Рассказы про Алекса. 9

фон Бар Алекс-Эрнст
                Штрихи к портрету.

                *

   Алекс не решал свои проблемы. Вместо этого, он убегал от них и прятался. А когда проблемы догоняли его и, окружив со всех сторон, кричали: "Русс, сдавайс!", Алекс, с кличем: "Врёшь, не возьмёшь!", взрывал себя и проблемы последней гранатой РГД-5.

   Что ж, в жизни всегда есть место подвигу. А если повезёт, то и двум-трём.



                *

   Когда бутылка "Абсолюта" опустела, пустота внутри Алекса стала абсолютной. Но в этой абсолютной пустоте было так темно, холодно и пусто, что Алекс, ужаснувшись, плеснул в неё пол-литра "Будвайзера".



                *

   Когда-то, в молодости, Алекс короткое время служил матросом. Второго класса. С тех пор в карманах его брюк всегда лежат два платка. В переднем кармане - носовой платок, а в заднем - кормовой.



                *

   Однажды Алекс попросил у Бога немного денег. И что вы думаете? В ту же минуту ему позвонили с работы и сообщили, что вместо обычных восьми часов придётся отработать двенадцать.

   Больше Алекс у Бога никогда ничего не просил.



                *

   Алекс не изобретает велосипед и не открывает Америку. Он, как и все, пользуется изобретённым и открытым другими. Но вот ехать на уже изобретённом велосипеде в уже открытую Америку Алекс категорически отказывается, утверждая, что ему и дома хорошо. Так ей и надо, этой Америке!

   



                Dum spiro, spero.

    Много воды утекло в трубу Б с тех пор, как Алекс явился в этот мир. И ровно столько же втекло из трубы А. И не переполнился бассейн жизни. И ничего-то из него в подставленное Алексом решето не выплеснулось...

   Но так уж устроен человек, что пока дышит, надеется. Медленно поднимаем руки вверх - вдох, опускаем - выдох. И надеемся, надеемся. Надежда. Надюша. Надюха. Или, как у Алекса, Надежда Константиновна...



                Расширение сознания.

   Земную жизнь пройдя, ну скажем, на три четверти, Алекс вообразил себя Дон-Кихотом и отправился сражаться с ветряными мельницами. В Голландию. Ведь только там они ещё сохранились в дикой природе. Но приехав в Голландию и увидев вблизи ветряную мельницу, Алекс передумал. И загрустил. А в грусти Алекс страшен. Тогда его спутники, вообразившие себя коллективным Санчо Панса, предложили ему закурить и оправиться. И они пошли туда, где можно без труда найти себе и то и сё, и пятое и десятое. В ближайший "кофешоп". А ближайший  располагался напротив отеля. Через дорогу. И это, как потом задним умом понял Алекс, была большая удача. Ведь обратный путь в гостиницу может оказаться неожиданно долгим и полным приключений. Как возвращение Одиссея...

   Эпилог. В "кофешопе" они закурили и оправились. И ещё раз. И ещё. И тут у Алекса расширилось сознание. Расширилось настолько, что Алекса сплющило по вертикали и растянуло по горизонтали. Так что, из Голландии он вернулся другим. Он больше не Дон-Кихот. Теперь он - человек и пароход. Одновременно. Два долгих гудка в тумане...



                Басни.

   Однажды Алекс написал басню. На классический сюжет "Кот и повар". Только у него потом - суп с котом. С тех пор на душе у Алекса скребут кошки. Смотрят исподтишка и скребут исподлобья. Как гвоздём по стеклу. Поначалу Алекс топал на них ногой и кричал:
   - Брысь!
Но кошки не уходили. Зато приходила супруга - психиатр головного мозга. Тогда Алекс решил дружить и стал кормить кошек колбасой. Нажравшись колбасы кошки засыпают. А Алекс садится сочинять новую басню. На классический сюжет "Волк и ягнёнок". Только у него теперь и волки будут сыты, и овцы целы.



                Про «это».

   Пожалуй самый эротический текст у Чуковского — «Тараканище». Там все только и делают, что делают «это»: зайчики в трамвайчике, волки на кобыле, львы в автомобиле, а извращенец кот — задом наперёд. Ну и, конечно, кульминация сюжета, когда слониха, вся дрожа, так и села на ежа…

   Почему-то и автора, и читателей волновали исключительно глубинные переживания слонихи. А вот судьбой несчастного ёжика никто не озаботился. Никто, кроме Алекса. Ещё будучи добрым, невинным ребёнком, он на этом месте всегда закрывал книжку и на вопрос: «Почему?» тихо отвечал:
   — Ёжика жалко…
Чувство это многократно усилилось в Алексе, когда он повзрослел и на него самого, то там, то сям, стали, дрожа, садиться разнообразные слонихи. «Бедный ёжик», — с грустью думал Алекс, пыхтя и отдуваясь — «Мир праху твоему…»

   P.S. Читательница М. написала мне, что ей жаль разнообразных слоних, с дрожью садящихся на гадких ёжиков. И мне их жаль. Хотя, с другой стороны, кто мешает им садиться на резиновые мячики? Так нет же, живого ёжика подавай!

       

                Плохо.

   Алекс очнулся от странного шума. После вчерашнего ему понадобилась пара минут, чтобы понять, «вас ист дас?». Какой-то вундеркинд с палкой играл ноктюрн на флейте водосточных труб.
   — Нечеловеческая музыка, — пробормотал Алекс открытым текстом, взятым из открытых источников. С трудом разлепив веки, он упёрся взглядом в стол. На блюде с остатками студня проступили крутые скулы океана. Болезненно морщась, Алекс повернул голову к окну. По небу гуськом плыли облака в штанах системы «панталоны».

   «Ну, вот он и пришёл, как и обещал. Весомо, грубо, зримо, — заворочал мозгами Алекс, — Шагнул, блин, через века. И прямо в водопровод. Ясное дело, футурист. Владимир Владимирович и кто там ещё?»
   — Бурлюк! — забурлило, заклокотало в горле у Алекса…

   



                Чтобы мир о тебе узнал...

   Из истории Алексу было известно - чтобы мир о тебе узнал, надо совершить крупное злое деяние. Например, поджечь храм Артемиды в Эфесе. Или Рейхстаг. Не к ночи будь помянут...

   Но к своему стыду, Алекс не мог совершить злое деяние. Он и доброе совершить не мог. А если и совершал - то очень редко и через силу. И если б не ваш покорный слуга, мир о нём так и не узнал бы.