Эту странную, но, тем не менее, загадочную историю, я слышал от одного знакомого, в почтенных годах седовласого человека.
Находился я как-то в служебной командировке, - начал он свой рассказ, - и занесла меня судьба в родные края, где пробежало босоногое детство, да и часть бурной молодости тоже было оставлено в этих местах. Больше двадцати лет прошло, как я с родителями переехал на другой край нашей необъятной страны. Вот сижу на автовокзале, дожидаюсь автобуса. Решил заехать в свое село, попроведовать родственников, а, может, думаю, кого из старых знакомых увижу. Смотрю, заходит в помещение вокзала какой-то монах в черной длиннополой рясе, подпоясанной длинным широким кушаком, за спиной холщовый мешок с веревочными лямками. Зашел он, осмотрелся вокруг, перекрестился, подошел к кассе, купил билет и направился в мою сторону. Лицо его с аккуратно подстриженной бородкой излучало какую-то благостную улыбку. Подойдя ко мне, он вежливо поздоровался. Я машинально кивнул ему в ответ. Присев рядом на лавочку, и, немного помолчав, он вдруг повернулся ко мне и спросил: «Что, Василий, извините, что забыл, как вас по батюшке, решили родных навестить»? Я так и опешил. Оттуда этому божьему человеку знакомо мое имя? В ответ я пробормотал чисто из вежливости: «Да, вот мать подарок сестре передала, решил завезти». «Очень богоугодное дело, что родственников не забываете», - похвалил он. На этом наш разговор и закончился. Вскоре объявили посадку.
Через час уже подъезжали к деревне. Село, показалось мне, вроде преобразилось, а может, просто давно здесь не был. Нахлынули старые воспоминания. А вот и знакомая улица. А на пригорке стоит небольшая деревянная церквушка с крестом на свежепокрашенном куполе. Когда уезжали из этих мест, казалось, что она вот, вот развалится, доживая свои последние дни. А теперь трудно узнать. Стоит,как новая. Вот и знакомый дом. Сердце так и колотится, узнают ли меня родственники?
Тетя Маша, так звали сестру матери, маленькая сухощавая старушка, открыв дверь и выйдя на крыльцо, встретила меня очень радостно.
- А мы ведь тебя сразу признали, только глянули в окошко. Батюшки, дак ведь это Васька, к нам в дверь стучится. Ну, давай рассказывай, как доехал, как мать с отцом поживают? Да ты, наверно, проголодался с дороги? - засуетилась тетка, заводя меня в дом и усаживая поближе к столу.
На следующий день я снова увидел того странного человека в рясе.
- А что это за монах идет по улице? – спросил я.
Глянув в окно, тетка быстро несколько раз перекрестилась.
- Да это же наш местный святой, отец Михаил, служит он дьячком в нашей церкви, да ты, чай, не признал его, в миру-то его раньше Мишкой Самсоновым звали. Дом их стоял в конце нашей улицы.
У меня от этой новости челюсть так и отвисла.
Самсон, как кликали его друзья-приятели, проживал вдвоем с матерью в небольшой старенькой избенке. Отца у него не было, сгинул где-то в молодости. Мать с утра до вечера на работе, одна подымала сына. Парень был предоставлен самому себе. Школу забросил рано. Не доучившись и до восьмого класса, связался с местной шпаной, и пошло, поехало. В пятнадцать лет загремел в колонию для несовершеннолетних преступников. Через три года вышел. Вроде бы остепенился парень, в тюрьме-то специальность получил, выучился на столяра-плотника. И, по правде сказать, плотник был неплохой, даже новый дом срубил, украсил деревянными кружевами. Стоит как игрушка. Мать им нарадоваться не могла. Невесту присмотрели в соседней деревне. Жениться хотел. Все бы хорошо, да старые дружки снова стали подбивать на пьянку. Выпил с ними Мишка раз, выпил другой, и понеслось, остановиться не может. Так прошло еще несколько лет. Невеста вышла замуж за другого. Кому нужен пьяница! Мать то ругала его, то умоляла. Да куда там. Пьянка, словно болото, затянула Мишку. Пропьется, бывало, Мишка, на коленях просит у матери прощения, а пройдет день, другой, рюмка в рот попадет, словно вожжей его под хвост подстегнет, - снова запой. Вся извелась Мишкина мать с ним. А тут ей одна старуха подсказала, мол, живет в одной деревне знающая бабка, лечит от запоя, и указала, где эту бабку найти. Собралась мать, взяла подарки, да и поехала к знахарке. Та и дала ей рецепт, как приготовить зелье, да предупредила:
- Как настанет у сына похмелье, больше одной стопочки ему не подавай, жди следующего раза, глядишь на пятый раз и остановится. Да смотри, не переборщи, не то уснет вечным сном.
