Из «Розовой террасы», где мы договорились с Верой о вечере, я ушла к тому самому светофору. Признаться честно, в голове моей произошел такой взрыв, что я ни думать, ни спать, ни есть не могла. Даже поливая розы и проведывая свою рассаду, я чувствовала бешенный ритм сердца и то, что руки просто опускались от нахлынувшей волны воспоминаний. Прошлое никак не хотело меня отпускать, так и толкало в спину, ворча, что я пытаюсь отмахнуться от него. И он не отпускал, глаза его были всюду и словно насмехались надо мной.
В тени каштанов у малого фонтана, перекресток был как на ладони. Идеальное место, чтобы продолжить свой роман – кругом люди, которым нет никакого дела до тебя, машины проносятся под несмолкающий гомон воробьев, купавшихся в пыли. Неподалеку магазин, продающий люстры и торшеры, а так же работы хозяина магазина – картины со сказочными персонажами. Я иногда заходила туда, чтобы полюбоваться ими, переносясь в мир хоббитов, эльфов, гномов, богатырей, королей и прекрасных дев. Особенно мне нравилась картина, где был изображен слепой мудрец, на правой руке которого сидел филин, а в высоко поднятой правой - он держал пылающую свечу. И краски были таинственными, глубокими, сумеречными. Иногда у меня появлялся шанс поболтать с самим хозяином и тогда он с удовольствием рассказывал о том, как во снах к нему приходят новые образы и о том, как он мечтает устроить выставку в летнем театре.
- Осталось уладить некоторые формальности, - похвастал он во время последнее нашей встречи. – И тогда первый пригласительный билет от меня будет для тебя.
- Буду очень рада посетить выставку, - искренне обрадовалась я. – Мне очень хочется посмотреть на все ваши работы.
Сегодня я лишь скользнула взглядом по этому магазинчику. Блокнот на коленях был привычно открыт, но ручка так и замерла над строкой. Я, пустив мысли в свободный полет, рассматривала прохожих, гадая о том, кто они, как живут, что любят и что ненавидят. Боковой линией мыслей у меня выстраивался новый сюжет романа и обычные люди, пробегавшие мимо меня, переходили на его страницы, и там была уже своя, другая жизнь, другая вселенная.
Больше всего в эти теплые весенние дни было студентов, которые каким-то образом умудрялись учиться и гулять одновременно, наслаждаясь этой бодрящей порой, когда хочется жить, творить и влюбляться. Когда-то и я была такой. Мне казалось, что покорить мир – плёвое дело. Я была жуткой максималисткой, впечатлительной донельзя, и вечной стрелой. Со временем, а прошло уже аж пять лет, все это немного поутихло, но стрела так и летела и цели были только впереди. А мир стал немного другим, и в нем больше не хотелось стоять на пьедестале и кричать, что я лучше. Теперь я просто смотрела, наблюдала и впитывала в себя всю его красоту, замечая самое незаметное, придавая обычным мелочам огромный смысл. Кто-то сказал бы, что я просто повзрослела, но это было не так. Я просто сняла розовые очки.
Сидела я до тех пор, пока тень от каштанов перестала быть моим убежищем от солнца. Вздохнув, я поплелась к светофору, чтобы побродить по торговому центру напротив, зная, что там всегда прохладно и так же многолюдно.
Волна перенесла меня через дорогу и так же мирно внесла меня через крутящуюся дверь в огромное здание.
Я зашагала к эскалатору, терпеть не могла ездить на лифте. Где-то играла тихая музыка, журчала вода в миниатюрном фонтане рядом с уютным местечком под названием «Шодоладница» - любимое место детей и сладкоежек.
Когда-то с тобой мы тоже гуляли по торговым центрам, катались на эскалаторе, бродя по этажам без какой-либо цели, просто скрываясь от дневной жары. А потом покупали большую булку с шоколадом и орехами и пили холодный чай. Ты болтал о море, походах в лес или горы, обязательно с палатками, мечтал о посиделках у костра с гитарой, и о печеной картошке. Мы так и не успели сходить в такой поход.
