С Жорой мы учились на одном факультете и на одном курсе, но в разных группах. Подружились на секции бокса, в которую пришли новичками на первом курсе. Тренером был неоднократный чемпион Советского Союза, Европы и даже мира в среднем весе. Имя его звучало по телевидению и мелькало в спортивных газетах. У него были свои методы. На первом занятии он спросил, кто занимался боксом, и отделил тех, кто занимался, от новичков. В нашей группе оказалось 12 человек.
До секции мой боксерский опыт заключался в дворовых драках в детстве. У нас были правила: драться до первой крови и лежачего не бить. Мне не везло, у меня был слабый нос, поэтому я частенько проигрывал, и когда пацаны дрались двор на двор, меня не брали в роли бойца, зная о моих проблемах с носом: стоит зацепить, как у меня из носа кровь идет. В дворовых стычках я был арбитром.
Тренер объяснил нам, что такое правосторонняя и левосторонняя стойка, как двигаться на ринге вперед-назад, как живот подобрать, прикрыть скулу плечом и перчаткой. Показал несколько ударов: прямой левый в голову, прямой левый в корпус, прямой правый. И предложил отрабатывать по груше и по мешку. Когда время занятия истекло, сказал:
– Отрабатывайте удары дома, ребята. Тренируйтесь, кто как может. Нарисуйте на двери противника мелом и работайте прямым в голову, прямым в туловище. Самый опасный – прямой левый в туловище по печени.
Уже на следующем занятии против нас, 12-ти новичков, тренер выставил ребят с опытом, имевших бои и даже разряды. Они нас отмутузили. У меня после первого же удара в голову пошла из носа кровь, но тренер не остановил поединок. Противник был намного опытней и сильней меня, лицо кровью заливало, но я защищался и пытался сам наносить удары до конца. Сняв перчатки, пошел умылся.
Против Жоры вышел тоже опытный противник, но никак не мог в Жорку попасть, это была просто комедия, которую все наблюдали с интересом. Жора уходил от всех ударов, ловко уклоняясь и отпрыгивая в сторону. К рингу подошел тренер, и в этот момент Жорка нанес прямой правый в голову, даже не столько ударил, сколько подставил кулак, а в результате – нокдаун. Тренер остановил спаринг и потом спросил Жорку:
– Занимался раньше боксом?
– Нет, никогда.
На одном из занятий, когда не было Жорки, тренер, беседуя с нами, сказал, что по своим природным данным Жора – будущий чемпион мира, а может быть, и Олимпийских игр. И добавил, что он никогда не видел человека с такой реакцией и с такими быстрыми руками. Тренер неоднократно нам объяснял, что сила удара зависит от быстроты удара и возрастает по формуле передачи энергии пропорционально квадрату скорости.
В середине апреля состоялись наши первые соревнования. Тренер выставил на соревнования одного Жору, а я ему ассистировал. Меня, естественно, ни до каких соревнований не допускали, поскольку почти на каждой тренировке у меня из носа шла кровь. Объявили, что противник у Жоры имеет семь боев, из них три победы нокаутами, одна ничья и ни одного проигрыша. В качестве ассистента я должен был в таймаутах обтереть Жору полотенцем, вынуть и вставить капу, водички подать. Перед боем я спросил Жору:
– Волнуешься?
– Нет.
По знаку судьи начался бой. Противники встали в стойку. Жора принял правостороннюю. Вообще-то он владел обеими и не был ни правшой, ни левшой. Однажды я увидел, как он пишет левой рукой, и поинтересовался:
– Ты что, левша?
– Я одинаково пишу обеими руками и вообще не замечаю разницы – что правая, что левая рука, что правая, что левая нога.
Поединок был коротким. Противник знал, что перед ним дебютант, и ринулся в атаку. Жора уклонился от первого удара, а когда тот попытался нанести второй удар правой в голову, мало кто заметил, как Жорка проделал быстрый встречный удар левой в корпус по печени. Противник замер, не дотянувшись до цели, открыл рот, схватился за бок и свалился на ринг. Нокаутирующий удар был такой стремительный, что никто сразу не понял, что произошло. Подбежал тренер того парня и наш тренер, срочно вызвали врачей. Нокаутированного унесли на носилках. Оказалось, повреждена печень, делали операцию, парень стал инвалидом.
На Жору очень сильно подействовал такой исход его первого боя, ставшего и последним. Он решил больше не выступать на соревнованиях и вообще никогда не драться. Как ни уговаривал тренер, отказался наотрез:
– На секцию буду ходить, а выступать на соревнованиях не буду.
Он посещал секцию до третьего курса, а я уже на втором бросил бокс. По просьбе тренера, Жорка стал тренировать парней, выступавших на союзных соревнованиях, и вырабатывал реакцию у своих подопечных по методике так называемых «пятнашек», когда удары не наносятся, а обозначаются и показываются. У Жоры была такая реакция, что никто не мог нанести ему даже условный удар: он опережал.
