9 Беседа о царском деле и чертях.
Монастырь. Иноки Шуйский и книгочей. Вечер.
«Этими людьми владеют какие-то
необыкновенные духи, но что это
за духи?»
(Э. Уайт. Великая борьба.
Реформатор Мелангтон. Гл. 10).
Книгочей:
По слабости твоей, слеза скатилась.
Шуйский:
Уф, слёз мне не унять. Но ангел
Нашептал, что Элохим просил
Самсона лично заступиться.
Книгочей (с иронией):
Он слишком высоко летал. Ему б на
Землю опуститься.
Шуйский:
Пусть катятся себе. Презрев приличия
На Земле, Антихрист навсегда
Привязан к Яхве.
Книгочей:
Немало падших, тех, кто возомнили,
Что богу равны. Сатана один из них.
Шуйский
Свершается борьба добра со злом.
Слеза – ручательство мягкосердечия,
Мой щит на происки врагов. (Книгочей пытается прикоснуться к локтю Шуйского. Замешательство).
Книгочей (похлопывая по плечу Шуйского):
Крепись. Ты муж и должен твёрдость
Духа воплощать.
Шуйский:
Ты ошибаешься. Лишь инок.
Книгочей:
Сегодня – да. А на полях? Приметен
Шереметевым особо. Разве не так?
Шуйский:
Моя отвага впечатлила. Он заявил при
Всех. Что тут такого?
Книгочей:
Зело хитро идут дела меж вами.
Шуйский:
Никак, завидуешь? Потешными боями
Впечатлился? Так поимей ввиду, он
Крёстный мой отец.
Книгочей:
Ну, ну. То-то наш князь радеет шибко
За тебя. Ты, молодец, фогота выбрал
Знатного себе. Пока другие в стороне
Стояли.
Шуйский:
Я? Ну, уж нет. Так получилось с малых
Лет. Меня поставили пред фактом.
Книгочей:
За что же честь такая?
Шуйский:
Пока не знаю. Но скоро разберусь.
Надежды не теряю.
Книгочей:
Глаза на мокром месте у героя! Али
Обод обворожил, представ таким,
Что разум помутил, заставив позабыть
Индоктринацию для воина, и кто
Тому учил? Пора настала применять.
А нонче, чем не повод?
Шуйский:
Я не готов к такому разговору.
Книгочей:
Благоразумие мудрости сродни. Не мне
Учить подобным штукам. И откровения
Ждать взамен.
Шуйский:
Но я сказал, что знал!
Книгочей:
Занятно. Но те, кого ты слушал,
Известны слишком. Им нельзя не
Доверять! Парсуны весьма
Правильного толка. А ты ведёшь себя,
Как мальчик. И разве не пора бояться
Перестать, по силе избегая лишнее?
Князь Шереметев немало тяготит к
Предосторожностям. К чему напрасно
Воду лить? Пустое! Забудь о тех двоих.
Свершившееся не переменить,
Перелистни страницу прошлого и
Отпусти достойно.
Шуйский:
Забыть, что ранит душу? Ты смеёшься? (Резко).
Совсем не так, жизнь в иночестве
Представлялась. Хотеть, желания
Скрывая, обиды преломляя и заглушая
Боль, перемежая с порывами
Пристрастия! В том мой удел? Рвать
Путы по ночам, стеная от того, что не
Свершилось. Я быть участником иного
Мира должен. За что? Мне предъявили
Счёт! За стену перейти не в состоянии.
Кто там, за нею? Где силы взять, чтоб
Пережить несправедливость? Всё к
Одному! Свалилось. Вот и волоку.
Ноги подкашиваются иной раз.
Книгочей (шёпотом):
Как будто я не знаю, почему.
Шуйский:
Не потому слеза течёт. Совсем не
Потому. Рассказ затронул и из сердца
Не выходит.
Книгочей:
Реки.
Шуйский:
У Грозного есть старший брат Георгий.
Единственный единокровный.
Книгочей:
А кто же мать?
Шуйский:
Сам догадайся!
Книгочей:
Но зачем? Иных и прочих придётся
Перебрать. А список длинен. Коль не
Соврал, так не увиливай. Грешно
Томительство и неуместно. Иль
Удивить собрался? Думаешь, мне
Лестно?
Шуйский:
Ужели трудно, дать ответ?
