Люлькин, ну у тебя и родственнички!

Геннадий Люлькин
«Человек – единственное животное, знающее что-то о своем дедушке» Режи Дебре

     «Геночка, а как звали твоего дедушку?» – помню, спросила меня учительница подготовительного класса.

      «Буденный!» – громко ответил я.
      
      «Зачем ты врешь? Разве ты не знаешь, что обманывать нехорошо?».

      Но я не обманывал, вот ни на столечко, я взаправду считал, что моего дедушку звали Буденный. И я расплакался. Навзрыд! От обиды и разочарования в людях…

      У нас дома, в простенке меж окон, висел портрет моего деда по отцовской линии – Михаила Ивановича. Это был высокий красавец-мужчина, его мощные плечи просто-таки выпирали из тесной рамы, а густые нафабренные и лихо закрученные усы придавали ему очень бравый, молодцеватый вид. «Как у Буденного!» – восклицали все с радостным умилением – и мои родители, и родные, и знакомые, – все, кто заходил в наш дом и видел этот роскошный портрет. Так эта фамилия – Буденный – и втемяшилась в мою детскую головку. Потому я без всяких сомнений и ляпнул учительнице во весь голос: «Буденный!».
            
      Дед Михаил не только своими огромными усищами смахивал на знаменитого командарма, но и своим характером. По натуре он, сказывают, тоже был очень любвеобильным, дюже охочим до бабьего пола мужиком.

     …В 1921 году молодые женились, и Михаил сразу же увез свою женку Прасковью в Ташкент – в Поволжье в тот год свирепствовал голод, и надо было спасаться…
На беду, на молодую жену Михаила положил глаз злой басмач, понравилась ему высокая, стройная женщина в мордовском сарафане. На одной из тихих улочек Ташкента Прасковье засунули в рот кляп, накинули на голову черную паранджу, перекинули ее через круп лошади и увезли…

     И стала Прасковья четвертой женой басурманина, который «в женках своих, как жук в навозе, копался». Жила за высоким забором, под неусыпным приглядом подручных басмача. Басмач и обабил Прасковью. Родился ребятеночек – свежий, здоровый, цветущий.

     Все это время, и днем, и ночью, Прасковья неустанно молилась святой, многострадальной Параскеве, прося ее умолить Спасителя, Человеколюбца подать спасение и милость благую. И через полтора года ей удалось вырваться из басурманского гарема…

      Эти полтора года Михаил жил в Ташкенте, жарился на жарком, узбекском солнце. На родину возвращаться ему было очень стыдно, не знал он, какой ответ будет давать, коли спросят: «Куда жену сбыл? Верблюд, что ль, сожрал?». Все это время он искал жену свою, и вдруг она сама явилась, с младенцем на руках.

     Михаил и Прасковья решили вернуться в Поволжье, в родное село. Сели на «чугунку». А ночью Михаил взял ребенка из рук спящей Прасковьи, огляделся-осмотрелся – все ли спят кругом – вышел в тамбур да и вышвырнул грудного младенчика. Без всякой жалости и сожаленья. На всем ходу поезда. Тот и пикнуть не успел… Скрутил цигарку из газетной бумаги, выкурил ее неспешно и цвикнул искрящийся окурок вслед за младенцем, сгинувшим в непроглядной ночи.

      Вернулся в вагон, а на тревожный вопрос жены: «Где ребятеночек?» – ответил с ухмылочкой: «Ублюдок твой, что голубок: вспорхнул и улетел». И предупредил жену грозно: «Держи нос крючком, брови – шатром, а рот – под замком! И не брани меня шибко! Других нарожаем! А нехристю (он кивнул в сторону окна) такой уж жребий несчастный достался!».

     И второй раз дед мой проявил жестокосердие в 1932 году, в самый лютый голод, который бушевал в Поволжье, когда оставил семью, жену и ребятишек, мал мала меньше, и убег куда-то в дальние края… Доходили слухи, что дед снова родил детей, и не одного-двух, а тоже чуть ли не пятерых. А потому я нисколько не удивляюсь тому, что моя фамилия – Люлькин – широко распространилась по белу свету.
         
      … Мою фамилию носит один довольно-таки известный человек – Люлькин Александр Дмитриевич. В свое время он работал заместителем у Павла Бородина (кстати, другим замом Пал Палыча был тогда не кто иной, как Владимир Путин), и Александра Дмитриевича обвиняли в том, что он увел из страны и прикарманил 2 млрд. долларов. Согласитесь, сумма несусветная! Не знаю, украл или не украл он эти деньги, но сейчас он – пенсионер и преспокойненько живет на Рублевке.

     Однажды в самый разгар скандала по поводу увода денег за рубеж, я ему и позвонил. «Александр Дмитриевич, – говорю, – а не родственники ли мы с вами? Может быть, в наших жилах течет одна и та же кровь?». И я рассказал ему всю историю с моим дедом. Признаюсь, в душе я лелеял надежду: окажись мы родственники, разве он не порадеет родному человечку? – «А вы кто, собственно, будете по профессии?» – насторожился Александр Дмитриевич. «Я – журналист», – простодушно ответил я. – «Ах вы, журналюги, что только не придумаете, чтобы напроситься к человеку и взять у него интервью! Тоже мне родственничек!» – рявкнул он и бросил трубку.

     Вот и поговорили! Ох, не зря говорят, бедные родственники никому не нужны. Даже миллиардерам.