Обычно я поднималась на второй этаж и там усаживалась на диван как раз в том месте, где было видно, как входят люди и начинают подниматься по эскалатору или торопятся к лифтам, отсюда было слышно те самые фонтанчики, и открывался вид на блинную, где прекрасно орудуя сковородками, творили пекари. Вид сверху позволял мне вести свой дневной дозор. Но в последние дни это превратилось больше в надежду увидеть тот фантом, который сломал мое обычное течение жизни. Я не знала, хотела ли я, чтобы это все оказалось просто обманом зрения, или стало явью.
И вот мой герой снова отправляется на поиски своего счастья. Он знакомится с одиноким безумным художником, который живет в доме под снос, и рисует один и тот же портрет – ее он видел во сне, она шла в золотом платье сквозь цветущую липовую аллею, сияя, будто божество. Он говорил, что не встречал подобной ей, но верил, что реальность возможна.
Мой герой удивлялся безумию художника, и в то же время понимал, что он так же безумен, так же болен своим поиском. Он уже столько встретил одиноких сердец, что стал сомневаться, найдет ли. И понимал, что сомнение может все погубить, в особенности – веру.
Я быстро добралась до «Розовой террасы», где было весело и пьяняще пахло вкусностями Вериного волшебства. Она как раз укладывала в коробку выпечку, чтобы взять к Любе на посиделки.
- Готова? – спросила она у меня, тепло улыбнувшись. – Дела улажены?
Я лишь кивнула головой, а потом кисло махнула рукой и она не стала задавать больше вопросов. В «Винном маркете» мы выбрали вино и, поймав такси, отправились в гости к Любе, которая давно нас ждала.
Когда город остался позади и дорога свернула на утонувшую в зелени улицу, я почувствовала, что дышу здесь по-другому. А выйдя из машины у прекрасной усадьбы, которая терялась на фоне белоснежного яблоневого сада, поняла – не могу надышаться этим воздухом, пропитанным сладкой кислинкой яблонь, пьянящей сирени и черемухи. Все здесь было волшебно.
- Ну, наконец-то!
Люба открыла калитку, приглашая нас в свои королевские владения. Почему-то вспомнились картины с эльфийскими персонажами в магазине моего знакомого. И Люба была сейчас словно с одной из картин – она сияла от какой-то тихой светлой радости, даря этот свет всем вокруг.
Мы прошли на веранду, где она как раз перед нашим приходом накрывала на стол.
- Я тут прихватила кой чего, - Вера поставила коробку.
- И кой чего еще, - я достала вино. – И кое-кого, - добавила я, когда влетела Соня со своим другом.
- Ну? – нетерпеливо спросила Соня, горящими глазами глядя на мой огромный пакет.
- Тадам! - я достала большущего лохматого льва.
Что тут началось! Соня прыгала, визжала, хлопала в ладошки, дергала Мишу за руку, а потом, обнявшись со львом, счастливо смеялась.
- Спасибо! – наконец, выдохнула она. – Храбрый Лев теперь дома! Теперь пойдем его знакомить со Страшилой и Дровосеком, - позвала она Мишу и они убежали во двор.
- Сколько радости, - я счастливо улыбалась, глядя им в след. – Самое лучшее время – беззаботное и полное радости.
- У них теперь и Дровосек появился, - усмехнулась Люба. – Домой не загонишь. Мишу бабушка вчера еле увела. Не удивлюсь, если он у нас скоро жить будет, - рассмеялась она. – Соня увлекла его в игру, что даже я теперь не могу отличить ее реальность от выдумки.
И беседа наша потекла, полилась… Сам воздух здесь был волшебным, пропитывал нас своей сладкой свободой, унося прочь от всех забот и суеты мирской жизни. Люба принесла вишневую наливку, которая была пропитана летним солнцем и свежим воздухом прошлого лета.
