Савкин овраг. Легенда. Часть 5

Марина Егорычева
   
   Один раз Савка со своими товарищами поймали на большой дороге боярского слугу и взяли с него большой выкуп медными монетами. Обрадованные богатой добыче, они как обычно пришли в кабак в Котлы поздно ночью. Алена посмотрела зорким взглядом на деньги и определила, что они фальшивые.
   - Как фальшивые?
   Разбойники недоумевали, получалось, что это их сегодня провели.
   - Да так, - отвечала хозяйка, - нужно быть внимательнее, сейчас очень много фальшивых монет чеканят. Уже слуги царевы рыскают повсюду, ищут фальшивомонетчиков.
   - Так то был боярский слуга!
   - Боярский? – Алена рассмеялась. – Так бояре-то фальшивую монету и чеканят в большом количестве!
   - А что же царь? – расспрашивали дальше молодцы умную женщину.
   - А что царь! Разве может он всех своих бояр в тюрьму посадить? Да его тесть фальшивую монету чеканил и об этом ему доложили. Опечалился, конечно, государь, но ему ничего не сделал!
   - Ах, вон оно как! – возмущались разбойнички. – Что же это делается? Выходит, это не мы воруем, это бояре у простых людей воруют?
   Тимофей и Андрюшка стали попивать вино, а Алена и Савка сидели от поодаль в углу. Алена продолжала рассказывать сплетни.
   - А ещё говорят бабы ( а им Сковородка рассказывала), что царевны с певчими живут! - шептала тихо она Савке, а глаза её горели нездоровым бабьем любопытством. - А как народятся у них дети - отдают их певчим дьякам!
   Савка аж передернулся. Он стал осматриваться по сторонам.
   - Ты чего несешь?! А если услышит кто? И думать об этом не смей! А как услышишь, кто говорит - сразу прочь беги!
   - Да что ты меня за дуру держишь? - не унималась Алена. - Я же только тебе рассказываю!
   

   Алена не была далека от истины, рассказывая про фальшивые деньги. Бояре действительно были взяточниками, а тесть Алексея Михайловича был уличен в чеканке фальшивой монеты. Уже доложили о том царю.  Ещё через несколько минут, казалось, царский гнев должен был обрушится на голову его ближанего родственника. Но тут доложили, что великая государыня, которая была как раз на сносях, слёзно просит принять её, и гнев царский тут же прошёл.
   - Чего стоишь, проси скорее! – крикнул он докладчику.
   Встал великий государь навстречу своей царице, увидел её опечаленное лицо, и тут же обещал исполнять всё, чтобы она ни попросили.
   - Великий государь! Окажи мне милость! Пощади моего отца!
   - Всё исполню, радость моя! Только не печалься!
   Дело, конечно, замяли, но народ всё равно про то узнал.
   В народе кипело возмущение. Чеканка медных монет привела к инфляции, а фальшивых денег – к еще большей. Посадские стали разоряться, недовольны были и служилые, так как им тоже выдавали жалованье медной монетой.  Налоги же необходимо было платить серебряною монетою.

   Савке и его товарищам как-то стало скучно, и они решили пойти в Москву. У них на случай были припасены фальшивые документы. Решили они на этот раз погулять как господа, а платья богатого у них уже было достаточно. Савка решил выдавать себя за сына боярского, получившего увечья и бывшего проездом в Москве по возвращению в свою дальнюю деревню. Пригодилась ему на этот случай грамотка, которую потерял один военный. Ванька должен был быть его слугой, а Андрюшка и Тимошка выдавали себя за слуг купеческих, приехавших в столицу по делам. На большее у них фантазии не хватило. Да и за кого себя ещё можно было выдать? Савка-то другое дело! Столько разбойничал, что почти как военным человеком стал!
   Товарищи вышли рано утром, по дороге до Земляного города их подвёз на телеге знакомый мужик, ехавший в город также по своей надобности. Проезжая Даниловскую слободу, Ванька сказал атаману.
   - Я слышал, что здесь все бабы да девки в тебя, Савка, влюблены! И в товарищей твоих тоже! Здесь постоялый двор есть, а там хозяйка, сказывают, сильно в тебя втюхалась! Может, Савка, познакомимся с кем-нибудь?
   - Потом как-нибудь! – обнадеживал атаман Ваньку. – А сегодня дело у нас в Москве.
   Телега проезжала Даниловскую слободу, а из-за ворот постоялого двора за Савкой следили женские глаза. Телега затормозила, Савка попросил купить немного кваса, так как начиналась жара. Пока Тимошка бегал к квасному месту, к телеге подошла баба с ребенком и обратилась к атаману.
   - Подержи, батюшка, моего мальчика на руках! - попросила она Савку ласково и широко улыбнулась.
   Недоуменный Савка взял малыша на руки. С точки зрения взрослого человека внешность у атамана с первого взгляда была очень даже страшной. Со второго взгляда можно было заметить его незлобливые глаза. Но ребенку Савка показался сразу хорошим дядей. Малыш заулыбался и стал хлопать Савку по бороде. Атаман выдержал некоторую паузу, во время которой улыбаясь поглядывал на ребенка, а потом переводил вопросительный взгляд на его маму. Женщина всё так же улыбалась, а потом взяла малыша к себе.
   - Спасибо, батюшка! - благодарила она атамана и собралась уходить.
   - Потница у сына твоего! Ты бы его, матушка, в ромашке искупала! - решил добавить слово под конец Савка.
   Женщина почтительно выслушала наказ и удалилась. Тимошка вернулся с квасом и телега двинулась дальше.
   - И чего она ко мне пристала? - недоумевал Савка. - Вроде детей здесь у меня не может быть ... Не первый раз уже! А ты чего зубы скалишь? Давай рассказывай, чего знаешь!
   - Да пустил кто-то слух, Савка, что ты детей от сглаза лечишь! - отвечал ему Андрюшка. - Вот бабы за тобой с дитями и бегают!
   Савка в ответ только плечами пожал от смущения. Телега далее ехала по полю, засеянного рожью.
   - Чует моё сердце, сегодня царь в Коломенское походом пойдет! – сказал Савка.
   - Это ещё почему? – спросил его Андрюшка.
   - Потому что ближе к вечеру движение было в Коломенское (Ванька всё приметил). То кареты с боярынями, то слуги княжеские, то стольники ...
   Ближе к Серпуховским воротам, миновав поля, Савка с товарищами слезли с телеги и пошли пешком. Уже у самых ворот Земляного города они увидели стоящие две телеги, груженные чем-то, а рядом с ними какой-то народ. Подойдя поближе, они поняли, что здесь идет торговля вином с воза.
   - Наливай скорее ведерко! – говорил мужичок, судя по виду ямщик. – В случае чего скажем, что лошадей поить ходили.
   - Ой! Объезжие! Текаем, ребята! – закричал другой мужичок, завидя всадников с бердышами, которые только что выехали из деревянной башни.
   И три мужика с ведрами побежали к Коломенской ямской слободе, которая находилась правее, за пределами стен Земляного города,  два остались у телег. А объезжие скрылись внутри стен.
   - А хорошее ли у вас вино? – обратился Савка к мужику, наливавшем вино из бочки.
   - А наше вино не на продажу! – отвечал ему второй мужчина. – Я – Иван Мальков, везу налоги в царскую казну из Белева за лошадиный сбор, свою рухлядь и вино. А вино - для домашнего употребления!
   Все пошли через ворота, Савка с товарищами сам по себе, а Иван Мальков со своим слугой Гришкой Афанасьевым сами по себе. Когда все вместе двигались по Ордынке, на них вдруг наехали объезжие с бердышами, сразу видно – серьезные ребята.
   - Вы какого чина люди будете? Что в телегах везете? – обратился объезжий к Малькову, а не к Савке.
   После этого две телеги с винными бочками отправились на съезжий двор на Пятницкой улице, который был расположен на подворье Серпуховского Высоцкого монастыря, а Савка с товарищами беспрепятственно пошли дальше. Они подошли к живому мосту через реку и всем открылась панорама с Кремлем, собором Покрова на рву и Торгом. Иван рот открыл, здесь он никогда ещё не был.
    Все вместе переправились по мосту и оказались на Торгу - в самом сердце шумной московской жизни. У Ваньки в глазах зарябило и под ложечкой засосало, когда к нему настойчиво в нос стали лезть запахи из разных съестных рядов.
   - Савка! А что мы здесь будем делать? А?
   - Да вот, Алена Игоревна по хозяйству просила кой-что купить, да и себя не забудем!
   - А мне можно себе чего купить? – тарахтел Ванька.
   - А можно!
   - И что хочу?
   - А чего ты хочешь?
   Этот вопрос поставил парня в тупик, сразу так он не мог на него ответить.
   - А можно я пирог куплю? Говорят, здесь самые вкусные пироги!
   - Да можно!
   - А блинов? – Ванька посмотрел в сторону Блинного ряда. – И побольше?
   - Да у Алены блины вкуснее, только вчера ели! Давай сначала по делам, а потом покормимся где-нибудь на славу.
    Савка достал записочку и стал читать.
   - Ну, чего здесь? Румяна, белила, мыло ... Я что ли буду бабий товар покупать? Ты давай, Ванька! Ты же мой слуга.
   И Савка отправил своего мнимого слугу в сторону Белильного ряда, который был рядом с собором Покрова на Рву. По дороге к Ваньке пристал было безместный поп. Он встал перед парнем и с каким-то озлоблением бросил ему в лицо:
   - Служить обедню? А то - закушу! - и поп показал Ваньке калач, держа его обеими руками.
   Ванька с перепугу побежал прочь.
    Ах, как чудесно летом на базаре! А на большом базаре просто замечательно! Ты ходишь вдоль бесконечных рядов и начинаешь понимать, что здесь есть всё! А не только блины! Тебе хочется купить и того и этого, и красивого платья, и вкусного калача! Глаза твои бегают, а рот улыбается как у ребенка, а этим пользуются карманники, неотъемлемая часть Московского Торга. Какого народа здесь только не бывает! И купцы, и дворяне, и девки, и бабы! А вот и иноземец ходит с важным видом! А вот и слуга знатного боярина, почти такой же важный как его господин! А вот и нищие! Такие же завсегдатаи, как и другие. Вон идет нищая по прозвищу Сковородка, её здесь уже давно все знают и встречают как хорошую знакомую.
   - На, Сковородка, возьми солёный огурчик! Будет чем закусить!
   - Ой, спасибо, милые мои! Ой, молиться за вас буду!
   Но ... не заладился сегодня день на Торгу, не заладился с самого утра. А началось всё с того, что пономарь церкви Николы Красный звон насыпал песку на свечи пономарю церкви Николы Большой крест в Свечном ряду. И, конечно же, по наущению мелкого беса. Этот бес всегда на Торгу жил, ещё когда все присутствующие люди, продававшие в рядах свои товары, на свет не появились.
   Сначала было ещё так, ничего, мелкие перебранки. То баба в Грибном ряду с соседкой поспорила, чьи рыжики рыжее, то мужик в Калашном ряду с соседкой поругался, потому что она своим злым видом покупателей отгоняла. Но это так, мелочь. А вот когда царь-батюшка свой родной Кремль покинул, вот тогда пошло и поехало!
   - Слышь, Семеновна! Ты не шуми, а то царь услышит! Он всё видит! Всё знает! – говорил мужичок своей соседке-торговке в Шапошном женском ряду.
   Здесь из ворот Спасской башни по мосту выехали всадники, затем строем вышли стрельцы, человек двести. Они ехали и шли по дороге в Замоскворечье и разгоняли народ.
   - Освободить дорогу! – кричали на испуганные прохожих.
   - Смотри, Илья Кузьмич! (так надо было называть Савку) И вправду царь в Коломенское собрался! – сказал Тимошка атаману.
   Выезд царя, который на этот раз шёл в поход с свое любимое село с царицей, царевичами и царевнами, был обставлен очень торжественно. Народ глазел на всё это великолепие: на стрельцов в красных кафтанах, на золоченые кареты, на красивых стольников и их коней.
   - Теперь до вечера дорога занята будет! – говорил между тем Савка своим товарищам.
   В конце концов люди на Торгу могли уже видеть только самый конец царского поезда, который покидал пределы деревянного наплавного моста.
  - Ну, всё! Уехал царь! Теперь можно спокойно торговать! – так говорили в разных концах Торга сами себе и своим соседям люди.

