Часть 4.
Конфликт не исчерпан. Битва за Кавказ
Предисловие к заключительной части
Время неумолимо продолжает свой бег, все дальше в прошлое уходят события Великой войны 1941-1945 годов. Все меньше остается ее участников, да и тех людей, которые имели возможность общаться с ними и слышать их рассказы о военной поре. С одной стороны размывается, а иногда искажается историческая память народов, участвовавших в той войне. В настоящее время серьезно обостряется борьба за многие ресурсы, в том числе и за гуманитарные. Особую ценность представляют исторические достижения наших предков, право ощущать себя их достойными наследниками и преемниками.
В современном мире существуют силы, которые идут на фальсификацию исторических событий, подтасовку фактов, сознательное изменение или снижение значения тех или иных исторических событий. Это началось не вчера и не позавчера. Это было всегда, но особо активно и агрессивно это проявило себя в последние десятилетия. Сначала мы в угоду политической конъюнктуре своих недавних врагов «делали» союзниками, затем – «друзьями». Вскоре эти новоявленные «друзья» настолько обнаглели, что стали убеждать своих детей в том, что и военными агрессорами они не были, а были только жертвами «военных обстоятельств». Мы имеем ввиду Румынию, Финляндию, Венгрию, Словакию, Хорватию, а затем и Литву с Эстонией – чьи солдаты шли в одном строю с солдатами вермахта, а иногда и впереди их, сжигая наши города и села, убивая не только наших солдат, но и мирных граждан. Не прошло и 20 лет, как они же стали настойчиво убеждать весь «цивилизованный»(?) мир, что их страны стали жертвами обмана и провокации Германских фашистов, что они «сами» встали на борьбу с фашизмом и «сами» себя освободили. Прошло еще 20 лет и «общественное мнение» этих стран стало решительно обвинять советскую армию в том, что она пришла в Европу как армия захватчиков и агрессоров. Можно ли мириться с такой трактовкой нашей недавней истории?
С другой стороны у современной молодежи просыпается интерес к событиям минувшей войны. Это просматривается по сайтам Интернета, связанным с изучением, обсуждением и осмыслением событий последней Великой войны. Представителям старшего, более опытного и более информированного в этих вопросах поколения, нужно использовать возможности общения на этих сайтах для формирования у молодежи объективного взгляда на исторический процесс, осмысления истинного хода основных сражений той войны, формирования у молодых людей чувства осознанного наследия военного прошлого своей страны и своего народа.
Открывшиеся в последние годы источники информации, которые раньше были недоступны широкой аудитории, позволяют по-новому взглянуть и осознать многие события той войны.
В последнее время появилось значительное число основательных работ по исследованию боевых действий на южном фланге советско-германского фронта. Продолжают свою важную работу поисковые отряды, которые находят все новые материальные свидетельства нашего героического и трагического военного прошлого.
Однако несмотря на значительное количество опубликованных исторических исследований и сотни томов мемуарной литературы, все еще остается достаточно большое количество событий и боевых эпизодов, которые, с нашей точки зрения, получили недостаточное, неполное или одностороннее рассмотренное в исследованиях историков и в воспоминаниях участников событий. Приходится признать очевидный факт, что многие военачальники, решившиеся на написание мемуаров, заведомо принимали ряд условий: не раздражать своих бывших начальников и ближайших коллег, не поминать «лихом» мертвых, как того они заслужили при жизни, упрямо доказывать несомненное преимущество нашего общественного строя и нашей армии; и вообще писать так, чтобы не было стыдно перед внуками, наивно и свято верящим, что дед и так герой, а тут еще и писатель… Как таким не гордиться? Вот только при таких условиях, возникает вопрос, а стоило ли при таких условиях и «самоограничениях» писать? И кому из серьезных читателей будет нужна такая «мемуаристика»? Значительным прорывом «окопной» правды в военной мемуарной литературе стали воспоминания генералов Ласкина, Горбатова, адмирала Холостякова. Но этим военачальникам нужно было прожить жестокую жизнь, пройти суровую боевую службу, похлебать вдосталь лагерной баланды, и при этом сохранить высокое чувство воинской гордости и офицерской чести. Редкие это случаи среди генералов и адмиралов военной поры.
История – это не только время, события и люди, это еще и многочисленные взаимосвязи этих событий, народов и исторических личностей. Существуют различные уровни рассмотрения исторических событий, поскольку исторический, как и любой другой культурологический аспект развития общества состоит из множества взаимосвязанных элементов, которые условно можно разделить на материальные и социальные, психологические, духовные. Эти группы формируются и определяются социальной составляющей, то есть людьми, – людьми, которые творили историю; людьми, которые являются носителями исторической памяти народа. Мы считаем, что наиболее продуктивным методом рассмотрения исторических событий является комплексный подход, когда предмет исследования рассматривается не только с точки зрения составляющих его элементов, но и в возможно полной взаимосвязи этих элементов.
Боевые действия в Крыму, на Тамани и Кавказе носили затяжной, ожесточенный характер, а события и операции часто принимали драматический и даже трагический характер. Любая война связана с человеческими жертвами. Можно бесконечно говорить о драматизме, героизме и величии Сталинградской или Курской битвы, Ленинградской блокады. Но сколько длилась те же Сталинградская или Курская битвы? А жестокая, кровавая, и изнуряющая битва за Крым и Кавказ, начавшись в октябре 1941 года, не прекращалась до мая 1944 года. Были тому экономические и геополитические причины. Во-первых, это была битва за стратегические ресурсы – за бакинскую нефть. Мало, кто вспоминает об этом в последнее время, но немецким егерям из дивизии «Эдельвейс», достигшим вершин Эльбруса, уже грезилась сказочная Индия... В ходе сражений на Кавказе Гитлеру и его вооруженным силам не удалось достичь главной стратегической цели похода на Кавказ – захватить нефтеносные районы и получить доступ к нефти. И это стало главным результатом борьбы на Кавказе. И только потом можно уже вести речь о том, что «…борьба за Кавказ и Крым имела важную стратегически-оперативную роль и оказала существенное влияние, как на ход компаний 1943 и 1944 годов на советско-германском фронте, так и на весь последующий ход войны».
Советские войска провели целый ряд наступательных операций, в том числе и десантных, которые вошли в историю войны не столько своими масштабами, сколько сложностью их подготовки и проведения. В этой напряженной и длительной борьбе не все планируемые боевые операции достигали желаемых результатов. Не все военачальники, командовавшие армиями, фронтами и флотами, оправдали высокое доверие Верховного командования, не все при этом проявили высокие боевые и моральные качества.
Генерал Петров, за месяцы напряженной обороны Севастополя хорошо узнавший адмирала Октябрьского, испытывал к нему чувства, свойственные военному эрудиту и интеллигенту к карьеристу, недоучке и интригану, каковым, несомненно был по службе и по «жизни» Филипп Сергеевич. Когда же выяснились все обстоятельства, так называемой – «частичной» эвакуации, инициированной, разработанной и осуществленной Октябрьским, то к прежним «теплым» чувствам, испытываемым Иваном Ефимовичем к Филиппу Сергеевичу, прибавились не скрываемые от окружающих чувства презрения и брезгливости. Ответной реакцией со стороны Октябрьского в отношении к Петрову стали озлобление и слабо контролируемая ненависть. Иван Ефимович Петров был не первый, кто рискнул испытать на себе иезуитские черты характера Филиппа Сергеевича. После событий, связанных с гибелью 8 ноября 1938 года эскадренного миноносца «Решительный», подобную «гамму» чувств Филипп Сергеевич испытывал к адмиралам Кузнецову и Горшкову.
Мы уже вели речь о том, что после «торжественной» встречи, устроенной руководителям обороны Севастополя маршалом Буденным в Краснодаре, адмирал Октябрьский отправился в Туапсе, на КП флота, а генерал Петров был назначен командовать 44-й армией, и отправился в Махачкалу. Казалось бы, теперь, когда двух враждовавших военачальников разделяли несколько сотен фронтовых километров, не оставалось повода для служебных и личных конфликтов. Тем не менее, с октября 1942 года вице-адмирал Октябрьский снова был «обречен» сотрудничать с генералом Петровым, к тому времени принявшим командование Черноморской группой войск того же Северо-Кавказского фронта, в оперативном подчинении у которого находился Черноморский флот.
Мы уже вели речь о том, что в 1967 году в письме к военному журналисту Сергею Борзенко Филипп Сергеевич в подтверждение своих выдающихся заслуг в период обороны Новороссийска и Туапсе приводил факт своего награждения орденом Суворова 2-й степени. На фоне слабо мотивированных, но резко агрессивных обвинений, высказанных в том же письме Октябрьским в адрес генерала Петрова, приходится напомнить о том, что командуя 44-й армией, за выдающиеся боевые заслуги Иван Ефимович был награжден орденом Кутузова 1-й степени. Когда общевойсковой начальник награждается полководческим орденом, то это легче объяснить, чем случай, когда адмирал, командующий флотом, получает орден, которым в большинстве случаев награждали общевойсковых военачальников, либо адмиралов, руководивших масштабными операциями, проводимыми совместно с армией.
Если же вспомнить о том, что, несмотря на отчаянную борьбу морских бригад в течение двух недель, Новороссийск пришлось оставить немцам, а непосредственно к рубежам Туапсинского оборонительного района враг так и не вышел, возникает вопрос о том, насколько заслуженной была награда, полученная Филиппом Сергеевичем. Безусловно, объяснение такому нестандартному «явлению» можно объяснить тем, что представление на награждение Октябрьского подписывал командующий Северо-Кавказским фронтом генерал армии Тюленев, в согласовании с Членом военного совета фронта адмиралом Иваном Степановичем Исаковым. С учетом всех этих обстоятельств, для начала возникает необходимость проанализировать боевую деятельность командующего Черноморским флотом с конца августа по середину октября 1942 года. Для соблюдения условий равных возможностей двух конфликтовавших сторон, рассмотрим и боевую деятельность за тот же период командующего 44-й армией генерала Ивана Ефимовича Петрова.
Анализ боев под Новороссийском и Туапсе, а так же на участке фронта под Махачкалой в период с конца августа до начала октября позволит нам не только оценить фактический уровень боевых заслуг Октябрьского и Петрова за этот период, но и выдержать некоторую хронологию в описании боевых действиях на различных участках фронта на Кавказе. Для получения общего представления о событиях на Тереке, где в исследуемый нами период удерживала позиции 44-я армия, воспользуемся информацией, изложенной в книге Владимира Карпова «Полководец».
«…Общий замысел защиты Кавказа командующего фронтом И.В. Тюленева сводился к следующему. 44-й армии под командованием генерала И.Е. Петрова требовалось создать глубоко эшелонированную оборону на подступах к Грозному и Баку с севера и северо-запада и во взаимодействии с Каспийской военной флотилией не допустить форсирования противником Терека на участках от устья до Червленной. Армейской группе генерала В.Н. Курдюмова в составе четырех стрелковых дивизий и 11-го гвардейского стрелкового корпуса занять оборону по рекам Терек, Урух. Особое внимание обращалось на прикрытие подступов к Грозному, Орджоникидзе, Военно-Грузинской и Военно-Осетинской дорогам. На 46-ю армию возлагалась оборона перевалов через западную часть Главного Кавказского хребта и Черноморского побережья, а также прикрытие границы с Турцией. 45-я армия и 15-й кавалерийский корпус должны были пресечь попытки нарушения государственной границы со стороны Турции.
Оторванность войск, защищавших Грозный и Баку, от штаба фронта, который находился в Тбилиси, вынуждала создать – для более оперативного управления этими войсками – свой штаб руководства, что и было сделано. 8 августа по приказу Ставки была создана Северная группа войск Закавказского фронта в составе 44-й и 9-й армий, 11-го стрелкового корпуса (позже была включена и 37-я армия). Командующим Северной группой войск был назначен генерал-лейтенант И.И. Масленников.
К этому времени группа армий «А» оттеснила советские части к предгорьям Главного Кавказского хребта и реке Терек. Гитлеровское командование уже торжествовало победу. Генерал-фельдмаршал Лист сообщил Гитлеру приятную весть:
«Командование группы армий придерживается того мнения, что и это сопротивление можно сломить при сильном натиске. Также и сильные части противника в излучине Терека могут оказать только временное сопротивление массированному наступлению немецких соединений… Кажется, что противник по всему фронту выставил на передовой линии все имеющиеся в своем распоряжении силы и что после прорыва этой линии сопротивление противника будет сломлено».
Нетрудно представить радость, охватившую Гитлера: совсем немного километров осталось до желанной бакинской нефти! А дальше – паралич Красной Армии из-за отсутствия горючего, немецкая же армия с полной заправкой всех моторов ринется по намеченным им, Гитлером, путям в Иран, Ирак, Индию! Да, он доказал своим спесивым генералам, что умеет воевать лучше их и понимает в стратегии глубже их.
Из Африки к нему тоже приходили радующие вести – Роммель в конце июня захватил Тобрук. Комендант крепости британский генерал Клоппер с 33 тысячами солдат и офицеров, несмотря на огромные запасы боеприпасов и продовольствия, сдался в плен. Трофеи захвачены настолько большие, что их хватит на несколько месяцев для армии Роммеля, а это значит, что она скоро сможет двинуться сюда, навстречу войскам, завершающим захват Кавказа.
Произведя необходимую перегруппировку войск, командование группы армий «А» 23 августа приступило к осуществлению плана по завершению захвата Кавказа. Для чего в этот день две танковые и две пехотные дивизии из 1-й танковой армии Клейста ринулись на Моздок. Но здесь их встретили высланные от Северной группы войск отряд майора Корнеева, курсанты Ростовского артиллерийского училища и части 26-й запасной стрелковой бригады. Они три дня вели тяжелейшие бои с многократно превосходящим их противником. Бойцы бились героически, но силы были неравные. Противник овладел Моздоком.
С выходом гитлеровских частей на рубеж рек Терек и Урух в бой вступают части, оборонявшиеся на этом рубеже, в том числе и 44-я армия под командованием И.Е. Петрова».
В первой книге читатели познакомились со многими человеческими и полководческими качествами генерала Петрова. Повторять и просто прибавлять какие-то новые эпизоды, подтверждающие эти же качества, наверное, нет смысла. В каждой операции все складывается по-разному: силы сторон, их обеспеченность, моральный дух, характер местности, погода и десятки других факторов – все это заставляет полководца каждый раз по-иному оценивать, взвешивать, прикидывать возможности войск в новой обстановке и принимать соответственно новое, оригинальное, непохожее на все предыдущие решение. Вот с этих позиций давайте посмотрим хотя бы бегло, что было в распоряжении Петрова для выполнения полученного приказа командующего фронтом, в каких условиях находились части 44-й армии и какое решение, исходя из всего этого, принял в данной операции генерал Петров.
Прежде всего, Петров конечно же, как это делает каждый военачальник, всесторонне продумывал задачу, поставленную перед армией. Что ему приказано сделать и как это осуществить? Ему приказывалось оборонять участок фронта по реке Терек до берега Каспийского моря и не допустить прорыва гитлеровцев к Грозному и Баку. Как лучше осуществить этот приказ? Построить прочную оборону, это понятно само собой и не требует никаких пояснений. Но как построить оборону, чтобы она была сильной и непреодолимой для противника? Вот тут же начинают проявлять умение, опыт и талант командующие каждый будет строить ее по-своему. Но кроме личных качеств командующего есть еще два условия, не зависящих от него и необходимых для создания прочной обороны. Первое – это рабочие руки и инженерная техника и второе – время, которым располагает военачальник для создания обороны.
До прибытия Петрова в 44-ю армию ее войска уже занимались строительством траншей и полевых укреплений; кроме того, местные партийные и советские организации мобилизовали население для помощи в создании оборонительных рубежей.
Для построения устойчивой обороны большие значение имеет характер местности, она или помогает обороняющемуся, затрудняя продвижение противника, или создает дополнительные трудности. В данном случае местность способствовала выполнению оборонительной задачи. Река Терек неглубокая, но быстрая, с большим количеством камней в русле, берег, который занимали части 44-й армии и армии соседей слева, каменистый, русло реки неудобно для применения со стороны наступающих техники, особенно танков.
Можно усилить оборону еще за счет высокого морального духа обороняющихся. Петров по опыту боев в Одессе и Севастополе хорошо знал, какой это могучий фактор. Но там Петров имел в подчинении войска в большинстве своем кадровые, получившие необходимые знания и навыки еще до войны. А что представляли собой войска 44-й армии? Две дивизии были азербайджанские, одна армянская и одна грузинская; причем, эти соединения были вновь сформированы, не прошли нужной подготовки. Сами по себе люди, призванные из азербайджанских и грузинских городов и сел, были, конечно же, надежные, но у них не было навыков пользования оружием и, что немаловажно, большинство из них... не знало русского языка, а это, естественно, очень затрудняло обучение бойцов и руководство ими в бою. Времени преодолеть этот усложняющий работу недостаток у командиров и бойцов не было.
Центральный комитет Коммунистической партии Азербайджана, чтобы помочь преодолеть эту трудность, послал в войска многих коммунистов, владеющих обоими языками. Это были стойкие политработники, они могли хорошо вести разъяснительную работу, но как командиры не имели необходимой военной подготовки.
За короткое время Петров успел побывать во всех частях, ознакомиться с их состоянием, поговорить со строевыми командирами и политработниками. Он широко повел разъяснения, выдвигая на данный момент три основных задачи: за короткое время прежде всего укрепить моральное состояние войск, обучить их и строить оборону. И эта трудная и напряженная работа была развернута. Одно обстоятельство осложняло и даже снижало результаты намеченной Петровым работы. Дело в том, что тут же, непосредственно в боевых порядках, во всей полосе обороны армии, по железной дороге, по полевым дорогам и тропам, просто по полям шли бесконечные вереницы людей, машин и повозок. Это уезжали учреждения, эвакуировалась техника заводов и фабрик, отходили остатки частей, разбитых на предыдущих рубежах, шли люди, покинувшие города, оккупированные противником. Они были усталые, измученные, обожженные солнцем, вид их был страшен. Все это плохо действовало на моральное состояние бойцов 44-й армии, тем более не имевших еще армейской закалки…» {19}.
Вот картина, написанная в те дни с натуры писателем Виталием Закруткиным:
«Беспощадно жжет августовское солнце. Скрипят на пыльных дорогах обозные телеги. На телегах – раненые, окруженные патронными ящиками, сизыми от пыли шинелями, катушками проводов. Под глазами у них темнеют синие тени, бескровные лица кажутся восковыми. Над обозом вьются тучи мух. Девушки с растрепанными волосами, в пропитанных потом гимнастерках, неустанно машут кленовыми ветками, отгоняя от раненых назойливых мух, а головы мертвых накрывают кусками залитой йодом марли.
Обозы растянулись на десятки километров… медленно бредут молчаливые бойцы, поскрипывают длинные колхозные арбы, в которых едут женщины-беженки. Окутанные облаками пыли, несутся по степям конские табуны. Кони связаны поводьями – по пять, восемь, десять голов, за ними бегут тонконогие жеребята. Старые пастухи с дорожными торбами через плечо, с длинными посохами гонят стада коров и свиней, овечьи отары. Все пришло в движение, и кажется даже, что вот-вот снимутся с мест кубанские хаты, оторвутся от земли яблони и тополя, и золотые скирды соломы, и копны сена, и все это устремится вперед, вслед за людскими потоками, чтоб не осталось врагу».
Как каждый полководец, Петров оценивал силу и возможности своих войск и сравнивал их с силами противника. На первый взгляд, их нельзя было сравнивать: читатели знают, какой могучий таран противника выходил на рубеж рек Терек и Урух. Но Петров учитывал, несомненно, еще и то, что противник понес немалые потери в предыдущих боях, он хотел и имел успех и продолжал наступать, но все это далось ему не даром, много танков и солдат осталось в степях и предгорьях, по которым прошли войска Листа. Кроме того, Петров, как опытный военачальник, понимал, что даже просто, без боев пройти своим ходом 600 километров от Дона до Терека – по полям, горам, бездорожью – не так-то легко! Снабжать и обеспечивать войска на новом рубеже, имея такие растянутые коммуникации, противнику тоже будет трудно. А у войск Петрова удобный природный оборонительный рубеж, да к тому же еще оборудованный (пусть не до конца, но все же оборудованный) на переднем крае и несколькими позициями в глубине обороны. Войска пусть не очень обученные, но все же свежие, их будет поддерживать хорошо расставленная артиллерия. Все это в какой-то степени выравнивает силы наступающих и обороняющихся.
Было два фактора, в которых противник имел несомненный и пока ничем не компенсируемый на нашей стороне перевес. Во-первых, господство в воздухе было за противником, его самолеты почти непрерывно висели в воздухе и бомбили как отходящие колонны наших войск, так и войска на новом оборонительном рубеже. И во-вторых, наличие у противника большого количества танков; для борьбы с ними местность, конечно, благоприятствовала, но противотанковой артиллерии у нас было явно недостаточно.
Оценивая обстановку, генерал Петров, естественно, обратил внимание и на соседей, опыт военачальника подсказывал: всегда надо думать о своих флангах. Так вот, что касается соседей, то там оборонялись тоже в основном недавно сформированные и примерно так же обученные и оснащенные дивизии. Для того чтобы коротко и наглядно показать состояние всех этих вновь сформированных частей и уровень их обеспеченности, приведу лишь одну справку: Закавказскому фронту недоставало около 75 тысяч винтовок, 21 500 противотанковых ружей, 2900 станковых и ручных пулеметов, 700 минометов, 350 орудий. Аналогичное положение было с боеприпасами, инженерным обеспечением и средствами связи. В таком состоянии были войска к концу июля 1942 года, то есть к моменту прибытия Петрова в 44-ю армию.
Петрову предстояло командовать армией не только плохо обеспеченной, необученной. Армия была сформирована в июле 1941 года на Кавказе. Недолгое время, всего несколько недель, она была в Иране, а затем возвратилась на территорию Кавказа и проходила обучение в Азербайджане и Дагестане около трех месяцев. Первым боевым испытанием для армии было ее участие в десантной операции на Керченский полуостров в конце декабря 1941 года. В той самой десантной операции, помощи от которой ждали наши воины, оборонявшие в те дни Севастополь...
Карпов пишет: «…Как мы уже знаем, наши армии, находившиеся в то время в Крыму, потерпели тяжелое поражение, были отброшены частями Манштейна и выбиты с Крымского полуострова. Горечь этого поражения пережила и 44-я армия…»
При написании книги о генерале Петрове Карпов, видимо, не располагал информацией о том, что при высадке полков 44-й армии под Керчью и Феодосией были зафиксированы факты, когда роты и даже батальоны из грузинской и азербайджанской дивизий, не задерживаясь на плацдарме, перебегали к немцам… В мае 1942 года те же полки показали низкие боевые качества и были разгромлены дивизиями генерала Манштейна. Жалкие ошметки этих дивизий были переправлены через Керченский против, пополнены теми же представителями гордых кавказских народов, и составили основу 44-й армии второго формирования, командующим которой стал генерал Петров.
«…Надо признать, что и армия и обстановка достались Петрову очень и очень трудные. И отстоять нефтеносные районы Грозного и Баку было непросто, если напомнить, что гитлеровцы стремительно наступали огромными силами и прошли уже более 600 километров. И вот здесь опять Петров проявил свое воинское чутье и находчивость, которые, на мой взгляд, стали одним из решающих факторов успеха его армии в боях на рубеже реки Терек. Петров нашел возможность усилить соединения своей армии очень оригинальным способом.
Наблюдая за отходящими остатками наших частей, Петров понимал, что они действуют деморализующе на его бойцов. Некоторые отступающие, если подойти к ним строго юридически, должны быть привлечены к ответственности за отход и получить кто что заслужил. Однако Иван Ефимович, глядя на измученных, обожженных солнцем, голодных бойцов, оценивал их по-своему. Он увидел в них, прежде всего то, чего не хватало недавно сформированным национальным дивизиям. Отступающие в большинстве своем были кадровые, обученные, опытные воины. Ну случилась беда, так не по их вине – они просто не могли устоять против той силищи, которая на них обрушилась. И необеспеченность артиллерией, танками, авиацией, боеприпасами тоже не на совести этих воинов. Они же станут золотым фондом в среде молодых неопытных бойцов. А раз так, то Петров немедленно приказал развернуть в тылу своей армии походные кухни, столовые, полевые бани. И вот эти усталые, запыленные воины помылись, переоделись в чистое белье, побрились, почистились, поели досыта, отдохнули, и заиграла на их лицах вместо усталости благодарная улыбка. И пошли они вместо долгих следственных разбирательств на усиление вновь сформированных частей. А солдат с хорошим настроением, да еще с душой, благодарной за оказанное доверие и заботу, – великая сила! Все это понимал Петров. Уже и здесь, на новом участке фронта, пошла по армии добрая слава об Иване Ефимовиче, вспомнилось и то, что этот генерал 250 дней отстаивал Севастополь, а за таким генералом солдаты пойдут в огонь и в воду.
Вот какой неожиданный психологический и моральный перелом совершил генерал Петров за очень короткое время, за несколько дней до начала боев на этом рубеже. Армия из слабой, неустойчивой, благодаря влитым в нее бойцам, прошедшим кадровую выучку, – белорусам, украинцам, русским, татарам, бойцам кавказских национальностей – превратилась в крепко сцементированную, боеспособную армию. Скрепленная еще и коммунистами, направленными ЦК, обкомами компартий Азербайджана, Грузии, Армении, эта армия стала еще более стойкой и оказалась способной не только выдержать удар врага, но, отразив его, перейти в наступление.
Разыскал я некоторых сослуживцев Петрова по 44-й армии. С одним из них мне особенно повезло: полковник в отставке Юрий Михайлович Кокорев оказался не только человеком наблюдательным, но в силу своей профессии и хорошо осведомленным и пишущим – он бывший редактор газеты 44-й армии. Вот что он рассказывал:
– О прибытии к нам в армию нового командующего я узнал от члена Военного совета бригадного комиссара Уранова. «Можешь радоваться, – немного торжественно сказал мне Владимир Иванович, – прибыл к нам командующий. Это особый человек. Генерал Петров Иван Ефимович. За плечами у него три войны. Кавалер пяти орденов. Оборонял Одессу. Оттуда сразу в Севастополь. Двести пятьдесят дней под обстрелом! По-моему, всякий, кто был в Севастополе, от солдата до генерала, – герой. А теперь вот без передышки к нам. Я думаю, что таких, как он, Ставка назначает на решающие направления. Вот и соображай, какова роль у нашей армии…» {19}
«…Дальше я привожу рассказ В.И. Уранова:
– В первые же дни знакомства открыл я в Петрове одно удивительное качество: совестливость. Поехали мы с ним к командующему Северной группой войск представляться. Отутюжились, конечно, как положено, все регалии надели. У меня-то раз-два – и обчелся, а у Петрова – во всю грудь. Едем это мы под Грозный, а дороги забиты. Женщины бредут с детьми, тачки со скарбом, повозки катят, скот гонят. Уходит народ от немца. И около одного мостика застряли мы. Пришлось пережидать. Вот здесь-то и подошла к нашей машине одна женщина. Усталая, запыленная. Заглянула в машину, увидела нас да сказала громко так, звенящим голосом: «Генералы… Как на парад вырядились… Пол-России провоевали, а ордена нацепили. Хоть бы народа постыдились…» Как пощечина эти слова хлестнули. Сидим молча. А когда поехали, Петров давай ордена с кителя снимать. Я ему: «Что вы, Иван Ефимович?» А он дрожит прямо и отвечает: «Права она… Права! Нельзя нам сейчас свои былые заслуги выставлять. Вот погоним немца, отвоюем город – я сам себе один старый орден повешу, отвоюем другой – второй повешу… А пока нечего нам выхваляться». И дело даже не в том, прав он или не прав, а вот к сердцу горячо он ее слова принял, и движение души было правильное…»
Отношения между командующим и членом Военного совета Урановым с первого дня сложились очень доброжелательные. По своим человеческим качествам они не были похожи. И в то же время удивительно дополняли друг друга. Уранов своим спокойствием, чувством юмора, житейской практичностью порою как бы сглаживал взрывные начала в кипучей натуре Петрова. Всего несколько месяцев им пришлось поработать вместе, но за это время между ними ни разу не пробежала черная кошка. Уранов полюбил командующего сразу и ни от кого не скрывал этого. Петров очень уважительно относился к члену Военного совета и всегда и во всем считался с его точкой зрения. Эта уважительность, полная согласованность в действиях высших армейских руководителей создавали добрую рабочую атмосферу и в штабе армии и в подчиненных войсках.
И еще один эпизод из рассказов Кокорева:
«– Однажды я встретился около домика командующего с начальником инженерных войск Смольяниновым. Оказывается, наши саперы на два дня раньше срока сумели скрытно сосредоточить около будущей переправы через Терек все необходимое и ждали только команды. А теперь он докладывал командующему, что за эту ночь удалось без потерь восстановить мост, с утра открыли движение, и наши войска на северном берегу реки уже получили столь необходимые для них боеприпасы, горючее и продовольствие. Войскам и командующему очень нужен был этот мост. Доклад инженера очень всех обрадовал. Петров встал из-за стола, подошел к рослому Смольянинову, пожал ему руку и улыбаясь сказал: «Отлично! Представьте людей к награждению. Хорошие вести принес. Вот раньше старый русский обычай был: гонцу, приносящему добрые известия, шубу с царского плеча дарить. – Генерал улыбнулся еще шире и развел руками. – Я лишен этой возможности. Во-первых, не царь, а во-вторых, и шубы-то у меня нет». Он на минуту задумался, а потом вдруг радостно произнес: «Хотя знаешь что? У меня бурка есть. Возьми в подарок. Не погнушайся…» Командующий снял висевшую над кроватью бурку и, как ни отказывался Смольянинов, набросил ее на плечи начальника инженерных войск, оглядел его и удовлетворенно отметил: «Прямо как на тебя сработана! Теперь только шашку, кубанку да коня – и казак! Настоящий казак!»… Уже на улице растроганный начинж снял бурку и дрогнувшим голосом сказал: «Вот человек… Ведь всего пять дней назад он меня так пробирал из-за этой переправы, что я места себе не находил. А теперь вот бурка… За это его, наверное, народ и любит».
Бои с каждым днем все приближались к рубежу обороны на реке Терек, они уже гремели в районе курортных городов Пятигорска, Железноводска, Ессентуков, Кисловодска. Там в упорных боях сдерживала наступление противника 37-я армия. Ей удалось оторваться от противника, и к 16 августа она вышла и закрепилась на рубеже рек Баксан и Гунделен…
Боевые действия по удержанию Новороссийска с 19-го августа по 10 сентября 1942 года
В начале августа боевые действия развернулись на подступах к центру Кубани – Краснодару. Моряки-азовцы стойко обороняли последнюю базу своей флотилии Темрюк. У этого старинного городка геройски дрались с превосходящими силами врага батальоны морской пехоты, которым пришлось потом сражаться и под Новороссийском, – 14-й отдельный майора Хлябича, 144-й отдельный капитан-лейтенанта Вострикова, 305-й отдельный майора Куникова...
Темрюк прочно удерживался, как и Тамань, когда Краснодар оказался 12 августа в руках врага. Еще раньше противником были захвачены Ворошиловск (Ставрополь), Армавир, Майкоп, находящиеся значительно восточнее. Штаб Новороссийской ВМБ не всегда располагал точными сведениями о том, где проходит сегодня линия фронта. Но и того, что было известно, было достаточно, чтобы представить, как растянулся наш левый, приморский фланг.
В эти дни Новороссийск превратился во временный краевой центр. Сюда эвакуировались крайком партии и крайисполком, разные краснодарские учреждения. В город стекались тысячи людей из внутренних районов Кубани. Железнодорожные пути забили на много километров эшелоны с заводским оборудованием, с только что собранной на полях пшеницей. Все это подлежало перегрузке на суда – железнодорожная колея у Цемесской бухты кончается. Порожние вагоны приходилось, чтобы не закупорить нашу тупиковую станцию, сбрасывать под откос. Городской Комитет обороны получил указание эвакуировать и основные новороссийские предприятия. Было приказано вывезти имущество базового тыла, долговременные запасы. Эти меры не означали, что судьба Новороссийска предрешена. Просто заводы уже не могли здесь продуктивно работать, и обстановка требовала разгрузить город от всего ненужного для обороны, от лишних людей.
После очередного заседания комитета обороны начался вывод в горы сформированных в Новороссийске партизанских отрядов. Уходили в партизаны предгорисполкома Н.Е. Попов, передавший свои обязанности заведующему гороно П.С. Эрганову, второй секретарь горкома П. Васев... В этих условиях партизанам поручалось, не переходя линию фронта, взять под контроль ближайшие перевалы. Базы отрядов были заложены осенью 1941 года. Тогда они не понадобились – положение на фронте стабилизировалось восточнее Ростова. В августе 1942 года обстановка складывалась значительно тревожнее и сложнее. Бои шли в нескольких десятках километров и наступающий противник имел большой численный перевес, – особенно в бронетехнике и авиации. Тревожило, что никакие армейские части не занимают, пусть пока своими резервами, вторыми эшелонами, оборонительные рубежи вокруг Новороссийской базы. Окончательный план укреплений вокруг Новороссийска Военный совет фронта утвердил только в конце июля. Готово было много противотанковых препятствий, десятки артиллерийских и до тысячи пулеметных дотов и дзотов, цепь которых, начинаясь на побережье за Анапой, протянулась по предгорьям в 25–30 километрах от Цемесской бухты.
Когда план инженерных работ в очередной раз уточнялся, первоначально намеченное количество батальонных и ротных опорных пунктов значительно сократили. Войск, чтобы прикрыть подступы к Новороссийску заблаговременно, все равно не хватало.
Главную угрозу представлял обозначившееся после захвата гитлеровцами Майкопа туапсинское направление, где враг явно рассчитывал прорваться к морю и где генерал Черевиченко сосредоточивал сейчас свои главные силы. А резервы, конечно же, нужны были и на других участках фронта – фашисты рвались в глубь Кавказа не только со стороны Кубани.
Ясным оставалось одно: Новороссийск, если до него дойдет фронт, будет обороняться при любых условиях до последней возможности. В ночь на 18 августа решением Военного совета фронта образован НОР – Новороссийский оборонительный район. Войсковое объединение такого рода создавалось на побережье Черного моря в третий раз с начала войны (если не считать Керченского оборонительного района, существовавшего в ноябре 1941 года буквально несколько дней). И всегда там, где требовалось собрать в единый кулак наличные силы армии и флота, чтобы задержать врага перед крупным приморским городом, важной военно-морской базой. Сперва, под Одессой, потом у Севастополя... Теперь становилось практической боевой задачей то, что еще не так давно представлялось лишь отдаленной возможностью, – оборона Новороссийска.
В состав НОР включались переброшенная с Таманского полуострова 47-я армия (две стрелковые дивизии и две бригады, в том числе 83-я морская), действовавшие на кавказском берегу части Азовской флотилии и Керченской военно-морской базы, сводная морская авиагруппа и, естественно, Новороссийская база. Командующим оборонительным районом был назначен командарм 47-й генерал-майор Г.П. Котов, его заместителем по морской части – командующий Азовской флотилией контр-адмирал С.Г. Горшков. Начальник инженерной службы Новороссийской ВМБ П.И. Пекшуев стал начальником инженерных войск района.
Командование фронта установило основной рубеж НОР по линии, проходящей от Анапы за станицами Гостагаевской, Крымской, Абинской, Шапсугской. Это и был, с некоторыми поправками, большой обвод сухопутной обороны Новороссийска, предложенный Пекшуевым в сорок первом году. Если бы наши войска могли занять его своевременно и достаточными силами, то реально было бы организовать оборону по образцу Севастопольского оборонительного района. По началу события развивались примерно так, как это было под Севастополем в начале ноября 1941 года. Противник достиг этого – передового рубежа раньше частей 47-й армии, связанных тяжелыми боями на других участках. Как вскоре выяснилось, между армией генерала Котова и ее соседями справа, отошедшими к предгорьям Главного Кавказского хребта, образовался значительный разрыв, перекрыть который было, очевидно, нечем (все сухопутные части НОР, считая и морскую пехоту, насчитывали тогда не больше пятнадцати тысяч бойцов).
Почти одновременно с известием о создании НОР в штабе базы появилась информация, что завязались бои за Абинскую и Крымскую. Имея перевес в силах, враг овладел обеими станицами. Сплошного фронта обороны под Новороссийском фактически еще не существовало, обстановка была неясной и тревожной. Чтобы не оказаться застигнутыми врасплох, по приказанию командира НВМБ капитана 1 ранга Холостякова по дорогам разъезжала автомашина с наблюдателями и радистом. На окрестных высотах разместили артиллерийских наблюдателей. При том боевом опыте, что имел контр-адмирал Горшков, странным кажется, что он не распорядился сформировать пару батальоном морской пехоты их состава частей тыла и флотского полуэкипажа. Еще более странным видится то, что в эти дни никоим образом не заявил о себе командующий флотом вице-адмирал Октябрьский, который по своей должности был обязан обеспечить надежную оборону военно-морских баз.
В 17 часов 19 августа была обнаружена моторизованная колонна, двигавшаяся к станице Неберджаевской. В этом районе противника уже могла достать наша береговая артиллерия. В 17 часов 45 минут 130-миллиметровая батарея, стоявшая на Мысхако, открыла огонь. Как потом установили, по авангарду 73-й немецкой пехотной дивизии.
Начальник артиллерии базы майор Михаил Семенович Малахов получил доклад от артиллерийских наблюдателей, о том, что снаряды ложатся хорошо и вражеская мотоколонна накрыта. Вслед за мысхакской батареей команда «Огонь!» привела в действие и другие. Так новороссийцы вступили в бои на суше, в недавнем своем тылу. Малахов был назначен в Новороссийскую базу два месяца назад. В свое время все командиры батарей проходили у него курс теории стрельбы в севастопольском Училище береговой обороны.
Бывший начальник кафедры оказался отличным огневиком-практиком. Он имел острый глаз на недостатки, его требовательность не знала послаблений. Благодаря этим своим качествам он сумел за короткий срок ощутимо повысить боевую выучку артиллеристов.
Новороссийские батареи, введенные в строй, в основном, за последние месяцы, были не такими мощными, какие флот имел под Севастополем или Одессой, но достаточно дальнобойными. В армии они считались бы тяжелыми: орудия были калибром 100-152 миллиметра. К августу артиллерия базы состояла из пятнадцати батарей (вместе с недавно прибывшими с Азовской флотилии подвижными, выдвинутыми на передний край) и насчитывала до полусотни стволов. Главной нашей огневой силой был 1-й отдельный артдивизион, куда входили стационарные батареи, расположенные между Новороссийском и Геленджиком. Командовал ими сейчас ветеран Севастопольской обороны майор М.В. Матушенко.
С образованием НОР был сформирован штаб береговой артиллерии, который раньше не предусматривался. Он состоял из четырех или пяти офицеров во главе с флагманским артиллеристом базы капитан-лейтенантом П.К. Олейником. Помощником начальника штаба по артразведке Малахов взял капитана Я.Д. Пасмурова, своего коллегу по Училищу береговой обороны, с которым вновь встретился совершенно случайно: капитан прибыл в Новороссийск со сводным отрядом азовцев. Впоследствии, Яков Дмитриевича Пасмуров командовал подвижными батареями, дивизиона сопровождения кораблей Дунайской флотилии в наступлении по Дунаю и поддерживавшими десанты в Венгрии, Чехословакии, Австрии. Но это было два с лишним года спустя. А тогда, под Новороссийском, невысокий капитан во флотском кителе неутомимо разъезжал по горным тропам верхом на вороной трофейной кобыле, доставшейся ему где-то в кубанских плавнях. Он инструктировал корпосты, уточнял ориентиры на местности, оговаривал с командирами занимавших оборону подразделений условия вызова огня.
В ходе боев, в сложной, изменчивой обстановке складывалась централизованная в масштабах базы система управления огнем, разведки и распределения целей. Штаб береговой артиллерии стал обеспечивать целеуказаниями не только батареи, но корабли, периодически поддерживавшие новороссийцев с моря. Старший лейтенант Александр Зубков командовал 394-й батареей на мыске Пенай, которая вскоре стала знаменитой, и о ней еще будет речь дальше.
Урон от дальних огневых налетов, каким бы он ни был, не мог, однако, остановить врага. 23 августа немцы приблизились к Новороссийску с северо-востока на выстрел своих тяжелых полевых орудий. На улицах разорвались первые неприятельские снаряды, выпущенные еще явно без корректировки, вразброс по площади города. Нарастала угроза прорыва гитлеровцев к Цемесской бухте через ближние перевалы. Прикрыть их, пока подоспеют армейцы, стало самым срочным, самым важным.
Командование обороной непосредственно Новороссийска принял на себя заместитель командующего НОР контр-адмирал С.Г. Горшков. По его приказаниям на рубежи, не занятые частями 47-й армии, выдвигались батальоны морской пехоты, В Кабардинке, во флотском полуэкипаже спешно формировались новые подразделения. Людей брали из тыловых служб, из штабных и комендантских команд, с кораблей. В Новороссийске и Анапе сосредоточилось к этому времени большинство уцелевших кораблей Азовской флотилии, которые группами прорывались в Черное море.
Защищать перевалы – Бабича, Кабардинский, Волчьи Ворота – и дорогу, ведущую из гор к Абрау-Дюрсо, ушло за два-три дня около тысячи бойцов. Опоздай туда эта тысяча матросов, враг мог бы прорваться к Новороссийску с ходу... Повернуть на 180 градусов пришлось некоторые подразделения, державшие противодесантную оборону. Помню, я так и сказал командиру, 142-й отдельный батальон морской пехоты капитан-лейтенанта О.И. Кузьмина, ранее охранявший побережье от Геленджика до Новороссийска, был выдвинут в качестве прикрытия базы к станице Шапсугской. С 21 августа он участвовал в боях вместе с армейцами. Несколько дней спустя этот батальон и два других, укомплектованных азовцами и керченцами, составили новую стрелковую бригаду – со временем ставшей 255-й Краснознаменной. В те дни бригада вошла в состав 47-й армии как 1-я сводная морская бригада подполковника Д.В. Гордеева.
В порту круглые сутки шла погрузка заводского оборудования, пшеницы, перекачивалась из хранилища в танкеры нефть, размещались на судах тысячи эвакуируемых людей. Форсируя все это, надо было заботиться, чтобы в городе твердо знали: оставлять его мы не собираемся, вывозим то, что не нужно для обороны.
24-го артиллерийский обстрел усилился. Фашисты проникли на сравнительно недалекую гору Долгую и, втащив на нее несколько орудий, открыли оттуда беспорядочный огонь, в основном по бухте. Одновременно в верховьях Цемесской долины появились группы автоматчиков.
Это были неприятные неожиданности. Но ни смятения в городе, ни перебоев в работе порта, на что, вероятно, рассчитывал враг, они не вызвали. К следующему утру отряды моряков и новороссийские партизаны очистили от автоматчиков Цемесскую долину, выбили гитлеровцев с Долгой.
В это время переходила из рук в руки в упорных боях станица Неберджаевская. Поступали сведения об успешных контратаках армейцев и морской пехоты у Шапсугской и под Нижне-Баканской. Казалось, фронт обороны начинает стабилизироваться. В оперативной сводке по НОР за 25 августа отмечалось, что противник, нигде больше не продвинувшись, прекратил атаки. Первый его натиск на новороссийском направлении был отбит. А за следующие сутки наши войска при активной поддержке береговых батарей и флотских летчиков – кое-где потеснили врага.
В ночь на 27-е «Сообразительный» доставил из Поти маршевое пополнение для морской пехоты. С осени 1941 года ушли воевать на суше тысячи черноморцев, и на большие подкрепления из южных баз в Новороссийске не рассчитывал Отсутствовали резервы для усиления 47-й армии. Противник же после короткой паузы, перегруппировав войска, возобновил наступление на Новороссийск. Не сумев прорваться к городу с северо-востока, со стороны Неберджаевской, он, не прекращая атак там, наносил теперь основной удар с северо-запада, через Нетухаевскую и Верхне-Баканскую. Вновь усилился артиллерийский обстрел города. 29 августа до цементного завода Октябрь начали долетать и крупнокалиберные мины.
Не имея других резервов, командование НОР решило перебросить на защиту непосредственно Новороссийска часть морских батальонов и подвижную артиллерию с Таманского полуострова (там же находился и гарнизон оставленного недавно Темрюка).
Положение осложнил прорыв врага на левом фланге 47-й армии: от Гостагаевской – к Анапе. Связь с подчиненным Новороссийской ВМБ Анапским сектором береговой обороны прервалась. Это произошло во второй половине дня 31 августа.
С.Г. Горшков потребовал доложить, что известно об Анапе – в чьих она руках? Точных сведений об этом Холостяков не имел, пришлось на двух торпедных катерах отправиться к Анапе для выяснения обстановки.
Расстреляв весь боезапас по противнику в районе Гостагаевской, артиллеристы анапского сектора береговой обороны подорвали орудия и отошли в прибрежный горный массив. Сведенные в две стрелковые роты, они заняли оборону по речке Сукко. Комендант сектора подполковник Георгий Степанович Соколовский доложил по порядку о том, что произошло здесь за последние полтора суток. 30 августа батареи открыли огонь по прорвавшимся через Гостагаевскую танкам, мотопехоте, кавалерии и, по существу, одни сдерживали продвижение противника к морю. Орудия, которые нельзя было вывезти, подрывались, уже окруженные фашистами. На огневых позициях бой доходил до рукопашной. У речки Сукко собрались не все артиллеристы анапского сектора береговой обороны. Часть подвижных орудий все-таки удалось – до того как была перерезана дорога – отправить на тракторной тяге к Новороссийску. Ничего определенного не мог сказать комендант сектора о судьбе личного состава стационарной батареи No 464, нанесшей, как он считал, наибольший урон противнику. Соколовский был твердо уверен лишь в том, что врагу ее орудия не достались, и надеялся, что артиллеристы, возможно, пробились к приморской станице Благовещенской или в сторону Тамани. Перед тем как связь с 464-й оборвалась, он разрешил комбату действовать по обстановке.
Командовал этой батареей лейтенант Иван Белохвостов, который успел повоевать на Балтике, был тяжело ранен у Петергофа, и в Новороссийск прибыл из госпиталя. Батарея, на которую его назначили, существовала сперва лишь номинально: имелись штат и намеченная километрах в десяти за Анапой позиция, подбирались люди, но главного – орудий еще не было. Не известно, сколько пришлось бы их ждать, не случись весной беда со старым миноносцем «Шаумян», напоровшимся в тумане, недалеко от Новороссийска, на прибрежные камни. Когда выяснилось, что возвращение миноносца в строй – дело малореальное, четыре его 102-миллиметровых орудия передали Белохвостову.
Новая батарея форсированно прошла курс учебных стрельб и под неослабным контролем Малахова быстро сравнялась в подготовке с остальными. Холостяков не раз бывал у Белохвостова, показывал его хозяйство и адмиралу И.С. Исакову, и генерал-полковнику Я.Т. Черевиченко.
Когда Холостяков докладывал контр-адмиралу С.Г. Горшкову об обстановке в районе Анапы, информация о захвате ее противником была получена от армейцев. Сообщение с частями, остававшимися на Таманском полуострове и отрезанными теперь от основных сил НОР, с этого момента поддерживалось только кораблями.. Балтийский лейтенант показал себя волевым, мужественным командиром. Бойцов и командиров Анапского сектора, которых подполковник Соколовский вывел в условленном месте к морю, наши катера и сейнеры благополучно доставили в Геленджик. Батарейцы Белохвостова держали оборону у Благовещенской, поступив в подчинение к контр-адмиралу П.А. Трайнину – старшему начальнику в районе Тамани. Свой новый рубеж они оставили по его приказу. С песчаной косы у станицы Благовещенской были вывезены более ста артиллеристов 464-й батареи (примерно три четверти ее списочного состава) с лейтенантом Белохвостовым во главе. Погибли или пропали без вести только бойцы группы прикрытия, обеспечившие своим товарищам прорыв с окруженной огневой позиции.
2 сентября гитлеровцы форсировали Керченский пролив. С этого дня войска Северо-Кавказского фронта стали Черноморской группой Закавказского, в подчинение которому перешел, таким образом, и НОР. Исходя из сложившейся обстановки, Военный совет фронта установил новый главный рубеж обороны Новороссийска: Неберджаевский перевал, Кирилловка, Борисовка, Васильевка, Глебовка, Южная Озерейка... Городской Комитет обороны и командование Новороссийской базы получили приказ оборудовать систему укреплений и огневых точек в самом городе.
На улицах появились десятки баррикад и пулеметных точек. Сооружались противотанковые препятствия, пробивались амбразуры в каменных заборах, закладывались фугасы. Около ста крепких толстостенных зданий были превращены в опорные пункты, приспособлены для укрытия бронебойщиков, бутылкометателей. В работах участвовал приданный нашей базе инженерный батальон капитана М.Д. Зайцева. Но его бойцы были главным образом инструкторами, бригадирами, а основными строителями укреплений стали жители Новороссийска, большей частью женщины и подростки.
Из воспоминаний адмирала Холостякова: «…Когда стихали бомбежка и обстрел города, отчетливо слышался орудийный гул в горах. До окраин доносился и треск пулеметов. Это вновь шли бои на горе Долгой и у перевала Волчьи Ворота, а на левом фланге, по ту сторону бухты, – у совхоза Абрау-Дюрсо.
Заместитель командующего НОР по морской части перенес свой КП в центр города, в подвал школы № 3. Вместе с контр-адмиралом С.Г. Горшковым и его штабом там находились городские руководители во главе с первым секретарем горкома Н.В. Шурыгиным. С этого КП осуществлялось в начале сентября управление вставшими на защиту Новороссийска силами флота. Функции базы оставались прежними: огневая поддержка войск береговой артиллерией, противодесантная оборона, тыловое обеспечение сражающихся флотских частей, морские перевозки. К этому прибавилось строительство укреплений в городе.
Но кто займет эти укрепления, если понадобится, было не совсем ясно. Основные силы 47-й армии отходили с боями в горные районы северо-восточнее Цемесской бухты. Войск, которые враг постепенно оттеснял к городу, явно не хватало, чтобы создать прочный фронт и на новом оборонительном рубеже.
Правда, в первых числах сентября корабли нашей базы перевезли пять с половиной тысяч морских пехотинцев с Тамани, и из них была сформирована 2-я сводная бригада. Еще три маршевых батальона – добровольцы с эскадры, из подплава и флотских тылов – прибыли из Поти и Батуми и составили 200-й отдельный морской полк. Эта подмена не могла, однако, изменить общего соотношения сил под Новороссийском – на стороне наступавших гитлеровских войск оставался значительный численный и огневой перевес. К тому же большинство новых морских батальонов включилось в бои за город, когда положение его уже становилось критическим.
4 сентября контратака 200-го морского полка и других частей (их поддерживали береговые батареи, лидер «Харьков», эсминец «Сообразительный») сорвала еще одну попытку противника прорваться со стороны Неберджаевской. Но враг овладел Южной Озерейкой и оказался в нескольких километрах от западного берега Цемесской бухты. Туда перебрасывались в качестве противотанковых зенитные батареи – последний наш огневой резерв. В тот же день фашистам удалось захватить долго не дававшийся им перевал Волчьи Ворота – ключ к Цемесской долине.
У Волчьих Ворот шесть суток вела огонь прямой наводкой временная батарея старшего лейтенанта В.И. Лаврентьева – два снятых с побережья 152-миллиметровых орудия. Чего только не делали гитлеровцы, чтобы заставить эти пушки замолчать! Но они продолжали стрелять и тогда, когда загорались деревянные основания орудий. Последние десятки снарядов батарея выпустила, будучи уже отрезанной от своих. Малахов по радио передал Лаврентьеву приказание подорвать орудия и пробиваться к городу.
Наступающий враг нес – это не подлежало сомнению – большие потери. Как хотелось верить, что он, не дойдя до новороссийских окраин, будет еще раз вынужден приостановить атаки, а тем временем подоспеют наши свежие силы!..
