Вместо предисловия
Вы есть то, что вы помните…
Как причудливый, замысловатый узор, как удивительная и неповторимая мозаика, разбросаны по Матушке-Руси бесчисленные села, деревни, станицы, хутора. Богом забытые, далёкие, обезлюдившие, но такие родные, они продолжают нас манить, звать, сниться, напоминая о себе, порой прося о помощи или радуя воспоминаниями о разделенных с ними юных днях. У каждого из нас эти крохотные островки памяти свои, неповторимые, но есть в наших воспоминаниях что-то общее, глубинное, прикровенное, что связывает нас общей любовью к многострадальной и до боли родной земле.
Не научились мы еще беречь, заботиться и охранять эту красоту. Сколько сел и деревень бесследно исчезли в двадцатом веке и продолжают исчезать в наши дни. Не сосчитать! Утрата памятников прежней эпохи, былого уклада жизни наших предков, еще не до конца нами осмыслена. Мы не знаем последствий этих утрат и не изучили подлинную причину этого явления, чтобы вынести ему исторический вердикт. Но со всей определенностью можно сказать, что истинной причиной является недуг духовный. Апостасия – отступление человеческой души от Бога и забвения заповедей Его. Сбой программы развития и самоидентификации русской души, загнал её в лабиринт, из которого нет выхода. И блуждает она впотьмах, бросаясь из одной крайности в другую, где мелькают ложные маяки, переливаясь зловещим свечением. Что же остается человеку? Ждать? Попивать горькую и сетовать на свое житье-бытье? Путь только один – к Богу, который начинается с пути к самому себе.
Остановись, человече! Отдышись, задумайся, вспомни себя, своих предков, подумай, для чего ты живешь, и для чего жили они. Найди свое начало, нащупай в себе крохотный островок памяти, далекий, но такой родной, глядишь, и затеплится в душе робкий огонек надежды и тьма не поглотит его.
У каждого есть свои заповедные места, где прошло босоногое детство, тревожная юность, где из потаенных стежек и перелесков, соткано и взлелеяно наше собственное начало. Там студеные родники и синие небеса, шелковистая трава и тихие заводи. За рекой березовая роща вновь поманит соловьиными трелями, а пестрый крутой косогор – земляникой. И подойдешь ты к реке, омоешь руки и лицо, и долго будешь сидеть на берегу и думать, засмотревшись на её чистую и тихую гладь. И если душа твоя тихая и чистая, то отразится она в реке, в каждой её капле, во всех глубинах и берегах и тогда поймешь, вернее. почувствуешь такое счастье и величие, какое постигаешь, сознавая свою связь с Богом вне пространства и времени.
Найди себя, исцелись, вернись в мир и пройди путями его, неся в себе огонек веры и любви. Помогай другим лучше и глубже постигать вселенную, имя которой – Человек.
Ныне отпущаеши …
Сон
Наступило утро. Мрак, окутывающий комнату постепенно отступал. Первый солнечный луч стремительно и весело ворвался в ограниченное пространство спальни, осветив настенный календарь. Было без четверти шесть. Николай привычным жестом положил руку на будильник и опустил рычажок: «Пусть поспит ещё …» - подумал Николай. Он сидел на кровати какой-то грустный и потерянный, затем, вытерев пот со лба, протянул руку за кружкой, но она оказалась пуста.
-« Да. Опять то же самое, - шепотом проговорил Николай, - долго это ещё будет продолжаться?» Он спокойно и сосредоточенно стал вспоминать свой сон, в мельчайших подробностях, стараясь ничего не упустить. Несмотря на нарастающую тревогу, ему это было приятно и интересно, ведь снилось ему не что-нибудь, а детство, родительская изба, мать, стол у окна, а на нем душистый хлеб. Запах этого свежего хлеба Николай помнил отчетливо и никогда не спутал бы его с чем-то другим. Сон этот возвращался к нему снова и снова на протяжении многих месяцев, беспощадно врываясь в жизнь, разрушая привычную колею суеты и повседневности. Вот он маленький лет восьми-девяти вбегает в избу, день такой теплый и солнечный. Сам Коленька счастлив бесконечно, он вбегает легко, радостно с букетиком полевых цветов, желая подарить их матери. Вбежав, он на мгновение останавливается, глядит на мать, она возится у печи, поверх одежды у неё фартук, из-под которого отчетливо заметен довольно крупный живот. Он подбегает к матери, отдает букетик и спрашивает :
-« Мама, кто там у тебя?»
-« Братик у тебя будет…или сестренка. Мать долго гладит его по голове и ласково приговаривает, - Цветочек ты мой - василёчек, Колюшка-горюшко…»
Он ещё крепче обнимает мать, да так сильно, что чувствует, будто кто-то изнутри толкает его в лицо, в глаза, в виски, да так лихо, что эхо этих ударов носится в его голове, гулко ухая и закладывая уши. Затем сон обрывается, оставляя о себе память легким приступом сердцебиения, потливости, да стуком в висках.
От шевеления мужа просыпается жена и недовольным голосом спрашивает:
-« Что стряслось? Который час?»
-« Пора вставать, рассвело уже» - пробурчал угрюмый Николай. Его так все и звали – Угрюмый. Знакомые и друзья Николая не помнили, чтобы он смеялся или улыбался. Видно нелегкая судьба и последствия всего пережитого, оставили на его внешности крепкую печать. От юности незлобный и немногословный, носил он в душе, что всякое слово должно подкрепляться делом, а не иначе. Никому зазря ничего не обещай, если не в силах выполнить, лучше молчи, крепись и молчи, но не бросай на ветер слова. Это у него было от отца. Отец у Николая был немногословным, всякую работу умел, воспитывал сына в строгости лет до шестнадцати, а как получил Коля паспорт, потолковал с ним крепко за жизнь и как бы отстранился, предоставив парню полную свободу. Николай шагал по жизни легко, не оглядываясь, выполняя любую работу без натуги и скрипа. Опрокидывая стопки одну за другой, помогал знакомым выполнять их просьбы и просьбочки с легкостью, с какой он дергал рычаги своего бульдозера, с которым дружил без малого двадцать лет. Женился Угрюмый тоже как-то легко, решил и женился, никого особо не спрашивая и не слушая. Жена Галина сразу привязалась к нему, видя его бесстрашие и решительность. Вот только детей Бог им не давал. Николая это обстоятельство не сильно печалило, поскольку отдельную квартиру получил он только теперь к сорока годам. Так и текла его жизнь без особых событий и потрясений до сегодняшнего утра. Сегодня, может быть впервые за двадцать лет, ему захотелось что-то в ней поменять.
-« Ну, чего расселся - то, вставать пора!» - ворчала недовольная жена.
-« Погоди, сон я видел» - прошептал Николай.
-« Какой сон, что ты городишь?» - сердилась жена.
-« Дом мой, изба, мать и я - маленький» - чуть не плача проговорил Николай.
-« С чего ты взял, что ты маленький?»
-« Так земля близко…»
-« Да ну тебя! Опять вчера допился до чертиков, еле-еле до кровати дополз. За последние полгода совсем не просыхаешь, окосел уже от водки. Я спокойные-то дни могу по пальцам пересчитать!»
Угрюмый нервно сжал кулаки и процедил сквозь зубы – « Вот и поговорили. » Затем встал с кровати и не спеша пошел умываться.
. Так и живем…
Угрюмый торопливо ходил по комнате, собирая разбросанные вещи. Посередине комнаты лежал раскрытый чемодан.
-« Вот тебе и отпуск, выпросил в коем-то веке, - ворчал Угрюмый. Гвозди где? Галка неси их сюда, о то забуду»
-« Не забудешь, я напомню» - поучала жена.
-« Так, а подарок-то матери?»
-« Да здесь, вот он. Положила уже…»
-« Вот и хорошо» - Одобрительно кивнул Угрюмый.
-« Подарок…- протянула жена. Нашел чего подарить! На кой шут ей в этом возрасте кружевной платок?» - не унималась жена.
-« Ну, гляди у меня! - Угрюмый повернулся к жене и показал кулак аккурат с её голову. – А тебе больше повторять не буду, с нами поедешь. Родителям помочь надо. И так два года уже не были, крышу перекрывать надо!»
-« Это ты своему брату недоделанному скажи, он, небось, позабыл, когда у матери день рождения»
-« Скажу, скажу, с ним у меня отдельный разговор будет. Он еще четыре банки краски достать обещал. Николай присел на стул и, хлопнув себя по коленям, сказал, но на этот раз учтиво и по-доброму: Галка, отпуска совпали, ну когда еще так выпадет? Поедем, отдохнем, а?»
-« Ишь. чего придумал? – ехидно улыбнулась жена. – Обстирывать вас и готовить? Хороший же у меня отдых получится! Я решила в дом отдыха поехать, хочу на море побывать!» - с гордостью ответила жена.
Младшой
-« Эй, младшой – не будь лапшой!» - частенько дразнил своего младшего брата Константина, Николай. Он и вправду в детстве был похож на лапшу, такой же тощий и хилый, что без слез не взглянешь. Шустрый был и подвижный, так что и в четырнадцать лет выглядел на десять. Его так все и звали: сырок, стригунок, парубок. Да-да, вечный парубок. Таким он и дожил до тридцати лет: легкая походка, копна непослушных волос на голове и детское, не тронутое временем лицо. Жена от него ушла, а он, времени даром не теряя, гонял мяч с ребятней из окрестных дворов. Жил он в однокомнатной квартире в Сокольниках, работал в метро помощником машиниста. Каждое утро делал зарядку на балконе в любую погоду, так что соседи часто слышали: « Раз, два…раз, два…» Все происходящее вокруг его мало волновало, только футбол, чемпионаты, соревнования и еще кино. В общении был легок, от серьезных разговоров уклонялся, острых углов избегал и вообще, где требовалось принять серьезное решение или взять на себя ответственность наш герой исчезал, скользя по жизни легко и непринужденно. Парубок в этот день собирался на футбол, строил планы на вечер, как вдруг раздался телефонный звонок.
-« Да, слушаю…»
-« Привет Лапша!»
-« Здорово! Сколько лет, Сколько …»
-« Ну ладно, хватит. Ты краску достал? » - оборвал его Угрюмый.
-« Какую краску? А ну да, можешь приезжать….» - вздохнул Парубок,
-« Куда приезжать? У тебя, когда отпуск-то?»
-« Через три дня, а что?» - чувствуя какой-то подвох, тревожным голосом ответил Парубок.
-« Какие планы?» - спросил Угрюмый.
-« Пока не решил, а что…?» - ответил вконец встревоженный Парубок.
-« Домой нужно съездить, крышу перекрывать пора, да и у матери день рождения, забыл?»
По правде говоря, мать они оба любили, всегда, даже когда они перебрались в город, заветная поздравительная открытка долетала вовремя. Читала её мать и перечитывала, то радуясь за них, то переживая, то негодуя, то с надеждой увидеть их хоть на два-три дня, если не летом, то хотя бы на майские праздники. Мать они любили. Одна отрада прибежать и уткнуться в живот, обнять, чтобы пожалела, развела руками их беду, тревогу, утешила и обласкала. Ей они рассказывали всё, не отцу, а ей, и с годами эта связь не прервалась, не иссякла. Со стороны смешно наверное, было видеть, как здоровенные бугаи обнимают и целуют мать с таким щенячьим восторгом, а она отвечала им тем же. Для нее они всегда были два цветочка, золотой да синенький, кровиночки заблудшие, соколы ясные.
-« Да, да, я помню, вспоминая свое детство, ответил Парубок. Вспомнил он и нежные руки матери, и купание на реке, корову, лукошки с грибами и земляникой и много ещё чего доброго и светлого. – Когда едем?»
-« Да через три дня и едем, билеты я возьму, собирайся Лапша!» - строгим голосом закончил разговор старший брат. Сказал, словно печать поставил.
Через три дня братья уже тряслись в вагоне со всей своей поклажей. Было им тревожно, светло и радостно, обоих одолевали воспоминания. Просто хотелось закрыть глаза и думать о своем.
Там, на том берегу…
Село Игнатьево – заповедный уголок центральной России. Жизнь здесь идет своим чередом. Рождаются дети, а старики умирают, унося с собой память о былом величии прежней России. Уходит целая эпоха со своим укладом, обычаями, образом мыслей. Уходят крепкие, твердо стоящие на земле люди, богобоязненные, трудолюбивые и безропотные. Позарастали могилы на старом сельском кладбище. Покосились и сгнили деревянные кресты, крепко вросли в землю дореволюционные гранитные плиты, на которых еще кое-где можно было прочесть: Под симъ камнемъ погребено тело раба Божия …, или житие его было шестьдесятъ летъ, день ангела седьмого сентября. И всё! Далее история не просматривается и никто уже не вспомнит, где жил этот раб божий, чем занимался, что успел сделать на этой земле.
Мерзость запустения кругом и доколе хватает глаза лишь бурьян, крапива, кустарник, да разбросанные камни и неизвестно, настанет ли время их собирать. Старый Игнатьевский храм, закрытый, поруганный, побывавший в своё время мастерской и овощехранилищем, уже много лет стоит брошенный, без куполов, с заросшей молодым березняком крышей и полуразрушенным алтарем. Стоит он на пригорке, служа немым укором всем живущим в округе людям, потерявшим то ли веру, то ли совесть, а может быть и смысл жизни. А есть ли он этот смысл? Что наша жизнь – река скоротечная и несет она людей, плывут они, не особо задумываясь, к какому берегу прибьет их течением. Могло случиться и так, что разобрали бы храм на кирпичи, выстроили бы из них клуб, или просто растащили бы по дворам. Становится жутко, что делают такие дела не татаро-монголы, не поляки, не французы, не немцы, а свои, вроде бы русские, живущие на этой земле, крестившиеся и венчавшиеся в этом храме люди! Даже язык не поворачивается называть их русскими, крестьянами, земляками. Может быть, так бы и произошло, но случай забросил в те края одного столичного ученого - археолога или архитектора, он и убедил председателя не трогать храм, даже выпросил у него материалы на кровлю, уговорил вставить рамы и очистить внутреннее пространство от мусора. Ученый тот доказал, что храм представляет историческую ценность и каждое лето с группой энтузиастов приезжал из Москвы на раскопки и изыскания на предмет обнаружения интересных находок, но кроме нескольких глиняных черепков, маленького образка, да пары медных монет, обнаружить ничего не сумел. Ну да Бог с ними с находками, он сделал главное, храм был спасен от полного уничтожения, да и местные, видя старания москвичей, стали приходить и помогать, кто, чем может. Кто-то приносил молоко, чтобы подкормить, да подпитать бледных и худощавых студентов, кто-то косил бурьян вокруг храма, а в прошлом году даже вычистили колодец и смастерили лестницу на колокольню. Семя было брошено на благодатную почву, так в селе Игнатьево появилась первая церковная община. Хотя до первых богослужений было еще далеко, но порядок в святом месте был восстановлен.
