Папина мачеха

Людмила Алексеева 3
 
 фото из интернета


                Сижу одна на скамейке старого деревенского кладбища, расположенного на пригорке за околицей. Звенящая тишина, едва слышное чириканье птах, сидящих на ветках пушистых берёзок и ласковое, тёплое касание ветерка разливает на сердце покой и умиротворение.
                Деревенские говорили:
              - На весёлом месте кладбище… почему на весёлом?
Скажут такое! Скорее близкое, родное - как всё в округе.
                Чувство такое тёплое, как в детстве: будто папа держит меня на сильных, заботливых руках.   
              - Наверно, это и есть - у Христа за пазухой, - подумала я.
                Защемило сердце.…
                Перевожу взгляд на надгробие. С фото смотрит приятная пожилая женщина с русыми волосами на прямой пробор. Именно такой я увидела впервые бабушку Анну, когда мне исполнилось семнадцать лет.

                Как это было давно…
                Папа торопливо заходит в дом и с порога обращается к маме:
               - Маруся, смотри! Письмо! Угадай от кого?! Даже не пытайся! Не отгадаешь! – Папа, волнуясь, вскрывал конверт.
               - Да не томи, от кого письмо?! Что ты так разволновался?
               - От мамаши письмо, Маруся. От мамаши! Я подумать не мог, что когда-то услышу о ней!  Вот они – пути Господни…
                Вспоминая папины рассказы, хочется плакать: папина родная мама Дуня умерла вскоре после его рождения. Случилось это в 1919 году.
Она получила  письмо, где сообщалось, что в госпитале в крайне тяжелом состоянии находится её муж Дмитрий.
                Как наяву вижу картинку из рассказов бабушкиной сестры: вот Дуня сидит в раздумье у колыбели, не отводя грустных  глаз от сыночка, как делится тревожными мыслями: ринуться выхаживать Дмитрия!? Или остаться с крошкой  дома? Но мальчик здоров, сладко спит, насосавшись козьего молока из бутылочки. Молоко у Дуни пропало почти сразу, но опытная няня знала, как выхаживать малых деток, на неё Дуняша могла положиться во всём. Она приняла решение: надо ехать к мужу, без неё он не поправится.
              - Куда ты, оголтелая!? Сгинешь! Подумай о ребёнке! – пыталась остановить сестра.
                Да, где там! Проплакала ночь над крохой - сыночком, утром простилась и уехала спасать мужа.  Мужа выходила, а сама, ещё слабенькая после родов, заразилась тифом, не смогла справиться с навалившейся  болезнью.  Её похоронили в братской могиле, вместе с другими, умершими во время эпидемии.
                Погоревав,  погоревав,  Дмитрий вернулся домой с новой мамой Анной для маленького Вани – моего папы.  С раннего возраста папе врезались в память картинки, как  противная мама Анна наводит в доме порядок и постоянно покрикивает на него:
              - Вот наказанье, поставь сейчас же на место слоников, это тебе не игрушки.
                Мяч не трогать! Разобьёшь что-нибудь! Да сиди ты смирно, егоза.
                А это кто сделал?! Мачеха раздражённо трясёт перед ним запачканную вышитую салфетку. Скручивает её и больно хлещет по лицу.
                Таких историй было много. Что сейчас вспоминать? О покойном - хорошо, или никак. Тем более, что реакция с его стороны была адекватной: он вредничал и капризничал, шалил и проказничал изо всех сил.
                Особенно запомнилась история с шёлковой шалью. Белая, ажурная шёлковая шаль с крупными кистями красиво облегала плечи мачехи и ниспадала почти до колен. Она очень любила её и надевала по праздникам.
               Какой был удар, когда наряд куце, без кистей, обдергайкой  повис на плечах. Было всё: истерика, ремень, слёзы.
                Но надо отдать должное: мачеха никогда не привлекали в разборки отца. Терпела все проделки  пасынка ради мужа.
 
                Всё закончилось в 1937 году, когда отца посадили, как врага народа, без права переписки. Мачеха собрала всё ценное в доме и уехала неизвестно куда. Ничего о ней не было известно до сего дня. И вот – письмо.