Но к 5 сентября оборона была прорвана фактически уже по всему внутреннему обводу. Противник овладел Борисовкой. Глебовной, станцией Гайдук, совхозом Мысхако. Еще через сутки бои перенеслись на территорию города…» {36}.
Корабли и вспомогательные суда базы перешли в Геленджикскую бухту. Там они были недосягаемы на тот момент для вражеской артиллерии. Сухумское шоссе уже обстреливалось до Кабардинки. Время от времени снаряды рвались над КП базы, расположенным ближе к трассе.
Дальняя связь – с Туапсе, Поти, Москвой – действовала безотказно, а ближняя, проводная, начала прерываться, и начальник оперативного отделения капитан 3 ранга Н.Я. Седельников не всегда мог доложить обстановку в городе. Постепенно выяснялось, что гитлеровцы продвигаются к рынку, вокзалу, холодильнику. Враг стремился отсечь наши части в западной половине Новороссийска и Станичке. По ту сторону врезающегося в город неприятельского клина мог оказаться и КП заместителя командующего НОР – контр-адмирала Горшкова. Холостяков счел необходимым послать туда на торпедном катере капитана 3 ранга Кулика, чтобы выяснить, не намерен ли контр-адмирал С.Г. Горшков перейти на 9-й километр и управлять морскими частями отсюда. Вернувшись, Кулик доложил, что заместитель командующего НОР остается в городе.
К утру 7 сентября, по данным базовых разведчиков, в Новороссийск втянулись два полка 9-й немецкой пехотной дивизии, усиленные группами танков. В упорных уличных боях редели флотские батальоны. Саперы капитана Зайцева сами заняли часть сооруженных ими укреплений. Сводным отрядом, куда вошли караульная рота, народные ополченцы, дружинники МПВО, командовал комендант города майор Бородянский. На шоссе орудовали армейские саперы: шла подготовка к созданию завалов, к взрыву мостов – на случай, если враг прорвется через Новороссийск.
Рубеж у цементных заводов
Из воспоминаний Холостякова: «…В нарастающей тревоге за исход боев в городе прошли еще сутки. 8 сентября с нашим КП соединился командующий НОР генерал-майор Г.П. Котов. Обычно он не отдавал приказаний мне непосредственно, но тогда, очевидно, не мог связаться с контр-адмиралом С.Г. Горшковым.
– Немцы заняли район вокзала и продвигаются в восточную часть города, сказал командующий. – Отбросьте их назад, заткните эту брешь чем хотите!» (36)
О том, что гитлеровцы, пользуясь отсутствием здесь наших сил, продолжают продвигаться вперед и ночью, было известно. Помешать этому взвод моряков- штабистов, конечно, не мог., но произвести разведку и объективно оценить обстановку в восточной части Новороссийска офицеры штаба базы смогли. О том, что немцами занята Мефодьевка и группы автоматчиков прорываются в район цементных заводов удалось сообщить адмиралу Горшкову, находившемуся на своем КП в подвальном помещении школы.
После захвата противником Мефодьевки для создания временного рубежа обороны годилась Балка Адамовича, разделяющая цементные заводы Пролетарий и Октябрь. Там резко суживается полоса берега между бухтой и склоном горы, и, значит, можно держать оборону не слишком большими силами.
В это время в район цементных заводов направлялся 305-й батальон морской пехоты. Командовал батальоном капитан Богословский, принявший командование у Куникова, за несколько часов до того, получившего травму при столкновении автомашин, и отправленного в госпиталь.
Богословский доложил Холостякову, что заместитель командующего НОР по морской части приказал ему занять оборону по северо-восточной окраине Новороссийска, то есть в Мефодьевке. Еще совсем недавно это было бы очень важно. Но теперь в Мефодьевке находились вражеские танки, и выбить их оттуда стрелковый батальон не мог. А южнее противник продвинулся вплоть до порта. В такой обстановке батальон, не дойдя до назначенной ему позиции, попал бы в мешок. Между тем на узком участке между цементными заводами шестьсот бывалых, обстрелянных моряков представляли реальную силу, способную задержать противника.
Чтобы не тратить время на разговоры в обстановке, требующей быстрого принятия решений, Холостяков потребовал у капитана служебную книжку. Адъютант посветил фонариком, и Георгий Никитич написал в книжке боевое распоряжение: занять оборону в районе цементного завода Октябрь с передним краем по Балке Адамовича и удерживать этот рубеж во что бы то ни стало. Подписываясь, добавил для большей весомости к наименованию своей должности – и начальник гарнизона. Пометил дату: 9.IX.42. 01.00.
«…Капитан дал прочесть боевое распоряжение стоявшим рядом батальонному комиссару и старшему лейтенанту. Они молча переглянулись, и после этого у комбата В. С. Богословского, военкома И, А. Парфенова и вступившего в исполнение обязанностей начальника штаба В.П. Свирина были ко мне вопросы уже только по существу новой задачи. Мы провели короткую рекогносцировку. Бойцы, не спавшие уже не первую ночь (в прошлую они сражались еще на косе у Соленого озера), сразу начали окапываться. Под штаб батальона Богословский временно занял пульмановский товарный вагон, стоявший на заводских путях.
Этому вагону суждено было стать памятником. Пробитый несчетными осколками и пулями, он и ныне, спустя более трех десятков лет, стоит у новороссийских цементных заводов. Надпись на мемориальной доске гласит, что здесь советские воины преградили врагу путь на Кавказ...
Не зная еще, как отнесется к моему самоуправству командование НОР, я расстался с морскими пехотинцами капитана Богословского, твердо уверенный в одном: батальон, подоспевший как нельзя более вовремя, поставлен куда надо…» {36}.
Возвратившись на свой КП, Холостяков обеспечил прием в Геленджик прибыли лидер «Харьков» и эскадренный миноносец «Сообразительный» со свежим полком морской пехоты. Но тем временем ухудшилось положение на правом фланге НОР, в предгорьях, и полк направлялся теперь туда.
Объективно оценив обстановку под Новороссийском, Военный совет фронта отстранил от командования 47-й армией и Новороссийским оборонительным районом Г.П. Котова и назначил вместо него генерал-майора А.А. Гречко, командовавшего раньше 12-й армией. 10 сентября новый командующий НОР приказал снять и вывезти плавсредствами Новороссийской базы войска, находившиеся на западном берегу Цемесской бухты. Это диктовалось трезвой оценкой обстановки, сложившейся по ту сторону вражеского клина, рассекшего территорию города. Закрепившись в центральной его части, включая порт, гитлеровцы окончательно изолировали и теснили к бухте батальоны, которые удерживали Станичку, район кладбища и близлежащие улицы. Этих батальонов было недостаточно для восстановления положения в городе, а здесь, на восточном берегу, они были необходимы, чтобы не дать врагу продвигаться дальше.
Там, за бухтой, было до трех тысяч бойцов. С наступлением темноты началась перевозка их в Кабардинку и Геленджик на сейнерах, катерных тральщиках, понтонах. Днем, когда тихоходные суда были слишком уязвимы для неприятельской артиллерии, эвакуацию продолжали торпедные катера и охотники. Последними командовал старший лейтенант Н.И. Сипягин, принявший 4-й дивизион сторожевых катеров. Два катера мы потеряли, но ни одного стрелкового подразделения на том берегу не оставили. Вывезли также тысячи местных жителей. Точный огонь батарей, бивших через бухту, позволил отойти на посадку к пристани рыбозавода и мысу Любви и отрядам прикрытия.
На одном из последних катеров прибыли с того берега контр-адмирал С Горшков со своей оперативной группой и городские руководители во главе с Н. Шурыгиным. Школа была захвачена гитлеровцами значительно раньше, и штаб обороны города помещался потом, продолжая управлять боями, в подвале другого здания, ближе к бухте. А на маячке Восточного мола, о чем противник, разумеется, не подозревал, оставались для наблюдения за рейдом до окончания всех перевозок командир ОХРа капитан-лейтенант Данилкин и главстаршина Азаров с рацией. Они покинули порт самыми последними.
К тому времени Совинформбюро уже оповестило страну, что после многодневных ожесточенных боев Новороссийск оставлен нашими войсками. Это сообщение было чересчур поспешным. Во всяком случае, оно было не совсем точным. Врагу удалось овладеть большей частью Новороссийска, но далеко не всем городом. В тот момент в наших руках находилась немалая его территория у восточного края бухты с электростанцией, промышленными предприятиями, жилыми массивами... А за ограду цементного завода Октябрь и в примыкающие к нему кварталы нога фашистских захватчиков не ступила вообще никогда.
О положении, каким оно было в действительности, верно сказано в книге Маршала Советского Союза А.А. Гречко Битва за Кавказ:
«Советские войска удержали за собой восточную часть города в районе цементных заводов и Балки Адамовича, не допустив выхода вражеских сил на Туапсинское шоссе.
Балка Адамовича явилась последней чертой, до которой враг смог продвинуться на восток по побережью Черного моря. Заводская окраина Новороссийска стала одним из тех рубежей, где защитники Кавказа окончательно задержали врага» {14}.
Не напрасно его бойцы 305-го батальона , поборов тяжелую усталость, стали, не дожидаясь рассвета, закрепляться на назначенной им позиции. Через два часа на этот новый передний край Новороссийской обороны обрушился шквальный артиллерийский огонь: враг начинал первую из бесчисленных своих попыток прорваться через Балку Адамовича и завод Октябрь на шоссе, ведущее к Туапсе. Яростные атаки гитлеровцев повторялись в течение многих дней. Батальон Богословского отражал их потом уже не один. У занятого им рубежа (хорошо, что уже занятого!) сосредоточивались подразделения, отходившие из разных районов восточной половины города. Но сил все равно было немного. А к лобовым атакам противника прибавилась угроза обхода с фланга, через гору Долгая.
Пока у командования 47-й армии не было возможности прикрыть выходы на шоссе какой-то крупной частью, управление оборонявшимися т на этом участке подразделениями взял на себя заместитель командарма генерал-майор А.И. Петраковский. Он приказал Богословскому очистить высоту Долгую от немцев. Комбат мог выделить для этого всего одну роту и сам новел ее на штурм горы.
Отчаянная боевая дерзость помогла морским пехотинцам отбросить гитлеровцев, имевших немалый численный перевес. Но закрепиться на горе нашим морским пехотинцам тогда не удалось. Через двое суток. Долгую пришлось отбивать снова, причем еще меньшими силами. Комбат отобрал полсотни добровольцев, вывел их уже известными ему тропами к вражеским позициям, и бой начался прямо с рукопашной. В общем, действовали, когда требовалось, и по-партизански. Кстати, в 305-й батальон, состоявший в основном из моряков с азовских кораблей, влился еще на Тамани местный партизанский отряд «Отважный-1».
«…Там, в плавнях, бывало очень тяжело, – вспоминал Богословский, – но все же не так, как у цементных заводов... Здесь доходило и до гранатного боя на лестницах здания ФЗУ, в подвале которого находился батальонный КП (из вагона, разбитого артогнем, пришлось перебраться еще первой ночью) и куда ворвались однажды гитлеровцы. Меньше чем за неделю выбыло из строя почти девять десятых первоначального состава бойцов. Таяло и пополнение – четыреста краснофлотцев, – посланное из полуэкипажа... Но сбить батальон с его позиции, окутанной дымом и цементной пылью, фашисты не могли. А моряки предпринимали вылазки и за Балку Адамовича, устраивали за передним краем, в расщелинах горы, снайперские засады, появлялись там, где враг их никак не ждал.
18 сентября фашисты подняли на Восточном молу порта свой флаг. К следующему утру он исчез, став трофеем 305-го батальона.
– Ну, к этому я не причастен! – усмехнулся бывший комбат, когда я напомнил ему этот случай. – Под утро меня разбудил старший лейтенант Ананьин, мой заместитель по артиллерии. Стоит весь мокрый и начинает, ни слова не говоря, раскручивать с себя какое-то полотнище, а на нем – черная свастика... Оказывается, на свой страх и риск переплыл полбухты, вооруженный одним ножом, вылез на мол, снял немецкого часового и вот явился с трофеем.
– Да как ты смел, спрашиваю, без моего разрешения?
– Разве бы вы пустили? – отвечает. – А победителей не судят!
А у самого зуб на зуб не попадает: вода в бухте уже остыла, да и норд-ост задул... Насчет того, что победителей не судят, он, чудак, и генералу Петраковскому выпалил, когда тот был у нас час спустя...
Заместитель командарма, конечно, тоже отчитал Ананьина за самовольство, однако велел комбату заполнить на него наградной лист. Молодой офицер был представлен к ордену Красной Звезды. Но получил он орден Красного Знамени – так решили старшие начальники. До назначения в морскую пехоту Н.Д. Ананьин командовал артиллерийским подразделением небольшой канонерской лодки Азовской флотилии.
У Балки Адамовича в его обязанности входила также корректировка огня береговых батарей. За падением снарядов он обычно наблюдал с заводской трубы Октября – позиции небезопасной, но зато с отличным обзором. Должно быть, оттуда особенно бросался в глаза фашистский флаг на молу, и стерпеть это старший лейтенант не мог….» {36}
И остатки батальонов, получая скудное маршевое пополнение, удерживали позиции, ходили в контратаки. Безусловно, НОР помогал им всеми огневыми средствами, какие могли быть тут использованы, вплоть до катюш. Порой гитлеровцам удавалось пересекать Балку Адамовича группами пехоты, однако закрепиться за нею и вывести на шоссе танки – никогда.
Кстати, в один из тех дней, когда уличные бои еще продолжались и в западной части города – 9 или 10 сентября, – под Новороссийском побывал (в последний раз перед тем, как тяжелейшее ранение на долгие годы вывело его из строя) адмирал Иван Степанович Исаков. Назначенный после объединения двух фронтов членом Военного совета Закавказского, он по-прежнему являлся старшим морским начальником на юге, курировал вопросы, связанные с участием флота в поддержке приморского фланга Закавказского фронта.
Ивану Степановичу было, конечно, известно, что морская пехота заняла оборону по Балке Адамовича, и он интересовался всеми подробностями – сколько там бойцов, где именно закрепились, какие батареи поддерживают. Он отлично представлял это место, но хотел сам взглянуть на него хотя бы издали, и мы проехали по шоссе за Шесхарис –проскочить в светлое время дальше было трудновато.
Тогда же И.С. Исаков приказал взорвать Дообский маяк. Он считал, что, раз противник вышел к Цемесской бухте, сохранять такой ориентир нельзя. В те дни гибло немало и более ценного, но красавца-маяка, построенного добротно и прочно, на века, стало жаль до боли. Холостяков, инструктируя флагманского минера А. И. Малова, порекомендовал подрывать маячную башню поаккуратнее, чтобы уцелело хоть основание.
Тогда же от адмирала Исакова Холостяков получил приказание перенести управление Новороссийской военно-морской базой в Геленджик. База есть база – ее штабу надо быть там, где можно обеспечить стоянку и обслуживание кораблей. К тому же хорошо оборудованный КП на 9-м километре, оказавшийся у линии фронта, понадобился армейцам.
Рубеж, обильно политый и вражеской кровью, и кровью наших матросов, был передан затем 318-й стрелковой дивизии полковника В.А. Вруцкого, героя Одесской обороны. И она стояла здесь неколебимо почти год – пока не пришла пора сделать его исходным рубежом наступления и освобождения Новороссийска.
Как известно, 25 сентября 1942 года 47-я армия под командованием генерал-майора А.А. Гречко нанесла по вклинившимся неприятельские войскам контрудар двумя морскими бригадами – 83-й и 255-й (перед тем они были переформированы с включением в них всех батальонов морпехоты, сражавшихся в Новороссийске и на Тамани) – и некоторыми другими частями. К исходу следующего дня стало известно, что противник отброшен местами на пятнадцать километров, а его 3-я горнострелковая дивизия потеряла только убитыми свыше двух тысяч солдат. Морским бригадам достались немалые по тому времени трофеи – около 180 пулеметов, десятки минометов.
Отслеживая ход боев за Новороссийск в августе-сентябре 1942 года, я целенаправленно проанализировал документы, позволявшие оценить степень участие флота и армии в обороне этого важного военного порта. Адмирал Холостяков, в тот период командовавший Новороссийской Военно-морской базой, оставил воспоминания, позволяющие нам представить основной ход событий и боев за Новороссийск с первого и до последнего дня борьбы за этот портовый город. В воспоминаниях Холостякова объективно показана роль командующего 49-й армией «дуболома» Котова, генерал-майора Гречко, заместителя командующего НОР – контр-адмирала С.Г. Горшкова. Но ни в одном из документов не прослеживается роль командующего флотом вице-адмирала Ф.С. Октябрьского. Более того,- слишком очевидны факты: с большим опозданием в Новороссийск направлялись морские батальоны, плановая артиллерийская поддержка кораблями осуществлялась только один раз, не считая стрельбы по заявкам при разгрузке кораблей, прибывавших с пополнениями.
Однако при пристрастном исследовании источников информации по Новороссийску тех дней выясняется, что Филипп Сергеевич, таки, соблаговолил посетить КП Новороссийского оборонительного района, находившегося в то время на 9-м километре Сухумского шоссе. Богословский вспоминал, что однажды его вместе с командиром другого батальона, ставшего соседом 305-го, срочно вызвали на КП НОР. Там находились представитель командования фронта и командующий флотом. Комбаты доложили о состоянии батальонов – и в том, и в другом насчитывалось лишь по нескольку десятков бойцов. Затем им объяснили, что положение восточнее Новороссийска остается крайне напряженным, особенно за Шапсугской, откуда противник пытается пробить себе новый выход к морю, и потому на их участок, где враг остановлен, нет возможности дать солидное подкрепление.
«– Еще два-три дня продержитесь? – спросил представитель фронта. – После этого сменим.
Комбаты были уверены в одном: люди готовы стоять насмерть, драться до последнего. Это они и доложили старшим начальникам. А им было торжественно сообщено, что о моряках, закрывших для врага стратегически важное шоссе, известно Верховному Главнокомандованию, известно Сталину…».
Стоит обратить внимание на тот факт, что с комбатами вел разговор представитель армейского командования, а командующий флотом, лишь присутствовал при этом. И, все-таки… Быть может, за такие решительные и самоотверженные действия, как посещение командного пункта оборонительного района, Филиппа Сергеевича стоило наградить полководческим орденом, таким как орден Суворова 2-й степени!!!?
В середине октября, когда противник, выйдя в долину Туапсинки и заняв ряд высот над нею, находился всего в тридцати километрах от Туапсе, командующий 47-й армией (в ее полосе фронт прочно стабилизировался) генерал-майор А.А. Гречко был назначен командармом 18-й. А в командование Черноморской группой войск Закавказского фронта вступил генерал-майор И.Е. Петров (через несколько дней ему было присвоено звание генерал-лейтенанта). С этими назначениями связан в памяти ветеранов перелом, постепенно обозначившийся в боях на туапсинском направлении.
Оборона Туапсе
Не сумев окружить советские войска между Доном и Кубанью, немецко-фашистское командование решило окружить их в районе Новороссийск – Туапсе. По плану гитлеровцев 1-я танковая армия должна была нанести главный удар из района Армавира на Майкоп, Туапсе, а 17-я немецкая армия после захвата Краснодара – вспомогательный удар на Туапсе через Горячий Ключ, Шаумян. Таким путем немецко-фашистское командование предполагало окружить несколько советских армий, выйти к Туапсе, отрезав одновременно 47-ю армию, находившуюся в районе Новороссийска. Противнику удалось добиться на направлении главного удара превосходства в силах: по пехоте – в четыре раза, по танкам – абсолютное (противник – 280, у нас не было их здесь совсем), по артиллерии и минометам – в десять раз. На левом фланге, в районе главного удара противника, советских войск вообще не было.
6 августа немецкие войска, захватив Армавир, продолжали наступление на Майкоп, Туапсе. Противник бросил на это направление пять танковых и одну пехотную дивизии, поддерживая их сильной авиацией. В результате ожесточенных боев с 5 по 8 августа наши войска отошли на левый берег реки Лаба и Кубань. Назревала угроза прорыва гитлеровцев к Туапсе. Ставка Верховного Главнокомандования обратила внимание Военного совета Северо-Кавказского фронта на то, что в условиях создавшейся обстановки туапсинское направление является главным и самым опасным для фронта. С выходом противника в район Туапсе 47-я армия и все советские войска, находившиеся в районе Краснодара, могли оказаться отрезанными, разгромлены и пленены. Ставка предписывала Военному совету фронта силами 32-й гвардейской и 236-й стрелковых дивизий немедленно создать оборону в три – четыре линии по глубине вдоль дороги Майкоп – Туапсе и ни в коем случае не допустить гитлеровцев к Туапсе.
В Черноморскую группу войск входили три общевойсковых армии: 18-я, 56-я и 12-я (до 20 сентября) и 5-я воздушная, что по меркам 1941 года соответствовало фронтовой группировке войск.
Черноморской группе противостояла группировка 17-й армии вермахта в составе: 44-й армейский корпус, 57-й танковый корпус, части 49-го горнострелкового корпуса, дивизионная группа «Ланц», 4-й авиационный корпус.
Первый период (10 августа – 25 ноября 1942 года)
Трагическим прологом к Туапсинской оборонительной операции стал захват противником Армавира. Это произошло 6 августа. За день до этого, предполагая, что город падёт, Ставка Верховного Главнокомандования приказала командующему Северо-Кавказским фронтом маршалу С.М. Буденному:
«В связи со стремлением противника, действуя из района Армавира, захватить Майкоп и в дальнейшем выйти на побережье Чёрного моря к Туапсе, немедленно прочно прикрыть район Майкопа и дорогу Майкоп-Туапсе с тем, чтобы ни в коем случае не дать противнику возможности выйти с армавиро-майкопского направления на побережье Чёрного моря».
6 августа командующий 18-й армией генерал-лейтенант Ф. В. Камков получил приказ прикрыть фланг 56-й армии силами 216-й дивизии (генерал-майор А.М. Пламеневский). Одновременно началась перегруппировка войск фронта на майкопском направлении. 383-й дивизии (генерал-майор К. И. Провалов) и 236-й (полковник Г.Н. Корчиков) надлежало в самые кратчайшие сроки передислоцироваться на новый рубеж обороны. Первой – в район станции Хадыженская, а второй – в район Майкопа. Срок занятия нового рубежа 8 августа.
С учетом прорыва передовых немецких частей район Майкопа, в то время как наши дивизии еще находились на марше, 9 августа приказ был изменён: 383-я направлялась к Белореченской, а 236-я занимала оборону во втором эшелоне 383-й. Задача – не пропустить противника от Белореченской к Туапсе. В тот же день в междуречье Лабы и Белой срочно перебрасывался 17-й кавалерийский корпус (генерала И. Кириченко) с задачей разгромить противника, наступающего в направлении Белореченской и Майкопа. Корпус занимает позиции в станице Келермесская, на станции Гиагинская и в посёлках Мокро-Назаров и Воронцово-Дашковский. Справа, в районе станицы Махошевская, в окружении дрались остатки 1-го стрелкового корпуса (генерал-майор М.М. Шаповалов). Из района станиц Ярославская и Костромская на обороняющиеся дивизии 17-го корпуса ринулось до 30 танков и моторизованная дивизия СС «Викинг». Противник просочился на левом фланге корпуса в направлении Майкопа. Одновременно он попытался прорваться между станицами Келермесская и Гиагинская на стыке 12 и 13-й кавалерийских дивизий силами 6 танков и 28-ю бронетранспортерами. Левее позиции 15-й дивизии подверглись атаке 50 танков и мотопехоты. Остановив противника и нанеся ему существенные потери, дивизии корпуса стали отходить на левый берег р. Белая. В тот день, в 18:30 противник ворвался на северо-восточные окраины Майкопа.
Утром 10 августа из Ставки командующему фронтом поступил категорический приказ: «В связи с создавшейся обстановкой самым основным и опасным для Северо-Кавказского фронта и Черноморского побережья в данный момент является направление от Майкопа на Туапсе. Выходом противника в район Туапсе 47-я армия и все войска фронта, находящиеся в районе Краснодара, окажутся отрезанными и попадут в плен. Немедленно перебросить из 47-й армии 32-ю гвардейскую стрелковую дивизию (полковник М.Т. Тихонов) и занять ею вместе с 236-й стрелковой дивизией полковник Г.Н. Корчиков) в три-четыре линии по глубине дорогу от Майкопа на Туапсе, и ни в коем случае, под вашу личную ответственность, не пропустить противника к Туапсе».
В соответствии с этим приказом и началась Туапсинская фронтовая стратегическая оборонительная операция.
Попытки соединений 12-й, 18-й армий и 17-го кавалерийского корпуса приостановить, загасить энергию наступления 57-го танкового и 44-го егерского корпусов противника в период с 10 по 16 августа можно без натяжек определить как самый напряжённый и драматический период августовских сражений на Кубани. Общая численность войск противника составляла: 162 396 человек, 147 танков и штурмовых орудий, 1316 полевых орудий и 950 миномётов. Действия наземных войск поддерживал 4-й авиакорпус – 350 самолётов. Что противостояло силам противника на левом берегу р. Белая от посёлка Вербин до Майкопа – 100 км по фронту? Левый фланг: остатки 16-й стрелковой бригады, 68 и 81-я морские стрелковые бригады. Центральный участок: четыре уже достаточно обескровленные кавалерийские дивизии 17-го корпуса. Правый фланг удерживали соединения 18-й армии: обескровленная 31-я (генерал-майор М.И. Озимин) и 383-я стрелковые дивизии, медленно выдвигающаяся 236-я, остатки 9-й моторизованной (в полках оставалось до 150 человек) и учебные батальоны Урюпинского военного пехотного училища (генерал-майор С.А. Ивановский). Так складывалась обстановка к утру 10 августа.
Командование фронтом сосредоточило своё внимание, прежде всего, на участке обороны казачьих дивизий 17-го корпуса, но не только потому что здесь ожидался подход моторизованных частей противника. Сюда, к переправам через р. Белая, к бродам устремился гигантский поток мирного населения со скарбом и домашним скотом. Сюда двигались воинские подразделения и отдельные неорганизованные группы солдат, из семи ранее разгромленных дивизий (4, 74, 176, 230, 261, 318-й стрелковые и 30-й кавалерийской), двух бригад (113-й и 139-й) двух укреплённых районов (69-й и 151-й); остатки артиллерийский и миномётных дивизионов. Вся эта масса отступающих частично деморализованных, нередко паникующих людей двигалась через боевые порядки обороняющихся соединений, оказывая значительно влияние не только на боевой дух бойцов. Она мешала организации жёсткой обороны.
10 и 11 августа противник попытался форсировать р. Белая силами до 100 единиц бронетехники и тремя моторизованными дивизиями (97-я и 101-я дивизии и дивизия СС «Викинг»). Обстановка усложнялась и тем, что 9 августа противник захватил Краснодар. 10, 11 и 12 августа соединения 56-й армии предпринимали попытки не допустить форсирование противником р. Кубань. Уже тогда определилось направление дальнейших устремлений противника: к предгорьям Главного Кавказского хребта и дальше, через перевалы к п. Джубга.
12 августа противник после массированного артиллерийского, миномётного и авиационного налётов танковыми и механизированными частями прорывает оборону 17-го кавалерийского корпуса, 18-й армии и устремляется в двух направлениях к станции Хадыженская и в верховья рек Пшеха и Маратук, преследуя отступающие наши соединения. Не вдаваясь в подробности боевых действий, скажем: уже утро 13 августа немецкие танки вышли к станции Кабардинская.
Туапсинское направление было настолько важным, что с Новороссийского направления сюда была переброшена 32-я гвардейская стрелковая дивизия. Мы уже вели речь о последствиях переброски на туапсинское направление дивизий, ранее удерживавших рубежи под Новороcсийском. Это были дивизии из состава 47-й армии, которой командовал генерал-лейтенант Котов, которого сменил генерал-майор Гречко.
Выполняя решения Ставки командующий Северо-Кавказским фронтом произвел перегруппировку сил для надежного прикрытия майкопско-туапсинского направления, возложив его оборону на командующего 18-й армией. Последний силами 31, 236 и 383-й стрелковых дивизий и 9-й моторизованной дивизии НКВД организовал оборону района Майкоп, Белореченская, Черниговская, Апшеронский. Для поддержки этих дивизий были созданы две армейские артиллерийские группы: первая – 59 орудий и 60 минометов и вторая – 54 орудия и 24 миномета. Объединение артиллерии в группы облегчило ведение оборонительных боев.
В результате четырехдневных напряженных боев, в ходе которых обе стороны понесли большие потери, немецко-фашистским войскам вследствие огромного превосходства в силах удалось с 10-го по 12-е августа захватить Тульскую, Майкоп и Белореченскую. На краснодарском направлении враг овладел в это время Краснодаром и продолжал наступление на Туапсе. Наши малочисленные армии вели тяжелые бои и, нанося контрудары, отходили на новые позиции, избегая окружения.
14 и 15 августа противник пытался ворваться в посёлок (хутор) Хадыженский, а из него – к одноимённой станции. Командование фронтом сформировал сводный отряд – остатки 967-го стрелкового, 182-го запасного и полков и батальон армейского резерва. Отряд занял жёсткую оборону в районе станции Хадыженская. Уже 16 августа в бою с танками и мотопехотной противника в посёлке Хадыженский гибнут два батальона 818-го полка 236-й дивизии. В тот же день в ходе ожесточённых рукопашных боёв батальоны 81-й морской бригады в районе посёлков Шугай и Кура-Цице разгромили полк 1-й моторизованной словацкой дивизии. Этим была предотвращена попытка противника прорваться к станции Хадыженская с тыла. Объединённый отряд успешно отбивал атаки противника, уничтожив до 500 солдат и офицеров и разгромив полковой штаб.
К исходу 16 августа гитлеровцы были остановлены на рубеже Хамышки, Куджинский, Самурская, Нефтегорск, Хадыженский, Кабардинская, Сухая Цице, Безымянное, Пятигорское, Крепостная, Дербентская. Дальнейшие попытки прорвать оборону войск Северо-Кавказского фронта успеха не имели.
Надо сказать, что относительной стабилизации на Туапсинском направлении способствовали переброска 1-й танковой армии вермахта на Грозненское направление и перемещение отдельных частей вермахта под город Новороссийск.
22 августа на позиции с центром станция Хадыженская выдвигается 32-я гвардейская стрелковая дивизия, и все усилия противника прорвать её оборону ни к чему не приводят. Бои приобретают местный характер вплоть до 25 сентября. На левом фланге к началу 20-х чисел августа 30, 349, 395-я стрелковые дивизии и остатки 76-й морской стрелковой бригады останавливают наступление четырёх дивизий противника (73-й, 125-й и 198-я пехотные, 1-я «словацкая»). Дороги через Пятигорский и Хребтовый перевалы закрыты. В тылу действующих соединений 56-й армии, во втором эшелоне, перекрыв дороги и тропы к побережью Чёрного моря, заняла позиции 353-я стрелковая дивизия полковника Ф.С. Колчука. И здесь, на левом фланге, бои носят местный характер вплоть до 25-26 сентября. По всем признакам немцы подтягивали пехотные части для совместного с танками продолжения наступления.
На правом фланге обороны, верховьях рек Маратук и Пшеха все попытки прорвать оборону 31-й стрелковой, 11-й гвардейской кавалерийской дивизий, одного полка 236-й дивизии и батальонов Урюпинского военного пехотного училища и форсировать перевал Хакуч в направлении станции Лазаревская успеха не имели вплоть до декабря 1942 года. Так безуспешно для противника закончилась его надежда в августе выйти к берегу Чёрного моря в районе Туапсе. Августовские неуспехи немцев на туапсинском направлении драматически сказались на военных биографиях двух фельдмаршалов и одного генерал-полковника.
Во второй половине сентября Генеральный штаб сухопутных войск Германии разработал наступательную операцию «Аттика». Конечная её цель – прорыв к берегу Чёрного моря в районе Туапсе. Из района Приэльбрусья на туапсинское направление прибывают 1-я и 4-я высокогорные дивизии 49-го альпийского корпуса, 46-я пехотная дивизия, батальоны трёх иностранных легионов и несколько частей специального назначения. Существенно пополняется состав двух пехотных, двух егерских и двух моторизованных дивизий. К операции привлекается вся авиация 4-го воздушного корпуса. Командовать ударной группировкой «Туапсе» было поручено генералу X. Ланцу.
Отходя с тяжелыми боями к предгорьям Главного Кавказского хребта, войска Северо-Кавказского фронта отвлекли на себя основные силы группы армий «А», втянули их в кровопролитные затяжные бои, чем дали возможность войскам Закавказского фронта своевременно развернуть силы и занять оборону по рекам Баксан и Терек и на перевалах Главного Кавказского хребта.
Положение на Кавказе становилось критическим. В связи с наступлением немецко-фашистских войск Ставка Верховного Главнокомандования приказала командующему Закавказским фронтом организовать оборону Кавказа с севера и закрыть все перевалы через Главный Кавказский хребет. 23 августа по приказу Берия была создана Оперативная группа по обороне Главного Кавказского хребта, которой были подчинены войска, оборонявшие перевалы.
Следя за действиями Закавказского фронта, Ставка давала четкие, исчерпывающие указания по организации обороны Кавказа с севера, по перегруппировке сил и по другим вопросам. Созданная по указанию Ставки 8 августа 1942 года Северная группа войск Закавказского фронта под командованием генерал-лейтенанта И. И. Масленникова провела с 1 по 28 сентября Малгобекскую оборонительную операцию и с 25 октября по 12 ноября – Нальчикскую оборонительную операцию. В результате Малгобекской оборонительной операции, в которой принимали активное участие 47-й штурмовой и 23-й бомбардировочный авиационные полки военно-воздушных сил Черноморского флота, наступление немецко-фашистских войск на грозненском направлении было остановлено, а в результате Нальчикской оборонительной операции (в ней участвовали курсанты Каспийского высшего военно-морского училища и моряки Каспийской военной флотилии) немцы были остановлены под Орджоникидзе и разгромлены в районе города Гизель.
Советские войска в районе Гизель захватили 140 танков, 7 бронемашин, 70 орудий, 95 минометов, 2350 автомашин, 183 мотоцикла и много разного военного имущества. Нальчикская оборонительная операция советских войск положила конец попыткам противника прорваться к Грозному, Орджоникидзе и Баку. До войны генерал Масленников был заместителем Берия по пограничным войскам НКВД, пользовался особым доверием своего «шефа», и вполне оправдывал это доверие.
Второй период (20 августа – 25 ноября 1942 года)
После взятия города Новороссийск немцы были лишены возможности полноценно использовать его порт, а выбить 47-ю армию с восточного берега Цемесской бухты оказалось им не под силу. Эта была одна из причин решительного наступления на Туапсе, с целью окружения 47-й армии и выхода к морю с перспективой использования туапсинского порта. Приняв это решение, немцы направили на туапсинское направление войска, снятые ими из-под Новороссийска. Мы уже вели речь о том, что с северо-востока на Туапсе наступали войска 49-го горно-егерского корпуса, так называемая , группа Ланца.
Во второй половине дня 23 сентября на рубежах обороны дивизий 56-й армии противник проявил повышенную огневую активность. На участке 30-й стрелковой дивизии генерал-майора Б.Н. Аршинцева при поддержке артиллерийско-миномётного огня с использованием авиации – 32 самолета, противник перешёл в наступление силами до двух батальонов пехоты. На участке 395-й стрелковой дивизии полковника А.И. Петраковского после артиллерийской подготовки и налёта авиации – 75 самолётов, в наступление перешло до трёх с половиной полков пехоты, 5 танков, 11 танкеток и бронемашин. Все атаки противника были успешно отбиты. На правом фланге обороны 18-й армии противник после артиллерийского налёта и бомбардировки потеснил 968 полк 236-й стрелковой дивизии и занял два хутора – Белая Глина и Червяково.
На центральном участке, в районе станции Хадыженская, все происходило не так, как планировал противник. 32-я гвардейская дивизия перешла в наступление. В качестве штурмового подразделения была использована 465-я штрафная рота при поддержке роты автоматчиков. Это произошло в ночь на 20 сентября. Штрафники атаковали высоту, занятую противником, и потеснили его подразделения на 400 метров. Рота держала оборону до 2-х часов ночи с 24 на 25 сентября, прикрывая операцию по изъятию с нейтральной полосы 183 химических бомб, которые не смогли вывезти в августе.
Только к утру 25 сентября противник начал наступательную операцию. Странно, но именно эта дата вошла во все научные труды по истории Великой Отечественной войны как дата начала Туапсинской оборонительной операции. Второй период Туапсинской оборонительной операции характерен своей кровопролитностью, особенно на центральном участке. В первых числах октября противник захватывает село Шаумян. 19 и 20 октября его части берут в клещи позиции, занимаемые полками 408-й дивизии
В течение двух последующих дней дивизия полковника П. Н. Кицука была разгромлена, не оставив своих позиций в долине реки . Пшиш, но прорваться через Гойтхский перевал противник не сумел. 107-я стрелковая бригада держит жёсткую оборону на перевале.
23 октября батальон противника «на плечах» отступавших частей 408-й дивизии поднимается на вершину г. Семашхо. С её вершины просматривался Туапсе. Однако, уже через несколько часов это батальон был сброшен бойцами 1147-го полка 353-й стрелковой дивизии. В течение последующих четырёх дней на центральный участок обороны 18-й армии перебрасываются 8,9-я гвардейские, 10 и 165-я стрелковые бригады. 28 октября 10-я бригада переходит в контрнаступление с верховий р. Пшиш. На левом фланге к концу сентября противнику удалось прорваться к сёлам Безымянное и Фонагорийское, захватить их, но продвинуться дальше, в верховьях р. Псекупс, в тыл 18-й армии, не сумел. Батальоны 76-й морской стрелковой бригады надежно «заперли» долину. Не сумел противник сбросить обескровленные батальоны 395-й стрелковой дивизии, закрепившиеся на высотах хребта Качканова. По-прежнему стойко держали оборону части 30-й стрелковой дивизии в долине р. Каверзе, прикрывая выход на Хребтовый перевал. На правом фланге обороны, на Лазаревском направлении, – не отмечалось успехов. 46-я армия передаёт на этот участок 67-й горнострелковой полк и стрелковую бригаду. Противник безуспешно атакует в долинах рек Маратук и Пшеха.
Возвращаясь немного назад, уточним степень участия в Туапсинской оборонительной операции Черноморского флота.
Не добившись в первой половине августа решающего успеха на новороссийском направлении, не сумев во второй половине августа взять Туапсе, немецкое командование продолжало сосредоточивать основные силы своей 17-й армии на туапсинском направлении. По решению Ставки Верховного Главнокомандования Черноморская группа войск была усилена двумя дивизиями и двумя стрелковыми бригадами из состава Закавказского фронта и были созданы два оборонительных района – Пшадский и Туапсинский. План действий, разработанный штабом Черноморской группы войск, предусматривал создание мощной обороны на туапсинском, пшадском и новороссийском направлениях, опираясь на которую можно было бы нанести ущерб противнику в оборонительных боях и создать условия для перехода войск группы в наступление. Особенное внимание в этом плане уделялось обороне Туапсе и перевалов.
В целях лучшего объединения всех сил и средств для разгрома противника решением Военного совета фронта на территории Туапсинской военно-морской базы в границах Джубга – Лазаревская – Георгиевская был создан Туапсинский оборонительный район, подчиненный командующему 18-й армией. Командующим районом был назначен командир Туапсинской военно-морской базы контр-адмирал Г.В. Жуков. Оборона побережья в пределах района возлагалась на базу, а оборона сухопутного направления – на четыре дивизии Черноморской группы войск Закавказского фронта.
Система обороны Туапсинского оборонительного района включала в себя внешний и внутренний обводы. Протяженность первого составляла около 80 км, а второго – 20 км. Город Туапсе был подготовлен к круговой обороне. Кроме того, Военный совет Черноморской группы войск принял решение о дополнительном сооружении на туапсинском направлении 280 пулеметных огневых точек и 49 минометно-артиллерийских позиций и в городе Туапсе 348 огневых точек и до 100 баррикад. В связи с этим решением секретарь Краснодарского обкома партии Селезнев и председатель городского комитета обороны Шматов развернули работу по мобилизации около 5 тысяч жителей города на строительство оборонительных сооружений. Из состава войск, действовавших в этом районе, было выделено 3635 человек. Все работы предполагалось закончить к 1 октября 1942 года.
К началу очередного наступления гитлеровцев в операционной зоне Туапсинского оборонительного района было создано 14 батальонных оборонительных районов и 17 отдельных ротных опорных пунктов. Пшадский оборонительный район к концу сентября насчитывал 12 батальонных оборонительных районов. Вдоль дороги Новороссийск – Туапсе – Сухуми было построено много дотов и дзотов, в 150 местах шоссе было подготовлено к разрушению. Дороги и тропы, ведущие с фронта к шоссе, были приведены в непригодное для движения автотранспорта состояние. В полосе дорог и между опорными пунктами были поставлены противотанковые и противопехотные мины, а в местах возможной высадки морских десантов – минные заграждения.
Работа по созданию обороны на туапсинском направлении была проведена огромная, однако реализовать план полностью не удалось. Причиной этого явился слабый контроль со стороны штабов за строительством инженерных сооружений. Некоторые командиры считали, что в условиях горно-лесистой местности возводить оборонительные сооружения нецелесообразно. Поэтому некоторые ключевые высоты оказались не только не укрепленными, но и не занятыми войсками. Особенно слабой была оборона на участке 18-й армии, где развернулись самые ожесточенные бои. Очень похоже, что немецкое командование грамотно использовало информацию войсковой разведки.
Для удобства управления силами Туапсинский оборонительный район был разбит на три боевых сектора. Морская и зенитная артиллерия базы, а также приданные ей армейские артиллерийские полки (всего 106 стволов калибром от 180 до 45 мм, в том числе армейской – 40 стволов, морской артиллерии – 37 стволов и зенитной артиллерии – 28 стволов) поддерживали своим огнем сухопутные войска, занимавшие рубежи обороны. Части базы и пограничные отряды войск НКВД переходили в оперативное подчинение командиров боевых секторов.
Организация противодесантной обороны побережья, от Джубги до Лазаревской, была возложена на Туапсинскую военно-морскую базу. Этот район был разбит на четыре боевых участка, которые занимали части базы и приданные ей подразделения 18-й и 56-й армий. Наблюдение за побережьем в основном производилось постами СНиС и пограничными отрядами НКВД, что было явно недостаточно не только для отражения высадки десантов противника, но и для его обнаружения. Морские батальоны от побережья были оттянуты и повернуты фронтом к наступавшему с гор противнику.
Докладывая 4 сентября командующему Черноморским флотом Ф.С. Октябрьскому об этом, Г. Жуков, командующий Туапсинским оборонительным районом, заявил, что оборона побережья ослаблена. Последняя информация подтверждает тот факт, что в этот период командующий флотом вице-адмирал Октябрьский отсутствовал в Туапсе.
К началу оборонительной операции войска Черноморской группы занимали рубеж селение Туба – Безымянное – (иск.) Ахтырская – Новороссийск протяженностью 255 км. Перед Черноморским флотом была поставлена задача содействовать сухопутным войскам надежной защитой своих морских сообщений, организацией противодесантной и противовоздушной обороны баз и побережья, а также действиями береговой артиллерии и морской пехоты на сухопутных участках фронта. Поддерживать сухопутные войска и действия флота должна была авиация Черноморского флота и 5-й воздушной армии. Немецкое командование, придавая огромное значение захвату Туапсе, сосредоточило против Черноморской группы войск Закавказского фронта 14 дивизий 17-й армии. К этому времени против Северной группы войск действовало только семь дивизий 1-й танковой армии Клейста. Соотношение сил на фронте Черноморской группы войск Закавказского фронта было в пользу противника по пехоте и минометам в 1,5 раза, по артиллерии и авиации – в 2,5 раза, по танкам абсолютное (немцы имели 147 танков, а у нас их в тот период не было. Примерно половину сил 17-й армии немецкое командование сосредоточило на том участке туапсинского направления, где им наносился главный удар. На фронте в 60 км, от Самурской до Горячего Ключа, наступала «группа Туапсе», обладавшая большим превосходством над 18-й армией, прикрывавшей это направление.
План немецко-фашистского командования заключался в том, чтобы, нанося удары из района Хадыженская на Шаумян и из района Горячий Ключ также на Шаумян, окружить и уничтожить 18-ю армию, выйти к Туапсе и прервать морские сообщения Черноморской группы войск.
25 сентября, после двухдневных авиационных ударов по боевым порядкам 18-й армии, немецко-фашистские войска перешли в наступление из района Хадыженская и Папаретный на Куринскую и из района Горячий Ключ на Фонагорийское. Завязались ожесточенные бои. В течение двух дней гитлеровцам не удалось добиться успеха ни на одном из этих направлений. Подтянув свежие силы, они нанесли удар на гунайском и рожетском направлениях и к исходу 30 сентября на отдельных участках обороны 18-й армии вклинились на 5–10 км.
Ставка Верховного Главнокомандования приказала отбросить противника и восстановить положение. В результате тяжелых боев войска 18-й армии к исходу 9 октября остановили наступление гитлеровцев на всех направлениях.
В срыве гитлеровских планов по захвату Туапсе принял активное участие 145-й полк морской пехоты (2304 человека), сформированный в Поти из личного состава кораблей и частей Черноморского флота. 2 октября полк прямо с марша начал наступление на высоту Безымянную в районе станции Навагинской. Несмотря на трудность действий в горах, моряки настойчиво продвигались вперед. Не выдержав атак моряков, вражеские части начали отходить. Гитлеровцы зажгли лес, чтобы остановить моряков, но это им не помогло. К исходу 7 октября высота Безымянная была взята. Противник оставил на поле боя около 200 убитых солдат и офицеров.
В боях за Безымянную отличилась седьмая рота, которой командовал лейтенант Самойлов. Именно эта рота прошла через горящий лес и сбросила гитлеровцев с высоты. Раненый Самойлов руководил боем до тех пор, пока его не унесли с поля боя.
Немецкое командование, стремясь вернуть господствующую над местностью высоту Безымянную, сосредоточило в ее районе превосходящие силы и в течение шести дней предпринимало беспрерывные атаки позиций советских моряков. Только 13 октября по приказу командования 145-й полк отошел на новые рубежи. Бои за высоту привлекли значительные силы противника, что позволило частям 32-й гвардейской стрелковой дивизии, действовавшей в районе хутора Куринского, выйти из окружения. В дальнейшем (до 24 октября) 145-й полк вел тяжелые бои с превосходящими силами врага в районе Навагинской и нанес ему большие потери. За время боевых действий полк уничтожил свыше 3 тысяч солдат и офицеров. В конце октября он был влит в состав 814-го и 509-го стрелковых полков 236-й стрелковой дивизии. Кстати, это основной признак того, что от полка осталось не более 150-200 человек.
14 октября немецко-фашистские войска возобновили наступление. На этот раз они наносили удар от станции Навагинская и селения Гунайка через Шаумян на Садовое и из района Фонагорийское на Садовое, стремясь окружить основную группировку 18-ю армии и прорваться к Туапсе. Наступление войск противника поддерживала авиация, совершавшая ежедневно 500-600 самолето-вылетов. Гитлеровцам удалось потеснить наши части, 17 октября ими был занят поселок Шаумян и бои продолжились за перевал Елисаветпольский.
Угрожающее положение на туапсинском направлении
В связи с ухудшением обстановки на фронте Черноморской группы войск Ставка Верховного Главнокомандования своей директивой от 15 октября 1942 года указала командующему Закавказским фронтом на недооценку им значения черноморского направления. С выходом противника к Туапсе войскам Черноморской группы Закавказского фронта грозило окружение. Вероятный после этого прорыв гитлеровцев в район Поти мог привести к гибели Черноморского флота и дать врагу возможность двинуться на Тбилиси и Баку. При таком развитии событий Турция могла начать наступление против 45-й армии, соединения и части которой находились на советско-турецкой границе и в Иране.
Чтобы выправить положение на туапсинском направлении на боевых кораблях в район Туапсе доставлены три стрелковые бригады, горно-стрелковая и кавалерийская дивизии, артиллерийские и другие части. В южных базах флота спешно формировались частей морской пехоты.
Шел октябрь 1942 года, оставалось меньше месяца до великого, гигантского контрнаступления наших войск под Сталинградом. Огромные силы наших резервных армий уже сосредоточивались для нанесения ударов. И вся многочисленная техника этих армий, в том числе тысячи танков и самолетов, была заправлена и имела запасы горючего, которое шло к ним отсюда, – с Кавказа, где наши войска не только отстояли нефтеносные районы страны, но и приковали к себе огромные силы противника.
Туапсинская операция для Гитлера была последней надеждой на реализацию тех больших планов, которые он намеревался осуществить, захватив Кавказ. Неся большие потери в людях и технике, гитлеровцы постепенно выдыхались, бои против Северной группы Закавказского фронта наших войск на направлениях, прямо выводивших к Баку, с каждым ударом сужались по фронту. Сначала гитлеровцы шли по всей ширине Сальских и Кубанских степей. Потом они наступали на участке рек Терек и Урух. Затем стали наступать только на моздокском направлении. Позднее полоса активных действий еще больше сузилась, ограничившись нальчикским направлением. В ноябре 1942 года сил хватало лишь на попытку прорваться к Орджоникидзе. Но и этот прорыв мог быть осуществлен, только если бы удалось подтянуть свежие части, которых у на этот раз не оказалось.
Вот что пишет бывший немецкий генерал Ганс Дёрр:
«В середине августа стало ясно, что операции на юге России шли не по намеченному плану: армия вместо «победного марша» с трудом продвигалась вперед. В таком положении принято бросать в бой резервы или же менять план операции».
Но резервов не было. Вот тут уже отчетливо сказывалась авантюристичность планирования гитлеровского генерального штаба и замыслов самого Гитлера. Замахнулись взять Кавказ, затем Иран, Индию, а осуществить эти планы сил не хватило. Даже здесь, на Кавказе, недоставало сил, чтобы пробить последнюю сотню километров, для выхода к Баку.
На что же надеялся Гитлер? Какой выход он видел из создавшегося положения? Он еще не отказался от своего грандиозного замысла и нашел решение, на его взгляд позволяющее осуществить его. Для этого необходимо: сосредоточить все силы в направлении не на Баку, а на Туапсе, против Черноморской группы войск, то есть надо перейти через отроги Главного Кавказского хребта, ударить на Туапсе, отрезать и разгромить нашу группировку войск в прибрежном районе между Новороссийском и Туапсе. Это дало бы немца возможность лишить наш Черноморский флот баз, высвободить свои части, которые находились на этом участке фронта, чтобы ударить потом по узкой полосе вдоль Черного моря в направлении на Кутаиси и Тбилиси – и опять-таки на Баку через Закавказье.
О том, что Гитлер делал решающую ставку на этот план, доказывает сосредоточение сил 17-й армии: из 26 дивизий, находившихся перед Закавказским фронтом, 18 были нацелены теперь против Черноморской группы наших войск на туапсинском направлении. В беседе с Кейтелем 18 сентября 1942 года Гитлер прямо сказал:
«Решающим является прорыв на Туапсе, а затем блокирование Военной Грузинской дороги и прорыв к Каспийскому морю…» {14}.
План этот с чисто военной точки зрения в той обстановке, в какой он принимался, был не так уж плох, потому что после выхода к Черному морю и ликвидации окруженной группы наших войск фронт гитлеровцев сократился бы примерно на двести километров, при этом высвободилось бы около десяти дивизий, которые можно было бы перебросить в сторону желанных нефтеносных районов на Каспии.
Как это они делали обычно, гитлеровцы при планировании и организации наступления сосредоточили на главном направлении наиболее боеспособные части и наибольшее количество техники. В результате на направлении главного удара немцы превосходили наши войска почти в два раза.