Отчий дом
Дом семьи Лобановых стоит на краю села, утопая в густых зарослях сирени. Через дорогу разрастался молодым насаженным сосняком грибной игнатьевский лес. На задах, за огородом, за изгородью простиралось большое ржаное поле с васильками и кузнечиками. Внутри дом был небольшой, но светлый и прибранный, будто бы здесь всегда ждали гостей. Торжественную тишину дома слегка нарушали лишь ходики, да радиоточка и пронзительный крик петуха во дворе. В этом доме проживали Степан Федорович Лобанов со своей супругой Любовью Дмитриевной. Дома всегда ждали и ждут сыновей, двух парней, а вернее мужиков, которые ушли в город посмотреть, как люди живут. Да видно все никак не насмотрятся, прижились там, женились, работают. Всё вроде бы в порядке, да только часто стало болеть материнское сердце, ноет, тянет, будто чует беду. Такая несказанная тоска оказалась непосильной для этой преданно любящей женщины, и она всё реже и реже вставала с постели. Отец был покрепче, и ежедневные заботы по хозяйству отвлекали его от дурных мыслей, и давали силы.
-« Степа, ступай, погляди на дорогу, не идут ли? – тихим голосом спросила мать.
-« Что ты, Любушка, полно тебе, если и приедут, то к завтрашнему вечеру, не ранее, а то и послезавтра…» - стараясь успокоить жену, объяснял Степан.
-« Ой, чувствую, близко они уже. Почтальонка, когда нам письмо принесла?»
-« Ладно, пойду на дорогу погляжу, да заодно и своих рогатых прогуляю.» - ответил Степан.
В семье Лобановых день начинался рано, вставали с петухами или как говаривал Степан – с гимном, а то и ранее. Далее начинались нехитрые заботы по хозяйству: покос, прополка, сбор колорадского жука и, конечно же, рыбная ловля. Рыбачили они с большой охотой. Степан, страстный рыбак, приучил к этому ремеслу и сыновей. Но со временем, то ли рыба в реке перевелась, то ли охладел Степан к рыбным блюдам, но улов становился всё меньше и меньше.
-« Не беда …» - рассуждал Степан и, забросив удочки в сарай, приходил на берег реки полюбоваться её спокойным течением и живописными видами берегов
Степан Федорович, не спеша, вышел на дорогу, затворил калитку и, поглядев по сторонам, зашагал по дороге в сторону храма, в сопровождении трех беленьких козочек.
Горькая память
Подойдя к храму, Степан Федорович присел на паперти около входа в храм, сел и задумался. Козы, увидев знакомое пастбище, принялись объедать траву, и не обращали на хозяина ни малейшего внимания. Степан пристально вглядывался на ступени у входа в храм и, подумав, проговорил вслух:
-« Что за странные пятна, неужели кровь? Сколько лет прошло….Неужели вот здесь?» - подумал Степан. Каменные ступени и вправду хранили память о том страшном дне, когда от руки неведомого убийцы его отец упал на серый холодный камень у входа в храм.
-« Эх, отец, отец, - продолжал рассуждать Степан, - как же так вышло? Отец. А что я о нем знаю? Да ровным счетом ничего. Молод был, гулял, веселился, потом вступил в комсомол и …понеслось…Может быть не уехал бы в город по комсомольским делам, ничего этого и не произошло?»
Степан Федорович так глубоко был в своих размышлениях, что не заметил, как из кустов с большой корзиной вышел его брат Демьян.
-«Всё сидишь?!» - поприветствовал брата Демьян.
-« Сижу, как видишь» - задумчиво заметил Степан.
-« Нехорошо Степан, на святом месте пасешь» - кивнул на коз Демьян.
-« Да ничего, мои козочки выстригут всю траву лучше любой косы»
-« Нынче мне подумалось, - начал Демьян, - рассказал бы ты всю правду, всё как есть своим сынам, пусть знают. Расскажи, а лучше напиши на бумаге, так мол и так, а то не ровен час преставишься и концы в воду.»
-« Да ты что Демьян, не обедал сегодня, или чего не то съел? Ты чего городишь то? К тому же нет у меня таких слов, чтобы речь держать как положено. Так то вот!»
-« Эвон хватил! Слов у него нет! Время придет – слова найдутся. Ты о сынах своих непутевых подумал?» - не унимался Демьян.
- «А твои лучше что ли?»
- «Мои при мне, надежа моя и опора!» - с гордостью отвечал Демьян.
- «Опору-то и выбить можно,- все также задумчиво отвечал Степан,- ладно, ступай, а я еще посижу, подумаю» - махнул на брата Степан.
- «Ну сиди-сиди, тебе есть о чем подумать». Демьян перекрестился на храм, положил земной поклон и величаво, с достоинством, зашагал по дороге в сторону села. Степан не обижался на брата. Тот был правильный, рассудительный, его младший брат. Со стороны многие подумали бы, что это он, Демьян, старший, уж больно часто поучал он и наставлял непрактичного и немногословного Степана. Степан сейчас думал о другом. Отец его был в церкви старостой и не может быть, чтобы не осталось о нем никаких сведений. Не мог же он бесследно исчезнуть и мать с собой забрать? Существует же архив в городе, милиция и вообще какой-то порядок в нашей стране еще сохранился? Так-то оно так, да кто же мне, простому крестьянину, Степану Федоровичу Лобанову, двери этих архивов распахнет? Ежели остались какие-то сведения об отце и матери, то видно суждено им лежать под спудом до часа Страшного суда. Вот Демьян, тоже хорош, напридумывал себе Бог знает чего. Ему только кажется, будто я что-то знаю. Но видит Бог, многое отдал бы я, чтобы узнать правду! Только она, правда, и есть дороже всего на свете…
Долгожданная встреча
По пыльной дороге, сквозь июльское марево, шли в направлении села два человека. Пронзительная синь небес, полуденная жара, стрекотание кузнечиков действовали на братьев опьяняюще. Из-за знакомого с детства пригорка показались крыши домов.
- «Уф, давай передохнем, - предложил Угрюмый. Остановились, закурили,- Все-то здесь по-старому, верно Лапша?» - не глядя на брата, произнес Николай.
- «Это точно»,- вздохнул Парубок.
- «Вот старики-то обрадуются, - прищурившись, сказал Угрюмый, - засуетятся, загомонят, а мы с тобой вот как поступим…» - и Угрюмый полушепотом изложил брату свой хитрый план.
Вот и дом. Калитка оказалась незапертой. Вошли. Окно в палисадник открыто. Оставив всю поклажу у крыльца, братья, пригнувшись, прошли в палисадник и затаились под распахнутым настежь окном. За тем будто бы вырастая из-под земли, поднялись во весь рост и заглянули в глубь дома. Посреди комнат стоял круглый стол, на нем ваза с букетом свежих полевых цветов. Цветы эти мать очень любила, и Степан заботливо их собирал, обновляя букет по мере необходимости. Ходики исправно и спокойно отмеряли время их земного бытия. В дальнем углу белела печь, а рядом, головой к окну, на железной кровати, под легким ситцевым покрывалом лежала мать. Слезы радости и умиления просились из глаз, но, не желая омрачать счастливую и долгожданную минуту встречи, братья встали во весь рост, выпрямили спины и обнявшись за плечи, тихонько запели:
На земле хороших людей немало,
Душевных людей немало,
Но лучше всех на земле, мама, моя мама.
Здравствуй, мама!
Мать аккуратно приподнялась на кровати и как-то растерянно и испуганно посмотрела в окно, и толи от удивления, толи от радости, закрыла рот рукой и заплакала. Она плакала и улыбалась, не говоря ни слова, а братья все также стояли во весь рост и виновато смотрели на нее. Мать повернула голову в сторону двери и слабым протяжным голосом позвала мужа:
- «Степан, Степан, Степа! Иди скорей, иди …!» В сенях послышались шаги, и в комнату вошел перепуганный Степан.
- «Что Любушка, что милая …» Но жена не сказала ни слова, лишь показала ему рукой на окно. Степан подошел к окну, выглянул в палисадник, деловито осмотрел подоконник и раму и испуганно произнес:
- «Что случилось-то?» Не успел он закончить фразу, как увидел в дверном проеме две рослые фигуры. Сыновья поздоровались с отцом, бросились к матери, и встав на колени возле ее кровати, как-то легко по-детски заплакали. Отец растерянно стоял посреди комнаты, опустив глаза, затем, подойдя к сыновьям, стал осторожно гладить их головы.
- «Приехали, стало быть. Ну и правильно, - стараясь успокоить всех присутствующих, говорил отец, - Теперь вся семья в сборе, успокойся мать!»
Разговоры по душам
Под старой раскидистой яблоней стоял длинный стол, накрытый чистой скатертью. Среди нехитрой деревенской закуски лежала аккуратно нарезанная привезенная из города колбаса, бутылка «Пшеничной», да пузатый раскрасавец самовар. Вот такой пир на весь мир устроила мужская половина семьи Лобановых. Мать, не смотря на все уговоры сыновей, осталась в доме, сказав, что может быть к вечеру и выйдет к ним почаевничать. Но делать нечего, и после обычных в таких случаях расспросов, потек разговор по разным кочкам и ухабам, которых на жизненной дороге немало.
; «Как дальше жить думаете? - начал отец, с любопытством поглядывая то на Николая, то на Константина. - Во как уплетает! - кивнул в сторону младшего отец, - А ты все ковыряешь вилкой тарелку, так проковырять ее недолго.»
; «Да не в коня корм», - сострил Николай.
; «Так … , - продолжал отец, - значит ничего рассказывать мне не хотите. Ну хоть ты-то, Николай, слово доброе через губу процеди, нахмурился, сидишь чернее тучи».
; «Ты вот что, отец ... неуверенно начал Угрюмый,- поговори тут с матерью, да перебирайтесь осенью в Москву, мне квартиру отдельную дали, в общем … пора».
Угрюмый положил ладонь на стол, вздохнул, давая понять, что все сказано, поднял стопку, кивнул головой и опрокинул в себя очередную порцию горькой.
; «Значит решил, стукнул кулаком по столу и решил. А об нас с матерью ты подумал? Что мы там делать будем, с тоски помирать? Уж лучше ты сюда перебирайся»
; «Еще чего? - прорычал Угрюмый, - у меня дел в городе прорва, а я вот к тебе приехал крышу крыть да красить …, да что говорить, все равно не поймешь!»
; «А знаю я те дела-то, - с укоризной говорил отец, - гляди Колька, доведут они тебя … сам знаешь куда, эти рубли да копеечки»
; «А я, между прочим, своим горбом их добываю, а не в президиумах, и никому отчет давать не обязан».
; «Да я о тебе пекусь-то, дурья твоя голова, уму разуму научить пытаюсь!»
; «Ты погляди! - ехидничал Угрюмый, - ты у нас таким умным тоже не сразу стал, набил шишек, аж картуз не налазит, а все туда же в учителя! Не верю я никому, вот, - Угрюмый показал ладони, вот этими руками, все чего имею, сам добился, без партбилета и президиума. Я все умею, меня и дерево, и металл слушаются!» - проревел Угрюмый.
; «Да что ты все заладил: президиум, партбилет, будто на них свет клином сошелся, выходит тебе вспомнить в жизни нечего...» - с горечью отвечал отец.
; «Вспомнить — давай вспомним, - не унимался Угрюмый, - ты думал все шито-крыто, да забыто и быльем поросло? Давай-ка спросим у земляков, как ты народ в колхозы загонял, по дворам ходил, чужих лошадок и коров уводил, их просьбы слезные, да мытарства голодные вспомним! О чем ты тогда думал, о родной земле? О нас с матерью?»
; «Колька, замолчи, болван! - отец встал из-за стола, побелел, было видно, как у него на лбу проступила испарина. - Ты-то что молчишь, скажи ему!» - отец перешел на крик, обращаясь к младшему.
; «Что говорить? - спокойно начал Парубок, - похоже беседа принимает затяжной характер. Я в этих делах не сведущ, моя дело — сторона. Отец, в самом деле, за крышу надо браться, а не разговоры разговаривать. Телевизора у вас здесь нет, а там, между прочим, чемпионат Европы начинается, сам понимаешь … »
Ничего не ответил отец. Он, не спеша, прошелся по саду взад-вперед и сел на дальнем углу стола. Парубок подошел к отцу, приобнял его за плечо и ласково сказал: «Да ладно, бать, не обижайся, мы же как лучше хотим, переезжайте в город, что вы здесь как подковы потерянные, там вам с матерью легче будет».
; «Легче, - грустно сказал отец, - чем легче-то? Вот ты, Николай, тут такими словесами бросался, о чем думал? О родной земле? А что для тебя значит «родная земля», ответь?»
; «Да ты никак меня агитировать вздумал, тоже мне патриот родного края, а я выходит — проходимец,- вскипел Угрюмый, - прошелся я тут, посмотрел, что вы с землей сделали, да и у тебя на задах бардак: полторы березы, да бурьян с мой рост. На кой черт мне она теперь нужна!»
; «Да ты что! - отец поднял взгляд на Угрюмого, - разве можно о земле так говорить? Грех-то какой! У нее ведь тоже душа есть! Крепко на ней нужно стоять, корнями врастаться, сыновей могучих рожать. А как настанет такое время, что вражина какая-нибудь на нее замахнется, то и жизнь отдать не раздумывая, всю, без остатка. Но войны, слава Богу, нет, а сыны ваши где? Ты, Николай, жену-то, Галину, почему с собой не привез?»
; «Да не хочет она сюда ехать, в дом отдыха поедет, без нее справимся!» - отмахнулся Угрюмый.
; «Как бы не так! - возразил отец, - в этом деле без нее не справиться. Выходит, не может она тебе сына-то родить, вот и не приехала. Стыдно ей нам с матерью в глаза глядеть»
; «Ну вот что, - разозлился Николай, - все от тебя терпел, но сюда не лезь! Сами разберемся, когда нам рожать и кого! Вот … приехал!» - с издевкой произнес Угрюмый и также с издевкой пропел:
Вернулся я на родину,
Шумят березы встречные,
Я много лет без отпуска,
Служил в чужом краю …
; «Хорошо. Будем считать, поговорили, - произнес отец и вынул из внутреннего кармана аккуратно сложенный лист бумаги, - на вот, прочти, Николай» - бережно протягивая листок сыну сказал отец.
; « Чего это?» - недовольным голосом ответил Угрюмый.
; «А это как хошь понимай: может завещание, может исповедь, прочти, будь ласков» - отец улыбнулся сыну, хоть это ему было нелегко.
; «Да ты совсем сдурел что ли? - усмехнулся Угрюмый, - с этими письменами езжай в город, найди там попа, пусть он исповедует тебя вдоль и поперек, а меня уволь. К тому же я не нанимался твои каракули разбирать. Поищи других желающих читать твою писанину! Все, с меня хватит!»
Угрюмый встал из-за стола, взял недопитую бутылку водки, хлеб и несколько ломтиков колбасы, махнул рукой и быстрым шагом направился к калитке, с силой распахнул ее и пошел по дороге вдоль домов, поднимая башмаками густые клубы пыли.
; «Бать, да не обижайся ты на него, - пытаясь успокоить отца, начал Парубок, - ты же знаешь, какой он у нас горячий, остынет — придет»
; «Горячий, горячий, - повторял отец, - не сгорел бы раньше сроку»
; «Бать, я схожу на речку, купаться жуть как охота! Схожу, ладно?» - и не дождавшись ответа, резво покинул стол.
