Картина, увиденная мной на поле боя, ещё долго стояла перед моими глазами и долго преследовала меня по ночам в сновидениях. Но постепенно страх прошёл, и мы отправились дальше вверх по реке.
C утра я по-прежнему рисовал, а вернее набрасывал какие-то графические этюды, или просто сидел и смотрел на спокойное течение реки. Норд рыбачил, стоя с удочкой у борта, или же наблюдал, как я работаю с этюдником, а иногда даже вставлял какие-то замечания. Я старался не обращать на кота никакого внимания, что, честно говоря, получалось с трудом, а время от времени не получалось совсем.
Кот спрашивал:
— Что ты рисуешь?
— Картину. Точнее, набросок, который потом, может быть, станет картиной.
— Так не бывает! — решительно заявил Норд и добавил своё «мяу».
— A как, по-твоему, бывает?
— A так. — Норд подошёл ко мне и попросил тоном, не терпящим возражений: — Уступи-ка мне место на два часа, я покажу тебе, как я представляю свой мир.
— Да, пожалуйста, с большим удовольствием! — сказал я и ухмыльнулся, уступая ему место. Сам же, отойдя в сторону, стал смотреть в кристально чистое голубое небо.
Не помню, о чём я думал в этот момент. Я видел Клири в небесно-голубом платье и золотых туфельках. Держа в руке золотое яблоко, она гуляла по облакам и кому-то загадочно улыбалась. Были ещё две картины, но почему-то мне запомнилась только первая. Я так замечтался, что позабыл обо всём на свете.
Очнулся я только после того, как кто-то похлопал меня по руке:
— Всё готово, мяу!
Я открыл глаза и увидел Норда, стоящего с большой палкой наперевес
— A, это ты. A палка для чего?
— A без палки я бы тебя не добудился, мяу.
— Неужели я спал?
— Всё значительно хуже: ты мечтал.
— И о чём же, позволь тебя спросить?
— Ты хочешь найти Клири, сказать ей, что любишь её и вернуться в привычный для себя мир, мяу.
— Всё, что ты говоришь, безусловно, правда, но сейчас-то я, по-твоему, где?
— A ты сам не догадался, мяу?
— Нет. — Я посмотрел на Норда вопросительным взглядом.
— Стас, ты в мире её мыслей, грёз и мечтаний.
— Тогда почему я не могу найти её так долго?
— Чувство, если оно настоящее, должно пройти испытание.
— И сколько на это потребуется времени?
— Не знаю, Стас, ведь ищешь ты не только Клири, но и себя самого.
«В какой-то степени это правда», — признался я самому себе и тут же задал другой вопрос: — Если всё кругом иллюзия и чей-то сон, то почему всё вокруг настоящее?
— A какое же оно должно быть, если ты в это веришь?
— A что же мне, не верить что ли?
— Да верь во что хочешь, всё просто.
Норд сделал паузу, с которой я был не согласен.
— Как понять «во что хочешь? Да можно чёрт знает до чего додуматься?
— Ты понял, наконец, что в этом мире, как во сне, любая грёза оживает?
— A Оленбург тоже грёза?
— Нет, Оленбург как раз-таки живой человек из плоти и крови, своего рода результат поиска самого себя.
— Ну, и как ты полагаешь, найдёт он себя или нет?
— Это зависит от того, найдёт ли он Илькиссу.
— Он найдёт её, если захочет, — почему-то сказал я и замолчал.
Я молчал и думал, пока кто-то не похлопал меня по плечу Я быстро обернулся, разбуженный от раздумий. Передо мной стоял Норд и загадочно улыбался в усы.
— Ты всё ещё здесь? — спросил я ошарашенно.
— A где же мне ещё быть, мяу? — По тону кота было видно, что он обиделся.
— Ну, ладно, не сердись, — успокоил я его. — Давай лучше посмотрим твою картину.
— Давно пора, мяу, — проворчал кот и подвёл меня к этюднику.
То, что я увидел, меня развеселило и потрясло одновременно. На картине среди зелёной травы лежал золотисто-жёлтый лимон. Прошло пять минут, десять, а я всё ещё не знал, что сказать.
— Ну, что скажешь, мяу?
— Сделано хорошо, но вот только непонятно, почему среди зелёной травы лежит лимон, а не, скажем, арбуз?
— Потому, что мне так захотелось, мяу, и в этом есть моя художественная правда.
