— Так что, для того, чтобы получить этот гребаный «трояк», я должен еще и целых десять минут каждый урок вкалывать? Каждый гребаный урок?! — разорался с задней парты местный клоун-переросток Алексеев. Тот самый, чья зажигалка исчезла на просторах нашей необъятной Родины.
Я подняла голову. Та-ак… Вот почему голоса, доносившиеся из этого кабинета, перекрывали гул обычного бардака, царившего во всех классах. Это ж вам не городская школа, там я такой шум слышала только на переменках. Видимо, до моего появления уже успела начаться стандартная процедура «вписки» новенького учителя. А то! Куда ж без этого. Особенно, если этот учитель — мужчина, да еще и не местный. Впрочем, с молоденькими симпатичными залетными учителками тут тоже не церемонились. Причем особенно зверствовали девушки — местные записные красотки.
Ничего нового: заводилой, как всегда, выступает Алексеев. Сейчас будет разыгрывать несправедливо репрессированного: на учительском стояла банка пива «Балтика», нулевка, правда. Не Глеб же ее сюда притащил. На урок. А вот Алексеев вполне мог отколоть такое. Он и до этого не раз заявлялся то с пивом, то с вейпом. И, надо сказать, достигал цели — сорвать урок. А когда учителя начинали жаловаться директорше, а та пыталась вызвать в школу родителей, то Алексеев расцветал от счастья: придираются! Гнобят ни в чем не повинного! Пиво-то — безалкогольное, чистый лимонад! А вейп — не сигареты, это ведь курение на территории школы запрещено, а не парение, гы, короче.
Я начала закипать. Вот же ж сучонок, а… А вот хрен тебе. Не пройдет тут твоя тактика. Мне нужен английский. И нужен Глеб. Я ему уже задолжала, а долг платежом красен, не так ли? Не позволю превратить уроки английского в базар, Алексеев может идти в задницу.
Но надо сперва посмотреть на реакцию Глеба, а то, может, чел этот и не собирается очищать авгиевы конюшни, может, ему вообще пофиг. И тогда я окажусь полной дурой, если кинусь на защиту того, кто в ней не нуждается.
Вон, учительнице географии, которая «ведет» у нас и химию, и биологию за неимением специалистов по этим предметам, вообще пофиг. На ее уроках можно творить что угодно, лишь бы дело не оканчивалось вызовом участкового. И бороться за хоть какое-то подобие дисциплины на ее занятиях себе дороже.
Она и не скрывает, что от таких идиотов, как мы, ей нужна лишь зарплата. «Кому надо — валите в город, к репам». Это ее позиция. Сдавать ЕГЭ по ее предметам никто, разумеется, не собирается, что-то доказывать недорослям ей нафиг не впало, пусть этим родители страдают, а денежки, довольно приличные для сельской местности, не пахнут. Уж на то, чтобы перекрыть крышу, вставить модные, но дорогущие пластиковые окна и построить беседку во дворе, ей точно хватило — вскоре после того, как из школы, да и вообще из станицы сбежали залетные молодожены: химик и биологичка, снимавшие квартиру у наших соседей.
Если и Глеб из той же оперы, то… Печально, чо.
Я представила презрительное: «Угомонитесь, гражданочка!» и вцепилась растопыренными пальцами в крышку парты. Сидеть! Сначала подождем-посмотрим, что оно дальше будет.
— Ну во-о-още капец! — поддержала Алексеева одна из первых красоток школы — Наська Лигута. Поскольку в каждом классе обязательно находился сходный типаж, то ну их, пусть сами разбираются, кто «первее» и у кого длиннее и нафаршированее стразами длиннющие фарфоровые когти. — Да нам «четверки» ставят только за то, что мы вообще согласились страдать этой херней еще два года!
Истинную правду, кстати, сказала — у нас не было «троечников». Даже те, кто откровенно нихрена не делал и не собирался, приятно проводя время до армии или до замужества, после "троек", с трудом натянутых на ОГЭ, бывшие троечники в десятом классе внезапно стали хорошистами. Интересно, а ЕГЭ им тоже натянут? Впрочем, в этом я и не сомневалась. Конечно, натянут. Думаете, почему экзаменационные бланки заполняются одинаковыми черными гелевыми ручками? Для удобства «обработки компьютером»? Ну-ну. На самом деле, это делается для того, чтобы не нужно было заморачиваться, подбирая оттенки синей пасты, когда правишь откровенно никчемную работу тобою же воспитанного долбоёба. Откуда я знаю все эти тонкости? А думаете, мама из школы просто так сбежала?
