В гостях у бабушки

               
   Бабушка и дедушка - это вторые, по значимости, родные люди для каждого из нас, а для кого-то и первые, если они заменяют родителей. Любовь их к внукам отличается от любви родителей, она менее требовательная и более всепозволительная. Хорошо, когда есть и бабушка, и дедушка, а вот мне не повезло - дедушек своих я никогда не видел, они умерли до моего рождения. Да и с бабушками судьба меня ополовинила - у меня была только одна бабушка, по материнской линии. Жизнь моя проходила в основном дома, с родителями, но иногда доводилось бывать у бабушки, вот ей то, я и посвящаю сей рассказ.

   Моя бабушка, Мария Константиновна Груздева ( в девичестве Парменова), родом с сельской местности Нижегородской губернии, а вот конкретного места рождения ее я не знаю ( при жизни ее не удосужился спросить, не интересно было, а сейчас жалею), не знаю и конкретного года рождения ( в былые времена она его переправляла в своих документах, для чего-то было нужно) где-то около 1915 года, так что еще при царе-батюшке. У них с дедом Павлом было трое детей: моя мать, Александра, и ее братья, Костя и Семен ( дядя Костя жил с семьей в Горьком, а дядя Семен в Подольске, под Москвой, я там был всего один раз в раннем детстве). Образования бабушка особого не имела, работала на масложиркомбинате в Горьком, так что карьеры никакой не сделала и к моему появлению на свет была простой пенсионеркой, каких в СССР было великое множество.

   На рубеже 60 -70-х годов бабушка, к тому времени уже вдова, получила новое жилье в девятиэтажном доме, на площади Комсомольской, а наша семья, примерно в это же время, справляла новоселье в пятиэтажной хрущевке, типовой двухкомнатной квартире, по проспекту Ленина, в 3 остановках от бабушки. Двухкомнатную квартиру, на втором этаже, бабушка делила с одной одинокой , еще более пожилой старушкой ( разница около 20 лет) - каждой по изолированной комнате. Длинный коридор, тянувшийся от входной двери, поворачивал налево, ко входу в кухню. В коридор выходили двери двух, почти одинаковых, жилых комнат, но с противоположных сторон, так что комната бабули с лоджией выходила на одну сторону дома, а комната ее соседки, Евгении Дмитриевны, с балконом на противоположную. В коридоре, у входной двери, располагались настенные вешалки соседок и огромное старое зеркало, покоящееся на небольшой тумбочке и, словно картина, нависающееся под наклоном, над пространством передней. Прямо, подле зеркала, стоял бабушкин холодильник " Смоленск", затем дверь в комнату бабули, в этой точке коридор поворачивал влево на 90°, и вплоть до кухни , по одной стене находились двери кладовки, ванной и туалета. Довольно просторную кухню соседки делили по-коммунальному, по одной стене стоял стол и стулья Евгении Дмитриевны, а по другой мойка, газовая плита и бабушкин стол - окно, с видом на советскую действительность, то бишь во двор, объединяло кухонные владения старушек. Стены коридора и кухни почти до потолка были окрашены масляной краской, потолок побелен, на полу линолеум с плинтусами - никакого излишества, все в лучших традициях советского минимализма. Я уже не помню какого цвета были стены и линолеум, ведь последний раз я был там 32 года назад, на зато запомнил неудобства кухонных столов. Оба стола представляли собой стол-тумбу, с выдвижными ящичками под столешницей и вместительным пространством, с закрывающимися дверцами, под ними. Сидеть за такими столами можно было только боком, неудобным образом вывернув согнутые колени.

   Дверь в комнату Евгении Дмитриевны была прямо напротив большого коридорного зеркала, но я не помню в деталях её обстановки, хотя и бывал там неоднократно. Точно помню, что был большой шифоньер, высокая железная кровать, этажерка и швейная машинка "Зингер" с ножным приводом. Наверное, было еще большое зеркало, стол и диван, но эти предметы мебели для меня предстают как в тумане.  Евгения Дмитриевна умерла несколько раньше бабушки, так что во время всех своих визитов я заходил и к ней. Сухонькая, небольшого роста старушка, она почти не выходила из своей комнаты, а гуляла разве что на балконе. У нее были какие-то родственники, но последние годы бабушка помогала ей во всем: готовила еду, мыла её и т.д. В былые годы, до войны, а может и до революции, она была красивой дамой, о чем сведетельствовала фотография, стоящая в комнате, где она запечатлена молодой и в шляпке. По профессии она была портниха и до последнего времени шила на машинке, например моей матери сшила сарафан, но потом стала резко и быстро терять зрение. Последние несколько лет, когда я заходил к ней, она отмечала, что видит меня, как какой-то столбик. Я не припомню, чтобы она чем-то долго и мучительно болела, хотя болезни наверняка были, просто она медленно старилась, пока не дошла до отведенного ей срока и тихо, спокойно умерла. Но, дорогой мой читатель, что-то я забежал слишком вперед, вернёмся к главному.

