Не дождались.
Конь жадно пил воду, фыркая ноздрями. Егор стреножил коня, разделся. Окунувшись с головой в ледяной воде, улегся на раскаленный песок. Свысока смотрело на него бездонное голубое небо. Только кое-где в самой выси махнул художник кисточкой, оставляя белые перистые мазки. За рекой раскинулась тайга, упираясь в острые вершины Саянских гор. «Вот она, родина, моя маленькая Родина с большой буквы, там, за рекой в таежном поселке вдали от цивилизации. Нет краше и роднее места! А воздух до чего же густой и насыщенный – не надышишься никогда. Долго не был в родных краях, а здесь так же первозданно и хорошо», - думал Егор.
…И видится ему, как мать молодая, веселая гладит его белобрысую головку, прижимает к себе, дует на обожженный пальчик, которым он потрогал раскаленное печное зеркало. Боль утихает, а слезы от обиды еще сильнее льются. Он косится на дедовский ремень, который висит на косяке. Хорошо, что отца дома нет.
Еще вспомнилось Егору, как однажды ночью разбудили его. Мамка одевала ему овечью вязаную кофту, она кололась, Егор вырывался, но мамка поверх завязала большую шаль, которая сползла на глаза. Егор крутил головой, ему было жарко. Потом отец вынес его на руках, посадил рядом с дедкой на телегу с домашними вещами. Во дворе собрались мужики, тихо переговариваясь, помогали грузить вещи и сельхозинвентарь.
Слухи о том, что скоро сгонят их в одну коммуну, мужики обсуждали меж собой.
- Слыхал я, мужики, что бабы наши в одной хате будут жить, - сказал Пахом, утягивая веревкой вещи на телеге.
- А, ежли мне женка на ночь понадобится, как я ее затребую?
- Вот так и затребуешь, пойдешь в ихнюю коллективу и выберешь любую, какой приглянешься.
- А как не приглянусь?!
- Тогда не обессудь.
- К тебе, Шалом, в землянку ни одна баба не согласится иттить.
Шалом крутился возле мужиков, делая вид, что помогает. Запоминал, о чем говорят мужики.
Дед Артем, сидевший рядом с Егоркой на телеге, взбунтовался:
- Не поеду в тайгу! Захочу к себе старуху забрать? А она кукиш мне, ить дома у меня тоже не будить.
- Твое забрало, дедок, давно в кукиш сложилось, - пошутил кто-то.
- А если моя старуха кому глянется?
Шалом показал пальцем в небо.
- Разве только Ему.
В ту ночь ушла семья Пахома в тайгу. Утром, едва забелел рассвет, вереница лошадей груженая домашним скарбом и инвентарем двинулась в путь. Феодора вела на веревке корову. Вслед за ней шли коровы, нетели и овцы. Старшенький Артемка подгонял стадо хворостиной. Семья Пахома была первой, кто ушел за реку в тайгу обживать новое место.
Братья Савойские с семьями приехали в Сибирь из-под Чернигова в конце 19-го века. Почти тридцати лет ушло на то, чтобы крепко стать на ноги. День и ночь корчевали тайгу, строили дома, разделывали пашню. И вот Пахом покидал насиженное место. «Тайга большая, - решил он, - силы еще хоть отбавляй. Срублю новый дом».
И снова видится Егору старенькая мать, с тоской смотревшая на дорогу, в ожидании сына. Не успел он побывать в родном доме, повидать мать и братьев. Почти рядом был. Собирались с Дуней потихоньку подготовить ее, к новому имени, да злой рок судьбы порушил все в одно мгновение…
Вечером Егор долго всматривался в толпу женщин, стоявших на пароме. Не екнуло сердечко, не было среди них его Дуняши.
- Здорово, мужик! - сказал кузнец Иван. - Ты чей будешь? Новое начальство опять прибыло. Во, - он провел рукой по горлу, - где у нас эти проверки.
- Не начальство я, не беспокойся. Лучше подскажи, где мне Дуню, Кузьмы Семеновича дочь, найти.
- Много Дунь в деревне. Кумекаю, что тебе надобна Дуня Нерушиная. Так померла она прошлой осенью.
У Егора сдавило горло, вырвался из груди сдавленный хрип.
- А кто в Дунюшкином доме живет?
- Вон ее жильцы идут: Ёська с дочкой.
Не пошел сразу за ними Егор, не мог унять, навернувшиеся на глаза слезы, вскочил на коня и на всем скаку запрыгнул на паром, который отплывал на тот берег. До леспромхоза добрался после полуночи. Подъезжая к поселку, увидел костер на берегу реки и одиноко стоящий дом у леса, огороженный большим забором из теса. У костра сидел человек, с кружкой чая, из которой вился легкий парок, и вокруг от легкого ветерка разносился запах смородины.
Заслыша топот коня, человек встал. Перед ним стоял незнакомец.
- Что привело тебя в ночь? - сказал он, угадывая, кто это может быть.
- Вернулся в родной дом.
- Кого ищешь?
- Савойских.
- Давно никого не осталось. Хозяин и сыновья в войну погибли. Младшего чекисты увезли.
- А мать, мать где?
- Схоронили давно.
- Кладбище хоть не сравняли с землей, могилку найду?
- Садись, чаю попей.
Пастух налил кружку горячего чая из котелка и подал путнику.
- Смотрю, ты один остался здесь на весь леспромхоз.
- В Ейске давно никто не живет, переехали леспромхозовские за реку. Тут сейчас держат бычков на откорм, а я скотником приставлен к ним. Пойдем в дом, прохладно от реки становится. Завтра поговорим.
Так и не дождалась мать младшенького любимого подскребыша, забрал к себе на небеса Господь до времени. Черное августовское небо, усыпанное яркими звездами, повисло над землей. Егор посмотрел ввысь. Ни в одной точке земного шара не бывает осеннее небо таким ярким и красивым. Только здесь в сибирских широтах опускается оно низко на землю, кажется, что можно рукой достать. Звезды, как холодные голубые искорки, яркой россыпью глядели свысока.
Утром Егор, выйдя за ворота, не увидел родного дома. Местами стояли, еще не совсем развалившиеся, печи. Груды хлама указывали, что здесь было подворье. Кладбище сохранилось, кто-то ухаживал за могилками. На некоторых были не совсем засохшие полевые цветы, лежали венки. Среди безымянных, деревянных крестов могилку матери Егор не нашел.
- Кто ухаживает за могилками? - спросил он пастуха.
- Родственники приезжают, да пастухи летом траву окашивают у могил.
Утром Егор жильцов дома не застал, ушли на сенокос. Соседка сердобольная рассказала ему, что Дуня приласкала сироту Еську Шалома. За младшего брата ей был. А когда его жена, Любава, умерла при родах, то и дитя помогла ему поднять.
- Хорошая девушка была Дуняша, Царствие ей Небесное, - сказала она, вытирая глаза фартуком.
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/02/25/1711