- А как ты оказалась в нашем городе? – спросила меня Вера, разрезая пирог.
- Вообще мои родители - военные люди, - заговорила я, чуть помедлив – вино укутало меня своей сетью и мозг, наконец, расслабился. – Всю жизнь кочуют из части в часть. Я сначала даже радовалась такой жизни – новые места, новые открытия. Но в этом были свои минусы. Я переходила из школы в школу, то отставая от одноклассников, то наоборот. Не успевая завести одних друзей, находила других. В голове был сумбур, словно я перекати-поле какое. Отца вечно не было дома, я его и сейчас с трудом могу представить. Мать – вечно загнанная заботами и такой же неустроенностью как и я, старалась смягчить все наши с ней «приживания» на новом месте. Мы с ней были как цветы, которые пересаживались из одного горшка в другой. Мне кажется, она только теперь смогла расцвести по-настоящему, когда отец ушел в отставку, и они перебрались в теплое местечко. В Крыму теперь живут. А до этого был Мурманск. Запомнился мне больше всего тем, что у меня началась «куриная слепота». Климат не подошел. Врачи сказали, что нужно срочно уезжать иначе я совсем могу ослепнуть.
Когда мы жили в Санкт-Петербурге, я поступила в вуз и надолго осела в этом городе. Родители уже без меня переезжали еще пару раз, пока окончательно не остановились. В университете я, наконец-то, смогла найти себя и стать такой, какая я есть. Сумбур в моей голове улегся на дно, и жизнь потекла, как и у всех людей. К тому же, мне предоставили общежитие, а это означало, что я обрела независимость. И это была скорее независимость от тех обстоятельств, которые были совсем не моими.
Признаться честно, общежитие мне быстро опротивело тем, что там вечно полно донимающих тебя людей. Ты даже поесть спокойно не можешь, тебя вечно кто-то отвлекает по пустякам, вечно кому-то что-то нужно. С соседками мне и повезло и не повезло. Одна была отличной девчонкой, с которой я и по сегодняшний день регулярно созваниваюсь. А вторая – сущий кошмар! Ее даже отчислили на последнем курсе. Все время просыпала все пары, а ночью стирала вручную свои джинсы прямо в комнате или красила ногти в три часа ночи. Мы с ней вели открытую борьбу, но, ни уговоры по-хорошему, ни яростные упреки ее не сломали. Мы потом на нее махнули рукой. И, в конце концов, я настолько устала от постоянного присутствия людей, которые уже просто жили в моей голове, что свалила на квартиру. Нашла самую дешевую, самую убогую, но ту, от которой у меня остались самые лучшие воспоминания. Из моего окна было видно набережную. Вид, о котором я всегда мечтала. Меня всегда тянуло к воде и высоте. Климат правда, все же был не самым лучшим, но даже не смотря на то, что зрение оставалось под угрозой, я попросту не могла никуда перевестись, потому что люди, которых я знала, были тем якорем, который меня держал. Знаете, со стороны казалось, что я вечном свете софит, в окружении несметного числа друзей-приятелей и поклонников, всегда в прекрасном настроении… Но на самом деле это было только внешним прикрытием моего одиночества. Мне хотелось чего-то необъяснимого, чего-то сверх, недосягаемого. Люди не могли дать мне чувства свободы, парения или какого-то душевного насыщения. Я с ними была одна. И я все время была в поиске. Не знаю, что я искала… Я и сейчас ищу. Но когда я приходила домой, мне становилось легче. В своей одинокой грусти я могла жить в другом мире, где у меня были крылья. И я начала творить. Сначала просто записывала какие-то мысли, сны или возникавшие в голове картинки. Иногда я могла всю ночь метаться по комнате, не в силах перенести на бумагу то, что думаю или представляю. Часто я убегала из дома ночью и бродила по набережной, будто в агонии. Мое представление об идеале сделало меня одержимой. Мне сложно было иногда осознавать заунывно скучную реальность. Я больше жила в своем мире. Так и появилась на свет моя «Ромовая баба». Она бы никогда не увидела свет, если бы не один человек. Без него она не была бы даже окончена.