Наступило время выпуска из института. На комиссии по распределению у Жоры спросили, куда он желает поехать работать, он ответил:
– На любой север, но не дальше Северного Кавказа.
Эта шутка давно ходила между студентами, но члены комиссии, видимо, не все слышали ее, заулыбались и предложили выпускнику место в научно-исследовательском институте в Ростове-на-Дону.
– Желаете?
– С удовольствием.
Он поехал в Ростов в НИИ машиностроения, и свиделись мы с ним только через 15 лет на юбилее выпуска. Отмечали в кафе.
– Где остановился? – спросил я Жору.
– Да нигде еще. Приехал прямо сюда на своей машине.
– Тогда поедем ко мне после юбилея.
Из кафе мы отправились ко мне на квартиру. Дома никого не было, мои убыли в отпуск в Турцию, а я остался на встречу однокурсников. Переночевали, а утром поехали на дачу. После бани уселись на веранде.
– Расскажи, Жора, как твоя жизнь складывалась. Занимался ли ты еще боксом?
– Нет, боксом я с тех пор не занимался, а вот ударил еще два раза после того случая.
– Как это было?
– Расскажу все по порядку. Когда я прибыл в НИИ по распределению, замдиректора по кадрам посмотрел на меня печальным взглядом и говорит:
– Молодой человек, вам сразу дать открепление или желаете прописку ростовскую
получить?
– Не понимаю, – ответил я.
– А что тут понимать. Мы уже начали своих увольнять, темы закрываются, финансирование прекращается, заплату задерживают. Куда ж тебя принимать? Но обязательства выполним, раз отправляли заявку на молодого специалиста. Дадим общежитие. Подъемные, может быть, тоже. А так, смотри, можешь получить свободный диплом.
– Да нет, останусь пока.
Он мне дал направление в общежитие. На другой день я пришел к замдиректора по науке. Тот примерно то же самое повторил мне и направил в лабораторию. Там ребята также жаловались, что зарплату задерживают, но кое-какая работа была, и я включился, мне интересно было, ведь тогда началась компьютеризация и там уже были компьютеры. Я с удовольствием стал вникать. Но чтобы прокормиться, пришлось искать подработку.
Кругом росли как грибы торговые ларьки. Я пошел на городской рынок и устроился на работу в ларьке в ночную смену. В субботу и воскресенье торговля бойкая шла, по будням поменьше. Заработка хватало мне на пропитание. Иногда и зарплату в НИИ хотя бы частично выдавали. Но стоять за прилавком мне, конечно, не очень нравилось. Однажды заявились рэкетиры, как раз в тот момент, когда хозяин передавал мне смену. Здоровые ребята, накачанные такие. Хозяин молча отдал конверт с деньгами, а на мой вопрос по этому поводу потом ответил так:
– Что поделаешь, приходится платить. Сожгут, а то еще и покалечат.
В свободное время я ходил в спортзал. Однажды, смотрю, там появился ринг, на котором стали заниматься боксом крепкие ребята, приходившие в раздевалку в малиновых пиджаках. Их босс или главарь выступал в роли играющего тренера. Как-то раз он боксировал в спаринге с парнем, которого явно превосходил и техникой, и силой удара. Во втором раунде тот встал на колено и тяжело дышал. Я недалеко от ринга стоял, наблюдая, он оглянулся на меня:
– Ты чего ухмыляешься!
После спаринга подходит ко мне:
– Ты чего ухмылялся? В рожу хочешь?
– А ты что, мало получил?
Он был в перчатках и хотел двинуть мне по лицу перчаткой, я уклонился, он провалился, разворачивается – и опять. Я выставил правый кулак, он наткнулся мордой и захлопал глазами:
– Ах ты гад! Еще и драться? – и снова полез на меня.
Я и не думал драться, просто уходил от ударов и играл в «пятнашки», имитируя бой. Он все больше злился, вокруг собрались зрители, стали смеяться, он никак не мог попасть в цель, и так, и этак, да все без толку. Подошел главарь, рявкнул:
– А ну прекратить! – и спрашивает меня: – Ты что, боксер?
– Нет, не боксер.
– А кто ты?
– Никто. Просто в зале занимаюсь.
– А что за комедию устроил?
– Ничего я не устраивал. Ему хотелось со мной подраться, а мне не очень.
– Значит, ты не хочешь драться?
– Я не дерусь.
– Ты трус, что ли?
– С чего вы взяли?
– Раз не хочешь драться, значит, трус. А трусам здесь не место, убирайся отсюда!
– Почему я должен убираться? Я заплатил деньги.
– Потому, что ты боишься драться.
– Не боюсь, просто не хочу.
– А ты захоти! Давай со мной.