   Ванька пошёл к Белильному ряду, где ему было приказано купить белил и румян. Он подошёл к первой торговке.
   - А это хорошие румяна? А белила? – Ванька посмотрел на них сбоку и как будто понюхал.
   Затем парень пошёл к другому продавцу.
   - Румяна румяные? Белила белые? А?
   Пошёл к третьему.
   - Будет моя хозяйка довольна, если я твои румяна куплю?
   - Будет-будет! Всё тебе будет! – ответила ему баба средних лет. – бери давай, а то надоел уже!
   - Так белые румяна-то?
   - Белые как снег!
   И баба измазала румянами щеку Ваньке, а потом побелила другую.
   - Как придешь, покажешь свою дурацкую рожу хозяйке, так она и обрадуется!
   Ванька купил белил и румян, обтёр лицо рукавом и направился с покупкой к Андрюшке. Тот, заприметив, баб с холстами и с бирюзовым перстнем во рту, сказал Ваньке:
   - Слушай! Хозяин сказал, что надо бы ещё холстинку купить! Вон, смотри, как раз баба продаёт!
   Ванька послушно пошёл.
   - Сколько холст стоит? – спросил он толстую размалеванную бабу.
   Она чуть кольцом не подавилась.
   - Не продаю я его! – ответила парню неохотно.
   - Как не продаешь? А мне холст нужен! – настаивал Ванька.
   - Уйди, дурак! Сказано – не продаю!
   Баба начинала нервничать. Ей показалось, что она пропустила уже не одного покупателя.
   - А кто продаёт? Ты продаешь? – парень обратился к другой торговке.
   - Я тоже не продаю! Дурень!
   Рядом стоявшие люди начинали хихикать. Проходящий мимо мужик, торговавший с лотка пирогами что-то шепнул Ваньке на ухо. Парень, что-то тут же сообразив, опять подошёл к первой торговке.
   - А другое – сколько стоит?
   - Чего тебе?
   - Другое хочу!
   Эти слова почему-то вывели бабу из себя окончательно.
   - Это чего тебе другое надобно? Слышь, Акулька! Ему другое надобно! Да я на тебя время тратить не буду! У такого как ты, эдакова дурака, другого никогда и не будет!
   Баба начинала уже переходить на крик, поэтому её заметил объезжий.
   - Вот дурак-то! И рожа у тебя дурацкая! – кричала она.
   Здесь её толкнула вторая баба и указала на облаву.
   - Ну вот! Из-за тебя всё!
   И бабы кинулись прятаться между рядами. Объезжий побежал за одной из них. Она залезла под прилавок к какому-то мужику и жалобных голосом заныла:
   - Помоги, милок! Голодной смертию живот свой мучаю!
   - Что-то не похоже! Рожа-то во какая у тебя!
   - Да много ты понимаешь! – продолжала жаловаться баба.
   Простоватый мужик Герасим, которые торговал сапогами, не знал, как избавиться от непрошенной гостьи.
   - Кышь отсель! Ещё жена моя узнает! А ну пошла вон!
   И мужик полез под прилавок, задернутый покрывалом. Под прилавком началась какая-то возня. Тут неожиданно покрывало откинулось и объезжий заорал на весь ряд.
   - Попались! Все видели?! Прямо под прилавком блудное воровство творят!
   Герасим вылез наружу.
  - Это ты на меня поклеп наводишь? Да я никогда в жизни! Да у кого хочешь спроси!
   Здесь соседи мужика стали заливаться смехом.
   - А сам тихоней прикидывался! – хохотала знакомая ему баба. – Вот теперь жена твоя узнает! Лучше домой не ходи!
   Здесь непотребная баба, которую объезжий крепко держал за руку, укусила его, вырвалась и убежала. А мужик Герасим в гневе за такое свое бесчестие ударил того кулаком в лицо. Народ начинал шуметь всё больше и больше.
   В это время сконфуженный Ваньке пошёл обратно к Савке, который ходил вдоль Платяного ряда и выискивал обновки.
   - А можно мне калачи купить? – обратился он к атаману. – А то запах такой от Калашного ряда идет, что выть хочется!
   - Да купи, и побольше! – отвечал ему безразлично Савка. – А вы, двое, идите купите ещё мыла, котёл да сковородку небольшую!
   Савка ходил по Платяному ряду и увидел смешное зрелище. Один дворянин натянул на себя кафтан без рукава.
   - Где второй рукав? Я вас спрашиваю! – говорил он мужику, торговавшему кафтанами.
   Словоохотливая баба, та, которой есть до всего дела, стала сразу объяснять Савке, что здесь происходило.
   - Заказал дворянин портному кафтан, деньги отдал, ткань, пуговицы. А портной тот пьяница знатный, взял – и заложил готовый кафтан. Повёл потом дворянина выкупать заклад – глядь! А у кафтана один рукав!
   - Где рукав второй? – не унимался между тем дворянин.
   - А не знаю я! – нагло отвечал продавец. – Петрушка, ты не брал рукав?
   - Нет, не брал! Зачем мне один рукав? – так же с издевкой отвечал подручный.
   Народ кругом смеялся, портной виновато стоял рядом, комкая свою шапку в руках, а дворянин грозил всем кулаком.
   Ванька пошёл по Калашному ряду и остановился напротив одного торговца.
   - Почём калач? – спросил он у того.
   Торговка, которая стояла рядом, сердитая баба средних лет, у который из-за её характера мало кто покупал, тут же сказало своё слово.
   - Да не покупай у него! У него калачи плохи! У меня хороши!
   - Это почему у меня калачи плохи? Да у тебя никто никогда не покупает, вот ты мой товар и хаешь! – перебранивался с ней продавец-сосед.
   - Да потому что, у тебя калачи черствы, а у меня – сладки!
   - У тебя черствы, а у меня с пылу с жару! Дура!
   Наконец, не выдержав, привёл последний аргумент торговец.
   - Ах ты, такой-сякой мужик! – кричала баба.
   - Ты чего это матерно ругаешься? Указа не знаешь царского? Сейчас кликну объезжего!
   - Вот и хорошо, скажу, что ты меня щипал за недозволенные места!
   - Да кому ты нужна? На рожу свою посмотри!
   Здесь Ванька некстати решил о себе напомнить.
   - Так можно калачи купить-то?
   Здесь всю свою злобу торговцы перекинули на бедного парня.
   - А ты чего здесь делаешь? С такой рожей – да в Калашный ряд!
   Ванька пошёл прочь искать Савку, а брань в Калашном ряду только усиливалась.
   В это же время в Грибном ряду происходила брань из-за того, что покупатель отказывался платить за рыжики. Он-то плату положил на прилавок, но её стянул воришка, однако этого никто не заметил.
   В это же время в Мясном ряду уже разгорелся бой: два мужика дубасили друг другу мясными тушами.
  А в Щепетильном ряду один с виду добропорядочный мужик таскал другого за бороду.
   В Овощном ряду разгорелась драка между продавцами моркови, один грозился тут же утопить другого в Москве-реке.
   А в Крашенинном ряду продавец за какую-то провинность охаживал покупателя железным аршином.
   Нет! Не заладился сегодня день на Торгу.
   - Что-то сегодня не ладное творится! – сказали друг другу разбойнички и решили пойти в Кружало за Китаем.
   - А давай сначала квасу попьем! – стал ныть Ванька. – Только из погребка, там холодный!
   Савка согласился спуститься к погребщику за квасом. Квас там действительно был хорош. Пока ребята пили квас, в погреб спустился один толстопузый торговец, который начал тут же ругаться.
    - Зачем дорогу сундуками заставили?! Не пройти теперь – не проехать! Дураки этакие! – ругался он на погребщиков.
   Те не остались в долгу и дали сдачи.
   - А ты чего здесь бранишься? Да у тебя семь щенят в брюхе!
   Посетители, в том числе и Савка с товарищами, при этих словах так и вспрыснули.
   - Это как вы на меня сказали? Это что же такое делается! Люди добрые! За что меня так бесчестят! – начал вопить мужик.
   Во время перебранки в погреб влетел взбудораженный торговый человек и заорал: "Языка ведут!" Трое посетителей и наши разбойнички в панике стали ломиться в выход и покидать помещение погребка. Пузатый же посетитель, два погребщика и Савка остались внутри. Пузатый посетитель не смог протиснуться с другими через узкий проход и стал укрываться в сундуке, который только что ругал. Один из погребщиков залез в соседний с ним сундук, а Савка остался на своем месте, сохраняя полное безразличие ко всему происходящему. Здесь вошел Язык с двумя стрельцами. Оставшийся погребщик дрожащими руками стал наливать стрельцам кваса, а Язык стоял напротив него. Прорези на мешке, который был надет на голову Языка, чтобы никто не смог его узнать, зловеще зияли в полумраке. Затем Язык подошёл к Савке и стал безмолвно смотреть прямо в его лицо. Было слышно только дыхание в тишине. Савка попивал квас и так же смотрел на мужчину со спрятанным лицом. Через мгновение, которое для всех длилось вечность, незваные гости покинули погреб. Крышки сундуков откинулись, погребщик вылез, а незадачливый посетитель стал слёзно просить вытащить его из сундука.
   Савка вышел на улицу  и нашел вскорости своих товарищей.
   - Ну и бедовый ты! - сказал ему Андрюшка, покачивая головой.

