологии капитана Мавродиева
Первый мой рассказ о морских приключениях физика-теоретика, старшего научного сотрудника Института ядерных исследований и ядерной энергетики Болгарской Академии наук Страшимира Мавродиева был опубликован в 1985 году и назывался “Одиссея капитана Мавродиева”. Второй – в 1989 году под названием “Лабораторией становится яхта”. В них шла речь о том, как физик-теоретик стал яхтенным капитаном, как он в 80-е годы перегнал свою маленькую яхту из Дубны в Варну, а потом организовал научные исследования по экологии Черного моря, объединив руководителей и общественность целого ряда приморских городов, многие предприятия и институты идеей сохранения чистого моря...
Новая встреча: Дубна, январь, гостиница "Дубна". В отличие от первых двух, в этой беседе было больше философии, чем конкретики: мир изменился, и это потребовало серьезного осмысления, проекции происходящих процессов на будущее. Вот о чем рассказал Страшимир.
Во время начала распада двухполюсной мировой системы многие из тех, кто управляет миром, не сразу осознали, что на самом деле происходит. Однозначного ответа на этот вопрос дать нельзя, потому что это сложный комплекс проблем, вставших перед мировым сообществом. Збигнев Бжезинский, известный политилог, ни слова не написал о том, с чего начался распад тоталитарной системы, переход из одного мира в другой. Ответы искали в экономике, политике, но никто не отметил, что начало – в разработке модели "ядерной зимы", из которой следовало, что в третьей мировой войне не будет победителя. Это был первый прецедент в истории нашей цивилизации, когда научная модель привела к принятию конкретных, незамедлительных мер – началу ядерного разоружения и отказа от других средств массового уничтожения. И как только "внешнего врага" не стало – проявились экономические и политические слабости социалистической системы...
Итак, мы имеем первый исторический пример, когда все мировое сообщество последовало предсказаниям науки. В каком-то смысле это первый заметный сигнал перехода к новой эре нашей цивилизации – эре информации и добра. Человечеству понадобилось почти две тысячи лет, чтобы осознать значение десяти заповедей для своего сохранения на этой земле.
На Конференции ООН по окружающей среде в 1992 году в Рио-де-Жанейро представители 179 государств мира пришли к выводу о том, что выживание человечества невозможно в условиях, когда окружающая среда и социально-экономическое развитие рассматриваютсяотдельно как изолированные области. В заключительном документе конференции – "Повестке дня на ХХI век" сформулирована программа устойчивого социального, экономического и экологического развития. Однако в этой идее есть противоречие. Земля наша – замкнутая система. Но если система замкнута, о каком устойчивом и, конечно, долгосрочном развитии может идти речь? Увеличение материального состояния землян уже влияет заметно на климат, не говоря о локальных экологических катастрофах разного уровня и в разных местах. Поэтому лучше говорить о гармоничном существовании нашей цивилизации на Земле. Все очень просто: нельзя тратить больше, чем зарабатываешь. Впрочем, В. И. Вернадский предвидел превращение нашей цивилизации в геологическую силу еще в начале ХХ века.
Доклад нашего программного коллектива от имени трех государств "Состояние Черного моря – перспективы, возможные решения", – подготовленный для конференции ООН в Рио-де-Жанейро, нам представить помешали. В этом году он опубликован Болгарской Академией наук.
Тогда, в 80-е годы, Черное море представлялось мне самой подходящей ареной, чтобы продемонстрировать возможности естественных наук, философии, экономики, техники. Ученым стало уже совершенно ясно то, что в обществе еще не было очевидным. Появились возможности принимать более эффективные меры для предотвращения предстоящей экологической катастрофы. Ученые-единомышленники в короткое время нашли друг друга и объединились .
Всего за несколько лет этот коллектив сумел сделать очень многое: создать программные продукты и собрать в компьютерном виде всю известную информацию и результаты собственных исследований о состоянии Черноморского бассейна и его изменениях в течение ряда лет; современные и доступные ноу-хау по замкнутым технологиям водопользования, энерго- и материалоемкие технологии; разработать различные прогностические модели. Уже в конце 80-х годов стало ясно, что забота об окружающей среде, использование в этих целях достижений прикладных наук – это весьма выгодный бизнес, который может дать годовую прибыль в энергетике – 7-10 процентов годовых, производстве пищевых продуктов – 20-30, в утилизации производственных и бытовых отходов – 20 процентов.
На базе этих программных продуктов мы разработали конкретную программу для оценки экологической ответственности различных загрязнителей моря. Ведь кто-то должен за это как-то платить! А кто? Естественно, все эти проблемы не решить в рамках одной страны – здесь необходимо заинтересованное и ответственное участие всех стран Причерноморья как на уровне правительств, так и морепользователей – от физических лиц до крупных организаций. И рекомендации, как преодолевать наступившую уже тогда экологическую катастрофу, а впоследствии и грамотно управлять ситуацией, были подготовлены.
Не буду приводить здесь конкретные результаты, характеризующие параметры Черноморской экосистемы на начало 90-х годов, отмечу лишь то, что за последние двадцать лет уровень Черного моря повышался в среднем на 1,5 мм в год. Это можно объяснить глобальным потеплением Северного полушария. Вот еще один пример, подтверждающий тот факт, что человечество – одна семья. И живет эта семья в одной комнате... Исследуемая нами экосистема – прекрасный индикатор тех процессов, которые совершаются в мире.
К чему ведут эти изменения? Вот результаты некоторых наблюдений. 80-е годы – локальное исчезновение некоторых не очень приспособленных видов жизни и постепенное уменьшение рыбных уловов. 1986 – первое непрерывное и увеличивающееся далее по времени и частоте цветение планктона. В июне того года отмечалось первое непрерывное цветение западного шельфа от Одессы до южноболгарского побережья. 1988 – заиление северозападной части шельфа. Первая половина 90-х – постепенное исчезновение черноморской скумбрии. Окончательная гибель популяции – 1997 год. 1988-89 – оскудение рыбных запасов Азовского моря. Осень 1996 – начало заиления Бургасского залива. Экологическую катастрофу Черного моря можно датировать периодом 1990–1995 годов. И начиная с 1984 года мы об этом знали и были свидетелями!
Впрочем, не только свидетелями – в 1990 году удалось организовать сотрудничество черноморских городов под девизом "Чистое и мирное Черное море", но распад политической и экономической систем причерноморских стран не позволил предпринять конкретные шаги по спасению черноморской экосистемы. Однако попытки решать проблемы на разных уровнях не прекращаются. Политическая ситуация более или менее стабилизировалась: создана черноморская экономическая зона. К сожалению, политики пока ограничиваются общими словами и конкретных действий не предпринимают. По всему побережью не построена и не введена в действие ни одна станция очистки.
Чтобы изменить экологическую (и не только) ситуацию, необходим пересмотр финансовых и административных связей государственных структур Причерноморья. В законодательствах черноморских стран нужно предусмотреть соответствующие меры для поощрения инвестиций в защиту окружающей среды. Важно также установить тесное сотрудничество со всеми международными организациями и фондами, имеющими отношение к нашим проектам, включая так называемую программу НАТО "Партнерство во имя мира".
Я понимаю, что сегодня в России название этой организации многих пугает. Но давайте думать о будущем, а не о прошлом. Для нас ясно и не требует пояснений понятие государственной безопасности. Она складывается из разных составляющих. Так вот, сегодня одной из первых этих составляющих должна быть экологическая безопасность в Черноморском регионе. Именно она становится ясной и четкой целью партнерства во имя мира. Тем более что сегодня для всего Причерноморья экологическая безопасность гораздо важней и актуальней, чем военная. И все мировое сообщество, заинтересованное в нормальной эксплуатации транспортных коридоров, которые пересекают этот регион, как и инвесторы международных проектов в этом регионе, правительства и региональные власти причерноморских стран, должны осознать, что мы лишимся будущего, если не займемся решением черноморских экологических проблем.
Наши самые мрачные прогнозы сбываются неотвратимо и неуклонно. Я уверен, что причерноморские народы и их правительства примут меры, вплотную займутся решением этой проблемы вместо того, чтобы тратить ресурсы на установление границ там, где их никогда не было...
Когда мы спустились из гостиничного номера выпить кофе, Страшимир рассказывал о детях, которые родились в России и выросли в Болгарии, об их успехах в науках и просвещении, о своих новых научных интересах. Продолжая заниматься решением нелинейных уравнений с предварительно заданной точностью, вошел в новую для себя область изучения космических лучей. За эти годы он стал добрее и мягче, но стоило ему упомянуть о некоторых высокопоставленных сановниках, у которых бывал со своими проектами по экологии Черного моря, или о стене непонимания, которой встречали его "новые болгары", вышедшие из старых партийных кабинетов, – он становился прежним, бескомпромиссным и всепробивным. И ноздри по-прежнему раздувались, и глаза расширялись от гнева... Сейчас его энергия служит мирным целям: чистому и мирному Черному морю.
Академик Юрий Цолакович Оганесян
«В конечном итоге все определяет результат"
В числе приоритетных научно-исследовательских работ ОИЯИ, утвержденных решением Комитета полномочных представителей, – синтез сверхтяжелых элементов вблизи области ядер с атомным номером 114 и изучение реакций слияния-деления для слабовозбужденных сверхтяжелых ядер. Что кроется за этой скупой формулировкой? Как продвигаются в Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова эти работы? Какова их стратегия и тактика? Как может отразиться на них объявленная в ОИЯИ реформа? Во имя чего коллектив лаборатории упорно, что называется, step by step, шаг за шагом движется к "острову стабильности" – по пути синтеза новых сверхтяжелых элементов, для которых теоретики предсказали необычайно большие времена жизни?
"Обязательно есть неизвестные, неоткрытые острова"
– Существование "островов стабильности" для сверхтяжелых трансурановых элементов, – начал свой рассказ Ю. Ц. Оганесян, – предсказано теоретиками более тридцати лет назад. Во многих лабораториях мира пытались к ним подступиться. Попытки заканчивались неудачно. Не потому, что ученые неправильно представляли себе эту проблему, а потому что это было чрезвычайно сложно технически. Однако запуск в последние годы в Лаборатории ядерных реакций новых ускорителей, развитие ионных источников, целая серия новых экспериментов привели к открытию "малого" острова стабильности и позволили взглянуть на эту проблему несколько по-иному, а заодно и правильно оценить свои технические возможности.
Теперь стало ясно, что для решения задачи требуется больший арсенал средств, а чувствительность эксперимента должна быть примерно в 1000 раз выше, чем когда-либо достигалась в лабораториях наших коллег-конкурентов в США, Германии и у нас в Дубне.
Академик Арцимович говорил: если вы хотите повысить эффективность установки в два-три раза – вам надо вылизать ее в деталях, если же хотите поднять этот фактор до десяти или более – выбросьте эту установку и сделайте новую. Как ни удивительно, но нам пришлось практически целиком заменить всю замечательную технику, которой мы гордились. Свой собственный рекорд интенсивности ускорения ионов предстояло повысить в десять раз! Наш ионный источник, который в течение многих лет был рекордным, который у нас заимствовали и американцы, и немцы, и французы, пришлось заменить на новый и довести его до требуемых параметров. На это ушло два года тяжелой работы. Это же время потребовалось для того, чтобы поднять параметры ускорителя. Ну и, наконец, чтобы повысить эффективность детекторов на наших сепараторах, мы обратились в дирекцию ОИЯИ за грантом и приобрели детекторы в самой лучшей мировой фирме. И когда все эти задачи были выполнены, можно было рассчитывать на успех.
Затратив столько средств и сил, нацеленных на синтез нового элемента, было бы неправильно, наверное, ограничивать себя только этой задачей. Разумнее было бы развернуть более широкую программу работ, связанных с физикой очень тяжелых ядер, детально исследуя их образование, распад и свойства. Поэтому мы объявили программу международной. И пригласили американских физиков – которые приехали со своей уникальной мишенью из плутония, французских химиков – с их методикой быстрого выделения элементов, немецких коллег, с которыми мы уже много лет сотрудничаем, японских физиков, которые внесли свой вклад в совместные работы знаменитой на весь мир электроникой. К этой работе подключилась большая группа наших специалистов, которые занимаются изучением деления ядер, а в скором будущем в наше общее дело втянется и европейская коллаборация со своим вкладом – уникальным детектором нейтронов. Полагаю, что на этом процесс вовлечения новых коллаборантов не остановится, потому что данная программа находится на передних рубежах современной ядерной физики.
Итак, мы достигли того, что хотели. Мы получили фактор 1000. Мы начали эти опыты и ведем их уже более месяца. Первые эксперименты помогли убедиться, что мы на правильном пути, и поэтому мы ожидаем желанного эффекта. Я имею в виду получение ядер, свойства которых будут исключительно необычными. Несмотря на то, что этот элемент очень тяжелый, он должен и жить очень долго. В этом нетривиальное предсказание современной теории. Если это так, если наше понимание атомного ядра настолько правильно, что, "загнав" его в экстремальные условия, мы убедимся в его долгой жизни, – мы будем счастливы. Если не так... Я с ужасом думаю об этом: придется так много пересмотреть, что от нынешних теоретических построений не останется камня на камне ...
"Это ли не цель желанная?"
Мне всегда казалось, что самая большая беда для науки – это серость, безразличие. В творческой работе нет ничего страшнее. И, кстати, далеко не все здесь определяется финансами. Мы знаем много примеров в нашей истории, когда в самое трудное время страна переживала гигантские взлеты человеческого духа в науке, культуре, рождение новых идей, новых течений, которые на многие годы вперед определяли ее ведущую роль в мире. Меня всегда несколько удручает, что наше сегодняшнее отставание по ряду позиций связывают напрямую с финансами. Конечно, я не идеалист, но уверен, что для того, чтобы существенно продвинуться вперед, нужно еще и что-то другое. Просто нужно быть в курсе всего, что делается в мире, оценить свои возможности, свою востребованность, признать свои ошибки. И потом определить программу действий на ближайшее время, обсудить ее с сотрудниками, объяснить всем, что если из этого ничего не получится, мы постепенно скатимся ко вторым, третьим, четвертым ролям... И, вообще-то говоря, станем никому не интересны.
Я совсем не против реформ, более того, я сторонник очень смелых реформ, и в нашей лаборатории это знают. Но – во имя чего реформы? И чем ярче, чем привлекательней для всех это самое "во имя чего" – тем, я бы сказал, круче должны быть реформы. И тогда уже не останавливаться, а идти до конца. В этом деле даже не очень важно, что скажут НТС, Ученый совет или прочие форумы. Достаточно поверить идею критическим мнением единомышленников – и после этого брать на себя ответственность и идти вперед. Потому что тысяча благословений и две тысячи отпущений грехов не сделают то, что может сделать небольшой коллектив соратников, которые доведут дело до конца. В конечном итоге все определяет результат. Если его нет – никакие объяснения, почему его не удалось получить, обществу не нужны.
Но, конечно, из широкого спектра интересных задач, которые находятся на переднем крае науки, надо выбрать такую, которая может стать главной для многих людей… А для тебя лично является целью жизни. И здесь легко понять, что в этом случае никто на второстепенную задачу не согласится. Тогда и путь к цели, к которой подступали и от которой отступали уже многие, будет особенно трудным, но интересным. Для руководителя это очень большая ответственность – с поводыря всегда самый строгий спрос. Именно он должен оценить все эти трудности и, может быть, даже наступить на горло собственной песне, прежде чем убедить коллектив.
Тем не менее, нам удалось убедить физиков, что, если у нас не хватает пороха на осуществление десяти идей – выбрать пять, не хватает на пять – остановиться на трех, но таких, которые мы можем осуществить на самом высоком уровне. Без всяких скидок на экономическую и политическую ситуацию в России и других странах-участницах: пришли ли деньги из Минфина или не пришли, есть ли электроэнергия, нет ли электроэнергии, – нужен результат!
Мы в Институте много лет говорим о концентрации усилий. На самом деле это понятие означает скорее необходимость принятия четких и строгих приоритетов. Система эта, должен сказать, мало отвечает так называемому академическому стилю... А иначе как прикажете? Рассуждать? Обсуждать? Или все-таки добиться результата и уже с этих позиций рассуждать и обсуждать?
В какой-то момент надо сжаться в кулак и бросить все для выполнения намеченного сценария. Только так можно познать собственные сильные и слабые стороны. Когда разожмешь кулак, то по пальцам можно пересчитать: здесь мы проиграли, здесь недотянули, это было хорошо, а эта прекрасно... Много параметров не надо – пяти пальцев достаточно, чтобы понять, что делать дальше. А заодно и посмотреть на коллектив – кто был при деле, кто не у дел, подумать, как жить дальше, сокращаться или еще больше концентрироваться.
Все это я не считаю, тем не менее, реформаторством. Считаю это нормальным развитием коллектива, развитием его научной жизни. Такой нормальной жизни у нас не было, правда, много лет. Все было известно заранее. Каждый знал, какого числа он получит зарплату и сколько, когда премию и обязательно, в конце года, выслугу... Интерес к науке держался на чистом энтузиазме, на личной любознательности, ни о какой обратной связи и речи не шло. При такой детерминированной системе ничего не надо было закрывать, чтобы открыть что-то новое. Понимаю, что это было трудно, и сейчас трудно в силу человеческого фактора... Но нельзя же отбрасывать интересное дело в угоду "человеческому фактору"... И серость с творчеством сосуществовали годами. Сегодня нам необходимы дух соревнования, конкуренция, жесткий отбор. Нужно, чтобы человек, который получил интересные результаты, выполнил интересную работу, ходил с гордо поднятой головой...
И еще очень важен климат, который складывается годами, десятилетиями, веками. Вспомним Геттинген, Копенгаген, Санкт-Петербург, вспомним семинары Капицы, Ландау. Дубна, конечно, помоложе, но к ее чести надо сказать, что люди сюда тянутся. И многие говорят: это, наверное, последний островок науки в России. Честно говоря, я думаю, что уж не самый последний, но тем не менее приятно это слышать от многих коллег. Этот климат надо беречь, сохранять, и почему бы именно это не объявить одной из целей реформ, если уж нам их так хочется?
"...Которых мы должны принять за образцы?"
Институту больше сорока лет. Что дальше? Научные интересы по-прежнему зафиксированы там, где они начинались сорок лет назад. С чем-то надо сравнить. Однако когда ОИЯИ сравнивают с ЦЕРН, у меня это вызывает протест. То, что ЦЕРН и ОИЯИ – международные организации, еще не определяет их научный облик. Куда ближе нам другие центры, например, лаборатория в Беркли. Она несколько старше нас. Там впервые создали синхроциклотрон на энергию 450 МэВ. В Дубне – на 600 МэВ. В Беркли пустили синхрофазотрон на 6 ГэВ, на котором, кстати, был открыт антипротон. В Дубне – на 10 ГэВ. В Беркли соорудили линейный ускоритель тяжелых ионов УНИЛАК. В Дубне – циклотрон тяжелых ионов У-300. В Беркли решили ускорить на синхрофазотроне тяжелые ядра – в Дубне сделали то же самое. В Беркли решили перейти на жесткую фокусировку и пустили БЭВАЛАК, в Дубне – нуклотрон. В Беркли заменили линейный ускоритель на циклотрон с жесткой фокусировкой – практически одновременно аналогичная машина создается в Дубне.
Наконец, в Беркли решили заняться физикой твердого тела и соорудили ускоритель электронов, на котором можно получать синхротронное излучение, – в Дубне эти работы ведутся на реакторе ИБР-2 и есть проект создания ускорителя для получения синхротронного излучения...
Что сегодня представляет собой Беркли? Одно из отделений занимается ядерной и релятивистской ядерной физикой, представлена физика твердого тела, ведутся исследования различных текстур и структур. Работы по физике частиц ведутся на выезде. Чрезвычайно похоже на тематику Дубны! Но помимо этого там есть проекты по исследованию новых материалов, по физике Земли, экологические проекты и, наконец, то что сегодня называют "лайф сайенс" – науки о жизни. Самые новые и перспективные направления строго научно выстраиваются на основе прогнозов экспертов до 2010 года, которые определяют то, что будет востребовано обществом в разных областях человеческих знаний, а следовательно, и финансироваться этим же обществом. Да, лаборатория в Беркли развивается гораздо динамичнее, чем Дубна, она очень сильно изменила свое лицо! У нас же, в основном, все по-прежнему. Может, стоит задуматься? И в этом тоже я вижу один из путей реформы.
Мы сотрудничаем с Беркли, я встречаюсь со своими коллегами из этой лаборатории. У нас очень много общего. Они так же стареют, как и мы. Мы с одинаковым энтузиазмом обсуждаем наши проблемы, с одинаковой горечью сетуем на то, что все меньше способных молодых людей выбирают науку... Разница между нами только в том, что там вырастают новые отрасли знания, а мы к этому придем еще не скоро. Но, может быть, не обязательно ждать и догонять ? Может быть, сейчас, когда и наше общество стало более динамичным, постараться сделать это побыстрее? Вот над чем, мне кажется, стоит задуматься. Но это уже очень серьезно и сложное дело. Но интересное.
Пражские встречи
По мере того как 17-е научное совещание "Симметрии и спин", собравшее в Праге очень сильное сообщество физиков-теоретиков и экспериментаторов, специалистов в области компьютинга и моделирования исследований, инженеров и конструкторов и даже одного журналиста, набирало свои обороты, – леса и парки над Влтавой окрашивались в золотые и багровые тона, придавая древнему городу особое очарование.
Драгоценное обрамление природы еще более ярко подчеркивало уникальное своеобразие роскошных дворцов и храмов, средневековых жилых домов, наделенных человеческими именами. В этом органическом единстве окружающего нас историко-культурного пространства одной из самых прекрасных столиц Европы и обсуждавшихся на совещании научных программ и проектов, нацеленных в ХХI век, и состояло, на мой взгляд, главное своеобразие совещания. Для меня же оно стало поводом для встреч с чешскими физиками на их родной почве, знакомства с физическими центрами и проблемами, которые в них решаются.
Карлов университет в Праге.
Математико-физический факультет и Ядерный центр.
Есть разные карты Праги. Есть карты города для меломанов, есть карты для любителей истории и архитектуры, для театралов. Есть “Прага литературная”. Есть даже путеводитель для любителей пива, где пенистые кружки обозначают самые популярные «пивнички»… В газетном киоске математико-физического факультета Карлова университета, где проходило совещание, я увидел буклет, посвященные пражским памятникам науки и культуры. Многие века ореол университетского города помогает чешской столице оставаться вечно юной. Хотя… улицы и дома ее помнят Иоганна Кепплера и Тихо Браге (Брагия), Бернарда Бользано и Эрнста Маха, Кристиана Допплера и Альберта Эйнштейна. «Злата уличка» в Пражском Граде хранит память о Франце Кафке. В один из рабочих дней специалисты по “симметриям и спинам” оторвались от своих “прозрачек”, постеров, пропозелов и дискуссий и отправились прямо от метро “Мустек” (“мостик” по-нашему) пешком на экскурсию в ректорат Карлова университета, называемый многие века Каролинумом.
Думаю, что Каролинум произвел на участников совещания огромное впечатление, особенно на профессоров американских университетов. США страна молодая, а один из старейших университетов Европы – Карлов университет в Праге, основанный королем чешским и императором римским Карлом IV, отметивший в этом году свое 850-летие целой серией научных конференций, чтений и встреч – бережно хранит исторические традиции. Среди первых его питомцев был Ян Гус, идейный вдохновитель широкого революционного движения, охватившего Чехию в первой половине 15-го века. Профессорами университета работали широко известные ученые, среди них – Альберт Эйнштейн, сделавший в 1909 – 1911 годах в Праге важный шаг на пути к общей теории относительности. И золоченые багеты, обрамляющие изображенные на портретах благородные черты, и скульптурные портреты видных деятелей науки и культуры, и готические своды, и уникальные средневековые гобелены – все это напоминало о храме. Храме науки и культуры, в котором по многовековой традиции, передаваемой из поколения в поколение, происходит посвящение в студенты, присвоение почетных званий “гонорис кауза” выдающимся ученым. В их числе были и основатели научных направлений ОИЯИ, чьи имена остались в университетских скрижалях.
А за стенами Каролинума кипела яркая и бесшабашная столичная жизнь. Одетые в средневековые костюмы юноши и девушки студенческого вида предлагали всем прохожим афишки – особенной популярностью в этом музыкальном сезоне пользовались Бах, Вивальди, Моцарт.
По контрасту с этим чинным хранилищем знаний «наш» (то есть математико-физический) факультет в Трое, близ Полесовице, казался совсем юным – и по возрасту, и по архитектуре, и по тому, что с каждым днем он все больше заполнялся студентами: близилось 1 сентября.
Первая встреча – с заместителем заведующего кафедрой ядерной физики Яном Квасилом. Ему 48 лет, мой ровесник. В 1973 году Ян закончил Карлов университет, год отслужил в армии, потом – аспирант под руководством профессора Щербы, ассистент на кафедре, потом пять лет в Дубне, работал в ЛТФ ОИЯИ под руководством профессора И. Н. Михайлова. После возвращения в Прагу из Дубны – доцент кафедры, профессор. Около полутора лет работал в США во Флоридском университете – занимался исследованиями структуры ядра и ядерными моделями.
Кафедра сотрудничает с Дубной, Мюнхеном, Уппсалой, с Флоридским университетом. Тесная связь с Дубной определяется во многом совместными интересами в исследованиях на пражском ускорителе Ван де Граафа с помощью поляризованной мишени, созданной в ОИЯИ. Несколько сотрудников занимаются прикладными исследованиями, связанными с созданием АЭС в Южной Чехии. В числе коллег Яна известный в Дубне физик-экспериментатор Франтишек Бечварж. Он заведует другой кафедрой – физики низких температур.
– В середине 50-х годов, – рассказывает профессор Квасил, – в Чехословакии начались исследования в области общей физики ядра. Эти темы были включены в программы Карлова университета и Чешского Технического университета. При этом специалисты были сориентированы не только на фундаментальные, но и прикладные исследования. Кафедру ядерной физики до 1973 года возглавлял профессор Вацлав Петржилка. Кафедра теоретической физики, связанная с именами профессоров Вотрубы и Улегловой, и наша перешли потом на математико-физический факультет Карлова университета...
Как организовано обучение студентов?
На курсе их 60 – 70, первые два года они изучают общие дисциплины, потом начинается специализация. В год наша кафедра выпускает от шести лдо десяти специалистов в области ядерной физики. Если говорить об интересе молодежи к естественным наукам, то с грустью приходится констатировать падение этого интереса во всем мире. Молодых сейчас больше занимают экономика, юриспруденция, бизнес. Среди "естественников" большая тяга к информатике, потом математике, тому, что сейчас называется "компьютингс сайенс", а физика, к сожалению, далеко не на первом месте... В мои времена учеба в аспирантуре было не только престижной, но и обещала обеспеченное будущее. Сейчас способная к наукам молодежь предпочитает работу в компьютерных фирмах, где зарплата раза в три выше, чем у профессора университета.
Какие проблемы кафедры в первую очередь волнуют вас сегодня?
Первое – уровень зарплаты сотрудников. Он примерно в два раза ниже, чем в промышленности, не говоря уже о более высокооплачиваемых сферах деятельности. Волнует проблема кадров, проблема молодежи.
А как вам видятся из Праги проблемы Дубны?
За последние пять лет я был в Дубне только два раза, но, по мнениям коллег, тесно связанных с Объединенным институтом ядерных исследований, думаю, что главная проблема – это эффективность организации совместных научных исследований. То есть деньги, которые Чехия платит Институту, могли бы более эффективно использоваться в тех проектах, в которых более заинтересованы чешские специалисты. Я имею в виду конкретные эксперименты. Ранее Дубна была главным научно-исследовательским центром для аспирантов, молодых ученых, дававшим возможность общения с большим миром науки. Сейчас открылись новые возможности в связи с членством Чехии в ЦЕРН. Однако, в последние два года все больше студентов, аспирантов начинают работать в группах, сотрудничающих с Дубной. Здесь я вижу простую зависимость: возможность для молодых найти высокооплачиваемую работу в компьютерных фирмах, бизнесе значительно уменьшилась, и, значит, снова возвращается интерес к фундаментальной науке. А в Дубне уровень исследований остается все еще высоким.
Потом наша беседа переходит на "околонаучные" темы, в частности, на близкие мне проблемы отношения к науке разных средств массовой информации. Ян вспоминает показанную чешским ТВ 10-минутную передачу о ржежской исследовательской группе, которая занимается определением возраста археологических находок с помощью нейтронно-активационного анализа: "Несмотря на несколько чрезмерную (курсив мой – Е. М. ) популярность, эта передача была интересна и специалистам". Смотрит он некоторые передачи по второму каналу, который представляет собой некоторый аналог наших бывших "Российских университетов" или нынешнего канала "Культура". Смотрит телецикл "Окна Космоса открыты", снятый в конце 80-х и ныне повторяемый, – вполне конкурентоспособный, по его мнению, с очень добротными западно-европейскими научно-популярными телепередачами. Конечно, не могут не интересовать пражанина и телепередачи, посвященные истории чешской архитектуры, а этот феномен представляет не только предмет исследований ученых, но и источник привлечения в страну немалых доходов от туризма. Можно просто постоять в любой день на Карловом мосту, чтобы убедиться в том, что Прага стала местом паломничества туристов со всего света, а башни у Карлова моста по обилию звучащих вокруг языков вполне можно называть вавилонскими...
Директор Ядерного центра Карлова университета профессор Михал Сук хорошо знаком сотрудникам ОИЯИ – в 1985–1988 годах он был заместителем директора ЛВТА.
– Совместно с дубненскими специалистами на генераторе Ван де Граафа ведем эксперименты по рассеянию поляризованных нейтронов на поляризованных мишенях. Сначала это была водородная мишень, сейчас дейтериевая, и надо сказать, что без помощи дубненских специалистов Николая Борисова и Юрия Усова мы не смогли бы обойтись. Некоторое время генератор работает и для факультета ядерной инженерии Чешского технического университета, который имеет свою лабораторию и свой канал для прикладных исследований.
Учатся студенты, проводятся методические исследования для других экспериментов, но основная задача центра – поляризационные эффекты. Это вещь дорогая. Цены на жидкий гелий растут, техника сложная и дорогостоящая, однако интересные результаты искупают все затраты. В рамках сотрудничества с ЦЕРН наши коллеги испытывают полупроводниковые детекторы для внутреннего детектора установки ATLAS.
Сколько специалистов занято в вашем центре?
23 человека, включая технический персонал и обслуживающий персонал генератора. Студенты и докторанты, которые ведут у нас исследовательскую работу и имеют небольшие ставки, тоже входят в штат. Студентов от трех до десяти в год. В рамках факультета это не так плохо. А докторанты часто остаются работать у нас после защиты. Они, как правило, занимают места пенсионеров, с которыми мы вынуждены расставаться. Ничего не поделаешь, приходится идти на жертвы, зато пока наши молодые сотрудники не обзаведутся детьми, а жены не ворчат на них из-за маленькой зарплаты, все это только в пользу науке. Молодежь, в основном, пражане, у иногородних есть проблемы с оплатой жилья, оно в столице очень дорогое.
Как развивается ваше сотрудничество с Дубной?
Знаете вы или нет, но напомню, что шесть-семь лет назад в Чехии решили, что сотрудничество с Дубной в области физики высоких энергий не представляет для нас большого интереса, а продолжать сотрудничество в этой области, войдя в ЦЕРН, не имеет смысла... Однако в таких направлениях, как физика ядра, теоретическая физика, прежнее сотрудничество сохранилось и развивается. Главное, чтобы в этом были заинтересованы все стороны.
У вас есть особенно дорогие воспоминания о Дубне?
Мне очень понравилось в Дубне, когда я побывал там впервые, в 57–58-м годах. Казалось, научная жизнь тогда бурлила и кипела – Векслер, Джелепов и Мещеряков тогда были еще молодыми, меня поражали горячие и очень свободные дискуссии на научных семинарах. Уровень экспериментальных работ был очень высоким даже по сравнению с другими ведущими центрами мира. Еще одно яркое воспоминание не связано с наукой – о нашей интернациональной чешско-румынской экспедиции на Памир летом 59-го года. И в дирекции ЛВТА работать было очень интересно, но это была уже другая жизнь...
Сейчас в чешском физическом сообществе нет единой точки зрения на перспективы продолжения сотрудничества с Дубной. Вы, наверное, знаете, что у нас была дискуссия об этом. Деканы нашего факультета и факультета ядерных наук и физической инженерии Чешского Технического университета поддерживают сложившееся сотрудничество и считают важным сохранить членство в ОИЯИ, но есть центры, например Институт ядерной физики в Ржеже, большинство сотрудников которых – за переход на двусторонние отношения . Так вот, чтобы у нас были серьезные и веские аргументы в пользу продолжения сотрудничества, необходимо более активно проводить в жизнь в Дубне намеченные реформы – уменьшить штаты, сконцентрировать темы, то есть Институт должен на деле следовать принятым решениям...
Какой ваш любимый уголок в Праге? – Михал задумался...
Больше всего нравится ходить по Старому Месту и Малой Стране. Еще очень люблю окрестности нашего факультета здесь, в Трое – живописные холмы, покрытые лесом. Несколько лет жил здесь, неподалеку от факультета, и пешком до работы было 5-10 минут. Здание было видно из окна квартиры. Посмотришь утром – стоит на месте, значит, надо идти на работу (поговаривали, что конструкция этой высотки не очень надежная, однако, уже стоит третий десяток лет). А сейчас живу совсем в другой части города, и в основном дорога на работу проходит под землей, в метро.
Чешский технический университет в Праге,
факультет ядерной физики и техники.
В приемной декана факультета ядерных наук и физической инженерии, следуя российским аналогам, факультета ядерной физики и техники профессора Ладислава Мусилека, в течение нескольких минут ожидания, я записал в блокноте, что мы встретились с моим гидом по научной Праге Антонином Янатой (о нем скажу отдельно, попозже) на станции метро "Староместская" и не спеша прошли мимо старинных готических зданий Филармонии и Музея народных промыслов, в котором незадолго до этого я восхищался великолепными коллекциями чешского стекла и часов и часиков. В стекле застыло время, а в древних хронометрах оно оживало...
Пан декан тоже начал с истории. Сравнительно недавней, когда в 1989 году в результате "бархатной революции" и последовавшего за этим распада Чехословакии на два суверенных государства перестали существовать государственные научные программы, и потом в течение трех-четырех лет положение науки в стране было очень трудным. Особенно туго пришлось тем, кто занимался фундаментальными исследованиями. Финансы на это государство практически не отпускало, и приходилось привлекать часть средств, предназначенных для обучения студентов. Ситуация намного улучшилась с началом работы системы грантов. К счастью, научные группы до этого времени сохранились и были готовы продолжать исследования. А сейчас профессор Мусилек и его коллеги участвуют в работе над новыми государственными научными программами и надеются, что постепенно финансирование науки улучшится. Правда, новое правительство говорит о серьезной поддержке науки, но хватит ли на это бюджета, никто пока точно не знает. Три четверти факультетского бюджета наполняются государством и четверть составляют гранты под конкретные научные проекты. К сожалению, лишь совсем небольшая часть исследований финансируется отечественной промышленностью, и это говорит о том, что руководители индустрии не заботятся о будущем, а заняты в основном выживанием. Знакомая ситуация...
И все же, если говорить об исследовательской программе, то значительную ее часть составляет участие в разработке чешской национальной концепции развития ядерной энергетики. В Темелине в Южной Чехии строится атомная электростанция – два блока по 1000 мегаватт . В этом проекте заняты специалисты по общей физике, физике твердого тела, материаловедению, электронике и т.д.
Студенты проявляют большой интерес к работе в группе информатики и математического моделирования: "Эта группа держит нас на плаву", – говорит декан. В отличие от ядерной физики, ядерной химии, математика и компьютеры – это то, что выбирает новое поколение.
Лазерная группа работает для медицины, если более конкретно, ведет разработки в области хирургии глаза. Или возьмем кафедру дозиметрии – здесь совместно с канадско-австралийской фирмой развивается программа по радиационному мониторингу местности с вертолетов, налажено производство радиоизотопов. Совместно с НИИ авиационной промышленности разрабатываются тесты и методы исследования различных материалов.
Факультет продолжает традиционные научные связи и начинает новые. Например, продолжается традиционное сотрудничество с группой В. М. Назарова в Лаборатории нейтронной физики в ОИЯИ. «Мы, – говорит декан, – храним теплую память об этом замечательном ученом и человеке. Сотрудничество с Дубной координирует наша группа по исследованиям нейтронной дифракции на реакторе в Ржеже. Есть программа, нацеленная на ЦЕРН, – АTLAS на LHC. Во Франции ведем совместные работы с Парижем, Греноблем, Орсэ, в Сакле очень хорошие контакты с группой профессора Франсуа Легара».
Далее в фонограмме беседы следовала короткая рецензия на знакомую дубненским читателям книгу профессора Легара "Сказки из "Золотой клетки"", особенно главу, посвященную восхождению автора на пик Коммунизма. Рецензия весьма одобрительная, а по ассоциации с названием идеологизированного пика продолжение беседы коснулось событий, происходивших после 89-го года... К сожалению, традиционные научные связи с коллегами в Польше и Венгрии становятся менее интенсивными, продолжают работать только личные контакты. С другой стороны, началось сотрудничество с Веной, где в самом центре города, недалеко от штаб-квартиры МАГАТЭ, действует мощный исследовательский реактор, в то время как Австрия отказалась от развития атомной энергетики...
Возвращаясь к теме падения интереса молодежи к ядерной физике, мой гид и спутник доктор Антонин Яната заметил: "Если Темелин достроят к 2000 году, есть опасение, что трудно будет сформировать достаточно квалифицированные кадры для обслуживания реакторов", – на что профессор Мусилек отреагировал так: "Частично это правда – в Темелине должно работать большое количество высококвалифицированного обслуживающего персонала, а наши студенты не очень-то стремятся в ядерную физику. И все-таки, мне кажется, что положение не настолько критическое, как об этом пишут в газетах".
Кстати, о газетах. Декан факультета регулярно читает "Господарские новины" – "чисто экономическую газету, без сенсаций". По вторникам выходит на четырех полосах приложение к ней, посвященное науке и технике. В субботних номерах общеполитических газет тоже есть материалы научно-популярного характера.
О студентах? – «По сравнению с временами нашей студенческой молодости, – считает декан, – им живется намного сложнее. Одновременно с учебой приходится работать, и часто работа занимает в их жизни даже более важное место. И все же молодость берет свое – есть студенческая уния, которая стремится объединить всех, организует посвящение в студенты и так называемую "Всеядерную фузу" - общефакультетские студенческие капустники. Например, переложили на современный молодежный лад шекспировских "Ромео и Джульетту"... Иностранные студенты на факультете есть, но их немного. Если со страной, из которой приезжает студент, нет межправительственного двустороннего договора, то он вынужден платить за обучение около пяти тысяч долларов в год. Если же учиться на чешском, затратив на изучение языка существенно меньшую сумму, то это будет практически бесплатно, как и для своих студентов...».
О межуниверситетских контактах, возможном сотрудничестве с УНЦ в Дубне? – «Контакты сегодня – это прежде всего деньги. Раньше перелет в Москву или Санкт-Петербург был сравнительно недорогим, и проблем не было. Сейчас намного дешевле на поезде, автобусе, автомобиле доехать до Мюнхена или Берлина. Примерно в пять раз дешевле. Так что проблема не в том, что мы не хотим сотрудничать – нет, проблема только в деньгах. Кроме того, есть проекты, которые финансируются ЕЭС из Брюсселя, и эти деньги помогают поддерживать сотрудничество с европейскими центрами. Мы были бы рады продолжать сотрудничество с российскими научными центрами на уровне государственных программ – были бы деньги, а прежние связи и контакты пока воссоздать гораздо легче...».
Следующий визит – к заведующему кафедрой дозиметрии доктору Тамашу Чехаку, который рассказал о работах по дозиметрии и применению ионизирующих излучений:
– Наша кафедра объединяет несколько исследовательских групп. Сотрудничаем с медиками, геологами, работает микротрон МТ-25, поставленный нам из Дубны. В Чехии и Монголии действуют несколько десятков созданных на кафедре установок для рентгено-флюоресцентного анализа содержания углерода в угле. Совместно с филиалом канадской фирмы в Праге создали аппаратуру на основе метода Монте-Карло для измерения радиоактивности на поверхности земли с борта самолета .– эта разработка предназначена для использования на строящейся АЭС в Темелине.
Доктор Чехак тоже с большой теплотой вспоминает о Владимире Максимовиче Назарове и о сотрудничестве, которое с его кончиной несколько ослабло. Еще одна иллюстрация в пользу личных контактов ученых, которые не может заменить никакой Интернет, не подменят собой никакие телеконференции. Есть же что-то, что светит и греет совсем не так, как экран монитора... Много лет назад они вместе облучали пробы на ИБРе, а после многочасовых сеансов отдыхали на природе в лесу недалеко от реки Дубны, где Максимыч построил домик из молочных пакетов. Многие коллеги Назарова из разных стран хранят память об этом молочном домике и его удивительном хозяине.
Уже после пражской командировки я несколько раз проходил этим леском, подходил к домику, присаживался на скамеечке под летним навесом и вспоминал наши встречи. Один раз в июле встретился с женой Максимыча, которая вместе с его коллегами поддерживает все так, как было при его жизни. И потому так тепло было предаваться общим этим воспоминаниям, ощущать неброское обаяние дубненских лесов в ослепительной и великолепной Праге... А доктор Чехак тем временем продолжал рассказ:
– Мы раз в два года проводим небольшие конференции по применению радионуклидов в медицине и других областях. Организуем их близ Иахимова, где раньше добывали урановую руду, которую брала для своих опытов мадам Кюри. Отсюда же первый оружейный плутоний для советской атомной бомбы. Сейчас здесь курорт...
Вскоре мой собеседник заторопился – надо было срочно подготовить кое-какие материалы: "Завтра в ЦЕРН встречаемся с российскими коллегами..." И это прозвучало весьма симптоматично как характеристика времени.
Визит к профессору Зденеку Яноуту не был запланировал заранее, однако, на календаре уже 1 сентября, и профессор был занят беседой с одним из студентов. А пока он направил нас... к Вере Коваленко. Она работает под руководством Ивана Штекла , группа которого в сотрудничестве с итальянскими и французскими коллегами занимается исследованием двойного безнейтринного бета-распада. Ее задача – моделирование экспериментов на гигантском спектрометре NEMO. Аппаратура размещается в подземной лаборатории на границе между Италией и Францией. Жизнь и работа Веры в Праге оплачивается за счет гранта Чешской Академии наук.
… Еще несколько минут спустя видеокамера бесстрастно (а, может быть, при моем весьма небезразличном участии – черт знает как себя ведут тонкие электронные приборы в руках человека – как тут не восхититься в очередной раз мастерством физиков-экспериментаторов да и всех, кто имеет дело с тонкой электроникой!) зафиксировала обстановку комнаты, которую занимает профессор Яноут. Комнату эту, как я еще раз убедился, просматривая свои видеозаписи, как-то не поднимается язык назвать кабинетом. Нечто среднее между обычным лабораторно-офисным помещением и кунсткамерой. Такой гибрид, где два румяных яблока из собственного сада мирно соседствуют с одноруким Големом, подаренным Зденеку коллегами к юбилею. Рука потерялась со временем, а сам Голем – искусственный человек, которого по легенде создал средневековый ученый раби Лев, один из многочисленных символов древней Праги. На стенах– ироничные картинки на современные общефизические темы.
Рассказ свой Зденек начал с демонстрации снимков Юрия Туманова – скопил несколько коробок, которые и сегодня служат его студентам учебным пособием, иллюстрирующим масштабы и конструкции физических приборов. То, что для студентов профессора Яноута наглядные пособия, для него самого – воспоминания о Дубне, о работе в отделе Ю. М. Казаринова на пионном пучке, где изучалось упругое нуклон-нуклонное рассеяние.
До 1993 года, когда Чехословакия распалась на два государства, профессор З. Яноут был членом государственного комитета по сотрудничеству с Дубной и горячим сторонником развития этого сотрудничества. "Я думаю, что сотрудничество с Дубной нужно удерживать", – считает он и сегодня. И иллюстрирует это конкретными примерами…
– …Из этого следует, что Дубна очень полезна для такого сотрудничества. Только на нашей кафедре сделано 20 совместных публикаций, но это далеко не главный итог... Залогом дальнейшего развития стало то, что мы можем посылать в Дубну нашу молодежь. Совсем недавно студент 4-го курса Павел Чермак работал в группе Виктора Бруданина, и мы надеемся, что задачи, которые он решал, станут темой его дипломной работы. В этом я вижу продолжение теплых человеческих и крепких профессиональных связей, которые стали основой сотрудничества на долгие годы. Больше десяти наших специалистов выполнили в Дубне свои дипломные работы, и все это было на моих глазах, когда я работал в ЛЯП с Мирославом Фингером.
Все рядом и все близки в этом старом центре древней Праги. Зашел Станислав Поспишил. Он очень спешил (извините за невольный каламбур), но несколько слов осталось в моем блокноте:
– "Нейтрон-гамма" – это традиционное направление сотрудничества с Дубной, которое началось в 62-м году, когда Ян Урбанец привез в ОИЯИ один из первых в мире германиевых детекторов, сделанных в Праге. Гениальная и простая идея поставить этот детектор на пучке нейтронов ИБР-30 сделала подлинную революцию, было опубликовано около ста работ за один год. Эти работы продолжались, были некоторые спады, но остановок не было. Мы и сейчас продолжаем обработку огромного количества данных …
Станислав так же молниеносно исчез, как и появился, а Зденек продолжил свои воспоминания рассказом об учителях-основателях. Их имена одинаково хорошо известны в Дубне и в Праге. Их носят аллеи нашего Института, они высечены в камне на стенах Карлова университета и Чешского Технического университета в Праге.
– Профессора нашего факультета работали вице-директорами Института. Это Вацлав Вотруба, Иван Улегла, Честмир Шимане. Кстати, профессору Шимане 78 лет, и он до сих пор не оставляет активных занятий наукой, ведет в Чехии большую научно-организационную работу. Вы, наверное, видели там табличку с его именем. Он один из тех, кто может немало рассказать о профессоре Бегоунеке, одном из основателей нашего факультета, легендарном чешском физике, который несколько лет работал с мадам Кюри.
Профессор Вацлав Петржилка тоже связан с нашим факультетом. Франсуа (по-чешски, Франтишек) Легар в 1961 году был командирован в Дубну нашим факультетом. Даже после эмиграции в 1968 году он старался не прерывать научные связи с Дубной и Серпуховом, а когда отношение части наших ученых к Дубне стало меняться, активно выступил за сохранение традиционных форм сотрудничества с ОИЯИ. Все французские коллеги Легара ездили в Протвино через Прагу. Помню такой курьезный случай. Профессор Людвиг Ван Россум, по национальности немец, остановился со своей семьей в гостинице "Беранек" на Пивовой площади. А поскольку жена у него итальянка, у сына гражданство американское, а у дочери – английское, да еще приехали они из Франции, мне пришлось очень долго и подробно объяснять нашим полицейским, что это, во-первых, действительно, одна семья, а, во-вторых, почему у них такое разное гражданство...
И только было настроился я на продолжение этой занимательной темы, ощутив, наконец, давно знакомые по книгам Гашека и Чапека старочешские интонации, как профессор Яноут вновь вернулся к главной теме:
– Да, сейчас чешские физики далеко не одинаково смотрят на Дубну, и есть проблемы с нашим членским взносом. Однако мои коллеги, сотрудники факультета, считают, что надо продолжать сотрудничество на таком же уровне, как сейчас, а не на двусторонней основе. И это мнение зафиксировано в соответствующих документах.
Когда мы уходили, реквизит в комнате Зденека Яноута поубавился на два румяных яблока – они перекочевали стараниями хозяина в мою репортерскую сумку. И заняли свое место рядом с драгоценной видеокамерой, взятой напрокат у состоятельных родственников. Я расценил это подношение (яблоки, конечно) как гонорарный аванс за будущую статью. А теперь уже и книгу…
Ржеж, Институт ядерных исследований
и Институт ядерной физики.
2 сентября, на другой день после знакомства с "нашим" факультетом Чешского Технического университета в Праге, вместе с доктором Антонином Янатой, который был моим добрым и очень квалифицированным гидом по чешским научным центрам, мы направились в Ржеж. Пригородная электричка проносилась мимо городских кварталов, дворцов и костелов, королевских парков, где когда-то шла охота на оленей, а когда город остался позади, за окнами сменяя друг друга, возникали чудесные пейзажи скалистых и лесистых влтавских берегов. Путешествие это заняло короткое время, и скоро мы переходили по пешеходному мостику через Влтаву на правый берег и дальше, совсем близко, до ржежской проходной. А ну-ка, попробуйте произнести это прилагательное вслух!
По пути доктор Антонин Яната, обращая мое внимание на окрестные пейзажи, рассказывал об истории Ржежа – научного центра, возникшего в середине 50-х годов километрах в двадцати от Праги в поселке на берегу Влтавы. Сначала это единый институт "под" чехословацкой государственной атомной комиссией, потом он был передан в систему Академии наук. Здесь велись как фундаментальные, так и прикладные исследования. В начале 70-х годов центр вновь вернули атомной комиссии, однако вскоре из-за опасения, что фундаментальные исследования окажутся "в загоне", разделили его на два института – ведомственный Институт ядерных исследований и Институт ядерной физики ЧСАН. И еще Антонин обратил мое внимание на особенности организации Института ядерных исследований, который после разделения страны стал акционерным обществом: контрольный пакет акций – 60 процентов принадлежит государству, другие соучредители и владельцы акций – это Словацкие энергетические заводы, Производственное объединение "Шкода, Пльзень", Чешская урановая промышленность. "А, впрочем, сейчас все увидишь сам и сравнишь", – сказал Антонин уже у проходной.
В просторном помещении для директорских совещаний ИЯИ – галерея портретов, которую открывает Ярослав Гейровский – чехословацкий химик, единственный в Чехии лауреат Нобелевской премии, создатель полярографии. В этой галерее – портреты В. Вотрубы, В. Петржилки, И. В. Курчатова, Марии Склодовской-Кюри, Ирен Кюри...
Генеральный директор института профессор Франтишек Поздера, недавно назначенный на этот пост, вошел стремительно вместе со своими заместителями и после крепкого рукопожатия сразу отметил, что впервые принимает у себя журналиста из России и это хорошее предзнаменование. Свой рассказ о том, чем сегодня занимается ИЯИ, директор и его коллеги проиллюстрировали прекрасно изданными на английском языке проспектами и буклетами. А чтобы стимулировать заинтересованных читателей к более детальному знакомству с этим динамично развивающимся современным центром, скажу, что на меня самое сильное впечатление произвела та открытость или "прозрачность", как теперь принято говорить, и его бюджета, и научно-исследовательской и кадровой политики, и инфраструктуры.
Посетовав на экономические проблемы, хорошо знакомые и российским ученым, мои собеседники, тем не менее, не оставили впечатления безысходности, которое все чаще сквозило в те времена, да и сейчас еще проскальзывает в публичных выступлениях их российских коллег. Все-таки, государство свои финансовые обязательства выполняет, и хотя эта доля не играет определяющую роль в бюджете института, она гарантирует такие, например, долгосрочные заказы, как проект испытания новых типов реакторов для трансмутации радиоактивных отходов. Но наряду с этим руководство института энергично ищет заказы, предлагает разработанные в Ржеже ноу-хау отечественным и зарубежным предприятиям.
Существенную роль в программе института играет исследование и производство радиоактивных изотопов для медицины, в чем предстояло вскоре убедиться во время небольшой экскурсии – мы с доктором Янатой увидели современную лабораторию с высоким классом чистоты, где будет налажено изготовление радиофармацевтических препаратов. Международный сертификат на эту технологию, полученный совсем недавно, дает специалистам уверенность в успехе.
Молодой и энергичный директор высоко ценит опыт и многолетние связи своих старших коллег, специалистов очень высокой квалификации. Например, инженера Лео Кронрада, который досконально знает процесс производства радиоизотопов и довел до победного конца реконструкцию линии их производства. Или доктора Вацлава Веселы, послужной список которого, включавший ответственную работу в государственной атомной комиссии ЧССР, заслуживает всяческого уважения. Его профессор Поздера пригласил на должность ученого секретаря отделения радиофармацевтики института. А до этого, как не без юмора поведал нам пан Вацлав, он было устроился на работу продавцом в один из книжных магазинов в Праге, принадлежавших его снохе, но вскоре понял, что за первые три дня после зарплаты он ровно половину ее оставляет в магазине за книги...
Исследовательский реактор, один из двух базовых реакторов ИЯИ, на котором мы побывали, эксплуатируется по максимуму. На нескольких каналах ведутся исследования и наработка радиоактивных изотопов как для чешских предприятий, так и для заказчиков из-за рубежа. Сейчас цикл работы реактора составляет 21 день и 7-10 дней на перегрузку топливных элементов. Один из моих вопросов во время встречи с директором касался положения дежурного персонала (я не мог не посвятить его в проблемы полуголодного существования дежурного персонала нашего реактора ИБР-2), а ответ прозвучал примерно так: "Для дежурного персонала есть определенный тип контракта, а вообще мы очень строго следим, чтобы вся прибыль, которую получает институт, оставалась внутри, а не расходилась через физические лица. Благодаря активной договорной деятельности зарплата в нашем институте выше, чем в среднем по Чехии, плюс в конце года каждый сотрудник получает премию в зависимости от итогов работы". Так что персонал, в том числе и персонал ректора, экономически заинтересован в получении значимых результатов, а управленцы, менеджеры – в том, чтобы эти результаты нашли спрос на рынке высоких технологий и наукоемкой продукции.
"Экономическая война наших менеджеров за контракты" – это выражение профессора Поздеры, занесенное в мой блокнот, во много симптоматично для современной науки в странах Восточной Европы – несколько лет назад ту же картину мне довелось наблюдать в Варшаве и Кракове, где ускорители во многом переориентированы на заказы медиков, металлургов, экологов... А инвестиционная политика руководства ИЯИ учитывает новейшие веяния рынка. Строится циклотрон для Словакии в Дубне – и в Ржеж приезжает группа специалистов для совместных консультаций: "После стабилизации отношений между Чехией и Словакией, а этот переходный период уже заканчивается, – говорит директор, – мы надеемся на сотрудничество в экспериментах на новом ускорителе и совместные работы". А точку в конце этого сюжета я бы поставил на том, что сегодня кадровый состав Института ядерных исследований весьма стабилен, но не только... Мы возвращались через ту же проходную около пяти вечера, и большинство автомобилей, припаркованных у ИЯИ, все еще оставались на месте. В то время как коридоры академического Института ядерной физики к тому времени уже опустели...
Институт ядерной физики, рассказывает его директор профессор Ян Добеш, как и вся Чешская Академия наук, прошел путь трансформации. Из физиков, работающих в научных центрах Чехии и за рубежом, была создана так называемая "эволюционная комиссия", которая очень тщательно определила направления реформирования. В результате штат ИЯФ сократился почти на две трети – от 320 до 200 сотрудников. Кстати, это не отразилось на количестве публикаций, оно даже повысилось. Таким образом, оставшиеся сотрудники стали работать более эффективно. Кроме того, появились новые возможности для кооперации, которые тоже влияют на результаты.
– Если говорить о работах теоретической группы, – продолжал профессор Добеш, – то здесь география сотрудничества очень широка: от Японии до США. Особенно важно сотрудничество в развитии экспериментальной ядерной физики, где крупнейшие проекты осуществляются интернациональными коллективами. Например, самым долгосрочным можно назвать проект ALICE в ЦЕРН, ориентированный на исследование столкновений тяжелых ионов очень высоких энергий, который будет осуществляться вплоть до 20-х годов ХХI века. Дубна тоже заинтересована в этой программе. Наши сотрудники участвуют в исследованиях по физике тяжелых ионов вместе с коллегами из Дубны и ГАНИЛ (Франция). Широкая кооперация существует в исследованиях по нейтронной физики, в частности, по дифракции нейтронов, – Англия, Германия, Япония и Дубна здесь тоже присутствует. Интересный момент: во многих странах мира исследовательские реакторы закрываются, поэтому к нам приезжает все больше визитеров из-за рубежа.
И еще мы говорили о том, что волнует коллег профессора Добеша в чешских университетах, – проблемах молодежи, и о том, почему, несмотря на то что отношение к науке в обществе очень сильно изменилось, а у способной молодежи появилось множество других вариантов устройства карьеры, она все еще идет в науку и, более того, – ее идет все больше...
– Это не случайная флуктуация. Конечно, молодых уже не так привлекает физика, как лет двадцать назад, – в мире все большее значение приобретают биология, генетика, другие науки, но как в Чехии, так и в России, где всегда было на высоте классическое образование, молодые начинают возвращаться к истинным ценностям. Политические события нескольких последних лет сильно изменили общественное сознание, соответственно, расширились возможности работать в тех центрах, где есть хорошие возможности не только для роста научной карьеры, но и для знакомства с разными сторонами жизни других народов, систем образования, научными школами.
В самом же Институте ядерной физики я убедился в правоте моего собеседника, повторившего старую истину о том, что даже в тяжелые для науки времена всегда найдутся люди, готовые самозабвенно отдавать себя поискам истины. Во время знакомства с "родным", то есть созданным в Дубне ускорителем У-120М начальник ускорителя сравнительно молодой человек Ян Штурза на хорошем русском языке очень квалифицированно объяснил нам, что сделано за последние годы для модернизации циклотрона и какой вклад внесли в это чешские специалисты в сотрудничестве с ведущими ускорительными центрами Западной Европы. И на моей любительской 8-миллиметровой видеопленке остались кадры, запечатлевшие и пульт управления, и ускорительный зал, который оставил ощущение ухоженной квартиры, которую любят ее хозяева.
Заведующий отделением циклотрона очень тепло вспоминал своих дубненских коллег Сергея Ворожцова, Евгения Самсонова и краковских коллег из Института ядерной физики имени Г. Неводничанского, которые совсем недавно звонили, консультировались по поводу каких-то неполадок в высокочастотной системе другого "нашего" циклотрона, работающего в Кракове. И я лишний раз убеждался в том, что ускорительщики во всем мире – это совершенно особое племя (впрочем, писатель Василий Аксенов их же словами "золотая моя железка" дал им самую красноречивую и лаконичную характеристику)...
Следующий абзац – об одном исключительно личном наблюдении, возможно спорном, возможно субъективном. А, может, не одном, а нескольких... В Ржеж я ехал, зная, что в прошлом году на ученом совете ИЯФ было принято решение по поводу Дубны. Собрание приняло в адрес госкомиссии по сотрудничеству с ОИЯИ рекомендации о выходе Чехии из числа стран-участниц Института и переходе на двусторонние отношения. Прецеденты уже были – Германия, правда, ее ежегодный взнос по двустороннему договору едва ли не превысил сумму, которая платила ГДР, и Венгрия, которая вышла из ОИЯИ после вхождения в ЦЕРН . Однако, никаких вопросов профессору Добешу "в лоб" из чисто этических соображений задавать не стал. Достаточно было понять, что Дубна и сегодня остается одним из центров, все еще привлекательных для чешских физиков. Собственно, так оно и есть – диктофон оставил на пленке комментарии директора. Но одно дело "протокольная беседа" и совсем другое – живые контакты. Несколько раз я был свидетелем коротких бесед моего гида с сотрудниками Института ядерной физики, его давними знакомыми и коллегами. Доктор Антонин Яната, в последние годы работающий в Дубне конструктором, участвовавший в создании аппаратуры и оснастки для целого ряда физических установок (он с гордостью показал мне в реакторном зале действующие дьюары, сконструированные им много лет назад), не раз слышал вопросы: "А ты еще в Дубне?" – и ловил после этого, как мне показалось, сочувственные взгляды...
Совещание "Симметрии и спин":
встречи и наблюдения.
Одна из встреч на совещании "Симметрии и спин" – с Яном Дупаком –начальником лаборатории специальных технологий Института приборостроения (ИП) Чешской Академии наук в Брно. А представил его российский коллега, Николай Александрович Лебедев, который вместе с ним работал в РХЛ ЛЯП в 75–81-м годах. Ян занимался тогда изготовлением источников радиоактивных излучений для экспериментов с ориентированными ядрами при сверхнизких температурах. Прекрасный, по оценке Николая, экспериментатор, благодаря таланту и мастерству которого в лаборатории были налажены систематические исследования по ориентированию ядер при сверхнизких температурах и исследования сверхтонких взаимодействий в ядрах. Это тема, которую ведет профессор Мирослав Фингер – бессменный организатор и вдохновитель этой серии совещаний в Праге.
После возвращения Яна из Дубны в Брно сотрудничество продолжилось, он приезжал в ЛЯП на эксперименты, и все что он делал, работает и сейчас с высокой надежностью. В настоящее время начальник лаборатории занимается разработкой плазменного ионного источника для масс-сепаратора. Сейчас используется в экспериментальном комплексе ЯСНАПП источник с поверхностной ионизацией, а трудами Яна существенно расширятся возможности исследования изотопов различных ядер – по тому, как аккуратно исполняется конструкция нового источника, у его коллег нет сомнений в том что он заработает.
То, что Яну ближе, в чем он сам специалист экстра-класса, – различные типы сварки, особенно материалов, предназначенных для работы в экстремальных условиях. Эти знания и умение очень пригодились, по словам Мирослава Фингера, который тоже участвовал в нашей беседе, в совместной работе Чехии и Дубны над новым ионным источником.
Есть еще один проект – специализированная рефрижераторная установка с использованием ЯМР, для получения в Дубне ориентированных ядер. Специалисты ИП в Брно тоже готовы подключиться к этому проекту, и участие отдела специализированных технологий, которым руководит Ян, благодаря нестандартным ноу-хау, позволяющим выпускать "штучную" продукцию, здесь будет очень полезным. На этих работах в Дубне и Праге воспитано около 15 соискателей, каждый год к нам приезжает по два-три докторанта. Когда Маргарет Тэтчер готовилась к поездке в Россию, то попросила провести экспертизу сотрудничества университетов и научных центров Англии с российскими научными центрами. Подняли протоколы сотрудничества, и оказалось, что на первом месте по продолжительности заключенных договоров Сассекс – Дубна, именно по тем направлениям исследований, о которых шла речь в нашей беседе.
Как обстоят дела с притоком молодежи? – задал я свой "стандартный" вопрос, и получил тоже, увы, стандартный ответ:
Дипломники, аспиранты есть, но с появлением семьи вынуждены бросать научную работу – нужны деньги, нужна квартира. Да что говорить, мне же самому смены нет, а заботиться об этом надо уже сейчас. Потому что ни по каким учебникам нельзя научиться делать то что нам удается сделать. Поэтому сейчас наша общая забота – удержать молодежь на долгосрочных проектах, дать гарантии, основанные на международных, межправительственных договорах. Пока Дубна такие гарантии может дать, есть гранты чешского правительства, это дает молодым специалистам определенную уверенность в будущем.
И, наконец, – о Брно, благодаря Яну мы получили общее представление об этом втором по величине городе Чехии. Это индустриальный и выставочный центр, большие потоки научно-технической информации, так что здесь легко быть в курсе самой передовой научно-инженерной мысли. Исторически Брно всегда был центром чешской промышленности и технологий, а уровень технического мышления и умения, экспериментальной культуры специалистов всегда был самым высоким. Кстати, это могли оценить дубненские специалисты, которые много лет работали в ОИЯИ рука об руку со своими коллегами из этого чешского города. Развивалась здесь в основном военная промышленность. Во время второй мировой войны немецкие оккупанты построили в Чехии подземные заводы по производству вооружений, где использовались чешские механики, в основном из Брно. Здесь расположена Военно-техническая академия, откуда после сокращения армии немало опытнейших специалистов перешли в научно-техническую сферу.
С первого дня работы совещания все его участники привыкли, что все проблемы, которые у них возникали с гостиницей, питанием, связью по электронной почте, да мало ли еще с чем, легко и просто разрешались с помощью Милослава Слунечека. Вместе с председателем оргкомитета Мирославом Фингером и Татьяной Крациковой Милош всегда был там, где надо. И еще ему помогала жена и коллега Вера.
Вначале, урывками, между вручением вновь прибывающим участникам папок с материалами и взиманием регистрационных сборов – это штука очень серьезная, и Милош постоянно носил с собой металлическую шкатулку-сейф с кронами и долларами, – мы поговорили о той самой оргработе, которая, конечно, началась задолго до нашей первой встречи факультетском холле.
Во всем, что касается работы, Милош был не то чтобы категоричен, но как-то очень близко воспринимал все о чем говорит, и это заинтересованное отношение невольно передавалось собеседнику. По специальности он не физик, а системотехник, в основном занимается техническим обеспечением экспериментов и обработки данных: "Это мое хобби, я это люблю, меня это устраивает". Но я бы не хотел, чтобы у людей, не знакомых с Милошем, сложилось о нем некое одностороннее представление как о фанате идеи.
"Как уживаются между собой два сотрудника одной кафедры на работе и дома?" – этот вопрос я адресовал супруге Милоша Вере, которая работала в оргкомитете в перерывах между уходом за третьей, младшей, и второй, средней, дочками. Путь от служебной квартиры в центре до факультета составлял не менее получаса на метро и автобусе, и таких переездов надо было совершить не один туда и обратно. Старшая осталась в Дубне, где сейчас Слуничковы работают по контракту, девочка учится здесь в школе. Ответ остался в блокноте с пометкой "социальные проблемы" и оказался гораздо серьезнее вопроса. Впрочем, так часто бывает: в нашем диалоге с жизнью важен не наш вопрос, а ее ответ, как сказал Платон.
А ответ состоял в том, что почти одновременно изменились условия жизни и в Дубне, и в Чехии, и чешские сотрудники ОИЯИ остались практически без социального страхования. Значит, пострадали и семьи. Потому такой малочисленной стала группа чешских сотрудников ОИЯИ: дорога домой оплачивается только раз в году, полномочный представитель Чехии в ОИЯИ активных действий к изменению ситуации не предпринимает. Что такое один раз съездить домой в отпуск семьей из пяти человек, если из гранта полномочного представителя Чехии оплачивается проезд только одному? "Надо очень любить свое дело", – еще раз повторил Милош, и я продолжил: чтобы вынести такую жизнь. А в Праге супруги Слуничковы работают на кафедре профессора Фингера так же как и в Дубне в его группе, имея паспорта граждан Словакии.
Каковы с их точки зрения отношения между странами после "развода"? – В Словакии чехов меньше, чем словаков в Чехии, и если первое время их (словаков в Чехии) воспринимали как людей со стороны, то сейчас все вошло в нормальную колею. И дети их уже смогут принять любое гражданство, но здесь, наверное, сыграет свою роль тот факт, что Чехия государство гражданское, а в Словакии есть закон о национальном языке...
После экскурсии в Каролинум мы все вместе шли узкими древними улочками от Староместской площади (где бы ни бродили по Праге, все равно возвращались на эту площадь, и каждая встреча была словно первой!), – и Вера часто останавливалась у витрин магазинчиков с игрушками, чтобы подобрать для своей племянницы в Словакии чешские национальные деревянные игрушки...
А не позволить ли себе здесь лирическое отступление, связанное, конечно же, с этими самыми магазинчиками, которые (если, правда, не принимать в расчет едва ли не столь же многочисленные пивнички, ресторанчики, кондитерские – последних, по мнению старых пражан, значительно поуменьшилось) занимают практически все первые этажи прекрасно сохранившихся и подновляемых домов Старой Праги. Бросается в глаза не то что обилие, но какое-то всевластие изделий из чешского стекла, украшений из знаменитого чешского граната, множество коллекций уникальных чешских марионеток, которые продавцы и продавщицы демонстрируют в движении... Встретился я здесь и с героями своего детства – Гурвинеком и Штейблом, которые были частыми гостями на страницах любимой "Мурзилки". Их имена не казались нам чужими, иностранными, а характеры были и вовсе наши. Ребятня на всем свете одинакова... В Праге можно целый день заглядывать то в одну, то в другую приглянувшуюся чем-то витрину, бродя по городу без цели и забот, и никакой головной боли! Жалко только, что таких дней у участников совещания было немного. Прага стоит мессы!
Вернемся к совещанию. Подводя его итоги, профессор Алан Криш из Мичигана (кстати, посвятивший свой доклад на совещании поляризации протонов с помощью "сибирской змейки") отметил как прекрасную организацию, так и удачный выбор тематики докладов. А тематика эта сегодня объединяет ученых, работающих с частицами и ядрами в широчайшем спектре энергий. И встретились в Праге представители многих лабораторий мира, где ведутся исследования и проектируются установки, позволяющие изучать спиновую физику. Особый научный блеск, как говорили, например, американские ученые из университетов Мичигана, Висконсина, ФНАЛ, придало совещанию участие теоретиков ОИЯИ С. Б. Герасимова и А. В. Ефремова. Некая изюминка научной программы заключалась в том, что она касалась как теоретических аспектов проводимых и планируемых исследований, так и точных технических и методических характеристик таких, например, проектов, как COMPASS, ISOLDE, SMC, HERMES и целого ряда других, названия которых говорят физику достаточно много.
...В один из первых наших пражских дней мы с женой купили на Малостранской площади в газетном киоске прекрасный альбом под названием "Прага – мать городов". С роскошными фотоиллюстрациями. Но главное, на русском языке. Этот альбом стал нашим гидом, даже поистрепался от частого пользования, и все свободное от деловых встреч время мы без устали ходили по указанным в нем маршрутам: Градчаны, Пражский Град, Вышеград, Старое Место, Малая Страна, Новое Место... Эти названия и сегодня звучат в моей памяти как музыка. И вся Прага вспоминается как великолепная симфония, созданная трудами многих поколений и любовно ухоженная сегодня. Символическое название фотоальбома прочно вошло в нашу обыденную лексику тех дней: "А ну-ка, посмотри, что там в "Матери городов" написано об этой улочке?"... А что не было написано – об этом рассказали друзья. И остались видеокадры, запечатлевшие фигуру воина у Карлова моста. Ему посвятила свои стихи Марина Цветаева, которая несколько лет жила под Прагой и часто бывала в этом городе.
Золотая Прага, стобашенная Прага, Мать городов, город на Влтаве, спасибо за эту музыку души!
Прага – Дубна, 1998, 1999.
1999. Хроника событий
"География" юбилейного семинара, посвященного 70-летию профессора Владимира Ивановича Корогодина и проходившего в конференц-зале Отделения радиационных и радиобиологических исследований ОИЯИ, не случайно совпадала с основными вехами творческого пути юбиляра. На семинаре были представлены основные радиологические, биофизические центры России и ближнего зарубежья.
В отличие от предыдущей сессии КПП, проходившей в Дубне ровно год назад, нынешний сбор Полномочных представителей правительств стран-участниц Института проходил в более спокойной климатической атмосфере, но ход обсуждения бюджета и проблем развития ОИЯИ трудно назвать спокойным. Августовский кризис в России и ряде соседних с ней стран больно ударил по фундаментальной науке.
Перед уходом на майские каникулы сотрудники Института получат, скорее всего, еще один аванс. Почему не зарплату? Задерживается поступление очередного взноса России и недостаточны темпы оформления в лабораториях приказов по новым должностным окладам.
В Лаборатории ядерных проблем завершено создание производственного участка для изготовления образцов аэрогеля диоксида кремния с размером до 210 мм в диаметре. Это позволяет создавать на их основе черенковские счетчики больших размеров для использования в современных физических экспериментах.
Совместная ОИЯИ – ЦЕРН постоянная выставка “Наука, сближающая нации” проходила с 3 по 12 мая во Дворце наций Женевского отделении ООН.
Многочисленные издания “Кто есть кто” пользуются во всем мире огромной популярностью. Вот и этой книге суждена долгая жизнь. Ее первыми читателями стали члены Ученого совета: в канун зимней сессии 1999 года вышел из печати в издательском отделе информационно-биографический справочник, подготовленный Марией Георгиевной Шафрановой.
После беспрецедентно снежного и холодного мая в Дубну в начале июня пришло долгожданное тепло. Одна из главных научных новостей, подробно обсуждавшихся в первый день работы Ученого совета, – состояние дел на нуклотроне Лаборатории высоких энергий. Участники сессии присутствовали на церемонии открытия памятника академику Г. Н. Флерову.
В Белоруссии вблизи Гомеля на живописном берегу реки Сож проходила V Международная школа-семинар "Актуальные проблемы физики частиц". Организаторы этой школы – ОИЯИ и научные центры Белоруссии.
6 сентября полностью завершена сборка участка кольца нуклотрона с элементами системы медленного вывода пучка. Проведение сеанса, основной задачей которого будет получение выведенного из нуклотрона пучка, планируется с 15 по 25 сентября.
Председатель Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации Геннадий Николаевич Селезнев и сопровождающие его лица посетили лаборатории Института и осмотрели экспериментальные установки, встретились с членами дирекции и персоналом Института, руководителями города, представителями коллективов, организаций и предприятий Дубны.
За активную работу членов антикризисного штаба ОИЯИ поблагодарил директор Института В. Г. Кадышевский. Но проблем за прошедший год меньше не стало, кризис из острой формы осени прошлого года превратился в более сглаженную, но непрерывную. А это означает, что штаб продолжает действовать.
27 сентября в Москве, в большом зале Дома культуры МГУ имени Ломоносова, открылась первая часть Международной Боголюбовской конференции "Проблемы теоретической и математической физики", посвященной 90-летию со дня рождения ученого. 28 сентября пленарные и секционные заседания проходили в Математическом институте РАН имени Стеклова. 29 сентября эстафету конференции приняла Дубна – состоялось открытие мемориальной доски в память об академике Боголюбове.
ОИЯИ посетила большая делегация депутатов Национального собрания, руководителей ряда институтов и организаций Республики Словакия. Тема встречи – создаваемый совместно с Россией словацкий циклотронный комплекс.
Академический Сенат Карлова университета в Праге – старейшего университета в Северной Европе, основанного в 1348 году, 22 октября избрал в первом туре новым ректором на пятилетний срок профессора Ивана Вильгельма – члена Ученого совета ОИЯИ. Это будет 506-й ректор со времени основания университета.
В Лаборатории ядерных проблем ОИЯИ состоялась конференция, посвященная 50-летию пуска синхроциклотрона. “Первый ускоритель Дубны” – книга под таким названием, выпущенная Издательским отделом ОИЯИ, стала прекрасным подарком к юбилею.
Профессор Мирослав Фингер
"Мы не должны потерять Дубну…"
Однажды в Дубне на международной конференции по ядерной физике подошел ко мне известный американский ученый профессор Михелич: "Я знаком с работами вашего отца, это очень интересно". Каково же было его изумление, когда он узнал, что автор этих работ так молод... Он не сразу в это поверил.
– Хотя я не придаю особенного значения юбилейной суете, но круглые даты нашей жизни заставляют, хочешь ты этого или не хочешь, оглянуться назад, подумать о будущем, попытаться реалистически выстроить шкалу во времени, чтобы понять, что еще можно успеть и как это сделать лучше и быстрее. Вот для этого хороши круглые даты. Для собственной мобилизации.
Примерно с таких слов началась наша беседа с профессором Мирославом Фингером, которого знаю столько, сколько работаю в газете. «Юбилейная» тема предполагала определенный настрой на воспоминания, и вспомнил Мирослав о многом – и о своем университетском курсе в Чешском политехническом, выпустившем первых в стране физиков-ядерщиков, и о своих учителях, благословивших его «на Дубну», и о том, как пришел он к тому направлению исследований, в котором его группа остается одной из лидирующих в мире.
– Моей основной "ученической" специальностью была теоретическая физика, и когда утверждали темы дипломных работ, оказалось что претендентов на одну теоретическую тему двое – я и еще одна девушка. Пришлось уступить и взять экспериментальную тему, связанную с ядерной спектроскопией и распадом ядер. Наверное, это была судьба: когда оказался в Дубне, имея уже опыт преподавательской работы в Праге, В. П. Джелепов, К. Я. Громов и В. Г. Соловьев предложили мне заняться изучением ядер, удаленных от линии стабильности.
У нас сложилась очень хорошая группа. Когда получали результаты первых измерений, еще не осознавали, как важно все это для развития гамма-спектроскопии. Однажды в Дубне на международной конференции по ядерной физике подошел ко мне известный американский ученый профессор Михелич: "Я знаком с работами вашего отца, это очень интересно". Каково же было его изумление, когда он узнал, что автор этих работ так молод... Он не сразу в это поверил. И, конечно, мне очень повезло, что меня направляли на этом пути Джелепов, Громов, Денисов...
Мирослав, мне кажется, ваш сын не случайно избрал своей профессией физику. И вы как отец можете судить о молодом пополнении в этой науке не только по своим аспирантам. Чем, на ваш взгляд, разнятся ваши поколения?
Мое поколение больше мыслит на национальном уровне. Сыну, наверное, больше повезло, они воспитывались интернационалистами. Учился в МГУ, однокурсники – практически из всех республик тогдашнего Союза, с Запада были студенты. Этого мне не хватало в его годы: умение работать в больших международных коллективах пришло гораздо позже. Правда, грех жаловаться, работа в ЦЕРН, общение и дружба с коллегами из многих научных центров Запада сегодня играют неоценимую роль, потому что личные контакты в науке – человеческая основа любой коллаборации.
Я был и остаюсь человеком университетским. Каждый год у меня минимум два-три дипломника или аспиранта. В чешских институтах работают минимум двадцать моих бывших студентов и аспирантов, которые составляют "спиновую" коллаборацию в Чехии. Все это – "наши" люди.
Но если для вашего поколения Дубна была Меккой, то нынешняя молодежь все чаще и охотней выбирает работу в западных центрах...
Конечно, ситуация в Дубне в последние годы осложнилась. Связи со странами-участницами в силу разных причин ослабевают. А работать с ними надо значительно активнее. Я бы никогда не попал в молодые годы в Дубну без вмешательства моих учителей, которые были заинтересованы в том, чтобы мы работали на установках мирового уровня. Сейчас таких людей в Дубне, к сожалению, все меньше становится. Мы теряем традиции. Прежние директора лабораторий часто бывали в странах-участницах, читали лекции студентам университетов, были лично знакомы со многими профессорами и старались поддерживать эти контакты, приглашать к себе молодежь.
Сегодня ряд стран-участниц ОИЯИ одновременно являются членами ЦЕРН. Прежде чешские ученые сотрудничали с церновскими коллегами через Дубну, и это сотрудничество на всех уровнях было признано весьма эффективным. Те, кто прошел через первый крупный совместный эксперимент NA-4, это самые опытные специалисты, которые сегодня составляют основу коллектива чешских физиков в ЦЕРН. Закалка, полученная в дубненской коллаборации, – это, прежде всего, умение эффективно использовать внутренние ресурсы. И, конечно, меня, как и многих, очень волнует развитие сотрудничества и с Дубной и с ЦЕРН. Суммарный взнос Чехии в эти центры составляет для бюджета страны немалую сумму. Решение принимается на государственном уровне и иным образом получить такие деньги невозможно. И мы должны очень дорожить такой возможностью. Не дай Бог, начнем противопоставлять Дубну и ЦЕРН – потери будут необратимыми.
И какие выводы для себя вы пытаетесь сделать в этой непростой ситуации?
Сейчас финансирование науки во многом зависит от того, как ученые могут использовать результаты своей деятельности для создания высоких технологий в промышленности, медицине, иных областях. В нашей небольшой стране надо выбрать такие направления исследований, которые можно развивать на мировом уровне. Только такие страны, как США или Россия, могут позволить себе развивать множество направлений науки. Наша задача – не ограничивать себя узкими подходами к избранной области исследований, а стараться участвовать и привлекать молодежь к мультидисциплинарным проектам, которые развиваются и в ЦЕРН и в Дубне. Пока, к сожалению, между отделениями наших университетов существует скорее конкуренция, чем сотрудничество. Например, во всей Чехии около десятка профессоров по ядерной физике, и те средства, которые выделяет государство на наши исследования, можно использовать вполне эффективно, не говоря уже о географическом положении страны в центре Европы.
И все же, есть два подхода в странах, которые одновременно участвуют в ОИЯИ и ЦЕРН, это "или-или" или "и-и". Вы на чьей стороне?
А разве это не ясно из всего контекста нашего разговора? Мы должны найти свое место в мировом сообществе, и при этом не противопоставлять, а объединять все возможные пути развития. Думаю, это касается всех стран, которые являются одновременно участницами и ОИЯИ и ЦЕРН, – Болгарии, Польши, Словакии и Чехии. Ведь у Дубны есть своя специфика, есть научные области, которые не перекрываются в ЦЕРН и привлекают сюда ученых. Но для этого надо иметь в Дубне один-два проекта, которое обещают интересное научное будущее. Например, когда профессор Ю. Ц. Оганесян докладывал на Ученом совете ОИЯИ о проекте DRIBs , – многим было ясно, что это перспективный проект и, более того, в его осуществлении многие страны-участницы и неучастницы могут принять самое непосредственное участие своими технологиями и разработками. Или проект COMPASS в ЦЕРН, в котором мы участвуем вместе с Дубной, готовим нашу поляризованную мишень, размещаем в чешской промышленности производство детекторов. Кроме этого есть и другие направления в других центрах, например, изготовление в Чехии черенковских детекторов и оптики для астрофизических исследований в международном проекте, который осуществляется в Африке...
Мне довелось быть единственным представителем Чехии недавно на крупной международной конференции “Физика в будущем тысячелетии”, и там шла речь не только о конкретных направлениях, которые обещают успех, но и о стратегии научного поиска. Я думал о том, что ни нам, ни нашим коллегам в других европейских странах ни в коем случае нельзя терять Дубну, ведь здесь есть такие возможности, о которых можно только мечтать. Надо только эффективнее использовать эти возможности и внутри Института и в странах-участницах...
Профессор Лучано Майани
Ключевые понятия: концентрация и развитие
Генеральный директор ЦЕРН профессор Лучано Майани в силу жесткого графика своей работы провел в ОИЯИ полтора дня, причем полдня отвел для знакомства с Институтом, поскольку этому сотрудничеству придает большое значение. В Москве он встретился в МГУ с президентом РАН академиком Ю. С. Осиповым, ректором МГУ В. А. Садовничим и другими учеными. Здесь же состоялась и его первая в рамках нынешнего визита встреча с директором ОИЯИ В. Г. Кадышевским и вице-директором А. Н. Сисакяном.
28 сентября в Дубне Л. Майани дал высокую оценку состоянию и перспективам сотрудничества. Что еще раз подтвердил в беседе с вашим корреспондентом. По дороге из Лаборатории теоретической физики в Лабораторию физики частиц. В машине.
Каковы ваши впечатления от Боголюбовской конференции, в которой вы приняли участие, от первого знакомства с Дубной?
Дубна – это очень широкое географическое и научное понятие. Это не просто исследовательские лаборатории, но существенная часть мирового научного сообщества. Это мощный научно-технический потенциал, накопленный за несколько десятилетий. Это центр научно-технического сотрудничества, особенно для тех стран-участниц, которые не обладают собственной базой для проведения широкого комплекса физических исследований. И в этом смысле мы в ЦЕРН рассматриваем ОИЯИ как существенный элемент в своей деятельности, особенно при подготовке крупных экспериментов по программе на LHC.
Что касается Боголюбовской конференции, то я хорошо знаю работы Боголюбова, многих его учеников. Это замечательная конференция. Я был рад встретить здесь людей, которых не видел очень долго. Большое впечатление произвели воспоминания о Боголюбове его коллег и учеников.
Какими вам представляются перспективы сотрудничество ОИЯИ – ЦЕРН?
У нас есть совместные рабочие планы на ближайшие пять, шесть, может быть, даже десять лет. Они связаны со строительством большого адронного коллайдера и, как мы надеемся, с последующей его эксплуатацией. Так что перспективы очень хорошие.
Какое значение вы придаете воспитанию научной молодежи?
Конечно, образование – важная часть научно-исследовательской работы. И поскольку научные исследования в ОИЯИ развиваются, естественно, необходимо развивать учебные центры, в которых ведется не только преподавание, но и широкий обмен научной информацией. И здесь большую роль, я считаю, должен играть Интернет как средство международной компьютерной связи. Мне кажется, это очень важная часть нашей общей работы. Не менее важно и создание возможностей работы с этой сетью для школьников.
Как известно, сейчас ведется подготовка к совещанию представителей стран, которые одновременно являются членами ОИЯИ и ЦЕРН. Что вы думаете об этой проблеме?
Исторически ЦЕРН был создан как совместная лаборатория западно-европейских стран, а ОИЯИ – восточно-европейских и восточных. И они хорошо выполнили свою роль. Теперь, с ростом масштабов научных проектов, отдельные страны и даже крупные лаборатории вынуждены все более концентрировать свои усилия. И поэтому сейчас наблюдается все большая концентрация стран вокруг ЦЕРН, и это даже создает для нас некоторые проблемы. Я считаю, что очень важно не сосредоточиваться только на одном центре. Дубна должна оставаться и развиваться, сохранять свою роль как еще одно место концентрации усилий для стран-участниц, которые исторически вошли в ОИЯИ. Конечно, нужно корректировать научно-исследовательские программы в соответствии с новой ситуацией, конечно, будут возникать проблемы, и мы хотим организовывать совещания и конференции, чтобы обсуждать эти проблемы. И ученые, традиционно работающие в ЦЕРН и в ОИЯИ, будут традиционно пересматривать свои программы и обмениваться мнениями и предложениями. Первый раунд такого обмена можно провести на предстоящей совместной школе ЦЕРН – ОИЯИ, которая мне кажется самым подходящим для этого местом. Поскольку это проблемы не дипломатические, а научные, ученые могут высказывать свои мнения по крупным проектам, а проекты будут в основном крупные, по совместному использованию имеющихся ресурсов. Я считаю, что всем нам нужна не одна всемирная лаборатория, а сеть исследовательских центров.
Как развиваются ваши отношения с российскими научными центрами?
В рамках создания большого адронного коллайдера у ЦЕРН и российских центров сложились очень органичные отношения. Российские лаборатории участвуют в создании отдельных частей этой установки, в качестве примера могу назвать Будкеровский институт в Новосибирске, где создаются очень важные части LHC. Еще один важный участок сотрудничества ЦЕРН с российскими институтами и университетами – проектирование и изготовление детекторов для LHC. И даже несмотря на такие сложные условия в России, как сейчас, мы всемерно стремимся поддерживать и укреплять наши отношения с российскими лабораториями, чтобы не потерять очень важный интеллектуальный вклад, который вносят российские ученые в наш проект. И я надеюсь, что это нам удастся .
С этими словами генеральный директор ЦЕРН вышел из машины и направился в Лабораторию физики частиц...
Часовой на пульте ускорителя
Владислав Николаевич Перфеев – один из неизменных "часовых" на пульте ускорительного комплекса Лаборатории высоких энергий. К началу нового века он остался в лаборатории одним из немногих ветеранов, которые бессменно с 1953 года работают в сменах на ускорителе. А коль скоро – часовой, должно быть и ружье.
...Если на стене в первом акте висит ружье, в последнем оно должно обязательно выстрелить.
И еще одно. Несмотря на нескончаемую оружейную канонаду в так называемом новостном эфире. И в так называемой мирной жизни. В некоторых случаях тезис: "Теперь нам не надо бояться человека с ружьем", – остается справедливым.
Драматургия человеческой жизни зависит от разных обстоятельств. В 1947 году Владислав Перфеев поступил в Ленинградский электротехнический институт, а закончил в 1953-м Ленинградский политехнический, по специальности "техническая физика". Поворот судьбы случился на третьем курсе, когда в стране шел набор студентов для специализации по ядерной физике.
С дипломом в кармане три дня в Москве в мучительном ожидании и неизвестности: куда распределят? При распределении вместе с Анатолием Михайловым, однокурсником, а потом в течение многих лет в Дубне – коллегой, попросились к Векслеру. Книги его были для студентов настольными. Просьбу учли. На проходной ФИАНа кадровик на вопрос: "Где будем работать?" – ответил: "Здесь".
"Здесь" оказалось не так близко. И все же не столь далеко, как где-нибудь в номерном Челябинске. Готовясь на всякий случай в дальнюю дорогу, собрал Владислав большой рюкзак и взял старое отцовское ружье. О ружье потом. Отдельно. А дорога в ТДС-533 (что расшифровывалось как "техническая дирекция строительства") была такая. Часа два до Дмитрова на поезде. Столько же в маленьком автобусе, битком набитом. И еще километра три пешком. Было это холодным летом 53-го. А в конце не очень холодной зимы 99-го и в канун своего юбилея Владислав Николаевич делится некоторыми сокровенными мыслями-воспоминаниями.
– Начинали мы с Анатолием Ивановичем в группе Константина Васильевича Чехлова, которая занималась электронными разработками. Потом в группе управления. Здесь собрались специалисты разного профиля, но объединяло их одно – очень высокая квалификация каждого. Традиции остались. Есть сейчас на пульте молодежь, значит, есть кому их передать.
Сложное нынче время. На нуклотроне всего второй сеанс за год. Очень напряженный и ответственный. А что такое два сеанса – ускорительщики хорошо знают. Ведь вывести нуклотрон на режим – как минимум, четверо суток. Вот, если бы месяцами работали, как раньше на синхрофазотроне, тогда была бы наука!
Степеней и научных званий у меня нет. Разве что медаль "Ветеран труда". Мы же эксплуатационный персонал. С защитами в группе туго. Есть диплом университета марксизма-ленинизма. Но мне и тогда многое было непонятно. И так и не понял до конца. Но остались в памяти люди того поколения. Такие, как отец и дядя, на которого я всегда мечтал быть похожим. Когда-то он много рассказывал мне о Кирове, которого хорошо знал, и вся его жизнь была образцом бескорыстного и честного служения идее.
Ружье отцовское, которое Владислав привез в Дубну, в его охотничьих руках и до сих пор. А кроме охоты, увлекался он парусным спортом, играл в ДУСТе , до сих пор собирает марки – "в основном, по хронологии, не по темам", уже больше двадцати лет занимается йогой. Супруга Ада Алексеевна эти занятия поощряет: "Знаете, Слава несмотря ни на что каждое утро с шести до семи приступает к своим занятиям. Выпивает мелкими глотками стакан горячей воды, делает упражнения, десять минут стоит на голове без всякой стенки. А еще практикует раздельное питание по Семенову...".
– Что пожелать коллегам в такое нелегкое время, но в канун нового года? Конечно, здоровья! И еще – здоровья! И, конечно, семейного счастья: мое самое большое богатство – это моя супруга.
И в этом месте нарушим хронологическую последовательность нашего повествования, допустим исключение из правил, чтобы представить читателям одного из специалистов нового поколения.
PS. Новая смена в смене на нуклотроне
Уже спустя пять лет после нашей встречи с Перфеевым, и тоже незадолго до Нового года, состоялась другая – там же, на пульте, когда завершился сеанс на нуклотроне Лаборатории высоких энергий. А завершавшийся год был объявлен ЮНЕСКО Годом молодежи. Начальнику смены ускорителя Андрею Бутенко в этом году исполнилось тридцать лет.
– Я пришел в лабораторию... геодезистом, когда возникла необходимость в прецизионных измерениях на кольце ускорителя, каналах транспортировки пучка. Занимался юстировкой около года, а потом В. А. Михайлов стал постепенно привлекать меня к аналитическим расчетам ускорительных систем. В моем дальнейшем становлении как специалиста по ускорителям сыграл свою роль И. Б.И ссинский, который направил меня в команду А. С. Водопьянова и И. Н. Мешкова в то время, когда прорабатывались варианты переноса в Дубну ускорителя из Амстердама. Двухнедельная практика работы на этом ускорителе в качестве оператора мне очень много дала. На пульте нуклотрона работал вместе с В. И. Волковым, потом с А. Д. Коваленко, и вот уже два года, как мне доверили руководить сменой самостоятельно. В общем, получилось так, что жизнь сама расставила приоритеты.
Не трудно молодому относительно специалисту руководить "зубрами", которые начинали еще на синхрофазотроне?
Почему трудно? Наоборот! Наши "дедушки" в сменах – это гвардия, на которой держится лаборатория.
А что будет, когда старая гвардия на пенсию уйдет?
Трудно будет без них. Но ведь у нас и молодежь подрастает. И в этом смысле очень важно, что в Дубненском филиале МИРЭА есть кафедра И. Н. Мешкова. Мы уже присматриваемся к некоторым способным старшекурсникам. Что касается молодежи, Василий Андреев уже давно стал классным специалистом, Женя Фролов делает большие успехи, год назад Кеша Карпов тоже в нашей комнате обосновался, очень способный парень.
Андрей, а нештатных ситуаций во время сеанса хватает?
Так ведь комплекс нуклотрона – это огромный живой организм. Конечно, всякие неполадки случаются, иногда предсказуемые, иногда нет... Но, наверное, я потому тут и "прижился", что всегда имел склонность к "железу", к технике. И у нас все здесь такие.
К Объединению молодых ученых и специалистов вы имеете какое-то отношение?
Это хорошо, что вы о нем спросили. Думаю, что это нужная и полезная организация. Понимаете, иногда к молодежи, которая приходит в Институт, относятся... ну, несколько свысока, что ли. А своя организация – это конференции, доклады, публикации, которые помогают быстрее адаптироваться к научной жизни. Чем могу, помогаю. Экскурсию в ЛВЭ организовать, например. 29 декабря в нашем буфете в ЛВЭ мои коллеги, молодый специалисты, проводят свой новогодний вечер...
Каковы ваши жизненные ценности?
Семья – жена и дочь. Свобода и независимость – в том смысле, чтобы не подчиняться жестким схемам. Я, например, и за руль когда-то сел, чтобы не быть привязанным к расписаниям железнодорожного и общественного транспорта. И мы каждый год с семьей проводим недели две на Медведице и на Волге. А в этом году на юг съездили – сказочное было путешествие! На работу могу прийти в семь утра, а уйти в три ночи. И все будет сделано. Но только в режиме "свободного полета".
2000. Хроника событий
Федеральный закон "О ратификации Соглашения между Правительством Российской Федерации и Объединенным институтом ядерных исследований о местопребывании и об условиях деятельности Объединенного института ядерных исследований в Российской Федерации", который был принят Государственной Думой 3 декабря 1999 года и одобрен Советом Федерации 22 декабря 1999 года, подписан исполняющим обязанности Президента России Владимиром Путиным 2 января 2000 года под №39-ФЗ и опубликован в “Российской газете” (№4, 6 января 2000 года).
Директор Института В. Г. Кадышевский 20 января объявил своим приказом 26 марта – День основания Объединенного института ядерных исследований нерабочим днем во всех подразделениях Института.
Первая группа студентов из Словакии, обучавшихся в Учебно-научном центре и проходивших преддипломную практику в лабораториях ОИЯИ, успешно защитила свои дипломные работы на факультете электротехники и информатики Словацкого технического университета (Братислава).
В Лаборатории физики частиц ОИЯИ был успешно завершен первый этап испытаний прототипа системы подавления поперечных колебаний пучка большого адронного коллайдера (LHC, CERN). Работа была выполнена специалистами лаборатории в соответствии с трехсторонним соглашением ЦЕРН – ОИЯИ – РФ.
21 марта в конференц-зале ЛВТА собрались друзья, коллеги, ученики, близкие и родные Николая Николаевича Говоруна, чтобы отметить 70-летие со дня его рождения.
В рамках проекта “Электронная библиотека ОИЯИ”, финансируемого РФФИ, в Лаборатории вычислительной техники и автоматизации ОИЯИ начаты работы по созданию программного обеспечения для организации электронной коллекции информационных ресурсов, накопленных в ОИЯИ с момента основания Института.
26 мая на Общем собрании Российской Академии наук состоялось избрание новых действительных членов и членов-корреспондентов РАН. Среди вновь избранных академиков – директор ОИЯИ Владимир Георгиевич Кадышевский.
Специальное заседание Ученого совета ОИЯИ было посвящено 40-летию научных исследований на пульсирующих реакторах. Оно проходило в филиале НИИЯФ МГУ в Дубне. В его программу вошли открытие памятника Дмитрию Ивановичу Блохинцеву, научный доклад профессора В. Л. Аксенова, выступления представителей научных центров стран-участниц.
В ДК “Мир” открылась одна из крупнейших конференций в области физики частиц “Неделя ATLAS”. В Дубне собрались более 300 ученых и инженеров более чем из 30 стран мира.
На проведенном Лабораторией нейтронной физики международном семинаре “40 лет первому пульсирующему реактору ИБР” не раз звучали слова доброй памяти об основателе и первом директоре лаборатории Илье Михайловиче Франке.
В эти горячие летние дни ускорительный комплекс Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова работает по программе синтеза сверхтяжелых элементов. В реакции слияния ядер кюрия-248 и кальция-48 зарегистрирован распад нового атома 116-го элемента.
Решением Совета депутатов Дубны от 20 июля звание “Почетный гражданин города Дубны присвоено Леониду Петровичу Зиновьеву, выдающемуся ученому, доктору технических наук, профессору, лауреату Ленинской премии, начальнику отдела Лаборатории высоких энергий ОИЯИ.
Большим событием в спортивной и общественной жизни Дубны стал 1-й теннисный турнир памяти российских физиков братьев Джелеповых. Дубненский турнир вошел в серию соревнований с участием представителей политической, научной и артистической элиты, с юмором названных “Большая шляпа”.
6 сентября начала работу Международная конференция "Современные проблемы радиобиологии, радиоэкологии и эволюции", посвященная 100-летию Н. В. Тимофеева-Ресовского.
В Доме ученых ОИЯИ состоялся вечер ветеранов Отдела новых методов ускорения, который многие годы возглавлял профессор Владислав Павлович Саранцев. Вечер был посвящен его семидесятилетию.
Указом Президента Российской Федерации за заслуги в научной деятельности присвоено почетное звание “Заслуженный деятель науки Российской федерации” Заневскому Юрию Вацлавовичу – начальнику сектора Лаборатории высоких энергий; Смирнову Анатолию Алексеевичу – начальнику отдела этой же лаборатории.
Указами Президента Российской Федерации ряд сотрудников Лаборатории ядерных проблем отмечен государственными наградами: Орденом Почета – Громов Кирилл Яковлевич – главный научный сотрудник; Орденом Дружбы –
Жуков Василий Александрович – ведущий научный сотрудник; Сороко Лев Маркович – старший научный сотрудник. За заслуги в научной деятельности присвоить почетное звание “Заслуженный деятель науки Российской Федерации”: Волкову Михаилу Константиновичу – начальнику сектора; Ефимову Гарию Владимировичу – начальнику сектора; Кузнецову Анатолию Алексеевичу – советнику при дирекции ОИЯИ.
27 октября в Лаборатории информационных технологий ОИЯИ состоялся торжественный семинар, посвященный 90-летию Михаила Григорьевича Мещерякова.
В ответ на сообщение о присуждении Нобелевской премии по физике академику Жоресу Ивановичу Алферову и двум его американским коллегам 11 октября дирекция ОИЯИ направила лауреату поздравительную тереграмму от интернационального коллектива Института.
В Лаборатории теоретической физики состоялась церемония открытия памятной доски профессору Вадиму Георгиевичу Соловьеву.
На заседании Президиума Российской Академии наук научный руководитель Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова член-корреспондент РАН Ю. Ц. Оганесян выступил с научным докладом, посвященным синтезу новых элементов.
Приказом директора ОИЯИ от 25 декабря лабораториям, ОРРИ, УНЦ и Управлению Института в части, финансируемой из бюджета ОИЯИ, базовый месячный фонд заработной платы увеличен на 25 процентов. Минимальный размер оплаты труда в ОИЯИ установлен с 1 января 2001 года в размере 200 рублей в месяц.
Татьяна Жабицкая
О праве на ошибку, ответственности и творчестве
…Как ни удивительно, Татьяна почти слово в слово повторила мне то, о чем 14 лет назад говорил ее муж. Она произнесла простые и удивительные слова: "строительство семьи". А впрочем, и работу свою она строит так же. Мне так кажется. Порядок и уют в ее отделе – дело хозяйское, в изначальном значении этих слов.
Дверь кабинета начальника издательского отдела всегда открыта. Сотрудники заходят сюда в любой момент, неважно, кого принимает в это время начальник. Здесь так заведено: производственные вопросы оперативно решаются по первому приоритету. Да и как же иначе? Есть план, есть график и есть технологический процесс. И за все время практически не было случая, чтобы отдел не выполнил свои обязательства перед заказчиком.
Татьяна Яковлевна, один классик назвал жизнь борьбой, и в этом определении что-то есть. Во всяком случае, последние несколько лет жизни вашего отдела, мне кажется, это доказывают...
Да, трудностей на нас свалилось немало. Но ведь мы же сами этого хотели. Вообще, главная трудность – это совместить желаемое с возможным. Очень много было задумок, было и есть желание многое изменить, чтобы приблизиться к современному уровню малотиражного полиграфического производства. И сроки предельно сжаты. Ты же помнишь эпопею капремонта, нашего переезда в новые помещения. Электрики нам говорили, что придется месяца на три остановить производство. А мы параллельно с переездом выпускали продукцию, получили новое оборудование и осваивали новые технологии. И остановка была не на три месяца, а всего на три дня...
...Собственно говоря, первый вопрос в моих "домашних заготовках" был довольно незамысловатый: из чего складывается рабочий день начальника издательского отдела. Но, освоившись в окружающей обстановке, я его задавать не стал, потому что жизнь сама давала ответы. И хотя дверь, против обыкновения, была все-таки прикрыта, люди заходили, и тогда мы прерывали нашу беседу. Печатница принесла обложку книги воспоминаний о Николае Николаевиче Говоруне, посоветоваться насчет цвета. Мне цвет очень понравился – натуральный малахит. "По-моему, тоже хорошо, – удовлетворенно сказала Т.Я. И, уже обратившись к печатнице, – Только добавьте еще немного черной краски, а то при печати желтая подложка может проявиться".
А что читаете самым дорогим, самым ценным в вашей работе? – таким был следующий вопрос, и ответ, казалось мне, подразумевался сам собой. Думалось о достижении цели, о том, что вся эта печатная продукция служит продвижению научных идей и результатов Дубны, повышению престижа Института в мировом научном сообществе... Но, как это часто бывает, Т.Я. разом перечеркнула мои умопостроения:
– Самое дорогое сотрудники. Самое ценное сотрудники. Коллектив у нас значительно обновился. Уже в мое время пришли в отдел пятнадцать человек. Хорошо помню, как выпускницы дубненских школ устраивались на работу – смотрят на тебя большими глазами, ну, натуральный детский сад! А сейчас уже две из них окончили университет печати, получили очень нужные для нас специальности инженера-технолога и технического редактора. Одна девочка поступила на заочное отделение полиграфического колледжа, две учатся на третьем курсе вечернего отделения Тверского университета...
Но ведь есть в отделе и сотрудники, которые еще работали с "МихМихом" Лебеденко, отцом-основателем. Не трудно было с ними в первое время? Учиться приходилось, в том числе и у них?
Учиться надо всегда. Тем более, что каждый имеет право на ошибку. Ошибок не надо бояться, надо уметь анализировать их причины и творчески подходить к любому делу. Как ты понимаешь, наше производство – это непрерывный технологический процесс, в котором каждое звено играет свою роль. Оборвется звено в цепочке – и общий труд идет на смарку. Поэтому от каждого сотрудника на каждом рабочем месте требуется ответственность. И самостоятельность, конечно.
Вот, помню, был такой случай. Надо было воспроизвести фотографии для одного из сборников. А это довольно сложный процесс: копирование, фотолаборатория, печать... И каждый уверен: на его участке порядок. Пришлось приглашать специалистов из ВНИИполиграфии, они провели у нас неделю, во всем разобрались, и процесс, что называется, пошел, растр при печати получился на уровне технических требований. Возвращаясь к твоему вопросу, скажу, что самые опытные сотрудники, много лет своей жизни отдавшие отделу, – это наш золотой фонд. Но надо добавить, что и молодежь им уже во многом не уступает, потому что современные методы, технологии, конечно же, осваивают в первую очередь молодые сотрудники.
А помнишь, в былые времена продукция издательского отдела завоевывала призы и премии НТО малой полиграфии, много было разных профессиональных семинаров? Как теперь с этим?
НТО в прежнем виде уже не существует, но профессиональное общение, тем не менее, поддерживаем. Только теперь уже на других уровнях – выставки, презентации, взаимный обмен опытом и продукцией с коллегами в Гатчине, Протвино. ВНИИполиграфии в прежнем виде тоже не существует, раздробился на разные коммерческие предприятия, но прежние контакты со специалистами и экспертами сохранились. С переводом производственного процесса на ЭВМ сместились акценты и в методах нашей работы, все большую роль играет компьютинг, и здесь неоценимую помощь оказывают специалисты ЛВТА.
...Трудовые будни начальника издательского отдела между тем продолжались. Начальник сектора научно-технической информации Борис Старченко пришел с обложкой сборника материалов круглого стола "Россия в ОИЯИ", который проходил в рамках зимней сессии Ученого совета. Обсудили графическое решение, а попутно и некоторые наши общие проблемы. Что ни говори, а в информационно насыщенном нашем мире оперативность и качество полиграфической продукции играет не последнюю роль в повышении престижа центра, в формировании его, как теперь принято говорить, имиджа в мировом научном сообществе. И здесь как-то кстати оказался следующий вопрос. Довольно банальный вопрос. Но по существу:
Каковы, Татьяна Яковлевна, ваши творческие планы?
Об этом можно говорить очень долго. Сосредоточусь на главном. Последние годы мы много внимания уделяли приобретению нового современного оборудования. Для этого дирекция выделила немалые средства. Имея общую стратегию модернизации, тактические вопросы мы решали по мере поступления средств, постепенно меняя узловые звенья в нашей технологической цепочке. Порой шли на откровенный риск. Сейчас вижу, что риск был оправдан. Осталось поставить точку над "i", и это очень важная точка – приобретение новой печатной машины с возможностью печатать красочные постеры размером 50 х 70 сантиметров.
В работе с авторами препринтов наметилась новая тенденция. Благодаря Интернету, который позволяет наиболее оперативно информировать коллег в мире о новых научных результатах, количество препринтов сокращается. Но увеличивается их объем (от среднестатистических восьми до 20-30 страниц). С этого года начинаем работу над полнотекстовой базой данных. Это требование времени. Многие западные институты уже отказались от печатания препринтов, перешли на электронные базы данных и прислали в Дубну извещения, что отказываются принимать препринты по почте. Здесь очень много зависит от нашего сотрудничества и взаимопонимания с авторами препринтов – стремление к единообразию в оформлении электронных публикаций и многое другое.
Мы стали выпускать в электронном виде журнал ЭЧАЯ , который с этого года будет выходить под новым названием “Письма в ЭЧАЯ”, готовимся к созданию электронной версии "Кратких сообщений ОИЯИ" и "Новостей ОИЯИ", готовим полные электронные версии этих изданий. Особенно большой объем работы связан с переносом на электронные носители информации журнала ЭЧАЯ за последние 30 лет.
...Хотя и задумывалась эта беседа в нашей доброй старой рубрике "деловой разговор накануне праздника", хотя и прерывался чисто деловой разговор чисто деловыми встречами, телефонными звонками, мини-совещаниями и другими разного рода отвлечениями, я хранил и хранил следующий вопрос "на сладкое". А на самом деле ответ на него был заранее известен всем, кто хоть немного знаком с семьей Жабицких: "Что для тебя (не буду лукавить, конечно, не "для Вас") твоя семья?" - "Моя семья для меня - все". И здесь не было неожиданности, потому что 14 лет назад в канун 8 Марта я брал интервью у многодетных отцов, среди которых был Вячеслав Михайлович Жабицкий, в ту пору начальник группы ОНМУ. Думаю, главный ученый секретарь Института и сейчас не откажется от своих слов:
– Когда у нас родился Олег, на родине Татьяны, в Средней Азии, один почтенный человек говорил примерно так: "Ты еще не отец. Видишь, тебя сын по имени называет (и точно, он считал меня и Татьяну на равных, обращался к нам точно так же, как и мы друг к другу). Вот когда появится второй – станешь отцом". Так и получилось. Наши взаимоотношения с сыновьями почти сразу поднялись на следующую степень. Двое это тот минимум, который уравновешивает проблему отцов и детей. А с появлением третьего спор решается в пользу будущего...
Многое нас объединяет, но главное в нашем мужском коллективе – это отношение к нашей маме. Мы с Татьяной знакомы со студенческих лет, и всегда она отличалась оптимизмом. Ее отношение к жизни для нас как камертон, переводящий все шумы в самое высокое и чистое звучание.
Для меня на первом месте работа, для Татьяны – семья. Может быть, дело в том, что сама она выросла в семье, где было шесть детей. Не знаю. А наш главный принцип: все делать вместе. Какое же это удовольствие – вместе провести отпуск: Совершенно не понимаю людей, которые стремятся "отдохнуть" от семьи!
…Как ни удивительно, Татьяна почти слово в слово повторила мне то, о чем 14 лет назад говорил ее муж. Она произнесла простые и удивительные слова: "строительство семьи". А впрочем, и работу свою она строит так же. Мне так кажется. Порядок и уют в ее отделе – дело хозяйское, в изначальном значении этих слов.
У вас есть (я снова перешел на "протокол") любимый девиз?
Dum spiro spero (пока дышу – надеюсь). Я себя в жизни определяю как оптимистку. Это нормально, когда у человека хорошее настроение. Нормально.
Свой день рожденья Татьяна отметила за неделю до 8 марта, первого числа первого весеннего месяца. Было много цветов и подарков. От начальства. От коллег. От авторов. Готов поспорить, что все-таки самые дорогие подарки – от детей и мужа. А точнее – самые душевные.
Академик Владимир Георгиевич Кадышевский
“Нам удается не просто выживать, но и продвигаться вперед”
Мы очень хотим, чтобы эта дата (День основания ОИЯИ) осталась в памяти будущих поколений ученых, которым суждено работать в Дубне, и поэтому решили широко отмечать ее каждый год. Разумеется, это связано с недавней ратификацией Соглашения ОИЯИ – Россия.
Легкая новогодняя эйфория, навеянная магией круглой даты конца тысячелетия, очень скоро сменилась трудовыми буднями: старый новый год совпал с проведением сессии Ученого совета, после Святого Валентина состоялось заседание Финансового комитета, а на первой великопостной неделе в Доме международных совещаний проходит заседание Комитета Полномочных Представителей правительств государств-членов ОИЯИ.
Владимир Георгиевич, в чем, на ваш взгляд, состоит специфика нынешнего заседания КПП?
К такому важному для Института форуму мы обычно стараемся завершить какие-то важные этапы, чтобы было что сообщить уважаемому собранию. Таких этапов в этом году несколько. Безусловно, всеобщее внимание в странах-участницах привлекло то, что Соглашение между Правительством России и Объединенным институтом ядерных исследований ратифицировано и 2 января и. о. Президента России В. В. Путин подписал Федеральный закон о ратификации Соглашения.
Значение этого документа для нашего Института трудно переоценить. Ученый совет ОИЯИ назвал Федеральный закон документом огромной важности и отметил, что он будет играть позитивную роль в дальнейшем развитии ОИЯИ как международного научно-исследовательского центра. И, поскольку международно-правовой статус ОИЯИ был подтвержден на самом высоком уровне, это может стимулировать появление в институте новых стран-участниц…
Судя по повестке, участники сессии не будут замкнуты в стенах конференц-зала – планируется знакомство в Лаборатории высоких энергий с результатами работ по осуществлению медленного вывода пучка из нуклотрона, посещение других лабораторий...
Да, это традиционный принцип в проведении КПП: лучше один раз увидеть... А осуществление медленного вывода – это одно из важнейших научных событий конца прошлого года. Мы давно ожидали вывода пучка из нуклотрона в экспериментальный зал, где находятся установки пользователей ряда научных центров. Благодаря энтузиазму и усилиям ученых, инженеров и рабочих Лаборатории высоких энергий 29 декабря 1999 года медленный вывод пучка был осуществлен. В этом году будут продолжены работы по освоению систем медленного вывода пучка на нуклотроне, начнутся эксперименты. Уверен, что наши экспериментальные возможности в исследованиях по релятивистской ядерной физике получат новый импульс.
Еще один факт, о котором мне будет приятно напомнить участникам сессии, – завершение испытаний на ИБР-2 в ЛНФ уникального криогенного замедлителя на основе твердого метана. С вводом этого устройства поток холодных нейтронов оказывается в 3 – 4 раза выше, чем на лучшем до настоящего времени источнике холодных нейтронов на установке ISIS в Англии. На ИБР-2 появились новые возможности для исследования соединений со сложными структурами, что особенно важно для биологии, физики полимеров, материаловедения, фармакологии.
Названные здесь примеры и еще целый ряд других говорят о том, что нам удается не просто выживать, но и продвигаться вперед. И наши достижения могли бы быть еще более впечатляющими, если бы институт финансировался в полном объеме, а не в размере 60 процентов от планируемого бюджета, как это было в прошлом году.
Положительную роль в управлении Институтом играют оперативные совещания для руководителей департаментов, которые проводят вице-директора ОИЯИ А. Н. Сисакян и Ц. Вылов. Их задача заключается в том, чтобы довести до экономических и управленческих служб политику дирекции, создать наиболее благоприятные условия для проведения научных исследований.
Добавлю к сказанному то, что благодаря достаточно жесткому подходу к экономии ресурсов нам удалось в прошлом году повысить в среднем в два раза жалованье сотрудникам Института. Это пока еще не компенсирует все последствия августовского кризиса 1998 года. Поэтому продолжает работать антикризисный штаб под руководством А. Н. Сисакяна, который оперативно решает многие экономические вопросы.
О каких новых элементах программы реформирования Института можно говорить сегодня?
В 1999 году, помимо уже известной централизации управления базовыми установками, мы стали практиковать централизованное управление финансовыми потоками. Ограниченные и нерегулярные поступления взносов от стран-участниц вынудили дирекцию принимать конкретные решения по адресному финансированию приоритетных работ.
В довольно стесненных финансовых условиях дирекция, тем не менее, приняла решение увеличить продолжительность экспериментальных сеансов на базовых установках ОИЯИ. Еще два года назад мы могли обеспечить только 50 процентов планируемого времени работы этих установок. По результатам прошлого года различия между планом и фактом зачастую были в пользу факта. Суммарное время экспериментальных сеансов значительно возросло, например, на циклотроне У-400. Таким образом мы создавали благоприятные условия для коллектива дубненских ученых, осуществлявших синтез нового химического элемента с номером 114. Это открытие, указывающее на существование "острова стабильности" сверхтяжелых ядер, получило большой резонанс в мировом научном сообществе.
Каким образом в научных планах Института на 2000 – 2002 годы учитывается "интернационально-индустриальный" характер современных фундаментальных ядерно-физических исследований?
Я бы ограничил свой ответ на этот вопрос несколькими, наиболее яркими, на мой взгляд, примерами. Думаю, вам уже известно, что 10 февраля генеральный директор ЦЕРН профессор Л. Майани объявил об открытии в ядерных столкновениях нового состояния материи, которое могло существовать на ранней стадии развития Вселенной. Этот вывод основывается на анализе данных, полученных на ядерных пучках одного из церновских ускорителей. Ученые и специалисты ОИЯИ – три группы ЛВЭ внесли существенный вклад в получение этих результатов.
Эстафету исследований ныне принимает Брукхейвенская национальная лаборатория, где начинаются эксперименты на вновь созданном коллайдере релятивистских ядер и поляризованных протонов RHIC. Научная программа на RHIC тесно связана с программой ЛВЭ в области релятивистской ядерной физики и исследований поляризационных эффектов, дополняя ее в новой области энергий. Я хочу особо подчеркнуть, что основы релятивистской ядерной физики и изучения спиновой структуры ядер при высоких энергиях были заложены в Дубне в работах академика А. М. Балдина. По его инициативе и под его руководством для экспериментальных исследований в области ядерной физики был создан нуклотрон. В конце февраля мы с А. Н. Сисакяном посетили БНЛ и встретились с директором лаборатории профессором Дж. Марбургером. Дирекция БНЛ отметила вклад Дубны в эксперимент STAR на коллайдере RHIC. В 2000 году планируется начать обработку данных с детектора STAR. Мы говорили с нашим американским коллегой не только о перспективах сотрудничества с Брукхейвеном, но и обсуждали более общую программу участия США в деятельности ОИЯИ – в том духе, как мы сотрудничаем с Германией. Профессор Дж. Марбургер выразил готовность содействовать подписанию Соглашения между ОИЯИ и Министерством энергетики США, которое было бы аналогично ныне действующему Соглашению ОИЯИ – BMBF . Сейчас сотрудничество ОИЯИ с американскими учеными охватывает примерно 20 научных направлений.