Спланированную наступательную операцию Гитлер поручил осуществить 17-й армии под командованием генерал-полковника Руоффа. Руофф, как верный выученик прусской школы, решил нанести два удара по сходящимся направлениям и окружить наши войска, зажав их в клещи. Один удар – от Нефтегорска на поселок Шаумян, что километрах в тридцати севернее Туапсе, а второй – от Горячего Ключа тоже на Шаумян. По замыслу Руоффа, в этом мешке должна была оказаться 18-я армия, после чего путь к Черному морю, на Туапсе, оказался бы открытым.
Наше командование предвидело возможность переноса главного удара на Туапсе, и не только предвидело, а располагало данными разведки. Поэтому принимались меры для укрепления обороны на туапсинском направлении. Сюда подбрасывались резервы командующего фронтом. Проводились инженерные работы. Но все же оборудование обороны велось недостаточно интенсивно. Ставка Верховного Главнокомандования специально написала об этом командующим Закавказским фронтом и Черноморской группой войск: «По данным Генштаба, подтвержденным событиями последних дней, оборона войск Черноморской группы слабая, несмотря на то, что время и местность позволяли сделать ее непроходимой…» {37}
Дальше следовало перечисление конкретных мер, необходимых для того, чтобы оборона действительно была непреодолимой для противника.
Оба удара, подготовленных армией Руоффа по сходящимся направлениям на Шаумян, намечались в полосе 18-й армии наших войск. Была ли она готова для отражения этого удара? Вот что пишет по этому поводу маршал А.А. Гречко:
«Особенно слабой оказалась оборона на участке 18-й армии – снабжение войск 18-й армии к концу сентября несколько улучшилось. Однако из-за отсутствия благоустроенных дорог обеспеченность боеприпасами войск всей Черноморской группы, и особенно действовавших в труднодоступной горной местности, была недостаточной. Для довооружения войск группы требовалось по меньшей мере 20 тыс. винтовок, более 1 тыс. ручных и 500 станковых пулеметов. Обеспеченность продовольствием и фуражом была также низкой… В связи с приближающейся осенью войска нуждались в теплом обмундировании и обуви, которых на складах группы вообще не было» {14}.
25 сентября после сильных авиационных ударов и артиллерийской подготовки гитлеровцы перешли в наступление из района станицы Хадыженская (под Нефтегорском) в направлении на Шаумян. В течение трех дней на этом направлении их сдерживала 32-я гвардейская дивизия под командованием полковника М. Ф. Тихонова. В этих боях гвардейцы проявили большую стойкость. Фашисты пытались прорваться еще и на фанагорийском направлении. Но и на этом участке их постигла неудача.
27 сентября Руофф ударил по центру боевого порядка 18-й армии уже известными читателям хорошо подготовленными частями альпийских стрелков, которыми командовал Ланц. Им удалось прорвать фронт, и к 5 октября противник овладел здесь горами Гунай, Гейман и вышел в долину реки Гунайка.
На лазаревском направлении части 46-й немецкой пехотной дивизии тоже перешли в наступление и продвинулись почти до долины реки Пшеха.
29 сентября Ставка Верховного Главнокомандования в очередной раз указала командующему Закавказским фронтом:
«Несмотря на достаточное количество сил на хадыженско-туапсинском направлении и длительное время занятия войсками оборонительных рубежей, противник сумел с первых же дней наступления выйти во фланг и тыл частям 18-й армии, обороняющим дорогу Хадыженская – Туапсе.
Дальнейшие намерения противника сводятся к тому, чтобы… обойти главные силы нашей хадыженской группировки, изолировать ее и тем самым создать реальную угрозу выхода на побережье в район Туапсе… Считаем необходимым немедленно создать ударные группировки, перейти к активным действиям и полностью восстановить положение в районе к югу от Хадыженская и на участке Горячий Ключ, имея в виду ни в коем случае не допустить прорыва противника в район Туапсе».
Особенно опасным был прорыв противника в центре 18-й армии, поэтому командование Черноморской группы решило нанести здесь сильный контрудар и уничтожить противника в районе Сосновка – гора Гейман и восстановить положение в центре оперативного построения 18-й армии. Этот контрудар был назначен на 2 октябри. Но 1 октября противник упредил наши войска и сам нанес удар на этом участке и овладел поселком Котловина. Одновременно противник наносил удары и на других направлениях и тоже потеснил наши войска.
Из воспоминаний маршала А.А. Гречко, относящихся к этим дням:
«7 октября войска центра 18-й армии силами 236-й стрелковой и 12-й гвардейской кавалерийской дивизий, 40-й мотострелковой и 119-й стрелковой бригад предприняли контрудар с целью уничтожения гунайской и сосновской группировок противника. Однако эти попытки из-за неорганизованности и слабой подготовки боя успеха не принесли. В тот же день командующий Черноморской группой приказал командующему 18-й армией прекратить разрозненные действия и, не распыляя сил, нанести последовательные удары по вражеской группировке в районе Гунайки и Котловины» {14}.
Наверное, у читателей уже возник вопрос: зачем я так подробно описываю боевые действия на туапсинском направлении, если герой нашей повести генерал Петров находится на противоположном участке фронта, обороняя Баку, не допуская противника к Каспийскому морю? Дело в то, что именно в этот самый напряженный период борьбы за Туапсе командующим Черноморской группой войск был назначен генерал-майор И.Е. Петров. В этот труднейший, я бы сказал, критический момент Ставка Верховного Главнокомандования 11 октября освободила от командования Черноморской группой войск генерал-полковника Я.Т. Черевиченко и назначила командующим этой группой генерал-майора И.Е. Петрова.
Да-да, все еще генерал-майора! Та критическая ситуация, что сложилась в полосе ответственности Черноморской группы, конечно же, сложились не только по вине генерала Черевиченко, но и потому, что очень большие силы противника были сосредоточены на этом направлении. Но коль скоро при назначении нового командующего Черноморской группой выбор пал на Ивана Ефимовича Петрова, то, значит, генерал-майор Петров высоко ценился Ставкой, значит, считали его достойным заменить генерал-полковника. И для этой высокой оценки имелись все основания. До этого назначения Петров командовал 44-й армией, успешно защищавшей подступы к Баку, да и прошлые заслуги Петрова по обороне Одессы и Севастополя были учтены. И вот из большого числа командующих армиями на Кавказе, весьма опытных и знающих, для назначения на столь ответственную должность был выбран Петров...
На второй день после назначения Петров прибыл в расположение Черноморской группы войск и вступил в командование. Это назначение, с одной стороны, должно было, как и каждого военного, порадовать Ивана Ефимовича, потому что теперь ему предстояло командовать не одной армией, а целой группой, в которую входило три армии, оборонявшие очень широкий и ответственный участок фронта. Но, с другой стороны, оно ставило командующего группой армий в трудное положение: от устойчивости этого участка фронта зависела судьба Кавказа, потому что Гитлер теперь именно здесь сосредоточил все основные силы, намереваясь именно на туапсинском направлении решительно «продвинуть» свои далеко идущие планы.
Трудность положения Петрова как командующего заключалась, прежде всего, в том, что он не знал новые для него войска, не строил оборону этого участка фронта, операция уже была в полном разгаре, причем развивалась она неудачно для нас.
Еще до прибытия генерала Петрова Военный совет Черноморской группы войск разработал план разгрома гунайской и хадыженской группировок противника, для чего предполагалось осуществить два удара по сходящимся направлениям и окружить эти группировки. Петров видел – план имеет серьезный недостаток: на каждом направлении войска должны были совершить перегруппировку лишь по одной имеющейся дороге, а в районе хутора Церковного вообще была только вьючная тропа. Для реализации этого плана необходимо было значительное время, а обстановка требовала немедленных действий. Но осуществление плана уже началось, вносить кардинальные изменения было поздно.
14 октября, когда этот контрудар еще не был подготовлен и шла напряженная перегруппировка войск, противник ударил в направлении на Шаумян с целью окружить основную группировку 18-й армии и затем прорваться на Туапсе. К исходу 15 октября гитлеровцы вышли к окраине Шаумяна. Одновременно и на направлении реки Хадыж противник стал забивать другой клин, чтобы замкнуть окружение, и тоже успешно продвигался.
15 октября с учетом изменившейся обстановки Ставка Верховного Главнокомандования писала командующему Закавказским фронтом: «Ставка разъясняет, что значение черноморского направления не менее важно, чем направление на Махачкала, так как противник выходом через Елисаветпольский перевал к Туапсе отрезает почти все войска Черноморской группы от войск фронта, что, безусловно, приведет к их пленению; выход противника в район Поти, Батуми лишает наш Черноморский флот последних баз и одновременно предоставляет противнику возможность дальнейшим движением через Кутаиси и Тбилиси, а также от Батуми через Ахалцихе, Ленинакан по долинам выйти в тыл всем остальным войскам фронта и подойти к Баку».
Конечно же, генерал Петров при всей своей одаренности не мог немедленно и единолично переломить ход боевых действий. Для того чтобы он оказал какое-то влияние на дальнейшее сражение, нужно было некоторое время, а главное – силы для противодействия противнику или хотя бы небольшая пауза, чтобы распорядиться теми войсками , что теперь были отданы под его командование. Противник между тем продолжал наступать и 16 октября вышел к станице Навагинской, а на следующий день, то есть 17 октября, овладел Шаумяном и начал бои за Елисаветпольский перевал.
Фанагорийская группировка противника к 16 октября захватила урочище Степки и стала распространяться дальше. Противник был уже близок к осуществлению своей цели: кольцо вокруг нашей группировки войск вот-вот могло замкнуться. Командующий 17-й немецкой армией был уверен в полном успехе своего наступления. 16 октября он доложил об этом командующему группой армий «А», и в журнале боевых действий появилась следующая запись:
«Сопротивление противника в районе Туапсе, сделавшееся в последние дни заметно слабее, позволяет сделать вывод, что силы сопротивления русских сильно надломлены нашим непрерывным наступлением, а также эффективной поддержкой авиации».
В условиях, когда командующий 17-й армией генерал-полковник Руофф был готов уже отпраздновать победу, генерал Петров вступил в руководство войсками. В такой исключительно сложной обстановке надо было сохранить спокойствие и, мобилизуя весь свой огромный опыт, найти какой-то выход, что, прямо скажем, было нелегко.
Иван Ефимович, как это ни казалось странным для окружающих, несмотря на напряженнейшую ситуацию, не стал отдавать немедленных распоряжений. Ему, прежде всего, нужна была ясность, полное понимание обстановки. Верный своим принципам, Иван Ефимович с офицерами нового штаба выезжает на самое трудное направление – в 18-ю армию, – для того чтобы на месте выяснить истинное положение дел.
Тут опять, дабы не обидеть своей оценкой и прежнее руководство, и, главное, тех, кто был в частях на этом направлении, даем слово маршалу А.А. Гречко:
«При проверке состояния войск и обороны оказалось, что командующий 18-й армией и его штаб не знали действительного положения на фронте. Они потеряли связь с соединением левого фланга армии. Командованию армии даже не было известно о том, что противник захватил Шаумян. Оно пренебрегло условиями местности и стремилось создать сплошной фронт, в результате чего войска, поступавшие в армию из резервов, вводились в бой по частям, распыляясь, вместо того чтобы сосредоточивать их для нанесения контрударов в наиболее угрожаемых местах» {14}.
Учитывая создавшуюся обстановку, по представлению командующего Черноморской группой войск, Военный совет фронта решил сменить командующего 18-й армией генерал-лейтенанта Ф. В. Камкова и назначить на его место генерал-майора А. А. Гречко, который до этого командовал 47-й армией на новороссийском направлении, что и было санкционировано Ставкой.
Новый командующий решил сосредоточить усилия армии и выделенные в его распоряжение резервы для нанесения контрудара по группировке противника, вышедшей в район Шаумяна. Но генерал Гречко не успел осуществить этот план. 19 октября гитлеровские войска сами перешли в наступление и, несмотря на упорное сопротивление 18-й армии, потеснили ее. Врагу удалось захватить Елисаветпольский перевал.
И опять, как это бывало уж не раз в Одессе и Севастополе, командующий Черноморской группой войск Петров спешит в войска для оказания помощи на месте. А противник продолжает рваться к Туапсе.
21 октября противник нанес удары в трех направлениях, и на всех этих направлениях бои шли такие упорные, что в рукопашные схватки вступали даже штабы наших полков и дивизий. И все же противник продолжал теснить наши части, потому что его силы здесь во много раз превосходили наши поредевшие полки.
Руководствуясь указаниями Ставки и командующего Закавказским фронтом, генерал Петров произвел перегруппировку войск, усилив туапсинское направление. В частности, в район Афанасьевский Постик были срочно переброшены 323-й отдельный батальон и 83-я бригада морской пехоты, в район Туапсе – 137-й морской полк, а в начале ноября под Садовое – 255-я бригада морской пехоты. Иван Ефимович, объективно оценивал способность войск к обороне, и тем более их возможности для нанесения контрударов. Именно поэтому на угрожаемые участки были направлены части морской пехоты. Части Туапсинского оборонительного района продолжали совершенствовать оборону на занимаемых рубежах.
Однако, полностью произвести перегруппировку войск к началу нового наступления противника нашему командованию не удалось, так как 19 октября немецко-фашистские войска начали штурм перевала Елисаветпольский и к концу дня захватили его.
Генерал Петров упорно, пристально вглядывается в противника, в позиции своих войск, изучает местность и ищет, ищет, настойчиво ищет возможность переломить ход боя в пользу своих войск. Вот один из примеров этого поиска. В воспоминаниях маршала Гречко говорилось, что одной из причин неудачных действий 18-й армии было отсутствие благоустроенных дорог и недостаточная обеспеченность боеприпасами войск всей Черноморской группы. Это же видел и понимал генерал Петров. Иван Ефимович искал возможность преодолеть эту трудность. Что можно сделать за короткое время в горах для того, чтобы как-то улучшить снабжение войск боеприпасами и продовольствием? Дороги были очень плохи. К тому же стояла скверная осенняя погода. Шли проливные дожди. Дороги и тропы заплыли грязью, сползающей от дождей с гор, по ним могли пройти только пешие, и то – с небольшой нагрузкой. Ручейки и небольшие речушки превратились в грозные горные потоки, и преодолевать их было тяжело и пешим и конным, не говоря уж о малочисленном автомобильном транспорте, который почти не мог двигаться в этих условиях по горным дорогам.
А вот мнение командующего фронтом генерала армии И.В. Тюленева по поводу возможностей противника по снабжению своих войск: «У гитлеровцев было одно большое преимущество, они наступали с севера и, следовательно, имели самую широкую возможность маневрировать крупными массами войск по кубанской долине. Кроме того, в распоряжении немецкого командования имелось много превосходных путей подвоза. У нас же наоборот: ни свободы маневра, ни достаточных путей подвоза, так как наши войска стояли среди лесистых гор, подходящих к морю» {35}.
Очень интересно свидетельство человека, который не только видел все это своими глазами, но и соприкоснулся с Петровым именно в поисках возможности одолеть дорожные трудности. Владимир Карпов приводит рассказ генерал-лейтенанта И.С. Шияна, который в то время служил в войсках Черноморской группы войск, был капитаном:
«…Шли проливные дожди. Дороги и тропы стали непроходимыми. Противника, превосходившего нас в силах, кроме многих других трудностей, просто нечем было отбивать: боеприпасов на передовой не хватало. Их невозможно было подвозить по горным тропам даже в хорошую погоду, а тут, когда с гор на тропы сползала грязь, доставка, даже на лошадях и ишачках, вообще прекратилась. Во многих местах для снабжения войск боеприпасами и продовольствием выстраивались цепочки солдат, которые и передавали грузы из рук в руки. Это ослабляло и без того малочисленные подразделения, так как солдат приходилось брать с передовой – других не было. Проблема подвоза всего необходимого для боя и эвакуации раненых стала в те дни одной из решающих. Петров понял это первым. До его прихода все занимались только боями, а он увидел, почему бои идут неуспешно. Люди сражаются геройски, они готовы сделать все возможное и невозможное, но надо их обеспечить всем необходимым для отражения натиска врага. Я в те дни был заместителем начальника штаба тыла Туапсинского оборонительного района. В числе других товарищей, занимавшихся вопросами организации подвоза, меня вдруг вызвали на командный пункт Черноморской группы войск. Начальники мы были небольшие – я капитан, другие тоже в таких званиях. Вызов к командующему для нас событие невероятное!
Командный пункт Петрова был в глубокой горной щели. Прибыли мы рано утром. Командующий умывался из простого железного рукомойника, то поднимая, то опуская звякающий металлический стерженек. Умывшись, он тут же нас принял. Посмотрел на нас как-то значительно, испытующе. Лицо его было серьезно. Очень много забот свалилось на него в те трудные дни.
Затем спокойно, деловито обрисовал нам обстановку, трудности с подвозом войскам всего необходимого и с эвакуацией раненых. Он прямо сказал – от этого зависит наша судьба, зависит, выстоим мы или не выстоим. «Вот вы занимаетесь вопросами снабжения и подвоза, продумайте и внесите свои предложения, как все-таки нам обеспечить войска. Лучше вас в этом деле никто не разбирается. Поэтому я вызвал не ваших начальников, а вас, непосредственных организаторов и исполнителей. Если вы не найдете выхода, никто его не найдет! Поезжайте на дороги и тропы, смотрите, изучайте, советуйтесь с солдатами, особенно с местными кавказскими жителями. Думайте, чтоб мозги трещали, но выход должен быть найден. Даю вам три дня! Больше не могу. И эти три дня для войск будут невыносимо трудными. Вот вам машина. Езжайте и помните: я жду и надеюсь на вас».
Поручение было не просто ответственное, а сверхчрезвычайной важности. Мы понимали это. Сначала нас охватило сомнение. Как же найти выход из, казалось, безвыходного тупика, да еще за короткое время? Мы знали обстановку и раньше искали пути преодолеть эти трудности, но не находили. Поехали. Побывали на ряде участков. Советовались с солдатами, особенно с пожилыми горцами. Возвратились на командный пункт через два дня – усталые, мокрые, грязные. Посидели, обдумали все предложения и советы, которые мы слышали на трассах. И пришли к выводу: для ускорения доставки войскам всего необходимого следует осуществлять однопутное движение. Через определенные промежутки в подходящих местах оборудовать отстойники, своеобразные разъезды. Дороги и тропы узкие, расширять их нет ни времени, ни сил, а отстойники можно создать довольно быстро. Создать с таким расчетом, чтобы в них помещались небольшие колонны автомобильного и гужевого транспорта. Колонны эти формировать с пунктов отправления с учетом емкости отстойников. Поставить регулировочные посты, связать их телефонной связью для управления движением колонн. Мы отработали на карте несколько маршрутов с указанием, где, по нашему мнению, целесообразно создавать отстойники.
Наши выводы и рекомендации мы доложили генералу Петрову. Принял он нас в простой кавказской сакле, в том же ущелье, где встретились первый раз. В сакле – топчан, простой стол, на нем карта. Петров очень внимательно нас выслушал. Задал ряд вопросов. Попытался вроде бы даже нас поприжать: а если, говорит, колонна в отстойник не поместится, куда хвост девать? Но это у нас было предусмотрено, колонны, как я уже сказал, должны формироваться определенной длины. Отвечая на этот вопрос, я для себя отметил: как тонко мыслил Иван Ефимович. Мы, специалисты, и то не сразу увидели возможность такого затруднения, а он вот сразу ухватил. Ведь если в отстойник не войдет несколько машин, то их придется сбрасывать в пропасть, так как они загородят дорогу встречной колонне. Развернуться для движения назад места ведь не будет… В конце беседы генерал Петров очень по-доброму поблагодарил нас, как-то даже не по-начальственному, а просто по-человечески. Мы видели, что он доволен нашей находкой, нам и самим было приятно, что мы оправдали его надежды, помогли общему делу. После завершения операции Петров и нас, тыловиков, не забыл, наградил наряду с теми, кто на передовой сражался…» {19}.
Генерал Петров вообще уважительно относился к работникам тыла, понимал трудность и ответственность их службы. Для того чтобы читатели представляли условия, в которых оказались тыловики в ту осень на Кавказе, приведу выдержку из книги писателя Виталия Закруткина:
«Кто жил на Северном Кавказе, тот хорошо знает, что значит затяжной осенний дождь, который не прекращается неделями и заливает терскую долину, точно в дни всемирного потопа. То мелкий и тихий, моросит дождь днем и ночью, пропитывая землю, то он вдруг хлынет буйным ливнем, неся с Черных гор мутные потоки воды. Множество рек, речек и речушек выходят при этом из берегов, сносят мосты, размывают дороги и покрывают все вокруг мутно-желтым разливом грязи. Легкие ночные заморозки, особенно если при этом дует северный ветер, покрывают разлив тонкой коркой льда, но грязь еще не затвердевает, а становится густой и вязкой.
Кусок хлеба, спрятанный в вещевой мешок, превращается в липкий клейстер. Затвор и ствол винтовки ржавеют. От мокрой шинели идет пар. Сапоги покрываются зеленью. Везде тебя настигает проклятый дождь, и всюду слышится смертельно надоевший звук чавкающей, хлюпающей, брызгающей грязи. На дне окопа – вода; в ходах сообщения – вода; в землянках – вода; куда ни прислонишься – мокро; к чему ни прикоснешься – грязь. Да, плохо в ту осень было пехотинцу… он сидел в залитых водою окопах. Но еще хуже было солдатам-обозникам.
Ходкое выражение «просидеть в обозе», несущее в себе оттенок презрения к легкой как будто участи обозника, должно быть сдано в архив. Неимоверно тяжелым был труд пожилого солдата-обозника на Кавказе в памятную осень 1942 года. Всегда под дождем, в холоде и в грязи, колесил этот солдат по размытым терским дорогам, успевая подвезти на своей телеге муку и патроны, бензин и снаряды, сапоги и сено – все, что было нужно войскам.
Он умел вытащить застрявшую в промоинах телегу, находил среди разливов какие-то известные только ему объезды, часами трясся от холода, выстаивая очереди у мостов, оберегая от дождей свой груз. На своей крепкой спине он перетащил тысячи пудов на склады, со складов, на станции, со станций и никогда не жаловался на усталость. Молчаливо выслушивал он ядовитые упреки какого-нибудь горячего юнца-сержанта, презрительно называвшего его «тыловой крысой», и степенно продолжал делать свое незаметное, но важное дело, стоически вынося и грязь, и холод, и бесконечные налеты вражеских бомбардировщиков, которые часто превращали дороги в месиво камней и щепок» {19}.
В результате всех мер, принятых Петровым, улучшилось снабжение боеприпасами и всеми видами довольствия, повысилась устойчивость и боеспособность войск, заметно замедлилось продвижение противника к морю.
Иван Ефимович Петров, и прежде, как мы не раз убеждались, проявлявший большую находчивость, в эти трудные дни нашел еще одну возможность сбить напор немецкого наступления. Он применил весьма оригинальный тактический прием. Наряду с обычными оборонительными действиями войск он стал активно засылать мобильные группы в тыл врага. В них входили не только разведчики, но и обычные подразделения. Специально подготовленных людей и тем более подразделений для массового проникновения в тыл не было, засылали сводные отряды, группы добровольцев, формировались они в дивизиях и полках. По воспоминаниям писателя Владимира Карпова: «…С одним из таких диверсионных отрядов ходил в тыл противника северо-восточнее Туапсе мой друг, журналист, после войны ставший известным писателем, Сергей Александрович Борзенко. Он участвовал в битве за Кавказ с первого до последнего дня».
Для нашего исследования этот фрагмент воспоминаний Владимира Карпова очень важен, потому как нам предстоит познакомиться с проблемными вопросами по ходу боевых действий на Кавказе, затронутыми в переписке между адмиралом Октябрьским и Героем Советского Союза полковником Борзенко.
Несколько слов маршала А.А. Гречко об этих отрядах:
«В Черноморской группе эффективно применялись специальные отряды, создаваемые распоряжениями командиров дивизий и полков для действия в тылу врага с задачами деморализации его войск, уничтожения живой силы и техники, нарушения коммуникаций, захвата обозов и пленных» {14}.
О том, какую напряженную обстановку создавали такие группы в тылу противника и какие наносили потери, лучше всего свидетельствуют слова тех, против кого действовали наши храбрые воины. Приведу выдержку из дневника командира роты 94-го горносаперного батальона лейтенанта Хетцеля, одного из тех привилегированных «горных дьяволов», которые по сей день не сходят с обложек иллюстрированных западноевропейских журналов:
«Сегодня моя рота была брошена на помощь стрелковым полкам, попавшим в тяжелое положение, и я вернулся с поля боя с четырьмя уцелевшими солдатами. Боже, что там было! То, что я жив и могу писать, просто чудо. Они атаковали нас на лошадях. Когда мы перешли реку, человек пятьдесят казаков бросились на мою роту. Солдаты бежали. Я пытался остановить их, но был сбит с ног и так ушиб колено, что ползком пробирался к реке. Казаки три раза проезжали вблизи того места, где я лежал, можно было стрелять, но руки не повиновались от страха… Говорят, что наша бригада перестала существовать. Если судить по моей роте – это правда…» {19}.
А вот письмо обер-фельдфебеля Шустера:
«Мы находимся в дремучих лесах Кавказа – селений здесь очень мало. У города Туапсе идут тяжелые бои, драться приходится за каждый метр. Солдаты, которые были в России в прошлом году, говорят, тогда было легче, чем теперь на Кавказе. Почти постоянно мы находимся в ближнем бою с противником. Вокруг ужасный грохот, изо всех концов леса летят камни, свистят пули. Русские стрелки невидимы. А у нас потери и снова потери, ибо в горах мы лишены танков и тяжелого вооружения и вынуждены действовать винтовкой и пулеметом. Наши летчики хотя и помогают нам, но они ничего не видят в лесистых горах. Нас изнуряет жажда на этой отверженной богом высоте. Внизу, в долине, воды сколько угодно, но – увы! – там сидят русские, озлобленные и упрямые» {19}.
Засылка групп и отрядов в тыл противника не была изобретением генерала Петрова. В тыл врага засылали своих воинов с целью разведки и нанесения потерь еще в стародавние времена. Заслуга Ивана Ефимовича Петрова состоит в том, что в условиях явного превосходства противника в силах, когда сдерживать его части мы уже могли с трудом и медленно, с тяжелыми боями отступали к морю, Петров, чтобы облегчить положение частям, которые противостоят гитлеровцам в открытом бою, применил тактику активных действий мелкими группами и отрядами в тылу врага. Иван Ефимович понял и использовал специфику горной местности, где войска действуют на разобщенных из-за хребтов и долин направлениях, где можно проникать во вражеские тылы и там, не встречаясь с крупными силами, наносить удары. Отряды и группы действовали разрозненно, но причиненный ими урон в людях и технике, нарушение связи, нападение на штабы, базы снабжения – все это в конечном итоге составляло немалую цифру потерь, ослабляло врага, создавало атмосферу нервозности, неуверенности, что отрицательно влияло на боевые действия наступающих частей и соединений.
В результате всех принятых нашими войсками мер враг потерял инициативу, истратил свои силы, не добившись поставленных целей. На этом закончилась попытка противника прорваться к Туапсе.
С приближением зимы немецкие войска – 17-я армия и 49-й горнострелковый корпус – застряли на перевалах Главного Кавказского хребта и на подступах к Туапсе.
Приближалась зима. Надо было что-то предпринимать. В штабе 17-й армии Руоффа на совещании обсуждался вопрос, что же делать дальше на туапсинском направлении. Мнения резко разошлись. Некоторые офицеры, недостаточно хорошо осведомленные в обстановке, считали, что советские войска полностью истощили свои силы и в ближайшее время не смогут не только проводить наступательные действия, но и предпринимать контрудары, а поэтому следует завершить до зимы наступление на Туапсе.
Однако начальник штаба 17-й армии, хорошо знавший обстановку и боеспособность советских частей, не исключал возможность проведения наступательных операций русскими частями на туапсинском и новороссийском направлениях.
А что же намеревалось делать командование группы армий «А»? Несмотря на огромное желание Гитлера продолжать продвижение к бакинской нефти, в Иран и далее, осуществить этот столь желаемый фюрером план было нечем. Поэтому командование группы армий «А» пришло к заключению: дать частям отдых, доукомплектовать их, подтянуть резервы и весной вновь перейти в наступление. В штабах и частях началась энергичная работа по закреплению на тех рубежах, которые гитлеровцы захватили к ноябрю. Был составлен общий план размещения войск группы «А» и снабжения на зиму 1942-43 годов.
Совсем о другом думал генерал Петров. Сил и техники у него прибавилось. Ставка усилила группу двумя стрелковыми дивизиями, одной кавалерийской, одной горнострелковой, шестью стрелковыми бригадами и четырьмя истребительно-противотанковыми артполками. К этому времени Петров не только полностью вошел в обстановку на фронте, который обороняла Черноморская группа войск, но и крепко держал в руках руководство всеми подчиненными ему армиями, знал, на что они способны, и, исходя из этих возможностей, планировал дальнейшие действия руководимых им частей и соединений.
Стояла ненастная погода, шел то мокрый снег, то холодные дожди. Горные тропы и дороги покрыла гололедица. И вот, несмотря на эту непогодь, Петров решил нанести гитлеровцам удар. Он тщательно его подготовил. Этот удар был полной неожиданностью для фашистов. Они считали, что силы советских частей на этом рубеже совсем иссякли. И вдруг – такой неожиданный и мощный удар! Немцы бежали, бросая вооружение, технику, боеприпасы – все, что они подготовили здесь на зиму.
Стоит обратить внимание на некоторые стороны деятельности генерала Петрова именно в период Туапсинской операции.
В дни вступления Петрова в командование Черноморской группой войск в руках противника были почти все перевалы через Главный Кавказский хребет, его части приближались к Сухуми и Туапсе. Дивизии в боях с превосходящим противником несли потери, слабели. И все же наступление врага было остановлено. Что произошло? Прежде всего, выстояли войска, хорошо представлявшие, что отступать, некуда. Однако сыграло роль и то, что приехал новый командующий генерал-майор Петров, разобрался в обстановке, принял правильное решение и осуществил его. На бумаге, да еще много лет спустя, это так просто выглядит. Но попробуем предположить, «что было бы, если бы…». Не будем брать все возможные последствия прорыва гитлеровцев к Черному морю, возьмем одно: гитлеровцы заняли побережье. Флот потерял бы последние свои базы и был бы интернирован в портах Турции, а скорее всего – был бы затоплен командами, как летом 1918 года при немецком наступлении на Кавказ. Что было бы с ранеными, заполнявшими многочисленные санатории, нетрудно себе представить. Что вообще творили фашисты в оккупированных районах, теперь общеизвестно. А для освежения памяти приведу отрывок из письма одного из оккупантов Кавказа: «Когда Грозный, Малгобек и другие районы будут в наших руках, мы сможем захватить Баку и установить на Кавказе оккупационный режим, ввести в горы необходимые гарнизоны и, когда в горах наступит относительное спокойствие, всех горцев уничтожить… Горского населения в Чечено-Ингушетии не так уж много, и десяток наших зондеркоманд может за короткое время уничтожить все мужское население. Для этой акции в Чечено-Ингушетии много превосходных природных условий – ущелий, и не будет надобности сооружать лагеря».
Вот такой неожиданный аспект обретают в глазах фашиста «превосходные природные условия» Кавказа!
Не хочу идеализировать Петрова и приписывать только ему заслуги в предотвращении катастрофы на Кавказе – это будет неправда. Петров только командовал группой войск на одном из самых ответственных участков фронта, умело руководил, а били врага те же армии, те же генералы и солдаты, которые и прежде на этих рубежах воевали. Но и роли Петрова не следует забывать. Те же армии, которые отступали, сначала остановили, а затем опрокинули фашистов потому, что силы прикладывали дружнее, да туда, куда нужно, да вовремя, да более решительно. Вот и выходит, что многое может сделать и один человек, если он настоящий, талантливый полководец. Помнится, адмирал Октябрьский, напоминая полковнику Борзенко о своих заслугах в ходе боев на Кавказе, предлагал Сергею Александровичу обратиться к генералу армии Тюленеву... В этой связи, самое время напомнить о том, как оценил роль генерала Петрова его непосредственный начальник генерала Петрова – командующий Закавказским фронтом генерал армии И.В. Тюленев:
«Командующий группой армий «А» Клейст отдавал грозные распоряжения: сломить нашу оборону, но советские войска, которыми командовал генерал И.Е. Петров, отразили все атаки противника и, нанеся ответный удар, разгромили ударную группировку врага, рвавшуюся к Туапсе.
Ивана Ефимовича Петрова я уважал как опытного, хладнокровного, обладающего большими организаторскими способностями генерала… С вступлением в командование Черноморской группой И.Е. Петрова положение на важном стратегическом участке Кавказа изменилось…» {35}.
Таким образом, в ходе напряженных боев с 19 по 31 октября планы гитлеровского командования по захвату Туапсе были сорваны. Немецко-фашистские войска понесли в этом районе большие потери. По данным штаба немецкой группы армий «А», некомплект личного состава к 15 ноября достигал 76 тысяч человек.
Дальнейшие попытки гитлеровцев прорваться с перевала к Туапсе были отбиты. Не добились они успехов и на других направлениях, где перегруппировавшиеся советские войска и подошедшие резервы контратаковали и остановили противника. 31 октября немецко-фашистские войска перешли к обороне по всему фронту. На туапсинском направлений наступило затишье, которое длилось до 15 ноября.
Дважды потерпев неудачу на туапсинском направлении, гитлеровское командование решило во второй половине ноября провести новое наступление в этом районе, нанеся главный удар из района хутора Пеликан на селение Георгиевское. Сосредоточив на узком участке фронта 97-ю легко-пехотную дивизию и группу войск генерала Ланца, оно 15 ноября перешло в наступление. Немецко-фашистским войскам удалось оттеснить нашу 9-ю гвардейскую стрелковую бригаду и подойти к Туапсе на 30 км. Однако своевременно выдвинутые 353-я и 383-я стрелковые дивизии и 165-я стрелковая бригада остановили противника, нанеся ему большие потери. Наступление противника в направлении Садовое (участок обороны 56-й армии) успеха не имело.
В конце октября 56-я армия получает пополнение – 83-ю морскую стрелковую бригаду, а в начале ноября на стык 18 и 56-й армий прибывает 255-я бригада морской пехоты и своими действиями приостанавливает наступление противника с западных отрогов г. Сарай-Горы. 8 ноября командующий Черноморской группы войск генерал-лейтенант И.Е. Петров определил задачи 18-й армии в предстоящей наступательной операции. Для её успешного проведения из Закавказья перебрасывались 83-я горнострелковая дивизия (полковник А.А. Лучинский). На центральный участок направляются: полк особого назначения, офицерский штрафной батальон, батальон морской пехоты и четыре бакинских горнострелковых альпийских отряда.
Остановив противника под Туапсе, генерал Петров приказал командующему 18-й армией генералу А. Гречко разработать план наступательной операции и представить его на утверждение 20 ноября 1942 года. Иван Ефимович не знал, какие радостные вести предстоит услышать ему, всем советским людям именно в этот день. 19 ноября перешли в контрнаступление под Сталинградом войска Юго-Западного и Донского фронтов. 20 ноября ударил и пошел им навстречу, чтобы замкнуть окружение, Сталинградский фронт.
Получив эту весть, генерал Петров сделал все, чтобы его Черноморская группа, невзирая на непогоду, истощенность сил, плохую обеспеченность всем необходимым для боя, немедленно перешла в наступление. Петров понимал – это необходимо, чтобы противник не мог снять части с Кавказа и бросить их под Сталинград. Дивизии Черноморской группы наступали в таких условиях, когда один фланг, в долине, утопал в грязи и горных потоках, а другой, на горном хребте, пробивался сквозь снежную метель. Но, несмотря ни на что, войска с тяжелыми боями продвигались вперед с 26 ноября и до 17 декабря. И все это по личной инициативе Петрова, благодаря его стратегическому мышлению, пониманию обстановки. Ведь приказа о наступлении Петров не имел, он выполнял директиву Ставки: отстоять Туапсе, остановить здесь наступление врага. Больше того, как только Петрову удалось стабилизировать фронт, из состава его Черноморской группы были взяты 11-я и 12-я кавалерийские дивизии и переброшены в Северную группу войск. Вот как верила Ставка в Петрова – совсем недавно под Туапсе все рушилось, грозила катастрофа, теперь же отсюда дивизии снимают!
26 ноября наши части, произведя перегруппировку сил, перешли в наступление на семашском направлении. В результате контрудара войск 18-й армии находившаяся здесь группировка противника была разгромлена, а ее остатки к 17 декабря были отброшены за реку Пшиш. На этом и закончилась Туапсинская оборонительная операция войск Черноморской группы и Туапсинской военно-морской базы и началась подготовка к наступлению.
Большую роль в обеспечении боевых действий частей и соединений Черноморской группы войск и морской пехоты сыграли морские перевозки, осуществленные кораблями Черноморского флота. В наиболее тяжелый период боев за Туапсе в сентябре – ноябре под непрерывными ударами вражеской авиации корабли доставили из Поти, Сухуми и Батуми на фронт 52 937 человек и 57975 тонн груза, а из Туапсе в Геленджик было вывезено около 15 тысяч человек, около 20 тысяч тонн груза и эвакуировано более 2500 раненых.
В Туапсинской оборонительной операции приняла участие береговая артиллерия Черноморского флота – железнодорожная 180-мм четырехорудийная батарея и четыре стационарных 130-мм орудия 167-го отдельного артиллерийского дивизиона, действовавшие из района Георгиевское. Ночью железнодорожная батарея подходила к линии фронта, развертывалась на позиции и с рассветом открывала огонь по врагу, а затем быстро отходила в тыл. Всего за период операции было проведено 42 стрельбы и выпущено около четырехсот снарядов калибром в 180 и 130 мм. Свыше 86% стрельб было проведено с корректировкой. Необходимо при этом отметить четкую организацию и хорошую работу корректировочных постов, первая линия которых располагалась в 500-800 м, вторая -в 4-6 км и третья в 8-10 км от переднего края противника. Подобное эшелонированное расположение корректировочных постов обеспечивало нашим войскам артиллерийскую поддержку в случае прорыва врага в глубину наших боевых порядков. Береговая артиллерия во время операции уничтожила восемь танков, два склада с имуществом и около батальона солдат и офицеров противника.
Авиация Черноморского флота ежесуточно совершала до 20-30 самолето-вылетов на бомбо-штурмовые удары по живой силе и технике противника. Из-за нехватки самолетов-истребителей и сильного противодействия вражеской авиации бомбардировочная авиация флота использовалась в основном ночью.
В результате Туапсинской оборонительной операции, длившейся три месяца (с 25 сентября по 20 декабря), были отражены три попытки немецко-фашистских войск прорваться к Туапсе. Понеся большие потери (около 25 тысяч убитыми и пленными), противник сумел лишь несколько продвинуться на туапсинском направлении, но это не принесло ему оперативного выигрыша. Упорно обороняясь, войска Черноморской группы и Туапсинской военно-морской базы сковали 14 немецко-румынских дивизий, чем создали благоприятные условия для наступления наших сил.
Своевременное создание Туапсинского оборонительного района (ТОР) способствовало повышению устойчивости обороны на туапсинском направлении, а действия кораблей и частей Туапсинской военно-морской базы (разведка, дозорная служба, противодесантная, противовоздушная, противоминная и другие виды обороны, а также морские перевозки) – созданию благоприятных условий для действия сухопутных сил против основной группировки немецко-фашистских войск на этом направлении.
В боях на туапсинском направлении большую помощь сухопутным частям оказала морская пехота. В наиболее напряженное время боев за Туапсе около 10 тысяч моряков плечом к плечу с солдатами отбивали натиск врага, проявляя высокий героизм и отвагу.
При этом, следует учесть, что при проведения Туапсинской операции Черноморский флот был оперативно подчинен командованию Северо-Кавказским фронтом, а на втором этапе – командующему Черноморской группой войск генерал-лейтенанту И.Е. Петрову.
Несмотря на большой некомплект материальной части и летного состава, слабое оборудование театра военных действий, гористую местность, тяжелые метеорологические условия и сильное противодействие противника, авиация Черноморского флота произвела около 2 тысяч самолето-вылетов для нанесения бомбо-штурмовых ударов по живой силе и технике врага на туапсинском направлении.
Гитлеровские планы завоевания Кавказа, за которыми, как известно теперь, фашистским стратегам виделось вторжение в Иран, Ирак, Афганистан, Индию, терпели крах. На левом фланге советско-германского фронта созревали условия для перехода в наступление наших войск.
Ставка провела перегруппировку кавалерийских дивизий и других частей, чтобы создать благоприятные условия для проведения Сталинградской операции. 15 ноября, за четыре дня до начала наступления на Волге, Верховный Главнокомандующий вызвал командующего Закавказским фронтом генерала армии Тюленева и командующего Северной группой войск генерал-лейтенанта Масленникова и приказал им, прочно прикрывая основные направления на Грозный и Орджоникидзе, нанести удары по моздокской и алагирской группировкам врага. Это должно было сковать войска противника на Кавказе, не позволить им оказывать помощь Сталинграду, в то же время давало возможность бить гитлеровцев здесь, на рубеже Терека, в дни, когда они сами не могут получить подмогу.
27 ноября левый фланг 9-й армии перешел в наступление, но в течение трех дней не смог прорвать оборону врага.
11 декабря Ставка указала командующему Северной группой войск: «Противник уже перебросил из района ваших войск часть своих сил на север… Преднамеренный отход противника на северном берегу Терека нельзя считать случайностью. Создалась, таким образом, благоприятная обстановка для наступления всех ваших войск. Ваша задача состоит в том, чтобы не упустить момента и действовать посмелее».
К этому времени кольцо под Сталинградом замкнулось. Теперь гитлеровские генералы и солдаты затаив дыхание ждали развязки. Командование 1-й танковой армии гитлеровцев докладывало наверх о причинах снижения боеспособности войск: «…они, кажется, осведомлены о положении в Сталинграде».
Командующий группой армий «А» отвечал: «Необходимо разъяснить всем командирам, что танковая армия должна во что бы то ни стало, несмотря на сильное давление неприятеля, удерживать свои позиции… Все теперь заключается в том, чтобы… стиснув зубы, держаться».
Боевые действия в Туапсинской наступательной операции имели своей целью уничтожение двух группировок противника – Гойтхской и Семашковской. В сложных погодных условиях, когда снег в ущельях лёг слоем три метра, а на склонах – до 1,5 метров, широкие наступательные действия вести было бесполезно. Только к 25 декабря была разгромлена Семашковская группировка противника. К этому времени относятся активные наступательные действия соединений 56-й армии и Лазаревской группы войск.
В январе в наступление переходит 32-я гвардейская стрелковая дивизия и соединения 16-го стрелкового корпуса (генерал-майор В.А. Гайдуков).
С туапсинского направления началось освобождение Кубани.
Десант в Южную Озерейку
Обстановка на Закавказском фронте в январе 1943 года
Вся история великой Отечественной войны это череда грандиозных сражений, громких побед и порой чудовищных поражений. Эти поражения были особенно обидны, когда становилось очевидным, что войска сражались стойко и мужественно, не жалея жизни, а поражения и потери вызваны неудачным или неумелым управлением войсками.
Ведя речь о самых трагических периодах войны с Германией, мы вспоминаем о том, что вражеские войска стояли под стенами Москвы, блокировали Ленинград, хозяйничали в советском Заполярье, дошли до Волги и предгорий Кавказа, подняли флаг со свастикой на вершине Эльбруса. Заполярье, Ленинград, подступы к Москве это, хоть и с болью в сердце, но еще как то можно было осознать, но тот факт, что противник дошел до Волги и горных вершин Кавказа – это уже было запредельным унижением для России и грозным предупреждением для ее руководителей. И теперь, когда враг был разгромлен под Сталинградом, срочно требовалось напомнить Германии и всему миру, о том, кто на Кавказе хозяин.
Теперь, когда появились явные признаки ослабления Германской военной мощи, и постепенно созрели предпосылки и условия для окончательного разгрома кавказской группировки противника, московские руководители нервно и нетерпеливо нащупывали направления главных ударов на этом участке советско-германского фронта.
Стратегическая обстановка на южном крыле советско-германского фронта предполагала окружение и полный разгром крупной вражеской группировки на Северном Кавказе. Войскам Закавказского фронта на Северном Кавказе противостояли войска группы армий «А» в составе 1-й танковой и 17-й полевой армий. При этом соединения 1-й танковой армии вели активную оборону в полосе Северной группы войск, а войска 17-й армии противника противостояли Черноморской группе Закавказского фронта. Общее соотношение сил на Северном Кавказе к этому времени было в пользу Красной Армии.
К началу января 1943 года обстановка на юге страны, если очертить лишь ее основной контур, была следующая: наши войска завершали ликвидацию 6-й армий Паулюса под Сталинградом и, сжимая кольцо, другой частью сил наступали в направлениях на Ростов и Донбасс; на Кавказе перешла в наступление Северная группа войск и теснила врага от Терека; по Главному Кавказскому хребту от Эльбруса до Новороссийска занимали оборону и готовились к наступлению войска Черноморской группы генерала Петрова: 18-я, 56-я и 47-я армии. С января в состав ЧГВ была передана 46-я армия.
Ставка Верховного Главнокомандования приказала командующему Закавказским фронтом генералу армии И.В. Тюленеву подготовить наступление на краснодарско-тихорецком направлении, с тем чтобы, наступая на Краснодар, перерезать железную дорогу в районе Тихорецка и закрыть пути отхода той самой группировке противника, которая еще недавно рвалась к Каспийскому морю. Эту задачу могла выполнить только Черноморская группа войск, которая должна встать на пути противника, теснимого Северной группой войск.
О разработке этой операции и тех трудностях, которые пришлось преодолевать генералу Петрову еще до начала наступления, рассказывает в своих воспоминаниях генерал Тюленев:
«Получив такой приказ, мы с командующим Черноморской группой генералом И.Е. Петровым крепко призадумались. Для проведения такой операции у «черноморцев» сил было недостаточно. Ставка обязывала перебросить к ним из состава Северной группы весь 10-й гвардейский стрелковый корпус, две стрелковые дивизии 58-й армии и одну стрелковую дивизию 46-й армии. В распоряжение Петрова передавались три танковых полка из резерва Ставки.
Москва срочно требовала ответа. И тут началось то, что мы с генералом Петровым называли «вариантной лихорадкой». Вариант за вариантом выдвигался то мной, то Иваном Ефимовичем и после всестороннего обсуждения отвергался. Все они с военно-теоретической и с практической точки зрения оказывались нереальными.
Цель, выдвинутая в приказе Верховного Главнокомандующего, была заманчивой: с выходом на Батайск мы ставили противника в безвыходное положение, но задача была невероятно трудной, всюду мы наталкивались на препятствия.
Труднейшим из них был сам район предстоящих боевых действий – пересеченная местность предгорий Кавказа. В это время на склонах хребтов уже серебрился первый снег, а на побережье дули сильные ветры, шли проливные дожди.
А отсутствие дорог для доставки техники, боеприпасов, продовольствия? Часть железных дорог, автомобильных магистралей была разрушена (вообще-то, поспешно и бездумно разрушена нашими отступавшими войсками в августе 1942 года – Б.Н.). Восстановить их в короткий срок мы не могли, так как на нашем фронте были считанные единицы инженерных батальонов. Еще одна трудность была связана с быстрой переброской войск из-под Орджоникидзе.
Генерал Петров, немало повидавший трудностей в дни героической обороны Одессы и Севастополя, только разводил руками:
– Не знаю, Иван Владимирович, что и сказать вам, обстановка очень сложная. Мне не хочется огорчать вас, но у меня нет уверенности в успешном осуществлении плана, предложенного Ставкой.
– Ничего, Иван Ефимович, выдюжим! А директиву Ставки мы не имеем права обсуждать. Для нас, солдат, это приказ.
Ночные обсуждения в штабе заканчивались тем, что мы с Петровым садились в вездеход и выезжали на разведку местности: уточняли расположение частей, изучали маршруты продвижения войск, советовались с местными жителями, которые хорошо знали горные ущелья и тропы.
И всюду видели, что по извилистым козьим тропам крупными силами не развернешься, проложить новые дороги нужно время.
– Торопись, Иван Ефимович, – отдал я распоряжение генералу Петрову. – Дай задание своим дорожникам, саперам; пусть проявят чудеса расторопности и смекалки. Дальше ждать мы не имеем права… Без дороги, по которой смогут пройти автотранспорт, артиллерия, военные обозы, нам нечего и думать о наступлении. Организуем перевалочные станции, наладим диспетчерскую службу.
И.В. Сталин не любил долго ждать ответа, когда из Москвы уже послана директива Ставки. Зная это, я, вернувшись в штаб, позвонил в Москву.
– Товарищ Сталин, – доложил я, – рекогносцировка местности на лазаревско-майкопском и горячеключевском направлениях показала, что наступление сопряжено с большими трудностями.
– А вы что же, – перебил меня Верховный, – рассчитываете на какую-то волшебную силу? Наступление должно начаться, и чем быстрее, тем лучше…
– Товарищ Сталин, у меня и Петрова есть опасения насчет успешного исхода наступления. Я прошу вас возвратиться к ранее разработанному нами майкопскому плану.
Сталин на минуту замолк, видимо решая что-то, а затем, давая понять, что наш разговор закончен, сказал:
– Товарищ Тюленев! Передайте Петрову и Масленникову, что краснодарский вариант, предложенный Ставкой, остается в силе.
После разговора с Верховным мы срочно разработали план наступления на краснодарском направлении. Он состоял из двух частей – «Горы» и «Море».
Операция «Горы» предусматривала прорыв вражеской обороны в районе Горячего Ключа, выход к Краснодару и освобождение его. Однако этот кубанский город не был конечной целью наступления. Нашим войскам ставилась задача – отрезать путь кавказской группировке противника, двигавшейся на Ростов.
Этим и завершалась операция «Горы» {35}.
Согласно операции «Море» мы должны были левым крылом войск 47-й армии стремительно развернуть наступление на перевалы Маркотх и Неберджаевский. Сюда же Черноморская группа высадит морской десант, затем совместным ударом из района Южная Озерейка нанесет удар по Новороссийску, освободит его и выйдет на перевал «Волчьи ворота». Чтобы дезориентировать врага в отношении места высадки десанта, морские патрули получили задание демонстрировать высадку в районе Анапы. Руководство десантом возлагалось... на вице-адмирала Октябрьского.
Вот так в общих чертах выглядел план нашего наступления на краснодарском направлении. И.В. Сталин, ознакомившись с ним, обратил наше внимание, прежде всего, на то, что Черноморская группа войск должна помешать врагу вывезти на запад свою технику, закупорить с востока путь северокавказской группировке противника и уничтожить ее.
4 января Верховный Главнокомандующий лично мне отдал распоряжение: «Передайте Петрову, чтобы он начал свое выступление в срок, не оттягивая это дело ни на час, не дожидаясь подхода резервов» {37}.
11 января Ставка утвердила план операции «Горы» и «Море». К выполнению той части, которая называлась «Горы», Петров приступил немедленно, как и требовала Ставка. Но прежде чем нанести главный удар, генерал Петров решил опробовать противника двумя отвлекающими ударами. Первый такой удар в направлении на Нефтегорск и частью сил на Майкоп нанесла 46-я армия. Она с трудом сломила сопротивление и медленно продвигалась вперед. 12 января, чтобы не быть отрезанным, противник стал уходить с перевалов Марухского, Клухорского, Санчаро и других.
Такой же вспомогательный удар нанесла 47-я армия в направлении на Крымскую. Но условия здесь были крайне неблагоприятные. Шли непрерывные дожди, они сменялись мокрым снегом. Дороги были непроходимы, и артиллерия не смогла занять назначенные позиции. Армия успеха не имела.
16 января перешла в наступление 56-я армия и хоть и с тяжелыми боями, но продвигалась вперед. Противник делал все возможное, чтобы задержать эти отрезающие ему отход советские части. Но все же Черноморская группа, несмотря на отсутствие дорог, плохие погодные условия, продолжала наступать и к 23 января, прорвав вражескую оборону южнее Краснодара, продвинулась вперед до двадцати километров.