    А к вечеру в избе на съезжем дворе, что в Китай-городе, было полно шумного народа.
   В одной из комнат шла очная ставка торговых людей Кроильного ряда.
   - Сижу я, значит, в своей лавке. Подходит тут ко мне Елфимко. Взял кроильную доску – и как хвать мне по голове! Вот, смотрите! До крови пробил!
  Мужик стал показывать разбитую голову подьячему, а тот стал расспрашивать вторую сторону.
   - Иду я, значит, по ряду, смотрю, меня Першик к себе зовёт! И как давай шутить да смеяться, ну такой прям шутник! А потом в шутку взял и с прилавка на землю упал, и та доска упала на него же и голову ему проломила. А я его доской той не бил! И сшлюсь я на торговых людей того же ряда.
   - Он шлется на своих друзей и хлебосольцев! – стал возражать побитый мужик. – А я на них не сшлюсь! На других третьих лиц сшлюсь!
   - Эй, кто там! Найдите его свидетелей и приведите на съезжий двор! Будем их расспрашивать! – распорядился подьячий.
   Затем вошедший стрелец доложил, что следующая очная ставка будет нищего Анисима и его жены Аринки. Стрельцы в Зарядье задержали солдата с женкою бл-кою, сказали, что солдат её целовал и за грудь хватал. Здесь нашелся и муж её, нищий Анисим.
  - Твоя это жена? - спросил Анисима подьячий.
  - Моя! - насупился нищий. - Накажи её, боярин! Взял её замуж, а она от меня сбежала и животы с собой прихватила, жила с солдатами блудно! Ууу, шельма окаянная! получишь теперь плетей!
   Нищий зло грозился кулаком Аринке, а она так же зло на него  смотрела.
   После очной ставки нищего и его жены подьячий вышел из комнаты и увидел, что пришло много народа. Все они орали и ругались. Чего-то требовали. Подьячий пошел докладывать стольнику Лопухину.

   - Иван Гаврилович! Там изба полна дураков, сегодня на Красной площади все передрались, сейчас друг на друга будут челобития подавать, ну а нам – заработок.
   Иван Гаврилович попивал водочку и закусывал её солёным огурчиком, когда к нему вломилась озверелая толпа под предводительством бабы с гусем, галдевшая разный вздор.
   - Тихо! – со страху громко крикнул подьячий. – Все по порядку говорите!
  Беспорядочный гул стал плавно стихать, и уже на исходе, при полной тишине, до дьяка наконец-то донеслось что-то разборчиво:
  - А его гусь меня за усиднее место ущипнул! – и баба, плюхнув гуся на стол к дьяку, посмотрела на ближнего мужика.
   Мужик повернулся к столоначальнику и тоже четко произнес:
   - А она мне шубу гвоздём порезала, когда я шапки продавал!