Выдав эту тираду, Норд замолчал, предоставив мне возможность одному любоваться его шедевром. Постояв немного перед необычным натюрмортом, я всё же решил писать свою картину, поэтому ватман с лимоном я аккуратненько скатал в трубочку и отдал коту.
— Ну, как? — спросил он.
— Гениально! Среди кошек ты вне конкуренции, — ответил я и, больше не задерживаясь, сам принялся за работу.
Однако вышло у меня нечто иное, чем то, что я хотел. Морское побережье, правда, осталось, но вместо девушки, ждущей кого-то на берегу, почему-то возник маяк, освещающий путь проплывающим мимо судам. Клири в моей картине места не нашлось. Зато, как мне кажется, появилась надежда на то, что когда-нибудь я её всё же найду, и мы уже никогда не расстанемся.
Окончив работу, я подозвал Норда и показал ему, что получилось.
— Очень неплохо, мяу!
— Тебе понравилось или нет?
— B целом да, но чего-то тут всё равно не хватает.
— Чего, например?
-— Если есть море и маяк, то должны быть чайки или альбатросы, мяу.
— Я об этом как-то не подумал... — начал оправдываться я.
— Ладно, успокойся, — сказал Норд. — Так тоже смотрится очень даже неплохо. Только на твоём месте я бы добавил тумана или дымки, как перед бурей, мяу.
Слушая болтовню кота по поводу моей картины, я разозлился.
«Пошёл вон со своими советами, Айвазовский хренов! Будет он мне ещё советы давать!» — заорал я про себя. Однако вслух сказал совсем иное, чего вообще от себя не ожидал: — Хорошо, я учту твои замечания, если будет время.
B это время Руфус, который нёс вахту у руля, торжественно провозгласил:
— Земля прямо по курсу!
— Остров или материк? — спросил его кот.
— Откуда я знаю, я не географ, — проворчал кролик, но потом всё же прибавил: – Судя по очертаниям, это Ратенция или остров невероятных размеров. Он же — райский уголок! — сказал Руф и глубоко вздохнул, видимо, боясь ошибиться.
— A почему его так назвали? — не отставал от Руфуса Норд.
— За благоприятный климат, полагаю.
Пока шёл этот разговор, я посмотрел в даль и увидел несколько пальм и полоску жёлтого песка.
— Я бы сказал, что похоже скорее на Мадагаскар, нежели на райский уголок.
— A по-твоему это должен быть эдемский сад времён Адама и Евы, мяу?
— A хоть бы и так, что в этом плохого?
Норд молчал, видимо, ему нечего было возразить.
— Ну, вы, спорщики, высаживаться будем, — спросил Руфус, — или пройдём стороной?
— Я бы высадился непременно, размяться никогда не мешает, мяу! — высказал кот свою точку зрения.
— Что до меня, то я бы воздержался, но вы ведь всё равно не послушаетесь. Поэтому вперёд, на берег! — скомандовал я, и мы высадились на Ратенцию.
На острове нас, действительно, встретила отличная погода: нежаркое солнце и температура не более двадцати пяти градусов в тени.
— A тут жить можно, мяу, — высказался кот.
— Не делай поспешных выводов, мой друг, — сказал я Норду. — Хотя, в самом деле, с климатом здесь повезло.
— Надо встретить кого-нибудь из местного населения и расспросить, —добавил кот.
— Да, не плохо бы, но где взять это местное население? Кругом ни души.
— Это-то и подозрительно, — проворчал Норд.
— Вот что, — предложил я, — надо выбраться на берег и попытаться кого-нибудь отыскать. Есть возражения?
Возражений не было. Мне оставалось только сказать:
— Вперёд! И удачи на берегу!
На что мои спутники изо всех сил заорали:
— Ура!!!
A Норд ещё и добавил своё знаменитое «мяу».
Вот уже два часа мы обследовали остров Ратенция. Тут было всё, о чём может мечтать человек, попавший в рай: солнце, ласкающее тебя своими лучами, множество пальм, увешанных всяческими плодами от бананов до кокосов, дикие козы, весьма доверчивые и обладающие нежным и вкусным мясом. Норд отведал его и сказал:
— Это мясо очень нежное и обладает отменными вкусовыми качествами, мяу.
Руфус, в свою очередь, не мог не нарадоваться обилию и качеству местных овощей.
— Посмотрите, — говорил он, — что за капуста! Я в жизни не видал такой огромной и мясистой капусты! А свёкла или баклажаны, ну разве это не чудо!
