Она стояла у открытой двери роскошного дома свежая, яркая, сверкающая, как новенький пятачок – молодая его жена. На крылечке стояла. Смешно. Только он мог называть крылечком это прекрасное сооружение. Итальянский мрамор, трёхметровые белоснежные колонны, кружевной вязи металлические решётки, тонированные стёкла, отражающие звёзды.
- Милый мой Буржуин, - словно пропела она, надев на лицо радушную улыбку. - Как хорошо, что ты успел к ужину. Друзья с нетерпением ждут тебя.
Буржуин… С какой лёгкостью перехватила она данную совсем другой женщиной кличку. Всё чужое перехватила: мысли, дом, чужих людей, которых называет друзьями. И сама чужая. Сколько же можно ошибаться в жизни? Неужели он полный дурак?
- Ужинайте сами, - буркнул он с откровенным раздражением.- Я устал, хочу отдохнуть.
- Опять в свой «Хлам» отправился. Когда же это закончится? - с неожиданной горечью подумала она, закрывая дверь.- Он просто мстит мне за то, что не хочу ребёнка. Может, всё же решиться? Потерять Буржуина нельзя: Он слишком дорогого стоит
…
Он обогнул громаду особняка. Тоненькая тропинка привела его к маленькому деревянному домику. Там ждали его истинные друзья. А мы в это время на несколько лет назад заглянем. Туда, куда не каждый заглянуть может. Мы в сказку пойдём.
………………………..
Буржуйка гордилась собой и своим именем. Она была бескрайней оптимисткой и верила в свой дар предсказательницы.
- Нашла чем гордиться, - ворчала её соседка, давно потерявшая своё имя. Впрочем, втихаря остальные называли её просто тряпьём. Таковым она была. И по характеру, и по образу мыслей.
Жили они в устоявшемся коллективе-общежитии, называемом не слишком симпатично и уважительно – Хламом. В «Хламе» жили. Располагался он на чердаке старенького деревянного дома, вот-вот готового и сам превратиться в хлам. Но «вот-вот», странным образом, не наступало, а жить долго хотелось каждому. Каждый имел свой характер и свою судьбу. Лысый Веник, например, несколько раз собирался навести порядок, подмести пол, выгнать пыль за порог. Но каждый раз откладывал эту затею, с сожалением произнося одну и ту же фразу: «Вот когда у меня была шевелюра»… Шевелюра у него была так давно, что он и сам не помнил когда. Но ведь когда-то была…
Старенькая подушка Думка особым уважением у обитателей «Хлама» не пользовалась. Она настойчиво требовала, чтобы её называли не Думкой, а Думой. Так торжественней и официальней. А уж в те времена – до небес почётно. Но из неё нет-нет, да вылезали тараканы. Это многих раздражало.
А вот медную Турку уважали. Во-первых, потому, что она из почти благородного металла. Но в главных, её держали за иностранку. Таких в нашей деревне за особенных почитают. К тому же время от времени она пела вполне наши патриотические песни. Например: «Не нужен мне берег турецкий...» Сама-то она отлично понимала, что с дырявым, прогоревшим дном в морскую пучину не полезет, утонет.
Облезлый Чайник мечтал хоть об одном глотке воды, Книжка в обглоданном мышами переплёте во сне слышала, как листают её страницы.
Годами и телами разрушенный Диван пытался утихомирить взрывные скандалы. «Старые вы все галоши, - натужно скрипел он, - успокойтесь, Радуйтесь хоть тому, что живы. А жить в мире нужно. Иначе все подохнем».
Не унывала только одна Буржуйка. Радовалась тому, что у неё с хозяином практически одно и то же имя. Он Буржуин, она Буржуйка. Считай, родственники. Она верила в светлое будущее. Оно, действительно, пришло, только не так скоро, как хотелось.
…………………………………
Имя Буржуин получил он на первом курсе института в тот самый вечер, когда, заехав за Ней на отцовском «Москвиче», отвёз в бабушкин дом в Подмосковье. Она, конечно же, читала Гайдара, прекрасно понимала, что, разъезжая на стареньких колесах, имея дышащий на ладан подмосковный домишко, в Буржуи он не годится, а Буржуин – то, что надо. А ещё ей была нужна, необходима просто, московская прописка. Его сумасшедшая любовь подогревала надежды.
Каждое утро Она появлялась на первом этаже, где размещалась его аудитория. Из одного конца коридора в другой звучал её звонкий голос: «Буржуин, милый мой, с добрым утром, Буржуи-ин!» Так постепенно и для всех остальных он стал Буржуином. Однажды даже преподаватель физики, обращаясь к нему, неожиданно назвал Буржуином. Это имя приклеилось к нему надолго.
Она была старше него на пять лет. Он первокурсник, Она выпускница. Для него взрослая жизнь только начиналась. Она понимала, что зрелость в родном безвестном посёлке, разместившемся в Калужской области, равноценна прощанию с мечтой. Она делала всё, чтобы остаться в столице. На этом и строились их отношения.
Родители воспринимали выбор сына как грядущий конец света. Отец стучал кулаком по столу, грозил разбомбить эту парочку. Лишил его хоть малой, но столь необходимой денежной подпитки. Материны слёзы оставались незамеченными. Только бабушка, принимая упорство внука, однажды потихоньку положила в его карман ключи от старенького подмосковного домишки и копию (снятую втихаря знакомым слесарем) ключей от гаража и машины.
Денег просто не было. Крохотной стипендии едва хватало на перекус в столовой. Но Он знал, что должен делать мужчина - работать. Рано поутру на собственной горбушке таскал ящики и мешки, привезённые фурой, в магазин. Поздними вечерами, когда спускали воду, тёр шваброй стенки бассейна в спортивном комплексе. Деньги, деньги… Они стали вторыми по значимости, занимавшими его голову. Но первой оставалась любовь. Первая, настоящая, единственная, та, о которой большинство даже не знает и не мечтает. Так думал он.
- Ты мой самый главный Буржуин, - лепетала она, гладя его вихры, когда вдвоём лежали на старом, скрипучем бабушкином диване. Он прекрасно понимал, что имя его просто шутка, но был твёрдо уверен, что станет настоящим Буржуем. Ведь вела его вперед и вперед любовь.
Продолжение
http://www.proza.ru/2019/02/19/491