Степан Федорович еще долго сидел за столом под яблоней, держась за кранчик полуостывшего самовара, затем направился в избу, упал на кровать, издав мучительный и протяжный стон.
; «Что там промеж вас вышло, Степа?» - тревожным голосом спросила жена.
; «Вот, паршивцы, разбежались кто куда, - раздраженно ответил Степан, - да ну их!»
Жена ничего не ответила мужу, лишь закрыла лицо платком и горько заплакала.
; «Не горюй ты так шибко, Любушка, - утешал ее Степан, - вернутся,- вот выветрят дурь из башки, - и вернутся»
Долго еще Степан с женой лежали молча. О чем было говорить? Каждый лежал и думал о своем. Однако думы Степана были крепче и горшее. Обдумывал он все произошедшее за столом, пытаясь понять, что делать дальше в такой ситуации, и кто в ней виноват. В избе было по-прежнему тихо, лишь ходики исправно и спокойно отмеряли время их земного бытия.
С детства памятный напев
И вот иду как в юности я улицей Заречною,
И нашей тихой улицы совсем не узнаю …
; «Тьфу ты, вот привязалась! - Николай плюнул и достал из кармана ломтик колбасы, откусил и немного погодя со злостью швырнул его в кусты, - н-на!»
Он шел по улице, не имея понятия, куда идет и зачем. Он шел, не оглядываясь и не смотря по сторонам, как вдруг услыхал знакомы голос:
; «Здорово, танкист!» - крикнул Андрей, его двоюродный брат, сын Демьяна Федоровича.
; «Здорово, курносый» - сухо и равнодушно поздоровался Николай.
; «Куда путь держишь?» - весело спросил Андрей.
; «Да все туда же … » - буркнул Угрюмый.
; «Это в магазин что ли?» - не отставал Андрей.
; «Тебе-то что, куда надо туда и иду, - пробурчал было Угрюмый, потом призадумался, остановился и спросил, - слышь, Андрюха, завтра на толоку придешь? Мы тут крышу собирались перекрывать. Бери с собой Лешку, да дядю Демьяна, понял?»
; «Мы-то с Лешкой придем, а за отца не скажу. Передать, конечно, - передам, а уж как он решит — не знаю» - с хитрой улыбкой ответил Андрей.
; «Так ты передай, передай, - одобрительно кивнул Угрюмый, - приходите все как надо сделаем, я позабочусь, стол будет как надо … » - он сделал характерный жест рукой, означавший, что выпивки будет достаточно.
; «Значит, стол будет, - как бы уточняя спросил Андрей, - а песни будут?»
; «Будут тебе и песни, и пляски, главное приходи» - обнадеживал Угрюмый.
; «Так мы же про тебя петь будем, как вернулся ты на родину» - хлопнув Угрюмого по плечу, веселился Андрей.
; «А про меня не надо петь, - рассердился Угрюмый, - я не стахановец и не космонавт»
; «Мы тут часто тебя вспоминали, как ты, там, в городе, про Костика тоже … »
; «Молодцы, что вспоминали, - одобрительно кивнул Угрюмый, - да, кстати, будешь?» - Николай показал Андрею горлышко бутылки, торчащее из кармана пиджака.
; «Неее, - поморщился Андрей, - не могу, душа не принимает»
; «Ну как хошь … » - Угрюмый засунул руки в карманы брюк и уверенно зашагал по дороге в направлении реки.
Не тут-то было …
Парубок шел знакомой тропинкой вдоль берега реки. Неподалеку, возле старой переправы, за разросшимся густым ивняком был небольшой песчаный пляж. Ещё мальчишками они часто бегали сюда, спасаясь от полуденного зноя. Солнце стояло высоко и палящие его лучи заставляли Парубка ускорить шаг. Как вдруг, неожиданно, прямо на тропинку выкатился серый футбольный мяч.
-« Это что такое? – удивился Константин, - откуда?»
-« Дядя, подай мяч!» - услышал он ребячьи голоса.
-« Ну, лови!» - Парубок профессионально, с руки сделал красивую подачу, угодив аккурат в противоположные ворота.
-« Ого! – ребята с удивлением смотрели на Парубка, - дядя, а Вы футболист?»
-« В каком то смысле, да, футболист» - уверенно отвечал Парубок.
-« А Вы не могли бы поиграть с нами, за нас, а то вон те постоянно выигрывают?» Ребятишки показали на другую команду из таких же сорванцов, державшихся как-то особняком.
-« Ладно, поехали!» - бодро сказал Парубок. Игра началась. Парубок попал в родную стихию, все проблемы и тревоги тут же отошли на второй план. Он подавал, обводил, бегал, с таким азартом, так искусно, легко, что ребята напрочь позабыли, что с ними играет взрослый дядя и приняли его как своего. Игра шла нешуточная, счет был давно открыт: три - ноль, четыре – ноль, пять – ноль, а ребята, забыв про всё, кричали ему:
-« Давай, длинный, лупи! Ура! - кричали победители, - Так вам и надо, теперь будете знать!» Через некоторое время, когда счет перешел все рамки приличия, проигравшая команда стала роптать:
-« Всё, перерыв! – замахали руками уставшие мальчишки, - на сегодня хорош!»
-« Ага, как нас так можно!» - кричала победившая команда.
-« Так не честно! – спорили побежденные, - за вас взрослый, а за нас нет!»
-« Зато вас пятеро, а нас - четверо!» - оправдывались победители.
Парубок был растроган, ему было очень приятно, что хоть кто-то называет его взрослым. Его лицо и мимика не слишком отличались от лиц и мимики игравших с ним детей. Будь он пониже ростом, то вряд ли кто-нибудь из односельчан выделил бы его из бегающих по полю ребят. Тем временем футбольные страсти накалялись, и Парубок решил взять инициативу в свои руки. Он встал в полный рост, поднял правую руку и скомандовал:
-« Внимание! Обе команды, внимание! – дождавшись, когда на поле воцарится тишина, он продолжил, - кто из вас умеет чеканить?» Ребята сперва не поняли:
-« Это как, головой что ли?»
-« Да хоть бы и головой», - Парубок хитро прищурился. Ребята, переглянувшись. стали неуверенно поднимать руки.
-« Начнем с тебя, - Парубок подозвал к себе неуклюжего кудрявого паренька, - сколько можешь?»
-« Раз шесть!» - с гордостью ответил кудрявый.
-« Изобрази» - Парубок пригласил его в центр импровизированного круга. Кудрявый мальчик собрался с мыслями и начал чеканить, а остальные вслух считали:
-« Раз, два, три! – послышались голоса, - а, сорвалось!» - кричали мальчишки.
-« Не считается, это была разминка!» - оправдывался неутомимый игрок.
-« Начали: Раз, два, три, четыре, пять, шесть! А, всё!» - на этот раз ему повезло больше.
-« Ха, подумаешь, я еще дольше могу!» - вызвался невысокий бойкий паренек.
-« Прошу в круг!» - пригласил его Парубок. Паренек начал без подготовки и сорвал заслуженные аплодисменты. Как только утихли овации, Парубок похлопал паренька по плечу и сказал:
-« Молодец, юноша, не останавливайтесь на достигнутом…» Были и другие желающие показать свое мастерство, но более четырех, пяти раз, ни у кого чеканить не получалось. Желая как-то отвлечь ребят, переключить их внимание с футбола на плавание, парубок весело проговорил:
-« Кто воды речной боится –
В чемпионы не годится!»
Потом махнул рукой и добавил: « Айда, купаться!» Ребятня, шумной ватагой, с визгом и свистом быстро помчалась к реке.
-« Какой талант пропадает! – задумался Парубок, глядя, как весело плескались мальчишки – может надо мне стать тренером или педагогом, а то в своем метро скоро кротом стану. Ну да ладно, жизнь продолжается!» - и Парубок, мигом скинув штаны и рубашку, с разбегу прыгнул в речку.
После продолжительного купания, обсохнув немного, ребята устроились на берегу и развели костер. Они облюбовали большое сухое бревно, служившее им седалищем, а старая массивная дверь – столом.
-« Дядя Костя, айда к нам!» - ребята пригласили Парубка к костру, усадив его на почетное место во главе стола.
-« А Вы Стрельцова знали? А Воронина видели? – одолевали со всех сторон любопытные мальчишки, - кем Вы работаете? А Вы, правда из Москвы?
Ребята не хотели его отпускать, но идти было нужно и желая как-то сгладить момент расставания Парубок спросил, как бы, между прочим:
-« Так, а где же наш мяч? – все засуетились, забегали, и через минуту мяч уже был в руках Парубка, - а теперь смотрите! Слабонервных прошу покинуть поле!» - серьезно и торжественно произнес Парубок. Он начал чеканить. Виртуозно, легко, то правой, то левой, затем пару раз головой, потом коленом, потом снова головой. Кто-то из ребят считал вслух:
-« Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, вот жарит!» Такого сельские ребятишки не видели отродясь. Такой мастер-класс, какой показал московский гость, во всей округе никто показать не мог. После этого случая все подростковое население села Игнатьево, прониклось к дяде Косте большим уважением
-« Тридцать один, тридцать два, тридцать три…Всё! – Парубок поймал мяч на вытянутую руку, обежал всех присутствующих взглядом и произнес, - Вуаля!»
Попрощавшись с ребятами, он театрально поклонился и весело, вприпрыжку зашагал по тропинке в село. Потрясенные ребята ещё долго провожали его взглядом. Парубок шел счастливый и довольный, он размахивал руками, делал незримые передачи ногой, будто бы все еще пребывал в игре. Он подумал, что неплохо бы было организовать свою футбольную команду или целый спортивный лагерь. За время отпуска он смог бы подготовить неплохую команду. Но не тут то было.
Настоящие друзья
Пройдя метров сто, сто двадцать Парубок угодил ногой в небольшую ямку, углубление на тропинке и, почувствовав острую боль в правой ноге, тяжело и неуклюже рухнул в траву. Он лежал на спине, с ужасом осознавая свое незавидное положение. Первая мысль, посетившая его в эту минуту, была о ребятах.
-« Как же футбол? Это правая нога! Конец…» - Парубок готов был выть от отчаяния, но, собрав всю волю в кулак, попытался пошевелить больной ногой. Нога нехотя повиновалась, Парубок обрадовался:
-« Наверно просто подвернул или вывихнул» - с надеждой подумал он и стал осторожно ощупывать больное место. Парубок осторожно поднялся и встал на обе ноги, но осознал, что идти самостоятельно не сможет. Его шаги были слабыми и неуверенными, и он снова оказался на траве. Отчаяние овладело им и он что есть мочи закричал:
-« Помогите, кто-нибудь! Люди! – Парубок лежал на спине с закрытыми глазами. Руками он бил по земле, сжимая и разжимая пальцы, вырывая с корнем пучки травы, - По-мо-ги-те!» - кричал он во весь голос. Вдруг он услышал топот, будто целый табун лошадей стремительно приближался к нему. Парубок приподнялся на локтях и увидел знакомых ему мальчишек. Они тут же, как воробьи окружили его.
-« Дядя Костя, что с вами? Что с вами?» - наперебой спрашивали ребята.
-« Вот, нога, - с грустью показывая на правую ногу, простонал Парубок, - обидно, правда?»
-« Мы сейчас, мигом, - наперебой заговорили мальчишки, - подождите, мы скоро!»
Ребята исчезли также быстро и неожиданно, как и появились, но вскорости все собрались вокруг раненого дяди Кости. И кто бы мог подумать: откуда-то взялись две длинные жерди, ветки, прутья, хитро переплетенные между собой. Носилки были готовы. Затем, все мальчишки, как по команде сняли свои рубашонки и футболки, застелив ими настил из прутьев и бережно положили раненого на носилки. Ребята, быстро распределив обязанности, осторожно подняли жерди и водрузили себе на плечи. Вся процессия двигалась по тропинке, вдоль реки, путь их лежал в гору.
-« Поразительно, непостижимо! – думал Парубок, - бывает ли такое? – он смотрел в небо, никак не реагируя на происходящее. – Случись такое в Москве? – думал он, - собралась бы толпа, развели бы антимонию, кому нести? Куда? Зачем? Надо ли вообще куда-то нести? А тут! Без лишних слов, молча, дружно, оперативно!»
Тем временем процессия почти преодолела гору. Тем, кому довелось бы видеть это с другого берега реки или с окраины села, подумали бы Бог весть что! А ребята продолжали нести носилки аккуратно, безропотно, преодолевая все трудности лежащего перед ними пути. Они несли своего дядю Костю, как раненого бойца, как поверженного героя, как сраженного в неравном бою Спартака. Отряд уже подходил к селу, мальчишки стали перешептываться, затем спросили у раненого:
-« Дядя Костя, который дом ваш? – оглядываясь по сторонам ,спрашивали ребята, - куда вас нести?» Вдруг им навстречу вышел Андрей, сын Демьяна Федоровича:
-« Кто это у вас там? – он деловито заглянул на носилки и обомлел, - Костик, ты?»
-« Как видишь…» спокойно ответил Парубок.
-« Чего стряслось то?» - испуганно спросил Андрей.
-« А…, - махнул рукой Парубок, - в футбол поиграл»
-« Так, ребята, - он жестом показал направление, - вон, туда его, к нашему дому» У калитки встретил их перепуганный Демьян Федорович:
-« Мать честная!»
-« Спокойно, отец, это свои» - уверенно сказал Андрей. Ребята прошли в калитку и бережно опустили носилки на землю. Они усадили раненого на крыльцо и выстроились шеренгой у палисадника.
-« Спасибо, друзья, - тихо поблагодарил ребят Парубок, - одному бы мне не добраться»
-« Да ладно, мы то чего, всегда рады помочь, - заголосили наперебой ребята, - поправляйтесь, дядя Костя!» и забрав с носилок свои рубашонки, не спеша, вышли за калитку. Демьян проводил их и, кивая им вслед, сказал:
-« Вот ты уже и дядя, - улыбался Демьян, - а я тебя не сразу признал, - помогая племяннику подняться, сказал Демьян, - богатым будешь!»
-« Не скоро …» - тихим голосом ответил Константин.
-« Андрейка, ну-ка подсоби!» - Демьян с сыном, подняв раненого за плечи, отвели его в избу.
В избе у Демьяна было чисто и уютно, помимо старых фотографий на стене, в красном углу, было много икон. Горела лампада, ея свет струился тихо и умиротворенно, освещая лики святых в старинных окладах.
-« Откуда у него столько икон? – подумал Константин, - что-то я их не припомню? А может быть, просто внимания не обращал?»
-« Ну ка, покажи свою ногу» - деловито спросил Демьян.
-« Кажись перелом» - серьезно сказал Андрей.
-« Да нет! – махнул рукой Демьян – скорее вывих или сильный ушиб, – вот поставим сейчас компресс, и все пройдет» - успокаивал раненого Демьян.
-« Я недавно Николая повстречал – начал было Андрей – вы что там его кипятком облили? Бешеный какой-то, со мной толком не поговорил…»
-« Да Вы что, Кольку не знаете? – оправдывался Парубок, - горячий он у нас!»
-« Горячий, горячий, аж дымится…- ворчал Демьян, - компресс то будем ставить или как?»