Книгочей:
Я что, пророк? Вещун?
Шуйский:
О, как сказать?
Книгочей:
Как начал речь свою. Так и закончи.
Шуйский:
Кто дёргал за язык! Но в братстве, что
Не почёт, то заковыка. А что не упущу,
То завтра же преподнесут на блюде.
Готовься, инок. (Пауза, смотрит внимательно на книгочея).
Звать её Соломония.
Книгочей:
Вот даже как? Фью. Сродни удару
Исподтишка витою плёткой. Княжна? (Ухмыляется, дёргает себя за ухо, растерян).
Ужель она? Известная парсуна
Династии Сабуровых! Ха-ха.
Шуйский:
Не ожидал?
Книгочей:
Нет. И не думал даже о таком раскладе.
Что, Шереметев подсказал? (Шуйский молчит. Отстранён).
Припас занятный ход великий князь
Для нас. Соломония, она же Софья
Преподобная. (Пауза).
Шуйский:
И первая жена господаря Василия. И всё
В одном лице. Ты прав! Что будешь с
Правдой делать?
Книгочей:
Хотя, Великий князь и жёны давно
Почили в бозе, их вечный сон никто
Не смеет нарушать.
Шуйский:
О, верно. Оставив всё, как должно,
Они в фамильных склепах спят. (Задумчиво смотрит на книгочея).
Книгочей:
Нет, уж. Теперь с тебя рассказ.
Шуйский:
Соломонию признали бесноватой.
Книгочей:
Не знал и это. Отчего?
Шуйский:
В народе говорят, скрывала кое-что.
Ей князь великий не поверил. А,
Впрочем, сама не настояла, видя, что
Муж к ней охладел. Князь должно не
Проверил, доверившись прислуге. И
Спешно приступил к занятию иного
Рода – свадьбе. Кто смел бы помешать
Господарю, наместнику от бога?
Книгочей:
Соломония не предупредила, что плод
Вынашивала? Как же так…
Шуйский:
Обида жгла, переполняя члены. И
Передумала, отметив перемены. Муж
Жил вовсю с двумя, пока ещё таясь.
Книгочей:
Он спал с Еленой?
Шуйский:
Может быть и нет. Но мысленно, давно
Давал понять, что с нею обручился.
Какая жёнка стерпит? Змеёю
Подколодной вкралась и беды за собою
Принесла Прекрасная Елена. О, для
Соломонии те года, как ад при жизни.
В глазах у мужа и на языке разлучница
Таилась. Везде, к чему касательство
Имела, мерещилась чужая длань.
Приметы верные Соломония
Примечала, но до поры молчала. Пока
Могла терпеть. Всего скорее, Василию
Насильно напророчили волхвы да
Знахари новорождённого ребёнка от
Девы молодой. Не от жены! Явилась
Глинская. И отступилась прежняя.
Книгочей:
Соломония жертва! Её за козни упекли
Бояр, князей из ближней свиты. Как
Жаль, что так жестоко обошлись. Но,
Что же делать?
Шуйский:
Укор боярской думе, а паче тем, кто
Длани с наслаждением потирали, влив
Месть в порыве злости в будни
Господаря. Правда в упор, князю глаза
Слепила. Василий тешил разум сказкой,
Что врёт Соломония, страстно желая
Возвращения. Пособники не отходили
Ни на шаг. Сыскались и льстецы для
Пагубного дела. Княжну, в отместку за
Строптивость, травили, поступая крайне
Дерзко, но не сумели вытравить дитя.
Книгочей:
Вот даже как? Откуда знаешь?
Шуйский:
Народ всё видит. Чешет языком. Она
Роптала и топтала рясу, власы на
Голове рвала. О, князь важнее. Разве
Не понятно? Чья чаша перевесит в той
Игре. Итак, Соломонию признали
Бесноватой, постригли, удалили в
Храм. Насилие свершилось. Подале с
Глаз, как говорят, подале от греха.
Обидчиков, кто укорить посмеет?
Бездетная супруга? Кому она нужна в
Монастыре? Да, бесноватая княжна!
Не подчинилась мужу. Все видели, но
Не вмешался за неё никто. Страх над
Любой обидой царствует. Но бог
Предостерёг. Настигла злопыхателей
Суровая расплата. Соломония тайно
Родила, а в склеп положена обряженная
Кукла.
