Сны и их толкование

      
                Просто есть тонны литературы, описывающей мужские ощущения бытия, на каждом  столбе, но я почти не вижу женское. Когда Лев Николаевич описывает жизнь девицы от первого лица, насколько он вообще попадает или это фейк? Серьёзно ли женщины размышляют таким вот образом? Где вообще достоверно описаны переживания и мысли женщины, наиболее близкие тому, что они действительно в себе ощущают? Воспоминания жены Достоевского? Воспоминания Насти Цветаевой?
                Олег Андреев.

                А здесь кто-нибудь есть, кроме меня?
                Возглас в темной комнате.

     «Ночью приснился кот. Не обычный кот. Точнее – кот был знакомый мне, вальяжный шотландец моей сестры, но с необычными для кота чуть заметными, загнутыми по-бараньи рожками. А так, милый кот, который проснулся в моем сне от резкого грохота за стеной и заговорил ( немного нечленораздельно, но вполне доходчиво), как ему все надоело, и где его еда. Складывалось такое впечатление, что он сам удивлен, как его понесло. Мы смотрим, друг на друга, удивляемся, а у кота, вместе с тем, растут рога. «Да, да, - говорит он, - нечему тут удивляться. Лучше читать меня научи, что-нибудь простое, детское, про котов». «Тьфу», - плюнула я во сне и проснулась. Кота у меня нет и, вообще, никаких животных, так что символизм сна налицо… Я села, потому что спина затекла от неудобной сновидческой позы. Рассуждать об увиденном можно и сидя. На часах шесть с копейками, за окном осенняя серость, высоченный фонарный столб и птица на нем в красивой позе наблюдателя, устремленного взором вдаль. Это вдобавок к коту.… Десять минут приблизительно, я обдумываю сон и поглядываю на птицу. Она все так же со мной.  Кот, я, птица. Мистика. День начался. Как всегда, обыкновенный.
    Знакомо ли вам состояние, когда все бесит, любая мелочь требует огромных усилий, чтоб не сорваться?
   Как  тщательно до дотошности описаны пережитые или воображаемые состояния любви к … - неважно к кому. Важно, что любовь- это прогрессия.   Одна любовь рождает другую, другая – третью и т.д. пока что-то, что-то маленькое и незначительное, на чей-то несведущий торопливый взгляд, не остановит этот поток позитива, не затормозит, не обратит вспять  большую волну самовоспроизводящейся радости (родственную  Большой волне в Канагаве). И тогда белая магия уступает место черной. И приходит время иных описаний. Мрачных и унылых, с душераздирающим контекстом распада и разрушения, с гибельным угаром и вселенской тоской. И тоже. Всё по нарастающей, в прогрессии, до выдыхания.
   История моей любви, резко переходящей в нелюбовь – это  поэма. Не Гоголя, конечно, но и во мне метафизика гнала волну и наполняла душу ветром.   Черт, как поточнее вспомнить, начальное состояние, прилива, наката, вибрации от приближения воплощения любовных ожиданий … НО! В один прекрасный  момент, вдруг, пустяк и - крышу срывает. Самокат резко останавливается, пух-ба-бабах - и все рассыпается в прах, дым, серый эфир, и, самое невероятное, тебе плевать и даже безумно радостно. Вот тебе и рожки у нашей кошки. Что теперь – то? Срезать рога?  То ли с ними жить-привыкать? И главное – что или кто вместо любимого? «Помоги мне», - кричала я в конце монолога-приговора, срывая голос, но с надеждой, что  мой нынешний оппонент  меня встряхнет, и  … все само собой исправится. Но нет. «Сама натворила – сама и исправляй» - это его ответ. Сама.
   Самая неудобная штука – признанная всеми женская самостоятельность. Творец виноват. Ты – творец своей жизни. Ты-ы-ы-ы. А метафизика? Метафизику кто накидывает?
   Я иду по Арбату – самой постмодернистской улице Москвы. С какого конца не начни, попадешь на кружение женщин-кришнаитов с лицами русских простых селянок, одуревших до транса от внимания толпы. С какого конца не начни, столкнешься с инвалидной коляской и вывернутым до феноменальности положения инвалидом в ней в сопровождении деловой серьезной мамаши,  с которой  и под страхом своей смерти не решишься быть не добрым. Инвалид поет не благим голосом. Наше великодушие в том и состоит, чтоб не прислушиваться. Что еще? Художники, бомжеватые то ли с виду, то ли, по сути. Четкий, правильный рисунок, и все известные стили и направления подвластны их умелым грязным рукам. Но глядя на них, быть художником не хочется.