   Комната бабушки была несколько меньше по размеру, у входа стоял шифоньер, по одной стене высокая железная кровать и буфет, а по другой, низкий, небольшой диван и круглый стол. Отделка самая простая: побелка, обои, ленолеум. Над кроватью висел простенький ковер с изображенными на нем оленями, пьющими воду с ручья - такие "ковры", из тонкого материала, видно были популярны и доступны ( в деревне у нас они тоже были). Шифоньер и буфет были сделаны без использования ДСП, только фанера и тонкие доски. Фанерой была закрыта задняя стенка и дно ящиков, а все остальное делалось из набора тонких дощечек. Дверки и лицевая сторона ящиков были украшены вырезанными цветами в различных сочетаниях, также цветами была украшена верхняя часть мебели. Все было покрыто морилкой и лаком, а в дверки вставлены небольшие стекла, иммитирующие витражи. Уже тогда, в первой половине 80-х годов, эта мебель считалась устаревшей, все гонялись за стенками, а мне она нравилась, была в ней какая-то изюминка. В нише буфета, по его центру, стояли 2 парные фото: бабушка с дедушкой и родители бабушки. Стояла почерневшая от времени маленькая иконка Ксении Петербургской, выполненная на жести, пасхальное яйцо, которое ежегодно обновлялось и будильник. Над нишей располагались верхние отделения, центральное и боковые, закрывающиеся застекленными дверцами. Из одного бокового отделения постоянно пахло карвалолом, там были лекарства. Буфет и такого же вида шифоньер, а может правильнее шкаф, были, наверное, раннего советского производства и таких тогда уже не делали. Телевизора у бабушки никогда не было, впрочем и у соседки тоже, досуг скрашивало лишь радио, но это отсутствие выглядело так органично, что я никогда не испытывал какого-либо недостатка.

   Семья дяди Кости и наша семья, часто ходили к друг другу в гости, приходила и бабушка, и это было для меня самым большим праздником, ведь там была моя двоюродная сестра Людка, почти ровесница, подруга для того, чтобы побеситься и непременно целоваться ( а кто в детстве не целовался, а!?). Встречались наши семьи и у бабушки, хотя там было и тесновато. Раздвигали круглый стол, ставили закуски, бабушка накануне лепила вкуснейшие пельмени, и после стопки, другой, комнату наполняла песня - "Расцвела под окошком, белоснежная вишня, из-за тучки далекой, показалась луна..." ,- взрослые пели, а мы с Людкой, копошились на диванчике. Бабушка была связующим звеном между нашими семьями.

   Бывал я у бабушки и один, иногда с ночевой, меня устраивали на диванчик, а бабушка на кровати - как она забиралась на высокую кровать, не ведаю, но хорошо помню чем она меня удивила. Бабушка носила вставные челюсти и когда на ночь их снимала, то голос у нее становился иным, а дикции никакой. По первому разу я даже испугался - сидит бабуля и что-то там "фепелявит" - жуть какая-то. Диванчик был жесткий, но удобный, я помню даже книги прочитанные лёжучи на нём: "Тетушка зубная боль" - после этой детской книжки, я решил всегда чистить зубы, и выполнил это решение ( первую и единственную пока пломбу я ставил в 44 года - не плохо, не правда ли?) и рассказы о Шерлоке Холмсе. Закидывали меня на служебной машине к бабушке, когда я приезжал из пионерского лагеря, ибо ключей не доверяли, и я ждал прихода родителей с работы. Бабушка потчевала меня яичницей с жареными помидорами - это блюдо было моим самым любимым, на тот период жизни. Иногда я выходил во двор, на детскую площадку, где катался с горки в виде ракеты, лазал по какой то лестнице и качался на качелях, но это мне быстро надоедало, так как друзьями в бабушкином дворе я не обзавелся. Вечером, пришедшие с работы родители, забирали юного пионера домой.