   Савка с товарищами покинул пределы Китай-города через ворота и направились к кабаку недалеко от Яузских ворот. В кабаке было намного тише, чем у Кремля. Расстроенный Ванька, угостившись без аппетита блинами, кашей, грибами, пирогами и немного курицей, отпросился погулять. Остальные решили наконец-то нормально выпить и закусить.
   За одним столом с Андрюшкой и Тимошкой сидел словоохотливый мужичок, посадский. Он спросил их, кто они такие, с одобрением выслушал выдуманные истории и стал попивать вино.
   - Ну, а ты где живешь? – спросили его.
   - Я живу у чёрта на Кулишках!
   - У какого ещё чёрта?
   - Хм. – обрадовался мужик предстоящему рассказу. – Сразу видно, что вы не москвичи. Каждый москвич знает, где это «у чёрта на Кулишках»!
   Мужик потянул вино и начал свой рассказ. Савка сидел рядом со своими товарищами, слушал рассказ посадского человека, а заодно слушал, о чём говорят стрельцы за соседним столиком.
   - Жил на дворе у пономаря церкви Всех Святых на Кулишках кузнец. Жил он с матерью и с женой своей... Да вон он ... всё уже пропил!
   Кузнец подошёл в Савке и тот дал ему на выпивку.
   - Сначала жили они на дворе у старого пономаря. Старый пономарь был жалостливым и часто давал жить ему в долг. И вот тут двор пономарский купил новый пономарь церковный. А был он жадный, и жена его такая же. И пришлось теперь кузнецу давать деньги за житье новому хозяину. А кузнец тот попивал (куда без этого?). Попивать он попивал, но потом отрабатывал работой, а работы у него всё время не было, иногда сидел без заработка. А если захочет он тут выпить – то нёс свое платье в залог, женино не брал.
   И вот здесь пришло время вносить деньги за проживанье, а их и нет! А жена у пономаря жадная! Заприметила у жены кузнеца шубейку летнюю и решила её заполучить! Давай, говорит, женину шубку в залог! Пошёл кузнец к жене и так мол и так! А она ему говорит: «Ты уже всё пропил! Если мою шубку пропьёшь – жить не буду!» Не послушал кузнец слов жениных (мало ли чего бабы наговорят!), отдал её шубку пономарю и его жене. А сам тут же в кабак да и напился с горя, стыдно ему всё-таки стало, что уже и у жены платье забрал!
    Пришёл домой и на печку. А сам-то не знал, что жена его уже в сенях повесилась. Увидела пономарка, что у них такое злодейство случилось, позвала свою свекровь, не знают, что делать! «Давай тело обмоем!» - говорит ей свекровь. И затопили они печку. А тут как раз объезжий мимо проходил, увидел, что топят в неурочное время и решил проверить. Тут их злодейство-то и раскрылось!
   Их потом всех отпустили, сама, мол, жена кузнеца себя порешила. Да только чёрту это не понравилось. Довели бабу – и никто не виноват! И завелся у них на дворе бес. Давай он по ночам собакой выть, зверем рычать, а жену пономаря и её свекровь бить в бока. Потом надоело бесу их пугать, потому что они совсем без совести были, ничего не боялись, и пошёл он прямо в церковь безобразничать. Как ночь – так вой в церкви, как ночь – так разбой, наутро всё повалено, раскидано.
   Дошло это до церковного начальства, и послали они к нам особого священника, который умел бесов выгонять. Три дня и три ночи сражался тот поп с чёртом и выгнал его!
   Мужик торжествующе закончил свой рассказ, а затем прибавил:
   - Вот где у нас в Москве «у чёрта на Кулишках»! Это место все знают!
   Всё это время Ванька сидел на берегу Яузы, жевал калач и слушал стук пильной мельницы. Рядом с ней, на островке стояла избушка, из которой валил дым. Мимо Ваньки шёл какой-то иноземец с русским мужиком, который усиленно зазывал его в эту избу.
   - Пойдем, Ганс Иванович! Попаримся! Не бойся!
  - Я не могу туда идти! – сопротивлялся иностранец. – Это стыд!
  - Иди, мужик! Чего боишься? – подзадоривала иноземца проходившая мимо баба. – Хочешь, я тебя веничком постегаю?
   Грустный Ванька сидел на берегу, а рядом с ним примостилась какая-то женщина для своей постирушки. Здесь парень заметил, что из дверей избы выбежал голый мужик и с криком бултыхнулся в воду. Эта картина Ваньку никак не удивила и не заинтересовала. Но здесь из бани выскочила голая баба и так же с криком окунулась в воду. Ванька стал смотреть внимательней. Стали выскакивать и другие бабы, а одна из них, заметив его, погрозила кулаком.
    Ванька стал собираться уже обратно, но тут рядом с ним остановились три мужика.
   - Так это ты за нашими жёнами подсматривал? – злобно спросили они.
  - Он уже тут давно сидит! И всё смотрит! – вставила слово полоскавшая белья баба.
   Ванька хотел что-то ответить и получил парочку ударов по лицу.
   Когда он встретил на выходе из кабака Савку, Андрюшку и Тишку, те заметили его побитый вид.
   - А с тобой что случилось? – удивился Савка.
   - Били меня смертным боем люди неведомые! – хныкающим голосом жаловался Ванька, держась за ухо.
   - Так что же ты не отбился? – удивился Савка.
   - Так ты сам сказал, чтобы я кулаками за зря не махал! Что я силу свою рассчитать не умею!

    Если бы разбойнички замешкали ещё какое-то время, из Москвы было бы уже поздно уходить. Савка послал Андрюшку и Тишку обратно, к Алене с покупками, а сам с Ванькою решил остаться на ночь в Замоскворечье.
   - А где мы ночевать будем? – спросил робко Ванька атамана.
   - Где? Может быть на съезжем дворе?
   Ванька не поверил своим ушам. Он надеялся, что они пойдут ночевать на постоялый двор, который находился поблизости в Кадашах.
    Уже вечерело. Они шли по Пятницкой улице. Их внимание привлекла следующая картина. У ворот одного из домов стоял пьяненький мужик и орал дурным голосом.
   - Любка! Выходи, зараза такая! Я знаю, что ты здесь! От меня не скроешься!
   Дальше последовала матерная брань. Вышедшая на крик соседка с любопытством смотрела на происходящее.
   - Гляди, опять Петр Сапожник за своей женой пришёл! – говорила она подошедшему мужичку. - Сейчас ругаться будут, а потом помирятся!
   Здесь поверх забора показалась женская голова, которая извергла ответные ругательства.
   - Не пойду я домой! И не зови! У братьев буду жить! Пропади ты пропадом, пьяница проклятый!
   Женщина показала мужу фигу, и на его голову полетел увесистый плевок.
   Тут мимо шли объезжие с бердышами. Услышав крики, они решили проверить, в чём дело.
   - Вот! Все видели! Жену мою здесь скрывает тяглец Петр Петров! Увёз её силой! Люди добрые! Что же это делается? – вопил пьяница. – Жена моя разлюбезная, разлучили меня с тобой вороги!
   Пьяница стал вытирать кулаком слезы, а объезжие застучали в ворота, после этого открылось окошечко.
   - Вам чего? – кто-тот сказал через оконце.
   - Отдавай женку Петрушки Сапожника! А то отведаете плетей! – пригрозили объезжие.
   - Да пошли вы! – и дверца закрылась.
  - Матерно ругаешься? Ломай, Кирилка, ворота!
    Кирилка уже начал стучать обухом в двери, но тут случилось непредвиденное. Ворота сами распахнулись и оттуда выскочило пять мужиков, вооруженных дубинами и бердышами. Двое взрослых, а трое молодых. Они наскочили на объезжих, которых было всего три человека и уже начали их одолевать. Савка пришел объезжим на помощь, он отобрал у одного из нападавших дубину, огрел ею второго, после чего все пятеро скрылись обратно за воротами.
   - Ох! – кряхтели объезжие. – Сам свою жену доставай! – крикнули они пьянице.
   Затем объезжий обратился к Савке.
   - Я - Иван Румянцев, - представился он, - мне поручено объезжать правую сторону Замоскворечья от Пятницкой улицы до Крымского брода. Как заступать на дежурство, так никто выходить не хочет. А жители Замоскворечья всё сплошь воры да разбойники. Никто указов не выполняет, а нас постоянно бьют!
   После жалоб объезжий позвал Савку с его слугой переночевать на съезжем дворе. Ну и за дополнительную плату, конечно. Савка пошёл спать в комнату на втором этаже, а Ванька ночевал на конюшне. Только всю ночь он не спал. С ним вместе находился знакомый уже Гришка Афанасьев, который без конца жаловался.
   - Ох! Забрали нас и не отпускают! Сказал мой хозяин, что вино его и не продажное. А они всё равно забрали нас, а теперь ещё вино отобрали, целых три бочки! Его со двора не пускают и заставили расписку написать, что, мол, получил всё обратно! Хоть бы завтра отпустили поутру. Сидят теперь на верху, да ещё и своим же вином его угощают.
   Здесь дверь второго этажа открылась, и Румянцев крикнул подьячему, чтобы тот ещё принёс вина из бочки, которая лежала на телеге Малькова.
   По утру Малькова и его слугу действительно отпустили, поживившись за их счёт. Покинули двор и Савка с Ванькой.
   - Теперь пойдем в Ямскую! Может быть у ямщиков что-нибудь узнаем!
   Савка пошёл разговаривать с ямщиками как будто для того, чтобы нанять лошадей для отъезда, а Ваньку послал поговорить с малым лет одиннадцати. Так как Иван по сути своей был сам ещё ребенком, ямщиков малой решил с ним сыграть в кости на щелбаны, а заодно и поболтать, так как другие его всерьез не воспринимали.
   - А у тебя, хозяин, смотрю строгий! Вон каких тебе фингалов наставил! – говорил мальчик и кидал кости.
   - Да бывает! А так он меня уважает, поручения разные важные даёт!
   - Да ну? Это какие?
   - Поручил для своей бабы румян купить и белил! – не смел сказать правду Ванька.
   - Да? А меня мой дядя тоже уважает. Отправляет меня с поездом, но не с простым, а с государевым делом! Через пять дней выезжаем! Едем в Путивль, казну повезем! Только этого никто не знает! А я вот, когда все ушли, разговор сына боярского с стрельцом подслушал! Он меня не видал! Во как! ... Ну, ты мне двадцать один щелбан проиграл.
   Когда Ванька наконец пошёл с Савкой домой, тот спросил у него, не узнал ли чего интересного.
   - Через пять дней сын боярский, с ним три стрельца да два ямщика в Путивль поедут! А дело – государево!
    - В Путивль, говоришь? Ну, что ж молодец! ... А чего у тебя лоб красный?
   В Котлах, в кабаке у Алены, Ульянка спросила Ваньку, как там в Москве ему, понравилось? На что Ванька ничего не ответил, а после заметил, что в Котлах всё-таки лучше.
   В это время Алена, которая была почему-то на взводе, журила Савку, который сказал ей, что они собираются в поход.
   - Опять будешь кареты останавливать и у баб деньги клянчить? Другие разбойники как разбойники: ограбят раз – а потом год гуляют!
   - Да что тебе не хватает? – возмутился Савка.
   - А не знаю я! – ответила Алена.
   - Хочешь, я тебе павлина притащу? У Морозовой в Зюзине видал (у неё там сказочные хоромы выстроены!), ходят такие всякие, а хвост огнём горит! – Савка слегка подтрунивал.
   - Ты чего это про неё вспомнил? Влюбился что ли? И не нужно мне этого!
   - Вот ещё! – отвечал Савка. – Да ну её! Вся в черном ходит! Вот ты другое дело! Смотри, что я тебе принес! Перстенек!
   Алена сразу сделалась ласковой, послушной и больше уже ничего обидного не говорила.
 
