Какой бы ни была наша жизнь до, она оставляет в памяти следы, похожие на трещины в камнях. И как маленькие монетки в них закатываются и застревают воспоминания, которые могут внезапно выскочить и напомнить о себе, когда на жизненном пути нас вдруг подбрасывает на кочке.
У меня много таких трещинок, и за последнее время из них высыпалось немало монеток. Если бы я жила в доинтернетовские времена, и мне довелось бы попасть в бар с музыкальным автоматом, который за монетку исполнял бы по песне, то мне хватило бы их, чтобы в рождественскую ночь слушать музыку от заката до рассвета.
Иногда мне кажется, что жизнь как художник рисует трещины на душе не случайным образом. Есть некий узор, который она стремится создать, но план ее неуловимо исчезает из поля зрения, и только монетки-воспоминания, вовремя попадающиеся под руку в суете дней, возвращают мысли к нему. Удастся ли мне разгадать его до того момента, когда часы пробьют полночь, и наступит время Золушке отправляться домой? Получится ли до окончания бала станцевать партию с принцем?
Я не знаю, но пока музыка не остановилась, продолжаю водить кончиками пальцев по краям трещинок, рискуя вытряхнуть еще больше завалявшихся монеток.
Я стеснялась их раньше, но не теперь. Теперь я в них вижу даже что-то красивое. Так приобретает свой почерк печатная машинка, со временем изнашивая некоторые из своих молоточков больше остальных. Тогда ее стиль становится уникальным, и в характере изъянов начинает читаться история писателя, который по каким-то клавишам бил сильнее, чем по другим.
А может, и с жизнью происходит то же самое? Может, пока она пишет свои произведения, ее печатная машинка изнашивается по той же причине, что какие-то знаки в наших историях встречаются чаще, а какие-то реже? И снова узор, который так хочется разгадать. Но если так, то, возможно, есть еще время на него повлиять и, быть может, тогда перед самым окончанием бала станет заметно, что на страницах моей истории больше всего стерлись буквы л, б, в, ь, ю и о.