К этому времени войска Южного фронта наступали довольно успешно. 23 января командование группы армий «А» доносило в ставку Гитлера: «Ростов уже закрыт русскими. Создается серьезная ситуация. Одновременно надо ожидать, что силы противника получат значительное подкрепление, так как много войск освободится под Сталинградом, которые и составят мощную наступательную силу… Опасность заключается не только лишь в районе южнее Ростова, но и в том… что противник может прорваться через Ворошиловград к Азовскому морю. В подобном случае, кажется, что вырваться из рук противника и отбиться от него невозможно» {37}.
Потеряв возможность вывести войска с Северного Кавказа через Ростов, немецкое командование повернуло дивизии 17-й армии на Таманский полуостров. А это значило, что все вражеские войска, находившиеся в этом районе, теперь двигались навстречу Черноморской группе войск генерала Петрова. Ввиду такого резкого изменения обстановки перед Черноморской группой войск были поставлены новые и очень сложные задачи. В тот же день 23 января 1943 года Ставка указала Петрову:
«Войска Южного фронта, успешно наступая, подошли к Батайску и находятся на расстоянии 8 километров от него. На днях должен быть взят Батайск, и северокавказская группировка противника будет отрезана от Ростова и закупорена на Северном Кавказе.
Северная группа Закавказского фронта успешно преследует противника и приближается к Армавиру и Кропоткину.
Черноморская группа Закавказского фронта не сумела выполнить своих задач, не выдвинулась в район Краснодара и не сможет к сроку выполнить задачу выхода в районы Тихорецка и Батайска.
В связи со сложившейся обстановкой Ставка Верховного Главнокомандования перед Черноморской группой ставит новые задачи:
1. Выдвинуться в район Краснодара, прочно оседлать р. Кубань, распространиться по обоим ее берегам, а главные силы направить на захват Новороссийска и Таманского полуострова, с тем чтобы закрыть выход противнику на Таманский полуостров, так же как Южный фронт закрывает выход противнику у Батайска и Азова.
2. В дальнейшем основной задачей Черноморской группы войск иметь захват Керченского полуострова.
3. Иметь при этом в виду, что войска Южного фронта и Закавказского фронта должны окружить 24 дивизии противника на Северном Кавказе и пленить их или истребить, так же как Донской фронт, окружив 22 дивизии противника в районе Сталинграда, истребляет их» {37}.
Для более оперативного руководства наступающими войсками 24 января Ставка вывела Северную группу войск из состава Закавказского фронта и преобразовала ее в Северо-Кавказский фронт. Командующим этим новым фронтом был назначен генерал-лейтенант И.И. Масленников. Через шесть дней, то есть 30 января, ему было присвоено звание генерал-полковника.
Черноморская группа генерала Петрова продолжала действовать как отдельное объединение, ее армии, преодолевая сопротивление противника, горное бездорожье, невероятные погодные колебания от ливней до снегопадов, продолжали медленно продвигаться вперед. 25 января 18-я армия овладела Хадыженской. 26 января 46-я армия освободила Нефтегорск, Нефтяную и развивала наступление на Майкоп. 29 января в штаб Закавказского фронта поступила телеграмма от партизан о том, что они вступили в Майкоп.
С этим богатым нефтью районом гитлеровцы связывали большие надежды, а наше командование было заинтересовано сначала в том, чтобы не отдать горючее противнику, а позднее – чтобы побыстрее вернуть этот нефтеносный район и восстановить его эксплуатацию. Генерал Петров пристально следил за этим районом и принимал меры к его освобождению.
В первых числах февраля войска Северо-Кавказского фронта вышли к Азовскому морю в районе Новобатайска и Ейска. Настало время осуществить ту часть плана, утвержденного Ставкой, которая называлась «Море».
В создавшейся обстановке немецко-фашистское командование больше всего беспокоила реальная опасность высадки советских морских и воздушных десантов на Таманский полуостров и в Крым. Неприятель усилил наблюдение за морем, за Туапсе, Геленджиком и другими портами, где, по его мнению, могли формироваться группировки войск для подготовки десанта. Вражеская разведка пунктуально отмечала каждый выход наших кораблей в море, собирала сведения об изменениях количественного состава кораблей, находящихся в портах Кавказского побережья. Одновременно противник интенсивно укреплял свои позиции на Таманском полуострове и в прибрежной полосе, где особо активизировал боевые действия.
Все это не могло не отразиться на темпах наступления наших войск. Если 56-й армии и правому флангу 18-й армии удалось выйти к южному берегу реки Кубань и к железной дороге Краснодар-Новороссийск, то восточнее Новороссийска, на фронте 47-й армии и левом фланге 18-й армии, наступление наших войск успеха не имело. Противник, пополнив свою группировку за счет отходивших частей, стремился, во что бы то ни стало, удержать захваченную часть Новороссийска и станицу Крымскую. Прорвать его оборону под Крымской наши войска сразу не сумели, но и объективно оценить изменившуюся обстановку не смогли, продолжая действовать в соответствие со старыми планами.
На втором этапе операции «Море» часть сил 47-й армии (176-я стрелковая дивизия, 103-я и 8-я гвардейская стрелковые бригады) должна была развивать наступление на Верхне-Баканский. Десант под командованием полковника Д. В. Гордеева в составе 83-й морской стрелковой бригады и 255-й бригады морской пехоты, усиленный отдельным пулеметным батальоном, батальоном морской пехоты и танковым батальоном, высадившись в районе Южной Озерейки, должен был наступать в северо-восточном направлении и совместно с 81-й стрелковой бригадой освободить Новороссийск. Третий этап операции «Море» должен был завершиться к 1 февраля полным изгнанием войск противника с Таманского полуострова. 11 января командующий Закавказским фронтом получил из Генерального штаба сообщение о том, что Ставка утвердила план операций «Горы» и «Море». Предстояло эти планы реализовать.
Генерал-лейтенант И.Е. Петров сменил на должности командующего Черноморской группой войск генерал-полковника Я.Т. Черевиченко еще в октябре 1942 г. и к этому сроку имел большой опыт командования армейскими группировками.
Немецкое командование сосредоточило на майкопском и краснодарском направлениях сильные резервы, пытаясь контратаками приостановить наше наступление. Несмотря на непрерывные дожди, снегопады, бездорожье, распутицу и все возрастающее сопротивление врага, наши войска к концу января вышли на левый берег реки Кубань и завязали бои на дальних подступах к Краснодару с юга. Прорвать оборону противника на новороссийском направлении нашим частям не удалось
Немцы стремились, во что бы то ни стало сохранить за собой Таманский полуостров, он им был нужен для прикрытия Крыма с востока и как плацдарм для повторного (как они надеялись) наступления на Кавказ. На подступах к Таманскому полуострову – от Азовского моря (в низовьях реки Кубань) до Цемесской бухты на Черном море, – используя естественные препятствия, они создали оборонительный рубеж глубинной до 25 километров, насыщенный бетонированными укреплениями и огневыми средствами. Ключом этой сильной позиции, так называемой «Голубой линии», был Новороссийск, географическое положение которого – глубоко вдающаяся в сушу Цемесская бухта и окружающие ее горы – способствовало созданию здесь мощного узла обороны. Многочисленные укрепления были построены немцами не только на сухопутном направлении, но и на причалах и молах самого порта (которым фашисты так и не смогли воспользоваться, поскольку он простреливался нашей артиллерией). К концу января 1943 года противник усилил свою новороссийскую группировку, сосредоточив здесь пять дивизий c многочисленными частями усиления.
22 января командующий Закавказским фронтом генерал армии И.В. Тюленев и командующий Черноморской группой войск генерал-лейтенант И.Е. Петров доложили Ставке о ходе операции, изложив причины, которые привели к «затяжному характеру ее дальнейшего развития». Для преодоления кризисной ситуации оба военачальника первостепенной задачей считали освобождение захваченной врагом части Новороссийска. Это должно было, по их мнению, обеспечить успех всего наступления и поставить в тяжелые условия всю северокавказскую группировку противника.
План был одобрен Ставкой, и уже 24 января командующий Черноморской группой войск поставил войскам 47-й армии задачу, замысел которой сводился к тому, чтобы, продолжая бои в направлении станицы Крымской, прорвать оборону противника в непосредственной близости от Новороссийска, захватить перевал Маркотх и далее наступать в направлении населенного пункта Мефодиевский. Им предписывалось в последующем совместно с силами морского десанта, высадка которого намечалась после выхода войск 47-й армии на рубеж перевал Неберджаевский – перевал Маркотх, полностью очистить от врага Новороссийск и к 5 февраля овладеть рубежом Варениковская, Анапа. Однако перегруппировка войск к началу наступления не была закончена. Некоторые части не были подготовлены к боям и, хотя они успели выдвинуться в указанные им районы, участия в боевых действиях принять не могли. Начавшееся 26-го января наступление, не привело к желаемому результату.
С учетом усложнившейся обстановки, 1 февраля командующий Черноморской группой своей директивой поставил войскам 47-й армии новую задачу. Замысел операции теперь сводился к тому, чтобы, продолжая атаки в направлении станицы Крымской, левым крылом армии прорвать оборону противника на участке гора Долгая, цементный завод, затем развить удар по хребту через гору Сахарная Голова, захватить перевал Маркотх и наступать на северо-восточный район Новороссийска – предместье Мефодиевский. В дальнейшем армия должна была совместно с морским десантом к 7 февраля овладеть всем городом Новороссийск.
2 февраля 1943 года Ставка Верховного Главнокомандования приказала войскам Черноморской группы во взаимодействии с кораблями Черноморского флота нанести удар по новороссийской группировке противника, освободить Новороссийск и затем овладеть Таманским полуостровом.
Подготовка десанта
Планируемой десантной операции принадлежало абсолютное лидерство среди других десантных операций в таком важном показателе, как длительность подготовки, и неопределенность сроков выполнения. Свое наименование по названию прибрежного поселка и впадающей в залив горной речки, десантная операция получила случайно. Вполне могло случиться так, что это название – Озерейка, могло так и остаться только на штабных картах, сохранив в памяти людей галечный пляж и живописную горную долину с речушкой. Но случилось так, что в перечне черноморских десантов с трагическим исходом эта операция достойно заняла третье место после Евпаторийской и Судакской трагедий января 1942 года.
Общим в трагической судьбе этих трех десантов было то, что весь их состав был безнадежно загублен, и то, что все они проводились в период командования флотом Филиппом Сергеевичем Октябрьским. По числу потерь и по трагичности ситуации следом за Озерейским следовал десант на Эльтиген, но о нем будет особый разговор. Десантная операция в район Южной Озерейки , как всякая военная трагедия имела своих героев и виновников. В процессе дальнейшего «естественного» хода событий, виновники трагедии не спешили признавать свою вину, более того, они считали, что взыскания, в свое время ими полученные, вполне компенсировали их «случайные ошибки». Быть может, они были правы? Что нам было известно об этом десанте? Наше детское, мальчишеское «историческое» образование формировалось на информации, почерпнутой из детских книг «о войне». Только, повзрослев, мы стали читать воспоминания участников боев, известных военачальников, флотоводцев. Так, вот, основой наших первичных знаний по десантам в Озерейку, в Станичку, по боям за Новороссийск стала книга Георгия Соколова «Нас ждет Севастополь» {34}.
В юном возрасте мы были обречены верить подобным «произведениям», тем более, что на страницах книги встречались имена героев, знакомые нам с раннего детства: Цезарь Куников, Василий Ботылев. Нас не смущало даже то, что большинству персонажей были даны вымышленные имена. Отдельные эпизоды из подобных книг десятками лет у нас ассоциировались с реальными событиями. Доверие к книге вызывало и то, что автор – фронтовик, был знаком со многими участниками описываемых им событий. И только позднее, по пришествие десятков лет и изменение «круга» чтения, наступило «прозрение». Обратимся к теме озерейского десанта, в интерпретации Георгия Соколова. На Малоземельском плацдарме появился мифический участник десанта – сержант-штрафник, пробившийся из района Озерейки. «Штрафник» доставил майору Куникову записку, написанную капитаном 2 ранга, возглавлявшим десантную группу. В записке, адресованной командующему флотом, этот офицер, якобы, предостерегал адмирала от высадки на плацдарм второй волны десанта, потому как фашисты приготовили им коварную ловушку… Командир разведывательной роты из батальона Куникова удивляется и сокрушается, как это немцам удалось за неделю, после последней разведки побережья в районе Озерейки так сильно укрепить плацдарм, что он сделался неприступным для десанта…
Затем идет речь об офицере-интенданте, который выболтал своей любовнице все военные секреты, а та, коварная искусительница, оказалась агентом Абвера, и передала эту информацию в немецкий штаб, способствуя победе врага. Эта информация позволила немцам своевременно превратить берег в Озерейке в неприступный противодесантный рубеж обороны. Интендант, кроме того, что он был пьяница и развратник, он еще вел антисоветские разговоры… Учитывая же то факт, что по анкетным данным в интенданте угадывался «безродный космополит», то чему же здесь удивляться…?
При чтении мной лекций по Военной истории курсантам Нижегородского училища тыла мифический образ начпрода – пособника врага приобретал назидательно-воспитательный характер. Не исключено, что для необремененных избыточными знаниями военной истории курсантов, это был единственный запавший в память эпизод из всей темы по Новороссийской десантной операции.
Должно быть, именно с тех пор, когда меня просят переработать какую-либо из книг в варианте чтения детьми и юношами, я всякий раз отказываюсь, вспоминая о судьбе легендарного начпрода Геленджикской ВМБ, с подачи болезненной фантазии писателя Соколова, обреченного стать пособником коварных агентов немецкой разведки.
Оттолкнувшись от такой «основательной» базы знаний, заложенной в нас с юных лет, мы попытаемся проследить фактический ход событий, касающихся десантной операции в районе Южной Озерейки.
За семьдесят послевоенных лет по событиям февраля 1943 года на Черном море написаны горы статей, десятки специальных исследований, материалы отчетов по проведенным операциям неоднократно использовались при написаниях кандидатских и докторских диссертаций. Основной «вал» этой продукции, прошел в первые тридцать послевоенных лет, а пик этого процесса пришелся на 1963-1964 годы, и ознаменовался изданием «бестселлера» «Малая земля»{7}, авторство которого приписывалось Л.И. Брежневу. Книга эта повсеместно изучалась в школах и вузах, в военных училищах по материалам этой книги делались доклады, писались рефераты. По сей день эта книга обязательно указывается среди литературы, используемой исследователями, работы которых, хоть каким-то боком соприкасаются с боевыми действиями на Кавказе и Тамани в исследуемый нами период. Кстати сказать, несмотря на явно политизированную основу, книга эта написана толково, со знанием темы, содержит много интересных фактов и вполне годится для первичного ознакомления с событиями, происходившими в районе Станички, Озерейки, Мысхако и Новороссийска в период с 1-го февраля до 15-го сентября 1943 года.
Основная проблема в описании этих, да и многих других событий того периода на Кавказе, была в том, что вспоминать о них одним было тяжело, другим – мучительно больно, а некоторым военачальникам той поры – в некоторой мере и опасно. Хотя, опасность эта, по истечении столь длительного срока, все больше превращалась в виртуальную, и грозила разве только здоровью наших бывших фигурантов, потому как напоминать им о совести, и тем более – о Душе, явно – не стоило.
Все это сказано к тому, что в исследуемом нами боевом эпизоде – главными действующими лицами являлись руководитель операции – он же – командующий флотом – вице-адмирал Ф.С. Октябрьский, командир высадки – он же – командир бригады крейсеров – контр-адмирал Н.Е. Басистый, командир отряда кораблей обеспечения высадки – он же – командир эскадры вице-адмирал Л.А. Владимирский. По ходу событий у нас возникнут вопросы по действиям адмирала Владимирского, но, поскольку, Лев Александрович подчинялся непосредственно командующему – то эти же вопросы мы вправе адресовать адмиралу Филиппу Октябрьскому. Адмирал Октябрьский ушел из жизни, «благоразумно»(?) не оставив конструктивных, содержательных воспоминаний. Адмирал Николай Басистый действовал не менее «благоразумно», написав содержательные, взвешенные, испытанные временем воспоминания {1}, но опубликовал их, дождавшись ухода в мир Иной Ф.С. Октябрьского. Именно это – последние условие предполагает более «откровенное» изложение Николаем Ефремовичем интересующих нас событий. Исходя из этого предположения, мы и приступим к исследованию ситуации на флоте, складывавшейся накануне десантной операции в Озерейку.
Решение высадить морской десант в район Новороссийска генерал Петров принял еще в ноябре 1942 года. Руководство этой операцией возлагалось на вице-адмирала Октябрьского. Штаб Черноморского флота разработал план подготовки и осуществления Новороссийской операции. С самого начала велась подготовка двух десантов. Один, основной, намечалось высадить в районе Южной Озерейки, другой, вспомогательный, в районе Станички. Соединения и части, выделенные для участия в десанте, проходили боевую учебу в районе Туапсе и Геленджикской бухты. Здесь они вместе с кораблями (для осуществления этой операции было выделено более 60 кораблей и судов) тренировались в высадке и выброске боевой техники на необорудованный берег, отрабатывалось взаимодействие между теми, кто высаживается, и теми, кто обеспечивает высадку.
2 февраля в штурмовые десантные группы прибыли командующий Закавказским фронтом генерал армии Тюленев, члены Военного совета фронта, а также командующий Черноморской группой войск. генерал Петров. Здесь состоялись сначала беседы, а потом и митинг, на котором бойцы и командиры-десантники поклялись отдать все силы для выполнения поставленной задачи. Боевой дух десантников был высокий. Кстати, все эти факты участия командования фронта в процессе подготовки десанта, представителей фронта зафиксированные в воспоминаниях того же Тюленева, впоследствии упорно отрицались адмиралом Октябрьским [16].
Казалось бы, предварительная работа проделана вовремя и качественно. Десанты должны были высадиться после прорыва 47-й армией обороны противника восточнее Новороссийска. Затем части 47-й армии и десантники должны, взаимодействуя в бою, соединиться в районе Мефодиевского и, окружив, таким образом Новороссийск, очистить его от противника.
Отрядом кораблей и транспортов, которые должны были высадить основной десант в районе Южной Озерейки и поддержать огнем высадку десанта и его бой на берегу, командовал контр-адмирал Н.Е. Басистый. Основным десантом в районе Южной Озерейки должен был командовать полковник Д.В. Гордеев. Для участия в десанте были назначены: 83-я и 255-я краснознаменные бригады морской пехоты, 165-я стрелковая бригада, отдельный фронтовой авиадесантный полк, отдельный пулеметный батальон, 563-й танковый батальон и 29-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк. По составу этого десанта видно, что он был хорошо продуман и способен вести самостоятельные боевые действия против гитлеровцев.
Чтобы дезориентировать противника, создать видимость высадки на широком фронте, решено было, как уже говорилось, высадить вспомогательный десант в районе Станички. Его должен был обеспечить отряд кораблей под руководством контр-адмирала Г. Н. Холостякова. В состав десанта в районе Станички входил штурмовой отряд из 275 бойцов морской пехоты под командованием майора Ц. Л. Куникова. Начальником штаба этого десанта был капитан Ф.Е. Котанов, заместителем по политической части – старший лейтенант Н.В. Старшинов.
Высадку на берег вспомогательного десанта производил отряд, состоявший из четырех сторожевых катеров, двух катеров-тральщиков и двух катеров «ЗИС», этим отрядом командовал старший лейтенант Н. И. Сипягин.
Как уже отмечалось, подготовку к освобождению Новороссийска комбинированным ударом с моря и с суши командование Новороссийского оборонительного района (НОР) начало еще в ноябре 1942 года. Эта идея нашла полное одобрение в штабе Черноморской группы войск и в штабе флота. Поскольку Черноморский флот находился в оперативном подчинении Командующего Закавказским фронтом, то и задачи флоту по подготовке этой операции были поставлены в директиве командующего фронтом от 26 ноября 1942 г.
С.Г. Горшков пишет: «Нельзя не отметить, что своевременное и достаточно полное ориентирование командования флота на дальнейшие боевые действия в значительной степени являлось заслугой одного из опытнейших офицеров флота капитана 1 ранга В. И. Рутковского, занимавшего в то время должность заместителя командующего фронтом по морской части».
Положению В.И. Рутковского в это время не позавидуешь. Вы обратили внимание, как характеризовал адмирал Горшков капитана 1 ранга Рутковского? И это, при том, что на той же странице воспоминаний Сергея Георгиевича пойдет речь о фактическом провале десантной операции в Озерейке {13}. Что бы это означало? Да, прежде всего, то, что при всей кажущейся значимости должности – начальника морского отдела штаба Закавказского фронта, Рутковский был не в состоянии изменить сложного процесса взаимоотношений общевойскового и флотского командования. Это при том, что более подходящей фигуры для должности полномочного представителя флота при командующем фронтом, имеющим морской фланг, представить себе сложно.
Судите сами: с начала войны Владимир Иванович исполнял функции Начальника морской группы при главкоме Северо-западного направления (нужно ли напоминать о том, что на должности главкома направления в этот период побывали маршалы Ворошилов и Жуков?); начальником Морского отдела штаба Ленинградского фронта (ноябрь-декабрь 1941 года – тот период, когда Ленинград устоял за огненным щитом фортов и кораблей балтийского флота); представителем наркома ВМФ при командующем Крымским фронтом (где генерал Козлов на физическом уровне не воспринимавший моряков, с исключительным уважением отзывался о своем «морском» советнике). На последней должности при штабе Закавказского фронта Владимир Иванович прослужил в самый тяжелый период войны на Юге. При нем произошла трагедия Крымского фронта.
Маршал Кулик требовал судить Рутковского, «…за низкую организацию переправы войск через Керченский пролив 12-15 мая 1942 года».
Судили…, но только не Рутковского, а маршала Кулика и генерала Козлова. После потери Керчи, он пережил трагедию оставления Севастополя. При нем были оставлены армией и флотом порты Азовского моря, Тамань и Новороссийск. И вот теперь капитану 1-го ранга Рутковскому требовалось скоординировать действия командующего Закавказским фронтом генерала армии Тюленева и командующего Черноморской группой войск генерал-лейтенанта Петрова с командующим Черноморским флотом вице-адмиралом Октябрьским. С точки зрения уровня рабочих контактов здесь было все в порядке. Тюленев и Петров прекрасно знали о том, что Рутковский, не смотря на скромное в их представлении звание, являлся полномочным представителем члена Ставки и Наркома ВМФ адмирала Кузнецова. Наверняка они знали и о том, Николай Рутковский – старинный товарищ, и сослуживец Николая Кузнецова по черноморским крейсерам...
«Полпреды Наркома ВМФ», подобные Рутковскому, имели прямой канал связи с главным штабом ВМФ и морским отделом Генерального штаба. Немаловажным фактом был и тот, что Рутковский был известен на флотах и флотилиях всем категориям моряков по своей деятельности преподавателя Военно-морского училища и Военно-морской академии. У нас еще будет возможность проследить взаимоотношения вышеперечисленных военачальников. Командующий флотом вице-адмирал Октябрьский в особой характеристике не нуждается, его действия скажут сами за себя. Генерал Петров после Одессы и Севастополя, считал черноморских моряков «…своим детьми…», правда – побочными… Не пройдет и года, как генерал Иван Петров по своей должности командующего Северо-Кавказским фронтом будет жаловаться маршалу Тимошенко и требовать суда над командующим Керченской базой Рутковским за «…низкую организацию переправы войск через Керченский против»… Кстати, по этой же причине генерал Петров будет требовать «крови» командующего Азовской флотилией контр-адмирала Горшкова (35). В конечном итоге наказали…генерала Петрова. Вот с такой, извините за выражение, – кровожадной «публикой» пришлось Николаю Рутковскому «координировать» действия Черноморской группы войск и Черноморского флота по высадке тактического десанта в Южной Озерейке в ночь с 3-го на 4-е февраля 1943 года.
Как уже говорилось, подготовка десанта началась заблаговременно. Еще 6 января командование Черноморской группы войск создало в Геленджике оперативную группу особого назначения под командованием командира 255-й бригады морской пехоты полковника Д.В. Гордеева. Из состава 3-го стрелкового корпуса в ее резерв был выделен парашютный полк, сосредоточенный в районе 9-го километра Геленждикского шоссе. В Туапсе подготовку к десанту начал 16-й стрелковый корпус. 13 января был получен приказ командующего 47-й армией, в котором общее руководство боевой подготовкой и «сколачиванием» оперативной группы десанта возлагалось на заместителя командующего НОР. Боевую подготовку было приказано организовать так, чтобы к 15 января обеспечить готовность группы к выполнению поставленной задачи. О ходе подготовки требовалось ежедневно докладывать командующему армией. Можно нисколько не сомневаться в том, что эти требования командования фронтом выполнялись неукоснительно. И после этого, Ф.С. Октябрьский в письме от 12.01.67 г. к С.А. Борзенко утверждал, что «…Черноморская группа войск и ее командующий генерал И.Е. Петров никакого отношения к подготовке десанта не имел…».
Десятками лет мы тиражируем красивые, ровные фразы о том, что: «…в соответствии с директивой фронта штаб флота «… развернул всестороннюю подготовку сил к предстоящей операции. Была организована систематическая тренировка личного состава кораблей и судов по посадке на них десантников и высадке их на необорудованное побережье, а также авиационная разведка района Анапа, Новороссийск, где планировалось высадить десант. Для вскрытия системы противодесантной обороны широко практиковались высадки в тыл противника разведывательных групп с торпедных и сторожевых катеров. В штабе флота и в штабах соединений специально выделенные оперативные группы детально отрабатывали вопросы взаимодействия и всестороннего обеспечения боевых действий в ходе операции. Принимались меры по ускоренному завершению ремонта кораблей, которые должны были участвовать в операции…» {1}.
«…Изучался вопрос и о месте высадки десанта. Первоначально командование фронта планировало высадить десант непосредственно в Новороссийский порт, однако Военный совет флота высказал опасение, что здесь возможно сильное огневое сопротивление, и указал на сложность маневрирования кораблей с десантом в сильно заминированной Цемесской бухте. Поэтому он рекомендовал высадку десанта произвести в районе Южной Озерейки или в других пунктах в соответствии с данными доразведки. В результате было принято решение основной десант высаживать в районе Мысхако, Южная Озерейка и одновременно готовить демонстративный десант на побережье Цемесской бухты» (С.Г.Горшков. «На южном приморском фланге») {13}.
Кто бы не писал эту главу для книги С.Г. Горшкова, не стоило путать демонстративный десант со вспомогательным. Как говорят в Одессе, это две большие разницы.
В январе 1967 года Филипп Сергеевич будет утверждать, что разгром первой волны нашего десанта в Озерейку, был чуть ли не предусмотрен им в процессе планирования операции. И что его личная заслуга в том, что получив донесение о трагической ситуации с первой волной десанта под Озерейкой, вместо наращивания удара второй волной десанта он «…решил развивать успех в районе Станички и отойти всем силам от Озерейки…».
Из письма Ф.С. Октябрьского военному корреспонденту газеты «Правда» полковнику С.А. Борзенко: «…о моем решении развивать боевой успех в районе Станички и отойти всем силам от Озерейки, возьмите мою большую телеграмму по флоту, в которой был дан анализ – почему не удалась высадка десанта в Южной Озерейке».
В качестве доказательства своих правильных решений и несомненных заслуг в руководстве этой десантной операции, Филипп Сергеевич советует Борзенко обратиться к генералу Тюленеву, который мог бы подтвердить тот факт, что награждение адмирала орденом Суворова последовало в том числе и за руководство этой десантной операцией.
Нужно отметить, что в своем письме-обращении к Борзенко Филипп Сергеевич привычно манипулирует датами и фактами. Представление Военного Совета фронта на награждение адмирала орденом Суворова было послано по завершении совместной операции армии и флота под Туапсе, а награждение орденом последовало в марте 1943 года после всех описываемых нами событий под Озерейкой и Станичкой. Делался расчет на то, что военный журналист Борзенко мог еще поверить в то, что адмирала, командующего флотом за «удачно»(?) проведенную десантную операцию могли наградить полководческим орденом Суворова. Но если бы это и было так, то стоило бы спросить Филиппа Сергеевича о том, насколько успешно он взаимодействовал с командованием Черноморской группой войск и штабом фронта при проведении той десантной операции??? А вот уже на этот вопрос мы постараемся ответить сами по ходу нашего исследования фактического хода операции.
Как показали дальнейшие события, отказ от высадки десанта непосредственно в порт Новороссийска не давал каких-либо преимуществ. Позже командование флота изменило свое мнение по данному вопросу и даже полагало возможным захватить Новороссийский порт небольшими силами (150–200 десантников на 6–8 катерах). Но, думается, вряд ли можно было рассчитывать на успех столь малочисленного десанта.
Когда адмирал Горшков упоминал о варианте захвата Новороссийского порта десантом на 6-8 катерах, он в присущей ему интеллигентной и умной манере давал понять продвинутому читателю, насколько несерьезно и неосновательно командование флота подходило к планированию захвата новороссийского порта. Это был маленький, но острый «камушек», брошенный в таких «планировщиков», как адмирал Филипп Октябрьский и адмирал Георгий Холостяков.
Порочность плана, разработанного штабом флота, была слишком очевидна по многим причинам. Хорошо представляя изъяны организационного порядка, что неминуемо и традиционно проявлялись в ходе совместных операций флота и армии, разработчиков операции должен был насторожить тот факт, что базы и пункты базирования, в которых размещались силы и средства, выделенные для участия в операции были расположены на значительных расстояниях друг от друга.
Взгляните на карту Кавказского побережья в районе между Новороссийском и Туапсе. Командующий десантной операцией вице-адмирал Октябрьский со своей оперативной группой разместился на командном пункте Новороссийской военно-морской базы в Геленджике. Здесь, в Геленджике, находились части, выделенные в основной десант. Там же формировалась штурмовая группа вспомогательного десанта.
Второй отряд основного десанта располагался в Туапсе. А основные силы отряда прикрытия и огневого обеспечения сосредоточились в Батуми.
Вот такое размещение войск и средств их доставки в разноудаленных от места десантирования войск портах, с учетом разброса скоростей кораблей и судов, выделенных для участия в операции… С учетом погодных условий в районе Кавказского побережья в начале февраля… Все эти условия должны были насторожить командование флотом, которое обязано было предусмотреть достаточный запас времени на первые два этапа операции – полгрузку войск и техники и переход в район десантирования. Но, поскольку планировал все это штаб Черноморского флота, да еще во главе с командующим флотом, подразумевалось, что эти сложности будут учтены.
Мы уже вели речь о том, что, начиная с 27 января, соединения 47-й армии предприняли несколько попыток прорвать оборону противника в районе хутора Верхнебаканского и станицы Крымской. Их действия поддерживали бомбардировочная и штурмовая авиация флота, 6 батарей береговой артиллерии Новороссийской военно-морской базы, артиллерия группы кораблей (крейсера «Ворошилов» и трех эсминцев) под командованием командующего эскадрой вице-адмирала Л.А. Владимирского. Предполагалось, что здесь им удастся добиться успеха и тем самым обеспечить условия для последующей высадки десанта. Однако, командование немецкой 17-й армии, предвидя катастрофические для своей армии последствия в случае прорыва наших войск на новороссийском направлении, организовало жесткую оборону. Поэтому, несмотря на значительную концентрацию сил и средств на направлении главного удара, наступление 47-й армии не дало ожидаемого результата: ей удалось продвинуться всего лишь на 200–300 метров.
Исходя из создавшейся обстановки, командующий Закавказским фронтом генерал армии В.И. Тюленев 3 февраля, во изменение ранее принятого решения, являвшегося принципиально важным, приказал начать высадку десанта, не дожидаясь выхода частей 47-й армии на Маркотхский хребет – не позже 4 февраля. Основной десант приказывалось высадить в районе Южной Озерейки, вспомогательный – на западном берегу Цемесской бухты, – возле Станички. Перед основным десантом ставилась задача: овладеть рубежом Станичка, высота 307,2, гора Чухабль, Глебовка, высота 289,6; в дальнейшем во взаимодействии с частями 47-й и 56-й армий уничтожить новороссийскую группировку противника, овладеть портом и городом Новороссийск.
Вдоволь насытившись «правильными» формулировками, временно отложив в сторону солидную кипу официальных исследований, штабных отчетов по исследуемой теме, сосредоточимся исключительно на воспоминаниях одного из основных руководителей десантной операцией – Николая Ефремовича Басистого.
По воспоминаниям Николая Ефремовича, вызвав его из Туапсе в Геленджик, вице-адмирал Октябрьский объявил о начале подготовки десантной операции в районе Южной Озерейки и назначил его командиром сил высадки. Было это в последних числах декабря 1942 года. Тогда же шла речь о том, что вспомогательный десант намечается в район Станички. Первоначально срок подготовки был определен в месяц. В соответствии с основной должностью контр-адмирала Басистого – командира бригады крейсеров, штаб бригады на время подготовки и проведения операции становился штабом высадки. В воспоминаниях Николай Ефремович написал: «Главным документом, которым мы руководствовались – была директива Военного совета флота».
После всего того, что нам предстоит узнать и осмыслить по ходу подготовки и проведения операции, мы, при случае, напомним о том, что нисколько не помешало бы штабу высадки руководствоваться не только директивами Военного совета, но и «Наставлением по проведению морских операций» (НМО-40). И, тем не менее, в соответствие с упомянутой Директивой от 24. 12. 42 года, в состав десанта выделялись: 255-я морская стрелковая бригада, 83-я морская отдельная стрелковая бригада, 323-й отдельный батальон морской пехоты, отдельные танковый и пулеметный батальоны.
Для обеспечения высадки десанта и его действий на берегу формировался отряд из кораблей эскадры (крейсера «Красный Крым» и «Красный Кавказ», лидер «Харьков», эсминцы «Беспощадный» и «Сообразительный») под командованием командующего эскадрой вице-адмирала Л.А. Владимирского. За 30 минут до начала высадки эти корабли должны были нанести артиллерийский удар по оборонительным сооружениям и батареям противника в районе Озерейки. По тем же целям планировался удар авиации флота.
Поскольку Николай Ефремович Басистый убеждал нас в том, что требования Директивы – для руководителей операции – главный руководящий документ, мы возьмем на контроль тот пункт документа, который требовал от командования отрядом кораблей эскадры: «обеспечения высадки десанта и его действий на берегу».
«Командиру высадки подчинялись: отряд корабельной поддержки в составе канонерских лодок «Красная Грузия», «Красный Аджаристан» и «Красная Абхазия» (они же доставляли и высаживали десант), эсминцы «Незаможник» и «Железняков», четыре сторожевых катера – командир отряда капитан 1 ранга Г. А. Бутаков; отряд десантных транспортов – тральщики «Райкомвод», «Земляк», «Тракторист» – под командованием капитан-лейтенанта Шишканова; отряд охранения – два базовых тральщика, шесть сторожевых катеров – под командованием капитана 3 ранга Янчурина; отряд высадочных средств – тральщики, несамоходные болиндеры, буксиры, сторожевые катера, сейнеры – командир капитан 3 ранга В. П. Иванов» {1}.
По воспоминаниям Николая Басистого выходит, что капитану 1-го ранга Бутакову подчинялся отряд кораблей, включавший три канонерские лодки, два эскадренных миноносца и четыре сторожевых катера. Такое утверждение не только противоречит данным плановой таблицы операции, но и предполагает совершенно иные боевые функции руководителей в ходе операции, и как следствие – разную степень ответственности за выполнение поставленной задачи. Фактически, капитан 1 ранга Бутаков был командиром отряда из трех канонерских лодок и решал задачи, исключительно в соответствие со своими должностными и боевыми функциями. Стоит обратить внимание на тот факт, что таким «простеньким» приемом Николай Ефремович Басистый даже при написании мемуаров упорно пытался переложить значительную долю ответственности за исход операции на Бутакова. При внимательном чтении документов и отслеживании последующих событий в этом несложно убедиться. Так уже в конце того же абзаца «воспоминаний» Николая Ефремовича упоминается о том, что «…сторожевыми катерами и сейнерами командовал капитан 3 ранга В.П. Иванов». Да и действиями эскадренных миноносцев в процессе боя за высадку будет управлять исключительно сам контр-адмирал Басистый, находясь на мостике одного их кораблей. Кстати, конфликт, возникший между Басистым и Бутаковым в процессе проведения операции, имел свое продолжение. Мирить их пытался Николай Кулаков, о чем мы еще будем вести речь.
Николай Ефремович Басистый вспоминает о том, что в процессе обсуждения офицерами штаба высадки поставленных перед ними задач, начальник штаба высадки капитан 2-го ранга Жуков отмечал: «…болиндеры в свежую погоду рыскают, плохо держатся на курсе, буксиры рвутся. Если у берега прибой, приставать очень тяжело, потому что болиндеры мотает, разворачивает лагом, и выгрузка техники через носовые сходни становится затруднительной...». Кстати, все эти негативные «явления» проявились в полной мере в ходе проведения операции.
«…Флагманский артиллерист капитан-лейтенантом Хулга говорил: «…местность позволяет хорошо укрыть огневые точки. Очень важно точно знать их расположение. От этого и будет зависеть эффективность корабельного огня. Если же вести его по площадям, результаты получатся невысокие...
Флагманский штурман капитан-лейтенант Б. Ф. Петров говорил о том, что: «…главное опасение у него тоже вызывает непогода: у открытого побережья Озерейки штормы разыгрываются вовсю…» {1}.
Казалось бы, все говорили о проблемах подготовки, перехода, сложностях высадки … Меньше всего шла речь о возможностях противодесантной и противокатерной обороны противника, о средствах их разрушения и преодоления. А ведь это было главным препятствием и основной опасностью десанту, грозило его разгрому на подходе и уничтожению в процессе боя за высадку. Прежде всего, эти задачи должны были решать корабли эскадры своей мощной артиллерией, но никто не снимал этой проблемы и с кораблей непосредственной поддержки десанта. Попробуйте найти расчеты эффективности действия артиллерии кораблей огневой поддержки десанта, по целям на берегу в районе высадки. Я лично их не обнаружил среди архивных документов.
Проблемы наметились, и какие были предприняты действия и сделаны выводы? Возвращаемся к воспоминаниям адмирала Н.Е. Басистого:
«…Затем я прошу офицеров штаба дать характеристику района Станички. Что же выясняется? Штурман подчеркивает, что глубины тут вполне подходящие, канонерские лодки и тральщики могут, подойдя вплотную к берегу, выбросить носовые сходни для высадки десантников. Таким же образом болиндеры выгрузят танки. Штормовая погода здесь не так сказывается – место закрытое. Кроме того, в Станичке имеется пристань, которую можно использовать для швартовки кораблей. Артиллеристу особенно нравится то, что наши береговые батареи, расположенные на восточном берегу Цемесской бухты, смогут поддержать своим огнем действия десанта.
Зачем же нацеливать главные силы десанта на Южную Озерейку, – думаю я, – и ставить в зависимость от погоды успех высадки. Суджукская коса в районе Станички по всем характеристикам гораздо лучше подходит для нашего предприятия. В результате доклада своих соображений адмиралу Октябрьскому, тот принял решение: «Делайте расчеты и для этого варианта. Доложите их вместе с Решением на высадку в Южную Озерейку».
Из Решения Командующего флотом на операцию:
1. Высаживать десант в Южную Озерейку ночью двумя эшелонами. В первом – штурмовой отряд, идущий на сторожевых катерах, танковый батальон, размещенный на болиндерах, и 255-я морская стрелковая бригада, которую доставят к берегу канонерские лодки. Второй эшелон – 83-я отдельная морская стрелковая бригада, 323-й отдельный батальон морской пехоты и пулеметный батальон. Идет десант на тральщиках. Командный пункт командира высадки – эсминец «Незаможник».
2. Система огневых точек противника, была слабо вскрыта советской разведкой. Предполагалось массированное воздействие по объектам противодесантной обороны авиацией и огнем корабельной артиллерии. Дезориентировать резервы противника планировалось демонстрационными действиями кораблей, а обезглавить его боевое управление – диверсантами-парашютистами. За 30 минут до начала высадки корабли эскадры и авиация флота должны подавить оборонительные сооружения противника в районе Озерейки.
3. Тогда же было принято решение высадить воздушный десант в районе Васильевки и демонстративные морские десанты – у мыса Железный Рог, у Анапы, Варваровки и в других пунктах.
Организация высадки:
1. При подходе первого эшелона к берегу сторожевые катера выдвигаются вперед. По сигналу «Добро» они форсируют ход и высаживают штурмовой отряд, который стремительным броском занимает на берегу плацдарм и удерживает его до подхода болиндеров с танками и канонерских лодок с частью сил 255-й морской стрелковой бригады. Особенно важно, чтобы вслед за штурмовым отрядом на берег вышли танки. Это позволит атакующим десантникам быстрее и с меньшими потерями преодолеть противодесантную оборону неприятеля.
2. Тральщики, ведущие за собой болиндеры, на переходе морем с приближением к мелководью отдают буксиры. Далее, болиндеры толкают вперед ошвартованные у их бортов сейнеры или другие суда с малой осадкой, толкают до тех пор, пока эти своеобразные баржи не уткнутся носом в берег. Тогда опустится широкая и крепкая носовая сходня, сделанная наподобие аппарели, и танки своим ходом будут покидать судно, разворачиваясь в атакующий порядок.
3. Освобожденные от танков болиндеры останутся на месте и начнут выполнять роль причалов, к которым будут подходить канонерские лодки и тральщики для выгрузки техники и боеприпасов.
Признавая то, что в решении на десантную операцию в Озерейку: «…все логично и даже остроумно. И... все уязвимо в случае непогоды», штаб адмирала Басистого, оформив решение на высадку десанта в Южную Озерейку, стал разрабатывать вариант десантирования на Суджукскую косу у селения Станичка. Для второго варианта порядок действий и состав сил оставался тем же, менялись лишь курсы и расчеты времени (1). Подобные действия Николая Ефремовича Басистого и его штаба, предполагали, что при принятии решения на проведение десантной операции, командующий флотом, учтет рекомендации разработчиков и, все-таки, примет решение на высадку основного десанта в Станичку…
Проявляя свойственное ему упрямство, и действуя наперекор здравому смыслу, командующий принял решение на высадку десанта в ОЗЕРЕЙКУ. Вариант высадки десанта на Суджукскую косу у Станички адмирал Октябрьский приказал считать запасным.
По просьбе командира высадки, подкрепленной требованием командующего флотом, разведывательный отдел флота усилил свою деятельность по уточнению и выявлению укреплений противника в районе Южной Озерейки. Наблюдение за берегом дважды вела в перископ подводная лодка «А-2». Самолеты произвели аэрофотосъемку побережья от Новороссийска до Анапы. Комментируя результаты дальнейшей «деятельности» разведывательного отдела флота, как нельзя лучше подошли бы слова старой русской поговорки «Заставь дурака Богу молиться – он себе лоб расшибет…». В течение месяца в район Озерейки были посланы 22 группы разведчиков, большей части которых противник не позволил даже приблизиться к берегу, несколько групп бесследно исчезли после высадки. И после этого, Николай Ефремович, в свойственной ему невозмутимой манере, фиксирует: «Противник, судя по разведывательным данным, не выказывал признаков беспокойства».
Значительных результатов разведка не принесла, а по ее усиленному вниманию к побережью враг мог судить о нашем замысле. Примерно так же неоднозначно оценивает работу флотской разведки и А. Гречко: «В декабре-январе сторожевые и торпедные катера, другие малые корабли совершили около 60 выходов непосредственно к берегам противника с целью высадки или снятия разведчиков, партизанских групп. Не одну сотню смельчаков доставили катерники ЧФ в тыл врага, что в значительной степени помогло командованию получить много важных сведений о системе обороны вражеского побережья. По данным разведки была разработана схема расположения оборонительных сооружений противника, составлено описание его обороны в целом и отдельных огневых сооружений. В то же время частые набеги наших катеров заставили противника насторожиться и усилить оборону побережья» {14}.
Вот ведь выясняется, что схема расположения оборонительных сооружений противника была составлена, и схемы его отдельных огневых сооружений были известны. Эта информация в большей степени должна была сориентировать и мобилизовать штабы на привлечение достаточных сил и средств на их разрушение или преодоление.
Все, что касается подготовки к операции, то она в полной мере соответствовала привычной флотской бестолковщине – тренировали тех, кто был «под рукой» и, зачастую, – того, кто и без тренировок был готов к выполнению задач в море – экипажи СКА, мотоботов, добровольцев с кораблей, составивших первый, штурмовой бросок десанта. Адмирал Басистый и не отрицает этих фактов: «Хорошо действовали на тренировках экипажи сторожевых катеров. Моряки здесь были опытные, обстрелянные, им не раз приходилось брать на борт и высаживать в тыл врага разведывательные и диверсионные группы. Командиры катеров показали хорошее взаимопонимание, когда маневрировали в совместном плавании, и особенно в тот ответственный момент, когда быстроходные маленькие корабли строем фронта летели к береговой черте, стопорили ход и выбрасывали сходни, по которым тотчас же устремлялись вперед десантники. Понаблюдав за учениями, я убедился, что катера свою задачу выполнят. Жаль только, что маловато их – всего шесть...» {1}.
Вот ведь проблема – анализировать события по «воспоминаниям» таких руководителей как Николай Ефремович. Действительно, для участия в операции было выделено шесть сторожевых катеров, но сразу же следовало указать, что один из них СКА-0111 в результате столкновения с тральщиком был возвращен в базу, а второй СКА-052 находился в охранении района высадки и в высадке десанта не участвовал.
«…Сложнее дело обстояло с канонерскими лодками, тральщиками и болиндерами (2). Они все еще продолжали перевозить части и соединения Черноморской группы войск (и как выяснилось, – так и не успели всех перевезти до начала наступления – Б.Н.). Иной раз удавалось «поймать» какой-нибудь болиндер, зашедший ненадолго в Геленджик. Тотчас же пригоняли к нему танки и начинали учение.
Не мешало бы, конечно, загруженный танками болиндер вывести в море, посмотреть, как он держится на буксире и переносит волну, как подходит к берегу со своим столь ценным для десанта грузом. Однако на такую роскошь у нас не было времени.
В Туапсе нам удалось провести учение – посадить на тральщики и высадить с них 83-ю отдельную бригаду морской пехоты со всей ее боевой техникой. При высадке бойцы устремлялись на берег по носовым сходням тральщиков, а боевая техника выгружалась через болиндеры, используемые в качестве причалов…» {1}.
Для представления дальнейшего хода событий уточним отдельные детали управления силами и средствами, привлекаемыми к операции.
Общее руководство операцией по овладению Новороссийском осуществлял командующий Черноморской группой войск генерал-лейтенант И.Е. Петров. Непосредственно десантной операцией руководил командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф.С. Октябрьский, которому непосредственно были подчинены командир отряда кораблей прикрытия и артиллерийской поддержки вице-адмирал Л.А. Владимирский, командир сил высадки контр-адмирал Н.Е. Басистый, командующий ВВС флота генерал-майор авиации В.В. Ермаченков, командующий новороссийской ВМБ контр-адмирал Г.Н. Холостяков.
Основные силы десанта составляли: 255-я Краснознамённая бригада морской пехоты (командир – полковник А.С. Потапов, заместитель командира по политчасти подполковник М.К. Видов), 29-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк и 563-й отдельный танковый батальон, 83-я Краснознаменная бригада морской пехоты (командир – подполковник Д.В. Красников, заместитель командира по политчасти – полковник Ф.В. Монастырский), 165-я отдельная стрелковая бригада, пулемётный батальон.
Авиационное обеспечение высадки возлагалось на авиагруппу (137 самолетов) из состава военно-воздушных сил Черноморского флота и на 30 самолетов 5-й воздушной армии. Высадка воздушного десанта возлагалась на отдельный авиадесантный полк. Общее командование силами десанта после его высадки было поручено полковнику Д.В. Гордееву.
«Вспомогательный десант состоял из штурмового отряда в 250 морских пехотинцев (командир – майор Ц.Л. Куников, заместитель командира по политчасти – старший лейтенант Н.В. Старшинов). Высадка его должна была осуществляться кораблями Новороссийской базы под руководством капитан-лейтенанта Н.И. Сипягина. Артподготовка перед десантированием и поддержка действий морских пехотинцев на берегу возлагались на береговую артиллерию Новороссийской военно-морской базы. Командир Новороссийской военно-морской базы контр-адмирал Г.Н. Холостяков обеспечивал высадку вспомогательного десанта в районе Станички» {14].
Как уже отмечалось, начало проведения десантной операции зависело от действий войск 47-й армии, которые должны были к назначенному сроку прорвать оборону противника и выйти на перевалы Маркотх и Неберджаевский. Когда же это им не удалось, для оказания помощи наступающим войскам в освобождении Новороссийска, командующий Черноморской группой войск, выполняя приказание командующего Закавказским фронтом, не дожидаясь прорыва обороны противника, приказал командующему Черноморским флотом не позднее 2 часов 4 февраля, высадить морской десант.
Для начала, чтобы не нарушать плановую таблицу десантной операции рассмотрим действия воздушного десанта.
Действия воздушного десанта, высаженного по плану десантной операции
В соответствии с замыслом операции группе десантников в количестве 80 человек предстояло высадиться с трех самолетов «ПС-84» и одного «ТБ-3» ночью 4 февраля за 45 минут до высадки сил основного десанта морской пехоты в районе Южной Озерейки, которая должна была начаться в 1 часа 30 минут. Парашютистам была поставлена задача – обеспечивать продвижение морского десанта от Южной Озерейки к Глебовке и Васильевке путем уничтожения штабов частей противника, прикрывавших данный сектор, а также нарушения связи, разрушения мостов, перекрытия и удержания дорог и блокирования иных коммуникаций. К сожалению, события в ночь высадки развивались не совсем так, как предполагалось.
Непосредственно перед самой выброской парашютистов на район их приземления возле Глебовки и Васильевки двумя бомбардировщиками СБ были сброшены более 300 малых зажигательных бомб и четыре ЗАБ-100. Возникшие сильные пожары служили световым ориентиром для высаживавшегося десанта, чьи самолеты появились над целью через три минуты после средних бомбардировщиков. Отсутствие огневого противодействия со стороны противника позволило быстро и четко провести выброску трех групп из четырех, так как экипаж ТБ-3 отстал и не смог выйти на цель самостоятельно, чтобы произвести десантирование. Таким образом, вместо 80 человек в тыл противника было сброшено 57 моряков-парашютистов. Командирами групп были старшина Н.А. Штабкин, лейтенанты И.А. Кузьмин и П.М. Соловьев (командир Майкопского десанта), который разбился при приземлении, не рассчитав времени задержки раскрытия купола. Командование группой Соловьева принял его помощник сержант Георгий Чмыга.
Каждая группа получила и индивидуальный приказ: группе Чмыги необходимо было уничтожить штаб дивизии, находившейся в Васильевке, десантникам из группы Кузьмина приказывалось уничтожить два моста, и нарушить линию связи вдоль них, а 3-я группа получила задачу на вывод из строя батарей и содействие высадке морского десанта. В районе деревень дислоцировались две (4-я и 10-я ) румынские пехотные дивизии, а так же отдельные горно-стрелковые части немцев.
Несмотря на то, что выброска парашютистов стала полной неожиданностью для противника, бойцы парашютно-десантной роты вскоре столкнулись с ожесточенным сопротивлением. Им пришлось вести бои в течение нескольких часов в расположении 10-й румынской пехотной дивизии. Обстановка осложнялось тем, что во время выброски десантники оказались рассеяны и вынуждены были сражаться мелкими группами. Несмотря на это, в районе села Васильевка группе десантников удалось подавить сопротивление противника, уничтожив несколько огневых точек и нарушить связь. Потери неприятеля оценивались примерно в сотню солдат и офицеров.