- Ты любила его? – тихо спросила Вера, с замирание сердца слушая меня.
- Наверное, только сейчас я поняла, какая любовь настоящая, - хмыкнула я. – Я познакомилась с этим человеком на фоне самых мрачных событий в моей жизни. В тот год я по глупости стала встречаться с одним парнем, которого как мне казалось, я любила до потери сознания. Он был совершенно не из моего круга знакомых. Познакомилась я с ним случайно – шла на встречу с подругой, начался дождь, и я попала в толпу бежавших людей, которые хотели укрыться от дождя. Он ухватил меня за руку, и я неосознанно поддалась течению толпы. В кафе была моя подруга. Увидев меня в компании молодого человека, она решила, что мы с ним вместе. Мы с ней познакомились со всей этой компанией, которая оказалась рок-группой, выступающей в этом самом кафе. Это было самое глупое событие из всех, какие были в моей жизни. Подруга моя до безумия влюбилась в бас-гитариста и они, спустя несколько дней, стали встречаться и отношения у них оказались искренними и настоящими. Я же увлеклась тем парнем, с которым убегала от дождя. Мне льстило его особенное внимание ко мне, то, что он в вечном окружении обожателей и то, что он выбрал меня, а не тех томно вздыхающих девчонок, что каждые выходные приходили послушать его. Он тоже рисовался перед ними всеми, показывая свое безупречное ко мне отношение. Это время я и сейчас вспоминаю, будто оно было во сне, и знаете, все это было как в замедленном кино. Воспоминания лениво и четко выплывают передо мной, будто я уже тогда за всем этим наблюдала со стороны. Но я не любила его. Вернее, все чувства к нему не были той любовью, которую я представляю себе сейчас, глядя на все через ясную призму. Мы с ним просто играли. Мы с ним даже расставались как в кино, как в кино вновь случайно встречались и умирали друг без друга. Это так глупо сейчас, так смешно. Но не будь этого, я бы никогда не встретила того, кто изменил мою жизнь и снял мои глупые розовые очки.
После очередного рисования перед толпой восторженных людей, я случайно увидела одиноко сидящего за барной стойкой парня, который спокойно пил кофе, отрешенно глядя на людей через зеркальную часть бара. И знаете, в тот момент мне показалось, что какая-то невидимая нить протянулась от моего сердца к нему. Тогда все и началось.
Я стала приходить в это кафе в любое свободное время, всюду таскала с собой блокнот, и пока томилась в ожидании вновь увидеть его, стала писать главу за главой…
Я на некоторое время замолчала, вновь переносясь в те самые воспоминания, которые день ото дня накрывали меня очередной волной. Девчонки меня никуда не торопили и лишь внимательно слушали, проживая со мной мои переживания.
- Он пришел, тогда, когда я уже перестала его ждать, - вновь заговорила я. – Со своим картинным парнем у нас все пошло наперекосяк, потому что я стала отрешенной, мне было плевать и на него, и на его музыку, и на его обожателей. В моем сознании было все по-другому, и он в него не вписывался. Мы даже и не собирались понимать вселенную друг друга, потому что в моей вселенной был тот парень, которого я ждала. И он пришел. Я как раз дописывала новую главу, погрузившись в мир своей иллюзии. Просто принес мне чашку чая и молча сел рядом, будто мы с ним тысячу лет были знакомы и могли общаться без слов.
