---
Утром Аамир понес своей Русалке завтрак на подносе. Сам над собой посмеивался…
- Завтрак в постель! Как романтично! «Налаживаем контакты с новыми людьми, людьми не из повседневного мира», - повторил он слова психолога. На лице его появилась полуулыбка, а в потускневших, печальных глазах промелькнула тень самоиронии.
Утром, перед работой, приходила Зита, помогала Мили помыться и умыться, а потом Зита с Аамиром уезжали. Он завозил Зиту в приют, где она работала медсестрой, а сам ехал в больницу и красил стены. Перед отъездом он всегда напоминал Риши, чтобы тот через какие-то промежутки времени провожал Мили в туалет и на воздух, на террасу, и настаивал на том, чтобы всегда стоял кувшин воды у ее кровати… Пьет она ее или нет, но наполненный кувшин должен стоять.
- Сама она, вряд ли как-то попытается попросить и будет мучиться или еще чего доброго сама попытается выйти из своей комнаты, и не хватает еще, чтобы она упала где-нибудь, - беспокоился Аамир.
Риши недовольно бубнил что-то себе под нос, но до приезда Аамира исправно все выполнял. Вечером роль няньки была за Аамиром. Он в перерывах между своими вечерними делами брал под руку свою подопечную и выводил ее в сад, кормил с ложечки, поил чаем. Координация, как и говорил доктор, явно была нарушена, да и левой рукой у нее получалось не очень ловко, и она даже не хотела ничего есть, но он настаивал, и ей ничего не оставалось делать, как подчиниться. Выходя с Аамиром из своей комнаты, Мили сначала, робея, неуверенно держалась за него, но, понимая, что без помощи ей никак не обойтись, смелее опиралась на руку своего спасителя.
- Буду твоей опорой, – шутил Аамир,- так что не стесняйся и держись за меня! Я крепкий парень, упасть тебе не дам!
Мили не понимала, что он ей говорил, но чувствовала мужскую крепкую руку и понимала, что эта рука, на которую волей судьбы ей приходилось опираться, не подпорка, а именно опора. Не всегда понимая, что от нее хотят, она просто доверилась Аамиру и шла за ним - другого выхода все равно не было. Он очень внимательно и бережно отводил ее на террасу, в сад, или на кухню, или в туалетную комнату, оставляя одну на некоторое время.
- Никогда не подумал бы, что ты можешь быть таким трогательным нянем, - удивлялся Риши, тяпая свои грядки, иногда останавливался, опираясь на ручку мотыги, с беспокойством поглядывая на прогуливающуюся невдалеке парочку, или, прибираясь в доме, наблюдал, как Аамир трепетно ухаживал за незнакомкой.
- Да, я такой! – подмигивал ему в ответ Аамир, невесело улыбаясь. – Небритый, лохматый, но вот такой трогательный нянь! Может, мне надо было идти работать воспитателем в детский сад или медбратом? Может, это мое призвание? А? Вот и ты считаешь, что у меня получается, да?
- Да-да! – поднимая недоуменно брови, покачивая головой и вздыхая, Риши принимался за свои обычные дела. – Вроде взрослый, серьезный мужик, чего тебе не хватает? Нашел себе канитель, да еще и нас с Зитой подключил. Что нам, заняться больше нечем? Теперь всех бездомных будешь с ложечки кормить и прогуливать по саду?
Аамир, не обращая внимания на недовольство Риши, грустно поглядывая на Мили, молча заваривал чай, в очередной раз сам себе удивляясь.
---
Через пару недель после прибытия в дом Аамира Мили сама уже прекрасно справлялась со своими нуждами, ей было неловко оттого, что столько незнакомых людей за ней ухаживали. Шум в голове начал проходить, и она приложила все свои оставшиеся силы для того, чтобы подняться.
Раны ее постепенно затягивались, она уже не пугалась окружающих её людей, видя, как они старались помочь ей. Часто Риши и Зита что-то ей рассказывали, она не понимала их, но чувствовала, что им нужно было выговориться, возможно, излить свою душу, поделиться самым сокровенным. Чужим, незнакомым людям, часто случайным попутчикам, легче получается рассказать о наболевшем, видимо, из-за отсутствия условностей или из-за отсутствия страха быть непонятым, непризнанным. Рассказал - вроде как к психологу сходил и дальше пошел. Часто люди, не имея возможности или желания с кем-то поделиться, разговаривают сами с собой, даже не замечая этого. Чтобы не взорвался мозг, важно с кем-то поделиться или… завести дневник - если кому-то от этого легче, то почему бы и нет – может, и пользы особо никакой, но и вреда не будет. А тут живой человек… Они же знали, что Мили их не понимает, но она с таким вниманием и одобрением следила за их рассказами, иногда улыбалась, иногда становилась серьезной, что Зита и Риши забывали об этом и постепенно, Мили стала для них уже не чужой бездомной незнакомкой и если не другом, то добрым приятелем.
Только Аамира она еще какое-то время немного побаивалась, он мало с ней говорил, был серьезен и даже, как ей казалось, строг. Она понимала, что многим ему обязана. Он спас ей жизнь, привел в свой дом, но для чего ему это надо? Она не могла понять, теряясь в догадках, наблюдала за происходящим вокруг. Мир, окружающий ее, был чужим, и только Аамир казался ей знакомым и в то же время совсем незнакомым.