Группа старшины Н.А. Штабкина, как и предусматривалось боевой задачей, после сбора направилась в Глебовку, чтобы внезапным ударом отвлечь на себя гарнизон противника и тем самым воспрепятствовать его выходу к месту высадки морского десанта. У села парашютисты наткнулись на огневую позицию вражеской артиллеристской батареи. На позициях батареи личный состав прятался от непогоды в блиндаже, службу несли лишь часовые. Краснофлотцы Олег Максимов и Василий Муравьев, выждав удобный момент, бесшумно сняли часовых, а Алексей Ермолаев успел перерезать провода телефонной связи с наблюдательным пунктом. Парашютисты забросали гранатами блиндажи, где нашли свою гибель орудийные расчеты фашисткой батареи, и действую, слажено и оперативно, подорвали противооткатные устройства орудий, тем самым полностью выведя два орудия дальнобойной батареи из строя.
Поднятый взрывами на артиллерийских позициях, румынский гарнизон в Глебовке, сильно переполошившись, открыл беспорядочную, и, следовательно, бестолковую стрельбу из стрелкового оружия и минометов. Однако, придя в себя, противник бросил в бой батальон пехоты, но свою главную задачу десантники к этому времени уже выполнили – с моря, высаживались наши моряки. Паника, посеянная в тылах частей противника, свое дело сделала. Группа парашютистов, в составе которой действовал и уже известный Муравьев, оказалась в тылу разворачивающегося батальона противника, быстро сориентировавшись, инициативный десантник подкрался к пулеметной точке, и бесшумно уничтожив стрелка, открыл огонь по спинам атакующих из трофейного пулемета, чем вызвал полное замешательство в цепях противника. Этим воспользовались товарищи Муравьева, и благополучно пробились в расположение морских пехотинцев.
Сам факт выхода воздушных десантников навстречу десантникам морским свидетельствует о том, что, основные задачи первого этапа операции на берегу были выполнены.
Понимая всю сложность обстановки, и стремясь, во что бы то ни стало, уничтожить русских десантников, немцы подтянули в район высадки десанта горнострелковый батальон, шесть артиллерийских батарей, и целый ряд разрозненных румынских частей.
В этих условиях удерживать в своих руках захваченные позиции десантники уже не могли и стали прорываться в сторону моря на соединение с высадившимися частями морской пехоты.
Тем временем для уничтожения группы воздушного десанта в районе Васильевки противник подтягивал пехоту, артиллерию и бронетехнику. Начавшиеся утром атаки блокированных моряков-парашютистов показали, что возможности удержаться, до подхода основных сил со стороны моря у них нет. Командир группы лейтенант И.А. Кузьмин принимает решение прорываться в сторону Глебовки, что и удается сделать оставшимся в живых десантникам. Так как и в этом районе не оказалось советских войск, группа стала прорываться к своим на восток, ориентируясь на звуки боя, шедшего в том направлении.
Итоги действий группы воздушного десанта в районе Глебовки и Васильевки. По оценкам самих десантников, в результате проведенных ими боев в тылу противника были уничтожены более 200 неприятельских солдат и офицеров, одна артиллерийская батарея, 5 пулеметных точек и 3 автомашины. После этого части десанта удалось пробиться к берегу, откуда 10 февраля бойцы были сняты катером и доставлены в Геленджик. Оставшиеся в живых воздушные десантники выходили из окружения небольшими группами разрозненно. К 12 марта из 57 высаженных моряков парашютно-десантной роты вернуться к своим смогли лишь 28 человек.
Вряд ли можно говорить об успехе парашютного десанта в районе Васильевки и Глебовки, если оценивать его только по общим результатам. Необходимо учитывать то обстоятельство, что результативность действий ПДР была непосредственно связана с результатами, достигнутыми силами морского десанта, который так и не смог не только выйти к рубежам, удерживаемых парашютистами, как это было запланировано, но и удержаться на захваченном прибрежном плацдарме. В свою очередь, воздушный десант также не смог самостоятельно установить связь с морской пехотой или прорваться к месту ее высадки. Но им такая задача и не ставилась.
Ход морской части десантной операции в Южную Озерейку
2-го февраля штаб флота подтвердил штабу высадки: «Высадка десанта назначена в ночь на 4 февраля».
В овальную бухту Геленджика входили канонерские лодки, тральщики, болиндеры, буксиры и сторожевые катера. Здесь же бросили якоря эсминцы «Незаможник» и «Железняков». Другая группа (2-й эшелон десанта) кораблей сосредоточилась в Туапсе.
Представитель политуправления флота капитан 3 ранга Б. Коренев, назначенный заместителем командира сил высадки по политической части принял решение выходить на операцию на канонерской лодке «Красный Аджиристан» – флагманском корабле отряда, в задачу которого входила доставка на берег и высадка 255-й морской стрелковой бригады – основной боевой силы первого эшелона десанта.
Танки и автомашины загружались в трюмы болиндеров, артиллерийские орудия, боезапас и принадлежности – в трюмы и на палубы канонерских лодок. Приняв полагающийся им груз, корабли и суда отошли от причалов и, рассредоточившись, направились в назначенные им укромные места в районе бухты. Загрузка боевой техники в Туапсе завершилась к полудню 3-го февраля. Сразу же приступили к посадке на корабли личного состава десантных частей. В 15 часов 40 минут из Туапсе было получено сообщение, что транспорты и корабли охранения начали движение в сторону Озерейки.
Несколько настораживает упоминание Басистого о моряках штурмового отряда: «…Это добровольцы с кораблей и из подразделений Новороссийской военно-морской базы. Несмотря на зимнюю пору, многие из них в бушлатах и бескозырках. Бравые ребята!» (3).
В 19:00. Посадка завершена. Корабли и суда стали выбирать якоря и сниматься со швартовов (4).
Флаг командира высадки на эм «Незаможник», за ним следует эм «Железняков», три базовых тральщика, ведущие на буксирах болиндеры, за ними три канонерские лодки. Со стороны моря колонну охраняют пять сторожевых катеров. Через 30 минут хода у двух тральщиков, ведущих за собой болиндеры, лопнули буксиры. Только возобновили движение – на том же, третьем, тральщике еще раз порвался буксир... Последовал сигнал командира высадки: «не останавливаться!». Тральщику приказано после заводки нового буксира, двигаться с болиндером самостоятельно….».
Похоже, по хронологии событий, самое время упомянуть о том, что: «… В целях скрытности перехода соблюдалось радиомолчание, однако отряд кораблей все же был обнаружен летающей лодкой противника. Это, видимо, послужило для командования немецкой 17-й армии сигналом для приведения системы противодесантной обороны в боевую готовность. Во второй половине дня остальные корабли и суда, участвовавшие в операции, вышли в море из Туапсе и Геленджика»{13}
Это строки из воспоминаний С.Г. Горшкова, в информированности которого по исследуемым событиям у нас нет оснований сомневаться. Если учесть, что самолетом-разведчиком был обнаружен отряд кораблей огневой поддержки десанта, то не сложно рассчитать время, полученное противником на приведение в готовность средств ПДО на участке предполагаемой высадки десанта. Возникает попутный вопрос, был ли произведен своевременно доклад о появлении самолета-разведчика? Какая последовала реакция командующего операцией на эту информацию?
Поскольку слишком важны все этапы операции, и нет уверенности в том, что они будут полностью освещены, то очередные фрагменты воспоминаний Басистого я привожу дословно: «…Идем очень медленно. Становится ясно, что мы никак не успеем подойти к Южной Озерейке в назначенное время, то есть к часу ночи. А ведь корабли эскадры, находящиеся теперь в пути, будут действовать точно по плану. Получится большой разрыв между артиллерийской обработкой участка высадки и самой высадкой...
…После некоторых раздумий решил дать радиограмму командующему флотом и командующему эскадрой с просьбой задержать начало артподготовки на полтора часа»{1}.
Слишком серьезный момент, чтобы полностью довериться «ослабевшей» памяти Николая Ефремовича. Опять обратимся к воспоминаниям адмирала С.Г. Горшкова: «В 0 ч 00 мин контр-адмирал Н.Е. Басистый донес командующему фронтом обстановку и просил перенести артподготовку на 1,5 ч. Об этом же он сообщил и вице-адмиралу Л.А. Владимирскому, который дал приказ кораблям начать артподготовку в 2 ч 30 мин.
Однако, командовавший операцией вице-адмирал Ф.С. Октябрьский приказал действовать по ранее утвержденному плану и в 0 ч 30 мин подписал радиограмму, адресованную Н.Е. Басистому и Л.А. Владимирскому: «…Нельзя переносить время, уже поздно, все в движении», а затем другой телеграммой, направленной также командующему авиацией ВВС флота и командиру Новороссийской военно-морской базы, подтвердил начало операции в 1 ч 00 мин 4 февраля {13}.
Нужно отдать должное решительности контр-адмирала Басистого, оценив возможные последствий от задержки на переходе морем судов с десантом, и видя реакцию адмирала Октябрьского, он решился выйти на связь с командующим фронтом для переноса времени «Ч» – начала операции. Адмирал Владимирский, объективно оценив обстановку, не выполнил последнее указание Октябрьского и перенес на полтора часа время «Ч»- начала артиллерийской «обработки» кораблями эскадры района ожидаемой высадки десанта.
Опять обратимся к воспоминаниям адмирала Горшкова: «Таким образом, в самом же начале операции возникла ситуация, послужившая причиной несогласованности действий участвовавших в ней сил. Отсутствие резерва времени в плане перехода не позволяло начать высадку в назначенное время, а ошибочная реакция (командующего операцией – командующего флотом – Б.Н.) на изменившиеся условия движения десантных отрядов привела к нарушению плана обеспечения высадки и внесла дезорганизацию в ход проведения операции. В результате, действуя в соответствии с первоначальным планом, восемь самолетов в 0 ч 45 мин 4 февраля нанесли бомбовый удар по Южной Озерейке, три самолета выбросили воздушный десант в районе Васильевка, Глебовка, а береговая артиллерия в 1 ч 00 мин начала обстрел побережья у Станички в интересах высадки вспомогательного десанта. В это время корабли с десантом еще находились далеко от района высадки.
Самолеты-корректировщики также вылетели в соответствии с ранее утвержденным планом (имея ограниченные возможности нахождения в воздухе – Б.Н.) и, когда корабли эскадры в 2 ч 31 мин открыли артиллерийский огонь по району высадки возле Южной Озерейки, корректировать его было некому – самолеты-корректировщики уже возвратились на аэродром. Кораблям, имевшим ошибки в счислимом месте, пришлось вести огонь по площадям, поэтому эффективность стрельбы была крайне низкой. Несмотря на то, что было выпущено более 2 тыс. снарядов калибром 130–180 мм, войска противодесантной обороны и огневые средства противника, укрытые в складках местности, подавить не удалось» {13}.
С учетом нагнетания страстей в процессе движения отряда Басистого к району высадки, дадим слово «независимому» от морской корпоративной солидарности источнику – маршалу Гречко. Итак, вот что рассказывает маршал А. Гречко:
«Первый отряд кораблей основного десанта из-за плохо организованной погрузки и ухудшения погоды опоздал с выходом из Геленджика почти на один час двадцать минут. Кроме того, отряд высадочных средств основного десанта был сформирован из разнотипных судов, катеров и высадочных средств, обладавших различными скоростями хода, и поэтому общее движение судов приходилось ориентировать по наиболее тихоходным.
4 февраля в 00 часов 12 минут, когда до начала артподготовки оставалось всего 48 минут, командир высадки, контр-адмирал Н.Е. Басистый, видя, что первый отряд не сможет своевременно прибыть в район высадки, дал на крейсер «Красный Кавказ» командиру отряда огневого содействия вице-адмиралу Л.А. Владимирскому радиограмму и донес командующему операцией вице-адмиралу Ф. С. Октябрьскому об опоздании первого десантного отряда. Контр-адмирал Н.Е. Басистый просил в связи с этим перенести открытие огня на полтора часа. Не ожидая приказа командующего операцией, вице-адмирал Л.А. Владимирский немедленно сообщил о переносе сроков артподготовки на все корабли. Корабли оказались вынужденными маневрировать в районе высадки на виду у противника» {14}.
Как видно из этого фрагмента воспоминаний, еще до того, как десанты попали под огневое воздействие противника, начали срываться сроки, установленные планом. Опоздание погрузки на час двадцать минут – это, конечно, – же вина тех, кто готовил десант, потому что ни артобстрела, ни бомбардировок в это время со стороны противника еще не было. А то, что крупные корабли, не открывая огня, вынуждены были маневрировать в районе высадки вблизи от противника, не только ставило сами корабли под угрозу бомбардировки и обстрелов, но и просто демаскировало всю намеченную операцию.
Дальше, как пишет маршал А.А. Гречко, события развивались так: «Командующий операцией вице-адмирал Ф.С. Октябрьский, получив радиограмму командира высадки контр-адмирала Басистого с просьбой о переносе артподготовки, понял, что при оттяжке начала высадки до рассвета останется слишком мало времени, и поэтому приказал выполнять операцию по ранее установленному плану… Однако радиограмма командующего операцией дошла до адресатов спустя 45 минут после указанного в плане срока начала операции, и выполнить приказание уже было нельзя. Так уже в самом начале десантной операции вместо согласованности и тесного взаимодействия между командирами групп были допущены просчеты, которые в конечном итоге привели к срыву высадки основного десанта» {14}.
Возвращаемся к нашему «первоисточнику» – воспоминаниям Басистого: «…Ветер не стихает, и волна не уменьшается. Тральщики с трудом буксируют болиндеры. Из-за них отряд не может форсировать ход. Когда до Южной Озерейки осталось несколько миль, дал по отряду сигнал – перестроиться в ордер № 2, то есть принять тот обусловленный планом высадки порядок, в котором корабли и суда должны подходить к берегу. В темноте впереди по курсу уже угадываются неясные очертания береговых высот. А время приближается к половине третьего – к тому сроку, на который мы просили перенести начало артиллерийской подготовки. Учтена ли эта просьба, нам пока неизвестно. И кораблей эскадры что-то нигде не видно…
02:30. Тишина. Не дошла радиограмма или не принята во внимание? Но тут темноту ночи прорезают яркие вспышки залпов. Эскадра здесь!
…Огонь очень сильный. Да это и не удивительно – стреляют два крейсера, лидер и два эсминца. (Впоследствии мы узнали, что за полчаса они выпустили без малого две тысячи снарядов.) Но огонь ведется по площадям, а местность у Озерейки холмистая. Оборонительные сооружения противника могут остаться нетронутыми. Весьма озадачивает то, что берег молчит. Ни единого ответного выстрела. Трудно поверить, что у неприятеля здесь нет батарей... (Мы к этой фразе вернемся еще не раз, оценивая степень информированности командира сил высадки об объекте, на который предстояло высаживать десант).
…С началом артподготовки сторожевым катерам даю сигнал идти к берегу. За катерами двинулись болиндеры, ведомые уже не тральщиками, а малыми портовыми буксирами…» {1}.
А вот с этого момента мы позволим себе усомниться в отдельных деталях и временных интервалах событий, упоминаемых Николаем Ефремовичем Басистым. Ряд источников, в том числе и немецкие документы, свидетельствуют о том, что первый болиндер с техникой и десантниками начал движение к берегу не ранее 03 часов 15минут и приблизился к берегу не ранее 03 часов 45 минут, второй не ранее 4-х часов, а третий болиндер, прибывший в район высадки с опозданием на час, приблизился к берегу около 05 часов 30 минут. Это подтверждается отметками времени на схеме десантной операции. Факты эти отрицать не имело смысла, – рядом с канонерскими лодками в момент начала движения отряда сил высадки находился только один тральщик из трех, буксировавших болиндеры. И это зафиксировано на схеме операции. Почему бы Николаю Ефремовичу Басистому не уточнить этот весьма существенный момент? Интересно, до какого года эта схема была засекречена?
Для уточнения отдельных деталей перехода десантного отряда воспользуемся фрагментами воспоминаний участников событий из среднего командного звена – командиров «малых охотников» С.Г. Флейшера [11] и А.Ф. Краснодубца. Этим офицерам по их служебному положению на тот момнт и роли, отводимой по участию в операции нечего было скрывать. Вернемся по времени к началу операции.
…3 февраля 1943 года около 20 часов Отряд высадочных средств и Отряд корабельной поддержки начали с запозданием вытягиваться из Геленджикской бухты. На переходе из Геленджика к месту высадки отрядов – долине Озерейки – сторожевые катера с десантниками штурмовой группы на борту выполняли функцию охранения. Ночь была темная, холодная, штормило. Волнение моря для болиндеров с ограниченной мореходностью было большим.
Едва отошли от Геленджика, как в темноте базовый тральщик «Защитник» врезался в борт СК-0111 и почти разрезал его. Десантников с катера пересадили на канонерскую лодку. Катер, уже осевший почти до верхней палубы, повернул назад. Личный состав СКА-0111 показал отличную морскую выучку и привел его в Геленджик {11}.
…Один из трех болиндеров с танками охраняли два катера – СКА-081 и СКА-041. Болиндер шел на буксире у БТЩ. На большой волне несколько раз рвался буксирный трос, и болиндер заметно отстал от колонны, а с ним и оба катера, не имевшие права покинуть охраняемый объект без приказания…
Время перевалило за полночь, колонна десантных судов скрылась в темноте и до высадки, назначенной на 1 час 20 минут, оставалось совсем немного времени. Командир СКА-081 старший лейтенант Семен Флейшер еще не знал о решении контр-адмирала Н.Е. Басистого о переносе этапа высадки десанта на полтора часа. Его беспокоило, что находившихся на борту катера моряков-десантников первого броска нужно было высадить одновременно с теми, что ушли вперед на других катерах. А он вместе с катером СКА-041 не успевал выйти в район высадки.
Вскоре от командира высадки поступило приказание: обоим катерам оставить болиндер и выполнять основную задачу – доставить штурмовую группу. Катера сразу дали полный ход, чтобы догнать колонну. Но катер Флейшера отставал от СКА-041, имевшего новые, более мощные двигатели. Вскоре СКА-041» скрылся в темноте, и катер Флейшера продолжил движение самостоятельно. Ветер свежел, качка усиливалась и отдельные волны, вкатываясь на палубу, обдавали брызгами мостик. Флейшер чувствовал себя неуютно – кругом непроглядная ночь и никаких надежд увидеть обогнавшие его корабли, соблюдавшие полную светомаскировку.
И все же самым тревожным было безнадежное запаздывание «морского охотника» к месту высадки.
Вдруг Флейшер вздрогнул от неожиданности – справа в штормовой темноте заполыхали яркие вспышки и загремели залпы корабельных орудий – корабли эскадра начала артподготовку.
Не зная о переносе высадки на полтора часа, Флейшер решил, что артподготовка выполнена, а теперь эскадра ведет огонь по заявкам десанта, содействуя его наступлению на суше. Тогда получалось, что штурмовая группа катерами уже высажена и, более того, высажен весь первый эшелон – 255-я бригада Потапова.
Флейшер принял решение прорезать строй эскадры и выйти к берегу. Конечно, это небезопасно, ведь всякий обнаруженный в ночное время большим кораблем неопознанный малый корабль изначально классифицируют как атакующий торпедный катер противника и по нему, не теряя ни одной лишней секунды, открывают огонь. Флейшер изменил курс, направив катер перпендикулярно к линии кораблей эскадры, прикинув в уме задачу на прорезание строя. Практически она сводилась к «сближению вплотную» с точкой, находящейся посередине между двух соседних мателотов, но делать графическое построение на маневренном планшете не было ни времени, ни возможности.
«Охотник» 24-узловым ходом стремительно мчался к намеченной точке – Флейшер намеревался проскочить по корме ближайшего к нему крейсера – это был «Красный Кpым». Егo черная гpoмaдa быстро приближалась. На палубе кpейcеpa, котoрый вел огонь по берегу, дружно сверкали вспышки артиллерийских залпов, а вoт уже стали отчетливо видны знакомые очертания его надстроек. Дважды во время войны приходилось Флейшеру прорезать cтpoй кораблей. Под Озерейкой – наших, позже – под Эльтигеном – немецких. Но и теперь, много лет спустя, он считал, что напряжение было гораздо сильнее в ту холодную февральскую ночь под Озерейкой, когда он прорезал строй своей эскадры.
Однако недоумение его, наконец, рассеялось – в морской части горизонта он обнаружил перестраивавшихся в строй фронта «охотников». И сразу же все стало ясно – штурмовая группа eщe не высажена, он не опоздал! С ходу занял место на левом – где ближе – фланге строя, искать свое было уже некогда. В это время эскадра прекратила огонь. И только теперь, когда самое трудное, по сути дела, оставалось еще впереди, на душе у Флейшера стало спокойно – есть полная ясность обстановки, и он находится в одном строю со своими боевыми товарищами. Все в порядке! А противник? Что ж, на то он и противник, чтобы сейчас начать бой. Но это уже совсем другое дело, к этому Флейшер психологически был готов еще в Геленджике {11}.
Катера строем фронта подходили к загадочно и тревожно молчавшему темному берегу. Справа oт Флейшера шел флагманский СКА-051, на боpтy которого находился командир отряда высадочных средств капитан 3 ранга А.П. Иванов – участник десантов в Григорьевке и в Фeoдосии. По его приказанию катера уменьшили ход и дали залп из эрэсов – специально для этой операции на всех СКА к люлькам 45-миллиметровых орудий были прикреплены пусковые нaпpaвляющиe для реактивных снарядов. И только когда до береговой черты оставалось 20-30 метров, на берегу открылся прожектор, ярко осветивший пляж и подходившие к нeмy катера.
Флейшер считает, что прожекторов было два: по однoмy с каждой стороны долины. Они светили вдоль уреза воды, не поворачивая лучей в сторону моря. CKA-081 приткнулся носом как раз под левым прожектором и оказался им практически не освещен. Зато правый, расположенный на восточном, более крутом склоне, ярко высветил катер Флейшера. И вот молчавший до этого берег заговорил – десятки огневых точек одновременно открыли огонь в упор.
Над головой Флейшера скрестились разноцветные трассы, они мелькали и пo бортам, и ниже мостика – у самой воды, и совершенно некуда было от них укрыться, ведь, кроме парусинового обвеса, на мостике СКА никаких укрытий не имелось. Мелькнула мысль – нужно подавить этот прожектор, и он приказал сделать по нему еще один залп эрэсами, что было немедленно исполнено, но прожектор продолжал светить.
Между тем высадка шла полным ходом. Морские пехотинцы быстро прыгали с палубы. Бросив взгляд на соседние катера и ярко, как днем, освещенный пляж, Флейшер увидел, что и там везде мелькают силуэты десантников. Нe обращая внимания на кинжальный огонь, они прыгают вниз, бегут вперед, многие тут же падают и не поднимаются. «Не столкнуться бы», – подумал Флейшер и посмотрел на соседний СКА-051, который тоже отходил от берега. На его палубе пылало пламя. Сначала показалось, что пламя не очень большое, и оно не вызвало тревожного чувства. В свете пляшущих вблизи рубки огненных языков мелькали силуэты матросов, которые пытались потушить пожар. И вдруг полыхнул ослепительно-яркий свет! Флейшеру даже показалось, что он почувствовал на своих щеках жаркое дыхание огня, и тугая волна глухого взрыва коснулась его тела. Это длилось всего несколько мгновений, но он успел заметить, как СКА-051 разваливается на глазах. А когда свет погас, на поверхности моря – где только что СКА-051 находился – было пусто. Остальные катера под неослабевающим огнем противника спешно разворачивались и отходили в море. Как потом выяснилось, все они получили различные повреждения.
На СКА-081 во многих местах была пробита обшивка правого борта, повреждена рубка. Имелись раненые, в их числе был смертельно ранен минер, матрос Митрофан Синельников. Морской охотник СКА-052 в операции под Озерейкой 4 февраля 1943 г. десантников не высаживал. Сначала он выполнял функции охранения эскадры, а затем прикрывал участок высадки с веста – ждали ТКА противника со стороны Анапы. Предосторожности, принятые командованием, были, конечно, не лишними, но в ту ночь немецкие ТКА под Озерейкой не появились. Прикрывая участок высадки, СКА-052 совершал галсы перпендикулярно к берегу и временами подходил к нему вплотную. Командиру катера старшему лейтенанту А. Ф. Краснодубцу с расстояния в несколько миль, а иногда и меньше, с мостика своего корабля была очень хорошо видна общая картина боя…» {11}.
Проследив бросок к берегу малых охотников, по различным источникам фиксируем время: 03.15–03.45. В эти минуты к берегу приближался первый из болиндеров, буксируемый малым портовым буксиром.
Возвращаемся к воспоминаниям Николая Ефремовича Басистого:
«…После первых выстрелов эсминца луч прожектора погас. Но вот к берегу стали подходить болиндеры, и он вспыхнул снова. Как потом выяснилось, прожектор был хорошо укрыт в нише на склоне возвышенности и по мере надобности выдвигался оттуда. В укрытиях находились и фашистские орудия. Болиндеры – цель более крупная, чем катера. Да и маневренность не та. Поэтому им приходится еще хуже. Относительно повезло только одному из них. Несмотря на огонь, он удачно подошел к берегу, и танки, на которых были уже заведены моторы, стреляя из пушек, устремились вперед. Успели высадиться и морские пехотинцы. Правда, вслед за этим болиндер загорелся от попадания снаряда. Второй болиндер, пораженный снарядом еще на подходе к урезу воды, пристал к берегу не носом, а лагом, поэтому танки с него выйти не могли. На третьем пламя заполыхало тоже до подхода к берегу.
Но еще не все потеряно. Высадившиеся бойцы при поддержке танков удерживали небольшой участок берега. Скорее бы подходили канонерские лодки с морской бригадой. Быстрый «Незаможник» мчится к дивизиону канлодок. Я кричу с мостика в мегафон и показываю знаками – спешите к берегу!
«Незаможник» и «Железняков» пытаются отвлечь гитлеровцев. Они маневрируют, ведя огонь, что называется, под самым носом у батарей врага, в каких-нибудь 5–7 кабельтовых от берега. Но противник нас будто не замечает. Он не поддается на уловку и стреляет по канонерским лодкам. Пушек двух эсминцев маловато, чтобы подавить огневые средства неприятеля. Вот когда понадобились бы корабли эскадры с их мощной артиллерией (9). Но они теперь где-то далеко на пути к Батуми.
Канлодки одну за другой предпринимают попытки подойти к берегу, но, попав под снаряды, отворачивают, чтобы выйти из полосы огня. И можно понять их командиров: каждый корабль до предела заполнен десантниками, а броневой защиты никакой нет, риск слишком велик. Однако мне ничего не остается, как снова посылать их вперед.
Вот решительно двинулась к берегу канонерская лодка «Красная Абхазия». Всплески от падений снарядов встают у ее бортов. Взрыв на мостике и около грот-мачты. Убит командир корабля капитан 3 ранга Шик. На палубе рвется еще один снаряд. Падают убитые и раненые. Помощник командира старший лейтенант Пивень с трудом выводит корабль из-под обстрела.
Затем эта канлодка и «Красный Аджаристан», отойдя к горе Абрау, с большим трудом высаживают несколько сот бойцов на узкую полоску земли под крутым обрывом. Но скоро и сюда посыпались мины и снаряды. «Красной Абхазии» нанесены новые повреждения.
Уже более двух часов маневрируют корабли под огнем гитлеровцев. На берег с катеров, болиндеров и канлодок высажено всего около полутора тысяч человек. Потеряно несколько катеров и судов. Немало жертв среди десантников. А близится рассвет, который даст врагу новые преимущества. Налетит фашистская авиация – против нее мы, по существу, беззащитны... Что делать?
Нелегкие то были для меня минуты на мостике «Незаможника», минуты, требовавшие твердого решения.
Решений могло быть два. Первое – не отступать, продолжать попытки высадить десант, во что бы то ни стало прорваться через огонь. Мне на таком решении остановиться было легче, потому что оно соответствовало приказу. Но ведь очевидно, что успеха не добиться, только погубим людей. А если нас здесь застанет рассвет, есть опасность потерять весь десантный отряд. И тогда уже ничего не поправишь.
Второе решение – немедленно отходить, сохраняя корабли и морскую пехоту. Тем самым десантный отряд избежит разгрома и сможет нанести неприятелю удар в каком-то ином месте.
На долгие размышления времени нет. Даю приказ кораблям первого эшелона отходить в Геленджик, а второму эшелону, который уже более часа штормует в нескольких милях от Озерейки, возвращаться в Туапсе. Радиограммой сообщаю об этом решении Военному совету флота.
Канонерские лодки, тральщики и уцелевшие сторожевые катера стали отходить от берега. «Незаможник» пропустил их вперед, а затем занял свое место в охранении колонны.
Чуть забрезжил рассвет, над нами появились «юнкерсы». Пятерка их атаковала эсминец. Маневрируем, отбиваемся огнем зенитных орудий. Один самолет сбили. К счастью, налет был уже недалеко от базы, и скоро пришла помощь.
Утром 4 февраля бросаем якорь в Геленджике. Позади осталась тяжелая ночь, которая не забудется до конца жизни…» {1}.
Теперь самое время взглянуть на схему десантной операции и попытаться на ней отыскать ответы на возникшие у нас вопросы. Те, кто создавал и оформлял эту схему, действовали по принципу – кто захочет, тот разберется. Мы исходим из того же принципа – коль надо – разберемся.
Проанализируем действия кораблей эскадры в процессе обеспечения(?) высадки десанта. Я поставил знак вопроса после слова «обеспечение», так как кроме факта стрельбы в сторону берега с весьма сомнительным результатом, других элементов предполагаемого «обеспечения» со стороны кораблей эскадры не последовало. Проследим поминутно весь процесс «обеспечения».
02 час. 30 мин. Действуя по скорректированному плану обеспечения операции, крейсера «Красный Кавказ», «Красный Крым» и лидер «Харьков» в кильватерной колонне, на курсовом угле 45 градусов правого борта в дистанции 5 кабельтов в строю кильватера эскадренные миноносцы «Беспощадный» и «Сообразительный». Следуя скоростью 9 узлов, в 02.21 корабли легли на боевой курс. С 02.32 до 03.03 корабли произвели стрельбу по берегу. Дистанция стрельбы – 50-70 кабельтовых.
Из отчета: «Огонь вели крейсеры «Красный Кавказ» и «Красный Крым», лидер «Харьков», эсминцы «Беспощадный» и «Сообразительный». Корректировка стрельбы самолетом-корректировщиком не состоялась» (8). «Другие способы корректировки стрельбы для кораблей эскадры предусмотрены не были»!!!? (9).
Казалось бы, самое время задать вопрос: насколько можно доверять отчетным документам по конкретной боевой операции? Имея некоторое представление по написанию, утверждению, использованию и последующему хранению отчетных документов по проведенным боевым операциям, отмечу следующие моменты. Все основные руководители операции в последующие годы командовали Черноморским флотом. Филипп Октябрьский и Николай Басистый в послевоенные годы служили в должности 1-го заместителя Главкома ВМФ. Более того, Николай Басистый с 1956 года по 1958 год служил заместителем Главкома ВМФ по научной работе. Стоит ли после этого сомневаться в том, что при написании своих «мемуаров» Николай Ефремович не произвел... определенную «доработку» архивных материалов, имевшим отношение к десантной операции?
С учетом последней информации продолжим отслеживание ситуации на рейде Озерейки...
Как уже отмечалось, на огонь кораблей эскадры пpотивник не реагировал, то есть вскрыть систему береговой обороны с последующим ее подавлением не представлялось возможным. Попытoк атаковать наши корабли с моря и с воздуха противник также не предпринимал. Расход снарядов составил 2011. Результат стрельбы не известен.
«Беспощадный» стрелял осветительными снарядами, которые яркими звездами рассыпались над долиной реки Озерейка. Вспышки артиллерийского огня главного калибра кораблей в течение получаса опоясывали морскую чаcть горизонта. Зрелище было впечатляющим. Но оборона противникa подавлена не была, что и выяснилось по огневому воздейсвию противника по нашим катерам и средствам доставки десанта к берегу.
По участию кораблей эскадры в обеспечении десанта возникает ряд вопросов.
1. Можно ли считать стрельбу по береговым объектам противника в этих условиях «артиллерийским обеспечением» десантной операции? На схеме зафиксирована стрельба двух легких крейсеров, лидера и 2-х эскадренных миноносцев по берегу. Стрельба производилась на прямом курсе при скорости 12 узлов в течение 34-х минут. Условия для стрельбы были выбраны практически полигонные: дистанция стрельбы от 6 до 9 миль, противодействие противника отсутствовало.
2. Почему эсминец «Беспощадный», имевший задание «подсвечивать» цели, не использовался в качестве корабля-корректировщика огня?
3. Почему корабли эскадры, выполнив только один боевой галс, не остались в районе для фактической артиллерийской поддержки высадки десанта, которая остро потребовалась после «открытия» огневых позиций батарей противника? Мифическая опасность от авиации противника не должна была приниматься в расчет, после того, как пролет самолета-разведчика в 18.00 3-го февраля остался без последствий.
Приходится признать, что с первой задачей – разрушение объектов противодесантной и ослабление береговой обороны противника корабли эскадры не справились, а от выполнения второй части задачи – поддержки и огневого сопровождения десанта, они, по непонятной, пока, причине отказались.
На кораблях эскадры были опытные артиллеристы, результаты своей «работы» по береговым целям они в достаточной мере представляли. Тогда на что же надеялись руководители операции, направляя к берегу слабобронированные катера и безбронные высадочные средства?
Ответ на этот вопрос дает основной на тот момент в районе высадки руководитель – командир высадки десанта контр-адмирал Николай Басистый: «….Весьма озадачивает то, что берег молчит. Ни единого ответного выстрела. Трудно поверить, что у неприятеля здесь нет батарей…».
Мы уже приводили эту фразу из воспоминаний адмирала Басистого при характеристике краткого промежутка времени между отходом кораблей эскадры и подходом к берегу средств высадки десанта. Ну что остается к этому добавить? Если командир высадки десанта, официально принявший от командира сил обеспечения «бразды правления», до момента подхода катеров со штурмовой группой к берегу не представлял в полной мере, что ждет десантников на берегу, то стоило ли после этого удивляться полнейшему провалу очередного, основного этапа операции? Быть может, кто-то сомневается в том, что прежде чем отряд кораблей эскадры покинул район обеспечения, был произведен доклад командующему флотом о результатах выполнения поставленной задачи, последовали указания командующего на переход кораблей в районы базирования. Обязательно состоялись радиопереговоры между вице-адмиралом Владимирским и контр-адмиралом Басистым по приему-передаче боевых функций от командира отряда обеспечения командиру отряда сил высадки.
Если же отбросить весь официоз, регламентированный Боевым уставом ВМФ и должностными боевыми инструкциями, то выясняется, что группа кораблей огневой поддержки вместо выявления и подавления средств береговой и противодесантной обороны противника в районе предполагаемой высадки десанта произвела «перегрузку боезапаса через стволы орудий», отдяды ДЕСО с кораблями охрагения в район высадки десанта вышли с большим опазданием, и были встречены интенсивным огнем с берега. Воздушный десант, сброшенный за несколько часов до фактического начала операции, не имел реальных шансов на выполнение поставленных задач и был обречен на уничтожение.
После провала операции, как и следовало ожидать, каждый из трех флотских военачальников «по-своему» объяснял свои решения и поступки.
Любую самую сложную ситуацию можно рассматривать с разных сторон. Рассмотрим ее на самом простом и доступном уровне. Командир эскадры вице-адмирал Лев Владимирский прибыл с кораблями эскадры в район обеспечения в соответствие с временем, указанным в плановой таблице операции. Когда до начала плановой артиллерийской поддержки оставалось менее получаса он получает радиограмму от командира сил высадки контр-адмирала Николая Басистого о том, что отряд сил высадки задерживается с прибытием в точку развертывания, и он просит перенести время начала артподготовки на полтора часа. Льву Владимирскому ситуация понятна, но командующий операцией – он же – командующий флотом вице-адмирал Филипп Октябрьский не принимает никаких объяснений и приказывает действовать в соответствии с плановой таблицей- то есть начинать артподготовку задолго до подхода основных сил высадки десанта. Приняв решение – действовать в соответствии с изменившейся обстановкой, командир эскадры фактически не выполняет приказание командующего флотом. Более того, его корабли, несмотря на меры светомаскировки, находятся в зоне радиолокационного (а быть может, и визуального) наблюдения противника, сжигают топливо в процессе длительного, бесцельного маневрирования, и дополнительное время находятся в районе возможных атак подводных лодок, торпедных катеров и ночных торпедоносцев противника. При приближении сил высадки десанта, корабли эскадры производят артиллерийскую подготовку по району предполагаемой высадки десанта. В процессе движения катеров со штурмовыми группами десанта, завершается развертывание первого эшелона сил высадки.
Реально ли было в этой ситуации ожидать, что командир отряда кораблей артиллерийского обеспечения десанта, он же – командир эскадры, станет выслушивать «пожелания» или даже «просьбы» командира сил высадки о дополнительной артиллерийской поддержке сил десанта в ходе высадки и в процессе боя за удержание плацдарма? Не стоит забывать, что по своей основной должности Николай Ефремович Басистый был командиром бригады крейсеров, и находился в прямом подчинении у командира эскадры адмирала Владимирского. Казалось бы, в чем проблема? На дальнейшие действия вице-адмиралу Владимирскому должен был отдать приказание командующий десантной операцией вице-адмирал Октябрьский. Из анализа отчетных документов и по воспоминаниям непосредственных участников событий такого приказания не последовало. Нет даже документального подтверждения того, что Лев Владимирский получил разрешение командующего операцией Филиппа Октябрьского покинуть район обеспечения и направиться к месту базирования кораблей эскадры в Поти.
Остаются вопросы по организации морской части операции, и мы к ним еще вернемся, а пока попытаемся выяснить ход боя на плацдарме и дальнейшую судьбу высадившихся десантников.
Итак, стрельба по берегу производилась в течение 30 минут. Нам известено о том, что на одном из «морских охотников» на плацдарм были высажены пять корректировочных постов во главе с командиром БЧ-2 крейсера «Молотов» капитан-лейтенантом А.Ю. Врубелем. Количество корректировочных постов, соответствовало числу кораблей в отряде огневой поддержки десанта. Уже только этот факт предполагал корректировку стрельбы кораблей эскадры в ходе боя за высадку и в процессе поддержки десанта на берегу. Не нужно быть великим морским стратегом, чтобы сделать вывод о том, что первый этап стрельбы кораблей по береговым целям планировалось корректировать с помощью самолета- корректировщика, второй этап – непосредственной артиллерийской поддержки десанта на берегу должен был корректироваться группами корректировщиков, находившихся в боевых порядках десанта. В отчете по проведенной операции оба варианта корректировки, естественно, не подтверждаются.
Быть может, кто-то сомневается в том, что факт формирования пяти групп корректировщиков был внесен в плановые таблицы операции, в графу «обеспечение стрельбы артиллерией»? Как мы уже отмечали, первый и чуть ли не решающий сбой в организации всей десантной операции, возник по причине задержки на переходе морем первого эшелона судов с десантом. Как следствие – перенос артиллерийской обработки позиций противника в районе предполагаемой высадки десанта...
Теперь же после ознакомления с воспоминаниями капитана 1 ранга Врубеля, можно с уверенностью утверждать, что, высаживая расчеты корректировочных постов с первым броском десанта, руководство операции планировало второй этап огневой поддержки высадившихся на плацдарм десантников по заявкам корректировочных партий, передаваемых на корабли огневой поддержки. При таком количестве кораблей огневой поддержки следовало ожидать, что крейсера, принимая целеуказание от корректировочных постов, нанесут артиллерийский удар по выявленным береговым батареям противника. При этом, пара эскадренных миноносцев, приблизившись к берегу, и выполняя противоартиллерийское маневрирование, выполнит задачу непосредственной огневой поддержки групп десанта по заявкам корректировочных постов. Артиллерия эскадренных миноносцев должна была подавить основные артиллерийские и минометные батареи противника, а затем создать огненный вал впереди наступавших десантников.
С учетом же того, что ни одна из этих задач не выполнялась отрядом кораблей эскадры, с момента первых докладов и написания отчетов по операции, командование флота и эскадры ЧФ все последующие годы старательно, что называется, «наводило тень на плетень».
В этой обстановке, хорошо представляя требования корпоративной этики, мы не рассчитывали на то, что корабельный артиллерист капитан-лейтенант Врубель будет до конца откровенен в своих воспоминаниях. Он хорошо помнил и ценил тот факт, что для снятия корректировочных расчетов с плацдарма был специально послан «морской охотник». По сути, факт спасения, вероятно, и стал залогом многолетнего молчания Врубеля и подчиненных ему офицеров – командиров корректировочных постов. Впоследствии, являясь уже заместителем начальника Управления вооружения и судоремонта Черноморского флота, капитан 1 ранга Врубель получил тяжелейшую травму при опрокидывании линкора «Новороссийск». Промаявшись несколько месяцев по госпиталям, А.Ю. Врубель был демобилизован и работал в одном из Ленинградских «флотских» НИИ. Незадолго перед смертью ветеран поделился военными воспоминаниями с сыном – флотским офицеро, ставшим впоследствии великолепным военным историком и писателем. Воспоминания А.Ю. Врубеля, записанные с его слов сыном, капитаном 2 ранга в отставке Владимиром Врубелем, позволяют нам представить обстановку, в которой происходила высадка десанта. Примем эту информацию к сведению:
«…Немцы и румыны узнали о десанте заблаговременно и успели хорошо подготовиться. Отец говорил, что потом шли разговоры, будто во время подготовки к десанту пропал один из командиров групп БЧ-2 , то ли его выкрали немцы, то ли сам перебежал, неизвестно, но, так или иначе, немцам план высадки оказался известен. Некоторые авторы трудов по военно-морской истории обвиняют командование Черноморским флотом в том, что оно не обеспечило скрытности тренировок десантников, от немецкой разведки… Корабли эскадры Черноморского флота должны были обстрелять место высадки за полчаса до её начала, но стреляли по площадям, потому что их действия оказались не согласованными с самолётами-корректировщиками. Противник от такой артподготовки никаких потерь не понёс. Зато немцы стреляли по кораблям десанта прицельно и весьма эффективно» {9}.
Стоит принять к сведению комментарии профессионала, корабельного артиллериста. Из соображений все той же профессиональной этики, старший Врубель не стал упоминать о том, что планируя стрельбу по бетонным сооружениям, главный калибр крейсеров использовал бронебойные (бетонобойные) снаряды, вероятность попадания которых в «точечные» цели составляли сотые доли процента, а падение этих снарядов в рыхлый грунт вызывало «камуфлет», и не приносило вреда противнику. Использование настильных траекторий при стрельбе не предполагало поражения целей, расположенных на обратных склонах береговых возвышенностей. Все эти артиллерийские премудрости следовало бы учесть при выполнении стрельб по долговременным, хорошо укрытым береговым целям.
Похоже, два года войны немногому научили наших военачальников. Многое остается неясным. Каждый из пяти постов артиллерийских корректировщиков был снабжен надежной ранцевой рацией. Почему они не были использованы отрядами морских пехотинцев для координации действий отдельных отрядов и для связи с командованием?
Из воспоминаний маршала Гречко: ««Настильный огонь корабельной артиллерии не причинял потерь огневым точкам и войскам противника, укрытым на обратных скатах гористой местности. Вражеская огневая система осталась неподавленной. А через полчаса крейсеры вообще прекратили стрельбу и начали отходить в свои базы»{14}. Какие здесь еще нужны комментарии? Не пройдет и пол года, как вице-адмирал Лев Владимирский возглавит Черноморский флот… Через пять лет командующим флотом станет адмирал Басистый.
Продолжим анализ схемы десантной операции. Из схемы следует, что 1-й десантный отряд был сосредоточен в районе ожидания в 02 ч. 36 м.
Если исходить только из схемы, то 1-й отряд на тот момент состоял из канонерских лодок: «Красная Грузия», «Красный Аджиристан», «Красная Абхазия». По тому, как рядом с ними находился только один тральщик «Земляк», следует считать, что на тот момент в район был доставлен только один болиндер, который командиром тральщика был передан буксиру, для последующей буксировки к берегу. На схеме зафиксировано время начала движения кораблей отряда к местам высадки – 03.22. С двух сторон канонерские лодки и тральщик лидировались эскадренными миноносцами – слева – «Незаможником», справа – «Железняковым». Отметки времени на боевых курсах миноносцев позволяют нам ориентироваться в ходе боя за высадку.
Время подхода к берегу Малых охотников можно определить по воспоминаниям старшего лейтенанта С.Г. Флейшера. Катера подходили к берегу сразу же после окончания стрельбы кораблями эскадры по берегу между 03.15 и 03.45. Мы же фиксируем положение катеров у берега.
На схеме СКА-041 показан у берега в 1200 метрах правее места, куда затем подошла канонерская лодка «Красный Аджаристан» (По воспоминанию Семена Флейшера в этом месте высаживал десантников СКА-081. Оператор штаба, исполнявший схему, разместил катера в том порядке, который предусматривала диспозиция, но не учел факт опоздания СКА-081).
СКА-051 с капитаном 3 ранга Ивановым подходил к берегу в 500 метрах правее СКА-081 – напротив позиции минометной батареи.
На схеме зафиксирована гибель СКА-051 в 03.35
СКА-09 зафиксирован у берега в 03.38 в 200 метрах правее и мористее болиндера № 6.
СКА-081 показан в 200 от берега, поворачивавшим влево от участка, где в 04.00 будет разбит и утоплен болиндер № 6 с буксиром СП-17. По воспоминаниям Флейшера в этом районе высаживал десантников СКА-041. Здесь мы имеем пример, когда положение катеров, указанное на схеме, не совпадает с воспоминаниями непосредственных участников событий.
На схеме прослеживается значок еще одного малого охотника – СКА-0141 (6.1). Знак этот помещен правее на 250 метров знака СКА-051. Отметим, что на СКА-051 прямым попаданием мины была разбита рубка. Погибли командир, помощник, радист, другие члены экипажа. Управление катером взял на себя боцман Яковлев. От взрыва загорелись ящики с реактивными снарядами. К ним бросились комсорг старшина 1-й статьи Завадский и старший матрос Морозов. Они быстро сбили пламя. Катер приблизился к берегу и высадил десантников.
По информации, полученной капитаном 2 ранга Караваевым от члена экипажа катера Ивана Хабарова: «В момент высадки лейтенант Крутень был тяжело ранен, но не оставил мостика. Вскоре снаряд угодил в катер, и он, потеряв управление, оказался на мели под самым носом у противника. Фашисты открыли по беспомощному кораблику ожесточенный огонь. Лейтенант Крутень получил еще одно ранение и вскоре скончался на руках товарищей. Дело шло к вечеру. Оставшиеся в живых члены экипажа подожгли катер и вплавь направились к берегу. Здесь на рассвете они были окружены гитлеровцами. Считая положение наших моряков безнадежным, фашистский офицер предложил им сдаться. Катерники нашли в себе силы подняться в атаку и гранатами и штыками прорвались к позициям наших морских пехотинцев» {18}.
СКА-052 старшего лейтенанта Краснодубца в высадке десанта не участвовал, находясь в прикрытии района высадки, СКА-0111, был поврежден при столкновении с тральщиком на рейде Геленджика и вернулся в базу.
Судя по схеме, боевую прокладку вели только штурмана эскадренных миноносцев. Они же и наносили на карту положение других кораблей, дополняя схему по памяти. А память иногда подводит.
Болиндер № 4 был расстрелян немецкой артиллерией и сожжен в 500 метрах правее Южной Озерейки в 03 часа 35 минут, буксир «Алупка», имея повреждения успел отойти от берега. Болиндер № 2 и буксир «Геленджик» были разбиты артиллерией и утоплены в 4:00 напротив деревни Федотовка – ближе к Широкой балке. Болиндер № 6 был разбит артиллерией и сожжен в 6ч.50 минут (что подтверждает факт его прибытия в район высадки со значительным опозданием. – Б.Н.) в 1300 метрах левее устья Широкой балки. Буксир «СП-17» успел отойти от берега и остался цел.
Эскадренные миноносцы маневрировали в районе высадки десанта до 06 ч. 30 м. Судя по прокладке, в районе подхода к берегу болиндера № 2 эсминец «Железняков» приближался к берегу на 300-350 метров!
1-я канонерская лодка приблизилась к берегу в районе высоты 288,6 в 06.10 отошла от берега в 07:30. В этот же период произошла высадка порядка 200 десантников с легким вооружением на небольшой галечный пляж под обрывом.
2-я канонерская лодка приблизилась к берегу в 06.20 и тут же отошла под огнем минометной батареи.
На схеме не прослеживается движение в сторону берега и гибель малого танкера с топливом для танков. Об этом факте упоминают немецкие документы.
Проанализируем процесс высадки десантных групп по береговой части схемы.
Укрепленная позиция тяжелых минометов противника к северо-востоку от высоты 288,6. Укрепленная противодесантная позиция с береговой батареей в сторону берега от Южной Озерейки. Укрепленная противодесантная позиция с береговой батареей в центре по обе стороны от русла Широкой балки. Позиции береговой и полевой батареи на северо-восточной окраине Южной Озерейки. Укрепления полевого типа с артиллерией южнее деревни Федотовка. Вдоль берега на позициях находились подразделения 10-й румынской пехотной дивизии. Батареи с расчетами немцев из состава 789-го артиллерийского дивизиона. О частях усиления, прибывших для борьбы с нашими десантниками, мы сейчас речь не ведем, о них будет подробно сказано в немецком отчетном документе.
1. Штурмовая группа, высаженная с морских охотников, связала боем противника к югу от Озерейки.
2. Группа десантников, высаженных с канонерской лодки, заставила противника оставить позицию у высоты 288,6 и с тыла вышла к Южной Озерейке.
3. Группа десантников, высаженных с болиндера № 4, при поддержке 16 танков, атаковала позиции противника правее Южной Озерейки.
4. Группа десантников, высаженных с болиндера № 6, при поддержке танков атаковала противника от склона Широкой балки.
5. Группа десантников, высаженных с болиндера № 2, атаковала с тыла позицию противника со стороны русла Широкой балки.
6. Совместная атака групп десанта в направлении с. Глебовка.
7. Атака немецкими штурмовыми подразделениями района Глебовки 5-го февраля. Прорыв группы примерно в 75 человек из Глебовки в сторону Новороссийска, и группы в 25 человек – в сторону горы Абрау. Из анализа ситуации, во вторую группу вошли морские пехотинцы из 255-й бригады, в первую – из 142-го батальона Кузьмина.
При анализе схемы видно, что на фоне ожесточенного сопротивления противника, группы десантников, высадившиеся с горящих, терпящих бедствие болиндеров, неся большие потери, смогли захватить участки берега, при поддержке танков прорваться в направлении деревень Южная Озерейка и Глебовка, и организовать круговую оборону в ожидании высадки второй, основной волны десанта. Эти факты слишком очевидны, зафиксированы на схеме и отрицать их бессмысленно. Анализ немецкого штабного документа только дополнит и уточнит мои первичные выводы.
Что касается воздушной опасности, которая стала одной из причин оставления рейда Озерейки, сначала кораблями эскадры, затем – кораблями отряда высадки десанта… О реальных потерях от атак воздушного противника в отряде кораблей Владимирского, и караване десантных кораблей официальные данные отсутствуют. Скорее всего, серьезных воздушных атак со стороны немцев и не было. Это не сложно проверить по записям в вахтенных журналах крейсеров и эскадренных миноносцев. Воздушных тревог за время боевого выхода могло быть с десяток, в том числе и по фактам обнаружения воздушных разведчиков, но это не являлось основанием для спешного отхода кораблей в районы базирования. Вполне могли и огонь по ним открывать, и фиксировать эти факты в вахтенном журнале и в журнале боевых действий.
Нужно ли уточнять, что при наличии у противника достаточного числа самолетов, он не упустил бы возможности нанести урон нашим кораблям? А. Гречко в воспоминаниях указывает, что последние корабли из 1-го и 2-го отрядов Николая Басистого возвратились в Геленджик в 18 часов 4-го февраля. Следует признать, что угроза с воздуха оказалась «несколько» преувеличена, особенно, если учесть, что появление воздушного разведчика накануне вечером, особой тревоги у командования отрядами кораблей не вызвало. Как вывод – угроза воздушного нападения на корабли отряда высадки Базистого не могла быть причиной «сворачивания» операции под Озерейкой и перенесения основных сил ДЕСО в район Станички.