    А на следующее утро Савка стал собираться в поход. Он забрал у Алены старый котелок и сковородку, а себе взял её старые.
   - А я с вами иду? – спросил его Ванька.
   - Нет, ты здесь остаешься, дозирать будешь! Да Алену и Ульянку охраняй! Алена теперь тебе как матушка, а Ульяна - как сестра!
   - Так значит я теперь не могу на ней жениться? - тут же поинтересовался Ванька.
   - Как же ты на ней можешь жениться, если она тебе как сестра? - серьезно произнес Савка и строго посмотрел на Ваньку.
   - Понятно (что я, дурак что ли?) Она мне сестра! - с таким же серьезным видом отвечал парень.
   Затем атаман обратился к женщине.
   - А ты, Аленка, работой его нагружай, он парень толковый, когда надо.
  Когда все уехали, Алена попросила Ваньку:
  - Иди, зарежь курицу!
  - А можно я буду с Ульянкой пироги стряпать? – виновато спросил хозяйку незадачливый разбойник и тут же куда-то слинял.
   День выдался жарким и Ульянка стала проситься на реку искупаться.
   - Да с кем ты пойдешь? Нечего одной бегать!
   - Я с ней пойду! - сказал Ванька. - Я её охранять буду.
   Алена решила их отпустить. Она подумала, что местные обидеть их не посмеют, а в случае чего и заступиться за них смогут.
   Молодые люди вышли на берег реки ниже деревни Котлов, недалеко от впадения в неё ручья Студенца. Они подошли к тому месту, где у воды находились заросли кустарника.
   - Давай, Ванька, я буду купаться с этой стороны кустов, а ты - с той! Только смотри не подсматривай! - предложила Ульяна парню.
   - Давай! - согласился тот.
   - Только не подсматривай!
   - Не буду!
   - А побожись! - озорно говорила Ульяна.
   Ванька побожился.
   - Смотри, нарушишь слово - тебя вон та дубина по лбу огреет!
   "Вот дурак!" - сказала про себя девушка и полезла в воду.
   Ванька как и было оговорено плескался с другой стороны кустов. Скоро это ему наскучило и он вылез на берег. Стал натягивать на себя одежду.
   Ульяна же напротив того, вылезать не собиралась. Ей так понравилось купаться, что она стала плавать то в одну, то в другую сторону, и при этом что-то напевать. В это время со стороны Москвы по берегу ехал всадник, судя по одежде молодой господин. Внимание его привлекла купающаяся девушка. Он подъехал близко, Ульяна испугалась.
   - Ты здесь одна? Не ожидала меня увидеть? - стал он приставать к ней.
   - Уйди отсюда! Я не одна!
   Ульянка стала звать своего друга, но тот, услышав её жалобный зов, решил не ходить.
   - Сама говорила: не подсматривай! А теперь нарочно зовешь! - кричал ей Ванька.
   Всадник решил забавляться дальше и уже хотел начать гнать девушку на середину реки.
   - Ванька, дурак! Иди сюда, меня убивают! - уже плакала Ульяна.
   До парня наконец дошло, что происходит что-то нехорошее, и он побежал на помощь. Господин на лошади его совсем не испугался.
   - Не трожь её, она сестра моя! - сказал грозно Ванька господину.
   - Сестра? То-то вижу, что оба страхолюдины!
   Всадник хотел было замахнуться на Ваньку плеткой, но тот поднял здоровенный камень и пригрозил зашибить обидчика. Ульянка между тем вылезла из воды и поспешно натягивала на себя одежду.
   - Ты кому это говоришь? Думаешь, я тебя испугался? - возмущался господин.
   Он слез с лошади, а Ванька опустил камень. Господин продолжал ругаться на них, стоя на небольшом отдалении.
   - Вы кто такие? Холопы? Сейчас вас плеткой проучу!
   - Мы тебя не трогали! А будешь нас бить - мы царю пожалуемся! - возмутился Ванька.
   - А ну, холопы, на колени! - продолжал распаляться господин.
   Молодые люди как будто послушались и встали на колени перед ним.
   - Вот то-то же! Чего захотели, царю на меня жаловаться! - в самозабвении говорил всадник и махал на них плеткой.
   - Кто вас к нему подпустит! Царь-то далеко! - произнес он с растяжкой.
   Молодой господин стал уже переигрывать. Это заметил даже его конь. Он фыркнул своей мордой ему в ухо и сказал: "Ну и дурак!"
   - Отстань! Сам дурак! - не внимал своему коню господин.
   Здесь каким-то задним зрением он ощутил, что позади его кто-то стоит, и этот кто-то и есть - Он. Молодой господин обернулся и тут же увидел своего государя на коне и с многочисленной свитой. Он тут же сам упал на колени.
   - Кто таков? - спросил государь.
   - Стольник Ржевский! - ответил Стрешнев. - Должен был быть сегодня в походе, но не явился!
   - Почему в поход опоздал? Какие дела тебя отвлекли? - спросил царь и не стал дожидаться ответа.
   - Какова здесь Москва-река? - спросил государь Ваньку и Ульяну.
   - Здесь неглубоко, а вон там, у обрывца - омут, там глубоко! - ответила девушка и решила, что сейчас наверное лишится чувств.
   - За нерадение к службе искупайте стольника Ржевского! Бросьте его в омут! - скомандовал царь.
   Стольник не мог и слова вымолвить, его потащили в реку.
   - Не раздевайте меня! Срамотно перед государем! - молил Ржевский.
   - Не хочешь нагим, купайся одетым! - отвечали ему насмешливо другие стольники.
   Незадачливого придворного бросили в омут и он стал барахтаться. Царь и его придворные весело смотрели на эту картину. Наконец стольник стал вопить, что он тонет, что плавать не умеет, и государь подал знак вытащить его из воды.
  - Дайте ему сухое платье! - сказал Алексей Михайлович и отправился далее, в сторону Заборья.
  Ванька же с Ульянкой, пользуясь случаем, что на них никто не обращает внимания, благополучно убежали домой. Правда дома от Алены Игоревны им был большой нагоняй. Чтобы впредь стольникам и царям на дороге не попадались.