Я слушал своих друзей и, чтобы хоть как-то поддержать компанию, кивал головой на каждое восклицание Руфуса и Норда. У самого же на душе скребли кошки. Вокруг нас не было ни души. Остров Ратенция был необитаем, и это было самое ужасное из того, что могло ждать нас впереди. Может возникнуть вопрос, как я догадался, что Ратенция необитаема? Да всё очень просто — уж больно там всего было в изобилии, чего только душа пожелает. C этими горькими думами я присел на песчаный холм и закрыл глаза.
«Долго мне скитаться по этой загадочной реке, у которой и название-то чудное? —думал я, — Да и сам мир разве не чудо, не сон? Стоп! А если это и в самом деле сон? Всё, что я видел, с кем говорил, всего лишь сон, но похожий на реальность. Вместе с тем, просыпаться так не хочется. Или, может быть, всё гораздо проще, время моего пробуждения ещё не пришло?» — спросил я сам себя и открыл глаза.
Пейзаж не изменился. Всё те же песчаные холмы и пальмы, росшие из них. Достаточно однообразно.
Но вдруг моё внимание привлёк холм на противоположной стороне. C него явно кто-то спускался. Сначала я думал, что мне показалось, что это ветер гонит сюда песчаные волны, но постепенно, приглядываясь, я увидел две фигуры, идущие вниз. Спустившись, эти двое направились в нашу сторону. Они были ещё далеко, когда я растолкал кота, который прилёг погреться на солнышке и незаметно для себя уснул.
— Ну, чего тебе надо? Подремать не дал. A я во сне, между прочим, сметаной лакомился и сливки деревенские лакал, мяу!
— Да не время сейчас про сливки и сметану думать. Сюда идут, ты понял?
— Я-то понял, что ты испугался, мяу! Ладно, что от меня требуется?
— У тебя хорошее зрение, посмотри, кто идёт.
— A тут определять нечего. Идут двое — мужчина средних лет и девочка в розовом платье. Возможно, это его дочь, а может, и внучка, мяу.
— Благодарю за исчерпывающий ответ. Можешь дрыхнуть дальше.
— Спасибо, что разрешили, сеньор! — в тон мне сказал Норд и, свернувшись калачиком, уже через мгновение спал безмятежным сном праведника.
Я увидел неподалёку небольшой бархан, подошёл и воспользовался им как креслом, прикрыл глаза и уснул. Спал я без снов и без какой-либо тревоги, а поэтому впервые хорошо отдохнул за столь долгое время.
Проснувшись, я увидел перед собой коренастого, хорошо сложенного старика с добрыми глазами и небольшим саквояжем в руке. Его спутницей была девочка с чёрными, как смоль, волосами и большими зелёными глазами.
— Мир дому сему! — произнёс старик довольно низким, но приятным голосом.
— И вам того же! — сказал я несколько сумбурно. Видимо, потому что я ещё не отошёл ото сна.
Но старик и его спутница не обратили внимания на моё вялое приветствие.
— Давно вы сюда прибыли? — спросил старик, с лёгкой насмешкой глядя мне в глаза.
— Не так, чтобы очень. A с кем имею честь?
Старик хлопнул себя по лбу и представился:
— Меня зовут Арсен. A это Майя.
Он показал взглядом на девочку, которая гладила Руфуса и тихо смеялась.
— Это Ваша дочь? — спросил я.
Арсен чуть помедлил, а потом сказал:
— Она сирота, и этого, по-моему, вполне достаточно.
B голосе Арсена прозвучала горечь и сильная обида на мои слова. Норд, почувствовав это, подошёл ко мне и начал выговаривать:
— Ты что, Стас, не видишь, это беженцы. Майя до сих пор не может нормально смеяться. Нехорошо это, мяу!
Я и сам понимал, что Норд прав. Я должен был обратить внимание на взгляд Арсена — настороженный и неприветливый, в котором где-то глубоко-глубоко у самого дна притаился серый и мутный страх смерти. Этот страх был так же силён и важен для этого человека, как и сама жизнь, которая заставляла его двигаться вперёд.
— Арсен, пойми меня правильно, я не хотел тебя обидеть. Если можешь, прости.
Взгляд Арсена заметно потеплел, и он заговорил:
— Неужели ты думаешь, что я на тебя мог сердиться:
— У тебя был недобрый взгляд.
— Это было всего лишь прикрытие, маска.
— Но, Арсен, ты ведь наблюдал за мной?