    Музей Пушкина. Квартира, где он жил в Москве. Стоит ли вам зайти? Не стоит. «Маленькая коротенькая жизнь», - так о Пушкине  в музее Пушкина , вздыхая, шепчет мама маленькому сыну. После просмотра по-старушечьи непроницаемой, баночно-консервной,  строго охраняемой старухами-смотрительницами, будто поддельной, экспозиции, что еще можно сказать о Пушкине? Есть ли что сказать о Пушкине и  не зевнуть? Пустота рождает пустоту. Где мое сердце? Где душа моя? Пора, пора почитать что-нибудь детское, классическое… «У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том…». Це-е-е-епь.
                ***
     Ночью приснилась большая белая запотелая бутылка молока. Вкусное прохладное, чуть сладковатое, я с желанием пью его, не останавливаясь. Хочется выпить все, до последней капли. Но что такое? На дне три полуфабриката- бифштекса или антрекота. Чертовщина. Как оказались они на дне бутылки с узким горлом? Выбросить их, отрезав дно, или не выбрасывать, а зажарить для некой гостьи, которую я не очень жалую?
    Зло сидит во мне, являясь во снах. Или сны – мои хранители? Как бороться со злом, если оно внутри тебя?
   По телевизору мишура программ, поток несвязного сознания, подсказки- разгадки, спрятанные в мерцании кадров.
   - Дина, расскажите о себе, что с вами случилось?
   - ……..
   - Не волнуйтесь. Мы поможем Вам. Для этого на первом канале собралась команда профессионалов, чтобы изменить жизнь женщины, попавшей в тяжелую ситуацию. Смелее!
   -  Я потеряла смысл жизни. Не знаю, зачем и для чего я живу….  У меня была семья Муж Федя и двое деток: Катюша и Саша. Жили мы, в общем, как все. Муж пил, но не каждый день, конечно. Так добрый был…. Бил только, когда напивался очень. Ну, а два года назад его на шахте завалило. Он на шахте работал. Но не насмерть. Инвалидность дали. Он очень в голову взял. Настроение и раньше редко хорошим было, а тут с катушек и съехал. Пил по-черному. Я с дому, а он дружков звать. Сам с дому выйти не мог. Без ног ведь остался.…Да. Ну, это долго продолжалось. Я думала, хуже этого ничего нет. Да, и вот неправда, есть.  Дочка моя, Катенька, в город после школы решила податься, на заработки. У нас то что? Ничего нету, шахта одна да ларьки. Вот она с подружкой и поехала. Многие так делают, уезжают. Месяц, да, около того, ее не было. Правда, звонила изредка ей. Я звонила, когда, она: « все нормально», - говорила. Ну, месяц где-то, или чуть больше… не звонит. Мне не отвечает. Всполошилась я - где искать? В сетях ее подружкам писать – никто не знает. Тогда в милицию пошла.
- Что сейчас известно?
- Убили ее.
- Успокойтесь, Дина. Мы сочувствуем Вам. Горе матери нельзя не понять. Но у Вас есть сын?
- Есть.
- Как его зовут?
- Саша. … Это хорошо, что его зовут Саша. … Год назад он сменил пол. (Показывает фотографию).
- Какая красивая девушка. Вы приняли … ее выбор?
- Да... Я тоже хочу измениться. Мне 47 лет. Еще ведь не поздно начать жить заново?
- Никогда не поздно, Дина.
   ……………………………………………………………………………………………….
   Через 25 минут в той же студии. Дина после пластической операции с наращенными волосами, грудью, ногтями, вставными зубами, макияжем,  в облегающем корсет платье выглядит замечательно. Она с восхищением, но растерянно смотрит на себя в зеркало.
- Дина, ты теперь знаешь себе цену? Твоя самооценка возросла? Ты понимаешь, какой мужик тебя возьмет?
- Да. Я теперь буду выбирать.
- Ну, вот вы с Сашей как подружки по-девичьи обсудите ваши новые возможности. Счастья вам!
- Друзья, сколько лет вы дадите этой женщине?
- 27!
- Вау!!!

     Кнопки, кнопки, кнопки.…… Сто, двести – какая разница? Я ищу то, что сидит в моей голове. Если Вы считаете себя умнее этого ящика и тех, кто для Вас  наполнил его миазмами добра, возьмите в руки смартфон, погладьте его пальцем….