   Именно с бабушкой связано моё первое знакомство с Богом. На бабушкиной кухне, в красном углу ( для молодежи поясняю, что красный угол, это угол напротив входа, в какой либо комнате), по-русскому обычаю, на маленькой полочке, стояла икона Николая Чудотворца, но бабуля меня в такие тонкости не посвящала, а сказала просто, что это Боженька и если я буду плохо себя вести, то он будет кидать в меня камешки ( действительно перед ликом святого, на иконе, было нечто в виде маленьких камешков). Было мне тогда лет 6 и я, дабы проверить сие утверждение, не находил ничего лучше, как встать у входа в кухню и энергично погрозить Ему кулачком, а потом пулей спрятаться в коридоре...Никакого камнепада никогда не было - то ли Он меня не замечал, то ли возлюбил уже тогда и Сам с интересом наблюдал за дитятей. Эту процедуру я проделывал несколько раз с неизменным результатом, а потом бросил, но интерес к Боженьке не пропадал. Меня естественно крестили во младенчестве при участии бабушки, крестными родителями были дядя Костя с женой, под матрацем постели все детство пролежал маленький крестик, на голубом шнурочке, то бишь гайтане. На Пасху мы всей родней, с бабушкой во главе, посещали кладбище, могилу деда и других родственников, оставляли крашенные яйца и конфеты. Мне тогда было жутко интересно, как наши умершие родственники будут это есть ночью. Вообще познания бабушки в религиозном плане вряд ли шли глубже других наших верующих граждан советского периода, а именно основы Евангелия, знание праздников, самые основы богослужения, ну и кое-что из церковного предания. Помню, как я однажды спросил её, кто будет в раю, на что она затруднилась с ответом, но твердо сказала, что Ленин непременно там будет, так как много доброго сделал людям. Я тогда не оспаривал это ее утверждение.

   В последние годы бабушка мучилась с болями в коленях, но ходила, и даже приходила к нам, когда мы уже переехали на новую квартиру, еще ближе к ее дому. Дом был новый и как всегда, в лучших советских традициях, лифт не работал полтора года, поэтому мне приходилось встречать бабушку с табуреткой, на которой она отдыхала по пути на наш восьмой этаж, хорошо, что небоскребов у нас не было. Потом здоровье было хуже и хуже, и был... рак желудка. На похоронах своей соседки, Евгении Дмитриевна, бабушка обронила, что скоро и сама уйдет вослед. Я наблюдал ее в последние месяцы, когда приносил какие-нибудь гостинцы от матери. Она очень сильно похудела и осунулась, хотя и так то не отличалась полнотой. Оставляя передачку, я неизменно желал ей выздоровления и уходил домой. Не сознавал я тогда, что здоровье уже невозможно, как невозможна и сама жизнь. Последние месяцы, все что ни кушала бабушка, все выходило назад, её рвало, она всегда была голодной, желудок не принимал еду. Если вы, мой читатель, обладаете способностью к эмпатии, то есть можете поставить себя на место другого, то вы поймёте, как это ужасно. В результате бабушка не выдержала больше и ...повесилась. Её обнаружили стоящей на коленях, а вокруг шеи был затянут поясок от халата, привязанный к ручке шифоньера. Бабушка так ослабла, что смогла просто повиснуть головой на этом поясе, не имея сил подняться, что смог бы любой другой человек, в спонтанном порыве самосохранения. Я понимаю и не осуждаю ее, более того я не верю в православное убеждение, что самоубийство есть смертный грех. Наш Господь слишком совершенен и любящ, и только Он может в совершенстве понять мотивацию каждого поступка и не нам, испорченным грешникам судить других. В противном случае, Бог не был бы Богом!

   Я в то время был в восьмом классе, вроде большой мальчик, но не мог уснуть без карвалола, а на 40 ночь вообще лег с родителями, чего со мной не случалось даже в раннем детстве. Спустя годы бабушка часто мне снилась и всегда убеждала меня, что она не умерла, а я прижимался, как ребенок, к ее груди и горько ревел. Сейчас, после смерти отца, ситуация повторяется, он уже не раз являлся мне во сне и убеждал, что жив, а я прижимал его голову  к своей груди и плакал. Видно во сне мы более эмоциональны и не сдержанны, чем наяву.

   Наш мир далеко не прекрасен, хотя это и утверждается в известном советском шлягере, порою он ощеряется таким бесчеловечным, звериным и ужасным оскалом, что становится очень страшно. Караван смертей в своей бесконечной карусели продолжает отнимать наших близких и друзей, а нам остается бессильно созерцать и умолять Господа быстрее закончить все это.
©                ( А.В.Чурсин)

P.S.  Извини, мой дорогой читатель, что я начал за здравие, а кончил за упокой, но такова наша жизнь и я хочу быть абсолютно  искренним с тобой, говоря от сердца к сердцу (На снимке моя бабушка, а карапуз это я). Если мой рассказ понравился и вы хотите поддержать меня финансово, то реквизиты банковской карты и каталог всех литературных произведений опубликованных ВКонтакте здесь
https://vk.com/wall389303649_1100