-« Да делайте, что хотите…» - усталым голосом ответил Парубок. Он медленно откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
Неутомимый путник
Тем временем Угрюмый ушел далеко-далеко от дома. Село давно скрылось из вида, впереди виднелся луг, зеленый, некошеный.
-« Что за местность? – подумал Угрюмый и стал с интересом глядеть по сторонам, - чего-то не припомню» Он продолжал идти вперед, пока не очутился в середине того самого луга. Угрюмый поглядел по сторонам и понял, что заблудился. И это он, неутомимый путник, следопыт, с детства знавший все сельские окрестности – заблудился!
-« Так, все, привал!» - скомандовал он сам себе. Сняв пиджак и расстелив его на траве, Угрюмый прилег и может быть, впервые за много лет, удивился, разглядывая пронзительную синеву небес.
-« Надо же! – подумал Угрюмый, - бездонное, так и манит и зовет – чудно!»
На небе не было ни единого облачка, только маленький серебристый самолет разрезал синеву небес, оставляя длинный белесый след. Пахло клевером и мятой. Вокруг стрекотали кузнечики.
-« Как в раю, - подумалось Угрюмому. Да что рай. Так, сказка, а может, и нет его вовсе?» То ли от физической усталости, то ли от духмяного запаха трав, а может, выпитое было тому виной, вдруг, Николай почувствовал, как медленно погружается в сон.
Николай неожиданно проснулся, ему показалось, будто кто-то легонько толкнул его в бок. Он открыл глаза, снова увидев перед собой синеву небес и на удивление самому себе – улыбнулся, может быть впервые за много лет. Он посмотрел на часы, но те остановились и упрямо показывали полдень. Николай приподнялся и огляделся по сторонам, луг по-прежнему казался ему незнакомым, но чувства тревоги не возникало, напротив, поразительная легкость и ясность, чувство покоя и умиротворения. Вдруг Николай увидел, что на лугу, неподалеку, стоит старик и внимательно глядит на него. Угрюмый по своему обыкновению хотел что-нибудь сморозить, но словно потерял дар речи. Только сглотнул, приветствуя незнакомца кивком головы. Старик стоял и смотрел на него ласково, опершись на посох. Угрюмому показалось, что старик видит его насквозь, заглядывая в каждый потаенный уголок его души, и Николаю стало стыдно перед стариком за свои мысли.
-« Здравствуй, Коля, - ласково заговорил старик, - вот мы и встретились»
-« Здорово старик,- Николай удивленно хлопал глазами, - откуда меня знаешь?»
-« Да как не знать? – продолжал старик, - я давно за тобой наблюдаю…»
Старик пристально посмотрел на Угрюмого, да так, что тот встал, застегнул рубашку и выпрямился, будто предстал перед высоким начальством. Угрюмый заметил, что один глаз у старика незрячий, словно подбитый.
-« Меня тоже Николаем зовут, - представился старик, - я тут вроде краеведа, всех знаю, все помню»
-« И чего же ты помнишь?» - осторожно спросил Угрюмый.
-« Да, почитай все, - спокойно отвечал старик, - село прежнее помню, деда твоего Федора, отца Степана, и тебя, Коленька, вот таким помню…» - старик поднял руки к груди, как будто качал младенца.
-« Интересные дела! – задумчиво произнес Угрюмый, - чего-то я тебя прежде не видал?»
-« Видел, - махнул рукой старик, - просто внимания не обращал» Угрюмый вспоминал, где мог видеть старика, перебирал лица односельчан, соседей, но вспомнить не смог.
-« Может он в райцентре живет? – подумал Угрюмый, - но не из Москвы же он? Да и одет как-то странно»
-« Как же ты на лугу оказался?» - спросил старик.
-« А вот так, - уже уверенно отвечал Николай, - из дома я ушел, с отцом повздорил. Устал я. На работе учат, жена учит, домой приехал и здесь тоже самое! Умные все!»
-« Вот оно что?! – старик снова пристально посмотрел на Николая, - ты знаешь, зачем сюда приехал?»
-« Отцу помочь с крышей, да избу покрасить»
-« Верно, отцу помочь, - рассудительно объяснял старик, - но и в себе разобраться»
-« Как это?» - не понял Угрюмый.
-« Сейчас поймешь, - старик с укоризной посмотрел на Угрюмого, - помочь ты отцу должен, выслушать его и понять. Он тебе свиток протягивал? Просил прочитать, а ты как поступил? – старик отвернулся в сторону, будто осматривая окрестности, - вот теперь на моем лугу оказался…»
Николай подпрыгнул как ошпаренный. От таких слов все нутро его будто огнем обожгло. Его рассудок, рациональное сознание взбунтовались, мысли путались, тело знобило.
-« Имя мое знает, - думал Николай, - ладно. Отца и деда знал, ладно! Но про наш разговор за столом, который был три часа назад, он наверняка знать не может! Не должен! Так не бывает! Потому что не может быть никогда!!!»
Угрюмый внезапно почувствовал сильную слабость, ноги перестали слушаться, и он упал на траву, как подкошенный. Николай очнулся от того, что кто-то ласково гладит его по голове.
-« Как в детстве, - промелькнула первая мысль, - тихо как…» Николай вспомнил про старика. Тот продолжал гладить его по голове и ласково, вкрадчиво, убедительно рассказывал Николаю все, что с ним было и что его ждет. Николай плохо соображал и почти ничего не запомнил. Он пытался встревать, задавать вопросы, оправдываться, но речь не складывалась. Николай только мычал и тихонько плакал. Запомнились ему почему-то последние слова старика:
-« Повинись перед отцом, поговори с ним. Любимая супруга твоя впредь будет тебе верным помощником. А теперь главное: Как вернешься в Москву, осмотрись, а через год придешь в Свято-Даниловский монастырь, найдешь там отца Зенона, он даст тебе работу. Себе послужил – теперь Богу послужишь! Сам же говорил, что металл и дерево тебя слушаются. А теперь ступай, - старик помог Николаю встать на ноги, - мне пора, ждут меня, идти я должен…»
Угрюмый хотел попросить старика задержаться, но не решился. Он снова взглянул ему в лицо и увидел подбитый глаз.
-« Кто так тебя, старче?» - нерешительно спросил Угрюмый.
-« Ты, Коленька, - так же ласково ответил старик, - не беспокойся ,за то не взыщу. Ну, ступай с Богом, чадо! Я теперь всегда рядом буду, будет трудно – зови, помогу!»
Николай в последний раз взглянул на старика и вдруг почувствовал, как какая то неведомая сила тащит его вперед. Ноги его уверенно наступали, а тело едва поспевало за ними. Он пытался оглянуться, как бы хватаясь за воздух, но ничего не получалось. Вот он оказался на широкой дороге, огляделся:
-« Ну чудеса! Рассказать – не поверят!» Дорога оказалась знакомой, она вела из села на кладбище, и Николай уверенно зашагал вперед. Пройдя по ней немного, Николай остановился, оглянулся, но ничего, даже отдаленно напоминающего тот луг, в окрестности не наблюдалось. Николай ощупал свое тело, голову, проверил карманы. Часы, ключи, немного мелочи – все было на месте, но бутылка водки и колбаса бесследно исчезли. Постояв немного, Угрюмый не, спеша, пошел по дороге в сторону кладбища, над которым возвышался поруганный, обезглавленный храм.
На старом урочище
Николай долго бродил по заросшим пустошам и размышлял о своей жизни. На этом месте когда-то было село. В детстве он с мальчишками играл на развалинах домов, теперь от них ничего не осталось, только память – его память, а не будет его и никто уже не вспомнит про дома, про былые размеры села Игнатьево. Здесь ничего не осталось, а прежде на этом месте был роскошный сад. Здесь стоял дом священника, рядом дом дьякона, а метров через пятьдесят стоял их дом, дом деда, убитого неизвестными в далеком декабре тридцать четвертого года. Дед был церковный староста, имел лошадь и пару коров, считался зажиточным. В августе четырнадцатого года ушел на германскую войну, вернулся раненый, но с крестами, воспитал троих детей и был жестоко убит. Убили его не на фронте, а здесь, в родном селе, не враги, а так называемые свои, борцы за народное счастье. Почему отец никогда не рассказывал нам об этом? Почему такие важные, знаковые, интересные эпизоды нашей семейной истории я узнавал от чужих людей? Да и семейными историями их тоже не назовешь. Сколько таких семей бесследно исчезло из нашего села, дай Бог памяти, одиннадцать или двенадцать, а после убийства деда, холодным декабрьским вечером, увезли сельского батюшку протоиерея отца Владимира Сидельникова. А сколько таких по всей России? Кто их считал? Наверно кто-то сосчитал и сделал важные для себя выводы. Так что это не история семьи Лобановых, это, увы, наша с вами история и написана она кровью.
-« Да, ну почему все это я слыхал от чужих людей? – размышлял Угрюмый, - почему он, мой отец, никогда не говорил мне об этом? Отец, мой отец, а что я про него знаю? Да собственно ничего, точнее, то же, что все: работящий, немногословный, с нами сыновьями строгий, коммунист, фронтовик. И согласно логике вещей он давно должен был стать эдаким местным краснобаем: выступать на собраниях, встречаться с пионерами, да и вообще, пользоваться всеми заслуженными благами советской власти, которыми она щедро награждала таких деятелей. А он молчит, уже столько лет молчит. Наверно не желает ворошить прошлое, а может просто боится, не за себя, за нас, чтобы росли как все, с прямыми спинами, не вздрагивали по ночам и не задавали бесконечные сложные вопросы, на которые никто в ближайшем будущем не даст окончательный ответ. Может быть, время – строгий и беспристрастный судья или естественный ход нашей жизни, загладит, успокоит и примирит, устранит трение человеческих душ с внешним миром? И исчезнет прошлое, а главное, память о нем и не останется ничего, даже вопросов, вот, как с этими бывшими домами»
Угрюмый вышел на дорогу, возле которой возвышался могучий вековой дуб. Он долго смотрел на него, будто в кроне, в листьях, искал ответы на мучившие его вопросы. Вот и старое сельское кладбище. Угрюмый попытался вспомнить, когда он был на нем в последний раз. Было это очень давно, еще в юности, он помнил, как хоронили утонувшего в реке одноклассника Мишку Хромова, потом умерла тетка Прасковья, отцова сестра, были и еще походы на кладбище, о которых Николаю вспоминать очень не хотелось.
-« Ладно, начистоту, так начистоту!» - скомандовал себе Угрюмый. Было это в старших классах, приходил он на кладбище с ребятами вино пить, веселиться безудержно, до одури, звонким смехом своим тревожа покоившихся повсюду земляков. А позднее, приходил сюда уже с девчатами и, танцуя на старых гранитных надгробьях, распевал им залихватские песни, да разухабистые частушки, говорил колкости и все также звонко смеялся. Вспоминая прошлую жизнь, Николай невольно закрывал лицо руками, будто бы скрываясь от людей и от самого Творца. Николай искренне раскаивался, справедливо полагая, встреть он сейчас себя тогдашнего, придушил бы, не раздумывая. Угрюмый сидел на деревянной лавочке и пытался прочитать надпись на деревянном кресте, но не смог. Дожди и ветра, будто бы нарочно, старались стереть то немногое, что осталось от человека на этом свете – память.
Совесть
Наступил вечер. Солнце спряталось за высокими соснами. Ветер утих, и на кладбище наступила звонкая умиротворяющая тишина. Николай не хотел идти домой, не смотря на острое желание поговорить с отцом, но не как днем, а спокойно, по–доброму. Ему хотелось заглянуть отцу в глаза, постараться понять, помочь, облегчить его душу. Ведь кроме супруги и сыновей, и брата с племянниками, никого у него не осталось, а самое главное мало осталось времени, что-то изменить и поправить. Николай был еще мальчишкой, но запомнил, как к отцу приезжали какие-то люди, уговаривали его порвать заявление. Он с ними не спорил, только молчал. А в конце разговора сказал:
-« Все что мог я для страны сделал, все отдал, а ракеты без меня запускайте!» Так они ни с чем и уехали. В трудные послевоенные годы, в знак протеста против непомерно высоких налогов, отец вышел из партии. Все выплатил с горем пополам и написал заявление. Такого от него никто не ожидал. Председатель с ним целый год не здоровался, но делать нечего, плотник он был знатный и, покочевряжившись некоторое время, стал помогать. Нужно было поднимать сыновей и отец стал ходить по соседним деревням плотничать, мать работала на ферме, так они и жили. Люди часто спрашивали отца, почему он поступил так, а не иначе. Но он отмалчивался, а самым настойчивым отвечал:
-« Было тогда такое время, что люди жили так» - больше ни слова, лаконично и твердо, по-ихнему, по Лобановски!
-« Ладно, это я еще могу понять, - думал Николай, - ну а мать? Она же все видела, но не спорила с ним, терпела. Я ни разу не слышал, чтобы они говорили об этом! Скрывала? Или тоже боялась – за нас?» С этими мыслями Николай подошел к дверям храма. Дверь оказалась не запертой. Угрюмый отворил её и, не решаясь зайти, стал прислушиваться. В храме было тихо, чисто и светло. Закатные лучи кое-где освещали тихим золотым светом неплохо сохранившиеся фрески. Справа у входа стояла длинная скамья, в углу лежал веник. В центре храма на небольшом столике лежала одна самодельная икона Спасителя, украшенная березовыми ветками. Таким образом было украшено все внутреннее пространство храма.
-« Странно, - подумал Николай, - березовые веники, прям как в бане! – но осекся, - Ой, нехорошо наверно так шутить»
Храм был просторный, в прошлые времена здесь помещалась не одна сотня людей. Николай посмотрел вверх, из-под купола, вниз, в самый центр храма спускалась черная цепь. В детстве ребята привязывали к ней веревку и раскачивались. На стенах, будто уродливые шрамы, виднелись разные надписи. То были не имена святых и не строки из священного писания, это были каракули, оставленные его современниками: « Я сюда еще приду в 1978 году» или « ДМБ – 80» и разные там « Слава», « Алик», « Рома + Вера…» Кое-где попадались надписи и похлеще. Угрюмый, подобрав осколок кирпича, принялся стирать срамные надписи, как вдруг, на соседней стене увидел изображение того, с кем разговаривал несколько часов назад. Сказать, что Николай испугался – это ничего не сказать! Его буквально хватил удар: в висках застучало, сердце учащенно забилось. Силы покинули его, выронив кирпич, он медленно опустился на колени. Он взглянул на лик святого, на подбитый им в восьмом классе левый глаз, Сверху, недалеко от лика, он разобрал еще сохранившуюся надпись – Св. Николай. Святой строго смотрел на Угрюмого сохранившимся правым глазом, заглядывая в самую глубину его души, туда, куда и сам Угрюмый боялся заглянуть. Через мгновение потрясенный Николай закрыл глаза и упал на мозаичный пол. Сколько времени он пролежал на студеном полу – неизвестно. Очнувшись, он долго не открывал глаза. Наступила ночь, но Угрюмому казалось, что храм наполнен каким-то внутренним свечением. Было тихо, воздух был свежий и прохладный. В окно заглядывал любопытный месяц, казалось, упади он с неба, обязательно попал бы в окно, но прочная кованая решетка надежно преграждала ему путь. Николай сидел на полу и гладил лоб, пытаясь вспомнить все, что с ним произошло за минувший день. Ему как-то не верилось, что еще позавчера он был в Москве, разговаривал с Галкой и собирал чемодан. Вообще, все, что с ним происходило до вчерашнего дня, его мало интересовало. Николаю казалось, что все это было не с ним. Но рассудок неумолимо твердил свое:
-« Это ты парень, твоя это жизнь и никуда не денешься, ответишь, как миленький» Николай потряс головой, затем, не спеша, встал и направился к выходу. Не дойдя нескольких шагов до двери, он увидел справа от себя нишу в кирпичной стене, заставленную досками. Угрюмый просунул туда голову и увидел лестницу, ведущую куда-то наверх.