Согласно плановой таблице (по всем признакам – откорректированной в более позднее время), огневую поддержку высадке десанта должны были осуществлять сами корабли десантного отряда. Любопытно знать, как себе представляли подобную «поддержку» адмиралы Владимирский и Басистый. Видимо, по их «замыслу», на первом этапе высадки десанта огневые точки противника должны подавляться 45-мм пушчонками сторожевых катеров, затем предполагалось, что по береговым батареям противника откроют огонь 100 мм. орудия канонерских лодок.
По весьма сбивчивым(?) воспоминаниям адмирала Басистого, огневую поддержку десантным группам должны были осуществить старенькие эскадренные миноносцы, имевшие 102 мм артиллерию. А теперь представьте себе – насколько мощным мог быть огонь 102 мм орудий 2-х миноносцев, построенных в период 1-й мировой войны. Адмирал Басистый в своих воспоминаниях не скрывает того факта, что сами эскадренные миноносцы изрядно пострадали от огня береговых огневых средств противника. О какой поддержке десанта в этих условиях могла идти речь?
О том, насколько эффективным был огонь наших береговых батарей, действовавших с высот на восточном берегу Цемесской бухты, мы еще будем вести речь...
Действия морского десанта после высадки на побережье
Для того, чтобы представить себе обстановку на небольшом прибрежном плацдарме, вернемся к тому моменту, когда началась высадка десанта. Из тех 300 десантников первого броска, что сошли с четырех морских охотников, не менее 100 человек полегло при прорыве проволочных заграждений, преодолении минного поля и в ходе захвата прибрежного укрепления румын (11). Оставшиеся в живых десантники, естественно, были не в состоянии подавить многочисленные огневые точки прибрежной противодесантной обороны противника, не говоря уже о береговых и зенитных батареях, грамотно размещенных в нескольких бетонных фортах на высотах в глубине вражеской обороны. Катера, высадив десантников, не могли долго находиться под шквальным минометным и прицельным артиллерийским огнем. Имея многочисленные повреждения от осколков снарядов и мин, они отошли от берега. Как уже говорилось, флагманский СКА-051, на борту которого находился командир группы судов высадки капитан 3 ранга Иванов, получил несколько прямых попаданий, загорелся и взорвался. Десантники к тому моменту успели покинуть катер. Официально считалось, что из экипажа спаслись только двое, но следует принять к сведению воспоминания капитана 2 ранга Караваева о группе моряков катера, остававшихся в живых после его взрыва.
Подать сигнал на движение к берегу буксиров с болиндерами должен был командир группы «морских охотников» капитан 3 ранга Иванов, погибший на борту СКА-051. Видимо, не дождавшись условленного сигнала сигнальными ракетами, и выждав некоторое время, капитаны буксиров начали буксировать болиндеры к берегу. Не исключено, что капитаны буксиров не спешили начинать движение, ожидая подхода очередного болиндера на буксире тральщика. В условиях сильнейшего огня с берега, этих капитанов можно понять: распределение огня с берега по трем крупноразмерным целям давало им больше шансов довести болиндеры до берега. Командир отряда судов высадки десанта Басистый находился на борту эсминца «Незаможник» и обязан был контролировать выход болиндеров к берегу. Поэтому тридцатиминутная задержка с началом движения первой пары болиндеров, опять-таки, на его ответственности. Быть может, это странно, но все прочим средствам связи Басистый предпочитал обычный металлический рупор...
Примерно через 40-45 мин после начала высадки, когда моряки штурмового отряда под шквальным пулеметным и минометным огнем пытались овладеть первой линией румынских траншей, вражеский прожектор, расположенный на правом фланге района высадки, осветил медленно ползущие к берегу болиндеры. На них сразу же обрушился шквал огня. При том, что на участке высадки противодесантная оборона противника располагал двумя полевыми и одной тяжелой зенитной батареями, главную опасность для штурмующих укрепление десантников и для подходящих плавсредств представляли тяжелые минометы. Уже первые попадания мин и снарядов нанесли тяжелейшие повреждения болиндеру № 2 и буксиру «Геленджик». Вскоре оба судна загорелись, потеряли ход и начали дрейфовать к берегу. В этот момент до берега оставалось еще 250-200 метров при довольно большой глубине. Находившимся на борту болиндера и буксира 350 морским пехотинцам и танкистам – не оставалось ничего иного, как прыгать в ледяную воду и пытаться достичь берега вплавь. Нужно ли напоминать, что все это происходило под ураганным огнем в февральской воде.
Танкистам, находившимся на болиндере № 4, повезло немного больше. Несмотря на сильное противодействие с берега, баржа продолжала упорно приближаться к галечному пляжу. До суши оставалось около 100 метров, когда моряки ощутили сильный толчок – болиндер налетел, на стальной противодесантный «ёж». Вода поступала в трюм очень быстро, и вскоре судно село на грунт. К счастью, ни глубина, ни положение баржи не препятствовали выходу танков, которые один за другим стали съезжать в воду. Тем временем неподвижный болиндер стал основной точкой прицеливания для десятка орудий и минометов врага, и вскоре загорелся. Экипаж судна и десантники приняли энергичные меры к тушению пожара, но огонь постепенно охватил всю баржу. Прогремел взрыв – на борту взорвались боеприпасы десанта и танкового батальона. До этого момента по сходням успело съехать 7-8 танков.
Оказавшись на берегу, танкисты сразу вступили в бой, но первоначально добиться успеха им не удалось. Ожесточенный бой, зачастую переходил в условиях ночной темноты в рукопашные схватки. Наблюдение из танков было затруднено, в то время как сами они, освещенные ракетами и пожарами на горящих судах, были как на ладони. Не исключено, что пара танков стала жертвами находившейся непосредственно у Южной Озерейки германской зенитной двухорудийной 88-мм батареи. Тем не менее, появление советских танков произвело на румынских солдат сильное впечатление.
Прошел час боя, как у берега показался отставший на переходе болиндер № 6. К тому времени огонь с берега уже несколько ослабел. И все-таки противнику удалось поджечь и эту баржу в тот момент, как она уже практически достигла берега. Имел попадания и буксир «СП-19», буксировавший болиндер. Буксирный конец был перебит или отдан раньше времени, и болиндер начало разворачивать лагом к берегу. Вскоре он уперся днищем и в этом положении начал высадку танков. К тому времени судно было охвачено огнем. Из шести съехавших в воду машин, некоторые были объяты пламенем, другие застряли гусеницами в крупной и корявой береговой гальке. На фотографиях хорошо видны как минимум два танка с сорванными от взрыва боекомплекта башнями. О судьбе танкистов, этих героических ребят, не сложно догадаться. Немецкие фотографии запечатлели наши разбитые болиндеры, взорвавшиеся и сгоревшие танки и автомашины. Судя по всему, фотографии эти были сделаны во время обхода мест боев и района высадки десанта представителями немецкого командования {29}. Фотографии эти в известной мере дополняют информацию из немецких штабных документов, переведенных и опубликованных Устичем {38}.
Пожар и взрывы на всех трех болиндерах, в совокупности с продолжающимся обстрелом с берега, лишали возможности использовать баржи в качестве причалов для швартовки к ним для последующей высадки техники и десантников с канонерских лодок и тральщиков.
До 06.30 канонерские лодки с десантом несколько раз пытались подойти к берегу, но каждый раз натыкались на ожесточенное огневое противодействие и с потерями в личном составе отходили назад. Приближался рассвет и вместе с ним росла угроза атак вражеской авиации.
Отдельные нестыковки и откровенные спекуляции по вопросам управления этапами операции прослеживаются с первых публикаций по исследуемой нами теме. Относилось это, прежде всего к эффективности обработки корабельной артиллерией района высадки десанта, к использованию канонерских лодок, к судьбе десантников, высаженных на плацдарм.
По ряду официальных отчетов прослеживается, что канонерские лодки «Красная Грузия», «Красный Аджаристан» и «Красная Абхазия», составлявшие основу отряда высадки, которым командовал капитан 1 ранга Г.А. Бутаков, попав под сильный обстрел, не смогли высадить десант в том месте береговой черты, где первоначально планировалось. Горящие и разбитые снарядами болиндеры не могли выполнить функции причалов.
А. Гречко, видимо, ориентируясь на «мемуары» Басистого, пишет: «Из-за сильного огня противника канонерские лодки с техникой и людьми так и не смогли подойти к берегу» {14}. В 80-х годах прошлого века появились воспоминания участников событий, в которых отмечается, что после неоднократных попыток подойти к берегу в районе галечного пляжа, две канонерских лодки Бутакова из трех все-таки нашли относительно безопасное место левее основного участка высадки – под склоном горы Абрау.
Это, собственно, видно и на приведенных мной схемах. Н.Е. Басистый пишет: «Вот решительно двинулась к берегу канонерская лодка «Красная Абхазия». Всплески от падений снарядов встают у ее бортов. Взрыв на мостике и около грот-мачты. Убит командир корабля капитан 3 ранга Шик. На палубе рвется еще один снаряд. Падают убитые и раненые. Помощник командира старший лейтенант Пивень с трудом выводит корабль из-под обстрела. Затем эта канлодка и «Красный Аджаристан», отойдя к горе Абрау, с большим трудом высаживают несколько сот бойцов на узкую полоску земли под обрывом. Но скоро и сюда посыпались мины и снаряды. «Красной Абхазии» нанесены новые повреждения».
В другом источнике читаем: «Корабли корабельной поддержки, которыми командовал потомок знаменитых адмиралов Григорий Александрович Бутаков, опасаясь потерь от артиллерии противника, пристрелявшей подходы к Южной Озерейке, находились далеко, близ горы Абрау, и реальной помощи не оказали. Там канонерские лодки высадили несколько сот человек на узкую береговую полосу».
Т.И. Юрина (со ссылкой на И.Д. Кирина) не указывает число высаженных десантников: «Канонерские лодки так и не смогли подойти к берегу, вследствие чего командир дивизиона решил высадить десант с канлодок «Красная Абхазия» и «Красный Аджаристан» в районе горы Абрау, где узкий каменистый пляж вел вдоль уреза воды к Озерейской долине. Высадка была произведена без потерь, но командиру отряда высадки об этом доложено не было». В книге Г.В. Соколова «Нас ждет Севастополь» цифра уточняется, а заодно и способ доставки десантников на берег: «…С одной канлодки, стоящей почти у самой сопки и поэтому находящейся в тени, протянули к берегу трос. По этому тросу, конец которого держали десантники, переправились на берег около пятисот человек из бригады полковника Потапова. Остальные не успели: прожектор осветил канлодку – и гитлеровцы открыли по ней огонь из орудий. Получив тяжелые повреждения, канлодка вынуждена была отойти мористее» {34}.
С.Г.Горшков сокращает число высаженных отрядом Бутакова десантников: «Канонерские лодки, встретив сильное противодействие, отошли западнее долины Озерейка, на траверз горы Абрау, и там в более спокойной обстановке высадили две роты» {13}.
Наконец, немецкий отчет сообщает о «максимум 200 русских, вышедших на берег под высотой «Шарлотта» и перемещающихся вдоль подножия горы к месту высадки основных сил десанта. Попав под сильный огонь и понеся большие потери, эта колонна русской пехоты вынуждена была вновь отойти за гору» {18}.
Анализируя ход десантной операции и непосредственно процесс высадки десантников, мы сталкиваемся с примерами откровенного воинского идиотизма, когда требования режима радиомолчания ставят на грань срыва десантную операцию.
Командиры кораблей высадки не могут своевременно произвести доклад командиру отряда; сам командир отряда высадки теряет время, не докладывая о ходе высадки и возникших проблемах руководителю операции – командующему флотом адмиралу Октябрьскому. В результате принимается поспешное, не отвечающее требованиям обстановки решение о прекращении высадки десанта и возвращении кораблей в районы базирования.
Мы уже вели речь о том, что командир сил высадки Басистый, не имея информации о высадки морских пехотинцев под горой Абрау-Дюрсо, здраво(?) оценил обстановку и принял решение... прекратить высадку десанта и увести корабли в базы. У нас еще будет возможность вернуться к этим этапам операции при анализе немецких документов.
А пока, с этого решающего момента мы проследим трагическую судьбу десанта.
Несмотря на уход кораблей, с рассветом положение высаженных подразделений, как ни странно, улучшилось, так как интенсивность огня батарей противника уменьшилась. Хотя бой не прекращался ни на минуту, оставшиеся в живых командиры объединяли вокруг себя группы бойцов, согласовывали совместные действия с экипажами уцелевших танков, засекали огневые точки и организовывали их ликвидацию, короче, начали руководить боем, что было крайне затруднительно в ночных условиях. Многие танкисты с погибших машин, вооружившись танковыми пулеметами и другим стрелковым вооружением, влились в состав пехотных подразделений.
Все дальнейшие действия морских десантников не имели официального документального подтверждения и восстанавливались по скудным отечественным и трофейным материалам. Связано это, прежде всего с тем, что у групп десанта не было единого командования и отсутствовали средства связи, позволившие им обмениваться информацией и поддерживать связь с командованием. Как следует из немецких источников информации, группы десантников, высадившихся с канонерских лодок имели рации, с помощью которых пытались безуспешно вызвать на связь десантные группы, высадившиеся ранее с морских охотников и болиндеров.
Оставив в бетонных бункерах прибрежного укрепления многочисленных раненых, основная группа десантников численностью около 800 человек начала движение в сторону Глебовки. Судя по направлению их движения, десантники стремились пробиться на соединение с воздушным десантом в район Глебовки. В этот период противник не располагал достаточными пехотными силами, чтобы блокировать десант, но продолжал оказывать ему ожесточенное сопротивление. По имеемой информации, руководство действиями основного ядра десанта взял на себя командир 142-го батальона морской пехоты капитан 3 ранга Кузьмин. Его батальон отличился в боях под Туапсе в сентябре-октябре 1942 года. В тех боях моряки взяли в плен политического советника главнокомандуюшего румынскими вооруженными силами на Кавказе.
За этот подвиг капитан-лейтенант Кузьмин был награжден орденом Красного Знамени и ему было присвоено воинское звание «капитан 3 ранга» (информация требует дополнительной проверки, так как до сентября 1942 года Кузьмин имел воинское звание «капитан»). В декабре батальон Кузьмина был отведен в район Геленджика для подготовки к десанту в Южную Озерейку.
Морские пехотинцы Кузьмина высадились на берег следом за штурмовым отрядом, высаженным с морских охотников примерно в 3 ч. 30 мин. В первых же схватках с противником командир штурмового отряда моряков капитан 2 ранга Шацкий В.Л. и его заместитель по политической части капитан Коновалов В.П. были убиты. Командование десантом взял на себя Кузьмин. В неимоверно трудных условиях, ведя бой с превосходящими силами противника, моряки овладели береговым плацдармом и населенным пунктом Южная Озерейка. На вторые сутки, не имея связи с командованием флота и Новороссийской базы, моряки десантного отряда повели решительное наступление на населенные пункты Северная Озерейка и Глебовка.
В течение двух последующих суток герои-десантники под командованием Кузьмина удерживали значительный плацдарм, но силы их с каждым днем слабели, на исходе были запасы патронов, гранат и продовольствия. Кончилось горючее и танки стали. На четвертые сутки десантники в районе Глебовки были окружены плотным кольцом превосходящих сил противника. Кузьмин, будучи раненым, повел моряков на прорыв, чтобы соединиться со вспомогательным десантом в районе Станички. В этом бою Олег Ильич был тяжело контужен и взят в плен. О дальнейшей его судьбе подробно рассказано на Новороссийском форуме (39).
Уже в 12.35 4-го февраля штаб 17-й армии докладывал в штаб группы армий «А», что находящийся в районе Южной Озерейки противотанковый дивизион 73-й пехотной дивизии подбил три танка «Стюарт». К вечеру 4 февраля десантники достигли Глебовки и заняли ее южную окраину. Крайне малые силы десанта не позволили оставить на берегу значительную группу обеспечения высадки. Тем временем германское командование подтянуло в район прорыва весьма значительные силы: горнострелковый и танковый батальоны, четыре артиллерийские и две противотанковые батареи, группу зенитных орудий. Были перегруппированы и румынские части, которые вечером вновь заняли оставшийся ничейным пляж.
Моряки и танкисты основной группы десанта продолжали яростно сражаться еще четверо суток. С целью уточнения обстановки в район ведения боя посылались наши самолеты. Имея информацию о ходе боев в районе Глебовки, мер по оказанию авиационной поддержки десанту принято не было. К этому моменту командующий флотом принял решение о «сворачивании» десантной операции в районе Озерейки и перенацеливании основных сил десанта на плацдарм, занятый демонстративным (вспомогательным. –Б.Н.) десантом в районе Мысхако-Станичка. Примечателено, что реальных попыток снять десантников с плацдарма, либо обеспечить из в район Мысхако не предпринималось.
Теснимые со всех сторон противником, не имея боеприпасов, десантники несли огромные потери. У оставшихся танков кончились снаряды и две последние машины, у которых боезапас оставался только к пулеметам, были оставлены для обороны блиндажей с ранеными. Вскоре противник сжег и их. К исходу суток лишь около сотни десантников могли еще держать оружие. Общие же потери десанта по подсчетам румын составили примерно 630 убитыми и 542 пленными. В числе пленных – 46 раненых. По утверждению немецкого командования, большое число пленных было взято немецкими солдатами и не вошло в это число. Количество наших десантников, плененных немцами не сложно вычислить, с учетом общего числа высаженных в морской десант 1400 человек и в воздушный – 57. Это примерно 300-350 человек. На Новороссийском форуме прослеживается информация, полученная в свое время от жителей Абрау-Дюрсо, о примерном числе и условиях содержания наших пленных.
Ночью остатки отряда разделились. 75 человек во главе с комбатом Кузьминым решили прорываться на Мысхако, а остальные 25 ушли к побережью в направлении озера Абрау. Этой группе повезло больше – они встретили партизан, имевших связь с «большой землей» и вскоре были эвакуированы катерами. Из основной группы спустя 22 дня после высадки на мысхакский плацдарм вышло только пять человек. С учетом крайне скудных официальных сведений по событиям 4-го -8-го февраля в районе высадки и боя десанта, воспользуемся немецкими документами, упоминающими о тех же событиях.
Я считаю, что было бы в корне неправильно выделить информацию, полученную из этих документов в отдельное приложение, так как эти документы дают более конкретную и во многом – более объективную картину трагедии в Озерейке. Как всякие отчетные штабные документы полкового уровня – они содержат много повторяющейся узко профессиональной информации. Возьмем из них только то, что поможет нам восстановить картину боя, продолжавшегося, как минимум, четверо суток.
Анализ немецких документов по десантной операции в Озерейке
При чтении нижеприведенных материалов, обращайте внимание на номерные сноски, адресующие к соответствующим разъяснениям, помещенным в разделе Примечания. Настоящее донесение о боях, включая хронологическую таблицу, было закончено 27 марта 1943 после проверки всех прилагаемых донесений, записей обоих писарей на батареях и на основании запротоколированных опросов свидетелей-очевидцев. Остальная документация собрана как будущее приложение к дневнику боевых действий. Участие румынских подразделений и немецких резервов проходило во взаимодействии, с применением артиллерии, выдвинутых постов наблюдения и артиллерийских подразделений.
Ход боёвна плацдарме у п. Ю. Озерейка (Новороссийск) 03–08.02.1943 г.
04.02.1943
Общий боезапас выстрелов на 1 и 2 батареях составляет 368 выстрелов.
03:40 Позиция «Minden» (См. рис. У ручья) сдаётся личным составом окончательно.
3-я батарея докладывает: Противник пытается подойти к берегу другими судами.
03:47 «Констанца» докладывает: 3 судна горят на берегу перед высотой «Шарлотта»
03:50 Суда пытаются подойти к берегу на отметке «Берег 19».
3-я батарея докладывает: (Постоянно по радиосвязи) Минимум 30 судов стоят перед берегом.
04:00 Разведчики докладывают дежурному подразделению: «русский стоит на западной окраине Озерейки, продвигается с танками и около 100 пехотинцами на север».
04:02 Приказ: 1 батарея – заградительный огонь квадрат 18/19, 2 батарея – 500-1000 м каждая по три комплекта беглым огнём рассеять.
04:08 «Констанца» докладывает: Суда разворачиваются.
04:16 3 батарея докладывает: большая волна на побережье в квадрате 18/19.
Радиограммы на 3 батарею поступают часто с опозданием из-за перегруженности радиоэфира и вынужденного переключения на другие частоты радиоточки в совхозе Озерейка так, что приказы на открытие огня отдаются с опозданием.
04:17 Приказ на 1 и 2 батареи: готовность к заградительному огню по квадратам 18 и 19, 1 батарея – квадрат 18, 2 батарея – 19, каждая по 2 комплекта.
04:18 Разрывы снарядов у позиций 1 и 2 батарей с обстрелом из бортового оружия.
За этот отрезок времени – между 03:45 и 04:15 к берегу подошел транспортный паром и выгрузил 10 стоящих на верхней палубе танков перед оставленной за это время позицией «Minden» (14). Подход к берегу наблюдал старший ефрейтор Kцhler (Кёлер) (С позиции «Minden») во время его движения на пути к высоте «Шарлотта». Также здесь прекратила огонь 3 батарея по причине нехватки боеприпасов, а корабль соответственно в месте подхода к берегу не мог наблюдаться, т.к. на посту не было румынского часового, поэтому причаливание и выгрузку мы не могли видеть. Попадания, которые были обнаружены на корабле, могли быть получены только в море до подхода к берегу, или от огня 3 батареи, или от заградительного огня 1 и 2 батареи, который они вели в этот отрезок времени перед квадратом высадки.
Несколько танков застряли в береговой гальке (так наши штурмана и гидрографы учитывали условия высадки техники и вооружения на плацдарм. – Б.Н.)
04:25 Обер л-т Peisker (Пайскер) докладывает (Арт. Группа «Тридон»): 4 танка выгружены в квадрате 18/19.
04:30 Подразделение резерва докладывает: к берегу пристали 5 паромов, танка движуться к совхозу Озерейка. Русская пехота численностью около 40 человек атакует высоту «Гинденбург». Здесь размещались 2 батарея, резерв, штаб и 2 батарея. Атака отбита пулемётами.
04:38 Наблюдательный пункт из Глебовки докладывает по радиосвязи: прорыв противником у Глебовки силами 4 танков до рощи западнее ручья.
04:45 Об этом доложено в штаб резерва.
05:00 Румынская миномётная батарея оставляет совхоз перед прорвавшимися танками и русской пехотой. Миномёты и 200 мин попадают в руки русских. Наблюдательный пункт штаба оставляет совхоз. Резерв штаба и 2 батарея с трудом отходят на отсечную позицию севернее совхоза. Соединились здесь с румынским резервом.
4.02.1943
Потери: ранены – 1 человек в штабе убиты – 3 человека во 2 батарее.
05:00 Позывной «Горилла» (Радиоточка 1 батареи, долина Дюрсо) докладывает: Наблюдаются 8 небольших и 5 больших транспортных средств. 1 судно в квадрате 24 непосредственно у берега.
05:15 3 батарея докладывает по радио: около 20 средних судов идут курсом 60 (речь идет о подходе на рейд группы судов со вторым эшелоном десанта. – Б.Н.)
05:20 Позиция «Meissen» открывает огонь вначале по одному, а позже и по двум другим транспортным судам, которые высадили пехоту юго-западнее высоты «Шарлотта» в квадрате 20. При отходе от берега корабли стараются присоединиться к стоящему перед побережьем русскому флоту. 3 батарея не ведёт огонь по причине экономии боеприпасов. Разрывы снарядов, среди них 75 мм, ложатся на склоне перед батареей «MaiЯen». При последующем обстреле батареи «MeiЯen» корабли ставят дымовую завесу на западе. Сильно повреждённый корабль медленно присоединяется к флоту и его берут на буксир. (Эти факты подтверждены также вахтмайстером Винклером (Winkler) на позиции «Констанца»).
05:25 Флот высадки десанта остаётся растянутым на расстоянии 12-15 км. Большая часть военного флота изменило курс. Насчитывается 17 десантных судов и 4 эсминца. Эта группа судов в течение всего светового дня находится на рейде (15).
05:30 Запрос на 3 батарею. 3 батарея может вести прямой огонь по танкам. 3 батарея докладывает: русская пехота силой от 100 до 200 человек высажена ниже высоты «Шарлотта» перемещается у подножия горы на побережье к месту высадки (речь идет десантной группе, высаженной с канонерских лодок. – Б.Н.). Батарея ведёт огонь по колонне противника из двух орудий, 20 мм автоматической пушки «Эрликон» и пулемётов 7.92 мм. Большие потери у противника, который вновь отошел за гору.
05:55 Вновь обстрел Глебовки. Отделение передков артиллерийских орудий 1 батареи переводится на огневую позицию 1-й батареи. 3-я батарея докладывает: противник активно задействует снайперов (17).
06:00 Пехота противника, со стороны высоты «Шарлотта», активно вызывает на связь подразделения русских, оставшихся без командиров, собирает их на месте высадки и закрепляется на позициях 1, 2, 3 взводов позиции «Minden» и в оставленных румынских бункерах и западнее ручья у Озерейки. Противник пытается подготовить к бою танки, разбросанные по берегу в большом количестве.
06:30 Weindl докладывает: корабли десанта на рейде активно поддерживают между собой связь Мигающей световой сигнализацией. 3 батарея вызывает авиацию.
06:35 Средний нефтеналивной лихтер, который продолжительное время стоял без движения на расстоянии 5-6 км от берега, двигается к месту высадки десанта (19).
06:40 3 батарея открывает огонь на дальности 3 км. После 4 выстрелов корабль полностью выгоревший пристаёт к берегу. 3 человека экипажа достигают берега вплавь.
07:00 Десантные корабли противника медленно ложатся на курс 80.
07:30 Противник пытается подготовить гаубицы к стрельбе в направлении батареи (Подтвержение факта захвата нашими десантниками гаубичной батареи противника. – Б.Н.). 3-я батарея уничтожает обе гаубицы 5 выстрелами прямым попаданием. В течение первой половины дня 3 батарея открывает огонь по танкам, которые время от времени появляются в поле зрения за кустами и деревьями западнее Озерейки и фиксирует прямые попадания, вследствие которых 9 танков эпизодически оставались без движения или же полностью выводились из строя.
Дополнительно:
4.02.1943
07:30 Позиции у Глебовки снова основательно переоборудованы после взятия их обратно малыми силами с отсечных позиций совхоза. Всё население задействуется на земляных работах (20). 1 батарея выставляет 20 человек с 2 пулемётами на отсечную артиллерийскую позицию западнее позиции Р. напротив дороги на Абрау.
07:30 Расход боеприпасов до 06:00 первой половины дня:
1 батарея – 93 AZ
2 батарея – 98
3 батарея – 177 Заказано ещё 123 AZ и 58 снарядов Minden – 205
Meissen – 67
07:50 Обер л-т Мёних (Mцnnich) запрашивает дополнительные пулемётные отделения для обороны Глебовки и собирает вокруг себя присутствующих ещё на месте румынских солдат.
08:00 Сообщение: ложная позиция 3 батареи северо-западнее Озерейки полностью уничтожена зажигательными бомбами (Результат налета нашей авиации в начале ночи перед высадкой авиациооного десанта. – Б.Н.).
09:10 3 батарея докладывает: 2 танка подбиты и обездвижены, 1 лихтер с топливом подожжен.
09:40 Батарея Meissen в случае необходимости может лучше вести борьбу с высаженными танками на удалении 300 м от побережья(15).
10:00 Приказ в штаб, 1, 2, и 3 батареям: секретную документацию уничтожить полностью.(Немецкое командование в ожидании высадки 2-й волны десанта не уверено в том, что удастся удержать позиции в районе Озерейки и отдают приказ об уничтожении секретной документации. – Б.Н.)
11:00 Обер л-т Мёних (Mцnnich) с радистами и 2 пулемётными отделениями вновь выдвигается на отсечную позицию севернее совхоза, чтобы поддержать стоящих там румын. По его целеуказаниям 2 батарея пристреливается по совхозу. Затем стрельба орудиями прекращается по приказу из штаба дивизиона из-за нехватки боеприпасов.
12:50 Майор Эрнст (Ernst) из 173 сапёрного батальона пребывает в 789 полк и принимает командование над пребывающими с этого момента немецкими резервами. Прибывают охотники за танками из 173 батальона под командованием л-та Климта (Klimt) и егерей под командованием л-та Вицурек (Wiezurek) в составе 30-35 солдат у каждого. В дальнейшем м-ру Эрнсту докладывает о своём прибытии л-т Дайбель (Deibel) с несколькими сапёрами.
13:00 Радиосвязь с Глебовкой вновь восстановлена. Задание Stцrtrupps – силы, используемые для срыва мероприятия: при любых обстоятельствах восстановить прямую связь с 3 батареей или через батарею «Констанца». (Эти линии проходили не через занятый пока русскими совхоз, и далеко в стороне от него по опушкам лесов).
13:50 Л-т Вокерот (Vockeroth) 1. батарея /789 полка прибывает на место обер л-та Мёниха (Mцnnich) вблизи совхоза. Обер л-т Мёних возвращается согласно приказа в расположение полка и около 15-00 разъясняет обстановку у совхоза командиру противотанкового подразделения.
14:00 До 16:00 передовой наблюдательный пункт по радио и телефонной связи ведёт (корректирует. – Б.Н.) обстрел русских позиций в совхозе и расположенных там танков приданной батареей Гёбен (Goeben) (Вблизи 391 сапёрного батальона). Расход боеприпасов – 70 выстрелов. (Сильное рассеивание орудий). Результаты: русская пехота оставляет Совхоз, также из совхоза выводят 8 танков. Корректировщики возвращаются расположение в 17:00.
15:00 Выдвижение штурмовой группы в Глебовке для введения в бой или усиления 3./789 (3 рота 789 полка), командир л-т Клинст (Klinst), 173 противотанковая рота: 20 противотанковых орудий, 12 человек – состав штаба 789 полка и 15 румын.
15:42 3 батарея докладывает: группа противника в составе 250 человек. Обстановка без изменения. Наличие боеприпасов: 67 снарядов и 58 зарядов к ним (Картузные заряды вследствие прямого попадания в снарядный бункер были частично сильно повреждены).
16:20 1 батарея подбивает 3 выстрелом один танк, который продвигался от совхоза в направлении Глебовки. Прямое попадание (3 выстрел) с дистанции 1000 м.
16:28 Одно орудие 2 батареи ставится на позицию в качестве противотанкового на перекрёстке п. Глебовка. Как с позиций 2 дивизиона, так и 1-го можно наблюдать выход танков с боковой дороги (23).
17:30 Обер л-т Пайскер (Peisker) ), артгруппа «Тридон» докладывает: в секторе 19,20,21 к берегу приближаются корабли. (Доклад румын).
17:35 Приказ 2 батарее: открыть беглый отсекающий огонь, 12 выстрелов перед сектором 19,20.
17:50 Приказ на батарею Майсен (Meissen): заградительный огонь, сектор 20,21.
18:04 Русские на 3 лодках подошли к названным секторам.
18:20 Приказ: 2 батарея заградительный огонь, сектор 20,21, тремя залпами.
Батарея Мемель (Memmel), 20 выстрелов, сектор 19.
18:25 2 батарея два залпа, сектор 19.
18:45 Батарея Майсен (Meissen) докладывает: У одного корабля попадание в борт.
19:00 Ударная группа, л-т Клинст (Klinst) с резервом штаба, которые в совхозе придаются 2 дивизиону продвигаются через свободный от противника упомянутый совхоз по западным склонам гор от п.Глебовка в направлении 3 батареи. Они натыкаются по пути на опушке леса на 4 оставленных танка, 2 из которых горели. Эти 2 отошли из совхоза из-под обстрела батареи Гёбена (Goeben) и двигались около 1 км южнее совхоза на восток в лес.
19:50 В секторе 21 на удалении 600 м от берега обнаружен 1 корабль.
20:00 Наличие боеприпасов в 3 батареи: 67 снарядов и 58 зарядов к ним 3 дивизион переводит с одной огневой позиции на другую исправное орудие с 25 снарядами и выстрелами к ним. При этом был смертельно ранен огнём стрелкового оружия оберефрейтор Франке (Franke). Уже после этого, перед обедом в 10 часов погиб оберефрейтор Ленцер (Lenzer), когда доставлял патроны для пулемёта вблизи старой огневой позиции.
20:30 Батарея Майсен (Meissen) ведёт огонь по запросу румын по десанту противника в секторе 20 и 21. Управление огнём румынским постом наблюдения.
21:22 Сообщение румын. В секторе 20/21 затонуло транспортное судно(25).
22:07 Приказ на батарею Майсен (Meissen): сектор 20/21, отсекающий огонь, 500 м от берега с большим рассеиванием.
22:30 Батарея Майсен (Meissen) докладывает: в секторе 20/21 опрокинулся вверх килем 1 моторный катер, 1 затонул, 1 повреждён.
5.2.1943
04:32 3 дивизион передаёт по радио: подкрепление ещё не прибыло, нам нужны аноды А.3 батареи: аноды получите с подкреплением. Пока ищите повреждение.
06:10 Противотанкисты и резерв 789 полка прибыли в расположение 3 батареи. После тяжелого марша (в полной темноте). Резервы 789 полка задействуются для усиления в живой силе.
Ещё 5.2.1943: стр. 8.
6:12 Новая группа прибыла по ту сторону ручья: цель высота «Шарлотта». Обязательно выяснить положение в п. Озерейка.
6:20 Командир противотанкистов проводит рекогносцировку с командиром батареи 3–го дивизиона – позиции противотанковых орудий на северной, западной, южной окраинах п.Озерейка. Противотанковое орудие устанавливается на позицию в 10:00. 3-й дивизион весь день из 20 мм зенитной пушки и пулемёта MG ведёт бой с живой силой противника, которая обнаруживается между ручьём в п. Озерейка и высотой «Шарлотта».
6:36 Радиограмма с 3-й батареи: противник на 4-х танках ворвался в п. Озерейка с юго-запада (Юго-западная часть населённого пункта).
6:48 Радиограмма с 3-й батареи: противник ворвался в п. Озерейка силой до роты. Также бои с востока от ручья (28).
7:00 Передовой наблюдательный пункт. Л-т Вокерот (Vockeroth) (1/789) присоединяется к горным егерям западнее ручья у п.Озерейка напротив высоты «Шарлотта».
На высоте совхоза встреча с румынской резервной ротой под командой капитана Скурту (Scurtu).
1:45 В течение первой половины дня п. Озерейка был очищен румынами от русских. Русские держались ещё с несколькими танками, которые перемещались по фронту, западнее ручья в п.Озерейка. Л-т Коян (Cojan) захватывает один танк, ведёт из него бой с русскими танками и отбивает их атаки.
14:00 Батарея Майсен (Meissen) докладывает: русская морская пехота численностью около 30 человек полностью уничтожена на берегу.
15:00 Дежурный 1-й батареи: одна батарея ведёт огонь по высоте «Шарлотта», 20 выстрелов. Расположение батареи – 1.5 км северо-западнее п.Озерейка.
16:00 Дальнейший марш горных стрелков и румынской маршевой роты (Скурла) вместе с управлением роты на высоту 288.6 для подготовки атаки 6.2.43 высоты «Шарлотта».
18:30 Батарея Майсен (Meissen) докладывает: в направлении позиции Minden вышла вдоль берега разведгруппа под командой унтерофицера Гручера (Grutschera) и 30 румын.
06.02.43 г.
04:50 Запрос от Передового наблюдательного пункта на батарею: сколько осталось выстрелов для стрельбы по высоте «Шарлотта»? Ответ: 30 выстрелов.
5:25 3-й батареи: атака на высоту «Шарлотта» с поддержкой танками.
Ответ из 3-й батареи: для этого не готовы. Запрос 3-й батарее: (часто открытой радиосвязью) Почему не готовы? Ответ 3-й батареи – по известным причинам. После этого приказ 3-й батарее – 50 выстрелов по высоте «Шарлотта».
6:00 Л-т Дайбель (Deibel) уничтожил сапёрной командой брошенный танк с полным боекомплектом, который был замаскирован западнее каштановой рощицы на пути от совхоза к …….. (неразборчиво), около 400 м от впадины вверх.
7:32 до 8:15 Передовой наблюдательный пункт 1-й батареи выпускает 30 снарядов по высоте «Шарлотта». 3-я батарея выпускает по высоте «Шарлотта» и долговременным огневым точкам 50 снарядов. Пехотные орудия и румынские миномёты участвуют в эффективном обстреле.
8:33 Радиограмма от Передового наблюдательного пункта: взвод румынской пехоты и усиленный взвод егерей выдвигаются в направлении высоты «Шарлотта».
Ещё 06.02.43 г.: стр. 9
12:00 Высота «Шарлотта» взята (27).
17:00 Штурм русских стрелковых позиций внизу высоты «Шарлотта». Ночью взятие обратно горными егерями и V.B. высоты «Шарлотта» (24).
20:00 Наличие боеприпасов: 1 арт. батарея – 127 выстрелов; 2 арт. батарея – 109 выстрелов; 3 арт. батарея – 87 выстрелов; Батарея Meissen – 295 выстрелов.
C 6.2.43 по 7.2.43 расход снарядов составил: 1-й дивизион – 45 выстрелов, 2-й – 80 выстрелов. Вместе – 125 выстрелов. Эти дивизионы были переброшены к 3-му дивизиону тягачами. В ночь с 6 на 7.02.43 никаких попыток высадить десант. Остатки десанта держались ещё на повреждённых кораблях у берега и в укрытиях в месте высадки.
7.2.43: На рассвете атака со всех сторон на остатки десанта противника. Один танк в кустарнике за батареей Минден горит. Большое количество пленных выкуривают с кораблей и из блиндажей. Среди трупов несовершеннолетних молодых людей находятся также девушки-снайперы (28).
8:00 Битва на морском побережье закончена. Остатки противника поднимаются через высоту «Шарлотта» к востоку от Абрау и пробиваются в направлении п. Большой. Л-т Риппманн (Ripmann) из 173-го противотанкового истребительного батальона при продвижении по дороге на Абрау попадает в засаду и погибает. Выставлено сильное охранение у п. Глебовка, в особенности на западной стороне. Большое количество измождённых русских – насквозь промокших, замёрзших, и исхудавших сдаются на позициях артиллерийских батарей.
Результат боёв в долине п. Озерейка на основании выхода и осмотра мест боёв командиром полка и командиром 3-го дивизиона.
I. Осмотр местности в р-не ручья п. Озерейка в западном направлении.
1) 3 танка в густом кустарнике резко на запад от ручья
2) 1 лодка 40 м длиной с дымовой трубой наполовину затонула, на ней две небольших пушки.
3) Вплотную находится паром водоизмещением 400-500 т, на нём 1 танк и 2 небольших пушки.
4) 1 паром с 10 танками на палубе и 3 грузовиками. В трюме тоже грузовые машины и запас боеприпасов. Перед кораблём стоит танк в воде.
5) 1 паром с наполовину опущенной аппарелью, 3 танка в воде, на берегу 1 грузовик и 3 танка, на пароме 1 грузовик, в трюме 4 грузовика.
6) Вплотную находится полностью сгоревшее и разрушенное судно для перевозки бензина.
7) Рядом: полностью разрушенное и затонувшее судно с мощным двигателем (наш флагманский «СКА№051»- Б.Н.).
8) Батарея «Минден» (Minden) полностью разбита, ещё около 184 выстрелов находятся в бункерах. Большое количество убитых русских на позиции батареи «Минден» и на берегу.
9) На склоне западнее батареи «Минден» горящий танк.
10) На дороге от батареи «Минден» в юго-западном направлении выхода из п.Озерейка 2 горящих танка.
11) 1 танк застрял западнее п. Озерейка в ручье.
Стр. 10
II. Уничтоженные танки за пределами п. Озерейка:
1) 1 танк 400 м западнее прибрежной рощи (совхоз)
2) 4 танка на окраине леса юго-восточнее совхоза.
3) 1 танк между мостом п. Глебовка и совхозом.
III. 1 «И-16» сбит стрелковым оружием в 300 м к востоку от п. Озерейка. Мёртвый лётчик рядом.
IV. Потери русских подсчитаны в целом румынской стороной (Приказ по части, рум. L.R. от 8.2.43.): 620 убитых, 46 раненых, 548 пленных русских.
Наряду с этим было взято в плен большое количество пленных немецкими частями и немедленно отведены в тыл.
7-8.02.43
В ночь с 7 на 8.02.43 основная часть немецких резервов вновь была выведена согласно Приказу 73.I.D.
8.2.43. Наличие боеприпасов 789 артдивизиона на 8.2.43.: 323 выстрела к 105-мм орудиям, 35 (t). В период с 13.–21.2.43. всего было подвезено 768 выстрелов к орудиям.
Краткое примечание:
Взвод гаубиц «Минден» (Minden) был задействован на побережье П. Озереейка, подчинялся (3./ батарее), командир взвода Oberwachtmeister Wagner (Вагнер) (3. /батарея), командир орудия и рядовой артиллерист входили в состав каждый (2./-) и (3./-) батарей.
Взвод гаубиц Майсен (Meissen) в долине Дюрсо. Командир батареи оберлейтенант Драве (Drawe) H.K.A.A. 149 откомандирован в 1./789.
Взвод гаубиц был задействован 1./789.
Стр. 11
Командиры батарей: 1./789 Обер-лейтенант резерва Керлер (Kerler); 2./ – Обер-лейтенант резерва Мённих (Mцnnich); 3./789 Обер-лейтенант резерва Хольшерманн (Holschermann).
Список потерь: штаб 2 убитых
1./ –
2./ – 4 убитых, 5 раненых (один из которых умер 15.2. в лазарете)
3./ – 2 убитых, 4 раненых
Всего: 8 убитых, 9 раненых (один из которых умер в лазарете.
Во взводе гаубиц «Минден» (Minden) потери от этого составляют 1 убитый и 5 раненых.
Майор и командир дивизиона (Подпись)
Не следует слишком строго оценивать формирование и содержание этого документа. Если бы штабы наших полков, бригад и дивизий ( не говоря уже о дивизионах и батальонах), оставляли подобные отчеты по самым незначительным в их представлении боевым эпизодам, то нам бы, исследователям и историкам, было бы значительно легче восстанавливать истинную суть событий войны.
Настоящее донесение о боях, включая хронологическую таблицу времени, было закончено 27 марта 1943 после проверки всех в оригинале прилагаемых донесений, записей обоих писарей на батареях и на основании запротоколированных опросов свидетелей-очевидцев. Подобная документация создавалась как приложение к дневнику боевых действий, отдельного дивизиона, или артиллерийского полка вермахта. Участие в боях румынских подразделений и немецких резервов проходило во взаимодействии с применением артиллерии, выдвинутых постов наблюдения и артиллерийских подразделений.
Следует признать, что перевод немецкого донесения сделан не профессиональным военным переводчиком, а учителем немецкого языка. Не имея перед собой оригинального текста, я не стал вносить какие-либо корректуры. Историческая ценность документа много теряет из-за отсутствия схемы, которая ранее прилагалась к донесению. Я уверен в том, что немецкие документы, использованные мной для уточнения хода боевых действий в районе Озерейки, не представляли особого интереса для нашей разведки, но могли вызвать отрицательные эмоции у нашего флотского командования, предпринявшего немалые усилия, чтобы надолго, а лучше – навсегда забыть о трагической судьбе Озерейского десанта. И, тем не менее, знакомство с этим документом позволит нам сделать более объективные выводы по операции. На последних листах указаны артиллерийские средства, задействованные немцами и румынами при отражении десанта, и в ходе боев с нашей десантной группировкой. Именно эти сведения позволяют судить по интенсивности и напряженности боев на плацдарме.
Стоит обратить внимание и на тот факт, что мы ознакомились только с отчетом 789-го артиллерийского дивизиона. Для нас этот документ важен уже тем, что помогает смоделировать ход боя за высадку десанта и проследить в общих чертах ход боев десантных отрядов с румынскими и немецкими частями в течение четырех суток.
В отчете о проведенной десантной операции, имеется краткий отчет о бое за высадку десанта, составленный контр-адмиралом Басистым, с приложениями и схемами, представленными в донесениях командирами эскадренных миноносцев и командирами морских охотников, высаживавших штурмовую группу десанта. Имеется отчет, написанный старшим группы воздущных десантников. Вместо отчета о действиях десантного отряда имеется справка о потерях, понесенных экипажами кораблей и морскими пехотинцами. Отдельные справки содержат информацию о потерях артиллеристов и танкистов.
Я не сомневаюсь в том, что хроника боевых действий наших десантников в ходе боев с 4-го по 8-е февраля была восстановлена по объяснительным запискам тех немногих участников десанта, что вышли в расположение наших войск. Вот только форму отчета эта информация, могла принять разве только в Особом или Разведывательном отделах флота.
При таком развитии событий и печальном финале основной части десантной операции, рассмотренный нами немецкий документ вполне мог претендовать на наиболее полный отчет о боях русских десантников с румынскими и немецкими частями в районе Озерейки. Причем, в нашем случае, в донесении содержалась информация о ходе боевых действий немецких подразделений совместно с румынскими частями. подразделениями.
Если предположить, что подобным образом документировались и прочие боевые действия частей вермахта, то крепнет уверенность в том, что дальнейшее введение в исследовательский оборот переводов с немецких архивных документов позволит нашим военным историкам с большей объективностью оценивать боевые эпизоды, аналогичные озерейской героической трагедии.
Теперь, познакомившись с нашими отечественными и немецкими материалами, вернемся к тому, с чего мы начинали расследование темы о десанте в Озерейку – «легендарному» произведению «Нас ждет Севастополь» Георгия Соколова {35}.
С учетом информации о десантной операции и печальной судьбе десантников, не сложно представить, какую записку, и в каких выражениях мог бы написать капитан 2 ранга Шацкий адмиралу Октябрьскому, не погибни он в бою на пляже Озерейки. Вся книга Соколова от начала и до конца является, как бы сейчас сказали, «заказным материалом», созданным по заданию и поддержке Политического управления флота, представителем и сотрудником которого в годы войны являлся автор книги. Не стоит удивляться тому, что на уровне политуправления и особого отдела флота проводилась кампания дезинформации по целям, задачам и результатам операции в Озерейку, с целью уберечь командование флота от критики и возможной ответственности за провал операции и гибель людей и кораблей. И она имела определенный успех – её отголоски – на страницах книги Г. Соколова. Бессмысленная гибель полутора тысяч наших воинов, потери кораблей и боевой техники вскоре отошли на второй план на фоне потерь при обороне и обеспечении плацдарма, именуемого «Малая земля»...
Захват этого плацдарма группой десантников, выполнявшей роль отвлекающего десанта, выдавался командованием как успех, в полной мере компенсировавший поражение основного десанта в Озерейку. В очередной главе своего исследования я постараюсь обосновать свою крамольную версию.
Читателю впору задать вопрос: какое отношение трагическая гибель участников озерейского десанта имеет к исследуемому нами конфликту между адмиралом Октябрьским и генералом Петровым?
Ответ на этот вопрос содержится в письме, отправленном 12-го января 1967 года адмиралом Ф.С. Октябрьским военному обозревателю газеты «Правда» Герою Советского Союза полковнику Сергею Борзенко. Обращаясь к Сергею Александровичу Борзенко, Филипп Сергеевич, что называется, с «болью в сердце», пишет: «Черноморская группа войск и ее командующий генерал И.Е. Петров никакого участия не имел к данному морскому десанту. Никакого участия в данном деле И.Е. Петров не принимал. Ни в период подготовки, ни в разработке плана операции, ни в руководстве данной операцией Черноморская группа войск никакого участия не принимала, и более того, за весь период подготовки морской части операции январь 1943 года , я ни разу генерала И.Е. Петрова не видел. Все делалось со штабом Северо-Кавказского фронта и лично скомандующим фронтом – Иваном Владимировичем Тюленевым. Черноморская группа войск в этот период входила в состав Северо-Кавказского фронта. Все, что вы приписали Черноморской группе войск и ее командующему, выполнял Черноморский флот и решение о прекращении высадки в Озерейку и и переразвертывание сил на вспомогательном направлении, на Станичку, где обнаружился успех, принял ни командующий Черноморской группой войск, а командующий десантной операцией – сиречь командующий Черноморским флотом. Если хотите еще подтверждения, спросите Н.Е. Басистого,он у Вас под боком…
…Не безынтересен еще и такой факт, командующий флотом за боевые действия под Туапсе и за эту десантную операцию был удостоин решением Военного Совета Северо-Кавказского фронта – ТЮЛЕНЕВ, КАГАНОВИЧ, ордена СУВОРОВА. Позвоните Ивану Владимировичу, он подтвердит Вам эту истину. А о моем решении развивать боевой успех в районе Станички и отойти всем силам от Озерейки, возьмите в архиве и почитайте мою большую телеграмму по флоту, в которой был дан анализ – почему не удалась высадка десанта в Южной Озерейке» [15].
Фактически, этим гневным пассажем Октябрьский доказывает свое авторство в планировании и главную роль в руководстве десантной операцией, в ходе которой были потеряны более десятка кораблей и судов, три батареи, отдельный танковый батальон. Погибли, или оказались в плену более полутора тысяч десантников. Как результат – была утрачена реальная возможность освобождения Новороссийска в феврале 1943 года.
О захвате плацдарма в районе Станички мы поговорим в следующей главе. Между тем, привычно и решительно давя давно утраченным авторитетом, Филипп Сергеевич в качестве вещественного доказательства своих «бесспорных заслуг»(?) в руководстве этой операцией приводит факт своего награждения орденом Суворова… При этом, Октябрьский кстати и некстати постоянно лихим словом поминает генерала Ивана Ефимовича Петрова. Для нас же главное в том, что генерал Петров никогда не претендовал на дурно пахнувшие лавры руководителя операции по захвату Малоземельского плацдарма, но никогда не оспаривал того факта, что именно Октябрьский в боевом содружестве с адмиралами Владимирским и Басистым были основными виновниками трагедии десанта...
Копию письма Октябрьского к Борзенко я поместил в приложении к этой части исследования (стр. 109).
Классический вывод по этой десантной операции, сделал в свое время признанный мастер морских и речных десантов адмирал С.Г. Горшков. «…С приближением рассвета контр-адмирал Н.Е. Басистый, не имея связи с высаженными на плацдарм частями, посчитал дальнейшую высадку десанта нецелесообразной, так как противник, продолжая освещать прибрежную акваторию прожекторами, вел прицельный огонь по высадочным средствам, что могло привести к большим потерям в людях и кораблях. И хотя решение командира высадки было одобрено командующим флотом, оно, несомненно, являлось ошибочным, так как поставило в трудное положение уже высаженные части десанта» {13}.
Признавая неизбежность больших потерь в высадочных средствах и в личном составе десанта, Сергей Георгиевич называл два возможных варианта продолжения операции.
«1. Приложить максимум усилий для наращивания сил на плацдарме, в стремлении подавить сопротивление противника.
2. Признав бесперспективной дальнейшую борьбу за удержание плацдарма, приложить максимум усилий для спасения и эвакуации десантников.
Командир сил высадки не проявил должной настойчивости и твердости при выполнении поставленной задачи. Наращивание сил на плацдарме надо было продолжать, пойти на определенный риск ради достижения цели, следовало также усилить огневую поддержку десанта»
Казалось бы, самое главное уже сказано, и все-таки, продолжим уточнения отдельных эпизодов и деталей операции.