ОИЯИ продолжит активно участвовать в экспериментах по физике частиц в Протвино, на крупнейших ускорителях зарубежных научных центров, в частности, в ЦЕРН. В церновском эксперименте ДИРАК интеллектуальный вклад физиков Дубны носит определяющий характер. Руководит экспериментом профессор Л. Л. Неменов, и экспертная оценка, которой эти работы недавно удостоились в ЦЕРН, предельно лаконична: "Блестящий прогресс!".
Отдельно следует сказать о сотрудничестве ОИЯИ с уже упоминавшимся BMBF. Сегодня ОИЯИ сотрудничает с 67 институтами и университетами в 46 городах Германии. В BMBF принято решение об увеличении взноса на совместные проекты: в 2000 году он составит 2 миллиона 40 тысяч немецких марок.
Владимир Георгиевич, День рождения Института – 26 марта впервые объявлен официальным праздником нашего международного центра. Какими соображениями вы при этом руководствовались?
Мы очень хотим, чтобы эта дата осталась в памяти будущих поколений ученых, которым суждено работать в Дубне, и поэтому решили широко отмечать ее каждый год. Разумеется, это связано с недавней ратификацией Соглашения ОИЯИ – Россия. Между прочим, единогласная ратификация документа в Госдуме, по-моему, подтверждает то, что Россия гордится честью быть страной местопребывания нашего международного центра.
Официальное празднование Дня основания ОИЯИ совпадает, как известно, с президентскими выборами в России. Связываете ли вы какие-то надежды на изменение отношения в этом государстве к науке с приходом нового президента?
Да, связываю. Как доверенное лицо кандидата в президенты Владимира Владимировича Путина я присутствовал на встрече с ним 28 февраля. На меня произвели большое впечатление слова и. о. президента, содержащие его оценку роли фундаментальной науки. Цитирую по памяти: "Развитие в стране фундаментальной науки является нашим важнейшим приоритетом, это даже важнее ракет. Сейчас только две страны в мире – США и Россия имеют первоклассную фундаментальную науку, охватывающую широкий фронт исследований. Без развитой фундаментальной науки мы превратимся в страну третьего мира".
Дни и годы открытых дверей,
или О значении PR в развитии научного центра
Помню, как почти в незапамятные времена рассказывал мне вернувшийся из командировки в Дармштадт сотрудник нашего Института о традиции проводить в GSI дни открытых дверей. Приходили в эти дни в ядерно-физический центр жители Дармштадта с семьями и даже с собаками, и перед ними были гостеприимно распахнуты двери лабораторий: пожалуйста, уважаемые налогоплательщики, смотрите, куда идут бюджетные денежки! А на заре советской "перестройки" случилось событие в Лаборатории теоретической физики ОИЯИ, когда жены и дети сотрудников ЛТФ пришли в выходной день в лабораторию, и с каким же вниманием слушали и дамы и дети образцово популярную лекцию Д. И. Казакова...
Факты эти вспомнились отнюдь не случайно, а в связи со многими событиями последних лет, к которым имеет прямое и непосредственное отношение сектор по научно-информационной работе ОИЯИ, возглавляемый Борисом Старченко. Он и рассказал о некоторых направлениях работы сектора. Хотя, листая подшивки газеты последних лет, встречаешь следы этой деятельности довольно часто.
Женева, Дворец Наций, Осло, университет, Париж, штаб-квартира ЮНЕСКО, и снова Женева – выставки “Наука, сближающая нации” произвели на посетителей глубокое впечатление яркими примерами сотрудничества, которое прошло через многие испытания и проверено временем. На открытии выставки в Осло профессор Уго Амальди (ЦЕРН), подчеркивая общественно-политическое значение неформального научного союза между Востоком и Западом, сказал: “В период “железного занавеса” дверь между физиками всегда была открыта”.
И это только два небольших фрагмента, свидетельствующих о широко развернувшейся в последние годы работе, которую вполне допустимо обозначить современным понятием Public Relations. К первой фотоэкспозиции в Лаборатории ядерных реакций, открытой в день 85-й годовщины со дня рождения академика Георгия Николаевича Флерова, добавились фотогалереи в ЛВТА – посвященные истории развития вычислительной техники и памяти академика Бруно Понтекорво. В "нейтронке" открылась выставка памяти академика Ильи Михайловича Франка. В Лаборатории ядерных проблем развернута галерея и выпущен буклет к 85-летию члена-корреспондента Академии наук Венедикта Петровича Джелепова, здесь же вышел буклет к 50-летию пуска синхроциклотрона. Широко отмечалось в 1999 году в Дубне, Москве и Киеве 90-летие со дня рождения академика Николая Николаевича Боголюбова – и как память об этом событии в Киеве и Дубне остались фотоэкспозиции, посвященные жизни и деятельности выдающегося ученого. В настоящее время в фотолаборатории завершается работа над выставкой памяти члена-корреспондента АН Михаила Григорьевича Мещерякова, приуроченной к его 90-летию.
Наверное, в одном из самых современных зданий Института, которое занимают ЛВТА и УНЦ, оснащенном мощной вычислительной техникой, особенно остро чувствуется недостаток того, что можно назвать исторической памятью. Может быть, именно поэтому дирекция лаборатории уделяет такое внимание организации фотоэкспозиций. Вот мнение ученого секретаря лаборатории Татьяны Стриж:
– К нам приезжает много молодежи, и эти выставки помогают ее образованию. Помогают понять и прочувствовать атмосферу давно ушедших времен, когда "машины были большими", когда для обработки фильмовой информации использовались просмотровые столы и на вооружении сотрудников были устройства, которые надо увидеть, – представить в воображении по рассказам это невозможно. Словом, "осталось только на фотографиях". Но главное – это целый пласт нашей "оияевской" культуры: достаточно пройти вдоль стен, украшенных фотоэкспозицией, посвященной академику Понтекорво, чтобы понять, какие люди и как работали в Институте. В этом – наши корни, и мне кажется, что в дополнение к таким фотовыставкам хорошо бы издать каталоги.
Если говорить о важности пропаганды деятельности Института, то, конечно, будущее за Интернетом, и надо более серьезно и профессионально относиться к созданию соответствующих страничек в "мировой паутине", ведь, что ни говори, а это лицо Института. Здесь нужны профессионалы, которые и с любовью и с вниманием будут заниматься этой деятельностью.
Когда я попросил директора Лаборатории нейтронной физики профессора Виктора Аксенова оценить значение службы PR в современном исследовательском центре, он, первым делом, сказал: "Так это же очевидно, что здесь обсуждать?". А потом остановился на двух аспектах, играющих, с его точки зрения, особенно важную сегодня роль:
– С точки зрения исторической, гуманитарной – это необходимый элемент развития организации, семьи, государства. Прогресс невозможен без знания и усвоения истории, и все мы должны об этом заботиться. Без такой заботы просто нет будущего. И если руководители такой организации – люди интеллигентные, они сделают все, чтобы эта гуманитарная составляющая не только присутствовала, но и выполняла свое прямое предназначение: обеспечивая преемственность, вести к прогрессу. Но, наверное, это звучит несколько отвлеченно от заданной тобой темы, поэтому перейдем ко второму аспекту, более прагматическому.
Мы идем к новому веку, новому тысячелетию, а такой переход неизменно ведет к изменениям в отношении общества ко многим прежде устоявшимся представлениям. В том числе и к науке. Если ХХ век можно с полным правом назвать веком ядерной физики – именно она определила развитие естествознания, которое стало основой многих достижений нашей цивилизации, то сейчас интерес общества к физике вообще и ядерной физике в частности значительно упал. Общество больше заинтересовано в развитии биологии, фармакологии, химии, новых материалах и технологиях, то есть в конечном счете в своем благосостоянии, здоровье, обеспечении безопасных условий жизни. Конечно, мы должны с этим считаться, но это не значит, что ядерная физика, накопившая в уходящем веке огромный интеллектуальный и научно-технический потенциал, должна добровольно уступить свои позиции. Просто надо трезво оценить ситуацию и больше внимания уделять формированию общественного мнения – объяснять, доказывать, устраивать экскурсии, дни открытых дверей, привлекать средства массовой информации. В этом есть суровая, а, может быть, и приятная необходимость. И. конечно, роль PR в этих условиях неизмеримо возрастает.
Но, может быть, мнения непосредственных "заказчиков" продукции, которую выдает информационная служба ОИЯИ, недостаточно объективны? Тогда обратимся за «взглядом со стороны» к директору филиала НИИЯФ МГУ Татьяне Тетеревой:
– Работают профессионально, оперативно и потому – незаметно. Есть службы, в которых "увязаешь": дело не движется, а причины непонятны. Сектор, о котором мы говорим, я бы назвала службой быстрого реагирования. Нужен фильм об ОИЯИ для студентов – будет сегодня, нужны фотопортреты основателей филиала и ученых ОИЯИ, которые внесли огромный вклад в обучение наших студентов, – будут завтра. А если говорить о событии, к которому мы сейчас готовимся, – открытии памятника Дмитрию Ивановичу Блохинцеву, то предоставленные информационной службой Института фотоматериалы, по которым работал скульптор, сыграли очень важную роль.
Да, конечно, такую оценку трудно назвать взглядом со стороны, наоборот, ощущается острая заинтересованность «хозяйки» филиала НИИЯФ МГУ в предмете обсуждения. Так же как многих партнеров и коллег институтских «пиарщиков». Отдельный сюжет надо бы посвятить серии выставок ОИЯИ – ЦЕРН "Наука, сближающая народы", в организации и проведении которых сектор в лице Б. М. Старченко, Ю. А. Туманова, их коллег принимал самое непосредственное участие. Так же как фотоиллюстрациям к мемуарной литературе, выпускаемой ныне Издательским отделом Института, фотовыставке и буклету, тему которых можно коротко сформулировать как "Россия в ОИЯИ". Или подготовке выпусков "Новостей ОИЯИ" и Годового отчета Института – его своеобразных визитных карточек в мировом научном сообществе, красочных постеров научных конференций и информационных листов, пресс-релизов... Заслуга сектора – и в том, что в Дубну приезжают все больше журналистов, благодаря которым понятие “остров стабильности”, перешедшее из научной лексики в общественно-политическую, прочно утвердилось за ОИЯИ, а суть проводимых в Институте реформ надежно доведена до читателей, телезрителей, радиослушателей. И если вернуться к началу моего рассказа, то можно подытожить: первый день открытых дверей, который провели когда-то теоретики, благодаря этой незаметной службе превращается сегодня в целые годы открытых дверей. С чем и идем в следующее тысячелетие.
Паоло Джубеллино
Беспрецедентная итальянская защита
Вообще-то в шахматах ее, защиту, называют сицилианской. А в данном случае речь пойдет не о стандартной шахматной защите, а о нестандартной, скорее, беспрецедентной защите (14 белых шаров и ни одного черного). Но главное – соискатель из Европейской организации ядерных исследований в Женеве по своей собственной инициативе изъявил желание играть на чужом поле, а именно в России, в Дубне. То есть речь пойдет о защите докторской диссертации в спецсовете при ЛФЧ. За сим сравнение с шахматной партией отложим и перейдем к сути дела...
Из заключения диссертационного совета: "Диссертация Паоло Джубеллино посвящена одному из наиболее актуальных и быстро развивающихся направлений современной экспериментальной физики... – исследованию сильно взаимодействующей материи при высоких плотностях энергии. Представленные в ней физические результаты заложили основы этого фундаментального научного направления". Соискатель представил свою работу в виде научного доклада "Изучение рождения J/ (джи-пси)-мезона и его семейства в столкновениях тяжелых ионов в экспериментах на SPS CERN".
Три оппонента представляли три страны: Пьетро Спиллантини – родную соискателю Италию, Алексей Сисакян – Россию как территорию ОИЯИ (согласно ратифицированному договору), Геннадий Зиновьев – сопредельную Украину. По ничуть не странному совпадению, все три оппонента – как правило, главные действующие лица любой защиты, не включая судебную, нередко встречались в одном месте – на сессиях Ученого совета ОИЯИ, что никак не дает нам право заподозрить их в необъективности. Скорее, наоборот. Ведущий же заседание совета его председатель профессор Игорь Савин тщетно призывал оппонентов, согласно требованиям ВАК, указать на недостатки диссертации. Оппоненты весьма категорично утверждали, что недостатков в диссертации нет.
Профессор Сисакян вспомнил об истоках научного направления диссертанта, которые начинались около тридцати лет назад на стыке физики частиц и физики ядра, а именно – основах релятивистской ядерной физики, физики тяжелых ионов. В Дубне, Беркли и ряде других центров, начинавших новую физику, понимали что существовавшая модель ядра не может оптимально описывать силы, действующие в ядрах, которые находятся в экстремальных состояниях. "Первая ласточка" такого понимания в 70-е годы появилась в работах А. М. Балдина, В. С. Ставинского и их коллег именно в Дубне. И с этой точки зрения выбор места защиты тоже не мог оказаться случайным. Тридцать лет спустя в работах Паоло, представленных для защиты, уже шла речь об изучении нового состояния материи, называемого кварк-глюонной плазмой. Паоло фактически создал оригинальный детектор, внес определяющий вклад в анализ экспериментальных данных... Продолжение этого направления – в совместных работах с дубненскими коллегами
Тему истоков продолжил профессор Зиновьев, вспомнив конец 60-х годов, когда начинались исследования множественного взаимодействия частиц. Коллективы, которые разрабатывали тогда эту тематику, были далеко не множественными. А сегодня исследования, которые начинались в одиночных группах, продолжают огромные коллективы, к одному из которых принадлежит Паоло (в своем заключительном слове, выполняя и формальные и неформальные традиции, диссертант поблагодарит весь коллектив эксперимента NA-50, показав на прозрачке около сотни фамилий авторов). Что же касается самого диссертанта, то в дискуссии профессор Савин отметил его исключительную честность и щепетильность в подходах к постановке экспериментов, добавив к тому же: "А на самом деле, работа содержит две докторских диссертации – одну по методике, а другую по физике".
Когда члены совета приступили к процессу голосования, я взял у Паоло небольшое интервью. Первый вопрос напрашивался сам собой: почему он выбрал местом защиты Дубну?
– Здесь есть несколько причин. Во-первых, меня всегда привлекала Россия, потому что я изучал русский язык и русскую литературу. Во-вторых, в последнее время много сотрудничал с российскими коллегами – Игорем Голутвиным, Геннадием Зиновьевым (ошибку в гражданстве профессора Зиновьева оставим на совести Паоло, потому что до сих пор многие европейцы не оставляют привычки называть Россией все европейское пространство бывшего Союза)... Эти выдающиеся ученые стали как бы частью моей семьи (здесь переводчик Светлана Чубакова намекнула на Палермо, а я тут же на Кремль, но Паоло, улыбаясь, сказал, что ни сицилианская семья, ни бывшая кремлевская с его научной семьей ничего общего не имеют). В-третьих, я считаю академическую структуру, сформировавшуюся в России, самой высокоорганизованной, в этой квалификационной системе заложен наиболее профессиональный подход к оценке уровня подготовки ученого. Ведь вершина оценки квалификации на Западе Phd соответствует всего лишь уровню кандидата наук в России. Конечно, прежде чем принять окончательное решение, я советовался со многими своими коллегами и в Турине, и в ЦЕРН, и мы единодушно выбрали Дубну.
Не последнюю роль сыграли и научные контакты между ЦЕРН, Турином и Дубной. Например, научный атташе посольства Италии в Москве и в течение многих лет член Ученого совета ОИЯИ профессор Гвидо Пираджино много лет работал в Дубне, а в Турин часто приезжают сотрудники ОИЯИ, и у нас русский язык можно услышать не реже, чем итальянский и английский.
Паоло, в своем заключительном слове вы благодарили и свою жену, а во время вашего доклада я видел, как она переживала за вас...
О, благодаря ей, в моих научных контактах возникло еще одно направление – кроме России, я поддерживаю сотрудничество со многими коллегами в Латинской Америке. Ведь моя жена родом из Мексики, а сейчас работает профессором-филологом в США. Познакомились мы в Калифорнии. В эти дни в Москве мы были на выставке русского авангарда и получили огромное впечатление. Дело в том, что моя жена пишет книги как раз по искусству авангарда.
Что вы хотите пожелать себе и дубненским коллегам в канун Нового года?
Эти пожелания обязательно исполнятся, потому что сразу после защиты нам предстоит вместе работать в проекте ALICE, где группа российских ученых одна из самых многочисленных, и я как ко-споксмен постараюсь обеспечить все условия для нашей эффективной совместной работы. Мы очень высоко ценим профессионализм российских коллег и их вклад в совместные работы. И это – тоже ответ на ваш первый вопрос.
Возвращаясь к шахматной лексике, скажу, что в эндшпиль этой защиты вошли цветы, дружеские поздравления и признания большого вклада диссертанта в новую физику ХХI века. Интересно, кто теперь с Запада следующим в гости будет к нам?
Профессор Игорь Алексеевич Савин
Будущие открытия планируются сегодня
…Но идея создания новой лаборатории, будучи провозглашенной даже в виде приказа, не получила окончательного оформления в результате очень многих причин, в частности, из-за очень сильного сопротивления старых лабораторий…
В те декабрьские дни кануна Миллениума мы все чаще спрашивали себя, а что уносит с собой двадцатый век, какие надежды возлагаем мы на новое столетие?.. Именно такие вопросы адресовал я почетному директору Лаборатории физики частиц профессору Игорю Алексеевичу Савину, которому, кстати, исполнилось тогда семьдесят лет. Конечно, юбилей настраивал на определенную волну воспоминаний, но Савин, человек деятельный и целеустремленный, предпочел вспоминать о прошлом только в тесной связи с настоящим и будущим. Чтобы извлечь уроки.
Разделяете ли вы опасения и даже тревогу многих ученых старшего поколения по поводу будущего науки в России, в Дубне, по поводу того, что лучшие уезжают за рубеж или, получив физическое образование, зарабатывают деньги, и немалые, уходя из науки?
"Когда мы были молодыми", как в известной песне, мы, конечно, были другими. Изменилось время, изменился характер молодежи, изменилось качество ее профессиональной подготовки. Мое поколение было и остается в большинстве своем очень инициативным. Именно это качество, я считаю, сегодня необходимо молодым, приходящим в науку, в первую очередь. И эта инициатива должна воспитываться обществом. Ведь сейчас мы живем в свободном обществе, у молодежи нет проблем с продвижением по службе, с профессиональным ростом, защитой диссертации. Есть все возможности для реализации амбиций в хорошем значении этого слова. Последнее время я замечаю, что у нашей молодежи как-то нет интереса к защите диссертаций: "А зачем? – спрашивает молодой специалист. – Зарплату все равно не прибавят". Мне кажется, все должно измениться – и отношение государства к воспитанию квалифицированных кадров науки, и отношение молодежи к своему профессиональному росту.
Конечно, молодежь, которая сейчас начинает заниматься экспериментальной физикой, должна иметь соответствующую подготовку, в совершенстве владеть компьютерной техникой, разбираться в новых технологиях, в электронике, без которых невозможны эксперименты на ускорителях... Когда в свое время В. Г. Кадышевский высказал идею о создании в Дубне университета, это предложение не все сразу оценили, а сейчас видно, что уже третьекурсники МГУ, УНЦ ОИЯИ прекрасно осваивают азы экспериментальной физики, работая в лабораториях вместе с опытными специалистами. И в Дубне остаются те, кто принимает сознательный выбор остаться в науке, а не занять место в высокооплачиваемой фирме.
К слову сказать, я хочу вас пригласить на одну беспрецедентную защиту – один наш коллаборант из Италии решил защитить докторскую диссертацию именно в России, в Дубне. Оппонентами будут профессор А. Сисакян, профессор П. Спиллантини и профессор Г. Зиновьев. С содержанием диссертации я знаком – тут проблем нет, были некоторые проблемы с переводом на русский язык – так требует наш ВАК, а защита может происходить на английском .
Спасибо за "наводку. Но давайте вернемся к теме, заявленной в начале нашей беседы. Какими вам видятся главные итоги ХХ века? Какие надежды возлагаете вы на новый век?
Я бы ограничил свой ответ рамками той науки, которой занимаюсь. С этой точки зрения вторая половина нашего века была исключительно успешной. В этот период было сделано множество открытий, имеющих общечеловеческое значение. От начала 50-х годов и до конца нашего века были моменты некоторого затишья, когда предполагалось, что все уже известно, что вышли на какую-то асимптотику, но в какой-то момент все оказывалось не так, и прав был классик, который говорил, что электрон так же неисчерпаем, как и атом.
Бурное развитие экспериментальных и теоретических идей и достижений началось где-то в конце 60-х – начале 70-х годов, когда так называемая кварковая модель строения вещества стала получать все большее экспериментальное подтверждение и сегодня стала основой нашего понимания строения структуры материи. А этот период иногда даже называют "октябрьской революцией", когда была открыта джи-пси-частица. Физики были шокированы появлением этой частицы на свет и озадачились, как все это объяснить. Решили, что это состояние обусловлено существованием двух очарованных кварков. После того, как объяснение было подтверждено, это стало событием в научном мире. На основе этих исследований утвердилась Стандартная модель, было проведено множество точнейших экспериментов, которые подтвердили эту модель и даже указали на недостающие ее звенья. И сейчас в ЦЕРН строится большой адронный коллайдер, на котором эта недостающая частица – бозон Хиггса, отвечающий за механизм образования массы, должен быть обнаружен. В последнее время научная общественность была возбуждена слухами, что этот Хиггс «показал свой хвостик» на том ускорителе, который называется LEP и который дирекция ЦЕРН решила закрыть, чтобы сосредоточить свои усилия на скорейшем сооружении LHC. Это лишний раз подчеркнуло значение этой проблемы в современной физике.
LHC заработает совсем скоро, я надеюсь, одновременно с установками, которые сейчас строятся, и тогда следует ожидать этого открытия . Сейчас наиболее значимые достижения в области физики элементарных частиц могут быть спланированы. Это хорошо видно на примере ускорителя LEP, где сделана масса открытий. Но, конечно, LHC также планируется для определенных целей и определенной физики, и это не покрывает всей широты исследований, которые проводятся сейчас и передадут свою эстафету новому веку. И в этом случае изучение структуры элементарного ядра водорода – протона остается таким же актуальным, как и на протяжении последних двадцати лет. Но эти исследования несколько сдвинулись от наивных представлений к более сложным, включающим много степеней свободы, и внутренняя структура протона прямо связывается с его внешними проявлениями в виде определенных физических свойств, например, спином. Как этот спин образуется из трех кварков, это уже доказано неопровержимо. Недавно возник так называемый спиновый кризис. Наивно представлялось, что если три кварка составляют основу протона, то три их спина составят в сумме спин протона. Но, к огромному удивлению, оказалось, что если это вклад кварков, то получится всего лишь 20-30 процентов спина протона. И физики даже песенку придумали: "Где ж ты, где ж ты, где ж ты, спин протона?" . Так что эта загадка, которую нам преподнесла Природа, потребовала более детального изучения структуры протона, и ее тоже можно рассматривать как наследство ХХ века. И конечно, физики знают, что, кроме кварков, в состав протона должны входить глюоны, которые их связывают, и так далее. Но все это только идеи, и они, конечно, должны быть точно реализованы.
Из других научных направлений, которые были очень популярными в ХХ веке, я бы назвал проблемы осцилляций нейтрино. Автором этой идеи является Бруно Максимович Понтекорво. Несмотря на многолетние поиски осцилляций нейтрино, реальных сигналов нет, но физики продолжают искать этот эффект. Есть сейчас идея запустить пучок нейтрино из ЦЕРН в Италию в лабораторию Гран Сассо и там провести соответствующие измерения. Это огромный и дорогостоящий проект, но он имеет принципиальное значение для теории элементарных частиц.
Есть и такие задачи, которые были поставлены в середине этого века, что называется, на кончике пера. Например, закон, связанный с сохранением так называемой СР-четности, о нарушении которого в распадах К-мезонов в 1964 году на международной конференции в Дубне сообщили американские физики. Но до сих пор это нарушение обнаружено только в распадах К-мезонов. А если это общая проблема, то она должна проявляться и в других случаях.
Актуальными в конце ХХ века были поиски возможных отклонений от Стандартной модели, ведь чаще всего физики устремлены на поиск нарушений законов Природы, и именно в этих поисках лежит источник динамичного развития наших знаний. Когда все спокойно, никаких волн нет – может быть, кому-то это нравится, но это не стимулирует процесс поиска. А вот когда появляются какие-то отклонения, здесь энергия исследователя и его мысли сосредоточиваются на вопросе "Почему?"
Игорь Алексеевич, а как вписывается в будущее "вашей" науки, которое вы обрисовали, тот церновский проект, которым вы руководите в ОИЯИ?
Проект, которым я руковожу от ОИЯИ, – это интернациональный эксперимент, в нем много руководителей от разных лабораторий. И как раз главная его задача – посмотреть, какую часть в спин нуклона вносят глюоны. Для этого создается очень сложная установка – эксперимент должен проводиться с поляризованными мюонами и с поляризованными нуклонами. Это очень технологичный эксперимент, он требует создания сложной поляризованной мишени, сложной установки, в которой детектируется конкретный канал реакции, связанный с поведением глюона в этом нуклоне. И несмотря на то, что все усилия ЦЕРН сосредоточены на LHC, и это правильно, тем не менее, там поддержали этот эксперимент, который начат и продолжается на старом церновском ускорителе. Это, действительно, очень перспективный эксперимент, у нас есть широкая программа, связанная со структурой так называемых адронов, то есть объектов, которые построены из двух- или трехвалентных кварков. Это опять же на той самой линии, на тех "заветах" кварковой модели, которая получила право на жизнь в уходящем веке. В этот эксперимент вложено много идей, которые пришли из России, в том числе из Дубны, Протвино, потому что большой вклад в создание установки и формирование научной программы внесли физики ИФВЭ, которые ранее работали под руководством Ю. Д. Прокошкина... Так что COMPASS должен подтвердить, что называется, всеобщее ожидание, дав ответ на вопрос о вкладе глюонов, и тем самым оправдав большие материальные и интеллектуальные затраты .
На международном совещании, о котором вы упомянули, я встретился с лидерами этого проекта, и они, что называется, в один голос подтвердили, что участие физиков Дубны в этом проекте было решающим ...
Это на самом деле так. Как кто-то из великих сказал: "Если мы хотим определить наш вклад в какой-то международный проект, то спросим себя, а что случится, если не будет Дубны?". Вот и здесь – практически во все ключевые системы есть вклад нашей стороны, а одна система целиком делается в Дубне – это (“соломенные”) строу-камеры. Это очень деликатные, действительно, соломенные трубки, которыми покрыта площадь 4 х 5 квадратных метров. В таком виде их надо привезти в ЦЕРН и добиться того, чтобы эти соломинки указывали на координату частиц с точностью лучше, чем 0,2 миллиметра. Это, конечно, довольно сложная задача, но реализуемая – на прототипе показано, что это можно сделать. Просто это требует большого объема работы, очень точной, большая часть которой делается вручную, потому что очень трудно механизировать процесс изготовления такого уникального и деликатного материала, как эти соломинки. Представьте себе, что мы должны вставить 20-микронную проволоку в соломинку, которая имеет диметр 6 миллиметров при длине 5 метров... Попробуйте, как это у вас получится. А таких соломинок должно быть 15 тысяч... Сейчас уже первая камера отправлена в ЦЕРН, где будет испытываться на пучке. Я думаю, что коллаборация COMPASS справится с задачей, которую сами физики поставили себе на следующий год. А ответ, как всегда, даст Природа.
А теперь о самом близком, хотя и НТС, и COMPASS, и проблемы научной молодежи – это тоже ваше все... Лаборатория физики частиц существует уже более десяти лет, вы стояли в начале ее организации. Как всегда, в канун нового года, наверное, будете подводить итоги?
Лаборатория была создана, чтобы организационно оформить исследования по физике частиц, которые ведет наш Институт. Уже в конце 70-х и особенно в 80-х годах стало ясно, что на наших собственных ускорителях эти эксперименты проводить неэффективно. Уже первые эксперименты, которые были поставлены в Протвино, осуществлялись в основном физиками ОИЯИ. Дальше больше… И Николай Николаевич Боголюбов как очень мудрый руководитель понял, что надо организационно объединить этих людей, потому что есть масса общих проблем, независимо от того, из какой лаборатории люди вышли, ЛВЭ или ЛЯП. Но идея создания новой лаборатории, будучи провозглашенной даже в виде приказа, не получила окончательного оформления в результате очень многих причин, в частности, из-за очень сильного сопротивления старых лабораторий. И поэтому и в ЛВЭ и в ЛЯП остались физики, которые занимаются исследованиями в области физики частиц. На уровне Ученого совета многие недоумевают, почему это происходит. Конечно, это можно объяснить историческими условиями, субъективными факторами и т.д. Но я думаю, что рано или поздно все-таки организационное оформление направления физики частиц будет завершено .
Лаборатория стоит на "трех китах": это сами физики и их идеи, это методика, это участие в развитии ныне действующих и сооружении новых ускорителей частиц высоких энергий. И по всем этим трем позициям я вижу только перспективы, и очень хорошие. На примере подготовки проекта COMPASS и того, что делается для LHC, видно, что наши специалисты демонстрируют прекрасные успехи. Много идей, которые были высказаны нашими специалистами по ускорителям, сначала для УНК в ИФВЭ, потом, когда этот проект прекратился, были высоко оценены в ЦЕРН и уже используются в создании конкретных узлов. То есть здесь тоже есть успехи, обусловленные предыдущей деятельностью и наличием соответствующих специалистов. Естественно, на LHC наша жизнь не закончится, и физики все время думают, как построить новые ускорители, и здесь есть тоже определенные успехи. В частности, предложено построить линейный ускоритель, рассчитанный на такие энергии, чтобы превратить его в фабрику Хиггс-частиц, которые откроют на LHC. И многие из идей, как это сделать, принадлежат нашим физикам-ускорительщикам.
Так что, приложив некоторые усилия к созданию ЛФЧ, я думаю, что в новом веке и тысячелетии лаборатория эта имеет хорошие перспективы и в виде технического задела, и в виде идей по всем направлениям деятельности. Остается только пожелать, чтобы у нас было побольше талантливых молодых людей, которые бы остались в Дубне и продолжили эстафету научных идей во всех трех направлениях развития нашей лаборатории.
2001. Хроника событий.
Указом Президента РФ присуждена Государственная премия Российской Федерации 2000 года в области науки и техники сотрудникам лаборатории нейтронной физики ОИЯИ: Аксенову Виктору Лазаревичу, Балагурову Анатолию Михайловичу, Нитцу Владимиру Вольдемаровичу, Останевичу Юрию Мечиславовичу (посмертно) и их коллегам из РНЦ “Курчатовский институт”, Петербургского института ядерной физики имени Б. П. Константинова РАН – за разработку и реализацию новых методов структурной нейтронографии по времени пролета с использованием импульсных и стационарных реакторов.
Юбилейный семинар прошел 26 января в Лаборатории нейтронной физики. Он был посвящен 80-летию профессора Ю. С. Замятнина.
В конце января в Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова закончился очередной эксперимент на установке АКУЛИНА. Проводился он с целью изучения тяжелого изотопа водорода 5Н. В этом эксперименте впервые в мире была применена мишень из жидкого трития, бомбардируемая пучком тритонов.
Семинар, посвященный 75-летию академика А. М. Балдина, собрал в последний день зимы в конференц-зале ДМС множество его коллег, друзей, учеников.
Пресс-конференция “Международный физический центр в Дубне”, к 45-летию основания Объединенного института ядерных исследований” состоялась 19 марта в пресс-центре Центрального Дома журналистов в Москве.
В конференц-зале ЛИТ собрались студенты, преподаватели и учредители Учебно-научного центра ОИЯИ – на праздник, посвященный десятилетию УНЦ.
С рабочим визитом Дубну посетил Полномочный представитель Президента РФ в Центральном федеральном округе Г. С.Полтавченко. В программе визита были знакомство с городом, встреча с дирекцией Объединенного института ядерных исследований и посещение лабораторий ОИЯИ, посещение Центра космической связи “Дубна” и встреча с руководителями градообразующих предприятий города.
По проекту "MARS-2000" на стационарную орбиту Марса в конце 2001 года будет выведен орбитальный модуль. В комплекте его оборудования – детектор нейтронов высоких энергий – результат сотрудничества Института космических исследований РАН и ЛНФ ОИЯИ.
Майские праздники были отмечены новым важным событием в Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова. 2 мая, после того, как полное число ионов кальция-48, прошедших через мишень за все время эксперимента, достигло 2 х 1019, был синтезирован еще один, второй атом 116-го элемента, что полностью подтвердило прежние результаты.
14 мая на брифинге дубненские журналисты встретились с Давидом Натановичем Бэллом – человеком, чья подвижническая деятельность на протяжении последних лет привела к тесным контактам городов-побратимов Дубны и Ла Кросса. В этот день Д. Н. Бэллу исполнилось 80 лет.
Хассий утверждает свое место в Периодической системе. Элемент 108, Hs, впервые химически идентифицирован по шести атомам. Благодаря новым экспериментальным подходам, развитым в международной коллаборации: Институт Пауля Шерера (ПСИ), Бернский университет, Общество по исследованиям с тяжелыми ионами (ГСИ), Университет Майнца (Германия), ЛБНЛ (США) и ЛЯР, Дубна (Россия), – элемент, носящий имя земли Гессен, нашел свое место в Периодической системе Менделеева.
С 29 по 31 мая в Москве и Дубне под эгидой ЮНЕСКО проходил II Международный симпозиум "Проблемы биохимии, радиационной и космической биологии", посвященный памяти академика Норайра Мартиросовича Сисакяна, крупнейшего ученого-биохимика, одного из основоположников космической биологии, выдающегося организатора науки.
Состоявшаяся в Дубне IX международная конференция по суперсимметрии и объединению фундаментальных взаимодействий (SUSY’01) явилась первой конференцией этой серии в новом тысячелетии и ознаменовала собой 30-летний юбилей этого направления теоретической физики.
28 июля в Дубне перед административным зданием Института был торжественно открыт памятник академику Николаю Николаевичу Боголюбову.
Совещание на спиновой физике при высоких энергиях проходило в Дубне со 2 по 7 августа. Оно было юбилейным. Ровно двадцать лет назад эта серия совещаний началась в Дубне под председательством Льва Иосифовича Лапидуса, известного ученого, внесшего значительный вклад в развитие этого направления.
Открытие скульптурного портрета М. Г. Мещерякова состоялось 18 сентября в холле Лаборатории информационных технологий.
4-й научный семинар памяти В. П. Саранцева открыл вице-директор ОИЯИ профессор А.Н.Сисакян, который отметил возросшую роль “саранцевских семинаров” в научной жизни ОИЯИ. На открытии семинара состоялась презентация книги “Владислав Павлович Саранцев. Жизнь, отданная науке”.
Место для проведения международного симпозиума по экзотическим ядрам EXON-2001 организаторы старались выбрать примерно на равном расстоянии между основными коллаборантами: ЛЯР, французским ядерным центром ГАНИЛ и японским – РИКЕН. Посмотрели на карту: Иркутск. Значит, Байкал…
В Лаборатории информационных технологий поздравили с 75-летием известного математика профессора Евгения Петровича Жидкова.
"Наука сближает народы" – фотовыставка под этим названием была развернута на этой неделе в Государственной Думе Российской Федерации.
20 декабря президент России В. В. Путин подписал Указ № 1472 “О присвоении статуса наукограда Российской Федерации г. Дубне Московской области”. Этот статус присвоен нашему городу на срок до 31 декабря 2025 года.
Госпремия России как результат плодотворного сотрудничества
Государственной премии РФ в области науки и техники удостоен авторский коллектив ученых Лаборатории нейтронной физики имени И. М. Франка ОИЯИ, Российского научного центра "Курчатовский институт" и Петербургского Института ядерной физики имени Б.П.Константинова – за разработку и реализацию новых методов структурной нейтронографии по времени пролета с использованием импульсных и стационарных реакторов. Об этих работах рассказывает один из лауреатов премии профессор Виктор Лазаревич Аксенов.
Цикл работ, отмеченных Государственной премией 2000 года, это, по существу, результат многолетней деятельности нашей лаборатории и наших коллег из российских ведущих центров. А, с другой стороны, это некое отражение истории развития нейтронографии по времени пролета.
Прежде всего отмечу два момента. Первое. Все, что в рамках этих исследований сделано, это сделано в нашей стране, главным образом, здесь, в Дубне. В этом смысле мы имеем полный и несомненный приоритет. И не в том смысле, что здесь сделано – здесь и осталось. Здесь получили рождение основные принципы этой методики. Практически все новые идеи и методы предложены именно здесь, а затем получили развитие на Западе. Это достаточно яркий пример возможностей российской науки и... наше национальное достояние. Понятно, что в силу разницы финансирования какие-то направления потом развивались более успешно на Западе, но принципиальные основы заложены именно у нас.
Второй момент, тоже, на мой взгляд, достаточно важный. Эта премия присуждена коллективу авторов, представляющих три ведущих в стране нейтронных центра. В совместных исследованиях объединились физики нашей лаборатории, Петербургского института ядерной физики РАН в Гатчине и Российского научного центра "Курчатовский институт". Безусловно, такие крупные работы должны делаться в кооперации ведущих научных центров, а с другой стороны, они показывают значение наших реакторов, особенно реактора ИБР-2, для российской науки. Это уже факт, что ведущие физики стран-участниц ОИЯИ (и других стран тоже, но я бы подчеркнул, что именно стран-участниц ОИЯИ!) работают на нашем реакторе.
Теперь немного истории. Не буду вдаваться в особенности метода, сравнивать одни методики с другими. Скажу только, что использование метода времени пролета в структурных исследованиях с помощью дифракции нейтронов ведет свое начало с середины 50-х годов. Первые попытки реализации этих идей предпринимались на реакторах непрерывного действия, но только с созданием здесь в Дубне первого импульсного реактора ИБР эта методика приобрела свое реальное значение. Импульсный источник нейтронов просто создан для техники времени пролета! Все, что начинало делаться на реакторе ИБР, – было впервые. И конечно, в связи с этим мы не можем не вспомнить Дмитрия Ивановича Блохинцева. Большой коллектив ученых и специалистов Физико-энергетического института в Обнинске, Лаборатории нейтронной физики имени И. М. Франка создавали эти уникальные реакторы и дали в руки физиков эту машину, которой умные люди не могли вовремя не воспользоваться. Что они и сделали. Все, что здесь начиналось, подчеркну еще раз, было впервые, и можно уверенно сказать, что 60-е годы были становлением метода нейтронной дифрактометрии по времени пролета здесь, в Дубне.
Следующий этап связан с созданием реактора ИБР-2. В середине 80-х годов в мире было создано несколько высокопоточных источников нейтронов, и ИБР-2 один из них. Первым был источник нейтронов на основе протонного ускорителя в Цукубо в Японии (он начал работать в 80-м году), затем стали входить в строй аналогичные мощные установки: в 81-м году - в Аргонской национальной лаборатории в США, в 85-м – в Лос Аламосе, США, и в том же году – в Лаборатории Резерфорда–Эпплтона в Великобритании. То есть определенный этап закономерно завершается одновременным созданием в разных странах практически эквивалентных по своим возможностям мощных источников нейтронов, давая новый импульс в развитии нейтронной физики. ИБР-2 оказался не просто "равным среди равных", но источником с наиболее высоким потоком нейтронов и до сих пор не превзойденным в мире.
С одной стороны, появление этих новых источников нейтронов дало возможность полного расцвета времяпролетной нейтронной дифрактометрии. И на самом деле оказалось так, что весь предыдущий период ушел на отработку принципов, методики. Когда новые источники появились, все уже было готово. Они стали эффективно использоваться для структурных исследований вещества с помощью дифракции нейтронов. И, как всегда, новая техника – это новое поле для поиска. История как бы повторилась. Именно на реакторе ИБР-2, первом из импульсных источников нейтронов, был реализован новый метод так называемой Фурье-дифрактометрии, который, с одной стороны, вывел реактор ИБР-2 на новый уровень развития, расширил диапазон его "профессий", а с другой стороны, открыл новую дорогу для использования дифракции нейтронов в структурных исследованиях.
Несколько слов о лауреатах. Первый этап развития работ в нашей лаборатории связан с именем Владимира Вольдемаровича Нитца. Он участвовал в самых первых работах, ему принадлежат первые публикации. Он предложил и развивал в Дубне новое направление использования импульсных магнитных полей в сочетании с импульсным реактором, что позволило достичь высоких значений как магнитных полей, так и нейтронных потоков. Сейчас в журнале ЭЧАЯ готовится к печати его обзор на эту тему.
Дальнейшее развитие этой техники у нас в Институте неразрывно связано с именем Анатолия Михайловича Балагурова. Те основные направления и принципы, которые я перечислил, либо им предложены, либо развивались при его непосредственном участии. Пионерские структурные исследования выполнены им и сотрудниками его сектора.
Особенно надо отметить вклад Юрия Мечиславовича Останевича, к сожалению, безвременно ушедшего от нас в 1992 году. Он занимался развитием малоугловой дифракции – метода, имеющего наибольшие перспективы в исследовании биологических объектов. Все, что я говорил о дифракции нейтронов, то же самое можно сказать и про малоугловое рассеяние, – основные принципы были заложены Юрием Мечиславовичем как первым начальником отдела конденсированных сред и его сотрудниками. Он внес совершенно неоценимый вклад в создание экспериментальной базы на реакторе ИБР-2. Очень важно, что его вклад, его имя останется в истории российской науки, так же как запечатлено недавно в названии одной из аллей на территории Института.
Весомый вклад в совместные исследования внесли своими работами наши коллеги из Петербургского Института ядерной физики Виталий Андреевич Трунов и Валерий Александрович Кудряшёв, которые уже имели опыт создания подобных систем на своем реакторе в Гатчине. Фурье-дифрактометр, о котором идет речь, –это совместное детище ученых ОИЯИ, ПИЯФ и наших финских коллег из Центра технических исследований. Что касается сотрудников "Курчатовского института" Виктора Павловича Глазкова и Виктора Александровича Соменкова, то они на нашем реакторе ИБР-2 создали прекрасный дифрактометр, который демонстрирует возможности метода времени пролета с использованием оригинальных устройств для создания высоких давлений. Им удалось достичь давлений до 200 килобар, что позволяет исследовать образцы в очень малых количествах до одного кубического миллиметра.
Следующий важный вопрос – для чего необхдимо развитие методов и как они используются. Нейтроны для исследований структуры вещества стали использоваться практически сразу с созданием ядерных реакторов. Нобелевская премия 94-го года была присуждена Клиффорду Шалу и Бертрану Брокхаузу за пионерский вклад в развитие методов рассеяния нейтронов для исследования конденсированного состояния вещества. Кстати, профессор К. Шал в 1993 году, за год до решения Нобелевского комитета, стал первым лауреатом международной премии имени И.М.Франка за работы по применению метода дифракции нейтронов в исследовании фундаментальных свойств нейтрона, что лишний раз подчеркивает весомость и престижность нашей премии. Работы нобелевских лауреатов были выполнены в период с 1947 по 1957 год, то есть по существу сразу после создания реакторов, и сразу стали понятны особенности нейтронов и их возможности по сравнению с другими методами исследования вещества, прежде всего, с наиболее распространенным методом рентгено-структурного анализа.
Нейтроны имеют ряд преимуществ, которые делают их незаменимым инструментом в самых разных областях естествознания. Основная черта нейтронных методов исследования вещества в конденсированном состоянии – это междисциплинарность. Они служат для физики твердого тела и жидкостей: физики конденсированного состояния, материаловедения и химических наук (химические реакции, катализ, новые вещества и соединения). Это традиционные направления, которые возникли с самого начала. И тогда же нейтроны стали применяться для исследования биологических объектов – направления, которое в последние годы получило особенно интенсивное развитие. Среди современных областей использования нейтронов надо отметить и науки о Земле (исследование горных пород, земной коры как с точки зрения фундаментальных знаний, так и с практическими целями предсказания землетрясений, исследования старых шахт, предназначенных для захоронения радиоактивных отходов, и так далее). Так что эта междисциплинарность, которая проявилась на заре исследований с нейтронами, сегодня стала стимулом широкого использования нейтронных методов. И диапазон исследований, которые проводятся сегодня в нашей лаборатории, – еще одно тому подтверждение.
Удивительно теплая польская осень
Из путевого дневника
Основным мотивом нашей командировки в Польшу стало решение о проведении в рамках Ученого совета круглого стола «Польша в ОИЯИ». «Информационное обеспечение» этой акции и было поручено нашей рабочей группе, в которую вошли заместитель начальника отдела международных связей Владислав Хмельовски, начальник сектора научно-технической информации Борис Старченко, фоторепортер Юрий Туманов и автор этих строк.
Постепенно в нашей рабочей группе каждый твердо занял свою экологическую нишу, и мы старались оптимальным образом использовать время поездок по Польше: осмотры лабораторий, знакомство с людьми и установками, фотосъемки и аудиозаписи и просто, без записи, – беседы со старыми дубненскими знакомыми, – все это скоро вошло в привычную колею. Борис привычно рассказывал о тематике и последних результатах, полученных учеными Института, вручал годовые отчеты и темпланы, фиксировал для истории объекты фотосъемок Туманова. Владислав – штурман, разработавший в деталях маршрут нашей поездки, именуемый в дальнейшем и паном командором и паном переводчиком, – в общем, и мозг и сердце всей поездки. Ваш покорный слуга, будем считать, ее летописец, именно в этом дневниково-летописном формате и постарался сохранить для истории все перипетии нашей поездки.
Уже в Шереметьево-2 мы встретили профессора Г. В. Зиновьева из Киева, члена Ученого совета ОИЯИ, он летел на Запад в связи с какими-то совместными экспериментами, а в нашем рейсе нам сопутствовали академик Анджей Хрынкевич и польские эксперты, возвращавшиеся с заседания финансового комитета ОИЯИ. Приземлившись благополучно в Варшаве, мы вскоре убедились в протокольной точности пана Хмельовского: скорый поезд на Краков с Центрального вокзала не заставил себя ждать. А в Кракове нас уже встречал доктор Ежи Сенявски, в недалеком прошлом сотрудник польского посольства в Москве, а ныне советник директора Института ядерной физики имени Г. Неводничанского в Кракове. Благодаря ему, а потом и другим польским коллегам, один из самых прекрасных польских городов встретил нас всей полнотой своего обаяния…
КРАКОВ, 22 – 24 октября.
Встречи в старом городе – Институт ядерной физики – Горно-металлургическая Академия – Институт ботаники Польской Академии наук.
Академик Анджей Будзановски – директор Института ядерной физики в девять утра уже ждал нас в cвоем кабинете. Впервые я был здесь восемь лет назад, и кажется, что за это время обстановка мало изменилась…. Но, может быть, слегка осовременилась и модернизировалась. Однако, все те же фотографии «отцов-основателей» на стенах…
Директор института рассказал о совместных работах с ЛЯР (экзотические ядра гелия-6 и 8, установка АКУЛИНА, большие надежды на проект создания пучков радиоактивных ядер; краковский "резидент" в Дубне – доктор Роман Вольски). Успешно развивается сотрудничество в Дубне с группой профессора В. А. Карнаухова по исследованию мультифрагментации ядер на дубненском синхрофазотроне и нуклотроне. Немалые надежды связаны с осуществлением медленного вывода пучка нуклотрона. Многие детекторы для второй ступени установки ФАЗА делались в Кракове и, таким образом, часть польского взноса вернулась в ИЯФ. Сотрудничество в области нейтронной физики, получившее первый импульс после визита в Краков академика И. М. Франка, сегодня переходит на новый уровень, к нему подключились физики из Варшавы, Познани и Вроцлава. Привлечение физиков, аспирантов и студентов из новых вузов и университетов Жешува, Кельц, Щецина, других польских городов академик Будзановски считает очень важным для расширения сотрудничества с Дубной – за этим будущее...
Возрастная проблема в Кракове так же насущна, как и в Дубне, – средний возраст сотрудников Института "перевалил" за 50. Правда, доля пенсионеров от общего числа сотрудников – около 30 на 500, все-таки, не так велика. Особенно напряженная кадровая проблема – нехватка обслуживающего персонала на ускорителе и экспериментальных установках. Не идет сюда молодежь. Большие надежды в решении этой проблемы руководство института связывает с собственной аспирантурой, где обучаются 25 докторантов.
И еще директор ИЯФ рассказывал о научных достижениях, отмеченных в престижных естественно-научных изданиях, в частности, о результатах исследований на брукхейвенском ускорителе (где польские физики составили четверть авторского коллектива). О развитии компьютерных сетей. О том, что время заставляет все активнее вести диалог с обществом, с налогоплательщиками – в Институте ядерной физики стали традиционными Дни открытых дверей.
Профессор Эдвард Капусцик привел нас в аспирантскую аудиторию, и... мы ахнули от обилия света, современного дизайна, матово сияющих классных досок, на которых полагается писать фломастерами, от всех тех "мелочей", которые трудно предусмотреть сразу, но если уж предусмотрели, то видно, что это хорошо и надолго продумано. "Вот так постепенно сделали это в бывшем зале ЭВМ, – говорит Эдвард, обводя руками отремонтированные аудитории. – Правда, пока чайников для кофе-чая не хватает..." Зато хватает желания и умения претворять задуманное, подумал я, когда профессор Капусцик показал участок у проходной, где он и его единомышленники хотят построить гостиницу-общежитие для аспирантов. Проблема жилья – одна из основных в этом относительно молодом учебном центре, и пока она ограничивает контингент аспирантов.
Идея простая – часть земель, которые занимает институт, уступить богатым фирмам, создать инвестиционный фонд целевого назначения. Скоро эта идея будет обсуждаться на совете коллектива института, но окончательно в результате ее авторы пока не уверены – всегда находятся люди, которые сомневаются в чистоте намерений других... Есть у руководителей аспирантуры планы более тесно сотрудничать с ЛИТ ОИЯИ, университетами Лодзи, Вроцлава, Варшавы, чтобы целенаправленно готовить молодых физиков к работе в больших международных коллаборациях. А для этого необходимо творческое овладение информационными технологиями, компьютингом, не только физикой.
Впрочем, физика как раз здесь-то и на высоте. В "библиотечке для аспирантов" планируется выпустить "Перечень проблем фундаментальной физики ХХ века" – статьи нобелевских лауреатов, выдающихся физиков, посвященные 100-летию Американского физического общества. Активно откликаются на приглашения работать со студентами, издавать для них лекции молодые доктора наук, в основном, теоретики, но есть и один профессор-пенсионер, астроном из Варшавы, который написал очень интересную брошюру о космологических принципах. Это будет первая книга упомянутой библиотечки. Разумеется, профессор Капусцик заинтересованно обсудил с доктором Хмельовским вопросы сотрудничества с Учебно-научным центром ОИЯИ, руководство которого серьезно и активно занимается развитием контактов с польскими вузами и научными центрами. Например, идею проведения совместных школ.
Малгожата Конопка ведает в Институте имени Неводничанского вопросами связи с общественностью. Результаты ее работы мы видели уже при входе в институт – подборка статей из польских газет и журналов, вышедших после Дня открытых дверей. В этот день через проходную института прошло около 700 человек – от школьников до пенсионеров. Конечно, устроители прежде всего преследовали цель приобщить к современной физике подрастающее поколение, а потом уже помочь людям преодолеть "атомофобию", рассказать налогоплательщикам, куда идут их деньги, в каких областях биологии, медицины и других наук используются результаты ядерно-физических исследований, как влияют они на создание новых технологий, без которых не может развиваться современное общество.
Эдмунд Бакевич встретил нас в зале ускорителя AIC-144, о пуске которого писал популярный "Dziennik Polski", отмечавший большой вклад в это достижение дубненских, российских специалистов – С. Ворожцова и его команды:
– Мы хотим сделать установку для терапии меланомы – злокачественной опухоли глаза. Изотопы будем облучать прямо на циклотроне внутри камеры. Наши конструкторы уже делают документацию. Время торопит, через год уже мы должны начать облучения на пучке. Некоторые изотопы уже получили – вот эта карта. Первые результаты положительные. В будущем мы хотим расширить сотрудничество с ЛЯР – у них большой практический опыт, и мы пользуемся их данными, опытом создания ионных источников, транспортировки пучка, и часто обращаемся за консультациями к дубненским специалистам, в том числе и к ускорительщикам ЛЯП.
Рышард Тарашкевич, все в том же циклотронном зале, задумался над моим вопросом о том, что будет тогда, когда поколение польских физиков, выросшее в Дубне, уступит дорогу молодым...
– Так уж сложилось, что много людей из нашего ускорительного отдела имеют тесное сотрудничество с ОИЯИ. Многие из нас кто больше, кто меньше, работали там, и это наше сотрудничество очень важно. Мы готовим циклотрон для медицинских целей, и тут неоценимую помощь оказали нам наши коллеги из Лаборатории ядерных проблем - группа доктора Ворожцова, и надеемся, что и в будущем будем сотрудничать. Да, вы видите, что одна из наших проблем – то, что наши коллективы немножко постарели. Теперь нам хочется тех молодых людей, которых удается привлечь на работу, послать для ознакомления, для обучения в Дубну – набраться опыта, завязать не худшие связи научные и дружеские, как мы имели до сих пор…
Вечером мы пойдем с Рышардом по старому Кракову, затерявшись среди туристов. Постоим у памятника Мицкевичу, где ежегодно проходит конкурс памяти Шопена, поставим свечи в Мариацком костеле и обойдем пантеон с захоронениями великих поляков, составивших честь и славу своей отчизны…
Но еще не вечер, и из зала циклотрона мы переходим к ускорителю Ван де Граафа... Здесь Туманов снимал польских специалистов за отладкой прецизионной установки для сканирования поверхностей. Меня поразил очень хороший русский язык Януша Лекки. Оказалось, когда-то он серьезно увлекался шахматами...
– Это все русская литература по шахматам, которая у нас была когда-то самая хорошая и дешевая. Правда, мой словарь довольно ограниченный, но все равно было какое-то общение с коллегами. Сложнее тем, у кого такого общения не было.
– А сейчас это увлечение осталось?
– Сейчас осталась в основном работа. Немножко в бридж играю. А шахматы требуют слишком много времени...
В большинстве лабораторий, где мы были, в некомфортных условиях работают только... курящие. Может, это субъективное впечатление, но иногда дискриминация помогает в профессиональной деятельности. Выскользнув через металлическую дверь из лаборатории Ван де Граафа на улицу, увидел узкую асфальтовую ленту шоссе, и за сеткой забора, окаймляющего территорию института, – наши родные шесть соток а, может, и меньше, с невзрачными маленькими домиками и грядками, ягодными кустами и плодовыми деревьями. За участками мощными коммерческими монолитами нависали над некогда просторной территорией института торговые центры IKEA, Euromarket, Opel... Но это уже тема отдельного разговора.
Академик Анджей Хрынкевич в Дубне не нуждается в дополнительных представлениях. И начало нашей беседы в его «родном» кабинете в ИЯФ было естественно связано с итогами заседания финансового комитета ОИЯИ, в чем-то, по мнению полномочного представителя правительства Польши в ОИЯИ, примечательного.
– Мне кажется, итоги этого заседания очень важны для Польши, потому что Польша с точки зрения наших физиков платит слишком много денег в Дубну. И здесь многие считают, что если уменьшить взнос в Дубну, то наука в Польше будет иметь эти деньги. Это не так. Потому что деньги на взнос в Дубну приходят прямо из Министерства финансов, из того самого параграфа бюджета государства, где есть оплата участия Польши в разных международных организациях, например, в ООН, в МАГАТЭ и так дальше. Так что они неправы, когда думают, что эти деньги могли бы пойти на другие направления физики в Польше. Как раз наоборот! Так что я договорился с дирекцией, что часть денег, которые мы платим здесь, в Дубне, на науку, возвращаются польским физикам в качестве совместных программ Дубны с научными центрами Польши – грантов для польских ученых, которые работают в Дубне.
.Академик Хрынкевич напомнил о том, что руководители польских научных центров высказали особую заинтересованность в таких дубненских темах, как проект "Энергия плюс трансмутация", а представители Института ядерных проблем предложили свои услуги по созданию новой системы защиты для реактора ИБР-2. Плюс источники питания для ВАСИЛИСЫ в ЛЯР.
Более подробный разговор о последнем предложении нам еще предстоял в Сверке, а пока Анджей Иосифович (как обращаются к нему в Дубне) обратил наше внимание на то, что сейчас он и его команда стараются расширить участие польских центров в деятельности ОИЯИ, поощряя к совместным работам и академические, образовательные центры. К примеру, из его гранта выделены некоторые средства для группы из академического Института физики, сотрудничающей с Дубной в создании ускорителя ТЕСЛА в Гамбурге. Есть и более "экзотический" пример группа профессора Гродзиньской из Института ботаники ПАН занимется элементным анализом с группой Фронтасьевой в ЛНФ ОИЯИ и тоже получает для развития этого сотрудничества некоторые деньги. Так что, по словам академика Хрынкевича, как тематика, так и география сотрудничества за последние годы значительно расширились.
Профессор Ян Стычень начинал свою работу в Дубне в 60-е годы, в Лаборатории ядерных реакций. Участвовал в первых экспериментах на пучках ускорителя У-150 с использованием германиевого детектора по изучению кулоновских возбуждений. Работал в группе польских специалистов под руководством профессора Хрынкевича. Сейчас руководит отделом, в котором 53 человека занимаются ядерной спектроскопией. Большое сотрудничество с Францией (Страсбург), с ФРГ. С Дубной меньше, сохранились некоторые совместные темы в ЛЯП, но не на пучке. Почему?
– В то время, когда я относительно молодым физиком приехал в Дубну, то там было немного лучше, чем в Польше, сразу дали хорошую квартиру. Сейчас молодежь, конечно, может приехать в Дубну поработать. Но надо думать, как купить квартиру в Польше, а это немалые деньги... Вольный рынок – каждый сам выбирает, как лучше... А без денег жилье не построишь. На Западе молодой ученый получит в месяц 2000 долларов, в Дубне вряд ли... И с точки зрения расстояний, комфорта на работе и в быту Запад пока еще тоже привлекательнее. Берлин от нас ближе, и проще туда приехать со свой аппаратурой и зимой и летом. Выходные дни можно провести дома или пригласить туда близких. В Дубне в этом смысле еще есть проблемы, там еще не все изменилось. Но интерес не потерян, например, профессор Рафал Брода и его сотрудники участвуют в создании нейтронных детекторов для исследований, ведущихся в ЛЯР, и от своего коллеги я знаю и о высоких параметрах ионных пучков, и о тех результатах, которые в этом году получены в Дубне по программе синтеза сверхтяжелых элементов.
Краков – город студенческий. Это видно невооруженным глазом. В старом городе расположился Ягеллонский университет. В более современных районах раскинулся большой кампус Горно-металлургической академии – второго по величине в Польше технического вуза после Варшавской политехники, 30 тысяч студентов (половина на дневном отделении). Наш визит был "точечным" – в отделение энергетических проблем, на факультет физики и ядерной техники. Гордость факультета – аудитория имени профессора Леопольда Юркевича, барельеф на стене здесь работал профессор Мариан Менсович... Та память, которая передается от профессора студентам и сохраняется на многие годы.
В одном из подвальных помещений – "свинцовый куб" с источником тория: две тонны свинца, 250 килограмм тория плюс измерительные системы для проверки точности вычислений по ядерным данным. Торий бесплатно предоставили коллеги из Лозанны, "сэкономив" тем самым польским партнерам по сотрудничеству 200 тысяч швейцарских франков. Владислав Погорецки, сопровождавший нас на установку, сказал, что очень надеется на помощь Дубны в поставке источника нейтронов и актинидных фольг. Здесь важен фактор времени, поскольку время жизни актинидов невелико.
Профессор Казимеж Елен – декан факультета радушно встретил нас в своем кабинете, и завязалась, как и везде, где мы бывали, непротокольная теплая беседа. Постепенно круг участников беседы стал расширяться – заглянул в кабинет декана "опекун студии докторантской" профессор Анджей Крефт, следом за ним совсем молодой на вид профессор Владислав Домбровски, которого многие в Дубне знают по совместным работам в ЦЕРН. Он продемонстрировал нам образцы электроники новых детекторов для церновских экспериментов («то есть бардзо добже»)... Есть большой интерес к развитию дубненского проекта "Энергия плюс трансмутация", и сегодня в этом проекте уже участвует группа сотрудников факультета. На вооружении этой группы, рассказал нам один из ведущих специалистов Петр Гронек, мощные компьютеры, в том числе суперЭВМ, объединяющая 128 процессоров, время на которой предоставляет фирма "Цифронет", и некоторые модельные результаты нам были продемонстрированы.
Руководитель с польской стороны, он же координатор сотрудничества с западными центрами профессор Стефан Тычановски:
– Мне кажется важным подчеркнуть некоторые особенности этого проекта, связанного с трансмутациями некоторых установок, которые проектируются в Дубне на фазотроне... Это очень важная проблема. Эта технология возбуждает интерес на Западе. Мы сотрудничаем с Европейским физическим обществом в рамках их программы, и возможность постановки экспериментов в Дубне имела отклик – многие европейские ученые тоже хотят сотрудничать с Дубной. В этом же заинтересованы и наши партнеры в Швеции – там ведущую роль играет мой первый дипломник Вацлав Гудовски, он недавно участвовал в натовском совещании в Дубне по этой тематике, есть интерес в ФРГ, ожидаем поддержки от французских коллег.
Увлеченность нашего собеседника не могла не передаться нам, особенно когда он заговорил об общественной значимости этих работ – в мире, запуганном ядерными трагедиями, успех подобных конкретных проектов, предупреждающих экологические катастрофы, должен возбудить положительный общественный интерес к ядерно-физическим исследованиям. И надо спешить. Шанс есть. Но через десять лет может быть поздно. Через 10-15 лет уже надо приступать к созданию на основе совместных исследований коммерческого ускорителя, абсолютно надежного, готового к работе, что называется, под ключ: "Будем реалистами, в общей сложности на это потребуется не менее 20 лет. Но видно, что цель вполне достижима".
Последняя встреча в Кракове, как бы в продолжение экологической темы, в Институте ботаники Польской академии наук, где группа профессора Кристины Гродзиньской тесно сотрудничает с Мариной Фронтасьевой и ее коллегами из Лаборатории нейтронной физики ОИЯИ в применении методов нейтронно-активационного анализа для решения задач экологического мониторинга. В кабинете директора института профессора Збигнева Мирека мы беседовали о так называемых междисциплинарных контактах, о попытках нащупать взаимно интересные проблемы, возникающие "на стыке" классической и молекулярной биологии, физической химии...
СВЕРК, 25 октября.
Институт ядерных проблем – Институт атомной энергии – Лаборатория, которой еще нет в справочниках
Дорога из Варшавы в Сверк не так коротка, как мне показалось восемь лет назад, когда утром на Маршалковской мы с Виктором Сенченко, исполняющим обязанности главного ученого секретаря ОИЯИ, сели в "жигули" пана Александра Полянского (в 2000-е годы заместитель директора ЛИТ ОИЯИ) и быстро домчали до ворот проходной. А встречал нас тогда в Варшаве на "жигулях" другой модели Альфред Фидеркевич (в то время научный сотрудник Института ядерной химии и техники) . Тот пан сейчас служит советником во дворце президента Квасневского, а когда-то несколько лет провел в Дубне, в Лаборатории ядерных реакций. В том же дворце, если мне не изменяет память, этажом выше служит в канцелярии при Президенте пани Кристина Кнапик, когда-то сотрудник международного отдела ОИЯИ, журналист и автор нашей газеты. Она референт супруги президента и отвечает на письма, которые приходят в адрес первой пани Польши, готовит ее выступления на разных раутах и прочих официальных встречах. С Ежи Кнапиком, приехавшим из Вены, где он служит сейчас в МАГАТЭ, на Совет по атомной энергии и заседание Комиссии по сотрудничеству с Дубной, мы встретились в Агентстве по атомной энергии, и он устроил в нашу честь короткий рабочий обед. С Кристиной встретились в последний вечер в Варшаве .
Дорога из Варшавы в Сверк на сей раз была довольно долгой. Ранним рабочим утром мы сели в служебный автобус рядом с нашей гостиницей, расположенной, как мне показалось, "в самом сердце" Лаборатории тяжелых ионов. Гостиница нам понравилась – удобные комнаты, большая столовая с кухней и плитой. Что еще нужно командированным из России?..
Автобус несколько раз останавливался и подбирал все новые группы сотрудников, стремившихся на работу. И вот мы в кабинете директора Института ядерных исследований имени Анджея Солтана профессора Земовита Суйковского. В штате 500 сотрудников, если считать группу технологического обслуживания. Более ста научных сотрудников, около 150 работают на опытном производстве. Средний возраст – за 50 лет, но есть 25 аспирантов, в том числе из Украины. 10 научных отделов: шесть в Сверке, остальные в Варшаве и Лодзи.
Возвращаясь к проблеме категорий польских институтов, позволю себе еще один комментарий. ИЯП из класса "А" перешел в класс "В", потому что один из главных критериев этой алгоритмизации – коэффициент публикаций в зависимости от количества сотрудников. Чисто техническим институтам с большой инфрастуктурой приходится сложнее, чем небольшим и чисто исследовательским. И все же за последние годы рейтинг ИЯП поднимается. Несколько уменьшилось число научных программ, но возросло число престижных публикаций. Большое внимание дирекция уделяет развитию прикладных программ. Проблемным здесь считают "пробиться" в европейские научно-исследовательские программы, где как раз основной акцент делают на прикладные работы, но, принимая во внимание западный бюрократизм, этому в Польше пока не особенно научились. По европейским масштабам гранты невелики, по польским немалые. Хорошо обстоят дела с международным сотрудничеством в области фундаментальных исследований, и здесь есть гранты польского Комитета по научным исследованиям. Ядерная физика, так же как физика и техника ускорителей, многие годы развивавшиеся в Институте Анджея Солтана, сегодня больше ориентированы на прикладные задачи. Развивается физика плазмы – сложилось тесное сотрудничество с Курчатовским институтом, Харьковом, Томском. Построили собственный небольшой циклотрон для наработки медицинских изотопов, работают в сотрудничестве с дубненскими коллегами. Участвуют в крупнейших европейских ускорительным проектах.
В отделе ускорительной физики и технологии профессор Станислав Кулински и начальник отдела Мариан Пахан вспомнили о тех временах, когда здесь работало не 20, а 80 специалистов. Да и то остались почти одни старики. Переглянулись, улыбнулись: "Нет, мы молодые!". Наверное, это процесс естественный: в ускорительной науке и технике в рамках отдельной небольшой европейской страны остается только один регулятор – экономический. И здесь он работает. В отделе, главным образом, проектируются ускорители для медицины на 4, 10, 15 МэВ. Производятся они здесь же, в собственных мастерских, где мы также увидели в сборе и оборудование для медицинских облучений. Анджей Хилгер, менеджер по производству, проведя по территории мастерских и остановившись в стендовом испытательном павильоне, обратил наше внимание на то, что все комплекты произведенного оборудования должны быть просты в управлении, строго соответствовать проектным параметрам и сдаваться под ключ. Более 30 произведенных в Сверке ускорительных комплексов работают в Польше, сделаны ускорители по заказам Фраскати и Триеста, пять комплектов продано в Иран.
Ярослав Барановски и Лех Якубовски встретили нас в отделе физики плазмы, показали несколько установок, где проводится диагностика тяжелых ядер, выполняются работы по радиационному материаловедению. Эти работы поддерживаются европейскими и американскими грантами, ведется активное сотрудничество с партнерами из Аргентины, США, Франции, Германии, Украины, России (Томск). Дубны в этом перечне не было.
Следующая встреча отмечена в блокноте и в памяти как знаковая: страна учится, страна вкладывает большие деньги в образование, в культуру. Страна заботится о своем будущем. Быстро минула пора "манхаттанов" – стихийных рынков, где можно было встретить русских и украинских "челноков". Не сразу, постепенно, без болезненной ломки укрепили курс национальной валюты. Создали благоприятные экономические условия для западных инвестиций. Еще в 92-м в научной сфере шла реформа, плоды которой проросли сегодня. В 96-м на выставке "Люди и атомы" в Варшаве меня поразили большие группы школьников и студентов, сосредоточенно внимавшие пояснениям экскурсоводов у стендов – сотрудников ОИЯИ. И теперь, в Сверке, в глубине территории, обнесенной забором и тщательно охраняемой – все-таки радиационно-опасная зона с действующим исследовательским реактором – новый отдел. На английском языке это называется Department of Training & Consulting, на польском - d/s.szkolenia i doradztwa. На русском? – это мы здесь услышали…
Профессор Людвиг Добржински – идейный вдохновитель проекта и руководитель отдела когда-то несколько лет работал в Дубне, кажется, в "нейтронке", и тепло вспоминает об этом времени. Но нас-то интересует настоящее, и мы идем мимо будущих офисных помещений, где суетятся элегантные отделочники, по просторным залам с "наглядными пособиями", которые не под силу приобрести отдельно взятой школе, пересекаемся со стайками мальчиков и девочек, завороженно внимающих пани Эве Дроста ("Мы все из Дубны, я, например, три года работала в группе Юрия Останевича и сохранила самые добрые воспоминания. Передавайте привет друзьям и коллегам"), – и я с грустью думаю о том, что наш бедный музей истории и науки ОИЯИ, в который летом порой заходят курортники и где изредка появляются группы школьников, увы, очень бледно выглядит по сравнению с этим... храмом? хранилищем? учебным центром?.. Скорее всего – лабораторией! Но лучше, если об этом скажет профессор Добржински:
– Понимаете, очень немногие школы в Польше могут позволить себе иметь ядерно-физическую лабораторию, а именно такую задачу мы поставили при создании этого центра. Мы много читали, говорили, анализировали отношение взрослых поляков к нашей науке и поняли, что с ними работать уже бесполезно. Они слишком подвержены влиянию СМИ, внедряющих в массовое сознание атомофобию. Работать надо со школьниками, имеющими открытый и критичный ум. То, что они узнают у нас, принесут домой, расскажут родителям. Здесь уже есть, – говорил профессор, демонстрируя нам, как это работает, – некоторые приборы, объясняющие законы оптики, основные понятия и историю развития атомной физики и многое другое, из чего складывается современная наука. В перспективе мы будем иметь лабораторию, где мальчики и девочки смогут под руководством опытных учителей постигать основы ядерной физики .
В Институте атомной энергии в небольшом конференц-зале нас уже ждали гостеприимные хозяева. Здесь собрались Стефан Хващевски, Здислав Стругальски, Януш Мика, Анджей Микульски, Витольд Быковски, Витольд Штеке и другие, почти все ведущие сотрудники, связанные с Дубной и воспоминаниями о проведенных здесь годах напряженной работы, и надеждами на дальнейшее развитие сотрудничества. Когда-то в Дубне у нас были общие друзья с Кшиштофом Михаликом, и мы по-славянски троекратно расцеловались при встрече. Кшиштоф был с нами на протяжении всего знакомства с институтом.
Профессор Здислав Стругальски продемонстрировал не только хорошую осведомленность в дубненских делах, но и обрисовал некоторые перспективы сотрудничества. Польские специалисты могли бы принять участие в работах по созданию измерительных устройств диагностики пучков и систем управления нуклотрона. А сотрудники Е. А. Красавина могли бы использовать для своих радиобиологических исследований нейтронные каналы МАРИИ (речь шла о реакторе: галантные польские физики любят называть свои установки красивыми женскими именами). Кроме того, профессор так же, как и его коллеги в других центрах, высказал свою заинтересованность проектом "Энергия плюс трансмутация".
Сейчас в институте около 250 сотрудников, пятую часть коллектива составляет научное отделение. Основная базовая установка – исследовательский реактор МАРИЯ в этом году отработает 4 тысячи часов, по 100 часов в неделю. Включается реактор в понедельник, выключается в пятницу. В дежурных сменах по шесть человек. В основном это специалисты со стажем, окончившие в свое время специальный техникум по ядерной энергетике, который был создан в Отвоцке, городке рядом со Сверком на первом этапе развития в Польше атомной энергетики. Когда программа стала сворачиваться по той причине, что Польша отказалась от строительства атомной станции, техникум закрыли, а специалисты остались и составляют сегодня "золотой фонд" института.
Значительное место в деятельности института занимает программа по утилизации ядерных отходов. После вывода из эксплуатации первого исследовательского реактора ЭВА на территории института созданы два хранилища радиоактивных отходов, рассчитанные на большие объемы отработанных материалов. В прекрасно оборудованной "горячей лаборатории", оснащенной по последнему слову техники, исследуются образцы из активной зоны реактора. Технологии самые современные, отвечающие строгим европейским стандартам, и поэтому пользователи не заставят себя ждать. Директор института профессор Кшиштоф Ветеска принял нас в своем кабинете и сказал: "Чтобы деньги появились, надо много работать, лоббировать наши интересы в разных инстанциях...".
Из Сверка мы возвращались в Варшаву на том же автобусе, а всего к концу рабочего дня к проходной было подано четыре или пять автобусов. Этим транспортом пользуется большинство сотрудников, им выдаются льготные проездные билеты, и в числе пассажиров, сидевших рядом с нами, был даже директор Института ядерных проблем профессор Земовит Суйковски.
ВАРШАВА, 26 – 27 октября.
Лаборатория тяжелых ионов – Институт физики – ИЯП-Варшава – Институт ядерной химии и техники – Институт математических машин – два интервью перед началом высокого заседания
По коридорам Лаборатории тяжелых ионов Варшавского университета разносился усиленный динамиками женский голос, передающий объявления, приглашающий кого-то куда-то… Исполняющий обязанности директора профессор Ян Ковнацки коротко познакомил с лабораторией, которая, хотя и существует при Варшавском университете, но на самом деле представляет из себя самостоятельный институт со своей инфраструктурой, базовой установкой циклотроном OSIRIS (самый большой в Польше, "железо" – из Таганрога, двухметровый магнит из Дубны) и экспериментальной аппаратурой для проведения исследований с тяжелыми ионами, созданной в основном в Польше. Здесь работают физики из родственных институтов Кракова, Сверка, Кельц, Катовице, Лодзи, есть сотрудничество с Киевом, Санкт-Петербургом, финским Ювяскюля, со шведскими физиками. Несколько исследовательских групп и 150 ученых работают на пучках польского циклотрона. Специалисты лаборатории, в свою очередь, сотрудничают с немецкими физиками из Юлиха – оттуда поставили на ускоритель электронику, а системы контроля смонтировали сами, есть сцинтилляторы из Норвегии и Сверка, детектор из Гетеборга...
В разгар беседы в кабинете появляется человек с очень знакомым «дубненским» лицом и бросается в объятия Туманова:
– Юра! Ты живой!
– Да и ты особо не изменился, даже помолодел без бороды...
Не сразу, но узнаю: это же доктор Юзеф Сура! Много лет провел в Дубне, в Лаборатории ядерных реакций, специалист по физике и технике ускорителей, человек многогранный и интересный, играл заметную роль в культурной жизни польского землячества в Дубне в те годы, когда это землячество превосходило по численности самые многочисленные ныне грузинское и армянское... Мы встретимся вечером в нашей столовой и успеем вдоволь наговориться "за жизнь", а пока Юзеф вместе с профессором Ковнацким сопровождает нас по лаборатории: от пульта управления ускорителем – в циклотронный зал, в экспериментальный павильон, в помещение с ECR-источником, в подземелье с лазерным спектрометром...
Многое в жизни этого коллектива связано с Дубной, начиная от момента его возникновения, здесь с уважением произносится имя Георгия Николаевича Флерова, сумевшего не только в Дубне, но и во многих странах-участницах лично и непосредственно заложить базу для исследований по физике тяжелых ионов. Да и сегодня контакты с Г. Г. Гульбекяном, Р. Ц. Оганесяном, Б. Н. Гикалом играют существенную роль в перспективных планах польских специалистов. Много добрых слов памяти было сказано о Владимире Борисовиче Кутнере, его роли в создании собственного ECR-источника... И, конечно, с большим интересом здесь восприняли новый проект создания в Дубне пучков радиоактивных ядер, который откроет и для польских физиков новые возможности. В области ядерной спектроскопии поддерживается сотрудничество с группой В. Г. Калинникова в Лаборатории ядерных проблем, главным образом, в экспериментах на магнитном сепараторе изотопов, сделанном в Сверке, в области лазерной спектроскопии есть интерес к работам Ю. П. Гангрского и Б. Н. Маркова в ЛЯР.
На лазерной установке второй год работает физик из Японии доктор Иномура, он уже довольно прилично говорит по-польски, а польские коллеги отзываются о нем с большим уважением, особенно после того памятного случая... Клистрон на источнике ионов – вещь исключительно дорогая – выработал свой срок, и это грозило большими осложнениями. Тогда Иномура позвонил домой своим коллегам, и они нашли там подходящий клистрон. Через несколько дней дорогой подарок уже встречали в Варшавском аэропорту...
А вот еще пример "резервов" от гибкого ума. Кшиштоф Судлитц – это он принимал активное участие в конструировании и создании ECR-источника – показал нам в одном из подвалов часть вакуумной камеры: она используется сейчас для... сушки бумаги и выполнения разных сторонних заказов, связанных с применением высокого вакуума. Так ускорительные технологии, если, конечно, приложить изобретательность и талант, служат практическим целям.
Открывая на Хожей, в центре Варшавы заседание всепольского Совета по атомной энергии, где собрались ведущие физики, академик Анджей Хрынкевич представил нашу рабочую группу и сообщил о подготовке к заседанию круглого стола "Польша в ОИЯИ" в рамках январской сессии Ученого совета. Сообщение это было, как говорится, с удовлетворением воспринято членами высокого научного собрания. Кстати, незадолго до его начала мы раскланялись со многими, принимавшими нас в своих институтах, и с теми, у которых будем в ближайшее время. Перед началом этого заседания председатель Государственного агентства по атомной энергии РП профессор Ежи Неводничански и академик Рышард Сосновски, в течение многих лет член Ученого совета ОИЯИ, дали мне интервью.
– Я бы хотел вернуться на год с лишним назад, к координационному совещанию по сотрудничеству научных центров Польши с ОИЯИ, и попросить вас кратко охарактеризовать, что изменилось, что произошло за это время? Как складывались наши отношения?
Р. Сосновски: С одной стороны, чувствуется, что это совещание было полезно. Многие наши коллеги, которые знали Дубну давным-давно, освежили свои знания, почувствовали, что там происходит. Но это дало им возможности более реалистически думать об укреплении сотрудничества. Но все-таки, с другой стороны, надо сказать, что это не так легко. Есть у нас внутренние финансовые трудности, есть также трудности в Дубне. Но чувствуется, что гранты Полномочного представителя сейчас как-то более широко известны нашим физикам, и они включаются в программы, которые могут быть дополнительно профинансированы, и в некоторой степени это помогает преодолевать названные трудности. Конечно, за это время можно было бы сделать намного больше. Но общая оценка полностью положительна – есть желание укреплять сотрудничество. И мне кажется, что "круглый стол", который состоится на ближайшей сессии Ученого совета, будет полезен.
Е. Неводничански: Что касается физики частиц или высоких энергий, то у нас уже есть сотрудничество с ЦЕРН, потому что мы стали членом этой организации, и наш финансовый вклад в ЦЕРН очень большой, и надо как можно эффективнее использовать эту возможность… А с другой стороны, то, что делается в ОИЯИ для ЦЕРН, тоже очень полезно. Так что к этому вопросу отношение довольно сложное. Для ЦЕРН сотрудничество с Дубной полезно, а для нас как члена ОИЯИ и члена ЦЕРН нет смысла платить в ЦЕРН и Дубну за одну и ту же работу. Что касается остальных программ, то есть много проектов по ядерной физике... может быть, и электрояд в будущем, или нейтронная физика, физика твердого тела. И потому мы так ждем пуска ИРЕН и других источников нейтронов, потому что считаем эти направления очень перспективными.
Польша это небольшая страна, и нам нет смысла строить такие реакторы, как в Дубне, где мы можем проводить эксперименты. Но, может быть, пока или с политической точки зрения, или условий жизни, и даже с финансовой точки зрения Дубна сейчас не так популярна для наших сотрудников, как это было когда-то. Сейчас для нашей молодежи легче найти место во Франции или США. Поэтому не так много поляков в Дубне работает, как это было несколько лет назад... Но мы надеемся, что эта ситуация будет меняться прежде всего за счет образования. За счет увеличения количества магистерских и докторских степеней, которые можно будет защитить на работах, выполненных в Дубне, я надеюсь, можно будет расширить наше сотрудничество.
Следующий мой вопрос прозвучал примерно так… В последние годы, нелегкие и для нас и для вас, польские ученые, которые принимают участие в работе Ученого совета, довольно часто приезжают в Дубну и держат, что называется, руку на пульсе, вносят здоровую критическую ноту в процесс реформирования Института, определение генеральных направлений его развития. Но... давайте представим, что будет, когда уйдут на отдых профессор Хрынкевич, профессор Сосновски, профессор Будзановски, профессор Неводничански? Кто придет им на смену? Будут ли знакомы эти люди с Дубной, с традициями, смогут ли они понять, прочувствовать, что наука это не только финансирование, это образ жизни, это, в конце концов, та неповторимая атмосфера человеческого общения, которая лично мне кажется уникальной?
Со свойственным ученым хладнокровием, воспитанным в горячих научных дискуссиях, профессор Рышард Сосновски ответил на довольно эмоциональный по тону вопрос очень спокойно:
– Да, сегодня в Польше многие физики в очень малой степени видят себя связанными с Дубной. Но нельзя не учитывать то, что для нас Дубна – это и связь с российской наукой, и по-прежнему окно в международную науку, и образовательный центр, где есть много талантливых ученых и педагогов. И его надо теснее интегрировать с польскими университетами.
Профессор Неводничански добавил, что есть такие объективные критерии, как привлекательность исследовательской базы ОИЯИ для польских ученых (в чем мы неоднократно убеждались в нашем путешествии по Польше). Что, в свою очередь, профессор Сосновски проиллюстрировал конкретным примером проекта DRIBs. Но, наверное, этот вопрос остался-таки риторическим, а ответят на него те, кто через несколько лет придет на смену блестящей плеяде польских ученых, воспитанных в Дубне.
Отдельная встреча в одном из кабинетов Агентства по атомной энергии со Станиславом Лятеком позволила нам поближе и из первых рук познакомиться с организацией паблик рилейшенз в современной польской атомистике. Пан Лятек – один из главных соорганизаторов выставки "Люди и атомы", первой полномасштабной выездной выставки Института в странах-участницах (Варшава, 1996) – прежде всего рассказал о культурной программе Дней Польши в ЦЕРН в 2000 году. В программу включают художественные выставки, выступления деятелей культуры и искусства. Поляки привезли в Женеву выставку известного краковского художника, пригласили музыкантов – лауреатов конкурсов имени Шопена, журналистов. Эта акция имела в Польше широкий отклик в прессе.
С другой стороны, и ЦЕРН проявляет интерес к пропаганде физических наук в европейских странах – в Кракове мы видели рекламу церновской выставки "Энергия и масса", рассчитанной, в основном, на студентов. До Кракова эта передвижная выставка экспонировалась в Мадриде и Париже. (Естественно, что и наш Институт мог бы себе позволить организацию подобных выставок в странах-участницах, тем более что опыт 1996 года в Варшаве уже есть, есть и предложения от Полномочных представителей Чехии, Словакии...).
Станислав Лятек – живая история пиаровского движения в польской атомистике. Начинал редактором газеты "Резонанс" без отрыва от основного научного производства в Сверке (об этом я уже писал в 1996 году по поводу выставки "Люди и атомы"), а сегодня его рабочее место напоминает и библиотеку, и мини-типографию, и пресс-центр:
– А как же, мы "прикармливаем" журналистов наиболее влиятельных польских газет, сотрудничаем с польским телевидением. Устроили для журналистов экскурсии «к соседям» в Гамбург – в ДЕЗИ, в Литву – на Игналинскую АЭС, чтобы они помогли обществу разобраться и с проблемами развития атомной энергетики, и с той ролью, которую играет фундаментальная наука в развитии цивилизации. Издаем популярные брошюры, ориентирующие общественность...
Общественный статус Станислава Лятека, разносторонне образованного и эрудированного человека, несколько выше, чем занимаемый им ранг госчиновника, потому что в течение уже ряда лет он – президент Клуба варшавской католической интеллигенции, а эта организация в польской культурной среде пользуется большим уважением и авторитетом.
Профессор Яцек Кшивиньски, встретивший нас у ворот Института физики Польской академии наук и познакомивший с директором профессором Р. Голонской, тесно связан с российской наукой. В течение многих лет он председатель Комитета по космическим исследованиям ПАН, и сегодня около 40 экспериментов в космосе связано с Россией, некоторые проекты совместно с Институтом космических исследований РАН осуществляются уже более 10 лет. Другая область его научных интересов – физика твердого тела, одно из главных направлений, развиваемых в родном институте. Мы вместе порадовались мировому признанию заслуг его коллеги и давнего хорошего знакомого лауреата Нобелевской премии по физике академика Жореса Алферова: "Да, Институт имени Иоффе был одним из лучших в Союзе и в мире, мы десятки лет сотрудничали и поддерживали контакты...".
Роль и значение Института физики (330 сотрудников, 170 научных сотрудников, около 50 аспирантов) в польской науке хорошо видны из независимых экспертных оценок: польский совет по физике твердого тела, сравнив по разным научным параметрам порядка 30 исследовательских центров своего профиля, 39 голосами против одного признал его лучшим. Основные научные направления достаточно тесно интегрированы с европейскими исследовательскими программами, и как признание этого факта Еврокомиссия выделила Институту физики 900 тысяч евро для развития сотрудничества с зарубежными партнерами. Здесь сыграли существенную роль достижения польских специалистов в области применения физических методов в биологии и генной инженерии.
Часть сотрудников института вместе с партнерами из Лаборатории физики частиц ОИЯИ участвуют в Гамбурге в создании лазера на свободных электронах, часть денег на эти исследования идет из Фонда Хрынкевича, часть в рамках Соглашения ОИЯИ – BMBF.
Профессор Тадеуш Скоскевич продемонстрировал оборудование и некоторые результаты, полученные в лаборатории сверхнизких температур, в частности, по нанолитографии, с гордостью мастера указал на собственноручно изготовленный сквид с очень высокой чувствительностью: "Знаете, с помощью этого прибора можно из самолета следить за подводными лодками, которые находятся на большой глубине...". Со всеми возможными предосторожностями, чтобы исключить попадание в воздушную среду принесенных на одежде микрочастиц, прошли в "чистое помещение", предназначенное для нанолитографии. Координатный столик, на котором установлен электронный микроскоп высокого разрешения, для повышения класса точности стоит на фундаменте глубиной в четыре метра. Впечатляет...
В силу ли исторических особенностей развития или индивидуальностей "отцов-основателей", а может просто от того, что страна небольшая, только порой в мелькающем вокруг калейдоскопе лабораторий, отделов, множестве непохожих друг на друга милых и симпатичных лиц, –- только порой трудно было понять, где кончается одна лаборатория и начинается другая. Так вдруг оказалось, что на территории Варшавского университета – факультет физики – вдруг оказывается отдел теории ядра Института ядерных проблем. Да, того самого, имени Анджея Солтана, который находится в Сверке, и несколько дней спустя мы попадем в еще один отдел этого института, уже в Лодзи... И встретили нас здесь соавтор дубненских физиков по ряду работ, посвященных трансуранам, профессор Адам Собичевски, а вместе с ним доктор Кшиштоф Русак. И мы, уютно расположившись в креслах и прихлебывая ароматный "теоретический" кофе, неспешно поговорим, а потом, в Дубне, я попытаюсь воспроизвести произвольно выхваченные из блокнота цитаты, которые, как мне кажется, отражают умонастроения наших собеседников.
– Долгое время нашим начальником был профессор Войцех...
– Это не так. Наш начальник сидит в Сверке...
– ...и нам было очень хорошо, потому что он мягкий начальник. А наша главная проблема в том, что мы устарели.
¬– Да, самому молодому сотруднику 38 лет. Есть четыре аспиранта на 24 сотрудника. И есть некоторые шансы, что они останутся здесь работать.
-– Конечно, ротация это именно то, что нужно. Это очень разумно. Но у нас это трудно. У нас неподвижные сотрудники. В принципе появилось много новых университетов, есть, где преподавать, но, прежде всего, востребованы в этих университетах специалисты по экономике, по сельскому хозяйству. Это так...
– В Польше есть один преподаватель-рекордсмен – он работает сразу в 17 вузах. Но говорят, что он ничего не преподает, только движется с места на место...
– А еще во время войны профессор Суходольски работал в десяти вузах, но у него получалось, он легко писал книги...
– Какое-то время такие институты, как наш и Институт физики, были изолированы от молодежи – университетские профессора не хотели конкуренции "со стороны", наверное, боялись потерять работу. То, что сейчас университеты интегрированы с исследовательскими лабораториями, уже хорошо. Другое дело, физика становится уделом не самых лучших.
– Может быть, надо привлекать студентов к конкретным темам уже с первых курсов...
– Но как устоять талантливой молодежи, когда предлагают большие деньги? Знаю случай с молодым экспериментатором из Польши, который работал по специальности в Америке, но его нашли там представители консалтинговой кампании и предложили работу на совместном предприятии в Польше за 10 тысяч долларов в месяц. Конечно, наука этого человека потеряла и в Штатах, и в Польше.
– К счастью, мы уже бросили говорить о деньгах. Еще три-четыре года говорили, а теперь бросили.
– А вообще в нашем отделе теоретики распределяются довольно равномерно, на три направления. Это ядерная физики, физика частиц и физика плазмы. Но есть больше феноменологии...
А перед этим Туманов выстраивал свои очередные жертвы перед очередным польским Ван де Граафом, на железе которого, служившем прежде корпусом германского крейсера в Гданьске-Гдыни, красовались крупные буквы "LECH". Однажды, во время запрета "Солидарности" и объявленного в Польше военного положения представитель властей, прибывший в университет с очередной проверкой благонадежности, вдруг увидел эту надпись и счел это за политическую демонстрацию. Если бы с большим трудом не доказали, что это фирма-изготовитель, а не имя Валенсы, дело могло бы окончиться очень плохо...
...И мне вспомнился другой Ван де Грааф, в Институте ядерной химии и техники, и нас встретил старенький холодильник "ЗИЛ", сразу напомнивший о Дубне. И сейчас в этом институте ранним утром следующего дня нас ждал нисколько не изменившийся его директор профессор Лех Валиш – один из тех польских ученых, для которых связи с Дубной не вопрос, а данность. По-прежнему на вооружении института девять ускорителей, на которых выполняется множество заказов промышленных предприятий и ведомств. По-прежнему работают здесь 300 сотрудников, и уже около 20 аспирантов. Каждый год молодежь защищает 3-4 диссертации. Зарплата сотрудников довольно низкая – 1300 злотых "чистыми", потому что большую долю бюджета занимают расходы на эксплуатацию ускорителей. Из государственного финансирования в бюджет института поступает лишь 30 процентов, все же остальное дает участие в целевых программах. Мы познакомились с научными публикациями ИЯХТ, красочными буклетами, рекламирующими его услуги, с несколькими номерами журнала "Нуклеоника", издаваемого институтом. Журнал этот включен в "Филадельфийский список", так что печататься в нем престижно, а в составе редколлегии наряду с другими известными научными авторитетами – академик В. И. Гольданский и профессор Е. А. Красавин. Сотрудничестве с Дубной по разным направлениям и сегодня играет важную роль:
– Наш "резидент" в Дубне доктор Павлюкович недавно успешно защитил докторскую диссертацию. К сожалению, со времени нашей последней встречи количество сотрудников, длительное время работающих в ОИЯИ, не увеличивается. Вы знаете причины. Но, тем не менее, мы стараемся использовать любую возможность, чтобы подучить у вас нашу молодежь. Впрочем, об этом расскажут мои коллеги.
Общее впечатление, которое осталось от повторного знакомства с некоторыми отделами института, – по-прежнему безукоризненная чистота и химическая стерильность, плюс обновленные уже европейские интерьеры, что, впрочем, можно заметить в некоторых местах общего пользования и в дубненских лабораториях после прихода новых директоров. Кабинет директора по-прежнему занимает небольшую комнату в одноэтажном здании вместе с немногочисленным секретариатом. В лаборатории аналитической химии профессор Раймонд Дыбчински быстро ввел нас в курс дел и поделился своей озабоченностью относительно некоторых контактов с Дубной:
– Наше сотрудничество с ЛНФ по нейтронному активационному анализу продолжалось около 30 лет, но сейчас, к сожалению, затухает. Главная причина – мало молодежи, а другая – зарплаты в Дубне низкие. Рассказ своего коллеги уже в отделении структурных исследований дополнил профессор Марек Бучковски, который вместе со своими коллегами сотрудничает с ЛНФ и ЛЯР:
– Некоторые наши работы были бы невозможны без участия дубненских специалистов. Например, использование трековых мембран, получаемых во Флеровской лаборатории, – мы разработали и наладили промышленное производство насадок на шприцы с применением этих фильтров. В клинических условиях испытаны медицинские повязки, которые применяются для лечения ожогов, и сейчас мы с коллегами из Лодзи их усовершенствовали. Здесь очень важны контакты в ЛЯР ОИЯИ с Павлом Апелем и его сотрудниками.
Нас также очень интересует использование плазменной техники для модифицирования поверхностей материалов (Сергей Дмитриев в ЛЯР) и, что очень важно, в перспективе надеемся вместе со специалистами этой лаборатории наладить массовое производство ядерных фильтров. Сейчас у нас для исследований есть очень хороший электронный микроскоп из известной фирмы "Карл Цейсс", на нем работает Божена Сартоцка, а в ЛЯР аналогичные работы ведет Олег Орелович. Вместе с Николаем Житарюком в той же лаборатории заинтересованы в определении радиационной прочности некоторых новых полимеров, облученных на ускорителях ЛЯР. Исследование связи электронной и кристаллической структуры вещества – тема совместных исследований со специалистами ЛНФ. В Лаборатории информационных технологий нас привлекает возможность использования суперкомпьютера для моделирования молекулярных процессов.
Институт математических машин – вывеска из "докомпьютерной" эпохи, от которой осталось, собственно, только реликтовое это название... Вся "начинка" и современный интерьер этого здания, которое граничит в Варшаве с обширным полем, обнесенным каменной стеной – станцией очистки воды, сооружениями городского хозяйства, с дальновидным размахом построенными еще в 19-м веке английским инженером, – напоминают большие компьютерные фирмы, где вход из одного отсека в другой контролируется электронными устройствами, и симпатичные молодые пани похожи скорее на топ-модели, нежели обслугу "математических машин". И вообще, какое отношение имеют эти девушки к математике?.. Жаль, что не задал я этого вопроса тем, кто нас принимал.
– Мы самый первый в Польше институт, который стал заниматься компьютерами, - рассказывает замдиректора Ежи Ставински. – Первой польской машиной, спроектированной в этом институте, была XYZ. В 60-е годы в Польше производили и проектировали первые ЭВМ на транзисторах, потом "пошла" серия ЕС. Здесь разрабатывался и первый в Польше персональный компьютер. Очень много польской вычислительной техники, периферийных устройств поставлялись в Дубну. А поскольку человеческие связи, контакты со специалистами в Дубне сохранились, было бы неправильно их не использовать. Мы сейчас сократили работы по проектированию, перешли от хардвера к софтверу, тому, что ждет потребитель. Например, устройства для контроля рабочего времени. Или обучение пользователей в софтвере. Или создание системы оценки летных условий для аэропортов. Зная, что в Дубне есть хорошие специалисты по системам распознавания образов, профессор Геннадий Ососков, например, – привлекли их к совместным разработкам по созданию компьютерных устройств для распознавания черт лица, а еще раньше сделали систему распознавания на основе дактилоскопических данных. Эти системы сейчас пользуются большим спросом, и мы стараемся ориентироваться на рыночный спрос. Поэтому, получая от государства лишь несколько процентов бюджета института, держим зарплату сотрудников на уровне, несколько превышающем средний по стране. Так что надеемся на то, что наших коллег в Дубне заинтересуют перспективы совместных работ.
ПОЗНАНЬ, 28 октября
Университет имени Адама Мицкевича – Институт физики – в отделах и лабораториях – кампус на Моравско
Переходя через привокзальную площадь к трамвайным остановкам, мы обратили внимание на ажурную башню, этаким "миниэйфелем". Она соседствовала с выставочным комплексом (Познань – город самых больших в Польше международных ярмарок, ведущих свою историю еще из средневековья), в котором в эти дни, как гласила огромная афиша, проходила международная выставка собак элитных пород. И эти самые элитные породы с похожими на них хозяевами уже стекались со всех сторон к вожделенному зданию...
Утром у гостиницы нас встретил профессор Войцех Навроцик, в 1993 – 1999 годы декан физического факультета, а ныне руководитель группы молекулярных кристаллов, и по дороге до кампуса посвятил в историю... После ядерно-физических центров двух столиц с их реакторами и ускорителями, опытно-конструкторскими производствами и углубленной тишиной теоретических отделов вечно юная студенческая атмосфера, которой пронизаны университеты во всем мире, потребовала каких-то иных изобразительных средств. Но… какие другие средства у человека с блокнотом и ручкой, когда у него на носу очки, а за окнами осень? Вот Туманов – у него две профессиональные фотокамеры, одна на цвет, другая с черно-белой пленкой. Одно слово, профи...
О Войцехе мне хочется сказать отдельно. И не только потому, что он был нашим гидом и в конце дня несколько раз переспрашивал, не надо ли присоединиться к нам в выходной день, чтобы как следует показать Познань, и это не было чисто формальным жестом вежливости. Я поражался его кипучей энергии и патриотизму, его влюбленности в работу и широким знаниям в разных областях, которые он с блеском демонстрировал во время наших экскурсий.
Хотя точкой отсчета жизни Университета в Познани считается 1919 год, корни его лежат значительно глубже, на рубеже 16 – 17-го веков. Последние годы университет развивается особенно бурно, преимущественно за счет гуманитарных дисциплин: экономика, право, туристический менеджмент и других, востребованных новым обществом и рынком. Конкурса на физический факультет практически нет, принимаются все желающие. После того, как мы пройдем через многие отделы и группы факультета и Института физики, декан профессор Анджей Добек расскажет об Институте физики более подробно. Главное научное направление – физика конденсированных сред. Проводятся исследования в области оптического магнетизма и ЯМР. Изучается акустика – на границе физики, психологии, физиологии. Есть своя обсерватория – развивается астрофизика. Студентов на факультете 1100, причем 400 – заочники.
– Сегодня мало кто хочет заниматься "чистой" физикой, – говорит декан. – И мы вынуждены откликаться на требование времени. Развиваются информатика, биология, геология, география, медицина, педагогика, акустика. Через три года занятий выпускаем лиценциатов – например, специалистов по слуховым аппаратам, которые могут возглавлять небольшие фирмы по изготовлению этого оборудования, три года обучения акустике дают диплом звукорежиссера для радио- и телестудий, на оптике за три года студент, который не хочет продолжать дальше свое образование, научится профессионально подбирать очки. Физика больше "идет" в сочетании с информатикой. В общей сложности мы ведем подготовку студентов по 20 направлениям, так что каждый может найти свою "тропинку"...
...Познань – первая польская столица, и как бы ни соперничали между собою жители двух последующих столиц, такой она и останется в истории. И традиции университетские здесь насчитывают около 400 лет, потому что предтечей университета можно считать Коллегию Любраньску, которую заложил здесь в 1519 году один из профессоров Краковского университета. 50 тысяч студентов и профессоров – это чуть меньше населения нашей Дубны, и, как во многих других польских городах, разбросан университет по всей Познани, где занимают его ректорат, факультеты, институты и лаборатории многие здания: от престижных древних построек до какой-то обанкротившейся фабрики, которую – и это показалось мне весьма символичным – занял один из самых популярных среди молодежи факультетов – юридический. Два декана, прежний и нынешний, ходили с нами по кампусу, и меня не оставляло ощущение, что их связывает нечто большее, чем просто хорошие профессиональные отношения. Все, что мы видели, – от заботливо сохраненных природных ландшафтных уголков до тщательно продуманных архитектором деталей современного интерьера студенческих аудиторий, где было предусмотрено все для удобства и комфорта, – было делом их жизни... С большим пиететом говорили они о своем ректоре профессоре Стефане Юрге, фотографию которого я увидел потом в прекрасно изданном буклете, – он приветствовал в Варшавском аэропорту прибывшего с визитом на родину Папу Павла Иоанна II. А что такое для поляка сняться вместе с живой национальной святыней – об этом мы можем только догадываться...
Словом, современный кампус в Моравско, этот архитектурный шедевр, наполненный молодой жизнью, с расставленными и развешенными по коридорам и холлам работами художников-авангардистов, с постерами, рассказывающими о лауреатах Нобелевской премии (их заказывали в Швеции), произвел на нас неизгладимое...
Профессор Генрих Шидловски использует в своей физической лаборатории, где обучаются студенты двух первых курсов, компьютеры как... периферийные и одновременно управляющие и анализирующие устройства, как датчики физических приборов, для изучения основных законов физики. Порой упражнения студентов напоминали забавную детскую игру (установка с движущимися датчиками на "воздушной подушке"), порой серьезный физический эксперимент (изучение атомных резонансов). В этот день мы застали в аудитории студентов-заочников, которые приезжают на факультет на три дня через две недели. Разговорились с ребятами: один получил работу, уже став студентом, другой занимается в фирме информатикой и надеется, что учеба поможет ему в карьере, третий тоже работает в фирме программистом и разделяет надежды своего приятеля.
Профессор Рышард Танащ – физик-теоретик, и.о. секретаря комиссии по квантовой электронике ИЮПАП (Международного союза по чистой и прикладной физике): «Работал два года (89-91) в Лаборатории теоретической физики, в секторе Александра Шумовского... Даже получил премию ОИЯИ, а это не так легко за два года. Не каждому так повезет. Какое-то время после моего отъезда из Дубны поддерживали это сотрудничество, потом группа распалась. Дубненских коллег встретил недавно на конференции в Минске по нелинейной оптике, на следующий год снова туда собираюсь. Когда-то это были всесоюзные конференции, а сейчас традицию подхватили белорусские ученые».
Следующая встреча – и снова воспоминания о Дубне. Доктор Кристина Холдэрна-Натканец занимается физикой и техникой высоких давлений, ведет совместные с ЛНФ исследования структуры твердого тела. Тонкие измерения очень медленных процессов, происходящих в широком температурном диапазоне и при давлениях до 6 тысяч атмосфер. Асимметрия плоских молекул. Это очень хороший метод – о нем докладывал молодой коллега из этого отдела в ОИЯИ на конференции молодых ученых.
– А теперь идем к другим дубненским полякам, – говорит Войцех Навроцик, и, после короткой паузы, – нет, вы не думайте, это я не специально выбираю – просто кто там хоть раз побывал, обязательно передает эту эстафету своим коллегам.
В лаборатории радиационной спектроскопии встретил нас Станислав Левицки. Аппаратура в основном польская, здесь в Институте физики сделали установку для исследования ЯМР-резонанса, с дистанционным компьютерным управлением. Станислав устроил очередной мини-семинар…
Из окна лаборатории увидели еще одну стройку – кампус еще не совсем завершен. Сначала в строящемся здании хотели разместить АТС, теперь делают профессорский ресторанчик: "Знаете, не работой единой жив человек, иногда надо и пообщаться в приятной обстановке, вместе отметить день рождения, студенческий праздник. В общем, это будет наш клуб".
Доктор Славомир Мельцарек в лаборатории физики кристаллов продемонстрировал богатую коллекцию монокристаллов, выращенных из насыщенных растворов различных минералов. Это настоящее искусство. Он сотрудничает с Борисом Савенко в ЛНФ, недавно ездил на совместные эксперименты, провел в Дубне три месяца. Делают здесь сегнетоэлектрики и сегнетоэластики – на мировом уровне. Последнее слово – сегнетоэлектрики, меняющие форму в зависимости от электрического напряжения...
– А это лаборатория физики макромолекул, – сообщил Войцех, –- ею руководит наш ректор. Здесь мы встретили молодых ребят Фархада Назирова из Таджикистана и Баката Оразбаева из Киргизии. Они изучают процессы молекулярной динамики. Работой очень довольны, прекрасно ассимилировались в здешней среде. Фархада коллеги зовут по-свойски Филиппом, он очень хорошо говорит по-польски, и коллеги подозревают, что у симпатичного таджика есть польская девушка.
В отделении квантовой электроники, демонстрируя очень современный и очень дорогой лазерный спектрометр, аспирант Маргит Жюлек подробно рассказывал об исследованиях, которые ведутся здесь с помощью этой установки, дающей короткие и мощные импульсы. Похоже, он не собирается в будущем расставаться со своей профессией. Тем более, обронил, уходя, Войцех, что у него папа профессор химии в университете. И тогда я вспомнил замечательную фразу, которую услышал восемь лет назад в Варшаве от профессора Раймонда Дыбчинского: "Наукой сейчас в Польше занимаются только "хоббисты" или дети не бедных родителей"... Похоже, за прошедшие восемь лет число «хоббистов» увеличилось за счет СНГ…
В лаборатории молекулярной биофизики, которой руководит пан декан, – великолепное оборудование, прекрасно оборудованные места для студентов, изучающих и исследующих структуру молекул ДНК, РНК и их функционирование в живых организмах с помощью современной физической аппаратуры...
Ура! Сегодня воскресенье, первый и единственный выходной день, который мы используем для прогулки по набережной Варты, Старому городу. Здесь сохранилась средневековая планировка с квадратным рынком в центре и сетью узких улиц, старая ратуша, построенная на рубеже 13–14-го веков и перестроенная в середине 16-го, великолепный памятник архитектуры Возрождения, старинные купеческие дома, поддерживаемые колоннами, костелы доминиканцев, кармелитов, францисканцев... Многовековая история, застывшая в камне, и вкрапления современной архитектуры. Рядом с Драматическим театром гигантские венский стул, «столик» и вешалка из металла. Воистину, театр начинается с вешалки, но как начинается! На сиденье стула, отшлифованное туристами, мы с Борисом вскарабкались с трудом и сфотографировались на память о Познани...
ВРОЦЛАВ, 30 октября
В гостях у проректора университета – Химический факультет – Институт теоретической физики – Встреча с «нашими» студентами – Леопольдина
Здание Вроцлавского университета, построенное в 1695 – 1736 гг. на берегу Одры для иезуитской коллегии, считается одним из самых красивых в Центральной Европе светских зданий стиля барокко. В "сердце" этого здания, мощные стены которого как бы поддерживают и хранят давние традиции, – роскошный актовый зал, называемый "Леопольдина", построенный в 1702 году. Симпатичная молодая пани, хранитель зала и, наверное, искусствовед, показала нам великолепные фрески – парадные портреты великих ученых древности, покровителей наук и искусств, которыми украшены стены зала. А еще позавчера, по контрасту, был устремленный в завтрашний день кампус Моравско в Познани...
Но седая старина – лишь внешняя примета, которая маскировала современное содержание средневековых строений. Профессор Люциан Собчик и его коллега Ирена Маеж, которые встречали нас утром на вокзале, первым делом разлили по чашкам кофе со словами: "Угощайтесь, чем хата богата...". На книжных полках в кабинете профессора Собчика "Курс физической химии" и другие научные издания на русском языке. Пани Ирена работала в ЛНФ в группе Ирениуша Натканца, где сегодня "резидентом" остается Анджей Павлюкович, и активно развивает сотрудничество с университетами Вроцлава, Познани, Щецина. Вместе с ним выпустили в свет несколько научных публикаций, в основном, по исследованию упругого рассеяния нейтронов на дубненской технике, по нейтронографии... Вскоре к нам присоединилась профессор Владислава Навроцка, энтузиаст расширения студенческих обменов, можно сказать, "резидент" Дубны во Вроцлаве.
Кабинет проректора Вроцлавского университета профессора Юзефа Жуковского, обставленный мебелью с резными геральдическими знаками и изящным растительным орнаментом, производил богатое впечатление.
– Я очень рад, – сказал проректор, – что сотрудничество с Дубной развивается, я очень позитивно оцениваю эту информацию. Моя научная карьера начиналась сорок лет назад в Московском университете с получения и исследования радиоизотопов. А присутствующий здесь профессор Собчик был моим оппонентом на защите кандидатской диссертации. Сейчас преподавание радиохимии в нашем университете ведется в основном на дидактическом уровне, исследовательская работа остается в основном в направлении спектроскопии. Предъявляются очень высокие требования по радиационной безопасности. Мода изменилась, например, американцы готовы вкладывать большие средства в работы по трансмутации радиоактивных отходов, и эти исследования подхвачены во всем мире. И здесь нужны наши знания – те "дефицитные" в свое время специальности, которые мы получили в Москве, сегодня вновь востребованы обществом. Это тоже позитивный момент. Все в мире меняется, и в этом есть своя красота...
– А вообще мне интересно, – несколько неожиданно переменил профессор Жуковски тему беседы, – как вам удается задерживать хороших специалистов, чтобы они не уехали на Запад? – Подоплека вопроса станет ясна несколько позже, когда мы вернемся к химикам и встретим земляка - старшего научного сотрудника кафедры молекулярной спектроскопии Санкт-петербургского университета Константина Рутковского. Он приехал во Вроцлав на три месяца – питерцы со своими польскими коллегами давно сотрудничают, ведут измерения инфракрасных спектров кристаллов, жидкостей и газов, изучают осцилляции в молекулах, водородные связи. Один из компьютеров, работающих на линии со спектрометром, носит имя собственное "Дубна"...
В Институте теоретической физики Вроцлавского университета профессор Ежи Лукерски "оживил" некоторые исторические факты. Недавно построенная большая аудитория носит имя профессора Яна Жевуского – первого польского физика-теоретика, который вместе со своим коллегой Ежи Райским в 1957 году приехал в Дубну и работал в Лаборатории теоретической физики. Оценив возможности сотрудничества и установив научные контакты, польские физики положили начало более чем тридцатилетнему "золотому периоду" сотрудничества между ЛТФ и многими польскими учебными заведениями и институтами. Большой портрет профессора Яна Жевуского украшает ныне аудиторию его имени. С гордостью показывали нам польские ученые и новую библиотеку, которая строилась около восьми лет и сегодня представляет собой современный информационный комплекс. Рассказывали о совместных конференциях, проведенных и готовящихся. Об обменах визитами – сравнительно недавно здесь был директор ОИЯИ академик В. Г. Кадышевский, очень хорошие впечатления остались после визита профессора Н. М. Плакиды...
Постепенно к нашей группе присоединился, профессор Станислав Чеханович – хозяин кабинета, все пространство которого было занято книгами, препринтами, папками и кипами журналов, что вызвало иронические комментарии пани Навроцкой. Из общения с вроцлавскими теоретиками сложилось твердое впечатление, что здесь работает мощная группа, очень хорошо информированная о Дубне и тесно с нею связанная, – гарант преемственности и развития сотрудничества с ОИЯИ. Что и подтвердилось при встрече с "нашими" студентами – двумя девушками и пятью юношами, которые побывали недавно в ОИЯИ. 4 – 5-й курсы, специализируются в теоретической, экспериментальной, вычислительной физике. Оценив возможности ОИЯИ, не прочь написать здесь дипломные работы. Или с привлечением материалов, полученных в Дубне.
– Я включилась в программу Боголюбов – Инфельд, потому что надо заинтересовать молодых возможностями этого сотрудничества, – сказала нам Владислава Навроцка, разрезая на куски собственноручно испеченный к нашему приезду торт. Торт был отменным. – Сразу работать в Дубну вряд ли кто поедет, но участие в конференциях, школах, более близкое знакомство с ровесниками, с ведущими учеными в Дубне приведет к тому, что эти контакты расширятся. Физика вообще во всем мире загибается. И в Польше тоже. И все же она будет оставаться той наукой, которая как никакая другая умственно образовывает молодого человека. Куда потом пойдет человек, усвоивший эти знания, – уже вопрос к обществу, государству, правящим элитам....
...Древний Вроцлав в сиянии вечерних фонарей – нам посчастливилось увидеть, как молодой фонарщик зажигает газовые рожки, как будто не пронеслись целые столетия над этими каменными мостовыми, – был тих и приветлив. Мы неспешно прошли мимо резиденции епископа (в этом году вроцлавский епископат отметил 1000-летие), обошли рынок и Сольную площадь, где сохранилось несколько старинных домов с изящными фасадами, зашли в кондитерскую. За чашкой ароматного чая и фирменными пирожными профессор Люциан Собчик, такой же, как и все наши предыдущие гиды, патриот родного города, поведал разные истории, которые не прочтешь ни в одном туристском проспекте. На стенах кофейни были развешаны пожелтевшие фотографии разных десятилетий, запечатлевшие когда-то работавших здесь кондитеров. Как жаль, что на Вроцлав пан штурман Хмельовски выделил только один день... Завтра наш поезд в Лодзь выходит в 5.29 утра.
ЛОДЗЬ, 31 октября
Университет, Институт физики – беседа в конференц-зале – на земле и под землей – в гостях у Павла и его русской жены
К утреннему поезду в старенькой "Ладе" (11 лет, без гаража, а как сохранилась!) подъехал Юзеф Анджеевски. Два года назад по материалам работ, выполненных в "нейтронке", защитил докторскую. Он будет с нами целый день несмотря на то, что завтра в Польше большой праздник – День памяти усопших, когда все поляки идут с цветами и свечами на могилы родственников, близких, посещают пантеоны, где покоятся их соотечественники, увековеченные в истории страны. Многие стараются пораньше закончить работу, чтобы успеть уехать к родственникам и близким до образования больших пробок на дорогах. Вечером в Лодзи мы пойдем в большой костел недалеко от гостиницы (как говорят, копия известной киевской Софии), и под его гулкими сводами будет звучать в многократном повторе: "Dla jego bolesnej meki i dla miloserdzia dla nas i calego swiata ". Молитву эту произносил не ксендз, а пожилой прихожанин на кафедре, в простенькой куртке из плащевки, и ее подхватывали все, кто был в костеле.
Так же как и в Сверке, в Институте атомной энергии, где мы встретились сразу со всеми ведущими сотрудниками, что бывали в Дубне, в Лодзи, в университете в небольшом зале собрался практически весь ученый совет Института физики, плюс приехавший из Дубны профессор С. Б. Герасимов. В общей сложности около 20 человек, и атмосфера встречи была удивительно теплой. Без всякой натяжки, нам и нашей миссии были здесь рады. Говорили по-русски. Диапазон воспоминаний и суждений был достаточно широк – от судьбы и будущего молодежи в науке до воспоминаний первопроходцев сотрудничества. На стенах аудитории – портреты всех директоров Института, завершал эту галерею потрет заместителя декана и нынешнего директора Якуба Рембелинского. Он и его коллеги представили некоторые работы сотрудников института, делая акцент на сотрудничество с Дубной.
Одним из первых в Дубне был профессор Мариан Пшитула. В 60-е годы многие сотрудники работали в Лаборатории нейтронной физики, а в 70-е сюда приехали уже их ученики. Резонансное рассеяние нейтронов, измерения угловых спектров быстрых нейтронов, магнитных дипольных моментов – " Мы не боялись трудных задач, многое было впервые, построили первый большой детектор, настоящую "царь-пушку", сам Илья Михайлович Франк высоко ценил работу специалистов из Лодзи...". Вспоминали Ф. Л. Шапиро, Ю. М. Попова, который продолжает сотрудничать с коллегами в Лодзи, вспоминали коллег и в других лабораториях... Сейчас сотрудничество ограничивается поездками на короткие сроки. Но, по мнению польских физиков, важна финансовая поддержка совместных работ со стороны ОИЯИ – для групп, в которых они работают, выделяются гранты, в том числе и из Фонда Хрынкевича. И это значительно повлияло на расширение сотрудничества.
Проблемы? Проблемы есть - бывают такие ситуации, когда на короткое время приезжает специалист из Лодзи для проведения конкретного эксперимента, а в Дубне то электричество не дают, то еще что-то... Другая проблема, которая уже затрагивалась раньше в наших встречах с польскими физиками, –престижность научных публикаций, их вес: надо сделать все, что возможно, чтобы отчитываться не только и не столько препринтами, сколько публикациями в престижных журналах, в которых обязательно должен быть отмечен вклад Лодзи.
Профессор М. Стемпински составил Туманову конкуренцию со своим цифровым фотоаппаратом фирмы "Сони", но, против обыкновения, наш маэстро не обиделся на нарушение его монополии, вспомнив, очевидно, известную поговорку, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Продолжая начатые темы, профессор Стемпински (автор одной из трех лодзинских докторских диссертаций, защищенных на дубненских материалах) сказал:
– У меня такое впечатление из разговоров с некоторыми коллегами: кто давно не был в Дубне, то думают, что там давно все развалилось. У нас мало информации. Что же касается молодежи, есть проблема языка. Для них сейчас русский все равно что китайский. Надо, чтобы наши люди знали о достижениях Дубны.