-« Колокольня!» - мелькнуло в голове у Угрюмого. Тут ему почему-то вспомнилось давняя, еще детская мечта, как хотелось им вместе с Мишкой Хромовым посмотреть село Игнатьево и окрестности с высоты птичьего полета. Так почему бы сейчас этого не сделать? Когда еще представится такая возможность?
-« Эх. Мишка, Мишка! Зачем ты тогда один пошел на речку?» - произнес вслух Угрюмый. Он открыл входную дверь и стал пристально вглядываться в темноту. На кладбище было безмолвно, лишь месяц едва освещал покосившиеся кресты. Угрюмый оставил дверь храма открытой, как бы приглашая войти своего покойного друга.
-« Сейчас, Мишка, обожди…- шепотом говорил Угрюмый, убирая доски от лестницы, - вот…теперь можно…»
Угрюмый посмотрел в темноту пролета и сделал первый шаг. Лестница была добротная, не скрипела, ступени свежеструганные. Через минуту он был на колокольне.
-« Красота- то какая!» - вздохнул Угрюмый. Немного привыкнув к темноте, Николай разглядел окрестности. Вдали бежала река, за ней высоким частоколом виднелся лес, Сельское кладбище казалось очень маленьким, а вдали, разрезая фарами ночную мглу, ехал по трассе автомобиль. Вдоволь налюбовавшись родными просторами, Николай вдруг подумал:
-« Какая же это колокольня – без колоколов? – он почесал затылок, - нехорошо…» Над головой у Николая виднелась добротная балка, крепеж, крюки, но колоколов нигде не было.
-« Непорядок!» - по хозяйски заметил Угрюмый, Он посмотрел под ноги, вокруг открытого люка виднелось куча листьев, мох и птичий помет. Он закрыл люк, поднял ворот у пиджака и улегся на пол. Усталость взяла свое и Николай забылся крепким богатырским сном.
Герои былых времен
Константин открыл глаза. Боль в ноге почти прошла, сон, безусловно, был на пользу. Он неплохо отдохнул, голова была ясная, только одна мысль не давала ему покоя:
-« Как же игра, как футбол?»
Демьян возился на кухне и будто бы ждал, когда племянник проснется.
-« Ну, здоров ты спать! – сказал Демьян, - как нога то?»
-« Спасибо, - отвечал Парубок, - намного лучше, жить буду»
-« Жить надо, - уверенно произнес Демьян, - только для чего?»
-« Ты о чем?» - парубок глядел на дядю во все глаза.
-« Да, все о том же, парень, - не отставал Демьян, - думаешь ты просто так ногу расшиб, да у меня в избе оказался? Как бы не так!»
Парубок по привычке занервничал, заерзал на диване, делая недовольное лицо.
-« Ладно, сейчас немного посижу и пойду домой, - недовольным голосом говорил Парубок, - родители ничего не знают, волнуются»
-« Что о родителях печешься, хвалю, - улыбался довольный Демьян, - родителей оповестим, не волнуйся. Разговор у меня к тебе сурьезный, боюсь, иного случая и не представится…»
-« Да что ты все загадками говоришь? – парубок не на шутку перепугался, - Зачем живешь? Сурьезный разговор? Нельзя ли попроще!?» Демьян выглянул в окно и крикнул сына:
-« Андрейка! Андрейка, подь сюда! – крикнул Демьян.
В избу зашел Андрей, увидев проснувшегося и взъерошенного Костика, весело спросил:
-« На пользу лечение то?»
-« Как видишь, пока живой…» - недовольным голосом отвечал Парубок. Демьян строго взглянул на сына и сказал:
-« Ты вот что, пойдешь на задний двор, выбери там жердь, да состругай ему костыль, - Демьян кивнул на Парубка, - да половчее…»
Андрей послушно побрел выполнять наказ отца, а Демьян сел за стол, поправил бороду и стал раскладывать перед собой какие-то бумаги и фотографии. Приведя в порядок бумаг, Демьян спросил, не глядя на Парубка:
-« Ты в село возвращаться собираешься?»
-« А что я здесь не видел? – обижено отвечал Парубок, - опять навоз грести, да коров пасти? Не мое это все!»
-« А почем тебе знать, что твое, а что – нет?» - серьезно спрашивал Демьян. Он отыскал на столе какую-то важную и, отложив ее в сторону, продолжил:
-« Ты, вот, сурьезного разговора со мной испугался, думал, я тебя жизни учить стану, да мораль читать? Нет! Скажу только одно: Дед твой, Федор – знал, для чего жил, да и отец тоже, а тебя, парень несет по жизни, как лист опавший, и неизвестно куда вынесет»
-« Вот угораздило! – Парубок откинулся на подушку и закрыл глаза, - и здесь тоже самое! Давай сюда костыль, да пойду я домой, устал я, понимаешь, - Парубок положил руку на грудь, - устал я от всяких слов!»
-« А, вона что? – обрадовался Демьян, - значит не один я о тебе переживаю. Так?»
-« Так-то, так, да что толку? – парировал Парубок, - воздух только сотрясаете, грустно до смешного»
-« А это как понимать?» - насторожился Демьян.
-« Да так и понимай, - перешел в наступление Константин, - вот ты, скажем, или мой отец, прожили такую трудную жизнь, должны добрее стать что ли, внимательнее к другим, а вы словно смеетесь над нами, скрываете что-то. Чем мы перед вами виноваты?»
-« Насчет смеемся – это ты брось! – ворчал Демьян, - а вот, что скрываем – это ты верно подметил. Только, не все в жизни, парень, словами объяснить можно»
-« А ты попробуй – объясни!» - глядя Демьяну в глаза, спросил Парубок.
Демьян встал из-за стола, прошелся по комнате, затем подошел к иконам, перекрестился и положил земной поклон. Константин с интересом наблюдал за всеми манипуляциями, которые творил его дядя. У них в семье это было не принято. В доме у родителей тоже были иконы, но родители никогда не крестились и не клали земные поклоны, во всяком случае, в присутствии сыновей. Успокоившись и еще раз поправив бороду, Демьян снова сел за стол.
-« Ну да простит меня Степан, брат мой, но видно он так и не соберется, - дядя строго посмотрел на племянника, - я должен рассказать тебе всю правду о нашей семье, но ты выслушай со вниманием, а потом поступай, как подскажет совесть»
-«Опять загадки! – обиделся Парубок, - не томи, время позднее, а я еще не вечерил». Демьян, желая снять возникшее напряжение, повел разговор по другому руслу:
-« Трудно было первое время в городе-то?» - неожиданно спросил Демьян. Парубок немного успокоился, понял, что ничего страшного дядя не припас для него и улегся на диван поудобнее.
-« Спрашиваешь,- глядя в потолок, отвечал Парубок, - помыкался по чужим углам. Корова и та к новому стаду не сразу привыкает».
-« Это верно, - одобрительно кивнул Демьян, - а потом как?»
-« Потом в метро устроился, женился, квартиру дали. Вот теперь у тебя на диване лежу».
-« А с женой что?» – не унимался Демьян.
-« А ничего …, - равнодушно отвечал Парубок, - сбежала жена. Хахаля себе нашла и сбежала».
-« Так, с этим ясно, - Демьян посмотрел в окно, - не буду на мозоль тебе наступать».
-« То дело прошлое, - махнул рукой Парубок, - зато в квартире тихо. Придешь домой – тишина, никто не зудит, не пилит, такая жизнь по мне».
-« А дети как же?»
-« А что дети – успею еще, - улыбался Парубок,- к тому же отец мне не раз говорил, что меня самого еще воспитывать надо».
-« Что ж за жизнь такая! – ворчал Демьян, - болтаешься в проруби как это самое …»
-« Интересно получается, начали за здравие, а кончили за упокой». Константин вновь погрустнел. В это время в избу вошел Андрей и протянул брату костыль.
-« Опробовать бы надо, да бать?» - Андрей взглянул на отца и присел на диван рядом с братом.
-« Опробуем, сынок, всему свой черед» - деловито ответил Демьян.
-« Что он кривой такой получился?» - возмущался Парубок.
-« Да что из него, стрелять что ли? - отмахнулся Андрей, - приноровишься!»
-« Ладно, сделал дело – ступай, - махнул рукой на сына Демьян, - нам еще потолковать надо».
-« Что за тайны тут у вас? – обиделся Андрей, - даже родного сына из дома выпроваживаешь». Андрей ушел, Демьян закрыл за ним дверь, затем выглянул в окно и, убедившись, что они остались вдвоем, снова за стол. После небольшой паузы Демьян пригласил племянника за стол.
-« Перебирайся ко мне, Костя, - лаковым голосом сказал Демьян, - встать сможешь?»
-« Попробую, - Парубок приподнялся с дивана и сделал первый неуверенный шаг, - смогу».
-« Вот и славно» - Демьян молча положил перед ним три георгиевских креста, маленький образок, фотографию деда в солдатской форме и письмо. Парубок долго смотрел на разложенные перед ним раритеты, сперва удивленно, затем внимательно, с интересом.
-« Откуда это у тебя, дядя Демьян?» - тихо спросил Парубок.
-« Из сундука. Все берег, прятал, а теперь вот достал» - как-то неуверенно ответил Демьян.
-« Отец никогда не показывал нам ничего такого, я и предположить не мог … » - не закончил Парубок, как Демьян перебил его:
-« Ваш отец много чего не показывал и не рассказывал, ты его не осуждай, - говорил Демьян, - были у него на то причины». Они долго молча глядели на фотографии и награды, потом Демьян спросил:
-« Хочешь прочесть? Это подчерк твоего деда. Других писем у нас не сохранилось». Демьян бережно положил перед Костей пожелтевший листок бумаги и тихо произнес:
-« Письмо это не простое».
-«Почему?» Константин взял листок и принялся за чтение. Он никогда еще так не волновался как теперь, за столом у дяди, держа в руках кусочек тайны семьи Лобановых. Капельки пота выступили у него на лбу, губы шептали слова, глаза бегали от строки на строку. В итоге он положил письмо на стол и закрыл глаза. Посидев так немного, он не выдержал:
-« Прочти мне его, дядя Демьян, там одни «яти», мне тяжело и непонятно».
-« «Яти» - протянул Демьян, - так-то парень! Что такое для истории семьдесят лет, миг, пустячок, а ты уже письмо деда прочитать не можешь! А что будет еще через пятьдесят лет? Будут наши письма для ваших внуков навроде иероглифов, чудно им будет и непонятно, а то и вовсе неинтересно. Так и сожгут их за не надобностью, если конечно какой-нибудь столичный ученый не обнаружит и не заинтересуется».
-« Зачем ты так со мной? – обиженно отвечал Константин, - что ты можешь знать о будущем, кто там будет чем интересоваться? Через пятьдесят лет все на земле по другому будет, может и люди другие, поймут они, что без памяти о прошлом нет у них будущего. Затеплится огонек в памяти, вспомнят, кто они и для чего живут, тогда и до писем этих очередь дойдет и до фотографий. Все вспомнят люди, что потеряли и не сберегли, что получили взамен».
-« Ну парень, ты даешь! – изумился Демьян, - признаюсь, не ожидал, думал о тебе плохо – прости! И когда же ты к такому выводу пришел?»
-« Сегодня, здесь и сейчас, - спокойно сказал Парубок, - у тебя за столом и понял. Почитай мне вслух».
-« Ну, как скажешь, Костя, - растерянно пробормотал Демьян, - прочту, чего же не прочесть?»
Демьян читал медленно, спокойно, проговаривая по буквам орфографию автора, стараясь ничего не упустить. Прочитав половину письма, Демьян поднял глаза на племянника.
-« А про царя тоже читать?» - настороженно спросил Демьян.
-« Читай. Все читай» - закрыв лицо руками, отвечал Константин. Парубок старался ясно представить себе то время, своего деда, германскую войну, царя, награды, конницу, разрывы снарядов, насколько хватало фантазии. Голос дяди он почти не слышал, только отдельные фразы, которые красочно добавляли картины, возникавшие в его голове в эту минуту.
-«Октября третьего дня наступление…, разрывы снарядов …, берта …, лазаретъ…, ротмистр убит…, ядовитые газы …, приехал государь …, я видел и не заметил даже, и если бы мне не сказали, что это царь, то я едва отличил бы его от прочего штабного начальства, его добрые глаза, скромность, участие и простота…, век не забуду…. Тринадцатого дня наступление …, все убиты, нас солдат осталось десять душ, наверное перебросят на юг …, обнимаю и целую тебя, дорогая моя Аннушка, поцелуй наших чад, кланяйся отцу Владимиру. Жив буду – свидимся». Демьян закончил читать и отложил письмо. Константин продолжал сидеть за столом, закрыв глаза и обхватив голову руками. Демьян посчитал лишним лезть к нему с вопросами и, осторожно встав из-за стола, принялся собирать ужин. Когда все было на столе, Демьян достал из буфета штоф зеленого стекла и как-то неуверенно произнес:
-« Может согрешим по маленькой, а Костя?» Константин ничего не ответил, только слегка махнул рукой. Демьян понял это как знак согласия и весело засуетился около стола. Наполнив рюмки клюквенной, он перекрестился, перекрестил стол и произнес:
-« Давай, Костя, за героев былых времен, вечная им память» - они выпили, не чокаясь и не смотря друг на друга, принялись за ужин. Заскрипела дверь, и в избу вошел Андрей и виновато встал около окна.
-« Где тебя носит? – рассердился Демьян, - к ужину опоздал, балбес, за это знаешь, что бывает?»
-« Вот чудак-человек! – удивленно начал Андрей, - сам из дома наладил, а теперь бранится! - глядя на Константина, как бы ища защиту, отвечал Андрей, - Алексея я искал, еще утром из дому ушел и пропал!»
-« И нашел?» – спросил Демьян.
-«» Нашел. Как не найти? – оправдывался Андрей, - полдня на реке проторчал, а потом к Гороховым ушел. Явится, ты ему всыпь!»
-« Ладно, разберусь! – ворчал Демьян, - есть садись, уж остыло все».
После ужина, собрав все со стола, Демьян усадил Костю снова на диван и велел ждать. Выйдя на крыльцо, он огляделся по сторонам:
-« Андрейка, слышь, садись на лесопед и дуй к Степану, да скажи, что Костя сегодня у нас ночует, да гляди – сразу назад! А я тут, Лексея подожду».