                ***
         Спала плохо. Ворочалась и просыпалась от ощущения жара. Снился храм, не наш, не здешний, католический – с колонами и анфиладами, уходящими куда-то ввысь. Будто я внизу, жду концерт, и музыка настраивающегося оркестра где-то сверху доносится, и люди, много людей, смотрят вверх, будто ждут чего-то. Некоторые не выдерживают ожидания и поднимаются по хлипкой лестничке, как бы из любопытства. Я думаю - «может, тоже, туда?..». Но лестница ведет неизвестно куда, и хлипка, и непонятно, как потом спускаться. А это ведь непременно…. Вот лестница срывается, как будто была веревочной, привязанной, и обрыв ее падает, повисает в воздухе, раскачиваясь как тарзанка.          Молодая женщина подходит ко мне с младенцем на руках. Она обращается ко мне на непонятном языке. Но просьба мне ее ясна – она просит подержать ребенка. Я стою с голым младенцем на руках, крупным, сильным и вертким и боюсь только одного – выпустить его, чтоб он не соскользнул с моих рук.
   Как дивны дела твои, Господи!  Почему я все время хочу любить, мне нужно любить, смотреть на кого-то с лаской, нежностью, с желанием прижать, погладить, успокоить, прикрыть одеялом. Как дорог дар материнства, Господи, как желанен. Прислонить и прислониться…, пусть на время, не навсегда ... А что навсегда мы можем удержать в руках своих, Господи? Что «навсегда»?...  Время – каверза, с которой мы слишком считаемся, о которой слишком заботимся, которой мерим свою жизнь и все то, что дается нам. «Время,- говорим мы. -  Ах, еще не время. Наше время истекло. Не пришло еще время…..».
   Он не захотел ребенка. Как это тривиально, как мелодраматично. Он имел право, и это право я должна была учитывать в своих желаниях, в своих страстях и истериках. Моя мудрость сделает меня сильной, но сделает ли меня счастливой? Он не захотел. … «Чего ты хочешь, дорогая? Скажи. Мы обсудим. ...О, нет, нет и нет. … Как? Сама ты не понимаешь? … Сейчас это не возможно. …Я говорил тебе. …Ты должна понять. …Не время. …Потом. …У нас еще есть время. …Я думаю и о тебе. Пеленки-распашонки.… И это тебе надо сейчас? А я? Я должен буду совсем забыть свою мечту? Другие пусть идут за мечтой, а я? …Никакой помощи. Никакого понимания…»
  И так далее. И так далее. И так далее.
  Я иду по городу. По городу своей мечты. По чужому многолюдному городу, и думаю, думаю, думаю. Я мудра, и нет мне счастья. Я всем говорю: «все хорошо». Качаются нити неоновых лампочек, качаются рекламные огни, качаются ниточки света  в бликующих фарах машин. Я немного улыбаюсь, потому что думаю о будущем. Там я отчетливо вижу ребенка. Это  боль. Она со мной. Со мною боль. Я несу свою боль. Я не могу отпустить её. Если относиться к ней, как к ребенку, она уйдет сама. Созреет и растворится в воздухе, как дым.
                ***
   Во сне я летала. Над заводью рек. Низко и вдоль течения. Кланялись травы в воде . Когда я пролетала. Как легко дышалось, и так естественно было это – летать. Легко.
   Я ни в ком ничего не могу изменить. Просить тоже бесполезно – меня не услышат, и нужно ли мне то, о чем я прошу? Моя свобода нужна мне. Как он сказал? «Я хочу быть свободен»? Я не могла это слышать.
   Опять, опять и опять. Еще и еще раз.
   Я летала. Я летала и ничего не просила, не требовала, не предлагала, не желала от Него. Нужен ли Он для того, чтобы я летала?
                ***
   Что? Что? Что?  НЕ помню… Что? Что? Снилось сегодня ночью? За окном ночь. Ночь. Только ночь. Ночь. Где он сейчас? Где? НЕ случилось ли чего? Почему я подумала о нем? Не хочу. Мне безразлично.
   Пусть он живет. Живет, как хочет. Без меня.
   Где он? Что с ним?
   В смартфоне смотрю время. 4-15. В смартфоне смотрю ленту. В смартфоне смотрю сети. Нет его. И не было. Вчера. Что случилось? 
    Я готова думать о нем, просыпаясь от неясной тревоги?
    Где моя свобода, и где моя воля?
                ***
  Осень. Может, в этом дело? Не только, но всё же, в этом? Мои эмоции подвластны ветру и серой мгле. Я, мне, меня, обо мне, мною.…  Только  я обитаю в этой пустой квартире, в этом пустом мире, в этой пустой ночи, полной странных сновидений.
