АСТАРИЙ
— Нет, нет, и не проси даже! Не буду я встречаться с этой наглой девчонкой! Она еще и ноутбук нашла, разблокировать ухитрилась! Вечно лезет, куда её не зовут… Пригласи её на встречу с Родионом, да пусть прихватит с собой устройство. Измените ей там что-нибудь, ну и конечно, — заберите вещь из нежных ручек. Только без меня.
— Боишься её? — Савелий глядел на преувеличенно грозного старика с усмешкой. Верный признак, что Астарий чувствует себя неловко, маскируя гневом истинные эмоции.
— Боюсь. Я могу и на поводу пойти, я стал сентиментален к старости. Есть Родион, вот пусть он и разбирается.
— Да ведь Родион твой — чурка с глазами! Робот-технарь! К тому же он ни черта не знает о той истории, — что он может понять и исправить?! Тебе просто стыдно перед ней, так и скажи! — вспылил леший. — Астарий, дорогой! Ну пожалуйста! Нам ты нужен, ты! Ну переступи ты гордыню свою! Что нам с Родионом делать; чужой он нам…
— Он знает законы. Знает, как пользоваться устройством. Этого достаточно… Остальное — на её усмотрение. Что возможно выполнить — сделайте. А ноут заберите. Неровен час, всё же вытворит она что, — старик устало покачал головой. — Не могу я её видеть, пойми…
Плечи лешего поникли, яркие глаза затуманились. Никак не уговорить старого упрямца, — а им с Феофаном каково? Считай, бросил их, — как если бы командир корабля стюардесс оставил самолетом управлять… Родиона они почти не знают, тот к ним и не обращается никогда. Строго следует инструкциям, и всё тут. Бездушный какой-то. Вот ведь интересно: у людей душа есть, у животных якобы нет, у нечисти — искаженная. А на самом деле всё зависит от каждой конкретной твари. Во всём так… Савелий медленно и печально исчез, кувырнувшись в зарослях травы.
Астарий с тоской смотрел ему вслед. Чудовищно стыдно. Но, как только он представлял себе укоризненный взгляд Анжелы, и её возмущения по поводу клонирования, — душевные силы покидали его. Девчонка, пигалица! Она еще в ту первую памятную встречу умудрялась права качать, — вместо того, чтобы лежать в глубоком обмороке, после всех потрясений и открытий, как полагалось бы нормальной смертной… Девочка, как же я виноват перед тобой! Использовал твою жизнь в качестве приманки неверного преемника. И, если бы не решение Арсена бросить всё ради человеческой любви и жизни, — твоя судьба вовсе оказалась бы никому не интересна; тебя просто бросили бы, как сломанную игрушку…
Теперь он сам не мог понять, отчего так поступил. Так распалило желание заставить Арсена позабыть Викторию; доказать, что незаменимых нет… Зачем? Ведь сразу было видно: сколько волка ни корми… сейчас-то он сознавал это. А тогда? Так сильно мечтал получить в помощники именно эту неподдающуюся душу? Видимо, да…
С той поры, как внезапно приоткрывшееся окно в собственное прошлое (не без нечаянной помощи Арсена, да двух неразлучных друзей, Савелия с Феофаном), чуть не вышибло из него дух, — Астарий сильно изменился. Замкнулся в себе; с друзьями общался редко и неохотно; обучал нового помощника Родиона, — гладко и холодно; без лишних вопросов и откровений, благо и тот был доволен именно таким способом общения и обучения. Родион был взрослым человеком, достаточно повидавшим неприятностей от жизни, чтобы не желать её повторения; работу исполнял чётко и быстро. Власть и новые возможности приводили его в восторг; а выпытывать у старика что-то сверх того, говорить по душам, — вовсе не казалось ему заманчивым.
Астарий был почти ребенком в ту пору, когда великий Эльбиус призвал его в помощники, и все посчитали это за великую честь; впрочем, так оно и было…
В те далекие времена не возникало необходимости скрывать силу и власть; Эльбиус по праву считался величайшим магом. Верховный жрец друидов мог внезапно исчезать и появляться, когда и где угодно; мог кудесничать, повелевать, творить любые изменения в мире на глазах у своего народа, и, разумеется, — жить сколько угодно. Никто бы и не осмелился спросить, сколько ему лет. Он не был дряхлым стариком, — он готовил преемника лишь потому, что численность населения неуклонно росла, а таких, как он, было лишь трое…
Семнадцатилетний Астарий, красивый и неглупый юноша, погибал от смертельной раны, нанесенной ему диким вепрем во время неудачной охоты. Душа его уже стремилась к Небесам, а Эльбиус вернул его, позволив лишь пробную краткую прогулку Туда. Но, возвратившись в своё тело, Астарий оказался уже другим. Никто не заметил того; родители были счастливы чудесным исцелением сына, и вполне довольны тем обстоятельством, что он станет учеником верховного жреца.