Ученик профессора Стемпинского Павел Шалански, самый молодой в этой почтенной компании, несколько лет проработал в "нейтронке". Занимался разработками и исследованием новых детекторов и спектрометров, участвовал в Дубне в измерениях, обработке данных. Измеряли нейтронные сечения по угловому распределению, изучали несохранение четности радиоактивных ядер. Последнее время к традиционным темам добавилась астрофизика, направление с большим будущим. Оказывается, будущие эксперименты на установке ИРЕН могут помочь объяснить процессы нуклеосинтеза в звездной материи.
От «звездной» темы – вниз, в подземелье, где "працует" спектрометр нейтронов по времени замедления в свинце. 65 тонн свинца, образовавших большой куб вокруг источника, укладывали своими руками... Первый спектрометр такого типа был построен в Москве в начале 50-х годов Ф. Л. Шапиро и его командой. В создании этого помогал Ю. П. Попов. Таких спектрометров в мире около десятка, но лодзинский имеет выигрыш по потоку нейтронов на три-четыре порядка, дешев, прост в эксплуатации. Казимеж Микульски – шеф этой лаборатории обслуживает установку вдвоем со своим коллегой-пенсионером. Высоковольтный трансформатор сделали в Варшаве. Стойки с электроникой анализаторов еще от фирмы "Полон". Юзеф Анжеевски прочел краткую и яркую лекцию о роли свинца в истории: спектральный анализ останков римских императоров и волос Бетховена показал присутствие огромного количества свинца, что для человеческого организма очень вредно. Кто знает, не этот ли свинец стал причиной глухоты великого композитора и недолголетия императоров? Бетховен, как известно, часто ездил на воды, а римская аристократия прикладывалась к вину, и то и другое пили из склянок свинцового стекла. Вот и допились...
Дальше глубже: несколько этажей вниз – и мы, опустившись метров на 15-20, оказываемся на территории филиала Института ядерных проблем. Здесь, в подземной лаборатории, Яцек Шабельски показывает то, что осталось от установки "Солнечный телескоп" после того, как ее перемонтировали после аварии: грунтовые воды повредили гидроизоляцию помещения. Яцек ведет наблюдения изменения количества мюонов в атмосферных лучах, сравнивает данные с результатами коллег в Арагаце, на Кольском полуострове, в Москве, учитывает изменения геомагнитного поля Земли. Старченко быстро "врубается" в тематику и советует Яцеку приехать в Дубну на предмет замены гейгеровских счетчиков, которыми оснащен телескоп, на более современные. Какие – могут подсказать и помочь в ОИЯИ многие специалисты, например, В. Д. Пешехонов.
Вечером Павел пригласил нас к себе на чай. Сказал, что жена его из Дубны и будет очень рада пообщаться с земляками. И каково же было мое изумление, когда в коридоре, приветливо помахивая пушистым хвостом, встречал нас... постаревший пес Денди – шотландская овчарка, с которым наша первая миттельшнауцер Дези когда-то носилась летом по волжской набережной... За чаем мы вспоминали о Дубне, говорили о проблемах натурализации русских жен в Польше, к этому добавлялось то, что Наташа перевезла из Дубны в Лодзь свою пожилую маму после смерти отца. Похоже, только у детей (старший уже школьник, а младшему около двух лет) не было проблем. Они нормально вписывались в пространство двухкомнатной квартиры и чувствовали себя дома.
ЛЮБЛИН, 2 ноября
В Варшаве на Полонском кладбище – Университет имени Марии Кюри-Склодовской – Теоретики и экспериментаторы
Попасть из Лодзи в Люблин можно только через Варшаву, и наш штурман, пролагая маршрут, учел и это обстоятельство, и то, что 1 ноября в Польше государственный праздник, центр которого в Варшаве, на историческом Полонском кладбище. Это был единственный дождливый день за две недели, но вокруг кладбища и часовни, мимо лотков со свечами и корзин с белыми и желтыми хризантемами нескончаемым потоком шли и шли стар и млад. В переполненной часовне мы остановились невдалеке от входа, чтобы не мешать верующим. Через некоторое время рядом с нами наметилось какое-то движение, появились телеоператоры с камерами, и буквально в нескольких метрах в проходе между скамьями показался пожилой человек в пальто и красной кардинальской шапочке. "Это примас польской церкви Глемб", –шепнул нам Владислав. Глава польской католической церкви прошел к кафедре и вскоре предстал перед публикой уже в праздничной церковной одежде. Некоторое время продолжалась его проповедь, которую в этот день тиражировали основные телеканалы, а мы потихоньку выбрались из часовни, полные гордого сознания того, что нам удалось увидеть человека, о встрече с которым мечтают многие набожные поляки. Владислав тоже видел примаса в первый раз. Обменявшись мнениями, пришли в выводу, что в России митрополит не появляется на людях так просто, без большой свиты и охраны, и сделали соответствующие выводы.
Завершая очередное "лирическое отступление", добавлю, что, оказывается, не все поляки неукоснительно следуют традициям, например, профессор Мечислав Будзински, нынешний декан факультета физики и математики, "закоренелый" дубненец (ответственность за эпитет беру на себя) провел 1 ноября на факультете – слишком много накопилось дел... "Зато и умереть будет некогда", – как бы оправдался совсем еще молодой декан. В прошлом году Мечислав принимал активное участие в дискуссии в Дубне на заседании Координационного совета по сотрудничеству ОИЯИ с научными центрами Польши и поставил вопрос ребром:
– Стоит ли поддерживать все, даже очень хорошие эксперименты с участием сотрудников ОИЯИ, за рубежом? Многие из нас работают в вузах, и мы заинтересованы в том, чтобы использовать уникальные установки ОИЯИ для подготовки польских студентов и аспирантов, но необходимо установить четкий график работы базовых и экспериментальных установок, чтобы не тратить напрасно время краткосрочных командировок. Новые условия заставляют нас работать более эффективно, и мы готовы обсуждать эти проблемы. Вот только сможет ли достаточно быстро перестроиться для этого дубненский персонал?
К продолжению этой интересной темы мы еще вернемся, а пока, следуя хронологии, вернемся к утру 2 ноября, когда Анджей Лятушински встретил нас на очередных "жигулях" (кажется, эти модели в Польше остались у очень немногих и исключительно научных работников, которые в то "золотое время" успели обзавестись ими в России, а потом вследствие своей загруженности основной работой так и не успели сменить на престижные ныне марки). Прошлись по кампусу к Институту физики, полюбовались памятником Марии Кюри-Склодовской (она росла недалеко от Люблина, а ее дед основал гимназию, в здании которой сейчас размещен педагогический факультет университета).
В своем кабинете нас ждал шеф Анджея – начальник отдела ионной имплантации профессор Дарюш Мончка. Этот самый "старый" из семи отделов института когда-то жил совместными работами с радиохимиками Лаборатории ядерных проблем ОИЯИ К. Я. Громовым, В. Г. Калинниковым. Когда исследования по ядерной спектроскопии в прежних масштабах стали невозможны (уменьшилось число сотрудников, возникли проблемы с доставкой короткоживущих изотопов из Дубны), стали больше ориентироваться на собственную базу, перевезли из Кракова циклотрон С-48, построили первый в Польше электромагнитный сепаратор, стали заниматься ионной имплантацией с целью получения новых полупроводниковых приборов, интегральных схем. Появились общие интересы со специалистами ЛНФ ОИЯИ (Кобзев и его коллеги), пошли заказы, например, по определению содержания тяжелых металлов в коровьем молоке для сельскохозяйственных институтов. Приняли участие в решении экологических проблем, связанных с влиянием промышленных выбросов комбината на Новой Гуте. Помогли коллегам на других факультетах с определением возраста и "географии" археологических и палеонтологических образцов...
У этого самого масс-сепаратора мы встретились с еще одним увлеченным своим делом человеком, Томашем Говореком: "Можно звать Фомой Зиновьевичем", – представился он на хорошем русском языке. Инженерную практику начинал в Дубне на синхрофазотроне в 1957 году. Жил в одной квартире с Рышардом Сосновским: "Он, наверное, только один и остался, кто по-прежнему занимается с тех пор физикой частиц". Все поляки тогда без труда размещались на Рождество в одной комнате и вместе встречали праздник. Память о тех временах жива, как будто все было вчера.
В кабинете физиков-теоретиков супругов Божены и Кшиштофа Поморских нас ждала очередная беседа, которая как бы вернула "короткую память" в Варшаву, в отделение Института ядерных проблем, где мы встречались с профессором Адамом Собичевским и его коллегами. Попытаюсь "изобразить" и этот разговор в том же ключе...
– Польша сейчас платит за членство в ОИЯИ около 1,5 миллиона долларов. И нам нелегко ответить на вопрос, куда идут эти деньги. Хорошо бы ежегодно получать отчет, куда конкретно идут эти деньги, что сделано. Такая информация очень нужна!
– А нельзя в Интернете сделать такую страничку? Ведь если хотим продолжать сотрудничество, за это надо бороться. Сейчас все смотрят прежде всего на деньги: есть эффективное сотрудничество, стремится в Дубну молодежь –значит, надо это защищать!
– В ЦЕРН мы платим гораздо больше, чем в Дубну, а отклик пока небольшой. Но и о программе Боголюбов – Инфельд тоже информация слабая. Может быть, открыть такую страничку WWW в Польше?
– В прошлом году я был в ЛТФ, здание почти пустое... Когда-то работали вместе с Михайловым и Пашкевичем, сейчас продолжаем контакты с Юрием Оганесяном, по теоретической части его работ...
Продолжая дискуссию, начатую еще в Дубне, профессор Мечислав Будзински как бы подытожил сказанное со своих, люблинских позиций:
– Все-таки, главная цель ОИЯИ – организация экспериментов в Дубне. И не всегда меня радует такая ситуация, когда многие мои коллеги предпочитают работу во Франции, Италии... Есть и другое – скоро к нам приедет француженка, которая раньше работала в ЛЯР... А в Дубне есть интересные проекты, которые привлекают многих коллег из-за рубежа, например, проект DEMON, есть надежда, что новые возможности на нуклотроне тоже привлекут специалистов, которые занимаются релятивистской ядерной физикой. Я, конечно, понимаю теоретиков – им нужен только компьютер, если уже есть голова. Что же касается экспериментаторов, здесь одной головой не обойдешься. Для танго нужен партнер. У нас с Дубной много общих интересов, на нашем факультете работают более 30 докторов и профессоров, которые могут руководить дипломными работами и кандидатскими диссертациями, а в Дубне есть много актуальных тем. И когда есть разумная цель – всегда найдутся деньги.
В отличие от некоторых профессоров, некоторые студенты и аспиранты в Люблине знают, что такое Дубна, потому что побывали здесь не далее чем в июне, и очень тепло вспоминали об этом в одной из аудиторий, где собрались декан, преподаватели и мы. В основном это были теоретики, и чаще всего в их воспоминаниях фигурировали имя Александра Полянского, заместителя директора ЛИТ, и сама эта лаборатория, которая произвела на них впечатление хорошими возможностями для освоения информационных технологий, вычислительной физики и разных системных дел. Единственный экспериментатор – ученик Будзановского больше интересуется нейтронографией, он встречался с Натканцем и Павлюковичем. Одна девушка-теоретик высказала желание вернуться поработать в ЛТФ, она бы там занималась парадоксом... Именно такое многоточие стоит у меня в блокноте – очень сложный для меня оказался парадокс, не успел записать.
И еще один короткий комментарий Будзинского: «Что мы оставим после себя? Фотографии на стене? Мне кажется, нам удалось открыть на факультет новое направление, обосновать его необходимость. Это компьютерная физика, а сейчас и информатика, уже шире. На каждое из 50 мест по этой специальности сейчас конкурс 22 человека».
Директор Института физики профессор Залужны работал в Лаборатории теоретической физики ОИЯИ: "Лично сотрудничал с никем, но свою работу выполнил, потому что были очень хорошие условия в группе профессора Федянина. И вообще работа в Дубне может дать огромную пользу – много специалистов приезжает из-за рубежа, создана прекрасная атмосфера для работы и общения. Потом побывал в Дубне на конференции – тоже было очень полезно. В моей области, а я занимаюсь проблемами теоретической физики твердого тела, вообще контакты с российскими коллегами очень полезны, и в последние годы особенно, потому что российская наука стала совершенно открытой, и через Дубну можно легко выйти на любой научный центр. Очень жаль, что молодежь сейчас практически не знает русский язык, а у нас в библиотеке есть много замечательных книг, научных монографий, учебных пособий на русском. Но я надеюсь, что поездки в Дубну могут инициировать этот процесс.
В Университете Марии Кюри-Склодовской, основанном в 1944 году, обучаются около 20 тысяч студентов, работает три тысячи преподавателей и профессоров. Ему обязаны своим рождением Политехнический университет, Сельскохозяйственная и Медицинская академии, выросшие из его соответствующих факультетов. И еще в Люблине с 1921 года существует Католический гуманитарный университет.
Со смотровой площадки на крыше 10-этажного здания мы увидели весь Люблин… Доминиканский костел, построенный Казимежем Великим в 14-м веке, иезуитский костел, прекрасный памятник ренессанса рубежа 16-17-го веков, ныне кафедральный собор, готический замок на холме близ Старого города… Практически в черте города мемориал на месте трагически известного предместья Майданек, где в годы второй мировой войны погибли несколько сотен тысяч человек... И все те вышеперечисленные учебные заведения, которые занимают немалые площади в современном Люблине. Нас мягко предупредили, чтобы во время вечерней прогулки по городу мы не заходили дальше кафедрального собора: "Там люмпены живут...", – но тишина узких средневековых улочек, освещенных старинными фонарями, мягкий свет окошек, обращенных в маленькие внутренние дворики, заставляли забыть о том, что кончается двадцатый век... "А завтра, если вы не против, – вопросительно посмотрели на нас наши люблинцы, – вы сможете увидеть знаменитый Казимеж –город художников и архитекторов, и потом поехать в Варшаву из Пулав". Конечно, мы согласились.
Последний пункт нашего маршрута в Люблине и Польше Политехнический институт – лаборатория криомагнитов (она же часть Варшавского электротехнического института). Один из сотрудников лаборатории Хенрик Малиновски рассказывает:
– Я постоянно работал в Дубне с 1986 по 1988 годы, а вообще сотрудничество началось в 1983 году, когда шла работа над созданием магнитной системы для нуклотрона. С тех пор мы поддерживаем тесные связи с Ю. Д. Пилипенко, Ю. А. Шишовым, а "сердцем" нашего дружного коллектива стал Владимир Дацков. С большой теплотой я вспоминаю профессора Александра Григорьевича Зельдовича, который оказал на нас очень большое влияние. В Электротехническом институте наши исследования курирует профессор Владислав Лех, а в Люблине проректор Политехники профессор Тадеуш Яновски. Наши общие интересы – формирование сильных электромагнитных полей, здесь, в Люблине и в Варшаве, наша основная задача – применение магнитных полей в экологических исследованиях. В Дубне сотрудничество продолжилось созданием и дальнейшим развитием спектрометра СФЕРА. Чтобы получить хорошие проектные параметры магнитов, необходимо провести много исследований, измерений. Этим мы и занимаемся, имея хорошую техническую базу в Люблине и основное оборудование для экспериментальных исследований в Варшаве.
Профессор Тадеуш Яновски добавил очень лестные слова в адрес молодых коллег, которые в силу своего таланта и высокой квалификации могли бы работать на крупнейших западных установках, но предпочитают делать здесь хорошие работы, развивать собственную экспериментальную базу. О них хорошо знают и в Дубне – был доклад на семинаре в ЛЯР в марте 2000 года о новых технологиях изготовления криостатов и магнитов, который положительно принят, и в коллаборации ALICE в ЦЕРН (в «пропозеле» этого проекта есть фамилия Малиновского). Продолжается сотрудничество и с ЛВЭ: недавно перспективы разработок новых материалов и новых конструкций криостатов обсуждались с А. И. Малаховым и В. Н. Пеневым. Благодаря старым связям с Н. Г. Анищенко установились новые контакты с кафедрой экологии Дубненского университета. И здесь мы в очередной раз убедились, что личные связи по-прежнему играют главную роль в науке, и их не заменит никакой Интернет. Так уж человек устроен: одно дело "надыбать" кучу информации и совсем другое – съесть вместе если не пуд, то хоть щепотку соли.
Как будто торопясь наверстать упущенное, 3 ноября мы уже ехали в "Варбурге" с Тадеушем и наслаждались окрестными ландшафтами. Остановились возле кардиологического санатория-курорта и прошлись по светлым осенним аллеям, усыпанным лиственничными иголками. Здесь писал свои романы Болеслав Прус, отдыхали многие известные деятели старой Польши. Каскадные пруды, живописные мостики, белые лебеди и серые гуси. Тополя в два-три обхвата.
Потом – Казимеж на берегу Вислы. Маленький средневековый городок, возникший на пути торговых караванов. Крепостная башня, костелы, францисканский монастырь, рынок в центре городка… И сияющее ноябрьское небо. Очень теплая осень выдалась в Польше в 2000 году.
Краков – Сверк– Варшава – Вроцлав – Лодзь – Люблин – Дубна.
Профессор Геннадий Алексеевич Ососков
“Как важно вовремя передать эстафету”
Как это ни парадоксально, самыми плодотворными оказывались годы, когда в силу давления моих начальников мне приходилось круто менять свою научную ориентацию.
Когда главному научному сотруднику Лаборатории информационных технологий ОИЯИ профессору Геннадию Алексеевичу Ососкову исполнилось 70 лет, в это было довольно трудно поверить тем, кто с ним знаком. Друзья, коллеги, ученики тепло поздравили юбиляра на научном семинаре, посвященном его многогранной исследовательской и педагогической деятельности, а мы задали юбиляру несколько вопросов.
Геннадий Алексеевич, ваша научная биография началась "холодным летом 53-го" в аспирантуре МГУ, а потом продолжилась в "таинственном" п/я 1546. Теперь об этом, наверное, можно рассказать?
После потрясений голодного военного детства события “холодного лета” 1953 года мне как-то не запомнились. Больше я помню похороны Сталина, где меня чуть не задавили насмерть, и, конечно же, открытие нового здания МГУ на Ленгорах, в строительстве которого я когда-то принимал участие. В старом здании МГУ на Моховой в июне 1953 из рук ректора, академика И. Г. Петровского я получил “красный” диплом. Это давало мне шанс на поступление в аспирантуру, тем более что мест в ней прибавилось, благодаря переезду в новое здание. Там я и стал учиться в аспирантуре, нашел себе замечательную жену Инну, родившую затем нашего первенца Андрея. В аспирантуру я попал на кафедру теории вероятностей и математической статистики, где мне исключительно повезло на учителей – великих математиков А. Я. Хинчина и А. Н. Колмогорова.
Великолепный педагог, Александр Яковлевич Хинчин учил меня изяществу в доказательствах, тщательности и последовательности в науке и, по сути, сделал ученого из заурядного отличника, спортсмена и общественного деятеля, каким я до того был. Академик Андрей Николаевич Колмогоров также потратил немало времени, чтобы научить меня оформлять свои выводы в виде краткой и внятной научной публикации, а затем и диссертации, которую я защитил в 26 лет.
В то время государство заботилось о судьбе выпускников вузов, так что я был распределен в п/я 1546 в Москве. Теперь я действительно могу сказать, что там мы работали над созданием грандиозной системы дальнего радиолокационного обнаружения – своего рода “глаз” оборонного щита страны. Пришлось мне, теоретику, срочно научиться работать на первых советских ЭВМ – гигантских, многотонных монстрах БЭСМ и СТРЕЛА. Программы для них писались в кодах ЭВМ и вводились с однодорожечной бумажной перфоленты. Мы создавали методы Монте-Карло для моделирования сигналов от вражеских самолетов и коварных пассивных помех, которыми американцы ослепляли в то время наши радары в Корее. Наша маленькая группа математиков – выпускников мехмата МГУ справлялась с расчетами оптимальной обработки сигналов и их фильтрации в помехах. Помнится, первую премию я получил, доказав, что наш подход к обработке ничуть не уступает французскому, сведения о котором добыли наши разведчики.
Все шло хорошо, я был уже с.н.с., Инна работала научным редактором в издательстве иностранной литературы. Но семья росла – родился второй сын, Алеша, а жили мы в маленькой комнате в коммуналке. Так что, когда мне из Дубны позвонил Е. П. Жидков (в 1961 году!) и пригласил на работу с предоставлением трехкомнатной квартиры, мы с женой почти без колебаний решили оставить Москву.
И не жалеем об этом до сих пор!
Из 40 лет вашей жизни, связанных с Дубной, какие считаете самыми плодотворными?
Как это ни парадоксально, самыми плодотворными оказывались годы, когда в силу давления моих начальников мне приходилось круто менять свою научную ориентацию. Первый раз это случилось в 1967 году, когда Н. Н. Говорун послал меня в ФРГ, чтобы изучить новую американскую ЭВМ CDC-1604 и неведомый в то время машинный язык фортран. Причем, учиться пришлось в американском же институте на английском языке, которого я тоже не знал. Научившись всему этому, я перешел в новое качество, так что М. Г. Мещеряков решил, что теперь я гожусь для создания программного обеспечения предложенного им сканирующего автомата “Спиральный измеритель”, и, несмотря на мое сопротивление, заставил меня изучать принципы управления автоматами, их калибровки и разрабатывать соответствующие алгоритмы и программы. Так я надолго попал в ЦЕРН, где плодотворная работа является залогом того, что тебе предложат ее продолжить снова.
Следующий раз наступил много лет спустя, когда я, ставши уже доктором наук, спокойно достиг пенсионного возраста и вдруг весьма неожиданно для себя получил от начальства предложение уйти на эту самую пенсию и не мешать молодым. Это было обидно и несправедливо – я же знал так много и далеко не все реализовал из того, что – уверен! – так нужно Институту. Шок был силен, сказался на моем здоровье, но так стимулировал повышение активности, что результаты не замедлили сказаться. Я нашел совершенно новые применения своим идеям о робастных методах статистического анализа. То есть таких, которые устойчивы к засорению данных посторонними измерениями (от английского robust – здоровый, крепкий). Увлекся применением нейронных сетей, клеточных автоматов для обработки физических экспериментов и, главное, оказался востребован как эксперт не только в своем Институте, но и других крупных физических центрах Европы и США.
Вдобавок я понял, как важно вовремя передать свою эстафету молодым, начал активно преподавать, стал профессором на физфаке Ивановского госуниверситета, а в последнее время и нашего университета “Дубна”, где читаю спецкурс современных методов обработки данных. Мне приятно сознавать, что мои ученики и поработавшие со мной молодые сотрудники эффективно трудятся в ОИЯИ, во многих институтах ближнего и дальнего зарубежья, в Монголии и США, в ЦЕРН и ДЕЗИ. А еще, пожалуй, приятнее то, что теперь и дирекция моей лаборатории оценила мои усилия, и мне впервые за годы работы в Дубне дали весьма солидную персональную надбавку к зарплате.
С одним из учеников Геннадия Алексеевича свела меня судьба в ЦЕРН, где я писал заключительную главу книги «В глубь материи». Иван Белотелов, кандидат физико-математических наук, на третьем курсе физфака МГУ приехал на экскурсию в Дубну и, увидев сразу столько велосипедистов, да еще четыре урны на одном перекрестке (чистота!), решил еще сюда вернуться. Очень его впечатлило увиденное. Так он оказался на кафедре физики элементарных частиц в филиале НИИЯФ МГУ. Дипломную работу делал на кафедре Е. А. Красавина, она была связана с распознаванием образов в цитогенетических экспериментах. Изобретал велосипед, который уже был известен как минимум по сотне патентов... И ему это не очень понравилось. Поступая в аспирантуру, решил обратиться за советом к профессионалам, опытным ученым. Пришел к Геннадию Алексеевичу Ососкову (были с ним контакты по теме диплома). Он сказал, что это все хорошо, но ему сейчас нужен молодой человек, который будет работать в проекте HERA-B в Гамбурге. Так юноша «вернулся в лоно» физики частиц. По этой теме подготовил и защитил диссертацию. Сейчас – один из молодых и перспективных сотрудников в оияйско-российской «команде» Компактного мюонного соленоида, которая готовит свою установку к экспериментам на LHC.
– Как бы ты сравнил ЦЕРН и ОИЯИ? – спросил я Ивана. – И там и там много людей, мотивированных не только материально, – ответил он. – Для них важно само стремление, сам процесс исследований. Вот, например, в ЦЕРН, за чашкой кофе могут обсуждать проблему устойчивости столика, на котором эти чашки стоят. И с математическими выкладками, обстоятельно исследуют проблему. Но это только начало. Потом – поиск устойчивой точки для того же пластикового столика, приводящий к научной публикации. Такие «игры разума» иногда рождают удивительные приложения науки – создание позитронных томографов, «Всемирной паутины», на смену которой приходит Грид... – И в этих оценках мне послышалось что-то родственное мировоззрению одного из учителей Ивана, так или иначе повлиявших на его судьбу… Но вернемся в нашей беседе с Ососковым.
Сегодня, когда широко открылись двери в научный мир, вы стали много ездить с лекциями, докладами, бываете в ведущих исследовательских и университетских центрах. Чего, на ваш взгляд, не хватает нашему Институту, если смотреть "оттуда"?
Если совсем коротко, то денег. Средств на науку сейчас выделяется так мало, что престиж ее в глазах талантливой молодежи стремительно падает, активно идет “утечка мозгов”, главным образом, за рубеж, хотя некоторые их моих учеников, способных программистов, предпочли уйти из ОИЯИ в Москву, где нет науки, но заработки в 10-20 раз выше. Опасность в том, что этот процесс скоротечен и мало обратим. Будем надеяться, что это будет достаточно скоро понято там, наверху.
Возвращаясь к 60-м годам, нетрудно проследить в тех научных направлениях, которыми вы занимаетесь сегодня, как бы отголоски тех давних споров между физиками и лириками – теория вероятностей и матстатистика напоминает о многими некогда читанной "Теории невероятности" Михаила Анчарова… А уж теории распознавания образов и проблемы создания искусственного интеллекта и подавно уводят к тем дискуссиям, которые сотрясали стены Политехнического...
Для меня лично этого конфликта физики и лирики как-то не возникло, так как я давно уже начал фотографировать своих детей и красивые места, где довелось побывать, писать стихи и пейзажи. Жаль, времени на это остается все меньше и меньше… И одна из причин в том, что в 60-х у нас в доме не было телевизора и персонального компьютера, мы больше читали, слушали музыку, общались с детьми и друг с другом. Дубна тогда была притягательным центром для знаменитых бардов и вольнодумцев, которые любили к нам ездить запросто и петь для нас в домашней обстановке. Как-то это ушло теперь...
Замечу также, что еще А. Я. Хинчин учил меня находить эстетическое наслаждение в удачно найденном красивом решении проблемы. Он так и говорил: “Решение должно быть элегантным”. Наверное, это должно быть особенно справедливым применительно к задачам из области искусственного интеллекта.
Легко ли вам находить общий язык с вашими студентами?
В общем, да. Наверное, сказывается большой опыт общения с ними. Ведь я начал преподавать еще в аспирантуре 48 лет тому назад, потом помогал повышать квалификацию в области теории вероятностей на разных курсах в Москве, потом преподавал в УКП и филиале МГУ здесь в Дубне, не говоря уже о лекционной работе по линии общества “Знание”. Я люблю рассказывать студентам о том, что сам знаю хорошо, и видеть, что им интересно, что все глаза в аудитории смотрят на меня.
Больше всего мне нравится работать индивидуально с теми студентами, которые сами ко мне пришли и попросили дать им тему поинтересней. Руководить курсовиками, дипломниками и аспирантами непросто, это требует времени и, иногда, напряженных поисков литературы и правильных путей решения, но так приятно видеть, как растет опыт и интеллект ученика, как он постепенно начинает работать с тобой наравне и выходит в самостоятельное плаванье в науке. Жаль, что столько из них, умных и даже талантливых, вынуждены уходить в коммерцию, webmaster’ы, причем чаще не в погоне за длинным рублем, а просто от безысходности и невозможности выжить на стипендию или зарплату м.н.с.
Геннадий Алексеевич, вас и вашу супругу знают в Дубне как активных лыжников, любителей дальних прогулок. Сколько, примерно, километров вы нашагиваете за год всей семьей?
Много, счет в некоторые годы шел на сотни, а с внуками и на тысячи километров за зимний сезон. Это не похвальба, это подсчитывалось в то замечательное время, когда ОИЯИ находил какие-то небольшие средства, чтобы размечать маршруты “Лыжня зовет”, развешивать на них почтовые ящики, проверять для контроля брошенные в них талончики и устраивать праздники с награждением победителей. Это стимулировало множество сотрудников Института, которых мы тогда регулярно встречали на лыжне. Наверное, можно было бы подсчитать экономический эффект этой массовости с точки зрения укрепления здоровья, повышения сопротивляемости их разным заболеваниям и меньших затрат на выплату по больничным листам, но как-то до этого уже никому нет дела.
Мы же с женой обречены на лыжи: она- как бывшая чемпионка Союза по лыжам среди старших школьников еще 1947 года, а я, поскольку за 40 лет в Дубне привык к нашему партнерству.
И если уж мы заговорили о семье – как она влияет на ваше творчество?
Я сразу же вспомнил, как по-разному отреагировали на известие о нашей свадьбе в 1954 году мои научные руководители. Хинчин сказал: “Ну, я вас поздравляю и могу быть теперь спокоен за вашу научную карьеру: жена – это крепкий тыл вашего быта”. Колмогоров же засомневался: “А вы не забросите учебу из-за разных любовных неурядиц?”. Сейчас, 47 лет спустя, я могу уверенно сказать: прав был Александр Яковлевич! Инна очень помогала мне во все трудные времена, когда у меня что-то не ладилось. Помнится, в аспирантские годы даже запирала меня в комнате: “Не выпущу, пока не напишешь главу диссертации!”. А уж если расширить ваш вопрос до творчества вообще, то она для меня до сих пор – главный поэтический стимул.
Нейтринные осцилляции: идея подтверждена экспериментально
Излишне говорить, что далеко не всякая теоретическая идея находит свое экспериментальное подтверждение. Скорее, наоборот. Если же идея затрагивает самые основы наших физических представлений, то ее экспериментальное подтверждение становится настоящей сенсацией, которая способна взбудоражить не только научную общественность, но и гораздо большую часть цивилизованного человечества связывающего свое будущее с научно техническим прогрессом.
Так случилось с нейтринными осцилляциями – идеей, выдвинутой Бруно Понтекорво более 40 лет назад и недавно подтвержденной экспериментально. Скептики могут говорить, что экспериментальная статистика еще недостаточна, что есть некоторые неопределенности в обработке данных, но наблюдающиеся в детекторах частиц события столь явственно свидетельствуют об осцилляциях нейтрино, что подобные сомнения уже не могут поколебать убежденность большинства физиков в том, что экспериментальное открытие этого явления является уже свершившимся фактом.
Об этих и других важных событиях, происшедших в физике элементарных частиц за последнее время, шла речь на недавно завершившейся в Дубне третьей Международной конференции по неускорительной новой физике (NANP’2001), организованной Лабораторией ядерных проблем ОИЯИ в сотрудничестве с ИЯИ РАН. Именно в Лаборатории ядерных проблем работал академик Бруно Понтекорво, и именно здесь он впервые предложил идею нейтринных осцилляций. Лаборатория ядерных проблем и по сей день является одним из общепризнанных научных центров, где нейтринная проблематика и связанные с ней проблемы слабых взаимодействий изучаются как экспериментально, так и теоретически.
Оргкомитет NANP’2001, а это Виктор Бруданин, Вадим Бедняков, Сергей Коваленко, Анатолий Смольников и Вера Коваленко (ученый секретарь), сделали немало для успеха конференции, но, по признанию самих организаторов, успех конференции определили ее участники и представленные ими интереснейшие и даже сенсационные доклады...
Доклад канадского ученого доктора Жака Ферайна (Jacques Farine) из ванкуверского Университета Виктории о последних результатах, полученных в нейтринной обсерватории в Содбери (SNO), стал подлинной научной сенсацией. Это было одно из первых официальных сообщений об открытии, сделанном в SNO. А незадолго до того по просочившимся в прессу предварительным данным сенсационное открытие прошумело а в западных масс-медиа – в центре внимания прессы и научного мира снова оказались таинственные нейтрино и их осцилляции...
Вскоре после доклада на NANP’2001 автор встретился с доктором Жаком Ферайном, профессором Самоилом Биленьким и доктором физико-математических наук Сергеем Коваленко. Беседовали мы на террасе Дома международных совещаний, на ленте диктофона остались раскаты июньского грома и шум проезжающих мимо машин, характерные звуки минеральной воды, разливаемой по стаканам, – словом, тот звуковой фон, который наложился на беседу. И совсем другой фон, по контрасту минимальный, присутствует в тысяче тонн “тяжелой воды”, спущенной на глубину два километра от поверхности, в толще которой детектируются нейтринные события... Уточним, что нейтринная обсерватория SNO расположена в шахте на указанной глубине для снижения радиационного фона космического излучения.
Комментарии к докладу
Профессор Самоил Биленький: Нейтринные осцилляции – один из центральных вопросов современной физики слабых взаимодействий. Экспериментально обнаружено несколько типов нейтрино – электронные, мюонные и таонные. Есть гипотеза, что могут быть еще и другие экзотические типы нейтрино, названные стерильными. Так вот, когда рождаются, скажем, электронные нейтрино, то со временем они могут превращаться в нейтрино других типов, если в природе реализуются нейтринные осцилляции. Где рождаются нейтрино? В слабых взаимодействиях, в частности, на Солнце. Солнце – это мощнейший источник не только электромагнитного излучения, но и электронных нейтрино. Именно электронные нейтрино формируют исходящий поток солнечных нейтрино, однако, вследствие осцилляций на пути к Земле часть из них может превратиться в другие типы нейтрино, предположительно, в мюонные. Полный же нейтринный поток должен оставаться неизменным. И то, что увидели канадские ученые в Содбери, – это не только уменьшение количества электронных нейтрино от Солнца, что наблюдалось и в других экспериментах, но, что принципиально важно, – появление мюонных нейтрино в потоке солнечных нейтрино. И именно этот факт почти неоспоримо свидетельствует в пользу нейтринных осцилляций. Это – главная новость, которую мы услышали на конференции в Дубне. И здесь мы должны подчеркнуть, что осцилляции нейтрино – это явление, предсказанное около сорока лет назад академиком Бруно Понтекорво.
К идее о возможности нейтринных осцилляций Бруно Максимович Понтекорво пришел в Дубне в 1957 – 1958 годах. Это была очень нетривиальная идея, и сейчас даже трудно представить себе, насколько неожиданной, новой она тогда казалась большинству физиков. Сейчас все говорят о массе нейтрино, об осцилляциях, а тогда и долгое время спустя большинство физиков были уверены, что нейтрино – безмассовая частица и никаких осцилляций в природе быть не может. Это всеобщее убеждение сохранялось примерно до начала 80-х годов. А в то время уже с начала 60-х эта идея развивается в Дубне, и фактически все современные эксперименты по поиску нейтринных осцилляций и измерению массы нейтрино были предложены уже тогда.
Сергей Коваленко: Хотелось бы уточнить, чем обусловлен особый интерес именно к нейтрино, почему именно нейтрино, а не другая частица, находится в центре внимания столь долгое время. Ответ состоит главным образом в том, что нейтрино является своего рода посланником новой физики, лежащей за пределами применимости Стандартной модели слабых и электромагнитных взаимодействий. Дело в том, что в Стандартной модели не существует удовлетворительного решения проблемы масс нейтрино. Нарушая минимальность модели, можно ввести массы нейтрино, но невозможно объяснить столь разительную их малость по сравнению с массами других частиц. Невозможно – без привлечения идей, далеко выходящих за рамки Стандартной модели, то есть без новой физики. Из различных экспериментальных наблюдений известно, что масса нейтрино, если и ненулевая, не превышает нескольких электронвольт, что на пять порядков меньше массы электрона. Наблюдение нейтринных осцилляций стало первым свидетельством того, что массы нейтрино хотя и малы, но все-таки отличны от нуля. Таким образом, наблюдение нейтринных осцилляций – это первое наблюдение новой физики.
Напомню еще раз, что к настоящему времени имеется уже два убедительных свидетельства о нейтринных осцилляциях – это осцилляции мюонных нейтрино, рождающихся в земной атмосфере космическими лучами, и осцилляции электронных нейтрино от Солнца. Первые были зарегистрированы детектором СуперКамиоканде три года назад, а явные признаки осцилляций солнечных нейтрино недавно были обнаружены с помощью детектора SNO, о чем мы узнали из доклада доктора Ферайна. Из сказанного понятно, почему нейтринная тематика всегда занимала центральное место в научной программе наших конференций, посвященных новой физике за пределами Стандартной модели. Для нас, организаторов этих конференций, отрадным фактом стало то, что руководство коллаборации SNO выбрало именно NANP’2001 для представления одного из первых официальных докладов о своих фундаментальных, в значительной степени сенсационных, результатах. Символично, что этот доклад был сделан именно в Дубне, где родилась и развивалась идея нейтринных осцилляций.
Как уже говорилось, идея эта принадлежит Бруно Понтекорво. Сейчас, когда осцилляции нейтрино становятся экспериментально подтвержденным фактом, об этом хотелось бы напомнить еще раз. Добавлю также, что Самоил Михелевич Биленький является одним из тех, кто внес определяющий вклад в развитие идеи нейтринных осцилляций.
Интервью после доклада
После краткой преамбулы дубненских участников конференции вопрос – к Жаку Ферайну:Случайно ли первый доклад о ваших результатах был сделан именно в Дубне?
Если быть точным, то первое обсуждение этих результатов состоялось за день до открытия конференции по неускорительной новой физике в Дубне в Университете Виктории, что на Ванкувер Айленд, и это естественно. Там собрались фактически все участники коллаборации и их коллеги из университета. Что же касается дубненской конференции, о ней я узнал задолго до оформления результатов экспериментов и решил принять в ней участие, потому что меня привлекли и научная программа, и состав участников. Незадолго до отъезда подошел к руководителю эксперимента профессору Арту Макдональду и попросил его разрешения представить в Дубне результаты, которые были уже распространены в виде коммюнике, подписанного участниками коллаборации, по электронным сетям. Наш шеф дал мне “зеленый свет”.
Какой из множества вопросов, заданных после доклада, показался вам самым “трудным”? – Когда участники беседы перевели Жаку этот вопрос, он посмотрел в сторону Самоила Михелевича, и он подтвердил: “Да, наверное, это был мой вопрос, он касался некоторых неопределенностей в обработке данных эксперимента”...
...А вообще доклад был воспринят очень положительно, и большинство комментариев были весьма комплиментарными. Самым трудным для меня оказалось отвечать на все тосты на банкете, который состоялся вечером. Сегодня пришлось встать в шесть утра и сходить на Волгу искупаться, чтобы быть в форме.
“Так вода же еще холодная”, – не удержался я, а дубненские собеседники напомнили: “Жак же из Канады, северной страны”. И тогда возник следующий вопрос: Почему сенсационные результаты были получены именно в Канаде, в то время как в мире осуществляется несколько крупных экспериментов по измерению массы нейтрино и поиску осцилляций? В чем заключались особенности вашего эксперимента?
Конечно, помимо желания физиков осуществить столь заманчивый эксперимент, сыграли свою роль природные и другие особенности нашей страны. Во-первых, Канада располагает большим количеством “тяжелой”, дейтериевой воды. Во-вторых, есть глубокие шахты, в которых добывают никелевую руду. В одной из самых глубоких шахт, пробуренной в метеоритном кратере, мы и разместили в специально оборудованном подземном зале нашу аппаратуру. Еще очень важно, что все это время, пока мы набираем статистику, шахта работает и, соответственно, вся инфраструктура поддерживается не за наш счет. Правительство Канады на все время эксперимента “одолжило” нам тысячу тонн тяжелой воды из своего стратегического запаса, а это триста миллионов канадских долларов – в четыре раза больше, чем стоимость всего проекта.
Кто входит в коллаборацию и сколько времени вам потребовалось от начала работы над проектом до получения первых результатов?
В нашей коллаборации 130 физиков из 11 институтов и университетов Канады, США и Англии. Предложение эксперимента было подготовлено в 1985 году. В начале работы над проектом нам приходилось преодолевать большое количество трудностей чисто технологического характера – подготовка помещения для экспериментальной аппаратуры на большой глубине требовала нетривиальных решений. Все оборудование спускалось на лифтах, затем монтировалось при температуре 40 градусов Цельсия. Все эти операции можно сравнить со сборкой парусника в бутылке.
Та самая тысяча тонн тяжелой воды была привезена на 47 трейлерах, а затем заливалась в собранную из специальных сегментов емкость из акрила с толщиной стенок в пять сантиметров. Днем привозили, ночью спускали и заливали.125 панелей надо было склеить в специально оборудованном чистом помещении, ведь необходимое требование к детектору – стерильность (лучше, чем в операционной!) и радиационная чистота. И нам удалось достичь такой степени радиационной очистки, что активность, растворенная в тысячетонной толще воды, составляет величину, не большую, чем в этом пустом стакане (доктор Ферайн демонстрирует нам пустой тонкостенный стакан из-под минералки).
В апреле 1999 года детектор был заполнен водой. Через два дня включили высокое напряжение – и все сразу заработало! Первого мая – символический день! – были получены первые калибровочные результаты. Они показали – все собрано правильно, установка работает. Это был настоящий праздник! Все собрались перед терминалом посмотреть на первые события: “Вот нейтрино! И еще одно!..”. С мая по октябрь шла настройка детектора в разных режимах – меняли магнитное поле, напряжение. 1 ноября того же года решили, что калибровочные сеансы окончены, и пора набирать статистику. До 15 января 2001 года продолжались эксперименты, чистое время набора статистики составило 2041 день, а потом полгода обрабатывались результаты, доложенные на этой конференции.
Как отреагировали на ваши результаты масс-медиа?
Это был настоящий взрыв! В первый же день наш веб-сайт посетили 2000 человек, на следующий день число посещений возросло до 300 тысяч. Когда мы разослали первое коммюнике коллаборации в страны-участницы, его “перекачали” пять тысяч человек в файлы своих лабораторий. Что же касается комментариев в прессе – то это уже на совести журналистов, здесь много зависит от их компетентности и добросовестности.
И что дальше?
Конечно, в наш доклад вошли только первые результаты. Еще не все данные проанализированы, надо повысить точность, надежность экспериментов. Пока данные регистрируются только в одной конфигурации, потом наберем статистику еще, по крайней мере, в трех, чтобы повысить точность, извлечь некие систематические ошибки...
На сеансе в 205-м, или Новая жизнь «гектара под крышей»
Двадцать с небольшим лет назад под неусыпным попечительством главного инженера ЛВЭ Леонида Григорьевича Макарова корпус 205 постепенно заполнялся оборудованием. Эпопея строительства 205-го была завершена, "гектар под крышей", как прозвали в народе это сооружение, уже начинал жить своей экспериментальной жизнью, и это действительно было событием для Института... "Елка в 205-м корпусе" – густая сеть пучков и экспериментальных установок тогда была только в чертежах и планах, а сам корпус напоминал огромный закрытый стадион.
Сейчас, если точно не знаешь, где находится нужный объект, будешь долго плутать в бетонных лабиринтах. В экспериментальном домике с надписью "АЛЬФА", возвышающемся над бетонным лабиринтом, собрались участники сеанса. Работают здесь сутками, сменяя друг друга, в основном, тремя группами.
В этих экспериментах, которые обеспечивали все основные службы ЛВЭ, участвовали физики Болгарии, России, Словакии, США, Франции.
– Задачи этого эксперимента – рассказывает Н. М. Пискунов, – диктуются отсутствием экспериментальных данных по анализирующей способности реакции рассеяния протона на полиэтиленовой мишени в гэвной области энергий. Они необходимы для создания высокоэффективных поляриметров для экспериментов в Дубне и на СЕБАФе. В Америке планируется продолжить исследования структуры протона посредством измерения отношения электрического форм-фактора протона к магнитному при больших передачах импульсов. Мы участвовали в предыдущих измерениях, и при подготовке нового проекта американские коллеги и давние партнеры обратились к нам с предложением провести совместные исследования на пучке поляризованных дейтронов синхрофазотрона. С нашей стороны полученные экспериментальные данные будут интеллектуальным вкладом в новый цикл измерений. Мы уже получили данные, которые говорят о том, что анализирующая способность не равна нулю, а где-то порядка 10 процентов. Этого достаточно, чтобы использовать полиэтилен в качестве мишени поляриметра, и сейчас мы выясняем, какова должна быть его толщина, чтобы поляриметр обладал наилучшей эффективностью.
Время от времени наш диалог, точнее, монолог моего собеседника, прерывался телефонными звонками, репликами коллег, взглядами на показания приборов и компьютерные дисплеи, общением с ускорительщиками, которые поддерживают поляризованные пучки в режиме, необходимом физикам.
– У нас сложилась нормальная команда, и даже коллеги из США, Франции, Словакии, Болгарии, России, которые приезжают на сеанс, не чувствуют себя визитерами. В предыдущем сеансе собирали электронику, проверяли счетчики. Сейчас полным ходом идет набор статистики – в основном, вечером и ночью, а днем отладка и модернизация аппаратуры. Один из американских коллег привез дрейфовые трубки с электроникой, и сам занимается их монтажом. Коллега из Франции, как только приехала в Дубну, сразу из гостиницы – в группу и включилась в сеанс... Так что все здесь равны и вносят максимальный вклад. Но и, конечно, надо отметить помощь и поддержку дирекции ОИЯИ и дирекции ЛВЭ, большой вклад многих подразделений лаборатории, обеспечивающих работу ускорителя на физический эксперимент, нормальное функционирование систем сбора данных, криогенных систем.
Поляриметр, доставленный из Франции, – это уникальный элемент нашей установки, без которого измерения просто бы не состоялись. Если же оценивать материальный вклад наших коллег из США и Франции в эксперимент, то он составляет около 150 тысяч долларов, и это оборудование мы планируем использовать на следующем этапе совместных исследований, о которых доложим на ноябрьской сессии ПКК по физике частиц.
Профессор Чарльз Ф. Пердрисат из Вирджинии (США) впервые приехал в Дубну в июне 1991 года. Тогда это была другая страна – Советский Союз. С тех пор он тесно сотрудничает с дубненскими коллегами и чрезвычайно высоко ценит возможности исследований на синхрофазотроне и перспективы совместных работ на нуклотроне, как он признался в нашей беседе. Но особенности этого сеанса (по контрасту с настроениями его соотечественников после сентябрьской трагедии в Нью-Йорке и Вашингтоне) в том, что в Дубне нет никаких побочных влияний на нормальное рабочее состояние: "Во-первых, то что мы хотели сделать, возможно сегодня сделать только здесь. Во-вторых, здесь работают люди, с которыми у нас сложилось полное взаимопонимание, которых мы знаем. В-третьих, что тоже немаловажно в наше тревожное время, здесь все чувствуют себя спокойно и уравновешенно, и организация работы на высоте".
Профессор Вина Пунжаби полностью разделяет мнение своего коллеги: "Я всегда с удовольствием приезжаю в Дубну – и потому что здесь уютно, и потому что всегда рада новым встречам с коллегами, с которыми мы делаем одно общее дело".
Тот самый коллега, который привез дрейфовые трубки и занимался их монтажом, – доктор Марк Джонс пришел в группу в шесть утра и провел здесь целый день. Сотрудники шутили: "Жена тебя на фотографии не узнает с трехдневной щетиной. В следующий раз может в Дубну не отпустить. А, может, ты, как некоторые суеверные спортсмены, не будешь бриться до победного финиша?". Марк получил разрешение на выезд едва ли не в последний день – в США возникли большие сложности с международными перелетами, а с ним были еще и ящики с аппаратурой... Его работоспособность стала в группе не только предметом шуток, он "уважать себя заставил", за несколько дней собрав новый детектор – а это и электроника регистрации, и высоковольтное питание, и газовое обеспечение– и подготовив его к испытаниям на пучке. В ближайшем будущем эту аппаратуру планируется использовать для измерения передачи поляризации от дейтрона к протону. Но это следующий этап совместных работ.
Эгле Томази-Густафссон из французской лаборатории ДАФНИА не только активно участвует в этом проекте, но и имеет достаточно широкий кругозор по всем проблемам ОИЯИ как член программно-консультативного комитета по физике частиц, который рассматривает проекты и вырабатывает рекомендации для Ученого совета. Вот уже несколько лет она в курсе всех новых проектов Института по этому направлению, и поэтому ее точка зрения на перспективы сотрудничества особенно интересна: "Конечно, экспертная работа в ПКК помогает представить единую картину проблем и особенностей развития Института. Но такая непосредственная работа в эксперименте, знание людей, конкретной физики позволяет понять, почувствовать значительно больше, чем изучение и сравнение новых проектов, общее знание структуры Института и знакомство с очередными шагами дирекции по ее совершенствованию. Мне очень нравится этот эксперимент, нравятся люди, с которыми работаю, я люблю приезжать в Дубну, где у меня уже много друзей".
За сравнительно короткое время, что я пробыл в этой группе единомышленников, конечно, многие тонкости и особенности общения интернационального сообщества физиков и инженеров остались "за кадром". Однако товарищеский дух, царивший во время сеанса, дружеские "подначки", помогавшие снимать напряжение, и боевая готовность довести начатое до конца – все это были непременные признаки молодого живого дела, которому обязательно должна сопутствовать удача.
Сразу после сеанса его участники, уже знакомые нам Ч. Пердрисат, В. Пунжаби и Э. Томази-Густафссон, направили директору ОИЯИ письмо, в котором есть такие строки: “Мы хотели бы выразить искреннюю благодарность дирекции ОИЯИ за ее поддержку в продолжении калибровочных измерений на поляриметре в ЛВЭ, начатые в июне этого года. Особенно благодарны за вашу помощь и неподдельный интерес к нашей работе. Благодаря усилиям А. Малахова, А. Коваленко и всех сотрудников ЛВЭ, обеспечивавших работу ускорителя, мы получали в течение всего сеанса стабильные пучки высокого качества. Как вы заметили во время вашего посещения лаборатории, полученные данные – высокого качества, они будут в скором времени опубликованы. Эти результаты также будут использованы для создания нового поляриметра, необходимого для продолжения экспериментов по измерению форм-фактора протонов в Лаборатории имени Джефферсона. Мы благодарны всем нашим коллегам, работавшим в этом сеансе на установке АЛЬФА”.
2002. Хроника событий
Группе ведущих ученых Белоруссии за большой вклад в развитие сотрудничества между ОИЯИ и научными и образовательными центрами Беларуси в связи с 30-летием Гомельских школ вручены почетные дипломы ОИЯИ. Одним из центральных событий 91-й сессии Ученого совета ОИЯИ, стало заседание круглого стола "Белоруссия в ОИЯИ".
В Лаборатории ядерных проблем успешно завершен большой объем работ по производству субмодулей – составной части модулей барреля адронного калориметра установки АTLAS.
В Лаборатории нейтронной физики имени И. М. Франка открыт памятник Дмитрию Ивановичу Блохинцеву. Барельеф работы скульптора М. Сагателяна – копия памятника, установленного перед филиалом НИИЯФ МГУ.
Постановлением Правительства Российской Федерации от 24 января утверждено Положение о Полномочном представителе Правительства РФ в Комитете Полномочных Представителей правительств государств-членов ОИЯИ и порядок выделения ассигнований для уплаты взноса Российской Федерации.
В день десятилетней годовщины кончины академика Николая Николаевича Боголюбова коллеги и близкие, ученики и друзья выдающегося российского ученого, классика мировой науки возложили на его могилу на Новодевичьем кладбище живые цветы.
Юбилей Юрия Туманова – это заметное событие в жизни нашего международного научного центра, чьим летописцем он считается по праву. Главная тема фоторепортера – это наука и люди науки.
Полномочные представители правительств государств-членов ОИЯИ подвели итоги работы Института в 2001 году и в первые месяцы 2002 года, утвердили бюджет Института на 2002 год и контрольные цифры бюджета на 2003 год. В повестку сессии была включена презентация первой очереди установки DRIBs в Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова.
Объединенный институт ядерных исследований посетила представительная делегация Министерства энергетики (DOE) США во главе с заместителем министра Робертом Кардом. По итогам визита было подписано совместное заявление о намерениях Министерства энергетики США и ОИЯИ, в котором обе стороны выразили взаимную заинтересованность в укреплении сотрудничества в области физики частиц и ядерной физики.
28 апреля исполнилось 90 лет со дня рождения профессора Леонида Петровича Зиновьева – выдающегося инженера, одного из "отцов" синхрофазотрона, почетного гражданина города Дубны. В память об ученом в Лаборатории высоких энергий имени В. И. Векслера и А. М. Балдина 15 мая была установлена мемориальная доска и состоялся научный семинар.
18 мая на общем собрании РАН академик В. Г. Кадышевский избран членом Президиума Российской Академии наук и членом бюро Отделения физических наук.
В Дубне на улице Курчатова торжественно открыт памятник выдающемуся советскому и российскому ученому И. В. Курчатову. Автор скульптурного портрета– народный художник Армении Мамикон Сагателян.
Имя профессора Александра Григорьевича Зельдовича с 30 мая увековечено на здании, где более четверти века трудился выдающийся ученый. Почти в полном составе созданный им коллектив криогенщиков – ветераны отдела, коллеги и ученики присутствовали на митинге.
Начался очередной сеанс экспериментов на нуклотроне в Лаборатории высоких энергий. Рядовое, казалось бы, событие приобрело символическое значение в контексте выступлений коллег академика Александра Михайловича Балдина на церемонии открытия мемориальной доски в память об этом выдающемся ученом.
На 92-й сессии Ученого совета ОИЯИ "в первом чтении" принята семилетка ОИЯИ. Участники сессии отметили, что выполнение семилетней программы развития ОИЯИ возможно только в условиях относительной стабильности (имея в виду прежде всего финансово-экономическую).
Впервые в России – Москве и Дубне проходила одна из крупнейших конференций по компьютингу в физических исследованиях АСАТ-2002 ("Advanced Computing and Analysis Techniques in Physics Research").
В ЦЕРН состоялась необычная даже по нестандартным меркам физического сообщества церемония. "Героем" торжества стал последний модуль из 65 – двадцатитонных, шестиметровых, прибывших из Дубны в Женеву.
В Университете имени Адама Мицкевича в Познани состоялись открытие выставки "Польша в ОИЯИ" и научный семинар, посвященный сотрудничеству ОИЯИ с научными центрами и университетами Польши.
В Улан Баторе состоялась школа-семинар "Современные аспекты физики: применение микротрона для фундаментальных и прикладных исследований; квантовая и нелинейная физика". В столицу Монголии приехали 80, в том числе 9 сотрудников ОИЯИ.
9 декабря в сеансе работы нуклотрона с источником ПОЛЯРИС впервые ускорен до энергии более 2 ГэВ/нуклон и выведен из нуклотрона пучок поляризованных дейтронов. Максимальная интенсивность пучка 1,35 x 108 частиц в цикле ускорения. Коэффициент поляризации более 0,5.
"Интеллектуальный мост "Россия – Запад": проблемы и перспективы" – под таким названием открылась в Дубне международная конференция, в которой приняли участие российские ученые, работающие за рубежом, представители российских наукоградов, научных центров Подмосковья.
Отчет о командировке
Минские встречи
Республика Беларусь – одна из восьми стран-участниц Института, образовавшихся на постсоветском пространстве. Целью нашей поездки (в той же компании, что и в «теплую польскую очень», только на сей раз без Владислава Хмельовского) была попытка рассказать о некоторых совместных работах ученых Белоруссии и Дубны, о состоянии фундаментальной науки в республике.
С того самого утра, когда фирменный поезд Москва – Минск сделал последнюю остановку и мы вошли в сверкающее мрамором и стеклом здание центрального вокзала, и до прощального вечера на том же вокзале меня не покидало ощущение, которым пронизан фильм "Зеркало для героя". Это перемещение во времени. И не на те пару часов, которые надо было перевести назад, когда проснулись. Нет – на тот десяток лет, что прошли после развала Союза. Я был раньше в Минске проездом лет двадцать пять назад, и он снова так же приглянулся мне широтой проспектов и тротуаров, спокойной приветливостью прохожих, только сейчас к этому добавилось отсутствие беспардонно кричащей рекламы, бомжей, нищих и многих других "аксессуаров" современной Москвы...
В этом городе когда-то жил однополчанин отца, и по праздникам мы получали от дяди Феди и его семьи поздравительные открытки. В этом городе в названиях улиц и проспектов, в монументальных памятниках и небольших скульптурах хранится память о войне, которая обескровила республику... Но целью нашей поездки была не эта и не древняя история, которой тоже посвящены фундаментальные академические труды (ах, как хотелось подольше задержаться в прекрасной библиотеке Академии наук), а современная история возрожденного после войны края, которая пишется на наших глазах. Начать хотя бы с того памятника, который стоит почти напротив академической гостиницы. Кому? Подошли поближе: Якову Борисовичу Зельдовичу, трижды Герою Соцтруда, родившемуся в Минске в 1914 году...
Последняя неделя октября вобрала в себя множество событий, объединенных 80-летним юбилеем Белорусского государственного университета. Мы побывали на выставке в главном здании в центре столицы, поучаствовали в открытии нового здания физического факультета. Наконец, встретились с одним из представителей современного поколения белорусских ученых.
“Классика” и инновации
Рассказывает профессор Сергей Кимович Рахманов, проректор БГУ, доктор химических наук, член Ученого совета ОИЯИ:
Наш университет – уникальное образование, и эта уникальность подтверждается нашими коллегами из Московского, Киевского государственных университетов, которые приезжали на наш юбилей. Специфика БГУ в том, что мы, центр науки, культуры и образования, как и любой другой классический университет такого ранга, именно в последние годы серьезно развиваем и научно-инновационную сферу. Это означает, что у нас существует сеть собственных производств, на которых мы выпускаем научно-техническую продукцию, реализуем ее на рынке, и, таким образом, обеспечиваем дополнительное поступление финансовых ресурсов в свой научный бюджет. Таким образом реализуется концепция развития науки, которая, нам кажется, отличается от других университетов, чем и вызывает большой интерес наших коллег.
Если говорить о конкретном содержании этого инновационного блока, то суть его заключается в том, что у нас в университете существуют пять унитарных предприятий со статусом юридического лица. Объем их производства постоянно возрастает, и мы планируем организацию новых предприятий. За последние три года мы имеем следующую динамику развития основных объемов производства: 160 тысяч долларов два года назад, шесть миллионов долларов в прошлом году и около 15 миллионов в этом году. Мы планируем довести объем своего производства до сумм, в несколько раз превышающих последнюю цифру, и в принципе уверены, что этого достигнем, потому что нам удалось за восемь последних лет – это был тяжелый труд – создать не только структуру как таковую, но и воспитать кадры, которые в состоянии этой работой заниматься. Мы знаем, что это было, наверное, самым трудным участком работы, но, к счастью, нам удалось эту проблему решить.
БГУ – ОИЯИ: на основе взаимных интересов
Что касается взаимных интересах университета и ОИЯИ, наверное, можно было бы сказать следующее. Во-первых, мы в университете, в Белоруссии, в Минске, очень хорошо знаем об ОИЯИ и знаем, что это не просто международная организация, это центр, в котором работают выдающиеся ученые, чьи работы соответствуют высшим мировым стандартам. Поскольку я являюсь членом Ученого совета ОИЯИ, я в курсе последних достижений. Мы проявляем интерес к ОИЯИ по разным причинам. С одной стороны, потому, что мы заинтересованы в контактах со специалистами и в работе на оборудовании, которое также до сих пор не имеет аналогов в мире. Мы заинтересованы в подготовке специалистов на базе лабораторий ОИЯИ. Разумеется, в рамках вашего учебно-научного центра, но, тем не менее, все опирается на мощную научно-техническую базу, о которой мы говорим.
Естественно, что любое взаимодействие должно быть взаимовыгодным и двусторонним. Поэтому мы представляем себе, что и ОИЯИ должен быть небезразличен к нашему университету. Речь идет о поставках для ОИЯИ оборудования, которое производится либо в университете, либо на предприятиях республики, но при участии университета. Мы можем предложить совместные проекты, совместные темы, выполняемые через соответствующие структуры, которые координируют эту деятельность в республике.
Мы можем использовать инфраструктуру республики для проведения международных научных мероприятий, симпозиумов, что имело место, в частности, в Беловежской Пуще. Я думаю, что наш опыт по инновациям интересен не только для МГУ и для Киевского университета, но и для ОИЯИ, где проблемы получения дополнительных источников финансирования не менее остры, чем, скажем, у нас в университете. Мы знаем не понаслышке, что сейчас наука и в Белоруссии, и у вас в России переживает с точки зрения финансового обеспечения далеко не лучшие времена. И хотя ситуация улучшается, тем не менее пока нет достаточных средств, чтобы поддерживать в полной мере нормальную работу и лабораторий ОИЯИ, и нашего университета. Поэтому думаю, что и этот опыт может быть достаточно полезным. Мы эту тему обсуждали неоднократно со специалистами ОИЯИ. У нас тесные контакты, это не только наши визиты в ОИЯИ, но и несколько раз в год специалисты ОИЯИ приезжают в университет для решения конкретных проблем, связанных с выполнением совместных проектов.
Приборы из Белоруссии
Я мог бы назвать некоторые разработки, которые, с нашей точки зрения, находят и могут найти в будущем достаточно серьезное применение. К их числу относится, например, новое поколение измерительных приборов, которые представляют из себя персональный компьютер с блоком – печатной платой и соответствующей программой. Этот блочок, будучи вставлен в компьютер, трансформирует его в генератор излучения, осциллограф, осциллоскоп, точный вольтметр и так далее. Таких приборов, так называемых виртуальных, может быть построено достаточно много.
Последнее достижение – это шесть приборов в одном относительно небольшом блоке. Преимущество их в том, что они компактны, кроме самого монитора и блока управления компьютером ничего дополнительно не надо, потому что блок вставляется в процессор компьютера. Соответственно, оператор имеет свободу действий, плюс к этому качество приборов соответствует мировым стандартам и не уступает аналогам, которые выпускаются ведущими фирмами мира. А цена на эти изделия в несколько раз ниже. Подобные приборы применяются и могут применяться в научных лабораториях, в учебных заведениях, на промышленных предприятиях и так далее.
Мы эту тему обсуждали, и часть приборов планируется поставить в ОИЯИ в ближайшее время в счет взноса Белоруссии в ОИЯИ. Но это не единственная разработка, университет наш имеет, как я уже сказал, развитую инфраструктуру, которая включает не только предприятия, но и достаточно сильно развитый маркетинговый блок. Есть постоянно действующая выставка – вы уже осмотрели выставку, посвященную 80-летию БГУ, она включает не только научно-технические разделы, но и образовательные, там представлены наши учебники, монографии наших ученых...
“Все флаги – в гости к нам...”
...Нам удалось сохранить на территории республики очень много заповедных уголков. Это не только всемирно известная Беловежская пуща, один из лучших национальных парков в мире, но и ряд других заповедников, заказников, которые имеют уникальную природу, животный мир. Но кроме всего прочего там создана инфраструктура, которая позволяет проводить научные симпозиумы. Причем, в разном формате. Это могут быть симпозиумы до ста человек, а могут быть и рабочие совещания на 10-15 человек. Это известно далеко не всем в ОИЯИ. Тем более что цены в Белоруссии на сервис, на обслуживание значительно ниже, чем в России, а компактность, управляемость всех этих мест пребывания для ученых позволяет выбирать условия, которые удовлетворяют любому вкусу.
Могу привести в пример совещание, которое проводилось как раз по инициативе наших коллег из ОИЯИ, – международный симпозиум по проблемам синхротронного излучения. Собрались пользователи и разработчики оборудования, ведущие ученые со всего мира. Совещание прошло на высоком уровне, все остались довольны, но были отклики и чисто эмоциональные. Например, один из ведущих специалистов в этой области Масами Андо, известный коллегам в ОИЯИ как один из крупнейших держателей фондов в области СИ, после нашего конгресса прислал благодарственное письмо. Он высоко оценил работу, проведенную организаторами, научную программу, но еще признался, что самое большое впечатление произвело не это... Самое большое впечатление на него произвело то, что на фоне вековых дубов его посадили на табуретку, дали в руки баян и сфотографировали на память... И этот маленький Масами Андо, только глаза были видны из-за баяна на фотографии, в письме к нам признался: "Эта фотография мне дороже всего".
Авторитет университета высок
Университет тесно связан с отраслевыми министерствами и ведомствами, с крупными предприятиями. Поэтому он в состоянии способствовать выполнению различных заказов ОИЯИ. В Белоруссии сохранена инфраструктура высокотехнологичного производства в области точного приборостроения, оптики и по ряду других позиций. Новые материалы, разработанные у нас, могут применяться для научных целей. Поэтому, естественно, контакт с университетом по большому счету означает вхождение в инфраструктуру республики. “Завязавшись” с университетом, можно ставить вопрос о практически любых заказах, которые в состоянии выполнить наши предприятия.
Авторитет университета очень высок, наши специалисты работают везде – в органах государственного управления, в отраслевых министерствах и ведомствах, в научных организациях, в Национальной академии наук больше половины наших выпускников и так далее. Поэтому, общаясь с университетом, ОИЯИ общается с республикой.
Сотрудничество наших специалистов с ОИЯИ курирует Национальный центр физики частиц и высоких энергий, который возглавляет известный специалист в этой области Николай Максимович Шумейко. Этот центр находится в моем непосредственном ведении. Наш альянс возник благодаря проведению уже упомянутого мной мероприятия в Беловежской пуще. Тогда мне впервые довелось побывать в Дубне и познакомиться с людьми, которые произвели на меня самое сильное впечатление: это специалисты экстракласса... Это и на уровне личного общения, и на уровне знакомства с научными результатами. Естественно, возникла притягательная сила ОИЯИ, которая сохраняется и сейчас. Наши общие историко-культурные корни, десятилетия развития науки в общей стране не могут не прорастать и в новых политических, экономических реалиях. В своем препринте "О вкладе белорусских физиков в развитие экспериментальных исследований по физике элементарных частиц" (Минск, 2000) член-корреспондент НАНБ Андрей Александрович Богуш вспоминает о том, как в середине 60-х годов три молодых белорусских физика В. Г. Барышевский, Н. М. Шумейко, С. Е. Чигринов начали работать в лабораториях ОИЯИ. Сегодня они возглавляют действующие в республике специализированные научно-исследовательские учреждения по физике элементарных частиц и ядерной физике. Множество имен в этом сравнительно небольшом препринте. Множество примеров совместного развития и взаимопроникновения физических идей, которые во многом определяют развитие физики частиц на крупнейших ускорителях мира. И это далеко не все имена и примеры...
"...И такой проект в Белоруссии есть!"
На открытии выставки, посвященной 80-летию БГУ, выступил Сергей Афанасьевич Максименко, заместитель проректора по науке, начальник главного управления науки БГУ, доктор физико-математических наук. Короткое интервью после открытия выставки.
Сергей Афанасьевич, а в вашей работе каким-то образом ощущаются связи с ОИЯИ?
Существуют очень тесные научные связи с Дубной, которые в первую очередь осуществляются через научные центры, вовлеченные в эту деятельность. В этом же ряду и Институт прикладных физических проблем имени Севченко. А можно сказать и по-другому – физики и химики БГУ широко участвуют в дубненских проектах и программах, и эти результаты мы постоянно ощущаем, наши студенты, аспиранты ездят на стажировки в Дубну. Я, например, был оппонентом на защите докторской диссертации у Сергея Тютюнникова, а гораздо раньше Владимир Львович Любошиц был у меня оппонентом на защите кандидатской. Я хорошо знал Подгорецкого Виктора Исааковича, часто с ним встречался в Дубне, мне они с Любошицем один раз экзамен устроили такой, что я потом больше уже ничего не боялся...
Если продолжать о Дубне – было бы, может быть, более красиво и полезно для обеих сторон, чтобы мы нашли проект, который строился именно на нашей идеологии, продвигался полностью белорусскими учеными, к которому бы привлекались и дубненцы, и москвичи и все, кто в этом заинтересован.
А вот так сразу, на вскидку, вы можете назвать такой проект?
Это могли бы быть исследования с лазером на свободных электронах, которыми занимается в Институте ядерных проблем группа под руководством В. Г. Барышевского – он, кстати, воспитанник Дубны, аспирантуру у Подгорецкого заканчивал, и с Любошицем у них открытие зарегистрировано.
Сказано – сделано: вскоре в Институте ядерных проблем БГУ с его директором Владимиром Григорьевичем Барышевским беседуем в приемной: температура в большом кабинете близка к уличной. "Если везде пустить тепло, на зарплату бюджета не останется", – шутят хозяева, но... в каждой шутке есть доля шутки. Остальное суровая действительность. Впрочем, энергетические проблемы – это общее тяжелое наследие республики после раздела Союза, и услышать об этих проблемах предстоит еще не раз. Что же касается научно-исследовательской деятельности ИЯП – здесь есть чем гордиться.
Технологии ХХI века
– Примерно 30 лет в республике очень серьезно развивалось направление, благодаря которому, собственно, и был создан наш институт около 15 лет назад. Можно только удивляться, почему вдруг возник этот "странный" институт и продолжал работать даже после того, как страна развалилась. Я имею в виде последние десять лет. Так вот, это направление получило экспериментальное завершение с созданием первого в мире объемного лазера на свободных электронах.
Этот факт знаменует начало развития совершенно новой уникальной технологии, технологии ХХI века. Старт был дан в свое время в русле серьезных оборонных научно-исследовательских программ. Что такое лазер на свободных электронах, вы, конечно, хорошо представляете. Теперь попробуйте задать вопрос специалистам по СВЧ: могут ли они свои генераторы перестраивать по частоте? Не на 2-5 процентов, что само по себе считается большим достижением, а в два, три раза, не говоря уже о порядке величин. Не могут! А вот объемные ЛСЭ сами по себе перестраиваются: крутишь ручку – и перестраиваются! И это, действительно, то, чем можно гордиться, это наше лицо. Все это опубликовано, со всех сторон защищено, и мы занимаем в мире, где нас все признают, свою нишу...
Говоря о втором направлении, хочу вспомнить, что много лет назад вместе с моим учителем Михаилом Исааковичем Подгорецким и Володей Любошицем мы два открытия зарегистрировали в Дубне. И теперь я предлагаю сделать третий шаг. И опять в новую область. Хотя у нас сейчас начинается кооперация с Англией, с лабораториями других стран, я считаю, что преимущество должно быть за Дубной, где есть планы создания электронного инжектора. И желательно, чтобы все это развивалось в нашем сообществе. А применение объемного ЛСЭ поможет перекрыть все диапазоны излучений – от СВЧ до оптического и дать совершенно новое качество вашему проекту. Мы уже начали сотрудничать с ОИЯИ. Готовим эксперименты на ЛИУ-300 вместе с группой А. К. Каминского – Э. А. Перельштейна, встречались с И. Н. Мешковым, и контакты были достаточно плодотворными.
У нас в Белоруссии в это направление были вложены немалые средства. Когда наука стала в республике разваливаться, мы были вынуждены приостановить работы, но потом наши бизнесмены вложили свои деньги в это дело, понимая, что новейшие СВЧ-технологии могут дать немалую отдачу. Так мы сделали генератор. Конечно, есть коммерческая сторона вопроса и есть научная. Объемные лазеры на свободных электронах – это и новые подходы к решению энергетических проблем, и повышение энергетической стабильности, миниатюризация техники. Когда сотни метров превращаются в десятки, здесь и доллар "весит" по-другому. И передача этих технологий, создание такой техники в ОИЯИ могут быть весомым вкладом Белоруссии в деятельность Института...
Поскольку НИИЯП существует все-таки при университете, то и студентов в здешних лабораториях встретить легко. Один из них оказался моим однофамильцем – Павел Молчанов, пятикурсник физфака, окончил в средней школе класс с физическим уклоном, участвовал в олимпиаде на физфаке и оказался по ее итогам в числе 15 счастливчиков, поступивших в университет без вступительных экзаменов. Павлу нравятся точные науки, и поэтому дальнейшая карьера для него ясна: после диплома – аспирантура по специальности ядерная физика. В этой группе он участвует в эксперименте по регистрации излучения от объемного ЛСЭ, определению его частоты и мощности. Успел застать советское детство – год провел в пионерах, потому все резко поменялось. Зато сейчас есть свобода выбора. За границей побывать пока не удавалось, на каникулы обычно ездит под Брест к бабушке с дедушкой. Сестра тоже выбрала точные науки, химию. Вот такая белорусская семья...
Шаг в новую область физики
– Второе наше предложение, – продолжает свой рассказ Барышевский, – касается экспериментов на нуклотроне. Оно скорее лежит в области теоретической физики, и мы его всесторонне обсуждали с руководителями одного из экспериментов Л. Н. Струновым и В. И. Шаровым. Но так как до последнего времени нуклотрон в Дубне работал нерегулярно, конкретная работа все никак не начнется. А речь идет об экспериментальном обнаружении на нуклотроне нового физического явления, которое связано с вращением осцилляции спина дейтронов, пролетающих через неполяризованную мишень. Именно через неполяризованную, что очень важно. В этом-то весь фокус и состоит. Это явление интересно тем, что, во-первых, это макроскопическое когерентное явление, а во-вторых, позволяет определить непосредственно в эксперименте амплитуду упругого когерентного рассеяния дейтрона на нуклоне либо на ядре. Дальше начинается то, что всем хорошо известно. Исследования малонуклонных систем, дисперсионных соотношений. Особенно интересно, что вклад спина с ростом энергии частиц не падает, а растет, что само по себе представляется уникальным.
Здесь надо подчеркнуть, что нашим коллегам в Дубне надо шевелиться, потому что за прошедшие пять лет это явление так и не обнаружено. Теперь уже за эти работы взялись наши немецкие коллеги в Юлихе. В декабре планирую визит к ним, и, кстати, там недостатка электроэнергии для работы ускорителя не ощущается. Так что конкуренция серьезная. А мы по-прежнему заинтересованы прежде всего в развитии нашего сотрудничества с Дубной и получении этих результатов на дубненском ускорителе.
Сцинтилляторы для CMS
– Третье направление связано с экспериментально-технологическими достижениями, полученными в лаборатории Михаила Васильевича Коржика – вот и он сам, вовремя подошел. Мы участвуем в создании установки CMS для исследований на LHC. Так вот, сцинтилляторы для электромагнитного калориметра этой установки разработаны им и его группой. Сейчас эти сцинтилляторы производятся на заводе в Богородицке в России по совершенно новой технологии, разработанной у нас в институте. Впрочем, пусть лучше Михаил Васильевич сам об этом расскажет.
– Мы сделали этот сцинтиллятор в начале 90-х годов, и он пользуется сейчас большой популярностью среди физиков. Все это благодаря оптимальному соотношению низкой стоимости, высоких параметров и радиационной стойкости. Благодаря нашим сцинтилляторам можно делать компактные и быстрые машины, которые могут работать в условиях очень высоких светимостей. Вместе с российскими специалистами-технологами мы, по сути, воссоздали под эту задачу завод по производству кристаллов в Богородицке, возродили эту промышленность в России. Помимо CMS, надеемся вместе с дубненскими специалистами принять участие в работах в КЕК в Японии, уже представлены технико-экономические обоснования нашего участия в их проектах. Так что ситуация здесь уникальная: хотя институт наш небольшой, но "заряжен" на участие в мощных международных коллаборациях в ЦЕРН, ФНАЛ и, возможно, в КЕК.
Основная проблема новой физики на больших коллайдерах – с одной стороны, очень высокая светимость, с другой – необходимость регистрировать исключительно редкие события, очень тонкие явления. И проблема повышения радиационной стойкости материала приобретает все более важное значение. Параллельно с развитием производства мы должны думать о новых принципах детектирования, новых материалах для детектирования. Применение более тяжелых материалов повышает порог радиационной стойкости. И сейчас мы работаем над сверхтяжелыми полупроводниками, полупроводниковыми системами с плотностью более 8 грамм на кубический сантиметр. Уже есть первые, обнадеживающие результаты, и если все и дальше пойдет нормально, будет создан небывалый прецедент в физике детектирования. Попробуйте себе представить что-то похожее на кремниевый детектор, но с плотностями в четыре раза больше!.. Это позволит существенно увеличить диапазон регистрируемых энергий, соответствовать самым высоким требованиям по радиационной стойкости .
Заботы "твердотельщиков"
На физическом факультете БГУ нас встретил заместитель декана В. В. Понарядов, и он же начальник научно-исследовательской части университета. В его епархии более 120 кафедр и более 50 научно-исследовательских лабораторий. Владимир Васильевич (через несколько минут общения ставший Володей) еще раз подчеркнул, что при бесспорном приоритете фундаментальных наук в программе классического университета, но в бедном государстве... куда деться? – искать средства надо, и потенциал университета это позволяет. В чем мы лишний раз убедились, встретившись с сотрудниками кафедры физики твердого тела, которые только что стали лауреатами премии в области естественных наук имени А. Н. Севченко.
Завкафедрой Владимир Васильевич Углов посвятил в историю развития ионной имплантации, которая началась в 1969 году с приездом из Ташкента Ю. А. Уманского и его коллег – используя электронные источники, они внедряли химические элементы во всевозможные структуры. Потом семейство излучателей пополнилось новыми источниками, а работы получили дальнейшее развитие, в том числе в сотрудничестве со специалистами Лаборатории ядерных реакций А. Дидыком, В. Скуратовым. Оригинальные работы "твердотельщиков" БГУ связаны с созданием углеродных структур, которые значительно повышают износоустойчивость материалов, применяются в машиностроении, оптике и других отраслях. Много занимаются на кафедре и упрочнением резцового инструмента. Для лавсанового завода в Могилеве сделали специальные фильтры, через которые идет протяжка волокна при высоких температурах: на основе новой технологии стоимость лавсана может понизиться в десятки раз.
Мы и физики, мы и химики
Следующий университетский "объект" – Научно-исследовательский институт физико-химических проблем БГУ. У директора профессора Олега Анатольевича Ивашкевича беседуем об особенностях развития этого центра.
Специфика этого института определяется прежде всего его "химической" проблематикой. И как говорит директор, в отличие от "чистых" физиков, они имеют возможность использовать результаты своих исследований в медицине, пищевой промышленности, бытовой химии. Под "маркой" института, в результате, выпускается более двух десятков наименований продукции – от жидкости "Антикор", в производстве которой использован новый подход к защите металла от коррозии, до экологически чистого дизельного топлива из рапсового масла.
Профессор О. А. Ивашкевич образно сравнил "alma mater" со свободной экономической зоной, и это напомнило о беседе с проректором университета С. К. Рахмановым, который назвал инвестиционную деятельность одной из главных составляющих развития всего университетского комплекса. И хотя, на первый взгляд, производство солярки из рапсового масла кажется для университетского НИИ нонсенсом, факты в устах директора убеждают в обратном. 13 процентов всего горючего в Европе составляет дизельное топливо, и, поскольку своей нефти в Белоруссии нет, использование разработанных в институте технологий очистки, привлечение к этой работы высококвалифицированных специалистов, создание всего цикла производства под их контролем сулит большие прибыли, которые будут использованы для вложений в фундаментальную науку.
Если же говорить о главной, научно-исследовательской составляющей деятельности института, то это, в основном, разработка методов исследования и получения разнообразных микроструктур – ультрадисперсных материалов, молекулярных ферро-магнетиков нового типа и многих других. Это одно из магистральных направлений в развитии новых высоких технологий, и специалисты института особенно заинтересованы в сотрудничестве с коллегами ОИЯИ в исследовании этих материалов. Они были одним из первых, кто откликнулся на предложение Дубны о формировании программы исследований на проектируемом в ОИЯИ источнике синхротронного излучения, получившем позднее название ДЭЛСИ. Для них очень важно исследование тонкой структуры получаемых в институте материалов, и часть этих работ выполняется сегодня совместно с Лабораторией нейтронной физики ОИЯИ, с использованием методов нейтронного анализа вещества.
Наш "штаб" в Минске
Национальный научно-учебный центр физики частиц и высоких энергий БГУ образован постановлением Совета министров Республики Беларусь от 1 февраля 1993 года. В числе основных направлений его деятельности значится организационное обеспечение научно-исследовательских работ, осуществляемых в Объединенном институте ядерных исследований с участием организаций и учреждений Республики Беларусь, координация сотрудничества белорусских ученых с международными и зарубежными национальными научными организациями аналогичного профиля. Директором центра был назначен профессор Николай Максимович Шумейко. Он и его коллега Виктор Семенович Румянцев (в недавнем прошлом заместитель директора ЛЯП ОИЯИ, а ныне завлаб НЦ ФЧВЭ) на протяжении нашей недельной командировки фактически были штурманами, прокладывая наши маршруты в путешествиях по научным центрам... И как же горько было два года спустя прочесть о том, что 28 февраля 2003 года на 58-м году жизни Виктор Семенович Румянцев скоропостижно скончался …
Центр координирует фактически все работы, которые ведут белорусские ученые в составе международных коллабораций в ЦЕРН, ДЭЗИ, СЛАК, внося свой вклад как в теоретическое моделирование будущих экспериментов, так и проектирование и изготовление экспериментального оборудования. И здесь существенную поддержку оказывают высокотехнологичные предприятия, на которых производятся как крупнотоннажные металлические плиты (Минский тракторный завод), так и целый ряд аналоговых и аналого-цифровых микросхем (НПО "Интеграл"). НЦ ФЧВЭ и Институт электроники НАНБ стали инициаторами использования оксида алюминия для разработки новой технологии производства микроканальных пластин – базовых элементов различных фотодетекторов. Специалисты республики (об этом увлеченно рассказывал В. С. Румянцев) впервые доказали возможность изготовления микроканалов в пластине из оксида алюминия. Эта технология оказалась более дешевой и обеспечила более высокую разрешающую способность детекторов.
Хотя во многих лабораториях и кабинетах нам встречались в основном люди, прошедшие дубненскую школу, так или иначе заинтересованные в развитии сотрудничества с ОИЯИ, Н. М. Шумейко нередко приходится участвовать в дискуссиях, на которых высказываются сомнения в целесообразности членства республики в дубненском центре. Незадолго до отъезда мы сидели в кабинете Шумейко вместе с Румянцевым, и, как водится, вели неторопливую заключительную беседу...
– Порой нас даже в нашем родном БГУ спрашивают, зачем так много денег идет в Дубну, не лучше ли пустить их в институты Академии наук, в университет? И тогда мы отвечаем, что эффект нашего взноса в ОИЯИ заключается не в том, что он распределяется на тех 15 сотрудников из Белоруссии, которые работают в Дубне, а в том, что получает при этом наука в Белоруссии в целом. Общий эффект гораздо ценнее! Ведь благодаря ОИЯИ мы делаем науку на мировом уровне, обеспечиваем высокотехнологичными заказами отечественную промышленность, готовим студентов и аспирантов. А главное, имеем возможность участвовать в самом широком спектре исследований, ведущихся в Дубне, – от физики частиц, ядерной физики, физики конденсированных сред до новых информационных технологий, прикладных работ, на которые сегодня такой высокий спрос в смежных областях науки, технике, промышленности.
И в том числе live science
В составе университета есть даже Республиканский центр проблем человека – на юбилейной университетской выставке он занял целую секцию. Рассказывает Геннадий Иванович Фролов, вместе со своими коллегами представляющий экспонаты:
– Центр наш исключительно многопрофильный: от производства устройств и оборудования для малотоннажной химии до психо-физиологического тестирования и паспортирования специалистов. В основном это представители экстремальных профессий – охранные службы, антикризисные управляющие. На нас вышел Комитет по санации и банкротству два года назад, мы подготовили аппаратуру, разработали психометрические тесты с применением ЭВМ, составили профессиограмму и психограмму этих работающих, тестируем их и выдаем заключение. Обычно показатель очень высокий – действительно, как говорится, гвозди бы делать из этих людей...
– Здесь даже сотрудники службы безопасности президента?
– Да. В том числе.
– Какова структура вашего центра?
– Она не жесткая. Я как заведующий лабораторией разрабатываю, например, матобеспечение для психофизиологических тестов. И могу сказать, что наши тесты отличаются от используемых, в том числе и в России, потому что мы вообще извлекаем всю информацию, которую можно получить из этого теста.
– А студентов вы привлекаете?
– Привлекаем. Мы полностью хозрасчетная организация, у нас нет штатной единицы ни одной, но наша беда в том, что мы не можем привлечь людей с деньгами. Мы работаем на госбюджете – это и беда... Но зато мы знаем, что если уж нам дали деньги, значит, мы республике действительно нужны... Кроме антикризисных управляющих мы работаем со всеми тренерами и спортсменами сборной олимпийской команды Белоруссии. Там задача похожая, но немного другая. Мы показываем спортсмену его сильные и слабые стороны, а тренеру рекомендуем, на кого нужно крикнуть или, наоборот, перед стартом не дай Бог даже поглядеть на него.
– Кому кнута, кому пряника.
– Именно так – кто как реагирует. В общем, тренеры очень довольны, и эти работы расширяются... Техника здесь на выставке работающая. Вот "тестер" для тех людей, которым двумя или больше родами деятельности одновременно надо заниматься (он разработан в советское время в Киеве, но в Минске его усовершенствовали – это что-то вроде шоферского тренажера.) Здесь можно проверить, как быстро человек может управляться с рулем, реагируя на внешнюю информацию, как он может воспринимать и анализировать информацию, то же самое с педалями: анализ и исполнение реакции, а затем запускаем разные сигналы на руль и педали – смотрим, насколько замедляются действия при необходимости одновременного поворота... Есть еще и три кнопки – но это ультравысокий класс для профессионалов.
Вот уже второй год в БГУ открыт факультет фундаментальной и альтернативной медицины. Познакомились с программами Московского и Витебского университетов, где выпускают соответствующих специалистов, и Ленинградской медицинской академии, и все лучшее, по нашему мнению, из их программ собрали. Сейчас готовятся специалисты пока по двум специальностям – фармацевты и спортивные врачи, но в принципе спектр будет очень широкий. Готовить врачей-исследователей этот факультет будет в основном для научной работы.
Деятельность этого центра – лишь одно из многих проявлений утверждающих свои позиции "наук о жизни".
Чернобыльский след: спустя полтора десятилетия
Наш визит в Институт радиобиологии НАНБ начался в детективном ключе: по предварительной договоренности человек в синей куртке, с газетой в руках встречал нас у метро "Площадь Ленина"... Так и познакомились. Наш гид Владимир Андреевич Кнатько по дороге к Академгородку посвятил в некоторые последние научные новости. За день до этого президент республики встречался с "завлабами" системы Академии наук – теми самыми "рабочими лошадками", которые несут на себе основной груз проблем, решений и двигают в конечном счете науку. Выбор президентом аудитории показался мне c точки зрения относительно недавних российских реалий симптоматичным: именно в этой среде он решил проверить некоторые идеи реформирования науки в Белоруссии. И услышал не только отчеты о достижениях и комплиментарные реплики, но и немало критических выступлений...
Сам Академгородок расположен близ кольцевой автодороги, а Институт радиобиологии, находящийся на его территории, создавался в поcтчернобыльские времена как головная организация по изучению последствий катастрофы и выработке мер по борьбе с ними.
По прошествии более полутора десятилетий после аварии тема эта не только не теряет своей актуальности, но и становится все более острой с разных точек зрения. О чем свидетельствуют итоги прошедшей недавно в Киеве конференции по проекту ТАСИС "Решение вопросов реабилитации территорий и вторичных медицинских последствий Чернобыльской катастрофы". Конференция обсудила результаты работы ряда исследовательских коллективов из Беларуси, России и Украины. И констатировала, что во многих институтах, организациях накоплены обширные данные в виде научных отчетов, сводок, картографических и иных материалов. "В силу того, что эти материалы, как правило, труднодоступны и малопонятны для широкой аудитории, а отражение реальной картины сегодня в подавляющем большинстве СМИ носит спорадически-неадекватный характер, весьма остро стоит вопрос правдивой и полной информированности населения пострадавших территорий, а также ликвидаторов...". Такое сообщение об этой конференции опубликовано недавно в газете российских атомщиков "Атом-пресса". А самая достоверная на сегодня информация – из первых уст, от директора Института радиобиологии академика НАНБ Евгения Федоровича Конопли:
– Институт наш организован в 1987 году в связи с Чернобыльской катастрофой, и задачами его были в первую очередь оценка динамики радиационной обстановки и, как следствие ее развития, изучение поведения радионуклидов в различных экосистемах: почва, вода, воздух, – как они включены в пищевые цепочки, поступают и накапливаются в организме. И второе, поскольку у нас учреждение академическое, – это изучение механизма действия малых доз радиации на организм. Поскольку у нас имеется лаборатория радиобиологии растений, то мы занимались и растительными организмами, и естественными фитоценозами.
По первому направлению работают у нас четыре лаборатории. По радиоэкологическому направлению тоже. Они имеют в основном медико-биологическую направленность. То есть у нас создан, я считаю, комплекс лабораторий, который позволяет оценивать ситуацию в зависимости от поведения радионуклидов в различных экосистемах – почва, вода, от воздействия различных факторов, которые влияют на оценку биологических эффектов...
Интересные данные получены в лаборатории В. А. Кнатюка совместно с институтами Минсельхозпрода и Институтом почвоведения и агрохимии. Это зависимость коэффициента перехода радионуклидов от плотности. На ограниченном участке плотностей эта закономерность не выявляется, а когда берется большой диапазон от 0 до 40 кюри, такая закономерность есть, и показано, что по мере увеличения плотностей загрязнения коэффициент перехода в те же сельскохозяйственные культуры снижается. Можно говорить, вероятно, и об обратном – когда будет идти распад и уменьшаться плотность – не исключено увеличение самих коэффициентов.
И, наконец, что интересно: с годами происходит замедление скорости миграции. Во всяком случае, радионуклиды остаются все-таки в поверхностном корнепитающем слое, что способствует включению их в пищевые цепочки. Итог того, о чем я говорил, – вероятно, те модели, которые существуют в оценке радиационной обстановки, те прогнозы, которые делались в начале, в реальных условиях требуют корректировки. Погрешности, особенно по замедлению скорости миграции, по зависимости от плотности могут уже дать ошибки на 15-20, а через 30 лет и до 40-45 процентов. Прогнозные оценки оказываются ошибочными, а реальные можно делать только локально на конкретном материале, учитывая и типы почв, и физико-химическое состояние и многие другие факторы.
Новое поколение выбирает науку
После беседы с директором института мы прошли по лабораториям, познакомились со многими сотрудниками, услышали множество рассказов о конкретных исследованиях, которые здесь ведутся, но у меня в памяти почему-то особенно сильно запечатлелись... три скворешни на липах у фасада института. Как, впрочем, и беседа с молодым научным сотрудником Александром Антоненко, который олицетворял в моих глазах новое поколение, выбравшее уделом своей жизни науку.
– Саша, скажите, у вас какие-то альтернативные решения были после окончания университета перед тем, как сюда прийти?
– Было несколько вариантов, меня приглашали еще в Институт физиологии, но преподаватели на факультете порекомендовали именно сюда, потому что здесь методика хорошая... В 1995 году закончил биофак, кафедру физиологии человека и сразу пришел работать сюда.
– Диссертация уже готова?
– Диссертация уже написана, она лежит у моего шефа.
– Почему я спросил об альтернативе после вуза? Все-таки, получив хорошее образование, ребята стремятся как-то свою жизнь устроить. В финансовом плане, к примеру...
– Во-первых, мне хотелось бы то, что я приобрел в университете, свои знания, приложить, реализовать в науке. И мне всегда нравилось исследовать какие-то сложные процессы – то, чем я здесь и занимаюсь. А бизнес... В нем биологи не особенно-то требуются. Менять хорошую специальность на что-то другое мне было просто... как-то неприятно. Получить хорошее образование, а потом спустить все, как говорится... Впустую. Жаль было свои силы, которые я потратил на учебу, и те знания, которые приобрел. Ну, конечно, в финансовом плане... Зарплаты у нас маленькие. Но говорят, что скоро выше станут.
– Свою включенность в мировую науку, в мировое сообщество вы здесь каким-то образом ощущаете? Конференции, семинары?
– В конференциях я участвовал. Нашей проблемой в основном японцы интересуются. А европейские страны, скажем так, не очень глубоко. Ну, так как у нас такая беда случилась, как Чернобыль, для нас это более актуально, чем для них. Ну а вообще данными интересуются. Публикуемся. В основном, в российских журналах. Есть, конечно, выход на мировой уровень. Но не такой, как хотелось бы. Хотелось, чтоб больше контактов было с западными коллегами. Я работаю по классической методике, которая распространена во всем мире и позволяет исследовать не только воздействие радиации на организм, но и воздействие различных синтезированных фармакологических препаратов. Я могу с помощью этой методики проводить скрининг препаратов, которые вновь синтезируются, то есть из общего количества препаратов, которые мне дают, выбираю самый лучший.
Итак, молодежь выбирает науку. После постчернобыльских результатов это навевало надежды на лучшее будущее.
Дни науки Белоруссии в Дубне
Полномочный представитель правительства Республики Беларусь в ОИЯИ, председатель Государственного комитета по науке и технике профессор Анатолий Иванович Лесникович встретил нас в своем кабинете в здании, примыкающем к Президиуму НАНБ, расположенному в центре Минска и чем-то (огромными колоннами?) напоминающему Казанский собор в Санкт-Петербурге. Начало нашей беседы касалось проведения круглого стола и фотовыставки “Белоруссия в ОИЯИ”.
– Во-первых, у нас уже есть хороший опыт взаимодействия с ОИЯИ. Это участие наших ученых в разработке оборудования, сложного оборудования, и установление контактов на разных уровнях для проведения совместных исследований. К сожалению, ученым ОИЯИ не все известно о разработках, которые проводятся в нашей Академии, высших учебных заведениях... В нашей промышленности накоплен достаточно высокий научный потенциал. Поэтому я думаю, что если мы хорошо организуем Дни белорусской науки и выставку "Белоруссия в ОИЯИ" и достаточно широко представим наш научно-технический потенциал, это будет способствовать дальнейшему развитию научных контактов, взаимовыгодных и взаимополезных.
Что же касается развития фундаментальных исследований, то я считаю, что это одна из первостепенных задач для нашей республики. Однако, чтобы получать новые знания, требуется дорогостоящее уникальное оборудование. Проблема создания, приобретения хорошего оборудования, особенно в области физики микромира, такой небольшой стране, как Белоруссия, не под силу. Да и практически в любой области фундаментальной науки сейчас в одиночку работать крайне трудно. Поэтому сотрудничество с ОИЯИ и связи через ОИЯИ с ЦЕРН дают белорусским ученым реальные возможности реализовать свой интеллектуальный потенциал. Только таким путем, мне кажется, можно развивать реально фундаментальные физические исследования с участием белорусских ученых. А с другой стороны, я знаю мнение ученых ОИЯИ и Курчатовского института, о том, что без участия белорусских ученых решение некоторых вопросов было бы весьма затруднительно. Если не будут участвовать наши специалисты в создании "EXAFS"-спектрометра, или в проекте СМS на Большом адронном коллайдере (LHC), то возникнут проблемы. Естественно, они найдут свое решение, но с участием наших ученых и нашего потенциала могут быть решены лучше. И в то же время это способствует росту уровня исследований, которые ведутся у нас в Белоруссии.
Есть обоюдный интерес!
Анатолий Иванович, как, с вашей точки зрения, развивается сотрудничество белорусских научных центров с ОИЯИ? Вы уже отчасти ответили на этот вопрос, но, может быть, стоит развить эту тему с точки зрения уже сложившегося сотрудничества (и выстоявшего, добавим, вопреки испытаниям временем) и перспектив его развития.
Наиболее продвинутыми исследованиями как раз являются те работы, которые ведет Национальный центр физики частиц и высоких энергий, который возглавляет Николай Максимович Шумейко (присутствующий при нашей беседе). Здесь проведена очень большая трудоемкая работа с широким привлечением нашего технологического, промышленного потенциала, наших заводов, особенно, если речь идет о больших партиях изделий точной механики, электроники, наших предприятий МЗОР, "Интеграл" и многих других... И эту работу, если учесть, что она в денежном отношении тяжеловата для бюджета, мы не всегда можем вовремя профинансировать, возможны и отставания – есть такие проблемы, поскольку работа достаточно дорогостоящая. Но в то же время совершенно очевидна обратная сторона – эти заказы стимулируют переход нашего производства на высокие технологии.
Есть достаточно хороший задел в части создания EXAFS-спектрометра. Определенная часть этого спектрометра создается силами белорусских ученых, и именно эта часть в значительной мере может быть сделана только в Белоруссии. Я думаю, есть хорошие перспективы последующего использования такого оборудования. В силу того, что у нас много исследований проводится на уровне наноразмерных структур, наноразмерных материалов, мы получаем в свои руки один из эффективных методов для анализа структуры таких материалов, которые имеют очень большое будущее.
Думаю, что хорошие перспективы имеет сотрудничество с нашими специалистами, которые работают в Академическом научно-техническом комплексе "Сосны" . Я был свидетелем, когда директор этого комплекса С. Е. Чигринов рассказывал о некоторых интересных результатах, полученных им и его коллегами, на семинаре в ОИЯИ, в частности, о системе управления подкритическим реактором . Насколько я понял, это было достаточно неожиданным и новым для специалистов ОИЯИ, поскольку они предполагали другой и более громоздкий, как я, будучи неспециалистом, понял, вариант.
...В отношении медпучков – направления, которое развивается в ОИЯИ на базе фазотрона – у нас есть большая заинтересованность. Я думаю, что наши ученые-медики здесь очень сильно недорабатывают, и, может быть, несколько отвлекаясь от вашего вопроса, хочу сказать, что перед Николаем Максимовичем и его центром мы ставим задачу поднять его статус, чтобы он работал не только в сфере физики частиц и высоких энергий...
– Поднять статус над высокими энергиями, – попробовал скаламбурить ваш корреспондент, и А.И. легко подхватил шутку:
– Да, подняться над высокими энергиями, чтобы фактически координировать сотрудничество с ОИЯИ, а заодно и с "Курчатовским институтом", где развиваются источники синхротронного излучения, и с другими центрами, где можно получать уникальные результаты...
И я считаю, что у нас очень хорошие перспективы в части образовательной, и они должны расширяться, это подготовка аспирантов, студентов, докторантов. Надо этому уделять особое внимание с тем, чтобы у нас развивалась база для дальнейшего сотрудничества.
Наши специалисты, работая здесь, могут успешно сотрудничать с разными мировыми центрами и таким образом содействовать тому, чтобы научный потенциал в республике был на достаточном уровне. Если у нас будут хорошие физики, то по их уровню должны равняться, допустим, химики, биологи и так далее, а если этот уровень падает, то он тянет за собой и других.
...Плюс экономическая выгода
Анатолий Иванович, и Россия, и Белоруссия – равноправные страны-участницы ОИЯИ, и нам в Дубне известно стремление вашей страны аккуратно выплачивать свой членский взнос в бюджет Института. Но существуют и другие отношения между Белоруссией и Россией, в том числе и экономические. Вернее, макроэкономические. Эти плоскости как-то пересекаются? Когда мы беседовали в БГУ с Сергеем Кимовичем Рахмановым, он высказал такую мысль, что предстоящий в Дубне круглый стол должен не только привлечь заинтересованных в сотрудничестве людей, но и послужить своеобразным импульсом для того, чтобы как-то "разгрузить" достаточно напряженные проблемы в республике. Например, договориться о том, чтобы за счет поставок оборудования из Белоруссии в ОИЯИ компенсировать часть белорусского долга России за энергоносители...
Очень хороший вопрос. И отчасти вы вместе с Рахмановым на него уже ответили. Я хотел бы еще пояснить... Формируется определенный государственный долг, а если бы ученые могли немножко компенсировать этот долг, то мне представляется, что это был бы прямой вклад в экономику Белоруссии и, соответственно, помощь экономике Белоруссии. Как я это представляю? Мы из бюджета, если в этом заинтересованы предприятия, оплачиваем полностью научные исследования, разработку приборов. Нам это выгодно, потому что развивается наш потенциал. Наши ученые получают нормальную зарплату. А затем это оборудование поставляется в ОИЯИ. И это соответственно учитывается в наших взаимоотношениях с Россией, и государственный долг уменьшается на определенную сумму. Вот если бы нам выработать такой механизм, и он заработал, я думаю, что и сотрудничество стало бы более интенсивным... Мне кажется, это было бы и политически целесообразно, и ученым обеих стран очень выгодно, и науке и экономике тоже выгодно. Хотелось бы такой механизм выработать, и мы стараемся это сделать и, вообще говоря, с российской стороны уже есть положительные оценки этого подхода и встречные шаги.
Концепции, анализ, прогнозы...
"Непротокольный" вопрос: из каких источников вы черпаете информацию для своей работы? Что вы читаете, смотрите, как готовят вам доклады, записки? Как складывается у вас общее видение всего процесса развития науки в республике?
У нас есть институт системного анализа в непроизводственной сфере, но, к сожалению, я неудовлетворен уровнем его аналитической работы, поэтому больше черпаю информацию, привлекая академические, университетские структуры, даю определенные задания. Иногда мы формулируем тему для проработки какого-то вопроса, допустим, состояние с научными кадрами, формируем концепции, делаем анализ, ведем мониторинг. Мы эту работу расцениваем как научную, в Академии есть центр мониторинга. Привлекаем Институт экономики (подошел к книжным шкафам и достал несколько толстых томов в красивом переплете). Вот, Институт экономики подготовил комплексный прогноз научно-технического развития Белоруссии на 20 лет. Здесь есть прогноз мировой ситуации, тенденции развития, выработаны приоритеты... Таким образом, мы активно используем академические институты соответствующего профиля... Ну а читаю все по порядку. Вот, сейчас передо мной лежит журнал "Строительство", первый номер, это журнал для специалистов, фактически научный журнал.
А что вас заинтересовало в этом журнале?
Во-первых, сам факт выхода этого журнала, и то, что наши ученые, которые занимаются проблемами строительства, здесь публикуются. Я член президиума ВАК, а в этом журнале публикуются рецензируемые статьи в соответствии с требованиями нашей Высшей аттестационной комиссии.
Вместо эпилога
Одним из центральных событий 91-й сессии Ученого совета ОИЯИ, проходившего 17–18 января 2002 года, стало заседание круглого стола «Белоруссия в ОИЯИ». Открывая заседание круглого стола, академик В. Г. Кадышевский отметил, что с 1991 года как государство-член ОИЯИ Республика Беларусь вносит значительный вклад в его деятельность. Более 20 университетов и научных центров республики поддерживают с Дубной тесные связи, участвуют в научно-исследовательской и образовательной программах ОИЯИ.
С. В. Калашников – заместитель госсекретаря, член постоянного комитета Совета министров Союзного государства России и Беларуси отметил: "Побывав сегодня в Дубне, в международном центре, я убедился, насколько за эти десятилетия Объединенный институт смог реализовать интеграционные процессы, без которых невозможна современная наука, воссоздать в своей области то единое научное пространство, без которых не могут существовать ученые»..
Вы работаете в руководстве фактически первого объединенного государственного образования, которое возникло после распада Советского Союза, и именно Россия и Беларусь – одни из основных стран-участниц ОИЯИ. Как, на ваш взгляд, отмеченные вами интеграционные процессы могут отразиться на деятельности нашего Института?
Это может быть целый ряд союзных программ . Как вы знаете, союзный бюджет с каждым годом увеличивается: на сегодняшний день он составляет 3,6 млрд. российских рублей. Судя по тому, что я сегодня узнал в Институте, есть целый ряд конкретных предложений, которые вполне могут быть оформлены в союзные программы. Назову только одно направление, которое как бы на поверхности лежит, – подкритические сборки плутония, которые позволяют создать принципиально новый тип безопасного реактора. Что может быть более перспективным? Эта же тема имеет отношение к переработке радиоактивных отходов, что тоже является колоссальной проблемой. И тот факт, что эту проблему эффективно разрабатывают белорусские ученые, опираясь на связи с российскими учеными, учеными дубненского центра, говорит о том, что эта программа союзного государства может объединить наши общие усилия. Есть и еще целый ряд программ, в частности, в области радиационной медицины и радиационной биологии, весьма актуальных как для Белоруссии, так и для России в плане оценки зараженной местности, реальной оценки процесса воздействия радиации на организм человека.
Я назвал лишь несколько наиболее очевидных направлений. Бесспорно, дубненский центр является мощным передовым научным учреждением. Но нет ничего более прибыльного, чем хорошая наука, хорошая теория. То есть сюда можно вкладывать деньги, и они будут давать отдачу не только в плане фундаментальных исследований, но и прикладных.
Минск–Дубна, октябрь 2001–январь 2002
Профессор Юрий Петрович Гангрский
...А сверхтонкий резонанс лишь подержит ренессанс!
Широко известен всем среди лазерных богем.
Предложил немало схем.
Посадил пять хризантем. И широк его размах
в изомернейших кругах... (Далее см. заголовок)
Не совсем обычным вступительным словом открыл директор Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова профессор М. Г. Иткис научный семинар, посвященный роли лазеров в исследованиях ядер.
Семьдесят лет назад, сказал он, родился профессор Юрий Петрович Гангрский. Первую часть своей жизни до возраста Иисуса Христа он провел в «колыбели русской революции», хотя нельзя сказать, что за это время воспитал в себе революционный характер. Напротив, все последующие 37 лет его жизни, которые он связал с работой в лаборатории, коллеги, друзья, ученики знают его как исключительно интеллигентного, доброго и чуткого человека. Он получил мировое признание как один из лидеров в применении лазерного излучения для исследования тонких ядерных механизмов.
После окончания Ленинградского политехнического института Юрий Петрович начал исследования кулоновского возбуждения атомных ядер в стенах Физико-технического института имени А.Ф.Иоффе, защитил кандидатскую диссертацию и в 1968 году за цикл этих работ стал лауреатом Государственной премии...
В своем приветственном послании юбиляру, переданном коллегами, приехавшими на семинар из Санкт-Петербургского института ядерной физики, директор этого института профессор А. А. Воробьев пишет: "Сердечно поздравляем тебя с неожиданно наступившим юбилеем. Ты теперь большой ученый с мировым именем, профессор, твои ученики работают в разных странах мира. Но для нас, твоих друзей, ты все тот же Юра Гангрский – отличный товарищ, замечательный спортсмен. Сколько счастливых часов мы провели вместе на спортивных площадках, сколько километров пробежали в различных соревнованиях! До сих пор ты остаешься рекордсменом Физтеха по прыжкам в высоту и прочим прыжкам. Так что какие там 70 лет!?".
Когда молодого ученого заметил и пригласил к себе на работу академик Г. Н. Флеров, Юрий Петрович проявил интерес к изучению аномальных свойств спонтанно делящихся изомеров и сложной структуре барьера деления тяжелых ядер. По результатам этих исследований он защитил докторскую диссертацию, ему было присвоено звание профессора. В последние годы область научной деятельности Ю. П.Г ангрского связана с исследованиями структуры ядер с помощью лазерного излучения. Им и его коллегами получены интересные научные данные по зарядовым радиусам ядер, сверхтонкой структуре атомов и сверхтонкой магнитной аномалии. Под руководством Юрия Петровича создана экспериментальная установка на основе прецизионного лазерного спектрометра, на которой проводятся уникальные исследования, позволяющие получить принципиально новые данные о структуре ядер. Сейчас эта установка готовится для экспериментов на радиоактивных пучках в рамках проекта DRIBs. Под руководством Юрия Петровича выросла целая плеяда молодых и уже не очень молодых ученых не только в Дубне и России, но и в ближнем и дальнем зарубежье. И не случайно в числе врученных ему адресов и приветствий – автографы студентов, аспирантов и сотрудников Учебно-научного центра ОИЯИ...
Свой научный доклад на юбилейном семинаре физик из Болгарии Красимира Маринова заключила такими словами: "Пользуясь случаем, выражаю свою глубокую благодарность Юрию Петровичу за все, что он сделал для развития лазерной спектроскопии в применении к исследованиям ядерной структуры. Мы начали с нуля, и, хотя еще не вышли на on-line измерения, под его руководством успели сделать немало и добились того, что нас знают. Юрий Петрович с его широкими познаниями в разных областях ядерной физики, свой эрудицией был и остается душой нашей группы. Многие молодые люди учились у него и выросли хорошими специалистами. От своего имени я хотела бы сказать, что в результате многолетнего общения с Юрием Петровичем я много приобрела в профессиональном отношении".
...На таких семинарах, завершающихся традиционным чаепитием, особенно ясно ощущаешь, что масштаб личности человека, оказывающегося в центре мероприятия, измеряется не только его научными заслугами, но чем-то неизмеримо большим. Например, признаниями коллег, что за многие годы никто не мог вспомнить случая, чтобы Ю.П. хоть раз (!) повысил голос. Или шутливыми строками лабораторного стихотворца: "Широко известен всем среди лазерных богем. Предложил немало схем. Посадил пять хризантем. И широк его размах в изомернейших кругах... А сверхтонкий резонанс лишь поддержит ренессанс!".
Профессор Юрий Эрастович Пенионжкевич
Об экзотических ядрах и их значении в науке и жизни
Вызывает меня – старшего лаборанта! – к себе Георгий Николаевич и говорит: "Скоро мне выступать на конференции в Вене с докладом. Вот вам материал, садитесь и пишите аннотацию".
Когда и как мы познакомились с Ю.Э., сегодня сказать уже трудно. Но точно в Дубне, в 70-е годы, когда я только начинал заниматься научной журналистикой и часто получал от него дельные советы и консультации. А ведь с тех пор многое что изменилось. Но его готовность помочь всегда оставалась неизменной. И вот в Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова – очередной юбилейный семинар: он посвящен физике экзотических ядер и приурочен к 60-летию Юрия Эрастовича Пенионжкевича. (Да, не случайно именно в ЛЯР в далекие годы моей репортерской молодости окрестили меня «датским» журналистом… Что ж, такова специфика корпоративного издания, черпающего свой контент в сугубо научной жизни, непременную составляющую которой играют юбилеи).
Профессор, начальник сектора, он прошел в этой лаборатории путь от старшего лаборанта до заместителя директора лаборатории по научной работе. Руководитель совместных Дубна – ГАНИЛ экспериментов, в которых была получена уникальная информация о свойствах экзотических ядер, член ученого совета этого еропейского центра во французском Гренобле. Один из лидеров исследований на пучках радиоактивных ядер в ЛЯР. Профессор МИФИ и Учебно-научного центра ОИЯИ, Соросовский профессор на протяжении уже нескольких лет. Конечно, список регалий можно и продолжить, но лучше предоставим слово юбиляру. Мы встретились с ним незадолго до юбилейного семинара, как вы понимаете, совершенно не случайно, темы беседы плавно перетекали одна в другую и, конечно, вся запись заняла бы гораздо больше страниц, поэтому я решил оставить лишь несколько фрагментов, которые сохранил в расчете на эту книгу.
О юбилейном семинаре, или Экзотика в науке и жизни
– У нас в лаборатории до последнего времени не было принято организовывать такие юбилейные семинары. Однако опыт других, в частности, ЛТФ, показал, что весьма полезно подвести некий научный итог не только в деятельности юбиляра, но и в развитии того направления, которым он занимается. А главное, обсудить современные результаты и наметить будущие пути развития исследований. И мы, посовещавшись с коллегами, решили пригласить на семинар с докладами профессора Хорста Зодана из Германии, который работал заместителем директора ЛЯР, Эдмунда Герлика из Польши, с чьим участием в нашем секторе стало развиваться новое научное направление, и Марека Левитовича, по-прежнему гражданина Польши, который сейчас работает заместителем директора Национальной лаборатории ГАНИЛ во Франции. Это известные в мире ученые, которые, пройдя школу в Дубне, занимают сейчас ведущие позиции в нашей области науки. Мне кажется, будет интересно послушать таких людей из других научных центров, особенно для определения перспектив дальнейшей работы.
Чем же вызвано столь широкое распространение по миру той области ядерной физики, в которой ты работаешь? Мне-то всегда представлялось, что физика – строгая наука – напрочь лишена экзотики, в отличие от многих других областей нашей жизни, особенно сегодняшней...
Все правильно. Но в последнее время, чтобы физика развивалась, получала для этого финансирование, нужна какая-то реклама. Мало добиться результата – надо его еще соответствующим образом преподнести обществу. И ЛЯР тому хороший пример. Ты же помнишь замечательные популярные книжки, которые писал Г.Н.Флеров сначала в соавторстве а Александром Ильиным, потом с тобой. Довольно сложные, фундаментальные вещи он объяснял довольно простым языком, на уровне образов, доступных школьнику. И все, кто их читал, понимали: сверхтяжелые элементы – это что-то совершенно новое в физике...
Еще бы не помнить! Георгий Николаевич был очень требовательным соавтором, настоящим генератором идей. Причем, идеи его настолько переполняли, что работа над рукописью занимала гораздо больше времени, чем того требовал договор с издательством... Но давай, мы к этой проблеме еще вернемся. В чем, все-таки, состоит необычность того состояния материи, которое вы изучаете, и – "что мы с этого будем иметь"?
На волне очередного подъема ядерной физики, который мы сейчас переживаем, – это связано с развитием в лаборатории ускорительной техники и методов детектирования ядер, выяснилось, что в реакциях с тяжелыми ионами можно получать совершенно необычные состояния ядерной материи. Это сильно разогретые ядра, с температурой, которая выше, чем в недрах Солнца, сильно вращающиеся ядра с очень высоким угловым моментом, которые в природе могут существовать только в космических условиях... Можно получать ядра, состоящие из одних нейтронов или только из протонов. Весь этот комплекс необычных состояний материи и получил название экзотического состояния ядер. Затем понятие несколько сузилось: к экзотическим стали причислять ядра, сильно обогащенные нейтронами и протонами. Оказалось, что можно получать ядра гелия-10 с двумя протонами и восемью нейтронами. Это нестабильные ядра с очень короткими временами жизни.
Что касается легких экзотических ядер, то это почти нейтронные ядра, а значит, мы в лабораторных микроусловиях реализуем те процессы, которые происходят в макроусловиях, в галактике. Это уже прямой выход в астрофизику.
Отдельная тема – наши взаимоотношения с теоретиками. Они прекрасно решают двух-, трехчастичные задачи для гелия-6, например, имеющего два протона и четыре нейтрона. Здесь у них суперхорошие результаты! И сейчас, когда эта область стала осваиваться, они просто визжат от восторга, предлагают все новые эксперименты, но не идут дальше гелия-8. В какой-то степени, на мой взгляд, они эту область науки и притормозили. Гораздо интереснее, на мой взгляд, сейчас заняться более тяжелыми ядрами, например, кислородом-28, 30... Кислород-28 –- это дважды магическое ядро: 8 протонов, 20 нейтронов. По всем модельным представлениям, оно должно быть стабильно. А на опыте оказывается не так! И – полетели все модели, все оболочки, все предсказания теоретиков! Конечно, им это не нравится, они пытаются найти ошибки в постановке экспериментов, но в данном случае эксперимент оказался впереди, и теоретики вновь вынуждены подтягивать весь свой арсенал, чтобы объяснить эти явления...
К счастью, эксперимент сейчас очень сильно пошел вперед. Мы работаем уже с кислородом, серой, кальцием, и удалось уже очень много сделать как в Дубне, так и в других центрах, с которыми мы сотрудничаем, в частности, в ГАНИЛ. В сотрудничестве с французскими коллегами мы применяем в экспериментах кальций-48. Это уникальный пучок, который в ЛЯР дал замечательные результаты в области синтеза сверхтяжелых элементов. С его помощью мы получили супернейтронноизбыточные ядра. Так что здесь большой прогресс. Недавно наша группа вернулась из Японии, из РИКЕН, где опять обнаружен ряд новых ядер в реакциях с кальцием-48, который был приобретен в России, а наши ребята помогли осуществить эксперименты. Так и будем продвигаться шаг за шагом дальше, в ту область, где уже работают микроскопические модели ядер и нужны какие-то другие, экстраполяционные расчеты... И это тоже экзотическая физика, которая не вписывается в рамки обычных представлений о ядре и ядерной материи.
О первой встрече, или "Дубна – Воронеж: не обгонишь!"
Юрий Эрастович, а какой была твоя первая встреча с Дубной? Какие воспоминания оставила работа в совете молодых ученых, где ты был, насколько мне помнится, одним из первых председателей?