Долго мать не решалась подать сыну снадобье. Но, когда уже стало совсем невмоготу на него смотреть, решилась. Лежит Мишка после очередного запоя, охает. Голова гудит, словно пустой чугун. Просит мать:
- Дай чего-нибудь опохмелиться.
Достала она спрятанную за печкой бутылку с настоянными корешками, налила в стопку. Увидев настойку, Мишка соскочил с кровати, как бешеный, выхватил у матери снадобье, та даже не успела вскрикнуть, и осушил больше полбутылки, и тут, словно поперхнувшись, закашлял. Схватился за горло, как смертельно раненая птица, раскинув руки, свалился на пол. Лицо его перекосило, покрылось капельками холодного пота. По телу пробежала судорога. Мать, увидев, что он умирает, выбежала на улицу и заголосила:
- Что я старая наделала, своими руками единственного сына загубила!
Через час приехала с города скорая помощь. Глянул на Мишку врач, а тот уже и глаза закатил, и говорит:
- Ничем помочь не могу, с того света еще медицина не научилась возвращать. Положили санитары Мишку на кровать и уехали. На следующий день собрались в избе соседи, да кое-кто из родственников из соседнего села подошел. Сидят в комнате, успокаивают старуху-мать, поминают Мишку, а сказать-то про него хорошего и нечего. При жизни он очень непутевый, да хулиганистый был. Пришел гробовщик, снял с покойного мерку.
- Пусть хоть еще одну ночку дома переночует, - плакала, причитала мать.
Вечером на отчитку пригласили пожилую богомольную женщину. Открыла она свою старую потрепанную книгу, читает заупокойную молитву, чтобы упокоилась с миром Мишкина душа. Мать его, в миг постаревшая, сгорбившись, сидит тихонько, чтобы не мешать отчитчитце, у стены на табуретке, и, молча, утирает краешком черного платка слезы. Время за полночь уже перевалило. Вдруг старушка повернулась и шепчет матери:
- А ведь душа-то твоего сына пытается обратно в тело вернуться.
Мать так и обомлела. Смотрит, а у него веки дергаются, и пальцы на руках шевелятся. Затем послышался сильный вздох и Мишка медленно, словно щурясь от яркого света, открыл глаза. Старуха, закрыв молитвенник, мелко крестясь и бормоча: «Господи, спаси, сохрани меня грешную», - тихонько встала и, шаркая затекшими ногами, заспешила к выходу.
Утро застало Самсона сидящим в гробу, медленно раскачивающимся в разные стороны. Со всей округи тогда сбежались люди, посмотреть на свершившееся чудо. Через несколько дней, придя в себя окончательно, Мишка заговорил:
- А ведь я видел его, бога-то, - первые слова, что он произнес.
И рассказал, что с ним произошло, когда он отправился в мир иной.
- Тело мое обмякло,как сдувшийся воздушный шар. Лежу, ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. Чувствую, пальцы начали коченеть. Сначала на руках, потом на ногах. А душа-то моя так и ходит внутри. Поплыла куда-то на выход, вышла наружу, поднялась к потолку. Вижу санитаров у моего тела, мать, плачущую у моих ног, хочу вернуться обратно, а не могу. Словно кто-то держит меня. И тут слышу какие-то певучие голоса у себя за спиной.
- Смотри, что ты натворил, жизнь дана тебе была на много лет, а ты укоротил ее втрое.
И подпихивают меня кверху.
- Кто вы? – закричал я что есть мочи.