Глеб… хм… Гордеевич сонно слушал выступления придурков и тер покрасневшие от явного недосыпа глаза. Потом зевнул, устало откинулся на спинку стула, достал сотовый телефон, включил камеру и навел на наших обормотов. Тем явно стало неуютно под снайперским прицелом возможного компромата, и они слегка утратили боевой задор. Глеб медленно обвел притихший класс универсальным оружием любой войны и попросил тихо, но так, что в каждом слове чувствовалось обещание неприятностей:
— Есть ли еще у кого-то предложения по организации учебного процесса на моем уроке? Моем. Уроке, — жестко повторил он, вставая и наводя глазок камеры на лицо Алексеева. — Я запишу, чтобы ничего не забыть. Созовем педсовет, пригласим ваших родителей или законных представителей, обсудим. Я всегда готов поддержать любого в его законной борьбе за право не обучаться больше в данном учебном заведении. Но если вы уж дали себя уговорить, на… как вы выразились, гражданочка… — Он приблизился к парте, за которую с обиженно надутыми губками плюхнулась Наська, и поднес камеру еще ближе. — Повторите, пожалуйста, что вы сказали, как именно вы охарактеризовали эту школу.
— Ничего я не говорила! — истерично взвизгнула Лигута и резко отвернулась.
Глеб усмехнулся и перевел телефон на второго умника:
— Ну раз больше ни у кого нет ни вопросов, ни пожеланий, то приступим к уроку. Откройте учебники, модуль номер семь.
— А знаешь, дядя, — резко поднялся из-за парты Алексеев, и глазок камеры тут же уставился в его лицо. — Иди ты нахуй со своим английским и со своим навороченным телефоном. Я и без твоего гребанного английского заработаю себе на настоящее «яблочко», а не на корейскую или китайскую подделку! Нахуй мне вообще этот английский сдался! — Он пнул стул так, что тот отлетел в стену, и вымелся из класса.
И тут меня прорвало. Куда только подевалась дрожь в коленях! Я стремительно поднялась и вышла к доске, замерла на секунду, потом резко повернулась лицом к одноклассникам и камере Глеба:
— Значит так, дорогие и любимые! Все вы в курсе, что я готовлюсь поступать на лингвистику, на иняз. У моих родителей тупо нет столько бабла, чтобы нанять мне репов, тут, блин, хоть бы на оплату за обучение насобирать. А мне как-то нужно наскрести знаний на проходной балл. Минималка туда, куда я хочу, не прокатит. Кому не нужен англ — валите жаловаться родителям или не облезете, поработаете «целых десять минут». Да и за двадцать не помрете. А кто продолжит за меня решать, что мне делать на уроке, может ко мне больше не обращаться на контрошах, ясно? А Лигута может забыть еще и о новом платье от моей бабушки. И не только Лигута. Да, я вот такая сволочь, хочу и…
— «Хочу и буду, чо!», — хором выдохнули вечные мои должники — чуть ни весь класс — моё любимое присловье.
— Именно. Чо!
Атмосфера разрядилась. Наська обеспокоенно запоглядывала на меня, многие заулыбались, а я старательно смотрела мимо изучающих глаз Глеба на презрительно усмехающуюся физиономию моего вечного конкурента в учебе — Кольки Иващенко, считавшего себя, ко всему прочему, еще и неотразимым мачо. От него действительно стоило ожидать неприятностей. Это вам не шут Алексеев, который выделывается много и с шумом, но по сути пшик. Я прищурила глаза и сжала зубы так, что, наверное, на скулах проступили желваки. Гаденыш Иващенко хоть и лыбился недобро, но молчал. Ну, ок.
Я кивнула Ленусику, сперва вознесшую небесно-голубые кукольные очи к потолку, но потом сложившую большой и указательный пальцы в извечный «ок!», и села на свое место.
«Чем могу, сенсей, чем могу. Хоть так».
