В роли Ивана Карамазова

Геннадий Люлькин
Помню, я только что закончил 9-й класс. Я крупно проигрался в карты, и мне позарез нужны были деньги, чтобы рассчитаться с долгами. Тут у меня и возникла идея: ограбить нашего сельского почтальона, Алексея Ивановича. Этот тщедушный мужичок лет пятидесяти каждое утро возил почту от железнодорожной станции до села, на рыжей лошадке, запряженной в телегу.                Всю свою жизнь он работал возчиком почты, особых наград и почестей за это не возымел, зато заслужил свое незатейливое прозвище – Почтарь. Раз в месяц он привозил сумку с деньгами – пенсию для сельских стариков и старушек, и я уже знал, в какой именно день. Дорога хоть и была не дальняя, всего пять километров, но шла она очень густым и темным лесом, а лес, сами понимаете, идеальное место для ограбления.
             Со своей затеей я поделился со своим троюродным братом – Федькой. Несмотря на то, что Федька только что закончил восьмой класс, он был из тех, кто был готов на все. Тот еще был парнишка! Помню, он со сладострастным садизмом засовывал горящие спички в задницу собакам, не моргнув глазом, одним резким рывком отрывал головы тучным сизарям. В общем, лучшего соучастника для ограбления мне было не найти.
              Задумка моя была такова: выждать в засаде, схоронившись за деревьями, и когда Почтарь будет ехать мимо на своей рыжей кляче, тихонечко, крадучись, подкрасться к телеге, накинуть на голову мужичка полотняный мешок, связать за спиной руки, забрать коричневый, цвета дерьма, мешочек с деньгами и, не проронив ни слова, удалиться. Всего и делов-то! «И как раньше до этого никто не додумался!», – недоумевал я.
              Кто знает, незамысловатая затея моя, может быть, и удалась, если бы братец мой не притащил за пазухой куртки топор. Огромный такой тесак с очень острым и блестящим лезвием. (А до места засады каждый из нас добирался в одиночку, своим путем, дабы не навлечь подозрений).
              «Ты что, совсем ох…ел?! Зачем топор-то приволок?» – накинулся я на него.
              «Крови хочу! – без обиняков признался он и громко загыгыкал. – Гляди, как ловко я отрублю Почтарю голову!». И резким, сильным ударом он срезал с дерева толстую, зеленую, сочную ветвь.
             «Отдай топор, мудак!» – потребовал я.
             «Отойди, а то зарублю!» – прорычал он в ответ и зловеще поднял топор над головой.
В этот момент в его глазах сверкнула такая злоба и ненависть, что никаких сомнений не было: зарубит! Федька был крепким и очень сильным малым, и мне никак с ним было не совладать. Тем более, он был вооружен топором.
             Авантюрное приключение явно принимало серьезный, кровавый оборот, запахло жареным, и я решил убраться подобру-поздорову. Уходя, я сказал Федору: «Если ты, паскуда, поднимешь на Почтаря руку, я сдам тебя ментам!».
Федор в тот раз на преступление не пошел – испугался…
            Но через два месяца Федька так-таки совершил убийство. На той же дороге, и в том же лесу. Как-то вечером он возвращался с электрички домой, на свою беду той же лесной дорогой шла 60-летняя старушка. Место было глухое, вокруг – ни души. И Федька… изнасиловал старушку. И убил ее. А напоследок выколол ей, мертвой, глаза. В тупую башку его втемяшилось, что в зрачках убитой останется отражение убийцы, вот он и проткнул ей глаза острой палкой. Оттащил ее в овражек, завалил опавшими листьями и ветками.
             Но тем дело не кончилось. Ночью Федька уговорил своего дружка, Женьку, помочь ему, и они вдвоем, в полной темноте, оттащили труп старушки к железной дороге. Представляете картину! Двое малолеток тащат по лесу тело убитой старухи!!! Тем самым Федька хотел увести следаков по ложному следу. Обнаружив труп на гравийной насыпи железнодорожного пути, следователи подумают, что ее сбросили с электрички или же ее сбил проходящий поезд. Но уловка не удалась, и через два дня друзей повязали. Федьке дали десять лет, Жене – четыре года.
             С той поры прошло много лет, а я все думаю: может быть, тогдашняя наша с Федькой неудавшаяся затея и была репетицией случившегося вскоре убийства? Не сыграл ли я роль Ивана Карамазова? Эта мысль до сих пор саднит мне душу…