Книгочей:
Так значит, оболгали? Что за языки!
Шуйский:
И как тут обойтись без казней? Как
Приструнить строптивых, что нашлись?
Книгочей:
Грехи чужие казни прикрывают.
Шуйский:
А мы здесь для того, чтоб чтить законы.
Книгочей:
О, кабы было так. Здесь райский сад
Расцвёл бы. Благоухал среди полей
Унылых, зелёных трав и пастбищ для
Скота, что пасся без присмотра
Пастухов. А мы, как горнии витали в
Облаках, садясь на кущи. И тело
Невесомо колыхалось, и не болела
Никогда душа. Сидели, нежась, нас
Ласкали лёгкие ветра. Амброзию
Вкушали не спеша да фиги, и песни
Распевали под аккомпанемент фагота.
Со сказками вполне звучит неплохо, и
Знать не надо ничего. Приходит всё
Само и также отдаётся.
Шуйский:
Но жить зачем, коли постигнешь всё?
И интереса нет, и радость растеряешь.
Книгочей:
Спроси у вещих старцев, те познали
Свет. И мало что уже их удивляет.
Кто спорит с истиной? Она, как знаки
Свыше, и как закон природы,
Непреложна.
Шуйский:
Но молодость проходит скоро, ей
Свойственны ошибки.
Книгочей:
Отбросив фанаберию, должно быть, не
Трудно отличить личину фарисея от
Лика истинного человека. И следует
Принять, как должно, то, что рядом
Происходит. И постараться жить,
Законы чтя.
Шуйский:
Ты слишком много хочешь от меня.
Книгочей:
Законы старшинства никто не отменял.
Единства тоже. Коль нарушать, Земля
Перевернётся.
Шуйский:
И черти как-то раз предъявят счёт. Их
Дьявольский оскал пойдёт в довесок.
Книгочей:
Очнуться не успеешь, как влетят. Что
Делать будешь, коль укрыться не
Сумеешь? Они такое враз наговорят,
Что сляжешь. А потом протянешь
Ноги.
Шуйский:
Ты не устал вещать? Оракул.
Книгочей:
Зачем здесь говоришь, чего не может
Быть?
Шуйский:
Чертей бояться, в омут не ходить. А
Хочется побаловаться.
Книгочей:
Ты инок. А вменяешь про чертей. И
Так, как будто с ними знался.
Шуйский:
Как знать!
Книгочей:
Что слышу, Шуйский? Неужели,
Якшался с ними ты накоротке? Ха-ха!
Какая кобь . Страшилка удалась.
Смешно с тобой, ей-богу. Признайся,
Кошмары часто снятся? И делишься,
Не побоюсь сказать, чтоб ночью я,
Как ты, боялся? Но труса праздновать
Вдвоём гораздо веселей! Однако, я не
Из пугливых. Хотя, откуда черти в
Голове твоей, понятно.
Шуйский:
Но, выпивая, часто мы грешим. И я не
Исключение из правил. Поддавши,
Сквернословил, чертыхался. Зрил то,
Что пьяным называют бредом, где
Явно чёрта проступает гнусная личина.
Иной раз, просыпаюсь среди ночи, на
Уши давит тишина. Но что-то с ней не
Так.
Книгочей:
Кошмар. Он разорвал обыденность.
Чёрт в сновидении предстал, сыскав
Лазейку. В подобной жути, кто не
Пребывал?
Шуйский:
Ах, кабы, так! Сосед склонился и
Дышать мешал. Высматривал. И то
Молчал, то что-то лепетал. Язык его
Мне непонятен был. Но я не удивился.
Он звал, да так, что я пошёл за ним.
Книгочей:
Как странно. Почему не отогнал?
Шуйский:
Тяжёлым грузом лёг. Я наблюдаю.
Соскочил. Стоит неподалёку. Он ли?
Ногою так неладно бьёт, и морщится,
И спину гнёт лукаво, и явно сзади
Проступает бугорок.
Книгочей:
Что? Где?
Шуйский:
Спины пониже. Тут. (Показывает).
Как думаешь, не прячет ли он хвост?
Книгочей:
О, Шуйский, ты меня смущаешь!
Вполне такое может быть с чертями.
Особенно под рождество, когда
Младые девицы гадают. Кидают
Сапожок к дверям и жениха к
Глубокой ночи поджидают.