Демьян присел на лавочку и стал любоваться закатом. После смерти супруги он как-то полюбил вечера, и соседи часто видели его сидящим на лавочке, задумчивым, но не грустным. И только дворовый пес по кличке «Утес» по настоящему понимал хозяина и, подойдя осторожно, клал свою косматую голову к нему на колени.
Золотое слово
Вскоре вернулся Алексей и, получив от отца заслуженный нагоняй, пулей влетел в избу. Андрей тоже не задержался и все трое послушно ждали Демьяна, расположившись на диване. Демьян зашел в избу последним и, заперев дверь, внимательно осмотрев всех троих, начал свой интересный рассказ. Он рассказывал не торопясь, вкрадчиво, со всеми подробностями, припоминая точные даты и фамилии участников. Демьян рассказывал про первые годы советской власти, про голод и гражданскую войну, про коллективизацию, про целые семьи, исчезнувшие в одночасье. Рассказал про своего отца, Федора Фомича Лобанова, и супругу его, Анну Никитичну, но когда пришел черед рассказать про смерть отца, внезапно замолчал. Константин, Андрей и Алексей, слушавшие его с интересом, помолчав, переглянулись.
-« За что его убили и кто?» - первым спросил Константин.
-« Этого я в точности не знаю, - неуверенно начал Демьян, - нас ребят бабушка закрыла в избе и строго-настрого запретила выходить на улицу. Когда районные власти решили в нашем селе закрыть церковь, то дед ваш, Федор Фомич, собрал сельский сход, на котором постановили церковь не закрывать. Оповестили о том решении председателя колхоза, но он на это решение наплевал, и твердо решил закрыть церковь к новому году. Федора Фомича, как зачинщика сельских волнений, не раз вызывали куда следует, но он стоял на своем: «Не впущу, не позволю осквернить святое место!» Уговорами, угрозами, по-всякому с ним, а он ни в какую. Председатель хотел его даже своим заместителем сделать, лучший покос выделил, но Фомича было не свернуть. После этого, холодным декабрьским днем, приехали из райцентра эти бандиты из ЧК, или как там их тогда называли - ГПУ, но неважно и все … ».
-« Что значит и все?» - не унимался Константин.
-« То и значит …, - продолжал Демьян, - вы поймите хлопчики, я того не видал, но слыхал от надежных людей. Был уже вечер, священник наш, отец Владимир, узнав о тех гостях непрошеных, побежал к нашему деду и, собрав еще людей, кто не оробел, пошли в храм. Отец Владимир, да те люди, что пришли тогда, закрылись в храме и стали слезно молиться Божьей Матери, чтобы избавили Россию от нашествия иноплеменников. Дед же наш, хоть и ранен был у нас в германскую, но был силен и ловок. Встал он тогда у входа в храм и стал ждать тех визитеров. Как верный страж стоял он у дверей храма, высокий, крепкий, в светлой рубахе из домотканого полотна, перепоясанный тонким ремнем, на ногах сапоги, поверх рубахи бекеша, без шапки, а мороз тогда лютый был, а он знай себе, ждет, да бороду приглаживает. Вот тут-то они и подъехали: председатель да чекист главный на санях, а остальные верхами. Увидали, что у церковных дверей Федор Фомич стоит, оробели сперва. Вначале председатель постановление какое-то зачитал – дед наш молчит, затем чекист тот главный что-то говорить стал – дед снова молчит. Они на него горлом – он молчит, уже наганы достали, а он опять молчит, и ни один мускул на лице не дрогнул. Председатель снова начал вразумлять его, чтобы он о жене и детях подумал, но дед молчал. Тут раздался выстрел, кто-то из них стрелял – кто из них стрелял не известно, ранили деда в ногу. Качнулся он, но не упал и ни единого звука не издав, продолжал стоять, как вкопанный. Тогда двое подошли и попытались оттащить его от дверей. Но были отброшены в снег. Затем трое накинулись, но снова были отброшены. Встали, отряхнулись, сопли кровавые утерли и все четверо накинулись на деда. Уж и не знаю, толи в раж вошли, толи бес в них вселился, но долго еще потом глумились они над бездыханным телом его. Затем, кое-как сломав запоры, ворвались в храм и всех кто был там вытолкали на мороз, кто в чем был. И мать моя, Анна Никитична, тоже молилась там, так что, хлопчики, возрастали мы без отца и матери, вот ведь какая штука. Да, чуть не забыл, когда выстрел-то прозвучал, то зазвонил колокол. Звонарь на месте был, набат тот было далеко слыхать, но один бравый вояка метким выстрелом это дело пресек. С тех пор не слыхать в округе колокольного звона, звонаря не стало и колокола побили, так то …»
-« А бабушка? – спрашивали наперебой сыновья, - ее, что тоже расстреляли?»
-« Да нет же…, - отмахнулся Демьян, - не расстреляли, не так было.
Не видел я ничего, но люди сказывали. Будто потом уже, ближе к ночи, погрузили тело деда в сани, да отвезли куда-то. А она, голубушка, шибко любила его, так уж теперь не любят, за теми санями пошла. Где они ехали и куда, никто не знает, шла она следом, шла, да и видно замерзла где-то по дороге, а может, лихие люди чего сотворили…, никто о том не ведает. Спросить уже не у кого, все померли давно, а из тех, кто в храме был в тот день, в живых никого не осталось. Отца Владимира на третий день после убийства деда арестовали, за остальных не скажу, не взыщите. Уже после войны старушка одна перед смертью рассказала кому-то из родственников, будто видела, как в ту страшную ночь во всей округе бушевала метель, но около храма видела она из своих окон какое то свечение, словно подсвечивал кто-то округу. Луны, понятно не было и электричества в храме тоже не было. Вдруг видит – птица белая взлетела от земли и покружив немного около церкви, улетела, крупная стало быть птица, раз ее та старушка из окна увидала. Больше она ее не видела. Затем, метель утихла, небо разъяснилось, высыпали звезды, но свечение исчезло, как не бывало. Такая вот история»
-« Может эта старушка все выдумала? – спросил Андрей, - да и родственники наверно, что-нибудь да сочинили, вот и родилась местная легенда»
-« Да поди теперь, узнай!» - Демьян замолчал и задумался. Ребята тоже молчали и по очереди рассматривали фотографии и георгиевские кресты, что лежали перед ними на столе.
-« Как же вы после этого жили дальше?» - с грустью и горечью спросил Константин.
-« А жить, парень, завсегда надо, хоть и трудно бывает порой, - продолжал Демьян, - Степан то старший был у нас в семье, Прасковья – средняя, а я – последыш. Степан комсомолец был, активист, но в те жуткие дни, как назло в район по делам уехал. Останься он тогда в селе, может все и по-другому было-бы. Когда узнал он что произошло, то сразу в район помчался, а вернувшись, долго не разговаривал ни с кем и постарел как-то. Таким неразговорчивым я его всю жизнь и помню. Потом война началась, Степан пошел на фронт, а я вот, по болезни «бронь» имею, в колхозе так и работал и сестра наша покойная, Прасковья, тоже до последних дней работала здесь. Остались мы со Степаном вдвоем, да вы вот, новые Лобановы, отныне будете хранителями нашего рода. Так что, Костя, не обессудь, остальное у Степана, отца своего спросишь, он старший, значит больше знает, а моя копилка пуста…»
-« Спасибо тебе, дядя Демьян, - улыбнувшись ответил Константин, - спасибо за все, теперь не растеряю, сохраню!»
-« Эх, парень, не спеши, - прищурившись отвечал Демьян, - благодарить после будешь»
-« Это еще не все? – спросил Андрей, - неужели еще тайны остались?»
-« Тайн больше нет, есть предание, - Демьян устроился поудобнее и продолжил рассказ, - после революции, после убийства Государя и его семьи, люди видели в округе старца с посохом. Ходит тот старец по всей округе, то в лесу его видели, то в поле и будто тот, кто его увидит и поговорит с ним, он этому человеку обязательно поможет. Вот и Федор Фомич, сказывают, со старцем тем разговаривал и помощь от него получал»
-« Выходит, дед наш знал свою судьбу? – спросил Константин, - значит и про кончину свою тоже знал? Знал и не убоялся?»
-« Выходит знал, - твердо отвечал Демьян, - Вера у него была крепкая, другие люди были раньше, не нам чета»
-« Отец, а ты сам то видел его или тоже от людей слыхал?» - спросил Ляксей.
-« Да что ты! – отмахивался Демьян – куда мне грешному! Да и не совершал я великих дел, чтобы помощник такой мне занадобился!»
-« А сейчас его встретить можно?» - не отставал Ляксей.
-« Наверно можно – с грустью отвечал Демьян, - только, где ты его встретишь? А встретив, узнаешь ли? Да и как его увидишь, когда нынешние-то люди все больше в телевизор глядят! Где уж нам грешным? Придет он, посмотрит на нашу жизнь и уйдет навсегда»
-« Грустно, - задумчиво произнес Константин, глядя на дедову фотокарточку, - нет повести печальнее на свете…»
-« Подождите! – ободряюще сказал Демьян, - может вам и повезет, встретите его, он укрепит вас и наладит …Однако уже ночь-полночь, пора бы и честь знать! Да и еще напоследок, чуть было не забыл, до тебя, Константин по батюшке Степанович, касаемо! Ты вот меня благодарил и спасибо говорил – это хорошо. А знаешь ли ты в чем суть этих слов?»
-« Растолкуй, пожалуйста» - Константин с любопытством глядел на Демьяна.
-« Послушай, спасибо ты мне сказал, а что это значит? « Спаси тебя Бог» - уразумел? Ты, говоря так, желаешь мне спасения, то есть жизни вечной – усек? А слово благодарю, что значит?» – Демьян пристально взглянул на племянника, желая получить верный ответ.
-« Дарю тебе благо, так что ли?» - отвечал Константин.
-« Верно говоришь! – обрадовался Демьян, - запомни, эти воистину золотые слова, они вон знают» - Демьян кивнул в сторону сыновей.
-« Запомню, обязательно запомню, - отвечал довольный племянник, - только, какой ты невнимательный стал. Отчего это?»
-« Что не помнишь – записывай, - поучал Демьян, а вообще то парень, хочешь стать внимательным, будь внимательнее к ближним и про золотые слова не позабудь! Ложись спать, скоро уж светает»
В эту ночь Константину было не до сна. Он думал про деда и бабушку, про белую птицу, что кружила над церковью, про загадочного старца с посохом, которого давно никто не встречал.
-« Как все это могло случиться? – размышлял Константин, - о чем думал дед в последние минуты жизни, закрывая собой вход в храм? Почему отец никогда не рассказывал мне об этом?»
-« Вставай, Костя, - тихонько толкнул его Демьян, - с новым радостным утром!»
Не смотря на бессонную ночь, Константин ощущал себя свежим и бодрым. Нога больше не болела, и он уверенно зашагал к дверям. Поблагодарив за все дядю и двоюродных братьев, он вышел на крыльцо. Свое прозвище, а главное его содержание, он навсегда оставил в дне минувшем. Разве что память, иногда будет возвращать его в то время, когда он был легковесным и безразличным ко всему Парубком. Из дома Демьяна он вышел совершенно другим человеком – Константином Степановичем Лобановым.
Повинную голову…
Константин шел домой, у него было много вопросов к отцу. Он обдумывал, какой вопрос задать в первую очередь. Интересно, что ответит отец? Как встретит мать, будет корить или промолчит по своему обыкновению, но вышло иначе. Когда до их калитки оставалось шагов двадцать, он вдруг увидел, как с другого конца села идет его брат Николай. Они оба остановились, затем, не спеша, подошли к заветной калитке и, посмотрев друг на друга, крепко обнялись. Может быть, впервые жизни они поняли друг друга без слов, эти два зрелых человека, которым суждено было накануне пройти суровые испытания правдой, которая перевернула их жизнь. Постояв немного, как бы не решаясь зайти в калитку, они, приобняв друг друга, зашли вдвоем и остановились у крыльца. В доме было тихо, лишь ходики по-прежнему, спокойно отмеряли время их земного бытия. Они прошли в сад, там, за столом под яблоней сидел их отец, положив перед собой свернутые листы бумаги. Казалось, что он сидит здесь со вчерашнего дня, в такой же позе, грустный и задумчивый. От увиденного у братьев перехватило дыхание, они сразу позабыли заранее приготовленные вопросы и молча стояли, опустив головы. Отец не спеша поднял глаза. Они излучали такую любовь и радость, что готовы были исцелить самого жестокосердного человека. Степан Федорович встал из-за стола и сделал шаг навстречу, но сыновья бросились к нему, пали на колени и зарыдали, запросто и без утайки, как бывает у детей. Отец сперва растерялся, но понял, видно за прошедшую ночь произошло нечто такое, отчего бывает лихо и не каждый человек такое выдержит.
-« Прости нас, прости, отец!» - заговорили навзрыд братья.
-« Ну полно, полно…- успокаивал их Степан, гладя их по головам, - ведь дома уже, с нами»
-« Как мать? – спросил Николай, - пойдем к ней!» - они все трое ввалились в избу и, увидев мать, бросились к ней.
-« Прости, мама, мы пришли, - заголосили сыновья, - мы больше так не будем, прости!»
Мать ничего не ответила, только тихонько плакала и целовала их поочередно. Отец стоял в дверях и, наблюдая за ними, только разводил руками:
-« Надо же, - вслух размышлял Степан, - вот оно как вышло то …»
Через некоторое время, успокоившись, они сидели в саду под яблоней. На столе посвистывал самовар, солнце еще не сильно припекало, лениво проглядывая через густую листву сада. Настало время для долгожданного, серьезного разговора. Николай и Константин помалкивали, и время от времени смущенно глядели на отца. Видя такое дело, Степан Федорович решил взять инициативу в свои руки.
-« Вот что, сыны мои любимые, - уверенно начал Степан, - прожил я трудную жизнь, полную разлук и утрат, святым не был, если во что-то верил, то искренне. Заблуждался? А как же! Но в этом не только моя вина. Не берег я память, отца осуждал, какие он мне слова хорошие говорил – заслушаешься! А я ничего не соображал, ничему не верил. А теперь, как хочется о многом у него спросить, а поздно! Вот и глядите, чтобы и с вами этого не случилось. Мне уже собираться пора в дальний путь, надеюсь, теперь отпустят…» - спокойным голосом закончил Степан.
-« Куда ты собрался, отец?» - встревожился Константин.
-« Далеко ли?» - поддержал брата Николай.
-« Далеко, - глядя куда-то вдаль, отвечал отец, - уже недолго…»
-« Ты что, отец, плохо себя чувствуешь? – испуганно затараторили братья, - не молчи, скажи, что с тобой?»