Время, когда я впервые приехал в Дубну, было очень интересное. Но, в отличие от многих людей, я не вспоминаю это время с ностальгической грустью. Жизнь-то была тяжелой во всех отношениях... Но наука развивалась, с одной стороны, достаточно демократично и, с другой, при сильной централизации управления ею. Нам уже после четвертого курса надо было проходить практику в научно-исследовательских учреждениях. И вот нас, шестерых воронежцев, направили в Дубну. Как только завкафедрой привел нас в Лабораторию ядерных реакций, с нами сразу же захотел встретиться директор – Георгий Николаевич Флеров. С нами, 18-20-летними юнцами, лично (!) беседовал член-корреспондент Академии, Герой Соцтруда! Он не просто научные вопросы задавал, он и о лаборатории рассказывал, да еще и пригласил на собеседование четырех ведущих ученых лаборатории. Мы, конечно, очень волновались...
А ты знаешь, почти слово в слово я слышал о том же от Володи Кутнера. Его, к сожалению, уже нет среди нас, но воспоминания остались...
Да, это была такая система в лаборатории – директор встречался с каждым из молодых, кого направляли сюда на работу или на практику. Сейчас, по-моему, такое редко встретишь. Мне сразу повезло, что моим первым руководителем стал Юрий Цолакович Оганесян. Было это в 1964 году.
Вы – шестеро воронежцев – приехали в Дубну после окончания родного университета… И какими они были, годы учебы?
Вообще, наш университет очень сильный, особенно физика, математика – эти науки на очень высоком уровне преподавались. Не случайно наши выпускники в ОИЯИ работали и работают заместителями директоров лабораторий – Игорь Иванов, Вальтер Фурман, Виктор Бруданин, да и я в свое время. И город и университет были насыщены культурными традициями. В Воронеж ссылали опальных Мандельштама, Булгакова, многих других замечательных людей помнит этот город. Очень активной была общественная жизнь, множество студенческих кружков, студий. Я играл в студенческом оркестре на аккордеоне, а моя будущая жена пела в Воронежском народном хоре. Но, может быть, это была такая хорошая русская провинция с присущими ей патриархальностью, давними культурными традициями, сложившимися практически на границе между Россией и Малороссией.
А вторым моим университетом стала наша лаборатория. Вспоминается еще один эпизод. Вызывает меня – старшего лаборанта! – к себе Георгий Николаевич и говорит: "Скоро мне выступать на конференции в Вене с докладом. Вот вам материал, садитесь и пишите аннотацию". Конечно, ответственность была огромная! Да еще и переписывать текст приходилось по пять-шесть раз... Такой уникальный климат был в лаборатории. Флеров мог на совещание пригласить дипломника и обращался к нему наравне с докторами и кандидатами наук. Такая обстановка помогала быстро войти в ритм и жизнь лаборатории. Конечно, и гайки крутить приходилось, и по ночам на сеансах дежурить, как многим нынешним молодым, но, в отличие от них, спрос с нас был по большому счету. Кстати, и в общественной жизни Института наша лаборатория всегда была одной из первых, да и большинство председателей СМУиС тоже были ляровцами.
Нас было шесть человек, ставших лауреатами премии Ленинского комсомола в области науки. У композитора Александры Пахмутовой лауреатский значок за номером 19 или 20, а у меня 24-й. Конечно, это было очень престижно. И меня и моих коллег стали приглашать в роли свадебных генералов на всякие комсомольские мероприятия разного уровня, но работа с научной молодежью меня больше привлекала. Тем более, возможности и права у совета были большие. Выходили с ходатайствами о повышении зарплаты, победители конкурса научных работ среди молодых ученых получали квартиры. По представлению СМУиС способных молодых ученых дирекция Института могла даже послать на конференцию за границу. И эту работу я ценил значительно больше, чем членство в бюро обкома комсомола.
О москвичах и провинциалах, или Размышления Соросовского профессора
Продолжим тему молодежи, но уже сегодняшней. Тебе как Соросовскому профессору, думаю, эта тема близка. Какие они, сегодняшние студенты и завтрашние продолжатели вашего дела: "В какие руки отдаете вы завоеванное вами знамя"?
Хороший вопрос. Скажу сразу, что студент стал более практичным. Он ничего уже "за бесплатно" не сделает. Всегда спросит: "А что я с этого буду иметь?". Даешь задание – обязательно уточнит: "А зачем это?". Он даже не деньги может иметь в виду, а практическую пользу: что это может ему дать в будущем. В ответ терпеливо объясняешь, где и в чем это может пригодиться.
Еще скажу, что очень сильно отличаются друг от друга студент московский, воронежский и тверской. Поскольку читаю лекции в МИФИ и нашем УНЦ, могу сказать, что москвичи имеют более серьезную, основательную подготовку. Сейчас же провинциалы в московские вузы почти не поступают, предпочитают учиться в своих, региональных. И образовались региональные группы студентов по месту жительства. Москвичи, наверное, еще благодаря хорошим школьным преподавателям, и языки лучше знают, и персональным компьютером владеют, однако, в отличие от студентов из провинции, в большинстве своем не хотят после вуза оставаться в науке. Интересуются, сколько они будут получать, допустим, у нас, – отвечаю, что нормальный физик на одну зарплату все равно не проживет, надо пробиваться, искать партнеров по сотрудничеству, ездить в командировки, подавать заявки на гранты. Ведь это заведомо больше половины основного дохода. А если студент в Москве запросто зарабатывает 300-400 долларов, а у рядового профессора МИФИ зарплата около ста, ему трудно доказать, что деньги в науке – не самое главное. Хотя это так.
Ребята из Твери другие. Они приходят в науку, как раньше говорили, по зову души и велению сердца, а если еще папа или мама в университете работают – по семейным традициям. Вот они хотят ехать в Дубну и едут. И это тоже, оказывается, проблема. Лет пять-семь назад у нас была кадровая проблема, и на работу брали всех, кто просился. В основном, тверяков. А сегодня видно, что среди них есть далеко не самые сильные. И сегодня, когда интерес к нашей науке снова пошел в гору, надо очень серьезно заниматься селекцией. Ведь среди выпускников каждый год обязательно оказываются, как я говорю, идейные, которые мечтают о науке с детских лет, прошедшие ФМШ, олимпиады... Вот кто нам нужен!
О старых лозунгах в новой упаковке, или Зачем физику реклама?
Ну, хорошо. Вот ты начал говорить о рекламе, и я тебя приостановил, а сейчас снова предлагаю к этой теме вернуться. Только с других позиций. Ведь в вашем случае реклама – это не телевизионный ролик, от частого повторения которого народ начинает воротить, а нечто другое – средство привлечь внимание, выбить деньги на новый проект, привлечь партнеров, не знаю что еще...
А я напомню, что говорил о рекламе в связи с экзотическими состояниями ядер, и в самом этом названии есть как бы элемент рекламы. Рекламы, которая выдержала испытание временем примерно в течение последних 15 лет. А с точки зрения причинно-следственных связей возникновение и дальнейшее развитие этого направления исследований обязано как новому витку в техническом оснащении лаборатории, так и – это главное! – стратегии научного поиска, присущей ЛЯР имени Г. Н. Флерова.
Еще при социализме в Институте был популярен лозунг концентрации усилий на самых перспективных направлениях исследований. В ЛЯР этот лозунг всегда был наполнен конкретным содержанием. И Георгий Николаевич, и сменивший его Юрий Цолакович Огенсян придавали этому большое значение. Многие из нас порой обижались: придумают что-то интересное и копают, копают... И денег уже немало затрачено, что-то сделано, причем каждый лидер направления считает себя большим ученым... Но если это направление никуда не ведет – все! Конечно, такая концентрация усилий накладывает на директора лаборатории большую ответственность – ошибаться здесь нельзя. В результате сегодня мы имеем в темплане две темы, в то время как в некоторых других лабораториях их значится более десяти. Одна тема физическая, одна – ускорительная. И все. И обе достаточно сильные.
Что еще надо для такой концентрации? Первое – умение прогнозировать ситуацию в науке, не впадая в амбиции. Не успокаиваться на достигнутом, даже на гребне успеха. Еще раз обдумать, туда или не туда ведет какое-либо новое направление. Это только в ЛЯР могут закрыть перспективную и многообещающую, на первый взгляд, тему, если не в состоянии обеспечить ее конкурентоспособность по сравнению с другими научными центрами. Подать заявку, заявить, что мы пионеры этого направления – и тихо-спокойно уйти. Открыть новое направление, на которое хватит средств и ресурсов и лаборатория в состоянии его реализовать. Мне кажется, именно так ведется в ЛЯР научное планирование. При наших небольших ресурсах, имея коллектив всего около 200 человек, лаборатория обеспечивает работу трех ускорителей и целого ряда экспериментальных установок.
Проблем, конечно, много – ускорители надо модернизировать, а это большие вложения, новые установки надо создавать и так далее... И между тем сегодня в рамках проекта DRIBs мы получили пучок гелия-6 с интенсивностью, какой нигде в мире нет. Даже на суперускорителях! Таким образом, и здесь нашли свою экологическую нишу, оставаясь не хуже других, а во многих случаях и лучше! Если бы лаборатория растеклась по десятку тем, мы бы были далеко не конкурентоспособны.
О значении хобби в жизни ученого, или Зачем Холмсу скрипка?
Юр, а как меняются с годами твои вкусы, симпатии, увлечения? То, что меняются, в науке это априори, конечно. А в литературе и других привязанностях?
Что меняются, – это точно! И вообще, имидж надо менять с годами. Это же кокетство: в 60, 70 лет утверждать: "Я все еще могу!".
В 20-30 лет меня классическая литература почти не волновала. Может быть, школа отбила вкус своими "образами" Онегина, Печорина. И после школы лет пятнадцать я классику в руки не брал. Да и детективов тогда тоже не было интересных. Читал переводную иностранную литературу, иногда Солженицын в руки попадал. А когда лет десять появилась возможность читать все – подналег на историческую литературу (Соловьев, Карамзин), и на сочинения современных историков (типа Башевого), которые будили мысль. В конце концов в современниках разочаровался – слишком много за уши притянутых сенсаций и субъективных комментариев. Сейчас предпочитаю детективы – когда часто ездишь, они помогают скоротать время в дороге. Но, конечно, не вульгарные боевики, а Чейза, например, с его лихо закрученными сюжетами. Или Бориса Акунина, особенно за то, что его героя звали так же, как моего отца, Эрастом. У меня в роду все были Эрасты: дед был Эрастом Эрастовичем, и прадед тоже... И меня хотели по традиции назвать Эрастом, но мать воспротивилась: "Хватит, надоело!"
Аккордеон из рук выпускаешь?
Выпускаю! Недавно сел, попробовал что-то наиграть – пальцы деревянные стали. Мне недавно коллеги японцы "Ямаху" подарили старую, приволок я ее в Дубну и теперь частенько жене барабаню по ушам. Тяга к музыке осталась, особенно к народной. У меня жена хорошо пела, дети пели, в общем, вся семья поет и играет.
Мой любимый вопрос: как ты относишься к научной популяризации?
Наверное, так же как Георгий Николаевич, о котором я упоминал в связи с экзотикой как приемом в рекламе. А популяризации как таковой я не вижу ни на ТВ ни в центральных газетах. Есть, конечно, газета "Поиск". Она-то меня и раздражает больше всего. Это удивительно, единственная газета, ориентированная исключительно на науку, которая могла бы печатать все, связанное с нею, вплоть до научно-популярных рассказов, публикует на многих страницах какие-то пространные объявления каких-то российско-американских университетов. И в каждом номере – министр образования и мало кому нужные в таком виде, как они поданы, многостраничные рассказы о разных университетах... Здесь, конечно, сами ученые во многом виноваты.
Сравнительно недавно я побывал вместе с В. Г. Кадышевским и Ю. Ц. Оганесяном во французском посольстве, где происходило открытие какой-то совместной лаборатории по математике Московского международного университета (я никогда не слышал, что такой есть!). И ректор этого университета – солидный пожилой человек произнес примерно такую речь. Спасибо вам, дорогие французские коллеги! Если бы не вы, в России не было бы своей математики. И вообще вся наша перестройка началась с Великой французской революции 200 лет назад... И при этом даже не упомянул о том, какой огромный вклад внесли наши российские физики и математики в ту же науку во Франции! С началом перестройки и развала науки из России устремился за границу и в ту же Францию мощный поток ученых. И теперь наши физики и математики там, как и везде, среди лучших. Так что же мы тогда сами себе так цену занижаем?
Вот, это для тебя тема. Например, наш Институт – это уникальная организация! Он живет, существует и, в отличие от многих других, ни перед кем не заискивает, выпрашивая какие-нибудь грантики на пять тысяч долларов. Хотя это и нелегко, но страны-участницы платят сюда свои взносы на добровольной основе, и люди сюда приезжают, потому что им это интересно. Отбоя нет, особенно из стран СНГ. Существует же такой феномен! Почему? Что, здесь большие деньги платят? Да не очень... Может, чуть больше, чем в МИФИ... И едут ведь – не за командировочными же в сто рублей в день? И большие конференции проходят ежемесячно, и с Запада, с Востока от желающих работать на наших ускорителях отбоя нет.
Но, наверное, и в эйфорию не надо впадать. Менять что-то надо. Может быть, для этого активнее привлекать в Институт квалифицированных экспертов, менеджеров, людей, профессионально разбирающихся в экономике науки и способных на независимые оценки и прогнозы...
Вместо эпилога
Так, действительно, зачем Холмсу скрипка? Чтобы лучше понимать природу людей? Или вводить себя в состояние творческого экстаза, которое обостряет интуицию сыщика (читай: исследователя). Кажется, уже ближе... И зачем физику аккордеон? Но ведь он же не родился физиком, а сыщик сыщиком. Сначала он научился играть, а потом выбрал себе профессию... Но, согласитесь, и здесь и там есть некая экзотика, которая привлекает внимание и клиента, и коллеги, и... (впишите сами). Надеюсь, и читателей. С экзотикой-то мы разобрались, а ядро – тоже понятие полисемичное (многозначное), ведь кроме химических ядер есть многие другие, (ядро коллектива, например, остальное впишите сами). Думаю, Ю.Э. еще долго будет именно таким ядром, объединившим и своими научными идеями, и своим отношением к жизни многих коллег из Дубны и ее мировых окрестностей.
Профессор Джон Марбургер
"Я не удивлен, что очень многие хотят приехать в Дубну..."
Профессор Джон Марбургер широко известен в научном мире: он был директором Брукхейвенской национальной лаборатории США, ректором университета Стони Брук. В общении с российскими коллегами (в 60–70-е годы тесно сотрудничал с академиком Р. В. Хохловым, профессором А. С. Ахмановым и их сотрудниками) неоднократно повторяет, что учился физике по книгам Д. И. Блохинцева, Н. Н. Боголюбова, Д. В. Ширкова, Л. Д. Ландау, Е. М. Лифшица.
Главной целью визита америтканского ученого в Дубну стало знакомство с Объединенным институтом и обсуждение вопросов сотрудничества ОИЯИ с научными центрами и университетами США. Как известно, по инициативе ряда ведущих американских физиков в США и в ОИЯИ идет работа над текстом полномасштабного соглашения между Министерством энергетики США и ОИЯИ об ассоциированном членстве этой страны в деятельности Объединенного института. Одним из этапов этой работы и стал визит в Дубну советника президента США, которого сопровождали сотрудники американского посольства в России. Интервью получилось коротким.
Как вы оцениваете ход подготовки к подписанию соглашения между ОИЯИ и США об ассоциированном членстве вашей страны в деятельности ОИЯИ? Ведь именно это, как я понимаю, было главной целью вашего визита?
Мы имеем очень хорошие шансы подписать такое соглашение. У нас уже была предварительная договоренность вместе двигаться в этом направлении, достигнутая во время визита руководителей ОИЯИ в США. Сейчас мы еще более приблизились к цели.
Какое впечатление на вас произвел Институт?
Это очень известный во всем мире международный центр, здесь сделано много открытий, выполнено много интересных работ. Сюда охотно едут ученые из научных центров многих стран, и они очень ценят возможность работать вместе с российскими коллегами и представителями других стран-участниц ОИЯИ.
То есть можно сказать, что ОИЯИ – это мост между Востоком и Западом...
Весьма определенно. Добавлю еще, что на меня произвели очень сильное впечатление научный энтузиазм и любовь к своему делу, которые характерны для всех людей, с которыми мы встречались в лабораториях. Так что это очень хорошее место, где можно работать, и я не удивлен, что очень многие хотят приехать сюда.
Какую роль в готовящемся соглашении будет иметь образовательная составляющая?
Обе стороны, действительно, проявили большую заинтересованность в развитии этой нашей совместной деятельности. Более того, скажу, что такая работа в Дубне и Брукхейвене уже ведется. А в том, что в Дубне есть много талантливых преподавателей, мы убедились на встрече в дирекции, где нам представили прекрасный методический компьютерный материал, ярко и образно разъясняющий основы современной физики. Этот сайт очень хорошо организован.
О чем я вас еще не спросил, может быть, вы хотите еще что-то добавить?
Да, я еще хочу сказать, что наши последние встречи с директором ОИЯИ Владимиром Кадышевским и вице-директором Алексеем Сисакяном и обсуждения проекта соглашения между ОИЯИ и США убедили меня в том, что оба они хорошие организаторы и дипломаты на службе у вашего Института. Их поездки приводят в действие добрую волю очень многих ученых.
В русском языке этому более соответствует понятие "патриот".
Да, конечно, они патриоты своего Института, но при этом обладают широким международным кругозором.
Профессор Виктор Козьмич Мельников
"Нет ничего практичнее хорошей теории"
…Оглядываясь назад, не могу сказать, что невежество играет в науке такую уж отрицательную роль. Часто человек, не знающий о трудности задачи, которая представлялась не решаемой многим его именитым предшественникам, очертя голову бросается на ее штурм.
Говорят, фразу, ставшую заголовком этого интервью, любил повторять академик Николай Николаевич Боголюбов, – в течение многих лет директор Объединенного института ядерных исследований в Дубне, как бы оправдывая труд физиков-теоретиков, понятный лишь узкому кругу специалистов. Сегодня, когда наука должна едва ли не ежедневно отчитываться перед обществом и государством, худо ли бедно, но субсидирующими фундаментальные и прикладные исследования, работы, о которых пойдет речь, могут послужить ярким и наглядным подтверждением этой самой практичности теории.
Ведущим научным сотрудником Лаборатории теоретической физики имени Н. Н. Боголюбова Виктором Козьмичем Мельниковым – лауреатом престижной американской премии имени Н. О. Миклестада была подтверждена гипотеза о так называемом расщеплении сепаратрис, высказанная Анри Пуанкаре еще в конце ХIХ века. Это явление играет фундаментальную роль в теории колебаний и привело к пересмотру многих научных результатов. Метод, развитый в работах ученого, теперь известен как метод Мельникова, ныне вошедший во многие учебники. А о значимости его исследований свидетельствует тот факт, что их выдвижение на премию поддержал нобелевский лауреат И. Р. Пригожин. Правда, соглашаясь на интервью, Мельников сразу оговорился: "Мне очень трудно в деталях, без помощи мела и доски объяснить суть этих работ. Понимаете, мне удалось доказать существование некоего механизма, написать формулы, – и оказалось, что этот механизм является весьма универсальным, а формулы очень полезными, особенно при изучении систем со слабым трением... Что-то вроде торможения на льду". Итак, слово – лауреату.
– Обычно престижные премии присуждаются за устоявшиеся, признанные мировым научным сообществом результаты. Работами, которые положены в основу так называемого метода Мельникова, я начал заниматься в середине 50-х годов... прошлого столетия. Тогда я учился на пятом курсе мехмата МГУ, и Юрий Степанович Саясов, очень одаренный ученый, человек с глубокой интуицией, о котором у меня на всю жизнь сохранились самые теплые воспоминания, предложил мне решить чисто математическую задачу, важную для исследования фазовых колебаний в некоторых типах ускорителей заряженных частиц.
Осенью этого года исполнится 45 лет с тех пор, как я работаю в Дубне. Здесь в какой-то мере сыграло свою роль мое сотрудничество с Саясовым, он этому поспособствовал. Не могу сказать, что моя жизнь здесь оказалась совсем безоблачной, но самое главное – у меня с самого начала была возможность заниматься тем, что меня интересовало. Хотя "сверху" и выдавались задания, но они как-то соприкасались с моей основной деятельностью. Довелось принимать участие в расчетах фазотрона – ускорителя, который проектировал в Дубне профессор Виталий Петрович Дмитриевский со своими коллегами-ускорительщиками. Хотел привлечь к работам по созданию коллективного метода ускорения заряженных частиц академик Владимир Иосифович Векслер, но я ограничился докладом на его семинаре. И хотя Владимир Иосифович импонировал мне чисто по-человечески своим огромным научным энтузиазмом, от работы над этой проблемой я отказался.
Впрочем, бывали и более сложные ситуации. В конце 50-х годов тогдашний мой начальник профессор Сергей Васильевич Фомин предложил мне выяснить, какую достоверную информацию можно получить с помощью метода обратной задачи рассеяния на основе экспериментальных данных по рассеянию частиц. Полученные результаты были не очень убедительны: эксперимент по ряду причин не мог дать достаточные данные для этого. И хотя моя работа и была опубликована в "Успехах математических наук", а тогдашний заместитель директора ЛТФ Анатолий Алексеевич Логунов предложил по результату этой работы защитить кандидатскую диссертацию, вывод его был категоричен: заниматься дальше этой проблемой не стоит. "Уж лучше занимайтесь своими уравнениями", - сказал он напоследок. Это напутствие меня окрылило. Дело в том, что полученное мной решение задачи о фазовых колебаниях частиц в ускорителе описывалось так называемыми асимптотическими рядами, которые обладают одним весьма неприятным свойством: они не являются сходящимися. И я задался вопросом, а в каких ситуациях аналогичные ряды будут сходиться? Так я подошел к задаче о расщеплении сепаратрис.
В таких ситуациях всегда интересен ход мысли ученого, та невидимая внешнему миру работа, благодаря которой человечество оказывается еще на один шаг продвинутым в понимании законов Природы...
Это явление Анри Пуанкаре предсказал еще в конце ХIХ века. В своем трактате "Новые методы небесной механики" он написал, что при расщеплении сепаратрисы две инвариантные кривые пересекают друг друга подобно тому, как уток и основа в ткани... Общая картина при этом оказалась столь сложной, что классик не взялся ее описать на математическом языке. Оставил, так сказать, потомкам... И так получилось, что более чем 70 лет спустя, в работе 63-го года, мне это удалось.
К моему большому сожалению и даже, может быть, стыду, я не был в то время знаком с этой работой Пуанкаре. Однако, оглядываясь назад, не могу сказать, что невежество играет в науке такую уж отрицательную роль. Часто человек, не знающий о трудности задачи, которая представлялась не решаемой многим его именитым предшественникам, очертя голову бросается на ее штурм. Я был молод тогда, мне было 25 лет, и был полным невеждой. И работа была сделана в очень удачное время, когда многие области естествознания: математика, физика, химия, – нуждались в нелинейных уравнениях для описания всевозможных процессов. Мой коллега недавно посмотрел в Интернете, в каких областях применяются мои результаты. Оказалось, это задачи разного толка, в том числе даже из общественных наук. За последние сорок лет этот феномен используется во многих областях естествознания – биологии, химии. Есть сложные процессы в описании океанических течений, распространения очага возгорания, сейсмологические проблемы, распространение импульсов в нервных процессах, расчеты космических орбит искусственных спутников. И уже совсем далекое от естественных наук моделирование экономических процессов...
Должен отметить, что знакомство с методом обратной задачи рассеяния очень пригодилось впоследствии. В 1976 году тогдашний заместитель директора ЛТФ Владимир Алексеевич Мещеряков попросил меня сделать на лабораторном семинаре обзорный доклад о применении метода обратной задачи рассеяния для исследований нелинейных эволюционных уравнений. Открытая за девять лет до этого американскими учеными (Грин, Гарднер, Крускал и Миура) область математической физики бурно развивалась, и интерес к этим исследованиям был огромный. В своем докладе я не только рассказал об известных результатах, но и высказал несколько предложений. Резонанс от моего доклада оказался неожиданно сильным и в основном отрицательным. В результате я оказался втянут в борьбу за идею, которую продолжаю и по сей день. За полученные при этом результаты я был удостоен в 1998 году первой премии ОИЯИ. Впрочем, первую награду за работу по расщеплению сепаратрис я получил в 1989 году: это тоже была первая премия на конкурсе научно-исследовательских работ ОИЯИ. При этом моими конкурентами была группа теоретиков ОИЯИ, в которую входил и тогдашний директор Института академик Николай Николаевич Боголюбов. Однако им была присуждена вторая премия.
Если попытаться перекинуть мостик от начала вашей работы к настоящему времени – как, на ваш взгляд, изменилось отношение общества к науке и науки к обществу?
Если говорить о бывшем Советском Союзе, то, например, в республиках Средней Азии наука, на мой взгляд, оказалась в совершенно безнадежном положении – недавно я рецензировал одну работу из Узбекистана, это были и смех, и слезы. В России положение, конечно, несколько получше. Как я думал, те жесткие обстоятельства, которые сложились в начале 90-х годов, должны были очистить нашу науку от чрезмерного балласта, который накопился в ней в советское время. Но получилось наоборот – самые талантливые уехали из России, а здесь осталось очень много бездарной серости.
Честно говоря, я не знаю, что делать, но некоторые действия правительства производят удручающее впечатление. Создано Министерство промышленности, науки и технологий...
И сразу злые языки подхватили, что науку задвинули между промышленностью и технологиями.
Может быть, для развития прикладных наук это и хорошо, но ведь фундаментальные требуют совсем не много денег (мне, чтобы написать работу, о которой мы с вами говорим, потребовались только пузырек чернил, перо и зарплата за год-полтора). Но все-таки какое-то минимальное финансирование необходимо! Конечно, Туполев или Королев, мы знаем, успешно работали и в "шарашках". Но это не значит, что для получения результатов их уровня нам надо возвращаться к Гулагу... Сегодня ученому нужны комфортные условия жизни и работы, общения с коллегами. Интернет и электронная почта – это великие вещи. Но мне нужно видеть выражение лица собеседника, и никакой компьютер не заменит живого человеческого общения (разве что телефон вместе с телевизором, но в настоящее время это пока еще очень дорого).
Еще меня поражает то, что Государственная премия, которая дается коллективу ученых, работавшему над сложнейшей проблемой в течение нескольких лет, составляет 10 тысяч долларов. А спортсмен, победивший на Олимпийских играх, получает 50 тысяч. Есть разница? Недавно президент России объявил, что он учредил в этом году для выдающихся спортсменов тысячу стипендий по 15 тысяч рублей в месяц. Члены Российской академии наук получают гораздо меньше. (Нам нужны здоровые люди, а умные - не нужны?).
... Наука – вещь, непонятная чиновникам. Причем, чиновник может быть и близок к науке, но считает, что наука – это план, одобренный сверху. В науке вообще очень сложно планировать, особенно если этим занимаются люди, не обладающие широким кругозором и решающие вследствие этого частные проблемы. Природная узость мышления, недостаток интуиции и общей культуры, присущие некоторым "чиновникам от науки", могут привести к деградации науки вообще. Но всегда остаются энтузиасты, благодаря которым мысль опережает время...
Один из объективных показателей творческой активности ученого, значимости его научных работ – так называемый индекс цитируемости в престижных научных изданиях. Ваш индекс чрезвычайно высок. А приходилось ли вам сталкиваться с проблемами защиты интеллектуальной собственности?
В той области науки, в математической физике, которой я занимаюсь, охрана интеллектуальной собственности – это публикации в журналах. Ничего другого нет. И человек, который использует мои результаты, либо ссылается на них, либо нет. Либо ссылается, так сказать, сквозь зубы. Наиболее полно и доброжелательно на мои работы ссылаются коллеги в США. Похуже – в Европе. И довольно плохо – в России. Некоторое время назад в нашу лабораторию приезжал ученик одного довольно известного московского ученого и пытался доложить... мои собственные результаты. В ответ на мое замечание он ответил фразой, свидетельствовавшей о плохом понимании ситуации. Я подумал, что он круглый невежда и просто не знает некоторых общеизвестных вещей. Но вы знаете, это его даже не обескуражило!
Может быть, его просто плохо воспитали? Существуют же в науке вообще и в школах, созданных крупными учеными, понятия профессиональной этики, нравственности, наконец, просто человеческой порядочности. И, кстати, что бы вы хотели пожелать вашим молодым коллегам? Какой судьбы, каких условий?
Главное в науке – это самостоятельность. Замечу в скобках: в разумных пределах. Начинающий ученый не должен находиться под тотальным контролем своего шефа. Завершать его незаконченные работы и развивать его идеи, которые постаревший шеф в силу своего возраста просто уже не в состоянии развивать. Он должен искать свои пути, получать свои результаты, и его взгляд должен устремляться в будущее, а не в прошлое. И все это, по-моему, очень важно и в целом для науки в России. И, тем не менее, это не отрицает преемственность в науке, которая существует не только между учителем и учеником, но и между учителем и многими поколениями учеников его учеников.
Профессор Леопольд Хальперн
Отсвет ярких звезд
И даже тема моего незапланированного выступления, посвященного "естественной", немедикаментозной медицине, которую я рассматриваю как хобби, проводя все эксперименты на самом себе, вызвала живой интерес коллег-физиков.
Начало осеннего сезона не случайно ассоциируется с активизацией научной жизни – не стал исключением и прошедший сентябрь. В Объединенном институте побывали ученые из трех научных центров Японии – КЕК, университета Хоккайдо и Цукубы. Основным местом "паломничества" физиков стала Лаборатория ядерных реакций имени Г. Н. Флерова, где побывали американские, французские, датские, бельгийские физики и даже съемочная группа французского телевидения. И по-прежнему привлекает западных ученых сотрудничество с коллегами в Лаборатории теоретической физики имени Н. Н. Боголюбова.
В сентябре по приглашению дирекции Института в Лаборатории теоретической физики имени Н. Н. Боголюбова работал американский ученый профессор Университета штата Флорида Леопольд Хальперн. Он выступил с докладом на научном семинаре, а также поделился с коллегами своим личным опытом, как сохранять и укреплять здоровье до преклонных лет. Но тему нашей беседы предопределил тот факт, что известный американский физик, родившийся в Вене, работал во многих ведущих центрах мира и хранит память о своих старших коллегах, имена которых вошли в историю мировой науки.
Какой след в вашей жизни оставили учителя, каково их влияние на вашу судьбу?
Моим первым учителем был отец – он работал преподавателем в высшей школе и привил мне интерес к естественным наукам. Когда мне было двенадцать лет, в наш школьный класс пришел замечательный учитель – известный математик и биолог, который оказал на меня огромное влияние. Я понял, что моя жизнь будет связана с наукой.
С тех пор она подарила вам много замечательных встреч. Какие из них наиболее памятны?
Пожалуй, наибольшее влияние на меня оказал Эрвин Шредингер – у нас были очень гармоничные отношения. И хотя он находился уже в преклонных годах, никогда не жалел времени для общения со своими учениками. Известно, что помимо физики он увлекался лепкой, написал книгу по греческой философии, исследовал проблемы генетики... Многочасовые беседы с учителем касались не только теоретической физики, но всего многообразия жизненных явлений. Когда профессор Шредингер умер, в моей жизни образовалась какая-то пустота, его никто не мог заменить...
Много замечательных встреч подарила мне работа в Институте Нильса Бора в Копенгагене, который, как известно, славится в научном мире замечательной теоретической школой и привлекает ведущих физиков. Достаточно назвать имена Леона Розенфельда и Кристиана Меллера, с которыми довелось там встречаться, чтобы представить, каким подарком судьбы был этот период в моей биографии. Потом работал в Париже, Брюсселе и Амстердаме, где тоже встретил замечательных коллег.
А в 1974 году состоялось довольно близкое знакомство с Полем Дираком (наша первая короткая встреча была еще в 1962 году). Шредингер и Дирак были величайшими звездами в физике, и я посвятил им статью, в которой обобщил впечатления о наших встречах. Широко известно изречение Дирака, что красота теории есть мера ее истинности. Отсвет этих звезд я ощущаю уже много лет.
Что привело Вас в Дубну?
Относительно недавно во Флориде побывали директор ОИЯИ В. Г. Кадышевский и вице-директор А. Н. Сисакян. Я хорошо знал работы Кадышевского задолго до этого визита, и когда мы встретились в нашем университете, спросил, действительно ли он является автором этих работ, связанных с геометрическими и теоретико-групповыми методами в физике. Когда он ответил утвердительно, я подумал, что если директор такого большого института занимается столь специальными проблемами, то, наверное, в Дубне есть много других ученых, хорошо ориентирующихся в профессиональных вопросах, которые меня занимают. И в этом меня убедил также коллега из Флориды, который уже побывал в ОИЯИ. Вскоре я получил от дирекции Института приглашение, которым с удовольствием воспользовался.
И не разочарованы?
Нисколько! Я остался очень доволен Дубной, самой атмосферой вашего города! Мне даже трудно выразить, насколько я доволен. Никогда не забуду эту ауру не только научного, но и культурного центра. Я был приятно удивлен высочайшим профессиональным уровнем дубненских коллег, широтой их интересов, доброжелательностью. Обсуждения моего доклада на семинаре в ЛТФ показали замечательную осведомленность профессора Филиппова, профессора Бляшке и других ученых ОИЯИ в тех вопросах теории гравитации, квантовой физики, которыми я занимаюсь. Очень полезными были дискуссии с моим коллегой Александром Сориным, и я надеюсь на наше дальнейшее сотрудничество. И даже тема моего незапланированного выступления, посвященного "естественной", немедикаментозной медицине, которую я рассматриваю как хобби, проводя все эксперименты на самом себе, вызвала живой интерес коллег-физиков.
Между ОИЯИ и Министерством энергетики США готовится к подписанию соглашение о сотрудничестве, в котором заинтересованы ведущие ядерно-физические лаборатории и университеты в США. Что вы об этом думаете?
Сейчас, когда я поближе познакомился с вашим институтом, я еще более горячий сторонник подписания такого соглашения. У нас есть очень много общих направлений исследований, например, в области создания экологически чистых источников энергии, и я знаю во Флориде группу ученых, которые этим занимаются и заинтересованы в сотрудничестве с коллегами в России и в Дубне. Сейчас это крайне важно, и такие совместные разработки могут стать важным аргументом в пользу развития атомной энергетики в 21-м веке.
PS. Встреча с профессором Хальперном в Лаборатории теоретической физики была не первой в Дубне. Профессор Александр Сорин познакомил нас в Доме культуры в антракте концерта народного артиста СССР профессора Зураба Соткилавы и его учеников. И спустя некоторое время любезно перевел интервью своего американского коллеги.
В вечерней смене на нуклотроне, или Почти ночь перед Рождеством
Вечерний пейзаж навевает рождественское настроение: "Сквозь волнистые туманы пробирается луна...". Почти полнолуние. Около восьми вечера. "Заморозка" на криогенные системы нуклотрона подана уже несколько дней назад. Окна в здании светятся почти все. На пульте нуклотрона обсуждают текущие проблемы. Впрочем, определение "текущие" из суеверия лучше не употреблять. Слава Богу, никаких течей нет, нет и ложных срабатываний защиты, ускоритель в этом последнем сеансе 2002-го работает стабильно.
В пультовой обсуждают, как минимизировать потери частиц на всех этапах – от источника до системы вывода. Инжекция, захват, ускорение... "И что, где же вы теряете эти самые частицы?". – Наивный вопрос встречается улыбками: если бы знать... И возвращаются к прерванной дискуссии, как сделать орбиту пучка более "гладкой", стабильной. На том экране, где отображается радиационный фон, сплошь зеленые поля, ни одной красной точки... Хотя интенсивность пучка высокая – 2-3 · 1010 дейтронов за цикл...
Александр Дмитриевич Коваленко – заместитель директора Лаборатории высоких энергий: Как и планировалось, мы проводим в этом году третий сеанс на нуклотроне, а в общем все идет по графику: две тысячи часов плюс триста на синхрофазотроне. И это радует. Ускоритель работает устойчиво и привлекает все больше физиков. В целом год выдался достаточно успешным. Начиная с марта существенно улучшили параметры пучков. Сначала увеличили растяжку пучка до секунды – в летнем сеансе, а в декабрьском уже до двух секунд. Другой результат – ускорение ионов аргона от источника КРИОН, который работал на нуклотроне в новом режиме. Наконец, достойно замкнул этот ряд полученный в декабрьском сеансе пучок поляризованных дейтронов, которых так ждали физики. Хороший пучок и по интенсивности и по коэффициенту поляризации. Измерения поляризации проведены физиками на трех установках независимо, коэффициент 0,6 – такой пока не достигнут ни на КЕК ни на COSY.
...И люди и системы во время сеанса действуют, как говорят на армейских учениях, по штатному расписанию. 17 ноября окончился сеанс на синхрофазотроне. 2 декабря начали охлаждать нуклотрон. 6 декабря – "первый заход" по инжекции пучков поляризованных дейтронов. Ночью 7-го получен ускоренный пучок, измерена поляризация. Если учесть, что в этом процессе задействовано более десятка сложных и многокомпонентных систем, где малейший сбой грозит свести все усилия на нет, то трудно представить, насколько слаженной и надежной должна быть работа людей, заставляющих дышать этот прихотливый организм.
Многие в свое время сомневались, что нуклотрон сможет в обозримом будущем полностью заменить синхрофазотрон. Похоже, это будущее наступило. Осталось совсем немного – на порядок повысить интенсивность поляризованного пучка. Как это сделать, здесь знают. Дело, как говорится, за малым - нужна финансовая поддержка. Поддержку, конечно, ощущают, но хотелось бы побольше... Пока львиную долю всех средств съедают эксплуатационные расходы – производство сжиженного азота, энергетические затраты, а надо еще и развивать весь ускорительный комплекс, приобретать новую аппаратуру...
– Впереди еще неделя работы, – продолжает свой комментарий А. Д. Коваленко, – завтра переходим на протоны, надеемся, что будет не хуже. Год выдался напряженным, но результативным. Технологии сверхпроводящего ускорителя себя полностью оправдали. Год назад на Ученом совете сообщение А. И. Малахова об экономичном режиме по азоту встретили "на ура". В этом году испытали турбодетандер с очень высоким кпд, и снова потребление энергии в течение сеанса значительно снизилось. Интересно, что энергозатраты на самом нуклотроне сравнимы с теми, что потребляются "теплыми" каналами вывода пучков в 205-м корпусе. И для перевода этих каналов на сверхпроводящий режим тоже требуются средства и немалые, но они быстро окупятся.
Какая физика делается на нуклотроне в этом сеансе? В первой части сеанса, в основном методической, убедились, что параметры пучка поляризованных дейтронов уже соответствуют требованиям ряда экспериментов. Сейчас ускоритель работает на неполяризованных дейтронах – группа физиков на установке ДЕЛЬТА-СИГМА получает дополнительную к предыдущим сеансам информацию на жидководородной и жидкодейтериевой мишенях по программе изучения внутренней спиновой структуры нуклонов. В "протонной" части сеанса продолжатся эксперименты по исследованию выхода нейтронов из тяжелых мишеней на установке "Гамма-2". Интересен эксперимент по поиску новых ядерных состояний на спектрометре ДЕЛЬТА. Продолжают свои исследования радиобиологи... А всего в расписании сеанса – более десятка экспериментов, требующих различных пучков и режимов работы ускорителя.
Владислав Николаевич Перфеев – один из диспетчеров ускорительного комплекса, он много лет провел в сменах на синхрофазотроне, с этим опытом перешел на нуклотрон и делится им с молодежью. Когда-то, рассказывает он, в этом помещении предполагалось разместить пульт дежурного физика. Такой пульт так и не появился, а экранированная комната с металлическими дверями и ставнями (по "мобильнику" сюда не дозвониться) оказалась очень подходящим местом для пульта управления нуклотроном. Практически все операции полностью компьютеризированы. Система управления включает в себя более трех десятков компьютеров. Более комфортно чувствует себя здесь молодежь – поколение, воспитанное на ЭВМ. "Старикам" остается осваивать новое, преодолевая психологические барьеры.
Приходит сюда в последние годы молодежь из МИФИ, МЭИ и других технических вузов, существенную роль при этом играет УНЦ. Выросли здесь Андрей Бутенко, Василий Андреев. И ветераны и молодежь трепетно относятся к своему делу, понимая, что это – и престиж Института, и престиж страны – в глазах многих физиков из других стран, которые работают на пучках нуклотрона. Они живут жизнью Института и города: когда в телерепортаже о визите спикера Совета Федерации РФ в Дубну Сергея Миронова была озвучена формула: "Опережать не догоняя", – естественно, отнесли ее на свой счет. И на счет нуклотрона.
Для физиков, которые раньше работали на синхрофазотроне, есть "одна маленькая неприятность". К сеансам надо очень тщательно готовиться. Прежний ускоритель выключить было легко, а холодный режим нуклотрона требует непрерывного сеанса. Ввод в режим и вывод из него – довольно длительные процедуры, "остановки по требованию" исключаются. Курьерский поезд-экспресс. Космический корабль. Академик А. М. Балдин любил в своих популярных статьях и интервью сравнивать ускорители с ракетами – ракетами в микромир. Подытоживая нашу предновогоднюю встречу на пульте нуклотрона, можно сказать, что финишный запуск 2002-го прошел успешно.
2003. Хроника событий.
100-летие И. В. Курчатова широко отмечалось в Москве. 10 и 11 января здесь проходила Международная конференция "Ядерный век: наука и общество".. 13 января состоялось совместное заседание Президиума РАН и РНЦ "Курчатовский институт", посвященное юбилейной дате. В юбилейных мероприятиях приняли участие ведущие ученые ОИЯИ.
22 января в ОИЯИ прибыли полномочный министр по науке и экономике Ортвиг Хеннинг и советник по науке посольства ФРГ в РФ Харальд Бунгартен. Цель визита – подписание соглашения по научно-техническому сотрудничеству между BMBF и ОИЯИ на очередной трехлетний период.
Телеграмма от Президента РФ: академику Д. В. Ширкову. Уважаемый Дмитрий Васильевич! Поздравляю вас с 75-летним юбилеем. Свою научную жизнь вы посвятили изучению и развитию самых перспективных областей фундаментальной физики. Коллеги и ученики высоко ценят вас как выдающегося ученого-теоретика, талантливого педагога и организатора… В. Путин.
В середине февраля закончился эксперимент по определению массы тяжелого изотопа 112-го элемента, образующегося в реакции слияния Ca-48 и U-238 на модернизированном сепараторе ВАСИЛИСА.
Основным итогом сессии Комитета Полномочных Представителей правительств государств-членов ОИЯИ стало одобрение научной программы развития Института на 2003 – 2009 годы.
Общелабораторный семинар, прошедший в ЛНФ имени И. М. Франка 13 марта, напомнил некоторые страницы ее истории. Л. Б. Пикельнер вспомнил о годах становления лаборатории (1958 – 1961), а об истории развития импульсных источников нейтронов в ЛНФ рассказал Е. П. Шабалин.
15 апреля Дубну с рабочим визитом посетил председатель Счетной палаты при Президенте Российской Федерации Сергей Степашин. В Доме международных совещаний ОИЯИ состоялась встреча председателя Счетной палаты с научной общественностью Института.
14 апреля поздравления с 70-летием принимал научный руководитель Лаборатории ядерных реакций ОИЯИ академик Юрий Цолакович Оганесян. Но лучший подарок к юбилею ученого сделали его коллеги и ученики: в ночь на 14 апреля в ЛЯР ОИЯИ наблюдался новый распад элемента 118.
На Общем собрании Российской академии наук действительным членом РАН по Отделению физических наук избран научный руководитель Лаборатории ядерных реакций член-корреспондент РАН Юрий Цолакович Оганесян. Членом-корреспондентом РАН по этому же отделению избран главный инженер ОИЯИ Григорий Дмитриевич Ширков (в возрастной категории до 51 года).
Указом президента РФ от 25 апреля 2003 года за достигнутые трудовые успехи и многолетнюю добросовестную работу удостоены государственной награды – медали ордена "За заслуги перед Отечеством" 2-й степени главный специалист при директоре ОИЯИ Виктор Макарович Костенко и ведущий инженер ОИЯИ Юрий Александрович Туманов. Тем же указом за заслуги в научной деятельности присвоено почетное звание "Заслуженный деятель науки Российской Федерации" Петру Степановичу Исаеву и Николаю Максимилиановичу Плакиде – ведущим научным сотрудникам ОИЯИ.
25 мая исполнилось 80 лет со дня рождения академика Намсарайна Соднома, чья жизнь была тесно связана с Дубной. Его именем названа одна из аллей на территории ОИЯИ. Памяти ученого посвящен международный семинар в Университете Улан-Батора.
Завершил свою работу организованный ЛНФ имени И. М. Франка ОИЯИ XI международный семинар по взаимодействию нейтронов с ядрами (ISINN). Он был посвящен 95-летию академика И. М. Франка.
В Москве, в Центре международной торговли открылась VIII Международная конференция по ядерной физике "Ядро-ядерные столкновения– 2003", один из крупнейших мировых форумов физической науки. В нем принимают участие более 250 ученых из 33 стран мира. В этом году конференция впервые за свою историю проводится на российской земле, под эгидой Объединенного института ядерных исследований.
10 июня в очередном сеансе на нуклотроне впервые ускорены ионы железа. 11 июня ускоренный пучок ядер железа с энергией 1 ГэВ на нуклон и интенсивностью порядка миллион ядер в секунду успешно выведен из нуклотрона и подготовлен для проведения физических и прикладных эксперементов.
В начале июня ОИЯИ и МГУ провели XII Международную конференцию "Избранные проблемы современной физики", посвященную 95-летию со дня рождения Д. И. Блохинцева.
Указом Президента Российской Федерации В. В. Путина за большой вклад в укрепление международного научно-технического содружества и многолетнюю плодотворную научно-исследовательскую деятельность орденом Дружбы награжден Николай Максимович Шумейко – директор Национального научно-учебного центра физики частиц и высоких энергий Белорусского университета.
В Дубне проходила IV международная конференцию "Новая физика в неускорительных экспериментах (NANP'03)", которая была посвящена 90-летию со дня рождения академика Бруно Максимовича Понтекорво, выдающегося ученого нашего времени, заложившего основы современной физики нейтрино.
Международное рабочее совещание "Суперсимметрии и квантовые симметрии", посвященное 75-летию со дня рождения В. И. Огиевецкого (1928-1996) завершило свою работу 29 июля. Состоялось торжественное открытие мемориальной доски, отдана дань уважения и памяти Виктору Исааковичу.
15 сентября в ОИЯИ опубликован препринт научной статьи, направленной в журнал "Physical Review", о синтезе 115-го и 113-го элементов таблицы Д. И. Менделеева. Об этом открытии будет объявлено 23 сентября на Менделеевском съезде в Казани.
2–4 октября в Дубне прошел Международный семинар, посвященный 50-летию Лаборатории высоких энергий имени В. И. Векслера и А. М. Балдина.
ОИЯИ посетил президент Международного союза чистой и прикладной химии профессор Питер Стейн. Президент ИЮПАК ознакомился в Лаборатории ядерных реакций с работами по синтезу и изучению свойств сверхтяжелых элементов, осмотрел базовые и экспериментальные установки лаборатории.
В ЦЕРН из дубненских модулей собрана самая большая центральная часть барреля адронного калориметра установки ATLAS. Установлен последний, 64-й модуль центральной 6-метровой секции барреля адронного калориметра установки ATLAS.
11 ноября в Протвино проходило расширенное заседание НКС и Ученого совета ИФВЭ, посвященное 40-летию этого крупнейшего научного центра. За 40-летию историю ОИЯИ участвовал в 49 экспериментах, выполненных в ИФВЭ.
В здании Дипломатической академии МИД России состоялось торжественное открытие выставки "Наука сближает народы", посвященной научно-техническому сотрудничеству ОИЯИ и ЦЕРН. ОИЯИ и ЦЕРН приняты в качестве коллективных членов в Дипломатический клуб.
В конференц-зале ЛНФ состоялся мемориальный семинар, посвященный 95-летию со дня рождения основателя лаборатории Ильи Михайловича Франка.
Указом Президента Российской Федерации от 20 ноября за выдающийся вклад в развитие ядерной физики, подготовку научных кадров и многолетнюю добросовестную работу орденом "За заслуги перед Отечеством" III степени награжден Юрий Цолакович Оганесян, научный руководитель Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова ОИЯИ. Орденом Дружбы награжден академик Дмитрий Васильевич Ширков, почетный директор Лаборатории теоретической физики имени Н. Н. Боголюбова ОИЯИ. Присвоено почетное звание "Заслуженный деятель науки Российской Федерации" профессору Игорю Анатольевичу Голутвину, советнику при дирекции ОИЯИ .
В Доме международных совещаний открылось восьмое координационное совещание участников проекта CMS, в котором принимают участие около 130 физиков.
В Астане состоялась коллегия Министерства энергетики и природных ресурсов Казахстана. На коллегии был рассмотрен вопрос о совместном проекте ОИЯИ – ИЯФ Казахстана по созданию в Евразийском национальном университете имени Л. Н. Гумилева международного научно-исследовательского и образовательного комплекса на базе ускорителя тяжелых ионов.
В Доме международных совещаний ОИЯИ под председательством Чрезвычайного и полномочного посла Словацкой Республики в РФ И. Фурдика прошло рабочее совещание участников проекта Циклотронного центра Словацкой Республики (ЦЦ СР). Предыдущие совещания проводились в Братиславе и Москве.
26 декабря В Дубне побывал министр экономического развития и торговли Российской Федерации Г. О. Греф. Комментируя итоги визита, он сказал: «Институт – мотор, генератор всей особой экономической зоны. Энтузиазм его директора и ученых – сотрудников ОИЯИ позволил нам принять ряд решений по ОЭЗ».
Ускоритель для Словакии: идеи воплощаются в железе
Колонна большегрузных автомобилей доставила в Дубну детали магнитопровода циклотрона DС-72, который создается в ОИЯИ для Словацкой Республики. Оборудование изготовлено на Новокраматорском машиностроительном заводе (Украина).
Тогда-то, отправившись по своим газетным делам в ЛВЭ, я услышал, что меня окликают из затормозившей «газели»: «Быстро садись в машину, сейчас увидишь кое-что интересное». Приглашение принадлежало Юрию Туманову, и я сразу вспомнил сцену фильма «Сюжет для небольшого рассказа», когда Гиляровский с подножки пожарной кареты кричал Чехову: «Антон, поехали на пожар!». Пожара в 205-м корпусе не было, а была разгрузка многотонных блоков, которые составят «скелетную основу» циклотрона. Через несколько дней после разгрузки встретился со специалистами, принимающими непосредственное участие в создании ускорителя.
В нашей беседе то и дело звучали термины, далекие от ускорительной физики и инженерного дела: маркетинг, менеджмент, растаможивание (растаможка), – и уже более близкие к ним: проектно-конструкторская документация, техзадание, чистота поверхности, углеродистость и вязкость стали… В чем же особенности работы над созданием DС-72, далеко не первого инструмента с маркой Дубны, предназначенного для вывоза за границу ? Главный инженер Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова В. А. Костырев руководит технологической группой проекта:
– Изготовление элементов магнитопровода – один из этапов масштабной работы. Весь проект осуществляется под руководством заместителя директора ЛЯР С. Н. Дмитриева, научно-техническую часть координирует Г. Г. Гульбекян, главный инженер проекта – И. В. Колесов. В нашу технологическую группу входят В. И. Гасилин – он отвечает за качество всех узлов и оборудования, которые изготавливаются как в Дубне, так и на предприятиях России, и В. А. Ломовцев – ведущий инженер проекта. На этих людях лежит ответственность за все технологическое сопровождение, взаимодействие с изготовителями, контроль качества изделий, снижение уровня затрат.
Особенности проекта нового циклотрона изначально были определены заказчиками, и в соответствии с их пожеланиями началась работа над техническими документами. Когда документация была готова, начали поиск производителей. Учитывая производственные возможности, уровень технической культуры и, конечно, запрашиваемые цены, для выполнения каждого заказа выбирали в конце концов одно предприятие (а в конкурсе участвовало не менее трех). Вот таким образом для изготовления элементов магнитопровода остановились на Новокраматорском механическом заводе.
Прежде чем было принято такое решение, побывали в Череповце, Липецке, Магнитогорске, Днепропетровске, на Ижорском заводе, Уралмаше и Азовстали, то есть практически на всех крупнейших предприятиях, где делают отливки и механическую обработку. По всем параметрам нам более всего подходил Новокраматорск. Завод был основан в 1934 году, в последние годы оснащен современным оборудованием, которое позволяет выполнять заказы, соответствующие евростандартам. Нашими техническими условиями было предусмотрено минимальное содержание углерода в стали, и литейщики это требование выполнили – содержание углерода в элементах магнитопровода (для каждого – отдельная плавка!) колеблется от 0,01 до 0,07 процента. Плюс идеальная однородная структура. Плюс высочайшая точность механической обработки – плоскостность составляет не более 60 микрон при площади поверхности 6 х 1 кв. м. Плюс высокое качество антикоррозийной окраски. Можно смело утверждать, что такого металла нет ни в одном дубненском ускорителе. Общий вес всех изготовленных элементов составляет 310 тонн, их привели на 13 большегрузных автомобилях. А срок изготовления заказа составил около семи месяцев.
– Почему вы выбрали в качестве площадки для разгрузки элементов циклотрона и монтажных работ 205-й корпус Лаборатории высоких энергий?
– Это единственное помещение в Институте, которое нас устраивает по габаритам, поскольку DС-72 – это ускоритель с вертикальной схемой размещения резонаторов (все «наши» циклотроны имеют горизонтальную). И мы очень благодарны руководству Лаборатории высоких энергий за понимание, с которым в этом коллективе отнеслись к нашим проблемам. Здесь планируются дальнейшие работы по проекту – электромагнитные и вакуумные измерения, а испытания ускоряющей системы пройдут уже на месте, в Братиславе.
Здесь же, в 205-м корпусе, уже собрана эстакада, имитирующая схему размещения ускорителя в Циклотронном центре в Братиславе. Все конструкции выполнялись в Дубне на Волжском электромеханическом заводе. Монтаж вела группа опытных рабочих во главе с нашим лабораторным асом слесарем механо-сборочных работ высочайшей квалификации А. А. Гринько. Ядро этой бригады составляют Н. П. Хрустов и В. С. Шилов. В течение ближайших месяцев 205-й корпус стал основным местом их работы. Им предстоят испытания электромагнитной и вакуумной систем, демонтаж, упаковка, отправка и монтаж систем ускорителя в Братиславе. Такая тонкая и деликатная работа должна выполняться одними руками.
- Но все, что делается руками (с помощью соответствующей оснастки, естественно), вначале воплощается в конструкторской документации…
– Вы совершенно правы – такую документацию в соответствии с техническими условиями, предложенными группой Г. Г. Гульбекяна, на очень высоком техническом уровне разработали наши конструкторы во главе с И. В. Колесовым. На заводе эту документацию приняли без лишних слов. Большой объем работы выполнили Г. Н. Иванов, В. Б. Галинский, А. Ю. Блистунов. Они занимались не только магнитопроводом, но и конструировали другие системы ускорителя. Когда в ЛЯР не хватало своих сил, к нам подключались конструкторы других лабораторий. Помогали в изготовлении некоторых деталей наши мастерские, отделение опытно-экспериментального производства ЛЯП, некоторые заказы размещались в Опытном производстве ОИЯИ.
– Вы несколько раз упоминали о высоких требованиях к качеству – начиная от проектирования и кончая монтажными работами. А это тесно связано с уровнем технической культуры на всех участках и этапах выполнения проекта. Что вы можете сказать об этом аспекте «особенностей национального ускорителестроения»? – Ответ на этот вопрос можно считать коллективным, поскольку в его обсуждении оживленно участвовали все, кто собрался в кабинете главного инженера, – и В. А. Костырев, и В. И. Гасилин, и А. М. Ломовцев.
– Действительно, взявшись за эту работу, мы с коллегами побывали в разных местах и многое увидели, сравнили, многому научились. Например, традиционный партнер ОИЯИ завод электрофизического оборудования Санкт-Петербургского НИИЭФА имени А. В. Ефремова за последние годы, оставшись верным своей основной производственно-технической ориентации, превратился в многопрофильное производство, сохранил опытные руководящие, инженерные и рабочие кадры, оснастился новым современным оборудованием, часть которого разработана и создана своими силами. Здесь мы разместили заказ по обмеднению секторов ускорителя, которые будут находиться в вакуумном объеме, а также по изготовлению катушек электромагнита. Общая площадь зданий основного назначения, в которых размещены производственные подразделения, составляет 40 тысяч квадратных метров – главный механический корпус нашего Опытного производства составляет примерно один из пяти пролетов этого завода. И не случайно здесь выполняются многие западные заказы, соответствующие самым высоким требованиям по качеству.
Основные «тонкости» Словацкого проекта в том, что он выполняется «на продажу». Если предыдущий богатый опыт изготовления в ЛЯР циклотронов своими силами (когда можно было вносить какие-то изменения в чертежи по ходу изготовления основных узлов) не требовал детальной разработки технической документации, сейчас мы через это прошли в полном объеме. Отработка системы качества по евростандартам СО-9000 приводит подразделения Института к необходимости работать по этой схеме. К сожалению, это понимают пока не все руководители. Так что если мы хотим и далее иметь подобные заказы, надо получать соответствующие международные сертификаты качества, вырабатывать новую техническую политику, ориентировать на это инженерно-технические службы и производственные подразделения Института. Да, у нас есть богатейший научно-технический потенциал, но этого мало для вхождения в мировой рынок ускорительной техники. НИИЭФА – хороший пример. Там сейчас англичане заказали 18 линейных ускорителей. Питерцы уже прошли этап международной сертификации, и это не вызывает никаких вопросов. И мы сейчас понимаем, что, получив ответты на массу вопросов по всему циклу «от идеи до внедрения», не должны этот опыт свести к уровню прецедента.
DIAS – новый образовательный проект
Образовательная составляющая в ОИЯИ занимает особое место: сегодняшние студенты и аспиранты к 2009 году станут ведущими учеными и специалистами, будут заняты в основных проектах, которые осуществляет ОИЯИ как на крупнейших ускорителях мира, так и на собственных базовых установках. Об этом мы беседовали в Лаборатории теоретической физики имени Н. Н. Боголюбова с организаторами и руководителями нового научно-образовательного проекта DIAS-TH – "Дубненская международная школа современной теоретической физики" – ведущими учеными ЛТФ имени Н. Н. Боголюбова.
Заботясь о будущем
А. Т. Филиппов: Реальное начало организации Школы можно отнести к лету прошлого года. Выяснилось, что такой процесс идет независимо в разных местах. Люди в научных учреждениях начинают больше заботиться об образовании, о том, как готовить молодых... Общая проблема состоит в том, что приток молодежи в науку в последние годы довольно сильно уменьшился, в особенности в теоретической и математической физике, без которой вообще никакая физика существовать не может: эксперименты не могут выполняться без новых теоретических конструкций, новых идей и теорий.
Недавно я услышал от одного очень известного немецкого ученого, который занимается решеточными теориями поля, что самый сильный молодой человек из его группы ушел в банк: там сейчас новые идеи нужны, и очень ценятся физики-теоретики, люди с идеями, которые владеют компьютерами и умеют ставить и решать новые задачи.
Сегодня в обществе несколько смещены понятия о том, что такое фундаментальная наука и какова ее роль в развитии мировой цивилизации. В телеканале "Евроньюс" есть раздел науки. Что такое наука с точки зрения "Евроньюс"? Это телефоны, компьютеры, электронные игры и тому подобное. То есть под наукой подразумевают технологии. Что, конечно, замечательно, необходимо и понятно. Поскольку в фундаменте технологий лежит наука и вообще все эти приборы – воплощенная в материалах, в металле, в программах теория, то, казалось бы, все ясно – надо заниматься фундаментальной наукой.
Конечно, в разных странах имеются программы перестройки системы образования. Во Франции есть совместная с Россией программа по современной теоретической и математической физике, в которой участвует и Боголюбовская лаборатория. Для начала шесть французских и шесть российских институтов объединились в этой программе и начинают собирать молодых людей. Это программа на много лет. С Германией имеется достаточно много программ, и я думаю, что возникнут новые. Есть такие же мысли по сотрудничеству с Италией. Я уже не говорю про многие наши страны-участницы, бывшие республики Советского Союза, там вообще наука в загоне и остается только надежда на участие в международных программах. Таким образом, по разным причинам, но все заинтересованы в том, чтобы собрать такие силы, заботясь о будущем.
Как использовать потенциал
Наша теоретическая лаборатория имеет большой потенциал для того, чтобы работать не только со студентами, аспирантами, но, может быть, даже и со школьниками. Вопрос в том, как этот потенциал использовать. И по моему ощущению, сейчас настал подходящий момент, чтобы что-то сделать. Раньше нам было совсем не до этого, да и не было такого движения в других странах-участницах и неучастницах ОИЯИ.
Такая идея существует в разных странах. Если выдвигается какой-то проект, например, по ИНТАСу – там есть требования привлекать молодых ученых, правда, несколько формальные. Но такого рода программы уже успешно работают. Например, в Москве этим занимается заведующий лабораторией ИТЭФ Алексей Юрьевич Морозов – он готовит кадры для науки буквально от школьной скамьи до студентов и аспирантов. Большие усилия предпринимает, много времени этому посвящает. Я уверен, что он хотел бы с нами сотрудничать, понимая, что у нас в лаборатории есть дополнительные возможности и кооперироваться надо. Также и в Стекловском Математическом институте серьезно занимаются с молодыми людьми –есть приток молодежи из Московского университета.
У нас тоже есть свои программы. Уже более десяти лет работает УНЦ, но у нас разные задачи. В УНЦ успешно готовятся кадры экспериментаторов, инженеров, но серьезной и глубокой теоретической подготовки там нет. Я имею в виду современную теоретическую физику, физику сегодняшнего дня. Такая задача и не стоит перед УНЦ. Это как бы дополнительная программа, аспирантского уровня. Когда я говорю аспирантский уровень, это не возрастной критерий. У нас проходила школа молодых ученых, и студенты 2 –- 4-го курсов из Киева работали на одном уровне с аспирантами. Мы будем, конечно, помогать УНЦ с теоретической физикой, математической физикой, а УНЦ будет помогать нам с притоком молодых людей. Это было и раньше, из УНЦ приходили к нам в аспирантуру и оставались работать в ЛТФ. Сейчас этот поток уменьшился. А часть людей подготовленных уехала на Запад.
Будем готовить молодых людей по приоритетным темам, которые развиваются в лаборатории, тут нам изобретать ничего не надо.
И школы, и совещания
В. И. Журавлев: есть действительно некоторая существенная разница в подходах между нами и УНЦ. У нас всегда была очень важна, и в этом проекте особенно, исследовательская компонента. Что такое "Research Workshop" (RW)? Это когда люди собираются не только для того, чтобы сделать какие-то доклады, послушать, кто чем занимается, но и поработать, что называется, на месте. Поэтому и по времени такие совещания занимают не неделю, а месяц, и это позволяет завязать более тесные контакты, принять участие в работах, встретиться с руководителями. И особенность проекта DIAS не только в выборе тематики, но и в особенностях подходов к работе с молодыми людьми. Чтобы сократить путь от студенческой скамьи до исследовательской деятельности.
А. Т. Филиппов: от организации RW мы плавно перешли к "Research Workshop and School" (RWS) - совмещению RW с обучением аспирантов и студентов. Сначала мы получили деньги от программы Гейзенберг – Ландау, от Федерального министерства образования, исследований и технологий (Германия), от нашего Института, от ЮНЕСКО, и пригласили туда больше молодых ученых. И с самого начала были лекционные циклы, обзорные доклады нескольких уровней и оригинальные доклады, в том числе и молодых участников. Таким образом, участники школы слушают обзорные лекции, потом оригинальные доклады по самым современным направлениям (предполагается, что первые всем понятны, вторые не всем, а третьи по узким проблемам уже далеко не всем). Тем не менее, человек начинает ориентироваться в том, что происходит в науке. И таких школ-совещаний у нас уже состоялось несколько.
Здесь финансовая сторона очень существенна. И то, что такой опыт уже есть: привлечение финансов, приглашение лекторов, докладчиков, аспирантов, молодых исследователей, – предполагает следующий шаг – установить круглогодичную программу проведения разного уровня школ, в том числе при поддержке разных фондов, и целенаправленных небольших школ, необязательно широких и международных.
До сих пор материалы этих школ только частично становились доступными, а мы хотели бы организовать дело так, чтобы ими можно было пользоваться на расстоянии. Записывать лекции и особенно дискуссии, в которых могут неожиданно возникать интересные идеи. Мы хотим вложить в это определенные средства. И такой опыт есть, вспомним хотя бы Триест, где почти все теоретики в разное время бывали. Мы, конечно, ориентируемся больше на страны-участницы ОИЯИ и Германию, Францию, Италию, ЦЕРН, тесно связанные с нами научным сотрудничеством.
В. И. Журавлев: Постоянно действующая научно-образовательная структура помимо деятельности, связанной с молодыми людьми, на институтском уровне ставит перед собой очень важную задачу: выступать перед экспериментаторами с лекциями и обзорами по современным проблемам физики. Такие лекции и просьбы от многих лабораторий есть, и ЛТФ должна это делать. Уже в этом году мы определим такую программу на следующий год, чтобы договориться с лекторами и сориентировать научное сообщество в Институте.
Как это делается в Германии
Давид Бляшке: В Германии в начале 90-х годов обратили внимание: аспиранты сосредоточивались на узкой тематике своего профессора. В Соединенных Штатах наоборот: систематическое образование аспирантов по всем теоретическим и экспериментальным направлениям современной физики. Тогда наша министерство решило, что это негативная тенденция, и образовались центры при университетах – своеобразные школы для молодых исследователей, которые готовятся работать в науке. Этот опыт был очень положительно оценен, и такой процесс продолжается, так что теперь можно говорить о различии между университетами, где организованы такие центры, и теми, где этого нет. И в будущем этот процесс будет продолжаться.
Как организовать контакты между этими центрами? Недавно мы начали именно такой процесс объединения. И я возвращаюсь к основной теме нашей беседы. У нас не хватает перспектив для молодых людей именно в фундаментальной физике. В промышленности, в банках физиков с удовольствием принимают на работу, но мы хотим, чтобы лучшие из них остались в науке. Инициатива Общества Гельмгольца, которое объединяет около двадцати ядерно-физических центров ФРГ, состоит в том, что оно выделяет фонд, который позволяет соединить университетские центры для крупномасштабного сотрудничества с исследовательскими лабораториями. Так воспитывается новое поколение физиков, нацеленное на перспективу.
Сегодня для работы на современном уровне мало иметь диплом об образовании и даже ученую степень – нужен новый качественный уровень этого образования. И этот процесс идет довольно интенсивно. В Германии выделяются деньги для некоторых проектов. Например, сформирована группа шести университетов, которая работает в GSI в Дармштадте. Там уже выделено федеральное финансирование для расширения ускорительного комплекса, и сейчас очень актуален вопрос, кто будет работать в этом новом комплексе. Теперь возвращаемся к Дубне. Одно из непременных условий успешного развития Института – это интеграция науки и образования. И у нас есть все возможности для создания на базе Института крупномасштабного центра образования и воспитания молодых ученых Восточноевропейского и Азиатского регионов. Такой центр должен работать целый год, и кроме постоянно действующих школ и совещаний, которые практикуются много лет, формировать программы по различным тематикам. Как это организовать, мы сейчас обсуждаем. Примеры есть на Западе, например, Европейский центр теоретических исследований по ядерной физике в Тренто (Италия), который привлекает для проведения рабочих совещаний, семинаров, школ европейские деньги и средства региона, в котором расположен центр. Район очень заинтересован: сюда приезжают специалисты со всего мира и выигрывает местная экономика. Здесь созданы прекрасные условия, инфраструктура не только для проведения лекций, но и для жизни, работы, научного общения. И в мире существует несколько таких центров. Это хороший пример и для Дубны, где исторически сложились прекрасные условия для общения ученых.
В ICFA обсуждались планы, и профессор В. Вайзе – директор центра в Тренто сказал: "Нам не хватает теоретиков". Сложилась такая ситуация: раньше были хорошие теоретики, они предсказали новое состояние материи, кварк-глюонную плазму и так далее, мечтали о том, что у нас будут какие-то новые ускорительные комплексы, чтобы исследовать эти состояния... Теперь такие коллайдеры есть и будут в Брукхейвене, ЦЕРН, в Дармштадте, но не хватает теоретиков, которые объяснят данные новых экспериментов. Накоплено уже большое количество экспериментальных данных, которые плохо поняты. И есть большая потребность на более высоком уровне систематически готовить молодых людей, физиков-теоретиков.
Строка в Семилетней программе
А. С. Сорин: Образовательная компонента является одной из приоритетных в семилетней научной программе ОИЯИ. Не случайно наш Институт на всех уровнях называют школой высшей квалификации для ученых из стран-участниц, а в докладах на ученых советах все чаще упоминается о суперуниверситете. И надо готовить молодых людей по максимуму. У нас есть все возможности работать на самом современном уровне, ориентируясь на будущее. Этот конкретный проект может помочь в развитии инфраструктуры ОИЯИ, в частности, Ратминского комплекса, на базе которого часто проводятся научные школы и конференции.
В. И. Журавлев: есть такая точка зрения, что фундаментальная наука сегодня России не по карману. Но если мы не в состоянии вкладывать деньги в создание крупных ускорителей, базовых установок, в достаточном количестве, то что мы можем? Прежде всего, обучать, воспитывать. Вот это ни в коем случае не надо упускать, и это мы в состоянии сделать.
А.Т. Филиппов: Поддерживать огонь. Все, о чем мы говорим, заставляет вспомнить известную фразу: "Студент – это не сосуд, который надо наполнить, а факел, который надо зажечь". Другой вопрос – нужны некоторые инвестиции, чтобы развивать проект на должном уровне. Компьютерное оснащение лаборатории совершенно не достаточно, да и помещений нам не хватает. Нужен большой компьютерный зал, терминал с хорошей связью и Интернетом, основными программами научных центров мира. В принципе мы это все могли бы обеспечить, но это тоже требует инвестиций. Видеозаписи докладов и дискуссий, обработка этой информации, хранение, издание лучших лекций и докладов, их публикация в Интернете. Для этого нужны люди. Частично мы обойдемся своими силами, но надо привлекать и специалистов по компьютингу, людей, умеющих создавать программы и готовить веб-сайты.
А структура будет такая. Во главе центра – совет директоров, ученых из разных стран, естественно. У нас когда-то в Институте был совет по теоретической физике, и это будет некий его аналог. Мы будем периодически этот совет собирать, если хватит денег. Было бы интересно представить хотя бы часть совета на одной из школ. И будут свои консультанты, эксперты в разных научных центрах, которые должны нам помогать. Например, в Германии, Франции, Италии. А организаторами будут молодые активно работающие люди.
Давид Бляшке: Eсть надежда, что после того, как наши специалисты поработают на Западе, накопят хороший опыт, они могут сюда возвращаться на лучших условиях. Например, известный японский физик Нагамия после того, как участвовал в строительстве коллайдера в США, вернулся в Японию и основал там новое направление.
А. С. Сорин: Центр сейчас в стадии становления. Большинство проблем уже названо. Это проблемы, естественные для начала деятельности любой организации. И мы рассчитываем на поддержку и помощь всех институтских структур. И такую поддержку мы уже находим со стороны всех, с кем имеем опыт совместной работы.
Встреча без галстуков. С польским послом
В конце июля в Дубну прибыл чрезвычайный и полномочный посол Республики Польша в России профессор Стефан Меллер с супругой – известной пианисткой Эвой Осиньской. Это не был официальный визит, это был короткий недельный отпуск, который посол решил использовать для более близкого знакомства с Россией. И поскольку он сознавал, что международная Дубна, так же как Москва и Санкт-Петербург – еще не вся Россия, то вдобавок съездил в Кимры и Вербилки, они окунули семейную пару в российскую глубинку.
Во время своего отпуска посол с супругой были приняты в дирекции ОИЯИ, посетили Лабораторию ядерных реакций имени Г. Н. Флерова. Мы встретились в гостинице и спустились к уличной скамейке под еще теплые полуденные лучи солнца.
– Я приехал в Москву чуть больше года назад. Первое мое знакомство с настоящей Россией состоялось в Сибири, в Тюмени и Тобольске, где живут поляки, которые были депортированы в Россию перед второй мировой войной и после нее. Теперь Дубна. Во время прогулок по городу я забываю о своей дипломатической миссии и могу часами говорить с незнакомыми людьми обо всем, о жизни, о политике. С этой точки зрения нет различия между поляками и россиянами, нас объединяют общие славянские корни. Через полминуты после знакомства уже испытываем с собеседником взаимную симпатию.
– Какие впечатления оставило у вас знакомство с Институтом?
–По профессии я историк, профессор истории. Все, что делается у вас в Институте, – это для меня магия. Впервые в жизни – а мне уже шестьдесят – я слушал вчера и сегодня специалистов по ядерной физике и химии, которые говорят как поэты. В моем мышлении, моих чувствах словно бы все перевернулось. Надо было прожить 60 лет, чтобы понять, что мы все думаем о человеке. Историки, поэты, физики… Я никогда не думал, что можно, например, заниматься молекулярной биологией и быть великим гуманистом. А значит – одновременно и писателем, и поэтом.
Директор ОИЯИ академик Кадышевский много рассказывал об Институте, но еще он чудесно говорил о Чехове, Антоне Павловиче. Среди моих коллег гуманитариев найдется немного таких, кто бы мог столь же увлеченно рассказывать, например, о Менделееве. Еще мы были во Флеровской лаборатории, и я пожалел, что комментарий академика Оганесяна был таким коротким. Если бы мог, то остался в этой лаборатории на целый день. Мне кажется, таким ученым надо давать телевизионный эфир каждую неделю, а не только передачи в ночное время. К сожалению, и в Польше, и в России на ТВ одинаковые порядки. Днем – сериалы, а вся культура и наука по ночам... Но это уже другая проблема.
– Многие годы Польша является одной из самых активных стран-участниц ОИЯИ. Польские ученые внесли огромный вклад в создание и развитие Института. Их имена носят аллеи, их твердая позиция на сессиях Ученого совета и Комитета полномочных представителей во многом определяет генеральную линию развития Института. Конечно, мне бы не хотелось во время вашего отпуска говорить о серьезном, но… какими вам видятся перспективы научного сотрудничества Польши и ОИЯИ?
– Сегодня очень сильно изменилась политика. Раньше, во время Советского Союза и Народной Польши, существовала наука для политики. Сегодня в наших странах к Дубне совсем другое отношение. Польские интересы в Объединенном институте остаются, и мы стараемся все делать для того, чтобы он развивался как могучий международный центр. И международный статус Дубны очень важен.
– Вы много гуляли по городу. Что вам в нем не понравилось?
Все, что сделано и делается в городе – это внутреннее дело местных властей. А я все-таки посол, дипломат…
– А на взгляд простого отдыхающего? Без галстука?
– Если бы я здесь жил (обводит руками пространство перед гостиницей), то превратил бы набережную Волги в прекрасный парк. Сделал бы все, чтобы на улицах не было мусора и пустых бутылок, чтобы в местах отдыха стояли контейнеры, и тогда люди не будут этот мусор разбрасывать, где попало. Для этого, мне кажется, надо не больше пяти дней.
– Оглянитесь на гостиницу. Перед нами красивые клумбы, а у стен растет бурьян. А за парадным фасадом гостиницы уже нет ни одного цветочка. В Дубне есть все, чтобы сделать ее прекрасным европейским городом. Только надо это делать…
Профессор Александр Иванович Малахов
«Важней всего – погода в доме...»
1 апреля… Какие уж тут шутки, когда человек родился именно в этот день?. Мы решили, что вехи своей биографии лучше, чем кто бы то ни было, прокомментирует сам юбиляр. Ему и слово.
1970 - выпускник МИФИ.
Какие были творческие, жизненные планы? Что сбылось?
Еще в школьные годы, прошедшие в Тамбове, я ощутил интерес к тому, как устроены материя и Вселенная. В младших классах перечитал учебники по физике и математике для старшеклассников, которые достались мне по наследству от старших сестер. Особенно заинтересовала физика: она отвечала, как мне казалось, на все вопросы устройства мира. Вполне естественно, что после школы я поступил в МИФИ, о котором прочитал в справочнике для поступающих в вузы. Действительно, в МИФИ давали хорошие знания и обучение было на высоком уровне. Лекции по физике читали известные ученые, такие как В. И. Гольданский, И. И. Гуревич, В. М. Галицкий и ряд других. Поэтому интерес к физике не только не угас, а, наоборот, возрос. Тем более что открывались новые интересные области, о которых в раньше не имел никакого представления.
Хотелось самому принять участие в исследованиях, особенно привлекала еще не понятая природа различного рода сил, управляющих миром. Я проходил дипломную практику в ИТЭФ в Москве и затем продолжил там обучение в аспирантуре в лаборатории В. А. Любимова. Для меня это был очень плодотворный период, так как в это время (конец 60-х) активно работал ускоритель в Протвино и наша группа проводила там исследования и одновременно создавала новую установку на основе многопроволочных искровых камер. Поэтому я научился практически всему, что должен делать физик. Участвовал и в сеансах, и в работе с электроникой, и в создании новых детекторов, и в обработке получаемых данных. Были и командировки и чисто "физическая" работа, связанная с перетаскиванием баллонов и других тяжестей... И потихоньку дела шли: установка работала и получались интересные результаты на самом крупном в то время ускорителе в мире. Было очень приятно, когда директор ИТЭФ И. В. Чувило вручил диплом за лучшую работу в ИТЭФ и пожал мне руку (своей левой рукой – правую он потерял на фронте) на торжественном собрании сотрудников (работа, конечно, была коллективная, но меня как самого молодого уполномочили получить эту награду). Словом, был интерес, были и перспективы, не было только одного – московской прописки.
Поэтому, после долгих раздумий, я согласился с предложением А. М. Балдина перебраться в Дубну. Решившая мою судьбу беседа с Александром Михайловичем в его квартире в Дубне на Лесной улице была долгой. Мы коснулись очень многих вопросов. Меня поразили широчайшая эрудиция директора ЛВЭ и его внимательное, очень уважительное отношение к молодому собеседнику.
1971 - Лаборатория высоких энергий.
Какими запомнились первые шаги? С кем из физиков довелось вместе работать? У кого чему учиться?
Я начал работать в ЛВЭ в секторе М. Н. Хачатуряна. Начальником отдела в то время был И. А. Савин, который меня сразу же пригласил к себе в кабинет и поинтересовался, есть ли у меня какие проблемы и нужна ли помощь. Это тоже, в какой-то степени, меня поразило. Не секрет, что многие начальники отделов в наше время даже не знают о существовании некоторых своих подчиненных.
Я попал в ЛВЭ в момент начала создания установки ФОТОН, которая по тем временам была спроектирована на самом высоком научно-техническом уровне. Основа детектирующей системы – 90-канальный черенковский годоскоп, изготовленный из свинцового стекла высочайшей прозрачности, обладал рекордным энергетическим разрешением. Мне пришлось заниматься созданием этого прибора и параллельно участвовать в подготовке системы многопроволочных искровых и пропорциональных камер, разработанных под руководством Ю. В. Заневского. В итоге установка была создана и на ней были получены довольно интересные результаты.
Особенно многому я научился у И. А. Савина, когда стал его заместителем по научно-экспериментальному электронному отделу. Игорь Алексеевич – умелый организатор и высококвалифицированный физик, и общение с ним помогло понять многие тонкости организации работы и общения с людьми. В это время пришлось общаться и с рядом других известных физиков, работающих в отделе, – В. А. Никитиным, Л. Н. Струновым, Э. Н. Цыгановым, В. С. Ставинским, Б. А. Кулаковым, М. Г. Шафрановой, В. Г. Кривохижиным и рядом других. У каждого из них было чему поучиться.
Через некоторое время после создания в ЛВЭ отдела релятивистской ядерной физики я был назначен заместителем начальника этого отдела, который возглавлял Б. А. Кулаков. А потом А. М. Балдин предложил мне исполнять обязанности заместителя директора ЛВЭ. Назначение произошло почти мгновенно. Приказ был подписан директором ОИЯИ В. Г. Кадышевским в тот же день. Теперь такого, как мы знаем, не бывает.
1993 - заместитель директора ЛВЭ.
Как бремя административных хлопот влияло на продуктивность научной работы? Что в этом плане показалось лишним, формальным, от чего не удалось избавиться и сейчас?
Конечно, административные обязанности сильно отвлекают от научного творчества. Но, в то же время, позволяют использовать административный ресурс для лучшей организации работ. Конкретно в моем случае, поскольку я стал заместителем А. М. Балдина, значительно усилилось, стало более тесным наше научное сотрудничество. Нам удалось выполнить несколько совместных научных работ, в которых были сделаны важные предсказания поведения ядерных взаимодействий при высоких и сверхвысоких энергиях.
Вот так бы я ответил вкратце на ваш первый вопрос. Что касается второго, то больше всего выбивают из нормального ритма неплановые мероприятия. Что касается лабораторных текущих дел, то здесь все можно запланировать и тогда остается время и для научной работы. Но бывает, что мы получаем внезапные приглашения сверху на различные мероприятия, заседания, обсуждения, – и тогда нарушается весь ритм работы. Поэтому хотелось бы пожелать всем, по возможности, работать по заранее намеченным планам. И хотелось бы, конечно, чтобы было поменьше бюрократических бумаг.
1997 – директор лаборатории.
Как строите свою работу и работу коллег? С чем связываете будущее лаборатории?
Став директором ЛВЭ, я на первых порах всегда ощущал поддержку и помощь А. М. Балдина, который занял пост научного руководителя лаборатории. При нем сложились, на мой взгляд, очень хорошие традиции, которые мы стараемся продолжать до сих пор. У нас по-прежнему каждую пятницу в 15.00 проходит директорское совещание с участием всех начальников отделов и членов дирекции. Совещания проходят по квартальным планам и ведутся протоколы. Всю документацию совещаний в течение многих лет тщательно готовит и хранит И. Н. Семенюшкин.
Думаю, что и другая традиция по обязательному проведению сеансов ускорителей в течение каждого года не должна прерываться. Пока это нам удавалось делать. Даже когда строился нуклотрон, обязательно проводились сеансы на синхрофазотроне. Сейчас мы регулярно проводим сеансы работы нуклотрона, несмотря ни на какие трудности, так как пучки этого ускорителя крайне необходимы физикам из стран-участниц и ряда других стран. Об этом говорит обилие заявок на пучковое время перед началом каждого сеанса.
Важна также другая традиция, которую А. М. Балдин называл "принципом наибольшего благоприятствования". Смысл этого принципа состоит в том, что дирекция лаборатории должна всемерно заботиться как об условиях труда, отдыха сотрудников, так и об улучшении их жилищных условий, здоровья, о работоспособности всего коллектива в целом. К сожалению, в последнее время этот принцип все труднее реализовывать по вполне понятным причинам.
Ну и, конечно, в нашей лаборатории была традиция не замыкаться только в собственных рамках. Сотрудники ЛВЭ одни из первых дубненских физиков появились в ЦЕРН, выполнили самый первый эксперимент на внутреннем пучке крупнейшего в свое время ускорителя в Батавии в США. Сейчас они вносят огромный творческий вклад в научные исследования во многих физических центрах мира, находясь на самом передовом рубеже физики высоких энергий.
В ОИЯИ есть долгосрочный план развития на 10 лет. Он составлялся на основе предложений лабораторий. Основные направления плана нашей лаборатории связаны с проведением фундаментальных исследований на нуклотроне (физика релятивистских тяжелых ионов, поляризационные явления, взаимодействие легких ядер). Весьма интересно и перспективно предложение директора ОИЯИ А. Н. Сисакяна с группой теоретиков ЛТФ по поиску и исследованию на нуклотроне смешанной фазы ядерной материи . Предусмотрено также участие лаборатории в программах исследований в БНЛ (США), ЦЕРН (Швейцария) и ГСИ (Германия). Кстати, в Германии будет строится международный физический центр, и для одного из крупных ускорителей этого центра выбраны в качестве прототипа сверхпроводящие магниты нуклотрона.
В долгосрочной программе уделено также большое внимание прикладным работам, связанным с биологией, космическими исследованиями, энергетикой и другими направлениями. И я уже говоорил о проекте словацких ученых, направленном на лечение онкологических заболеваний с помощью пучка ионов углерода. Этот проект сейчас находит все большую поддержку в различных кругах.
И, наконец, программа предусматривает развитие нуклотрона и образовательную деятельность по подготовке молодых специалистов.
2006. Юбилей ОИЯИ. Год до полувека пуска синхрофазотрона.
С какими словами хотите обратиться к коллегам, соратникам, сослуживцам?
Конечно, это важная дата для Института. Это удобный момент посмотреть, что было сделано за эти годы. Достигнуто немало, и в этих делах приняли участие крупнейшие ученые из стран-участниц ОИЯИ.
Что касается полувека пуска синхрофазотрона, то это тоже важная дата. Создание синхрофазотрона под руководством первого директора ЛВЭ В. И. Векслера было крупнейшим научным достижением Советского Союза. Это произошло всего через 13 лет после завершения самой разрушительной войны. Синхрофазотрон остается выдающимся научно-техническим памятником нашей страны, и на него приезжают посмотреть и школьники, и студенты, и ученые, и люди других профессий. Поэтому, даже с этой точки зрения, следует сохранить этот ускоритель…
Коллегам хотел бы сказать, чтобы они не унывали, хотя времена трудные. Но многим из наших сотрудников этого и говорить не надо – ни на что, они получают результаты мирового уровня. Конечно, чтобы эти результаты были получены, они проявляют величайшую изобретательность, огромный энтузиазм и преданность науке. Но, в любом случае, некий минимум ресурсов необходим.
Я надеюсь, что нам удастся в ближайшем будущем вместе с новой дирекцией ОИЯИ решить сложный для нас вопрос эксплуатации нуклотрона таким образом, чтобы гарантировать проведение сеансов и иметь средства на физические эксперименты. В последнее время в связи с инфляционными процессами эти средства стали совсем скудными. Уже были проведены некоторые обсуждения на этот счет и намечены пути решения этой проблемы.
Вопрос вневременной: выручает ли в трудных ситуациях чувство юмора?
Чувство юмора выручает всегда. Если бы его не было, в иных ситуациях можно было бы получить сильное расстройство здоровья. В наше время мы порой наблюдаем явления, которые не могут присниться в самом дурном сне.
Но и в более простых ситуациях юмор помогает наладить взаимоотношения.
Март, 2006.
Отчет о командировке
Встречи в солнечной Варне
с людьми, которые занимаются науками о жизни
Если говорить протокольным языком отчетов… В сентябре в Варне, на курорте "Золотые пески", проходило первое координационное совещание "Перспективы развития наук о жизни в ядерных центрах", организованное ОИЯИ и Институтом ядерных исследований и ядерной энергии БАН. В нем приняли участие около 60 ученых и специалистов, представлявших научные центры Европы и США. На пленарных заседаниях, стендовых секциях сделано несколько десятков докладов, которые охватывали широкий круг вопросов применения ядерно-физических методов в медицине, биологии, науках о Земле и в других областях.
Если оторваться от сухого протокольного языка... Море открылось, как всегда, неожиданно, когда наш автобус с предупредительно-вежливыми болгарскими ребятами, членами оргкомитета, погрузившими чемоданы в специальный грузовой автомобиль, поднялся, выезжая из Варны, на небольшой холмик. С виду вода была теплой и ласковой. Так оно и оказалось, когда мы, побросав в номерах свои вещи, вышли на вечерний пляж... Солнце уже катилось к зеленым – конец сентября! – холмам, и в розовых его лучах светлый замок современной постройки казался сказочной декорацией...
Из вступительного слова академика В. Г. Кадышевского: В нашем нынешнем понимании науки о жизни включают в себя широкий спектр исследований в области медицины, биологии, экологии, высокотехнологичных материалов. Главной задачей всех этих исследований является улучшение условий существования всех живых организмов на Земле и, в первую очередь, человека. Это крайне актуальные и потенциально важные исследования.
Ядерные центры, обладающие высочайшим научным потенциалом и современными мощными ядерными установками, могут и должны всемерно развивать и поддерживать исследования в области наук о жизни.
Я считаю, что основания для участия ядерных центров в работах, связанных с науками о жизни, по сути своей двоякие: наличие экспериментальных установок, которые можно использовать для конкретных целей, и наличие передовых знаний о свойствах и методах измерения излучения и радионуклидов...
На нашем совещании будут обсуждаться темы, относящиеся к ядерной медицине и фармакологии, радиобиологии, радиационной экологии, производству радиоизотопов, радиационно-аналитическим методикам. Мы надеемся, что это будут плодотворные деловые дискуссии, способствующие осуществлению и успеху соответствующих исследований.
С удовольствием отмечаю, что наше первое координационное совещание проходит в Варне, на Золотых песках, в замечательном месте, где природа и человек создали наиболее благоприятные условия для приятного времяпрепровождения...
Интервью в кулуарах совещания
Профессор Йордан Стаменов, директор Института ядерных исследований и ядерной энергетики Болгарской академии наук в Софии.
Что вас лично связывает с Дубной, с российской наукой?
Основную роль в моей жизни сыграл Физический институт Академии наук имени Лебедева. Я там проработал 16 лет начиная с аспирантуры и кончая докторской диссертацией. Это серьезная школа, я очень благодарен советским коллегам. Вообще мне с точки зрения образования повезло в жизни. Совсем молодым человеком меня послали учиться в ГДР в Дрезденский технический университет. Там школа была очень хорошая. Потом попал в ФИАН. Все, что получил в Дрездене, пошло мне на пользу в России. Я в Дубну приехал уже директором института и очень рад, что в эти нелегкие времена, когда сотрудничество с Россией ставилось под вопрос, наш институт сумел отстоять необходимость дальнейшего развития сотрудничества. Дубна остается великолепной школой для молодых людей. Нигде они не могут получить такое последовательное и глубокое физическое образование.
Прикладная тематика в вашем институте, как явствует из вашего доклада на совещании, развивается успешно и активно последние десять лет. Каким направлениям и почему вы уделяете особенное внимание?
Исходя из того, что институт занимается утилизацией ядерных отходов (у нас есть единственное хранилище в Болгарии) мы должны проводить радиобиологические исследования, осуществлять контроль за охраной окружающей среды. Сначала занимались измерениями радиологических параметров, а потом решили расширить эту сферу и контролировать химические загрязнения воздуха, воздействие разных загрязнителей на биологические объекты с помощью наших коллег из институтов зоологии, ботаники, леса, химии. Тот центр, который мы организовали (о его работе профессор Стаменов подробно рассказал на совещании), – это неформальное учреждение, в его работе участвуют специалисты из разных институтов... Такая форма оказалась очень эффективной. Оказывается, что можно управлять и без приказов, когда действительно есть заинтересованность людей.
Ваш институт участвует в организации многих международных конференций, совещаний на территории Болгарии. Какое значение вы придаете нынешнему совещанию?
Что касается Life Sciences, мне кажется, что эта область знаний давно уже развивается – в разных местах, теми или иными способами... Но настает момент, когда надо это все систематизировать, как-то лучше организовать, в больших масштабах. Что касается контроля окружающей среды с точки зрения глобальных изменений, чему был посвящен мой доклад, то здесь вообще нужен новый подход, чтобы скоординировать фрагментарные исследования, которые независимо друг от друга ведутся в разных центрах. Для того чтобы решить этот вопрос, нужна хорошо отлаженная система измерений в определенных местах. Таких как высокогорье, тундра, потому что они очень чувствительны ко всяким изменениям и медленно восстанавливаются.
Вторая большая проблема, и я об этом говорил на круглом столе, – это сбор и статистическая обработка информации. Делаются атласы загрязнения отдельных регионов, создаются банки данных по определенным проблемам, но такая глобальная сесть, которая позволила бы представить общую картину и на ее основе моделировать локальные проблемы, – это пока не сделано. И это очень сложный вопрос. Он связан с тем, что уровень измерительных систем нужен более-менее одинаковый, важны также надежность этих систем, передача данных в режиме реального времени, создание единого банка данных, обеспечение удобного для пользователей доступа к этим данным, обращение с ними... То есть у нас впереди еще очень много конкретной работы, просто нужен специализированный подход. До сих пор, мне кажется, этому не уделялось достаточного внимания.
Моя основная специальность – ядерная астрофизика. Но когда были тяжелые времена, французское правительство предложило деньги на исследования окружающей среды. Мы сделали такой проект и работали около пяти лет в коллаборации с достаточно известными французскими университетами. Мы начинали с нуля, но постепенно развили новые технологии, и потом я понял, что многие подходы, которые используются в других областях физики, могут успешно здесь применяться. Так и оказалось. Мы построили высокогорную обсерваторию, оснастили ее технически на современном уровне, и сегодня она одна из лучших в Европе.
Что сегодня представляет из себя ваш институт?
В институте работают 350 человек, то есть за последние годы численный состав изменился не существенно. С точки зрения фундаментальных направлений все осталось примерно так же, они полностью связаны с большими экспериментами то ли в Дубне, то ли в других крупных научных центрах мира. Что же касается прикладных, там были разные флуктуации в зависимости от времени. Вначале мы уделяли много внимания научной поддержке ядерной энергетики. Потом переключились на радиоактивные отходы, полностью реконструировали существующее ядерное хранилище. Сейчас оно стало просто неузнаваемым, и Международное агентство по атомной энергии решило показывать на нашем примере, как нужно реконструировать такие хранилища. И действительно, каждые два года у нас проходят на эту тему рабочие совещание при финансовой поддержке МАГАТЭ.
Мне кажется, тут еще один есть существенный аспект. Ведь нередко бывает, что предупреждения ученых, их доклады и отчеты с результатами исследований окружающей среды, которые попадают на столы госчиновников, так в этих столах и остаются. Или на полках. И более того, ученым говорят: "Вы не делом занимаетесь, вы будоражите население". Так что на этом уровне – взаимодействия науки и государства – тоже есть проблема?
Вы знаете, подача такой экологической информации – очень деликатная вещь. Например, о серьезных ядерных происшествиях. Нужно очень четко обрисовывать место данного происшествия в общем контексте, чтобы люди поняли, что к чему. И недопонимание может довести людей до психоза. С одной стороны, не нужно скрывать от людей правду, с другой стороны, нельзя их и пугать. Нужно суметь преподнести эту правду. Радиофобия, как и и другие фобии, – это очень благодатная база для создания в обществе нездоровой обстановки. Я как раз об этом говорил с болгарскими журналистами, которые освещали наше совещание, – с моей точки зрения, проблема тяжелых металлов более серьезна, чем многие другие. И надо это преподносить людям очень аккуратно, очень точно и по возможности вникая в тонкие детали всех этих проблем.
Что и сделали профессор Стаменов, а также его коллеги – вице-директор ОИЯИ профессор Цветан Вылов, начальник Отдела радиационных исследований и радиационной безопасности Евгений Красавин, когда беседовали с корреспондентами болгарского информационного агентства, освещающего вопросы науки.
Сколько же встреч, событий, впечатлений может вместить в себя всего одна неделя, – не уставал-не успевал удивляться я в Варне. Информационная насыщенность, казалось мне, зашкаливала все мыслимые пределы. Но тем с большей охотой погружались участники конференции в знакомство со страной, которая встретила нас столь гостеприимно. Культурная программа – это и сказочный Несебр, музей под открытым небом, и Батанический сад с уникальной кактусовой аллеей и террасами, спускающимися к морю, и знакомство с национальными особенностями виноделия в подвале, уставленном огромными бочками, и заключительный ужин в гагаузском ресторанчике, с фольклорно-этническими песнями и танцами... И все же культурную программу нелзя было отделить от научной.
И гарантом этого гостеприимства стал рабочий оргкомитет совещания. Милко Миланов навал имена своих коллег, на плечах которых лежало проведение семинара. Это Валерий Димитров, Русица Солунова, Соня Владимирова, Лида Кинова, Цветан Пиперов, Иосиф Аструков, Никола Георгиев. Их штаб был в 405-м номере "Империала". Всегда подтянутые и внешне спокойные, они тихо и незаметно делали свою работу, и только радиотелефоны в их руках то и дело попискивали...
Ассистент профессора в США... из Болгарии
Уже в первый вечер на товарищеской вечеринке, именуемой на международном языке Welcome Party, я познакомился с молодым болгарским ученым Александром Йордановым, который работает в США в отделе радиобиологии Медицинского центра Университета Дюка. И со многими другими участниками совещания, приехавшими из разных стран. И все последующие вечера, встречаясь на залитой огнями и усеянной сувенирными лавочками набережной, приветливо раскланивались, ощущая себя членами одной команды.
За стеклянными стенами "сладкарни" - кафе, где мы обычно завтракали, сгустились черноморские сумерки. Столик на веранде, вокруг которого собралась наша молодежь, превратился в маленький гайд-парк с беседами на самые неожиданные темы. Мы вспоминали стихи, соответствовавшие общему настроению, здесь же рождались неожиданные идеи, лежащие на перекрестке разных направлений, которыми занимались в Дубне и не только в ней участники этой стихийной дискуссии.
В разношерстной нашей компании "американский болгарин", пожалуй, несколько выделялся своим внешним видом – белоснежная сорочка с галстуком, элегантный костюм... Однако здесь по одежке не встречают: его доклад заинтересовал многих участников совещания, он председательствовал на одном из заседаний и, несмотря на относительно молодой возраст, вошел в число "опытного ядра" участников, которые были как бы мэтрами в глазах нашей молодежи. Впрочем, к слову об атмосфере, ни о каком чинопочитании не могло быть и речи. В последний день работы совещания мой собеседник очень тепло отозвался об организации, об участии молодежи, выразил надежду, что следующие совещания этой серии будут еще более мультидисциплинарными, чтобы в них могла принять участие молодежь из университетских центров мира, которая готовит себя как к занятиям фундаментальной наукой, так и к прикладным работам.
Александр окончил химический факультет Софийского университета, в 1991 году поступил в аспирантуру в Нью-Орлеанском университете. В 96-м защитил диссертацию на звание PHd, потом шестилетняя вакансия постдока в Национальном институте здравоохранения США в Мэриленде. С 2002 года – ассистент профессора-исследователя в Университете Дюка, штат Северная Каролина.
– Какой процент занимают среди моих коллег американцы? Хороший вопрос. Может быть, процентов 40 - 50, остальные иностранцы. Но на факультете, в штате, иностранцев не более 10 процентов. Многие, кто работают в сфере науки и высоких технологий, теряют работу, потому что число людей, занятых в этих сферах, в последние годы сильно сократилось.
Александр не теряет связи со своей родиной – в этом году приезжает в Болгарию второй раз. Еще не женат. Мама живет здесь, она фармацевт, что в свое время очень сильно повлияло на пофессиональное формирование Александра. Он еще малышом приходил в аптеку, и сверкающие колбы, реторты, пробирки казались ему пределом мечтаний. Здесь же, на маминой работе, а потом и дома провел свои первые химические эксперименты, а научной литературой был советский журнал "Юный химик"...
Интервью в кулуарах
Оле Вильям Пурвис, – исследователь из британского Музея истории природы (отдел ботаники) представил на совещании доклад по результатам совместных работ ученых Великобритании, России и Украины, связанных с биомониторингом окружающей среды.
– Это совещание для меня очень интересно. Я попал в окружение физиков, которые занимаются Life Sciences, и очень хорошо, что значительно расширяется круг людей, которые занимаются этими науками. Я чаще участвовал в конференциях, которые охватывали проблемы биологии, экологии, но мне кажется, что очень полезно поддерживать контакты с физиками, которые могут предложить очень хорошие и полезные методы для биологии. Я считаю, что такие конференции должны стать традиционными, и было бы неплохо еще более расширить состав ее участников, спектр профессий, приглашать, например, геологов, которые очень нуждаются в хороших аналитических методах, но не знают об их существовании, уже не говоря о конкретных возможностях, которые есть в ядерно-физических центрах.
Я работаю в Музее истории природы вместе с геологами, биологами, которые очень хорошо между собой сотрудничают, но нам нужна также и помощь физиков и химиков. Геологи хорошо разбираются в структуре вещества, характеристиках различных материалов, много знают о соотношениях химических элементов в природе, и этот опыт надо перенимать биологам. Но, к сожалению, обычно биологи работают в университетских лабораториях, где достаточно узок спектр аналитических методов, они анализируют очень малое количество элементов, и поэтому использование таких методов очень важно для исследования живой природы. Надо обязательно расширять аналитические возможности и найти для этого общий язык представителям разных научных школ. Важно знать не только количество элементов и их распределение в природе, но и как это влияет на геологию и биологию, потому что процессы фрагментации, которые идут в живой природе, влияют уже на структуру почвы, на весь этот великий жизненный цикл.
Другой аспект, который я хотел бы затронуть, больше связан не с наукой, а организацией общества и государственных структур. Законы, которые регулируют уровень токсичных веществ в природе, постоянно меняются, и сама индустрия заинтересована получить хорошую информацию не только об уровне загрязненности окружающей среды, но и об источниках, о том, какие именно предприятия вносят наибольший вклад в распространение токсичных веществ и как они влияют на природу, каким образом распространяются загрязнения.
На мой взгляд, было бы очень полезно, чтобы журналисты, писатели, люди, которые работают в масс-медиа, активнее привлекались к этим конференциям, чтобы они могли потом передать читателям, зрителям, слушателям на нормальном простом языке, насколько важна эта наука, чтобы поднять уровень знаний и сформировать такое отношение людей к науке, чтобы они не боялись ее, а наоборот, поняли, как важна ее поддержка в повседневной жизни. Это я не к вам лично, – извинительно взглянул на меня Оле Вильям, – а вообще…
Мне также представляется чрезвычайно важным привлечь ответственных чиновников МАГАТЭ, представителей промышленных кругов. Конечно, чем больше разных направлений представлено на конференции, тем более ясно, что абсолютно все доклады вряд ли заинтересуют определенную часть аудитории. И тогда надо организовать будущие совещания так, чтобы часть людей пришла послушать и посмотреть то, что им интересно, специалисты обсудили свои научные дела… Но все равно надо поднять важность и значение ядерно-аналитических методов в нашем ненаучном окружении и дать специалистам, которые нуждаются в наших методах, возможность узнать о нас.
Особенно это важно для студентов, аспирантов, молодых ученых, потому что за ними будущее. Будущее науки – в том, чтобы получить новое знание из синтеза разных областей.
Интервью за обеденным столом
Амарес Чатт, руководитель департамента реактора в университете Далхоуз, Канада, стал всеобщим любимцем участников конференции. Стопроцентно общительный, наделенный незаурядным чувством юмора, который он не терял в самых трудных ситуациях (когда участники конференции поехали на экскурсию в Несебр, он был вынужден остаться в гостинице, чтобы уладить по компьютерной связи некоторые проблемы на реакторе, произошедшие в его отсутствие) он сделал блестящий доклад и был одним из лидеров на заседаниях круглого стола и пленарных сессиях. И он же провел прямую историческую параллель от серии конференций по применению ядерно-физических методов в смежных областях науки, техники и народном хозяйстве стран-участниц ОИЯИ, вдохновителем которых был в Дубне академик Георгий Николаевич Флеров, до нынешнего совещания в Золотых Песках. Мне это было особенно приятно, и я не преминул продолжить мысль собеседника:
– Уже на открытии этого совещания это было первое, что я почувствовал и, конечно, тоже вспомнил о тех совещаниях, которые вы упомянули...
– Конференция прошла очень хорошо, здесь встретились и ученые, достаточно известные в мире, давно работающие, и молодые люди, которые только входят в науку. Конференция достигла своей цели, она завершилась принятием меморандума, который мне представляется очень серьезным документом, счоего рода прецедентом. Эти рекомендации опираются на серьезные дискуссии и обсуждения, которые велись на совещании. Если на будущее найдется достаточно средств для проведения следующих конференций, то хотелось бы видеть здесь больше ученых и специалистов из развивающихся стран. Организаторы из России и Болгарии провели очень хорошую работу, и им можно быть только благодарным. Я бы лучше не сделал.
По электронной почте…
После окончания конференции я разослал ее участникам по электронной почте ряд вопросов. И они с готовностью поделились своими впечатлениями. Первыми откликнулись Павел Апель из Исследовательского центра прикладной ядерной физики Лаборатории ядерных реакция и Дмитрий Философов из Лаборатории ядерных проблем.
Какие доклады и почему вам понравились?
П. А. Пожалуй, не было докладов, которые мне не понравились. Большинство выступавших – авторитетные специалисты – сделали очень интересные доклады, благодаря которым я получил представление о направлениях, с которыми прежде был слабо знаком. Сфера нашей деятельности в Центре прикладной физики в ЛЯР не относится напрямую к "наукам о жизни". Мы лишь производим некий научный и материальный продукт, который может быть использован в "науках о жизни". Поэтому конференция была полезна прежде всего с образовательной точки зрения. Возвращаясь к докладам, хочу отметить очень хорошие постеры, подготовленные молодыми сотрудниками ОИЯИ. Вообще очень приятное впечатление оставило участие в конференции молодежи. Я рассматриваю как чрезвычайно положительный тот факт, что Институт обеспечил выезд на конференцию большой группы молодежи, для которой это важно как в плане профессионального роста, так и в плане моральной поддержки в начале научной карьеры.
Д. Ф. Мне было интересно познакомиться со всем блоком экологических исследований с привлечением нейтронно-активационного анализа. Интересным был доклад профессора Чатта. Впечатлило то, что их группа использует возможности нейтронно-активационного анализа "на полную катушку". А именно, короткоживущие изотопы служат для идентификации тех или иных элементов, используется метод совпадений, применяются различные методики разделения изотопов и т. д. Видна мощь. Было интересно ознакомиться с обширными данными мониторинга выпадения токсичных металлов в различных областях мира. Что важно, исследователи пытаются найти подход к всестороннему анализу полученных данных. Насколько чистой должна быть окружающая среда? Где стандарт, от которого необходимо отталкиваться? В конце концов, бидистиллированная вода для питья также плохо подходит, как и вода, загрязненная тяжелыми металлами.
Действительно, исследователи в этой области работают на будущие поколения. Понравился доклад Павла Апеля. Мембраны, наноструктры и модифицированные поверхности – это действительно великолепный пример высоких технологий с применением ядерных инструментов. Приятно, что эти технологии разрабатываются в нашем Институте.
С кем из коллег вам удалось познакомиться и завязать контакты?
П. А. Как ни парадоксально, я познакомился прежде всего со многими сотрудниками других лабораторий ОИЯИ. Обычная рутинная работа над своими задачами зачастую засасывает так, что оказываешься не в курсе событий, происходящих по соседству.
Д. Ф. С ребятами из нашего Института, которые занимаются нейтронно-активационным анализом. Возможно, мы поработаем вместе. Если удастся создать спектрометр на принципе, о котором я докладывал на совещании, хотелось бы опробовать его на "живых" образцах.
Каковы, на ваш взгляд, перспективы исследований в области "наук о жизни" в ядерно-физических центрах?
П. А. Не подлежит сомнению, что ядерно-физические центры (ЯФЦ) дают "наукам о жизни" современные методы, без которых, например, трудно себе представить проведение элементного анализа в экологических исследованиях. Только ядерно-физические центры могут обеспечить медиков уникальными изотопами, а радиобиологов – необходимыми источниками излучения. Ядерно-физические методы исследования структуры твердого тела используют для изучения биологической материи (к сожалению, это направление не было отражено на конференции). Так что роль ЯФЦ в создании необходимых для наук о жизни инструментов, методик и материалов неоспорима. Перспективы, заключаются, по-видимому, в дальнейшем продвижении по этому пути и более тесных контактах с биологами, медиками, экологами.
Д. Ф. Отец передал сыну врачебную практику и уехал в другой город. Через некоторое время сын прислал отцу письмо, где помимо всего прочего сообщал о том, что вылечил больного, которого отец не мог вылечить двадцать лет. На что отец ответил: " Глупец, я сам жил за счет этого больного и тебя выучил за его счет, и ты бы мог жить за его счет". Наши старшие коллеги вылечили "больного" до нас.
А если серьезно, то любая наука имеет фундаментальное и прикладное значение. В ядерных науках уже очень многое сделано, общество вложило в эту область огромные средства. Нам есть, что предложить. Другое дело, насколько люди готовы перейти из фундаментальной науки в прикладную? Мне кажется, что Жизнь требует развития исследований в области "наук о жизни" в ядерно-физических центрах.
Так получилось, что компанейство с Евгением Александровичем Красавиным стало для меня как бы "семинаром в семинаре", и все вечера, проведенные вместе, мы посвящали обсуждению радиационно-биологической тематики. Точнее, посвящал Красавин, а я был внимательным слушателем. Так что его доклад на совещании о работах ОРРИ был на мне опробован неоднократно. Образовательная составляющая деятельности ОИЯИ, и особенно применительно к "наукам о жизни", была всесторонне и очень убедительно раскрыта в докладе директора УНЦ ОИЯИ Светланы Петровны Ивановой. А лично я завидовал организованности Светланы Петровны, которая успевала принять морские ванны до завтрака. Вместе с большинством я погружался в морские волны перед обедом. Иногда в обеденный перерыв на пляже к нам подключались сопредседатель программного комитета, директор ОИЯИ Владимир Георгиевич Кадышевский, директор Лаборатории нейтронной физики Александр Владиславович Белушкин, с балкона своего гостиничного номера поощрительно помахивал нам вице-директор Цветан Вылов, всем своим примером подтверждая тот факт, что болгар в сентябре в море и калачом не заманишь. Для них уже осень.
Интервью за обеденным столом
С некоторыми участниками конференции, собравшимися за одним обеденным столом, я поговорил в последний рабочий день совещания. Впечатления уже отстоялись, мнения выкристаллизовались, и самое время было поделиться ими с собственным корреспондентом, чье участие в работе конференции уже ни у кого не вызывало вопросов. Привыкли…
Изабелла Тестард рассказывала в своем докладе на совещании о радиобиологии на пучках тяжелых ионов ускорительного комплекса ГАНИЛ во Франции.
– Это очень интересная конференция, даже если некоторые доклады были далеки от того направления, в котором я работаю, но я узнала много нового для себя о развитии ядерно-аналитических методов. На будущее было бы хорошо привлечь больше людей, которые занимаются радиобиологией, эта конференция будет для них очень интересна. И если эта серия конференций найдет продолжение, обязательно надо более подробно информировать о ней научные центры западных стран для увеличения числа участников. Конечно, в этом совещании участвовали очень известные люди, облеченные многочисленными научными регалиями, но еще надо больше привлекать специалистов, которые работают над конкретными проблемами, и всем это будет очень полезно.
Профессор Раймонд Дыбчински из польского Института ядерной химии и технологии активно сотрудничает с дубненскими коллегами, с группой Марины Фронтасьевой. Он рассказал в своем докладе о ядерных и радиационных технологиях, развиваемых в этом институте, расположенном почти в самом центре Варшавы.
– Я очень рад, что мне представилась возможность присутствовать на этой конференции и встретить здесь ученых разных специальностей. Очень приятное впечатление производят молодые люди из Дубны. Они хорошо образованы, сделали яркие глубокие выступления и постеры. И это очень важно для науки, потому что ее будущее за молодыми. Конференция прекрасно организована как со стороны наших русских, так и болгарских друзей. Очень хорошо, что участники приняли меморандум, в котором подчеркивается, что такие совещания очень полезны и должны иметь продолжение и развитие.
Элизабет Макой, представлявшая в Варне Национальный институт стандартов и технологий, США, рассказала о применении ядерных методов в науках о жизни в своем научном центре.
– По моему личному мнению, конференция была очень серьезная. Ее преимущество в том, что здесь собрались люди, которые работают в очень важных направлениях. Надеюсь, что в процессе такого интенсивного профессионального общения все еще глубже осознали, как важна совместная работа. На будущее могу пожелать только то, что идея, которая здесь прозвучала, о взаимодействии разных направлений, их синтезе, – завоевывала свое место под солнцем и привлекала как можно больше сторонников.
Варна – Дубна. Перевод с английского Отилии Куликова-Стан.
2004. Хроника событий.
5 февраля ОИЯИ посетили заместитель министра образования и науки Украины, Полномочный представитель правительства Украины в ОИЯИ В. С. Стогний, член-корреспондент НАН Украины Б. В. Гринев, профессор Г. М. Зиновьев. В дирекции гости встретились с вице-директорами Института профессорами А. Н. Сисакяном, Ц. Выловым.
В течение двух недель в январе 12 школьников выпускных классов общеобразовательных лицеев нескольких городов Польши были гостями Учебно-научного центра ОИЯИ. Эта поездка была организована в рамках программы "Боголюбов–Инфельд".
На стенде подвижного отражателя (ПО) ИБР-2 в ЛНФ завершена в полном объеме сборка и осуществлен пробный пуск нового отражателя для модернизируемого реактора.
Завершился основной этап эксперимента ДИРАК (руководитель – профессор Л.Неменов). В ближайшее время коллаборация ДИРАК представит в научный комитет ЦЕРН предложения о продолжении эксперимента на ускорителе PS в ЦЕРН в 2006 году.
Сотрудники Лаборатории ядерных проблем 4 марта успешно завершили сборку всех 86 мюонных камер – основного элемента мюонной системы установки ATLAS.
По сообщению А. В. Водопьянова, отправленному из ЦЕРН 24 марта, ярмо дипольного магнита установки ALICE, изготовленное на Савеловском машиностроительном заводе опущено и собрано в подземном зале в ЦЕРН.
Кафедра электроники физических установок факультета электроники МИРЭА существует в Дубне уже пять лет. В этом году первыми выпускниками кафедры стали 11 дубненцев.
Подписано соглашение об академическом обмене между ОИЯИ и научной аспирантурой университета Токио сроком на пять лет. Этот документ должен способствовать развитию исследований и другой академической активности в каждой организации и предполагает проведение совместных исследований и симпозиумов, обмен специалистами и студентами.
14 апреля в Лаборатории физики частиц прошел научный семинар, посвященный памяти Игоря Николаевича Иванова. В научной части семинара прозвучали доклады по современным проблемам физики пучков заряженных частиц и ускорительной техники, а также различным применениям ускорителей.
Руководством атомной отрасли России принято решение о награждении сотрудников ОИЯИ. 193 ветеранам Института присвоено почетное звание "Ветеран атомной энергетики и промышленности".
Указом Президента Российской Федерации от 16 апреля 2004 года государственных наград Российской Федерации удостоены сотрудники ОИЯИ: ордена Дружбы – Юрий Константинович Пилипенко, начальник отдела ЛВЭ; медали ордена "За заслуги перед отечеством" II степени – Вячеслав Николаевич Соколов, слесарь механосборочных работ ЛВЭ. Присвоено почетное звание "Заслуженный деятель науки Российской Федерации": Владимиру Алексеевичу Мещерякову – советнику при дирекции Лаборатории теоретической физики; Игорю Викторовичу Пузынину – советнику при дирекции Лаборатории информационных технологий.
28 апреля прошел совместный семинар, организованный Лабораторией ядерных реакций имени Г. Н. Флерова и научно-производственным комплексом "Альфа" (филиал в Дубне "Трекпор Технолоджи"), посвященный проблеме применения полиимидных трековых мембран в народном хозяйстве.На семинаре присутствовали вице-президент Академии наук Н. Ф. Платэ, представители заинтересованных сторон.
12 мая в конференц-зале ЛТФ ОИЯИ открылась научная конференция – Вторые Марковские чтения, посвященные 96-й годовщине выдающегося российского ученого академика Моисея Александровича Маркова. 13 мая чтения продолжились в Институте ядерных исследований РАН в Москве.
Ученый совет ОИЯИ поздравил профессоров А. Будзановского, Дж. Х. Гамильтона, В. Зандхаса, И. Звару, М. П. Кирпичникова и Э. Стейннеса с присвоением им звания "Почетный доктор ОИЯИ".
9 июня состоялось совместное заседание Координационного научного совета РНЦ "Курчатовский институт" – ОИЯИ, на котором обсуждались вопросы развития сотрудничества между двумя центрами.
29 июня в конференц-зале Лаборатории информационных технологий открылась международная конференция, объединяющая ученых и программистов России, Европы, США, – "Распределенные вычисления и Грид-технологии в науке и образовании".
В июне–июле на реакторе ИБР-2 успешно проведены работы по программе "Пуск и исследования основных характеристик реактора ИБР-2 с новым подвижным отражателем ПО-3 гетерогенного типа".
Исследовательская премия Гумбольдта (Humboldt Research Award) за 2004 год присуждена начальнику сектора Лаборатории теоретической физики имени Н. Н. Боголюбова профессору Р. В. Джолосу. Этой престижной научной наградой отмечены выдающиеся научные достижения и педагогическая деятельность лауреата, его большой вклад в развитие сотрудничества с научными центрами Германии.
В июле в Дубне проходила летняя школа по современной математической физике, организованная ЛТФ ОИЯИ и ИТЭФ в рамках DIAS–TH. Традиционно высокий уровень лекторов этих школ привлекает в Дубну студентов из ведущих университетов и вузов страны.