   Через несколько дней царь Алексей Михайлович  в селе Коломенском сидел у себя в палате, на коленях у него возлежал любимый кот. Боярин Родион Матвеевич Стрешнев читал в это время на выбор челобитные. В челобитных все друг на друга жаловались, бранились страшно. Казалось, ещё немного и царю начнут сообщать, что боярская кошка гуляла по крышам с купеческим котом, а мышей они не ловили. Государь в такие моменты старался думать о чем-то приятном. Вот сейчас он пойдет в палату к царице и там будет трапезничать в кругу семьи. Потом он сядет на коня и поедет в чистое поле с соколами.
   - Простой народ про ерунду всякую пишет, - докладывал царю боярин Родион Матвеевич Стрешнев, - то на Красной площади на базаре поругается кто с кем, то у себя дома подерутся из-за чепухи. Все сплошь озорники, плуты да мошенники!
   - Читай! – приказал Алексей Михайлович.
  - Бьет челом кадашевец Алекей Васильев, торговец-де Зелейного ряда Михей Вахромеев назвал его красиком.
   - Кем назвал? – переспросил царь.
   - Красиком, великий государь!
   - Читай дальше!
   - Крестьянин-шапошник обвиняет гулящего человека Якова Андреева в нанесении побоев и обозвании его псовым сыном ... а жена его мою руку зубами грызла и грамоту насильством забрала ... а она мне шубу гвоздем порезала, когда я шапки на Красной площади продавал ...
   Казалось, склокам не было конца.
   - Теперь давай от служилых ...
   Царь отдал кота ближнему человеку и тот унес его. А Алексею Михаловичу принесли его любимого сокола, разодетого в специльно пошитую дорогую одежду.
   - Бьет челом голова московских стрельцов Петр Лопухин. Многие свидетели слышали, как стольник Морозов во время литургии называл Лопухина худородным человеком, сверчком и покушался ударить его, заявляя, что и лучших бивал ... бьет челом коломенский подьячий, посадский человек Василий Попов говорил-де при людях, «что чёрт меня знает».
  - А на что князья жалуются? - спрашивал государь, любуясь соколом.
  - Дело о ссоре и драке князя Козловского и сына боярского Свиньина, князь, великий государь, назвал Свиньина «худым сынчишком боярским», а Свиньин Козловского – «небыличным князем» ... нанесение бесчестия князю Македонскому дьяком Онофреевым, который бранил князя при объезде матерно, называл его «лысым бесом», «худым князишком», вором и изменником.
  - Может кто нищего обидел?
  - Есть и от нищей по прозвищу Сковородка. Пришёл к ней в подклет в Зарядье, где она живет, подьячий Тимошка Прокшин, повёл её на съезжий двор, а сам на Варварском крестце деньги у неё отобрал, крест серебряный сорвал, а её, Сковородку, побил. И ругал её подьячий скоредной бранью, а она – честная вдова.
  - Деньги нищей вернуть! А остальных, может быть, следует выпороть без разбора? Как ты считаешь, Родион Матвеевич?
   - Выпороть всех следует, великий государь! Только не получится, чтобы всех в государстве перепороть!
   - Может, про злодейство какое есть? Я слышал что-то твой племянник натворил! – продолжал царь.
  Стрешнев вздохнул.
   - Ты за своего племянника не в ответе! Читай!
   - Бьет челом, великий государь, Дмитрий Толбузин. Пишет, что племянник его Матвей Толбузин ехал домой, остановился в селе Данилова монастыря в Пахре. Пошел на двор крестьянский, не зная, что он уже занят Федором Богдановичем Стрешневым. Федор Стрешнев стал на него ругаться сильно, за ним с ножом гонялся и ему тем ножом проколок левое плечо, а лошадь его зарезал. После чего Матвей Толбузин пришел в Рязрядный приказ и рану свою являл Родиону Матвеевичу Стрешневу, не бив челом государю, а тот обещал розыск учинить. После поехал Матвей Толбузин к себе в деревню и там заболел от раны и его не стало.
   - Что скажешь, Родион Матвеевич?
  - Великий государь! - говорил Стрешнев почтительно. - Осматривал я его рану, она была невелика и глубока. Племянник мой ему за коня деньги возместил, они подписали уже было мировую, только вчерне. Был Толбузин в это время здоров, не знаю по какой причине он умер.
   - Злодейство твоего племянника велико! Посадить под стражу, дело разыскать! Потом мне доложить! А что брат боярыни Морозовой натворил? Только покороче доложи.
   - Покороче не получится, великий государь! Бьет тебе челом человек князя Черкасского Янка Крылов. Говорит, что будто племянника его литвина Ивашку Медведева, который состоял в холопстве у стольника Алексея Соковнина,убили. А убил его-де сам Соковнин у себя в подмосковной вотчине в деревне Алчеве на берегу Москвы-реки, застрелил его из карабина, а своему человеку Исачке Бурцеву приказал того Ивашку палкой добить да в реку бросить. И всё потому, что жил Соковнин с Ивашкиной женой с Манькой блудно, а когда выдал её замуж, решил жить также, а она ему отказала и мужу своему сказала. А жена того Ивашки, Манька, сказала, что поехали они в деревню Алчеву и Соковнин велел им с мужем ехать тоже. Там Соковнин поехал в карете к Москве-реке, лошадей учить. А потом Соковнин пришел к ней и сказал, что мужа её нет, она пошла его искать и не нашла. Янко же Адаховский сказал ей, будто слыхал выстрел, но где не знает, был он далеко, у табуна в полуверсте от кареты. Потом пришел к ней Исачко и стал насмехаться, нашла, мол, мужа, говорил, а потом сказал,смотри, мол, вон твой муж с птичками идет, и стал над ней смеяться. А ноги у него были выше колен мокры, а сказал-де ходил по болотам, а болота на том лугу не бывало. А мертвое тело выловили крестьяне села Нижнего Мячкова, по осмотру тела оказалось, что у него прострелено правое плечо и голова бита. Соковнин же и его люди сказали, что про то убийство они ничего не знают, а Ивашко отпросился у Соковнина ловить птиц гренок и пропал безвестно.
   Выслушав внимательно, царь Алексей Михайлович приказал расспросить людей Соковнина накрепко.
   - Да пускай пошлют в деревню Алчеву людей расспросить окрестных крестьян да осмотреть место, где стояла карета и сколько от нее было до табуна, и водятся ли там птицы гренки! А после мне доложить! 


   Царь Алексей Михайлович уже час сидел в палате у царицы. В тихом семейном кругу он отдыхал душой. Здесь сказали, что к нему рвется посыльный с важным сообщением. Делать было нечего, пришлось позвать.
   - Великий государь! Казну твою государеву на Калужской дороге отбили неведомо какие люди!
   От этих слов улыбка сошла с лица государева, а в душе стало подниматься что-то нехорошее – царский гнев.
   - Была послана казна в Путивль с Андреем Бунятиным и московскими стрельцами три тысячи двести тридцать четыре рубля на жалованье твоим ратным людям, которые посланы на твою государеву службу в малороссийские города. А вчера в третьем часу ночи явился в Разряд Бунятин и сказал, что на Калужской дороге, проехав село Сосенки, неведомо какие люди человек пятнадцать на конях на них напали и били их бердышами обухом, потом завязали им глаза и привязали к дереву в лесу. Казну денежную государеву отбили и уехали неведомо куда. После Бунятину удалось развязаться и товарищей своих отвязать, явился Бунятин в Разряд, где обо всём доложил.
   Царское это дело - выслушивать плохие новости и не терять твердость духа, а главное – знать, что дальше делать! Поэтому великий государь взял себя в руки и сказал:
   - Послать грамоты по городам и слободам, искать разбойников и какие разбойники объявятся расспрашивать их с великим пристрастием, кто государеву денежную казну отбил. И послать грамоты в города и уезды, велеть во многих местах людей высматривать, у каких людей объявятся в торгах или в ином чем лишние расходы, или кто учинит в кабаках пить на многие деньги.
   Посыльный ушел, а день был уже испорчен, хотя не столь велика была беда.
   - А вели, царь-батюшка, разбойников поймать и головы им отрубить! На Красной площади! – маленькая царевна Софья залилась невинным детским смехом.
   - Что ты, Софьюшка! Это великого государя дело, кого казнить, кого миловать! – успокаивала царевну мать.
   
   В этот день царь не поехал на охоту, плохо себя почувствовал. С некоторых пор стал он практиковать кровопускание. В народе даже говорили, что любимый сокол его вену ему отворяет. И бояр своих царь принуждал к этому.
   - Нет, государь Алексей Михайлович! Не буду я себе кровь отворять! – противился боярин Родион Матвеевич Стрешнев. – Стар я уже!
   Алексей Михайлович был прозван в народе Тишайшем царем! Но, несмотря на это, его иногда посещали приступы необузданного гнева. И никому в царском дворце не хотелось в это время оказаться рядом с царственной особой.
   - Это почему ты, боярин, кровь свою отворять не будешь? – одолевал гнев царя. – Или царская кровь хуже твоей?
   Глаза великого государя горели, он уже вставал со своего ложа, бежать от него было поздно ...