Всё шло неплохо; Астарий постепенно изучал законы и жизнь; не торопясь вкушал и познавал все возможные удовольствия, искушения, доступные для людей. Учитель не торопил его с работой, и, казалось, его жизнь мало чем отличалась от прежней, во-всяком случае, внешне.
А затем случилось это… Кевен, его лучший друг, с которым они играли в детстве, а с двенадцати лет начинали обучаться военному делу и охоте, — и до трагического случая с Астарием были неразлучны… Стройный и белокурый, нежный, и чем-то даже похожий на девушку; столь разительно отличавшийся от Астария внешне, — но нисколько не уступавший ему в ловкости и силе… Он скучал по товарищу, который теперь поневоле отдалился от него.
Да и самому Астарию порой безумно хотелось прежнего беззаботного, не омраченного никакими тайнами, общения. Порой ему становилось просто невыносимо в своем одиночестве среди бывших родных и друзей, — его уважали, но относились теперь с трепетом и некоторым страхом, как к ученику мага. Никто ни о чём не смел расспрашивать Астария, никто не беседовал искренне. Казалось, близких у него больше не было. Лишь Кевен порой допускал какие-то прежние шутки; намекал на откровенность; при этом в синих его глазах виделись печаль и угасающая надежда.
Однажды Астарий не выдержал. Кевен был не столь уж потрясен услышанным, — он готовился воспринять нечто совершенно необычное; а в те годы к чудесам вообще относились проще. Он был счастлив, что Астарий — вновь его друг; настоящий друг, который не скрывает ничего. Но всё же его опечалил тот факт, что возраст для Астария, по человеческим меркам, считай, остановился.
— Как же так, — мне будет сорок, а тебе — восемнадцать? Я стану совсем старым, — а тебе все еще будет около двадцати?
«Ах, Кевен. Не станешь ты старым… И виноват в этом я…»
Гнев Эльбиуса был страшен.
— Как посмел ты нарушить закон?! Первую заповедь, что смертные не могут знать о нас!
— Учитель, я… Простите! Кевен никому не скажет! Это было важно лишь ему, он мой друг…
— Замолчи. Да, он никому не скажет. Не успеет. Думаю, это будет для тебя уроком на всю оставшуюся жизнь.
— Учитель, прошу…
— Я сказал — ни слова больше. Ты ничего не изменишь.
Это было похоже на кошмарный сон. Ему пришлось наблюдать, и даже участвовать в жертвоприношении, дабы умилостивить бога Тевтата, зная при этом, что никакого конкретного Тевтата, требующего задушить трёх юных воинов, не существует. Есть лишь воля Эльбиуса, его дьявольские книги, да странный предмет с кнопками и черным прямоугольником посредине, который, засветившись колдовским светом, мог показывать линии людских судеб, народа. И Эльбиус мог менять эти линии нажатием кнопок, что он и сделал, прежде чем торжественно объявить список приносимых в жертву, среди которых теперь значился Кевен…
Как ненавидел Астарий это устройство, за работой которого ему пока позволялось лишь наблюдать; как ненавидел он самого Эльбиуса! До тех самых пор, пока этот кошмар почему-то вдруг не стерся из его памяти. Его безжалостный наставник думал, что это послужит парню хорошим уроком; но он ошибся. Астарий возненавидел и его, и свою миссию; он не желал больше ничего познавать, не читал научные труды об устройстве мира, не слушал наставника, и не собирался смиряться. Но обратного пути не было. Можно было просто уничтожить взбунтовавшегося ученика, и подобрать другого, но Эльбиус предпочел щадящий вариант со стиранием кусочка памяти, в котором находилось все, так или иначе связанное с Кевеном…
Лишь теперь возникли эти воспоминания; эти, и другие… Слова Феофана пробили какую-то брешь в искусственных защитных оболочках памяти старика; вначале перед глазами поплыли разрозненные смутные образы; затем воспоминания хлынули на него безудержным потоком, оглушая, сводя с ума; а после выстроились в ясный печальный ряд… Эльбиуса давно не было на свете; магия, наведенная им, ослабла; она продолжала держаться лишь по инерции, потому что никто не пытался ее снять.
Астарий смотрел другие воплощения Кевена. Оказывается, тому нигде не удавалось прожить дольше семнадцати лет. Неужто же именно поэтому… он так отчаянно хотел сделать преемником именно Арсена, то есть, тогда уже Александра; искал любые пути, готов был предоставить ему все условия! Но он ушёл. Он вновь оставил его одного! Астарий не отдавал себе отчёта тогда, почему это оказалось настолько больно. Обрести наконец, — и тут же потерять вновь; преподнести ему на блюдечке клонированную любимую, чтобы только удержать, — и так жестоко ошибиться! Но зато… зато он исправил свою вину хотя бы в одном: сейчас Александру было уже тридцать восемь. Впервые. Вот только… легче ли ему от этого, с такой жизнью? Ни говоря уже про Анжелу… Старик охватил руками похожую на череп голову, и застонал, медленно раскачиваясь…
http://www.proza.ru/2019/02/25/216