*****                Родители долго совещались, а за ужином папа сказал:
              - Девочки, пришло письмо от бабушки Анны – моей мачехи.  Я рассказывал вам о ней. Трудно живёт, плохо ей, о помощи просит.
                Мы с мамой посоветовались. Что ж теперь делить. Я на неё зла не держу, сам был тоже хорош. Вспомню, что творил – стыдно. Чтобы там ни было – всё быльём поросло. В беде она.
Мы с мамой решили, пусть у нас поживёт. Вы уже выросли, из гнезда родного выпорхнули. Только на каникулы и приезжаете. Чего ж комнате пустовать? А вы постарайтесь принять бабушку с добром. Попросит что – сделайте. Трудно ей. А дальше… видно будет.

               Нам это, конечно, не понравилось, но что делать? Перетащили мы свои вещички в большую проходную комнату. А вскоре привыкли, как будто всегда так было.

               Бабушка Аня была тихая и ласковая старушка. Особых хлопот не доставляла. Когда она совсем слегла и не могла говорить, она стучала своим маленьким, сухоньким кулачком по прикроватной тумбочке.
Мы прибегали и спрашивали, что она хочет, а она прикрывала глаза, если угадали её желание.
               Каждую субботу папа на руках носил её в баню, а мы с мамой её мыли. Мне даже доставляло удовольствие видеть её блаженную улыбку после бани и благодарные глаза, когда она чистенькая, ухоженная лежала на белоснежных простынях.
               Только сейчас я поняла, какой золотой человек - наша мамочка. Она незаметно, буднично, без упрёков и стонов ухаживала за совершенно чужим ей человеком, при этом, не переставая преподавать в двух школах.

               Последний день жизни бабушки Анны мне не забыть никогда.

               Папа всегда жалел маму. Старался помогать ей во всём.  Любил делать сюрпризы и баловать нас с мамой подарками.

               Во время летних каникул, он купил маме путёвку на
курорт. Мама удивлённая, но счастливая уехала отдыхать в Крым, а мы с папой остались на хозяйстве.

               В субботний день папу вызвали на работу, там произошла авария: сошёл с рельсов мостовой кран. Он предупредил:

             - Девчонки, меня долго не будет, управляйтесь сами.

               А нам не привыкать. Что мы маленькие, не справимся разве? Убрать в доме, накормить скотину, приготовить кушать,  помыть бабушку.

               Вот как бы изловчиться донести её до бани, а остальное нам привычно. Она была совсем слабенькая и лёгкая как пушинка.  Мы несли бабушку, осторожно шагая по дощатым тротуарам, оступаясь на грядки с картошкой, холод от её листочков, прилипавшим к ногам, рассыпался мурашками по телу.
               Слава Богу, у нас всё получилось:  и помыли, и приодели, и в чистую постель уложили.  Она даже кушать не захотела, а сразу уснула.
               Утром нас разбудил папа:
             - Девочки, не пугайтесь: бабушка умерла. Маме
сообщать не будем, пусть спокойно отдыхает, всё равно не успеет
приехать. Сами справимся.
 
               Мы переглянулись и, вдруг, на нас что-то накатило… сестра ни с того ни с сего фыркнула и подавилась смешком.  Мы захохотали, понимая, что глупее и неуместнее ничего не может быть в такой ситуации, но не могли себя сдержать. Истерически хохотали, руки, ноги дрожали, но остановиться никак не могли. Размазывая по щекам слёзы, продолжали хохотать,  представив, как мыли умирающую бабушку.

               Папе ещё добавилось переживание о нашем психическом здоровье.
 
               Соседские старушки, пришедшие нам помогать в похоронах, оглядев бабушку Анну сказали:
               
             - Покойницу и обмывать не надо, внучки вчера всё сделали, воздастся им за добро.

               После этих слов, нас трясло неимоверно. Никакие капли не помогали,  папа ничего не мог с нами поделать, как ни старался. Мы, как ненормальные, еле-еле сдерживали истерический  смех, пока не приехала на похороны старшая сестра.  Ужаснувшись нашему смеху,  она окатила нас колодезной водой из ведра.  Всё, как рукой сняло. Вот тебе и смех  и грех

Я покаянно гляжу на  бабушкину фотографию:
               «Бабушка, как там тебе?  Прости нас грешных.»

               В голубом поднебесье несутся, меняются картинки из кучевых облаков, как и вся наша жизнь.