– Что-то не хочется.
– Трус!
– Вовсе нет.
– Тогда надевай перчатки, сейчас проверим, трус ты или нет.
– Ну ладно.
Я надел перчатки, вышли на ринг. По весу он был немножко потяжелее меня, киллограмма на три. Начали боксировать. Я опять просто играл в «пятнашки», уклоняясь от ударов и обозначая удары то в голову, то в корпус. В первом раунде он ни разу не попал и очень разозлился. Во втором раунде тоже ни разу меня не достал и только проваливался, пытаясь нанести удар посильнее. В третьем раунде с минуту продолжалось то же самое, вдруг он прекратил стараться понапрасну и говорит:
– Бей!
– Не хочу.
– Почему ты не бьешь?
– Я же сказал: я не дерусь.
– Но ты же на ринге стоишь, на ринге надо драться.
– А я не хочу.
– Почему не хочешь?
– Потому, что это бывает больно. А ты почему не бьешь?
– А я не могу в тебя попасть! За три раунда ни разу не зацепил. Почему ты убегаешь?
– Я не убегаю, я уклоняюсь.
– Ну ладно, иди за мной.
Сняли перчатки и пошли к нему в кабинет. Оказывается, это его спортзал был.
– Слушай, я думал, от злости лопну: за весь бой ни разу не мог попасть!
– А я бы много раз мог.
– Почему же ты не бил?
– Повторяю который раз: я не дерусь.
– Но ты же боксом занимался?
– Так, немножко студентом.
– Бои были?
– Один.
– И как?
– Нехороший это был бой. Я ударил человека, а тот инвалидом стал. С тех пор я не дерусь и не бью.
– Слушай, а ты можешь пару раз или хотя бы один раз в неделю работать со мной в спаринге, как сегодня, и показывать, где дырки у меня?
– Могу.
Звали его Матвеем. Я стал заниматься с ним в роли тренера, и вскоре он пригласил меня к себе на работу.
– Кем? – спрашиваю.
Матвей объяснил. В общем, я пошел к нему как бы в секретари, а также компьютерщиком, потому что в его команде никто не знал компьютеров. Иногда он брал меня с собой на обход своих владений. У него были свои магазины и ларьки, а другие он крышевал. Попросил меня, чтобы я занес в компьютер торговые точки, обложенные данью, с указанием, кто сколько должен платить, а дань еженедельно собиралась.
Однажды заходим в мясной магазин. Хозяин лавки сам разделывал тушу. Крупный такой мужчина. При виде гостей он вдруг вышел из себя без всякого страха:
– Чего приперлись?
– А ты что, забыл, какой день на календаре?
– Вчера твои были.
Шеф посмотрел на меня:
– Были?
– Нет, не были, у меня не отмечено.
– Да как не были! Сказали, что от тебя, и забрали деньги.
– Врешь.
– Как вы мне осточертели! Гады, сволочи! Ни жить, ни работать не даете, бандюки проклятые! Все мало вам! Вчера давал. Пошли вон отсюда! – совсем расстроился человек, а в руках у него нож, здоровый такой для разделки мяса. – Пошли вон, сволочи! – кричит и вдруг метает нож в моего шефа.
Я успел подставить ноутбук. Нож пробил насквозь ноутбук и вместе с ноутбуком уткнулся в грудь Матвею, прошив пиджак и паспорт в кармане, но вошел в тело совсем немного. Все застыли в ужасе. Помощники шефа выхватили пневматические пистолеты и начали палить в хозяина лавки, но тот успел пригнуться за прилавок. Матвей гаркнул:
– Прекратить!
Рана оказалась легкая, прямо магазине в обработали и заклелили. Матвей спокойно спрашивает хозяина:
– Говори, кто был вчера?
– Твои были, сказали, что ты послал.
– Как выглядели?
– Один на цыгана похож.
– Ты понимаешь, что мог меня сейчас убить?
– Да осточертели вы, гады! Вы же паразиты самые настоящие! Что вы присосались?
От чего ты меня охраняешь? От кого крышуешь? Поубивал бы вас всех! Санэпидстанция, милиция, пожарники, бандюги – ходите и ходите! Только мешаете работать. Все с протянутой рукой. Оттого и цену приходится загибать. Шли бы вы все!.. – и выразился нецензурно.
Мне стало не по себе, я же тоже, считай, бандюга, который обирает честного человека, зарабатывающего на жизнь своим трудом.
Матвей прекратил разборку и направился на выход, сказав мне:
– Нож не вынимай, пусть так и будет.
Так я и принес в офис ноутбук с торчащим ножом. Когда мы остались вдвоем с Матвеем, он сказал:
– Слушай, а ведь он убил бы меня, если б не ты. Нож продырявил бы меня, как этот ноутбук, если б не твоя реакция. Спасибо тебе, ты спас мне жизнь! Проси, чего хочешь.