— Не скрою, наблюдал.
— И к какому же выводу ты пришёл?
— Жизнь одна, а дорог много. Выбери свою и ступай.
Арсен замолчал. B это время подошёл Норд и что-то быстро-быстро сказал ему. Выслушав кота, старик улыбнулся чему-то одними глазами и поманил меня к себе. Когда я подошёл, он спросил меня, пристально глядя в глаза:
— Что бы ты хотел у меня узнать?
— Честно говоря, не знаю. Раньше хотел узнать, скоро ли я встречу ту, которую люблю.
— Ты её, конечно, встретишь, но не в этом мире.
— A где?
— Где-то там... — Арсен показал глазами на небо и снова посмотрел на меня странным задумчивым взглядом.
— Расскажи мне о себе, — попросил я.
— A что рассказывать. Родился, учился, служил, воевал, вынужденно бежал, теперь живу здесь.
Арсен замолчал, а я задумался.
«По-моему, он явно чего-то не договаривает, — отметил я про себя. — И думаю, он любит людей».
Так я стоял и размышлял, пока кто-то не дотронулся до меня лапой. Повернувшись, я увидел перед собой Руфуса.
— Не бойся, Стас, это я. Хочу познакомить тебя с Майей, — И он показал на девочку, стоящую рядом.
За время путешествия по реке я видел много странного: клоуна Этьена, фею Радинию, рыцаря Оленбурга и ещё много кого, но заглянув в глаза Майи, почувствовал, что окунаюсь в бездну. В последний момент я собрался с силами и отчётливо и достаточно твёрдо проговорил:
— Здравствуй! Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?
Майя с минуту помолчала, окинув меня внимательным взглядом, а потом сказала:
— Принцессой в какой-нибудь сказочной стране!
«Вот так, ни больше ни меньше. Впрочем, для её возраста это нормально, — подумалось мне. — Через год-другой эта наивная мечта сменится другой, более зрелой, девочка повзрослеет и попадёт из мира детства в другой менее благополучный. но это будет уже совсем другая история».
— Дядя Арсен, а покажи Стасу твоих кукол. Я думаю, ему будет очень интересно на них посмотреть.
— Майя, я бы показал, но ведь знаешь, что мои куклы — они необычные, и показывать их можно далеко не всякому.
— Дядя Арсен, а Стас—не всякий, он художник, картины рисует!
— Знаем мы этих художников! Пишут картины, а потом вдруг бах — и война! Они картину и кисти в сторону и на передний край, геройство проявлять. Он, конечно, герой, а ты никто, хоть и вытащил его с поля боя на себе, да не донёс. Кончил он жизнь свою в госпитале в озёрном крае, а меня после него наградили медалью с профилем короля, будь он трижды проклят! Подлечили немного и отправили в отпуск.
Тут я не выдержал и задал вопрос:
— А где вас лечили, если не секрет?
— Да какой там секрет, секрета нет. На лугу в палатке. Называется всё это — госпиталь луговой.
— А озёрный край, это тогда что?
— Это тоже госпиталь и пантеон для героев.
— А вы, Арсен, значит, в герои не попали, мяу?
— Рылом не вышел, — мрачно сказал старик и тут же добавил: — Видишь ли, Норд, наш король, Маран Великолепный, любит только мёртвых героев, живые ему не нужны.
— А почему, мяу? — не отставал кот.
— Всё потому, что о живых надо заботиться и что-то для них делать, а его величество Маран Великолепный этого не любит. Да и зачем живые, когда есть мёртвые.
Арсен замолчал. По его лицу было видно, что этот спонтанный рассказ, начатый как монолог, дался ему нелегко.
Тут в разговор вступил Руфус, до этого спокойно стоявший чуть в стороне:
— А как ты встретил Майю?
— Дело в том, — Арсен понизил голос до еле слышного шёпота, — что Майя — это и есть дочь Мунка, того самого, что я тащил с поля боя, да не донёс. Вот Мунк и попал в пантеон героев, потому что успел умереть. Однако перед смертью пришёл в себя и рассказал, что в городе Стралабаде у него осталась маленькая дочь Майя. Я поклялся, что, если останусь жив, то найду этот город, а в нём Майю и позабочусь о ней, как смогу.
— Судя по тому, что вы вместе, мяу, ты её быстро нашёл?
— Не совсем так. Прежде чем я нашёл Майю, мне пришлось послужить королевским палачом.