С 16 по 22 августа в Пекине проходила 32-я Международная конференция по физике высоких энергий – крупнейший из форумов в этой бурно развивающейся области науки. ОИЯИ направил на конференцию представительную делегацию во главе с директором В. Г. Кадышевским.
В течение пяти дней июля фешенебельный Конгресс-центр швейцарского города Люцерн был предоставлен в распоряжение специалистов по ускорительной физике со всего мира. Там проходила IX Европейская конференция по физике ускорителей EPAC-04. Среди сотен ее участников были и представители ОИЯИ.
2 сентября в Математическом институте имени В. А. Стеклова РАН открылась традиционная Боголюбовская конференция "Проблемы теоретической и математической физики", организованная ОИЯИ и РАН и приуроченная к 95-летию ученого.
6–7 сентября в Будапеште прошел семинар, посвященный сотрудничеству в рамках соглашения между Венгерской академией наук и ОИЯИ на 2001–2004 годы. Представители Венгерской академии наук высоко оценили статус совместных работ, выполняемых в Дубне в рамках двустороннего соглашения, и выразили поддержку расширению дальнейших научных контактов.
8 сентября исполнилось 80 лет со дня рождения Виталия Петровича Дмитриевского, обогатившего науку выдающимися трудами в области физики и техники ускорителей заряженных частиц. Открытие мемориальной доски в память об ученом состоялось в этот день у здания отдела новых ускорителей ЛЯП.
Десять лет назад в Дубне открылись двери университета. Дубна стала не только городом физиков, но и городом студентов.
В Дубну приехала представительная делегация французских ученых. В первый день состоялись переговоры между руководством ОИЯИ и IN2P3 , подведены итоги совместных работ ученых в коллаборациях и намечены планы на будущее. В Доме международных совещаний прошло торжественное собрание, посвященное 30-летию сотрудничества.
14 октября ОИЯИ посетил исполнительный директор МНТЦ Норбер Жустен в сопровождении сотрудников центра. Гости с интересом ознакомились с базовыми установками и основными научными направлениями деятельности Института.
19 октября Европейский центр ядерных исследований торжественно отметил свое 50-летие. Заседание открыл генеральный директор ЦЕРН Р. Эймар. Президент Франции Ж. Ширак, президент Швейцарской Конфедерации П. Кушпен, король Испании Хуан Карлос I и другие почетные гости говорили о большом вкладе ЦЕРН в развитие науки, образования, технологий и дело сближения народов на поприще науки. ОИЯИ на торжествах представляли академик В. Г. Кадышевский и профессор А. Н. Сисакян, они передали дирекции ЦЕРН поздравительный адрес от коллектива Института.
14 октября многочисленные коллеги, представители научных, образовательных, общественных и государственных организаций стран-участниц ОИЯИ, руководители города сердечно поздравили с 60-летием вице-директора ОИЯИ, директора Лаборатории теоретической физики имени Н. Н. Боголюбова Алексея Норайровича Сисакяна.
В ЛНФ состоялся семинар, посвященный 80-летию профессора Льва Борисовича Пикельнера – одного из первых научных сотрудников лаборатории, внесших значительный вклад в формирование научной программы лаборатории.
EXON – Международный симпозиум по экзотическим ядрам в этом году проходил в одном из красивейших исторических мест России Петергофе. 220 участников, 162 доклада из 23 стран – свидетельство актуальности тематики.
Развитию двусторонних связей была посвящена краткосрочная поездка делегации ОИЯИ в Китай. В Пекинском университете и ряде институтов Китая побывали А. Г. Ольшевский, В. Н. Швецов, Е. А. Красавин, М. А. Островский.
10 декабря гостем университета "Дубна" был выдающийся хирург академик РАМН Ф. Г. Углов, который 4 октября этого года отметил свой 100-летний юбилей. В книге рекордов Гиннесса он зарегистрирован как самый пожилой практикующий хирург планеты. Академик Ф. Г. Углов посетил ОИЯИ, он пожелал ученым и жителям Дубны новых научных успехов и долголетия.
Директор Лаборатории ядерных проблем имени В. П. Джелепова А. Г. Ольшевский открыл общелабораторный семинар, посвященный 55-летию пуска синхроциклотрона.
Сотрудники Центра ядерных исследований Университета Токио профессор Т. Уесака и доктор К. Суда приняли участие в экспериментах на нуклотроне. Целью визита японских физиков была подготовка привезенной из Японии аппаратуры для совместного эксперимента на внутренней мишени нуклотрона.
Профессор Робер Эймар
Всегда интеллект был самым важным
Объединенный институт ядерных исследований посетили генеральный директор Европейской организации ядерных исследований профессор Робер Эймар, один из ведущих физиков-теоретиков ЦЕРН профессор Джонатан Эллис, советник дирекции Николай Кульберг.
Профессор Робер Эймар приступил к своим обязанностям в качестве генерального директора ЦЕРН с 1 января этого года. Визит в Дубну был для него первым, и программа одного дня вместила в себя много встреч, бесед, обсуждений. Руководители ОИЯИ и лабораторий ознакомили гостей с основными направлениями деятельности Института, сделав особый акцент на развитии сотрудничества с ЦЕРН, совместную подготовку к экспериментам на Большом адронном коллайдере – крупнейшем ускорителе мира. Подготовка детекторов для осуществления исследовательской программы ЦЕРН на новом коллайдере вступает в завершающую фазу, и руководители ЦЕРН и ОИЯИ отметили возрастающее значение сотрудничества ученых и специалистов Дубны и Женевы, партнеры из ЦЕРН высоко оценили большой вклад дубненских коллег в эти работы.
Гости из ЦЕРН посетили лаборатории ядерных проблем, ядерных реакций, физики частиц, Опытное производство ОИЯИ, побывали на технологических участках, где завершается создание систем и узлов для установок, которые будут работать на Большом адронном коллайдере в ЦЕРН. Они ознакомились и с ускорительным комплексом Лаборатории высоких энергий. В заключительной беседе, которая состоялась в дирекции Института, профессор Робер Эймар высоко оценил вклад ОИЯИ в подготовку новой научной программы ЦЕРН, перспективы сотрудничества двух международных научных организаций. Перед отъездом из Дубны профессор Р. Эймар коротко подвел итоги визита. На своем родном французском языке, в переводе с которого поспособствовал Николай Кульберг.
Как вы оцениваете значение вашего визита в Дубну? Это ваша первая встреча с Объединенным институтом?
Я сказал в беседе с профессором Кадышевским, что вообще мой первый визит в вашу страну в качестве директора состоялся в январе. И это показывает важное значение, которое я уделяю сотрудничеству с российскими научными центрами и с Объединенным институтом ядерных исследований.
В одной из ваших бесед в Дубне вы заметили, что считаете себя не генеральным директором, а как бы генеральным менеджером. Это очень важно на последней стадии LHC...
(Смеется) Я себя чувствую во всех функциях генеральным директором, который понимает, насколько эффективно может работать каждый сотрудник, и должен организовать коллектив так, чтобы эффективность общей работы была как можно выше, а для этого увеличить мотивацию каждого человека. Чтобы будущее принесло наиболее значимые результаты работы всего коллектива.
Для вас одинаково интересны и одинаково равны все четыре эксперимента, которые планируются на LHC?
Каждый из этих экспериментов имеет определенную цель. ALICE ориентируется на пучки тяжелых ионов. Два других крупных эксперимента ATLAS и CMS нацелены на изучение взаимодействий протонов и адронов и должны дать ответ на самые актуальные вопросы современной физики частиц. И генеральный директор должен считать, что эти эксперименты – как его дети... И я должен их одинаково любить...
Что сейчас вам представляется особенно важным, в эти несколько лет, оставшихся до пуска LHC? Финансы? Интеллект физиков? Материалы, железо? Что важнее?
Во-первых, всегда человеческий интеллект был самым важным – и до этого, и всегда будет. Мы идем вперед в науке только тогда, когда у нас есть хорошие мозги. Моя цель сегодня – обеспечить такой процесс, чтобы совместно работали ускоритель, детекторы и вся система для измерений, которая сейчас устанавливается. Это должен быть единый слаженный механизм...
Этот год очень яркий в жизни ЦЕРН, год юбилея. Как идет подготовка к вашему 50-летию? В российской научной прессе уже прошла серия публикаций, в которых шла речь о ваших планах.
Мы надеемся и уже практически получили официальные подтверждения, что все главы правительств стран-участниц ЦЕРН будут участвовать в этом мероприятии в Женеве. Кроме того, мы считаем, что надо бы в каждой стране, которая является членом ЦЕРН, организовать что-то, что напоминало бы какие-то события из прошлого ЦЕРН и объясняло, на что мы ориентируемся в будущем. И мы готовимся также и к тому, что 2005 год связан с именем Эйнштейна, его столетием. Главное – по возможности ярко и доходчиво дать понять широкой публике, чем мы занимаемся. Чтобы нас лучше понимали, мы через газеты, телевидение организуем цикл публикаций, передач о деятельности ЦЕРН.
Каковы ваши главные впечатления от первого знакомства с ОИЯИ, ваших встреч, бесед?
Огромный объем работ, которые здесь ведутся. И еще я увидел, что здесь работают очень сильные специалисты в разных областях – от механики, материаловедения до прецизионной и уникальной электроники. Здесь очень хорошая связь между физиками, инженерами, техниками и рабочими. Хорошая связь – хорошее качество. Это то, что меня больше всего впечатлило.
Спасибо за интервью. Надеюсь, что мне удастся в этом юбилейном для вас году побывать в ЦЕРН и своими глазами увидеть все то, о чем много пишет наша газета. И рассказать нашим читателям .
Мы вас приглашаем...
Итоги визита прокомментировал вице-директор Института, наблюдатель от ОИЯИ в координационном комитете ЦЕРН – Россия профессор А. Н. Сисакян:
Среди "выездных" работ наше сотрудничество с ЦЕРН занимает, пожалуй, ведущее место, по крайней мере, в нашей программе исследований в области физики частиц. Поэтому визит нового руководителя ЦЕРН для многих коллективов, вовлеченных в сотрудничество, – событие не рядовое, очень важное. Р. Эймар с начала года посетил три научных центра, расположенных в России, – в Новосибирске, Протвино и Дубне. Он подробно ознакомился с работами, представляющими взаимный интерес. Наши опытные специалисты (а сегодня почти все лаборатории тем или иным образом сотрудничают с ЦЕРН) успешно справляются с взятыми обязательствами. Это будет способствовать запуску в срок Большого адронного коллайдера. Наши физики будут иметь доступ к очень интересной физике, и сейчас уже начата подготовка к этому новому этапу работы (условия для обработки и анализа данных должны создаваться в Дубне!).
Профессору Р. Эймару и его коллегам очень понравилось в Дубне. Он обратил внимание на то, что у нас есть и полнокровная "домашняя" программа. Хорошо, что гости успели посетить Лабораторию ядерных реакций, где М. Г. Иткис и Ю. Ц. Оганесян рассказали об увлекательных работах по синтезу сверхтяжелых элементов, а также осмотрели нуклотрон в Лаборатории высоких энергий...
Профессор Евгений Денисович Донец
Как звучат "электронные струны",
или Семейный подряд в получении высокозарядных ионов
Вы читали "Маленького Принца"? Маленький Принц говорит автору, Сент-Экзюпери: "Знаешь, чем хороша пустыня? – Где-то в ней скрываются родники".
По оценкам экспертов
Выполненный в Лаборатории высоких энергий под руководством профессора Евгения Денисовича Донца цикл работ "Обнаружение и исследование феномена электронной струны в электронно-лучевом ионизаторе "КРИОН" и его применение для получения релятивистских пучков ионов Ar16+ и Fe24+ на нуклотроне ОИЯИ" отмечен первой премией Объединенного института в номинации научно-методических исследований. В рецензии члена-корреспондента РАН главного инженера ОИЯИ Г. Д. Ширкова особенно подчеркивается новизна и актуальность этих исследований:
"Электронно-струнный метод получения высокозарядных ионов обладает существенными преимуществами перед широко используемым в настоящее время электронно-лучевым методом: уменьшение в десятки и сотни раз мощности применяемых электронных пучков и, как следствие, значительное повышение надежности аппаратов, реализующих этот метод, при одновременном увеличении токов высокозарядных ионов".
А положенный в основу этого метода эффект заместитель директора Института теоретической и экспериментальной физики профессор Б. Ю. Шарков охарактеризовал так: "Не известный ранее феномен, названный авторами электронной струной, – устойчивое в определенных условиях стационарное состояние однокомпонентной электронной плазмы, проявляющееся в динамическом равновесии теряемых и инжектируемых электронов". Назвав работу "основополагающей" и отметив, что "авторами проведены детальные теоретические и экспериментальные исследования обнаруженного ими эффекта", профессор Б. Ю. Шарков сделал следующее заключение: "Представленный на конкурс цикл работ является завершенным исследованием, в результате которого получены приоритетные научные и практические результаты, превышающие мировые достижения в области пучков высокозарядных ионов, созданы уникальные условия для новых экспериментов на основной базовой установке ОИЯИ в области физики высоких энергий – нуклотроне".
О коллективе
Особенность авторского коллектива этой работы в том, что фамилия Донец фигурирует в списке три раза: вместе с Евгением Денисовичем работают два его сына. Вот с этого мы и начали беседу с главой научной династии.
– Сыновья решили заниматься наукой в тяжелые времена, – говорит Е. Д. Донец, – и я думаю, что более подходящее для этого место, чем наш институт, в России они вряд ли смогли бы найти.
Старший сын, Евгений, – физик-теоретик. Он автор и соавтор более 40 научных публикаций в самых престижных журналах. Примерно половина из них – работы по физике заряженной плазмы, а другая половина – по супергравитации. Некоторое время назад он предсказал один феномен, который мог бы проявиться в эксперименте по формированию электронной струны, и вскоре это предсказание подтвердилось, что заставило нас несколько иначе взглянуть на изучаемые процессы.
Младший сын, Денис, – электронщик. Я сожалею, что он не стал экспериментатором, потому что у него есть совершенно удивительное чутье в деле постановки эксперимента. Тем не менее, самые сложные и необычные электронные разработки, которые необходимы для того, чтобы эти новые явления исследовать, вместе со Стасиком Гудковым, высококвалифицированным радио-электромонтажником, они всегда обеспечивают. Должен сказать, что никогда за несколько лет мы не оказывались в таком положении, что не смогли начать эксперимент, потому что они не успели что-то разработать.
Сам я экспериментатор, так что получается такое неплохое неформальное сообщество. Как долго оно будет существовать, я не знаю. Но пока нам удается активно работать. Думаю, что еще не время говорить о династии: посмотрим, чем займутся внуки.
Владимир Викторович Сальников – это один из тех, о ком в свое время говорили: у него золотые руки. Плюс понимание того, что малейшая небрежность, неточность в конце концов аукнутся, и мы откатимся далеко назад, потеряем месяцы, и, может быть, даже годы. Он главный механик, который готовит эксперимент. Плюс к этому обеспечивает криогенную, вакуумную поддержку.
Юля Туманова еще молодой конструктор, но очень прилежная сотрудница, и за последние полтора года сильно выросла профессионально. Она начинала с деталировки узлов, которые мы рисовали, создавала компьютерную версию, а теперь разрабатывает собственные детали, узлы. И это очень отрадно, потому что у других сотрудников освобождается время.
Виталий Борисович Шутов – программист высокого класса. Последний сеанс с ускорением ядер железа, который мы обеспечивали со своим источником, был полностью автоматизирован. Виталий делит себя между нашей группой и работой в Германии на ДЭЗИ.
Валерий Петрович Вадеев в основном участвует в сеансах, когда мы работаем на ускорителе. Здесь у него большой опыт, так как он также занимается к тому же проблемами ускорения поляризованных ионов.
У нас сложилось хорошее сотрудничество с Евгением Михайловичем Сыресиным из Лаборатории ядерных проблем на уровне феноменологического описания электронной струны. Он специалист по электронному охлаждению пучков. У нас есть несколько совместных статей, в которых предпринимаются попытки описать струну как некое данное стационарное состояние.
Работа, которую мы представили на премию ОИЯИ, состоит из двух неравных частей. Первая, многолетняя, – это открытие явления электронной струны, его исследования, многократные проверки, использование для получения ионов… Потом, наконец, применение на ускорителе – последний этап, в результате которого мы объявили: это существует, это интересно, это перспективно. Как раньше говорили: практика есть критерий истины.
Мне трудно оценить работу ускорительщиков, там очень большой коллектив, и каким образом нужно было перестроиться, чтобы ускорять ионы именно аргона и железа, – все это гораздо лучше знает Александр Дмитриевич Коваленко. Ясно, что они готовились тоже серьезно. То есть: в конце концов сложились две работы, нацеленные на то, чтобы эти результаты были получены в Объединенном институте и стали известны миру.
Коваленко, который руководит всеми работами на нуклотроне, постоянно в курсе наших результатов Он всегда верил, что они могут быть применены в ускорительной практике, и теперь эта вера оправдалось. После аргона и железа мы собираемся ускорять криптон, повышать интенсивность и так далее. И как специалист, который обеспечивает работу нуклотрона, и как руководитель он проявляет достаточно мудрости, чтобы поддерживать работы, которые в принципе являются поисковыми.
Я кратко сказал о тех, кто был включен в авторский коллектив. Участников работы, конечно, намного больше. Обо всех, к сожалению, сказать в таком интервью невозможно. Но нельзя не отметить коллектив Цеха опытного экспериментального производства (ЦОЭП) лаборатории под руководством Юрия Ивановича Тятюшкина. Без участия этого коллектива, его сотрудников высочайшей квалификации никакая экспериментальная работа в лаборатории, в том числе и наша, не могла бы состояться. К сожалению, этот коллектив находится сейчас в бедственном положении. И, какие бы причины ни назывались, ясно, что нужна продуманная и обеспеченная ресурсами программа спасения ЦОЭП.
О выборе направления
Вы сказали, что здесь сошлись два потока – совершенствование нуклотрона и ваши работы внутри лаборатории. А если бы не сошлись?
Если бы мы не смогли применить это здесь? Честно говоря, мне трудно сказать, что было бы. Возможно, через три-четыре года работа здесь бы и остановилась. Но наши результаты получили уже довольно большой резонанс. Мы подтвердили образование электронной струны на трех зарубежных установках: в лаборатории имени Манна Зигбана в Стокгольме, в Брукхейвенской национальной лаборатории и в Институте прикладной физики во Франкфурте на Майне. Принципиально это установки родственные, но конструктивно совершенно разные. Тем не менее, во всех трех случаях феномен струны был продемонстрирован абсолютно четко. Насколько я знаю, это первый случай, когда обеспечено стационарное, устойчивое состояние горячей однокомпонентной электронной плазмы. Если бы еще пять лет назад вы подошли к теоретику или экспериментатору в области физики плазмы и сказали: "Мне нужно получить заряженную чисто электронную плазму с температурой, скажем, в 10 килоэлектронвольт", – то вам бы ответили: "Ее невозможно удержать". На самом деле, возможно. И она названа электронной струной потому, что, по нашим представлениям, напоминает басовую струну, только вместо проволочек, из которых она свита, – электроны, движущиеся по разнообразно закрученным траекториям. Она и "звучит" на достаточно низких электромагнитных частотах – всего десятки и сотни мегагерц.
Когда все это вполне определенно подтвердилось, было доложено на многих конференциях, эту работу уже нельзя остановить. Сейчас в Японии в университете Осаки создается установка для накопления электронов. Построена установка, хотя и с несколько другими целями, в РИКЕН. Да и в Брукхейвене резервируют это направление после того, как там так или иначе завершат свои работы по увеличению мощности электронных пучков до сотен киловатт.
Есть интересная проблема исследования термоядерных реакций, происходящих при очень низких энергиях. Она имеет отношение к энергетической модели Солнца, в которой сечение ключевой ядерной реакции слияния экспериментально не проверено. Есть предложение совместно с японскими коллегами создать установку под названием НАРИТА (аэропорт Токио – воздушные ворота Японии). Расшифровка этой аббревиатуры с английского означает исследование астрофизических явлений в установке с ионными ловушками. Так что, если не сейчас, то в ближайшие годы это направление, даже если каким-то образом погаснет здесь, то все равно где-то возникнет.
Но мы уже привыкли к тому, что в течение последних 30 – 35 лет опережаем события лет на 10 – 15, а потом они начинают развиваться в других странах.
Иногда это даже приводит к курьезам. Вот пример: еще в 1978 году мы впервые наблюдали образование невиданных состояний атомов и ионов аргона, состояний, когда 17 из 18 орбитальных электронов находятся на высоких орбитах в то время, как обычные электронные орбиты не заселены. Позднее мы исследовали подобные состояния у криптона с его 35-ю одновременно возбужденными электронами и ксенона – с 53-мя. По предложению академика А. М. Балдина мы назвали такие особенные атомы и ионы сверхвозбужденными, которые, очевидно, могут существовать у любого элемента. И только в начале 90-х объединенная франко-американская группа обнаружила (независимо!) аналогичные состояния у углерода с его 6-ю электронами и придумала для них другое название – hollow (пустой, полый, пустотелый). И сейчас это, к сожалению, неверное с исторической, терминологической и, главное, с физической точки зрения название существует в мировой литературе.
И все-таки условия работы, когда вы точно знаете, что намного обошли, как теперь говорят, конкурентов, а вернее – еще их (конкурентов) не создали, что можно не торопиться, все как следует обдумывать, очень комфортны. Но!!! - это поисковые работы, и они почти всегда не поддерживаются ни лабораториями, ни институтами. Такова плата за лидерство. И все же моя точка зрения не меняется многие годы. Надо искать там, где нет бума. Там, где нет бума, работать сложнее, но, главное, интереснее. Вы читали "Маленького Принца"? Маленький Принц говорит автору, Сент-Экзюпери: "Знаешь, чем хороша пустыня? – Где-то в ней скрываются родники".
О сотрудничестве и перспективах
А вы никого из маститых теоретиков не пытались заинтересовать своими проблемами? Может быть, людей Скринского?
Во-первых, замечу, что Е. М. Сыресин и есть представитель школы академика Скринского. Но знаете, если говорить о накопительных кольцах, скажем, ионных, то там требуются очень точно выверенные траектории частиц, которые поддерживаются и управляются. Но если система испытывает серьезнейшие возмущения, связанные, например, с резонансными явлениями, то она, скорее всего, переходит в какое-то новое состояние, которое неинтересно для физиков. Возможно, что-то подобное переходу в состояние электронной струны, какая-то общая физика, может быть и в накопительных кольцах. Но – "заинтересовать"! Что вы имеете в виду? Давно прошли те времена, когда можно было пойти или поехать к теоретикам, рассказать о новом интересном явлении, и заинтересовавшиеся коллеги с энтузиазмом начали бы заниматься его теоретическим описанием. Сейчас слово, которое вы употребили, приобрело другой смысл.
Так что в теоретическом описании мы пока продвигаемся собственными силами. Кроме того, есть вопросы, на которые может ответить только эксперимент. О сотрудничестве в экспериментальных исследованиях я уже говорил.
Надо двигаться вперед. Сейчас мы разрабатываем так называемую трубчатую версию электронной струны. Если такая система горячей электронной плазмы может существовать и мы это подтвердим в экспериментах, то количество электронов в ней окажется в 100-1000 раз больше. Соответственно и токи высокозарядных ионов окажутся на два-три порядка выше, чем те, что мы сейчас получаем. А это обещает и новое качество нуклотрона и не только его одного, а и многих других ускорителей. И это еще не все. Тогда, например, исследование реакции гелий-3 плюс гелий-3 (помните, я говорил об энергетике Солнца?) становится вполне реальным. Мы сейчас к этому готовимся. Надо сказать, что два эксперимента, связанные с исследованием этой реакции, длились долгие годы – в Гран Сассо и в Осаке. Но, к сожалению, ситуация оказалась, на мой взгляд, тупиковой в том смысле, что в этих экспериментах не обеспечено чисто ядерное взаимодействие, как это происходит на Солнце. То, что у наших коллег сталкиваются не ядра, а ионы и атомы, существенно искажает картину. Далее надо решать задачу многих тел, исключать влияние электронов, но как это делать – неизвестно.
Появление электронной струны создает некоторую новую область физики, скажем так, – пучок в струне и мишень в струне. Электронная струна создает условия и генерации, и удержания частиц и пучка и мишени.
То есть, это еще одно направление неускорительной физики?
Энергии там небольшие. Но именно самые малые энергии – это та область, которая недостаточно исследована.
Вы знаете эту историю с "холодным" термоядом?
Да, о ней мало кто не слышал, потому что в свое время бум прокатился по всей планете, и ни одно массовое издание не могло отказать себе в комментариях по поводу этой научной сенсации.
Сейчас общепризнано, что это была ошибка, хотя я знаю многих, кто так не считает. На самом деле элементарные и коллективные процессы ядерного взаимодействия при сверхнизких энергиях – это одна из неисследованных областей.
О ненаучных слагаемых
Как вы считаете, общая обстановка в Институте располагает сейчас к подобным поисковым исследованиям? Вы же понимаете, что финансирование фундаментальной науки – процесс сложный: расстановка приоритетов, выделение средств – это своего рода политика.
Все зависит от того, сколь финансово-емкой является та часть науки, тот проект, которым вы занимаетесь. Если очень емкая, то никак не обойти те вопросы, которые вы затронули, и решить их крайне сложно или невозможно. Если не очень, то можно попытаться найти какое-то минимальное финансирование, например, получить грант и работать. В таком случае вы свободны в своем выборе, в планировании, в выборе методики, и это хорошо. Но с другой стороны, вы непрерывно находитесь в поиске этих других независимых источников финансирования, что, естественно, отвлекает от основного занятия. При этом важно отметить, что условия для работы институт предоставляет. Есть минимальная зарплата, есть тепло, есть электричество, в нашем случае очень важно, что есть криогенные жидкости, есть (пока еще есть) в лаборатории ЦОЭП, в который вы можете обратиться. Конечно, не до бесконечности: в лаборатории должны знать, что вы занимаетесь нужным делом, а не работаете, чтобы что-то продать на сторону. То есть занимаетесь стоящей научной темой, включенной в тематику ЛВЭ.
Но с другой стороны, если работа включена в проблемно-тематический план ОИЯИ, да еще в тему первого приоритета, как в нашем случае (создание электронно-струнного источника ионов для нуклотрона) , то я не могу объяснить ни себе, ни моим сотрудникам, почему за все эти годы, начиная с 1994-го, она не была поддержана ни одним рублем институтских капитальных вложений.
А какой бы вопрос вы сейчас сами себе задали от моего имени?
(С заметной хитрецой) Почему вы и ваши сотрудники не уехали за границу?
Но, вы же не уехали! Хотя, наверняка, зовут?
Да, и мы периодически работаем там, но все-таки человеком и ученым "в своей тарелке" я чувствую себя только здесь. Сколь бы ни была интернациональна наука, все же многолетняя связь с Институтом, жизнь и работа в Дубне выработали некоторое внутреннее состояние притяжения. Я вам приведу такой пример. Однажды я, будучи в отпуске, работал в Исследовательском центре ядерной физики в Осаке. Случилось так, что в это время отмечалось 70-летие университета. Было множество всяких культурных программ. И вот мы с Верой, моей супругой, пошли на одну из программ, которая нам показалась привлекательной. На афише был изображен певец, и сердце у него нарисовано большое – то есть подразумевалось нечто от сердца идущее. И, представляете себе, японские мальчишки и девчонки – студенты начала 21-го века вдруг запели: "Белеет ли в поле пороша...". Я взглянул на супругу: у нее слезы ручьями... Это я не к тому, что совсем неожиданно и необычно было там эту песню услышать. Но то глубокое волнение, которое мы в те минуты испытали, показало, сколь крепко мы связаны со своей культурой, со своей страной. И не только в эмоциональном плане – то же и в плане научном.
Физик-ядерщик В. А. Щеголев, работавший в молодые годы во Флеровской лаборатории ядерных реакций вместе с Донцом, так характеризует своего коллегу:
– Женя – это физик от бога. Меня всегда поражала его способность проникнуть в суть явления. Иногда казалось, что он своим воображением превращался в атом, который мы намеревались получить, и проникался ощущениями этого атома, его реакциями на среду и окружающие воздействия. Эта способность во многом помогала нам найти верное решение. Потом Женя уйдет из ЛЯР, не поладив с Флеровым, займется физикой плазмы и сделает важное изобретение, получившее в научной литературе название источник Донца.
Профессор Игорь Анатольевич Голутвин
Наука в первую очередь объединяет людей
Международное сотрудничество сейчас – это важнейший фактор создания крупнейших экспериментальных комплексов. Оно обуславливает интеграцию ученых по всему миру в беспрецедентном масштабе. Ученые даже перемещаются, переезжают с семьями по всему миру. Этого, кстати, нет в других областях науки.
Наука и технологии ХХI века, определяющие прогресс человеческой цивилизации. Русская литература ХIХ века – уникальное явление национальной истории и культуры... Эти, на первый взгляд, далекие темы случайно или не случайно оказались затронуты в нашей беседе с профессором Игорем Анатольевичем Голутвиным. А отправной точкой для этого интервью послужила опубликованная двадцать лет назад беседа, в которой доктор физико-математических наук, один из ведущих в Институте специалистов по автоматизации физических экспериментов и руководитель коллектива, добившегося весомых, признанных всеми результатов, делился с молодым тогда корреспондентом газеты своими мыслями о целях и задачах научного поиска, о взаимоотношениях учителей и учеников в науке. За прошедшие годы еще более укрепились научные позиции, вырос и закалился коллектив, ученики уже сами стали авторитетными руководителями, к послужному списку добавились новые научные титулы...
Игорь Анатольевич, двадцать лет назад мы беседовали с вами о том, что главное в науке – результат, и о разных "ненаучных составляющих" исследовательской деятельности. Изменилась ли за эти годы ваша позиция, ведь время было бурное, в том числе и в науке? Какими результатами последних лет, полученными коллективом ваших коллег, вы могли бы проиллюстрировать тезис, высказанный двадцать лет назад?
Если говорить об этом временном отрезке, то можно назвать несколько крупных экспериментальных установок, созданных, что называется по последнему слову науки и техники. Во-первых, это нейтринный детектор для Протвино, во-вторых, мюонный детектор комплекса "Меченые нейтрино", на основе которого был сделан большой спектрометр для эксперимента с поляризованными мюонами в ЦЕРН, и он там долго работал. Практически до конца прошлого столетия. Мы делали большие плоскости из дрейфовых труб площадью пять на пять квадратных метров. Мы создали у себя специализированный участок и запустили систему производства стандартных пропорциональных камер, отладили систему производства стандартной электроники для пропорциональных камер на заводе "Тензор". Установка "Аномалон" была выполнена в самые краткие сроки и потом использовалась в разных экспериментах.
Было хорошее методическое исследование проведено, я бы сказал, компактное, концентрированное исследование детекторов, когда планировалось создание суперколлайдера в США, в Далласе. По этой программе наша группа была приглашена участвовать в программе "Джем". Мы исследовали два типа детекторов – дрейфовые трубки под давлением (это очень перспективный прибор, который сейчас используется в установке ATLAS) и созданную нами пропорциональную камеру со стриповыми электродами, которая обеспечивает регистрацию частиц с рекордной точностью (сейчас эта исследовательская работа имеет продолжение – она послужила основой для создания мюонного детектора нового эксперимента на установке CMS в ЦЕРН)..
В общем, установок создано много. Но я хотел бы остановиться на двух работах. Одна из них, которая имеет очень большое значение для будущего, была начата еще в конце 80-х годов. Я бы сказал так: было создано новое методическое направление в ОИЯИ – разработка и исследование кремниевых планарных детекторов для широкомасштабного применения на новых ускорительных комплексах. Для SSC (еще тогда) и для LHC. Это направление даже получило название Дубненской силиконовой программы. Кроме ОИЯИ в этой программе приняли участие эксперты из разных стран. К тому времени уже были созданы экспериментальные установки в физике высоких энергий, где применялись такие координатные планарные детекторы и был получен положительный опыт их использования для регистрации частиц. На вновь создаваемых ускорителях планировались новые эксперименты, которые нужно было ориентировать на массовое применение этих кремниевых детекторов, а для этого создавать детекторы большой площади. И основные проблемы в те годы были связаны с высокой стоимостью самого кремния, высокой ценой его изготовления и недостаточной радиационной стойкостью. Программа нашла многообещающее продолжение. В Америке мы провели конференцию, которая привлекла много специалистов из США и других стран. В ЦЕРН была организована коллаборация, которая тоже решала эту проблему. И сейчас такие приборы изготавливаются на предприятиях в Зеленограде, они будут использоваться в эксперименте CMS.
Это очень интересная работа. У нас в лаборатории создан специальный высокотехнологичный участок, здесь очень успешно работает Н. И. Замятин со своим коллективом. Эта группа имеет большой авторитет, и детекторы, которые выпускаются в Зеленограде при их непосредственном участии, считаются одними из лучших в мире и как бы образцом...
Ну, а последние десять лет я и мои ближайшие коллеги участвуем в создании компактного мюонного соленоида – установки 21-го века, которая должна вступить в строй на встречных пучках нового ускорительного комплекса ЦЕРН, крупнейшего в мире, и это всепоглощающая деятельность, и это сейчас главное для нас.
За что я люблю эту установку? Здесь все лучшее собрано. По крайней мере, все что я узнал за 50 лет в методике физического эксперимента в физике частиц и то, чего я не знал... Это очень хороший эксперимент Он с умом продуман, с самого начала в нем заложены хорошие идеи… В основном ядро этого эксперимента составила группа ближайших сотрудников Карло Руббиа, с ними он Нобелевскую премию свою зарабатывал. Так называемый UA1 эксперимент, в котором был открыт Zo-бозон. Это прекрасная команда. И нам удалось с самого начала в этом эксперименте участвовать, причем нас туда пригласили, и, я бы сказал, мы там себя хорошо чувствуем. В этом эксперименте очень много нового, начиная с самого большого магнитного поля в мире. Эту громадину, мюонный соленоид, мы называем компактным, однако его диаметр около пятнадцати метров, а длина двадцать! Весит он больше 12 тысяч тонн. И все равно называется компактным.
Игорь Анатольевич, помимо параметров установки, которые являются рекордными, мне кажется существенно важным то, как организовано ваше участие в этом эксперименте. То есть создание беспрецедентной структуры, которая... Но лучше, если читатели получат оценки из первых уст.
В этом эксперименте участвуют более двух тысяч физиков. Из Соединенных Штатов примерно триста. Примерно столько же от России, Дубны и стран-участниц ОИЯИ. Поэтому совершенно естественно в самом начале нашей работы возник вопрос... Приняли нас, как говорится, хорошо, пригласили, но все-таки мы понимали, что обрекаем многих людей на то, чтобы надолго связать свою жизнь с этим экспериментом. Десять лет длится эта эпопея, еще два-три года осталось до запуска эксперимента, ну а потом десять-пятнадцать лет жизни человека уйдет на получение экспериментальных данных... То есть получается 20-30 лет – жизнь эксперимента и жизнь поколения. Естественно, поскольку мы начинали это дело, перед нами была большая ответственность. Обязательно следовало предусмотреть, чтобы те люди, которые будут работать в этом эксперименте, кого мы туда фактически втянули, чувствовали себя комфортно. То есть их роль должна быть значительна. Жизнь так устроена, что наиболее талантливые люди стремятся быть впереди, заниматься значимыми вещами, быть заметными. Талантливые люди идут туда, где у них есть шанс проявить себя. На мой взгляд, это закон жизни.
Поэтому те, кто начинал этот путь, договорились объединить усилия, чтобы выступить в качестве единого научного коллектива. Это около трехсот физиков, но за ними стоят еще инженеры, техники, рабочие, администрация и так далее. На самом деле большие коллективы. И несколько директоров крупных институтов, которые, наряду с большой административной деятельностью плодотворно работают в физике. Принцип объединения таков – чтобы каждый институт, каждая участвующая в проекте страна выступали независимо в плане участия в публикациях, чтобы авторство каждой страны, каждого института было видно, люди были видны... Но что касается обязательств по эксперименту – чтобы они выступали в качестве единого кулака, единой силы. Это относится, конечно, к тем институтам, тем организациям, которые имеют и общие научные школы, страны-участницы ОИЯИ, например, и финансирование. Дело в том, что программа LHC – это, пожалуй, единственная международная научная программа в России, которая финансируется правительством, начиная с 1997 года. И что касается создания самого ускорительного комплекса и подготовки экспериментов на нем – за это время финансирование составило около шестидесяти миллионов долларов США.
Я, между прочим, впервые вам это рассказываю... Нам удалось объединить усилия, потому что люди, которые это начинали, оказались весьма разумными и масштабно мыслящими людьми. И они создали такое объединение. Варианты названий были разные, например, FSU (английская аббревиатура, означающая бывший советский Союз). Я не мог принять такое название, потому что когда начинается большое дело, слова "бывший" там не должно быть. Возможно только будущее. И родилось такое название RDMS (это аббревиатура от английских слов, означающих – Россия и страны-участницы Дубны). Сейчас это хорошо известный "бренд" в мире физики высоких энергий, он приобрел большой авторитет. И самое главное, это объединение дало нам возможность принять общие обязательства, и на нас была возложена ответственность за создание ряда важных систем. Наши задачи включают и руководство (менеджмент), дизайн и инженерию, конструирование приборов, размещение заказов на производстве, их оплату, монтаж, запуск в действие и дальнейшую эксплуатацию в процессе набора данных. То есть это, я бы сказал, некий анклав России и Дубны, стран-участниц на территории ЦЕРН, территории LHC.
Самое интересное то, что эту идею в CMS поддержали. Потому что за этим стояли крупные институты: и российские, и болгарские, и белорусские, и украинские, и узбекские... Здесь роль Дубны оказалась очень прогрессивной. Вы знаете, что такие постановления, которые должен подписывать председатель правительства Российской Федерации, готовятся и принимаются долго, нелегко, особенно такие, которые, вообще говоря, выделяют какую-то одну науку из всех наук, а внутри этой науки какую-то одну программу из всех других программ. Конечно, такое решение требует определенного времени, потому что необходимо убедить людей, чтобы они поняли, поддержали... Конечно, такой процесс занял время. И пришло время брать обязательства. И нам повезло, что в тот момент в ЦЕРН находились В. Г. Кадышевский и А. Н. Сисакян. И я помню свой разговор с Владимиром Георгиевичем и Алексеем Норайровичем.
Не знаю, как вам это подать для печати, но разговор был такой. Я объяснил ситуацию, резюмировав вводную часть, что пора брать обязательства. Но Россия затянула. А нам надо, по крайней мере, уже за адронный калориметр браться, потому что это ключевой момент. Мишель Делла Негра, руководитель этого эксперимента, определил его как флагман RDMS. Самый минимум, необходимый для этой работы, – десять миллионов швейцарских франков (франк примерно равен долладу США). Разговор такой был: "Владимир Георгиевич, надо взять обязательства и за Россию. А потом будем делить, кто за что отвечает. А сейчас Россия не готова...". Это было около десяти лет назад . Сами понимаете, какое время. Директор посчитал-посчитал и отвечает: "Ну, меня же ведь не посадят!..". И решил взять обязательства: если Россия не сможет – значит, Дубна сделает. И этот приезд руководителей ОИЯИ в ЦЕРН в правильный, в нужный момент, принятие директором Института этого смелого решения десять лет назад – я сейчас хорошо помню об этом – и было наиболее острым, ключевым моментом в истории нашей коллаборации. После этого все развивалось значительно проще. Вот яркий пример менеджмента в науке, о котором, как я понимаю, нам еще предстоит поговорить.
Вскоре в Дубне прошло совещание, в котором участвовали представители ЦЕРН, руководители институтов России и ведущие ученые стран-участниц, и уже состоялся формальный акт организации RDMS. К этому времени был готов проект, который подписали руководители наших ведущих институтов. Первую подпись – от ОИЯИ поставил Владимир Георгиевич Кадышевский, от Протвино подписал Анатолий Алексеевич Логунов, от других ведущих российских институтов – Виктор Анатольевич Матвеев, Александр Николаевич Скринский... И все это произошло до принятия Россией документа об участии в LHC Постановление было подписано только в 1996 году В. С. Черномырдиным, почти два года спустя. Так что мы сейчас держим в руках исторический документ , который, если переходить на ваш язык, можно считать высшим классом менеджмента в науке. Вы, журналисты, такие слова любите.
У нас есть две программы финансирования. Первая – это специальное постановление правительства РФ о финансировании экспериментов на LHC. Это большое финансирование, и оно идет начиная с 1997 года регулярно и обеспечивает эти работы. Второй источник финансирования – в счет своих взносов страны-участницы выполняют работы в своих институтах, на предприятиях. Это, с одной стороны, поднимает авторитет этих организаций у них дома, облегчает их работу, обеспечивает немалую подпитку и финансами и технологиями и дает возможность развиваться собственным институтам. Эта идея была поддержана, особенно белорусскими участниками во главе с профессором Н. М. Шумейко, которые вместе с Дубной были первыми.
Очень большую поддержку на всех этапах оказывали руководители белорусской науки. Примеру одного из белорусских руководителей В. А. Гайсенка, заключившего тройственное соглашение РФ - РБ - ЦЕРН, последовали руководители Украины, Грузии, Армении, Болгарии... И эта форма оказалась очень успешной, она процветает. Почему я сейчас об этом говорю, не скрещивая пальцы и не стуча ими по дереву, – потому что основные обязательства уже выполнены. То есть вся аппаратура изготовлена, испытана после изготовления, отправлена в ЦЕРН и сейчас находится в стадии монтажа и уже некоторые узлы стоят на своих местах.
Успешно здесь сыграла свою роль промышленность – как российская, так и других стран-участниц. Ряд промышленных предприятий, работающих по заказам нашей коллаборации, отмечены золотыми наградами CMS за вклад в создание компактного мюонного соленоида. В частности, Минский завод Октябрьской революции, Богородицкий завод технохимических изделий, Санкт-Петербургский ЦНИИ "Электрон", Ижорские механические заводы, НИКИЭТ, ВНИИТФ (Снежинск). Такая концентрация усилий позволила использовать потенциал оборонных отраслей промышленности с взаимной пользой.
RDMS позволяет нам активно и полнокровно участвовать и в подготовке физической программы. Мы заметны и в этой части. Ежегодно мы проводим научные конференции нашей коллаборации. В этом году коллаборации будет десять лет. Традиционно приезжает много людей из-за границы, без всякой агитации. Интересно проходят совещания. Здесь все хорошо. И это тоже большая часть нашей работы. Вы же были там, сами все видели…
Не выходя из своего кабинета, вы несколько раз по объективным причинам меняли место работы: отдел новых методов ускорения, общеинститутское научно-методическое отделение, Лаборатория физики частиц ... И все это время в общем-то оставались верны одному и тому же научному направлению. Если я не совсем точно его сформулирую, вы меня поправьте… А, впрочем, лучше сразу уточним, что поставить на первое место: современные проблемы физики частиц? методическое обеспечение экспериментов в этой области? научный менеджмент?
Я не менял место работы – менялось название отдела, а потом лаборатории. И ядро коллектива, в котором я работаю, сохранилось до сих пор, и направление наших работ одно и то же. А все остальное не имеет значения.
Ну а первый ответ на ваш многозначный вопрос я бы сформулировал так: развитие экспериментальных методов физики высоких энергий. Что я под этим понимаю? Прогресс в этой области определяется требованиями, вытекающими из современных проблем физики, и возможностями ускорительных комплексов. На примере нашей группы более чем за сорокалетний период ее работы видно, как развивалась ускорительная техника, на которой мы ставили свои эксперименты. Синхрофазотрон на 10 ГэВ, ОИЯИ. Протонный синхротрон на 76 ГэВ, ИФВЭ. Суперпротонный синхротрон на 300 ГэВ, ЦЕРН. Большой адронный коллайдер 7 х 7 ТэВ, ЦЕРН.
Электронные детекторы частиц, пионерские разработки которых были выполнены более сорока лет назад, в настоящее время получили бурное развитие и составляют основу экспериментальных установок в физике частиц. Такой прогресс стал возможен благодаря ориентации на новейшие достижения науки, технологии и промышленности, в частности, криогеники, микроэлектроники, вычислительной техники. Наконец, физика частиц сегодня невозможна без кооперации ученых в планетарном масштабе...
Если говорить о менеджменте (хотя мне и не очень нравится это слово), то я убежден: научно-организационное управление деятельностью Института должно осуществляться через проекты, то есть научный проект должен быть основной формообразующей компонентой структуры Института – не лаборатория, не отдел, а проект. Именно по этому принципу перестраивает сейчас свою работу ЦЕРН.
Мне бы не хотелось никому навязывать свое мнение, но я бы разделил это понятие на две части. Первая – организация научных исследований в глобальном масштабе, разработка и принятие долгосрочных планов и программ, их соответствующее финансирование. Из этого вытекают стратегические и тактические решения. Вторая – менеджмент проекта, который нацелен на получение новых значимых научных результатов. Что же касается таких структурных единиц, как лаборатория, отделение, то их задача заключается, на мой взгляд, в развитии образовательной программы, поддержании научных школ, сохранении научных традиций.
Основные организационные принципы нашего коллектива таковы. Во-первых, методические разработки тесно связаны с актуальными проблемами исследований, ведущихся в ОИЯИ, то есть выбор актуальной задачи и разработка методики исследования, адекватной выбранной задаче, способной вывести на самый эффективный путь ее решения. Во-вторых, создание в кратчайшие сроки и на основе современной техники аппаратуры, обеспечивающей реализацию выбранного метода исследований и получение экспериментальной информации раньше или лучше, чем у конкурентов. В-третьих, наши сотрудники не только создают аппаратуру, но и активно участвуют в эксперименте. Это особенно важно, так как в процессе этих исследований рождаются новые методы...
И еще я хочу вам сказать, что имел удовольствие и счастье работать в прекрасном институте. И при этом я всю жизнь занимался одним делом, которое очень люблю. И практически весь этот период работал практически с одними и теми же людьми. Название места работы менялось, но коллектив оставался, все мы работали вместе. И этих людей я тоже очень люблю. И за это можно только благодарить судьбу.
В Институте часто говорят о соотношении "домашних" и "выездных" экспериментов, что нашло отражение и в Семилетней научной программе а. Наверное, предугадываете следующий вопрос? Попробую его задать "от противного": что будет с Институтом, если в какой-то момент "закрыть" все выездные работы?
Сначала я должен сказать, что разумные люди так вопрос не ставят. Те, кто пытается поднять вопрос о закрытии выездных экспериментов, напоминают мне известных персонажей одного писателя 19-го века, которого я очень люблю. Кстати, его музей-усадьба расположен недалеко от нас, да и персонажи родом из наших краев, Талдомского Пошехонья... Но все же я процитирую не Салтыкова-Щедрина.
В связи с этим я хотел бы вспомнить, что сказал Владимир Иосифович Векслер сорок лет назад, в 1963 году, на церемонии в США, когда ему вручали очень большую научную награду "Атом для мира":
"Не могу не отметить, что порожденный нами ребенок – я имею в виду мощные ускорители – растет столь быстро и потребляет столь огромные средства, что уже сейчас способен поглотить ресурсы многих стран мира".
И из этого постулата вытекают тезисы, которые я для себя наметил, готовясь к нашей беседе. Постановка новых, все более сложных экспериментов фактически становится невозможной для отдельных групп. Возникла новая форма научного сотрудничества – коллаборация нескольких лабораторий из разных стран. Отдельные исследования должны проводиться на сложнейших экспериментальных комплексах регионального или даже всемирного значения, которые объединяют усилия сотен и даже тысяч ученых. Пример тому – коллаборация CMS. Таким образом, международное сотрудничество сейчас – это важнейший фактор создания крупнейших экспериментальных комплексов. Оно обуславливает интеграцию ученых по всему миру в беспрецедентном масштабе. Ученые даже перемещаются, переезжают с семьями по всему миру. Этого, кстати, нет в других областях науки.
Мне представляется чрезвычайно важной рекомендация Международного комитета по будущим ускорителям (ICFA) предоставлять время для проведения исследований на ускорителях бесплатно, только на основе оценки научной значимости проекта эксперимента. Эта рекомендация ранее всегда выполнялась, и необходимо приложить все усилия к ее выполнению и в будущем. Не все понимают важность этого дела. И есть попытки отойти от этого правила. Это нанесет, на мой взгляд, непоправимый ущерб науке.
То есть выездные эксперименты – это, как говорится, есть объективная реальность в современной науке, и дирекция нашего Института хорошо это понимает и создает адекватные условия для развития таких работ.
Большинство ведущих специалистов, руководителей, составляющих ядро научно-методического отделения, выросли в недрах этого коллектива из вчерашних студентов, которым доверялись, тем не менее, сложные и ответственные участки работы. Вы продолжаете эту политику и сегодня? Что за молодежь приходит в коллектив? Как вы ее стимулируете?
За последнее время мы приняли несколько молодых людей. Я бы не хотел говорить о стимулировании. Мне кажется, это неправильная постановка вопроса. Не надо стимулировать. Не надо показывать леденец. Раньше мы были слабее. Мы меньше знали и меньше умели. У нас был меньший авторитет. Сейчас мы больше знаем, больше умеем, у нас больше объем обязанностей. И мне кажется, хорошим стимулом для молодежи уже является сам факт участия в наших работах. А наша задача, наша обязанность – предоставить больше возможностей для деятельности, которая не завела бы в тупик и обеспечила хорошие перспективы. Если говорить об этом, то в перспективе постановка эксперимента будет развиваться, и надо методические исследования поддерживать в хорошем состоянии. Дальше, ближе к пуску LHC, основная нагрузка ляжет на людей, которые будут проводить физические эксперименты. Ставить физические задачи, анализировать информацию. И на этом направлении у нас тоже работает молодежь.
Важнейшее значение имеет методика обработки и анализа данных. Техника анализа данных. Дело в том, что данные будут собираться и обрабатываться совершенно новой системой, которая называется Грид. Мы вовремя начали в Институте работы по созданию этой системы. Опять-таки это делается объединенными усилиями и Института, и России, и других стран-участниц. Создается сегмент, в который будут входить и Дубна, и российские институты, и Белоруссия, и Украина, и другие страны. Здесь нужны эксперты высокого класса, которые смогут работать с этой системой, заниматься сбором данных, их обработкой, используя совершенно новые средства. Эта система сейчас только создается, и я очень рад, что у нас есть молодые люди, только что пришедшие с университетской скамьи, уже активно участвующие в этой работе наряду со своими старшими коллегами. Они даже делают доклады на совещаниях в ЦЕРН. То есть мы сейчас пытаемся организовать дело таким образом, чтобы через несколько лет у нас проявились молодые руководители научных направлений, связанных с физикой на CMS.
Вот это, на мой взгляд, главный стимул для молодых людей. Это значительно больше, чем увеличение на сто рублей зарплаты. Конечно, молодежи, работающей в науке, сейчас довольно трудно. Но, тем не менее... Что меня радует – есть такая молодежь, и у нас она уже есть, и это главное. Опасения, что все разбегутся, оказались преувеличенными.
Работая подолгу в ЦЕРН, который в этом году готовится к своему 50-летию, вы сотрудничали, дружили с коллегами, приехавшими в Женеву из разных стран. Они принадлежали к разным научным школам, исповедовали разные религии, культурные традиции. Что вас в первую очередь объединяло?
Особенность ЦЕРН заключается в том, что он не стоит на месте. Он всегда развивается. ЦЕРН так устроен, что если он что-то делает сегодня, то всегда имеет дальние планы. И это придает его деятельности такой динамизм, придает такую атмосферу, что нужно очень много работать. Для того чтобы оставаться в этом коллективе и, я бы сказал, сообществе. Как это ни банально звучит, эта научная жизнь весьма многогранна. Она не замыкается только на задачах сегодняшнего дня, распространяется на смежные области, смежные институты и так далее. Всегда есть конкуренция, и ЦЕРН всегда хочет быть впереди.
Это совершенно особая научная атмосфера. Постоянные семинары, беседы, осуждения объединяют людей. Знаю многих, кто любит ЦЕРН именно за эту атмосферу. За то, что жизнь там интересна. Наука там как бы материализуется, приобретает новое качество: абстрактные идеи, понятия, решения становятся доступными, и люди ощущают себя участниками большой Науки. И эта наука в первую очередь объединяет людей. Вот вы упомянули религию, но у физиков одна религия – наука.
Мне вспомнился сейчас ваш давний рассказ о встрече с очень пожилым газетным киоскером в древнем верхневолжском городке Кашине. Помню, как вас поразила "старорежимная" интеллигентность и начитанность этого человека. Вы по-прежнему считаете интеллигентность одним из отличительных качеств именно русского человека? Какой смысл вы вкладываете в это понятие?
Вопрос очень хороший. Мы с вами хорошо знаем друг друга не один год, и я должен сказать, что это действительно очень хороший вопрос. И я представляю, какой вы ждете от меня ответ. Положительный. Я бы дал этот положительный ответ лет десять назад. Но за двадцать лет я немного изменился, стал старше. Во-первых, я бы заменил слово интеллигентность на духовность, если уж вы вспомнили о русских людях. Я думаю, что только русским людям свойственна эта скорее нравственная категория характера. Откуда она взялась? У каких людей? Не у всех. Думаю, то, что вы называете интеллигентностью, а я духовностью, – это связанные вещи. Что заставляет человека, например, изучать историю и так далее?.. Духовность. Ведь это не позволяет больше зарабатывать или лучше жить. Совсем наоборот!
Все-таки это, мне кажется, заслуга не истории и не русского характера, а в значительной степени порождение нашей замечательной литературы 19-го века. Это действительно уникальное явление в мире. Ничего подобного нигде не было и, к сожалению, может быть, и не будет. Литература 19-го века воспитала поколения людей. И те поколения, которые нас учили. Я учился в школе в сороковые годы. Окончил школу в 51-м. Наиболее яркие школьные впечатления – это русская литература 19-го века. У нас был прекрасный преподаватель, влюбленный в свой предмет, – Вера Георгиевна. И она нас учила жизни, воспитывала через эту литературу. То есть русская литература 19-го века из поколения в поколение передавала некие духовные ориентиры. От человека к человеку. От учителя к ученику. От родителей детям. А это зародило в наших соотечественниках совершенно уникальные качества, которые так ярко проявились в истории страны.
2005. Хроника событий
Указом Президента Российской Федерации награждены: Алексей Норайрович Сисакян, вице-директор Объединенного института ядерных исследований – Орденом Почета; Анатолий Николаевич Мезенцев, заместитель директора Лаборатории ядерных реакций – медалью ордена "За заслуги перед Отечеством" II степени. Участники проходившей в Дубне сессии Ученого совета тепло поздравили награжденных.
24–26 января в Москве отмечался юбилей Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Научная Дубна на торжествах была представлена В. Г. Кадышевским, А. Н. Сисакяном, ректором университета "Дубна" О. Л. Кузнецовым, Т. В. Тетеревой, Д. В. Ширковым и другими учеными.
Первым экспериментам на комплексе DRIBs был посвящен общелабораторный семинар Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова.
На основании результатов тайного голосования Комитет полномочных представителей избрал профессора Алексея Норайровича Сисакяна директором ОИЯИ сроком на пять лет. Комитет выразил глубокую благодарность академику В. Г. Кадышевскому за плодотворную работу на посту директора ОИЯИКПП
одобрил деятельность дирекции ОИЯИ в 1992–2004 гг., направленную на сохранение и развитие ОИЯИ как мирового центра фундаментальной и прикладной науки, подготовки кадров высшей квалификации.
В Лаборатории высоких энергий завершился первый в 2005 году сеанс исследований на нуклотроне, продолжавшийся около месяца. Активное участие в эксперименте по изучению спиновой структуры трехнуклонных систем (проект LNS) приняли японские физики из Центра ядерных исследований при Университете Токио. .
10 марта, возможно, станет официальным днем рождения Циклотронного центра Словацкой Республики. В этот день председатель Управления по стандартизации, метрологии и испытаниям Словацкой Республики Д. Подгорски провел торжественную церемонию закладки первого камня основного корпуса центра.
Общеинститутский семинар, приуроченный к 49-й годовщине образования ОИЯИ, прошел при полном аншлаге. Интригующая тема научного доклада академика Валерия Анатольевича Рубакова (Институт ядерных исследований РАН): "Проблемы темной энергии и темной материи во Вселенной", – около двух часов держала аудиторию в состоянии напряженного внимания.
Фундаментальные и прикладные исследования, развитие высоких технологий, исследования в области медицины – результатам этой деятельности Научного центра прикладных исследований посвящена выставка, которая завершилась 25 апреля пресс-конференцией с демонстрацией разработок, выполненных учеными и специалистами центра в лабораториях Института.
Первого апреля в конференц-зале ЛВЭ состоялся очередной объединенный семинар двух лабораторий – ЛВЭ и ЛФЧ. Он был посвящен памяти выдающегося ученого ОИЯИ Герцена Исаевича Копылова. 27 марта исполнилось 80 лет со дня его рождения.
В корпусе 40 сектора бесфильмовых камер ЛВЭ под руководством профессора Ю.В.Заневского введена в строй современная лаборатория по разработкам и созданию координатных детекторов..
23 мая в Лаборатории высоких энергий имени открылось международное совещание "Релятивистская физика: от сотен МэВ до ТэВ". Цель таких встреч – обсуждение новых теоретических идей и экспериментальных подходов, достижений в исследованиях по релятивистской ядерной физике как в ОИЯИ, так и в ЦЕРН, в Брукхейвене (США) и других научных центрах.
На 13-м Международном семинаре по взаимодействию нейтронов с ядрами (ISINN-13) специальная сессия была посвящена 90-летию со дня рождения основателя научной школы нейтронной физики Ф. Л. Шапиро.
Ураган, пронесшийся над Дубной, надолго запомнится всем горожанам. Руководство Института отметило грамотные и профессиональные действия сотрудников ОГЭ и начальника отдела В. И. Бойко, сменного персонала ИБР-2, оказавшегося на высоте в трудной ситуации, и главного инженера реактора А. В. Виноградова, координировавшего все действия персонала.
23 июля в ДМС ОИЯИ состоялась встреча сотрудников Института с академиком Евгением Максимовичем Примаковым, известным ученым и политиком, государственным деятелем.
Рабочее совещание по проекту Дубна-Грид прошло в Лаборатории информационных технологий 21 июля. Обсуждение создания глобальной вычислительной сети было посвящено 75-летию Н. Н. Говоруна, который, как отмечалось на открытии, "по праву считается одним из предтечей информационной революции".
18 августа в Лабораторию высоких энергий имени В. И. Векслера и А. М. Балдина пришло сообщение о присуждении престижной международной награды "Brightness Award" ("Яркость") сотрудникам лаборатории Д. Е. Донцу, Е. Д. Донцу, Е. Е. Донцу и В. В. Сальникову – за цикл работ под названием "Источник ионов высокой зарядности на основе электронной струны". Эта награда учреждена международным сообществом исследователей, занимающихся физикой и технологией получения ионов и ионными источниками, и присуждается один раз в два года на конкурсной основе за наиболее яркое достижение последних лет .
21 сентября с визитом в ОИЯИ побывала делегация Министерства энергетики (DOE) США. Гости посетили объекты Института, оснащенные в соответствии с меморандумом о сотрудничестве с американской стороной современными средствами физической защиты, учета и контроля радиоактивных веществ. В конференц-зале Лаборатории информационных технологий по случаю десятилетия сотрудничества встретились участники этой работы.
5 октября в Москве в "Президент-отеле" состоялось подписание Соглашения об ассоциированном членстве Южно-Африканской Республики в Объединенном институте ядерных исследований.
С 4 по 7 октября в Дубне работали III Международная конференция "Генетические последствия чрезвычайных радиационных ситуаций" и Семинар по космической радиобиологии "Перспективные проблемы космической радиобиологии применительно к длительным орбитальным и межпланетным пилотируемым полетам".
4–5 октября состоялась рабочее совещание сотрудничества БЕККЕРЕЛЬ по планам исследования процессов фрагментации релятивистских ядер на нуклотроне методом ядерных фотоэмульсий. Оно посвящено 90-летию со дня рождения профессора Константина Дмитриевича Толстова.
12 октября в соответствии с утвержденным планом-графиком в Лаборатории нейтронной физики имени И. М. Франка начат демонтаж установки ИБР-30.
19–20 октября в Лаборатории теоретической физики ОИЯИ прошло Международное рабочее совещание "Современные проблемы структуры атомных ядер", посвященное 80-летию выдающегося ученого профессора Вадима Георгиевича Соловьева.
28 ноября министр экономического развития и торговли Герман Греф подвел итоги заседания конкурсной комиссии и объявил результаты конкурса. Статус особой экономической зоны технико-внедренческого типа получили Москва (Зеленоград), Дубна, Санкт-Петербург и Томск..
30 ноября в Дубне состоялась презентация, посвященная открытию волоконно-оптического канала передачи данных между Москвой и Дубной пропускной способностью 2,5 Гигабит в секунду.
Первый шаг к объединению усилий
Рассказывают участники круглого стола "Поиск смешанной фазы сильновзаимодействующей материи на нуклотроне ОИЯИ"
А. Сорин, заместитель директора Лаборатории теоретической физики имени Н. Н. Боголюбова ОИЯИ: Для создания соответствующей программы теоретических и экспериментальных исследований в апреле 2005 года в ОИЯИ возникла неформальная инициативная рабочая группа из теоретиков и экспериментаторов под общим руководством А. Н. Сисакяна, первые результаты работы которой появились совсем недавно. Здесь справедливо отметить, что более глубокое понимание проблемы сформировалось также и в результате обсуждений с рядом ведущих мировых экспертов в этой области, таких как профессора Х. Гутброд и Х. Затц (Германия), Г. М. Зиновьев (Украина), Т. Хатсуда (Япония) и Х. Штробель (Германия). С целью более детального обсуждения всего круга возникающих вопросов с 7 по 9 июля в ОИЯИ проходила встреча экспертов в формате круглого стола (более подробную информацию об этом можно найти на http://thsun1.jinr.ru/meetings/2005/roundtable/), в работе которой могли принять участие и все желающие сотрудники ОИЯИ, интересующиеся этой областью. Сейчас ведется работа над Меморандумом круглого стола, чтобы затем подготовить предложения для осенней сессии программно-консультативного комитета по физике частиц ОИЯИ по созданию нового проекта в области физики тяжелых ионов. Основная работа еще впереди!
Профессор Т. Кунихира, Юкава Институт теоретической физики, Киото, Япония: Тема круглого стола совпадает с направленностью тех исследований, которыми я занимаюсь уже много лет, – изучением кирального фазового перехода в плотной ядерной материи. Они связаны с изменением свойств адронов, особенно сигма-мезона. Мой доклад на этом заседании был принят с интересом, было много вопросов и обсуждений. Узнал много нового о ядро-ядерных соударениях, особенно в области энергий, достижимых на нуклотроне. Эта область, действительно, представляет для нас особый интерес. Я чрезвычайно благодарен организаторам круглого стола за хороший прием, но у меня есть одно критическое замечание. Среди участников нашей встречи преобладали ученые среднего и старшего поколений, и я надеюсь, что в будущем к обсуждению этих, безусловно, горячих тем современной физики будет привлечено больше молодежи.
Профессор М. И. Горенштейн, Институт теоретической физики имени Н.Н.Боголюбова, Киев: С научной точки зрения мы питаем интерес к ядро-ядерным соударениям по многим причинам. И не только физики на постсоветском пространстве, но и европейские, и американские физические центры активно включились в эти исследования. Уже накоплено много данных при определенных энергиях, и сегодня дубненский нуклотрон занимает особую, я бы сказал, уникальную нишу в этом научном направлении и способен привлечь многих исследователей. В нашем институте в Киеве этой проблемой занимается группа физиков-теоретиков. В сотрудничестве с российскими научными центрами и Дубной был определенный перерыв, но ученые по-прежнему тяготеют к совместной работе, особенно по таким темам, которые обсуждались в эти июльские дни в Дубне. В Дубну всегда приятно возвращаться, потому что здесь сохранили тот дух, ту атмосферу, в которой прошла наша молодость. Мы с Мареком Газдзицким гуляли по тенистым аллеям вокруг Лаборатории теоретической физики, по улицам города и вспоминали те годы, которые здесь прошли. И я очень рад, что все возвращается на круги своя.
Профессор А. Б. Курепин, Институт ядерных исследований РАН: Наиболее активно наше сотрудничество с коллегами в Лаборатории высоких энергий развивалось в начале 80-х годов, когда на пучках синхрофазотрона экспонировались несколько установок нашего института. Сегодня очень важно продолжать работы на нуклотроне – уникальном ускорителе, который позволяет осуществлять разные режимы ускорения и быстро менять энергию ускоренных ядер в течение одного сеанса. В работах на обсуждаемом направлении участвует много экспериментаторов, и сегодня мне кажется особенно важным привлекать больше физиков-теоретиков. Поэтому расширение сотрудничества с Дубной и Киевом очень актуально. Кроме того, на совещании высказывались конкретные предложения по объединению усилий разных научных центров на этом направлении, привлечению финансовых средств различных научных фондов, обмену дорогостоящими детекторами.
Профессор М. Гадзицки, Институт ядерной физики Франкфуртского университета–ЦЕРН–Swietokrzyska Academy, Кельце, Польша: С большим удовольствием участвовал я в этом совещании, потому что увидел в таком объединении наших усилий большие возможности. Действительно, согласен с профессором Курепиным, что накопление большого количества экспериментальных данных требует активного привлечения к совместным исследованиям физиков-теоретиков. А для создания полной картины изучаемых явлений необходима постановка новых экспериментов на разных ускорителях в Дубне, ЦЕРН, Брукхейвене по единой программе, которую должно выработать наше сообщество. Я очень благодарен профессору А. Н. Сисакяну и профессору А. С. Сорину, которые организовали этот круглый стол и инициировали наши общие шаги к восстановлению прежних научных контактов и созданию новой коллаборации физиков, чтобы получать самую актуальную информацию по ядро-ядерным соударениям.
Профессор А. Н. Сисакян, вице-директор ОИЯИ: Такой формат совещания, как свободное обсуждение проблем изучения свойств горячей и плотной материи, выбран нами неслучайно. Мы поставили перед собой задачу вписать наиболее актуальные исследования, проводимые на нуклотроне, в общую программу, осуществляемую в ведущих научных центрах мира. В результате такого объединения усилий появится возможность существенного обновления экспериментального комплекса нуклотрона, создания новых специализированных установок для решения общих научных проблем. Многие из участников круглого стола с интересом узнали из обстоятельных докладов, представленных Лабораторией высоких энергий, о возможностях ускорительного комплекса, созданного на базе нуклотрона. Представляется также важным достигнутое в ходе круглого стола понимание необходимости активного участия в этих исследованиях физиков-теоретиков. Подводя итоги, можно сказать, что сделан пока только первый шаг, на наше предложение откликнулись представители ведущих научных центров мира, и проведенный в Дубне круглый стол показал важность объединения усилий в изучении проблемы существования смешанной фазы сильновзаимодействующей материи.
Профессор Александр Григорьевич Ольшевский
Дубна сильна яркими людьми
Я часто видел, что процесс реализации научной идеи существенно зависит от настойчивости и целеустремленности людей, эту идею продвигающих. Поэтому целеустремленность в физике, как и в жизни вообще, является одним из ключевых жизненных качеств.
Исполнилось 50 лет директору Лаборатории ядерных проблем имени В. П. Джелепова Александру Григорьевичу Ольшевскому. Его научная биография тесно связана с Объединенным институтом. В 1979 году он окончил Московский университет и поступил на работу в ЛЯП ОИЯИ на должность стажера-исследователя. Руководил работами ОИЯИ в эксперименте СИГМА-АЯКС в Серпухове, эксперименте ДЕЛФИ в ЦЕРН, с 1997 по 2003 годы – руководитель группы сотрудников ОИЯИ в ЦЕРН, с 2003-го – директор Лаборатории ядерных проблем. В 1988 году защитил кандидатскую диссертацию, в 2002-м – докторскую. Научная специализация: физика элементарных частиц, методика физического эксперимента, физика нейтрино.
Как к вам пришло решение стать физиком?
У меня такое чувство, что физиком я хотел быть всегда. Причем особенно привлекала именно ядерная физика. Кажется, возникло это желание после чтения популярной книги "Радиационные пояса Земли", которая мне попалась классе в 7-8-м. Средняя школа, которую я закончил в городе Орджоникидзе (сейчас Владикавказ), была языковая, так называемая английская, и я одинаково хорошо учился по всем предметам. Но повторяю, проблемы выбора не было, больше привлекали точные науки и, среди них, именно физика. Это связано и со школьным учителем, звали ее Даргинат Владимировна, и была она преподавателем, безусловно увлеченным своим предметом. Так что после школы я сразу пошел на физический факультет университета в Орджоникидзе. Дальше была учеба, перевод на 3-й курс в МГУ и выбор кафедры физики элементарных частиц, которая, как известно, базируется в Дубне.
Чем запомнилась первая встреча с Дубной, с Институтом?
На предварительных экскурсиях в Дубне я не был, поэтому впервые приехал уже на два года в середине 4-го курса. Этот момент хорошо запомнился - я с успехом пропустил ожидавший нас в МГУ автобус и прибыл сам на последней электричке. Общежитие МГУ мне сразу показал первый (и единственный) встречный, а там меня после коротких объяснений сразу приняли и помогли устроиться.
На следующий день утром была встреча с заведующим кафедрой Бруно Максимовичем Понтекорво, и начался "забег по лабораториям" по выбору шефов. Как я теперь понимаю, в таком возрасте сделать осознанный выбор исходя из научных ценностей вряд ли вообще возможно, так что мой выбор был скорее просто интуитивным, и я благодарен судьбе, что в этом важном деле интуиция не подвела.
Кому из ваших коллег и учителей вы особенно благодарны?
Практику я проходил и написал диплом под руководством Г. В. Мицельмахера в коллективе С. М. Коренченко, который занимался исследованием редких распадов и входил в состав отдела Б. М. Понтекорво. Этому коллективу я сейчас особенно благодарен – там было много прекрасных, разносторонних специалистов, увлеченных своим делом людей, общение с которыми доставляло истинное удовольствие. Конечно, лестно было бы назвать Бруно Максимовича своим учителем, но, искренне говоря, я не могу похвастаться частым общением с ним. Одно могу сказать твердо: те моменты, когда это все-таки случалось, произвели на меня сильное впечатление.
Дипломная работа у меня была из двух частей: с Г. В. Мицельмахером – расчетная, по расширению физической программы эксперимента АРЕС, и с Н. А. Кучинским по электронике. В этом я тоже теперь вижу особый плюс и хочу порекомендовать молодежи пробовать себя в разных областях. Фактическую работу, необходимую для диплома я, кстати, выполнил довольно быстро, где-то к середине 5-го курса, а последний год, до защиты дипломной работы, вместе с Г. В. Мицельмахером и теоретиками В. Н. Первушиным и А. С. Гальпериным работал над предложением эксперимента в Серпухове. Этот эксперимент был выполнен совместно с коллективом СИГМА из ИФВЭ, и для меня это был бесценный опыт общения с Ю. М. Антиповым, С. П. Денисовым и многими другими. С этого начался примерно десятилетний период нашей совместной с этой группой работы на ускорителе ИФВЭ по тематике физики адронов.
В 1990 году я в первый раз приехал работать в ЦЕРН в эксперимент ДЕЛФИ. С научной точки зрения этот период занятия физикой Стандартной модели был очень насыщенный и плодотворный. Он также богат на имена людей, с которыми было интересно общаться с научной и человеческой точки зрения. Это и институтские коллеги, например Д. Ю. Бардин, и западные…
Вы знаете, отвечая на ваш вопрос об учителях, я ловлю себя на мысли, что начать с кого-то можно, а закончить не получается. Но, может быть, это и хорошо.
Встречались ли вам непреодолимые задачи?
Я не могу похвастаться выполнением всех задач, которые возникали у меня в разное время. Часть из них теряла актуальность, часть была отложена из-за приоритетов, до некоторых, вообще, руки не дошли. Наверное, среди них были и непреодолимые принципиально, но у меня не осталось чувства, что было что-то важное, что я очень хотел сделать, но не смог.
Какие качества, по вашему мнению, следует в первую очередь воспитывать в себе молодому человеку, выбравшему сегодня физику делом своей жизни?
Я уже советовал стараться быть разносторонним, кругозор в физике от теории до методики, на мой взгляд, это наиболее интересно и перспективно. Другой совет, на первый взгляд, противоречит первому, но только на первый взгляд. Воспитывая в себе универсальность, никогда не следует забывать о главном и именно для этого главного все и надо делать. И последнее, – я часто видел, что процесс реализации научной идеи существенно зависит от настойчивости и целеустремленности людей, эту идею продвигающих. Поэтому целеустремленность в физике, как и в жизни вообще, является одним из ключевых жизненных качеств.
Два года назад, вскоре после выборов на должность директора ЛЯП, вы назвали в вашем интервью эту работу "новой интересной задачей". Она по-прежнему остается новой и интересной?
Безусловно, да. У меня такое чувство, что эта работа из тех, что будет новой и интересной всегда. Слишком широк спектр лабораторных дел, точно – не соскучишься.
Существует ли, на ваш взгляд, в науке проблема отцов и детей? И сколько в вашей лаборатории молодежи занято на руководящих должностях?
Не знаю, я бы на этот счет не обобщал. Наверное, где-то это большая проблема, где-то не очень. В целом в Институте молодежи все-таки много, и нельзя сказать, что ей не поручают важных дел и не дают себя проявить. Получилось это, конечно, не само собой. В Институте давно заботятся о кадровом вопросе, отсюда и УНЦ, и новые кафедры. Такой подход в полной мере справедлив и в нашей лаборатории. Мне это особенно хорошо знакомо еще и потому, что я заместитель заведующего кафедрой физики элементарных частиц МГУ (заведующий кафедрой В. Г. Кадышевский) – той самой, которую сам закончил в 1979 году. У нас довольно стабильный набор хороших ребят, кроме того, мы переводим и принимаем на практику, а потом и на работу, выпускников других вузов. Для меня, например, это исключительно интересное дело. Банально вспоминать, что для того, чтобы понять самому – надо постараться кому-то объяснить, но это так. Общение со студентами мобилизует как ничто другое. Если же говорить о руководящих должностях, то и здесь, думаю, дело не так плохо. У нас есть начальники секторов в возрасте от 30 до 40 лет, начальники отделов от 40 до 50. Это не так плохо.
Вы несколько лет работали в ЦЕРН, возглавляли группу сотрудников нашего Института. В чем, по-вашему, ОИЯИ уступает ЦЕРН, а в чем наше преимущество?
Это слишком многоплановый вопрос. Было бы тривиально говорить о финансовых возможностях, да вы ведь и сами не об этом спрашиваете. Мне кажется, что Дубна сильна своими людьми. Безусловным плюсом также является разносторонность научной программы, потенциально это большое преимущество – на стыке областей науки, разных методик, технологий будет возникать наиболее интересное и перспективное. Но это пока одновременно и недостаток, разумно распорядиться нашими преимуществами можно только при наличии взвешенной политики и баланса направлений и интересов. ЦЕРН, в этом смысле, более направленный и понятный, в нем больше чувствуется подчинение единому интересу и это часто хорошо, но иногда не очень. Как всегда – диалектика. Но представьте себе, сколько тогда нам сулит сотрудничество ОИЯИ–ЦЕРН, где можно использовать преимущества обоих институтов!
Какой из эпизодов в вашем сотрудничестве с ЦЕРН представляется сегодня наиболее значительным?
Вообще-то было много чего интересного: создание аппаратуры, сеансы набора данных, анализ результатов, их обсуждение, доклады на конференциях... Но все же наиболее значительной мне представляется работа в группе по объединению результатов экспериментов, которая была создана в ЦЕРН в 1991 году. Сейчас ее бы назвали "2 x 4 + 1", то есть, в нее вошли по два представителя от каждого из четырех экспериментов на ЛЭП (в том числе и я от ДЕЛФИ) под председательством Джека Штейнбергера. Сейчас многое из того, что было сделано в этой группе, выглядит очевидным, но это был исключительно успешный опыт мета-коллаборации – взаимодействия больших экспериментов друг с другом на уровне деталей, которые, как правило, не выносятся за рамки самого эксперимента. Впоследствии группа существенно расширилась, и по тематике и по составу, без ссылки на ее результаты сейчас не обходится ни одна большая конференция.
Кого из ваших коллег-партнеров в ЦЕРН вы можете назвать своим другом? Или, может быть, учителем, наставником?
За время работы в ЦЕРН удалось поработать с очень многими физиками, инженерами, техниками. Со многими из них я и сейчас поддерживаю контакты, всегда приятно встречаться, или просто слышать, как у них идут дела. Но наибольшее впечатление осталось от совместной работы с Уго Амальди. На меня произвели очень большое впечатление его эрудиция, работоспособность, умение выделять главное и целеустремленно этим заниматься, и, особенно, глубочайшее чувство такта в общении с людьми. Я не претендую на звание его ученика, но, увидев все это, мне многому захотелось у него научиться.
Как вы оцениваете перспективы сотрудничества в связи с подготовкой к пуску LHC?
На сегодняшний день LHC – основной проект физики высоких энергий в мире. ЦЕРН полностью сконцентрировал свои ресурсы на его реализации. Не участвовать в LHC означало бы отказаться от стратегического партнерства в этой области. То есть, научные перспективы достаточно очевидны. С другой стороны, в ходе подготовки к пуску ускорителя и экспериментов LHC в наших отношениях с ЦЕРН появилось много нового. В частности, мне кажется, что ЦЕРН более четко осознал международность нашего Института и его богатые возможности по координации действий стран-участниц. Да и в самих странах роль Дубны, в связи с таким масштабным участием в LHC, приобрела новое звучание. И этот процесс, безусловно, будет продолжаться и дальше.
Какие "ноу-хау" или особенности организации научно-исследовательской деятельности Дубна могла бы, на Ваш взгляд, позаимствовать у Женевы?
Вряд ли речь может идти о прямом переносе "ноу-хау", ЦЕРН и наш Институт развиваются в разных условиях. Но взаимное влияние есть и будет. Работа над перспективными планами, экспертиза проектов, состав и функции программных комитетов, Ученого совета – все это в нашем Институте вполне на мировом уровне и будет развиваться дальше.
Юрий Константинович Недачин
"В наших новых разработках ученые играют решающую роль"
В Толковом словаре Даля слово "аспект" имеет только одно значение, помеченное как астрономический термин: "положение луны или планеты в отношении к солнцу или к другим планетам". Стало быть, современное толкование (по Ожегову: взгляд, точка зрения на что-нибудь) представляет эволюцию понятия в сторону его расширительного значения. Удивительно, но столь же ощутимая эволюция произошла с предприятием "Аспект", образованным в июле 1991 года, но за несравненно более короткие, чем в процессе словообразования, сроки. Это удивление легко рассеять, обратившись к стремительному прогрессу в технологиях неразрушающего контроля веществ, то есть в той области, которой "Аспект" и занимается.
В тесном сотрудничестве с учеными ОИЯИ работает Научно-производственный центр "Аспект", хорошо известный далеко за пределами Дубны. Наряду с аппаратурой для проведения фундаментальных исследований в области ядерной физики здесь выпускают комплексы радиационного контроля "Янтарь", которыми оснащены таможенные посты на границах многих государств.
Директора "Аспекта" Юрия Константиновича Недачина и общественность Дубны, и деловые круги знают хорошо. В прошлом первый секретарь горкома комсомола, потом организатор производства. В течение десяти лет – заместитель генерального директора завода "Тензор", выполнявшего в те годы крупные заказы по изготовлению электронных систем контроля и управления для атомных станций. Сегодня он возглавляет весьма успешное предприятие, которое вполне может стать одним из звеньев "инновационного пояса" вокруг Института и, одновременно, войти в структуры создающегося в городе технопарка. Этим кругом тем и определилось основное направление нашей беседы.
Вы как представитель подрастающего в России менеджмента, занятого в сфере высоких технологий, а конкретнее, использования методов и результатов ядерно-физических исследований в промышленности, наверное, наиболее отчетливо представляете себе пути, цели и средства, необходимые для развития этой сферы. Какими видятся аспекты этой проблемы руководителю "Аспекта"?
Бизнес, которым мы занимаемся, очень сложный. Со всех точек зрения – организации, подходов, методологии и так далее. Он требует определенных навыков, очень высокого профессионализма, хороших знаний. По сути дела, нам пришлось заново организовать небольшое приборостроительное производство. Маленький завод. Маленькую фирму. Со всеми вытекающими последствиями, например, полной организацией технологического цикла.
Это и очень затратный бизнес. Он требует больших средств, он требует времени, он требует очень серьезно подготовленных кадров. С этой точки зрения, Дубна идеальный вариант, именно в Дубне таким бизнесом и надо заниматься. Учитывая специфику города, учитывая высокий профессионализм людей, учитывая производственные возможности исторически сложившихся наукоемких предприятий, именно здесь и надо заниматься развитием высоких технологий.
Политика, которая сейчас проводится в Объединенном институте ядерных исследований и в городе с точки зрения создания инновационного пояса, очень правильная. Только таким образом мы сможем сохранить или сделать вновь Дубну привлекательной для молодежи, специалистов и инвесторов, таким путем сможем поддержать Дубну на тех научных высотах, которые она всегда занимала.
Для создания подобного бизнеса надо или иметь какой-то первоначальный большой капитал, или хорошие экономические, производственные связи. 15 лет назад капитала у нас не было никакого, а связи были, был авторитет, было некоторое уважение – по старой службе, по старой работе. Благодаря этому мы сразу получили довольно значительные контракты от Всесоюзного объединения "Изотоп" на создание новых приборов. К нашему счастью, мы эти контракты выполнили, приборы создали. Если бы прежняя экономическая система сохранилась, может быть, мы бы так и работали с "Изотопом"... Но наступила иная эпоха, в которую надо было вписаться. Надо было набирать обороты. Активно выходить на рынок, делать новые вещи, активно использовать западный опыт, работать с западными комплектующими. Мы все время шли на полголовы впереди наших партнеров. Постепенно стали обретать свой имидж, к нам чаще и чаще стали обращаться с заказами.
Стартовым этапом в нынешней жизни "Аспекта" стал выигранный нами тендер в Снежинске, который проводился в 1995 году среди 14 российских предприятий – крупных предприятий! – для создания аппаратуры таможенного контроля. Незадолго до этого в Германии обнаружили крупный радиоактивный источник, привезенный из России, разразился скандал, и Правительство РФ поручило Государственному таможенному комитету (ГТК) предпринять необходимые меры, чтобы обезопасить наши границы. В то время в ГТК России пришли компетентные специалисты, военные, получившие хорошее образование в этой области. Они к делу подошли очень грамотно – объявили тендер, поставили свои условия и начали отбирать претендентов. С учетом того, что мы предложили самую низкую цену и самые хорошие условия по сравнению с другими участниками – стоимость разработок в четыре раза меньше, чем у одного крупного института, и в три раза короче сроки, они выбрали нас. После чего небольшой коллектив упорно работал и создал эту аппаратуру. Она стала эксплуатироваться, мы ее усовершенствовали, потом был ряд международных испытаний – в Америке, в Австрии, трехгодичное испытание в МАГАТЭ. С известностью приходили заказы, мы получали признание. Сейчас мы достаточно известная фирма в этой области на рынке не только в России и СНГ, но и в мире. В той области, которой мы занимаемся.
И наш опыт, мне кажется, может быть полезен для подобных фирм в России, о которых мы говорим. Тех самых звеньев инновационного пояса, если речь идет об Институте.
А вы можете сказать, что этот ваш опыт – и организационный, и технологический – востребован в Дубне, в нашем любимом городе?
Вы знаете, пока я этого не ощущаю, может, он и не нужен, а может, другие фирмы развиваются более интересным путем. В городе опытом такого рода не обмениваются.
Ну а вы-то участвуете в работе городского НТС? Он как раз для этого и создан?
До таких серьезных проблем, как обмен опытом, информацией и так далее, НТС не дошел, потому что нет конкретных шагов по созданию инновационного пояса. А может, и необходимости пока такой нет. Вы знаете, есть хорошая поговорка: умный учится на ошибках других. Наверняка, есть фирмы, и достаточно успешные, но информации о них у меня нет.
Все зависит от того, какую функцию люди, стоящие в руководстве при создании технопарка, возьмут на себя. Если это руководство будет проводить крупную маркетинговую политику, то мы с удовольствием вписались бы в новую структуру и готовы вносить свою лепту. Ведь сегодня мы значительное количество заказов привлекаем в город и приносим немалое количество денег. Ведь кроме собственно коллектива "Аспекта" – 150 специалистов – над выполнением наших заказов работают сотрудники ОИЯИ. Наша маленькая фирма стоит в первой десятке городских предприятий по выплате налогов. Но кроме этого мы даем возможность и другим предприятиям в городе и России работать по нашим заказам. Это и ОАО "Тензор", и Институт с его Опытным производством и отделениями ОП в лабораториях, и частично ОАО ДМЗ имени Н. П. Федорова и так далее, а также шесть представительств в регионах России – от Дальнего Востока до Северо-запада. И мы эти контакты развиваем, и думаем, что без такого сотрудничества и нашим партнерам было бы сейчас довольно сложно. По моим оценкам, мы создаем в городе примерно 500-600 рабочих мест. Фонд зарплаты, который мы закладываем в эти договоры, достаточно высокий. А заказы мы на 85 процентов получаем от западных стран, работаем с тремя департаментами в США – с Госдепартаментом, Министерством энергетики и Министерством обороны. И через них уже выходим на страны СНГ. Работаем через структуры США с Узбекистаном, Арменией, выходим на связи с Казахстаном. Из других партнеров наиболее успешно мы сотрудничаем с Австрией.
Давайте уточним: речь идет все о тех же таможенных системах контроля?
Это не просто система контроля – это огромный уже отработанный комплекс, который включает в себя не только детекторы, как многие думают, но и систему сбора и обработки информации, программное и сервисное обеспечение по сбору и передаче данных на терминалы заказчиков.
Сегодня мы выиграли тендер и занимаемся созданием аппаратного программного комплекса в масштабах России – от Владивостока до границы с Норвегией. Сейчас в нашей российской таможне строится очень серьезный информационный центр по поддержке этого направления, и мы также этим занимаемся.
Проект технопарка "Дубна – Система" в последнее время набирает обороты, недавно стало известно, что создана управляющая компания. Каким вам представляется его реальное развитие и что, грубо говоря, "вы будете с этого иметь"?
Все зависит от того, чем эта управляющая компания будет заниматься. Если новая структура будет приносить в город какие-то интересные заказы, разработки в той области, которая нам близка, – конечно, мы будем сотрудничать. А если войдем туда чисто формально со своими членскими взносами – то такое сотрудничество нам неинтересно. В Дубне можно достаточно быстро организовать несколько таких фирм по направлениям. Здесь очень много хороших и разных специалистов, которые умеют и хотят работать, и опытное производство здесь исторически сложилось мощное, но с точки зрения системообразующей нужен мощный маркетинговый центр, который мог бы, повторяю, выбирать и привлекать сюда заказы... Мне кажется, с этого надо начинать. Я думаю, что в Дубне сегодня достаточно пустующих площадей, которые можно будет приспособить под конкретные проекты. Важно привлечь заказы – тогда будут деньги, рабочие места и, в свой черед, настанет время для нового строительства.
Если коротко, это имидж, высокое качество работы и соотношение цена – качество. Порядочность. Стремление и умение сделать лучше других... Что-то подсказать заказчику. Помочь, объяснить, пойти навстречу... Сегодня американцам невыгодно привозить сюда свое оборудование, а выгодно покупать "аспектовское", потому что оно протестировано в Америке во всех видах, проведены испытания. Это их устраивает. Фирма наша все выполняет в срок и качественно, никогда не подводит заказчика, а это очень жесткие заказчики. Сказал – пятнадцатого, значит – умри но сделай к пятнадцатому. Пока нам это удавалось на 99,9 процента.
Вспомните, пожалуйста, ваши первые впечатления, навеянные взаимодействием с людьми науки – и организаторами научных исследований, и рядовыми учеными, чьи разработки стали основой продукции "Аспекта"... В чем вы видите пользу такого взаимодействия и для ученых и для производственников?
Для нас это крайне важно. Когда мы начинали, то использовали собственные наработки, но постепенно стали привлекать к дальнейшим разработкам ученых Института. А в наших новых проектах ученые играют решающую роль. Все делается постепенно. Сегодня мы занимаемся настолько сложными вещами, что без участия специалистов Института и шагу не можем сделать вперед. С ОИЯИ подписано соответствующее соглашение о совместной работе, о распределении средств – в случае успеха, подчеркну. Сейчас как никогда мы очень активно привлекаем сотрудников Института и будем привлекать и дальше.
При активном участии ученых ОИЯИ мы выполняем очередной заказ российских таможенников. Это очень серьезные и даже уникальные разработки – в мире таких серийных изделий реально не существует. Надеюсь, что в декабре-январе мы проведем пилотные испытания, а сейчас очень активно идет конструирование, испытываются отдельные элементы, и все это при непосредственном участии ученых и специалистов ОИЯИ... Этой темой мы занимаемся уже пять лет. Пришел с этой идеей Михаил Григорьевич Сапожников, заместитель директора Лаборатории физики частиц, вместе со своими коллегами. Дирекция Института предложила нам работать совместно. Мы нашли сначала небольшие средства, потом Институт активно подключился. Дальше уже появились более серьезные средства на эту работу, и сейчас уже по линии Института нашлись заказчики... Сейчас это совместная тема, но если бы мы не начали это делать, идея осталась бы нереализованной, на уровне утопии. А сегодня это может вырасти в прекрасный прибор, который будет служить на благо всем... Пока сложно сказать, будет ли это стопроцентный успех, но то, что из этого получится какая-то реальная польза, уже хорошо видно.
С точки зрения нашего взаимодействия с ОИЯИ мы расширяем диапазон наших возможностей. Сейчас очень активно стали работать с Лабораторией ядерных реакций имени Г. Н. Флерова. Научный руководитель этой лаборатории академик РАН Юрий Цолакович Оганесян нас привлекает к своим разработкам. Специалисты ЛЯР пришли к нам, посмотрели на наш производственный цикл, и им все очень понравилось, особенно понравилось, как мы делаем. У нас свой подход к созданию ядерно-физических приборов. Они сами могут делать, но когда увидели, как это делается у нас, справились о цене, – решили разместить заказ в "Аспекте". И мы сделали для них два прибора, для экспериментов во Франции. Это воплощение идеи, предопределившей создание "Аспекта", – создание наукоемких приборов, в том числе для научных исследований. И мы сегодня полностью выполнили свое предназначение с точки зрения устава предприятия. То есть создали в ОИЯИ дополнительное количество рабочих мест. И немало создали. Реально на наших заказах работают в Институте сотни людей. И мы производим установки для проведения научных исследований. И хотелось бы, чтобы этот сегмент нашей деятельности впредь расширялся.
Как развивается ваш проект экологического мониторинга?
По этому проекту у нас исторически сложился серьезный задел. Мы как бы строили кубики: один, второй, третий... Сегодня из таких кубиков уже выстроилась система. И такую систему мы достаточно успешно поставили на вновь строящейся китайской атомной станции. У нас даже не было необходимости там присутствовать, потому что та организация, которая заказала эту систему, – проектный институт – сама установила ее и запустила без нашего участия. Лишь один специалист от нас съездил и аттестовал ее.
В Санкт-Петербурге на водозаборе мы сделали систему контроля питьевой воды. Для всего города. Она тоже успешно работает. В Австрии работают системы на предприятиях по переработке отходов. И сейчас видим, что получается из всех этих "кубиков" система экологического радиационного контроля. Мы ее хотели полностью опробовать в Дубне, но потом получилось, что вся наукоградская программа, с точки зрения финансирования подобных проектов, "умерла". Изменились государственные подходы или еще что-то, но денег нет. Но мы решили это дело не бросать. Решили завершить систему на свои средства и все-таки здесь установить. Чтобы использовать в качестве пилотного проекта и демонстрационного образца для потенциальных заказчиков.
В том, что такие системы необходимы вокруг городов с особо опасными объектами, сомнений нет. Совсем недавно на юге страны был шум по телевидению, а люди не знали, что случилось на атомной станции, скупили все запасы йода и других препаратов и все это беспорядочно принимали на всякий случай, при полном отсутствии информации. А было бы в городе информационное табло, показывающее радиационную обстановку, никто бы и не дергался.
У российских политиков, государственных деятелей высшего ранга стало образцом хорошего тона говорить об инновационной политике как основе экономического роста. А вы как практик под каким углом зрения смотрите на реальное воплощение этой политики?
Говорят-то правильно. Но мне сложно судить о том, что делается в этой области. Если взять Государственный таможенный комитет, с которым мы работаем, то эти слова выполняются. Они нам дают деньги на разработки. Наверное, другие ведомства работают с другими институтами, но к чести наших смежников – у них очень хорошо поставлен контроль. Они очень ответственно работают, очень жестко контролируют исполнение заказов и своих финансовых обязательств. Если бы было везде так, наверное, в стране постепенно возродился бы порядок. За "государевы деньги" нужно спрашивать очень строго. Боюсь, что сегодня этого не происходит. А без этого высокопарные слова останутся только словами. А сами фирмы еще настолько слабы, слаба их материальная база, что вкладывать серьезные деньги в серьезные разработки без помощи государства они пока не могут. Я имею в виду отрасль, которую мы обсуждаем. Фирма должна просуществовать довольно долго, чтобы создать материальную базу, запас средств, оборудования. Возьмите крупные западные корпорации – они уже сколько лет работают на рынке. И действительно, вкладываются по-крупному. Я сомневаюсь, что сегодня в нашей стране крупный бизнес будет вкладывать деньги в проекты, которые не обещают быстрой отдачи. Эти долгосрочные программы мало кого волнуют.
Мы занимаемся реальными вещами. Проблемы здесь есть. Но думаю, что со временем все образуется. На своем уровне я вижу, что надо серьезные деньги вкладывать в оборону, в энергетику, в добывающую промышленность. И постепенно на базе этого развивать перерабатывающие производства.
Я много езжу по стране по должности своей. Вот, был в недавно в Петербурге, в морскому порту. Лежат горы леса и металлолома! То есть, из России вывозят лес и металлолом. И вы даже не представляете, в каких количествах! Это невозможно представить. Все порты просто завалены. Не оборудование вывозится, а лес и металл. Насчет нефти и газа и так понятно. Это же национальное достояние! Почему мы уже столько лет только вывозим бревна, а не дома, строительные конструкции? Почему наши естественные монополии не займутся созданием перерабатывающих производств? Ну, Минатом атомные станции экспортирует, Минвооружения продукцию своих предприятий. Другого-то ничего не делается, и это обидно.
Как проявляется корпоративный дух вашей фирмы?
Жизнь все постепенно расставляет по своим местам. Когда мы создавали первую систему, то люди работали день и ночь, с большим энтузиазмом. Когда мы входили в рыночные отношения, приходилось очень много выкладываться. Коллектив был небольшой. Постепенно приходили новые люди, и они начинали как бы впитывать этот дух, это отношение к делу. Сейчас есть отдельные службы, которые работают очень напряженно. Некоторые уже в нормальном режиме. Но есть нацеленность на главную задачу. На главное дело. Когда это необходимо, мы создаем временные творческие коллективы, привлекаем людей из других служб. Переставляем специалистов. Мы даже ремонт здания, которое когда-то занимал отдел контрольно-измерительных приборов Института и которое сейчас "Аспект" арендует, выполнили своими силами. Вы же видите?
Так вот, это прекрасное здание тоже отремонтировано силами "Аспекта". То есть мы привлекли наших же ребят, которые во время перестройки и безденежья подрабатывали ремонтом… Такие люди нашлись. Мы их попросили, они временно оставили свои рабочие места и занялись ремонтом здания "Аспекта". Это очень выгодно – во-первых, они не пришлые, а местные, им здесь работать. Если что-то отвалится, им же скажут: слушай, ты что тут налепил-то? Ну и, каков результат? Хорошо получилось?
Не то слово! Я хорошо помню этот дом со времен КИПа, он напоминал многие здания на наших площадках, постепенно приходящие в запустение, потому что никаких денег не хватает на поддержание огромной инфраструктуры Института.
Вот, поэтому мы даже такие методы применяем. Так же при проведении строительных работ, пуско-наладочных. Передвигаем инженеров, если надо. Передвигаем рабочих с участка на участок. И это тоже дух корпоративности. Ведь это не только и не столько участие в вечеринках... А люди у нас все умеют делать на очень хорошем уровне. Коллективизм во всем проявляется. Но такой дух – это положительная черта малых коллективов.
От ваших коллег я слышал, что вы человек азартный и рискованный. Как эти качества совмещаются с руководством компанией?
Может быть, они еще недостаточно хорошо разобрались в моем характере. Я очень осторожный человек. Если бы был азартен и неосторожен, наверное, фирме пришлось бы очень тяжело. Риск, конечно, благородное дело. Но, прежде чем рисковать, я все-таки очень тщательно все обдумываю. Я же Рак по Зодиаку... Поэтому сказать, что я чем-то рискую и сломя голову могу куда-то понестись... Я очень уважительно отношусь к людям, с которыми работаю, всегда стараюсь оценить их потенциальные возможности, прежде чем поручить какое-то дело. Риска бывает не так уж много. Думаю, чаще это системный и продуманный подход. Мы с коллегами часто расходимся во мнениях, и бывает что я в силу своего положения, будучи избран акционерами и отвечая за деятельность фирмы, какие-то вопросы "продавливаю", если считаю, что моя позиция сильнее. Или отхожу в сторону...
Вы создали свои филиалы по всей стране, и я сам стал свидетелем на праздновании юбилея вашей фирмы, каким искренним чувством были проникнуты выступления коллег, представлявших филиалы "Аспекта", действующие в крупнейших регионах России. Как вам это удалось?
Без своих филиалов наша фирма существовать не может. Я все-таки довольно долго проработал в системе Минатома, и мне еще тогда понравилась организационная структура фирмы "Изотоп" с ее филиалами. И сегодня филиалы – это неотделимая, неотъемлемая часть "Аспекта". Наша аппаратура работает на Дальнем Востоке, на Урале... Огромные расстояния! В общем, филиалам отводится огромная роль. Они делают имидж нашей фирмы. Во-первых, занимаются маркетингом, во-вторых, пуско-наладочными работами, строительством, гарантийным и послегарантийным обслуживанием, поддержанием аппаратуры, техническим обслуживанием, сбором и обработкой информации. Взаимодействуют с местными органами власти, предприятиями. Без этого нельзя! Можно было построить эти филиалы совершенно по-другому. Можно было взять несколько специалистов, платить им зарплату. Но мы сделали самостоятельные фирмы, дали им возможность зарабатывать, хотя там 51 процент нашего уставного капитала, дали им финансовую независимость, скоординировали управление. Они работают успешно. Ведь наша аппаратура задействована на очень ответственных участках по обеспечению безопасности наших границ. Для этого и существует такой жесткий централизм в управлении.
Однажды в Петербурге на совещании у начальника Северо-западного таможенного управления обсуждался вопрос, чьи системы устанавливать на таможенных постах региона – "Аспекта" или петербургских организаций, которые активно лоббировали свои интересы. Решающим аргументом в пользу "Аспекта" были слова генерала таможенной службы: "Мы не можем допустить, чтобы граница была открыта!". Глубоко запали в меня эти слова...
Слово о друге
9 октября 2009 года Дубна прощалась с Юрием Константиновичем. Два часа непрерывный людской поток медленно вливался в траурный зал…
В эти скорбные минуты в памяти всплывали эпизоды нашего первого знакомства в кабинете первого секретаря горкома, наша работа над текстами – Юра был хорошим соавтором – из которых составлялась комсомольская летопись Дубны. Совсем не формальная и не протокольная. Вспоминались поездки молодежи в подшефный совхоз, в которых Юра был заводилой и душой компании. Потом – встречи на ученых советах ОИЯИ, где к его авторитетному мнению в делах научно-производственных неизменно и внимательно прислушивались… Юбилей «Аспекта» – совсем не дежурные речи и панегирики: слова опирались на дело, которым он сумел сплотить своих коллег и в Дубне, и в многочисленных филиалах «Аспекта», разбросанных по всей Руси великой. Да, он без патетики и лишних слов верил в это величие. Сохранял в себе и воспитывал в коллегах тот дух, которым отмечены лучшие из его поколения… После прощания и траурной тризны мы с Николаем Захаровым, Володей Бутцевым и Валерой Сардаком – тремя первыми секретарями Дубненского горкома комсомола, зашли в редакцию, и я подписал им свои книги, которые вышли в свет благодаря Юриной помощи. Его помощь простиралась на многих людей и многие хорошие дела. Теперь осталась благодарная память. В том числе и на этих страницах. А «Аспект»? Очень надеются и в Дубне и далеко за ее пределами, что той энергии действия, которую вложил в свое предприятие Юрий Недачин, вполне хватит, чтобы оно развивалось.
Чтобы встреча была не последней!
Студенты и научная молодежь – о своем будущем на финише Года физики
О чем мы думаем порой, когда на глазах у нас очки, а в душе осень?
О том, что на елочных лапах загораются свечи и вот-вот наступит новый год? О том, как под фонарями искрятся снежинки?
Удел избранных наукой (не избравших, заметьте, ее, а избранных ею) – не расставаться с мыслями о работе всю жизнь. Многие из них даже не заметили того, что уже завершается Международный год физики, связанный со столетием эпохального открытия Эйнштейна.
Вот такое неожиданное начало "нарисовалось", когда я перечитал фрагменты расшифрованной мною фонограммы, представляющей собой некие монологи и диалоги за бокалом пива в "научном кафе". Скорее заводилой, чем классической ведущей, стала Любовь Стрельникова – главный редактор журнала "Химия и жизнь", участниками – дубненские студенты ("физики и лирики") и их профессора. Изначальное настроение встречи создала проходившая в ДМС в эти дни выставка художников-графиков, посвященная Всемирному году физики, – "Все в мире относительно".
Все смешалось в этом "научном кафе": пространство и время, телепортация и путешествия во времени, множественные миры с различными константами, темная материя и темная энергия, свобода воли и квантовая механика... Строгие законы микромира, с одной стороны, и мистификации, а то и откровенные спекуляции, с другой. Постепенно разговорившись, участники встречи вполне квалифицированно высказывали свои мнения, и как-то не ощущалось заявленного ведущей деления на физиков-лириков. Кстати, последних оказалось всего трое, да и те студенты кафедры социологии.
– Я еще студент 2-го курса и как бы расту в университете, у меня складывается какая-то своя база знаний, которая мне позволяет существовать в этом моем мире. Чем хочу заниматься? В принципе еще не решил...
– А я бы хотел заниматься теорией струн, потому что это кандидат на окончательный закон, который описывает всю Вселенную...
– Я бы занялся машиной времени. Но мне кажется, пока нет достаточных знаний, чтобы этим заняться, но если бы появился какой-то прорыв, я, мне кажется, с удовольствием схватился бы за это... Вот, сейчас отучусь и потом уже выберу свою дорогу. Пока ориентируюсь на астрофизику, изучение космоса.
– Хью Эверетт в 1957 году защитил докторскую диссертацию, в которой изложил свою интерпретацию квантовой механики. Я бы хотел этим заняться, хотя математические основы еще не понимаю.
– Я еще толком не решил, но, наверное, стал бы заниматься все-таки экспериментальной физикой. Это в основном связано с нашим материальным миром, стоит изучать то, что мы видим, с чем мы взаимодействуем.
– Есть очень много интересных вопросов, но основная моя задача сейчас – учеба, есть старое выражение: чем больше узнаем, тем больше того, чего не знаем... Одна проблема – многого всего не успеешь за простую человеческую жизнь...
– Сейчас готовимся к тому, чтобы что-нибудь увидеть или не увидеть на коллайдере в ЦЕРН. С другой стороны, увидеть можно то, что ищешь, а куда смотреть – это вопрос к теоретикам. Они говорят, куда смотреть и что, в принципе, можно увидеть...
– Я занимаюсь ядерной физикой низких энергий, в частности, теорией реакций с тяжелыми ионами, и описываю, например, реакции с получением сверхтяжелых ядер...
– Я вычисляю радиационные поправки в процессах, связанных с нарушениями Стандартной модели.
–- А я занимаюсь исследованием космических лучей, природа которых нам неясна. Это проект "Нуклон" – детектор в космосе.
– Мы о чем говорим, о наших желаниях? Я немного постарше тех молодых людей, которые уже высказывались. В свое время, на втором-третьем курсе, у меня тоже были свои мечты. Перед отъездом из своего города, в далеком путешествии в Москву из Сибири... В то время было много публикаций в газетах о таких странных вещах, как телекинез, чтение мыслей на расстоянии, какие-то информационные поля, которые передаются от одного человека к другому... Мне хотелось понять, что это такое, на самом деле. Мне хотелось это измерить, в конце концов. Потому что, в принципе, все, что существует, может быть как-то объяснено. И я составил какую-то картину для себя, но неутешительную, неживучую. Но стал заниматься просто экспериментом. Теперь я делаю детекторы, детекторы для регистрации элементарных частиц... Если смотреть на науку в целом, сейчас как-то больше внимания требуют человек, науки о жизни. В противном случае будет лавинообразно нарастать количество безумных теорий, которые пытаются описать те слабые процессы, даже намеки на какие-то явления, на которых спекулируют люди, порой совершенно далекие от науки...
В этом месте в "презентационно-биографическую" часть не могла не вмешаться ведущая Любовь Стрельникова:
– Вопросы, связанные с телепортацией, телекинезом и прочими подобными явлениями возникали и будут возникать у людей. И если вы, физики, на них не будете давать ответы, найдутся тысячи людей, которые легко дадут любой ответ, и потом не удивляйтесь, что физика будет сидеть на задворках общественного сознания, потому что вы не хотите на эту тему рассуждать... Люди хотят это обсуждать. Говорите с народом-то! И давайте ответы.
– Нет, ответы даются, и по-моему вполне адекватные, обоснованные ответы. Может быть, проблема в том, что кто-то не хочет их понимать?
– А может быть, это так сложно, что не могут понять? Диалог необходим! Вот, давайте спросим у гуманитариев. На какие вопросы вы бы хотели от физиков получить ответы?..
– А если машина времени попадет к террористам?..
– Собственно говоря, у меня проблем и так хватает (смех в зале). Могу лишь добавить, что физики это тоже люди, значит, их интересуют те же вопросы, что и всех. И нас с вами... Человек по природе своей существо ищущее...
– ...Как измерить душу?...
– Не надо измерять душу, не пробуйте! – раздался негодующий возглас студентки-гуманитария. – Возможно, вас результаты не устроят. Мало ли, что вы там увидите? Вы сначала измерите, потом опишете, потом еще что-то. И может быть, вам не понравится она? Как вы с этим будете жить, если вам не нравится собственная душа?..
А потом в научном кафе выступили профессора и преподаватели А. Сорин, О. Теряев, А. Володько, В. Журавлев, поделился своим опытом общения с мэтрами науки Ю. Туманов, и напряженное внимание, так и хочется сказать, аудитории свидетельствовало о том, что научное кафе оставит свой след.
– Очень вдохновляющее общение, господа, – подвела итог встречи Л.Стрельникова. – Мы с вами сегодня провели такую легкую и неравноценную по соотношению сил репетицию в попытках построения некоего диалога. Лирики у нас в меньшинстве, физики в большинстве... И если мы с вами действительно хотим сообща разбираться в таком страшно сложном и, может быть, самом главном феномене, который называется человек, то усилия объединять нам неизбежно придется.
...И очень бы не хотелось, добавлю от себя, чтобы "научное кафе" так и осталось прецедентом, единственной попыткой перенести на нашу почву традицию московских встреч, проходящих по инициативе "Химии и жизни". Тем более, что подобные встречи в Дубне среднему поколению, облюбовавшему для своего молодежного клуба в 70-е кафе "Нейтрино" , были не в новинку. Так что оставим напоследок молодежи завет – не замыкаться в узко профессиональных рамках.
2006. Хроника событий
Первая рабочая неделя в этом году для группы сотрудников Лаборатории ядерных реакций началась 2 января. В помещениях, где размещена часть систем и оборудования ускорителя ДЦ-60 для Университета имени Л. Н. Гумилева в столице Казахстана Астане, завершался монтаж вакуумной камеры циклотрона, шли работы по сборке резонаторов и высокочастотной системы.
18 января в Москве состоялось торжественное подписание соглашений о создании шести особых экономических зон на территории Российской Федерации. Первым было подписано Соглашение о создании в городе Дубне Московской области зоны технико-внедренческого типа в области информационных и ядерно-физических технологий.
Торжественное заседание, посвященное 50-летию ОИЯИ, состоялось 24 января в Праге, в одном из древнейших университетов Европы – Карловом университете. В нем принял участие премьер-министр Чешской Республики Иржи Пароубек. Заседание открыл ректор университета профессор Иван Вильгельм, который осветил многолетнюю историю сотрудничества между ОИЯИ и Чехией (до 1993 года с Чехословакией). Премьер-министр Чехии отметил большую роль Дубны в становлении и развитии ядерной физики во всех странах-участницах Института, в том числе и в Чехии.
6 января состоялся визит в ОИЯИ делегации межуниверситетской исследовательской корпорации КЕК (Япония) во главе с Генеральным секретарем Дайджи Такеучи.
13–15 февраля в Претории (ЮАР) проходило первое заседание Координационного комитета по сотрудничеству ОИЯИ – ЮАР. Подписан протокол, в соответствии с которым определены программы совместных исследований и вклад ЮАР в бюджет ОИЯИ 2006 года.
26 февраля руководство Тверского государственного университета во главе с ректором профессором А. Н. Кудиновым побывало в ОИЯИ. Главная цель визита – подписание соглашения между ТвГУ и ОИЯИ об организации Лаборатории математического моделирования сложных ядерных систем и процессов.
На Международном салоне инноваций и инвестиций, проходившем в Москве с 7 по 10 февраля, разработка "Протонно-ионный терапевтический комплекс "Система АНТИГАНТРИ"", выполненная при участии Объединенного института ядерных исследований, отмечена Золотой медалью и специальными призами стран-участниц салона – Иордании и Эстонии.
21 марта состоялась встреча ректора МГУ академика В. А. Садовничего и директора ОИЯИ профессора А. Н. Сисакяна. Обсуждались вопросы сотрудничества в области образования, науки и инновационных программ. Ректор передал коллективу ОИЯИ сердечные поздравления с 50-летием образования ОИЯИ.
К юбилею Института в издательско-книготорговом центре "Академкнига" под общей редакцией В. Г. Кадышевского, А. Н. Сисакяна, Ц.Вылова вышла книга "Дубна. Остров стабильности: очерки по истории Объединенного института ядерных исследований (1956-2006 гг.).
Президент России Владимир Путин принял участие в работе Первого форума творческой и научной интеллигенции государств-участников СНГ и выступил с речью перед его участниками. Дубна научная и университетская была представлена директором ОИЯИ А. Н. Сисакяном и ректором университета президентом РАЕН О. Л. Кузнецовым.
Физики шутить умели и не разучились. Это было блестяще доказано труппой легендарной оперы "Архимед", давшей 22 апреля спектакль, посвященный 50-летию ОИЯИ.
11–12 мая в Москве проходили четвертые Марковские чтения, посвященные памяти выдающегося ученого академика Моисея Александровича Маркова. Открыл чтения директор Института ядерных исследований РАН академик В. А. Матвеев, с первым докладом "М. А. Марков и развитие физической программы на нуклотроне" выступил профессор А. Н. Сисакян.
Традиционная международная выставка "Наука сближает народы", посвященная 50-летию ОИЯИ, проводилась с 25 по 28 апреля во Дворце наций Женевского отделения ООН (Швейцария).
24 мая на общем собрании Академии наук в результате тайного голосования из 49 кандидатов на одно место был избран директор ОИЯИ А. Н.Сисакян.
14–15 июня в Дубне в ДМС состоялось совещание "Ускорители для медицины". В совещании приняли участие более 50 представителей всех регионов нашей страны. Принято Соглашение о намерениях в области лечения онкологических больных методами адронной терапии на основе ускорителей заряженных частиц с целью координации и объединения усилий для диагностики и лечения онкологических больных.
В Объединенном институте ядерных исследований находился с рабочим визитом Полномочный представитель правительства Польши в ОИЯИ А. Хрынкевич. Он вручил юбилейные медали "50 лет. Польша в ОИЯИ" группе сотрудников Института.
26 июня в ОИЯИ побывала группа специалистов из НАСА (США) и Государственного научного центра "Институт медико-биологических проблем РАН" (ИМБП) (Москва). Они познакомились с исследованиями, проводимыми в Лаборатории радиационной биологии ОИЯИ, с возможностями ускорительной базы Института.
Совет депутатов Дубны присвоил звание Почетного гражданина города академику РАН, почетному директору ЛТФ ОИЯИ Д. В. Ширкову.
3–4 июля в РНЦ "Курчатовский институт" проходило рабочее совещание "Россия – DESY. Источники синхротронного излучения нового поколения". Его участники оценили тенденции развития этого направления в Германии и России, а также возможности участия России в проекте рентгеновского лазера на свободных электронах, который сооружается в DESY.
Вторая международная конференция "Распределенные вычисления и Грид-технологии в науке и образовании" проходила в ЛИТ ОИЯИ с 26 по 30 июня.
Рочестерская конференция, проходившая с 26 июля по 2 августа в столице России и собравшая более тысячи физиков из многих стран мира, по мнениям многих ее организаторов и участников, стала ярким смотром самых современных результатов исследований в области физики частиц .
10 августа Объединенный институт ядерных исследований посетили представители финансового управления администрации Президента США и Министерства энергетики и посольства США по программам ядерной безопасности, осуществляемых Министерством энергетики США и его партнерами, в частности, Россией и ОИЯИ.
15 лет исполнилось научно-производственному центру "Аспект". Торжественное собрание, посвященное этому событию, прошло в ДК "Мир" 16 августа. Об этапах становления и направлениях деятельности предприятия рассказал его директор Ю. К. Недачин .
Указом Президента Российской Федерации от 18 июля орденом Дружбы награжден первый заместитель председателя Государственного комитета по науке и технологиям Республики Белоруссия Владимир Иосифович Недилько. Указом Президента Российской Федерации от 8 августа орденом Дружбы награждены вице-директор ОИЯИ Цветан Димитров Вылов и старший научный сотрудник ОИЯИ Нгуен Мань Шат.
11 сентября в Национальной лаборатории Гран Сассо (Италия) состоялся торжественный семинар, посвященный запуску нейтринного пучка из ЦЕРН в Гран Сассо. В семинаре приняла участие делегация ОИЯИ во главе с директором А. Н. Сисакяном, который передал итальянским коллегам портрет Бруно Понтекорво – ученого, заложившего основы и предвосхитившего развитие физики нейтрино.
21 сентября в столице Казахстана Астане при Евразийском университете имени Л. Н. Гумилева открыт Междисциплинарный научно-исследовательский комплекс на базе циклотрона тяжелых ионов ДЦ-60, созданного в Объединенном институте ядерных исследований.
6 октября в Екатерининском зале Кремля Президент России В. В. Путин вручил государственные. В числе награжденных научный руководитель ОИЯИ академик Владимир Георгиевич Кадышевский, удостоенный ордена "За заслуги перед Отечеством" 4-й степени.
Визит в ОИЯИ делегации Министерства по науке и технике Южно-Африканской Республики продолжался с 14 по 18 октября и включал в себя знакомство южно-африканских ученых с основными направлениями деятельности ОИЯИ, в том числе и инновационными составляющими.
19 сентября в Министерстве образования и науки РФ группе ученых ОИЯИ вручены государственные награды. Орденом Дружбы награжден директор НЦеПИ В. Н. Самойлов, орденом Почета – главный инженер ЛНФ В. Д. Ананьев и ведущий научный сотрудник ЛЯР В. В. Волков. Медаль ордена "За заслуги перед Отечеством" I степени вручена директору ЛЯП А. Г. Ольшевскому. Медалью ордена "За заслуги перед Отечеством" II степени награждены В. И. Бойко (ОГЭ), В. В. Воронов (ЛТФ), Л. В. Едунов (ЛНФ), В. М. Жабицкий (ЛФЧ), В. В.Иванов (ЛИТ), М. Г. Иткис (ЛЯР), В. Д. Кекелидзе (ЛФЧ), А. И. Малахов (ЛВЭ), В. В. Мицын (ЛИТ), В. Г. Сазонов (ОП ЛЯП).
В последнюю неделю сентября в конференц-зале ЛТФ прошел очередной Балдинский семинар по проблемам физики высоких энергий, ставший уже 18-м по счету. Его проведение совпало с 80-летием со дня рождения академика Александра Михайловича Балдина.