    За несколько дней до этого, ближе к вечеру Савка с товарищами, взяв с собой всё необходимое, шли по Серпуховской дороге в сторону уезда. На Поклонной горе они увидели людей, которые провожали товарища в дальнюю дорогу. Они пили и прощались, глядя в сторону Москвы. Отъезжающий, видимо уже в изрядном подпитии, вместо того, чтобы совершить молитву, показывал пальцем на Кремль и говорил: "Это мужик там живет, а не патриарх!" Отъезжающий ругался, показывал кому-то фигу, а юноша дергал его за полу и просил успокоиться. "Дядюшка, ты что, взбесился?!" - говорил он ему.
   Савка с товарищами прошли мимо телег с человеком отъезжающего господина, не обращая никакого внимания на происходящее. У околицы деревни Чертановы они встретили одного крестьянина, который дал им лошадей. Далее они свернули на лесную дорогу и поехали конными. Где-то завыли зловеще волки. Товарищи Савки молчали, но наконец не выдержали.
    - Кого мы грабить будем здесь в лесу? – спросил Андрюшка.
   - А никого пока! – ответил неразговорчивый атаман.   
   Дорога шла вдоль оврагов, через небольшие речушки, перелеском. Проехав земли села Ясенева, разбойники, оставив в стороне речку и оврагами, выехали на Большую Калужскую дорогу. Село Сосенки Симонова монастыря проезжали уже по темноте. Через несколько верст Савка скомандовал остановится. Разбойники отошли от дороги в лес поодаль и разбили стан.   
   - Здесь стоять будем! Готовьтесь к ночлегу!
   На следующее утро Савка понял, что молчать больше уже нельзя, позвал своих товарищей и поведал им цель похода.
   - Слыхал я в Москве, что скоро казну государеву повезут, а куда и когда – неизвестно. А наш Ванька узнал случайно, что повезут казну в Путивль по Калужской дороге и через три дня. Охраны почти никакой: один путивлец, три стрельца да два ямщика. Да кто знает? Может будет и больше. Поэтому не справиться нам втроем, подмога нужна. Живет в сельце Сатине один разбойничек, Игнашка по прозвищу Санатырка, иногда грабежом промышляет да всё ему пока с рук сходило. Поеду я сейчас к нему, может что и получиться! А вы сидите тихо и никого не трогайте!
   Савка вернулся вечером и сказал, что Санатырка согласен с ними грабить, и товарищей своих, местных крестьян приведет. Добычу они поровну поделят да и разъедутся потом.
   - Только помните! – сказал Савка. – Представимся мы им крестьянами Козельского уезда, имена запомните! Эти крестьяне давно в бегах, да и нет их в живых уже, должно быть. А приметы у них примерно такие же как у нас.
   На следующий день ближе к вечеру к Савке и его товарищам действительно присоединились разбойники во главе с Санатырком, двенадцать человек. Санатырка уже знал, когда ждать государеву казну, и они засели у дороги.
   Хоть они и караулили беспрерывно, но всё равно, телеги с царской казной показались неожиданно. Разбойникам пришлось всё побросать второпях. В одиннадцатом часу ночи послышался шум на дороге. Все разбойнички выскочили на дорогу на лошадях и в масках, заорали и начали махать бердышами. Сопровождавшие казну люди (к уже перечисленных присоединился ещё один сын боярский да калужанин-плотник), конные и пешие, с тремя телегами, испугавшись и увидев численное превосходство, даже сопротивляться не стали. Тут же оружие побросали. Им завязали глаза платками и привязали к деревьям в пятидесяти метрах от дороги. Всё что запомнили стрельцы да путивлец Бунятин, так это то, что нападавшие были в голубых, лазоревых да белых кафтанах.
   - Разбойники! Воры! Вы знаете, кого грабите? – кричал Бунятин. – Это казна государева!
   К нему подошел Савка и спросил:
   - Что, точно это казна государева?
   - Да. – отвечал Бунятин. – Будете перед царем ответ держать!
   - Так мне-то его казна и нужна была! Задолжал мне царь маленько! – издевался Савка. – А ответ будешь ты держать перед государем за то, что его денежную казну у тебя отбили!
   Савка засмеялся, а Бунятин зубами заскрипел от злости. Здесь Савка заметил малого под телегой, достал его, посадил на, завязал ему глаза и приказал строго:
   - Сиди, малой, три часа и с места не сходи! А глаза развяжешь – увидишь чертей да оборотней, или ещё какую нечистую силу, которая вместе с нами пришла!
   Разбойники, захватив с собой всех лошадей, уехали незнамо куда, а привязанные стали просить ямщика: «Развяжи, Андрюшка! Ушли уже разбойники, нет опасности!»
   Но перепуганный Анрюшка Петров с места боялся сдвинуться.
   - Прошло уже три часа! Давай, развяжи нас!
   - А откуда мне знать, что три часа прошло? Вдруг меньше?
    Наконец Бунятин развязался сам и освободил остальных. Горе-охранники пошли дальше по дороге и через час пришли в соседнюю деревню. Там они позвали крестьян, старосту, а затем Бунятин с одним крестьянином поехал на место преступления. Там он обнаружил поношенные кафтан из овчинки, котелок и сковородку, а крестьянин подобрал с земли мошну с двумя серебряными перстнями.
   На следующий день Бунятин с Андрюшкой поехали на лошадях, которые им дали местные крестьяне, в Москву. Проехав село Семеновское Донского монастыря, они увидели, что их догоняют две отбитые ямщиковы лошади без седел и уздец. Андрюшка погнал своих лошадей в Ямскую слободу, а Бунятин поспешил в Приказ докладывать о случившемся.
   Ну а люди, которые следовали по Калужской дороге в одну и другую сторону, тут же разнесли: денежную государеву казну отбили неведомо какие люди!
   Савка и Санатырка, как было уговорено, поделили добычу, и стали разъезжаться. Санатырка после деревни Мостовой направился по Теменской дороге, на которой жили крестьяне князя Ромодановского. А Савка сделал вид, что едет в сторону Калуги. Но, как только он расстался с Сантырком,  приказал поворачивать обратно.
   - Мы не в Калугу, это для виду только! Сворачиваем в Чернево!
   Савка и его товарищи ехали вдоль речки.
   - Искать по большим дорогам будут! – пояснил Савка. – А мы по лесной поедем, в Москву вернемся по Лукомке, давно забытой старинной дороге!
   Атаман уверенно вел товарищей дорогой, которую знал. Никто не понял, как они наконец доехали до околицы деревни Чертановской, где вернули лошадей крестьянину, который и раньше помогал им.
   - Теперь пешком пойдем! Ну что, тяжела ноша?
   Наконец все трое дошли до Котлов, пробрались через лаз на двор к Алене и постучали тревожно к ней в окно.
   - Вы откуда? – удивилась сонная Алена Игоревна. – Где были?
   - Казну государеву отбили!
   И Савка сыпанул из мешка серебряные рубли на стол, слабо освященный тусклым огоньком.
   Алена тут же проснулась, а глаза её заблестели огнем.
   - Да сколько же здесь? – спросила она.
   - Не считали ещё! Только здесь её держать нельзя, утром в овраге спрячем, а небольшую часть оставим здесь. И - никому ни слова, и деньги эти пока не брать!
   - А мне полагается? – спросил Ванька. – Я в дозоре стоял!
   - И тебе будет довольно. – ответил ему атаман.
   - А если меня моя баба спросит, почему денег нет? – спросил Андрюшка.
   - Скажешь, что ограбили нас! – ответил Савка.
   - И кто же это нас мог ограбить?
   - Как кто? – Савка чуть уже не переходил на крик. - неведомо какие люди!
   Андрюшка да Тимошка пошли спать, а Савка с Аленой убирали деньги в мешки. На столе заблестел перстенек с красным камушком. Алена тут же схватила его.
   - Положи! – приказал Савка. – Ребята с собой прихватили, а зря! Лучше бы оставили.
   Когда деньги были убраны, Савка схватился кольца.
   - А перстенек где?
   - Должны быть на пол упал. – сказала Алена.
   - Ну ладно, - усталым голосом произнес Савка. – утром поищу, пока пойду спать, сил моих больше нет.
   Ещё не рассвело, а Савка стал собираться в овраг.
   - Аленка! Посвяти на пол! Его надо найти.
   Через несколько секунд поисков до Савки дошла бабья хитрость.
   - А ну отдавай сюда! И не зли меня! – сказал рассерженный атаман своей любовнице и ударил по столу.
   - Да нет его у меня! – не сдавалась та.
   - Алена Игоревна! А знаешь ты, как огнем пытают? – стал говорить почти спокойным голосом Савка.
   - Разденут тебя при чужих мужиках, возьмут раскаленные железо (а тело у тебя белое, кожа гладкая) ...
   Здесь Савка задрал рубаху и показал следы на теле. Алена достала спрятанный перстень и в сердцах бросила его на стол.
   - Да подавись ты им!
   Савка взял перстень и ничего больше не сказал, только усмехнулся.
   Разбойники прятали казну государеву в овраге, под самым носом у царя. Прятал её один Савка, а товарищи ждали у входа в отвершек.
   - А место хоть запомнил? – спросили осторожно они его, когда тот вернулся.
   - Под рогатой сосной! – был ответ атамана.
   Затем Савка сказал уставшим голосом:
   - Всё! Сил больше нету! Сейчас здесь и свалюсь!
   И все трое устроились в овраге на вынужденный отдых на бывшей своей заимке, устланной сеном.
   