Шуйский:
А ты бы знал, как я смущён бываю.
Так пригляжусь и сяк. На цыпочки
Приподнимусь. И вижу…
Книгочей:
Страшный сон, проснувшись, наконец.
Шуйский:
То вовсе не сосед, а чёрт ко мне явился.
Книгочей:
Ах, женишок к тебе прибился? От
Красных девиц ускакал и подле
Очутился. Ты посмеяться надо мной
Пришёл? Я понял, нонче бдить
Придётся. Причём, не одному.
Шуйский:
Какое заблуждение! Я искренен, как
Никогда. То чёрт, и прямиком из
Преисподней. И рыло пятачком, и с
Кочергой. И так тихонько манит за
Собой. Подумалось, с одним я
Справлюсь, как-нибудь. А если тьмою
Обратится? Войдут толпой, по 4 углам
Рассядутся и бегло зачитают некий
Список. Все прегрешения, что и забыл,
Вменят! Уж покуражатся и посмеются
Вволю, низвергнув в ад, где грешников
И без меня довольно. Смотри! Сей час (Показывает на угол).
С десяток пребывает. Но множится и
Множится их сонм. Собрались в ряд,
Кряхтят. И ждут. И страхи принимают
За откровение моё. Ты слышишь писк? (Пищит «пи-пи», подражая мыши).
Не верь. То чёртов глас! Как мышь
Проворная в нору сбегает. И голос мне
Оттуда подаёт. (Ринулся в угол, встал на четвереньки, продолжая пищать).
Книгочей (в сторону):
Похоже, Шуйский, ты совсем не
Представляешь, в какой глубокой
Жопе пребываешь.
Шуйский (вскакивая):
Но что это? По воздуху несёт сам чёрт
Меня. И вот на месте я. И глазом не
Моргнув, сижу с десятком дуралеев.
- Ага! Хозяина не досчитались, -
Чертяки выставили рожки и тоненько
Так голосят. - Как явится, так будет нам
Работа. - Но, чу! Что слышу я? Звучит
Едва-едва фагот. Да это точно он. Фью,
Фью. Осталось ждать недолго. Земля
Дрожит. Он на подходе.
Книгочей:
Кто? Ты о ком? Опомнись!
Шуйский (шёпотом, с ужимками):
Тсс-с! Ты не понимаешь! Не встревай.
Иначе, пуще прежнего, встречая
Сатану, возрадуются черти. Тогда
Обоим нам несдобровать.
Книгочей:
Сходил бы лучше к алтарю, да
Помолился! Свят-свят. (Крестится).
Шуйский:
Ш-ш! Слышу, слышу, он идёт!
Книгочей:
Да тут с ним чокнешься, пожалуй!
Шуйский:
И вот, свершилось. Точно в срок. Всё
Тишина покрыла.
Книгочей:
Да спятил он с вином да пивом
Вперемешку!
Шуйский:
Нет. Нет! Молчи. Безумство не такое.
Я чётко вижу выход Сатаны. Прозрел,
Лукавого найдя следы. Смотри!
Книгочей:
О, боже! Он сошёл с ума! Не шутит
Вовсе. Того гляди, меня с ума сведёт.
Шуйский (находясь в полуобморочном состоянии):
В огромном зале полутёмном,
Холодном, стойно склеп, струилась
Дымка, медленно вращаясь и
Завораживая всех. От наваждения
Кружилась голова. А может быть, от
Непривычки. Ещё не знал, что ждёт
Меня. И страх в себе таил, хотя и
Чувствовал подвох, который даже в
Стены просочился, меняя очертания
Вокруг. И стаи мух и блох вились
Повсюду. Запах тлетворный настигал.
Картины мирной жизни вмиг исчезли.
В отчаянии, взирая на врагов, я с места
Сдвинуться не мог. В предосуждениях
Нестрог, стоял, мистерией объятый,
Разглядывая нежить всех мастей. Они,
Не прекращая, прибывали, заняв
Пространство, принялись болтать. Но
Разом смолкли, заслышав отдалённый
Шум. Внезапно Сатана возник, и
Поразил присутствием отвратным. О,
Грозен выход был падшего ангела.