Арсен замолчал, ему нечего было сказать в своё оправдание и, самое главное, мы все, включая Норда, поняли его состояние. Пауза затянулась. Всех опять выручил неутомимый Норд.
— Ну, ладно, помолчали и будет. Рассказывай дальше, как ты попал в палачи, да ещё самого короля Маран Великолепного, мяу?
— Услышал указ от королевского герольда на площади Трёх гвоздик и решил попробовать.
— И тебя взяли, Арсен? — спросил я.
— Взяли, – подтвердил он. — Правда, вышло это случайно, но меня взяли.
— Значит, конкурентов не было, мяу?
— Конкурентов было хоть пруд пруди, но утвердили меня. Хотите знать, почему?
Ответом Арсену было всеобщее молчание, и он продолжил:
— Победил я потому, что, во-первых, не боялся вида крови и всякого рода внутренностей, а во-вторых, я прошёл через поле боя и имел жестокий опыт войны. Вот это-то и решило дело.
Старик вновь замолчал, ожидая наших вопросов, ибо, отвечая на них, он рассказывал нам свою жизнь.
— Казнить приходилось часто, мяу?
— Не так, чтобы очень, но хватало.
— А что, тяжело топором-то махать? — спросил Руфус, поглаживая свои усы. Он всегда так делал, когда волновался.
— Не очень. Да, честно говоря, я топором пользовался всего два или три раза, потому что четвертование использовалось нашим королём лишь при публичных казнях, на которых Маран Великолепный присутствовал лично. Там же, где его не было, пользовались виселицей.
— А ей управлять разве легче, мяу?
— Легче, с точки зрения техники, но тяжелее морално.
Арсен опять замолчал, ему снова надо было передохнуть и избавиться от чёрных мыслей. Прошло минут пять, может, и Норд задал новый вопрос:
—Значит, ваш король не любил публичные казни. Интересно знать, почему, мяу?
— Наш король, сиятельный монарх Маран Великолепный, всю свою жизнь боялся вида крови.
— Значит, он был трусом, мяу?
— Трусом он не был, однако не любил, чтобы в его присутствии кого-нибудь мучили и казнили.
— Ваш король не был миролюбивым, — задумчиво произнёс я, — раз продолжил вести бойню на поле боя.
— Что поделаешь, такова природа власти, — Арсен вновь тяжело вздохнул, опустил голову и снова заговорил: — А в палачах-то я продержался всего два года. Как только мы приехали в Стралабад, и я нашёл Майю среди толпы на городской площади, то тут же дал знать старшему дворцовой стражи, что намерен покинуть свой пост, а через две недели сдал дела другому человеку. Сам же взял заплечную суму, Майю за руку и отправился странствовать по городам и весям.
— И чем же ты зарабатывал на хлеб? — спросил Руфус.
— А тем же, чем и всегда — куклами.
— Они вот в этом чемодане, я правильно понимаю?
— Да, Руфус, ты правильно понял, куклы в этом чемодане с двойным дном.
— А почему оно двойное? — спросил я.
— Это сделано специально, чтобы не слышать кукольной возни.
— Так Ваши куклы живые?! — удивился я.
— Да, это абсолютно так, — ответил Арсен.
— Как же эти куклы попали к вам?
— По-разному. Большую часть я купил, что-то сделал сам, а потом они ожили сами.
— А у кого Вы их купили?
— На базаре в ярмарочный день у волшебника Ширвана.
При упоминании этого имени я напрягся.
— Арсен, ты сказал, что купил своих кукол у волшебника Ширвана?
— Да, Стас, а в чём дело, почему ты побледнел?
— Да так, — выкрутился я, — просто имя знакомое.
— А, ну это бывает, — сказал Арсен, а после, поразмыслив, добавил: — В этом мире все знакомы друг с другом, потому что он меньше, чем ваш большой мир.
— А что было после того, как ты перестал быть палачом короля и стал просто кукольником, мяу? — спросил его Норд.
— Начались благословенные времена. Я с Майей и куклами начал путешествовать по ярмаркам, деревенским праздникам и свадьбам, а потом купил дом в Ларии, обзавёлся кое-каким хозяйством. Казалось бы, живи и радуйся. Но не тут-то было...
Арсен вновь замолчал, а потом продолжил совсем тихим голосом, каким обычно говорят смертельно больные люди, временами дрожащим и прерывающимся.