Я несколько минут не понимала, кто это вторгся в мое пространство, а потом едва не задохнулась от переизбытка адреналина. Так мы и познакомились. Он стал моим первым слушателем, помогал с коррекцией «Ромовой бабы». Он воспринимал мое творчество в серьез. Он мог позвонить мне в три часа ночи и сказать, что то самое предложение, в котором говорится о чем-то, можно сформулировать иначе. Я могла позвонить ему в шесть утра и сказать, что у меня творческий кризис. И он приходил. Он всегда приходил. Всегда был рядом, даже когда я его и не видела. Мне было легко с ним, словно мы были с ним вместе в прошлой жизни и снова встретились в этой. Только с ним я могла быть собой, безо всех масок. И я не чувствовала одиночества, я была свободной и мне хотелось лететь.
Он помог мне с романом. Я даже не знала, что он отнес его в издательство, не знала, что все получилось. Он сказал мне об этом, когда принес все бумаги для контракта. Это было такое счастливое событие в моей жизни, что никого счастливей меня не было.
А потом я сама все испортила… На фоне всей моей эйфории он сделал мне предложение… Я испугалась. Я не была к этому готова. Это было ужасно, - я закрыла лицо руками. – Я не знала что сказать, чтобы не обидеть его и не потерять. Он все понял и сказал, что будет ждать столько, сколько понадобится. Я же загналась в учебу, откладывая все встречи и разговоры прикрываясь предстоящей защитой диплома. А потом сказала, что уезжаю на неопределенное время. До сих пор не понимаю, зачем я так сделала.
Все молчали. Я лишь с тоской вспоминала тот ужасный момент. До сих пор видела свое надменное лицо, когда поезд отходил от перрона, а сквозь толпу бежал он. Я не сказала ему ничего в ответ, лишь пообещала вернуться и тогда ответить. Это был самый ужасный поступок в моей жизни.
- А когда я через два месяца вернулась обратно в Питер, - надломленным голосом заговорила я. – Его уже не было в городе. С работы он уволился, телефон перестал быть доступным, а пара общих друзей понятия не имела куда он подевался, сказав лишь, что в последнем разговоре он упомянул мое имя и то, что на одном сайте узнал в каком я была городе. Это был сайт одной городской администрации, похваставшейся приездом меня, как начинающего писателя. Это была правда, потому что выход первого тиража застал меня далеко не в Питере и мне пошли на встречу, устроив презентацию «Ромовой бабы» в том месте, в котором я находилась. А он просто поехал за мной, хотел меня найти. И на этом все оборвалось. Я сама виновата. Мой эгоизм и максимализм, мечты об идеале привели меня к пропасти. Когда я все это осознала и сняла свои розовые очки, увидев, что мой идеал был рядом, я поняла, что большей глупости я в жизни не совершала. Ужасный я человек, девчонки, ужасный, - я проглотила ком в горле, изо всех сил сдерживая рвущиеся рыдания.
- Нисколько, - Люба обняла меня за плечи. – Ты самая обычная девчонка, которая просто не была готовой ко взрослой жизни. А заново жить еще совсем не поздно.
- В том то и дело, что жить заново без него не получается, - покачала я головой и смахнула предательские слезы. – Я даже влюбиться не могу. Лишь с презрением отношусь ко всем новым знакомым с явными намерениями. Ни одного свидания за пять минувших лет. Все он перед глазами стоит, все его голос в тишине мерещится. А приехав сюда у меня стала вообще паранойя развиваться – мне кажется, что он где-то здесь, что я его даже видела, только не успела.
- А может быть ты и не ошиблась вовсе, - Вера взяла меня за руку.
- Да это бред, - хмыкнула я. – Так не бывает. Я выбрала этот город как самый тихий и уж не в обиду вам, забытый Богом, подальше ото всех. Больше всего на свете я мечтаю, чтобы обо мне все забыли и я смогла дописать свою новую книгу. А после, если мне вновь повезет ее издать, хочу, чтобы это произошло без меня. Часть меня не хочет, чтобы он знал и помнил обо мне. А вторая… А вот вторая часть меня похоже имеет серьезное психическое расстройство. Я, наверное, просто схожу с ума.
