Беру недавно интервью у вице-президента одной крупной строительной ассоциации. Вице-президент – мужчина лет 40 – несколько дней назад похоронил своего отца, и на лице его еще заметны следы неостывшей скорби. О трауре свидетельствовал и черный костюм, ладно сидевший на его невысокой, полноватой фигуре. Первое, что я сказал, – слова искреннего сочувствия, ибо по себе знаю, какое это страшное горе – потерять отца…
Задаю первый вопрос о деятельности ассоциации. Вице-президент начинает рассказывать об итогах года, но вдруг скоро прерывает самого себя, спрашивает: «А вы знаете, где я похоронил своего отца? На Троекуровском кладбище!». – «Ну и ну! Как же это вам удалось?» – с деланным восхищением восклицаю я, на самом деле я понятия не имел, ни где это кладбище находится, ни чьими могилами оно знаменито. Удовлетворенный моей восторженной реакцией, вице-президент задает следующий вопрос: «А вы знаете, сколько стоит земельный участок на этом очень престижном кладбище?». – И сам же с придыханием отвечает: «Два миллиона!». Откинувшись на спинку кожаного кресла, он с удовольствием наблюдает, какое потрясающее впечатление произвела на меня названная им цифра. Делаю вид, что я и, правда, ошеломлен до глубины души… Вижу, что маску траура на лице вице-президента давно уже сменила улыбка… Словно желая добить меня, он наклоняется ко мне и, понизив голос до шепота, заговорщически сообщает: «Я не заплатил за участок ни копейки. Я написал на имя Росляка (бывшего заместителя мэра Москвы – прим. Г.Л.) заявление, и землю на кладбище мне выделили совершенно бесплатно». И с победным выражением на лице – «жить надо уметь!» – он откидывается на спинку своего мягкого кресла.
…Вице-президент снова придает своему лицу траурную окраску, начинает рассказывать о деятельности ассоциации. Но радостные чувства, охватившие его, видимо не дают ему покоя. Скоро они вновь переполняют его, и не в силах более сдерживать их, он снова прерывает свой рассказ об ассоциации и говорит: «А вы знаете, я «забронировал» место рядом с могилой отца. Для себя! Я договорился с работниками кладбища… Представляете?! Оставил за собой клочок земли размером 3 на 3 метра и стоимостью два миллиона! Каково, а? Неплохо, да?».
Я снова в восхищении цокаю языком и протягиваю ему руку через стол: «Поздравляю!». (Признаюсь: иногда я чертовски люблю поерничать). Вице-президент с полминуты тупо смотрит на мою руку, соображая, как отреагировать на мое поздравление, принять его или не принять, пожать мою руку или не пожать… Но, слава Богу, у него хватает ума сообразить, что принять поздравление по столь щекотливому поводу было бы, мягко говоря, неуместно, и, сделав вид, что не заметил моей руки, начинает с деловитым видом перебирать бумаги на столе.
Вице-президент снова натягивает на лицо траурную маску и больше уже не снимает его на всем протяжении интервью…
Интервью было опубликовано, но кладбищенские «мотивы» пришлось оставить за кадром. А жаль…
Как-то Венедикт Ерофеев заявил, что человеку, только что потерявшему своего отца, ничего не нужно, ему ничего не интересно. И главное, у него не может быть тщеславных мыслей. Ох, как писатель ошибался!