   Мне приснился заснеженный двор перед неизвестным особняком. Белый снег, мягкий, пушистыми холмиками бездорожья и нетронутости ногой человека. И вдруг, как будто протянутый бикфордов шнур, дымится чуть заметно из-под снега зигзаг. Удивительно, невозможно. Огонь, пробегающий под снегом. Огня еще нет, но дым, дым то есть! А нет дыма без огня. Я бегу по снегу и засыпаю снегом его горячие разрывы.
   Что нужно было ему? Чего он хотел ? Какой Он? Кто он? ... Надо вспомнить…Надо вспоминать.
   Осень, осень, осень… Люди, много людей. Холод, ветер. …«Девушка, Вы обронили». «Что?» «Вы обронили. Вот»
  Что он поднял? Что подал ей? Рекламный буклет? «Спасибо. Не важно» « Вы носите слишком тяжелую сумку»
   Почему я отозвалась, душа отозвалась? Почему помню? Почему это важно? А слова не важны?
   Какой Он? Что Ему нужно? Нужна ли Она Ему?
   Любовь – это когда «нужно», «нужна», «нужен». Я ему. Он мне.
                ***
  « Чтобы любить, нужно быть смелым». Кто сказал?  Ведь кто-то сказал? Сказал? Сейчас это сказала я. Как опасливо, осторожно, осмотрительно, разумно и предусмотрительно мы любим. Говорим, что любим, уверены, что любим. Клянемся и убеждаем маму или подругу. Мы рады своей любви, мы гордимся, что имеем любовь. Мы смелы настолько, насколько нам удобно, комфортно, приятно. Мы с интересом постигаем любовь, любовь к себе. Как приятно осознавать себя дерзкой, и смелой, и уникальной.… Но это - не то.
   Сметь любить не себя  и радоваться, и не быть идиотом. И уважать в себе человека, не чувствуя унижения. Без насилия быть с человеком внутри, всегда оставаясь снаружи.
    Хочется плюнуть и замолчать.
    Моя смелость не безгранична.
                ***
   Я летала во сне. Я летала».
                =====
   В районе Старого Арбата, где слова «улочки и подворотни» имеют тоже значение, что естественная патина на древнем металле канделябров, рухнула стена готовящегося к реставрации дома, для пущей значимости завешенного зеленоватой сеткой. Руины из красноватого кирпича, деревянных перекрытий, известки и какого-то хлама, которому всегда есть в жизни место, возвышались горой в облаке пыли. Сохранившийся одинокий лестничный пролет  вел в никуда. На нем сидело существо кошачьей породы и невозмутимо смотрело на суетящихся вокруг людей. Дом уже считался расселенным, и жильцов, пострадавших от катастрофы, там не должно было быть. Случайные, не учтенные жители в счет не шли, так как никто, кроме них самих, за них не отвечал. Но и бомжей, пострадавших от собственно недомыслия, не нашли. В доме была всего одна проблемная квартира с неудобной одинокой пенсионеркой, которая не соглашалась с предложенными вариантами переезда. Центральный, да и прилегающие районы ей, правда, никто и не предлагал. Конфликт интересов имел предсказуемый, хотя и отложенный финал. Сражение было жарким только со стороны заведомо проигравшей. Нашли ли женщину? В общем, нет. Ночью случился взрыв и пожар. Возможно, грелась жилица газом, хотя знала ведь, к чему приводит не осторожное обращение с огнем! И хотя зима, снегопад и сырость и не давали огню разгореться так, как это бывает летом, до самого утра из-под снега дымился не потухающий очаг уже как бы погасшего пожара. Всё, что сгорело и не превратилось в пепел, слиплось в одну твердую смолистую массу чего-то неживого, химического, принадлежащего таблице Менделеева и следственным органам, в качестве возможных вещественных доказательств. Есть какой-то парадокс в  том, что  мы, повторяя и запоминая, в общем-то, бессмысленные фразы, наделяем их жизнью.  Помните? «Рукописи не горят». Что может быть неправдоподобнее? А между тем, кот сидел не просто на ступеньках уцелевшей лестницы, а на исписанной общей тетради с обгоревшими краями, но с вполне сохранившимся текстом. Ясности прочитанное не внесло, ибо Иоселиани Н. О. 1953 года рождения, проживавшая по означенному адресу и чье имя было выведено красивым почерком на первой странице, никак не совмещалась с прочитанным текстом. Кто писал его и где теперь Н. О., так и осталось загадкой.