Сверчок.
Часть 1
На царских харчах
66
Энгельгардт: Корф, Горчаков, Вольховский, Комовский.
И тем не менее приведу записи, которые сделал о нас Энгельгардт.
Он эти записи называл как-то на немецком языке «Нечто о воспитанниках старшего отделения лицея». Но я с немецким не дружу.
Не судите, да не судимы будете!
Через два месяца после вступления в должность директора Лицея, на основании своих первых впечатлений, Энгельгардт стал делать заметки о лицеистах.
Ему надо было составить представление о нас!
Начнем с записи, посвященной барону М. А. Корфу, впоследствии камергеру и сенатору, одному из ярых приверженцев николаевского режима, написавшему гнусную книгу «Восшествие на престол императора Николая I» с резким осуждением декабристов. Корф являлся также автором клеветнических воспоминаний обо мне. В лицее Корф был окружен неприязнью ряда воспитанников и получил прозвище «дьячок Мордан» (за пристрастие к чтению церковных книг).
О Корфе Энгельгардт писал:
«Он имеет выдающийся талант и большую восприимчивость к формальной стороне наук в той мере, в какой она снабжена внешними чувственными прелестями. К этому же он стремится и в своей манере изложения, но это стремление часто оборачивается в его работах напыщенностью. Он тщеславен, как девочка, что очень удивляет в мальчике. Это тщеславие он обнаруживает даже в положении тела, которое он выставляет напоказ в различных позах. Я не могу удержаться от опасения, что он предается тайным порокам, в которые вовлекает и других, конечно, из чистого кокетства, ибо некоторое время тому назад его поймали в объятиях Дельвига. Впрочем, его хитрость и осторожность до сих пор делали невозможным поймать его на этом пороке, если он действительно ему присущ. В отношении начальства он часто обнаруживает некоторую строптивость и притом большей частью из ущемленного тщеславия, которое, где только возможно, выступает даже по отношению к его родителям. В остальном в нем никогда не обнаруживается ничего низкого и свои обязанности в классе он выполняет с большим усердием. Его тетради всегда в величайшем порядке, он пишет красиво и хорошо рисует».
Приведем далее запись о князе А. М. Горчакове, сделавшем после выхода из лицея блестящую карьеру, которая завершилась впоследствии должностью министра иностранных дел и возведением в высший в России чин — государственного канцлера.
«Сотканный из тонкой духовной материи, он легко усвоил многое и чувствует себя господином там, куда многие еще с трудом стремятся. Его нетерпение показать учителю, что он уже всё понял, так велико, что он никогда не дожидается конца объяснения. Если в схватывании идей он выказывает себя гениальным, то и во всех его более механических занятиях царят величайший порядок и изящество. Так как он с самого детства был подвержен всяким внешним и внутренним эмоциям, этот пыл подорвал его организм, в особенности легкие, чему больше всего способствовал один чрезвычайно разрушительный порок, которому он, к сожалению, был подвержен уже с ранних лет. Теперь его здоровье, по-видимому, совсем восстановилось, хотя его экспансивность нисколько не уменьшилась. Поскольку и теперь, однако, пылкость его стихия, то кажется, что она уничтожила все более спокойные и добрые свойства его души и при его остром чувстве собственного достоинства у него проявляется немалое себялюбие, часто в отталкивающей и оскорбительной для его товарищей форме. Чаще всего он вступает в спор с Кюхельбекером. От одних учителей он отделывается вполне учтивыми поклонами, а с другими старается сблизиться, так как у них он находит или надеется найти поддержку своему тщеславию. В течение долгого времени он непременно хотел оставить лицей, ибо думал, что в познаниях он больше не может двигаться вперед, и надеялся блистать у своего дядюшки».
Здесь тонко отмечены черты духовного облика Горчакова, его блестящие способности (которые затем проявились в дипломатической деятельности) и те особенности характера, которые предсказывали высокомерного, тщеславного карьериста.
Я как предвидел и тоже дал Горчакову характеристику в стихах, похожую на пророчество.
Мой милый друг, мы входим в новый свет;
Но там удел назначен нам не равный,
И розно наш оставим в жизни след.
Тебе рукой Фортуны своенравной
Указан путь и счастливый, и славный, —
Моя стезя печальна и темна;
И нежная краса тебе дана,
И нравиться блестящий дар природы,
И быстрый ум, и верный, милый нрав;
Ты сотворен для сладостной свободы,
Для радости, для славы, для забав…
О Вольховском Энгельгардт писал:
«Из всех учеников этого надо оберегать меньше всего, так как перед его душой стоит прекрасный идеал (правда, еще только в неясных очертаниях), к достижению которого он стремится твердо и настойчиво. Он так же кроток, как и добр, и охотно принимает каждый совет, который может быть ему полезен в отношении знаний или нравственности. Твердое решение — серьезно подготовиться к серьезным жизненным делам — принимает у него иногда несколько странное направление, и тут воспитание должно сделать возможно лучшее. По отношению к начальникам проявляет усерднейшее послушание и самое искреннее расположение. Во взаимоотношениях с товарищами он очень уступчив и прямодушен, за что его также очень ценят учителя».
Приведенные выше характеристики поражают своей верностью; зато Энгельгардт серьезно ошибся в своем взгляде на С. Д. Комовского, хитрого и пронырливого человека, ханжу, заслужившего и у товарищей прозвища «лисички», «смолы», «фискала». Назойливость и поучения, с которыми обращался ко всем благонравный Комовский, выводили из себя даже его ближайшего друга Корфа. Энгельгардт, не рассмотревший за внешностью старательного ученика его неприглядный облик, писал о нем:
«Его способности не так велики, как настойчиво его прилежание и чист его нрав. Ни у одного из учеников не развиваются так гармонично все душевные и телесные свойства и ни один столь не отдается целиком и без всякого отвлечения тому, чем он в данный момент занимается. Он танцует и фехтует точно с таким же рвением и так же сосредоточенно, как присутствует на отвлеченнейшем уроке. Он идет отлично по всем предметам и во всех стоит на равной ступени. От всех его соучеников его отличает своеобразная грация.
«В своей нежности к родителям он совершенно походит на Есакова. По выходе из класса он часто громко повторяет то последнее, что сказал учитель, а когда кончается урок танцев, он обычно исполняет еще несколько пируэтов на свой собственный лад».
И всё же, хотя Комовский оценен здесь положительно, воспитанник этот предстает как совершенно бесцветный.