У нас в подъезде самый настоящий зверинец – рыбки, кот и даже белки живут. Консьержка, как мать родная, всю эту живность собирает и обихаживает.
Вислоухий британец Чарли, осиротевший после внезапной смерти хозяина, величаво спит на её столе, охраняя консьержную от любопытных посетителей. Я его даже побаиваюсь за строгий взгляд исподлобья. И не напрасно - рискнула однажды сердобольно приласкать горемыку и сразу получила британским когтищем по руке. Теперь только издали общаюсь с носителем голубой крови.
Рыбок сдают на вечное содержание подуставшие от аквариумных хлопот хозяева. А белок зверолюбивая консьержка привезла из беличьего питомника. То есть купила по собственной инициативе. Сосед мой пошутил, что так у нас скоро и павианы по подъезду запрыгают!
В общем ходят теперь в наш чудо-подъезд толпами. На живность полюбоваться. Детишки особенно! И сама я частенько зависаю у аквариума и беличьей клетки. И с кровожадным котярой останавливаюсь поболтать на безопасном расстоянии. Потому что взгляд у него как был суровым, так и остался. Он даже свою новую ласковую хозяйку может хватнуть, если не в настроении. Не кот, а потомок графа Дракулы!
И вот жили все эти звери, не тужили аж целое прошлое лето. А по осени случилось несчастье – сбежала одна из белок. Вернее, белка-самец сбежал. И так грустно мне стало. Очень уж забавно влюбленная парочка носилась по огромной клетке, а потом трогательно засыпала, сплетясь в пушистый беличий клубок. Просто идеальная супружеская чета в медовую пору! И такие послушные оба, даже чуточку ручные. Добрейшая консьержка иногда из клетки их выпускала. Они погоняются по консьержной, а потом прилежно возвращаются к еде и уютной норке.
Клетку их, пока холода не настали, ежедневно на крыльцо выкатывали на весь день. И вот как-то заведующая живым уголком привычно приоткрыла дверцу, чтоб покормить пушистиков, а мальчишка шмыг наружу по её руке и был таков.
То ли жена ему прискучила, то ли жизнь в неволе. Хотя воли эта парочка никогда и не видала – оба родились и выросли в питомнике. Но вот на ж те - потянуло парня на приключения, и сытой жизнью пренебрег и молодой резвой женой. Охота пуще неволи, как говорится.
А оставленная женушка горевала в одиночестве. Всю осень я наблюдала её востренькую мордочку, печально высунувшуюся из домика. Белка её даже лапкой подпирала, как пригорюнившаяся бабёнка. И реже стала скакать и резвиться. Только жизнь всё равно берет своё, за зиму у белки появились ухажеры. Сначала аристократичный Чарли увлекся хвостатой разведёнкой, а потом и простоватый флегматик Макс.
Этого Макса я уже давненько заприметила вместе с выгуливающей его на поводке пожилой хозяйкой. Очень эти двое были друг на друга похожи. Оба широкие и слегка прямоугольные, ходившие не спеша, вперевалочку, словно передвигаться для них было большим усилием, и у обоих - добрые, улыбчивые глаза. Макс даже напоминал мне ходячий журнальный столик на крепких низеньких ножках. Казалось, выходить на прогулку было для этого пса неприятной обязанностью, которую он нехотя исполнял ради своей добродушной хозяйки.
И вот этот Макс влюбился в роковую брошенку. Да так сильно, что куда только его природная флегматичность подевалась! И бельчиха тоже на удивленье оживилась. На хмурого британца она вниманья не обращала, хоть тот часами сверлил её кошачьим взглядом. А на безумного Макса, плещущего щенячьим восторгом, клюнула! Хоть Макс уже давно и не щенок, а скорее пенсионер под стать владелице.
И, может, я бы не поверила в эту любовную историю, поведанную мне консьержкой, если бы вчера своими глазами не увидела картину маслом.
Вечером, когда соблюдающая режим, бельчиха привычно скрылась в домике, я встретила у её клетки покорно сидящего Макса, с преданностью и надеждой глядящего на пустое окошко. Его хозяйка с терпеливой степенностью стояла рядом, и, не выпуская из рук поводка, благодушно улыбалась всем своим широким лицом.
Появившаяся консьержка стала бережно, чтоб не потревожить спящую, перемещать беличью клетку из холла в консьержную, откуда чуть взволнованно и ревниво смотрел кот. Видимо радуясь возвращению предмета его симпатии в общую комнату.
И тут Макса взорвало. Поняв, что любовь всей его жизни увозят из-под носа аж до завтрашнего утра он пронзительно заскулил и заметался. И, отчаянно страдая, стал бросаться своими толстыми лапами на металлические прутья клетки, словно желал забраться по ним в башню спящей красавицы! Казалось, откройся малюсенькая дверца клетки, и он проскользнет в неё своим упитанным пёсьим телом! И даже проберётся в крошечный бельчачий скворечник, чтобы сплестись там клубком с дамой сердца, как сплеталась она всё лето с мужем-беглецом.
И вот уже клетка в консьержной, и кот высокомерно смотрит со стола на разыгравшуюся собачью драму, как вдруг из беличьей спальни высовывается заспанная мордочка и так кокетливо, и томно смотрит на своего страстного обожателя, явно довольная его страданиями. Громкие взвизгивания крупного зверя и содрогания клетки от его могучих лап ничуть не испугали чаровницу. И мне даже показалось, будто она хитро и счастливо улыбается.
А пёс внизу сразу притих. Продолжая смотреть наверх с обожанием и нежностью влюбленного. И его добрые собачьи глаза так улыбались, словно увидели отразившееся в них солнце! И его хозяйка с консьержкой тоже улыбались, совсем не спеша расходиться. И я улыбалась вместе с ними. И даже котяра-аристократ улыбнулся. Потому что любовь она такая – даже самых закоренелых циников и снобов растопляет.