- Мы твои ангелы-хранители.
Подымают меня все выше и выше. Вот и крышу прошли, словно и не было ее. Вижу удаляющиеся дома, людей, идущих по улице. Сначала меня накрыл какой-то страх, а вдруг упаду. Потом осознал, тела-то у меня нет. Душа подымается куда-то кверху, а воздух становится все плотнее. Так продолжалось какое-то время. Сказать сколько не могу, но мне показалось очень долго. Вся моя беспутная жизнь прошла у меня перед глазами, словно показанная на кинопленке. Подплыла моя душа к большому дворцу, сотканному из воздуха. Тут меня мои попутчики остановили. Посреди огромного зала на большом золотом троне восседал гигант в человеческом обличии с короной на голове, из-под которой на его плечи спадали густые серебристые волосы, одетый в воздушные, сияющие ярким светом, золотистые одежды. У его ног, облепив со всех сторон, словно маленькие бесцветные воздушные шарики, жались человеческие души.
- Это Бог.
Снова я услышал голоса ангелов. Сквозь колышущиеся одежды Бога я увидел у него в груди большое алое сердце, из которого исходило множество тонких, как нити, извивающихся лучиков. Лучики обнимали и гладили облепившие его людские души. Отщипывая от своего сердца маленькие кусочки-искорки, Бог вставлял их в бесцветные шарики. Искорки вспыхивали и шарики, словно подхваченные дуновением ветра, отплывали в сторону и исчезали за стенами дворца, тая в предрассветной дымке.
- Новый человек народился, - шептали мне ангелы, - это награда для тех, кто прожил достойно прошлую жизнь.
Откуда-то снизу поступали все новые и новые души. Странное дело, но я знал, кем они были при жизни, хотя на земле я с ними никогда не встречался. Вот заплыла душа богобоязненной старушки – божьего одуванчика, которая тихо скончалась в окружении своих близких, а вот душа молодого парня, разбившегося давеча на машине. Еще несколько душ подплыли одна за другой. И всех их ласково встречал Господь исходящими из сердца, синими, слово маленькие молнии, лучиками. В ответ из человеческих душ шла при встрече с создателем, наполненная любовью, добрая, чистая энергия, которую я явственно ощущал, находясь по ту сторону невидимой стены. И тут медленно, словно с опаской, вползла, как раздувшаяся жаба, непонятной формы душа большого начальника.
- Ишь, негодяй, как людской крови напился, многим людям успел напакостить за свою никчемную жизнь, - мелькнуло у меня в сознании, - не для того творец отправлял его на землю.
Лучик коснулся этой сущности, и из нее так и брызнула черная, словно деготь, дурно пахнущая жидкость. Словно обжегшись, лучик отбросил сущность в дальний угол. Там уже копошились, давя друг друга, такие же существа.
- Больше не вернуться они на землю в человеческом обличии, - пропели ангелы, - жить надо по совести, соблюдая божьи заповеди, и тебя ждет эта участь, - дополнили они, указывая на дальний угол, - ежели не внемлешь человеческому разуму.
И до того мне стало обидно, что я попусту растратил свою жизнь. А самое главное, очень жаль мне было мать, один я был у нее и вся надежда была на меня. Возопила моя душа, что есть мочи:
- Господи, прости меня грешного!
И в тот же миг полетел я куда-то вниз, бухнулся прямо в свое тело, словно в деревянную колоду. Сначала почувствовал свои пальцы, а потом окончательно пришел в себя.
- Может это и привиделось Мишке, когда он лежал без памяти, никто не знает, - продолжила мне рассказывать тетка, - но, только после этого случая, его словно подменили, набожным стал. Первым делом он привел в порядок нашу деревенскую церковь. Теперь в ней дьячком служит, люди попросили. А в свободное от службы время надевает плотницкий фартук, да помогает простым людям. А недавно вот одинокой старой бабке крышу за Христа ради починил. Да и словом в горе людей утешает. Святой он, наш отец Михаил.
Слушаю я ее рассказ, а в голове так и крутятся слова, прочитанные когда-то в библии, «Чудны дела твои, Господи». И рука сама собой потянулась ко лбу.