Когда адмирал С.Г. Горшков писал эти строки, еще не были опубликованы воспоминания А.Т. Караваева: «По срочному предписанию» {18}, где автор, в те годы сотрудник ГПУ ВМФ, приводит убедительные данные о том, что к 06.30 4-го февраля с борта двух канонерских лодок были высажены 500 десантников на берег в районе горы Абрау. До этого момента высадка в этом районе проходила без препятствий и могла быть продолжена. Командир высадки контр-адмирал Басистый, не в полной мере владея ситуацией по участкам высадки, приказал высадку прекратить, и канонерским лодкам следовать в Геленджик.
Поскольку, жесткий спор между контр-адмиралом Басистым и капитаном 1 ранга Бутаковым, начавшийся на рейде Озерейки, имел свое продолжение, то и общие выводы по десантной операции в Южную Озерейку мы сделаем после ознакомления с процессом высадки вспомогательного десанта в район Мысхако.
Десант на Мысхако
Мы уже вели речь о том, что параллельно с подготовкой основного десанта в Озерейку готовился вспомогательный десант на западный берег Цемесской бухты в район Суджукской косы. В отличие от проблем и неудач, преследовавших с самого начала операции состав основного ДЕСО, а затем и высаженную в Озерейке первую волну десанта, штурмовой отряд из 260 морских пехотинцев батальона Цезаря Львовича Куникова, действуя в соответствие с первоначальным планом операции, был успешно высажен в районе Суджукской косы. Следуя за огневым валом, поставленным нашей береговой артиллерией, десантная партия закрепилась на береговом участке, и ее командир доложил о готовности обеспечить прием очередной волны десанта.
Первыми на берег, занятый врагом, высадились штурмовые группы старших лейтенантов В.М. Пшеченко и А.Д. Тарановского. Они подавили сопротивление противника в прибрежной полосе и обеспечили десантирование остальных групп. Благодаря хорошей натренированности личного состава высадка передовой группы десанта прошла исключительно организованно, быстро, всего лишь за 2 минуты и почти без потерь. В течение очередных пяти минут были выгружены боезапас и продовольствие. Катера сразу же отошли от берега и направились к пристани 9-го километра (восточный берег Цемесской бухты) за вторым эшелоном десанта. Пока отряд Куникова закреплялся на плацдарме, катера Сипягина пошли за подкреплением, которое готовилось на девятом километре Геленджикского шоссе под Новороссийском. Очередные группы десантников возглавили офицеры И.М. Ежель, В.А. Ботылев и И.В. Жерновой. К 5 часам утра 4 февраля под командой майора Куникова уже было 870 человек.
Стоит обратить внимание на то, что с момента придания десанту в Станичку героического ореола, стало большой проблемой уточнить точный состав десанта, высаженного в первую ночь на плацдарм. Причина тому до безобразия банальна. Традиционно утверждая о том, что среди десантников Куникова были исключительно добровольцы, не мешало бы уточнить, из каких подразделений эти добровольцы набирались. Как известно, кроме полит-донесений и боевых сводок о проведенных боях, существовали еще ведомости, учитывающие раненых, поступивших в госпитали и санитарные батальоны, и списки «безвозвратных» потерь, понесенных подразделениями десанта. Так, два последних источника информации позволяют безошибочно «вычислять» состав штурмового отряда и подразделений первого эшелона десанта в район Станички. Так вот, среди этого «контингента» в немалом числе прослеживаются данные о десантниках с припиской «б. штрафник 613-й ОШР» или «б. штрафник 588-го штрафного взвода ЧФ» {16}.
Малозаметная приписка «б» означала, что среди эвакуированных с плацдарма за пять месяцев боев 24 тысяч раненых НЕ ЧИСЛИЛОСЬ штрафников. Потому как всем штрафникам по факту ранения возвращались ранее утраченные привилегии по службе. Они восстанавливались в прежних званиях, им возвращались ордена, они получали право вернуться в те части, в которых они служиили до суда военного трибунала. Возврату не подлежало лишь здоровье, во многих случаях после тяжелых ранений «безвозвратно» потерянное. Да и сам факт участия в героическом десанте штрафных подразделений многие годы упорно замалчивался.
Морские пехотинцы, зацепившись за берег в районе Станички, начали стремительное наступление с целью расширить плацдарм и уничтожить оставшиеся огневые точки врага. В течение ночи на захваченный и удерживанмый десантниками плацдарм были переброшены второй и третий эшелоны десанта. Как уже отмечалось, всего у Станички было высажено 900 человек. Именно это число десантников должно было выполнить задачи, поставленные перед вспомогательным десантом. Противник, ошеломленный внезапностью удара и дерзостью десантников, оставил первую линию оборонительных сооружений и в панике бежал в Новороссийск, на западную окраину Станички и в район кладбища. К рассвету в руках десанта находились несколько кварталов южной части Станички, часть железнодорожного полотна протяженностью 3 км. В ходе боя было уничтожено более 10 дзотов, и блиндажей, до тысячи солдат и офицеров, захвачено девять орудий, несколько пулеметов и другие трофеи. Семь трофейных орудий было вскоре введено в строй и использовано против своих бывших «хозяев». Так началась героическая эпопея Малой земли. Казалось бы, не было счастья при высадке основного десанта в Озерейке – так неожиданно появился счастливый проблеск там, где его и не ждали – в подбрюшье позиции врага на берегу Цемесской бухты
Придя в себя, враг срочно перебросил к плацдарму подкрепления и, используя густую сеть огневых точек в глубине обороны, оказал сильное сопротивление. 4 и 5 февраля немцы и румыны неоднократно предпринимали попытки сбросить десант в море.
Однако, куниковцы, укрепившись на занятых рубежах, отбили все атаки. Большую помощь в этом им оказали береговая артиллерия и авиация. Артиллерия производила мощные огневые налеты по заранее пристрелянным рубежам, подавляла батареи и огневые точки неприятеля, рассеивала крупные скопления его пехоты. Только 4 февраля ее огнем было подавлено 12 артиллерийских и минометных батарей, самолеты совершили 246 боевых вылетов. Достичь столь высокой эффективности артиллерийской поддержки десанта удалось благодаря хорошо продуманной организации применения береговых батарей. Управление их огнем было централизованным и осуществлялось с КП начальника артиллерии береговой обороны сектора. Корректировочные посты, высаженные одновременно с десантом, находились на переднем крае захваченного плацдарма, оперативно и точно передавая по радио целеуказание артиллеристам. Для выявления батарей противника были сформированы две подвижные батареи, которые своей стрельбой вызывали ответный огонь, и тут же меняли свои огневые позиции. Это позволяло определять координаты позиций вражеской артиллерии и наносить по ним удар.
Политработник ГПУ ВМФ капитан 2-го ранга Караваев, неоднократно бывавший на плацдарме в эти дни, упоминает о том, что вместе с Куниковым высадился на плацдарм офицер-артиллерист Воронкин, назначенный корректировщиком огня береговых батарей. Тогда же появилась информация о том, что «сотки» командира батареи старшего лейтенанта А. Зубкова вели огонь по противнику в Южной Озерейке, с той только разницей, что позиции батареи находились в 15-17 километрах от целей в Озерейке.
Успеху десанта Ц. Куникова способствовала и хорошая организация управления силами. Руководство ими осуществлялось из Геленджика с КП командира Новороссийской военно-морской базы. Кроме того, на восточном берегу Цемесской бухты, возле пристани 9-го километра, был развернут передовой командный пункт базы. Его близость к пункту высадки десанта позволяла вести визуальное наблюдение за прибрежной частью плацдарма, поддерживать надежную связь с высаженными подразделениями с помощью всех имевшихся средств, включая зрительные. Следует отметить, что система организации подготовки, высадки и обеспечения вспомогательного десанта была значительно выше основного, и как результат – успешнее трагически завершившегося десанта в Озерейку.
В большей части официальных документов утверждается, что, как только обозначился успех десантников на вспомогательном направлении, командующий флотом тут же принял решение высаживать остальные силы основного десанта в районе Станички с целью развить наступление на этом направлении. С этого момента вспомогательное направление становилось главным. В соответствии с этим для наращивания сил десанта на плацдарме командиру Новороссийской военно-морской базы приказывалось высадить в ночь с 5 на 6 февраля в Станичку 255-ю бригаду морской пехоты, 165-ю стрелковую бригаду и части фронтового авиадесантного полка. На всякий случай напоминаю, что по основному плану операции 255-я бригада морской пехоты должна была высаживаться на берег в районе Озерейки. Для выполнения задачи были выделены необходимые корабли и плавсредства Новороссийской базы, которые в указанные сроки доставили на плацдарм около 4,5 тыс. человек, 75 т боезапаса, пять 76-мм и два 45-мм орудия, пять 120-мм минометов, 20 т продовольствия.
Стоило уточнить: как фактически решался вопрос о наращивании сил десанта на вспомогательном направлении, ставшим, вдруг, основным? Вернее, с какого момента вспомогательное направление стало главным в действиях нашего командования?
По здравой логике можно было предположить, что руководители десантной операции, оценив проблемную ситуацию в Озерейке, перенацелят канонерские лодки с батальонами 255-й бригады на закрепление успеха Куникова в Станичке. Следом за ними, следовало направить суда с батальонами 83-й морской стрелковой бригады, предназначавшимися для второй волны десанта в Озерейке…. Как бы не так! Посылая Куникова с его сорвиголовами почти на верную смерть, Октябрьский даже в приложении к плану операции не предусмотрел подобного развития событий, хотя, обещал контр-адмиралу Басистому это сделать при планировании операции.
При пристрастном изучении документов, выясняется, что на принятие решения о перенацеливании всех сил и средств ДЕСО на плацдам в Станичке потребовались сутки на размышления, и еще сутки на высадку десантников. Это были те двое суток, которые, опять-таки, могли решить судьбу Новороссийска.
Обратите внимание, вспомогательный десант высаживается на Суджукской косе в соответствие с первоначальным планом операции в 01 час 30 минут, а артподготовка по участку высадки основного десанта в Озерейке начинается только в 02 часа 31 минуту. Первые десантники там будут высажены только в 03 часа 15 минут. Можно ли при сопоставлении подобных фактов не прибегать к помощи простого, и доходчивого русского мата? Конечно, найдутся умники, которые будут утверждать, что в основную задачу вспомогательного (не путать с отвлекающим) десанта входило «притягивать», «связывать», «удерживать» – короче говоря, – жертвовать собой ради успеха основного десанта. Казалось, сложно предположить, что 260 десантников с легким вооружением выполнят то, что оказалось не под силу в Озерейке полутора тысячам бойцов с танками и гаубицами… В очередной раз пришлось убедиться в том, что успех десанта в значительной мере зависел и зависит от возможностей артиллерийской и воздушной поддержки. И чем мощнее эта поддержка, тем успешнее десант. А что может быть надежнее и эффективнее мобильной береговой артиллерии, огонь которой грамотно корректируется?
В предыдущей главе, исследуя этап высадки основного десанта, мы дотошно уточняли время принятия решения командованием на прекращении высадки в Озерейке (06 ч. 30 мин.), время ухода с рейда Озерейки последних судов первогого десантного отряда (16 часов – время ранних сумерек, зафиксированное немецкими наблюдателями), время прихода последних судов этого отряда на рейд Геленджика (18 часов 30 минут).
Самое время обратиться к воспоминаниям участников и «соучастников» описываемых нами событий. Георгий Никитич Холостяков вспоминает:
«По-настоящему порадоваться успеху куниковцев не дали плохие новости об основном десанте. Что там, у Озерейки, неладно, я почувствовал по нервной напряженности Ф.С. Октябрьского, по мрачному лицу Н.П. Кулакова, когда явился к ним на КП с очередным докладом. Догадка эта, увы, вскоре подтвердилась.
При высадке основного десанта не удалось обеспечить столь важной в таких операциях внезапности. Противник обнаружил в море наши корабли и был начеку, причем у него оказалось в этом районе гораздо больше огневых средств, чем предполагалось. Участники первого броска начали высаживаться в тяжелейших условиях – при шторме и под сильным вражеским огнем. Были потеряны болиндеры и еще несколько вспомогательных судов. Контр-адмирал Н.Е. Басистый признал, что продолжать высадку нельзя, и отдал кораблям приказ отходить.
Общая картина прояснилась, конечно, не сразу. Сперва мне стало известно лишь одно; корабли уходят от Озерейки, не высадив морские бригады, так как это почему-то оказалось невозможным. Я поспешил на КП командующего флотом Ф.С. Октябрьского. Раз уж так вышло, думалось мне, есть смысл повернуть часть кораблей – хотя бы канонерские лодки – в Цемесскую бухту, высадить морскую пехоту на плацдарм, захваченный у Станички, и развивать оттуда наступление на Новороссийск...
Командующего я застал еще более взволнованным и сумрачным, чем час назад. Его состояние понять было нетрудно. Я доложил свои соображения, стараясь быть предельно кратким. Да они, казалось мне, и не нуждались в многословных обоснованиях. Плацдарм существовал. Пристань рыбозавода, способная принять канлодки, была в наших руках. Береговые батареи и флотские летчики, взаимодействовавшие с куниковским отрядом, прикрыли бы и эту высадку... Словом, перестройка плана операции представлялась оправданной. Я даже ожидал, что командующий прервет меня и скажет: «Это уже решено».
Ф.С. Октябрьский выслушал до конца. Быстро шагая взад и вперед по комнате, он задал два-три вопроса, из которых я понял, что все это, должно быть, уже обсуждалось тут. «Так за чем же дело стало?» – думал я.
Отпущенный к себе на КП, я еще некоторое время, пока не рассвело совсем, ждал приказания обеспечить прием кораблей у Станички. Однако тогда оно не последовало. Наверное, я не мог учесть всех обстоятельств, мешавших командующему принять решение немедленно».
Нужны ли еще доказательства того, что были потеряны драгоценные сутки, в ходе которых противник стягивал войска к нашему плацдарму у Станички?
В главе, посвященной десанту на Озерейку, мы разбирали эпизод, когда контр-адмирал Басистый оповестив об опоздании первого десантного отряда командующего кораблями артиллерийской поддержки вице-адмирала Владимирского и командующего операцией вице-адмирала Октябрьского, телеграфировал командующему фронтом генералу-армии Тюленеву с просьбой перенести время начала артиллерийской подготовки. Уже тогда возникал вопрос, а где в это время находился генерал Петров, непосредственно руководившей операцией «Море»? Ведь именно ему, командующему Черноморской группой войск Закавказского фронта предстояло взаимодействовать в ходе этой операции с командующим флотом и руководителем десантной операцией адмиралом Октябрьским.
Ответ на этот вопрос дал в своей книге «Полководец» писатель Владимир Карпов:
«…4 февраля, в день высадки десантов под Новороссийском, начала форсировать Кубань 18-я армия. 5 февраля перешла в наступление 56-я армия. В этот же день Ставка передала Черноморскую группу из Закавказского фронта в Северо-Кавказский фронт, сохранив ее организационно в существующем составе. Генерал Петров опять перешел в подчинение генерала Масленникова, под началом которого командовал 44-й армией на терском рубеже.
Ставка приказала войскам Северо-Кавказского фронта: не позднее 10–12 февраля окружить краснодарскую группировку противника и уничтожить ее. Таким образом, в дни проведения флотом десантных операций Иван Ефимович руководил еще и форсированием Кубани, а также готовил 18-ю и 56-ю армии к наступлению на Краснодар.
Ввиду существовавших уже к тому времени трений между ним и Октябрьским, Петров держался с адмиралом официально. Он находился во время десантной операции на своем НП, но старался не вмешиваться в действия Октябрьского, чтобы лишний раз не сталкиваться с ним, не казаться придирчивым, в десантной операции он дал Октябрьскому полную возможность действовать самостоятельно. И вот, как выяснилось, Петров напрасно поступил так. Если бы он в данном случае оставил в стороне свои личные сложные отношения с Октябрьским, пренебрег его обидчивостью, был бы более требователен, а может быть, и более внимателен к нему, возможно, его немалый полководческий опыт помог бы Октябрьскому. Хотя Октябрьский, конечно, принял бы его помощь как личную обиду, проявление недоверия к нему…» {19}.
Поначалу объяснения Карпова выглядят не очень убедительно. Да, действительно, не вовремя затеянная Генеральным штабом организационная кампания по переформированию структур, входящих в Закавказский фронт, образование Северо-Кавказского фронта, вносила дополнительную нервозность в процесс управления войсками, ведущими боевые действия. И, тем не менее, никто не снимал с генерала Петрова ответственности за управления войсками, задействованными в операции под Новороссийскоми, за координацию действий 47-й армии с боевой деятельностью флота. Тем более, как утверждал В. Карпов, в дни проведения десантной операции генерал Петров находился на своем основном КП, обеспеченном всеми каналами связи.
И в то же время напомнить о тех неприязненных отношениях, что существовали между двумя военачальниками, вполне уместно, прежде всего, потому, как они вполне могли повлиять на ход и исход боевых действий. При всем желании Карпова представить генерала Петрова исключительно в положительном свете, выходит, что Иван Ефимович по ряду указанных выше причин «отвлекся» от руководства десантной составляющей операции «Море», а адмирал Октябрьский в силу своего выдающегося упрямства, на корню завалив основной вариант десантной операции, был готов завалить и вспомогательный вариант, еще до того, как он стал ОСНОВНЫМ…
Мне лично Владимир Карпов очень симпатичен, и как герой войны, фронтовой разведчик, и как писатель, старавшийся писать правду о войне. Привлекает в нем свойственная генштабисту способность перестраиваться, что называется, – на ходу. Так, уже на следующей странице своей книги Владимир Васильевич пишет:
«… как это ни огорчительно, должен сказать, что в данном случае он (И.Е. Петров. – Б.Н.) проявил слабость. Бывает в жизни такая ситуация, когда человек обязан преодолеть интеллигентскую щепетильность и поступить так, как требуют интересы дела. Твердость в таких делах необходима. Надо прямо сказать: за неудачи в этой десантной операции генерал Петров, как командующий группой армий, несет ответственность в полной мере» {19}.
Вот только теперь, наше расследование в известной мере достигает поставленной цели – позволяет проанализировать и дать объективные оценки руководителям десантной операции. Мало того, что «вчистую» была провалена первая, она же – основная часть десантной операции, непозволительно затягивалось время на принятие решения по наращиванию сил на плацдарме, удерживаемым вспомогательным десантом… Напрасно Владимир Карпов так «сопереживал» Петрову, оказавшемуся в сложном положении в процессе принятия решений в процессе руководства силами и средствами армии и флота в десантной операции по плану «Море». Кто бы сомневался в том, что командующий флотом, приняв на себя ответственность руководителя десантной операцией, должен был в полной мере отвечать за ее результаты. Тем более, что у генерала Петрова в те дни и без того хватало забот по руководству войсками группы армий. В очередной раз командующий 47-й армией, нацеленной на прорыв немецких позиций в направлении на Мефодьевку, не выполнил поставленную задачу.
А если еще и «глыбже» взглянуть на ситуацию, то предполагая возможный ход событий на приморском фланге, и зная поразительное упрямство Филиппа Сергеевича Октябрьского, Иван Ефимович Петров, испытывая неприязнь к своему севастопольскому «приятелю», вполне мог слегка «подставить» незадачливого флотоводца. Пройдет совсем немного времени, и в июне 1943 года Верховный Главнокомандующий примет решение о снятии с должности адмирала Октябрьского, а в марте 1944 года после ряда неудачных операций на Керченском полуострове был снят с должности и снижен в воинском звании генерал армии Петров, к тому времени командовавший вновь образованной Приморской армией. Не будем опережать события и для более полного врастания в обстановку, вернемся на причалы Геленджика в вечерние часы 4-го февраля.
Александр Караваев вспоминает: «…Первым, с кем мне довелось говорить на причале в Геленджике сразу же после швартовки «Красного Аджаристана», был член Военного совета флота контр-адмирал Н.М. Кулаков.
– Как там дела, Саша? – нетерпеливо спросил он.
– Плохо, Николай Михайлович...
– А мы в Станичке зацепились...
И Кулаков, не дожидаясь моих вопросов, стал рассказывать о большом успехе вспомогательного десанта в Станичку. Отряд Куникова занял плацдарм и удерживает его. Судя по всему, план операции изменится: направление Станичка – Мысхако из вспомогательного превращается в основное, здесь надо развивать успех…» {18}.
Можете числить меня «буквоедом», но в нашем случае разница между «изменится» и «изменился» означали слишком много. Прежде всего, это означало, что до вечера 4-го февраля на уровне Военного совета фолота не было принято решения о перенацеливании сил ДЕСО с Озерейки на Станичку и мощном наращивании сил на отвоеванном и удерживаемом у противника плацдарме на берегу Цемесской бухты.
О содержании дальнейшего разговора между капитаном 2 ранга А. Караваевым и дивизионным комиссаром Николаем Кулаковым можно было бы не упоминать, если бы не исключительно важные дальнейшие подробности.
«…Собирайся, Саша, снова в поход, коль хочешь видеть реванш за Озерейку.
Контр-адмирал Н.М. Кулаков многие обстоятельства ночного боя у Южной Озерейки уже знал, и мне оставалось лишь дополнить сложившуюся у него картину личными впечатлениями, главным образом о предрассветных радиопереговорах Бутакова с Басистым.
– Сколько раз мы набивали себе шишки из-за нечеткости управления, – вздохнул Николай Михайлович. – Слушаешь на Военном совете доклады – все, кажется, до деталей предусмотрено. Но вот началась операция, обстановка неожиданно изменилась – и пошла рассогласовка, а то и прямая неразбериха. А война учит гибкости, четкости, самостоятельности.
Завершая разговор, адмирал заметил:
– Ну теперь, кажется, Басистый пойдет с Бутаковым на канлодке, так что обо всем договорятся на месте…».
Как говорится, не успели еще главные фигуранты проваленной десантной операции сойти с кораблей, как уже на уровне командования флотом начались взаимные обвинения – кто что докладывал, и кто что не расслышал, или неправильно понял… Поскольку мы этот эпизод подробно разбирали, остается только подытожить: адмирал Октябрьский в последнем случае, наконец «дозрел» до принятия единственно верного решения – обоих начальников» «не оправдавших высокого доверия» при высадке основного десанта, опять послать под пули и осколки, авось головы «проветрятся» – глядишь, и слух прорежется… Не забываем мы сделать и очередной вывод – для наращивания сил на плацдарме теперь уже в Станичке были потеряны теперь уже двое суток. А ведь именно в течение этих суток можно было достичь наибольшего успеха в разгроме десантом противника на прибрежном участке в «подбрюшье» Новороссийска.
Караваев вспоминает: «…Утро 5 февраля у нас прошло в хлопотах по перегруппировке войск. Часть морских пехотинцев из 255-й бригады, не попавших на канонерки, разместились на баржах. Вечером «Красный Аджаристан» и «Красная Грузия» с этими баржами на буксире двинулись к западному берегу Цемесской бухты, туда, где вот уже двое суток отстаивал захваченный клочок новороссийской земли отряд майора Куникова…
…При подходе к берегу нас обстреляла вражеская батарея. Но огонь вели орудия небольшого калибра, и несколько попаданий снарядов в корабельные надстройки существенного вреда не принесли.
Хуже дело было с пристанью, если можно было так назвать небольшую, всю покореженную металлическую ферму. Но моряки канлодок уже имели опыт выгрузки техники и войск на необорудованное побережье. Только корабли остановились, команда бросилась в воду и начала принимать ящики с боезапасом, оружие и тех десантников, которые не решались ринуться в ледяную купель.
В половине второго выгрузка войск и техники была закончена. Приняв с берега раненых из отряда Куникова, «Красный Аджаристан» отошел к восточному берегу бухты, к Кабардинке, чтобы взять на борт еще группу людей, которых должен был доставить туда тральщик «Земляк».
Немного опережая события, скажу, что тральщик подошел к точке встречи лишь в начале четвертого. На море была сильная зыбь, и несколько попыток начать перегрузку на крутой волне не увенчались успехом. Когда стало ясно, что до рассвета снять с «Земляка» двести десантников не удастся, оба корабля пошли в Геленджик.
«Красная Грузия» у пристани попала под артиллерийский и минометный огонь, и контр-адмирал Н. Е. Басистый приказал ей отойти к восточному берегу бухты. Потом, однако, по примеру «Красного Аджаристана», канлодка приступила к высадке десанта. Орудия и минометы моряки выгружали с помощью стрел и оттяжек, по «способу Кравченко», боезапас же пришлось перевозить на барказах, так как на волне сходня ломалась.
В половине четвертого к борту «Красной Грузии» подошли три базовых тральщика с десантниками. Это были уже ставшие знаменитыми на флоте «Щит», которым командовал капитан-лейтенант Гернгросс, «Защитник» (его экипаж возглавлял лейтенант Михайлов) и «Искатель» под командой старшего лейтенанта Белокурова. Они доставили к плацдарму около полутора тысяч человек.
Бойцы переходили с бортов тральщика на канлодку, а потом по сходне на берег. Выгрузка была в разгаре, когда на волне сломался бушприт (4), а сходню унесло за борт. В этот момент вражеская батарея вновь открыла огонь по кораблям. Пришлось отойти от берега и продолжить высадку баркасами.
Канонерки и тральщики под командованием контр-адмирала Н. Е. Басистого и капитана 1 ранга Г.А. Бутакова высадили на плацдарм 4500 человек и много боевой техники, стрелкового оружия, снарядов, патронов, провианта. 255-я бригада морской пехоты, возглавляемая полковником А. С. Потаповым, вступила в бой за юго-западную окраину Новороссийска. Это был большой успех» {18}.
Против наших десантников немцы применяли стандартную тактику: ударами с флангов отрезать отряд от моря, лишив его тем самым единственного пути для подвоза подкреплений, боезапаса и продуктов. Еще один удар наносился в центр, как раз в направлении командного пункта Куникова – от кладбища на Станичку, чтобы расчленить группу на две части. Наступление пехоты поддерживалось артиллерией и танками. С воздуха позиции морских пехотинцев непрерывно атаковали «юнкерсы» и «хейнкели». Для более эффективного управления Куников разделил десантников на боевые группы по ответственным секторам обороны. В течение первого дня противник свыше десяти раз контратаковал боевые группы отряда. И неизменно откатывался назад, неся значительные потери. Перед позициями горели немецкие машины, подбитые куниковцами из немецких же орудий. Это действовал отдельный дивизион трофейных орудий под командой политработника 5-й боевой группы старшего лейтенанта В.Н. Савалова.
Особенно большой натиск врага выдержала 3-я боевая группа, возглавляемая старшим лейтенантом Алексеем Таранавским. Здесь дело доходило до рукопашных схваток. Сам командир был тяжело ранен, но не покинул поле боя. Отделения старшин Н. Богданова и К. Диброва хладнокровно подпускали гитлеровцев на дистанцию гранатного броска, затем уничтожали их.
Из наиболее стойких и опытных бойцов майор Куников создал две подвижные группы, возглавляемые Крайником и Кирилловым. Их бросали туда, где возникало критическое положение. К утру 5 февраля гитлеровское командование на смену ослабленной и деморализованной пехотной дивизии румын подтянуло к Новороссийску две немецкие дивизии, в том числе одну горнострелковую. Участились артналеты и бомбежки с воздуха. Куниковцы вынуждены были перейти к обороне. Боеприпасы у них кончались. Оставалось по одному диску на автомат, по две-три гранаты на бойца. На исходе было продовольствие. Отряд вторые сутки оставался без воды: фляги опустели, а ручьев и колодцев на плацдарме не оказалось. В первом броске успех был обеспечен стремительностью и отвагой. Теперь исход борьбы решали выдержка и стойкость. Это был самый критический момент, и он был вызван именно долгими раздумьями адмирала Октябрьского.
Майор Куников после краткого совета со своими ближайшими помощниками передал по цепи приказ:
«1. При любом тяжелом положении никто не имеет права отходить, даже в тех случаях, когда грозит неминуемая смерть.
2. Стрельбу из автоматов вести по ясно видимым целям только одиночными выстрелами, на расстоянии не более 50–100 метров.
3. Всему личному составу вооружиться немецкими трофейными автоматами и винтовками, используя захваченный к ним боезапас.
4. Гранаты бросать в исключительных случаях, по приказанию командира отделения и только по большим группам противника, с расстояния 25–30 метров.
5. Собрать весь боезапас с убитых и взять у раненых, которые не могут вести огонь самостоятельно.
6. Беречь продукты питания и особенно воду; суточную норму уменьшить втрое».
Подкрепление прибыло на этот раз своевременно. К утру 6 февраля противник сконцентрировал против десанта значительные силы и предпринял несколько мощных атак на наши позиции, в том числе пять танковых, но все они захлебнулись. Десантники при поддержке береговой артиллерии не только удержали плацдарм, но и потеснили врага в некоторых местах, заняв еще несколько кварталов Станички. Однако существенно развить успех в то время не удалось. Усиление немецкой активности против нашего плацдарма у Станички было связано окончанием операции против нашего отряда на Озерейке и высвобождением дополнительных пехотных и артиллерийских частей.
Противник понял, что дальнейшие активные действия наших войск с захваченного плацдарма могут существенно осложнить положение 17-й армии, и принял энергичные меры, чтобы сорвать переброску на плацдарм наших частей и подвоз питания через Цемесскую бухту. Ночью акватория бухты непрерывно освещалась прожекторами, ракетами, осветительными снарядами и крупные корабли уже не могли пройти незамеченными. Район высадки методически обстреливался из артиллерийских орудий и крупнокалиберных минометов, а пристани ежедневно по нескольку раз подвергались бомбардировке. Попытка доставить на захваченный плацдарм ночью 7 февраля очередной эшелон десанта на канонерских лодках и тральщиках сорвалась.
Пришлось изменить тактику перевозки войск: теперь десантники на крупных кораблях доставлялись в район Поноя, там они переходили на катера и сейнеры, которые и направлялись к плацдарму Малой земли. Этим способом уже в ночь с 8 на 9 февраля была переправлена 83-я бригада морской пехоты (4184 человека). Такой порядок перевозки войск и военных грузов сохранялся до сентября 1943 г. Однако на катерах и сейнерах нельзя было перевозить тяжелую боевую технику, а именно в ней десантные части нуждались больше всего.
В процессе проводимой операции с 5 по 9 февраля 1943 г. в район Станички на кораблях и плавсредствах было доставлено 14530 человек, три 76-мм и три 45-мм орудия, пять 120-мм минометов, 281 т боезапаса и 155 т продовольствия. А с 9 по 12 февраля на плацдарм были переброшены еще четыре стрелковые бригады и пять партизанских отрядов под командованием секретаря Новороссийского горкома партии П.И. Вланова.
Вслед за 255-й бригадой морской пехоты полковника А.С. Потапова вечером 8 февраля 1943 года на Малую землю высадились подразделения 83-й Краснознаменной бригады под командованием подполковника Д. В. Красникова. Со второй попытки удалось пробиться на плацдарм и батальонам 165-й стрелковой бригады. 9 февраля сюда прибыл полковник Д.В. Гордеев со штабом группы особого назначения (ГОН), которая организационно объединила все подразделения и части Малой земли, в том числе отдельный авиадесантный полк и партизанские отряды. Под началом полковника Гордеева сосредоточилась группа талантливых командиров многие из которых отличились в обороне Одессы, Севастополя и Кавказа, в Керченско-Феодосийской десантной операции. Это были командиры бригад А. Потапов, П. Горпищенко, Д. Красников, Ф. Монастырский, М. Видов...
Отбивая многочисленные атаки противника, десантные части медленно, но уверенно продвигались вперед. К 15 февраля они вышли на рубеж южная окраина Новороссийска, Мысхако, восточная часть Федотовки, высота 307,2. Плацдарм расширился по фронту до 7 км и в глубину до 3–4 км. Однако из-за ожесточенного противодействия противника, обладавшего подавляющим превосходством в силах и средствах, из-за невозможности переправить на западный берег Цемесской бухты тяжелую боевую технику, а также из-за неудачных действий 47-й армии далее развить достигнутый успех не удалось.
Казалось бы, что успешно осуществленная высадка вспомогательного десанта создала предпосылки для достижения конечной цели операции. Однако для окончательного решения задач требовалось не только наращивать численность войск на Малой земле, но и прорвать вражескую оборону на рубеже Неберджаевская, перевал Маркотх силами 47-й армии, как это намечалось, но сделать этого не удалось.
Стоит обратить внимание на последнюю информацию. Когда бездарно были загублены более полутора тысяч наших воинов под Озерейкой, или когда командующий флотом долго «собирался с мыслями», затягивая решение о наращивании сил под Станичкой, то о 47-й армии и о командующем Черноморской группой войск генерале Петрове не вспоминали. Когда же стало очевидным, что плацдарм под Станичкой все больше превращался в западню, тогда и вспомнили о той же 47-й армии, «не способной»(?) прорвать немецкие позиции и о прочих проблемах, якобы, мешавших флоту выполнить задачи, поставленные перед ним Ставкой ВГК.
Мы уже вели речь о том, что в 04.00 4 февраля соединения и части 47-й армии перешли в наступление в общем направлении гора Сахарная Голова с перспективой выхода к перевалу Маркотх, но «…встретив сильное огневое сопротивление противника, имели незначительное продвижение» {10}. Наступление ударной группы 47-й армии (четыре дивизии и три бригады), предпринятое днем 12 февраля в общем направлении Верхнеставропольский (в 5 км к западу от Абинской), Крымская, также было сорвано в результате организованного сопротивления и контратак противника. В дальнейшем до начала Новороссийско-Таманской наступательной операции (т.е. до 9 сентября 1944 г.), линия фронта к востоку от Новороссийска не претерпела существенных изменений.
Основную массу войск, оружия и боезапасов доставляли к Малой земле корабли группы, которой командовал капитан 1 ранга Г.А. Бутаков. Высадка наших войск и особенно выгрузка техники проходили в трудных условиях. Гитлеровцы, подтянув свежие силы, танки, артиллерию и шестиствольные минометы, встречали корабли сильным прицельным огнем. Было решено направлять канлодки и тральщики с десантом к мысу Пенай, находившемуся под прикрытием наших береговых батарей, а оттуда уже на катерах перебрасывать в район Станички. Там, где мелководье мешало катеру или боту подойти к берегу вплотную, бойцы прыгали прямо в воду и выходили на берег.
Для успешной высадки подкреплений и организации боепитания десантников была создана комендантская служба, предназначенная для согласования и контроля подхода судов к плацдарму, приема кораблей с войсками и техникой, доставки техники на позиции. Первым комендантом «Малой земли» был назначен майор Куников.
В ночь на 11-е февраля Цезарь Львович взял под свой контроль причалы и всю береговую черту на Суджукской косе. По опасностям и трудностям новое задание куниковцев мало отличалось от боев непосредственно на переднем крае, а в некоторых отношениях оказалось гораздо сложнее: все 225 дней существования «Малой земли» каждый ее квадратный метр от переднего края до уреза воды был под огневым воздействием противника. Так что понятие передовой на плацдарме было весьма условным. Фактически с первого часа высадки на плацдарме Куникову приходилось ежедневно, заботиться об охране плацдарма с моря и о быстрейшей выгрузке войск и техники.
С вечера 11 февраля Куников уже хлопотал у основания Суджукской косы, где надо было подготовить причал и площадку для приема танков с кораблей. Ночью он дважды приходил сюда с командного пункта. Он поторапливал с выгрузкой, так как знал, что противник, заметив прибытие кораблей, усилит артиллерийско-минометный огонь.
В третий раз Куников направился к пристани после двух часов ночи. С ним отправился связной Дмитрий Гапонов. Как обычно, они шли по тропинке, проложенной через еще не обезвреженное минное поле. Гитлеровцы обстреливали этот участок. Один из снарядов упал неподалеку от идущих и вызвал детонацию мины. Куников упал, пораженный осколком в спину. Несмотря на сделанную в госпитале операцию, майор Цезарь Куников через два дня умер. К этому дню на плацдарме сражалось 17 тысяч человек: с танками, с артиллерией, с непреклонной решимостью освободить Новороссийск. В командование отрядом особого назначения после Куникова вступил капитан-лейтенант В. А. Ботылев.
Войска, высаженные на плацдарм Мысхако–Станичка, на длительное время сковали значительные силы противника. Если в первые дни после высадки десанта у Станички немецко-фашистское командование не сомневалось в том, что в кратчайший срок десант удастся «сбросить в море» или «окружить», отрезав от воды, то скоро от этой уверенности не осталось и следа. Так, уже 15 февраля командующий 17-й армией доложил в штаб группы армий «А» о возникшей необходимости «укрепить оборону», произвести перегруппировку и только после этого начать наступление. К этому выводу он пришел после того, как контратаки в районе плацдарма южнее Новороссийска не дали положительного результата, а русское наступление, по его словам, имело успех(?). Как показали дальнейшие события, «перегруппировки» противнику не помогли – наши войска прочно закрепились на плацдарме.
В книге «Малая земля» читаем: «Защитники Малой земли проделали титаническую работу по инженерному оборудованию позиций. Они создали около десяти тысяч различных оборонительных сооружений, построили десятки штолен и подземных помещений, в которых разместились хорошо защищенные командные пункты, госпиталь, склады боеприпасов, продовольствия и даже электростанция, прорыли в скальном грунте ходы сообщений общей протяженностью свыше 32 км. Все это создавалось на площади около 28 квадратных километров, почти без средств механизации с помощью обычного шанцевого инструмента. Словом, плацдарм был превращен в своеобразную крепость. Важным условием его надежной обороны была хорошо организованная огневая поддержка защитников Малой земли артиллерией Новороссийского оборонительного района (НОР), авиацией фронта и флота.
Гитлеровцы хорошо понимали, какую грозную опасность для новороссийской группировки войск представлял наш плацдарм. Против малоземельцев было сосредоточено до пяти дивизий. Ежедневно сотни артиллерийских орудий и минометов, десятки самолетов обстреливали и бомбили позиции десантников, но сломить мужественный гарнизон Малой земли врагу не удалось, несмотря на неоднократные требования фюрера «немедленно очистить плацдарм» {6}.
Героизм советских воинов, в течение 255 дней защищавших Малую землю, поистине был массовым. За мужество и отвагу, проявленные в боях, орденами и медалями были награждены в батальоне майора Ц.Л. Куникова 127 человек, в 83-й бригаде морской пехоты – 1319, в 255-й бригаде – 900 человек. Звания Героя Советского Союза удостоен 21 защитник плацдарма, среди них, Ц.Л. Куников (посмертно), начальник штаба батальона капитан Ф.Е. Котанов, заместитель командира батальона по политчасти старший лейтенант Н.В. Старшинов, командиры боевых групп первого эшелона десанта – старшие лейтенанты А.Ф. Бахмач, В.М. Пшеченко, А.Д. Тарановский, Г.В. Слепов, С.И. Пахомов».
«В тот период, когда на плацдарме происходило наращивание сил, войска Северо-Кавказского фронта (Директивой Ставки ВГК от 4 февраля Черноморский флот был выведен из оперативного подчинения Закавказского фронта и подчинен Северо-Кавказскому фронту (14), а Черноморская группа войск с 5 февраля вошла в состав Северо-Кавказского фронта), продолжая наступление, 5 февраля сломили сопротивление противника и вышли к побережью Азовского моря, освободив Ейск.
12 февраля в ходе Краснодарской операции наши войска освободили Краснодар и основными силами продвигались в направлении Таманского полуострова, обходя Новороссийск с востока. Однако, несмотря на достигнутый успех, Ставка ВГК в директиве от 16 февраля 1943 г. указала командующему фронтом на недостаточные темпы наступления войск (4–6 км в сутки) и на невыполнение ее требований по окружению краснодарской группировка противника, на распыление усилий авиации, танков и артиллерии, что отрицательно сказывалось на подавлении вражеской обороны и темпах продвижения пехоты. Одной из причин медленного развития успеха Ставка отмечала «…неоперативность командования фронта в наращивании сил десанта, что не позволяло использовать выгодность его положения» {14}.
В ту пору строго взыскивать с генерала армии Тюленева Ставка не решалась. Тюленев вместе с Тимошенко и Ворошиловым были ближайшими соратниками Буденного по Гражданской войне. В августе 41 года от гнева Сталина за череду поражений на Южном фронте, оставление без боя Херсона и Николаева, Тюленева спасло тяжелое ранение. Да и потом,- упрек в адрес командования фронта не совсем логичен, – претензии следовало предъявлять командующему флотом, который в «тревогах и раздумьях» потерял двое суток, когда сохранялась возможность, что называется, на плечах отступавшего от Станички противника прорваться ворваться в Новороссийск.
Между тем, Ставка, вняв просьбам командующего флотом, сформировала специальную, десантную 18-ю армию, бригады и дивизии которой предназначались для использования в десантных операциях и для ведения боевых действий на приморских направлениях… И опять Филипп Сергеевич выражал недовольство складывавшейся ситуацией. Дело в том, что в декабре 1941 года, был период, когда адмирал Октябрьский по своей должности командующего СОР подчинялся непосредственно Ставке ВГК, затем, с образованием Крымского фронта, его подчинили командующему фронтом. С разгромом Крымского фронта, СОР и Черноморский флот перешли в оперативное подчинение Закавказскому фронту, вскоре ставшему Северо-Кавказским. И вот теперь после всех достижений и побед, одержанных флотом, с февраля по апрель 1943 года командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Октябрьскому на период обеспечения флотом Малоземельского плацдарма, предстояло состоять в оперативном подчинении у командующего 18-й армией генерал-майора Коротеева. К концу марта на плацдарме под Станичкой было сосредоточено до 75% всех сил и технических средств 18-й армии, именовавшейся «десантной».
Не сложно себе представить властолюбивого и амбициозного Октябрьского, который в свое время никак не мог раздедить полномочия с командовавшим Приморской армией генералом Петровым, теперь оказавшегося в «оперативном» подчинении у командующего 18-й армией генерал-майора Коротеева. На деле же, из прямого подчинения командующего флотом были взяты бригады морской пехоты и стрелковые бригады флотского формирования, что неминуемо грозило проблемами при взаимодействии командиров корабельных соединений с командирами частей, непосредственно выделяемых для высадки на побережье, захваченное противником. Об этом периоде, даже по прошествии двадцати лет адмирал Октябрьский не мог вспоминать без возмущения. Казалось бы, само упоминание о 18-й армии вызывало унего неудержимые приступы гнева.
16 февраля 1943 г. штаб 18-й десантной армии прибыл в поселок Грознефть (под Туапсе), а его оперативная группа была направлена в Геленджик для организации командного пункта и установления связи с частями, включенными в состав армии, и находящимися к этому времени на плацдарме. Перед войсками армии была поставлена задача в кратчайший срок «очистить от врага Новороссийск». После этого планировалось уничтожить группировку противника на Таманском полуострове и высадить оперативный десант в Крым. Десантная армия уже 17 февраля перешла в наступление, но не смогла выполнить поставленную задачу. К этому времени немецко-фашистское командование сосредоточило под Новороссийском значительные силы. Помимо уже находившихся там войск 17-й армии сюда были переброшены 198-я пехотная дивизия и несколько мортирных батарей. Располагая значительными силами, противник не только сумел удержать захваченную часть города и порта, но и неоднократно предпринимал попытки сбросить гарнизон Малой земли в море.
Мы уже вели речь о том, что к 18 февраля на Малую землю были доставлены 83-я и 255-я бригады морской пехоты, 815-й стрелковый полк 349-й стрелковой дивизии, авиадесантный полк, 51, 107 и 165-я стрелковые бригады, 897-й горнострелковый полк 242-й горнострелковой дивизии с минометами и частью артиллерии (главным образом противотанковой), 574-й армейский полк ПВО, а с 22 февраля – и 176-я стрелковая дивизия {17}.
В конце февраля комендантом портопункта в районе Мысхако был назначен майор Быстров, заменивший погибшего майора Куникова. Несмотря на то, что Быстров никогда ранее не был связан с морем и моряками, все последующие месяцы он успешно выполнял обязанности морского коменданта Малой земли.
Стало уже традицией связывать исключительное значение Малоземельского плацдарма с попыткой противника ликвидировать его в ходе специально разработанной операции «Нептун» {40}. Не нарушая этой традиции, мы позволим себе несколько отвлечься на другую, предшествующую «Нептуну» операцию, проведенную нашим Северо-Кавказским фронтом.
После взятия Краснодара наши армии пытались продолжить наступление, но оно не получило развития и 22 февраля наши войска остановились на достигнутых ранее рубежах. Говоря о результатах, достигнутых в ходе операции «Горы», обязательно упоминают освобождение Краснодара, Нальчика, Пятигорска, Черкесска, Минеральных Вод, Ставрополя, Армавира. Естественно, при этом не идет речь о том, что кроме Краснодара и Майкопа, взятых с боем, все остальные города были освобождены в ходе планового отхода 17-й армии вермахта с туапсинского участка фронта. При этом, Майкоп и Краснодар были освобождены дивизиями Черноморской группы войск. Как только заходит речь о результатах в целом всей операции, то делается весьма заумный вывод: «В результате операции «Море» Новороссийск не был взят, но создан очень важный плацдарм в районе Мысхако; в результате операции «Горы» – войска овладели Краснодаром и отогнали от него противника на сорок-шестьдесят километров» {14}.
Стоит ли после этого уточнять, что приказание Ставки не было выполнено – войскам Южного и Северо-Кавказского фронта не удалось окружить и уничтожить кубанскую группировку противника.
Официально признано, что наступление двух фронтов «…не стало стремительным и мощным из-за распутицы, типичной для местного климата».
За тот период, пока наши военные вожди собирались с мыслями, германское командование спешно создавало мощную оборонительную линию, получившую название «Готенкопф». Сил у противника на Таманском полуострове было достаточно, недостающие войска прибывали из Крыма.
В Ставке были крайне недовольны результатами наступления, главным образом, потому что не состоялось окружение таманской группировки противника и, как следствие, сохранялась опасность ее использования на центральных участках фронта в ходе приближающейся летней кампании. Южным, приморским рубежом оборонительной линии «Готенкопф» становился район Новороссийска, и «наша» «Малая земля» входила как бы клином в эту позицию. Стоило немецким стратегам сместить на 20 километров западнее (в район той же Озерейки) приморский фланг своей позиции и забылась бы наша «Малая земля» как страшный, бредовый сон.
Обстановка на Северном Кавказе весьма беспокоила московское главнокомандование, и для того, чтобы разобраться с ситуацией на месте, на Кавказ от Ставки был послан маршал Жуков во главе оперативной группы Генерального штаба. По случайному совпадению(?) прибытие маршала Жукова совпало с проведением немцами операции «Неп-тун», ставящей целью уничтожение нашего малоземельского плацдарма, поэтому дальнейшие действия войск Северо-Кавказского фронта развивались как бы в противовес этой операции, проводимой штабом 17-й армии.
О дальнейших событиях подробно пишет генерал С.М. Штеменко:
«Детально разобравшись в обстановке, сложившейся на Северном Кавказе, Генеральный штаб 17 апреля доложил свои выводы Верховному Главнокомандующему вместе с планом возможного использования сил и средств, имеющихся на Северо-Кавказском фронте и прибывающих туда в ближайшее время. И.В. Сталин посоветовался с Г.К. Жуковым, недавно прибывшим из-под Белгорода. Тот не исключал намерений немецкого командования использовать 17-ю армию, засевшую на Тамани, в наступательных операциях весной и летом 1943 года. Он считал целесообразным поскорее ликвидировать таманский плацдарм, отбросив противника в Крым.
Поразмыслив над этим, Верховный сказал Жукову:
– Неплохо бы вам лично разобраться во всем на месте. Последнее время у Масленникова что-то не ладится. Усилия фронта ощутимых результатов не дают... Возьмите с собой от Генштаба Штеменко и побывайте там сами...
Тогда же Верховный разрешил использовать в боях на Тамани особую дивизию НКВД из резерва Ставки. Командовал ею полковник Пияшев. Это соединение имело в то время наибольшую укомплектованность – до 11 тысяч человек.
На следующее утро, 18 апреля, мы вылетели в Краснодар, Г.К. Жуков пригласил в эту командировку командующего ВВС А.А. Новикова и наркома Военно-Морского Флота Н.Г. Кузнецова» {36}.
На краснодарском аэродроме представителей Ставки встретил генерал Масленников и повез в свой штаб, куда уже были вызваны командующие 58-й, 9-й и 37-й армиями. Жуков сразу заслушал доклады этих командиров и сказал: «Будем искать решения задачи южнее Кубани. Завтра же выедем на место».
Утром 19 апреля Жуков и Штеменко прибыли на командный пункт 56-й армии. Она наносила главный удар в обход Крымской с юга, вспомогательный – в обход с севера. Враг бросил здесь в бой свежие силы пехоты, танков и авиации. В результате армия только подошла к Крымской, но овладеть ею не смогла. В наступающих дивизиях остро ощущался недостаток боеприпасов. Не хватало артиллерии и танков.
Командарм А. Гречко, докладывая обстановку, прямо заявил, что очередное наступление, назначенное на завтрашний день, не подготовлено. Г.Жуков согласился с этим мнением и отсрочил наступление армии на пять дней, то есть до 25 апреля. К этому времени ожидались боеприпасы, горючее, подход артиллерии РВГК, новые силы авиации. К тому же сроку должна была подойти дивизия НКВД. Предполагалось также усилить 56-ю армию за счет переброски сюда гвардейских минометов с пассивных участков фронта. Жукову хотелось до начала наступления побывать в корпусах и дивизиях, посмотреть все своими глазами.
Чтобы быть поближе к войскам, действующим на главном направлении, и не тратить напрасно время на поездки в Краснодар, Георгий Константинович предложил Масленникову иметь свой НП в этой армии. В общем, Жуков со свойственной ему решительностью стал руководить здесь боевыми действиями войск.
Жуков был человек дела, мыслил крупными масштабами, во время пребывания на Кавказе он заботился об обеспечении фланга гигантской операции, которая назревала на Курской дуге. В разговоре со Сталиным перед поездкой на Кавказ Жуков прямо сказал о своих опасениях насчет того, что немецкое командование сможет использовать 17-ю армию, засевшую на Тамани, в наступательных операциях весной и летом 1943 года. Он считал целесообразным поскорее ликвидировать таманский плацдарм. Вот и действовал маршал Жуков, как хороший шахматист, видя на много ходов вперед, – на Кавказе заботился о том, чтобы обеспечить левый фланг в предстоящем сражении на Курской дуге.
В общем, операция готовилась тщательно. В соответствии с замыслом Жукова была проведена перегруппировка. 56-я армия, наступавшая на главном направлении, получила значительные средства усиления, в том числе артиллерию Резерва Верховного Главнокомандования и большие силы авиации с других фронтов. Шли эшелоны с горючим, боеприпасами, необходимым снаряжением. Жуков приказал, начиная с 21 апреля проводить силами авиации массированные удары по обороне, базам снабжения и аэродромам противника. Помогая малоземельцам, авиация налетала группами до 200 самолетов, что сразу же сбило активность противника.
Поскольку маршал Жуков не имел своего штаба, все его распоряжения оформлялись, передавались, а затем их исполнение контролировалось штабом Северо-Кавказского фронта под руководством генерала Петрова, ставшего начальником штаба.
Итак, Жуков и Штеменко побывали во всех армиях, маршал лично поставил задачи командующим. Особенно кропотливо работал Жуков на главном направлении, здесь он собрал всех командиров дивизий и детально разъяснил каждому, какую роль играет его соединение в операции. Насколько серьезное значение придавал Жуков подготовке наступления на основном направлении, свидетельствует такой факт. У маршала, конечно, было мало времени, он спешил, его ждали в Москве и под Курском. И все же, получив сообщение, что не все еще готово, Жуков не разрешил начать наступление, и его, как пишет Штеменко, «…пришлось перенести еще на несколько дней – до 29 апреля. Только к этому сроку все силы и средства могли быть приведены в полную готовность».
Далее, Штеменко пишет: «Наконец настало 29 апреля. Мы расположились на НП командующего 56-й армией. В 7 часов 40 минут началась артиллерийская подготовка. 100 минут вся артиллерия фронта вместе с авиацией долбила оборону противника.
Но вот огонь перенесли в глубину, и пехота пошла в атаку, охватывая с севера и юга хорошо видную с НП Крымскую. Это был главный узел сопротивления. Враг оборонялся отчаянно.
