Возвращение на Родину.
После Ильи установилась жара. Взрослые и дети постарше, кто умел держать в руках литовку, с раннего утра до вечера были на покосе. Косить колхозникам разрешили со второго августа, т.е. с Ильина дня. Деревня как будто вымерла. На улице, кроме свиней, лежащих в тени под забором, никого не было. Солнце стояло в самом зените. Под окном правления колхоза одиноко сидел на скамейке сторож. Из открытого окна доносился голос диктора, который сообщал, что началась подготовка к строительству Усть-Кейской ГЭС, третьей по счету в Иркутской области, под руководством начальника БоранскГЭСстроя, Нашумина. Дед Роман прислушался. Радио вещало:
…После ввода в эксплуатацию последней турбины Боранской ГЭС начальник БоранскГЭСстроя, Нашумин Иван Иванович, отправил первый груз по Кее на место строительства Усть-Кейской ГЭС. 18 июля баржи с грузом благополучно прошли Ерашовский порог. Следом сплавляется отряд специалистов и стройотряд добровольцев. Выполняя постановления Советского Правительства и Центрального Комитета партии, началась новая эпоха освоения Сибири.
Дед смотрел на латаные кирзовые тапочки белесыми глазами, не совсем соображая, о чем говорит динамик, жевал потухшую самокрутку беззубым ртом. И только когда услышал слово ГЭС, до него дошло, что речь идет об электричестве. С тех пор, как провели электричество в хаты после запуска Боранской ГЭС, его Агафья так и не смогла привыкнуть к выключателю, подставит стульчик и дует на лампочку. Недавно опять упала, пока он вышел за табаком в сарай. Ругает теперь дед в сердцах эту электричеству. Лежит старуха который день в кровати, не признает никого, видно шибко ударилась головой. Нельзя сейчас помирать, сенокос в разгаре, а людей от дела отрывать - грех на душу брать. Он потихоньку стал перетаптывать ногами, пытаясь подняться с лавочки. Размяв ноги, дед Роман отправился домой.
- Растарахтелся! Светлое будущее, светлое будущее. Свету им мало, затопят опять тайгу. Сколько зверя погубят, - недовольно ответил дед динамику. - Дети уехали из деревни светлое будущее искать. А где оно? Сын сказывал, сколько народу с места согнали, потопили деревни.
Навстречу ему шел незнакомый мужчина. На первый взгляд возраст мужчины трудно было определить. Подтянутый, скорее всего сухопарый, высокий и, как лунь, седой. На лицо мужчина казался средних лет, но глаза излучали мудрость, повидавшего много горя на своем веку.
- Добрый день, отец, - не останавливаясь, произнес незнакомец.
Дед остановился, проводил взглядом мужчину, который свернул к конторе.
- Надо вертаться, - и пошел назад.
- Ты, чей будешь? - сторож пытался вспомнить мужчину.
- Ни чей, а кто! Савойский Егор я, отец, а по паспорту Лель Златокуров. Контора, смотрю, на замке. А где ваш председатель?
- Так начальство зараз все вышло, а я и есть за него.
- Куда вышло?
- Вышло на уборку сена для личного скота. Приходи завтра часиков в шесть утра, может быть, каво захватишь.
- В деревне хоть есть кто живой?
- Все живые, давно никаво не хоронили. Коли переночевать надо, жди Язычиху, вечером придет с покоса, пустит на постой.
- Мне бы водички холодной, солнце сегодня печет, как раскаленный шар.
- Пойдем до хаты, напою. И коня мне накормить поможешь.
Дед Роман показал путнику навес. Сказал, где овса взять коню и пошел в дом.
- Старуха, вставай! Обедать будем!
- Чево орешь, не глухая.
- Ну, Слава Богу, оклемалась.
Бабка Романиха гремела у печи.
- А чево мне станется, не пришло еще время мое. Драников вот решила напечь.
- В такую жару окрошку только хлебать, - дед махнул рукой.
Она и не помнит, что пролежала неделю.
- Пойдем, мил человек, поедим, старуха драников напекла.
- Как звать тебя, отец?
- Роман.
- А хозяйку?
- Романиха.
Егор вспомнил, что в деревне жен часто зовут по имени мужа.
- А по паспорту какое имя у бабушки?
- Сейчас справку покажу, я и сам забыл уже, как старуху звать.
- Вотякова Агафья Захаровна, - прочитал Егор, - а Вотяков Адам Романович не сыном вам приходится.
- Откуда знаешь сына? Есть у меня сын Адам, в городе живет.
- Одногодки мы с ним. В один призыв должны были идти на службу.
Дед Роман сворачивал драники в трубочку, макал в жареное с луком сало и отправлял в рот. Жир капал на бороду, повисая янтарными капельками на волосах.
Агафья принесла крынку с кислым молоком, налила в алюминиевые кружки, поставила на стол. Егор посмотрел, что на столе нет вилок, и тоже взял драник рукой. Густая простокваша была холодной и приятной.
По стеклу ползала большая черная муха, залетевшая в форточку на запах жареного сала, как незваная гостья. Поднималась вверх по стеклу, падала на спину, долго крутясь по подоконнику. Затем, перевернувшись на брюшко, начинала снова ползти с гудением вверх. Билась об стекло, искала выход на волю. «Вот так я больше двадцати лет бился в другой стране заточенный», - думал Егор.
Дед Роман поймал муху в кулак, выпустил в форточку. По пустынной улице ехала, поднимая пыль, лошадь, запряженная в обратовоз.
- И тебя, Сашко, тоже уже не берут на покос, - сам себе сказал дед Роман.
- Спасибо, мать, за угощение. Пойду до речки пройдусь, заодно и коня напою.
- Ступай, сынок, - ответила Агафья.
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/02/13/1493