-« Послушайте меня, - снова начал Степан, - пересказывать всю свою жизнь – не стану, в том нет нужды. Вы и так все знаете, жили мы под одной крышей, а что-то от людей слыхали. Расскажу вам один случай, было это перед самой войной, зима, мороз, а мне в соседнее село ехать нужно было, по комсомольским делам. Уладив все дела, собираюсь назад ехать, гляжу, метель начинается. Тамошние то меня отговаривать стали, оставайся, мол, до утра, а я, ни в какую, прыгнул в сани и ходу! Еду, дороги почти не видно, вдруг понял, что заехал не туда, все кочки, да ухабы – потерял дорогу! Все, думаю, конец! Замерзну я в поле и не найдут меня. Налетев на очередную кочку, сани опрокинулись, и очутился я в снегу. Встать не могу, тело ломит, руки отморозил, лежу – с белым светом прощаюсь. И вдруг, не знаю почему, вырвалось у меня: «Господи, помоги, не дай помереть!» Через какое-то время, гляжу, ко мне идет кто-то, фигура вроде человека, пригляделся, старик, а в руках у него палка длинная. Идет по снегу уверенно, и аккурат ко мне. Я еще подумал, как же он так ловко ходит, снег то какой, а он будто по половицам идет – чудно! Подошел он ко мне, посмотрел строго так, пристально и спрашивает: « Лежишь, герой? Хватайся за посох!» И вытянул меня! Легко так, будто ветку с земли поднял. Стою я перед ним на твердой поверхности, метель утихла почти, вокруг тихо так. Он мне говорит: « Иди прямо, никуда не сворачивай, там твоя лошаденка стоит» Я и пошел прямо, даже поблагодарить его позабыл. Оглянулся, а он мне вслед рукой грозит: « Гляди у меня!» Пройдя шагов двадцать, гляжу, и правда, лошадь моя стоит, меня дожидается. Дома жене все рассказал, она бранить меня: « Что ж ты не поблагодарил его! Это ж сам Николай Угодник тебя спас!» Но делать нечего, с тех пор в непогоду со двора ни ногой. Вот такой случай, если бы не тот старик, не сидеть бы мне с вами за этим столом. Не было бы ни стола, да и вас бы не было. Наваждение какое-то или сон. Не в себе я тогда был, плохо соображал, но не приснилось же мне это! Может, и не было там никакого старика?»
-« Нет, отец, был, - сказал Николай, - что же ты сам себе признаться боишься?»
-« У меня просьба, - неуверенно начал Степан, - здесь все написано. Это летопись нашего села Игнатьево, от начала века, до середины. Кто жил в селе, сколько дворов было. Семьи, что исчезли в лихую годину, мной тут упомянуты, фамилии, родственники, в общем все, что знал и помнил – сохранил, передаю вам. Я это дело начал, вам его и продолжать. Иного не прошу, - Степан осторожно протянул Николаю бережно сложенные листы бумаги, - бери старшой…» - сказал Степан.
-« Не, это вон, ему, - кивнул на брата Николай, - он будет писать красивым почерком, а мне еще Даниловский монастырь найти надо, да отца Зенона отыскать надо»
-« Кто это, сынок?» - удивился отец.
-« Не знаю, - задумавшись, ответил Николай, - мне про него вчера старец рассказал, которого, ты говорил, не существует»
-« Опять ты, Колька! – обиделся отец, - смеешься над стариком!»
-« Ты спросил – я ответил!»
-« И какой же он был?» - интересовался Степан.
-« Как ты и рассказывал: сухонький, небольшого росточка и с посохом»
-« Гляди-ка! – удивился Степан, - тогда я спокоен, раз такой у тебя заступник! Чудо, иначе не скажешь!»
-« Чудо, - повторял Николай, - а ты говорил. Что чудес не бывает?»
-« Да мало ли, что я говорил?» - махнул рукой Степан.
За разговорами и заботами никто не заметил, как на дороге, из-за зарослей кипрея, показалась женская фигура с небольшим чемоданом в руке. Она шла неторопливо, то и дело, останавливаясь, как бы не решаясь войти в село.
Степан с сыновьями по-прежнему сидели за столом, допивая остывший чай, как вдруг скрипнула калитка. В сад, где стоял стол, за которым пили чай Лобановы, вошла стройная женщина средних лет. Увидев её, Николай вскочил со стула, а остальные смотрели на неё с таким удивлением, будто она прилетела с другой планеты.
-« Здравствуй, Коля! – ласковым голосом сказала женщина, - вот я и приехала»
-« Галка! Галина!» - Николай крепко обнял её. Она выронила чемодан и беспомощно повисла у него в объятиях, опустив руки.
-« Гляди-ка!» - удивился Степан.
-« Ну, молодец, что приехала! – обрадовался Николай, - не ожидал! Вот это подарок!»
-« Ты прости меня, ну, помнишь, в тот день, - виновато начала Галина, - когда ты собирался, я тебе столько гадостей наговорила, целую ночь потом не спала»
-« Ладно, чего уж там! – веселился Николай, - повинную голову меч не сечет»
-« Присаживайся, дочка, не стой так, устала, небось, с дороги» - ласково заговорил Степан.
-« Совсем забыла! Я же вам гостинцы привезла…» - засуетилась Галина.
-« Потом, все потом, на вот чайку попей» - Николай налил жене чай и намазал маслом хлеб.
-« Хорошо как у вас, тихо! – сделав пару глотков, сказала Галина, - не поехала я в санаторию, к вам вот решила. А чего? Ну думаю, купаться схожу, потом процедуры всякие, а дальше что? Никого не знаю, буду сидеть там дура дурой, так что принимайте под свое начало»
-« Это ты правильно решила, - сказал Константин, - нам помощники во как нужны!»
-« Как там Москва-то, стоит?» - спросил Степан.
-« Стоит, Степан Федорович, стоит, жара там стоит!» - отвечала Галина.
-« Ты пей, пей, а то совсем остынет» - суетился вокруг жены Николай.
Вдруг дверь дома тихонько отворилась: «Что же вы без меня чай пьете?» - ласковым голосом спросила мать. Все очень удивились, ведь последние полгода она почти не вставала с постели, а тут на тебе! Любовь Дмитриевна, осторожно спускаясь по ступеням, вышла в сад. Степан от неожиданности вскочил со стула, и чуть было не упал, но Константин удержал его.
-« Любушка!» - в этом возгласе Степана было все; надежда и боль, переживания и мысли, тоска и любовь. Он не спеша, пошел ей навстречу, протягивая руки, помогая сделать несколько шагов от ступенек дома до стола. Любовь Дмитриевна села за стол, посмотрела на сыновей и невестку, затем, будто опомнившись, потрогала самовар.
-« Степа, самовар то совсем холодный, не хорошо…» - Степан, понимавший жену с полуслова, радостно взялся исполнять её поручение.
-« Коленька, ты бы баньку истопил, Галя с дороги…» - ласково глядя на сына, сказала мать. Николаю не нужно было повторять дважды, и он тотчас пошел за водой.
-« Костя, а ты венички замочи. А нам с Галей поговорить надо» - младший, ловко перепрыгнув через деревянную скамью, скрылся за садом.
Вся мужская половина семьи Лобановых с радостью выполняла просьбы самого дорогого для них человека. Жизнь продолжалась, со всеми трудностями и заботами, а у кого их нет? Семья Лобановых не исключение.
Любо-дорого
На следующее утро Николай встал рано, натаскал воды, и разбудив брата, вместе пошли на речку. День обещал быть теплым и солнечным, и братья решили сегодня же взяться за дело. Подготовив весь необходимый инструмент, Николай вскипятил самовар. В доме уже все проснулись, Галина накрывала на стол.
-« Ну что, можно и позавтракать» - сказал Степан.
-« Не мешало бы» - вторил Николай.
-« А где Костя то?» - спросил Степан.
-« Там, у сарая, шифер считает. Ты сколько листов купил?»
-« Не считайте, с запасом» - ворчал Степан.
-« Вы будете завтракать то? – вмешалась Галина, - а то у ворот уже люди дожидаются»
-« Господь с тобой! Какие люди?» - забеспокоился Степан.
-« Ешь, отец, я посмотрю» - Николай встал из-за стола и подошел к окну.
Тем временем, у ворот собралось пятеро мужиков и столько же ребятишек.
-« Ты погляди, отец! – обрадовался Николай, - да тут целая бригада!»
Тут в избу вошел Демьян: « Все сидят! Люди уж вон они, ждут, - запыхался Демьян, - ну, Степан, выходи, командуй!»
Степан допил чай, и не спеша, вышел на крыльцо. Увидев столько народу, он разволновался и не знал, что сказать и прошептал стоящему рядом Демьяну: « Твои проделки?» Демьян только молчал и разводил руками.
-« Спасибо вам большое, дорогие мои, - робко начал Степан, - не знаю, достоин ли. Ну, помогай нам Бог!»
Сказав речь, Степан пошел за лестницей.
-« Нет, Степан, - удерживая брата за плечо, сказал Демьян, - твое место здесь, командуй!»
Демьян с Николаем усадили Степана на лавочку. Мужики, перекурив, взялись за дело. Откуда-то взялась вторая лестница и мужики, разделившись, взялись за кровлю с обеих сторон. Двое, влезли на крышу, остальные подавали снизу. Мальчишки, что поменьше, оттаскивали обломки старого шифера, а те, что постарше, уже шкурили стены. Женщины готовили обед. Степан не верил своим глазам, еще вчера он и представить себе не мог, что столько людей придет ему помогать. Тем временем, Константин топил баню, а Демьян, подходя, то к одной бригаде, то к другой, осуществлял общее руководство. К вечеру все было готово. Дом стоял как новый, под шифером, металлический конек сверкал на солнце. Зеленый цвет стен и белые резные наличники радовали глаз. Мужики отправились в баню, а ребятишки, прихватив с собой дядю Костю, убежали на речку. В саду поставили два больших стола, где трудников ждал праздничный обед, На столе дымились щи. Молодой картофель, посыпанный рубленой зеленью, ждал своей очереди. Румяный и душистый хлеб и свежие огурчики, не могли оставить равнодушным даже самого капризного гостя. Когда все собрались за столом, слово взял Степан:
-« Спасибо вам, земляки, все вы меня хорошо знаете, знаю и я вас. Вы мне как родные стали и если я кого, когда обидел, делом ли, словом ли, простите меня за все, не держите зла…»
Таких слов от Степана никто из односельчан не ждал. Воцарилась какая-то тревожная тишина, и на выручку пришел Демьян: « Ну что ты, Степан, в самом деле, праздник такой тебе люди сделали, дом подновили, а ты?»
-« В самом деле, Степа, - поправила его жена, - можно я скажу?»
-« Говори, говори, Любовь Дмитриевна, - подхватили люди, - чего греха таить, супруг твой оратор никудышный!» Все засмеялись, настроение у людей поднялос, и на Степана никто не обижался.
-« Спасибо вам за помощь, за радость, дом как новый, одно слово – любо-дорого! Счастья вам и вашим близким, низкий вам до земли поклон!» Речь Любови Дмитриевны пришлась людям по сердцу и осушив очередной лафетник, у многих набежала слеза. Когда уже все отобедали, слово взял Демьян:
-« Люди, что я хотел сказать, - запинался Демьян, - помогите завтра еще разок, нам бы возле церкви траву выкосить и поваленные деревья убрать, богоугодное дело! Четыре косы, да две пилы и всего делов! Вот усопшие наши сродники обрадуются!»
Предложение Демьяна было встречено односельчанами с пониманием. Хоть и намахались нынче мужики, но слова про усопших сродников подействовали на общество убедительно и условились завтра же сходить к церкви. Когда на стол поставили самовар, людей потянуло на песни, а как же без них! Достали гармонь, кто-то сбегал за балалайкой, и понеслось…! Веселились от души, но без гвалта, без одури, со смыслом, как принято на Руси.
Последний наказ
Время летит незаметно. Отпуск у сыновей Степана подходил к концу. Многое успели братья переосмыслить и понять за столь короткий срок. Помогали они и по хозяйству, почистили колодец, привели в порядок сад, выкосили вокруг церкви бурьян да крапиву. Обновленный дом Степана Федоровича и Любови Дмитриевны, с гордостью красовался на сельской улице. Теперь никто не упрекнет стариков, что непутевые у них сыновья, что позабыв родителей, растворились в столичной суете. Братья обещали приезжать чаще, хоть на два, три дня, как будет возможность. Накануне отъезда Степан снова собрал сыновей за столом под яблоней.
-« Спасибо, вам, ребята, - благодарил сынов Степан, - вот радость то нам с матерью, утешение в старости, теперь можно и помирать налаживать…»
-« Отец, опять ты за свое!» - возмущался Константин.
-« Дайте мне договорить – голос у Степана дрожал, морщины на лбу стали отчетливее, - у меня к вам последняя просьба, более ни об чем просить не стану, - Степан встал из-за стола, - давайте сходим, прогуляемся, тут недалече…»
Сыновья переглянулись, но перечить не стали и послушно пошли за отцом. Они подошли к дому Демьяна. Отец велел им ожидать на улице, а сам зашел в дом. Через некоторое время он вышел на улицу вместе с Демьяном, следом вышли его сыновья – Андрей и Алексей. Вся семья некоторое время шла молча. Демьян с сыновьями все поняли, а наши два героя пока ни о чем не догадывались. Как вышли за околицу, Николай спросил:
-« Отец, не темни. Куда курс держим?»
-« Скоро поймешь …» - равнодушно ответил Степан. Все продолжали идти. Когда подошли к церкви, Степан подвел всех к ступеням, где, как ему казалось, сохранились пятна крови. Но ступени были чистые, будто кто-то накануне их хорошенько отмыл.
-« Здесь, что ли, было то?» - негромко спросил Николай. Степан только молча кивнул в ответ и присел на паперти.
-« Да, хлопчики, здесь и было …» - вздохнул Демьян. Степан с Демьяном погладили шершавый камень ступени.
-« Прости нас, отец» - прошептал Степан.
-« Вечная память…, со святыми упокой …» - пропел Демьян, но брат его одернул. Затем, все присутствующие, низко поклонились тому месту, где принял смерть русский новомученник Федор Фомич Лобанов. Обойдя храм с правой стороны, Степан постоял немного и, указав рукой на клочок земли, спокойно сказал: « Вот мое пристанище, понимаю конечно, не по мне такая честь, похороните нас вот тут, председателю я уже говорил, прошу и вас. Это и есть моя последняя просьба. Пусть все Лобановы покоятся здесь»
-« Нет, Степан, - возразил Демьян, - это твое заслуженное место, а я рядом с супругой лежать хочу» - он показал рукой на ограду, что была в метрах шести от них.
-« Далеко, - протянул Степан, - как же мы с тобой переговариваться то будем? Не услышишь! Ты при жизни тугой на ухо, а там и подавно…»
-« А мы перестукиваться будем! – развеселился Демьян, - я тебе культяшкой постучу, «тук-тук», а ты мне белым тапком по крышке, «бац-бац», а лучше лбом…!» Сыновья, слушая необычный диалог своих отцов, не знали, плакать им или смеяться. Но понимая важность и торжественность момента для Степенна Федоровича, сдерживали эмоции. Сняв последний груз с плеч, Степан повеселел, а с ним и вся его компания. Пройдя шагов двести, они остановились и посмотрели на церковь. Среди бескрайнего поля, сельский погост, казался маленьким зеленым островком.
-« Скажите, отцы, - серьезно спросил Николай, - отчего на Руси храмы так строили? С какого края села не взгляни – видно! Хоть с села гляди, хоть с дороги?»
-« От того, - Демьян словно ждал такого вопроса, - чтобы люди Бога не забывали, да о смерти помнили!»
-« Опять ты о смерти!» - обиделся Николай.
-« Да ну вас…» - Демьян махнул рукой и бодро зашагал по дороге, оставляя позади всю компанию.