Ожесточенные бои в полосе 56-й армии продолжались несколько дней. Противник часто и упорно контратаковал, особенно на правом фланге. Там ежедневно приходилось отбивать по шесть-восемь контратак. Среднесуточное продвижение войск не превышало полутора-двух километров.
На пятый день операции решено было ввести в бой особую дивизию НКВД Пияшева. Г.К. Жуков возлагал на нее большие надежды, приказал иметь с Пияшевым надежную прямую телефонную связь и поручил мне лично вести с ним переговоры по ходу боя...
…К исходу 4 мая в результате двойного охвата противник все-таки был выбит из Крымской. Мы тотчас же поехали туда посмотреть оборону немцев. Это был действительно узел, который не так-то просто развязать. Помимо густой сети траншей, ходов сообщения, блиндажей и более легких убежищ здесь с помощью новороссийского цемента были превращены в доты подвалы всех каменных зданий. Кроме того, подступы к станице прикрывались вкопанными в землю танками.
В последующие дни наступление протекало столь же трудно. Особенно тяжело пришлось нашим войскам в районах Киевского и Молдаванского. Овладеть этими пунктами так и не удалось. На рубеже рек Курка и Кубань, Киевское, Молдаванское и Неберджаевская все остановилось. Разведка донесла, что перед нами новая сильно укрепленная полоса, на которую сели отошедшие войска и подтянулись резервы противника. Это и была так называемая Голубая линия. Попытки прорвать ее с ходу к успеху не привели. Дальнейшее упорство с нашей стороны не имело смысла, и 15 мая операцию прекратили. Для прорыва новой оборонительной полосы следовало организовать другую операцию, а для этого требовались время и средства.
Представителю Ставки делать здесь было нечего. Г.К. Жуков, а с ним и все мы отбыли в Москву. Возвращались с нехорошим настроением. Задача – очистить Таманский полуостров – осталась невыполненной. Мы наперед знали, что Сталину это не понравится, и готовились к его упрекам. Но все обошлось относительно благополучно. Верховный ограничился лишь заменой командующего фронтом: вместо И.И. Масленникова был назначен И.Е. Петров, под руководством которого по истечении пяти месяцев советские войска очистили Таманский полуостров от врага» {36}.
Стоит напомнить о том, что осенью 1942 года, в самый ответственный и напряженный период борьбы под Туапсе, И.Е. Петров сменил в должности командующего Черноморской группой армий генерал-полковника Черевиченко, теперь ему предстояло сменить на должности командующего фронтом генерал-полковника И.И. Масленникова… При этом, стоило учесть и тот факт, что Масленников, командовавший до войны пограничными войсками НКВД, пользовался доверием и личным покровительством Л.П. Берия. Этот факт, придавал назначению генерала Петрова еще более весомое значение.
Не случайно Г.К. Жуков в разговоре со Сталиным сказало том, что таких ожесточенных боев ему ранее не приходилось видеть и что храбрость советских бойцов не знает границ! А что оставалось сказать Жукову, когда стянув в полосу наступления 56-й армии средства усиления со всего южного направления, так и не удалось прорвать оборону противника в центре линии «Готенкомпф»? В то же время не сложно представит себе судьбу малоземельского плацдарма, если бы не направление Жуковым фронтовой авиации в поддержку защитников Малой земли.
Приняв к сведению информацию о боях за станицу Крымскую, понятнее станут причины и результаты операции вермахта под названием «Нептун».
Провал немецкой операции «Нептун»
Во второй половине апреля командование группы армий «А» спланировало операцию «Нептун» с целью ликвидировать наш плацдарм южнее Новороссийска. К участию в ней были привлечены две немецкие и одна румынская дивизии (всего около 27 тыс. человек), свыше 1200 самолетов, 500 орудий и минометов, флотилия торпедных катеров. Операция готовилась весьма тщательно. Ее начало неоднократно откладывалось из-за ожидания более благоприятной погоды, чтобы можно было эффективнее использовать силы авиации. Кроме того, главнокомандование сухопутных войск считало, что к проведению операции можно приступать только после того, как войска Красной Армии будут полностью разбиты в районе станицы Крымской. Принимались также меры по блокаде Малоземельского плацдарма с моря. И хотя успеха в районе Крымской противнику добиться так и не удалось, операция «Нептун» началась 17 апреля массированным артиллерийским и бомбоштурмовым ударом. В первый же день в налете на плацдарм участвовало 1260 самолетов, в том числе 462 бомбардировщика, 84 штурмовика, 439 пикирующих бомбардировщиков, 255 истребителей {39}.
17 апреля ценой больших потерь 4-й дивизии противника удалось потеснить передний край нашей обороны и захватить небольшой участок плацдарма в 1,5 км юго-восточнее Мысхако, а частям 125-й пехотной дивизии овладеть высотами северо-западнее Мысхако и прорваться вглубь на 1 км к хутору Стегнеева. Гитлеровское командование, решив развить достигнутый здесь частный успех, перебросило на захваченный участок плацдарма части 73-й пехотной дивизии, однако упорное сопротивление войск 18-й десантной армии сорвало этот замысел. Между тем, 18 апреля 125-й пехотной дивизии противника удалось на правом фланге переправиться на восточный берег ручья Мысхако и захватить гору Доска, расположенную в 500 м севернее Мысхако. Достигнутые довольно скромные результаты никак не устраивали немцев, поэтому, пытаясь найти выход из тупиковой ситуации, командование 17-й армии решило сосредоточить в полосе наступления 125-й дивизии (район Мысхако) ударную группу из трех дивизий.
20 апреля в 10 час 30 мин они перешли в очередное, самое мощное наступление из района Чертовой горы. Наша авиация (около 100 самолетов) нанесла массированный бомбоштурмовой удар по исходным позициям врага, приведший к ощутимым потерям в живой силе. Все попытки противника продвинуться вперед были безрезультатны. В бесплодных атаках, враг потерял более 2,7 тыс. человек, в отдельных батальонах оставалось лишь по сотне солдат. Командование немецкой 17-й армии начало задумываться, имеет ли смысл продолжать наступление? Этот вопрос стал предметом обсуждения на различных уровнях командных инстанций. 22 апреля командиры 5-го армейского корпуса, 125-й пехотной и 4-й горнострелковой дивизий пришли к выводу, что дальнейшее наступление не приведет к успеху, и доложили свои соображения командующему группой армий. Он согласился с мнением прекратить наступательные действия на новороссийском участке фронта, но потребовал возобновить их при первых же благоприятных обстоятельствах.
Успешной обороне плацдарма в значительной степени способствовали эффективная поддержка его защитников береговой артиллерией, кораблями и авиацией, бесперебойная доставка на Малую землю силами Черноморского флота частей и подразделений, боевой техники, боеприпасов, продовольствия.
Доставка подкреплений и грузов не прекращалась даже в дни самых ожесточенных атак противника. Она производилась, как правило, из Туапсе и Геленджика на транспортах и боевых кораблях, а для высадки использовались мелкие плавсредства – катера, сейнеры и мотоботы. Всего за семь месяцев на Малую землю было доставлено более 78 тыс. человек, почти 600 орудий и минометов, 24 танка, 73 автомашины, более 16 тыс. т различных грузов, а вывезено около 33 тыс. человек, в том числе 24 тыс. раненых (18). Все попытки противника нарушить морскую коммуникацию вдоль побережья Кавказа были сорваны благодаря активным действиям надводных кораблей, береговой артиллерии и авиации.
В ограниченном воздушном пространстве действовали силы 4-й воздушной армии, часть истребительных полков 5-й воздушной армии и авиация флота. В дни тяжелых оборонительных боев на плацдарм под Новороссийск была переброшена и часть авиации резерва Главного Командования, что позволило изменить соотношение сил авиации в нашу пользу. С воздуха плацдарм прикрывала специальная группа истребителей, на которую возлагалась задача во взаимодействии с ВВС Черноморского флота перехватывать вражеские бомбардировщики, летевшие с Керченского полуострова к Малой земле. Принятые меры существенно понизили интенсивность боевых действий вражеской авиации. Если с 17 по 20 апреля отмечалось ежедневно по 1000–1250 самолетовылетов противника, то уже 21–22 апреля эта цифра уменьшилась вдвое {14}.
Таким образом, план немецко-фашистского командования, рассчитанный на ликвидацию нашего плацдарма под Новороссийском путем бомбоштурмовых ударов, оказался несостоятельным. В приказе Военного совета Северо-Кавказского фронта отмечалось: «День 20 апреля был кульминационным моментом боев... В течение трех дней над участком десантной группы происходили непрерывные воздушные бои, в результате которых авиация противника, понеся исключительно большие потери, вынуждена была уйти с поля боя. Этим определилась и дальнейшая наземная обстановка».
Остается оценить результаты, достигнутые в ходе операции «Море»
Из издания в издание, из исследования в исследование старательно и бездумно переписываются слабо аргументированные попытки оправдания роли западного плацдарма под Новороссийском в ходе дальнейших боевых действий на Северном Кавказе и на Тамани.
1. Первый и основной аргумент – «защитники Малой земли надолго сковали значительные силы противника». При этом, указывают на наличие пяти немецких дивизий, часто без указания их номеров. Стоит внимательно взглянуть на карты боевых действий в районе Новороссийска, и станет ясно, что для блокады нашего плацдарма противник привлекал 101-ю егерскую(легко-пехотную) дивизию, части 125-й пехотной дивизии и 73-й пехотной дивизии, 9-й зенитной дивизии люфтваффе, 4-й румынской горно-стрелковой дивизии. В период самых напряженных боев по плану операции «Нептун» противник использовал части 5-го армейского корпуса: все ту же – 101-ю егерскую дивизию, части 10-й румынской пехотной и 6-й румынской кавалерийской дивизий. В резерве у противника находились части 13-й танковой дивизии. И это, притом, что для обороны Новороссийска в эти дни противник оставлял батальоны 73-й дивизии и двух морских (портовых) команд.
В этот же период на плацдарме находились: 107-я отдельная стрелковая бригада, 83-я морская стрелковая бригада, 165-я отдельная стрелковая бригада, 255-я морская стрелковая бригада, 51-я стрелковая бригада, 8-я гвардейская стрелковая бригада, 103-я стрелковая бригада, 176-я стрелковая дивизия. Руководство боевыми действиями войск на плацдарме осуществляло командование 16-го стрелкового и 20-го десантного корпусов. Я перечислил только пехотные части, без учета специальных частей и частей усиления. Скученность войск на плацдарме периодами достигала критической.
В этих условиях отдельные подразделения приходилось периодически эвакуировать с плацдарма. Вы обратили внимание, в качестве аргумента эффективной работы наших плавсредств по обеспечению плацдарма приводилась цифра в 33 тысячи военнослужащих, вывезенных за 7 месяцев с плацдарма. Правда, там же уточняется, что 24 тысячи из них были раненые. Но и 11тясяч – это по численности пехотная дивизия. К концу пятого месяца блокады саперными подразделениями и личным составом пехотных частей было «нарыто» 32 км траншей, различных укрытий, штолен. Но стоило ли для этого высаживать десант и завоевывать плацдарм? Быть может, проще и надежней было рыть штольни на противоположном берегу Цемесской бухты?
Стоит напомнить о том, что в районе плацдарма не было источников питьевой воды, каждый снаряд, каждый патрон, каждую буханку хлеба приходилось доставлять на катерах с большим риском их потери. По всем признакам, в течение более полугода плацдарм оставался непроходящей «головной болью» для флота при весьма «смутных» перспективах его использования для наступления группировкой 18-й армии…
При самом поверхностном анализе состава немецкой и советской группировок под Новоросийском, их численности и обеспеченности, все чаще напрашивался естественный вопрос – кто кого «сковывал»? и насколько эффективно?
2. Второй небесспорный агрумент: «…перед врагом теперь существовала угроза высадки других десантов в его тылу». После разгрома десанта в Озерейке, и длительной блокады нашего плацдарма под Станичкой-Мысхако немецкое командование с большим интересом ожидало наших очередных десантов.
3. Третий аргумент: «…в последующем Малая земля стала важным плацдармом для проведения операции по полному освобождению Новороссийска и Таманского полуострова».
4.
При основательном анализе Новороссийской десантной операции, проведенной в сентябре 1943 года, не сложно убедиться в том, что блокада малоземельского плацдарма была прорвана только после освобождения большей части Новороссийска и последующего отхода немецких и румынских частей.
Выводы из всего вышесказанного...
В процессе планирования и проведения десантной операции в Малую Озерейку были грубо нарушены существовавшие инструкции и наставления по планированию и управлению десантными операциями, и, прежде всего НМО-40 (Наставление по ведению морских операций изд. 1940 года). Была нарушена большая часть самой системы боевого управления операцией, а именно:
– имелись грубые нарушения маскировки и скрытности при подготовке и проведении операции: как следствие не выявлена в должной мере система противодесантной и береговой обороны в районе; как следствие – не достигнута внезапность операции;
– при планировании операции использовались в основном результаты прибрежной тактической разведки, оперативная разведка проводилась слабо, в результате система ПДО противника, огневые точки и батареи противника оказались не выявленными и как следствие остались не подавленными корабельной артиллерией и авиацией;
– командование не имело четкого представления о силах и боевых средствах противодесантной и береговой обороны противника на участке предполагаемой высадки десанта, как следствие не было проведено реального расчета на подавление противника;
– допущены существенные ошибки при планировании расчета времени отдельных выполнения этапов операции; не заложен резерв времени в расчете на неблагоприятные условия в районе посадки и перехода, а также на погодные условия в районе десантирования;
– были нарушены, или слабо учитывались данные по загрузке кораблей десанта, была допущена перегрузка отдельных средств доставки десанта, неправильно рассчитано время движения десантных средств, с учетом погодных условий и технического состояния кораблей и судов сил высадки;
– допущены серьезные организационные просчеты, – был фактически нарушен главный принцип управления боем – единоначалие;
– в должной мере не были отработаны основные и не предусмотрены надежные резервные средства связи;
– не были отработаны резервные средства связи с десантной группой на плацдарме;
– слабое управление разнородными силами и средствами, участвовавшими в операции;
– не отработаны различные варианты взаимодействия сил высадки, сил обеспечения (авиация), сил огневой поддержки с десантом, высаженным на плацдарм;
– были допущены серьезные ошибки непосредственным руководством операцией, была нарушена или отсутствовала связь между штабом управления операцией, отрядами высадки, силами поддержки и самим десантом на плацдарме;
– отсутствовал должный контроль за ходом операции со стороны ее руководства. Руководством операцией была проявлена нерешительность и непоследовательность при принятии важных решений по переносу сроков артиллерийской поддержки, при оценке эффективности воздействия корабельной артиллерии по береговым укреплениям противника,
– руководством операцией не учитывались ситуационные факторы в быстро меняющейся обстановке, – при перенацеливании основного десанта на вспомогательное направление были бездарно потеряны двое суток;
– при планировании операции не был учтен и проанализирован уже имевшийся опыт высадки десантов и управления ими, не были учтены ошибки в проведении операций по корабельной поддержки войск при обороне Севастополя. Артиллерийская подготовка кораблями поддержки велась по площадям, стрельба велась по настильным траекториям, был неверно подобран боезапас для артиллерии крупных калибров, что сыграло существенную роль при стрельбе по береговым целям в условиях гористой, пересеченной местности;
– не была предусмотрена и как следствие – не произведена эмбаркация десанта (при очевидной неудаче действий на берегу, обратная посадка десанта и отход (31);
За недостаточно обоснованные и малоэффективные действия в процессе подготовки, проведения и сворачивания операции, не были привлечены к соответствующей ответственности командир отряда кораблей огневой поддержки и обеспечения десанта, командир и начальник штаба сил высадки.
Отсюда напрашивается главный вывод: прямая вина за срыв основного варианта десантной операции и за фактическую гибель высаженого на озерейский берег десанта лежит на командующем операцией адмирале Октябрьском! В части касающейся, следовало строго спросить с командира отряда кораблей огневой поддержки и обеспечения десанта вице-адмирала Л.А. Владимирского, командира высадки контр-адмирал Басистого Н.Е. и начальника штаба высадки капитана 2 ранга Жукова Н.Е.
Как единственный результат операции и слабое оправдание жертв, понесенных группой основного десанта, – успешное десантирование и удержание плацдарма в районе Станички-Мысхако батальоном вспомогательного десанта под командованием майора Цезаря Куникова.
С учетом приведенной мной информации, сделав определенные выводы, мы возвращаемся к письму адмирала Филиппа Сергеевича Октябрьского к военному журналисту – Герою Советского Союза полковнику С.А. Борзенко.
Октябрьский пишет: «…решение о прекращении высадки в Озерейке и переразвертывании сил на вспомогательное направление, на Станичку, где обнаружился успех, принял не командующий Черноморской группой войск, а командующий десантной операцией – сиречь командующий Черноморским флотом. Так что неприятно и досадно, Сергей Александрович, но я не могу не сказать Вам этой правды. Неужели Вам не было известно, что всем делом в Озерейке-Станичке командовал командующий флотом… Армейские части в районе Малой Земли появились потом, много позже. Появились после того, когда нами было доложено в СТАВКУ, что мы не имеем необходимых сил держать так долго этот плацдарм, что командование Черноморским флотом просит СТАВКУ возложить дальнейшее удерживание этого плацдарма, захваченного нами в феврале 1943 года на Армию…» [17].
А что же Филипп Сергеевич не пишет Борзенко о том, что основным условием перехода армии в наступление был захват плацдарма в районе Малой Озерейки, удержание и расширение его сторону Мысхако? При том, что высадка десантной группы в район Станички, планировалась лишь для отвлечения части сил немецкой группировки на период выполнения основной части операции.
В том же письме к Борзенко адмирал Октябрьский определенно указывает на генерала Петрова, как ответственного за проблемы флота, возникшие в ходе выполнения стратегической операции «Горы»–«Море». Из письма Ф.С. Октябрьского:
«…По-видимому Вам Сергей Александрович не было известно, что ведь десант был задуман и осуществлен не ради захвата Озерейки или Станички. По решению Военного Совета Северо-Кавказского фронта, силами Армии правый фланг с гор и силами Черноморского флота – левый фланг Озерейки-Станички, должны были в начале февраля 1943 года освободить Новороссийск. Флот свою задачу выполнил (на первом этапе), а армия как сидела на горах, так и осталась сидеть. Непосредственные начальники, доложившие, что у них все готово, подвели Военный Совет фронта, оказались неподготовленными. (Вот где ищите И.Е.Петрова!)…».
Очень похоже, что рано ушедший из жизни Сергей Борзенко не успел разобраться в сложных отношениях между адмиралом Октябрьским и генералом Петровым. Мы же, выполняя очередное пожелание Филиппа Сергеевича, вполне проследили ту часть развитие конфликтной ситуации между двумя военачальниками, что пришлась на период командования Иваном Ефимовичем Черноморской группой войск.
В качестве существенного аргумента в пользу Петрова: не смотря на мелкие происки Октябрьского, свидетельствует то, что за успешное командование войсками при освобождении Майкопа и Краснодара командующий Черноморской группой войск генерал-лейтенант Петров приказом Ставки от 8-го февраля 1943 года был награжден орденом Кутузова 1-й степени.
Давнишний конфликт между двумя военачальниками помогла разрешить СТАВКА ВГК, подведя итоги боевой деятельности Северо-Кавказского фронта и Черноморского флота на основани которых в июне 1943 года вице-адмирал Ф.С. Октябрьский был снят с должности командующего флотом и переведен на должность командующего Амурской флотилией. И это при том, что Иван Ефимович Петров с марта 1943 года – начальник штаба, а с мая – командующий Северо-Кавказским фронтом. Войска фронта под его командованием успешно участвовали в Новороссийско-Таманской операции, в боях при освобождении Таманского полуострова и городов Майкоп, Краснодар и Новороссийск.
27 августа 1943 года И.Е. Петрову было присвоено звание «генерал-полковник», а 9 октября 1943 года – «генерал армии».
На всякий случай, напомню о том, о том, что до апреля 1944 года Филипп Сергеевич Октябрьский находился в почетной ссылке за пять тясяч километров от фронта, командуя Амурской флотилией...
Архивные материалы и литература
1. Басистый Н. Е. Море и берег. М.: Воениздат, 1970.
2. Басов А.В. Крым в Великой отечественной войне. М.: Наука, 1987.
3. Бирюзов С.С. Когда гремели пушки. М.: Воениздат, 1961.
4. Безыменский Л.А. Провал операции «Нептун». М.: 1980.
5. Болгари П., Зоткин Н. и др. Черноморский флот. Исторический очерк. М.: Воениздат, 1967.
6. Брежнев Л.И. Малая земля. М.: Политиздат, 1982. – 120 с.
7. Ванеев Г. И. Черноморцы в Великой Отечественной войне. М.: Воениздат, 1978.
8. Воронин К.И. На Черноморских фарватерах. М.: Воениздат, 1989.
9. Врубель В.А. Воспоминания.
10. Вьюненко Н. П. Черноморский флот в Великой Отечественной войне. М.: Воениздат, 1957.
11. Глущенко А.Н. «Морские охотники в Озерейке». Документальная повесть
12. Годлевский Г.Ф., Гречанюк Н.М., Кононенко В.М. Походы боевые М.: Воениздат, 1966.
13. Горшков С.Г. На южном приморском фланге (осень 1941 г. – весна 1944 г.). М.: Воениздат, 1989. 286 с.
14. Гречко А.А. Годы войны. Битве за Кавказ. М.: Воениздат, 1976.
15. Дубровский В.Г. Наше море. Документальная повесть. М.: Воениздат, 1975.
16. Жуматий В. Морские десантные операции Вооруженных сил СССР. М.: Центрполиграф, 2011.
17. Журухин И.Ф. «Могучий сплав». М. Воениздат, 1982.
18.. Караваев А.Т. «По срочному предписанию». М. Воениздат, 1967.
19. Карпов В.В. Избранные произведения. В 3-х т. Т.3. Полководец. М.: Художественная литература, 1990.
20. Кирин И.Д. Черноморский флот в битве за Кавказ. М.: Воениздат, 1958.
21. Кононенко В.М. Керченско-Эльтигенская десантная операция (31 октября – 10 декабря 1943 г.). М.: Воениздат, 1954.
22. Коротков И.С., Колтунов Г.А. Освобождение Крыма. М.: Воениздат, 1959.
23. Кулаков Н.М. Доверено флоту. М.: Воениздат, 1985.– 320 с.
24. Кузнецов Н. Г. Курсом к победе. М.: Воениздат, 1987. – 464 с.
25. Ласкин И.А. На пути к перелому. М.: Воениздат, 1977. – 344 с.
26. Ласкин И.А. У Волги и на Кубани. М.: Воениздат, 1986. – 303 с.
27. Литвин Г.А., Смирнов Е.И. Освобождение Крыма (ноябрь 1943 г.–май 1944 г.) Документы свидетельствуют. М.: А. «Кречет», 1994.
28. Мощанский И., Хохлов И. Освобождение Крыма. Крымская стратегическая наступательная операция. М.: «ООО БТВ-МН», 2005. – 84 с.
29. Морозов Мирослав. Судьба танков десанта Журнал Танкомастер. 1999. № 1.
30. Проценко В.Т. Мгновение решает все. М.: Воениздат, 1973. – 240 с.
31. Платонов А.В. Борьба за господство на Черном море. М.: Вече, 2010. – 464 с.
32. Саркисьян С.М. 51-я армия: Боевой путь 51-й армии. М.: Воениздат, 1983. – 285 с.
33. Свердлов А. В. Воплощение замысла. М.: Воениздат, 1987. – 160 с.
34. Соколов Г.С. Нас ждет Севастополь, Воениздат ,1981.
35. Тюленев И.В. Крах операции «Эдельвейс». Орджоникидзе, 1975.
36. Холостяков Г.Н. Вечный огонь. М.: Воениздат, 1976. – 415 с.
37. Штеменко С.М. Генеральный штаб в годы войны» М.: Воениздат, 1982.
38. «Южная Озерейка – взгляд с немецкой стороны». Устич В.В. Перевод подборки документов, имеющих непосредственное отношение к боям по отражению нашего десанта в Южную Озерейку. Информация взята с сайта: www.dive.azur.ru.
39. http://www.morpeh.com/forum/index.php?showtopic=2670. Материалы Новороссийского сайта, имеющие отношения к десанты в район Южной Озерейки.
40. Материалы по истории воздушного десанта в Озерейку. Новороссийский сайт.
Примечания
(1). Повторно возглавив флот в начале апреля 1944 года, Филипп Сергеевич предпримет нерешительную попытку – возглавить силы эскадры в ходе морской части Крымской наступательной операции. Как известно, в тот раз выход эскадры в море не состоялся. О флотской операции по разгрому противника в порту Констанца в августе 1944 года на весь мир объявил Левитан, но самыми «крупными» кораблями, вошедшими в Констанцу, были торпедные катера и тральщики.
(1.1). Адмирал Владимирский командовал эскадрой с начала войны. Лев Анатольевич имел опыт руководства десантными операциями. В сентябре 1941 года он был назначен командиром десантной операции в районе Григорьевки под Одессой и, направляясь в район высадки, получил ранение при гибели эскадренного миноносца «Дзержинский». В район проведения операции Владимирский прибыл на торпедном катере к моменту успешного завершения высадки десанта командиром бригады крейсеров контр-адмиралом С.Г. Горшковым. Так называемые, «набеговые операции», кораблей эскадры под личным руководством адмирала Льва Владимирского и Николая Басистого, по большей части завершались большими проблемами. Так, 29 ноября–2 декабря 1942 года отряд кораблей в составе крейсера «Ворошилов» (под флагом вице-адмирала Владимирского), лидера «Харьков», эсминцев «Сообразительный», «Бойкий», «Беспощадный совершали «набег» на морскую коммуникацию и порты румынского побережья. Из-за слабого знания минной обстановки, и нарушения правил форсирования районов минных полей, две мины взорвались в непосредственной близости от борта крейсера «Ворошилов». 2 августа 1942 года при выходе в район Феодосии отряда в составе крейсера «Молотов» и лидера «Харьков», наши корабли были атакованы немецкими торпедоносцами и итальянскими торпедными катерами. В результате попадания торпеды у крейсера «Молотов» была оторвана корма. Корабль сохранил ход и дошел до базы. Отрядом кораблей руководил капитан 1 ранга Басистый.
(1.2). Николай Ефремович Басистый уже имел сомнительный опыт посылать «десант в бессмертие» (название главы из его же книги [1]. Так, 6-25 января 1942 года в бухте Судак (Новый Свет) с эсминцев «Сообразительный» и «Шаумян» под командованием капитана 1 ранга Н. Басистого были высажены три группы тактического морского десанта 63-й дивизии 44-й армии: первая группа – передовой отряд 226-го горнострелкового полка (218 человек); основной отряд 226-го горнострелкового полка под командованием майора Селихова Н.Г. (1750 человек); третья группа в составе 554-го горнострелкового полка под командованием майора Забродоцкого С.Г. (1450 человек). Фашисты захватили Феодосию и десант был отрезан от основных сил Красной Армии. В течение месяца десант вел ожесточенные бои с превосходящими силами противника. По официальной версии, оставшиеся в живых десантники (около 350 человек) присоединились к крымским партизанам.
(1.3). Не может и не должно быть такого «универсального» подхода при планировании крупного тактического десанта. Тем более, что сам бывший командир сил высадки убеждал нас в том, что районы предполагаемой высадки существенно отличались рядом условий. И, тем не менее, просматривается крайне легкомысленный подход к вопросу планирования отдельных этапов операции. Дейсвуя по слобо разведанным береговым целям, не учитывалась существенная разница между боевой устойчивостью от снарядов корабельной артиллерии бетонированными укреплениями на лесистых высотах, и полевыми укреплениями на пологих, открытых склонах. В отчетах по результатам действий корабельной артиллерии на подавление береговых укреплений и средтв противодемантной обороны противника приводятся вероятностные расчеты, неподтвержденные последующми сообщениями разведки и анализом трофейных докуменентов. В основе действий командиров сил обеспечения десанта лежал простой и понятный принцип – «мы десантников и технику к месту высадки доставим, с Божьей помощью выгрузим, – ну а там, уж как «карта ляжет…».
(1.4). Рутковский Владимир Иванович род. 24.02/9.03.1902 м. Юрбург, Литва ум. 9.08.1982 в Ленинграде Русский, член ВКП(б) с 1925 г., в ВМФ с 1918 г. Окончил школу рулевых в Кронштадте экстерном (1920), ВМУ (09.1920-06.1924), военно-морской факультет ВМА (08.1928-04.1930). Участник Гражданской войны: краснофлотец 1-го морского отряда, рулевой тр. «Ангара» (1918-1920), участник подавления Кронтадтского восстания (1921). Помощник вахтенного начальника (06-10.1924), вахтенный начальник (10.1924-04.1925), 2-й помощник командира (04.1925-10.1926) Кр. «Коминтерн», старший вахтенный начальник кр. «Червона Украина» (10.1926-08.1927) МСЧМ. Помощник начальника (04.1930-12.1931), начальник (12.1931-04.1934) мобилизационного сектора 1-го управления штаба ВМС. Начальник штаба ОУК КБФ (04.1934-02.1937), командир ЭМ «Энегельс» (02.1937-04.1938). Репрессирован (03-12.1938). Преподаватель тактики ВВМУ им. Фрунзе (12.1938-09.1939), ассистент (08-11.1939), и.д. доцента кафедры оперативного искусства ВМА им. Ворошилова (11.1939-07.1941). В Великой Отечественной войне: начальник оперативного отдела штаба МОЛ и Озерного района (07.1941), начальник морской группы при главкоме войск Северо-западного направления (07-11.1941), начальник морского отдела штаба Ленинградского фронта (11-12.1941. Представитель наркома ВМФ при командующем Крымским фронтом (12.1941-05.1942), начальник морской группы при зам командующего Северо-Кавказского фронта (05.1942-04.1943). Командир Керченской ВМБ (04.1943-07.1944), участник десанта в Новороссийск, командовал десантом на косу Малая Тузла (10.1943), контужен. Начальник Керченской переправы (03.1944-07.1944). В распоряжении УК ВМФ (07-09.1944). начальник кафедр боевого управления и штабной службы, оперативно-боевой подготовки, организационно-оперативной и боевой подготовки ВМА им. Ворошилова (09.1944-12.1959), контр-адмирал (5.11.1944), кандидат военно-морских наук (1948), доцент (1950). С декабря 1959 г. в запасе. Награжден орденом Ленина (1945), двумя орденами Красного Знамени (1944, 1948), орденом Отечественной войны 2-й ст. (1943), орденом Красной Звезды (1942), именным оружием (1952).
(2). Роль основных десантных кораблей в операции должны были сыграть т.н. «болиндеры». Интригующее название, означавшее на самом деле не что иное, как название шведской моторостроительной фирмы, скрывало под собой мелкосидящие самоходные баржи, строившиеся в России в период 1916-1917 годов. Эти суда очень хорошо себя зарекомендовали в период высадки десантов на Черноморское побережье Турции.
К моменту описываемых событий Черноморский флот располагал четырьмя такими судами. Предполагалась их буксировка с последующей высадкой техники и дальнейшего использования в качестве временных пристаней для подхода остальных плавсредств с десантом. По плану с болиндеров планировалось высадить 30 танков 1-го эшелона, автомашины и около 1000 морских пехотинцев. После высадки техники и тяжелого вооружения эти суда должны были обеспечить разгрузку техники и личного состава с канонерских лодок, тральщиков и транспортов, которые сами не могли приблизиться к берегу из-за большой осадки. Хотя перед высадкой болиндеры были отремонтировали, но очень похоже, что предусматривалось разовое использование этих судов.
(3). Неоднократно шла речь о том, что в штурмовые отряды назначали исключительно опытных десантников, оснащенных и снаряженных всеми необходимыми принадлежностями и специальным вооружением. А здесь – бушлаты, бескозырки в начале февраля? И это не август 1941 года под Одессой… В конце главы у нас будет возможность ознакомиться с описанием внешнего вида и состояния наших десантников, взятых в плен 7-8 февраля.
(4). В большей части отчетных документов отмечается задержка с погрузкой на 30 минут.
(5). Печально, но факт – командир отряда высадки не имел ясного представления о структуре противодесантных и береговых укреплений противника в районе высадки десанта.
(6). О факте столкновения судов и возвращении СКА-0111 в базу Николай Ефремович Басистый не посчитал нужным упомянуть в воспоминаниях. Если учесть, что МО старшего лейтенанта Краснодубца был выделен в охрану района высадки и не имел на борту десантников, то из семи(?) выделенных в операцию катеров, в строю оставалось только пять катеров, имевших на борту десантников.
(6.1.). Невезучий был этот катер СКА-0141. При высадке десанта в Новороссийске он получил такие повреждения, что вернулся в Геленджик в полузатопленном состоянии .
(7). Старший лейтенант Семен Флейшер не мог даже представить, что группа кораблей поддержки покинет район высадки десанта, не убедившись в том, что десантникам не требуется дальнейшая поддержка корабельной артиллерии.
(8). Корабли эскадры производили стрельбу по площадям. Командиры не имели реперов пристрелки и координат батарей противника. Что же касается «значительной ошибки в счислении места», о чем пишет С.Г. Горшков , то эта причина весьма сомнительна, так как при дистанции в 8 миль от берега в безоблачную ночь штурмана могли «определиться» по береговым ориентирам.
(9). ЦВМА, ф.55, д.32688, л.4.
(10). ЦВМА, ф.55, д.32689, л.7.
(11). Прибрежное укрепление «Минден». Контролировало береговой участок. Имело позиции двух полевых артиллерийских и 88-ми мм. зенитной батареи. По периметру располагались позиции минометных батарей и долговременные огневые точки. Со стороны моря прикрывалось минными полями и несколькими рядами колючей проволоки.
(12). По предложению «поисковиков», обнаруживших пачку немецких штабных документов, имевших непосредственное отношение к бою в Южной Озерейке, Владимир Владимирович Устич [38] сделал профессиональный перевод.
(13). К сожалению, мы не располагаем схемой с условными обозначениями, упоминающимися в немецких документах. Судя по описанию событий, «Шарлотта» – высота в районе возвышенности Абрау. Это рядом с районом высадки десанта группой канонерских лодок под командованием капитана 1 ранга Бутакова.
(13.1). Слишком много противоречивой информации скопилось по высадке десантников с канонерских лодок. Пора в этом вопросе навести «резкость». Для этого самым разумным будет обратиться к воспоминаниям непосредственных участников высадки. В 1967 году были опубликованы воспоминания А.Т. Караваева «По срочному проедписанию» [18].
В ту трагическую ночь 4-го февраля автор воспоминаний по заданию члена Военного Совета контр-адмирала Кулакова находился на борту канонерской лодки «Красный Аджаристан» рядом с капитаном 1 ранга Г. Бутаковым, капитаном 3 ранга Б. Кореневым и командиром 255-й бригады морской пехоты полковником Потаповым. Воспоминания Караваева дополнят информацией уже рассмотренные нами эпизоды операции и помогут разобраться в ситуации, сложившейся в процессе непосредственной высадки десанта на плацдарме Южной Озерейки.
«…Гора Абрау, отроги которой крутыми обрывами подходят к самому морю, расположена чуть западнее Южной Озерейки. Замысел у Бутакова был простой: по узкой полоске земли под обрывом десантники выйдут к Озерейской долине и соединятся с бойцами штурмового отряда и первого броска. Полковник А. С. Потапов согласился с этим решением. Видел в нем полный резон и капитан 3 ранга Б. Л. Коренев. А честно говоря, иного выхода и не было.
В 6:10, после трех неудачных, из-за мелководья, попыток подойти к месту высадки, капитан-лейтенант Покровский сумел все-таки приткнуть канлодку к берегу. Вскоре сюда же подошла «Красная Абхазия». Матросы бросились к сходням. Стоя по грудь в ледяной воде, они держали мостки на руках, поторапливая бегущих над ними десантников. Другие члены команды принимали оружие.
В разгар высадки к нам подошел капитан 1 ранга Бутаков.
– Получено приказание Басистого – отходить в Геленджик.
– Когда получено? – спросил Коренев.
– Как отходить? – удивился Потапов.
– Радиограмму получили в 6:38, – ответил Бутаков. – Через десять минут я дал флагману ответ, в котором сообщил, что мы ведем высадку, и попросил задержаться с отходом кораблей в Геленджик...
В 1966 году капитан 1 ранга в отставке Г.А. Бутаков, вспоминая о той драматической ночи, утверждал, что это было не первое его послание флагману отряда. Он предполагает, что первое не дошло до Басистого. Возможно, поэтому возникла бытующая сейчас в литературе версия, будто капитан 1 ранга Бутаков о начале высадки у Абрау-Дюрсо контр-адмиралу Басистому сразу не доложил, флагман же, приняв решение об отходе, не уведомил об этом командира отряда.
Офицеры, находившиеся на мостике, с нетерпением ожидали депеши от Басистого. Григорий Александрович Бутаков с тревогой посматривал на часы.
Между тем небо на востоке, несмотря на ненастье, понемногу начало светлеть. Близился рассвет со всеми вытекающими для нас последствиями.
Наконец на мостике появился дивизионный связист. Я невольно посмотрел на часы. Было семь минут восьмого.
– Отходить в Геленджик, – вслух прочитал текст Бутаков и сокрушенно проговорил: – Что же делать, ведь мы уже высадили пятьсот человек?..
Посоветовавшись с Потаповым, Бутаков распорядился принимать десантников обратно на канлодки. Что могло быть драматичнее возвращения на корабли только что с таким трудом высаженных бойцов?! Многие из них уже ушли в сторону Озерейской долины, и на борт было принято чуть больше ста человек.
Оставалось только удивляться, что немцы еще не обнаружили наши канлодки. Однако, когда стали принимать сходни, с обрыва на нас посыпались связки гранат. Почти одновременно начали рваться у бортов и на берегу мины и снаряды. Судя по всему, противник не имел здесь крупных орудий и вел огонь из 75-миллиметровых пушек. Может быть, в долину Абрау-Дюрсо он успел подбросить танки…».
Воспоминания капитана 1 ранга Ивана Журухина {17} дополняют картину: «…Корабль со скрежетом прижался бортом к каменистому обрыву. Слышу топот ног на палубе. В общем потоке я оказываюсь наверху.
Из-за скалы строчат пулеметы. Пули свистят над самым ухом. Пушки канлодки, пулеметы с ходового мостика в упор бьют по вспышкам на берегу.
Рядом с нами другая канлодка. Тоже сбросила трап на скалистый выступ. По трапу бегут моряки. Вдруг раздается треск – не выдержали цепи. Десятки моряков вместе с сорвавшимся трапом падают в воду.
Доносится хриплый голос полковника Потапова. Он на берегу торопит десантников. К нему подбегает кто-то из офицеров. Стрельба заглушает голоса. Но догадываюсь: случилось что-то непредвиденное. Потапов поднимает руку.
– Прекратить высадку. Назад! Всем назад! – гремит его голос. Но те, кто дерется на берегу, уже не могут выйти из боя – иначе гитлеровцы прорвутся к кораблям. Канлодки отваливают от скалы. Все уцелевшие корабли выстраиваются в походный ордер и уходят от берега. А там, кажется, горит сама земля. Там дерутся мои друзья – Василий Коновалов, Костя Милютин, Николай Каленов, сотни дорогих мне людей. Почему мы оставили их? Что с ними будет? Чувствуем себя в чем-то виноватыми» {17}.
(14). Эта информация полностью соответствует тем сведениям, что были получены в штабе высадки – только один «болиндер» смог успешно подойти к берегу и выгрузить танки, и артиллерию на берег. На двух других, при движении к берегу, отмечались взрывы, пожары, в результате которых и баржи и техника, естественно, были выведены из строя. Окончательные данные по числу танков, высаженных на берег, мы получим из отчета немецкого командования, подсчитавшего наши потери.
По нашим отчетам выходило, что в операции использовались три «болиндера», два из которых сгорели при движении к берегу, один был разбит артиллерией после выгрузки техники на берег. Затем, промелькнула информация о четвертой барже, транспортировавшей танки и технику. Но эта информация не нашла документального подтверждения. Потому как для доставки на плацдарм планировалось 28 танков, и, имея информацию о том, что на одном из болиндеров было доставлено 10 танков, не считая автомашин, то следует подтвердить, что «болиндеров» было все-таки три. В ночной темени, за болиндер можно было принять контур канонерской лодки, малого танкера…
(14.1). «…Отряд высаживался под огнем. Болиндер, на котором шел Н.А. Каленов, сел на камни метрах в полтораста от берега. От вражеских снарядов вспыхнул пожар, сгорел и рухнул единственный деревянный трап, который вел из трюма на палубу. Люди задыхались в дыму, на многих загорелась одежда.
– Подсаживай друг друга! – крикнул Каленов.
Первыми вытолкнули наверх тех, на ком горела одежда. Спрыгнув за борт, они погасили огонь. Вскоре все выбрались с пылающего судна. Танки остались на палубе – они горели...» {17}.
(15). Если переводчик немецкого документа не ошибся, то часть наших кораблей, включая эсминцы, находилась в районе высадки и на следующий день. Значит, не исключалась высадка десантных групп и на следующий день? Сомнительная информация, не нашедшая подтверждения в наших документах. В тоже время мы имеем информацию о подходе к берегу 2-х катеров в 17 и в 19 часов 4-го февраля. Не исключено, что именно эти катера были посланы для уточнения возможности продолжения высадки десанта. Судя информации, полученной от сына отставного капитана 1-го ранга Врубеля, один из этих катеров был прислан для эвакуации с плацдарма моряков корректировочных постов, высаженных с первой группой десантников. Врубель в своих воспоминаниях не вполне откровенен… Наверняка, пользуясь ранцевыми рациями, командиры корректировочных постов имели устойчивую связь связь с кораблями огневой поддержки и с командным пунктом береговой обороны, передавали информацию по обстановке на плацдарме. Ни слова не говорится о том, насколько эффективно отработала корабельная артиллерия по береговым целям, участвовали ли в поддержке десанта береговые батареи Новороссийской базы???
В немецких документах приводятся названия позиций стационарных береговых батарей «Мейзен», «Минден» «Шарлотта», «Констанца», «Гинденбург». Все эти позиции представляли собой небольшие форты со 105 мм. батареями, 88-мм зенитными батареями, 20 мм. зенитными автоматами «Эрликон», стационарными 7,62-мм пулеметными точками. Вся прибрежная полоса и участок моря до 15-17 км были поделены на квадраты, произведена пристрелка всех десантоопасных направлений. В «предполье» этих позиций находились минометные батареи и группы пехотного прикрытия, вооруженные пулеметами и легкими минометами. Каждая позиция обеспечивала круговую оборону и была обеспечена всеми видами снабжения и боезапаса. 105 мм. универсальные орудия являлись высокоэффективным средством борьбы с морскими целями, имевшими среднее бронирование. Снаряды этих орудий представляли опасность для транспортов, эффективно поражали всю без исключения бронетехнику. В обеспечении этих позиций находился 789-й полк Морской обороны, в состав которого входил саперный (173-й) батальон, противотанковые артиллерийские дивизионы, роты «панцер-гренадер», вооруженных фауст-патронами и противотанковыми ружьями.
(16). Описывается эпизод, в ходе которого, десантная группа, высадившаяся с канонерских лодок в значительном удалении от места высадки основного десанта, предпринимала попытку пробиться в район основного десанта. Результат – нам известен
(17). О печальной судьбе девушек-снайперов, направленных в десант, мы узнаем из акта осмотра мест боев немецким командованием.
(18). Это означает, что офицеры из числа десантников бригады Потапова, не только пробились в район высадки основного десанта, но и предпринимали меры к сколачиванию боевых групп из личного состава, остававшегося на берегу в районе румынской позиции «Милтен» и наших полусгоревших судов, прибитых к берегу.
(19). После длительного умственного напряжения командир отряда высадки контр-адмирал Басистый, вспомнил о том, что на плацдарм высажены танки и автомашины, которые, как это ни странно, нуждались в топливе, и решил послать к берегу малый танкер с бензином и дизельным топливом. Обратите внимание – танкер направился к берегу в 06 ч. 35 м. Для начала февраля на Кавказе – это утро, когда видимость на море позволяет вести стрельбу по морским целям как в 25-метровом тире при стрельбе по подсвеченной мишени. Трагичность ситуации усугублялась еще и тем, что именно в эти минуты корабли группы высадки покидали рейд Озерейки.
Не исключено, что капитан танкера, воспитанный в лучших морских традициях, видя, что боевые корабли уходят с рейда, и зная, что танкисты ждут топливо для своих машин, в отчаянии начал движение к берегу…
(20). Наивные немцы, они все еще готовились отразить с моря очередную волну нашего десанта, укрепляли старые и оборудовали новые позиции. Создавали «отсечные позиции» для окончательного блокирования наших десантных групп.
(21). Отдавая в 10:00 4-го февраля приказ на уничтожение секретной документации на береговых батареях в секторе Южной Озерейки, немецкое командование Новороссийского участка морской обороны 17-й армии не исключало возможность оставления этого рубежа при высадке очередной «волны» нашего десанта.
(22). В составе 789-го полка числились и противотанковые батареи, и противотанковые роты, так называемых «панцер-гренадеров». В нашем случае, видимо, были привлечены для действий в Озерейке и те, и другие подразделения этого полка.
(23). Следует отметить эффективное маневрирование артиллерийскими, противотанковыми, саперными и пехотными средствами противника. Умелое наращивание боевых средств в нужном направлении. При дальнейшем ознакомлении с документами прослеживается, что малочисленные (не более 200 человек) группы наших десантников, при поддержке легких танков «Стюарт», продвигаясь в глубь территории между артиллерийскими позициями, неизбежно попадали в «огненный мешок». Предприняв отчаянную атаку на Глебовку, наши десантники, не имея тяжелого вооружения (гаубицы к этому моменту были потеряны) не смогли ее долго удержать.
(24). Это описывается эпизод, когда с двух направленных к плацдарму «морских охотников» были спущены шлюпки с целью уточнения обстановки на берегу. Видимо, катера подошли правее основного места высадки, иначе они обратили бы внимание на группу наших раненых бойцов более чем в 30 человек, остававшихся в районе форта «Мейден». Судя по всему, на этих катерах убыли с плацдарма группы артиллерийских корректировщиков из экипажа крейсера «Молотов» под командованием капитан-лейтенанта Врубеля. Никакая другая «оказия» с плацдарма в Геленджик не прослеживается.
(25). Трудно сказать, о каких катерах идет речь. Катера, подходившие на рейд в сумерках, были обстреляны береговой батареей. Отмечалось попадание в один из катеров. Скорее всего, в результате обстрела береговой черты наблюдались попадания снарядов и последующие пожары на судах, прибитых к берегу.
Информация о том, что «… в 22:30 в результате огня батареи «Мейсон» в секторе 20/21 опрокинулся вверх килем 1 моторный катер, 1 затонул, 1 повреждён», позволяет предположить, что с катеров, подошедших к району высадки десанта, наши моряки на самоходных плавсредствах пытались высадиться на берег.
Наиболее вероятной их целью было установление контакта с десантниками и выяснение обстановки на плацдарме. Наверняка, кто-то из них добрался до берега, кого-то затем забрали катера. Главное заключается в том, что после этого попыток высадить десантников на плацдарм не предпринималось. В наших документах имеется информация об этом рейде катеров к плацдарму.
(26). На плацдарме создалась парадоксальная ситуация. Несколько организованных групп по 200-250 наших десантников, в сопровождении роты легких танков, захватили румынскую укрепленную позицию «Менден», прошли вдоль ручья в тыл артиллерийских позиций второй линии, захватили укрепленный участок в поселке Озерейка, нарушили линии связи и боевого управления между объектами береговой обороны противника. Затем, в течение двух суток держали в крайнем напряжении весь участок обороны побережья между горой Абрау и ручьем в Озерейке.
(27). Подтверждение того факта, что десантная группа удерживала позицию в районе высоты «Шарлотта» до ночи с 6-го на 7-е февраля.
Поскольку вся инфраструктура береговой бороны противника не пострадала, а противодесантная система было незначительно нарушена, в район высадки нашего десанта были спешно стянуты специальные и противотанковые подразделения, у десантников не было ни малейшего шанса на успех, без решительной поддержки с «Большой земли».
(28). Из информации на Новороссийском сайте [39] жители совхоза Абрау-Дюрсо отмечали среди наших пленных девушек в военной форме.
(29). Следует иметь в виду, что немцы не указывают потерь румын, которые только в ходе боев с воздушными десантниками потеряли не менее сотни человек убитыми и пленными. Примерно такие же потери румыны понесли в боях с нашими морскими десантниками.
(30). Я специально сохранил до последней буквы и цифры, данные по расходу боезапаса немецкими и румынскими батареями. Именно эти данные дают представление о напряженности боев с нашими десантниками и позволяют проанализировать вооружение, использованное противником. Тот факт, что немцы и румыны сосредоточили в прибрежной зоне батареи горной артиллерии, позволяет с большой вероятностью утверждать, что противник основательно и целенаправленно готовился к отражению нашего десанта.
(31). При очевидной неудаче действий десанта на берегу, и принятии решения на прекращение операции, должна быть предусмотрена возможность возвращения десанта на корабли и доставка его в базу.
Если бы десантники вовремя получили приказ о сворачивании операции в районе Озерейки, у них оставался реальный шанс покинуть район высадки и выйти в расположение наших войск в районе Станички, где наращивались силы нашей десантной группы. Оставаясь в районе высадки, при массированном воздействии огневых средств и специальных подразделений противника десантники были обречены на гибель и плен. Не говоря о всех вышеперечисленных нарушениях и ошибках, не принятое вовремя руководителем операции решение на ее завершение, привело к гибели более полутора тысяч человек, утрате ряда судов и значительным потерям боевой техники.
(32). Из основных официальных источников видно, что канонерские лодки «Красная Грузия», «Красный Аджаристан» и «Красная Абхазия», составлявшие основу отряда корабельной поддержки, которым командовал капитан 1 ранга Г.А. Бутаков, попав под сильный обстрел, не смогли высадить десант на том участке берега, где планировалось. А.А.Гречко{14} по этому факту отмечает: «Из-за сильного огня противника канонерские лодки с техникой и людьми так и не смогли подойти к берегу». Дальнейшие действия канонерских лодок прослеживаются по схеме операции и по воспоминаниям участников событий. Н.Е.Басистый{1} пишет: «Вот решительно двинулась к берегу канонерская лодка «Красная Абхазия». Всплески от падений снарядов встают у ее бортов. Взрыв на мостике и около грот-мачты. Убит командир корабля капитан 3 ранга Шик. На палубе рвется еще один снаряд. Падают убитые и раненые. Помощник командира старший лейтенант Пивень с трудом выводит корабль из-под обстрела. Затем эта канлодка и «Красный Аджаристан», отойдя к горе Абрау, с большим трудом высаживают несколько сот бойцов на узкую полоску земли под обрывом. Но скоро и сюда посыпались мины и снаряды. «Красной Абхазии» нанесены новые повреждения». С.Г.Горшков уточняет число десантников, высаженных отрядом Бутакова: «Канонерские лодки, встретив сильное противодействие, отошли западнее долины Озерейка, на траверз горы Абрау, и там в более спокойной обстановке высадили две роты» {13}. Наконец, немецкий отчет сообщает «…о максимум 200 русских, вышедших на берег под высотой «Шарлотта» и перемещающихся вдоль подножия горы к месту высадки основных сил десанта. Попав под сильный огонь и понеся большие потери, эта колонна русской пехоты вынуждена была вновь отойти за гору» {38}.
Приложение к части 4
[15] – Письмо Т.К. Коломийца Ф.С. Октябрьскому – 1 л.
[16] – Письмо Н.М. Кулакова Ф.С. Октябрьскому от 7-го мая 1964 года – 1 л.
[17] – Письмо Н.М. Кулакова Ф.С. Октябрьскому от 24-го февраля 1965 года – 2 л.
[18] – Письмо Ф.С. Октябрьского С.А. Борзенко – 1 л.