С 5 по 8 октября Лаборатория нейтронной физики ОИЯИ проводила Международное совещание по малоугловому рассеянию, посвященное памяти Ю. М. Останевича – выдающегося ученого, внесшего большой вклад в развитие метода структурных исследований с помощью малоуглового рассеяния на импульсных источниках нейтронов.
29 августа исполнилось 80 лет Евгению Петровичу Жидкову, крупному российскому ученому математику, специалисту в области прикладной математики и математического моделирования. Научному творчеству юбиляра был посвящен семинар, состоявшийся 27 октября в Лаборатории информационных технологий ОИЯИ.
С 13 по 17 ноября в ОИЯИ с ознакомительным визитом побывала группа польских журналистов во главе с директором департамента Государственного агентства по атомной энергии, главным редактором журнала "Прогресс ядерной техники" Станиславом Лятеком.
6 декабря Объединенный институт посетила правительственная делегация Республики Сербия, возглавляемая заместителем министра науки и защиты окружающей среды И. Виденовичем..
19 декабря в Российской академии наук состоялась пресс-конференция, посвященная предстоящему III Международному симпозиуму "Проблемы биохимии, радиационной и космической биологии", посвященному 100-летию со дня рождения академика Н. М. Сисакяна.
29 декабря исполнилось 80 лет со дня рождения выдающегося физика, заслуженного деятеля науки РФ, профессора Алексея Алексеевича Тяпкина. В этот день состоялось открытие мемориальной доски, прошел круглый стол памяти А. А. Тяпкина.
Четыре дня, которые останутся в памяти
Итоги полувека ОИЯИ в оценках коллег и друзей
Празднование полувекового юбилея Института останется в памяти сотрудников ОИЯИ, многочисленных гостей, съехавшихся в Дубну из многих стран мира, прежде всего теплом человеческих встреч. Это чувство очень трогательно передал в своем телеобращении к участникам 100-й сессии Ученого совета профессор Честмир Шимане из Праги, который в 1956 году принимал участие в ставшей уже исторической первой сессии совета. Постараемся по возможности точно воссоздать то, что происходило на протяжении четырех дней.
24 марта, Дом международных совещаний. Рабочее заседание Комитета полномочных представителей.
- ...Я бы не сказал, что это была закрытая организация. У нас было столько гостей из-за границы!.. Я сегодня буду вручать медали, связанные с участием ученых Польши в работах Института в течение пятидесяти лет. И в дипломах записано, что наука укрепляет связь народов. Ученый – самый лучший посол своего народа, потому что мы с учеными всегда договоримся, тогда и правительства по-другому разные вещи обсуждают. Наука независима.
(Из интервью Полномочного представителя правительства Польши академика Анджея Хрынкевича телеканалу НТВ за несколько минут до начала заседания КПП).
– Когда я заканчивал среднюю школу, физики занимали первое место по популярности в рейтинге профессий у девушек нашего времени. Но я уже решил стать летчиком, хотя и сомневался и очень сильно жалел. Все мы воспитывались на фильмах "Девять дней одного года", "Все остается людям", "Иду на грозу"... Вы понимаете, что и ваша профессия, несмотря на сложное экономическое положение в странах СНГ, все равно выходит на лидирующие позиции. И я рад, что судьба снова привела меня к физикам, потому что мне придется участвовать в проекте, в котором будет задействован ракетно-космический комплекс в Казахстане совместно с Российской Федерацией, и будут прорабатываться вопросы создания ядерных электро-ракетных двигательных установок.
(Из выступления Талгата Мусабаева, летчика-космонавта, Героя Казахстана и Героя России, на заседании КПП).
Хотя нынешнее мартовское заседание КПП и было рабочим, атмосфера юбилея уже витала в воздухе. Фотопортреты выдающихся ученых из стран-участниц, стоявших у истоков института, украсили конференц-зал, многочисленные цветные фотографии на стендах, повествующие о сегодняшнем дне ОИЯИ, воссоздавали атмосферу рабочих будней большой науки. А без будней не бывает и праздников. И первыми словами председательствующего на заседании руководителя Федерального агентства по науке и инновациям РФ С. Н. Мазуренко были приветствия и поздравления коллективу ОИЯИ.
25 марта, Дом международных совещаний. Приветствия, поздравления, награды.
Полномочный представитель правительства Республики Беларусь В. И. Недилько, обращаясь к высокому собранию, подчеркнул: "Мы все собрались здесь, чтобы поздравить коллектив нашего Института", – и это интонационное выделение притяжательного местоимения неоднократно повторялось в зале: "Это наш институт, наш дом на берегу Волги".
Глава города Дубны В. Э. Прох образно сравнил Институт с сердцем, от биения которого зависит весь городской организм. Город дарит ОИЯИ большие уличные часы с боем и музыкой, которые украсят административное здание ОИЯИ. Почетный знак "За заслуги перед Дубной" вручен директору ОИЯИ А. Н. Сисакяну. Знаком губернатора Московской области "За полезное" отмечен профессор А. А. Кузнецов. Ю. С. Анисимову, И. Е. Леонович, В. В. Скитину, Ю. Н. Палилову вручены почетные грамоты Дубны. Всего же в эти юбилейные дни около девятисот сотрудников Института отмечены различными знаками отличия стран-участниц, города, области, университетов и научных центров, связанных с ОИЯИ многолетним сотрудничеством.
Тяжелую друзу с кристаллами аметиста и кварцевой жилой, символизирующую кристаллизацию знаний, вручил коллективу Института ректор университета "Дубна" профессор О. Л. Кузнецов. Почетное звание РАЕН "Рыцарь наук и искусств" решением президиума этой академии присвоено научному руководителю ОИЯИ академику В. Г. Кадышевскому.
Приветствуя юбиляров от имени руководителей градообразующих предприятий Дубны, генеральный директор ГосМКБ "Радуга" В. Н. Трусов подчеркнул, что ОИЯИ – это основа стабильности города: "Мы говорим: ОИЯИ, – подразумеваем: Дубна, мы говорим: Дубна, – подразумеваем: ОИЯИ". В дар от конструкторов авиационной и ракетной техники – демонстрационная установка, на которой 26 марта в ДК "Мир" был проиллюстрирован доклад директора Института.
Поздравительные адреса, цветы и подарки – от делегаций стран-участниц ОИЯИ. И хотя наука, как уже неоднократно звучало в этих стенах, – явление интернациональное, национальным колоритом стран-участниц были окрашены дары друзей и коллег – ковры из Азербайджана и Узбекистана, керамика, произведения искусства, из которых сложилась интернациональная художественная картинная галерея...
"Мы все были учеными в одной большой стране, но и сейчас, в своих национальных квартирах по-прежнему гордимся принадлежностью к ОИЯИ", – сказал президент Академии наук Азербайджана М. К. Керимов. Со словами приветствий и поздравлений в адрес дирекции и коллектива Института обратились главы делегаций стран-участниц ОИЯИ…
Ученым и специалистам ОИЯИ вручены на заседании государственные награды, знаки научного отличия, почетные грамоты научных организаций и университетов ряда стран-участниц.
С приветствиями к коллегам-юбилярам обратились проректор Московского государственного университета В. В. Белокуров, представительная делегация Федерального агентства по атомной энергии РФ.
26 марта, Дом культуры "Мир". Торжественное собрание.
В воскресенье, буквально в день и час образования Объединенного института, в Доме культуры "Мир" началось торжественное собрание сотрудников, ветеранов, делегаций из разных стран (и не только участниц), многочисленных почетных гостей, приехавших в Дубну на празднование юбилея.
"Золотой свадьбой Дубны с большой наукой" назвал эту знаменательную дату министр образования и науки Российской Федерации, председатель КПП Андрей Фурсенко. Наука, отметил он, определяется центрами совершенства, центрами превосходства – именно такой центр мы имеем в Дубне. И он позволяет ученым из разных стран гордиться тем, что они продолжают достигать потрясающих высот. Проинформировав о принятом странами-участницами решении об увеличении вложений в ОИЯИ, А. А. Фурсенко подчеркнул: "Это правильные вложения, правильные инвестиции – это инвестиции в будущее человечества".
Успешным международным проектом, осуществленным на дубненской земле, назвал создание Объединенного института его директор профессор Алексей Сисакян. Он отметил, что все другие объединения социалистических стран: СЭВ, Варшавский договор, – не выдержали испытания историей и распались. Объединенный институт ядерных исследований живет и развивается. Кратко охарактеризовав его деятельность за полвека и назвав имена выдающихся ученых – основателей ОИЯИ, А.Н.Сисакян завершил свой доклад на высокой ноте: "Мы имеем все основания с оптимизмом смотреть в будущее".
С поздравлениями к коллективу Объединенного института в юбилейные дни обратились Президент Российской Федерации Владимир Путин и председатель Правительства РФ Михаил Фрадков, главы других государств. Высокие оценки деятельности ОИЯИ как в науке, так и в укреплении мира и сотрудничества между народами звучали на протяжении всего праздничного дня.
Поздравление губернатора Московской области Б. В. Громова коллективу Института передал заместитель председателя областного правительства Петр Кацыв. В ответном слове А. Н. Сисакян поблагодарил губернатора за поддержку грантами исследований по синтезу новых трансурановых элементов и выразил надежду, что один из этих элементов, синтезированных в Дубне, получит название "Московий" – как уже назван "Дубнием" 105-й элемент таблицы Менделеева.
От имени коллег из "дальнего зарубежья" Объединенный институт приветствовали генеральный директор Европейской организации ядерных исследований (ЦЕРН) в Женеве Роберт Эймар и генеральный директор Института физики ядра и элементарных частиц (Национальный научный центр Франции) Мишель Спиро. ОИЯИ и ЦЕРН созданы с временной разницей всего в 18 месяцев, и все годы работают в тесном сотрудничестве, недаром общая выставка этих двух международных научных организаций, которая вот уже почти десять лет переезжает из страны в страну по всему миру, так и называется: "Наука, сближающая народы". Сотрудничество с французскими физиками началось с визита в Дубну Фредерика Жолио-Кюри и успешно развивается сегодня по многим направлениям совместных исследований.
В эти дни на знамени Объединенного института появился 5-й орден – орден Дружбы Социалистической Республики Вьетнам. А. Н. Сисакян и научный руководитель ОИЯИ академик В. Г. Кадышевский (он возглавлял Институт в самые трудные реформенные годы) награждены орденом "Полярная звезда" Республики Монголия.
Почетных наград Министерства образования и науки Российской Федерации, губернатора Московской области были удостоены ведущие ученые ОИЯИ из разных стран-участниц. Не остался без награды в этот день и сам Андрей Фурсенко: полномочный представитель правительства Польши в ОИЯИ Анджей Хрынкевич вручил российскому министру памятную медаль, выпущенную в Польше в честь 50-летнего участия этой страны в Объединенном институте ядерных исследований.
Ряд ученых ОИЯИ удостоен грантов Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) на проведение научных работ. "Вы были, есть и остаетесь интеллектуальной элитой нашего общества", – подчеркнул, обращаясь к физикам Дубны, президент совета РФФИ Владислав Хомич.
Свои подарки к юбилею родного Института приготовили творческие коллективы ДК "Мир" – лауреаты международных конкурсов детские балетные студии "Фантазия" и "Балет Дубны", камерный хор "Кредо". С особым чувством слушали участники собрания "Песню о Дубне" Леонида Якутина (стихи) и Игоря Ярового (музыка) в исполнении народного коллектива хора "Бельканто". А завершилось празднование юбилея большим концертом Ансамбля народного танца Игоря Моисеева и праздничным салютом.
Юбилейная сессия Ученого совета подвела итог полувека на своем, научном и международном уровне. Причем проходила она в режиме конференции. В ее повестку вошли как доклады о наиболее ярких научных достижениях интернационального коллектива ОИЯИ, так и обзоры сотрудничества Института с ведущими научными центрами мира, сделанные известными учеными, представлявшими эти центры. А одной из "изюминок" сотой сессии стало приветствие участника первой сессии Ученого совета, проходившей 23–26 сентября 1956 года. События и имена, принадлежащие тем временам, оживил в своих воспоминаниях и записал на DVD известный чешский ученый Честмир Шимане, профессор-эмеритус Политехнического института в Праге, работавший в первом составе Ученого совета до 1962 года, в 1973–1977 годах –- вице-директор ОИЯИ, в 1972–1989 годах – вновь член Ученого совета. С огромным интересом внимали участники сессии его рассказу .
27 марта, Дом международных совещаний, 100-я сессия Ученого совета.
Свой доклад "50 лет ОИЯИ" директор Института профессор А. Н. Сисакян построил как вступительную часть к последующим выступлениям членов Ученого совета и гостей сессии, выделив наиболее яркие вехи развития сотрудничества ОИЯИ как с научными центрами стран-участниц, так и с ЦЕРН, исследовательскими лабораториями и университетами США, ФРГ, Италии, ЮАР и других стран. Докладчик раскрыл смысл и цели создания вокруг Института "инновационного пояса", планы, связанные с присвоением Дубне статуса особой экономической зоны технико-внедренческого типа.
"…Это то, что мы получили к 50-летию ОИЯИ", – заключительные слова доклада научного руководителя Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова академика Ю. Ц. Оганесяна, озаглавленного кратко "Дубний-105", отнюдь не означают, что поставлена последняя экспериментальная точка… На графиках, отображающих цепочки распада новых элементов, отмечена "красная веха" - 50-летие ОИЯИ, а в коротком, но емком обзоре истории синтеза сверхтяжелых элементов, изложенной руководителем этих работ, главное – уже не сегодня, а завтра.
Сотрудничеству ЦЕРН – ОИЯИ посвятил свое выступление заместитель директора Европейской организации ядерных исследований по науке профессор Й.Энгелен. Эти профессиональные и человеческие контакты, которым посвящено немало как научных, так и популярных публикаций, имеют огромную историю, они начались еще до 70-х годов, когда были поставлены первые совместные эксперименты, с взаимных визитов ученых двух международных центров. За экспериментом NA4 по глубоконеупругому рассеянию нуклонов, NA48 последовали HARP, COMPASS, DIRAC, NA48-2 и 3... Сотрудничество породило множество новых контактов, в частности, с российскими научными центрами и предприятиями, которые активно включились в работу по подготовке к экспериментам на LHC. А ученые и специалисты Объединенного института сегодня незаменимы на ведущих участках этой работы, что убедительно продемонстрировали яркие иллюстрации к докладу, сделанные в ЦЕРН.
Академик В. Г. Кадышевский выступил на 100-й сессии Ученого совета в двух лицах: как научный руководитель Института он сделал доклад "Наука сближает народы", а как лауреат премии имени Н. Н. Боголюбова (вместе с профессором Ю. Вессом, Институт Макса Планка, Гейдельберг, ФРГ) – поделился воспоминаниями о своем учителе Н. Н. Боголюбове и изложил суть работы, удостоенной столь высокой оценки.
Участию ученых России в научной программе ОИЯИ посвятил свое выступление член-корреспондент РАН И. Н. Мешков. От первых ускорителей Дубны – синхроциклотрона и синхрофазотрона, создание которых неразрывно связано с именами И. В. Курчатова, В. П. Джелепова, М. Г. Мещерякова, В. И. Веслера, с участием крупнейших советских научных и проектно-конструкторских организаций, промышленных предприятий, – до современных базовых установок Института – эту поистине неисчерпаемую тему докладчик раскрыл на многочисленных примерах сотрудничества. Сегодня контакты Дубны с российскими партнерами в научно-исследовательской, инновационной и образовательной деятельности, как никогда, широки и многообразны.
Профессор Тим Холлман (Брукхейвен, США), хорошо известный в Дубне как председатель ПКК ОИЯИ по физике частиц, представил обзор совместных экспериментов в Брукхейвенской национальной лаборатории и Национальной ускорительной лаборатории имени Ферми. Он начал с тех времен, когда "физика интенсивно развивалась, а Дубна была молодой", когда ученые из ЛВЭ ставили первый эксперимент на ускорителе в Батавии, а американские физики постигали "терра инкогнита" на пучках тяжелых ионов в ЛЯР (на первой из иллюстраций доклада – В. Вилсон и Н. Н. Боголюбов)... Сегодня обоюдные интересы физиков Дубны и США зафиксированы в договорах о сотрудничестве между ОИЯИ и Министерством энергетики США – это и синтез сверхтяжелых элементов, и ускорительная физика, и методические разработки, и участие дубненских ученых и специалистов в крупнейших американских национальных программах.
Сотрудничество ученых ОИЯИ и европейских научных центов в исследованиях по ядерной физике стало темой выступления профессора С. Галлеса. Французский ученый нарисовал объемную и яркую картину плодотворных научных контактов дубненцев с GSI, GANIL и рядом других крупнейших ядерно-физических лабораторий, конкретно показал участие как групп физиков ОИЯИ, так и отдельных стран-участниц, внесших свой вклад в совместные работы. А исторической "заставкой" его доклада стал снимок Д. И. Блохинцева и Ф. Жолио-Кюри, стоявших у истоков этого сотрудничества. Следующая яркая страница программы 100-й сессии Ученого совета – доклад директора Института ядерных исследований и ядерной энергетики Академии наук Болгарии профессора Й. Стаменова о сотрудничестве ученых Болгарии и ОИЯИ в исследованиях по мониторингу окружающей среды. Эта тема, особенно востребованная современным обществом, как отметил докладчик, несколько отличается от предыдущих выступлений, и здесь ядерно-физические методы анализа, разработанные в Дубне, тоже дали превосходные результаты . "Историей в двух частях" назвал свой доклад об участии ОИЯИ в работах DESY (Германия) профессор А. Вагнер. Первая часть – это когда ежегодно до 35 сотрудников ИФВЭ в Цойтене работали в ОИЯИ, принимая участие в крупнейших программах по физике частиц как в Протвино и ЦЕРН, так и в теоретических работах. Вторая часть ведет начало от объединения Германии – сложившееся сообщество ученых и специалистов не распалось под ветрами перемен, и сегодня сотрудники ОИЯИ принимают активное участие в амбициозных ускорительных и экспериментальных проектах DESY, внося порой определяющий вклад в работы ведущих коллабораций HERA-B, HERA-H1, TESLA. Отметив, что Дубна намерена войти в глобальный проект ILC, А. Вагнер выразил надежду, что здесь сотрудничество поднимется на новый уровень, и, поздравляя коллег с юбилеем, высветил на демонстрационном экране букет роз.
Не столько историю и факты развития программы "Боголюбов – Инфельд" в области образования, сколько теплую человеческую составляющую взаимоотношений профессоров-студентов раскрыл в своем эмоциональном и динамичном докладе профессор В. Навроцик (Польша). Символом первой школы в рамках этой программы, проходившей в Познани в 2003 году, была пчела на цветке. Ко второй школе пчел стало две, к третьей – три... Соответственно увеличивалось и количество студентов. После прошлогодней летней практики в ОИЯИ польские студенты решили создать ассоциацию друзей ОИЯИ и Дубны, некоторые взялись за изучение русского языка. А теперь уже руководители и координаторы программы думают о том, что начинать надо с юных натуралистов (на экране - шести-семилетний карапуз с кошкой)…
"Лучше зажечь свечу, чем проклинать тьму" – с этой восточной мудрости начал свой рассказ об участии ОИЯИ в создании Циклотронного центра Словацкой Республики профессор Я. Ружичка, – свет, зажженный Дубной, горит уже 50 лет. "Древо жизни" на экране проектора – не только символический образ, но и конкретная иллюстрация применений ускорителей в "науках о жизни" и других областях, полезных для человечества. Что же касается темы доклада, то лучше один раз увидеть, и участники заседания перенеслись в лаборатории ОИЯИ, где создавался ускоритель, и Братиславу, где оснащается Циклотронный центр, вместе с кадрами видеофильма, сделанного словацкими учеными и кинодокументалистами.
Представляя научный обзор совместных экспериментов: источник синхротронного излучения, мюонные и пионные пучки, протонная терапия, – директор Института Пауля Шеррера (Швейцария) профессор Р. Айхлер привел эффектный пример: "Поскольку в Дубне есть хороший ионный ускоритель, мы решили закрыть свой". Докладчик назвал имена дубненских ученых и специалистов, участвующих в проектах PSI, и пригласил, со своей стороны, ученых ОИЯИ в Швейцарию с аналогичным ретроспективным докладом.
Поздравления от коллег из Гренобля, которые исключительно высоко ценят вклад физиков Дубны в их работы, передал участникам сессии профессор Р. Вагнер (Институт Лауэ – Ланжевена) , сделавший доклад об участии ОИЯИ в экспериментах на реакторе ILL. Российские и дубненские физики составляют большую часть пользователей нейтронных пучков, им предоставляется около 80 процентов времени работы на реакторе. В прошлом году 28 российских научных центров подали заявки на эксперименты. В этой широкой картине сотрудничества Лаборатория нейтронной физики ОИЯИ играет особую роль, активно участвуя не только в фундаментальных, но и в инновационных проектах по разработке и применению нанотехнологий.
Совместные научные работы и дружеские контакты физиков ОИЯИ и Италии осветил в своем докладе член Ученого совета ОИЯИ, атташе по науке Посольства Республики Италия в Москве профессор П. Спиллантини. Очень часто бывает так, что у истоков сотрудничества, которое развивается многие годы, стоит фигура крупного ученого. В данном случае таким ученым стал Бруно Понтекорво, и сегодня, имея за плечами совместные работы по нейтринным исследованиям на синхроциклотроне ЛЯП ОИЯИ и LEAR в ЦЕРН, на ускорителе в Протвино, итальянские и дубненские группы сотрудничают в ЦЕРН, Гран Сассо. А в Катанье, Варшаве, Кракове, Дубне занимаются разработками ионных источников нового поколения. Несколько институтов Италии привлечены к участию в дубненском проекте SAD, к исследованиям космических лучей.
Профессор Э. Лиллестоль – директор Европейской школы по физике высоких энергий, представил краткий обзор развития этой формы воспитания научной молодежи как из стран-участниц ЦЕРН и ОИЯИ, так и других стран. Докладчик посетовал лишь на то, в составе слушателей не соблюдается принцип гендерного равновесия – подавляющую их часть составляют студенты мужского пола.
Вот на такой легкой ироничной ноте (еще есть над чем работать в смысле кадрового резерва) завершилась научная программа 100-й сессии Ученого совета, а поскольку проходила она в режиме конференции, то и процесс обсуждения резолюции, в отличие от традиционного, занял совсем не много времени. Сопредседатель заседания Иван Вильгельм (Чехия) от имени Ученого совета поблагодарил всех докладчиков и выразил надежду, что научные направления и примеры сотрудничества, названные в докладах, будут развиваться на благо человечества, опираясь на растущий потенциал Института.
NB. Воспоминания о первой сессии Ученого совета
Эта речь профессора Честмира Шимане, записанная на видеопленку, прозвучала на 100-й сессии Ученого совета ОИЯИ.
Первое заседание Ученого совета ОИЯИ в 1956 году проходило в атмосфере разрядки международной напряженности и рассекречивания в атомной области. В 1955 году была организована первая Женевская конференция по мирному использованию атомной энергии. В этом же году было начато в странах социалистического лагеря строительство ядерных институтов на основе помощи со стороны Советского Союза. Таким образом, 1955 год означил конец полной изоляции ядерных наук в странах социалистического лагеря от этих областей в Советском Союзе и в остальном мире.
Но программа научных работ институтов, строящихся в странах социалистического лагеря, касалась в основном физики низких энергий. Исследование космических лучей было единственной областью физики высоких энергий, которой возможно было заниматься в странах, не имеющих доступа к ускорителям частиц высоких энергий.
Незадолго до Женевской конференции была организована конференция в Москве с участием большого числа ученых из многих стран Европы, где Советский Союз представил некоторые из докладов, с которыми намеревался выступить в Женеве. В рамках этой конференции было также организовано посещение ряда научных учреждений, в том числе и Первой атомной электростанции в Обнинске, а также Дубны, где уже много лет работал мощный синхроциклотрон, такой же как в Беркли, о котором ничего не было до тех пор в мире известно. Делегаты этой московской конференции были первыми иностранцами, которые его увидели. И так, будучи одним из них, я первый раз побывал в Дубне.
Уже на Женевской конференции осенью 1955 года между делегациями из стран, присоединенных к Советскому Союзу, велись дискуссии, каким образом было бы возможно обеспечить в этих странах исследования в области физики высоких энергий. Основным мотивом этих дискуссий был пример организации ЦЕРН, где начиналось строительство большого протонного ускорителя .
Так постепенно назревало время основания центра физики высоких энергий для стран социалистического лагеря. В начале 1956 года Советский Союз выступил с предложением создать на территории Дубны международный институт под названием "Объединенный институт ядерных исследований". Договор о его организации был утвержден в марте того же самого года и делегаты из стран участниц посетили Дубну. Таким образом я увидел Дубну второй раз.
Теперь я могу приступить к первому заседанию Ученого совета, на котором присутствовал в сентябре, 50 лет тому назад. Я был тогда одним из самых молодых членов этого совета, благодаря чему дожил до пятидесятилетия Института и могу делиться своими воспоминаниями об этом заседании.
На этом заседании присутствовали личности, о которых я и сейчас с уважением вспоминаю. Профессор Леопольд Инфельд, сотрудник Альберта Эйнштейна, не оставил ни одно предложение без комментария. Свое выступление, как правило, начинал словами: "то, что было сказано, мне бардзо подобалось, но..." – и сразу продолжал с острой критикой того, что ему так "бардзо подобалось". Присутствовали профессора Анджей Солтан из Варшавы и Генрих Неводничански из Кракова – человек с величественной фигурой, который на своем жилете носил тяжелую цепь к часам, и мы позже дали ему добродушное прозвище "воевода краковский".
От Венгрии сидел за столом профессор Ласло Яноши, известный в мире своими трудами в области космических лучей и работами, касающимися эксперимента Майкельсона с экстремально низкими плотностями фотонов, когда в установке находится одновременно только один фотон. От Болгарии присутствовал профессор Георгий Наджаков, известный своими пионерскими работами по ксерографии. Был на заседании от Румынии профессор Хория Хулубей, который часть своей жизни провел в Париже в лаборатории мадам Кюри. Членом Ученого совета был от Германии профессор Гейнц Барвих, один из последующих вице-директоров Института, который сразу после войны участвовал в секретных военных проектах в Сухуми, связанных с атомной бомбой.
За председательским столом сидел профессор Вацлав Вотруба от Чехословакии, первый избранный вице-директор Института. Членом Ученого совета был от Чехословакии и профессор Вацлав Петржилка, который уже длительные годы в сотрудничестве с профессорами Марианом Данышем из Польши и Ласло Яноши занимался изучением космических лучей методикой ядерных эмульсий.
Главное слово на первом заседании Ученого совета было у советских ученых, самых лучших специалистов в ядерных областях, представленных профессором Дмитрием Ивановичем Блохинцевым, тогда уже избранным директором Института, – того самого, которого я уже год назад узнал как директора Первой в мире атомной электростанции.
В мире известной личностью был член Ученого совета Владимир Иосифович Векслер, вызывавший уважение не только самым крупным в то время ускорителем, строящимся под его руководством, но прежде всего как отец принципа фазовой автофокусировки. Этот принцип, изобретенный им в 1944 году, родился почти одновременно и в США, но его американский автор Эдвин Макмиллан признал публично приоритет Векслера.
Членом Ученого совета был также Венедикт Петрович Джелепов, директор Лаборатории ядерных проблем. Присутствовал и Михаил Григорьевич Мещеряков, позже директор Лаборатории вычислительной техники и автоматизации, который внес огромный вклад в строительство Дубны.
Уже на этом первом заседании была начата дискуссия, касающаяся будущего профиля ОИЯИ. Со стороны членов Ученого совета из стран-участниц были предложения расширить тематику Института до области низких энергий, чтобы он стал партнером физиков в институтах этого профиля, создаваемых в наших странах. Чтобы выполнить эти пожелания, в последующем было решено создать в ОИЯИ две новые лаборатории – ядерных реакций и нейтронной физики. Как всем известно, первыми директорами этих лаборатории были академики Георгий Николаевич Флеров и Илья Михайлович Франк.
Сам профиль Института рождался не легко в течение ряда сессий Ученого совета. Я помню, что в одно время имели место предложения заниматься в Институте и вопросами ядерной энергетики и для этого построить в ОИЯИ мощный реактор. К счастью, удалось сохранить Институт как научный центр, занимающийся самыми фундаментальными проблемами ядерной физики и физики элементарных частиц.
С определенной грустью вспоминаю участников этих первых сессий Ученого совета. И не только их, но и всех, кто пожертвовал Институту всю свою жизнь. Большинства из них к сожалению, уже не с нами... Прошло пятьдесят лет. Что это значит в короткой жизни человека, - наглядно видно из сравнения моей фотографии времени создания ОИЯИ с моим видом сегодня.
Пятидесятилетний ОИЯИ, наоборот, находится в периоде полной зрелости. И что же ему пожелать для будущего? Во-первых, чтобы он сохранил свой характер как институт для передовых фундаментальных исследований. Во-вторых, чтобы важность таких исследований и значение их результатов для будущего мировой науки и всего человечества всегда понимали политики и экономисты стран-участниц, финансирующих деятельность Института. Чтобы исследования фундаментального значения на самой границе известного и неизвестного всегда стояли в ОИЯИ на первом плане его научной деятельности.
«Дубна научная» в объективе Юрия Туманова.
К выходу в свет авторского фотоальбома
Судя по некоторым его наброскам, он мог бы стать художником. Но стал – фоторепортером. Он приехал в Дубну в 60-е годлы с Камчатки, где прошел газетную школу в областной "молодежке".
В городской газете появились его репортажи и фельетоны – он всегда умел находить острую тему и неожиданный сюжетный поворот. Может быть, это сильно сказано, но его предтечей в русской журналистике, почему-то кажется мне, был Гиляровский. Во всяком случае, не смени Туманов шариковую ручку на фотообъектив, он бы мог написать книгу подобную "Москве и москвичам" – "Дубна и дубненцы". Он населил бы ее колоритными образами знакомых ему речников и строителей, ученых и механиков, милиционеров и водителей, врачей и учителей... А если к этому добавить многочисленные неординарные случаи из его жизни – получилось бы нечто подобное "Былому и думам". Но у Туманова репортерское мышление – в "былом" он находит подтверждение своим сиюминутным фотосюжетам, а "думы" его то лаконичны, то витийственны, но почти всегда парадоксальны.
В какой-то момент своей жизни Туманов окончательно прибьется к Науке – его снимки, наряду с фотографиями всегда уважаемых им первых дубненских фотомастеров В. Шустина, П. Зольникова, его коллег и учеников Н. Горелова, Уте Том из Германии, Е. Сметаниной и П. Колесова, запечатлевших многие эпизоды становления Объединенного института ядерных исследований, составят широкую галерею развития международного научного центра. Он и сам станет соавтором ученых, например, придумает, как зафиксировать простой "Сменой" циклотронный пучок в камере ускорителя, и осуществит свою задумку.
В годы моего газетного ученичества редактор Светлана Кабанова советовала мне прислушиваться к тумановским советам: "Он как никто другой чувствует тему, всегда подскажет интересный репортерский ход", – но она же в трудный для меня период, когда я искал работу в Дубне после школы, отсоветовала идти к нему в ученики: "Он тебя сломает". И была по-своему права, хорошо зная мой, твердо говоря, мягкий характер и, мягко говоря, мощную энергетику Туманова. Через много лет, приобретя свой собственный – "сын ошибок трудных! – опыт газетной и телевизионной работы и общения с островитянами, побывав вместе с Тумановым в Ереване, Польше, Белоруссии, не раз посидев с ним за дружеским столом, я охотно откликнусь на просьбу Татьяны Романовой – редактора дубненской детской газеты "Живая шляпа". А заключалась эта просьба, или, если хотите, заказ, в том, чтобы написать о Юрии Александровиче зарисовку. Понятно, что для детей надо писать, как для взрослых, только еще лучше. Не придумав ничего более оригинального, чем избитый заголовок "Штрихи к портрету", – я принялся за работу...
Фотограф Божией милостью, он может одним неожиданным словом развеселить сотню разноязыких участников международной конференции, позирующих на ступеньках лаборатории для группового снимка на память. Или практически без монтажа снять видеофильм о загрузке топливных элементов на исследовательском реакторе. И даже профессионалы-телевизионщики, внимательно следя за его сюжетом, решат, что это снимали, как минимум, три оператора. Поскольку много лет он снимает жизнь науки не только в непосредственной близости, но и изнутри, физики – народ непростой и в чем-то очень даже капризный – считают его своим. Они с готовностью помогают расставить, где надо, лампы и... забывают о камере, продолжая свою работу.
И вот, наконец, вышел к юбилею Института фотоальбом Юрия Туманова. Восемьсот экземляров. Около восьми сотен персонажей. Даты. Имена. События. Кропотливая четырехлетняя работа составителя альбома Бориса Старченко. Напряженный труд полиграфистов: редакторов Татьяны Жабицкой и Анастасии Шабашовой, компьютерная верстка Ирины Андреевой. В предисловии к альбому Борис Старченко выразил надежду, что со временем книга приобретет новое качество – моста из прошлого в будущее – и будет с интересом воспринята ветеранами и молодежью Института, гостями Дубны.
В. П. Шириков, «Избранное». Три рецензии на одну несерьезную книгу
Библиографам легко: взял аннотацию к книге, прибавил пару абзацев как бы от себя, – получилась заметка о новинке в соответствующем разделе серьезного журнала (или газеты). При всей серьезности нашего научно-информационного издания, рассчитанного на вдумчивый анализ (читателей), аннотации: "В книгу вошли избранные произведения, написанные в 1964–1990 гг. для стенной газеты "Импульс"", – явно недостаточно. Надо что-то добавить от себя…
Конечно, в предисловии и послесловии автора – доктора физико-математических наук, профессора, начальника отдела Лаборатории информационных технологий Владислава Павловича Ширикова – достаточно серьезно излагается история этой не совсем серьезной книги. Я бы даже сказал, совсем не серьезной. Хотя и уведомляется, что "в избранном отражены развитие и становление лаборатории, некоторые зарисовки из жизни Института, и это будет интересно многим: тем, кто упоминается в статьях, и тем, кто приходил в лабораторию и работал на ЭВМ". И в момент знакомства с предисловием автора мне пришла в голову неплохая идея. Хотя и не новая: что думают о выходе новой книги коллеги автора, тоже в некотором смысле и ученые, и менеджеры, и литераторы? Им и отвечать!
"О чем товарищ пишет?"
Женис Мусульманбеков, один из бывших редакторов стенгазеты "Импульс" (давший имя престижной международной премии – см. «Простое искусство сочинять»):
Творческая активность автора пришлась на застойное для страны, но не для Лаборатории вычислительной техники и автоматизации (ЛВТА) время, когда каждый сотрудник Института должен был выполнять какую-либо общественную работу. Его литературная деятельность – яркий пример использования общественной работы (в качестве литературного сотрудника стенгазеты "Импульс") в личных интересах. В свое время его юмор и мягкая сатира, привнесенные в производственные проблемы в ЛВТА, неадекватно воспринимались контролирующими органами. Как выразился один ответственный член партийного бюро лаборатории: "Да, конечно, общественная работа у товарища есть, в "Импульсе"... Но я сколько ни читал – непонятно, о чем товарищ пишет?".
История ЛВТА, а ныне ЛИТ, благодаря "Избранному" В. П. Ширикова запечатлена в неповторимых характерах людей (порой незаурядных), совмещавших поиски решений уравнений в частных производных с выездными сессиями по уборке картофеля и трудовыми буднями на строительстве нового корпуса лаборатории, именно тех, кто создавал эту историю. Узнаваемые лица в зарисовках Ольги Благонравовой удачно дополняют "Избранное".
О литераторе Ширикове
Евгений Мазепа, бывший литературный сотрудник стенгазеты "Импульс", бывший сотрудник ЛВТА, нынешний благодарный читатель "Избранного":
Я не буду рассказывать здесь о Ширикове как о коллеге и начальнике. Это, как говорят теперь чересчур закоммерциализованные программисты, тема отдельной презентации.
С Шириковым-литератором я познакомился в 1976 году, когда меня распределили к нему в отдел. После обязательного месячного крещения картошкой в Талдомском совхозе я был помещен в знаменитую 225-ю комнату, которая располагалась рядом с кабинетом Ширикова. В 225-й комнате сидели мэтры: Сапожников, Мазный, Ломидзе, мелькали Веретенов, Гуревич, Попов. Периодически заглядывал Силин. Толпами набегали, всегда виноватые, юзера. Шириков тогда уже был доктором наук, начальником отдела и сидел рядом в отдельном кабинете. Мне, вчерашнему студенту, в тот момент было явно не до литературы. Надо было как-то соответствовать. И тут Ширикову как начальнику поставили дефицитный в ту пору автоответчик. Своим приятным с хрипотцой голосом Владислав Павлович записал на нем следующую нетленную тираду: "Сейчас меня нет в комнате и вам отвечает магнитофон". Это было первое литературное произведение Ширикова, с которым я познакомился. Хорошая литература всегда легко пародируется. Поэтому мы решили, что в 225-й должен тоже стоять автоответчик, на котором хор обитателей комнаты запишет фразу: "Сейчас нас нет в комнате, и вам отвечает группа магнитофонов".
Отдел наш назывался НИОРЭМО и состоял из десятка мужчин программистов, и многих, многих десятков женщин – перфораторщиц, операторов и программисток. Вы представляете весь ужас надвигающегося на этот отдел женского дня – 8 марта. А тем более, если его начальник, мягко сказано, неравнодушен к женщинам. Поэтому в приказном порядке Шириков объявил, что каждая женщина отдела должна получить в подарок хотя бы четверостишье. Две ночи подряд мы кропали нетленки. Шириков в ночные не ходил, но накропал больше всех вместе взятых. И это было мое второе знакомство с Шириковым-литератором.
Потом была совместная работа в "Импульсе", пародии друг на друга, да многое чего.
И вот я сижу (уже в очках), читаю избранное Ширикова – вспоминаю, грущу, смеюсь, в общем, испытываю огромную гамму чувств – и за это Вам огромное спасибо, литератор Шириков.
Простое искусство сочинять
Александр Расторгуев, ныне – научный сотрудник Музея истории науки и техники ОИЯИ:
Итак, свершилось: вышла в свет книга юмористических рассказов профессора Ширикова! Можно потрогать – настоящая! – взять в руки, понюхать, полистать... Я так и сделал. Потрогал, понюхал, взял в руки, раскрыл, полистал, увидел знакомые лица – и нахлынули воспоминания...
Да-а, Владислав Павлович... Был у Вас "Импульс", был отдел, были программисты и операторы, была Дирекция... А ведь это все ЛВТА – материал богатейший! Хочется сказать: "А помните?..". Знаете, какое первое впечатление было от Ваших свежих рассказов? Что ощущаешь, когда подходишь к стенгазете "Импульс" и видишь себя среди Ваших литературных героев? – "Как странно видеть себя в прозе...". Эге! – смекнет в этом месте нетронутый творчеством Ширикова читатель. – Дубна, ОИЯИ, ЛВТА... Программистский фольклор! И да, и нет. Можно подумать, что Ширикова можно понять только в контексте Дубны и ЛВТА, – Дубна, дескать, ОИЯИ, местный колорит и все такое прочее. Я с этим категорически не согласен. Наоборот: сам контекст, сам неповторимый колорит Дубны и ЛВТА невозможно понять, не читая рассказы Ширикова!
Пора представить Владислава Павловича почтенной публике. А то говорю-говорю, а о ком говорю – может, не каждый читатель и в теме. Итак, Владислав Павлович Шириков: беспартийный, русский, (не привлекался, не участвовал, не состоял), доктор наук, профессор, ведущий научный сотрудник, лауреат престижной международной премии и статуэтки "Золотой Женис" (и прочая и прочая), в свое время был одной из ключевых фигур Фортранного проекта в СССР.
Менялись поколения машин и программистов, но неизменным оставалось одно: все, кто долго находились в поле зрения Владислава Павловича, рано или поздно становились литературным материалом, из которого, по законам юмористического жанра, кроились герои будущих рассказов. Всех, кого Шириков брал на карандаш, он, конечно, литературно обрабатывал. Кого литературной шкуркой, кого литературным рубанком. Как папа Карло, выстругивал, ошкуривал своих Буратино – делал из того, что попадалось под руку. Из них же самих и делал. Никто не пищал, выходя из-под литературного инструмента папы Славы, потому что он, человек от природы деликатный, обращался с материалом бережно.
Перестройка подвела черту под творчеством Владислава Павловича: в 1989 году в звании юмориста первого ранга вышел в отставку. В том году рухнули, кажется, все стенгазеты Советского Союза, и вместе с ними прекратил свое существование "Импульс". Горбачевская гласность уступила место свободе слова, и стенгазеты стали не нужны. С тех пор Шириков на литературной пенсии. Но его рассказы, написанные, казалось бы, для узкого круга лиц, продолжали и продолжают находить все новых и новых читателей. Его рассказ "Лучшее средство для похудания" был напечатан в еженедельнике "Подмосковье" (и автору даже был выплачен гонорар). Его рассказ "Цвет маренго" удостоился первой премии ОИЯИ за лучшее художественное произведение об институтской Дубне. Его герои были постоянными и желанными гостями в "Литературном гульбарии" газеты "Дубненские известия". И вот теперь его персонажи, живая история лаборатории, собрались под одной обложкой. Что же из этого следует? А из этого следует, что, допустим, хорошо бы сейчас Владиславу Павловичу сесть за мемуары. Начать можно так: "Как сейчас помню, вышел я 23 сентября 1963 года в расположение площадки Объединенного института ядерных исследований...".
Встречи на Рочестерской конференции
Где-то у меня в коробочке хранятся так называемые бейджики – отметки о тех научных конференциях, в которых довелось участвовать. На одних под моей фамилией написано JINR – ОИЯИ, на других – просто PRESS–ПРЕССА. Некоторые просто без фамилии, но отвечают на сакраментальные для журналиста вопросы: что? где? когда? Их скопилось не менее трех десятков. Таким образом, получается, что я пребывал на этих научных форумах как бы в двух ипостасях, дуально перетекая из научной фазы в масс-медийную среду… Или наоборот. Скорее, наоборот.
Отчеты об этих конференциях складывались, как правило, из записанных на диктофон мнений и комментариев участников, а иногда и каких-то собственных мимолетных впечатлений, ассоциаций и даже подслушанных в перерывах между докладами и дискуссиями разговоров. При этом совершенно не важно, какие вопросы я задавал как интервьюер: одна из любимых мною летучих фраз принадлежит, кажется, Платону (или Сократу, записавшему его «Диалоги»): «В нашем диалоге с жизнью важен не наш вопрос, а ее ответ». Правда, в некоторых сборниках афоризмов с приметой «источник неясен» эту фразу, но с противоположным смыслом, приписывают Марине Цветаевой: «В диалоге с жизнью важен не ее вопрос, а наш ответ». Пример диалектичной трансформации общефилософского суждения в глубоко индивидуальную сферу поэтического творчества…Перед смертью Ньютон сказал: «Не знаю, как меня воспринимает мир, но сам себе я кажусь только мальчиком, играющим на морском берегу, который развлекается тем, что время от времени отыскивает камешек более пестрый, чем другие, или красивую ракушку, в то время как великий океан истины расстилается передо мной неисследованным» . И дальше этого мальчика я не пошел. Тот океан истины (или заблуждений, ведущих к ней), который открывался моим глубоко ученым собеседникам, оставался для меня загадочной терра инкогнита, затерянной во времени-пространстве и омываемой мощными океаническими течениями…
Ощущения эпохальности события, на первый взгляд, не было. Деловая и в чем-то даже будничная атмосфера конференции. Но – огромное количество участников, обилие докладов, напряженное внимание аудитории, лабиринты коридоров, соединяющих разноцветные залы параллельных заседаний, и – лабиринты теоретических построений и экспериментальных данных, из которых складывается современная картина мира... Здание РАН не превратилось в Вавилонскую башню, хотя в эти дни здесь собралось более тысячи ученых из многих стран мира, – рабочим языком участников конференции был английский, и только пресс-конференция, состоявшаяся в первый день работы конференции, сразу после ее открытия, стала в некотором смысле исключением...
Пресс-конференция: эксперимент, теория, практика
Открывая встречу ученых с журналистами, ее ведущий – сопредседатель оргкомитета конференции, директор ОИЯИ член-корреспондент РАН Алексей Норайрович Сисакян ввел присутствующих в тему такими словами: "В области физики частиц за последнее десятилетие произошли поистине революционные открытия, которые изменили представления об окружающей нас природе. На рубеже столетий возникли неожиданности – казалось бы, устойчиво держалась Стандартная модель, но вдруг выяснилось, что Вселенная на 96 процентов состоит из некой темной энергии, темной материи, и сейчас наступает время новых экспериментов, которые будут проведены на гигантских ускорителях и позволят пролить свет на эти загадки природы. Сегодня в физике высоких энергий основные ожидания связаны с созданием в ЦЕРН большого адронного коллайдера (LHC), и мы находимся накануне его запуска...".
Дальнейшее течение пресс-конференции определили вопросы журналистов: «как будет выглядеть заключительный документ конференции» (Боже, подумал я, а мне-то казалось, что здесь собрался московский научный пул!), в каком отношении находятся теория и эксперимент, а сколько все это стоит... Понимая, что за этими вопросами стоят интересы и ожидания общества, ученые постарались дать полные и ясные ответы.
Академик Александр Николаевич Скринский: ...На таких конференциях не принимается каких-то общих решений, которые носили бы характер обращения к правительствам, либо к каким-то другим влиятельным организациям… Но сама информация о том, как прошла конференция, какие вопросы оказались наиболее важными, центральными, – будет доведена до Комиссии по частицам и полям Международного союза чистой и прикладной физики и других авторитетных международных и национальных организаций.
Главная цель конференции – прежде всего взаимодействие ее участников, обмен информацией и шаги по выработке позиций как различных организаций, так и отдельных ученых по вопросам будущего этой области науки. Мы должны обсудить, как ей развиваться, какие вопросы наиболее острые и важные, перспективные, и как их атаковать с позиции, так сказать, технической, математической... Тут есть такой важный момент. Сейчас в России готовится программа по физике элементарных частиц, по изучению фундаментальных свойств материи, и материалы этой конференции помогут нам, с учетом реальностей нашей жизни, определиться, как эту программу доработать и привести в рабочее состояние.
А. Н. Сисакян: Хочу обратить ваше внимание на то, что эта конференция впервые проходит в Москве, а тридцать лет назад она проводилась на территории бывшего Советского Союза, в Тбилиси. Был трудный период, когда эти престижные конференции по разным причинам как бы обходили наш регион. А то, что сегодня мы с нашими коллегами собрались в Москве, – не случайно. Это действительно свидетельствует о том выдающемся вкладе, который российские физики, ученые стран-участниц ОИЯИ вносят в этот мировой процесс. И мы очень рассчитываем на то, что Рочестерская конференция подскажет нашим государственным деятелям, что это направление должно активно развиваться в числе наиболее приоритетных научных направлений, в том числе в России.
Мегапроекты XXI века
А. Н. Скринский: Сейчас в ЦЕРН заканчивается создание первого, по сути дела, глобального проекта, где участвуют все ведущие страны с достаточно высоким научно-техническим потенциалом и традициями исследований в этой области науки, независимо от того, являются ли они членами этой европейской организации, – это и США и Россия, Япония, Китай, Индия... Сама по себе эта установка является большим шагом вперед по тому пределу энергий, который будет достигнут. Это существенное, в несколько раз, продвижение по достижимым энергиям, массам частиц, которые могут образовываться в процессе соударений встречных пучков протонов на этом коллайдере. Его разработка началась очень давно, примерно 20 лет назад, и вот теперь эта установка уже близка к тому, чтобы дать встречные пучки, а вслед за этим – первую информацию о результатах исследований в этой новой области энергий. Это прежде всего протон-протонная машина, хотя есть и ядерная часть.
Но для полного изучения этой области энергий требуются не только сильно взаимодействующие частицы – протоны или ядра, но и встречные пучки электронов и позитронов. Такая установка уже давно разрабатывается во многих лабораториях, и мы тоже принимали участие в развитии этого направления, но наибольший вклад внесла лаборатория DESY в Германии. И этот электрон-позитронный коллайдер должен быть еще в большей степени общемировым проектом. Конечно, это довольно дорогая машина – несколько миллиардов долларов, и для ее создания требуется немало времени и усилий: еще несколько лет уйдет на доработку технических, технологических, научных вопросов. К тому времени первые данные в этой области энергий будут получены с помощью адронного коллайдера в ЦЕРН. Это поможет уточнить задачи, которые предстоит решать. Вообще, эти машины будут работать параллельно, дополняя друг друга. До окончательного решения: где, как, в каких организационных формах строить эту установку, – дорога длинная. Думаю, десять лет – это оптимальный срок, а потом наступит эпоха сбора урожая с электрон-позитронного коллайдера (ILC).
Здесь очень кстати для нас (для Дубны) прозвучал комментарий А. Н. Сисакяна, что наряду с Японией, США, Европой рассматривается вариант расположения этого коллайдера и в Дубне, но независимо от окончательного решения, где его разместить, в его создании будут участвовать ученые и Дубны, и Новосибирска, и Москвы.
Директор уже упомянутого А. Н. Скринским немецкого исследовательского центра DESY профессор Альбрехт Вагнер дополнил рассказ своего российского коллеги своим видением особенностей этого мегапроекта. В ответ на просьбу журналистов объяснить, что такое Стандартная модель, на доступном уровне, академик Валерий Анатольевич Рубаков (через несколько дней ему предстояло выступить на конференции с итоговым докладом), постарался избежать непривычных для непосвященных терминов...
Энергии, массы, размеры
– Стандартная модель – это довольно условное название, оно звучит несколько приземленно. На самом деле, это теория, которая описывает всю физику микромира по энергиям частиц, соответственно, и по масштабам расстояний, доступным сегодня для изучения. Речь идет о масштабах расстояний, в тысячу раз меньших размера протона. Так что понятно, о каких масштабах идет речь.
Что такое микромир? Можно условно сказать – это одна тысячная размера ядра. Так вот, Стандартная модель – достаточно простая теория, в смысле принципов, которые в ней заложены, и она удивительным образом описывает все, что происходит на таких малых расстояниях. Не останавливаясь подробно, можно сказать, что это, с одной стороны, достаточно красивая теория, с другой стороны, она чрезвычайно успешна с точки зрения эксперимента. Правда, может быть, на этой конференции мы узнаем что-нибудь новое. Если бы появились какие-то данные, которые потребовали бы пересмотра или выхода за пределы Стандартной модели, это было бы очень интересно.
С другой стороны, можно вполне однозначно утверждать, что ряд явлений, о которых, в первую очередь, мы узнаем из наблюдения Вселенной, говорят о неполноте СМ. Речь идет о том, что во Вселенной есть частицы, так называемая темная материя, которым нет места в этой СМ. Что это за частицы, пока неизвестно. Но есть еще много соображений, которые свидетельствуют о том, что на следующем масштабе энергий (на порядок меньше расстояния, на порядок больше энергия), по-видимому, придется существенно расшить представления о физике микромира, и СМ будет только частью полной картины. И в этом смысле у всех нас большие надежды на LHC, и, конечно, мы ждем первых результатов с этой машины.
Существующие в космологии указания на темную материю свидетельствуют только об одном аспекте физики, который, надеемся, будет прояснен на этих новых машинах. Но это далеко не вся новая физика, далеко не все новые частицы, новые явления, которые будут открыты на этих новых машинах. Целый пласт новых явлений должен проявиться.
Теперь о соотношении между теорией и экспериментом. Конечно, теоретики не сидят, сложа руки. И есть целый ряд гипотез о том, что это может быть за физика. Есть всякие слова, названия, но я не буду их произносить, это уже терминология, но есть целый ряд гипотез, которые друг другу противоречат, и есть много разных взглядов, что же происходит на этом новом уровне энергий, на этом масштабе расстояний. Конечно, есть разные предсказания, которые дают некоторые целеуказания для эксперимента. Экспериментаторы будут присматриваться к этим гипотезам и искать конкретные сигналы, которые соответствуют какой-либо из этих гипотез, но сегодня ситуация новая по сравнению с предыдущими, наверное, тридцатью годами, когда экспериментаторы делали спланированные открытия. Многие открытия в физике частиц были запланированы. Теоретики что-то предсказывали, экспериментаторы благополучно подтверждали эти предсказания. Сегодня ситуация совершенно не такая. Что именно будет найдено на LHC и в дальнейшем будет прояснено на линейном коллайдере, – сегодня не возьмется сказать никто. То есть это настоящая Терра инкогнита. И это, конечно, очень увлекательный момент.
О науке и обществе
Профессор Тимоти Холлман из Брукхейвенской национальной лаборатории, США, руководитель проекта STAR, в котором принимают активное участие физики Дубны и других лабораторий, выразил абсолютное согласие с академиком Рубаковым, в том, что результаты, полученные при новых чрезвычайно высоких энергиях, не только должны подтвердить теорию, но и могут преподнести совершенно неожиданные результаты. И при этом, имея в виду следующий вопрос журналистов: а сколько это стоит, – ответил так:
– С точки зрения финансов, да, это очень дорогие проекты, но с точки зрения расширения границ нашего познания мира – это совсем не высокая плата. Разве можно подсчитать, сколько стоит прогресс, сколько стоят знания, разве можно деньгами измерить любознательность, которая ведет к совершенствованию человеческой цивилизации?
В развитие этой темы А. Н. Сисакян, В. А. Матвеев, обыграв известное изречение академика Арцимовича, что наука – это средство удовлетворения личного любопытства ученых за государственный счет, привели многочисленные примеры применения достижений фундаментальных наук в практической деятельности, медицине, здравоохранении, развитии средств массовых коммуникаций. Именно центры фундаментальной науки в России: Новосибирск, Дубна, Черноголовка, – становятся сегодня центрами инновационного развития, первыми точками роста инновационной экономики. Одно только открытие Максвелла, добавил профессор В. В. Белокуров, покрывает все затраты на развитие науки. Проректор МГУ обратил также внимание на коллективный процесс познания, на необходимость неразрывной связи поколений, развития научных школ. Интеллектуальный рост, заметил В. И. Саврин, значительно важнее материального (хотя сегодня многие облеченные властью с этим не согласятся), и поддержка государством науки должна означать в первую очередь поддержку научной молодежи. Он привел пример участия студентов и аспирантов, молодых научных сотрудников НИИЯФ МГУ в крупнейших проектах по физике частиц – и успешного участия, о чем свидетельствовали их постеры, представленные на конференции в Москве. И в ЦЕРН есть специальные молодежные программы, выделяются гранты для молодых.
Встречи с участниками конференции
Директор Института физики высоких энергий (Пекин, Китай) профессор Чен Хосен:
– Для нас участие в этой конференции чрезвычайно полезно, и в первую очередь мы рассматриваем этот форум как стимул для продолжения традиционного сотрудничества с российскими учеными, которое длится много лет. Напомню, что Китайская Народная Республика была одним из государств-учредителей ОИЯИ, и в последние годы наше сотрудничество значительно расширилось, особенно в области физики частиц, как теоретической так и экспериментальной. У нас есть общие проекты не только с ОИЯИ, но и с "Курчатовским институтом", другими российскими научными центрами. Московский научный форум способствовал укреплению этих контактов.
Профессор Клаудиа Патриньяни (Отделение физики INFN, Генуя, Италия): – Для меня Россия – страна великих ученых, основателей выдающихся школ фундаментальной науки. На этой конференции я рада еще раз убедиться в том, насколько велик вклад их учеников, современных российских ученых, в развитие физики высоких энергий. Несмотря на трудные времена в современной России, усилиями этих людей наука сегодня не стоит на месте. Меня связывает с российскими коллегами не только традиционное научное сотрудничество по ряду проектов – я считаю себя в некотором смысле обязанной России своим образованием, потому что училась физике по учебнику Ландау.
Профессор Николай Максимович Шумейко, директор Национального центра физики высоких энергий, Республика Беларусь, отнесся к моим вопросам достаточно серьезно.
– Что, на ваш взгляд, принесла эта конференция мировому сообществу физиков и, в частности, вашим коллегам в Белоруссии?
– В первую очередь, это новейшая информация о состоянии физики частиц. Очень сильное продвижение, на мой взгляд, произошло, по крайней мере, в двух областях. Это так называемая В-физика и вообще физика тяжелых кварков. И нейтринная физика. Это не случайно – здесь активно ведутся эксперименты, появились новые детекторы, и результаты не заставили себя ждать.
Что касается физиков Белоруссии, то для нас, в отсутствие собственных больших установок, я имею в виду ускорители, атомные реакторы, – это, фактически, единственная реальная возможность, совместно с нашими коллегами из ОИЯИ, российских научных центров, и не только российских, получить из первых уст новую информацию, пообщаться с коллегами со всего мира. Где еще встретишь физиков разного профиля, где еще можно обсудить практически любой вопрос, касающийся нашей области физики, как со стороны эксперимента, так и со стороны теории?
И еще я хотел бы затронуть организацию конференции. Исключительно, на мой взгляд, удачно, что половина времени была уделена работе параллельных сессий по направлениям, а вторая половина – только пленарным заседаниям с обзорами, с обобщениями. Это дает возможность, с одной стороны, получить представление о каких-то деталях, которые обычно обсуждаются на секционных заседаниях, и сделать обобщения на пленарных. Мне кажется, что оргкомитет очень хорошо построил таким образом научную программу. Впечатляет подбор как докладчиков, так и председателей заседаний. Техническое обеспечение тоже, на мой взгляд, практически безупречно. Думаю, что прошедшая конференция является существенным шагом вперед не только с точки зрения научных достижений в познании структуры материи, но и с точки зрения организации и уровня культуры общения физиков, как профессионального, так и человеческого...
– И общения разных поколений физиков при этом, как я обратил внимание. Все-таки, немало молодежи здесь собралось.
– Да, Евгений Макарьевич, действительно, впечатляет активное участие большого количества молодых физиков. Эта пропорция, которую вы правильно подметили, существенно изменилась. И это отрадно – так же как и то, что мы здесь всю "старую гвардию" видим. И радуемся, что есть еще порох в пороховницах...
И последнее, что я хотел бы отметить, пользуясь предоставленной мне возможностью, – огромную роль Объединенного института в организации конференции. Что касается финансового, интеллектуального вклада Института в эту конференцию – так оно и задумывалось, и я думаю, что это также отражает и роль ОИЯИ в научном сообществе как в России, так и в целом на мировой арене в нашей области физики. Да и техническое обеспечение полностью было возложено на Объединенный институт. Нисколько не хочу умалять роль коллег из других институтов-организаторов и федеральных ведомств, министерств Российской Федерации, международных организаций, в том числе Международного союза чистой и прикладной физики, но ОИЯИ – как хорошо зарекомендовавшая себя организация с бесспорным международным научным авторитетом, в том числе и как организатор многих физических форумов, – сыграл здесь ведущую роль. Представительство научное ОИЯИ также чрезвычайно существенно и с точки зрения докладов на секционных заседаниях, и вообще, с точки зрения процентного соотношения докладов всех степеней на всех заседаниях .
Профессор Жерар Гринье, Институт ядерных исследований, Лион, Франция:
– Я почерпнул очень много нового для себя на этой конференции. Сначала было довольно сложно ориентироваться в лабиринте помещений огромного здания Академии наук, а потом привык. Это моя первая поездка в Москву, мне очень понравился город. Я занимаюсь экспериментальной физикой частиц в сотрудничестве с коллегами из DESY, цель наших исследований – поиск икс-бозона. Это требует усилий многих людей, и здесь я получил уникальную возможность пообщаться с коллегами, работающими над отдельными проблемами, и все это вместе осмыслить. Здесь было несколько докладов, которые особенно меня заинтересовали с точки зрения моих научных задач, и очень много получил новой информации.
От Большого адронного –
к Международному линейному…
Профессор Альбрехт Вагнер, председатель совета директоров DESY (Гамбург, Германия) в перерыве между докладами пленарных заседаний, незадолго до завершения конференции, беседовал со своим коллегой из Швейцарии профессором Р. Эйхлером. Воспользовавшись минутной паузой, я попросил их подвести первые итоги конференции.
– Несмотря на то, что мы уже получаем замечательные результаты по физике частиц и нейтринной физике, тем не менее необходимы какие-то горизонты, границы, которые откроются с пуском LHC. – сказал А. Вагнер.
– Организаторы конференции, – добавил Р. Эйхлер, – предоставили замечательную возможность научной молодежи, особенно в первой части форума, на параллельных сессиях выступить со своими результатами и обменяться мнениями. То есть очень хорошо организована в этом плане конференция. Другой момент – возможность непосредственно пообщаться с людьми, которых ты знаешь только по их работам, обсудить какие-то тонкости, детали, нюансы. Особенно удачно это получается во время перерывов на кофе.
А. Вагнер: Хочу подчеркнуть еще один момент – эта конференция за последние тридцать лет первая после Тбилиси, которая проводится в бывшем Советском Союзе. И отметить большой прогресс, вот в каком плане. Здесь очень много российских участников, и примерно половина вопросов, которые звучат на сессиях, исходят именно от них. Это очень активная часть участников конференции.
– Вопрос к профессору Вагнеру – о перспективах следующего на LHC проекта – ILC . Хотя вы уже и высказывались по этому поводу на пресс-конференции...
– В последние полгода были выработаны две стратегии, в Америке и в Европе. США должны привлекать международное сообщество для построения этой установки. А европейская стратегия заключается в том, что абсолютно необходимо дополнить LHC возможностями линейного коллайдера. С научной и технической точек зрения существует настоятельная необходимость в этом проекте. В Калифорнийском технологическом университете есть большая группа группа специалистов – 60 человек из разных стран мира под руководством профессора Барри Бариша, и к концу этого года они выпустят доклад, дадут первые денежные оценки. Эта группа очень интенсивно работает и добилась определенных результатов. К концу года они перейдут к стадии технической разработки проекта. Вслед за техническими разработками придет очередь политических переговоров.
На сегодняшний день мы имеем достаточно полное представление о картине микромира и о структуре макромира. При сопоставлении этих картин мы видим несколько фундаментальных, чрезвычайно специфических вопросов, которые необходимо прояснить именно на этих установках... Возможно, мы найдем ответы на свои вопросы в том диапазоне энергий, которые будут получены на этих установках. Если говорить простым языком, то лишь при сопоставлении микро- и макромира мы сможем получить ответы на волнующие нас вопросы.
Несколько слов о том, как мы это будем делать. LHC заработает уже через год. В его строительстве принимали участие многие центры, которые находятся в странах-неучастницах ЦЕРН, в том числе в России. ILC это пока еще проект. В основном сегодня ведутся глобальные проектные разработки, и в течение двух-трех лет предстоит добиться хорошей политической поддержки создания коллайдера и начала строительства установки.
– Как вы расцениваете шансы Дубны на то, что этот коллайдер будет размещен в нашем регионе?
– Да, я знаю об этом намерении Дубны. Конечно, это требует политического решения, и оно будет зависеть от того, насколько в решении этого вопроса заинтересовано правительство данной страны, сколько средств оно готово вложить в этот проект, какие предоставит условия.
– Профессор Эйхлер, все мировое физическое сообщество ждет запуска в ЦЕРН LHC - какое отношение вы и ваши коллеги имеете к этому коллайдеру, какие надежды возлагаете?
– Мы участвуем во многих проектах, связанных с этим коллайдером, и с большим нетерпением ждем первых пучков. Мне также хотелось бы высказаться по поводу ILC. Большинство ученых считают его крупнейшим проектом 21-го века, который идет следом за LHC. Однако значительное сосредоточение усилий на мегапроектах отнюдь не означает, что мы оставим в стороне другие ускорительные установки, с помощью которых изучается другая физика, например, ускорители в Новосибирске, Дубне и другие проекты. Научное сообщество не может сидеть и ждать, когда заработают суперколлайдеры. Именно на уже работающих ускорителях и экспериментальных установках выросло и растет то поколение физиков, которые уже пришли и придут на LHC и ILC.
– То есть, такой детский сад, или инкубатор для больших машин... (общий смех, характерный вообще для атмосферы конференции.)
Надежды сбываются...
Профессор Тимоти Холлман, руководитель коллаборации STAR Брукхейвенской национальной лаборатории (США):
– Конечно, очень приятно и волнительно быть на этой конференции в Москве. И то, что эта конференция проводится в России, говорит о большом вкладе российских ученых в эту область физики.
– Какие надежды вы возлагали на эту конференцию и оправдались ли они?
– Прежде всего, конечно, надеялся услышать новые результаты, и эти надежды оправдались, а, кроме того, подытожить сделанное нашей коллаборацией, и выступить с докладом. Это тоже удалось. Действительно, здесь было представлено очень много новых результатов. Что касается полученных нами данных - об этом судить участникам конференции. Вообще, я вам скажу, с такими большими конференциями никогда не знаешь, как все пойдет. Но происходит все вовремя, как нужно, и эта конференция не исключение: все по плану, по распорядку, все в свое время.
Профессор Грегори Хертен, председатель Комиссии по полям и частицам IUPAP (С11), в силу своей должности начал с науки, а потом перешел к искусству:
– Эта конференция мне очень нравится, я услышал много ярких и содержательных докладов как на пленарных, так и на параллельных сессиях. В них широко освещены основные области физики частиц. Это наиболее важная конференция, которая существует в этой области. Сюда приехали многие основные эксперты. Физика частиц сейчас наиболее важная точка роста наших знаний о микромире и макромире. Ставятся новые эксперименты, и мы ожидаем много новых открытий. Теоретики предсказывают что-то такое, чего мы еще не нашли, не подтвердили экспериментально. Это может быть что-то совершенно новое, неожиданное.
Организовано все замечательно, все в одном здании, прекрасно оборудован компьютерный зал, прекрасные условия для общения, связи со своими коллегами. Очень много компьютеров, беспроводная связь, очень удобно работать. Социальная программа очень насыщенная, например, вчера был потрясающий концерт. Я, конечно, знал о хоровых традициях Дубны, что здесь хорошая школа пения, но ваш хор мальчиков и юношей меня просто поразил своим высоким искусством.
– А кроме хора мальчиков, какие еще свои достижения продемонстрировала на конференции Дубна? Дубна научная?
– Я знаю многих дубненских физиков, несколько раз был в Дубне, связан с этим международным центром более десяти лет общими научными интересами. То, что физики Дубны представили свои работы практически по всем направлениям, которые легли в основу научной программы конференции, говорит о высоком уровне науки в Дубне.
Профессор Пьеро Спиллантини и его коллега Пьерджорджо Пиккозо из Италии, ответственный координатор проекта ПАМЕЛА, незадолго до начала послеобеденной сессии о чем-то совещались. Я попросил Пьеро на короткое время стать переводчиком с итальянского на русский, и он, немало времени проведший в Дубне, охотно согласился. Тем более что как член ученого совета ОИЯИ он дал мне уже не одно интервью.
– Эта конференция очень хорошо организована, нам очень интересно в ней участвовать. Вместе с профессором Аркадием Гальпером из МИФИ мы участвуем в космических экспериментах по программе ПАМЕЛА, на борту российского спутника, запущенного с помощью ракеты "Союз" с Байконура. Цели эксперимента - изучение темной материи и антиматерии. Наиболее активно в нем участвуют ученые Италии и России, а также наши коллеги из Германии и Греции. Это продолжение большой серии экспериментов, выполнявшихся с помощью уникальных детекторов на борту МКС "Мир". И наши результаты вошли в научную программу конференции и наше сотрудничество – российских и итальянских физиков очень полезно. Был доклад на секции астрофизики и космологии, и результаты вошли в итоговый доклад конференции.
Академик Александр Николаевич Скринский, осветивший на пресс-конференции ряд актуальных проблем, охотно согласился ответить на мои вопросы... по электронной почте и в тот же день прислал свои ответы. Я прочел их на мониторе одного из многочисленных компютеров, предоставленных участникам конференции, и тут же сохранил на флешке.
– Какие надежды вы возлагали на "Рочестер-06" в Москве? Насколько они сбылись?
– Такая большая, всем видимая и сложная конференция состоялась, и состоялась в России, и участники, вроде, остались довольны. Это главное.
– Какие доклады вам показались особенно интересными, важными для будущего физики частиц?
– Интересных докладов было, конечно, много. Но информированность сообщества такая полная и непрерывная, что для многих (в том числе, и для меня) неожиданных новостей не было. Важно было встретить старых и новых друзей и "освежить" некоторые контакты.
– Как сложно было организовать такую конференцию в сегодняшней России?
– Конечно, проведение больших конференций – вещь хлопотная; но зато в России появились фирмы, специализирующиеся на таких мероприятиях – это помогает в практических вопросах. Конечно, участие ОИЯИ было исключительно полезным, я бы даже решился сказать – определяющим (во всех практических вопросах). Мы все благодарны руководству ОИЯИ и сотрудникам, непосредственно участвовавшим в организации и проведении конференции.
На взгляд рядового участника
Леонид Григорьевич Ткачев, ведущий научный сотрудник Лаборатории ядерных проблем, руководитель проекта ТУС, нацеленного на изучение тяжелых космических ядер с помощью специальных детекторов, размещенных на искусственных спутниках Земли:
– Работая более 15 лет в эксперименте ДЕЛФИ, мы регулярно посылали на рочестерские конференции свои доклады, но сами, как правило, не ездили – участие в конференции стоит денег, и ездила дирекция. Зато в московской конференции участвовало много народа из Дубны: и дирекция и люди попроще. Но в целом, как мне сказали, конференция оказалась не столь многочисленной, как ожидалось, – не приехало 20 процентов от заявившихся. Заседали мы в новом здании президиума Академии наук вблизи площади Гагарина на Ленинском проспекте, многие жили в студенческом общежитии МГУ. Падающая в комнате общежития на голову штукатурка разительно контрастировала с шикарным зданием для заседаний. Участникам конференции дирекция выдала суточные – по 400 рублей на день, так как, по газетам, Москва сейчас самый дорогой в мире город, с сотней нечего делать даже в студенческой столовой МГУ, в чем мы сразу убедились.
На открытии конференции выступили организаторы из московских институтов, но самым длинным и обстоятельным было выступление А. Н. Сисакяна, так что всем стало ясно, кто тут самый главный. В первые три дня проходили заседания по четырем параллельным секциям, в том числе секция по астрофизике, работу которой координировал мой однофамилец Игорь Ткачев - теоретик из ИЯИ и ЦЕРН. Я прослушал практически все доклады на этой секции, а также на секции по нейтринной физике, близко примыкающей к астрофизике. Ничего сенсационного в секционных оригинальных докладах на конференции я не услышал и не увидел. Тем не менее, прогресс в создании "Пьер Оже Обсерватории" в Аргентине для исследования космических лучей ультравысокой энергии и подледной установки Ice Cube в Антарктиде для нейтринных исследований производит большое впечатление. Я ожидал узнать о первых результатах запущенного 15 июня на орбиту спутника РЕСУРС-ДК1 с детектором ПАМЕЛА на борту, но их не представили. Забегая вперед, скажу что сразу после этой конференции прошла 29-я всероссийская конференция по космическим лучам в ФИАНе и там А. Гальпер – участник коллаборации ПАМЕЛА – подробно рассказал о первых результатах двухмесячной работы спектрометра в космосе.
Потом начались приглашенные доклады на пленарных заседаниях. Мне неизвестно, какую установку получили авторы приглашенных докладов от оргкомитета: некоторые из них были явно раппортерские, с анализом того, что было представлено на секциях, в то время как другие имели к секционным докладам минимальное отношение. И уровень докладов был, естественно, разный – от содержательного и продуманного до откровенно халтурного. Смертную тоску наводили некоторые докладчики, которые, стоя боком или спиной к залу, уткнувшись в экран 30 минут, еле слышным голосом "пережевывали" свои картинки. И физика и результаты мухобойные – именное такое впечатление докладчик хотел создать, на мой взгляд, у слушателей.
Больше всего мне понравился пленарный доклад Д. Казакова о физике за пределами Стандартной модели – современной теории элементарных частиц и взаимодействий между ними. С энтузиазмом, живо и напористо докладчик втолковывал слушателям про темную материю, темную энергию и другие заумные вещи. Я сидел недалеко от сцены, и мне было видно, что Диме самому нравятся его выступление, контакт с залом, казалось, Димины усы топорщатся от удовольствия…
Подводя первые итоги
В дни Рочестерской конференции в Москве состоялось заседание Комиссии по частицам и полям IUPAP (Союз чистой и прикладной физики), которая, в частности, заслушала доклад директора ОИЯИ, вице-председателя оргкомитета ICHEP'06 А. Н. Сисакяна о предварительных итогах конференции. Члены комиссии дали высокую оценку организаторам конференции, отметив большую роль, сыгранную ОИЯИ.
Вот как прокомментировал автор доклада первые итоги конференции и роль ученых Дубны в ее организации и проведении:
– Во-первых, примечательный факт: конференция вернулась в наш регион. После 1976 года (тогда конференция состоялась в Тбилиси) по различным и политическим и экономическим причинам ни в России, ни в странах СНГ конференция не проводилась. Лишь в 1984 году конференция была в Лейпциге (тогда ГДР), в 1996 году она состоялась в Варшаве (Польша – страна-участница ЦЕРН и ОИЯИ), хотя первоначально в обоих случаях планировалась Москва. Вместе с тем, вклад ученых и специалистов из России и других стран Восточного региона в развитие физики высоких энергий был и остается весьма значительным. Конференция, которая собрала тысячную аудиторию из 50 стран мира, еще раз подтвердила, что это так.
Во-вторых, мне действительно приятно отметить, что ученые ОИЯИ проявили достойную активность в научной программе конференции. Представителями Института было сделано 16 приглашенных докладов на параллельных сессиях и один пленарный доклад (Д. И. Казаков). Соруководителями параллельных сессий, которые осуществляли подготовку научной программы, были В. Д. Кекелидзе, И. Н. Мешков, А. Г. Ольшевский и О. В. Теряев. Это очень хороший показатель. Отмечу, что отбор докладчиков был произведен международными рабочими органами конференции.
Еще предстоит детальный анализ итогов конференции, которые отражают результаты двухлетней работы мирового научного сообщества в области физики частиц, и я надеюсь, что мы еще не раз вернемся к основным выводам, которые нам предстоит из этого извлечь .
"Мы работаем на грани известного и неизвестного"
За круглым столом в Лаборатории ядерных реакций – участники работ по химии 112-го элемента
Когда в конце мая многие СМИ распространили сообщение о подтверждении открытия элементов 112–116 по химической идентификации цепочек распада новых сверхтяжелых элементов, мы собрали за круглым столом в Лаборатории ядерных реакций некоторых из участников работ – и опытных специалистов, и молодых радиохимиков, лишь недавно пришедших в лабораторию и уже активно включившихся в исследования. Так и получился этот коллективный рассказ.
Команда
Сергей Шишкин, начальник сектора, в 1981 году выполнял в ЛЯР дипломную работу. С апреля 1982-го в штате лаборатории. До 1990 года участвовал в работах по поиску сверхтяжелых элементов в природе. С 1990 года занимался производством экзотических изотопов плутония-237 для изучения метаболизма в организме человека. С 2003 года – начальник сектора, который нацелен на исследование химических свойств новых элементов, синтезируемых на пучках тяжелых ионов.
Григорий Востокин пришел в ЛЯР в 2001 году и еще в процессе выполнения дипломной работы начал помогать специалистам лаборатории в изготовлении мишеней для синтеза сверхтяжелых элементов. И с 2002 года, когда был оформлен на постоянную работу, практически все мишени прошли через его руки. Считает себя учеником Германа Букланова, который возвел производство мишеней в ранг высокой наукоемкой технологии.
Господин Божиков (Господин это его имя, уточняют коллеги) после окончания в 1996 году Софийского университета (диплом выполнял в Технологическом) работал в Болгарской академии наук. В 1998 году приехал в Дубну в командировку, и с тех пор занимается водной химией легких аналогов сверхтяжелых элементов, недавно защитил кандидатскую диссертацию.
Евгений Терешатов приехал в Дубну в конце 2004-го на диплом, успешно защитил его в Российском химико-технологическом университете имени Менделеева и с марта 2005 года – в штате ЛЯР. Принимал участие в эксперименте по изучению свойств 105-го элемента в декабре 2005-го и последнем майском сеансе по 112-му. Евгению 23 года. Самый молодой из всех участников. Поэтому в беседе участвовал довольно робко. Ограничился, пожалуй, одной, но важной репликой: "Хотя мы и стоим на плечах великих, но по ходу дела стараемся воспринимать все новое и перестраиваться". Но оживился, когда Сергей Шишкин завел речь о долговременных планах продолжения экспериментов. Два года назад подтвердили открытие 115 и 113-го элементов в Дубне через химическую идентификацию 105-го элемента, в который распадается 115-й, и в планах есть тот же подход, через 105-й, подтвердить открытие 113-го элемента...
Вячеслав Лебедев в ЛЯР с 1977 года. Включился в работы по поиску сверхтяжелых элементов, три года учился в аспирантуре на химфаке МГУ, после этого перерыва снова подключился к поиску. Потом – плазмохимия, газовая химия СТЭ. Первые опыты по 104, 106, 112-му элементам, производство изотопов для ионного источника – кальция-48, серы-34 и 36. Сейчас занимается фторидами тантала, ниобия и другими соединениями для экспериментов на установке MASHA. И, помимо перечисленного, уточнил Сергей Шишкин, отвечает за производство металлического кальция-48, который бомбардирует мишень.
Атмосфера
Мы не стали вдаваться в технические и методические тонкости прошедших экспериментов, которых, конечно, было немало. Чего стоят хотя бы такие "протокольные" подробности, вошедшие в пресс-релизы. Образующийся в реакции (плутония-242 с ионами кальция-48) изотоп 114-го элемента с массой 287 вылетал из мишени и останавливался в камере, заполненной смесью гелия и аргона при атмосферном давлении. Через полсекунды изотоп испытывал альфа-распад и превращался в изотоп элемента 112 с массой 283. Последний переносился газовой струей по полуторамиллиметровому капилляру на расстояние десять метров в криогенную камеру с 32 детекторами, поверхность которых была покрыта золотом. А здесь уже вступали в действие известные законы природы, согласно которым 112-й, химический аналог ртути, должен был адсорбироваться на поверхности золота, образовав с ним устойчивое интерметаллическое соединение...
В памяти участников экспериментов были еще свежи те характерные особенности, которые отличали эту серию от июньских экспериментов 2004 года, тоже выполненных в сотрудничестве с коллегами из Швейцарии. Трое из них выходцы из Восточной Германии и хорошо знакомы с Дубной. А один и вовсе, можно сказать, дубненец, Роберт Айхлер. Его отец Берндт Айхлер много лет работал не просто в ЛЯР, а в химическом отделе, когда Роберт был еще подростком. Сейчас ему тридцать шесть, и свою новую жизнь в Дубне он воспринимает как закономерное продолжение научного и семейного, жизненного пути... Династия!
Почти двухмесячный сеанс непрерывной работы на ускорителе, конечно, включал в себя немало непредвиденных осложнений, отказов аппаратуры, большинство из которых происходили вовсе не по вине экспериментаторов и их смежников – специалистов, эксплуатирующих ускоритель и каналы транспортировки тяжелых ионов. Например, Сергей Шишкин рассказал о плачевном состоянии российских электросетей...
– Перед нами стояла задача получить изотоп 112-го элемента с массой 283, отделить его от других продуктов реакции (чрезвычайно многочисленных), перенести его из зоны реакции к детекторам и зарегистрировать, соответственно, альфа-распад и последующее спонтанное деление. На все про все – не более четырех секунд... И в то же «золотое» для нас время несколько раз возникали проблемы. Четыре раза были "просадки" напряжения, а после этого очень трудно все восстанавливать. Скажем, у вас дома мигнул свет, а здесь все остановилось на несколько часов. И объяснение одно – крайняя изношенность энергетического оборудования (не у нас в лаборатории и Институте, а в городских электросетях). Даже начало сеансов на нуклотроне, за пять километров от нас, сказалось на состоянии электросети. Однажды по этой причине даже потеряли файлы, на которых были записаны данные, накопленные за четыре часа непрерывных экспериментов.
Некоторые интернациональные особенности
В комментариях участников эксперимента неоднократно подчеркивались несколько важных с их точки зрения моментов. Во-первых, историческая преемственность этих работ, и с историей этой они хорошо знакомы – и по специальной литературе, естественно, и по воспоминаниям старших коллег, и даже по научной беллетристике. Например, Г. Божиков с удовольствием прочел книгу Аграновского о "штурме" 104-го элемента, и хотя считает ее "излишне пафосной", события в ней, по его мнению, изложены верно.
Очень важно, с точки зрения радиохимиков, успешное взаимодействие с коллегами в лаборатории. раньше 112-й элемент для химии делали в реакции урана-238 с кальцием-48, и он получался напрямую. А в экспериментах группы физиков ЛЯР под руководством Владимира Утенкова было показано, что при облучении плутония-242 получается 114-й элемент, который тут же распадается в 112-й, и вероятность образования 112-го в этой реакции в два раза больше, чем с ураном. В первых экспериментах по химии 112-го, проведенных как в Дубне, так и в Дармштадте, исследовалась реакция с ураном, и за два года получили ноль. (Как говорил Г.Н.Флеров, ноль можно получить и на отключенной аппаратуре). То есть успех этого эксперимента подготовлен всей предыдущей работой ЛЯР. И нынешней, разумеется. Например, сектор Александра Еремина проделал огромную работу по модернизации канала ускорителя, на котором проводился эксперимент, а затем принимал активное участие в эксперименте.
Григорий Востокин, характеризуя свой участок работы, заметил, что в основном имеет дело с редкими, высокорадиоактивными элементами. Вещество мишени наносится на полуторамикронный слой титана.
– Представляете себе, что это такое? Это гораздо тоньше, чем обертка для шоколадки. Там слой от 20 до 40 микрон. И эти вещества в процессе облучения не должны ссыпаться. И мишень стоит вертикально, да еще и вращается с высокой скоростью, и частицы, нанесенные на подложку, как бы отщелкиваются... Во время майского сеанса меня сначала включили в сменный график, а потом пришлось заниматься исключительно своим делом: все-таки, мишенный узел по требованиям этого эксперимента оказался "слабым звеном". Когда мы делаем физические эксперименты по синтезу на вращающейся мишени, она может стоять до четырех месяцев, а стационарная мишень, изготовленная для этого сеанса, стояла максимум пять дней, а иногда и три. То есть, фактически, это был непрерывный процесс: изготовление – смена, изготовление – смена...
Господин Божиков привел и вовсе "мистические" случаи, довольно эмоционально охарактеризовав атмосферу, которой был окрашен сеанс:
– Такое забавное совпадение было. Когда швейцарцы меняли в Дубне друг друга – один приезжал, другой уезжал – как раз в момент такой смены мы получали событие. Какая-то мистика. Как будто они их с собой привозят. Флориан уехал, Ругард приехал – на следующий день событие! Ругард уехал – еще одно событие!..
Мы три недели отработали на уране, а потом три недели на плутонии. На уране был "ноль", и настроение было соответствующее. Три недели – и ноль! Это сейчас легко вспоминать! Тут сразу дирекция начала выдвигать всяческие идеи: что сделать, что улучшить, что переделать. Улучшили, переделали но, поскольку было заранее оговорено, что мы половину делаем на уране, а вторую половину на плутонии, мы перешли на четвертой неделе на плутоний (не дожидаясь результатов на уране), и.. довольно быстро, да? получили первое событие... В то время как все нормальные люди сажали картошку... Да, и Кубок УЕФА как раз... И событие-то первое было в праздник! – Это 11-го то – праздник? – Нет, для нас был праздник, потому что получили событие!
Коллеги из Швейцарии
Роберт Айхлер (Институт Пауля Шеррера, Виллиген) вместе с двумя своими коллегами (Ругард Дресслер и Давид Пиге) недавно, после «исторического сеанса», вновь побывал в Дубне – швейцарские радиохимики приехали за своей аппаратурой. И этот визит послужил поводом для комментариев по результатам экспериментов со швейцарской стороны.
– Сотрудничество нашего института с Дубной длится уже довольно долго – еще в конце 80-х годов Швейцария начала сотрудничество с ЛЯР. Сейчас пришли уже новые люди. Мой отец работал в PSI , и он тогда руководил этой группой, потом ушел на пенсию. Я защитил диссертацию, тоже работая в этой группе, и вернулся туда на место отца. Наша семья довольно долго жила в Дубне, отец работал в ЛЯР в отделе радиохимии, Так что это у меня потомственное... В 85-м году мы уехали с родителями в Восточную Германию, и после этого я долго не был в Дубне. Не сошлось. На конференцию по физике тяжелых ионов приехал в 2002 году, первый раз после детства, через семнадцать лет. Все было замечательно, все вспомнил. Ведь мне было 15 лет, когда мы уехали. Учился в 9-й школе. Вижу, что изменилось многое, но в принципе Дубна осталась все такой же. Очень приятно было встретить школьных друзей.
– В чем заключалась ваша работа в последнем сеансе, как она соотносилась с общим ходом этих исследований, какие были особенности?
– Мы начали думать об этом эксперименте уже в 1999 году, когда получили вести из Дубны об изотопе 112-го элемента, который живет пять минут и спонтанно делится. И конечно, все радиохимики обрадовались, стали думать об экспериментах с этими атомами. Но сама идея этого химического эксперимента живет где-то с середины 70-х, как раз мой отец этим занимался здесь в Дубне...
У нас был термохроматографический детектор, который может использоваться в этих экспериментах и рассчитан на широкодиапазонный температурный режим – от комнатной температуры до минус ста восьмидесяти. В ГСИ, в Дармштадте, мы попробовали независимо от Дубны доказать существование этого пятиминутного спонтанно делящегося изотопа 112-го элемента. Однако мы ничего не намерили, только высокоэнергетические осколки, сигналы, но мы не могли доказать, что это именно 112-й элемент. Тогда же пришли к нам новости из Дубны, что этот изотоп не пятиминутный и не делится спонтанно, а что он живет четыре секунды и в результате альфа-распада превращается в изотоп 110-го элемента, который потом делится. К такому распаду наша химия не была готова, прежде всего, по чувствительности приборов, и поэтому мы передумали весь этот эксперимент, повысили быстродействие, увеличили поток газа, уменьшили его объем, чтобы скорость была выше, а чувствительность рассчитали на четырехсекундный изотоп. И с этим опять поехали в ГСИ и сделали такой же самый эксперимент, с таким же оборудованием, но не хватило времени (у нас было две недели непрерывных облучений).
В результате нас пригласили в Дубну, где есть очень хороший, стабильный пучок кальция-48, с высокой интенсивностью, и есть возможность получать различные актинидные мишени. И мы, конечно, с радостью ответили на это приглашение. Были разные эксперименты и в ГСИ и в Беркли, но 112-й элемент в этой реакции кальция с ураном не нашли, и мы начали с этой реакции здесь и поставили такой же эксперимент, как в ГСИ. За три недели на уране ничего не намеряли. Наверное, сечение этой реакции, то есть выход искомого элемента в ней, значительно меньше, чем мы предполагали, и чувствительность наших приборов оказалась все-таки недостаточной. На газонаполненном масс-сепараторе (ГНС) группа физиков Владимира Утенкова мерила эти продукты через распад 114-го элемента. Тогда надо было облучать кальцием-48 плутоний-242 и делать 114-й элемент, который через полсекунды распадается в 112-й, и сечение предсказывалось выше, чем на уране, а, значит, продуктивность должна быть выше. И поэтому мы перешли на плутониевую мишень и через неделю уже получили одно событие, а всего за три недели два, с точно таким же распадом, как в экспериментах на ГНС, – что можно без вопросов отнести к 112-му элементу. И это был самый важный результат. То, что мы получили химические ответы на химические вопросы, – это великолепно!
– Роберт, а ту аппаратуру, которую вы с собой привезли и сейчас приготовили к отправке домой, – ее трудно было делать? Как я понимаю, тридцать лет назад, когда пытались ставить эти эксперименты, техника была на более низком уровне...
– Полупроводниковые детекторы тогда уже существовали, не такие хорошие, конечно, но наши предшественники старались этими детекторами мерить сверхтяжелые элементы, а пучки были не такие интенсивные – на два-три порядка ниже... Если бы пучок был в десять раз меньше по интенсивности, мы ничего бы не намерили... А тот уровень, на котором мы сейчас можем работать, позволяет ожидать какие-то еще чудеса.
Чудо или закономерность?
– Роберт, сейчас в разных центрах, которые занимаются этой проблемой, примерно одинаковая техническая оснащенность, примерно одинаковая квалификация специалистов, достаточно высокого класса ученые, инженеры, техники, механики. Но что, на ваш взгляд, еще необходимо, чтобы эти результаты получить? Нет ли здесь какой-то мистики? Или есть в этом какая-то закономерность? Как вы это можете объяснить? Работая и там, и здесь, имея возможность сравнивать?
– Да, мы провели эксперименты и в Беркли, и в Дармштадте, и в Дубне, и видели, что везде есть свои трудности, и технические трудности, и есть поддержка этих институтов и этих групп. И я думаю, что здесь, главным образом, результаты этих экспериментов получаются только потому, что есть циклотрон, который работает круглосуточно и очень надежно, почти весь год, только на эту задачу – получение и исследование новых элементов. Такого нигде нет. Есть еще, правда, в Японии циклотрон, который работает на эту тематику, только у них пучка кальция нет, нет и актинидных мишеней, и они не имеют возможности осуществлять эти реакции. А в Беркли, например, очень ограниченное время облучения, у них есть другие партнеры, которые используют эти пучки, и в ГСИ время на эксперимент тоже ограничено небольшим сроком. Есть там большая конкуренция с физическим экспериментом, который тоже потребляет кальций, большую часть этого пучка. И поэтому Дубна – это единственное в мире место, где сейчас можно сделать такие эксперименты. Сегодня повторить эти эксперименты в других центрах трудно. И очень важно такое независимое химическое подтверждение результатов, полученных физиками. Сейчас этим экспериментом мы подтвердили и 114 и 116-й элемент, потому что сели на конец цепочки распада этих элементов и подтвердили, что наблюдавшееся явление связано с распадом 112-го элемента.
– И как в вашем институте относятся к результатам вашей работы, к вашему участию в этом эксперименте?
– Нас поддерживают очень хорошо – профессор Хайнц Геггелер, шеф нашей лаборатории, еще и заместитель директора института, он и в Дубну неоднократно приезжал во время экспериментов, и он очень интересуется этим, это тоже его жизнь. Вот такая интересная черта его биографии – два года, в 1975-76-м, он по собственному желанию работал в Лаборатории ядерных проблем, в радиохимической лаборатории. И он, швейцарец, тоже говорит по-русски. Так что у нас поддержка большая, но и институт довольно большой, и есть гораздо более крупные проекты, которые забирают главную часть бюджета, основной персонал института. Наш проект, конечно, маленький, группа тоже, мы не главные игроки на этом большом поле, но такая группа должна быть, и мы единственный в Швейцарии радиохимический отдел.
Мы очень заинтересованы в продолжении сотрудничества. И уже договорились на следующий год еще раз провести такой эксперимент, только с другой мишенью, на плутонии-244, и сделать 114-й элемент и 112-й тоже, который в распаде первого получается, это тридцатисекундный изотоп 112-го, и чувствительность аппаратуры должна быть значительно выше, чем на четырехсекундном изотопе, и тогда мы этот элемент во время транспортировки не потеряем. Для этого надо заниматься диагностикой пучка, четко знать, в какое место мишени он попадает. Мы этим занимаемся. Может быть, используем вращающуюся мишень, которая позволит увеличить ток пучков кальция на мишени по сравнению со стационарной, которую мы применяли в этом году. И надо много заниматься повышенимем скорости экспресс-анализов, потому что 114-й живет только две секунды. Так что собираемся в апреле-мае следующего года сюда опять приехать опять со своим оборудованием и поставить эти эксперименты.
– А вы уверены, что аспиранты, которые работают в вашей группе, у вас же останутся? И будут продолжать это дело? Ведь так много соблазнов...
– В том наша проблема, потому что аспиранты защищаются и потом уходят... И, конечно, радиохимия не так привлекательна, как некоторые другие модные науки, которыми все хотят заниматься. Так что довольно трудно найти молодых людей, которые хотят проходить аспирантуру по радиохимии. И вообще это проблема всей нашей науки, об этом же говорят и в Америке, и в Германии, и здесь, в Дубне. Это общая проблема, радиохимиков стало очень мало. Мы, конечно, надеемся, что придут новые люди и останутся. У нас очень тесное сотрудничество с университетом Берна, Хайнц Геггелер там работает профессором, а я его ассистентом, и такая совместная работа помогает привлекать к нам молодежь прямо со студенческой скамьи.
В заключение я очень хочу поблагодарить и руководство ОИЯИ и лаборатории, и наших коллег, которые очень тесно с нами сотрудничают, много помогают, проявляют горячее гостеприимство. И надеемся на дальнейшую поддержку руководителей этого Института.
Ренессанс радиохимии
Короткая ремарка профессора Сергея Николаевича Дмитриева , заместителя директора ЛЯР по науке, который руководил этими экспериментами:
– Полученные в последние годы физиками ЛЯР результаты по синтезу новых сверхтяжелых элементов открыли для радиохимиков новую эпоху, своего рода ренессанс. Два года назад у нас в ЛЯР совместно с коллегами из Швейцарии и Америки (Ливерморская национальная лаборатория) успешно проведен первый эксперимент по химической идентификации элементов 115 и 113. А сегодня мы говорим о химической идентификации элементов 112, 114 и 116, что является независимым подтверждением полученных ранее в ЛЯР результатов по их синтезу. Конечно это большой успех. И конечно, это успех всей лаборатории и Института в целом. Как и в первом эксперименте по 115-му, химики, физики и ускорительщики работали совместно. Ну а в будущем мы планируем дальнейшие не менее интересные эксперименты. Это и работы по 112 и 114-му элементам с мишенью из уникального изотопа плутония-244. В этих экспериментах примут участие и наши коллеги из Швейцарии и Ливермора. Это и определение массы сверхтяжелых элементов на новом сепараторе МАSHА и многое другое. Очень отрадно, что среди участников экспериментов много молодых коллег. Именно на таких экспериментах они растут профессионально, именно такие эксперименты в наше еще достаточно непростое для науки время привлекают молодежь в науку.
В конце беседы, как это часто бывает, мои собеседники разговорились. И их короткие реплики, которые остались на ленте диктофона, будто бы так и напрашивались для финала...
Просто мы работаем на грани известного и неизвестного...
Мы не придумываем то, что сейчас есть, – это давно было придумано...
По ходу дела выходит из строя почти все, что должно было выйти из строя. Почти все блоки были заменены. И только люди всегда на месте и дежурят круглосуточно...
Самое главное, что выходила-то из строя не только наша, отечественная аппаратура, но и почти все швейцарские блоки были заменены...
Запись в журнале после "просадки" напряжения: "Все ушли спать".
То, что мы использовали, это не имеет аналогов, используется в единичном экземпляре. Это невозможно отработать на конвейере...
Из Германии - с любовью. Два письма на одну тему
Дитмар Эберт
«Это были необыкновенно плодотворные и счастливые годы…»
Профессор Дитмар Эберт – вице-директор Института в 1989–1992 годы. Сложнейшее время крушения Берлинской стены и объединения Германии. Время взвешенных решений, в результате которых Германия вот уже двадцать лет активно участвует в деятельности ОИЯИ. Время, когда научная политика во многом определялась коллективным разумом и душевным состоянием тех немецких ученых-физиков, которые работали в Дубне…
В юбилейные дни мне выпала честь вручить директору ОИЯИ поздравительный адрес от президента Университета имени Гумбольдта профессора Христофа Маркшиса и от моих берлинских коллег.
Начну с чисто личных впечатлений, которые характеризуют мое удивительно раннее отношение к ОИЯИ. Помню точно: лето 1958 года; я был 16-летним учеником десятого класса гимназии языков: латинского, французского, английского и русского. Хотел изучать в университете романистику, французскую литературу. Несколько раз слушал в то время по радио интервью немецких физиков, только что приехавших из ОИЯИ и рассказывавших о своей работе в области атомной и ядерной физики, о научных семинарах и первых впечатлениях. Под влиянием этих рассказов о Дубне я выбрал в школе тему сочинения "Атомная энергия – благо или проклятие для человечества?", которая и сегодня очень актуальна. Начал читать специальную литературу по физике. Скоро мне стало ясно, что хочу изучать атомную и квантовую физику в университете и стать физиком. При этом физика как наука меня не привлекала специально, с точки зрения эксперимента или математики, – более важной казалась возможность осознать единую связь микромира с макромиром. То есть понять, с одной стороны, загадки звезд и космоса на основе физики атомов и ядер, а с другой стороны, синтез тяжелых атомов дальше железа во взрывах суперновых или на земле – в соударениях ядер на ускорителях. Возникло сильное желание когда-нибудь позже приехать в ОИЯИ, принять участие в научной работе в Дубне.
В университете мне в руки попала книга Д. И. Блохинцева "Основы квантовой механики". Позже мне довелось читать на русском учебники Ландау – Лифшица занять единственное место дипломника на кафедре "Квантовая теория поля и частиц" у профессора Франка Кашлуна в Университете имени Гумбольдта в Берлине. Как вы знаете, Ф.Кашлун был одним из первых немецких физиков-теоретиков, работавших в Дубне в группе Н. Н. Боголюбова. В то время свое основное научное образование в области квантовой теории поля я получил на основе превосходной книги Н. Н. Боголюбова и Д. В. Ширкова, которая обогнала свое время на много лет.
Зная русский язык, я скоро познакомился со всеми дубненскими коллегами Ф. Кашлуна, которые посещали Берлин: Н. Н. Боголюбовым, Д. И. Блохинцевым, Б. М. Понтекорво, Д. В. Ширковым, Я. А. Смородинским, В. А. Мещеряковым. Два раза я сопровождал Н. Н. Боголюбова и Д. И. Блохинцева в их поездках по институтам и университетам ГДР. Стал почти профессиональным экскурсоводом – знатоком прусской истории в поездках с дубненскими коллегами в Потсдам.
Естественно, мне хотелось сразу после защиты кандидатской диссертации в 1968 году осуществить свое давнее желание поработать в ОИЯИ. Но в 1969 году я не имел требуемых в то время "общественных поручений", чтобы получить разрешение работать в Дубне. В 1971 году моя анкета опять была отвергнута. Поэтому я перешел в 1974 году из Университета имени Гумбольдта в ИФВЭ в Цойтене (сегодня DESY), где профессор Карл Ланиус мне сразу пообещал, что через год я буду работать в Дубне. Таким образом, в 1975 году осуществилась, все-таки, моя мечта и я стал сотрудником ЛТФ ОИЯИ. Вспоминаю свой первый доклад на ученом совете о билокальной бозонизации КХД в 1976 году, когда Д. И. Блохинцев, увидев меня, объявил: "Эберт в конце концов приехал". Позже он помог мне продлить работу здесь на пять лет – до 1980 года.
Свою первоочередную задачу я видел, конечно, в занятиях наукой, в интересных совместных работах с дубненскими коллегами. С другой стороны, как молодой немец, запомнивший руины войны в Германии и Советском Союзе и знавший исторически заложенные культурные, научные и политические связи между нашими странами, я стремился вместе со своей семьей сделать конкретные личные шаги к новому сближению немецких и русских людей. Оглядываясь на прошедшие с тех пор 30 лет, могу сказать, что действительно достиг своих целей. Те первые пять лет в ЛТФ (1975–1980) были необыкновенно плодотворными и счастливыми, и наши дружеские связи со многими дубненскими семьями живы и сегодня.
Теперь несколько слов о науке.
Исключительно важное влияние на мои научные интересы в ОИЯИ имели работы Н. Н. Боголюбова о сверхпроводимости и спонтанном нарушении симметрии и их возможное применение в релятивистской физике частиц в рамках кварковых моделей. Очень важным также оказался интерес Д. И. Блохинцева и его коллег Г. В. Ефимова, М. К. Волкова и В. Н. Первушина к неперенормируемым, нелокальным теориям поля. Хочу отметить два главных результата нашего сотрудничества. Во-первых, вместе с В. Н. Первушиным был разработан и применен метод континуального интеграла в билокальных полях, что позволило построить эффективную теорию связанных с нелокальным взаимодействием частиц из калибровочной теории. Так, в 1976 году мы получили для КХД2 эффективное действие мезонных полей, которое в приближении стационарной точки совпадает с суммированием планарных диаграмм Фейнмана при больших N, как было предложено т'Хофтом. Во-вторых, в 1970-е годы. М. К. Волков и В. Н. Первушин вели в ЛТФ однопетлевые исследования киральных неперенормируемых моделей мезонов и барионов, результатом которых явилась их интересная книга "Существенно нелинейные квантовые теории, динамические симметрии и физика мезонов". М. К. Волков вскоре пригласил меня включиться в "киральную науку", в результате чего нам удалось применить метод континуального интеграла для кварковых моделей типа Намбу–Иона–Лазинио и вывести киральные лагранжианы связанных мезонов с нелокальными взаимодействиями типа Скирма. Позже в эти исследования включился Х. Райнхардт. Я думаю, это были действительно важные работы, которые стимулировали дальнейшее развитие бозонизации кварковых моделей и КХД, а также изучение фазовых переходов, включая модную цветную сверхпроводимость на основе дикварковых конденсатов.
Завершая эту часть, я хотел бы добавить еще несколько личных воспоминаний о Д. И. Блохинцеве, который молодым ученым, включая и меня, уделял особое внимание. Мне пришлись по душе его демократичное отношение к сотрудникам и особенно его разносторонние интересы, которые затрагивали физику и искусство, математику и философию. Он приглашал меня несколько раз к себе домой, показывал свои картины, беседовал о физике, философии и рекомендовал мне интересные книги, например, "Мастера и Маргариту" Булгакова, "1984" Оруэлла и специфическую книгу "Красный атом" первого немецкого вице-директора ОИЯИ Г. Барвиха. При этом сказал с хитрой улыбкой: "Барвих нигде в этой книге не написал плохо обо мне и ОИЯИ".
Во второй части моих воспоминаний я хотел кое-что сказать о работе в течение трех лет в должности вице-директора ОИЯИ, с 1989 по 1992 годы. В то время в ГДР искали кандидата на этот пост и предложили меня. Кажется, любят теоретиков в центральной дирекции. Может быть, потому что они не имеют своих собственных, дорогостоящих экспериментальных проектов и амбиций, стоящих крупных денег; и к тому же должны иметь широкий кругозор в различных областях нашей науки.
Перед отъездом из Берлина я гулял с женой Гизелой недалеко от Берлинской стены и спросил: "Когда же эта стена исчезнет? Может быть, это увидят только наши внуки?" Несколько месяцев спустя, 10 ноября 1989 года, я сижу утром на директорском совещании, и директор Деже Киш мне тихо сообщает: "В эту ночь в Берлине открылась Стена". Вначале я думал, что это что-то вроде апрельской шутки, но стоял ноябрь... Это событие и его последствия имели решающее значение для работы дирекции. Никто из нас не предвидел, какое критическое и чрезвычайно сложное время ожидало нас. В числе первых это почувствовали ученые из ГДР.
В конце 1989 – начале 1990 годов у нового правительства и многих немецких ученых возникли серьезные намерения выйти из состава ОИЯИ. Я сидел после Рождества дома и писал меморандум на семь страниц о необходимости для ГДР остаться в ОИЯИ. Обратился с просьбой к новому министру науки и техники срочно принять меня утром 3 января 1990 года перед вылетом в Москву. Вручил ему этот документ и при этом высказался категорически против запланированного выхода из ОИЯИ. В результате меня исключили из делегации, вылетавшей на переговоры в Москву, как это, вероятно, помнит бывший тогда вице-директором Института А. Н. Сисакян. Но в переговорах в Москве, слава Богу, наша делегация не объявила о выходе. Не исключено, что выход в тот момент привел бы к цепной реакции со стороны других стран-участниц, как меня предупредили в Польше и Чехословакии.
Так ГДР до конца ее существования осталась в числе государств-членов ОИЯИ, и ФРГ с момента объединения 3 октября 1990 года взяла на себя международные обязательства ГДР. Это в то время была моя главная цель: действовать так, чтобы в тот критический момент многолетние научные и человеческие связи между ОИЯИ, Россией и Германией не прерывались, чтобы сохранялось доверие между нашими странами. В июле 1991 года был подписан двусторонний договор между ОИЯИ и Министерством по науке и технологиям ФРГ, дававший немецким ученым возможность дальнейшей работы в ОИЯИ.
Я счастлив, что, несмотря на все зигзаги и неожиданные повороты, с которыми я столкнулся в период моей командировки в Дубну, я оказался в верный, решающий момент на важном посту вице-директора ОИЯИ и смог внести определенный вклад в сохранение нашего сотрудничества.
Конечно, мне также казалось необходимым предпринимать конкретные шаги для расширения научных контактов между ЛТФ и теоретиками Германии. Так возникла идея организовать в Дубне рабочие совещания (контакт-митинги) с участием ведущих немецких теоретиков в области квантовой теории поля, физики частиц, физики ядра и конденсированных сред. Для этой цели я вел переговоры в различных научных центрах Германии, в институтах имени Макса Планка и университетах. В конце концов, в Министерстве в Бонне было выделено 50 000 марок, чтобы финансировать приезд и пребывание 50 немецких теоретиков для участия в контакт-митингах в ЛТФ. Таким образом был дан "зеленый свет" этому проекту, и вместе с директором В. Г. Кадышевским и теоретиками ЛТФ были подготовлены научные программы этих совещаний. Как вы знаете, они прошли с большим успехом, и в результате возник общеизвестный сейчас проект "Гейзенберг–Ландау".
Дорогие коллеги и друзья! Как показывает прошлое, сотрудники ЛТФ и ОИЯИ нашли в те тяжелые времена, когда большинство прежних общественных и политических структур распалось, огромные внутренние и внешние силы, чтобы преодолеть эти необыкновенные трудности. На этом и основано мое сегодняшнее убеждение, что вы, дорогие коллеги, и сейчас, и в будущем будете способны в нужный момент мобилизовать все силы. Очень надеюсь, что ваше правительство должным образом оценит эти усилия и поддержит ученых, установив в ближайшее время зарплату, соответствующую международным стандартам, что поможет вам и вашим семьям пережить трудности и достигать выдающихся научных результатов.
Желаю вам всем всего хорошего, счастья и успехов в личной жизни и в работе!
Берлин – Дубна, 22–26 марта 2006.
Рудольф Позе
«Образ России останется в сердце…»
Советник дирекции Лаборатории информационных технологий профессор Рудольф Позе. В 1958 году окончил физический факультет Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, и с тех самых пор его жизнь и научная деятельность в значительной степени связана с Объединенным институтом ядерных исследований. В последнее десятилетие прошлого века занимал пост директора Лаборатории информационных технологий.
Свою дипломную работу Рудольф Позе подготовил в Лаборатории ядерных проблем, где началась его трудовая деятельность как физика-экспериментатора, а затем и разработчика устройств для автоматических измерений снимков с трековых камер…
Научные интересы Р. Г. Позе охватывают широкий спектр проблем. Это и автоматизация научных исследований, и экспериментальные исследования в области физики высоких энергий, и научное приборостроение, и разработка и применение средств вычислительной техники в научных и прикладных исследованиях. Поэтому неудивительно, что когда в 1990 году его кандидатура была выдвинута на пост директора ЛВТА, научно-технический совет лаборатории единогласно поддержал ее и на 68-й сессии Ученого совета ОИЯИ он был избран на эту должность. С 1990 по 2000 годы возглавлял он ЛВТА. Это были не простые годы, и он много сделал для сохранения и развития лаборатории.
Активная деятельность Рудольфа Гейнцевича на посту советника дирекции ОИЯИ и ЛИТ сегодня во многом способствует укреплению взаимовыгодного сотрудничества ОИЯИ с российскими академическими научными центрами, Московским государственным университетом, Институтом физики высоких энергий (Протвино), Саратовским государственным университетом и зарубежными институтами: ЦЕРН (Женева), ДЕЗИ (Германия), Институт Хана–Майтнер, Университет имени Гумбольдта (Берлин).
Вопросы, которые я задавал Рудольфу Гейнцевичу, во многом были навеяны страницами его воспоминаний, опубликованных на дубненском сайте.
В последние годы вы уделяете много внимания научной мемуаристике, научной публицистике. Это «зов души», стремление передать ваши знания молодежи, или еще что-то?
Сейчас я все больше чувствую интерес молодежи, своих детей к тому времени, когда мы росли и взрослели. Это время очень сильно отличалось от того, в котором мы сейчас живем. Для молодых в нем много непонятного, может быть, даже таинственного, еще не разглашенного. Я задался вопросом: а почему им это интересно, – и попытался понять, осмыслить пережитое, многое, что сегодня кажется молодым ненормальным…
Моя судьба и судьбы моих друзей складывались в условиях холодной войны. Жизнь наших родителей, да и наша тоже, протекала под влиянием атомной гонки. Сегодня открываются архивы, и мы имеем возможность прочесть, сопоставить воспоминания людей того времени, понять, что двигало нашими родителями, решившими заниматься этой наукой. Мне очень интересно этим заниматься, и, отвечая на ваш вопрос, скажу, что уделяю сейчас много времени именно архивным поискам, попыткам воссоздать некоторые истории, детали работы немцев в России. Наверное, еще и потому, что так сложилась и моя личная судьба. Сижу сейчас в вашей редакции, беседую с вами, а мог бы сидеть совсем в другом месте и с другим человеком…
Когда были опубликованы труды по истории Советского атомного проекта, я их очень внимательно изучил. Мне было интересно, что реально делали немецкие ученые в Сухуми, в Обнинске, чем занимались участники немецкого атомного проекта, которые после войны не попали в СССР. Я не случайно подчеркнул: реально, потому что вижу в архивных материалах много детально проработанных планов, намерений, и очень мало конкретных отчетов по результатам работ. Возможно, это как-то связано с приоритетами… Но есть, и немало, документов, фактов, которые помогают восстановить нить событий, и я вижу, что известные немецкие ученые, квалифицированные инженеры, техники, мастера вкладывали в эту работу все свои знания, свое умение и сумели сделать очень много. Эта их послевоенная работа не стала «белыми пятнами» в биографиях, а оставила результаты высокого качества. Мне очень помогает личное знакомство практически со всеми немецкими физиками, работавшими в СССР, есть много друзей в Обнинске, с которыми продолжаю сотрудничать, и они помогают мне в моих изысканиях. Переписываюсь и с российскими физиками. С немецкими и российскими историками науки встречался в Дубне в мае 1996 года на конференции по истории Советского атомного проекта, где тоже сделал доклад.
Надеюсь, что удастся получить доступ к архивам Росатома…
Вы уже давно живете в Дубне. Что думаете о современных инновациях, особой экономической зоне?
Это сложный для меня вопрос. Ничего не берусь предсказывать. Когда Дубна получила статус наукограда, то было ясно, что, как и подобные города мононауки, созданные под конкретные глобальные задачи – гонка вооружений, атомный проект, покорение космоса – она уже не в состоянии поддерживать инфраструктуру, созданную в советское время при достаточном финансировании. Ситуация оказалась иной: идеи есть, а денег нет… И искать пути выхода из этой ситуации было жизненно необходимо. И я думаю, что нас ждет длительный путь поисков организационных, экономических форм, которые в конце концов окажутся жизнеспособными
В ваших мемуарах о жизни немецких ученых в Обнинске и Дубне есть несколько очень теплых страниц, посвященных музыкальным увлечениям и традициям вашей семьи, семей ваших соотечественников. Эта история продолжается?
Помню эпизоды далекого детства. Папа очень любил музыкальную классику, играл на фортепиано в свободное время. А времени такого было немного, в основном вечером, когда меня купали в ванной. И до сих пор помню эти звуки музыки из гостиной, когда я плескался в ванне… Сейчас мы с женой Ниной Дмитриевной приобщаем к музыке внука. Когда вместе обедаем, ставим диски с классической музыкой. И это вошло в традицию. Стоит мне вдруг забыть, сразу раздается: «Дедушка, а где же музыка?». Сейчас внук занимается в музыкальной школе, и мы через него втянулись в музыкальную жизнь Дубны, и оказалось, что эта жизнь очень насыщенная и многообразная.
Возвращаясь к первому вопросу, хочу, все же, что-то добавить как ваш читатель. Многие немцы, долго живущие в России, невольно усваивают особенности нашего национального характера. А вы в себе это замечаете?
Хотя я очень тесно связан с Дубной и научными и человеческими узами, все же вижу многие стороны жизни глазами человека не из России, человека иной культуры, иного жизненного уклада. И очень осторожно пишу об этом, чтобы, не дай бог, кого-то не обидеть. Просто многие привычные для вас вещи можно увидеть другими глазами… А тогда ОИЯИ был уникальным явлением в «социалистическом лагере», которое трудно переоценить. Да-да! Если говорить о немецких сотрудниках – их же было очень много в Дубне в те годы! И общий итог очень положительный. При всех минусах системы. Вообще, люди, выросшие в ГДР, были в чем-то ограничены, а здесь, в Дубне, их творческий потенциал раскрывался с максимальной полнотой. Не случайно в сегодняшней Германии существует несколько клубов-кружков, объединяющих бывших сотрудников ОИЯИ. Раз в год они устраивают «ностальгические» встречи. Или мы, «обнинские дети», или «русландкиндер», тоже встречаемся примерно раз в два года, и к нам присоединяются «наши сухумцы», и долго предаемся воспоминаниям. И этот образ жизни во многом определяет и жизненные пути. Не случайно же среди моих соотечественников есть и переводчик, и сотрудник Минвнешторга Германии, и топ-менеджер «Роботрона», координирующие связи с Россией… У многих из этих людей с самого детства образ России остался в сердце.
PS. С воспоминаниями Рудольфа Позе можно познакомиться на сайте www.naukograd-dubna.ru/197/1/1258/.
Международный линейный коллайдер: на старте большого пути
Вернет ли себе Дубна славу мирового центра развития физики элементарных частиц? Ответ на этот вопрос во многом зависит от позиции правительства России, от того, насколько оно заинтересовано в поддержке фундаментальной науки и связанных с нею передовых технологий.
Главный инженер ОИЯИ, член-корреспондент РАН Григорий Ширков, представляющий наш Институт в исполнительной группе (GDE) Международного линейного коллайдера (ILC), рассказывает о ходе реализации этого проекта.
– Беспрецедентная задача коллайдера ILC (техническое осуществление которой стало возможно лишь в 21-м столетии) – достичь невиданной до сих пор точности измерений в широком интервале максимальных энергий сталкивающихся частиц (электронов и позитронов). Возможность варьирования энергии (в системе центра масс сталкивающихся частиц до 1012 эВ) имеет ключевое значение для обеспечения максимальной точности измерений.
Создание и успешная работа коллайдера ILC даст возможность получить ответы на многие важнейшие вопросы физики элементарных частиц, которые лежат в основе целостного, единого понимания современного микро- и макромира и позволит наиболее точно воссоздать лежащие в основе обнаруженных явлений законы Природы.
Коллайдер ILC должен стать уникальным инструментом для наиболее глубокого проникновения в природу материи и изучения ее фундаментальных свойств, исследования пространства и времени, решения вопросов о происхождении массы частиц, темной материи, темной энергии, существования дополнительных измерений в пространстве-времени и т.д.
Создание коллайдера ILC – ускорителя следующего поколения, безусловно, потребует совершенно новых решений и разработок в таких важных областях науки и техники, как ядерная энергетика, ускорительная и криогенная техника, кристаллография, создания новых источников энергии и новых материалов. А это значит, что многие из них найдут свое применение в смежных областях науки и техники, в практической деятельности на благо развития современной цивилизации.
Международный комитет по ускорителям будущего (ICFA) назначил директорат проектной группы, в который вошли известные ученые из стран, потенциально готовых участвовать в создании ILC. В состав исполнительного комитета GDE от России входят академик А. Скринский (ИЯФ имени Г. И. Будкера, Новосибирск), член-корреспондент РАН М. Данилов (ИТЭФ, Москва) и я от ОИЯИ как международной межправительственной организации.
Задачи GDE состоят в координации ведущихся в разных институтах мира работ по проекту ILC и взаимодействии с политическими и финансовыми институтами стран, участвующих в подготовке проекта. Концептуальный доклад GDE о проекте ILC намечен на конец 2006 года и будет представлен на заседании комитета ICFA. Проект сегодня представляется как полностью международный, он должен разрабатываться, финансироваться, управляться, обслуживаться и эксплуатироваться в рамках соответствующим образом организованного широкого международного научного сотрудничества.
Какие основные параметры заложены в этот проект?