«Меж высоких хлебов затерялося,
Небогатое наше село…»- запел Демьян.
-« Голосистый он у нас уродился. – кивнул на брата Степан, - вон как разоряется!»
«Будут песни ему хороводные,
На заре из села долетать,
Будут нивы ему хлебородные,
Безгреховные сны навевать»
Так с шутками-прибаутками наши мужички благополучно вернулись в село. Степан с сыновьями остановились у своей калитки.
-« Проводить то придете? – Степан поглядел на Демьяна и его сыновей, - они утром уедут»
-« Придем, конечно, придем!» - отвечали Андрей и Алексей.
-« Как не придти?» - согласился Демьян.
Наступил вечер. Николай долго гулял по селу, узнавал с детства знакомые дома, деревья, тропинки. Он глубоко дышал полной грудью, будто хотел запастись здешним воздухом, чтобы там, в Москве, вспоминать пряный и ароматный дух и расходовать его бережно, по капельке, как целебный бальзам.
-« Разве в Москве увидишь такой закат? – думал Николай, - вряд ли! И зачем я туда подался? Черт дернул!» Он вернулся домой затемно. На крыльце его поджидала Галина.
-« Коль, я уже чемодан собрала» - грустно сказала жена.
-« Пойдем спать, - Николай крепко обнял её, - поздно уже, нам вставать рано…»
В добрый путь!
Рано утром вся семья Лобановых была уже на ногах. Чемоданы стояли на крыльце, брюки и рубахи были наглажены, братья причесаны и побриты. Мать с невесткой собирали на стол.
-« Вот, значит, подкрепитесь как следует и в путь» - стоя у окна, сказал Степан. Мать протянула Николаю сверток.
-« Возьми, Коленька, - ласково сказала мать, - твои любимые…»
-« Пирожки? – спросил Николай, - Вот спасибо!» - Он нежно обнял мать и поцеловал в щеку.
-« Напишите, как доедете» - напутствовал отец. В это время в избу вбежал Демьян:
-« Во, еще сидят! Автобус ждать не будет!»
На улице послышались чьи-то разговоры и мальчишечьи голоса.
-« Кого ты там опять привел?» - сердито спросил Степан.
-« Люди изъявили желание проводить…» - Демьян хитро взглянул на братьев.
-« Ладно, ступай, - махнул на него Степан, - сейчас идем! – ну что же давайте присядем …» - с грустью сказал Степан. В эту минуту, взглянув на сыновей, Любовь Дмитриевна заплакала.
-« Ну, полно, полно мать, - успокаивал её супруг, - не на войну ведь провожаешь! Приедут ещё…»
На улице собралось много людей, были и те, кто помогал с домом, вышли соседи и, конечно же, ребятишки. Вся футбольная команда дяди Кости была в сборе.
-« Спасибо вам, земляки! – обратился к собравшимся Николай, и, обняв отца с матерью, добавил, - самое дорогое вам оставляю, помогите по-соседски, если что…»
-« Здоровья вам и успехов в труде!» - добавил Константин.
-« Это верно, Костя, дел у нас невпроворот, - поглаживая голову, отвечал Демьян, - только мужиков на селе маловато!»
-« Вот чудак-человек, - строго посмотрев на брата, сказал Степан, - откуда им взяться-то, мужикам, вон какая война прошла, сам помнишь, половина села – вдовы!»
-« Конечно, правильно говоришь! Все верно…» - поддержали Степана соседи.
-« Ну, загалдели, налетели! – обиделся Демьян, - и слово не дадут сказать!»
-« Да, Костя, к тебе у меня особое поручение, - Демьян подвел за руку красивую девушку с густой косой, - вот, присмотри за ней в городе-то, мало ли что, молодая девица, обидеть может всякий. Николая Куприянова дочь – помнишь? Во какая выросла! На врача едет учиться!» - с гордостью сказал Демьян. Девушка подошла к Константину и, улыбнувшись, представилась:
-« Ольга»
-« Очень приятно, Костя, - растерявшис, отвечал младший брат, - а я тебя еще вот такой помню…»
-« Н, вот и славно!» - потирал руки довольный Демьян.
-« Ну, пора нам, прощайте!» - махнул рукой Николай.
-« Подождите, стойте!» - послышался голос из-за соседнего дома.
-« Кто там еще?» - удивился Степан.
-« Володька, фотограф наш, не узнал?» - тараторил Демьян.
-« Стойте! – запыхавшись, сказал фотограф, - давайте я вас, как говорится, на память щелкну!»
Все встали ровно, вдоль забора у лобановского дома, взрослые позади, а мальчишки сели на траву, спереди, места всем хватило.
-« Внимание, сейчас вылетит птичка!» Все, затаив дыхание, смотрели в объектив. Всего одно мгновение, а для истории – веха, отметина. Сколько таких отметин хранилось у людей в альбомах! Очень жаль, что эта традиция, собирать семейный альбом, уходит в небытие.
-« Ну, теперь точно пора!» - волновался Николай. Но тут к Константину вышел мальчик, лет десяти, с мячом в руках:
-« Дядя Костя, покажи класс!»
-« Ну хорошо, только не долго…» - Константин взял мяч, отошел в сторону и стал чеканить. Мальчишки считали вслух:
-« Пять, шесть, семь….» - Костя был счастлив, люди смеялись, таким образом удалось немного скрасить грустные минуты расставания.
-« Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять…Всё!»
-« Всё ребятки, пора нам! – Константин поправил ремень и потрепал мальчишку по голове, - Держи! Тренируйся!»
-« Не забывайте о нас, приезжайте, в край дождей и непогоды…» - напутствовал Демьян. Братья еще раз обняли родителей – и, попрощавшись с земляками, взяв чемоданы, отправились в путь. Мальчишки на велосипедах стартанули вперед, поднимая на дороге клубы пыли. Галина и Ольга шли следом за мужчинами. Любовь Дмитриевна перекрестила их и сказала:
-« В добрый путь, Ангела Хранителя…» - и как всегда в таких случаях заплакала. Всем стало как-то тоскливо и грустно, и на выручку снова пришел Демьян. Песен он знал много, на каждый случай у него была припасена своя, особая песня:
« Отец мой был природный пахарь,
А я работал вместе с ним.
Отец мой был природный пахарь,
А я работал вместе с ним»
Народ слегка опешил от демьяновского репертуара, но некоторые подхватили:
« На нас напало злое племя.
Село родное полегло.
Отец убит был в первой схватке.
А мать живу в огне сожгли.
Зачем, скажи, судьбина злая,
Ты постучала в дом родной.
Сестра сироткою осталась.
А я остался сиротой»
-« Опять ты за свое, Демьян, - одернул Степан брата, - не до песен нам! Да и к чему прошлое вспоминать, вперед глядеть надоть!»
-« Прошлое, - не унимался Демьян, - да здесь совсем иная суть, понимать надо!»
-« Много ты понимаешь!» - сердился Степан,
-« Может в этой песне не о прошлом, а о будущем говорится! Так сказать, зашифрованное послание потомкам, так-то! – Демьян поднял указательный палец, - берегите, мол, свою землю, всякое может случиться…»
-« Да иди ты отсель…!» - сердился на брата Степан.
Как только четыре фигуры скрылись за горизонтом, люди, постояв немного, да повздыхав, начали расходиться. Только чета Лобановых, да Демьян с сыновьями, еще продолжали стоять на околице.
-« Ну, все.. – сказал Степан, - теперь и помирать можно»
-« Подожди, дед, - глядя вослед сыновьям, отвечала жена, - наше время еще не вышло. Ну что же, пойдем домой» - ласково взглянув на мужа, сказала Любовь Дмитриевна.
-« Степан, ну так что?» - приставал Демьян.
-« Уйди, сказал! А не то вспомню детство, возьму хворостину…!»
-« Степан, погоди, давай мириться будем! Пойдем к тебе, согрешим по маленькой, сегодня можно! А вы, марш домой! – крикнул Демьян сыновьям, - да со двора ни ногой! Ну, так что Степан?»
-« Отстань!»
-« Степан, пойдем, я тебе случай расскажу, что со мной десять лет назад произошел. Я тогда у родственников жены гостил, во Владимире, город я скажу тебе, удивительный…»
Дома чету Лобановых снова встречала тишина, лишь ходики, по-прежнему, спокойно и неумолимо, отсчитывали время их земного бытия.
Вместо послесловия
Спустя тридцать пять лет после описанных выше событий, я побывал в селе Игнатьево. Дом семьи Лобановых стоит на прежнем месте. Храм Николая Чудотворца отреставрировали с Божьей помощью: купола горят на солнце, белые стены радуют глаз, кровля полностью восстановлена, отлили колокола, но внутреннее убранство оставляет желать лучшего. Каждое воскресенье приезжает священник и служит литургию. Вот только ходить в этот храм стало некому. Постоянных прихожан наберется десятка два, хотя в прежние времена он вмещал не одну сотню человек. Жилых домов в селе осталось чуть больше десяти, остальные дачники. Есть в селе еще пара «домов», но про них разговор особый. Местные говорят, что здесь построил дворцы кто-то из районного начальства. Смотрятся они вызывающе, даже вульгарно, на фоне обыкновенных домов селян. Дорогие иномарки тихо въезжают в массивные автоматические ворота. Странные люди живут в этих домах, нелюдимые, неразговорчивые, кичливые и злые. Быть может, здесь обосновались потомки тех чекистов, кто истязал русского новомученника – Федора Фомича Лобанова, их внуки и правнуки? И кто знает, чьи тела истязают они в наши дни, спрятавшись за трехметровым забором, одному Богу известно.
Колхоза давно уже не существует, заброшенный коровник разобрали и растащили, технику сдали на металлолом, Фельдшерский пункт и начальную школу закрыли за ненадобностью, А зачем они? Зато я насчитал в селе целых три магазина, ассортимент водки и пива впечатляет, как и характерный акцент продавцов.
Сельское кладбище на удивление процветает! Его обнесли новым забором, гнилых деревянных крестов, да сухих деревьев нет и в помине! Степана Федоровича Лобанова похоронили, как он и хотел, справа от алтаря. Рядом с ним покоится его супруга – Любовь Дмитриевна. На скромный памятник из серого гранита решили вписать имена Федора Фомича Лобанова и супруги его Анны Никитичны. Сверху сделали надпись: «Господи, Спаси и Сохрани Россию». Демьян Степанович лежит рядом со своей супругой, как и пожелал, вот только соседство у них не очень хорошее. Рядом с могилой Степана Федоровича, прямо на дорожке, стали хоронить чужих людей. Огромный памятник из черного гранита, на нем изображен в полный рост некий мордоворот, на фоне своего мерседеса, с телефоном в руке и такой похабщины сколько угодно! Кого подстрелили, кто удавился, кто разбился на своей иномарке, а кто умер от передозировки. Изменился мир, изменились люди, и кладбище изменилось – дух времени! Раньше готовились к переходу в вечность загодя, говорили родственникам, в чем себя похоронить, откладывали те наряды отдельно и не трогали. Нынешние, даже отходить в вечность разучились достойно, по-человечески. Зато любой желающий может приобрести целый участок для семейного захоронения и неважно, пришлый ты человек или коренной, сельский. Да, весело живем, одним словом, кладбище оказалось в «надежных руках»! После посещения кладбища остался неприятный осадок. Умирать стало дорого, да и рожать детей тоже, чего дальше то будет? Но в село Игнатьево пришла еще одна беда – нашествие иноплеменников. Целыми семьями они селятся в брошенных и купленных за бесценок домах, рожают детей, покупают машины и ходят с высоко поднятой головой. И это не смотря на отсутствие хорошей дороги, школы, фельдшерского пункта и приличной сотовой связи. До сих пор в село не проведен газ. Вернее он есть, в элитном коттеджном поселке, что в километрах двух от села. Странное дело – на дворе двадцать первый век, продаем газ куда угодно: в Европу – пожалуйста, в коттеджные поселки – легко! Даже в Китай продаем! А про село Игнатьево как-то позабыли. А сколько по
России таких сел? И стоит село наше в сторонке, сирота-сиротой и никто ему доброго слова не скажет! Справедливости ради надо сказать, что газ хотели провести в село. В прошлом году приезжали какие-то дельцы и запросили за свои услуги по полмиллиона рублей с дома!!! Откуда у сельчан такие деньги!? От такого газа они естественно отказались.
Страна пережила страшную войну и в это время, на своих плечах, её деревни и села держали. Кормили армию, пополнение на фронт отправляли, на заводах и фабриках трудились работящие и физически крепкие русские мужики, из тех же деревень приехавшие А что теперь? Где в деревне вы встретите физически крепкого, семейного, работящего мужика, с личным хозяйством? Если и остался кто, это либо окончательно спившиеся субъекты, либо пенсионеры, либо дачники, живущие за счет сдачи городских квартир внаем. Есть еще одна категория – охранники и вахтовики, работающие преимущественно в Москве. Так и живут, одной ногой там, другой тут, чужое добро охраняют, а свое все порастеряли! И так, куда ни глянь – везде разор.
Тридцать пять лет назад в колхозе было триста коров, да еще свои, личные коровы, десятков пять, не меньше, а сейчас на все село ( внимание!) осталась одна корова! И это при всех достижениях науки и техники, так сказать, обратная сторона прогресса!
Детей в селе нет вообще! Нет, на лето, конечно, привозят ребятишек, а осенью село снова вымирает. Лишь по вечерам, в жилых пока еще домах, подсвечены окна тусклым синеватым мерцанием. Будто тлеющие реакторы отравляют людей невидимым смертоносным излучением - телевизоры.
Мне бы не хотелось заканчивать повествование на грустной ноте. Я вообще не взялся бы за этот труд, если бы не маленький огонек надежды. Пока мы живы, всегда есть надежда на спасение и возрождение. Не смотря на целый сонм новомученников, заклятие еще не снято с России. И один Бог знает, сколько еще будет пролито русской крови и слез, что бы это произошло!
Пройдя село из конца в конец, я долго стоял возле дома Лобановых. Весь участок выкошен, сад плодоносит. Совсем недавно, здесь побывал внук Степана Федоровича – Федор Константинович Лобанов. Он часто приезжает в село не только для того, чтобы посетить могилы деда и прадеда, не только покосить траву и проведать дом. Федор Константинович ведет летопись села Игнатьево, начатую его дедом. Он пишет про покинутые дома, про людей в них живших. Он пишет про ушедших в мир иной совсем еще не старых людей, которые могли бы жить, но, увы…! Написал он и про одну, оставшуюся на все село корову, про подвижника, который, вопреки логике нашего искаженного мира, продолжает жить по совести, своим умом. Написал Федор Константинович и про иноплеменников, которых год от года все больше, не боящихся разных трудностей и наших русских морозов. Написал он про магазины и кладбище. Про восстановленный, но по-прежнему пустующий храм, тоже не позабыл.
Бог даст и его дети, продолжат начатую Степаном Федоровичем летопись. И если такой кропотливый труд сохранится в грядущем историческом водовороте, то историки, лет через сто, сто пятьдесят, долго будут ломать головы, чтобы понять, что на самом деле с нами произошло.
Конец
Июль – Август 2016 год
С.В. Емельянов