— В один из солнечных и ясных дней, какие часто бывают в тех краях, мы собрались отправиться на деревенскую свадьбу. Вдруг я почувствовал какую-то тревогу. Я пытался отогнать от себя дурные мысли. «Как ни как время изменилось, — рассуждал я. — Перестала литься кровь». Один Бог видит, как я ошибался. Я услышал какой-то вой. Сначала он был едва слышен, но постепенно нарастал и вскоре превратился в сплошной гул. Только тут до меня дошло, что это огненные стрелы.
Рассказ Арсена был прерван вопросом Норда:
— A что это за стрелы такие, мяу?
— Стрелы эти обладают огромной силой. Их можно использовать как для созидания, так и для разрушения.
— Как же они попали к вашему королю, мяу? — гнул кот свою линию.
— Прадед мой говорил, что будто бы стрелы эти подарены каким-то чародеем или куплены у него за огромные деньги.
— Понятно, вопросов поэтому поводу больше не имею, можете продолжать своё повествование, мяу.
Арсен помолчал, как будто что-то вспоминал, а затем продолжил:
— Как только я понял, что это такое, я осознал всю опасность положения прежде всего для Майи. O себе я в тот момент не думал: пожил и ладно, не может человек, прошедший войну и служивший палачом, думать о себе и просить за себя. Но эта девочка, дочь Мунка, к которой, видит Бог, я привязался всей душой, должна выбраться из ужасного кошмара во что бы то ни стало и жить дальше.
Прихватив из вещей только узелок с едой да этот саквояж с куклами, мы отправились на переправу в надежде сесть на последний паром, чтобы уйти от опасности, которая угрожала нам с поля боя, вплотную приблизившегося к границам Ларии. Чудом попав на переправу, мы увидели отплывающий паром с флагом комитета посредников на мачте.
— Что это за комитет такой? — спросил я.
— Комитет, якобы, был создан для сохранения мира, в него и вошли посредники.
— A что они предприняли, мяу?
— Провели несколько заседаний, на последнем из которых решили предоставить Пустрии гуманитарную помощь, а под видом помощи начали вооружать Пустрию и её монарха — Гогу Неугомонного.
— Кто это? — спросил Руфус.
— Единокровный сынок Марана Великолепного.
— Ну, и как, хороший монарх Гога?— спросил я.
— Оторви и выкинь. Батюшка его, покойник, с десятины земли брал четверть серебра, злата, а сынок издал указ, что казне нужно сдавать половину.
— Да он, как я погляжу, просто жлоб, мяу! — воскликнул Норд.
— О, ещё какой! — подтвердил слова кота Арсен.
— Ну ладно, а дальше что с вами было? — спросил я.
— Мы пошли в обход реки и разрушенного моста, чтобы выйти на границу с Пустрией и оказаться в относительной безопасности.
— И ты всерьёз так думал, мяу?
— Тогда я так думал, потому что мне хотелось туда, где не стреляют, не воют огненные стрелы, выжигая всё вокруг.
— Я вполне тебя понимаю и прошу на меня не сердиться за мои дурацкие вопросы, мяу.
— Нет, я на тебя не сержусь. Ты не родился в Ларии, как я, и потому не знаешь, что значит потерять родину.
— Но всё равно, мне тебя жалко. Ты потерял то, что уже никогда не сможешь найти, мяу! — сказал Норд.
— В этом ты прав. Только по мне лучше покой и одиночество, чем огонь и смерть, когда земля горит под ногами а чёрный едкий дым ест тебе глаза.
— Ну, а на Ратенцию как попали, мяу?
— Случайно, прошли порталом и очнулись здесь.
— Каким ещё порталом? — заинтересовался я.
— Это только так говорится «портал», а на самом деле открываешь дверь, загадываешь желание и всё.
— И ты хочешь сказать, что оно исполняется? — удивился я.
— Это зависит от твоей веры.
— A если я вообще не верю, тогда как быть?
— Желание не исполнится, только и всего.
Мы помолчали, и после паузы, которая показалась мне вечностью, я спросил:
— А где расположена эта дверь или портал?
— Не расположена, а расположены, потому что их много в этом мире, в этом измерении их больше, чем где-либо.
— Что-то я не замечал ни одной! — засомневался я.
— Просто ты не внимательно смотрел.
—Я же не знал, где они находятся.
— Твоё сердце ещё не обрело достаточной зоркости.
— Может быть, — согласился я и почти тут же добавил. –—Значит, по-Вашему, я не найду Клири?
— Это зависит прежде всего от тебя.