Возможности ILC как нового "супермикроскопа" в микромире определяются полной энергией столкновения частиц, т.н. светимостью – полной интенсивностью столкновения частиц в области взаимодействия. Светимость обеспечивается интенсивностью и высокой фокусировкой пучков (5х500 нанометров в сечении!) в точке встречи. Достижение подобной точности является сложной научно-технической задачей. Номинальная светимость при энергии электронов 500 ГэВ должна составить 2 х 1034 см2с-1.
Для установки 500 ГэВ на основе резонаторов типа TESLA, разработанных немецкими специалистами в DESY, максимальный темп ускорения резонаторов должен быть 35 МВ/м и рабочий градиент 31,5 МВ/м при длине каждого из двух линейных ускорителей 10,6 км. При последующем увеличении энергии до 1 ТэВ запланированы резонаторы, имеющие максимальный градиент 40 МВ/м и рабочий градиент 36 МВ/м, что приведет к увеличению длины каждого из двух линейных ускорителей еще на 9,3 км. В этом случае полная длина двух линейных ускорителей составит около 40 км и длина всей установки (полная длина туннеля) около 50 км.
Какими же должны быть масштабы работ по реализации этого поистине мегапроекта нашего столетия? Какова их организационная схема?
Даже если сравнивать масштабы работ по сооружению ускорителя ILC с завершающимся сейчас в ЦЕРН созданием Большого адронного коллайдера, их можно назвать беспрецедентными. Широкие межгосударственные связи на всех этапах реализации проекта позволят его участникам взаимно использовать новейшие научные и технологические достижения в своих странах. Вовлеченность в высокотехнологичный проект подобного масштаба ученых и специалистов из Российской Федерации, ОИЯИ и его стран-участниц приведет к ускоренному развитию передовых технологий в этих странах и, в первую очередь, в России.
К началу 2006 года был подготовлен так называемый документ базовой конфигурации (Baseline Configuration Document – BCD), на основании которого проводится проектирование, оценивается стоимость и формируется физическая программа исследований на ILC. Проект ускорителя прорабатывается учеными и специалистами из ведущих исследовательских центров и проектных организаций Америки, Азии, Европы, включая российские институты и Объединенный институт ядерных исследований.
Стоимость полномасштабного проекта ILC в настоящее время, по оценкам комитета GDE, составляет 8-9 миллиардов долларов США. Оценка выполнена для длины ILC, равной 50 км, на основе экстраполяции оценочной стоимости нереализованного проекта 33-километрового коллайдера TESLA (Германия). Стоимость экспериментальных установок не входит в эту оценку. Затраты на трудовые ресурсы также не учитываются, поскольку предполагается, что они будут покрываться участвующими в проекте организациями. Данная оценка будет скорректирована после окончательной подготовки документа BCD, который внесет большую определенность параметров ILC. BCD уже завершен и начата подготовка RDR (Reference Design Report). Именно он подкорректирует цифру.
А как выглядят финансовые расчеты в случае, если этот комплекс будет строиться в Дубненском регионе?
По оценке специалистов Государственного специализированного проектного института (ГСПИ, Москва) общая стоимость по сводному сметному расчету в ценах первого квартала 2006 года строительно-монтажных работ, подземных и надземных объектов основного строительства в случае размещения ускорителя в районе Дубны может составить порядка 2,3 миллиарда долларов США; в том числе стоимость сооружения туннелей собственно линейного ускорителя и всех его технологических систем и шахт порядка 1 миллиарда долларов США, что должно быть заметно ниже стоимости сооружения ILC в других заявленных для рассмотрения регионах в силу очень благоприятных геологических и географических условий в районе Дубны.
По предварительным планам, страна, которая заинтересована в сооружении ILC на своей территории, должна быть готова к финансированию не менее 30 процентов стоимости реализации проекта.
Международное научное сообщество встретило инициативу по строительству ILC в России, в Дубне, со значительным интересом. Объединенный институт ядерных исследований имеет существенные преимущества и привилегии как международная межправительственная организация и обладает уникальным опытом организации и успешного исполнения крупномасштабных научно-исследовательских проектов на базе широкой кооперации научных центров и промышленных предприятий многих стран. Об этом хорошо известно всем нашим партнерам.
Вы уже неоднократно выступали на различных международных ускорительных конференциях и совещаниях, излагая эту идею. Каковы основные аргументы в пользу размещения ILC на нашей территории?
О главном я уже сказал – наличие ОИЯИ, международной межправительственной организации, крупнейшего физического центра с квалифицированным персоналом и развитой инфраструктурой как базовой научной и организационной структуры будущего международного научного центра. Это во-первых.
Во-вторых, крайне малозаселенная территория, практически свободная от предприятий промышленности, рек и дорог. На площадке нет биологических заповедников, религиозных и исторических памятников. Трасса ускорительного комплекса не затрагивает национальные парки. Предлагаемое размещение туннелей ускорителя в относительно сухом моренном слое исключает влияние на глубинное распределение подземных вод и не требует дополнительных усилий и затрат на гидроизоляцию тоннеля и других подземных сооружений. К этому можно добавить абсолютную сейсмическую устойчивость и геологическую стабильность района.
В-третьих, равнинный рельеф местности и уникальные геологические условия позволяют разместить ILC на малой глубине (около 20 метров) и вести строительство туннелей, экспериментальных залов и других подземных объектов с наименьшими затратами, в том числе открытым способом.
Чрезвычайно привлекает при размещении комплекса ILC на выбранной территории уникальная возможность решения вопроса о стоимости приобретения земли. Подобно тому, как это прописано в соглашении между ОИЯИ и правительством РФ, вероятно, будет возможна передача всего участка земли, необходимого для сооружения ILC, в бессрочное бесплатное пользование.
Весьма существенно также то, что в районе строительства ILC есть источники электроэнергии достаточной мощности (ЛЭП 500 кВ, Конаковская ГРЭС, Удомльская АЭС). Хорошо развита система всех видов транспорта и связи - автомобильные и железнодорожные коммуникации, водная артерия (бассейн Волги), создана современная сетевая и информационно-вычислительная инфраструктура, в том числе на территории нашего города действует один из крупнейших в Европе Центр космической связи "Дубна".
Дубна обладает мощным научным и техническим потенциалом, который развивается сегодня в условиях особой экономической зоны технико-внедренческого типа. Созданная в декабре 2005 года ОЭЗ обеспечивает льготные условия для разработки и производства наукоемкой продукции. Развитая инфраструктура позволяет дополнительно привлекать в уже сложившийся интернациональный исследовательский коллектив специалистов из научных центров мира, обеспечивая им комфортные условия для работы. Это гарантирует высокое качество исследований на ILC и получение новых результатов принципиального научного значения.
Учитывая, что проект ILC рассматривается международным научным сообществом как стратегически приоритетный в области физики высоких энергий, Ученый совет Объединенного института ядерных исследований рекомендовал ОИЯИ принять участие в подготовке проекта коллайдера и привлекать инвестиции и соответствующие ресурсы в научно-технические разработки. Это должно обеспечить ОИЯИ достойное положение среди организаций, играющих лидирующую роль в проекте ILC. Ученый совет ОИЯИ поддержал идею размещения коллайдера в Дубне. Комитет полномочных представителей правительств стран-участниц ОИЯИ одобрил эти рекомендации. Что касается муниципальных властей, то возможность использования инфраструктуры города Дубны для нужд ILC местной администрацией поддерживается.
Представим себе, что предложение ОИЯИ принято директоратом GDE. И как будет выглядеть эта огромная стройплощадка?
Площадку под линейный ускоритель ILC длиной около 50 км предлагается расположить в северной части Московской области к северо-востоку от Объединенного института ядерных исследований. Участок малонаселенный, трасса ускорителя пересекает два небольших населенных пункта и малозагруженную железную дорогу между городами Талдом и Савелово. Трасса довольно однородна по высотным отметкам. На некоторых участках – с поверхностным заболачиванием. Материковые (глубинные) грунты устойчивы. Это подтверждено геологоразведкой, производившейся при выборе площадки для сооружения ускорителя У-70. В конце концов, он был сооружен под Серпуховом, но результаты этих изысканий сегодня оказались как никогда востребованы.
Наши предложения включают также еще один существенный аспект, связанный с тщательной проработкой энергообеспечения этого исследовательского комплекса. Имеющиеся в окрестностях Дубны электросети позволяют обеспечить электроснабжение ILC в проектном объеме около 330 МВт.
Длина планируемой площадки под строительство ускорительного комплекса составляет около 50 километров, ширина – 1 километр. Основная схема размещения ускорителя предполагает строительство двух параллельных подземных туннелей. Один – для размещения источников питания, источников ВЧ мощности, накопителей данных, электроники, управляющих и других систем. Во втором туннеле размещаются непосредственно ускоряющие структуры, магнитные элементы для фокусировки пучка и средства диагностики.
Довольно трудно, все же, оценить сейчас реальные масштабы в случае благоприятного для Дубны, для российского научного сообщества решения этого вопроса...
Здесь, прежде всего, надо учитывать, наряду с научным, исключительное экономическое и политическое значение, привлечение к проекту ILC широкого спектра современных технологий, многие из которых отсутствуют в РФ или недостаточно развиты. Подготовка квалифицированных кадров в адекватной научно-инженерной среде, интерес специалистов высочайшей квалификации из российских научно-технических центров и других стран привлекут активную и талантливую молодежь. Реализация проекта подобного масштаба именно в Дубне позволит России на обозримую перспективу стать центром притяжения для ученых всего мира и восстановить наше лидерство в области фундаментальных исследований и физики высоких энергий. И, конечно, нельзя не учесть привлечение значительных внешних инвестиций и финансовых ресурсов на всех этапах реализации проекта и функционирования нового ускорительного центра в течение многих лет.
Следуя рекомендациям Ученого совета и Комитета полномочных представителей, дирекция ОИЯИ разворачивает программу широкого участие сотрудников Института в разработке и сооружении узлов и систем нового коллайдера. Уже несколько десятков ведущих сотрудников, а это около десяти отдельных групп из разных лабораторий, выдвинули свои предложения по участию в работах по ILC. Большинство из них находят интерес и поддержку у наших зарубежных коллег из ведущих научных центров, уже занятых в этих исследованиях. Большой интерес к этим работам проявляет наша научная молодежь, и это естественно – им работать на ускорителе, который вступит в строй через 15-20 лет. Но мне особенно приятно отметить, что неоценимый вклад, свою энергию и опыт по сооружению крупных физических установок, свой энтузиазм вносят наши заслуженные ученые: профессора Ю. Н. Денисов, Ю. А. Будагов, член-корреспондент РАН И. Н. Мешков, и не только они.
Идея разместить международный линейный коллайдер в Дубне находит все больше сторонников в мировом ускорительном сообществе благодаря как потенциалу ОИЯИ, так и уже достаточно серьезным проработкам, о которых я лишь вкратце рассказал. В марте ОИЯИ посетил профессор Брайан Фостер (генеральный директор ILC GDE в Европейском регионе), который детально знакомился с научными и технологическими возможностями Института, его ускорительной базой. В июле этого года на очередном совещании GDE в Ванкувере и на международной конференции по коллайдерам будущего, которая состоялась в Дубне, это предложение было воспринято достаточно серьезно. Не стала исключением из этого ряда и проходившая в июле-августе в Москве 33-я Международная конференция по физике высоких энергий, в рамках которой состоялось очередное заседание ICFA.
Конечно, сейчас невозможно точно оценить вероятность размещения ILC в России, в окрестностях нашей Дубны. Но мы должны приложить все возможные усилия для того, чтобы этот очень важный для престижа не только ОИЯИ и Дубны, но и всей российской науки проект был реализован у нас. Но, в любом случае, при любом размещении будущего ускорителя, самое широкое участие наших сотрудников в работах по разработке и созданию ILC на начальном этапе необходимо для обеспечения полноценного участия и представительства физиков ОИЯИ в экспериментах на главной физической установке будущего в области физики высоких энергий и фундаментальных исследований.
2007. Хроника событий
На фазотроне Лаборатории ядерных проблем ОИЯИ завершены основные ремонтно-восстановительные работы по ликвидации последствий пожара в апреле 2005 года. В январе 2007 года начинаются плановые сеансы по протонной лучевой терапии.
25 января исполняется 100 лет со дня рождения выдающегося биохимика, одного из основоположников космической биологии Норайра Мартиросовича Сисакяна. Этой дате посвящен III Международный симпозиум "Проблемы биохимии, радиационной и космической биологии", который пройдет с 25 по 28 января в Москве и Дубне.
"Ресурсы всегда ограничены, а творчество не имеет границ" – этот лозунг, который пришелся по душе делегации ОИЯИ в Южной Корее при посещении одной из научно-производственных компаний, директор ОИЯИ А. Н. Сисакян процитировал в своем докладе на 101-й сессии Ученого совета ОИЯИ, проходившей в Доме международных совещаний 18-19 января.
29 января в штаб-квартире ИТАР–ТАСС в Москве под председательством председателя Совета ФедерацииРФ С. М. Миронова прошло заседание круглого стола "Наука и инновационное развитие России", на котором выступили С. М. Миронов, вице-президент РАН В. В. Козлов, президент РАМН М. И. Давыдов, президент РАЕН О. Л. Кузнецов, директор ОИЯИ А. Н. Сисакян, профессор С. П. Капица и другие члены Национального комитета "Интеллектуальные ресурсы России". Дубна была представлена также академиком В. Г. Кадышевским.
27 января свое семидесятилетие отметил заслуженный деятель науки Российской Федерации, профессор Михаил Константинович Волков, главный научный сотрудник ЛТФ ОИЯИ. 30 января в конференц-зале ЛТФ состоялся семинар, посвященный юбилею ученого.
9 февраля состоялся визит в Дубну председателя Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, председателя всероссийской политической партии "Единая Россия" Б. В. Грызлова и губернатора Московской области Б. В. Громова. «Мы будем активно поддерживать фундаментальную науку», – сказал в завершение визита спикер Думы.
Теоретики и экспериментаторы из ЛТФ, ЛФЧ, ЛИТ, ЛЯР приняли участие в первом двухстороннем симпозиуме ОИЯИ – ЮАР по проблемам современной физики и провели переговоры о дальнейшем сотрудничестве.
100-летие со дня рождения академика Владимира Иосифовича Векслера широко отмечалось в Дубне и Москве. 5 в Физическом институте РАН прошла научная сессия памяти В. И. Векслера. 6 марта у 3-го корпуса Лаборатории высоких энергий, где работал В. И. Векслер, состоялось возложение цветов к мемориальной доске.
О тех, кто непосредственно участвовал в первых открытиях на синхрофазотроне, вспоминали на мемориальном объединенном семинаре ЛВЭ и ЛФЧ, посвященном 85-летию профессора Михаила Иосифовича Соловьева, состоявшемся 2 марта.
15–16 марта в Брюсселе проходил 5-й Европейский бизнес-саммит, посвященный 50-летию Объединенной Европы. В числе докладчиков был профессор А. Н. Сисакян, который рассказал об ОИЯИ как международном научном центре и инновационном пространстве Дубны.
23 марта в Доме международных совещаний состоялась сессия Комитета полномочных представителей правительств государств-членов ОИЯИ. "Два прошедших дня ознаменовались важными для Института событиями: от этапа стабилизации мы переходим к этапу роста", – заявил директор ОИЯИ Алексей Сисакян.
В РНЦ "Курчатовский институт" 21 марта завершен физический запуск установки ОИЯИ – станции энергодисперсионной EXAFS спектроскопии. Это событие стало знаковым для специалистов, работающих в областях физики конденсированных сред, радиационного материаловедения, биологии.
23 марта состоялся очередной объединенный семинар Лаборатории высоких энергий и Лаборатории физики частиц. Он был посвящен 70-летнему юбилею известного физика-теоретика Владимира Львовича Любошица.
10 апреля Объединенный институт ядерных исследований посетил посол Республики Венесуэла в России господин Алексис Рохас. Он был принят директором ОИЯИ А. Н. Сисакяном, с которым обсудил вопросы развития сотрудничества в области науки, образования и технологий.
12 апреля состоялось подписание договора об ассоциированном членстве в ОИЯИ Республики Сербия.
Криостат для новой поляризованной мишени университета города Майнц (ФРГ), разработанный и созданный в Лаборатории ядерных проблем ОИЯИ, 25 апреля отправлен в Германию.
Академику Карлу Ланиусу 3 мая исполнилось 80 лет. С 1964 года он был членом Ученого совета ОИЯИ, а в 1973–1976 годах – вице-директором ОИЯИ. Все эти годы многие его воспитанники также успешно работали в Дубне.
Символом и гордостью нашего Института назвал директор ОИЯИ А. Н. Сисакян академика Владимира Георгиевича Кадышевского, открывая 11 мая в Доме международных совещаний общеинститутский семинар, посвященный 70-летию ученого.
Объединенный семинар ЛФЧ и ЛВЭ, состоявшийся 18 мая, был посвящен двум круглым датам, отмечаемым в текущем году, – столетию со дня рождения основателя Лаборатории высоких энергий академика В.И.Векслера и полувековому юбилею запуска его главного творения – синхрофазотрона.
Мемориальная аллея имени выдающегося французского ученого и организатора науки Жана Тейяка открыта 25 мая в Дубне у стен Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова, которая в эти дни отметила свое 50-летие. Для участия в торжественном событии из Франции прибыла дочь ученого профессор Катрин Бреженьяк, президент Национального центра научных исследований (CNRS).
4–7 июня в столице Казахстана Алматы проходила Международная конференция "Ядерная и радиационная медицина", приуроченная к празднованию 50-летнего юбилея Института ядерной физики Национального центра научных исследований Республики Казахстан. Участники юбилейных мероприятий имели возможность познакомиться с совместной ОИЯИ–ЦЕРН выставкой "Наука сближает народы", дополненной стендами, посвященными сотрудничеству ОИЯИ с научными центрами Казахстана.
Директор ОИЯИ А. Н. Сисакян и декан ВМК МГУ Е. И. Моисеев подписали договор между Объединенным институтом ядерных исследований и факультетом вычислительной математики и кибернетики Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова о сотрудничестве в области информационных технологий и образования. Также подписан трехсторонний договор между ОИЯИ, НИИЯФ МГУ и Факультетом ВМК МГУ о совместной научно-образовательной деятельности в области высокопроизводительных распределенных технологий и Грид-систем.
7 июня исполнилось 70 лет со дня рождения начальника сектора Лаборатории теоретической физики ОИЯИ профессора Николая Максимилиановича Плакиды. Его тепло поздравили коллеги на юбилейном семинаре, который состоялся в конференц-зале ЛТФ.
28 мая в Москве, в Институте биохимической физики РАН, прошли научные чтения и подведение итогов конкурса молодых ученых, посвященные памяти выдающихся генетиков, радиобиологов, радиоэкологов В. И. Корогодина и В. А. Шевченко.
С лекцией, посвященной современным методам лечения и профилактики сердечно-сосудистых заболеваний, в ОИЯИ выступил заведующий отделением ишемической болезни сердца клиники Первого медицинского института профессор Абрам Львович Сыркин. Ученый-кардиолог обсудил с руководством и ведущими учеными Института перспективы сотрудничества медиков и специалистов ОИЯИ.
18–21 июня в Дубне проходила Международная конференция "Мюонный катализ и смежная физика". Дубна гостеприимно распахнула двери ученым из 27 научно-исследовательских центров.
22 июля начала работу V Международная школа по современной математической физике. На нее собрались около 50 участников из Аргентины, Армении, Болгарии, Бразилии, Германии, Польши, России, Украины и Чехии.
30 июля в Лаборатории теоретической физики имени Н. Н. Боголюбова открылось международное совещание "Суперсимметрии и квантовые симметрии". Оно, как и все предыдущие совещания этой серии, посвящено памяти Виктора Исааковича Огиевецкого, с именем которого связана традиция проведения с конца
31 июля Полномочный представитель правительства Республики Польша в ОИЯИ профессор Зеновит Попович был принят в дирекции Института. З.Попович назначен Полномочным представителем в марте этого года, сменив академика Анджея Хрынкевича.
12 сентября Объединенный институт ядерных исследований посетили президент Академии инженерных наук Китайской Народной Республики, вице-председатель Всекитайского комитета политического народного консультативного совета профессор Сюй Куанди, второй секретарь посольства КНР в Москве Ми Гуйсюн, советник посольства по науке и технологиям Юй Миньдо, а также руководители и ответственные работники аппарата Академии инженерных наук.
ОИЯИ посетили министр народной власти по науке и технологии Боливарианской республики Венесуэла Эктор Наварро Диас и сопровождавшие его лица.
2 октября состоялся визит в ОИЯИ руководителя Международной системы ядерной информации (INIS) и управления ядерными знаниями (NKM) МАГАТЭ доктора Роберта Уоркмена, а также делегации Международного центра научно-технической информации (МЦНТИ). На встрече в дирекции ОИЯИ были обсуждены вопросы сотрудничества и подписано рамочное соглашение о взаимодействии в области распространения информации.
Специалисты по Грид-технологиям ЛИТ ОИЯИ, проявив инициативу, сделали шаг навстречу представителям производственных и предпринимательских кругов, проведя семинар-совещание "GRID-технологии в науке и бизнесе: нанотехнологии, медицина и другие отрасли".
Юбилейное совещание, посвященное 100-летию со дня рождения академика Владимира Иосифовича Векслера и 50-летию запуска синхрофазотрона, проходило с 10 по 12 октября в Доме международных совещаний ОИЯИ.
Свой визит в Дубну 30 октября, посвященный вопросам создания и перспективного развития ОЭЗ, первый заместитель председателя правительства Российской Федерации Сергей Иванов начал с посещения Объединенного института ядерных исследований. О перспективных инновационных проектах ОИЯИ, которые предполагается реализовать в особой экономической зоне, рассказал директор ОИЯИ Алексей Сисакян.
2–3 ноября в Сарове проходили заседание НТС РФЯЦ – ВНИИЭФ и торжественные мероприятия, посвященные 80-летию крупнейшего ученого, одного из основоположников создания ядерного щита Отечества академика Юрия Алексеевича Трутнева. От имени ученых ОИЯИ юбиляра поздравил директор А. Н. Сисакян.
25 октября в Доме международных совещаний прошел семинар "Наука и пресса", посвященный 50-летию еженедельника ОИЯИ. С приветствием от дирекции ОИЯИ к участникам семинара и юбилярам – сотрудникам еженедельника "Дубна", журналистам, работавшим в газете, обратился главный ученый секретарь Н. А. Русакович.
15 ноября по приглашению А. Н. Сисакяна Объединенный институт ядерных исследований посетили генеральный директор Государственной корпорации "Российская корпорация нанотехнологий" (ГК "Роснанотех") Л. Б. Меламед и директор венчурных фондов ОАО "Банк ВТБ" С. Л. Ромашов.
28 ноября прошла сессия Комитета полномочных представителей правительств государств-членов ОИЯИ. На сессии был заслушан доклад директора А. Н. Сисакяна "О деятельности ОИЯИ в 2007 году и об основных направлениях стратегического развития Института".
24 декабря директор ОИЯИ А. Н. Сисакян и ректор МГУ В. А. Садовничий подписали соглашение между Объединенным институтом ядерных исследований и Московским государственным университетом имени М. В. Ломоносова о развитии сотрудничества в научно-исследовательской и образовательной областях деятельности. Научному руководителю ОИЯИ, заведующему кафедрой физики элементарных частиц МГУ академику В. Г. Кадышевскому за выдающийся вклад в развитие образования В. А. Садовничий вручил памятную медаль с изображением М. В. Ломоносова.
Доктор Иван Штекл
«То, что интерес к физике пропал, – неправда!»
Добавим к этому тезису то, что для поддержки и развития такого интереса сами физики должны занимать активную позицию. Помните? – «Учитель, воспитай ученика, чтобы было потом, у кого учиться».
Поводом к этой встрече послужил телефонный звонок от руководителя научно-экспериментального отдела встречных пучков Лаборатории ядерных проблем Георгия Шелкова – он сообщил, что в Чехии успешно работает программа исследования космических лучей, в которой принимают активное участие старшеклассники. Об этом ему рассказал сотрудник Института прикладной и экспериментальной физики Чешского технического университета Иван Штекл, приехавший в Дубну с рабочим визитом. В 90-е годы Иван работал в Дубне, в группе Виктора Бруданина в научно-экспериментальном отделе ядерной спектроскопии и радиохимии, участвовал в исследованиях двойного бета-распада с помощью детекторов NEMO и TGV, расположенных в подземной лаборатории в Модане (Франция). Он и сегодня продолжает свое участие в этих экспериментах. Вот что рассказал чешский физик:
– Одна из целей моего нынешнего визита в Дубну – подготовка к традиционной школе молодых ученых стран-участниц ОИЯИ "Ядерно-физические методы и ускорители в медицине и биологии", которая будут проходить в июле этого года в Праге и организуется при активном участии ОИЯИ и УНЦ ОИЯИ. В столице Чехии соберутся около ста студентов, аспирантов, молодых исследователей и профессора из России, Чехии, Германии, Канады, Франции и ряда других стран. Мы очень гордимся, что такая школа проходит в Праге, и постараемся создать хорошие условия для ее работы.
Я встретился с рядом ученых, которые выступят на этой школе с лекциями, обсудил вопросы сотрудничества с директором УНЦ ОИЯИ Дмитрием Фурсаевым. Моих дубненских коллег заинтересовал наш опыт привлечения к занятиям физикой старшеклассников. Для этой цели уже созданы четыре станции по исследованию космических лучей. Это сцинтилляционные счетчики – по три комплекта, расположенные на расстоянии 10 метров друг от друга, и считывающая электроника, связанная с компьютерами и общей базой данных, которая поддерживается в Канаде. Первая такая станция была создана на базе нашего института, еще три работают в школах в Праге, Пардубице, Опаве.
Инициатором этой работы стал профессор Университета Альберта в Канаде Джим Пинфолд – система ALTA, созданная в этой стране, объединяет 25 станций по изучению космических лучей. Эта международная программа развивается также в Англии, Германии, Италии, Польше, Швеции, Финляндии, ребята, которые участвуют в обработке данных, имеют доступ через Интернет к общей базе данных. В нашей системе CZELTA, как я уже сказал, пока четыре станции, но мы работаем над созданием новых. Министерство образования Чехии выделило для этой цели специальное финансирование, количество таких станций в Чехии мы планируем довести до двадцати. Наш опыт показывает, что в каждой школе есть десяток ребят, которые серьезно увлечены физикой, математикой, вычислительной техникой, мы регулярно, через два-три месяца, проводим с ними семинары, на которых они отчитываются о своей исследовательской работе. Это очень толковые парни!
Я очень надеюсь, что вместе с Виктором Бруданиным и Георгием Шелковым мы сможем распространить этот опыт на российские школы. Кстати, наши коллеги в Голландии сейчас работают над созданием общеевропейской исследовательской сети, и, я думаю, Россия сможет занять в ней свое достойное место. Мы договорились с Виктором Бруданиным о поставке сцинтилляторов, которые производятся в его группе.
В нашем Институте прикладной и экспериментальной физики этим проектом руководит директор Станислав Поспишил, активно работают со школьниками Петер Лихард из Силезского университета в Опаве, мои коллеги Петр Бенеш, Ярослав Смейкал, Петр Пржидал, Карел Смолек, который написал увлекательное учебное пособие по физике для школьников. С ним можно познакомиться на сайте нашего института www.utef.cvut.cz в проекте CZELTA.
Честно скажу, мы часто теряем на том, что пока не умеем делать хорошую рекламу. Но учимся. На нашем сайте есть групповой снимок с хоккейной звездой – вратарем Домиником Гашеком (четвертый справа), который играет в профессиональной команде в Детройте. Он учился как раз в той школе в Пардубице, где установлена одна из наших станций, и директор школы пригласил его на презентацию вместе с руководителями проекта. Этот снимок пользуется большой популярностью среди школьников и привлекает их внимание к нашему проекту.
Спасибо за внимание к этому проекту. Я с интересом прочел в вашей институтской газете материал об очередном визите польских школьников в ОИЯИ. Это прекрасная традиция, и я надеюсь, что и чешские школьники, которые участвуют в исследовании космических лучей, тоже с удовольствием побывают в Дубне.
Хороший импульс для дальнейшего сотрудничества
Запуск циклотронного комплекса тяжелых ионов DC-60 в Астане
"Мы прекрасно понимаем друг друга" – единодушно констатировали участники семинара-совещания "Запуск циклотронного комплекса тяжелых ионов DC-60 для прикладных задач. Подготовка проекта циклотрона DC-350 для научных исследований на пучках тяжелых ионов".
21 сентября 2006 года, столица Казахстана Астана. При Евразийском университете имени Льва Гумилева открыт Междисциплинарный научно-исследовательский комплекс на базе циклотрона тяжелых ионов DC-60, созданного в Объединенном институте ядерных исследований. Успешное завершение проекта DC-60 дало импульс к расширению сотрудничества, и в настоящее время руководство республики рассматривает проект создания ускорителя сверхтяжелых элементов DC-350, который предлагают осуществить специалисты ОИЯИ и Национального ядерного центра Алматы.
16 февраля 2007 года, конференц-зал Лаборатории ядерных реакций. Всего лишь полдня было отведено на семинар-совещание, на котором были зафиксированы, на пути от DC-60 к DC-350, как основные результаты большой команды, так и задачи на ближайшие годы и перспективы исследований, как минимум, на двадцать лет.
В ходе разработки и создания новых проектов ускорителей DС-72, DC-60, DC-350 сложилось широкое сотрудничество между заводами России и зарубежными фирмами, которое позволило в короткие сроки создать оборудование на самом высоком техническом уровне. На семинар-совещание приехали более 20 представителей 9 основных предприятий, участвовавших в проектах. Эти полдня оказались невероятно насыщенными огромным количеством информации – так что и сотрудники лаборатории, и гости, принимающие участие в проекте, которые по окончании совещания делились с корреспондентом газеты своими впечатлениями, признавались, что получили хороший импульс для дальнейшей работы.
Первую часть семинара открыл директор ЛЯР С. Н. Дмитриев коротким обзором, посвященным созданию специализированных ускорителей для прикладных исследований и собственно приложениям ядерно-физических методов в смежных областях науки и технологий. Итоги большой работы коллектива лаборатории и смежных организаций по созданию ускорителя ДЦ-60 подвел в своем докладе Б. Н. Гикал. Популярная ныне тема нанотехнологий приобрела конкретное наполнение в докладе В. Ф. Реутова. О ядерных мембранах и новых разработках в этой области рассказал П. Ю. Апель.
Вторая часть семинара была посвящена проекту создания нового научного центра тяжелых ионов в Казахстане, одна из основных задач которого – синтез сверхтяжелых элементов. Сессия проходила под председательством научного руководителя ЛЯР Ю. Ц. Оганесяна. Докладам предшествовала выразительная компьютерная демонстрация нового проекта DC-350. С обзором программы исследований на новом ускорительном комплексе, создаваемом при Институте ядерной физики в Алматы, выступил А. Г. Попеко. Конкретно и четко, в сравнении с аналогичными ускорительными комплексами, действующими и создающимися в мире, докладчик показал, насколько конкурентоспособны предлагаемые ЛЯР проекты. Не случайно редкое для таких обзоров определение "разумный" довольно часто повторялось в его обзоре: разумные сроки, стоимость, эксплуатация...
Весьма обстоятельно проанализировал в своем докладе тенденции развития ускорителей тяжелых ионов в мире и особенности нового проекта для Алматы Г. Г. Гульбекян. DC-350 – это синтез новых идей и технологий, разработанных как в ЛЯР, так и в зарубежных центрах. Технико-экономическое обоснование проекта передано заказчику и проходит в настоящее время экспертизу. Срок выполнения проекта разделен на два этапа. Создание оборудования ускорителя за три года будет выполнено в ЛЯР. Еще год – на монтажные и пусковые работы. К моменту начала монтажных работ ИЯФ Алматы построит новое здание научного центра.
Комментарий Ю. Ц. Оганесяна. Совершенно неслучайно такие партнерские отношения сложились именно с нашими коллегами в Казахстане. Там была прекрасная школа физиков, которые работали на собственном ускорителе и реакторе. Очень хорошо подготовленный коллектив. То, что мы сегодня планируем, – это экстраполяция результатов, достигнутых к сегодняшнему дню. А результаты эти получены на установках, построенных двадцать лет назад. И теперь, когда мы выстраиваем программу на следующие два десятилетия, необходимо тщательно проанализировать все, что сделано, чтобы это обозримое время было продуктивным. Интерес к нашим наработкам, к проекту нового ускорительного комплекса есть в научных центрах России, США, и если правильно поставить задачи, то за короткое время в Алматы может возникнуть новая международная лаборатория.
Что нового в проекте DC-350 по сравнению с У-400? Каковы принципиальные отличия? Электростатический вывод пучка; плавная вариация магнитного поля; ионный источник на основе сверхпроводимости. Это явный прогресс, большая заслуга сотрудников отдела ускорителей, технологов.
Комментарий С. Н. Дмитриева. В мае-июне этого года правительство Казахстана должно принять решение о начале реализации проекта. Предстоит большая напряженная работа как специалистов ЛЯР, так и наших смежников, для которых это сотрудничество означает не столько возможность заработать (это не такой уж прибыльный заказ), сколько признание их предприятий на уровне крупнейших международных коллабораций, один из путей интеграции российской экономики в мировую экономическую систему. Примером может служить уникальный изотоп кальция-48, который мы используем в экспериментах по синтезу новых элементов. Фирма, которая разработала технологию получения этого изотопа, сейчас поставляет его не только в ЛЯР, но и во многие научные центры западных стран. Следом за DC-350 нас ждет предложение из Пекина на создание ускорителя DC-72. Это хорошая возможность для российских предприятий, которые участвуют в реализации таких проектов, утвердиться на мировом рынке высоких технологий.
"Все ускорители – с нашим участием"
Заместитель генерального директора НИИЭФА имени Д. В. Ефремова по производству, директор завода электрофизического оборудования (Санкт-Петербург) Андрей Михайлович Тюриков:
– Все ускорители, созданные в Лаборатории ядерных реакций: циклотроны У400, У400М, DC-60, DC-72, ИЦ-100, – были сделаны с нашим участием. Ну и, будем надеяться, проект DC-350 тоже без нас не обойдется.
– У вас есть какие-то трудности при контактах с заказчиками, может быть, на уровне технических заданий?
– Однозначно могу сказать, что для нашего предприятия работа по заказам ОИЯИ, ЛЯР – абсолютно комфортна. И на стадии предварительного обсуждения, и на стадии принятия совместных решений, и в процессе реализации никаких проблем не возникает. Мы прекрасно понимаем друг друга и с технической точки зрения, и с руководством у нас есть полное взаимопонимание, и с точки зрения менеджмента на стадии реализации проекта.
– Насколько вам было интересно сегодняшнее совещание?
– Для участников проекта, который сегодня рассматривается, важно понять цели этой задачи, сложности ее реализации, перспективы. Это необходимо. И информация, которую получаем на таких совещаниях, с одной стороны, расширяет кругозор, а с другой стороны, наводит на какие-то идеи. Например, на основе трековых технологий, о которых здесь шла речь, мы можем выйти на какие-то совместные бизнес-проекты, использовать ядерно-физические методы в развитии нашего производства.
– То есть вы в каком-то смысле можете стать полигоном для испытания этих методов...
– Да, конечно, потому что мы обладаем широкими производственными возможностями, а ЛЯР – очень высоким научным потенциалом, такое сотрудничество может и деньги приносить.
– А то, что Дубна стала особой экономической зоной и сюда привлекаются предприятия-резиденты, – это вам близко или далеко?
– Конечно, такая информация есть, потому что мы общаемся не только в узком плане каких-то конкретных проектов. Нас же всех интересуют наши перспективы с точки зрения государства, как оно смотрит на развитие науки, высокотехнологичных отраслей экономики. И когда я в прошлом году услышал о новом статусе Дубны, то порадовался за коллег. Если, конечно, инвестиционный климат в ОЭЗ будет более благоприятным. Мы иногда понимаем инвестиции в одностороннем порядке – как источник финансирования. Но с другой стороны, инвестиции ведут к конкуренции, а это только на благо. Мы в некоторых отраслях считаем себя монополистами, и поэтому начинаем терять технический уровень...
"Не только не утратили, но и приобрели"
Главный инженер по производству технологического оборудования Новокраматорского машиностроительного завода Александр Иванович Титаренко:
– Наш завод – одно из самых крупных в Европе машиностроительных предприятий. Мы поставляем продукцию во многие страны мира. Успешно конкурируем во многих тендерах с европейскими грандами машиностроения. У нас есть собственные базовые инжиниринговые разработки по таким направлениям, как станы горячей прокатки, широкополосные станы, а также машины непрерывного литья заготовок. Мы владеем современным инжинирингом по металлургическому переделу, есть печи сталеплавильные, с учетом самых последних доработок, а также установки печь-ковш.
Сюда меня привело приглашение участвовать в очень серьезном проекте по созданию нового циклотрона.
– Опыт у вас уже есть, поскольку DC-60 во многом обязан вашему производству?..
– Да, в 2004 году была произведена поставка металла с нашего предприятия для производства основного магнита циклотрона DC-60, и в Дубне остались очень довольны, у меня здесь появились друзья. Но 2007 год – это не 2004-й. Со временем утекло много воды. Наше предприятие интенсивно технически перевооружается. Я приглашал ваших руководителей посетить наш завод, а с 2004 года его уже не узнать...
– То есть, это буквально за последние годы так все изменилось?
– Десятки миллионов долларов вкладывается в приобретение новых станков, причем, самых широких возможностей. И поэтому я обязуюсь изготовить заказанные магниты с высочайшим качеством, на уровне европейского, и организовать их поставку!
– А совещание дало вам представление о масштабах этой работы, ее значимости?
– Да, конечно, то есть я знал, что мы должны поставить 1200 тонн механического оборудования. Но! Но я не представлял всю значимость этого проекта. И когда получил комплексное представление, с учетом всех аспектов рассмотренных направлений, вот тогда я стал считать эту работу на уровне проекта века.
Причем, это не только технический шаг, но и политический, мы непременно должны показать, что мы, славяне, не только не утратили, но и приобрели, и что мы можем на равных тягаться с европейскими и американскими, японскими учеными, технологами. И кроме того, мы не должны забывать, что у нас были весьма серьезные наработки в этой области. И, наверное, первые советские ускорители были здесь, в Дубне, построены? Ведь так?
– Практически да, а еще хочу напомнить, что и вы не лыком шиты - ваши друзья в ЛЯР рассказали мне, что Крымский мост в Москве, один из уникальных в мире, – это тоже ваша работа, тоже история, 30-е годы прошлого века...
– И все советские станы горячей прокатки практически построены Новокраматорским заводом. И все космические аппараты, которые запускались с Байконура, реализовывались при непосредственном участии нашего предприятия. Была номенклатура, по которой наше предприятие держало монополию. В частности, стартовые комплексы, шахтовое оборудования для стратегических и баллистических ракет, – тоже все наше, все это еще в Советском Союзе было.
– Александр Иванович, а когда к вам обратились дубненцы – какова была ваша первая реакция?
– Хорошая реакция! Да! Они ученые. Люди очень интеллигентные. Они правильно подошли. И так разговаривали, что реакция сразу стала положительная. С такими людьми очень приятно общаться. И мы теперь продолжаем наше общение и будем его развивать дальше. И я бы хотел, чтобы остальные лаборатории тоже с нами сотрудничали. Мне Гульбекян Георгий Герасимович подсказал, что надо поработать с остальными лабораториями.
Эстафету принимает молодежь
Заместитель директора по маркетингу ОАО "Тамбовский завод "Комсомолец"" имени А. С. Артемова Валерий Михайлович Девятков:
– Мы уже не раз писали об этом ускорителе, о новых технологиях, заложенных в основу его конструкции, как и кем он делался...
– А я уже к следующему поколению принадлежу... Как окончил наш Тамбовский институт химического машиностроения, так и работаю на этом предприятии всю жизнь. И вроде так все и должно быть.
– Вот это-то как раз и замечательно! Пусть ветераны увидят, в чьи руки, так сказать, передается знамя...
– Резонаторы, которые заказывает ЛЯР, для нас являются как бы самым высокотехнологичным производством – по качеству, по чистоте, по соблюдению каких-то жестких норм, требований. Все-таки продукция у нас массовая идет, а тут эталон, и к нему большее внимание, ставят лучших людей. Мы в основном работаем с медью и нержавеющей сталью. И соответственно развиваем такие технологии. Есть пищевое направление – емкости для пива, водки, спирта из нержавейки. Уникальные, в общем, изделия... Например, емкости для пива длиной 30 и диаметром 6 метров. Эту продукцию знает вся Европа.
Сейчас атомная энергетика начинает более-менее развиваться. Все, что связано с емкостным, теплообменным оборудованием, – это большей частью мои задачи. В Бушере строят атомную станцию, в Индии, в Китае, еще четыре блока будут в Индии и два в Болгарии... Ну, а наука –с нею мы связаны начиная с 70-х годов.
Артемов Николай Степанович, имя которого носит наше предприятие, руководил "Комсомольцем" несколько десятилетий. А сейчас завод возглавляет его сын. За годы перестройки заводчане сумели сохранить основное оборудование, и оно было вновь запущено, когда к нам приехали дубненцы со своим словацким проектом. Расконсервировали одну из печей для диффузионной сварки, и, чтобы восстановить технологию, пригласили людей, которые уже на пенсии были, а их дети возглавляли к тому времени технологические службы. На казахском проекте уже молодое поколение работало…
"Новые проблемы требуют новых решений"
Заместитель генерального директора по микрокриогенной технике, НТК "Криогенная техника", город Омск, Владимир Иванович Ляпин:
– Наша продукция – криогенные вакуумные насосы... Многое здесь в Дубне используется в лабораториях, и вот теперь пошел первый проект международный. Надеемся, что будем и дальше работать. Потому что здесь на самом деле идет взаимообогащение. Новые требования заставляют двигаться дальше, развиваться, совершенствовать технологии... Сегодня, конечно, это здорово придумали, все встретились, пообщались, много нового услышали... И это правильно - в конце концов, мы одно дело делаем.
DC-350 – это колоссальный проект. Так что совещание очень своевременное, очень нужное. Мы собрались вместе, российские производители и, возможно, те, кто будут задействованы в этом проекте. Любая новая работа, любая новая проблема требуют новых решений. Иногда задачи кажутся трудновыполнимыми, но берешься, делаешь, и все нормально. Сегодня очень важное мероприятие, и спасибо всем, кто его организовал!
...На вечернем фуршете после совещания, где была записана большая часть интервью, меня не покидало ощущение подлинного товарищества, объединенного общими устремлениями, – вместе со своими партнерами, в чем-то дополняя их, а в чем-то "провоцируя" на откровения, участвовали в беседах инженеры, технологи, конструкторы ЛЯР. И не хотелось ставить точку в этих беседах, тем более, что впереди новая, еще более сложная, общая их задача.
"Такое сотрудничество дает бесценный опыт"
Директор Базы развития и внедрения Болгарской академии наук Стефан Раднев:
– Поколения меняются, а я был главным конструктором большой установки ФОБОС... Тогда мы начали совместно работать с ЛЯР. И, может быть, вы меня интервьюировали тогда, когда мы сделали эту конструкцию. Я тогда часто бывал в Дубне. Сейчас это сотрудничество насчитывает почти 25 лет, и мы изготовляем разные изделия. Это вакуумная техника, ядерные приборы диагностики пучка, и не только для ЛЯР, – мы сотрудничаем с несколькими лабораториями ОИЯИ. Но – пусть другие не обижаются, наиболее интересно и престижно работать с ЛЯР. И наши конструкторы всегда получают от этого удовольствием, и интерес здесь не только и не столько в деньгах, сколько в самом факте такого сотрудничества с ведущими учеными и специалистами ОИЯИ и в том опыте, который нарабатывается в процессе. Этот опыт используется и в нашем взаимодействии с институтами Болгарской академии наук, с Дрезденом и другими научными центрами.
Первое впечатление о совещании – состоялось радостное событие. Успешно закончен один большой проект. Второе – еще одна большая перспектива, связанная с созданием нового ускорительного комплекса DC-350. И моя оценка тех замечательных результатов, которые получены в ЛЯР, с точки зрения инженера, который разрабатывает научные приборы, – то, что еще как минимум на 20 лет закладываются основы для развития научных исследований как в Казахстане, так и в Дубне. Таких установок не так много в мире, и эта будет представлять интерес не только для наших физиков, но и для их коллег из других стран-участниц ОИЯИ.
Я рад, что Болгария, несмотря на все трудности 90-х годов, продолжает принимать участие в работе ОИЯИ и сейчас здесь работает довольно много молодых сотрудников из нашей страны. И даже был какой-то разрыв между поколениями, была тенденция, когда молодежь старалась уехать на запад. Но сейчас, мне кажется, все начинает возвращаться на круги своя.
Профессор Виктор Лазаревич Аксенов
"С учителями в науке мне несказанно повезло"
Стремление к науке, творчеству – это естественное свойство человека. Оно было, есть и будет. Поэтому всегда какая-то часть молодых людей будет выбирать этот трудный путь в жизни. А наша задача состоит в том, чтобы помочь им полнее реализоваться.
Об учителях
Каким вам сегодня представляется значение – не только научное, но и, если хотите, гражданское, которое имели в свое время ваши учителя? Не случайно же стала расхожей поэтическая строка "Большое видится на расстояньи"...
Мне импонирует ваша постановка вопроса. Действительно, овладеть профессией – это необходимое условие для успешной жизни. Но это не все, не менее важно правильно сформулировать гражданскую позицию.
Первые и главные учителя – это родители. Все закладывается в детстве, в семье. Семья всегда занимала важное место в моей жизни. Понимать это в полной мере начинаешь с возрастом – чем дальше, тем больше. Поэтому в настоящее время место семьи уже стало главным. У кого есть внуки – тот меня поймет.
С учителями в науке мне несказанно повезло. Я успел попасть в круг людей великих и в научном и в гражданском смысле. Можно сказать, что мое отношение к жизни было сформировано выдающимися учеными современности: Н. Н. Боголюбовым, Д. Н. Зубаревым, Д. И. Блохинцевым, И. М. Франком, А. М. Балдиным, Ю. А. Осипьяном. С каждым из них отношения складывались по-разному, но главный жизненный урок был один – уважение к научному труду и профессиональным качествам.
А основы всего были заложены Николаем Максимилиановичем Плакидой. Именно он научил меня "и читать, и писать". Под его руководством были выполнены дипломная работа и кандидатская диссертация. К Н. М. Плакиде я приехал из Томского университета студентом-дипломником изучать метод двухвременных функций Грина, предложенный Н. Н. Боголюбовым и С. В. Тябликовым. В своей дипломной работе и кандидатской диссертации я использовал теорию самосогласованных фононов Н. М. Плакиды и Т. Шиклоша для исследования динамической и термодинамической устойчивости кристаллов. Дальше мы уже вместе развивали метод самосогласованных фононов в теории структурных фазовых переходов, из чего выросла моя докторская диссертация.
Н. М. Плакида – выдающийся физик-теоретик, необычайно широко образованный человек, вырастивший более десятка известных в мире специалистов. Наша совместная работа продолжалась и после моего перехода в 1987 году в нейтронную физику, и я горжусь тем, что мне повезло участвовать в совместных с ним и Н. Н. Боголюбовым публикациях по теории высокотемпературной сверхпроводимости. Николай Николаевич очень сильно поддержал нас на этом этапе развития физики конденсированного состояния в ОИЯИ.
Наша совместная с Н. М. Плакидой работа постепенно переросла в дружбу семьями. Николай Максимилианович и его супруга Марина Ашотовна – интеллигентные, очень тонкие люди, и общение с ними для нашей семьи – всегда большая радость.
Вообще говоря, понятие учитель довольно широкое, и если говорить о гражданском значении этого слова, то я учился у многих людей. Большое значение для меня имела и имеет дружба еще с молодых лет и поддержка А. Н. Сисакяна, он неоднократно преподавал мне уроки мудрости. Когда я стал директором ЛНФ, меня как-то сразу поддержал Ю. Ц. Оганесян, он постоянно служил для меня примером. Многое мне дали годы занятий альпинизмом, здесь тоже у меня были свои учителя и, прежде всего, заслуженный мастер спорта Н. Н. Дьяченко из Томска. Этот список можно еще долго продолжать.
О друзьях-коллегах
Часто говорят: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Ваши коллеги и соавторы – это ваши друзья или только коллеги?
У меня всегда был довольно широкий круг общения. В школе Н. Н. Боголюбова основной упор делался на разработку теоретических методов, которые можно было применять в различных областях статистической физики и физики конденсированного состояния. Методы рассеяния нейтронов, которыми я занимаюсь последние 20 лет, по своей сути междисциплинарны. Поэтому у меня довольно много соавторов, и со всеми меня связывают дружеские отношения. Я им очень благодарен за дружбу и все, чему я от них научился.
Большое значение для меня имела совместная с Н. М. Плакидой и С. Стаменковичем работа над монографией "Рассеяние нейтронов сегнетоэлектриками", изданной в 1984 году. Многое мне дала совместная работа с Ю. Шрайбером, когда мы с ним развивали теорию неэргодических систем с использованием метода двухвременных функций Грина.
Целая эпопея была с развитием обратного времени пролета в сочетании с фурье-анализом и созданием на реакторе ИБР-2 фурье-дифрактометра. В 1991 году он фактически вывел реактор ИБР-2 в ряд лучших источников нейтронов в мире. Я благодарен А. М. Балагурову и другим коллегам за эту многолетнюю плодотворную работу. Особая роль в этой деятельности принадлежит В. А. Трунову из ПИЯФ РАН, который меня инициировал и вдохновлял.
В последние годы мои интересы были связаны с нейтронной поляризационной рефлектометрией. Это относительно новое направление в нейтронографии, оно начало активно развиваться с середины 80-х годов прошлого столетия с появлением сверхинтенсивных источников нейтронов, к которым относится ИБР-2.
В ОИЯИ инициатором работ в этом направлении был безвременно ушедший из жизни Д. А. Корнеев, под его руководством были построены первые рефлектометры на реакторе ИБР-2. Дима ввел меня в этот увлекательный мир.
Позднее с Ю. В. Никитенко мы предложили и разработали принципиально новый метод генерации усиленных нейтронных стоячих волн в слоистых структурах с использованием поляризованных нейтронов. Этот метод основан на эффекте переворота спина нейтрона на магнитных неоднородностях и представляет собой новый подход к прецизионной послойной магнитометрии слоистых наносистем.
Возвращаясь к вопросу о гражданской позиции, я бы хотел упомянуть с благодарностью моих коллег и друзей, чьи широта и государственный подход к науке позволили нам сделать крупные научно-организационные дела. В 1994 году при поддержке В. Г. Кадышевского и А. Н. Сисакяна и при активном участии В. В.Румянцева, работавшего тогда начальником управления Министерства промышленности и науки РФ, была образована Государственная научно-техническая программа по нейтронным исследованиям вещества. Эта программа помогла сохранить и укрепить нейтронное сообщество страны. При этом ОИЯИ стал признанным лидером в данной области.
В 1997 году Россия стала страной-участницей Европейского центра нейтронных исследований – Института имени Макса фон Лауэ и Поля Ланжевена. В очень непростом процессе вступления в "столицу" нейтронного мира важную роль сыграло участие М. В. Ковальчука и Ю. А. Осипьяна. В результате была открыта принципиально новая возможность интеграции в международное сообщество в этой области.
В 2000 году было подписано соглашение между ОИЯИ и Минатомом о модернизации реактора ИБР-2. Многие коллеги участвовали в его подготовке, но я с особой теплотой вспоминаю Б. А. Габараева, директора НИКИЭТ, который оказал мне неоценимую помощь на этапе оформления в Минатоме соглашения, подписанного министром Е. О. Адамовым. В настоящее время благодаря этому соглашению и поддержке дирекции ОИЯИ принципиальные вопросы модернизации реактора ИБР-2 решены, и в 2010-2011 годах ОИЯИ, а вместе с ним и физики многих стран мира, получат новый, в прямом смысле этого слова уникальный источник нейтронов.
Я горжусь тем, что в 1991 году принял участие в организации при ОИЯИ Научно-производственного центра "Аспект". Все, кто летает на самолетах, проходят в аэропортах через стойки радиационного контроля серии "Янтарь". Эти стойки только часть продукции "Аспекта", который под руководством своего основателя и генерального директора, выдающегося инженера и гражданина Ю. К. Недачина преобразовал научно-технические достижения ОИЯИ в столь необходимую для страны продукцию.
Трудно остановиться в перечне коллег - друзей, повлиявших на мою жизнь. Среди них и А. Л. Куземский, который в 70-е годы ввел меня в мир О. Э. Мандельштама и А. И. Солженицына, В. И. Фурман, с которым мы ходили в одной связке в горах, а потом вместе трудились в ЛНФ имени И. М. Франка.
В. И. Фурман при моем директорстве фактически возглавлял нейтронную ядерную физику в лаборатории, сначала как начальник отдела, а затем как заместитель директора. Я только старался не мешать. Практически с первого дня в лаборатории меня поддерживал и сильно помогал А. В. Белушкин, сначала как ученый секретарь, а затем как заместитель директора. В январе этого года Ученый совет ОИЯИ избрал его директором уже на второй срок.
Все крупные результаты складываются из повседневных дел, трудом многих людей – от ведущих научных сотрудников до секретарей. Всем им я искренне благодарен за многолетнюю совместную работу в одном из лучших нейтронных центров в мире. Это совершенно замечательный коллектив, созданный выдающимися людьми. Даже неполное перечисление имен впечатляет. Д. И. Блохинцев, И. М. Франк, Ф. Л. Шапиро – основатели и главные идеологи нейтронной физики в Дубне. В. П. Алфименков, В. Д. Ананьев, А. И. Бабаев, А. М. Балагуров, В. И. Лущиков, Ю. М. Останевич, Л. Б. Пикельнер, А. В. Стрелков, Е. П. Шабалин, В. И. Фурман, Ю.С. Язвицкий и другие – фундамент этого храма науки, где на первом месте – научные проблемы, а отношения выстраиваются по реальным делам и на основе взаимного уважения. В результате коллектив чрезвычайно устойчив к разного рода внешним воздействиям и внутренним временным трудностям.
Кристаллы, фуллерены...
Я с детства был заворожен магией кристаллов, этого чуда, созданного в природной лаборатории, зачитывался Ферсманом. Но вы этим занимаетесь профессионально – здесь и математика, и термодинамика, и сверхпроводимость, в том числе высокотемпературная, вызвавшая в свое время небывалый бум в научном сообществе. Можно ли говорить о красоте исследуемых вами явлений в "блохинцевском" понимании этой красоты, то есть скорее в ее эстетическом контексте?
Фуллерены, новая аллотропная форма углерода – это одно из самых выдающихся открытий конца прошлого века. С одной стороны, они олицетворяют красоту и загадочность Природы, являя собой вершину симметрийной самоорганизации, а с другой стороны служат междисциплинарным объектом исследований, показывая нам необходимость ухода от узкой специализации. Кстати, междисциплинарность – один из признаков ставших модными в последнее время нанонаук и нанотехнологий, а фуллереновые системы – типичные наносистемы. Фуллерен – это молекула, в простейшем случае состоящая из 60 атомов углерода, расположенных на сфере диаметром 1 нм в местах соединения 12 пятиугольников и 20 шестиугольников, из которых "сшита" подобно футбольному мячу сфера. Из таких молекул формируются кристаллы. Это действительно очень красивые объекты, кроме того, обладающие целым рядом необычных химических и физических свойств. А открыты фуллерены были при моделировании в лазерных пучках космической пыли. Свое название они получили по имени архитектора Бакминстера Фуллера, который, используя теорему Эйлера, конструировал куполообразные здания. Широкую известность получил американский павильон на выставке "Экспо-67" в Монреале, представлявший собой, по существу, огромный фуллерен. Весьма перспективны применения фуллеренов в медицине, для чего нужны совместные химические, физические и биологические исследования. Чем мы и занимаемся в последнее время.
В фуллереновую науку меня вовлек в 1995 году Ю. А. Осипьян. С ним и В. С. Шахматовым нам удалось построить последовательную симметрийную теорию фуллереновых кристаллов и предсказать ряд особенностей при фазовых переходах, которые были подтверждены в дифракционных экспериментах на источнике синхротронного излучения в Гамбурге. В 1999 году И. Н. Сердюк из Института белка РАН в Пущино инициировал изучение растворов фуллеренов в медико-биологических целях, и вот уже в течение почти десяти лет мы с моими учениками М. В. Авдеевым и Т. В. Тропиным с использованием малоуглового рассеяния нейтронов и кинетической теории изучаем загадочные явления кластеризации и агрегации фуллеренов в растворе. Кстати, Т. В. Тропин недавно, в апреле, блестяще защитил кандидатскую диссертацию, а М. В. Авдеев приступил к докторской.
О молодежи
И это повод для следующего вопроса. Вы вырастили двух сыновей, и оба пошли по отцовским стопам (это так?). Более ста выпускников МИФИ и МГУ стали специалистами в области нейтронографии за 17 лет работы основанных вами кафедр. Сотни студентов и аспирантов прошли через дубненские школы по исследованиям конденсированных сред, к проведению которых вы прямо причастны. Вы их знаете не со стороны. Что, на ваш взгляд, в наше время поддерживает интерес молодежи к науке?
П. Л. Капица выдвигал три критерия к сотрудникам Института физических проблем: самостоятельная научная работа, занятия со студентами и аспирантами и участие в общественной жизни института. Моя жизнь сложилась так, что я в основном сам следовал этим критериям и старался прививать их своим ученикам.
К педагогической работе меня привлек мой учитель Н. М. Плакида. Уже в аспирантуре я вел практические занятия к его курсу по квантовой теории твердого тела, а впоследствии стал читать лекции. Это правильный подход, так как занятия наукой и образование неразделимы. В Дубне так было с самого начала основания ОИЯИ, и огромную роль в гармоничном развитии науки в Дубне сыграл филиал НИИЯФ МГУ, традиции которого в настоящее время успешно продолжает Т. В. Тетерева.
Когда я стал директором Лаборатории нейтронной физики, первым моим делом была организация подготовки кадров по физике конденсированного состояния. В 1990 году мы вместе с С. П. Ивановой и А. Н. Сисакяном организовывали Учебно-научный центр в ОИЯИ. Алексей Норайрович вообще очень много сделал для ОИЯИ, в том числе и для молодежи, начиная еще с совета молодых ученых в 70-х годах.
В состав УНЦ вошел филиал кафедры физики твердого тела МИФИ, которым я руководил до 2000 года. Многие из выпускников затем работали и продолжают работать в ОИЯИ. В 2000-м для меня в МГУ была открыта кафедра нейтронографии, которая продолжила традиции кафедр МГУ в Дубне. Кафедра, аспирантура ОИЯИ и ежегодные школы по использованию рассеяния нейтронов и синхротронного излучения составляют единую систему подготовки кадров высшей квалификации. В значительной степени она основывается на профессионализме и энтузиазме преподавателей – научных сотрудников ОИЯИ, в основном из ЛНФ. Все это позволяет привлекать способную молодежь не только из МГУ, но и других вузов страны. А стремление к науке, творчеству – это естественное свойство человека. Оно было, есть и будет. Поэтому всегда какая-то часть молодых людей будет выбирать этот трудный путь в жизни. А наша задача состоит в том, чтобы помочь им полнее реализоваться.
Это относится, конечно, и к моим сыновьям. Так получилось, что они оба работают в науке. Старший, Сергей, заканчивал кафедру биофизики МИФИ. Его воспитал Е.А.Красавин, благодаря которому радиационная биофизика приобрела в ОИЯИ свой современный статус. В настоящее время Сергей занимается математической биологией, работает в научном отделе известной фармакологической фирмы, к сожалению, не в России, а в США. Младший сын Николай заканчивал университет "Дубна", он радиохимик. Работает под руководством Ю. Ц. Оганесяна и С. Н. Дмитриева. Недавно, в начале мая, в журнале "Nature" вышла статья о химических свойствах 112-го элемента с его участием. Так что естественные науки в нашей семье представлены в полном объеме: физика, математика, химия, биология. Причем, в междисциплинарном плане.
О крутых поворотах
Каково вам сегодня разрываться между Дубной, где вы остаетесь научным руководителем ЛНФ, и Москвой, где с прошлого года занимаете должность первого заместителя директора по научной работе РНЦ "Курчатовский институт"? Или это не "разрыв", а две стороны одной медали, дополняющие друг друга, взаимообогащающие?
«Крутой поворот» в моей жизни был только один, ровно 20 лет назад, когда 1 июня 1987 года Н. Н. Боголюбов подписал приказ о моем переводе из ЛТФ в ЛНФ – заместителем директора И. М. Франка. С этого дня началось мое вхождение в нейтронное сообщество, а нейтронография стала делом жизни. В 1994 году мне было поручено возглавить Государственную научно-техническую программу России по нейтронным исследованиям вещества, и с тех пор все источники нейтронов в нашей стране для исследований на выведенных пучках стали для меня родными. Поэтому, когда в 2005 году Е. П. Велихов и М. В. Ковальчук пригласили меня поработать в Российском научном центре "Курчатовский институт", я воспринял это как естественный ход событий, а в январе 2006 года, с благословения В. Г. Кадышевского и А. Н. Сисакяна, перешел туда на постоянную работу, оставаясь, естественно, и в ОИЯИ. По тому, как все складывается сейчас, у нас много совместных дел.
Как вы знаете, 18 декабря 2006 года реактор ИБР-2 был остановлен на завершающий этап модернизации до 2011 года. Здесь все идет по графику, принципиальные части нового реактора изготовлены. А вот реактор ИР-8 в РНЦ "КИ" теперь требует большего внимания, поскольку в настоящее время в центральной части России мы фактически остались без полноценного источника нейтронов. В прошлом году мы занимались ремонтом реактора ИР-8. Сейчас он работает стабильно на мощности 5 МВт, в начале следующего года мы выведем его на проектную мощность 8 МВт. Отдел физики конденсированного состояния ЛНФ активно включился в обновление и создание новых спектрометров на реакторе ИР-8, теперь очередь за отделом физики ядра. Одновременно мы рассматриваем и модернизацию комплекса спектрометров для реактора ИБР-2М. Приведение его в соответствие с современными задачами является, как сейчас говорят, амбициозным проектом. Думаю, что согласованные действия ОИЯИ и РНЦ "КИ" в этом направлении вполне уместны.
Среди мотивов наших действий немаловажное место занимает забота о сохранении молодежи в науке. Все-таки без своих нейтронов удержать экспериментаторов, особенно активно работающих, очень трудно. Думаю, что реактор ИР-8 будет очень кстати.
Есть еще один момент. В РНЦ "КИ" находится единственный в России специализированный источник синхротронного излучения – Курчатовский источник синхротронного излучения (КИСИ). Мы с С. И. Тютюнниковым лет десять назад начали работы по созданию спектрометра EXAFS на КИСИ. Недавно, в марте, состоялся физический пуск этого спектрометра, в создании которого принимали участие ОИЯИ, Белорусский университет и Институт кристаллографии РАН. Таким образом, ОИЯИ имеет теперь на КИСИ собственную экспериментальную станцию. Думаю, что для стран-участниц ОИЯИ расширение программы использования КИСИ может представлять интерес. Ну а с учетом того, что КИСИ вместе с реактором ИР-8 (а впоследствии, надеюсь, и с реактором ИБР-2М) образует заметную составляющую часть основ нанотехнологической программы России, возможно, имело бы смысл обсудить этот вопрос более детально.
Я отметил только две наиболее актуальные для меня темы. На самом деле, мы имеем обоюдный интерес в различных научных программах, и я думаю, что сотрудничество ОИЯИ и РНЦ "КИ" имеет большие перспективы.
В тот день, когда на моем письменном столе уже лежали страницы законченного интервью, я по счастливой случайности купил маленькую книжицу "Забавы и парадоксы науки" (М., Алекстел, 2006), что и позволило завершить нашу беседу эффектной цитатой из Оливера Вендалла Холмса (1870 год): "Наука - это достойная обстановка для жизни человека на верхнем этаже, при условии, что у него достаточно здравого смысла, чтобы не оторваться от нижнего". Немного подумав, решил презентовать эту книжечку юбиляру – от редакции нашей газеты, с которой он дружен еще с 70-х годов прошлого века.
Мюррей Гелл-Манн
Встречи с легендарным физиком
На 102-й сессии Ученого совета ОИЯИ диплом Почетного доктора ОИЯИ был вручен легендарному физику, нобелевскому лауреату Мюррею Гелл-Манну.
"В этой аудитории не надо представлять нашего гостя, но по традиции напомню некоторые вехи его биографии", – сказал директор ОИЯИ Алексей Сисакян. Мюррей Гелл-Манн – один из крупнейших ученых современности, работает в Санта Фе, почетный профессор Калифорнийского университета (технологического института), лауреат Нобелевской премии 1969 года – за достижения и открытия, связанные с классификацией элементарных частиц и их взаимодействий. Предложенный им подход к определению порядка в хаосе частиц, рождающихся в столкновениях с другими частицами, он назвал "восьмеричным путем". Автор кварковой гипотезы и кварковой модели адронов. Внес большой вклад в разработку квантовой теории поля и квантовой электродинамики (традиционные направления для Дубны – в их развитие крупный вклад внесен теоретиками ОИЯИ). В 1979–2002 годах – директор Фонда Макартура, член общества сохранения дикой природы. Член Американской академии наук и искусств. Иностранный член Королевского общества Великобритании, Российской Академии наук. В 1969–1972 гг. – советник президента США по науке и экологии. Член комиссии ООН по охране окружающей среды. Лауреат многочисленных международных премий и почетных научных званий, в эти дни удостоен звания Почетного доктора Московского университета. Его научные интересы простираются далеко за пределы теоретической физики – увлекается лингвистикой, археологией, историей, философией, экологией, законами и особенностями мышления. Титул Почетного доктора ОИЯИ присвоен профессору Гелл-Манну за огромные достижения, выдающиеся успехи в науке.
Обращаясь к участникам сессии Ученого совета ОИЯИ, М. Гелл-Манн поблагодарил за присвоение этого почетного титула, рассказал о том, над чем работает в последнее время. Сегодня его особенно интересует интерпретация квантовой механики, опубликовано много статей по этой теме, и здесь очень помогают дискуссии с коллегами, которые имеют иные точки зрения на эту проблему.
Ученого особенно интересуют "странности" и парадоксы мышления. Он одновременно думает о многих проблемах, и в организованном им в Санта Фе исследовательском институте поощряются мультидисциплинарные проекты. Здесь научная проблема может объединить физиков, биологов, специалистов в области экономики. В этом институте с постоянным штатом около пятидесяти человек ученые могут задержаться на несколько минут, а могут работать безвыездно десятки лет.
"Наша семья", по выражению ученого, рассеяна по всему миру, но благодаря современным коммуникациям связи между "детьми папаши Мюррея" (извините, это уже мое - Е.М.) никогда не прерываются. Здесь нет школы в ее классическом понимании, нет преподавателей, учебных курсов – по мнению основателя института, это мешает нормальной научной жизни. Надо иметь большую ответственность и небольшой штат. Институт нуждается в молодежи, которая уже получила образование в других местах, и часто в Санта Фе раздаются звонки: "Мои учителя не знают, куда меня деть, нельзя ли к вам приехать?" – и никогда на такие звонки не бывает отрицательных ответов... Когда институт создавался, рассылались приглашения для работы, кто-то ссылался на сильную занятость, преподавание, книги, консультации, а кто-то ответил: "Я всю жизнь ждал вашего звонка и, конечно, приеду!". Сейчас в институт приезжают делегации из многих стран мира, в ЮАР хотят организовать по такому типу Институт "Пингвин". Вот и москвичи заинтересовались...
Визит международной делегации во главе с нобелевским лауреатом по физике М. Гелл-Манном (США) был связан с участием в программе "Москва – интеллектуальная столица мира", проходящей под патронажем мэра Москвы Юрия Лужкова. В Россию он был приглашен мэрией Москвы и дирекцией ОИЯИ. Визит был организован при участии Международного комитета интеллектуального сотрудничества (ICforIC)) в лице исполнительного вице-президента ICforIC Юрия Магаршака, хорошо известного в Дубне активного участника и одного из инициаторов проведения "интеллектуальных мостов", объединящих российских ученых, живущих и работающих в разных странах . В Москве состоялись встречи професора Гелл-Манна с Леонидом Меламедом, гендиректором госкорпорации "Роснанотех", и руководством компании Яндекс. Гость посетил также Санкт-Петербург.
Главным официальным событием стал прием делегации мэром Москвы. Здесь были известные лица: ректор МГУ академик В. А. Садовничий, директор ОИЯИ член-корреспондент РАН А. Н. Сисакян, директор ИЯИ РАН академик В. А. Матвеев, академики Ю. А. Осипьян, Л. Б. Окунь, А. Н. Тавхелидзе, режиссер Марк Захаров, бывший префект Центрального округа столицы, президент Российского общественно-политического центра А. И. Музыкантский и многие другие.
Члены делегации приняли учаcтие в конференции "Атомные структуры: новые идеи и перспективы", проходившей в Доме русского зарубежья и организованной совместно ОИЯИ и ICforIC. Профессор Гелл-Манн выступил на физфаке МГУ с публичной лекцией "Рождение творческих идей".
В ходе визита делегации в Санкт-Петербург и Москву состоялось обсуждение направлений возможного сотрудничества с Центром перспективных исследований. Для библиотеки этого центра профессор Гелл-Манн подарил статью "Quantum Electodynamics at Small Distance" с автографом – первую из цикла работ, за который ему была присуждена Нобелевская премия по физике.
А нам просто оставил свой автограф с коротким пожеланием, который занял свое почетное место в редакционной кунсткамере.
Пресс-конференция нобелевского лауреата сразу после вручения ему диплома Почетного доктора ОИЯИ была довольно короткой – он мечтал о том, чтобы еще раз пройтись по волжской набережной, где уже совершил утренний моцион. Но сразу после первого моего вопроса о предыдущих его визитах в Дубну и наиболее запомнившихся встречах оживился...
– Впервые я побывал в Дубне в 1956 году... Это было незабываемое время – ваш научный центр делал только первые шаги, а я, молодой профессор физики, был очень заинтересован в личном общении с учеными России. В 1964 году был в Дубне уже на Рочестерской конференции, познакомился с очень многими советскими учеными, помню наши беседы с Дж.Эллисом, который был еще совсем молодым физиком, сейчас он работает в ЦЕРН, член вашего Ученого совета.
Чуть позже, на встрече в дирекции ОИЯИ, гость живо реагировал на рассказ Алексея Сисакяна и Александра Сорина о международном научном центре в Дубне, вспоминал знакомые имена – Мариана Даныша, Бруно Понтекорво, Дмитрия Блохинцева, Николая Боголюбова... Он то и дело вставлял свои комментарии и как многоопытный профессор переводил монологи в диалоги. С особым интересом отнесся профессор М. Гелл-Манн к инициативе Юрия Лужкова и известных ученых о проведении в Москве и Дубне форумов, посвященных научному творчеству и развитию интеллектуальных ресурсов. Он горячо поддержал эту идею и высказал свою готовность участвовать в ее реализации.
Аудитория конференц-зала ЛТФ едва вместила желающих встретиться с легендарным физиком, который собирался рассказать о тех проблемах, которые его в последнее время особенно занимают. В зале встретились все поколения – от студентов кафедр теоретической и ядерной физики университета "Дубна", лишь недавно открывших для себя "матрицы Гелл-Манна" по учебникам физики, до участников Рочестерской конференции 1964 года, проходившей в Дубне... Но лучше, если эту часть визита Мюррея Гелл-Манна прокомментирует специалист, который активно общался с американским физиком и участвовал в дискуссиях, сопровождавших лекцию нобелевского лауреата. Слово – профессору Александру Сорину.
– Визит такого выдающегося ученого, как профессор Гелл-Манн, был бы большим событием и предметом гордости для любого института в мире. И это не удивительно, ведь он был "законодателем моды" в физике элементарных частиц на протяжении десятилетий, а его имя уже прочно вошло в историю науки вместе со сделанными им открытиями и хорошо известно нескольким поколениям физиков.
Профессор Гелл-Манн посетил наш Институт по приглашению дирекции ОИЯИ, и сам факт приема этого приглашения уже свидетельствует о его хорошем отношении к Дубне. И это не случайно, поскольку многие научные проблемы, которыми он интересовался, находили разрешение, как хорошо известно, с использованием результатов в том числе и дубненских физиков. Его хорошее отношение к ОИЯИ выразилось и в том, что, несмотря на необычайно насыщенную программу визита, он любезно согласился представить на общеинститутском семинаре в конференц-зале Лаборатории теоретической физики имени Н. Н. Боголюбова не одну, как это было анонсировано накануне дня семинара, а сразу две лекции, которые, как мне кажется, не обманули ожидания присутствующих.
Первая лекция называлась "Рождение творческих идей" ("Getting creative ideas") и была посвящена секретам прихода ученых к новым идеям не только в физике, но и в других областях творчества. В качестве названия второй лекции служила цитата из Исаака Ньютона "Природа, подчиняющаяся сама себе" ("Nature conformable to herself"), а среди множества затронутых в этой лекции глубоких вопросов естествознания, над которыми невольно задумывается каждый ученый в своем творчестве, были следующие: что такое красота и элегантность теории и какова роль математики в этом; почему более красивая и/или элегантная теория имеет больше шансов быть правильной по сравнению с теорией, не обладающей этими свойствами, и каково соотношение теории и эксперимента в этом случае; почему красота и/или элегантность являются успешными критериями при выборе правильной теории в фундаментальной физике; как возникают новые теории в процессе познания и каково их соответствие со старыми; какова роль в этом человека и человеческого мышления.
Не берусь пересказывать, тем более комментировать точку зрения профессора Гелл-Манна по всем затронутым вопросам. Могу только сказать, что мне было чрезвычайно интересно узнать мнение человека, так много сделавшего в науке, и я благодарен дирекции ОИЯИ за организацию этого семинара. Для тех же, кто по тем или иным причинам не смог присутствовать на семинаре, хочу сообщить, что обе лекции профессора Гелл-Манна были засняты на видео в рамках действующего в ЛТФ проекта "Дубненская международная школа современной теоретической физики (DIAS-TH)" и в скором времени, как я надеюсь, будут доступны для желающих.
2008. Хроника событий.
11 января исполнилось 100 лет со дня рождения Дмитрия Ивановича Блохинцева, выдающегося ученого и организатора науки, научного руководителя работ по созданию первой в мире АЭС в Обнинске и первого директора Объединенного института ядерных исследований в Дубне. Его именем названы улицы в этих российских наукоградах. В день 100-летия со дня рождения Д. И. Блохинцева возложены цветы к его памятнику перед НИИЯФ МГУ.
22 января исполнилось 100 лет со дня рождения выдающегося ученого Льва Давидовича Ландау. Научная сессия Отделения ядерной физики РАН, посвященная юбилею, проходила в Москве 22–23 января. В ней приняли участие и ученые ОИЯИ.
Буквально "на ура" прошла в московском Политехническом музее лекция научного руководителя Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова академика РАН Юрия Цолаковича Оганесяна. Выступление ученого из Дубны вызвало самый живой интерес и восхищение юных слушателей.
Научно-технический совет ОИЯИ обсудил ход выполнения программы "Молодежь ОИЯИ" в 2005–2007 годах.
Дань памяти академику Георгию Николаевичу Флерову отдали дубненцы в воскресенье 2 марта – в 95-ю годовщину со дня рождения выдающегося ученого-первопроходца к его памятнику на улице Флерова в Дубне были возложены цветы. В Доме международных совещаний состоялась презентация книги "Георгий Флеров. Ученый, творец, первопроходец".
Много теплых, сердечных слов звучало на общеинститутском семинаре, посвященном 80-летию почетного директора ЛТФ ОИЯИ академика РАН Д. В. Ширкова, который проходил 6 марта в конференц-зале Лаборатории теоретической физики.
20 марта в ДМС ОИЯИ состоялась конференция трудового коллектива ОИЯИ. Подписан Коллективный договор, который рассчитан на два года и приведен в соответствие с новым Законом о труде.
11 апреля в конференц-зале Лаборатории ядерных проблем прошел юбилейный семинар, посвященный 95-летию со дня рождения В. П. Джелепова, первого директора лаборатории, члена-корреспондента РАН, почетного гражданина Дубны.
Избранный президент России Дмитрий Медведев провел в Дубне 18 апреля выездное заседание президиума Государственного совета, на котором рассматривался вопрос "О развитии инновационной системы Российской Федерации". Свое знакомство с Дубной высокие гости начали с посещения Объединенного института ядерных исследований. Они познакомились с фундаментальными и прикладными работами, ведущимися в Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова. По всем основным проблемам, поднятым на заседании президиума Госсовета, будут выпущены поручения правительству, отметил Д. А. Медведев, подводя итоги работы.
100-летию выдающегося румынского ученого Щербана Цицейки был посвящен семинар, проходивший 14 апреля в Лаборатории теоретической физики имени Н. Н. Боголюбова. На нем присутствовали дочь ученого Штефана Цицейка и посол Румынии в РФ К. М. Григорие.
21 апреля посол Республики Индия Прабхат Шукла и советник посольства по науке и технологиям Прамод Шукла были приняты в дирекции ОИЯИ, познакомились с научными исследованиями, ведущимися в Институте, посетили ЛЯР имени Г. Н. Флерова.
VI Марковские чтения продолжались три дня и проходили в ФИАН, ОИЯИ и ИЯИ РАН. Дубненская часть чтений началась с возложения цветов к мемориальной доске перед третьим корпусом ЛВЭ, в котором М. А. Марков работал в 1954–1962 годах. В коротком митинге приняли участие профессор В. Д. Кекелидзе, член-корреспондент РАН А. Н. Сисакян, академики В. Г. Кадышевский, Ю. Ц. Оганесян.
На Общем собрании РАН директор Объединенного института ядерных исследований Алексей Норайрович Сисакян избран действительным членом Российской Академии наук.
75-летний юбилей академика Юрия Цолаковича Оганесяна отметила мировая физическая наука на представительной конференции "Тенденции в развитии физики тяжелых ионов", проходившей на прошлой неделе в Дубне. Пленарное заседание Международного координационного комитета проекта NICA в Дубне состоялось 24 мая, сразу по окончании конференции.
Впервые заседание рабочей группы коллаборации ATLAS – "Физика взаимодействий тяжелых ионов" (Heavy Ion Working Group) – было "выездным" (вне ЦЕРН) и проходило в Дубне.
24 июня ОИЯИ принимал представительную делегацию Объединения имени Германа фон Гельмгольца во главе с президентом профессором Юргеном Млюнеком. Обсужден проект меморандума о взаимопонимании между Обществом по исследованиям с тяжелыми ионами (GSI) и ОИЯИ в области барионной материи.
Представители объединений, союзов и советов молодых ученых со всей России собрались в Дубне на первой Школе руководителей молодежных объединений сферы науки и образования "Дубна-2008: наука, образование, инновации".
Уникальная выставка экспонировалась в Дубне. Впервые в Доме культуры "Мир" было представлено практически полное собрание художественных работ Дмитрия Ивановича Блохинцева – первого директора Объединенного института ядерных исследований в Дубне. Выставка проходила в рамках международной научной конференции, посвященной 100-летию выдающегося ученого и организатора науки.
Высшие курсы стран СНГ для молодых ученых, аспирантов и студентов старших курсов по современным методам исследований наносистем и материалов "Синхротронные и нейтронные исследования наносистем (СИН-нано)" организовали ОИЯИ, РНЦ "Курчатовский институт" и Институт кристаллографии РАН при поддержке Межгосударственного фонда гуманитарного сотрудничества государств-участников СНГ.
Тринадцатая по счету, задуманная и проведенная оргкомитетом в честь 100-летия Д. И. Блохинцева, международная конференция "Избранные проблемы современной теоретической физики" собрала в ЛТФ ОИЯИ 180 участников, представлявших в Дубне цвет современной теоретической физики.
С 30 июня по 4 июля работала III Международная конференция "Распределенные вычисления и Грид-технологии в науке и образовании" – единственная в России, посвященная вопросам развития и применения Грид-технологий и связанным с ними другими аспектами информационных технологий.
Директор ОИЯИ академик А. Н. Сисакян и директор Института общества по исследованиям с тяжелыми ионами (GSI, Германия) профессор Х. Штокер подписали 21 июля Меморандум о взаимопонимании и сотрудничестве при исследованиях свойств горячей и плотной барионной материи и при разработке ускорительных комплексов ОИЯИ и GSI.
B Берне – уютной и тихой, насыщенной неспешными туристами столице Швейцарии, коллаборация ATLAS провела последнее перед запуском LHC (а потому историческое) выездное рабочее совещание. Организатором "Недели ATLAS" был Бернский университет.
Расширенное заседание Технического совета ОИЯИ собралось по случаю 25-летия образования службы главного инженера Института. С докладом о формировании перспективного плана развития инженерной инфраструктуры ОИЯИ на период 2010–2015 гг. выступил главный инженер Г. Д. Ширков.
10 сентября Объединенный институт ядерных исследований посетили доктор Фидель Кастро Диас-Баларт и Чрезвычайный и полномочный посол Республики Куба в России господин Хуан Вальдес Фигероа. Состоялась презентация книги кубинского физика и государственного деятеля "Ядерная энергия: угроза окружающей среде или решение энергетической проблемы XXI века?".
22 сентября в Учебно-научном центре ОИЯИ началась ознакомительная практика по направлениям исследований Объединенного института для студентов университетов ЮАР. Впервые студенты и аспиранты из этой далекой страны приехали на такую практику в Институт в декабре прошлого года.
24 сентября Дубну посетила делегация комиссии Конгресса США по предотвращению распространения оружия массового поражения и терроризма во главе с послом Уэнди Шерман. Цель визита в Объединенный институт ядерных исследований – дальнейшее развитие сотрудничества по обеспечению физической защиты, учета и контроля ядерных материалов.
2 октября на совещании в Бишкеке руководителей государственных органов по науке и технике из 10 государств-участников СНГ и представителей Международной ассоциации академий наук принято решение о создании в Дубне на базе ОИЯИ межгосударственного инновационного центра нанотехнологий СНГ.
21 октября в ЦЕРН состоялась торжественная инаугурация Большого адронного коллайдера. В ней приняли участие делегации стран-участниц ЦЕРН, стран, принявших активное участие в создании LHC. Выступавшие отметили великую объединяющую силу науки, масштабность проекта LHC. Отмечался большой вклад российских ученых в создание этого крупнейшего мирового ускорителя.
22–24 октября в Москве (ФИАН) и Дубне прошел Международный семинар, посвященный 100-летию со дня рождения лауреата Нобелевской премии академика И. М. Франка. Семинар собрал большое количество участников и гостей, почтить память И.М.Франка приехали бывшие его сотрудники из стран-участниц ОИЯИ - Болгарии, Венгрии, Монголии, Польши. Организаторы семинара сделали прекрасный подарок его участникам – девятый номер журнала "Природа" с воспоминаниями и научными статьями сотрудников ОИЯИ и ФИАН и новый сборник "Илья Михайлович Франк. Очерки и воспоминания"(издательство "Наука").
18 ноября сделан очередной важный шаг по реализации программы модернизации ИБР-2, – получен из НИКИЭТ и размещен в реакторном зале новый корпус реактора. После тщательной подготовки корпус был установлен на штатное место, – в шахту реактора. Эта очень ответственная операция прошла успешно и выполнялась специально сформированной бригадой специалистов ЛНФ.
В Лаборатории ядерных проблем имени В. П. Джелепова 11 ноября прошел научный семинар по физике нейтрино, посвященный 95-детию со днс рождения Бруно Максимовича Понтекорво – ученого мирового масштаба, одного из главных основателей современной нейтринной физики.
17 октября в Лаборатории нейтронной физики состоялся общелабораторный семинар, посвященный 70-летию ведущего научного сотрудника ЛНФ Вальтера Ильича Фурмана.
5 и 6 ноября в конференц-зале Лаборатории теоретической физики ОИЯИ в рамках III круглого стола по проекту NICA/MPD проходило обсуждение этого крупного экспериментального проекта.
Президент России Дмитрий Медведев 9 декабря подписал указ № 1751 "О праздновании 100-летия со дня рождения Н. Н. Боголюбова". 11 декабря указ о праздновании 100-летия со дня рождения выдающегося математика и физика-теоретика Николая Николаевича Боголюбова подписал президент Украины Виктор Ющенко.
Новый ректор избран на конференции трудового коллектива Университета "Дубна", которая состоялась 12 декабря. Им стал доктор физико-математических наук Д. В. Фурсаев, исполняющий обязанности проректора по международной деятельности Университета "Дубна".
В начале ноября специалисты, участвующие в реализации первой очереди проекта ИРЕН, приступили к важному этапу – ускорению электронов от источника, который и был успешно завершен 15 декабря. Ведутся работы по проводке пучка в мишенный зал, где уже смонтирована штатная неразмножающая мишень.
26 декабря в Лаборатории теоретической физики имени Н.Н.Боголюбова состоялся юбилейный семинар, посвященный 75-летию выдающегося специалиста в области теории элементарных частиц и квантовой хромодинамики – главного научного сотрудника ЛТФ профессора Анатолия Васильевича Ефремова.
LHC без магии. Из женевских дневников
В издательстве "Этерна" в 2009 году вышла в свет книга "В глубь материи", которую по современной издательской терминологии можно причислить к корпоративным изданиям. Тема – участие ученых и специалистов России и стран-участниц Объединенного института ядерных исследований в Дубне в создании уникального экспериментального комплекса – компактного мюонного соленоида для исследований на Большом адронном коллайдере в ЦЕРН. Автор принимал участие в работе над этой книгой как редактор, жил и работал в Женеве вместе с участниками "коллайдерной эпопеи" и авторами статей, составивших этот сборник.
Два самых-самых...
Помню (из книги) первое впечатление Даниила Данина от встречи с дубненским синхрофазотроном. Писатель сравнивает его сначала с цирком, потом с кораблем, которому суждено большое плавание. Большому кораблю – большое плавание. И теперь думаю, а какое сравнение придумал бы провозвестник жанра научно-художественной литературы, окажись он в ЦЕРН полвека спустя в 2007 – 2009-м, в канун пуска LHC? Может быть, тоже сравнил бы подземные залы "каверны", спрятанные в толще юрских каменистых пластов, с пещерой Аладдина? А с чем сравнить кольцо коллайдера, начиненное немыслимыми по масштабам середины прошлого века электромагнитными, сверхпроводящими, криогенными, вакуумными системами? А детекторы – два самых-самых, каждый высотой с пятиэтажный дом? А "колодцы", в которые можно опустить колокольню Ивана Великого из Московского Кремля?
Бывают же случайные совпадения – не без волнения готовясь к поездке в ЦЕРН (впервые за более чем 35-летнюю службу в газете ОИЯИ!), решил начать все с "чистого листа". Не стал перетряхивать подшивки, хранящие множество ценных свидетельств о развитии сотрудничества ЦЕРН – ОИЯИ. Не стал перечитывать популярную и специальную литературу. Не стал зарываться в интернетовские сайты. Что увижу и услышу – о том и расскажу. И едва ли не первое, о чем узнал (от помощника директора ЦЕРН Тадеуша Куртыки), – новая научная программа ЦЕРН так и называется: "White paper" – "чистый лист".
Первый спуск в лифте на стометровую глубину. Пока опускаемся, хватает времени в просторной кабине лифта проследить по наклеенным на стенки фотографиям этапы строительно-монтажной эпопеи – от начала строительства шахты до сборочных работ, сначала в наземном павильоне, потом в "каверне", в месте будущей встречи ускоренных до гигантских энергий пучков протонов. Фотографии от частого прикосновения экскурсоводов слегка потрепались, но от этого же почему-то кажутся более достоверными, домашними – как любимые зачитанные книжки. Слегка закладывает уши – кабина лифта опускается все глубже...
И вот мы с одним из руководителей дубненской группы ATLAS Николаем Топилиным в "пещере Аладдина", как когда-то я для себя (или для какого-то популярного издания) окрестил один из гигантских подземных залов, который тогда еще не видел. Не знаю, не знаю. Это что-то совсем другое. Просто не-во-о-бра-зим труд, который стоит за каждой из многих тысяч (миллионов?) частичек материализованного интеллекта тысяч производителей этого чуда, воплощенный в конце концов в детектор, поражающий воображение...
И на фоне этого долетает до меня такое будничное топилинское: "...А последнюю мюонную камеру установили вчера...", – и, слегка ошалев от всего увиденного, начинаю расспрашивать Николая о таком же, обыденном, а как живут люди, а бывают ли отказы аппаратуры, а на боитесь ли вы, при таком-то разнообразии спектрометров, электроники, кабелей, способных опоясать земной шар или даже Солнце, если их вытянуть в один, что все это вдруг да не заработает, когда дойдет до истинного, как говорят, реального дела?
И тогда он твердо и уверенно уверяет, что практически все уже протестировано, отъюстировано и собрано. Да, конечно, в процессе тестирования много отказов бывает. Американцы поставили электронные блоки: на выходе у них два вольта, а должно быть пять. Пришлось снимать, увозить, ставить новые... У французов немало было отказов по тайл-калориметру... А сегодня, если что-то менять, то это огромные трудозатраты, ведь установка-то уже в сборе...
Следующее "погружение" – в шахту CMS. Но ему предшествует дорога в Превессан с пересечением швейцарско-французской границы. Зная о профессиональной ревности участников двух крупнейших проектов на LHC (кто же первым из них "поймает и узнает" бозон Хиггса?), подзуживаю своих спутников, читая вслух название придорожного ресторанчика: ATLAS. Возмущаются, но в шутку, – поэтично сравнивая "свой" спектрометр с Полярной звездой, которая горит на севере Большого Женевского Кольца.
Нас встречает Александр Куренков – один из руководителей монтажных работ, в чьи руки сходятся все нити... Подробно рассказывает о том, что мы видим, а видим мы в наземном монтажном павильоне уже только часть установки, которая совсем скоро будет опущена в шахту огромными кранами. Здесь работает уникальный кран, самый мощный в Европе. Там, на дне колодца, уже установлена большая часть детектора.
Выданные нам гостевые карточки прижимаем к датчику электронной системы, открываются стеклянные двустворчатые дверки пропускного тамбура, закрываются, потом открываются такие же внутренние, и перед нами – лифтовая кабина. И опять закладывает уши при спуске на 80-метровую глубину. К подземному залу проходим по туннелям, мимо закрытых и открытых дверей, и, наконец, выходим на площадку "с видом на детектор". По лесам снуют монтажники, парень завис на двух альпинистских тросах с соответствующей оснасткой, закрепился, достает инструменты, что-то там начинает подтягивать...
Внизу, в кабельных траншеях, десятки разноцветных кабелей, уложенных так называемой "гусеницей" – это оригинальное инженерное решение позволяет передвигать элементы установки без отключения кабельной системы, которая тоже плавно перемещается в пространстве, как гусеницы танка. Таких конструктивных решений было найдено и реализовано немало.
– Аврал у нас как начался с весны, так до сей поры и идет. Аврал – это регулярный здесь режим. Задача, да и желание такое, чтобы в этом году систему сдать, и поэтому здесь такой напряженный график работы. И на моих коллегах из Дубны и вообще из России большая нагрузка лежит. У нас же уровень квалификации любого инженера таков, что он сам себе командир. Он может подсказать и «господам физикам», что и как надо делать.
– Я так понимаю, что за это наших ребят только уважают?
– По крайней мере, не ругают, – лаконично ответил Куренков, и мы пошли дальше, гулко отпечатывая шаги на узких мостках, вдоль установки... Мимо стоек с аппаратурой, разноцветных кабелей, детекторов, которые измеряют положение частиц с точностью в микроны... Вдоль балконов со стойками, разных хитроумных приборов и приспособлений, стыковочных узлов, подобных аналогичным функциональным устройствам на космических кораблях...
Расспрашиваю об экскурсиях, помня восторженные глаза школьников, встреченных на ATLAS;e. Визиты расписаны на два года вперед, едут студенты, школьники и пенсионеры, прибывают-пребывают министры и другие важные персоны, делегации из Франции, Италии, Германии, стран-участниц и стран-неучастниц… В общем, вся Европа, да и не только Европа приезжает, особенно много людей бывает в выходные дни. А в этом помещении установлены датчики разных систем детектора, в следующей контрольной комнате разместились несколько десятков людей с компьютерами – идут диагностические сеансы, тесты на космических лучах... Именно здесь будут зафиксированы в реальном режиме времени первые долгожданные события с Хиггсами (или без них...).
– Представляю, что здесь будет твориться, когда пойдет пучок...
– О, здесь будет строго. Очень строго! Помещение будет выглядеть несколько иначе, потому что на каждое рабочее место пять мониторов, несколько дежурных, им придумали специальное название – менеджеры, они будут вести процесс набора данных, а в другом помещении будут находиться эксперты, следящие за своими системами. На третьем этаже – эксперты по вызову...
Перед отъездом поднимаемся "со двора" по железной лестнице на антресоль, где для любознательных экскурсантов выставлены самые колоритные элементы детектора. И я их уже узнаю – и тончайшие зеркальные кремниевые пластины, и кристаллы вольфрамата свинца (в пояснительном тексте читаем: тяжелее железа, прозрачней стекла), но здесь они кажутся совсем другими, чем на картинках и в воображении, эти чудеса 21-го века. Эти рукотворные чудеса сделаны в России. В кристаллах играет солнце, заглянув сюда через стеклянную крышу павильона, и лучи его ярко окрашивают поверхности последних калориметров, которые через несколько дней окажутся на дне колодца и не увидят солнца уже много лет.
ЦЕРН – это территория открытых дверей, здесь ежемесячно бывает несколько тысяч добропорядочных швейцарских налогоплательщиков и, пока новый коллайдер не заработал, все они имеют возможность поразиться чудесам новой физики индустриального размаха. Такого в мире еще не создавалось.
COMPASS: направление указано верно
В перспективном плане ЦЕРН, о котором мне рассказал советник директора – координатор сотрудничества ЦЕРН с восточными странами Тадеуш Куртыка, есть позиция, следующая за первоприоритетными исследованиями на LHC. В числе экспериментов с активным участием физиков ОИЯИ и там, в ЦЕРН, и здесь, в Дубне, неоднократно упоминался COMPASS. Эта установка работает очень надежно с момента введения в эксплуатацию в мае 2004 года.
Сегодня в девять утра – на COMPASS. Здесь в одном из павильонов (Володя Каржавин специально притормозил) собирались узлы легендарного для Дубны NА-4 – это была целая эпопея. В других боксах собирались и ныне действуют NА-48 с модификациями последнего десятилетия – В. Д. Кекелидзе, DIRAC – Л. Л. Неменов, а нас встретили Александр Нагайцев и его молодой тезка Корденев.
Первым делом Александр Павлович поздравил меня с юбилеем газеты – в Интернете на нашем сайте прочел! И, ведь, действительно, как это я забыл за всеми перипетиями о сегодняшнем нашем празднике?
– Спасибо. Спасибо, что читаете, и вдвойне – за поздравление. А мы ведь не просто к вам в гости приехали. Ну, рассказывайте… Сколько у вас постоянных сотрудников работает?
– Группа складывается по-разному: бывает 10-12, сейчас 6-8. Очень активно идет сеанс по набору экспериментального материала, и в основном на этом все ресурсы сосредоточены – подготовка к сеансу, обеспечение работы аппаратуры, обработка физических результатов...
Что касается физики, я бы назвал задачу, связанную с изучением такой проблемы, как кризис спина в физике частиц, который был экспериментально обнаружен более двадцати лет назад. Проведены в мире десятки экспериментов, по измерению поляризованного глубоконеупругого рассеяния, а COMPASS – уже, наверное, эксперимент четвертого поколения. За это время была существенно развита и технология поляризованной мишени, и техника регистрации продуктов рассеяния и та экспериментальная аппаратура, которая находится сейчас в зале. Может, об этом Саша расскажет?
– А вы для кого пишете? – уточняет Александр Корденев. – Для ваших коллег в ОИЯИ, может, для более широкой прессы. – То есть терминов специальных лучше не употреблять? – Да, хорошо бы пояснее. – Тогда скажем так. Это на сегодня самый большой работающий эксперимент в ЦЕРН. То есть LHC еще запустится, а COMPASS уже не первый год набирает статистику... У нас коллаборация больше 300 человек, в том числе более 200 физиков, 26 институтов, 13 стран… Уникальный пучок мюонов, еще нигде такого нет больше в мире, и этот пучок рассеивается на нуклонах мишени с целью измерения спиновой структуры нуклона.
Если на пальцах объяснить – чем больше энергия пучка, тем, соответственно, более мелкие структуры нуклона можно исследовать. Понятно, что в LHC будут достигнуты более высокие энергии, позволяющие проникнуть в глубь микромира на самые малые расстояния, но уникальность COMPASS в том, что у нас поляризованный пучок, какого нет ни в одном коллайдере. Кроме того, что пучок поляризованный, у нас еще есть поляризованная мишень, самая большая в мире. Для получения поляризации используется метод динамического охлаждения, то есть внутри мишени температура фактически близка к абсолютному нулю. Меньше 60 милликельвинов. Используются разнообразные детекторы – это порядка 300 координатных плоскостей, сцинтилляционные годоскопы, кремниевые, микростриповые, триггерные годоскопы, дрейфовые камеры, пропорциональные камеры... А еще черенковский детектор, это тоже наша гордость! (Вот, вот те слова, за которыми я сюда пришел, – чтобы услышать именно такие оценки, идущие, можно сказать, из глубины души, а не перечень инструментария!). Его объем около 80 кубометров. Это наша гордость.
Саша работает в физическом эксперименте с 97-го года – тоже юбилей. И в 2007-м защитил кандидатскую диссертацию – поздравляю! А его старший коллега добавляет, что практически во всех экспериментальных работах по детекторам специалисты ОИЯИ играют ведущую роль.
Что касается планов, то COMPASS имеет серьезные намерения продолжать исследования в актуальной области измерений, и на очереди уже новые физические задачи, которые могут помочь в решении загадки спина, существующей, как мы говорили, уже двадцать лет. Это будет эксперимент пятого поколения, чрезвычайно сложный, и группа ОИЯИ делает специальный калориметр, активно участвует в подготовке такого детектора.
…Посмотрев на часы, я перевел разговор на тему «за жизнь» – времени у моих собеседников было мало, едва вырвали меньше часа из своего плотного рабочего графика, а ведь не наукой же единой... А. П. Нагайцев немного рассказал об экспериментах, в которых участвовал. Об авралах – три дня назад поставили на пучок прототип модуля установки пятого поколения. С 10 вечера до 4 утра – другого времени на пучке не было. А вообще каких-то серьезных поломок аппаратуры практически нет. Здесь работают специалисты очень серьезного уровня, с большим опытом – и по калориметрии, и по детекторам... Правда, добавил его коллега, грозы иногда такие идут с гор, что напряжение в сети прыгает... Но это уже, как говорится, форсмажорные обстоятельства. Такое и в Дубне бывает, и везде...
А дальше разговор снова поворачивается в сторону главной темы – будущих экспериментов на LHC. Саша-младший рассказал, что большие потоки данных, полученные на COMPASS, сравнимы с будущими экспериментами на Большом адронном коллайдере – 4-5 террабайт в день. А полная статистика составляет величину в петабайт. Это пока самый информационно-емкий эксперимент в ЦЕРН. И он служит в том числе и в качестве тестовых анализов для LHC. Вычислительная база включает 200-300 компьютеров, а файлы с обработанной информацией переправляются в Дубну, в ЛФЧ, и после первичной обработки «тонкий» анализ» происходит уже в Дубне.
Мои собеседники понимают, что в ближайшие годы главные силы будут брошены на LHC, и в основном именно туда идет молодежь, а это значит, что эксперименты "второго эшелона" будут финансироваться в меньшей степени. Возможно также, что некоторое уменьшение средств на COMPASS, где работает много высококвалифицированных специалистов, связано с планами по проекту NICA в ОИЯИ, и это тоже понимают мои собеседники: «Нас могут перекрыть, но как-то сами находим ресурсы, колаборация помогает грантами, РФФИ поддерживает».
А уж совсем напоследок – время неумолимо, особенно в ЦЕРН с его регулярностью, как в английских парках, – теплые слова благодарности в адрес директора ОИЯИ, который очень хорошо понимает важность и актуальность этой тематики, и профессора И. А. Савина, который много лет поддерживает коллег: «На Игоря Алексеевича мы все равняемся. А основателем этого направления был Н. Н. Боголюбов – великий директор. Именно благодаря им, тому, что они заложили, вся физика, вся техника по-прежнему на высоте». – «Слово "великий" в ваших устах звучит как что-то легендарное", – говорю, уже прощаясь…
Потомок Миклухо-Маклая
Мой дубненский друг уже несколько лет работает в ЦЕРН на постоянной основе в группе, которая занимается ускорительными экспериментами и громко заявила свои результаты, связанные с синтезом антидейтерия. Руководитель этих экспериментов сумел заинтересовать результатами масс-медиа, и в мировой прессе прошла волна публикаций об открытии в ЦЕРН антиматерии. Самая большая женевская газета поместила целый разворот, тревожно намекая на то, что антиматерия может повести себя непредсказуемо...
В группе Павла Белошицкого семь человек, состав полностью интернациональный: швед, поляк, финн, итальянец, американец... Причем, финн приходится каким-то правнуком нашему знаменитому путешественнику Миклухо-Маклаю, и фамилию носит знаменитую Миклухо, и в семье его бережно хранятся бумаги далекого предка. В связи с этим я еще раз подумал, насколько интересен ЦЕРН именно этим – невероятным стечением интеллектуальной элиты, которая организуется здесь в "группы по интересам"...
Группа, в которой работает мой друг, живет своей жизнью: сеансы, эксперименты, причем, часть ускорительного оборудования находится в Швейцарии, часть во Франции.
Новые проекты, присылаемые сюда из многих точек земного шара, обсуждаются на специальном программном комитете. Один из легендарных церновских физиков, нобелевский лауреат, известный своим неукротимым итальянским нравом, однажды на этом комитете делал доклад о проекте, связанном с так называемым термоядом – популярной среди физиков тематикой, которая прежде всего отвечает интересам общества. Он весьма темпераментно игнорировал мнения оппонентов и их вопросы. В какой-то момент председатель заседания учтиво обратился к докладчику: "Извините, я бы все-таки попросил вас ответить на вопрос вашего основного рецензента...".
Интересы своих мужей разделяют их половины, и я не удивился, когда Ирина сказала: "Представляешь, Жень, в ЦЕРН можно запросто встретить очень пожилого человека, ничем не примечательного, может быть, только своим возрастом, потому что большинство здесь молодежь. А на самом деле это человек, с которого начинался Интернет...".
В 1989 году (кстати, факты из Интернета!) ученый-компьютерщик из Оксфорда, сотрудник ЦЕРН Тим Бернерс-Ли изобрел принципиально новый способ свободного доступа в Сеть - World Wide Web. Сегодня ЦЕРН вновь фактически становится инициатором дальнейшей эволюции Интернета. Как сообщил журнал "CERN Courier", первая фаза впечатляющего вычислительного проекта Грид (от англ. – Grid – решетка, сетка) для будущего ускорителя LHC была одобрена на специальной встрече Совета ЦЕРН.
В свои церновские дневники я старался заносить все впечатления, не сортируя их по темам, чтобы потом, дома, разобраться, что к чему, но так и не разобрался. Эти дневники остались мне немым укором во всеядности и в попытках всеохватности. Часто заходя в Интернет, я составил целую антологию газетных и журнальных публикаций, в которых повторялись одни и те же штампы, тиражировались цифры из пресс-релизов, а люди, которые строили ускоритель и детекторы, разрабатывали программы и готовились принимать и анализировать уникальную физическую информацию, представлялись не иначе как "гномы из подземелья". Что ж, в каждой профессии есть свои издержки... Постепенно, из разных встреч и бесед, внешних впечатлений даже если еще не сложилась желанная панорама, то, по крайней мере, первый грунт лег на холст.
Территория открытых дверей
Приятель мой вычитал на церновском сайте в Интернете историю с супермодулями LHC, на которых написано (в его условном переводе) «LHC без магии». Это название цикла передач местной телекомпании. Супермодуль, водруженный на трак, возили по всем женевским и французским городкам и деревенькам, расположенным по кольцу коллайдера (27 км), и записывали беседы с местными жителями, на вопросы которых отвечали компетентные ученые и специалисты... Так ЦЕРН отчитывается перед налогоплательщиками.
В это время мы сидели в сороковом корпусе ЦЕРН, представляющем из себя архитектурный аналог соленоида – электромагнита в форме буквы П и цилиндрической катушки, в котором кипит-бурлит интеллектуальными полями высокого напряжения персонал двух крупнейших экспериментов на Большом адронном коллайдере. В чем-то эти проекты – ATLAS и CMS, занимающие каждый "свою" половину "соленоида" по вертикали, дополняют друг друга, в чем-то конкурируют. Сами установки, расположенные в подземных залах по пути 27-километрового кольца в местах столкновения протонов (на глубине от 80 до 100 метров), – это чудо экспериментального искусства.
Профессор Йос Энгелен, заместитель генерального директора ЦЕРН по научным исследованиям, принял нас в своем скромном небольшом рабочем кабинете в административном билдинге ЦЕРН.
– До пуска LHC остаются считанные месяцы. Какие чувства вы испытываете, какие возлагаете надежды?
– Завершение создания Большого адронного коллайдера и экспериментальных установок – самых крупных в области физики частиц – это действительно большое событие. Если посмотреть на историю проекта, – для его реализации потребовались самые передовые технологические решения как в отношении ускорителя, так и экспериментальных установок. Я совсем недавно вновь осознал это, когда посмотрел на ускоритель… Его можно было построить только на основе колоссального опыта в ускорительной физике, накопленного за многие годы в ЦЕРН, в Европе и в мире. Речь идёт не только об опыте непосредственных создателей LHC, но и об опыте тех, кто строил ускорители предыдущих поколений. И здесь, действительно, есть что-то нетривиальное. Это относится и к экспериментам.
Вначале, когда мы приступили к проектированию, ещё не было подходящих технологий для создания детекторов. Но мы сказали себе, что разработаем такие технологии, и сумели это сделать, добились радиационной устойчивости детекторов, быстродействия электроники. Это было очень важно. В современной физике есть Стандартная модель, которая работает очень хорошо, но ей не хватает экспериментальных подтверждений. И может так случиться, что стандартный механизм Хиггса и соответствующая частица – бозон Хиггса станут решающими элементами в разгадывании этой головоломки. Я не думаю, что это действительно последние кусочки головоломки, скорее, только часть ее, которую мы намерены собрать с помощью LHC, обнаружив либо частицу Хиггса, либо какой-нибудь иной компонент, делающий теорию состоятельной в области высоких энергий. Очень убедительные теоретические экстраполяции говорят в пользу того, что природа подскажет, какое решение выбрать, чтобы теория правильно работала при энергиях, которые впервые будут достигнуты на LHC. Я верю, что с помощью LHC мы увидим какие-то принципиально новые закономерности физики, природы, потому что шагнём по шкале энергий вперёд на порядок величины, а до этого уровня теория работает очень хорошо и предсказывает, что мы должны обнаружить.
Я испытываю понятное волнение, физики делают определенно очень хорошую работу, и я уверен, что LHC действительно позволит нам узнать больше о природе и ответить на вопросы, которые мы задаём уже много лет, по крайней мере, связанные с механизмом Хиггса, а, возможно, нас ждет и что-то большее. Мы надеемся на успех и предвкушаем научные открытия, но, конечно, не можем быть определенно уверены…
…Пейзажи вдоль короткого пути из дома на работу умиротворяюще спокойны. Зеленые (ноябрь!) поля со всходами горчицы, вспаханные полосы, ждущие посевов. Рощицы в осеннем убранстве, и некоторые, как говорят, имеют собственные имена. Не так-то их и много среди ровно нарезанных полосок пахотной земли. Под деревьями скромные дома фермеров, которые были здесь еще до начала строительства ЦЕРН. Когда сегодня проезжали через французский городок Сен-Жени ("вон там, за углом серого домика на перекрестке, еще тридцать лет назад паслись коровы") зашла речь о том, что представляли из себя окрестности Женевы. Коровки так же и пасутся, но вокруг центра выросли целые жилые кварталы, да и район Мейран преобразился и продолжает сегодня перестраиваться на глазах.
В нашем подъезде висит объявление о том, что жители района приглашаются тогда-то и туда-то на обсуждение планов строительства магистрали скоростного трамвая, которое уже ведется и, наверняка, затрагивает чьи-то частные или корпоративные интересы. Этот вид транспорта, очевидно, восполнит отсутствие в Женеве метро, и маршрут его пройдет по всем городу до ЦЕРН.
Собираемся в «нашу» шахту. Во второй и последний раз. В следующий раз это будет (если будет) не раньше чем через 15 лет.
Приехали. Тот же день (по погоде), но уже как-то все проще, будничнее: в одну реку нельзя войти дважды. Когда уходили, Саша Куренков в ответ на мой вопрос сетовал по поводу туристов. Сплошной поток – лифт все время занят. Автобусами едут.
6 апреля в ЦЕРН День открытых дверей. Уже на подступах устанавливаются всякие научные атрибуты, типа квадруполей ускорительных, – не далее как сегодня утром по дороге в ЦЕРН (еще восьми не было, я сегодня рано вышел) посреди покрытого газоном центра кругового перекрестка встретились несколько мужиков, подъезжавших один за другим, и руки друг другу жали. Чего, думаю, они в таком странном месте встретились? А когда ехали из "пятой точки", от шахты, все стало ясно – они на бетонных кубиках квадрупольную линзу устанавливали, чтобы ЦЕРН «пропиарить». Впервые услышал, чтобы сиэмэсовскую шахту так называли – пятой точкой. Вспомнилась сразу старая туристская песня: "Ты на пятой точке съехал, как лавина, прямо вниз, над тобой смеется эхо: не печалься, альпинист!". Вроде бы, это была уже пятая позиция по монтажу детектора. А так хотелось бы, чтоб именно смысл старой туристской песни в это название вложен был. Кому? Да мне!
«Мы – не физики…»
Экс-помощник генерального директора ЦЕРН Николас Кульберг пригласил меня пообедать в церновском ресторанчике. Как водится, разговорились. О Дубне и Женеве, об общих знакомых, о началах наших карьер. О поэзии, которая нам одинаково близка, только один предпочитает строгие размеры и рифмы, другой больше склонен к верлибру. Наши стихи встретились в небольшой антологии "Физики – лирики", вышедшей в Дубне в 2002 году. И даже портреты на обложке обращены друг к другу.
Мы – не физики. Но один из нас посвятил жизнь ЦЕРН, другой – ОИЯИ. На наших глазах разворачивалась современная история международных научных центров – западного и восточного. Эта история не могла существовать отдельно от политических и экономических отношений между странами с разным строем. Но «железный занавес» первыми пробили физики. И об этом было громко сказано на открытии совместной ЦЕРН – ОИЯИ выставки «Science Bringing Nations Together» – «Наука объединяет народы». В канун Миллениума она экспонировалась в ряде европейских стран, и для многих посетителей новым смыслом наполнилось выражение Знание – Сила. ЦЕРН и ОИЯИ очень непохожи. Но люди, которые работают здесь, делают науку вместе. Мы решили рассказать об этих людях и этой науке именно сейчас, когда самый крупный научный проект ХХI века уже запущен. Протоны, ускоренные до огромных энергий, сталкиваются, рождая новые частицы. Понимание этих процессов выводит человечество на новый виток знаний. Человечество становится сильнее.
Кульберг вспоминал свои встречи с российскими учеными и политиками, рассказывал о дипломной работе в Женевском университете, посвященной творчеству Бердяева… Его альянс с ЦЕРН пришелся на студенческие годы, когда на три-четыре часа он приезжал сюда и просматривал снимки с пузырьковых камер. Знание русского языка пригодилось потомку русского генералиссимуса Кутузова, когда первые визиты советских ученых в ЦЕРН стали все более частыми. От переводчика – до помощника директора. Он вспомнил забавный случай с Петросьянцем (многолетний председатель Госкомитета СССР по атомной энергии и Полномочный представитель правительства СССР в ОИЯИ), чью книгу когда-то перевел на французский язык. Благодарный Адроник Мелконович поинтересовался, не может ли он что-то сделать для Николая. Тот подумал и спросил, нельзя ли для него и для мамы организовать билеты от Одессы до Марселя на пароходе? На следующий день человек от Петросьянца позвонил и сообщил, что это возможно в течение месяца (!). И тогда кто-то из знакомых предложил прийти с французскими духами к девушке, которая занимается продажей билетов в транспортном агентстве. Через два дня билеты были в кармане. И тогда Кульберг начал что-то понимать в русской (советской) жизни.
Николай с интересом отнесся к идее написать книгу "двумя перьями"… Она не должна быть похожа на глянцевые издания, в которых помещены красивые фотографии разных установок и строгие подписи к ним. И на канонические описания "жизнедеятельности" отдельных великих ученых. И на отчеты с научных конференций. Да мало ли на что еще она не должна быть похожа?.. А на что – должна? Мне кажется, она должна быть похожа… на музей истории ЦЕРН, увидев который, хочется сюда еще не раз вернуться
Модели микромира и макромира еще со времен планетарной модели атома Резерфорда – Бора, как говорят иногда физики, взаимно не исключают друг друга. Микрокосм и макрокосм в Европейской организации ядерных исследований сосуществуют не только мирно, но и наглядно. При въезде на площадку ЦЕРН вас встречает сферообразный павильон в форме глобуса – подарок международной научной организации от Швейцарской Республики, который когда-то вмещал в себя экспозицию страны на одной из международных выставок. Сейчас здесь выставочный зал, одна из "визитных карточек" ЦЕРН, в котором рассказывают добросовестным налогоплательщикам о жизни современной науки. Рядом с кантином – постоянно действующая экспозиция «Микрокосм», по «материальным» элементам которой и печатным – постерам, фотографиям, документам можно проследить более чем полувековую историю центра...
О том, что российские ученые, инженеры (множество имен!) и в более широком смысле – российские научные школы сыграли в этой истории заметную роль, свидетельствует комментарий академика РАН Виктора Матвеева:
– На всех уровнях руководства ЦЕРН неоднократно подчеркивалось, что вклад ученых, специалистов, институтов и предприятий России и некоторых республик бывшего СССР в проработку и реализацию этого проекта исключительно велик. Это касается не только материально-технического обеспечения ряда ключевых позиций, но и использования передовых достижений и идей в физике и технике ускорителей. Не случайно две улицы ЦЕРН носят имена российских ученых, внесших основополагающий вклад в ускорительную науку. Академик В. И. Векслер – основатель Лаборатории высоких энергий ОИЯИ и «отец» дубненского синхрофазотрона разработал принцип автофазировки, который лежит в основе всех современных ускорителей. Идея использования встречных пучков для получения максимально высоких энергий частиц принадлежит академику Г. И. Будкеру – основателю признанной в мире научной школы и Института ядерной физики РАН. Многие передовые научные идеи и «ноу хау» были заложены в проект создания на базе У-70 в Протвино Ускорительно-накопительного комплекса (УНК), но, к сожалению, по политическим и экономическим причинам так и не были реализованы. Однако в истории отечественной физики частиц УНК сыграл ту же роль, что многоразовый космический корабль «Буран» – в развитии космонавтики.
В реализации проекта LHC, как в капле воды, отражаются характерные особенности современной физики частиц. Эта область естествознания, как никогда ранее, имеет ярко выраженный интернациональный характер, интегрируя национальные программы развитых стран мира. Этому способствовал целый ряд важных объективных причин. Критическая проверка предсказаний существующих теорий, поиск и открытие новых фундаментальных частиц и закономерностей на непостижимом ранее уровне проникновения в глубь материи требуют достижения предельно возможных на сегодняшний день значений энергии, чувствительности приборов, колоссальных объемов экспериментальных данных и их обработки в реальном режиме времени, создания гигантских, уникальных экспериментальных установок. Решение столь сложных задач по плечу лишь интернациональным объединениям ученых многих стран, обладающих значительными интеллектуальными и материальными ресурсами и современными промышленными технологиями.
Информация для «Поиска».
Телеканалы наши, центральные, вчера как взбесились, один круче другого стали передавать «горячие репортажи» из ЦЕРН, где, якобы, начались работы по пуску коллайдера. Красивые картинки, комментарии специалистов, где-то профессор Саврин, где-то профессор Русакович, где-то профессор Голутвин мл., на блоге РТР – академик Сисакян, где-то другие «наши». Записали в Интернете сюжеты. Смотрели в офисе вместе с коллегами и сошлись на том, что вообще дело полезное, такой пиар не вреден для науки. Но вопросы… вопросы, как и раньше, в основном сводились в «черным дырам»: а не грозит ли пуск коллайдера Швейцарии, Франции и всем земному шару, не перерастет ли «большой взрыв», вопроизведенный в ускорителе, в угрозу всему земному шару?... и прочая и прочая...