Было бы милых одноклассничков в три раза больше, как в прошлом году, хрена с два бы у меня получилось так нагло продавливать свою политику на тех уроках, что мне нужны были для экзаменов: математике, русском, истории и вот теперь еще и английском. Но самое отмороженное хулиганьё, к моему безграничному счастью, покинули школу после девятого. Нас вообще осталось всего девять человек: пять девчонок, два будущих «блогера», «мачо» и «шут».
Хрен его знает, зачем они все, кроме мачо-Кольки, вроде всерьез готовившегося на физмат, поддались на уговоры учителей и лично директрисы, но я была им благодарна и приняла решение помогать любому, кто обратится. Меня поддержали и мои родители. Отец заявил, что поможет, чем сможет, по химии и биологии, если оно кому-то надо, а мама — по математике и информатике. Потому что, если бы народ в десятый класс не набрался, то это было бы очень и очень плохо.
Мне пришлось бы каждый день мотаться за сорок километров в переполненном автобусе в город и возвращаться вымотанной по самое не могу поздно вечером, поскольку добровольно-принудительным, а на самом деле обязательным, условием обучения в лицее было посещение платных курсов чуть ни по всем предметам. И тогда прощай уютное сидение по нескольку часов в день с английским, русским, математикой и историей, прощай стадион и классика, прощай «Красные буковки» и «футбол» с Санькой, не говоря уже о нормальном питании, сухих ногах и здоровом горле. Плавали, знаем.
Я в качестве эксперимента так отъездила первое полугодие восьмого класса, когда встал вопрос о подготовке к ОГЭ. То еще удовольствие. А если приплюсовать к этому немалое количество «откинувшихся» из мест заключения, ездивших на работу в город тем же автобусом, то угроза подцепить поднимавший в наших краях голову туберкулез не выглядела призрачной.
Глеб прошел к своему месту, поднял руку с телефоном над головой и демонстративно сохранил запись.
— А у нас учебников нет, — кокетливо «обворожительно» улыбнулась Глебу Ленка, выставив в проход стройную длинную ножку, обтянутую телесного цвета блестящими колготками.
Не сказать, что мне немедленно захотелось дать подружке пинка, но нечто подобное я испытала.
— Вон они, на полке, — вдруг буркнул почему-то решивший сменить тактику поведения Колька. — Мэй ай раздать? — продемонстрировал он зачатки знаний английского.
Чего это с ним? Не к добру… Иващенко — еще та сволочь.
— Yes, be so kind, hand out the textbooks, — ответил Глеб.
— Чо? — не понял Иващенко, а я решила, что пора прекращать умничать, поскольку крайне самолюбивый Колька терпеть не мог, когда не выглядел в наилучшем свете перед зрителями. Раз уж он пока решил не вставать в позу, то стоило промолчать, но Глеб, не просекая ситуацию, вдруг повернулся ко мне:
— Can you translate my words to your classmate?
Класс притих, не понимая ни единого из этих самых «words», но напряженно следя за разворачивающимся спектаклем.
Меня бросило в пот: за исключением отца и экзаменатора на ОГЭ, мне еще ни разу в жизни не доводилось ни с кем вести устный диалог. Ох, как ляпну сейчас что-то не то… да еще с моим произношением… А вдруг я неправильно поняла «hand out»? Ой, мамочки…
Но поздно метаться, рыбонька, раз попалась в сети. Это еще с крючка можно сорваться, разорвав нёбо и губы в клочья. Добро пожаловать на сковородку, раз довыделывалась.
Я поднялась и, запинаясь, стараясь как можно правильнее выговаривать, произнесла, глядя в лицо мучителя:
— Если я правильно поняла… вы предложили моему… классному товарищу — «classmate», чтобы он «hand out» — вручил, то есть раздал, «textbooks» — учебники.
Глеб кивнул:
— Quite right. Sit down, please.
Я с облегчением плюхнулась на место.
— Ты взаправду понимаешь, что он говорит? — шепотом удивилась Ленка, разглядывая синяк на моей физиономии.
— Нет, блин, — еще тише огрызнулась я, памятуя о блестящих колготках на длинных ногах. — Мне «пятерку» по ОГЭ и грамоту за «особые успехи в изучении» просто так подарили — надо ж поддержать сельскую дурочку хоть немного. И сделай милость, засунь свои роскошные ноги обратно под парту. Поглубже.