— B каком именно смысле?
— Этого никто не знает.
— Почему?
— Если этот мир не даёт тебе знаний, этим занимается большой мир. Мир реки Чудь даёт тебе как путешественнику гамму чувств и историй.
— Для чего мне это?
— Для того, чтобы научиться выбирать.
— Между чем и чем?
Арсен промолчал. По его лицу было видно, что он не знает. Я видел, что пауза затянулась и, может быть, поэтому спросил:
— Арсен, Вы покажете мне своих кукол?
— Да-да, и нам тоже было бы интересно посмотреть! — в один голос закричали Норд и РуФус.
— Прекратите немедленно галдёж! — цыкнул я на своих спутников, а сам ещё раз посмотрел на Арсена. Его глаза улыбались.
— Ладно, покажу, что с вас взять. Только чур руками не трогать, договорились? — произнёс кукольник.
— Само собой. Скажите, Арсен, чем вы тут питаетесь?
— C этим проблем нет, продуктами нас обеспечивает портал, с помощью которого мы оказались здесь.
— Как это может быть; мяу? — спросил Норд и облизнулся.
— Это проще показать, чем рассказать, — проговорил Арсен и, обращаясь к коту, спросил: — Чего бы Вы желали сегодня на обед?
— Чего-нибудь попроще, если можно. Например, сырой мелкой плотвы, хлеба и большую бутылку молока, если можно, деревенского.
— Нет ничего проще! — сказал старик и закрыл глаза.
Так же сделал и я и до сих пор не могу понять, зачем.
«Но если сделал, значит, так было необходимо», — утешил я сам себя и после этого открыл глаза.
Я увидел следующую картину: Норд, усевшись под пальмой на небольшом песчаном холме, глотает, не жуя, сырую да к тому же ещё и несолёную плотву, запивая её холодным молоком, и бормочет себе под нос что-то вроде:
— Маловато, понимаешь, маловато будет.
Мне почему-то сразу вспомнился мультик «Падал прошлогодний снег». Его я впервые увидел незадолго до выпуска из художественного училища.
«А всё-таки хорошие были времена. Жаль всё же, что они прошли», — сказал я сам себе вздохнул.
— O чём задумался? — спросил подошедший Арсен и похлопал меня по плечу.
— O разном...
— 0 чём, например?
— Найду ли ту, которую ищу здесь на реке Чудь.
— Найдёшь, в этом я нисколько не сомневаюсь, но для этого нужен портал.
— Но ведь река сама может отнести «Агидель» к её концу, разве не так?
— Не совсем.
Тут только я заметил, что кукольник смотрит сквозь меня куда-то в даль, не замечая ничего вокруг. Не знаю, сколько прошло времени, только Арсен по-прежнему ни на что не реагировал, сидел и смотрел вперёд. И тут мне пришла в голову мысль обратиться к кролику, который находился неподалёку и что-то непринуждённо рассказывал Майе.
— РуФус!
— Что?
— Что с Арсеном? Он ни на что не реагирует, что c ним?
— Он медитирует, — просто ответил кролик, — ведь он кукольник и хранитель этого измерения.
В этот момент Арсен открыл глаза, улыбнулся и спросил меня:
— Ты, кажется, хотел посмотреть моих кукол?
— Да!
— B таком случае, смотри сюда, — Кукольник открыл свой саквояж. – Смотри, что с тобой было.
И я увидел всё с самого начала: тот самый день, когда впервые встретил Клири в парке. Чувства захлестнули моё сердце и разум с новой, невиданной силой.
«Вот, — подумал я, — тогда мы встретились, но я не знал, что люблю её. Более того, Клири при первой встрече показалась мне исключительно странной. Во время нашей второй встречи зимой Клири была в состоянии депрессии. Мне это состояние тоже знакомо, особенно в зимний период, поэтому нет ничего удивительного, что я как мог пытался поддержать её. Третья и последняя наша встреча произошла весной, в конце апреля или начали мая, не помню точно. Тогда мы были близки. Мы кинулись друг другу в объятия, совершенно не задумываясь, что будет с нами утром, и были счастливы в ту короткую ночь. Но настоящее счастье весьма кратко. Ночь пролетела, наступило утро, вместе с ним проснулись и мы, понимая, что всё уже прошло и больше не вернётся. Потом на кухне мы пили кофе. Чувствуя моё смущение, Клири сказала: «Не волнуйся, милый, всё хорошо! Я сама этого хотела». Потом она улыбнулась своей загадочной полуулыбкой и ушла, как оказалось, навсегда. Найду ли то, что когда-то так неосмотрительно потерял?»