Огромен, как скала, и неприступен, не
Обхватить за стан десятерым, что
Черти на расправу подогнали, читая
Бесконечный список дел. Ужас и
Трепет вызывает ад в сознании
Людишек. Рык Сатаны раскаты грома
Заглушает, раскалывая скалы на куски.
Бунтарства дух витает, приходящих
Вопрошая. Звучит вдали фагот. На
Троне, в витой короне, пышно
Восседает Ада царь. И слуг встречает
Взмахом посоха, лозою обрамлённым
Виноградной. Да только из-под тирса,
На землю кровь сочится. Она и есть
Сакральное звено, субстанция,
Скрепляющее мёртвый мир с живым.
Цепочкою повыползала нежить.
Отродье ринулось потоком к Сатане,
Перечисляя прегрешения и низко
Приседая, Харут, Иблис, почтение
Храня хозяину и Аввой величая,
Гордыню пробуждают на помин. Их
Щит – напыщенность, словесный блуд
И ненадёжность. Для откровенной лжи,
Замешанной на правде жизни, расчёт
Настал и свой черёд пришёл. Шайтан
И дьявол подвизались, похожие, как
Братья-близнецы. Чу! Отдалённый
Гомон. Он всё ближе, ближе. А вот и
Проявилось Нечто. Дверь нараспашку.
Ведьмы прибыли, чтоб заявить своё.
Фессалки умудрились воскресить
Бриго . На ней следы насилия, не
Заживающих ожогов. Сама дрожит,
Сочатся гноем раны, а волосы опалены.
Уже читают приговор, расплата ведьму
Не минует. Воздастся по заслугам ей.
Демон летит Аим с Искариотом. Иуду
Вечно будет он сопровождать. И на
Ухо предателя шептать, как бога
Обмануть. Пожар, излюбленное место
Хакельдама, из пекла, ухмыляясь,
Восстаёт. А рядышком, князь Ада,
Вельзевул. Все собрались, и каждому
Чего-то надо. Подачек с тризны просят.
Безудержно оркестр играет туш. В
Согбенной позе до земли, презренно
Замерли 2 демона, Асмодий с Азазалем.
И Сатана, прельщённый дьявольским
Отродьем, пасть разверзает, жаром
Пышет, чертям бросая горсти злата,
Пуская подошедшим пыль в глаза. Им
Темнота отрада. Жадно хватают на
Лету, кляня весь Свет. Чтоб угодить,
Ползут на животе, как змеи, изловчась,
Земли касаясь скользким, липким
Торсом. Все до единого наги и
Безобразны. Злобезность скрючивает
Члены. А Сатане того и надо. Не важно,
Кто следует за кем. Приличий он не
Различает. А то, и вовсе отвергает. Пока
Пред ним озорничают, ножонкой бьют,
Язык показывают, корчат рожи. И
Самый с виду захудалый, торопится
Припасть к клешне, облобызать, с
Пороком раствориться. Похоже на
Жестокую игру, где к истине не
Подступиться, где черти правят мессу,
Фальшивые улыбки источая. Асмодий
Третий глаз предпочитает, что на
Затылке. Он чертей король. Повёртывая
Головой, взгляд говорящий видит их
Насквозь. Копытами перебирая,
Хвостами бьют, готовы, как один,
Людишек рвать на части. Царю
Перечить бесполезно. Асмодий чертит
Круг. В него влезают шерстяные
Дьяволята. Агасфер справа наблюдает.
Ему корысть свела колени, не
Дозволяя приседать. Жид вечно занят.
И сей час пыхтит. И что-то замышляет.
Мистерия немало впечатляет. Мамона
Несуразен, но опасен. Он при больших
Деньгах. При нём всегда, приличная
Мошна, слепящая глаза и разум.
Однако, демон Люцифер, вступает в
Прения с своим собратом Сатаною.
Вот-вот и сцепятся. Как хрупок между
Ними мост. Уже не проклинают Бога,
Но третьего зовут, что имя носит
Вельзевул. И трое долго спорят,
Загораживая трон. Противный узел
Затянулся. Кровь с выи капает. Но как
Удавку сбросить? Как продохнуть?
Смотрю на самый верх. И представляю,
Как ветер гонит облака, чтобы водой
Разлиться. Момент отчаяния сменяется
На безразличие. Пришедшие легко
Преображаются. И мёртвые из гроба
Восстают, сквозь землю длани
Выставляя, пролезают, к танцующим
Ползут, под звуки присоединяются. И
Танец Смерти с Сатаною создают.