За несколько дней Аамир закончил покраску больницы и теперь был почти всегда дома. Он время от времени что-то чертил, рисовал, иногда уезжал куда-то на несколько дней, а когда возвращался, был еще более суров. Его небритость и всклокоченные волосы добавляли к его суровости некоторый вид разбойника, это ее немного смешило. Когда же они встречались взглядом, она смущенно отводила глаза, но про себя улыбалась и со временем видела в нем уже не столько сурового мужчину, но мальчишку, заигравшегося во взрослую жизнь. Когда он был занят работой или читал, она пыталась незаметно его рассмотреть. Он был невысокого роста, недурен собой, если его побрить, и хорошо сложен. Было заметно, что со спортом он дружит. Незарастающая тропинка, ведущая к турнику в глубине сада, служила тому доказательством. Большие выразительные темные глаза были всегда грустными, но, когда Аамир был в хорошем настроении, в них загорался лукавый огонек и озарял его лицо каким-то чудесным светом, прорывавшимся глубоко из души. Она заметила, что он любил долгие прогулки вдоль реки и после этих прогулок всегда приходил в хорошем расположении духа, улыбался, как будто шутил и даже немного кокетничал с ней.
После выписки из больницы Мили была слишком слаба, но со временем Аамир стал приглашать и ее с собой на прогулки. Врач рекомендовал больше уделять внимания Мили и разговаривать с ней, и неважно, понимает она или нет. Необходимо было не дать ей замкнуться в своих переживаниях.
Он не пытался произвести на нее впечатление или каким-то образом завоевать ее внимание, но раз уж взялся, то надо было помочь и скорее решить ее проблемы. Более естественно и свободно он никогда не чувствовал себя ни с одной из своих бывших многочисленных женщин. Оттого, что не видел в ней угрозы своей свободе и своему сердцу, или оттого, что затронула она какую-то потайную струнку в его душе? Даже Зита, которая делала ему всяческие недвусмысленные намеки и которую сам он считал не более чем другом, при всем его уважительном отношении к ней иногда напрягала его своим даже не очень длительным присутствием и вызывала у него порой желание поскорее выпроводить ее из своего дома.
Аамир с Мили обычно выходили на прогулку под вечер, когда все домашние и рабочие дела были сделаны. Он долго думал, о чем и как с ней разговаривать. Как не дать ей замкнуться и пробудить ее воспоминания? И решил, что будет читать ей стихи. И оттого сам оказался счастлив: за все годы своей жизни никогда не замечая в себе особых артистических талантов, вдруг открыл в себе неплохого чтеца. Мили ничего не могла ему сказать, но очень внимательно его слушала и, казалось, все понимала. Ее глаза цвета меда излучали тепло и придавали ему уверенность в своем действе.
Язык тела и жестов одинаков у разных народов. Все улыбаются и плачут, ненавидят и любят на одном языке. Гнев, удивление, страх, боль, желание, страсть одинаковы даже у племен, которые никогда не контактировали между собой, и у животных проявляются так же. Не слыша человека, можно понять его чувства, а звуки придают дополнительные нотки для распознавания этих чувств.
Мили вслушивалась в голос Аамира, наблюдала за его лицом, ей нравился тембр его голоса, она, ничего не понимая, слушала его, как песню. Он жестами и мимикой так здорово изображал события, о которых рассказывал, что, не понимая слов, она улавливала интонации и эмоции, а жесты очень красноречиво дополняли текст… Он то скакал на лошади, увлекая ее в неведомые дали, то сражался с невидимыми врагами, то признавался кому-то в любви, то плакал, то зловеще хохотал, пытаясь в шутку наброситься на нее… Получалось будто немое кино, но со звуком. Аамир сам не ожидал, что может быть таким великолепным рассказчиком и артистом. Он иногда так увлекался, что их прогулка затягивалась, и они уходили очень далеко от дома. На обратном пути он, как правило, молчал, но это молчание не напрягало, а давало возможность подумать о чем-то своем, даже не подумать, а раствориться в ощущениях, отключить все мысли, насладиться природой и послушать реку. Аамир, заметил, что такие прогулки помогают ему отвлечься от дел и хорошенько расслабить напряженный мозг, который до недавнего времени готов был взорваться от обилия ненужных мыслей, чувств и ощущений. «Прислушайся к природе. Тишина мира успокаивает лучше, чем миллионы ненужных слов!»- вспоминал чьи-то слова Аамир, вглядываясь в горизонт.
Иногда они просто сидели на берегу реки и наблюдали за ее течением. Говорят, на воду и огонь можно смотреть бесконечно. А тем более бесконечно долго можно смотреть на воду, стремящуюся прыгнуть со скалы, уносящую за собой всякую всячину, попавшую под ее власть. Искрящиеся капли, будто разноцветный туман, поднимались вверх над водопадом и, отражая солнце, рисовали радугу… Теперь уже кино показывала природа… Сначала Мили не решалась подходить близко к падающей с высоты реке, но скоро страх прошел и она, следуя за Аамиром, подходила ближе, ловя на своем лице прохладные капли… Она закрывала глаза, подставляя себя под брызги, загадочно улыбалась… Аамир же внимательно наблюдал, как его гостья постепенно оживала, и ее, пусть редкие, улыбки радовали Аамира. Он чувствовал себя причастным к ее выздоровлению и очень надеялся, что в скором времени память к ней вернется и тайна приоткроется.
- Кажется, лед начал таять,- с удовольствием думал Аамир.
---