   - Вставай, Савка! Вставай!
   Савка протер глаза и увидал перед собой Марфушу. Его товарищи спали радом сладким сном.
  - Пойдем скорее! Что тебе сейчас покажу!
  Они вышли из оврага на залитую солнцем открытую местность, которая в чудных снах находилась между оврагом и селом.
   - Пойдем! Там у церкви Вознесения ходят люди неведомые! Они верно из сказки пришли к нам! А ты говорил, сказок не бывает!
   Савка и Марфуша пришли на площадь перед церковью Вознесения, к которой попасть надо было через длинную улицу села. В конце села дорога вела к реке, а они повернули направо к церкви.
   Как только подошли к крутому берегу реки, так здесь Савка и заметил, что это другое Коломенское, не их. Здесь было полно народа, одеты все были необычно, девки и бабы в коротких рубашках, таких, что ноги были видны, и мужики были одеты чудно. Вот проехала бричка, запряженная лошадью, а вот проехала бричка иная, она ехала сама по себе.
   - Смотри, Савка! У них у всех есть зеркальце волшебное! Видишь, они с ним так чудно разговаривают!
   Савка дивился всему этому, но не пугался. Он знал, что находится в зачарованной сне. Мимо проходил какой-то боярин с боярыней, Савка задел его своим плечом, но тот даже внимания на это не обратил, шёл дальше, разговаривая. Затем Савка стал присматриваться к людям, которые разговаривали с волшебным черным зеркальцем. Это было интереснее всего.
   - Гу-гу! Скажи, будет сегодня дождь в Москве?
   - Купи на рынке огурцов свежих ...
   - Я сейчас в Коломенском ...
   Все были так заняты своими зеркалами, что ни на кого не обращали внимания.
   - Савка! – вдруг произнесла имя какая-то девушка, но этот Савка был не он. – Ты где находишься? А ну-ка покажи!
   Так можно и с другими людьми разговаривать при помощи этого зеркальца? - подумал зачарованный Савка про себя.
   Здесь он заметил, что Марфуши нет рядом и он стал отчаянно её искать. Он гонялся за другими девушками, они оборачивались, но это всё были чужие лица. А до боли знакомое лицо Савка никак не мог найти. От тоски Савка проснулся. Солнце ласково бросало на него свои лучи сквозь зелень деревьев. Он разбудил товарищей, и они решили пока хорониться здесь. В Котлы пошли только к вечеру, а хлеб они захватили с собой заранее.

   Разговору в Москве, на Красной площади, на Посаде, по слободам только и было про то, как казну государеву отбили.
   - Тут на нас разбойники налетели с бердыши, - рассказывал ямщик Андрей Ваньке, - и давай ими махать. Как все испугались, оружие побросали, на землю попадали. А мне ихний атаман говорит: «Вот вырастишь – к нам, разбойникам пойдешь, будем вместе грабить!» Ты как думаешь, хороша ли жизнь у разбойников?
   - Думаю, не очень! – отвечал ему Ванька за игрой в кости на задворках Ямской слободы. – Сейчас сидят разбойники и нос на улицу не кажут!
   Царь велел искать разбойников по большим дорогам, а кого найдут, того с пристрастием допрашивать, кто царскую денежную казну отбил. Так случилось, что Санатырке мало стало подвигов, и, напившись пьяным, он решил кого-то ограбить на Серпуховской дороге. Местные крестьяне его тогда схватили и к своему помещику доставили. А тот отдал его людям, которые были посланы великим государем денежную казну искать. Сначала главарь шайки отпирался, но потом под пыткой признался в разбое. Царевы слуги нашли часть похищенной казны, а про остальную часть, девятьсот пятьдесят три рубля, разбойники сказали, что увезли её неведомые им люди, которые назвались крестьянами дальнего уезда. Разбойников сначала доставили в Разрядный приказ, потом отправили за приделы Московского уезда, куда царевы слуги  поехали искать оставшуюся часть казны,  для дальнейших следственных действий. Обо всём об этом Савка узнал, гуляя на Красной площади, по кабакам, по слободам. Чтобы не быть узнанным, он переодевался то в нищего, то в простого мужика. Савка мог так менять свою внешность, что даже Алена Игоревна иной раз его не узнала. Своих товарищей он так же учил этому ремеслу.

   Савке продолжали жаловаться крестьяне дворцовой волости. На этот раз пришли к нему из села Ермолина. Они жаловались на приказчика Никиту Шевелева, который собирал с крестьян налоги непосильные, а кто отказывался, того бил нещадно. Бил жестоко, на глазах у жён и детей. Савке рассказали, что этот приказчик потихоньку и царя обворовывал. То сено с государева луга продаст, то лес из рощи великокняжеской, а то и хлебом приторгует. Савка посоветовал крестьянам подать челобитную царю, а сам наехал на приказчика в лесу и посадил его в подпол в каком-то заброшенном селище. Продержал три дня и пригрозил ему, что если он в притеснениях царю не сознается, то прознает государь про его воровство, тогда ему точно плохо придется. Деньги же, полученные от продажи государевого хлеба, Савка себе забрал. А царю атаман решил о себе не напоминать, почувствовал, что не подходящее время.
   Потом пожаловались крестьяне села Домодедова на ключника Кормового дворца на Бориса Окорокова, который деньги крестьянам не все отдал за их работы, целых десять рублей. Крестьяне челобитную царю подали, и ключнику велели деньги те крестьянам отдать. Что он и исполнил. А иначе узнал бы царь про его другое воровство, уже на Кормовом дворце. Ну а наворованным пришлось опять поделиться с шайкой.

   Раздобыв денег, разбойнички решили погулять опять где-нибудь по тайным местам, чтобы неприметно было. Да и знали их уже в этих местах. В Кожевнической слободе сказали, что теперь сборище бывает в подмонастырской слободке Донского монастыря. Туда Савка с товарищами и отправился. Уже в сумерках они увидели в роще у монастыря знакомого им ключника Бориса Окорокова.
   - А этот тоже будет скоморохов слушать? – спросил Савка.
  - Нет, этот к себе домой скоморохов водит, если ему охота придет, а сюда он ходит к зазнобе своей, здесь она живет. Думает, если ночью – то никто не узнает. – рассказал бывший в курсе дела Андрюшка.
   Савка расспросил об этом Алену. Она ему подтвердила.
   - Да, - сказала она, - ходит он к зазнобе своей, к кадашевке к Василисе Егоровне. Да опечален он в последнее время!
   - Да что ж так? – поинтересовался Савка.
   - Дошли до него слухи, что соперник у него появился. А кто – он не узнал. Вот и стал он часто к ней наезжать – а вдруг кого другого встретит?
   - И что? Особенная та баба какая?
   Савка сделал руками волнообразные движения в воздухе.
   - Не знаю я! Баба как баба! – оборвала недовольная вопросом разговор Алена. - Ключник богатый – да старый! А другой – молодой! Она бы ключника прогнала, да боится его, говорят и другого боится прогнать!
   В другой раз, когда разбойники пошли в Донскую слободу, они в темноте заметили соперника ключника, который как раз входил в дом к кадашевке к Василисе. Его резкий голос показался Савке знакомым.
   - Где-то я его слышал, не могу вспомнить только. – сказал он.
   Разбойники пошли в избу, где было сборище, а Савка сделал себе памятку, узнать потом, кому принадлежит голос, который показался ему знакомым.

продолжение http://proza.ru/2019/02/12/1512