Оркестр сильнее музыку играет.
Гляжу, и глаз не оторвать. Соседа
Очередь подходит. Шепнул. А Сатана
Толкнул. Падёт, пискляво захохочет, и
Тотчас обратится в прах. Я пребываю
В шоке. Он мёртвым был, когда меня
Застал. Мертвее не бывает. Давил
Безбожно тяжестью могильной. И вот,
Из праха возродился на глазах. Себе
Занятие находит, с наушниками споря
В стороне. Они длинноязыки. Им важно
Усидеть в седле. В умении заговорить
Любому зубы, нет равных среди тварей
И чертей. Разобрались по парам,
Шептать взялись, без всякого разбора.
И к уху левому пролезти норовят. Кому
-То удалось. И, началось… Грязь и
Раздоры потоком полились. До
Бесконечности возможно слушать. И
Не устать. И не спросить, зачем.
Улыбка Сатаны с лукавством схожа.
Своей минуты тишины хозяин ждёт.
Живя бедой, он вечно бледен и
Потирает мерзкие ручищи. Бездонна
Пасть магистра, зияя червоточиной,
Червей ходами и чужими болезнями.
Мерещится, я мимо проплываю. - Так
Не бывает, - думаю. И рвусь, себя
Щипая, ввысь, но сковывает боль
Движения и не меняет ничего. Всё те
Же хари возникают. И замирает Жизни
Колесо. Пасть адова повсюду. То пламя
Пышет из нея, то реки крови низвергает,
То, вопреки законам естества, наружу лёд
Ползёт, не тая. 3 состояния влаги
Сопутствуют Хозяину из Ада. Он вечно
Зол и одинок, добра не ищет. Огнём
Пылают зраки и устремлены на тех, кто
Перед ним. И полон Идол Зла желанием
Казнить за прегрешения людишек.
Задача очевидна: клеветать, порочить и,
Если что вершить, то только поперёк. Он
Облик так меняет быстро, что невозможно
Уследить. Вот щёголь вист добавит,
Красавец предстаёт и чаровник, а голос в
Свист сладчайший переходит, но вот
Переменился. Плешив, уродлив, стар, а
Жуткий глас, ему принадлежа, пугает
Изощрённостью своею. Не длани,
Пакши распростёр. Хвать и сжимает
Души. Когти царапают, чтоб саднели
Они. Не глядя, душит. И исчезают,
Растворяясь, души, в небытие. Исчадие
Ада окаянные тела порежет на ремни, и
В жерло со смолой кипящей бросит.
Куда, как ладно заскворчат на
Сковородке. Как бешено играет в чане
Кровь, бурлит, кипит, отчаянно шипит.
Шишиг заводит, надувая пузыри. Как
Лопаются, кровью стены истекают. И
Выползают черви из могильных плит,
Переплетая мёртвый стан. Врата
Открыты ада. Заходи. Черти ключи
Показывают в лапах. И партии ведут,
Забрасывают в чан, клыками щёлкают
И шевелят тела людишек. Готовят
Варево из тел. При деле все. Сам
Сатана одет в стихарь и яростно даёт
Понять, что если кто попал к нему на
Сходку, обратный ход закрыт! Хоть
Закричись. Никто не возражает.
Наоборот. Чертей крики людишек
Возбуждают. Подбросят уголька и
Наддадут по физии копытом. О, ад!
Алчба извечная и грязная работа.
Где черти до седьмого пота прессуют
Души, отделяя их от тел. И пыткам
Нету счёта. Чертяки не гнушаются
Ничем. Не заглушает чёртов голод
Людоедство. Ты не сожрёшь, сожрут
Тебя. Закон вмешается простой, но
Вечный. А как для пущего различия
Тебе картина погорельцев?
Книгочей:
Премерзко. Раздражает глаз. К чему,
На этот раз, черту подводишь? Зачем
Так жёстко ад живописал? Я
Воссоздал в уме картины Босха и
Мемлинга. И мне не по себе. Я также
Опечален состоянием твоим. Ты
Страшный суд представил. Он в
Голове твоей застыл и жить мешает.
Тебе покаяться, молиться и молиться,
Чтоб позабыть скорей. С подобным
Грузом долго не протянешь.