- Все с тобой нормально, - улыбнулась Люба. – Ты просто поняла, что такое любовь. А она, знаешь ли, способна преодолеть все. И уж точно не умирает, если она зародилась где-то свыше. Все будет так, как угодно Богу. Он за нас решает. И если тебе суждено увидеть его вновь, то не важно сколько времени и событий пройдет.
- Я со словами Любы полностью согласна, - вздохнула Вера. – После того, что случилось в моей жизни, я верю, что любовь рождается на небесах, и что от судьбы не уйдешь. Но почему же ты думаешь, что тебе кажется, что ты его видела здесь?
- Понимаете, совсем недавно, когда я шла к переходу недалеко от твоей пекарни, Вера, в толпе мне показалось, что я вижу его лицо, - я покачала головой, сбрасывая с себя то самое наваждение. – Почему тогда взгляд выцепил его образ – понятия не имею. Может быть, я сильно о нем думала или просто кто-то был похож на него. Но то, что я теперь не могу спокойно ходить по улицам и думать о своей книге, это факт. Я теперь не о сюжете думаю, а о том, правдой ли было то видение или нет. Ведь теперь я поняла, что действительно очень сильно хочу его увидеть, просто узнать, как у него дела и попросить прощения за свой ужасный поступок. Мне даже не нужно его прощение, ничего не нужно, просто я очень хочу ему сказать, что я сожалею, что я очень виновата перед ним. И я была бы счастлива узнать, что у него все хорошо. Больше мне ничего не нужно. Но это успокоило бы меня… Наверное… И тогда бы я ушла в свое пространство и…
- И перестала бы существовать, - скривилась Вера. – Так не правильно.
- Знаю, - я перевела взгляд на сад. – Но мне так было бы легче. Я бы больше никому не причинила боль. Это мое добровольное одиночество и моя клетка с открытой дверью. Я сама так хочу. Так лучше.
- Я тоже так говорила себе, когда разводилась с мужем, - тяжело вздохнула Люба. – Вот и до сих пор живу в своей клетке с открытой дверью. Я очень тебя понимаю. И все же это очень тяжело – жить без любви. Мне и сейчас кажется, будто только я во всем виновата.
- Но почему, Любаш? – Вера готова была заплакать, глядя на нас двоих. – Почему?
Люба пожала плечами, поглаживая меня по руке.
- Знаете, - заговорила я, наконец, после молчания. – Мне иногда кажется, что это раньше вовсе и не я была. Будто вместо меня играла роль героиня моего романа, не написанного еще. А я ходила за ней по пятам и отслеживала ее жизнь. Будто так надо было, чтобы создать что-то для читателей. Это не я. Между тем временем и сегодняшним лежит целая пропасть.
- Мы порой сами не замечаем, что уже изменились, - Вера, с дрожащими в глазах слезами смотрела на меня и кивала головой. – Не будь тех людей, который входят в нашу жизнь, мы бы не стали нынешними. Так надо. И это надо принять… Хоть это порой и не выходит. Главное, что с тобой остался твой мир, твое особенное пространство, а не исчезло после творческой эйфории. Иначе, это сломало бы тебя, раздавило.
- Это точно, - кивнула я. – Теперь я по-другому смотрю на все. Я не играю больше главную роль в своих иллюзиях.
- Иллюзии порой сложно отделить от настоящего, - Вера опустила глаза. – Порой в реальности не хочется жить вовсе. Это наш выбор – жить в этой самой клетке. Ведь, правда, иногда хочется закрыть эту дверцу? Только не решим никак - извне или изнутри?
Вера смотрела на нас своими ангельскими глазами и по щекам ее текли слезы. Она одновременно жалела и меня, и Любу, и внутри разрывалась от собственных переживаний. Я взяла ее за руку. Она судорожно вздохнула и отвела глаза в сторону сада.