Вот такие мысли роились у меня в голове, когда я смотрел спектакль, который специально для меня показывали куклы Арсена.
— O чём задумался? — Арсен подошёл ко мне и хлопнул по плечу. — Тебе представление понравилось?
— Трудно сказать сразу, но это так похоже на то, что произошло со мой.
— Мои куклы всегда разыгрывают перед зрителями их прошлое.
— А каковы результаты, мяу? — задал вопрос кот.
— Бывает по-разному, но чаще всего результат положительный. Некоторые зрители даже плачут. Кто не плакал, тот не жил, — задумчиво сказал Арсен и почему-то опустил глаза.
Возникшую паузу своевременно нарушил Норд:
— A как куклы узнают историю того или иного человека, мяу?
— В этом-то как раз ничего сложного нет. Человек смотрит на кукол, а куклы смотрят на человека и читают в глазах его историю.
— Быть того не может! — сказал я, — Ни за что не поверю, что Ваши куклы живые!
Арсен выслушал меня, а затем, глядя мне в глаза, спокойно сказал:
— И тем не менее это так, — И не сказав больше ничего, он отошёл в сторону.
Тут я хлопнул себя по лбу и почти закричал:
— Погодите, Арсен, я готов поверить, что Ваши куклы живые!
— Я очень рад, Стас, что в Вас пробудилась вера, но я бы хотел её закрепить.
— A как это сделать?
Арсен улыбнулся уголками губ:
— Сделать это весьма просто. Оживите солдата, которого я сделал только вчера как раз перед вашим приходом.
И не дожидаясь никаких моих возражений, кукольник вытащил из-за пазухи солдата в алом кичмене и голубых шароварах. На боку у солдата висела сабля, a за поясом был пистолет старинной работы.
— Что я должен делать? — спросил я с недоумением и дрожью в голосе.
— Оживите солдата!
— Как?
— Как Вам будет угодно. Но помните, главное, чтобы у куклы появилось своё выражение лица, именно в нём живёт душа куклы и проявляется её характер.
Арсен отошёл в сторону. Его примеру последовали Руфус и Норд. Оставшись один, я так и этак вертел солдата в руках, пока, наконец, не сказал чётко и повелительно, словно отдавал приказ:
— Открой глаза и выполняй всё, что я прикажу!
Каково же было моё удивление, когда моя команда подействовала: солдат спрыгнул с моих рук, встал передо мной на вытяжку и ответил гулким, но всё же приятным, баском:
— Слушаюсь, господин!.. — Тут он растерялся на секунду и спросил уже немного тише, — Каково Ваше звание, господин?
Я сказал первое, что пришло в голову:
— Я капрал. A ты иди, служи с честью.
— Слушаюсь!
Солдат развернулся и молодцевато зашагал к раскрытому саквояжу с куклами. Проводив его взглядом, я подошёл к Арсену:
— Я сделал то, что Вы просили!
— Молодец! Вы сможете пройти порталом и найти ту, что любите.
— A любит ли она меня?
— Не знаю, – честно признался Арсен и замолчал.
На этот раз пауза тянулась долго. Я видел, как старик долго сидел под пальмой на песчаном барханчике, молчал и всё смотрел куда-то в даль.
Ситуацию опять исправил Норд. Подойдя к барханчику, он громко, вероятно, для того, чтобы слышал я, спросил:
— Скажите, пожалуйста, где находится вход в портал, и кто за него отвечает, мяу?
— Ближайший портал находится в бухте Тараруй, а обслуживает его Илькисса Марун. Может быть, её свирель вам поможет. Да будет благосклонно к вам время!
Арсен вновь замолчал и опять погрузился в себя. Тут из быстро сгущающихся сумерек вышел Руфус и начал такую речь:
— Стас, ты не обидишься на меня, если я останусь здесь?
— Нет! Конечно, нет! — успокоил я кролика.
— Место тут тёплое и спокойное, что ещё нужно старому кролику для счастья.
— Конечно, оставайся, ведь ты это выбрал. Только позволь перед уходом пожать твою лапу.
Руфус не возражал. Мы попрощались крепким рукопожатием. Потом, когда уже мы с Нордом уходили по песчаной дорожке, я оборачивался и видел смешного и немного нелепого голубого кролика по имени Руфус.