Связался с коллегами из газеты "Поиск" и передал им свой комментарий:
Жаркие дни стоят в Женеве. Это если говорить о погоде. Что же касается научных новостей, то здесь, в Европейской организации ядерных исследований (ЦЕРН), в соответствии с графиком и отнюдь не в «горячем режиме», а в режиме охлаждения обмоток сверхпроводящих магнитов до свернизких температур, ведется подготовка ускорительного комплекса LHC (Большой адронный коллайдер) к физическому пуску… Ведется последняя проверка всех элементов установки, детекторы тестируются по частицам космического излучения, чтобы к моменту физического пуска все системы были готовы к набору и обработке экспериментального материала. Запуск Большого адронного коллайдера производится в соответствии с графиком работ, а этот график в течение последних лет выполняется с точностью до недель. Что не может не вызывать уважения и удивления даже у специалистов, хорошо представляющих себе, насколько сложен этот ускорительный комплекс, из каких поистине уникальных систем он состоит. Сейчас электромагниты сверхпроводящей ускоряющей системы уже охлаждены до расчетной температуры 1,9 K (градусов Кельвина). На август намечены первые сеансы инжекции протонов в камеру ускорительного комплекса и их проводка по нескольким сегментам 27-километрового кольца. В сентябре будет осуществлена циркуляция пучков в камере ускорителя, а в конце сентябя – начале октября предполагается зарегистрировать первые столкновения встречных пучков протонов. К концу года будет зафиксировано достаточно соударений для получения первых физических результатов при энергии встречных пучков 10 ТэВ (терраэлектроновольт).
Все шло по намеченным планам, однако в сентябре информационные агентства облетела весть об аварии на LHC, в результате которой произошла утечка нескольких тонн жидкого гелия, применяемого для охлаждения сверхпроводящих магнитов и систем коллайдера. На сайте ЦЕРН стали регулярно публиковаться отчеты комиссий о причинах аварии, а затем о ходе устранения ее последствий. А слово коллайдер уже к тому времени прочно укоренилось в массовом сознании, подобно спутнику и синхрофазотрону в пятидесятые годы. Его стали употреблять даже ведущие телевизионных ток-шоу. Только, в отличие от 50-х, когда новые понятия вызывали исключительно позитивные эмоции и веру в дальнейший прогресс науки, в начале 21-го века эта вера сменилась глубоким скепсисом и боязнью глобальных катастроф. К тому же беллетристы типа Дэна Брауна значительно опережают самих ученых и по времени, и по тиражам, формируя тем самым в сознании масс устойчиво негативные образы людей науки и рожденных ими монстров.
…Но была, была июльская прогулка по набережной Женевского озера, в воскресенье, после многотрудных часов сиденья перед компьтером. Прогулка не бесцельная – здесь уже недели две экспонировалась фотовыставка известного в Европе мастера Петера Гинтера, которого в ЦЕРН считают своим, примерно как в Дубне Юрия Туманова или в Новосибирске Владимира Новикова. Мы с коллегами переходили от стенда к стенду и не уставали удивляться метафоричности ярких образов, созданным мастером, и в то же время точной деталировке. Многочисленные жители Женевы и гости города, обмениваясь беглыми впечатлениями, кое-где задерживались. У портрета легендарного и колоритного теоретика Джона Эллиса, которого, кажется, не миновал ни один журналист, аккредитованный в ЦЕРН. Российских работяг, снятых на Родине, в Питере, где они демонтировали снарядные гильзы (перекуем мечи на орала!), пошедшие в переплавку для одного из детекторов на LHC. Александра Куренкова из Дубны – одного из бригадиров монтажных работ на сборке детекторов. Команды айтишников в умопомрачительном виртуальном мире… Из цельности и законченности образов складывался мир и жесткий и романтический и вполне доступный освоению на эмоциональном уровне.
Эта выставка была чисто авторской, но сам ЦЕРН патронирует фестивали научно-популярного кино, ежегодно проходящие в «Глобе», участвует совместно с ОИЯИ в организации фотовыставок "Наука сближает народы", которые экспонировались в европейских столицах и штаб-квартирах международных организаций. Издает собственную корпоративную газету и международный научный журнал "ЦЕРН Курьер". Пресс-центр, в котором работают несколько профессионалов, принимает десятки журналистов каждый месяц. И, наконец, до закрытия шахт на LHC в экспериментальные залы спускались тысячи туристов. Доходило до того, что персонал иногда возмущался: все захвачено туристами, а в самом посещаемом месте, намекая на зоопарк, повесили табличку: "Просим персонал не кормить!". Так что в образованной Европе удалось сформировать образ этой международной научной организации, адекватный ее статусу. И "коллайдерный бум", пугающий человечество черными дырами, прошелся, в основном, по России и Уганде. Нормальное соседство…
Вечерние беседы…
В наших временных жилищах, биваках, берлогах, караван-сараях... идет своя обычная жизнь. Ранний подъем, поздний подъем, кто-то приходит раньше, кто-то позже, в целом же присутствует обстановка толерантности, и иногда атмосфера этого общежития напоминает мне польскую выставку «Люди и атомы» 1996 года , когда мы – стендовики и журналист – жили в студенческом общежитии в Варшаве как три дубненских поколения, передавая друг другу за вечерней трапезой самое ценное – личный опыт и, в зависимости от таланта и темперамента рассказчика, разные поучительные историии. Вот и сейчас «наш Сережа» – Белов, молодой программист, с неподдельным, мне кажется, интересом слушает, как сравнивают наши соседи – физик Петр и электронщик Николай Женеву и Дубну…
Наши вечерние беседы в квартире на улице Будин касались разных тем. Мне было интересно все, особенна позиция моих собеседников, не один год проработавших в ЦЕРН и имеющих возможность сравнивать Дубну и Женеву. Иногда я включал диктофон, пообещав моим соседям, что если и использую что-то из записанного, то без ссылки на источник. Сегодняшняя журналистика, по моим наблюдениям, это даже поощряет... Где тут у меня, на диктофоне, эти файлы? Ага, вот они, седьмой, восьмой, девятый, записанные, как сейчас помню, на фоне телевизионной трансляции футбольного матча Россия – Израиль. Сначала приглушили звук телевизора, а потом и вовсе про него забыли...
…Теперь скажите мне, пожалуйста, организация работы в ЦЕРН – вашей, ваших коллег, любой другой – в чем вы видите разницу между ЦЕРН и ОИЯИ?
П. Я здесь работаю эпизодически... Ну, нельзя сравнивать, во-первых, по масштабам финансирования. Просто нельзя. Два порядка... Но, мне кажется, более приемлем для Дубны опыт не ЦЕРН, а небольших или средних лабораторий, которые более экономно расходуют ресурсы. Американских, европейских, любых. Простой пример. У нас электроника создавалась в разных лабораториях сотнями людей, которые делали все это под конкретные задачи.
В небольших лабораториях существует электронный пул. То есть стандартный набор электроники, и по мере надобности для определенного эксперимента набирается необходимый набор триггерной и регистрирующей аппаратуры, которая после окончания эксперимента сдается обратно, чтобы использовать ее уже в другом проекте. Экономия, я думаю, в порядок.
В ЦЕРН – более простой пример – в каждой комнате не стоит принтер, как зачастую у нас. Принтеры в коридоре для всех – отсылаешь свой документ и забираешь распечатку.
Третье – транспорт. Сколько я работаю в ЛВЭ? – более сорока лет, все одна и та же ручная тележка. В европейской лаборатории ты у секретарши берешь ключ от автомобиля, на котором везешь то, что надо и куда надо. То есть речь идет об элементарном современном менеджменте...
В европейской лаборатории исследовательская группа, в принципе, работает на определенную задачу. Люди собираются, выполняют эту задачу, а потом расходятся. Если они имеют постоянную позицию, то потом ищут другой проект. У нас уже по 40-50 лет существуют группы, организованные как бы на принципах крепостного права. Начальнику дается определенное количество людей, которые пожизненно на него работают... А если начальник не обеспечил их работой? Они просто ходят на работу, сидят и ждут. Фантастическая неэффективность такой нашей системы...
Мы же должны развивать фундаментальную науку. В фундаментальной науке много идей. В том числе и прикладных, которые только обогатят наши знания. И совсем не обязательно делать в десяти группах пропорциональные камеры или калориметры. Гораздо интереснее создать много направлений, включая искусственный интеллект. Это и квантовая механика, и квантовый компьютинг, и еще что-то. Тогда научные группы, может быть, как-то обогащали бы друг друга...
Сейчас в Дубненский университет приходит молодежь, которая не знает закона Ома. Они знают языки программирования, но физику близко не знают... А если знают и умеют, то обстоятельства складываются так, что в науке не удерживаются. Женя, есть очень простой пример. У меня два сына. Оба физики. Один окончил МИФИ, другой МГУ, физфак, у Коли тоже два сына – один защитился в МИФИ, другой учится в МГУ. Первый мой сын ушел в консалтинговую фирму после того, как защитил диссертацию в ЦЕРН, а второй немножко поработал в Протвино, а потом ушел просто зарабатывать деньги, и по одной простой причине: работая в науке, наша молодежь не может содержать семью, построить квартиру и обеспечивать себя... То есть жить достойной жизнью. А государство угробило фундаментальную науку на самом корню.
(Отнюдь на опасаясь за "крамолу", которая прорывается в словах моего собеседника, а, наоборот, стремясь уйти от навязших проблем, перевожу разговор на другие рельсы). Какова, на ваш взгляд, роль литературы в формировании физика?
П. Огромная. Она формирует мировоззрение: и романтическое, и героическое. Мы же в свое время были воспитаны на героической литературе. И книги, и фильмы говорили о престижности работы ученого. Сейчас это сведено к нулю. Мне сын просто говорил: "Папа, ты работаешь в малобюджетной организации. И куда ты меня зовешь, что я буду делать? Выклянчивать поездку, чтобы заработать несколько сотен долларов, а потом опять ждать, когда начальник в следующий раз пошлет? Да я пойду куда-нибудь в Газпром, чтобы получать в триста раз больше, построю квартиру, куплю машину и буду семью содержать... Ну а если я хочу заниматься наукой, надо ехать в Америку, становиться полноправным профессором, получать гранты и работать. Вот и альтернатива. Либо наука в Америке, либо нефтегаз в России...".
А где они, эти люди, которые сегодня могли бы возглавить научные школы и повести за собой молодежь? "Где, укажите нам, Отечества отцы, которых мы должны принять за образцы?"
П. В любой лаборатории есть талантливые и амбициозные молодые люди (лет до сорока), уже достаточно известные. Их и надо приглашать и создавать им соответствующие условия, чтобы они могли собрать вокруг себя молодежь.
Н. А что делать с людьми, которым уже 60-70 лет? На пенсию отправлять? И какой это пример для той же молодежи, которая невольно задумается о своем будущем в этой организации? Это же приводит к глобальной проблеме непочитания, неуважения старших. Что делать-то? Может быть, просто оставить человеку пропуск, чтобы он всегда при желании мог прийти в свою лабораторию...
То есть, я хочу сказать, система должна быть открытой. Ты же помнишь школьников, парнишек и девчоночек здесь на экскурсии и как у них глаза горели? У нас в Институте мы часто видим детей на экскурсиях? А почему? Потому что здесь, в ЦЕРН, система полностью открытая и прозрачная. С точки зрения электронщика я могу два примера привести, есть две корпорации - открытая АйБиЭм и Макинтош, закрытая. Одно время Макинтош в этом соперничестве вырвалась вперед, но как только АйБиЭм открыла всю архитектуру –победила полностью, на 100 процентов.
Сергея, молчаливого нашего слушателя, как и всю молодежь, старшее поколение заботливо опекает, понимая, что именно от них зависит дальнейшая судьба проекта, в который вложено столько сил и средств. С молодыми учеными и студентами из России я знакомлюсь все в том же сороковом корпусе:
«Здравствуй, племя младое!...»
Андрей Крахотин, физик, 31 год, аспирант ИТЭФ. С пятого курса его руководитель – Владимир Борисович Гаврилов . Кто ж раньше знал, что встречусь здесь и с ним самим и с его учениками, о которых он еще тогда, еще в Дубне, упоминал. В том числе называл и Андрея. Первая самостоятельная тема молодого ученого – тяжелые «хиггсы»...
Почему-то первый вопрос вырвался сам: существует ли в науке сегодня вообще и для Андрея в частности конфликт поколений. Он слишком буквально понял смысл вопроса и рассказал, что в его семье – нет, потому что папа с мамой занимаются станкостроением и от его профессиональных интересов далеки. Если вообще о науке, то здесь работают в основном энтузиасты, и старшие «инвестируют» (он так и сказал) в молодежь свои знания, опыт...
– Сейчас я занимаюсь калибровкой переднего калориметра на радиоактивном источнике кобальта-60, – сообщил Андрей.– В этой «калибровочной» группе основной костяк составляют российские специалисты, руководит нами Ольга Кодолова из НИИЯФ МГУ. Хотя к этой работе привлечено много специалистов, основное здесь в наших руках. Думаю, что с началом экспериментов на пучках этот вклад будет более заметен… А вообще, в ЦЕРН очень много коллег, работающих в той же области, постоянные митинги, семинары... Что-то здесь «зацепляет», сама атмосфера стимулирует активную работу. А дома... наука, в принципе, «в загоне», зарплата и все такое. А всего-то для работы нужен компьютер и доступ к сети.
Здесь много легендарных людей. Жоржа Шарпака – изобретателя искровых камер слышал и видел, с известным церновским теоретиком Дж. Эллисом встречался. О нем рассказывают, что в молодости он произвел своим «хипповым» видом большое впечатление на английскую королеву, которая посетила ЦЕРН и удостоила его беседой. Открыватель джи-пси частиц Тинг, Майани - это тоже выдающиеся физики, Зикики, который много внимания уделяет популяризации науки, ведет в Италии телепередачу типа нашего «Очевидного – Невероятного»…
Дмитрий Константинов, 29 лет, родился и учился в Протвино, мама инженер-конструктор, папа – инженер-физик. Дмитрий поступил в МИФИ на тот же факультет, что окончил отец. Помнит с детских времен, как отец, уходя на работу, говорил: «Пойду, попилю немного и вернусь», - сын воспринимал шутку едва ли не буквально и до окончания второго курса слабо себе представлял, чем занимается отец.
– Вот и сейчас я здесь «пилю». Конечно, попал в этот коллектив не сразу... Знаете, я работать люблю, а говорить не умею... Вы уж извините... Как ни странно, здесь всегда царит рабочая обстановка. Вы знаете, что начиная с лета 2007 года проводятся «бим-тесты» - исследования аппаратуры на пучке SPS, и я занимаюcь обработкой данных с электромагнитного калориметра. Кроме этого идут измерения с трех других систем установки, там работают около тридцати физиков, а я здесь, на этой системе, один, на мне и калибровка и все-все-все. И пора уже подводить свои результаты к логическому завершению, поскольку информация по всем системам должна сводиться к «общему знаменателю».
Иван Белотелов, 30 лет, кандидат физико-математических наук. Учился в средней школе города Надым. Профессией во многом обязан отцу, окончившему физфак МГУ и воспитывавшему сына в любви к физике. Не случайно на своей защите соискатель, хорошо зная общепринятые правила, весьма рискованно выразил в заключительном слове благодарность сначала отцу, а потом научным руководителям. В отличие от большинства одноклассников, связавших дальнейшие свои судьбы с нефтеносным севером, Иван, еще в школе сдавший вступительные экзамены в Академию имени Губкина, все же подал после школы документы в МГУ, на физфак.
Дипломную работу делал на кафедре радиобиологии под руководством профессора Е. А. Красавина, она была связана с распознаванием образов в цитогенетических экспериментах: "Изобретал велосипед, который уже был известен как минимум по сотне патентов... И это не очень понравилось. Поступая в аспирантуру, решил обратиться за советом к профессионалам. Так и попал в проект HERA-B в Гамбурге, вернулся в лоно физики частиц. По этой теме подготовил и защитил диссертацию.
– Как ты представляешь себе свои ближайшие 10-15 лет?
– Я думаю, что это может быть интересное для меня время. Помню, подготовка к защите на время очень сильно отвлекла от других проблем, не касающихся работы... А будущее? Участие в интересных делах, профессиональный рост.
Павел Бунин, 25 лет. Инженер. Учился в филиале МИРЭА на кафедре профессора И. Н. Мешкова (экспериментальные физические установки). С третьего курса работает в ОИЯИ. Диплом защищал в ЛЯР, по плазменному ЭЦР ионному источнику. Не все из того, чему учили в МИРЭА, пригодилось: глубокая высшая математика, ионные источники – конечно, вещь важная, но после защиты диплома приоритеты изменились, во главе угла сегодня системное программирование, анализ физической информации.
– Сейчас занимаюсь проблемами калибровки адронного калориметра, участвовал в летних бим-тестах (программирование софта для калибровки и анализа и на пучках, и с помощью радиоактивного источника). Поскольку у меня уже был опыт экспериментальной работы, когда я пришел в эту группу, есть с чем сравнивать. Мне очень нравится здесь атмосфера, нравятся коллеги, очень дружелюбные взаимоотношения людей разных поколений. Такое ощущение, что все заинтересованы в продвижении молодежи, направляют туда, куда надо, дают возможность себя проявить. Вот, например, со мной в группе Петра. Мойсенза работает Алексей Каменев, тоже калибровкой занимается, и с Игорем Алцыбеевым сложились дружеские отношения, коллектив у нас молодой.
Сергей Петрушанко, 32 года, кандидат физико-математических наук, НИИЯФ МГУ. Мама по образованию геолог, папа окончил Киевский политех, стал кадровым офицером, всей семьей колесили с места на место, менялись школы, учителя, но с юных лет увлекался астрономией, потом ядерной физикой. Школу окончил во Владимирской области, в МГУ сразу не прошел. Год упорно занимался и достиг той планки, которая была нужна для поступления. Сотрудничает с журналом "КомпьюТерра", автор нескольких публикаций. Увлекается музыкой (серьезный рок), искусством.
– Сейчас занимаюсь двумя главными вещами. Кроме мелких, конечно... Это калибровка адронного калориметра, различных каналов реакций. Здесь очень важно так настроить электронику, чтобы энергия частиц измерялась максимально точно. И уже получены неплохие результаты. Здесь больше инженерии, чем физики. Вторая задача ближе к чистой физике. Это тяжелые ионы, тематика для нашей группы, можно сказать, определяющая. Сейчас вместе с нами работают коллеги из США, Кореи, Индии, и хотя нас стало меньше, но вклад по-прежнему определяющий.
На самом деле, я могу считать считать себя счастливым человеком. Во-первых, недавно дочь родилась, Дашенькой назвали. Во-вторых, повезло с аспирантурой, в-третьих, с кандидатской. Не уехал из России. Не ушел в бизнес. Нельзя же всю жизнь посвятить зарабатыванию денег. Не изменил тому пути, который сам же и выбрал. Сужу по моим однокурсникам. Кто-то уехал из страны. Кто-то в бизнесе. ЦЕРН – очень удобное место, полная погруженность в работу, ничто не отвлекает. Особенно важны встречи с коллегами, работающими в той же области, митинги, обсуждения, и это общение не может заменить никакая телеконференция. Здесь за полтора месяца я успеваю сделать примерно столько же, как в Москве за шесть.
Игорь Алцыбеев, 22 года, студент-дипломник (на декабрь 2007 года). Окончил в Кирове физико-математический лицей. Легко поступил на физфак. Интерес к физике развивался от астрономии, оптики, нанотехнологий – к более общему, цельному, системному началу. Физические задачи воспринимает скорее как программист, нежели как теоретик. Кстати, руководитель дипломной работы Игоря – Иван Белотелов.
– Есть вектор движения, включенность в большие задачи. Осваиваю методику, технику работы, участвую в семинарах. Очень большая часть моих ровесников стремится найти «хорошую работу», что в их понимании означает высокие зарплаты. Меня же больше привлекает сама возможность участвовать в таком глобальном всемирном проекте. Это и физика, и программирование, и интересные технологии – все лучшее, что есть на сегодня в мире. Есть чему учиться здесь и кроме физики. Например, хочу освоить французский язык.
"Здравствуй, племя младое, незнакомое…" – эти слова классика русской поэзии не раз вспомнились мне в сороковом корпусе ЦЕРН, где записывал я рассказы молодых участников "коллайдерной (или хиггсовой) эпопеи". Наверное, на их слух, слишком "пафосно" звучат строчки… Что же до моей попытки набросать штрихи "собирательного портрета" – хорошо бы вернуться к нему, как Дюма к своим героям, …дцать лет спустя. В проект коллайдера пришло уже новое поколение, а те, кто начинал его 15-16 лет назад совсем молодыми, занимают сегодня ключевые позиции..
Женева – Дубна, ноябрь 2007– март 2009.
Георгий Герасимович Гульбекян
Четким расчетом поверяя гармонию
Высокую оценку международных экспертов получили планы развития базовых установок и общей инженерной инфраструктуры Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова. И не столько сами планы, сколько ход их выполнения. О стратегических решениях и тактических планах, связанных с этой большой работой, рассказывает главный инженер ЛЯР Георгий. Гульбекян.
О проблеме выбора
Совершенствование и модернизация ускорительной базы, обновление парка экспериментальных установок неразрывно связаны с развитием инженерной инфраструктуры лаборатории. При этом под базовыми установками мы иногда подразумеваем и большие экспериментальные комплексы, стоимость которых иногда приближается к ускорителям. Любой перспективный план составляется таким образом, чтобы создание каждой новой установки укладывалось в кратчайшие сроки, а выделяемое финансирование использовалось с полной отдачей. При этом средства в нашей лаборатории концентрируются таким образом, чтобы развивать наиболее перспективные направления, иногда и в ущерб другим, хотя и приносящим хорошие результаты.
При решении проблемы выбора наиболее перспективного направления, конечно, важно сравнивать наши планы с тем, что делается в мире, оценивать наши преимущества – реальные и планируемые, энергетические и финансовые возможности. И если по бюджету мы отстаем от некоторых наших конкурентов, способных продвигать свои исследования более широким фронтом, то стремимся сосредоточить усилия на самых выигрышных для нас участках.
Показательная в этом плане история ускорителя У-400. Когда он создавался, напомню, в нашей лаборатории и, в основном, своими силами, Георгий Николаевич Флеров в проекте написал: для ускорения только ионов кальция-48 с энергией 6 МэВ на нуклон и определенной интенсивности… Хотя этот циклотрон мог ускорять большой спектр ионов в довольно значительном диапазоне энергий. И получилось так, что основные результаты по синтезу физики (и химики) ЛЯР получили именно на этих рекордных пучках.
Об инженерных системах
Совершенствование и развитие этих систем требуют самых современных подходов с точки зрения технологий, проектирования, выбора оптимальных производителей, учета соотношения цены, качества, рисков. Своевременная поставка оборудования производителями, его монтаж, наладка – все должно сегодня строиться по иным меркам, чем раньше. А как было раньше? Мы все старались приспособить, приладить новое к старому, ныне же поняли, что легче (а часто и дешевле) старое просто утилизировать, а новое создавать с учетом новейших технологий. На этом принципе сегодня работают все наши инженерные службы.
Тем более, что проблем с поставщиками нет. Есть проблема выбора. С нами сотрудничают машиностроительные предприятия как России, так и других стран, как традиционные наши партнеры, так и новые предприятия, хорошо зарекомендовавшие себя на высокотехнологичном рынке и способные изготовить продукцию, удовлетворяющую нашим запросам. Назову таких наших партнеров, как НИИЭФА имени Ефремова (электромагнитные системы для ускорителей), предприятие "Вакуум Прага" (вакуумные системы), "Краматорский металлургический комбинат (металл сердечников магнитов), тамбовское предприятие "Комсомолец", румынские заводы, изготавливающие "под ключ" системы вывода пучков… Наши конструкторы, механики постоянно в контакте с поставщиками, и все вопросы решаются оперативно, жесткие графики поставок выполняются неукоснительно.
Что же касается развития систем электроники – как ускорительных, так и детекторных – то здесь основная нагрузка ложится на наши собственные кадры. Разработка, создание, эксплуатация полностью автоматизированных систем – необходимая составляющая эффективности исследовательской работы. И здесь наши специалисты буквально делают чудеса.
Системы водоохлаждения, которые эксплуатируются в лаборатории уже более пятидесяти лет, сейчас полностью меняются на современные, основанные на самых высокотехнологичных материалах. И дизайн, уже конечно совсем иной…
Планируются все эти работы достаточно жестко – понедельно и помесячно, таким же образом осуществляется и финансирование, и здесь мы всегда встречаем понимание дирекции Института.
О коммерческих проектах
Как только лаборатория приступила к созданию ускорителей по заказам, мы сразу же столкнулись с проблемой технологической дисциплины. А это потребовало серьезной организационной, да и психологической перестройки. Одно дело – ускоритель "для себя", и совсем другое – на заказ. Взять хотя бы конструкторскую документацию – здесь все должно быть абсолютно прозрачно и строго. Что, где, в каком ящике, на каком складе, на каждый узел, каждую деталь–- свой паспорт. Постепенно приучили себя к такому порядку, а это очень важно и для более качественного и оперативного решения собственных задач.
Чего греха таить, когда мы занимались модернизацией или заменой отработанных узлов наших ускорителей, то и дело сталкивались с отсутствием чертежей, или чертеж один, а исполнение другое, – потому что многое делалось "с колес": время торопило. Сейчас и время не менее, а то и более торопит, но и требования к технологической дисциплине стали гораздо жестче. Для простоты напрашивается сравнение деревенской кузницы с метрологической лабораторией. Сейчас мы работаем с базами данных, в которых накопление и распределение информации происходит постоянно, и при этом жестко закрепляется персональная ответственность.
О проектах лабораторных
Задача оптимизации инженерных служб решается постоянно. И это не самоцель, а необходимость, диктуемая перспективными планами лаборатории. Ведь конечная цель всей нашей деятельности - научные результаты, публикации, по которым знают и ценят лабораторию в мировом ядерно-физическом сообществе. И этому подчинены структурные преобразования инженерных служб. Взаимодействие со смежниками требует тщательной конструкторско-технологической проработки. По ряду позиций, необходимых для наших задач, российские предприятия серьезно отстают, и мы используем продукцию европейских, американских фирм, оптимизированную для наших целей. Соответственно с этими целями КБ преобразовано в конструкторско-технологический отдел. Электротехнический отдел объединен со службой автоматизации, и это объединение произошло совершенно естественно.
Сейчас мы занимаемся модернизацией ускорителя У-400М в У-400Р – задача рассчитана на 2009 – 2010 годы, и в результате ускоритель, многие системы, которого создавались в тяжелые для нас 90-е годы, станет для физиков очень надежным и эффективным инструментом. В 2010-м планируем придать новое качество циклотрону У-400. В ближайшие пять-десять лет будет реализован проект DRIBs, который обеспечит физиков радиоактивными пучками. Соответственно, идут бурные обсуждения, какая необходима интенсивность пучков, какие установку следует создавать для этих экспериментов. На очень приличный уровень выходит ИЦ-100 – машина, хотя и довольно скромная, но достаточно универсальная как для получения ядерных мембран, так и для определенного класса физических исследований. Не забыт и ускоритель У-200 – оказывается, пучки альфа-частиц и ядер гелия, которые он генерирует, всем нужны, в первую очередь, для наработки промышленных и медицинских изотопов. Сейчас обсуждается вопросы модернизации некоторых его систем. Проведена частичная модернизация микротрона МТ-25, тоже достаточно востребованной машины, завершим эту работу в 2009 году. С его помощью исследуется генерация радиоактивных ядер, это происходит в рамках проекта DRIBs.
О кадрах и молодежи
Конечно, эта проблема общая для нашего Института. Хорошим специалистам уже немало лет. А перспективы для молодежи плохо обозначены. Для инженеров высокой квалификации, которых готовят в МИФИ, Физтехе, наши предложения недостаточно привлекательны. Выпускники других вузов, в том числе и дубненского университета, подготовлены на уровне наших требований довольно слабо. Не говоря уже о рабочих. И это несмотря на то, что в нашей лаборатории довольно высокие премии по сравнению с другими подразделениями Института. И, конечно, эта проблема стоит на уровне страны. В России надо возрождать систему политехнического образования, а на нашем уровне искать пути привлечения молодежи, вырабатывать системные подходы. Чем мы можем сегодня привлечь молодежь? Тем, что за несколько лет работы в лаборатории, став квалифицированным специалистом, молодой человек защитит диссертацию, станет известен в мировых научных центрах, получит резюме, с которым его примут в любую. западную лабораторию. Так что и здесь проблема выбора, с которой мы начинали наш разговор, стоит достаточно остро.
Предложения Дубны вызывают большой интерес
в мировом физическом сообществе
Мировая элита физики высоких энергий собралась в Дубне на совещании Международной проектной группы (GDE) по созданию ускорителя следующего поколения – Международного линейного коллайдера (International Linear Collider, ILC). Такие совещания проводятся регулярно, три раза в год, поочередно на каждом из трех континентов – в Европе, Азии и Америке.
Среди участников не было рядовых исследователей: в Доме международных совещаний ОИЯИ собрались руководители направлений и научных центров из разных стран мира. В их числе – генеральный директор ЦЕРН профессор Роберт Эймар, генеральный директор исследовательского центра DESY (Германия) профессор Альбрехт Вагнер, другие известные физики. Открыл совещание своим докладом директор GDE заслуженный профессор Калифорнийского технологического института Бэрри Бэриш (США).
Осенью этого года в ЦЕРН планируется запуск Большого адронного коллайдера, который, как рассчитывают ученые, позволит совершить настоящую революцию в физике элементарных частиц. Например, обнаружить новые физические явления, неуловимые бозоны Хиггса или те частицы, что образуют так называемую "темную материю", составляющую большую часть вещества во Вселенной.
Тем временем международное физическое сообщество думает уже о следующем шаге в изучении тайн мира элементарных частиц – создании Международного линейного коллайдера (ILC). В установке длиной более 30 км будут сталкиваться электроны и позитроны, разогнанные до скоростей, очень близких к скорости света. Физики считают, что этот ускоритель позволит проверить и уточнить открытия, ожидаемые на Большом адронном коллайдере.
Бэрри Бэриш, Николас Уокер и Хитоши Ямомото (участники совещания в Дубне), подробно рассказали о проекте нового ускорителя в Scientific American. Для более наглядного представления о соотношении между LHC и ILC они предложили представить первый как молоток, которым разбивают орех, а второй как скальпель, которым аккуратно делают срезы мякоти его ядра. К примеру: если бозон Хиггса существует и физики с помощью LHC его обнаружат, то детально изучить свойства этой частицы они смогут только с помощью ILC.
Сегодня в проекте Международного линейного коллайдера и детекторов, которые будут анализировать процессы столкновений, заняты более 1600 ученых и инженеров из почти 300 лабораторий и университетов всего мира. Официальными кандидатами на размещение этого мощного исследовательского инструмента признаны пять мировых центров: ЦЕРН (Швейцария, Франция), ДЭЗИ (Германия), Лаборатория имени Э.Ферми (США), Лаборатория KEK (Япония) и Объединенный институт ядерных исследований (Дубна).
ОИЯИ вошел в число кандидатов сравнительно недавно, но, похоже, его заявка приобретает все больший вес. Предложения дубненских коллег вызывают сегодня самый живой интерес в международной коллаборации по ILC. Поэтому с таким вниманием участники совещания слушали доклад, с которым в первый день его работы выступил главный инженер ОИЯИ член-корреспондент РАН Григорий Ширков.
– ILC это следующий масштабный международный проект после LHC, который имеет очень серьезное значение для всей мировой науки, – отметил Г. Д. Ширков. – И европейское совещание проектной группы по ILC, которое мы сегодня принимаем, исключительное событие не только для нашего Института и для Дубны. Это, в первую очередь, признание того, что наши предложения по размещению Международного линейного коллайдера в Дубне имеют большие преимущества по сравнению с предложениями других кандидатов. В первую очередь, это наличие такого успешного международного центра как ОИЯИ. Кроме ЦЕРН, который в ближайшие годы занят решением других грандиозных задач, – запуск LHC и исследования на нем, только наш Институт имеет такой колоссальный опыт международного сотрудничества и реализации крупных международных проектов. Кроме того, как теперь становится ясно, район Дубны – единственное место, где можно сделать эту установку на небольшой глубине и даже обойтись одним тоннелем, а не двумя, о чем я говорил в своем докладе. Это предполагает значительную экономию средств на создание ускорителя, что является в настоящий момент первоочередной задачей в деятельности GDE. Сейчас идет этап технической проработки проекта. Технические решения все известны, они существуют, но сегодняшняя цель – минимизировать стоимость проекта (по некоторым оценкам, она составляет порядка 10 миллиардов долларов, причем примерно четверть всех расходов должна будет нести страна размещения). И наши предложения направлены как раз на это. Международная проектная группа наметила два этапа работ – до 2010 и до 2012 года. После этого, и, конечно, в зависимости от того, насколько успешно будут идти дела на LHC в ЦЕРН, будет приниматься окончательное решение о месте размещения ILC.
По-видимому, решение будет приниматься на самом высоком уровне, поскольку это очень значимый проект, – сказал Григорий Ширков. Но та ситуация, которая сейчас складывается в нашей стране по отношению к фундаментальной науке, инвестиции в науку, понимание ее роли руководителями страны – все это в целом создает очень благоприятный фон для нашей деятельности. И есть определенные шансы, что мы получим этот проект. Конечно, и для Дубны, и для Московской области, и для всех российских физиков это было бы событием громадной важности.
«Для наглядности» члены директората GDE получили возможность осмотреть предполагаемое место размещения Международного линейного коллайдера в районе Дубны с борта вертолета.
Профессор Бэрри Бэриш: Это рабочее совещание (я имею в виду, что мы должны здесь работать). Оно еще не закончено, но мы выполнили уже большую часть программы.
Конечно, то, что совещание впервые проходит в Дубне, не случайно. И есть две причины для этого. Первая – то, что научный потенциал и человеческие таланты, которыми богаты Дубна и Россия, очень важны для нашего проекта. Вторая – в том, что в Дубне разработаны очень важные для этого проекта предложения. Есть много аргументов в пользу размещения этого проекта в дубненском регионе, но, пожалуй, самый главный – уникальные геологические условия. Прежде всего с точки зрения глубины залегания водоносных слоев почвы. Дубненский вариант позволяет значительно удешевить весь проект, поскольку туннель разместится на относительно небольшой глубине, всего около тридцати метров. И поскольку на этой глубине нет грунтовых вод, мы экономим еще и на биологической защите.
В других регионах, которые претендуют на размещение ускорительного комплекса, в Америке, Европе и Японии, глубина проходки тоннеля значительно больше именно по причине более глубокого залегания водоносных слоев, до ста и более метров.
– Если говорить о научной стороне, – насколько этот проект, по-вашему, амбициозен?
– С точки зрения фундаментальной науки, это будет список примерно из десяти вопросов, на которые она пытается дать сегодня ответы. И мы надеемся, что в случае успешного завершения предприятия, называемого Международным линейным коллайдером, мы узнаем, например, откуда берется масса частиц, что такое темная материя и темная энергия. У нас есть сегодня достаточно стройные представления о мире элементарных частиц, но есть и немало спорных проблем, в первую очередь эти две, что я назвал, и ILC, мы думаем, способен их решить.
– Какие научные силы, научные круги вовлечены в этот проект?
– Самые большие страны, вовлеченные в проект, – Япония, Китай, Индия, Корея в Азии, США, Канада и все европейские страны. И вот теперь – Россия. Это поистине интернациональный проект.
– А вы верите в то, что этот проект возможно разместить в России?
– Это очень сложный вопрос...
– Я понимаю...
– Вот и мы здесь, чтобы понять и определиться. Мы не знаем ответа. Мы знаем ответы на вопросы геологические, и я их вам уже назвал, и политический вопрос тоже должен быть проанализирован. Без этого невозможен окончательный ответ.
– Ну и, я так же понимаю, что работа над этим проектом поглощает все ваше время, но не могу удержаться, на задав вам вопрос о ваших увлечениях...
– Мне нравится путешествовать, мне нравится искусство, люблю музыку, но особенно увлекаюсь литературой. Прежде всего русскими классиками – Достоевским в первую очередь. Но в Америке много издается произведений русских писателей следующих поколений, эмигрантской литературы. Набокова охотно читаю.
Профессор Марк Росс: Идея проведения этого совещания пришла из Дубны. Мы приехали, чтобы обсудить с дубненскими учеными и специалистами возможность размещения коллайдера в этом подмосковном регионе и, независимо от этого, участия в проекте специалистов Дубны и России. Мы обсуждаем вопросы снижения стоимости проекта, оптимизации проектных решений. Прекрасная организация совещания дубненскими коллегами позволила как нельзя лучше решать эти проблемы.
– Какова ваша роль в этом проекте, чем вы непосредственно занимаетесь?
– Я один из трех менеджеров проекта, заместителей профессора Бэрри Бэриша, один из Америки, один из Азии и один из Европы. Наша задача – подготовить предложения по проекту до 2012 года. Мы координируем исследования и разработки, технический дизайн и планирование проекта.
– Как складывается взаимодействие вашего трио?
(В ответ следует русское слово "тройка", что не может не вызывать самых разных ассоциаций, но профессор Росс произносит это слово вполне уверенно и авторитетно).
– Да, нас трое менеджеров, "тройка", мы работаем вместе, но каждый смотрит в свою сторону. Как настоящая традиционная русская тройка.
– «Тройка, куда несешься ты? Дай ответ...»?
– У каждого из нас есть свой участок работы, я, например, отвечаю за проекты, связанные с общим инжинирингом, мой японский коллега отвечает за сверхпроводящие системы и высокочастотную аппаратуру, а третий коллега, из Гамбурга, занимается проектированием ускорительной части. И мы должны быть готовы к тому, чтобы после первых результатов, полученных на LHC в ЦЕРН, представить проект ILC на уровне правительств государств, участвующих в этом проекте. То есть к январю 2012 года.
В этой работе, которая проводится под эгидой IСFA, принимают активное участие директора крупнейших ускорительных центров, входящие в состав этого комитета, – например, ЦЕРН, ИФВЭ в Протвино, ДЭЗИ и ряда других.
– Как вы представляете себе вашу работу после 2012 года?
– Мы надеемся, что Международный комитет по будущим ускорителям к этому времени сформирует отношение правительств разных стран к этому проекту. Лично для меня, поскольку вся моя профессиональная жизнь связана с ускорителями и я занимался этим в разных научных центрах мира, этот проект имеет очень большое значение .
Дубна - Пекин: аккумулирующая линия
В Лаборатории ядерных реакций побывала группа китайских молодых ученых во главе с деканом физического факультета Пекинского университета профессором Янлином Йе. Эти контакты с дубненскими физиками начались около трех лет назад, хотя заочное знакомство нынешнего декана с ОИЯИ состоялось гораздо раньше – в свою бытность молодым ученым его наставник профессор Лу работал вместе с Г. М. Тер-Акопьяном и В. А. Карнауховым в Лаборатории ядерных реакций имени Флерова. В те годы в лаборатории шли исследования нового вида распада радиоактивных ядер – эмиссии запаздывающих протонов – сначала на внутреннем пучке ускорителя У-300, затем на газонаполненном магнитном сепараторе.
В 2005 году Янлин Йе приехал в Дубну на конференцию по ядерной физике и по рекомендации профессора М. Г. Иткиса встретился с коллективом сектора АКУЛИНА. Вслед за этим в Китае побывал доктор Роман Вольски, который доложил на семинаре в Пекинском университете об исследованиях с радиоактивными пучками в Дубне. После этого в Дубну с краткосрочным визитом прибыли два молодых китайских доцента и рассказали об аналогичных исследованиях в Китае и Японии.
В феврале 2006 года был заключен меморандум о намерениях, подписанный руководителями ОИЯИ и Пекинского университета, и сотрудничество в области исследований экзотических ядер продолжилось уже на новом уровне, включая техническую составляющую, совместное создание приборов и детекторов.
И еще несколько комментариев к визиту дали дубненские коллеги китайского ученого Роман Вольски и Андрей Фомичев. В рамках этого сотрудничества в Дубне полгода работал аспирант Данг Янг Панг, до этого он стажировался в Мичиганскком университете (США). Он показал себя чрезвычайно трудолюбивым и способным исследователем, занимался обработкой экспериментальных данных, теоретической интерпретацией и анализом. Д.Я.Панг после защиты диссертации был рекомендован для дальнейшей работы в ГАНИЛ на установке MAYA. Это так называемая "активная мишень" – многопроволочная камера, в которой измеряются три координаты, время и энергетические потери частиц, а рабочий газ является мишенью. Сегодня это один из самых передовых приборов для изучения реакций с радиоактивными пучками малой интенсивности. Чисто человеческую симпатию и профессиональное уважение вызывают у ляровцев и другие члены команды профессора Йе, приезжавшие в ЛЯР, – ведущий инженер Ю. Ге, доцент Я. Ли, аспирант Ю. Сонг. Под сокращенным названием установки АКУЛИНА подразумевается аккумулирующая (или аккуратная) линия – это в какой-то мере характеризует и сотрудничество, которое стало темой нашей беседы.
– Благодарю вас за возможность дать интервью, – сказал прежде всего профессор Йе, демонстрируя истинно китайскую воспитанность. – Я весьма удовлетворен тем, что приехал сейчас со своими молодыми коллегами обсудить совместные работы с этой группой, работы которой мы ценим очень высоко. Мы подали в правительство КНР заявку на грант для развития сотрудничества с ОИЯИ в области изучения экзотических ядер, создания новой техники и приборов для ядерно-физических экспериментов и получили поддержку. Так что это даст нам дополнительное финансирование. В этих исследованиях принимают также участие ученые РИКЕН в Японии и ГАНИЛ во Франции.
Мне было очень полезно и интересно знакомство с циклотронным комплексом ЛЯР, с экспериментальными установками АКУЛИНА и КОМБАС, а сейчас мы обсуждаем физическую программу и технические вопросы нового проекта АКУЛИНА-2. Но главное то, что я убедился в высоком уровне профессиональной подготовки специалистов ОИЯИ, в том числе и молодых, которые ведут эти исследования на самом современном уровне. И это должно стать хорошей школой для моих молодых коллег, которые, я надеюсь, будут приезжать в Дубну на достаточно длительные сроки и участвовать в этих работах.
В чем особенности вашей преподавательской работы?
Ежегодно я преподаю ядерную физику примерно 80 студентам, которые специализируются в этой области. Они получают представление о современном состоянии этой науки, о достижениях ведущих лабораторий мира, и независимо от того, в чем они специализируются, например, в электронике или инженерии, они приобретают широкий физический кругозор. Многие наши воспитанники довольно быстро занимают ведущие позиции в научных лабораториях...
И не только в Китае? Существует ли у вас проблема "утечки мозгов"?
Это интересный вопрос, и я скажу так, что лет 20-30 назад мы этого очень опасались. Но сейчас видно, что в большинстве своем молодые ученые возвращаются в Китай уже в новом качестве, и от этого наша наука обогащается новыми подходами, новыми знаниями и опытом этих ученых, работавших в ведущих научных центрах мира.
Что вы думаете о возобновлении участия КНР в деятельности ОИЯИ?
Я думаю, что наша наука от этого только выиграет, и надеюсь на благополучный исход решения, которое будет приниматься на правительственном уровне .
2009 – 2010. Хроника событий
12 января в МГУ имени М. В. Ломоносова прошла традиционная встреча, посвященная сотрудничеству с центрами академической науки. С докладом об итогах 2008 года выступил ректор МГУ академик В. А. Садовничий. Во встрече участвовали ученые ОИЯИ – профессора МГУ академики В. Г. Кадышевский, А. Н. Сисакян, А. Н. Тавхелидзе, Д. В. Ширков.
12–13 января в Дубне и Москве прошли Вторые чтения памяти В. И. Корогодина и В. А. Шевченко "Актуальные вопросы генетики, радиобиологии, радиоэкологии".
Международный гроссмейстер из Дубны Владимир Малахов – чемпион мира в составе сборной России! Его новый титул пополнил перечень предыдущих побед. Директор ОИЯИ принял чемпиона и его коллег по шахматной федерации. В этот день список наград и званий Владимира Малахова пополнила Почетная памятная медаль ОИЯИ, врученная А. Н. Сисакяном.
8 февраля Российская Федерация и весь мир при участии ЮНЕСКО будут отмечать 175-летний юбилей Дмитрия Ивановича Менделеева. В рамках юбилейных мероприятий в Дубне Лабораторией ядерных реакций имени Г. Н. Флерова проводился 20–21 января международный симпозиум "Периодическая таблица Д.И.Менделеева. Новые сверхтяжелые элементы".
Упорный труд группы специалистов ускорительного отделения ЛФВЭ ОИЯИ завершился на прошлой неделе успешным физическим пуском инжектора линейного ускорителя электронов ЛИНАК-800.
Набережная Менделеева появилась в Дубне в канун юбилея великого ученого. Почетное право открыть памятную доску, установленную на колонне одной из ротонд волжской набережной, было предоставлено директору Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова профессору Сергею Дмитриеву.
12 февраля Объединенный институт ядерных исследований посетил президент Международного союза чистой и прикладной химии профессор Джун-Иль Чин.
Год столетия Н.Н.Боголюбова открылся мемориальным семинаром 13 февраля – в день памяти ученого в Лаборатории теоретической физики, носящей его имя.
Физики из Лаборатории ядерных реакций имени Г.Н.Флерова летом не пойдут в отпуск – они намерены начать эксперимент по синтезу 117-го элемента, место которого в таблице Менделеева между ранее полученными 116-м и 118-м элементами пока пустует.
Научная конференция "Наследие Д.И.Менделеева: исторические аспекты и современный взгляд", посвященная 175-летию со дня рождения ученого, состоялась 25-27 февраля в Политехническом музее в Москве. Участники конференции с большим интересом встретили доклад академика Ю. Ц. Оганесяна "Сверхтяжелые элементы в таблице Д.И.Менделеева".
Соглашение об ассоциированном членстве Арабской Республики Египет в ОИЯИ подписали директор Института академик РАН А. Н. Сисакян и президент Академии наук и технологий АРЕ профессор Мохамед Тарек Хуссейн.
13 марта Дубну посетил генеральный директор ГК "Роснано" Анатолий Чубайс вместе с руководителем РосОЭЗ Андреем Алпатовым.
18 марта в ОИЯИ проведен Международный мемориальный семинар, посвященный 100-летию со дня рождения выдающегося польского физика Мариана Даныш, первого вице-директора Объединенного института ядерных исследований. В нем приняли участие Чрезвычайный и полномочный посол Польши в Российской Федерации доктор Ежи Барр, а также сын академика Ян Артур Даныш, приехавший в Дубну из Франции.
Премия Правительства России 2008 года в области науки и техники присуждена за разработку и создание научно-производственного комплекса, высокотехнологического медицинского оборудования, расходных материалов, а также методических рекомендаций для мембранного лечебного и донорского плазмафереза и внедрение их в медицинскую практику. В составе авторского коллектива: Павел Юрьевич Апель, заместитель начальника Центра прикладной физики Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова ОИЯИ, Юрий Николаевич Денисов, советник при дирекции ОИЯИ.
30 марта Объединенный институт ядерных исследований посетила делегация Государственного управления Китайской Народной Республики по делам иностранных специалистов во главе с заместителем начальника управления Чжан Цзяньго.
С 16 по 18 марта в Доме международных совещаний ОИЯИ прошло ежегодное заседание совета директоров фирмы IBA-groups (Бельгия), посвященное подведению итогов 2008 года и обсуждению будущих планов.
Памятная почетная медаль ОИЯИ в связи с 85-летием со дня рождения вручена ведущему научному сотруднику Лаборатории теоретической физики профессору Петру Степановичу Исаеву.
18–20 мая официальная делегация ОИЯИ по приглашению министерства по науке и технологическому развитию Республики Сербия посетила Белград и Нови Сад. Важным итогом встречи стала договоренность о том, что в конце года в Дубне должны появиться первые молодые ученые из Сербии.
В мае специалисты ЛИТ ОИЯИ завершили два очень серьезных проекта по развитию компьютерной инфраструктуры Института и внешних каналов связи. Главный проект – это создание высокоскоростного масштабируемого канала связи Дубна -- Москва. Завершение второго, не менее важного проекта, означает новый этап развития российской Грид-инфраструктуры.
27 мая в рамках ежегодно проводимого ЛНФ международного совещания по взаимодействию нейтронов с ядрами ISINN-17 состоялось открытие мемориальной доски одного из организаторов лаборатории, член-корреспондента АН СССР Федора Львовича Шапиро – на стене дома, в котором жил ученый.
4 июня с визитом в ОИЯИ побывал президент Пагуошского движения ученых Джаянта Дханапала, в 1998-2003 годах занимавший пост заместителя Генерального секретаря ООН по вопросам разоружения. Ему вручена Почетная памятная медаль ОИЯИ. Гость выступил с лекцией "Современные проблемы обеспечения мира и разоружения" в Международном университете "Дубна".
Золотая медаль имени Н. Н. Боголюбова 2009 года за выдающиеся результаты в области математики, теоретической физики и механики присуждена академику Сергею Петровиу Новикову – математику международного уровня с широким кругом интересов.
С 5 по 11 июня в Словацкой Республике в Старой Лесне (Высокие Татры) состоялось 15-е международное совещание "Релятивистская ядерная физика – от сотен МэВ до ТэВ" (RNP-2009). Совещание было организовано Объединенным институтом ядерных исследований и Институтом физики Словацкой Академии наук при поддержке Физического общества Словакии. Средний возраст более половины участников совещания не превышал 30 лет.
1 июля в Дубне открылся организационно-информационный форум "Создание международного инновационного центра нанотехнологий СНГ". В течение двух дней руководители национальных академий наук и высокие правительственные чиновники стран Содружества обсуждали детали создания в Дубне международного инновационного центра нанотехнологий.
Премия ОИЯИ имени Н. Н. Боголюбова за 2006–2008 годы присуждена президенту Национальной академии наук Украины Борису Евгеньевичу Патону и академику РАН Дмитрию Васильевичу Ширкову, почетному директору ЛТФ ОИЯИ.
Ученые определились с именем для 112-го элемента периодической системы Менделеева. Он станет называться коперникием в честь средневекового астронома Николая Коперника. Так решили открывшие его в 1996 году исследователи из немецкого Общества по исследованиям тяжелых ионов в Дармштадте (GSI).
Выдающемуся физику-теоретику академику Семену Соломоновичу Герштейну, внесшему фундаментальный вклад в атомную физику, физику частиц и астрофизику, 13 июля исполнилось 80 лет. С. С. Герштейну присуждена Почетная памятная медаль Объединенного института ядерных исследований.
7 августа читальный зал НТБ заполнили читатели, которые тщательно подготовились к юбилею родной библиотеки: звучали признания в любви, здравицы, поздравления, пожелания творческих успехов и только приятные, душевные воспоминания.
В год 100-летия со дня рождения Н. Н. Боголюбова завершено издание 12-томного Собрания его научных трудов (издательство "Наука"). Ответственный редактор издания и ответственный секретарь научно-редакционного совета профессор Александр Суханов представил в Дубне журналистам этот уникальный издательский проект.
21 августа в Президентском зале Российской академии наук открылась международная Боголюбовская конференция "Проблемы теоретической и математической физики", посвященная столетнему юбилею со дня рождения академика Н. Н. Боголюбова.
Ежегодная премия Европейского комитета по физике высоких давлений (EHPRG Award) за 2009 год присуждена молодому ученому из Дубны, доктору физико-математических наук, начальнику отдела Лаборатории нейтронной физики ОИЯИ Денису Козленко.
Основное содержание осенней сессии Ученого совета составило обсуждение и утверждение Семилетнего плана развития ОИЯИ на 2010-2016 годы. На сессии состоялись выборы директоров лабораторий. Директором ЛФВЭ избран профессор В. Д. Кекелидзе, директором ЛРБ – профессор Е. А. Красавин.
10 октября руководство Института принимало членов Европейского комитета ускорителей будущего во главе с председателем ECFA Тацуя Накада. Комитет впервые проводил свое заседание в России. Члены комитета решили увидеть, как в Дубне идет создание нового ускорительного комплекса NICA.
С 16 по 20 октября ОИЯИ и региональная общественная организация участников президентской программы Московской области "Президентский ресурс" при поддержке Федерального агентства по науке и инновациям провели Первую дубненскую молодежную научную школу "Управление инновациями".
"Торопись узнавать, торопись делать!". Эти слова великого казахского поэта-просветителя Абая Кунанбаева стали лейтмотивом доклада директора ОИЯИ на заседании Комитета полномочных представителей правительств стран-участниц ОИЯИ, состоявшемся в столице Казахстана Астане 19–21 ноября. Сессия КПП завершилась дискуссией о Семилетнем плане развития ОИЯИ и финансовом плане на 2010 год. В результате Семилетний план был принят, бюджет – утвержден.
Одной из последних важных вех 2009 года стал учредительный форум "Международный инновационный центр нанотехнологий СНГ – статус и перспективы". В торжественной обстановке учредительные документы МИЦНТ подписали представители 14 организаций из 9 стран СНГ.
В 2009 году Объединенный институт ядерных исследований отметил два издательских юбилея: 40-летие основания журнала "Физика элементарных частиц и атомного ядра" и 25-летие основания журнала "Письма в ЭЧАЯ".
12-13 января 2010 года в Лаборатории физики высоких энергий прошло совещание Консультативного комитета по проекту нуклотрон-М/NICA. В программу совещания вошел анализ процесса модернизации нуклотрона – базы ускорительного комплекса NICA – и вопросы детального развития проекта коллайдера.
В рамках модернизации реактора ИБР-2 создается новый криогенный замедлитель, который позволит увеличить поток холодных нейтронов до 25 раз. Это одно из новшеств для реактора ИБР-2М. Его конструкция уникальна и не имеет аналогов в мировой практике.
28 января в ЦЕРН состоялось подписание генерального соглашения о сотрудничестве между Европейской организацией ядерных исследований и Объединенным институтом ядерных исследований. В торжественной обстановке документ подписали директора международных научных центров Рольф Хойер и Алексей Сисакян.
10 февраля Объединенный институт ядерных исследований и особую экономическую зону "Дубна" посетил секретарь Совета безопасности Российской Федерации Николай Платонович Патрушев.
В первую неделю февраля проводилась XIV научная конференция Объединения молодых ученых и специалистов ОИЯИ. В этом году лейтмотивом ее пленарных заседаний стал проект NICA.
Основное содержание 107-й сессии Ученого совета ОИЯИ, проходившей в Доме международных совещаний 18 – 19 февраля, составили главные особенности и задачи нового Семилетнего плана развития ОИЯИ (2010-2016 гг.). В первый день работы сессии состоялось подписание Соглашения о сотрудничестве между Объединенным институтом ядерных исследований и Институтом ядерной физики имени Г. И. Будкера Сибирского отделения РАН (Новосибирск).
Ход выполнения научно-технических программ, финансируемых из бюджета Союзного государства Беларуси и России, рассматривался на заседании Комиссии по экономической политике Парламентского собрания Союза, которое проходило 25 февраля в Доме международных совещаний ОИЯИ.
Конференция по инновационному сотрудничеству государств-участников Содружества Независимых Государств в рамках Года науки и инноваций и российского председательства в СНГ открылась 4 марта в Дубне.
С 25 февраля проводился очередной, 41-й сеанс работы нуклотрона. Основной задачей сеанса было ускорение тяжелых ионов. Впервые ионы ксенона были ускорены до энергии 1,5 ГэВ на нуклон.
В день 80-летия со дня рождения члена-корреспондента АН СССР Николая Николаевича Говоруна, 18 марта, в конференц-зале Лаборатории информационных технологий под председательством директора ЛИТ профессора В. В. Иванова прошел семинар памяти ученого
В Лаборатории ядерных реакций имени Г.Н.Флерова Объединенного института ядерных исследований синтезирован новый 117-й элемент Периодической таблицы Д. И. Менделеева.
Владимир Степанович Губарев
О самом ценном, что осталось в России
Представляя гостя, директор ОИЯИ А. Н. Сисакян вспомнил о тех "золотых" для науки временах, когда тиражи научно-популярных изданий превышали все нынешние суперхиты массовых изданий... А сам гость – писатель, журналист, драматург Владимир Степанович Губарев, в те времена 16 лет проработал спецкором по науке "генеральной" из центральных союзных газет "Правды". Формальным поводом для встречи с дубненским читателем стал выход в свет новой книги уважаемого в научном сообществе автора – "Атомная бомба", неформальным – просто очень хорошее отношение автора к нашему Институту, городу, ученым, многие из которых дружат с писателем без малого полвека.
Директор Института вручил гостю Памятную почетную медаль ОИЯИ за большие заслуги перед Институтом, и как признание его вклада в пропаганду научных знаний. При этом гость признался, что впервые оказался в Доме ученых ОИЯИ в 1961 году и потом не раз в Дубну возвращался. Дубна тогда считалась островком свободомыслия, и носители этого нехарактерного в общем-то для государства духа всегда очень живо интересовались тем, что и как происходит в мире. А журналист был весьма информирован в областях, которые особенно занимали представителей Дубны научной, встречался со многими учеными, собственные имена которых на газетных страницах по причине секретности были скрыты под псевдонимами...
Как пришел он в научную журналистику? Можно сказать, по партийному набору, аналогично тому, как в годы индустриализации создавались институты красной профессуры, и бывшие рабфаковцы брали в свои руки бразды управления флагманами отечественной индустрии. В 50–60-е годы было решено укрепить молодыми специалистами отделы науки ведущих периодических изданий, и В. Губарев, Я. Голованов, Б. Коновалов, Д. Биленкин (какие яркие имена на небосклоне отечественной журналистики!) и другие выпускники научно-технических вузов пришли из науки в редакции газет и журналов. Голованов – "от Келдыша", Губарев – "от Доллежаля". Когда Владимир Степанович отпрашивался у Доллежаля "на годик", академик вспомнил, как один шахматист, работавший у него, в 47-м году, тоже отпросился ненадолго, на турнир, да так и не вернулся. Это был будущий гроссмейстер Ефим Геллер. (Я бы взял на себя смелость назвать гроссмейстером в своем деле и самого Губарева, и при этом предположить, что отсвет личности Генерального Конструктора тоже нельзя здесь не учитывать...).
Так же как, по Булгакову, рукописи не горят, так и в газетных подшивках тех лет остались очерки, интервью, запечатлевшие бурный рост советской науки, яркие личности ее творцов. Многие годы, проведенные в Звездном городке, на Байконуре, в "почтовых ящиках", где создавалась новая космическая, ракетная техника, множество встреч с руководителями Советского атомного проекта... Потом эти строчки отольются в книги. Еще одно "правдинское" воспоминание: гриф на пропуске, выписанном в ЦК партии, – "проход всюду". Был случай (может быть, журналистская байка), когда с М.В.Келдышем, президентом АН СССР, на проходной очень сильно режимного предприятия, показав пропуск, открывающий все двери, указал на академика: "А этот товарищ со мной"...
История пьесы "Саркофаг", написанной по горячим чернобыльским следам, началась с «заказа» режиссера и актера Олега Ефремова. Чтобы понять, как вообще пишутся пьесы, снял с книжной полке "Парня из нашего города", перечитал. Через две недели пьеса была готова, театр ее принял и даже поощрил автора билетом на любой спектакль МХАТа, за 15 минут до начала. Спектакль обошел сцены 50 стран. В Принстоне ученая публика в финале спектакля встала в едином порыве. В Хиросиме зрители не могли сдержать слез. Оказалось, половина актеров того театра, где ставили пьесу, погибла, и спектакль снова вернул людей к той, японской трагедии.
"Это был мой долг перед историей Советского атомного проекта", – сформулировал свою цель автор книги "Атомная бомба" (М., "Алгоритм", 2009), посвятивший этой теме полвека. Отвечая на вопросы, признался: самое ценное, что осталось, по его мнению, в нынешней России, – это научная среда, которая хранит интеллектуальные ценности, созданные предыдущими поколениями.
Профессор Алан Криш
"Будем на связи!"
В кругах специалистов, которые занимаются спиновой физикой высоких энергий, это имя достаточно широко известно. Профессором Аланом Кришем получены уникальные экспериментальные результаты в исследовании поляризованных протон-протонных столкновений, которые до настоящего времени не имеют теоретического объяснения в рамках КХД (квантовой хромодинамики – теории, описывающей взаимодействие кварков и глюонов).
От дубненских коллег профессора Криша я узнал, что его важнейшие методические достижения – первые в мире высокоэнергетичные поляризованные протонные пучки на ускорителе в Аргонне (1973) и ускорителе в Брукхейвене (1985), экспериментальное подтверждение возможности использования "сибирской змейки" для сохранения поляризации пучков в ускорителях (1989). Из последних достижений – результаты по управлению поляризацией пучка, которые получены в последние годы на ускорителе COSY (Германия).
Профессор Алан Криш из Мичиганского университета уже 40 лет верен этому научному направлению. Почему? Ответ на этот вопрос он дал в Праге в 1999 году. Тогда американский ученый рассказал и о том, как развивается сотрудничество американских физиков с коллегами в России и Европе.
А недавно профессор Криш принял участие в конференции "Спиновая физика при высоких энергиях" (Дубна, сентябрь 2009), на которой значительное внимание было уделено проектам дальнейшего развития поляризационных исследований за рубежом. Здесь, в Дубне, были доложены планы дальнейших исследований на ускорителе JLab, обсуждены планы ускорения поляризованных протонных и ядерных пучков на ускорителе У-70 ИФВЭ в Протвино и ускорителе J-PARC. Эти вопросы вместе с историей спиновой физики как раз и осветил в большом докладе А.Д.Криш (США), которого А. Н. Сисакян и участники совещания тепло поздравили с 70-летием.
В последние январские дни 2010-го профессор Криш вновь приехал к своим коллегам в Институт, чтобы подробно и в деталях обсудить планы сотрудничества в области спиновой физики в связи с проектом NICA. На семинаре в ЛВФЭ он сделал большой обзор текущего состояния дел по спиновой физике и поляризационным экспериментам в лабораториях мира. Вскоре после семинара мы встретились в кабинете вице-директора ОИЯИ Рихарда Ледницкого после обсуждения планов сотрудничества. Вместе с профессором Кришем в беседе приняли участие его коллеги из ЛФВЭ ОИЯИ Владимир Ладыгин, Александр Нагайцев, Степан Шиманский, и его первый ответ на первый вопрос, о цели визита, был весьма лаконичен:
– Хочу помочь физикам Дубны организовать хорошие поляризованные пучки на коллайдере NICA. Здесь главное – определить цели и взаимные обязательства.
– Каким образом будете взаимодействовать?
– Каждые два месяца мы будем организовывать телеконференции между Дубной, Мичиганом и другими центрами по всему миру, прежде всего, с экспертами по поляризованным пучкам и ускорительной технике. Так что будем на связи! Кое-что я уже знал об этом проекте еще до конференции DSPIN-09, организованной в сентябре прошлого года в Дубне профессором Анатолием Ефремовым. В этот приезд почерпнул очень много важного и полезного из встреч и обсуждений со многими сотрудниками ОИЯИ. В течение этих трех дней мне скопировали все доклады с большим колличеством новой информации. Так что теперь я буду занят передачей этой информации моим западным коллегам по коллаборации SPIN@DUBNA, чтобы мы могли помочь в анализе и глубоком осмыслении этого нового материала.
Алан Криш продемонстрировал 8-гигабайтную флешку, на которой записана вся эта важная информация. Потом он вернулся к своим воспоминаниям о времени оживленного сотрудничества с российскими коллегами; многое в этой истории пересекалось с его рассказом, записанным мною в златой Праге в сентябре 99-го... В своем обзорном докладе он не раз упоминал о вкладе российских ученых в развитие спиновой физики. "Вы поддерживаете с ними личные отношения?" – таким был мой следующий вопрос.
– Да, конечно! К сожалению, с нами уже нет профессоров Арсения Соколова и Игоря Тернова. Я думаю, что их научные труды достойны Нобелевской премии. Соколова я не знал, а с Терновым был знаком. В 1994 году мы встретились на симпозиуме по спиновой физике, который проводился в Индиане. Он выступил с очень интересной "исторической" лекцией и был немало удивлен, с каким воодушевлением она была встречена аудиторией, насколько важной оказалась его работа.
Что касается изобретателей знаменитой "сибирской змейки" – Ярослава Дербенева и Анатолия Кондратенко – они, конечно, помоложе и находятся в добром здравии. Осенью 2008 Кондратенко приезжал на неделю в Мичиган, а затем на симпозиум по спиновой физике в Университет Вирджинии. Дербенев с 1990 по 2000 работал в Мичиганском университете приглашенным профессором, вел занятия со студентами и аспирантами; сейчас он старший теоретик по ускорительной физике в Лаборатории имени Джефферсона в Вирджинии. Я часто встречаю российских коллег на различных конференциях, симпозиумах и в поездках. Например, в 1995–1999 годах наша коллаборация SPIN готовила отчет для ДЭЗИ о возможности ускорения поляризованных протонов до 850 ГэВ; я часто приезжал в ДЭЗИ, и встречал российских коллег там.
Теперь профессор Криш вспомнил о встречах на совещаниях и конференциях в Протвино и Дубне. Он считает Дубну самым продвинутым криогенным центром на территории России. Восхищается уникальной "суперхолодной" поляризованной струйной мишенью (охлаждение до 0,16 Кельвина! – еще раз назовем этот рубеж) и другими выдающимися разработками криогенщиков ОИЯИ. Многие из этих идей и технологий сегодня активно используются в США.
– Здесь, в Дубне и в России, я встретился со многими учеными и специалистами, и особенно ценю общение с научной молодежью. Я руководил дипломными работами одиннадцати студентов Московского университета; это были очень продвинутые ребята, гораздо более способные, чем большинство американских студентов. Профессор Юрий Адо, который занимался ускорительной физикой в Протвино и читал лекции студентам в МГУ, присылал в Мичиган самых лучших, отборных студентов. Один из них, Борис Блинов, получил PhD в Мичигане в 2000, а затем стал профессором в Вашингтонском университете в Сиэтле и занимается разработками в области квантовых компьютеров, где тоже очень важна спиновая физика.
Возвращаясь к вашему вопросу о цели визита, хочу добавить, что очень важно сегодня привлекать к проекту NICA как можно больше молодежи. Это я вам говорю как профессор с более чем 45-летним стажем. Так что надеемся на плодотворное сотрудничество.
На пути к островам стабильности. Страницы дневника.
Из газетного комментария (31 июля 2009 года): Ускоритель У400 на этой неделе уходит в большое плавание. Это будет синтез 117-го элемента. В разгар отпусков все ключевые специалисты Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова на своих рабочих местах.
Здесь все сошлось: и время, и место, и люди. И даже пресса, не особенно чуткая к фундаментальной науке, подхватила тему, растиражировав факт начала экспериментов в сообщениях информагентств, на телевидении и многих интернет-сайтах. По словам заместителя директора лаборатории Андрея Попеко, эта серия экспериментов рассчитана примерно на год. Намеченная программа будет скорректирована через несколько недель, в течение которых, как показывают опыты со 116-м и 118-м элементами, может быть получено первое ядро искомого 117-го. Следующий этап – эксперименты по химической идентификации 113 и 115-го элементов – дочерних продуктов 117-го.
Окриджская национальная лаборатория, США. Здесь при наработке калифорния-252 получают также и берклий-249, тот самый, который необходим для синтеза 117-го элемента. Американские коллеги пошли навстречу своим давним партнерам из Дубны и выделили почти миллион долларов для получения требуемого изотопа. Они наработали 25 миллиграмм препарата, рекордное в мире количество. Дальше, по цепочке, через Шереметьево – в Димитровград.
Димитровград, РФ. Здесь уже в течение многих лет изготавливаются мишени для дубненских экспериментов. С их помощью в ЛЯР получены пять (113, 114, 115, 116, 118!!!) новых элементов таблицы Менделеева. Работа исключительно тонкая и трудоемкая. Мишень представляет собой диск диаметром 100 мм, на котором закреплены 6 сегментов из титановой фольги толщиной 1,5 микрона. На каждый сегмент электрохимическим способом наносится слой препарата берклия. Вместе со своими коллегами из НИИ атомных реакторов трудился здесь Григорий Востокин из центра прикладной физики ЛЯР. Готовые мишени везли в Дубну на специальном ЗИЛе военного образца.
Лаборатория ядерных реакций. Здесь завершил свой длинный маршрут спецгруз весом 25 миллиграмм. В понедельник на У400 начался сеанс. Ускоренные ионы кальция-48 уже бомбардируют берклиевые мишени. Работы ведутся под руководством академика Юрия Оганесяна и профессора Сергея Дмитриева.
2 октября 2009. Сочи, гостиница «Спутник», кафе “Березка», сразу после закрытия симпозиума по исследованию экзотических ядер, за чашкой кофе по-турецки с Юрием Цолаковичем Оганесяном.
Только что закрыт симпозиум, прозвучали все необходимые слова, и, может быть, попробуем перекинуть мостик от итогов к будущему?
Ну, вот я это и сказал в своем заключительном слове. EXON стала уже традицией, мостом между Европой и Азией, на который хочет ступить теперь и Америка… Но любая традиция хороша до тех пор, пока она востребована. А востребованность, собственно, определяется тем количеством новой информации, с которой человек уезжает с конференции… На этой конференции, мне кажется, было немало новой информации.
И эта информация, как я понимаю, для вас чрезвычайно важна? В условиях вашего дуального сотрудничества-конкуренции с мировыми научными центрами?
В Японии был запущен и заработал новый большой ускорительный комплекс, они на него потратили очень много денег и много сил. И теперь подняли интенсивность всех экзотических ядер, исследуют их структуру… И это было, конечно, интересно… Также мы знаем, что полным ходом идет строительство ускорительного комплекса во Франции, в GANIL. И, с приходом новой администрации, в Соединенных Штатах началось строительство большого ускорителя FRIB. Все эти проекты стоят около миллиарда долларов, и американцы обещают, что к 2017 году они уже будут иметь первые результаты. То есть, жизнь, вроде, развивается весьма бурно. Мои коллеги – сопредседатели оргкомитета Сочинской конференции С. Галес (GANIL), Т. Мотобаяши (RIKEN), З. Гофман (GSI) надеются, что в 2012 году в каком-то другом привлекательном месте в России они смогут еще раз встретиться и продолжить эти дискуссии, пополнить информацию…
В недельной программе симпозиума сравнительно скромно были представлены опыты по синтезу сверхтяжелых элементов. Чем это вызвано?
Да, в этот раз мы выделили довольно ограниченное время для сверхтяжелых. Просто, после предыдущего прорыва в синтезе сверхтяжелых элементов, сейчас у нас в Дубне идут эксперименты по синтезу 117-го элемента, закончатся они только в конце этого года. Поэтому мы и решили хорошо представить экзотические ядра, далекие от линии стабильности. Но, тем не менее, вы верно заметили, и я даже получил замечание, что слишком мало (в программе конференции) сверхтяжелых элементов, участники ожидали больше. И они очень надеялись, что состоится детальное обсуждение назревших проблем. Но, тем не менее, официальная программа – это только верхняя часть того айсберга, который составляет конференцию, а многие идеи и результаты обсуждались за рамками отведенного времени.
…Интервью, записанное на диктофон, я расшифровал несколько дней спустя дома, в Дубне. Материалы по симпозиуму уже были готовы и поставлены в номер газеты, а эксперименты по синтезу 117-го еще продолжались, результаты их обрабатывались и анализировались, готовились научные публикации. И я не спешил с этим интервью, решив подождать общепринятой научной апробации. Не спешил и со следующим вопросом, тем более что кофе в чашках все равно уже остыл…
Какие дела, Юрий Цолакович, дома ждут?
Дома непрерывно, день и ночь, идет эксперимент. Мы провели короткое совещание с нашими коллаборантами, часть из них тоже приехали на эту конференцию. На этом совещании мы подвели итог первых 50 дней работы и обсудили, что будем делать дальше. С удовлетворением могу сказать, что эти пятьдесят дней… прошли так, как и было задумано.
Это, вообще говоря, не очень просто, потому что синтез 117-го – это не столько получение еще одного нового элемента в числе пяти уже синтезированных, сколько демонстрация филигранной экспериментальной техники. Мишень живет 320 дней, а ее еще надо приготовить на высокопоточном реакторе, и тогда остается, в общем-то, не больше года, а на самом деле полгода. И за эти полгода надо сделать гигантскую работу. Такую, которая не терпит осечки. Надо было выделить это вещество, его всего 25 миллиграмм, очистить от примесей, транспортировать с одного конца земного шара на другой – из Ок-Риджа в Москву, а затем доставить прямо в Димитровград. Здесь в лаборатории первого класса была изготовлена радиоактивная мишень, ее доставили к нам в лабораторию и поставили в специальный бокс на входе в сепаратор, не вскрывая этого объема. Если еще учесть, что радиоактивные свойства берклия очень неудобны для контроля, получается, что с этой мишенью надо работать «втемную». Что очень опасно, потому что доза, которую мы пропускаем через эту мишень, содержит в несколько раз больше атомов, чем в самой мишени. Мы должны были убедиться, что все работает.
Все это было сделано в очень быстром темпе – мишень привезли, поставили, начался эксперимент. К нему хорошо подготовились наши ускорительщики. Эффективность возросла в два раза. Но тут мы задумались: может быть, не стоит рисковать, – и застабилизировали режим на старом уровне. И это оказалось очень верным решением, потому что, имея запас двойку, можно было смело работать, не опасаясь осложнений
И мы решили, что поработаем еще 50, точнее, 60 дней. Дай бог, все будет в порядке. Окончим эксперимент где-то в конце декабря. И к этому времени мы должны написать статью, которая подведет итоги этой работы. Сделаем анализ. Так что, этот год мы завершим большим экспериментом. О нем много говорят и пишут, но, вот, надо сделать публикацию.
Затем небольшой перерыв. Мы оставили немного берклия в Димитровграде, чтобы из него сделать небольшую мишень, и на следующий год начать эксперименты по химии не 117-го, а 113-го элемента, который, мы надеемся, будет достаточно долгоживущим, чтобы можно было транспортировать атомы этого элемента к установке, которая находится в соседнем помещении, и там вести уже исследования… Ну, а потом, летом, ускоритель остановится на реконструкцию. Будем надеяться, что за этот год у нас интенсивность поднимется еще в два раза. И мы уже сейчас говорили, на этом совещании, о той «домашней работе», которую надо провести к тому времени, когда ускоритель будет реконструирован.
Это довольно грандиозные планы, и большая работа легла на плечи наших коллег из Окриджа, которые использовали в наших общих интересах свой сверхмощный реактор. Это прямое сотрудничество с Окриджем еще интересно дня нас тем, что обе стороны могут в такой тесной коллаборации получать высокие результаты. Сегодня (напоминаю, беседа велась 2 октября – Е. М.) ожидается визит Сергея Кириенко в Окридж, и моему коллеге Дж. Роберто дано 15 минут для рассказа об этом эксперименте и о том, что Окридж является полноправным участником такого сотрудничества.
А в этих экспериментах участвует только ваша команда, или из стран-участниц, от ваших партнеров по сотрудничеству, как обычно, кто-то приезжает?
Когда идет такой длинный эксперимент, и день и ночь, то все должно работать как часы. Лучше, чтобы люди тоже работали как часы. Они должны войти в этот режим и чувствовать себя достаточно комфортно. Там работают две команды – одна на ускорителе, со всеми соответствующими службами, и физики, на сепараторе. Когда идет такая работа, они, конечно, должны понимать друг друга с полуслова, подменять друг друга по мере необходимости. Они очень нервничают. Когда появляются новые люди, надо что-то объяснять… Но нет времени для этого. Это все понимают. Я всегда им говорю: если вы чувствуете какой-то дискомфорт, лучше остановитесь. Если вы работаете сто дней, то день-два ничего не меняют. А за два дня человек может отдохнуть, подумать, придти в себя… Пока не потребовалось.
Сообщение дирекции ОИЯИ, 5 апреля 2010. В Лаборатории ядерных реакций имени Г.Н.Флерова Объединенного института ядерных исследований синтезирован новый 117-й элемент Периодической таблицы Д. И. Менделеева. Эксперименты (руководитель – академик Ю.Ц.Оганесян) проводились на ускорителе тяжелых ионов ЛЯР ОИЯИ в сотрудничестве с национальными лабораториями США в Ок-Ридже и Ливерморе, с университетом Вандербильта (США), а также с Научно-исследовательским институтом атомных реакторов (Димитровград, Россия). Синтез нового элемента осуществлен в реакции ускоренных ионов кальция-48 с уникальной мишенью из изотопа искусственного 97-го элемента - берклия-249, период полураспада которого составляет всего 320 дней. Его наработка была осуществлена на самом мощном на сегодняшний день в мире атомном реакторе HIFR Национальной лаборатории США в Ок-Ридже.
В ходе длительного (более полугода) эксперимента было зарегистрировано 6 событий "рождения" нового элемента. Свойства распада изотопов элемента 117 и его дочерних продуктов – изотопов элементов 115, 113, 111, 109, 107 и 105, вместе с ранее синтезированными в Дубне изотопами элементов 112-116 и 118, являются прямым экспериментальным доказательством существования "островов стабильности" сверхтяжелых ядер.
Время жизни новых изотопов элементов 115, 113 и 111, измеряемое секундами, позволяет исследовать их химические свойства существующими экспрессными радиохимическими методами: проверяется периодичность изменения химических свойств тяжелейших элементов на основе фундаментальных законов квантовой электродинамики, описывающих электронную структуру сверхтяжелых атомов. Подобные эксперименты с открытыми ранее изотопами элементов 112 и 114 уже проводятся в ЛЯР ОИЯИ в широком сотрудничестве с ведущими радиохимическими лабораториями мира.
Подготовленная авторами открытия научная статья принята для публикации в известном американском журнале "Physical Review Letters".
Июль 2009 – апрель 2010.
Академик Виктор Анатольевич Матвеев
ЦЕРН и Россия.
Об экспериментах на Большом адронном коллайдере
Академик-секретарь Отделения физических наук РАН, директор Института ядерных исследований Виктор Анатольевич Матвеев несколько дней подряд провел в Дубне. Это были чрезвычайно насыщенные разнообразными событиями дни.
Круглый стол Италия – Россия в течение двух дней проходил в Доме международных совещаний ОИЯИ. Его участниками были ученые из национальных научных центров и университетов Италии, Объединенного института ядерных исследований и российских академических институтов. Темой этой международной встречи стало обсуждение усилий в фундаментальных исследованиях и перспектив научно-технологических приложений и развития бизнеса.
"Самое замечательное, что среди всех многосторонних связей Дубны российско-итальянские, или дубненско-итальянские, наиболее быстро и эффективно развиваются, – отметил сопредседатель круглого стола Виктор Матвеев. – Это уже история: такие имена, как Глеб Ватагин и Бруно Понтекорво, стали символами широкого международного научного сотрудничества. В выступлениях наших итальянских коллег, в выступлениях представителя Европейской комиссии и российских ученых раскрывается как раз это многообразие связей и возможностей их дальнейшего развития, в том числе с учетом их применений в общем технологическом развитии и возможных приложений к бизнесу, то есть инноваций. Это очень важная тема, потому что сегодня мы стоим перед принципиально новым этапом бурного развития фундаментальных исследований. А мы знаем, что именно фундаментальные исследования лежат в основе инноваций – весь мир это понимает. В Дубне эти внутренние связи фундаментальных исследований и инноваций естественным образом реализуются. Думаю поэтому, что в результате нынешнего нашего совещания международное сотрудничество будет более интенсивно развиваться, статус Дубны как международного научного центра будет еще более высок. И это очень важное мероприятие, не только для Дубны, но и для всей российской науки – мы в Академии наук с большой надеждой смотрим на развитие связей, которые здесь обсуждаются".
На торжественном открытии памятника И.В.Курчатову, на площадке перед первым корпусом Лаборатории ядерных проблем имени В.П.Джелепова, где по случаю 60-летия первого ускорителя Дубны собрались сотрудники ОИЯИ, В. А. Матвеев передал самые горячие поздравления от отделения и от всей Академии: "Событие, юбилей которого мы празднуем, имеет значение не только для Дубны, но и для всей России. Здесь начиналась физика ядра. Вы составляете славу нашей науки, а ускоритель, построенный для фундаментальных исследований, не стал просто историей. Сегодня здесь развиваются новые методы ядерной физики для медицинских приложений, очень важные для нашей страны...".
И, конечно, эти дни, проведенные в Дубне, вместили в себя множество других встреч, обсуждений животрепещущих тем развития физики в России и в мире, среди которых ученый нашел время и для интервью.
Год Боголюбова: подводя итоги
Мы начали беседу с короткого подведения итогов 2009-го – Года академика Боголюбова, объявленного президентами России и Украины в честь 100-летия со дня рождения выдающегося физика, математика, механика. Осмысливая ту роль, которую сыграл Николай Николаевич Боголюбов в науке и в жизни многих людей, занимающихся наукой в тех институтах, в создании которых он принимал участие, мой собеседник отметил, что человека такого масштаба в полной мере при жизни трудно оценить: "Мы сами меняемся со временем, и когда стремимся понять, подвести итоги жизни такого человека, то сами для себя делаем какие-то жизненные выводы и понимаем всю нетривиальность такой задачи. Я думаю, что итоги подводить еще рано. Мы всегда говорим – пока человек живет в нашей памяти, он жив реально для нас... Мне очень хочется подчеркнуть – для молодых людей очень важно узнать, что люди такого масштаба существовали рядом с нами, они и сейчас еще существуют. Не случайно же на прошедших в этом году симпозиумах и научных чтениях, посвященных юбилею, почти все докладчики делали вывод о том, что по масштабу своему этот человек – Просветитель, достойный преемник тех выдающихся ученых, которых мы привыкли называть классиками науки...".
Вместе со своим соавтором Н. В. Красниковым В. А. Матвеев посвятил Учителю вышедшую в 2009 году книгу о новой физике на Большом адронном коллайдере. И, таким образом, возник "мостик" к основной части и теме нашей беседы.
LHC: работа была многоплановой
Виктор Анатольевич, на страницах нашей газеты было немало публикаций о подготовке экспериментов на Большом адронном коллайдере. Каким вы видите сегодняшний этап и перспективы развития сотрудничества российских ученых с коллегами в ЦЕРН?
Недавно, будучи в ЦЕРН, я следил за пуско-наладочными работами на ускорительном комплексе и на крупнейших детекторах. Вижу, что работа сейчас ведется очень тщательно, систематически, с осознанием того, что нельзя уже допустить новых ошибок. На самом деле, вынесен бесценный опыт из той неудачи, которая случилась в 2008 году. Дело в том, что Большой адронный коллайдер представляет собой чрезвычайно сложную систему, которая создавалась на основе новейших ускорительных технологий. И задача овладения этими технологиями беспрецедентна по масштабам. Люди, которые проектировали эти системы, изготавливали их и монтировали в невероятно трудных условиях, в подземных тоннелях на глубине около ста метров, выполнили невероятно сложные задачи. Каждое, например, соединение сверхпроводящих кабелей (а имя им легион), работает при сверхнизких температурах, и даже мельчайшее изменение электрического сопротивления может оказать влияние на состояние всего огромного комплекса… Таким образом, после первого неудачного пуска проведена огромная работа по повышению надежности всего комплекса. Сейчас движение в сторону получения проектных параметров LHC идет очень планомерно, поступательно, с осознанием того, что не может быть допущено ни малейшей ошибки в спешке. И есть надежда на то, что в начале 2010 года начнется уже настоящая работа на установках, будут получены результаты, к которым стремятся физики. Хотя уже сейчас экспериментальные установки зарегистрировали десятки тысяч событий, которые чрезвычайно важны для калибровки детекторов.
Все эти дни и весь этот год коллективы коллабораций напряженно работали. Причем работа была многоплановая, во-первых, по отладке детекторов, что само по себе представляет не меньшую проблему, чем наладка ускорителя. Кроме того, шла интенсивная работа по подготовке к тщательному анализу первых экспериментальных данных, чтобы получить наиболее реалистически обоснованные результаты. Мы все верим, что в начале следующего года действительно уже начнем получать физически значимые результаты. Это о перспективах сотрудничества.
Надо сказать, что сейчас перед ЦЕРН стоит такая проблема. Работа интенсифицировалась, нагрузка на участников этих экспериментов возросла, возросла нагрузка и на страны, которые участвуют в поддержке церновских работ, что очень нелегко в годы, которые мы называем кризисными, или послекризисными для Европы. Соответственно, в ЦЕРН возникла крайняя необходимость расширения своей базы. То есть возможное привлечение новых стран к систематическому участию в этой международной научной организации, необязательно на правах полного членства. Как мы знаем, Россия является страной-наблюдателем, однако по мере развития появился статус ассоциированных членов. И сейчас ЦЕРН интенсивно обсуждает со многими странами свое будущее. В том числе определенные предложения были обращены и к России.
Участвуя в совещаниях "пять на пять", я могу сказать, что Минобрнауки, которое представляет интересы российской науки в ЦЕРН, с пониманием отнеслось к этой проблеме: оно выразило заинтересованность России в долгосрочных отношениях с ЦЕРН . Руководители федерального научного ведомства России выразили заинтересованность в участии и совместной реализации новых перспективных научных программ. Хотя не готовы пока принять какое-либо решение о статусе членства России в ЦЕРН. По мнению физиков, имеющих непосредственное отношение к совместным программам, на современном этапе для ЦЕРН, может быть, представляет наибольшую ценность использование того опыта, который возник на начальном этапе участия России в проекте LHC. Тогда российские финансовые средства передавались не просто в ЦЕРН, а использовались для производства научного оборудования на территории России с участием российских научных институтов и предприятий. Этот опыт наиболее ценный, в том числе и для ЦЕРН. Скажем, прямые инвестиции из ЦЕРН в промышленность, без участия институтов, иногда не давали нужного результата. На современном этапе наша промышленность, в союзе со специалистами научных институтов, способна дать те результаты, которые даже часто превышают возможности западной промышленности.
Когда будут публиковаться первые научные результаты, подводиться первые конкретные научные итоги участия той или иной группы физиков, - будут ли заметны российские физики на общем фоне?
Это вопрос, который нас всех очень волнует. Конечно, мы очень хотим, чтобы этот вклад был – самое главное, чтобы вклад был! – и, если это возможно, чтобы была видимость нашего участия уже на стадии получения физических результатов.
Уточним, что это не та видимость, которой пытаются прикрыть свое бездействие или некомпетентность некоторые нерадивые горе-работники, а истинная видимость – видная всем!
Да, именно так и следует рассматривать это понятие. К этому нас обязывает и то, что руководство России, делая выводы о дальнейшем участии России в программах ЦЕРН, в значительной мере будет опираться на получение российскими участниками значимого результата в экспериментах на LHC. Надо сказать, что во всех коллаборациях, тут нечего скрывать, уже, собственно, подготовлены первые публикации по тем результатам, которые физики ожидают. Это само по себе интересно, что физики ожидают вполне определенных результатов. На эти вопросы Природа может дать ответ "да" или "нет". И если да, то конкретное содержание этого ответа уже уточнят результаты эксперимента. Скажем, в коллаборациях CMS, так же как и ATLAS, – крупнейших проектах на LHC - больше двух десятков таких работ уже написано, и каждый член коллаборации имеет право и старается использовать это право, чтобы довести качество этих первых возможных публикаций до самого высокого уровня. Но видимость вклада будет определяться тем, насколько в этих первых результатах будет отражен оригинальный вклад российских авторов, как теоретиков, так и экспериментаторов. Это, конечно, не простая задача, потому что большинство результатов подготовлены коллективами международными, а российских участников в этом смысле меньше по количеству, чем остальных, поэтому наибольшая видимость будет там, где вклад российских участников наиболее оригинален.
Такие вклады есть. Потенциальные. Например, одно из направлений исследований – поиски так называемых стерильных, или тяжелых нейтрино. Это задача, решение которой будет получено, как ожидается, уже из первых экспериментальных данных. И определяющий вклад в подготовку исследований по этой проблеме внесли российские физики. Есть и другие примеры.
И здесь очень важна готовность наших специалистов работать по технологиям Грид. Сейчас в Дубне максимально возможные в этом направлении усилия приложены, создан крупный информационно-вычислительный комплекс, оттестирован, получил очень высокую оценку. Подобные центры должны создаваться в других крупнейших научных институтах. Но надо сказать, работа еще не доведена до окончательной готовности, и 2010 год несет новые трудности, когда мы должны получить окончательный акт приемки – то есть допуска со стороны коллаборации этих "гридовских" центров до участия в обработке данных. Если это не будет сделано, то получение информации будет затруднено. А на сегодня некоторые из центров должны быть дооснащены средствами накопления данных. Сейчас методично проводятся проверки пропускной способности всех каналов. С каналами ситуация вроде бы неплохая, а вот дооснащение накопительными средствами памяти, за что отвечает Минобрнауки, которое утвердило соответствующую программу, упирается в отсутствие средств. Нам сказали, что денег на следующий год не будет...
На смену приходит молодежь
Виктор Анатольевич, существует ли проблема смены поколений на LHC? Кто-то начинал работать в этом проекте 15-20 лет назад, на смену первопроходцам приходит молодежь...
Такая смена медленно начинается, и это не просто желание, а настоятельная необходимость. Сами установки созданы, но они требуют развития. Все говорят о программах "абгрейда", то есть модернизации. И несомненно, что такой комплекс, как Большой адронный коллайдер, должен развиваться, иначе он не использует в полной мере свои возможности. И уже сейчас эта работа требует очень много в каком-то смысле рутинных операций. Это обеспечение смен работы ускорителя и установок, когда физики, инженеры, специалисты по компьютингу дежурят, сменяя друг друга, "вахтовым методом". Это большая напряженная работа, многочасовое бдение на пультах управления и контроля получаемой информации, корректировка, участие в калибровке детекторов. И конечно, с одной стороны рутинная. Но с другой стороны, это прекрасная школа для начинающих экспериментаторов. Кроме того участие в сменах требует больших усилий и просто физических затрат. Поэтому все прекрасно понимают, что наибольшая отдача здесь может быть от молодых. И стараются привлечь аспирантов, студентов к этой необходимой работе. И мы в России, конечно, находим и привлекаем к этой работе молодых людей. И почти сразу проявляются отдельные молодые люди, которые очень быстро проникают в самую творческую часть работы. Что-то дорабатывают, предлагают новые задачи, новые программы...
В нашем эксперименте CMS есть еще соответствующая коллаборация RDMS, то есть объединение ученых России и других стран-участниц России. И это объединение ставит своей задачей проведение в следующем году серии семинаров коллаборации, используя новые технические средства, в формате видеоконференций, для того, чтобы облегчить контакты независимо от места присутствия членов коллаборации. И главное – для того, чтобы максимально широко привлекать молодых людей к участию в этих семинарах, потому что подготовка таких молодых людей – это сейчас важнейшая задача.
В дополнение к LHC
Но научная программа ЦЕРН, хотя и ориентированная на физику частиц самых высоких энергий, какие только могут быть достижимы в лабораторных условиях, все же только этим не ограничивается?
Безусловно, и чем дальше, тем больше. Несмотря на то, что главная задача ЦЕРН – начало экспериментов на LHC, там очень озабочены будущим – и далеким, и близким. Там понимают, что на каком бы переднем фронте ни была программа LHC, она не полностью удовлетворяет все сообщество физиков. И в каком-то смысле эта программа науку, ее развитие обеднила. Поэтому сейчас в ЦЕРН проходят широкие обсуждения других программ, которые дополняют программу LHC. Скажем, программа исследования нейтрино. Нейтринная физика оказалась чрезвычайно многоплановой, многосторонней, открывающей новые горизонты, в частности, по экспериментальному обнаружению осцилляций нейтрино. Это явление впервые было предсказано в Дубне. Обсуждаются возможные продвижения на этом направлении.
Кроме того, ЦЕРН, как и все крупные институты, стремится, чтобы ускорительное направление было дополнено астрофизическим, потому что наука, конечно, едина, и проблемы, решаемые в экспериментах на ускорителях, и осмысление процессов, происходящих в астрофизике, имеют много общего. И надо эту информацию, поступающую из астрофизических данных, использовать в физике элементарных частиц и высоких энергий. Кроме того, обсуждается и обеспечивается программа работ на SPS, суперпротонном синхротроне, с низкими энергиями, на внутренних мишенях. Там тоже очень большая работа идет. ЦЕРН стремится к тому, чтобы не обеднить весь спектр физических проблем, сведя их, собственно, только к LHC, который занимает не один десяток лет. Уж ближайшие десять лет, точно, займет. А это жизнь целого поколения.
Это ставит проблемы и в России, потому что на фоне такого быстрого развития науки, в частности, на основе международных проектов, нам нужно думать о смене и обновлении и нашей экспериментальной базы, без чего очень трудно готовить дома молодых ученых. Это чрезвычайно важно. И приятно видеть, что Дубна свой путь определила, и пытается по нему двигаться, но этот вопрос стоит перед всеми крупнейшими центрами России.
Сейчас мы все с интересом следим за реализацией пилотного проекта. 1 октября вышел указ президента Д.А.Медведева – ускорить проект реализации создания объединенного "Курчатовского института", присоединив к нему другие институты, чтобы они были вовлечены в программы исследований в ЦЕРН и других международных центрах. Возможно ли достичь результатов таким путем, покажет время. Проблема сегодня состоит в том, что долгосрочное участие России в ЦЕРН пока не нашло формального выражения в постановлениях правительства или подписании новых соглашений. Подготовка такого соглашения обсуждается физиками, но пока еще хода ему не дано. Это было бы чрезвычайно важное решение, но пока Россия на перепутье и еще не определила свою позицию.
В завершение нашей беседы хочу сказать, что история науки когда-нибудь, конечно, все разложит по своим полочкам, и с позиций сегодняшнего дня, "лицом к лицу...", трудно оценить масштаб и значение тех экспериментов, которые начинаются в Женеве. Вопрос – в соотношении затрат и результатов, который обычно ставит общество перед учеными.
В фундаментальных исследованиях, как правило, затраты окупаются не столько получаемыми результатами, значение которых часто проясняется не сразу, а по прошествии достаточного времени, – сколько теми технологическими научно-техническими решениями и разработками, которые возникают в процессе самих исследований, требующих достижения предельных возможностей эксперимента и предельной концентрации технических и интеллектуальных усилий.
Дубна, январь 2010.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Зачем законам имена?
Выпускника школы на зачете попросили сформулировать закон Бойля – Мариотта. «Не знаю», – был ответ. – «Как так?! Ты же отличник, победитель физических олимпиад, собираешься в науку…». Бились-бились, пока не стало ясно, что закон-то ему известен, но в памяти никоим образом не связан с какими-либо именами. – «А кого-нибудь из ученых физиков ты помнишь?». После паузы: «А, Ньютон!».
На первый взгляд, ситуация может показаться современным вариантом анекдота о жене Бойля – Мариотта. На второй – не так уж она и современна: и раньше приходилось встречать немало не только подобных учеников, но и вполне сложившихся ученых, вовсе не нуждавшихся как в персонификации научных достижений предшественников, так и в истории науки вообще. А на третий – вела к грустным размышлениям о том, что перемены последних десятилетий в нашей жизни отнюдь не способствовали поддержанию интереса к науке как таковой, – что уж говорить об ее истории, да еще в лицах!
Тем более ценны попытки (вопреки всему только что сказанному) вновь повести разговор о науке – об этой, ставшей уже неотъемлемой компоненте нашего с вами существования. Да-да, именно неотъемлемой, причем настолько органичной, что степень ее проникновения во все поры даже обыденной жизни перестает улавливаться, воспринимается как должное, будто бы никак не связанное с тем, что уже было сделано учеными и чем сегодня заняты ее творцы. Но все дальше раздвигая в нашем сознании науку и окружающую действительность, мы, по крайней мере, непрактичны, а по большому счету, неблагодарны.
Здесь я не смогу не упомянуть, вслед за автором книги, тех, для кого наука, точнее, ее популяризация, стали и профессией, и уделом, и общение с кем оказалось бесценной жизненной школой. К писателям и журналистам, названным в предисловии Евгением Молчановым, с которыми пришлось самым разным образом столкнуться и мне на своем пути, должен добавить еще одно имя – недавно ушедшего от нас Карла Левитина, чьи статьи и книги поистине вошли в золотой фонд отечественной научно-популярной журналистики.
«Сама наука, ее прошлое, настоящее и будущее, и те, кто ее делает, делал или собирается делать, никогда не были мне безразличны. Как не оставляли меня попытки делать мир науки понятным и любимым теми, кто науку не делает». Эти слова были не только мотивом творчества блистательного журналиста, они заражали и заряжали тех, кто попадал в круг его влияния и интересов, становились и деловыми уроками, и ключами к пониманию той многогранной, необыкновенно расширившей свои границы области человеческой деятельности, что именуется наукой.
Вот эти многоплановость и всеохватность, переменившие ее лицо за, в общем-то, исторически короткое время – от представлений об играх чистого разума немногих небожителей до осмысления вовлеченности в науку «больших батальонов» огромных организаций и целых отраслей промышленности – кажутся парадоксально несовместимыми с разговорами о падении к ней внимания! Обострилось немало старых и возникло множество новых вопросов, сюжетов и тем: как наука существует в обществе, сколько ему на нее положено тратить, какой оно от нее ждет отдачи? Что в первую очередь надо бы открыть и с чем разобраться в связи с глобальными вызовами, брошенными человечеству природой и созданной им же техносферой? И – каким должен быть современный ученый, как меняется мера его социальной ответственности?
Замахнуться на описание пусть части этих проблем, пусть в избранной области науки, пусть по канве вроде бы повседневной работы одного института, не упуская при этом из виду конкретных участников и малых и больших проектов, – непредставимо трудная задача, требующая не только знания «фактуры», но и незаурядной творческой смелости. Опорой автору, безусловно, послужило многолетнее вживание в этот уникальный коллектив с аббревиатурой ОИЯИ, что, несомненно, не удалось бы, не занимай Евгений Молчанов «уникальное в квадрате» место – редактора институтского еженедельника. Но повезло и Дубне, олицетворением которой был и до сих пор остается международный научный центр, – в том, что летописцем ее символа оказался журналист, родившийся и выросший в этом городе, неравнодушный к историческим изысканиям, а главное – к личностям, эту историю делающим.
Как бы ни сложилась судьба этой книги, отразившей изрядный и весьма драматичный временной отрезок жизни и Объединенного института, и большой науки, важно то, что пока еще традиция, заложенная в отечественной журналистике, не прерывается. И может быть, пополнятся ряды не только тех, кому посвящено немало страниц книги и предназначена та самая эстафетная палочка от уходящих поколений ученых, но и на поприще научно-популярной литературы найдутся новые «золотые перья». Им и хотелось бы в заключение адресовать близкие мне и, надеюсь, моим коллегам слова Айзека Азимова из его эссе «Зачем нужна история науки?», в которых, возможно, кроется ответ и на вопрос, поставленный в заголовок этого послесловия:
«Наука обретает реальный смысл, когда ее рассматривают не как отвлеченную данность, а как итог работы всех поколений – и нынешнего, и тех, кого уже нет. Никакое научное положение, ни одно наблюдение, ни одна идея не существуют сами по себе. Любая идея есть результат усилий, затраченных кем-то, и, пока вы не узнаете, кто был этот человек, в какой стране он трудился, что он считал истиной, а что заблуждением, пока вы не узнаете все это, вы не сможете по-настоящему понять тот или иной научный тезис или факт, ту или иную идею».
Александр Леонович,
член редколлегии журнала «Знание – сила»
Умаление божества науки
Железное правило журналистики – газета живет один день – в очередной раз опровергнуто. Вернее, в очередной раз подтверждена относительность любого «железного правила». «Кирпич» в полтысячи страниц, который вы держите в руках, фактически, демонстрирует границы применимости и этого неписанного закона. Лично я глубоко убежден, что именно газеты, газетные публикации, остаются в истории – со всей их сиюминутностью, излишним пафосом, опечатками, фактическими ошибками и проч., и проч. Именно событие, зафиксированное в газетной форме, и составляет то понятие, которое историки называют «аромат эпохи». Евгений Молчанов, главный редактор газеты «Дубна: наука, содружество, прогресс», чьим трудом, талантом и настойчивостью создана эта книга, по сути, этим и занимается – фиксирует слабоуловимую в короткой исторической перспективе фактуру настоящего времени.
Но, мало того, и специфика-то этой фактуры совершенно особенная. Женя – вдохновенный бытописатель, аналитик и комментатор процесса создания фундаментального научного знания.
Вообще: как возможно писать о науке? Замечательный научный журналист Карл Левитин формулировал три возможных сценария. О науке можно писать как: 1. О потоке научных результатов; 2. О процессе научной жизни; 3. О научном мышлении. По-моему, это глубоко и точно. Первый вариант напоминает бесконечный репортаж о достижениях в непрерывной разливке стали: поначалу захватывает, но быстро надоедает и «писателю», и читателю. Второй вариант, несомненно, более интересен, так как научная жизнь, – как и жизнь человеческая вообще, – неисчерпаема в своих проявлениях. Но третий вариант – это, конечно, высший пилотаж научной журналистики. Это взгляд не с высоты журналистского полета, а изнутри процесса добычи научного знания.
Но вот книга Евгения Молчанова «Беседу вел…», на мой взгляд, – это уже четвертый сценарий: этот забавный и парадоксальный процесс – научное мышление – визуализируется как синтез каких-то очень простых, конкретных подробностей, научной и околонаучной текучки, бытовых подробностей кухни науки. Нет, Молчанов явно создал книгу, за которой будут гоняться аспиранты-историки, аспиранты-социологи, аспиранты-науковеды и их научные руководители! А, кроме того, ее еще и интересно читать. Это – настоящий научпоп. И этого непросто добиться.
«Популяризация науки равносильна умалению божества». Высказывание это приписывается некоему итальянскому ученому и принадлежит уже далекому XV веку. Веку, когда только-только обозначился первый абрис того, что лет через двести превратится в науку, как мы ее понимаем сегодня – в экспериментальный, прежде всего, способ познания окружающего мира.
Самое забавное, что и полтысячи лет спустя острота и даже потенциальная взрывоопасность обозначенной анонимным итальянцем коллизии нисколько не «рассосалась». «Популярные книги никогда научить не могут», – вынес свой приговор в середине XIX века великий Майкл Фарадей. В общем-то, о том же самом с автором этих строк говорил, уже в XXI веке, и выдающийся российский математик, академик Людвиг Фаддеев: «Фундаментальная наука всегда элитарна».
Итак, наука, как максимум, – это «божество», как минимум – «элитарна». Все – верно, кажется. И, тем не менее…
Джон Хорган, обозреватель научно-популярного журнала Scientific American, не без иронии тонко подметил в своей книге «Конец науки»: «Каждый писатель и журналист, пишущий о науке, время от времени сталкивается с людьми, которые искренне не хотят внимания от средств массовой информации, желая, чтобы их оставили в покое и не мешали выполнять свою работу. Ученые часто не понимают, что подобная черта делает их еще более соблазнительными».
В этом смысле, Евгению Молчанову можно только позавидовать. От него, кажется, не смог «отвертеться» ни один значимый персонаж той истории, которую с такой любовью пишет Женя, – истории про уникальное научное сообщество, Объединенный институт ядерных исследований в Дубне.
Андрей Ваганов,
ответственный редактор приложения «НГ-наука»
«Независимой газеты»
«Приключения интеллекта» на пути к новым знаниям
Только что внимательно прочитанное или просто перелистанное вами, уважаемый читатель, издание – это совершенно уникальная книга о ядерной физике, преломленной через призму единственного в своем роде дубненского ядерного института – ОИЯИ. Это, безусловно, книга о науке, о людях науки, их представлениях о себе и окружающем их мире. В этой связи, пользуясь предоставленным автором случаем, давайте зададимся, уважаемый читатель, совершенно наивным вопросом – что же это такое – наука, в чем ее притягательная сила, да и зачем она нужна вообще?
Безусловно, у каждого из нас есть свое вполне адекватное обычной жизни понимание того, что кроется за словом наука. И этого интуитивного, или даже вполне научного, вынесенного из солидных учебников, понимания, как правило, вполне достаточно. Однако мне кажется, что главной отличительной чертой этой специфической области человеческой деятельности является поиск и исследование Нового, именно нового с большой буквы, того, что было ранее абсолютно неизвестно.
Отсюда ясно, что если у человечества есть стремление узнавать, открывать и использовать что-то новое (например, электричество или рентгеновские лучи), то ему, человечеству, необходимо выделить из себя небольшую часть людей, которая будет профессионально заниматься поиском Нового. Эти люди и есть ученые, их сфера деятельности – наука. Им доверено заниматься наукой в интересах всего общества. Очевидно, что ученые такие же равноправные члены общества, как скажем, бизнесмены, нефтяники, сталевары и т.д. Поэтому и интересы, которые они выражают в своей области деятельности, – это интересы всего общества, просто в области науки ученые лучше всех знают, что именно надо делать (как медики – в медицине).
Поскольку само Новое (в виде знания, умения, устройства, сервиса, или даже мировоззрения в целом) это свойство отнюдь не настоящего (иначе оно не было бы Новым), а исключительно будущего, то очевидно, что наука – это именно та сфера деятельности человека, прерогативой которой является исследование, прогнозирование, создание и обеспечение будущего. Понятно, что такого типа деятельность необходима для любого нормально развивающегося социального организма (семьи, общества, страны и т.п.). Понятно также, что не все планы сбываются.
Действительно, фундаментальная наука имеет одно уникальное и отличительное свойство. Поскольку предмет исследования фундаментальной науки находится за границей известного в зоне неизвестного, где ошибочный результат сам по себе становится сильным стимулом к достижению цели, то отрицательный результат порой является вполне допустимым и приемлемым итогом научного исследования. Иными словами, негативный результат (ошибка) исследования – вполне штатная ситуация в фундаментальной науке. Это нормальный этап в непрерывном процессе познания. Поэтому в науке, живущей за счет государства, крайне важен фактор порядочности ученых.
С другой стороны, право на ошибку тесно связано с понятием истины. Одна (очевидная и общепринятая) истина со временем превращается в ошибочную точку зрения (пример, переход от идей Птолемея к воззрению Галилея). Более того, любая теория, будучи лишь нашим, современным, представлением об окружающем мире, приближенна по самой своей сути. Новые данные, не доступные ранее, должны изменить эти наши представления, и, следовательно, привести к формулированию свежей, более адекватной теории, которая включит в себя старую (читайте: современную) теорию в качестве пусть очень важного, но все же частного случая.
Так почему же надо заниматься наукой? О роли науки как реальной производительной силы говорилось уже много и достаточно давно. Я не буду приводить здесь новые аргументы, отмечу лишь один аспект, с моей точки зрения, остающийся постоянно в тени. Наука – это своего рода армия, только ведущая защиту родины в особой сфере высокого интеллекта, на передовой границе неизведанного. Очевидно, что победу в войне одерживают не только интеллект и знания полководцев, но и интеллект и знания ученых и инженеров, способных создать (или обезвредить) новое оружие врага (которое вполне может свести на нет все усилия талантливого полководца). Наука, как и армия в мирное время, работают на будущее страны. Поэтому и средства на них должны тратиться постоянно и, главное, без ожидания сиюминутной отдачи – армия должна “тренироваться”, а наука – быть в “курсе”.
Обе эти формы деятельности, решая свои исключительно внутренние задачи (например, разработка и создание лазерного оружия или управление удаленными приборами и т.п.), исключительно эффективно “напрягают” инженерную мысль, сферу технологии и промышленное производство, что приводит к непосредственным практическим “побочным” результатам общего пользования (IP телефония, холодильники, Интернет и т.п.). Однако здесь очень хочется подчеркнуть, что наука без армии может обойтись, а вот армия без науки никак не может. Это свойство “напрягать” особенно присуще передовой фундаментальной науке – так, например, современная физика элементарных частиц, решая свои внутренние задачи (поиск бозонов Хиггса, новых явлений и законов Природы) генерирует, производит уникальные побочные продукты (Интернет, Грид и т.п). Именно эти результаты, пусть не сразу, но обязательно оказываются крайне востребованными людьми, именно эти “продукты” кардинально изменяют качество жизни.
И последнее, что хочется подчеркнуть. Только на глобальном, международном уровне, выступая единым фронтом в роли армии-защитницы, наука способна дать шанс человечеству выжить на нашей планете Земля в условиях холодного и постоянно таящего в себе угрозу неведомого и, вообще говоря, абсолютно равнодушного к нам Космоса. Чтобы понять, предугадать его сюрпризы, – и надо заниматься наукой!
Находящаяся в ваших руках, дорогой читатель, книга Евгения Молчанова как раз и служит этой благородной цели – зарождению интереса к занятию наукой. Прочитав эту книгу, познакомившись с мыслями и чаяниями великих ученых из первых рук, с теми “приключениями интеллекта” на пути к неожиданным открытиям и новым знаниям – трудно удержаться от желания тоже включиться в эту удивительную работу. В работу на грани неведомого, которая расширяет горизонты наших возможностей, которая приносит ни с чем не сравнимое удовлетворение и радость от впервые достигнутого результата.
Вадим Бедняков,
доктор физико-математических наук,
директор Лаборатории ядерных проблем имени В. П. Джелепова ОИЯИ.
ОГЛАВЛЕНИЕ
«Наука в лицах – живые страницы» (предисловие автора) ………………...5
Часть первая. Научно-мемориальная…………………………………………9
Устные истории Геннадия Горелика,
или Возвращение к «Сталкерам странного мира» ……………………………8
Знакомых улиц имена: классики и современники……………….…………..20
А. М. Балдин…………………………………………………………………………22
Д. И. Блохинцев……………………………………………………………………..30
Н. Н. Боголюбов……………………………………………………………………..35
В. И. Векслер…………………………………………………………………………40
В. П. Джелепов………………………………………………………………………44
М. Г. Мещеряков…………………………………………………………………….48
Б. М. Понтекорво……………………………………………………………………53
Г. Н. Флеров………………………………………………………………………….57
И. М. Франк……………………………………………………………………………63
А. Н. Сисакян
«Выбрать правильно точки роста». ………………………………………………67
Ориентиры остаются прежними: фундаментальная наука, образование,
инновационная деятельность……….……………………………………………………..74
Российская наука: планы и перспективы………………………………………..82
Часть вторая. Научно-событийная……………………………………………….87
1997. Хроника событий………………………………………………………….......88
«Дейтрон», «СПИН» и сообщество физиков
Заметки с двух конференций……………………………………………………………….91
У-70 – серпуховский «царь-ускоритель» отметил юбилей………………………………………………………………………………………….95
О физике частиц сегодня и завтра. В. Д. Кекелидзе…………………………...99
Дубна – Марбург: двенадцать лет спустя………………………..........................103
Не останавливаться перед барьером мнений. С. Б. Герасимов…………..107
А началось все с самовара… Л. Б. Голованов………………………………..110
«Дубна была ко мне добра...». А. З. Дубничкова........................................113
1998. Хроника событий………………………………………………………....115
Уроки экологии капитана Мавродиева………………………………………….118
"В конечном итоге все определяет результат" . Ю. Ц. Оганесян………………121
Пражские встречи …………….……………………………………………………126
1999. Хроника событий…………………………………………………………154
"Мы не должны потерять Дубну» М. Фингер……………………....................156
Ключевые понятия: концентрация и развитие. Л. Майани…………………158
Часовой на пульте ускорителя. В. Н. Перфеев.
PS. Новая смена в смене на нуклотроне. А. В. Бутенко..…….…….……………… 160
2000. Хроника событий…………………………………………………………164
О праве на ошибку, ответственности и творчестве.
Т. Я. Жабицкая………………………………………………………………….. ……….…167
Нам удается не просто выживать, но и продвигаться вперед.
В. Г. Кадышевский…………………………………………………………………………..170
Дни и годы открытых дверей,
или О значении PR в развитии научного центра………………………………174
Беспрецедентная итальянская защита. Паоло Джубелино…………………181
Будущие открытия планируются сегодня. И. А. Савин………………………191
2001. Хроника событий…………………………………………………………189
Госпремия России как результат
плодотворного сотрудничества…………………………………………………………..192
Удивительно теплая польская осень Из путевого дневника….…………….195
“Как важно вовремя передать эстафету”. Г. А. Ососков………….………….226
Нейтринные осцилляции:
идея подтверждена экспериментально…………………………………………………230
На сеансе в 205-м, или Новая жизнь «гектара под крышей» ………………235
2002. Хроника событий…………………………………………………………239
Отчет о командировке. Минские встречи………………………………………242
"...А сверхтонкий резонанс
лишь поддержит ренессанс!". Ю. П. Гангрский………………………………………..261
Об экзотических ядрах и их значении
в науке и жизни. Ю. Э. Пенионжкевич……………………………………. ……………262
"Я не удивлен, что очень многие хотят приехать в Дубну..."
Дж.
"Нет ничего практичнее хорошей теории". В. К. Мельников………………271
Отсвет ярких звезд. Профессор Л. Хальперн.......……………………….....275
В вечерней смене на нуклотроне, или Почти ночь перед
Рождеством ……………………………..………………………………………………….278
2003. Хроника событий…………………………………………………………281
Ускоритель для Словакии: идеи воплощаются в железе…………………..285
DIAS - новый образовательный проект. ………………………………………288
Встреча без галстуков. С польским послом…………………………………...293
«Важней всего погода в доме…» А. И. Малахов..…………………………294
Отчет о командировке. Встречи в солнечной Варне
с людьми, которые занимаются науками о жизни…………………………………….302
2004. Хроника событий…………………………………………………………313
Профессор Робер Эймар
Всегда интеллект был самым важным…………………………………………318
Как звучат "электронные струны",
или Семейный подряд в получении высокозарядных ионов. Е. Д. Донец………320
Наука в первую очередь объединяет людей. И. А. Голутвин……………….327
2005. Хроника событий…………………………………………………………339
«Дорожная карта», зеленый свет... ……………………………………...……..343
Первый шаг к объединению усилий.
Рассказывают участники Круглого стола
"Поиск смешанной фазы сильновзаимодействующей материи
на нуклотроне
"Дубна сильна яркими людьми". А. Г. Ольшевский…………………………..351
"В наших новых разработках
ученые играют решающую роль". Ю. К. Недачин …………....................................355
Чтобы встреча была не последней!
Студенты и научная молодежь – о своем будущем на финише Года физики…..363
2006. Хроника событий…………………………………………………………367
Четыре дня, которые останутся в памяти. Итоги полувека ОИЯИ
в оценках коллег и друзей…………………………………………………………………372
«Дубна научная» в объективе Юрия Туманова.
К выходу в свет авторского фотоальбома...……………………………………382
В. П. Шириков, «Избранное».
Три рецензии на одну несерьезную книгу……………………………………...383
Встречи на Рочестерской конференции………………………………………..386
«Мы работаем на грани возможного»
За круглым столом в Лаборатории ядерных реакций –
участники работ по химии 112-го элемента……………………………………………399
Из Германии - с любовью. Два комментария на одну тему………………...407
Дитмар Эберт : «Это были необыкновенно
плодотворные и счастливые годы»…………………………………………………….407
Рудольф Позе: «Образ России останется в сердце»……………………….410
Международный линейный коллайдер:
на старте большого пути . Г. Д. Ширков………………………………………………..413
2007. Хроника событий…………………………………………………………419
"То, что интерес к физике пропал, – неправда". И. Штекл………………….424
Хороший импульс для дальнейшего сотрудничества.
Запуск циклотронного комплекса тяжелых ионов DC-60 в Астане………………..425
"С учителями в науке мне несказанно повезло". В. Л. Аксенов……………437
Встречи с легендарным физиком. Мюррей Гелл-Манн………………………444
2008. Хроника событий……………………………………………………….448
LHC без магии. Из женевских дневников………………………………………453
Четким расчетом поверяя гармонию. Г. Г. Гульбекян……………………....471
Предложения Дубны вызывают интерес
в мировом физическом сообществе…………………………………………………….477
Дубна – Пекин: аккумулирующая линия………………………………………..481
2009 ¬– 2010. Хроника событий……………………………………………………484
О самом ценном, что осталось в России. Владимир Губарев………………490
«Будем на связи!». Алан Криш ………………………………………………….491
На пути к островам стабильности . Страницы дневника…………………….493
ЦЕРН и Россия. Об экспериментах на Большом адронном коллайдере.
В. А. Матвеев………………………………………………………………………………..497
Послесловие
Александр Леонович. Зачем законам имена? ……………………………….476
Андрей Ваганов. Умаление божества науки…………………………………..507
Вадим Бедняков. «Приключения интеллекта» на пути к новым знаниям..508
Евгений Молчанов. "Беседу вел..." Хроника, интервью, дневники. Москва, изд. Этерна, 2011