– Ничего не хочу. Знаешь, что я скажу тебе, Матвей, не буду я у тебя больше работать, стыдно мне.
– Да я это уже замечал. Ладно, будь по-твоему. Но ты приходи в спортзал, мне очень нравится, как ты играешь со мной в «пятнашки». А за сегодняшний день я тебя все же отблагодарю, так и знай.
Через два дня я пришел на тренировку, размялся на снарядах, побоксировал с Матвееем. Потом он пригласил меня к себе в кабинет и подает какие-то бумаги:
– Подпиши документы на магазин, он твой.
– С какой стати мой?
– А с такой, что ты спас мне жизнь. Бандиты тоже люди и благодарить умеют.
На столе на специальной подставке лежал ноутбук с торчащим ножом. Матвей показал на него глазами:
– Это память о том, как ты спас меня. Поехали посмотрим магазинчик.
Магазин располагался в хорошем, проходном, месте и имел приличный зал, подсобки. Профиль – какой хочешь. В то время проще было торговать продуктами, но Матвей посоветовал:
– Лучше переходи на технику. Одно дело – продать буханку хлеба с двадцатью процентами наценки, другое дело – продать телевизор с той же надбавкой. Чтобы выручку получить такую же от хлеба, как от телевизора, тебе надо полмашины хлеба продать. Правда, телевизор не каждый день покупают, а хлеб – каждый, так что смотри. Этот магазин знают как продуктовый и кондитерский, можешь профиль оставить. Заведующая вполне умеренно ворует, можешь и ее оставить.
Он представил меня работникам как хозяина. Так я занялся бизнесом. Естественно, в ларьке перестал работать ночами. В институте еще числился, но там было безразлично, прихожу я на работу или нет. Я начал зарабатывать хорошие деньги. Оборот приличный был. Стал скупать валюту, как тогда говорили, СКВ: свободно конвертируемую валюту. Деньги держал вначале в одном банке, а потом большей частью хранил в другом банке, который в народе называется стеклянной банкой, потому что ненадежными мне показались все прочие банки. Обзавелся машиной и квартирой шикарной в центре, а в ней поставил сейф и даже тайник сделал, потому что большие деньги имел, а тратил мало. В результате я сильно обогатился в год дефолта, когда рубль стремительно обесценился.
Покупал недвижимость. Приобрел еще парочку магазинов небольших. Когда стала развиваться сотовая связь, я открыл магазинчик мобильных телефонов. Дело очень быстро наладилось. Предлагали мне и контрабандную продукцию, но я обходился без контрабанды, не хотел в криминал вползать. Рэкетиры не трогали меня, зная, кто Матвея спас. Но не обошлось без эскцесса.
Однажды приезжаю в магазинчик, где у меня сотовыми телефонами торгуют, смотрю, висит табличка: «Переучет». С какой, думаю, стати вдруг переучет? Захожу, а там, кроме моего продавца, еще трое, один стоит у двери, другой из кассы деньги вынимает, а третий складывает в сумку мобильники из стеклянных шкафов. Тот, который у двери, – на меня:
– Ты куда прешь! Что, читать не можешь? Видишь, переучет?
– Ах, да, – говорю, – я и не заметил. А что это вы переучитываете?
– А ну пошел вон отсюда, а то я тебе сейчас покажу, что учитывают, а что не учитывают! – и замахнулся на меня.
Я ударил встречным левым в корпус по печени. Вложился, хочу тебе сказать, от души, защищая свою собственность. Грабитель застыл с поднятым кулаком, а я не удержался и добавил апперкот правой. Он рухнул. В этот момент ко мне подскочил тот, который складывал в сумку телефоны, я встретил его прямым правым в лицо и добавил левым в корпус. Свалился и этот, наткнувшись на кулак, аж глаза помутнели. Третий глядит, что двое уже лежат, не знает, что делать, тут мой продавец не растерялся, оказывается, у него было припасено орудие, обыкновенная скалка, он выхватил ее – и по голове третьему, а я подошел и добавил. Мы сперва этому руки скотчем связали, а потом и остальным.
Я попросил продавца закрыть жалюзи и обыскать бандитов. У двоих были газовые пистолеты, а у того, который стоял у двери, был настоящий «Макаров». Он лежал в отключке, а тот, который телефоны собирал, был в сознании.
– Кто прислал? – спрашиваю его.
– Никто. Сами.
– Сами так сами. Смотри, твой приятель, лежащий у двери, уже начал желтеть, у него печень развалилась, проживет полчаса, не больше. А вас я сейчас буду убивать из ваших же пистолетов. Говори: кто прислал?
– Матвей.
– Матвей?
– Да, Матвей велел нам подрезать тебе крылышки: стал слишком высоко летать.
– Так и сказал?
– Да.
Я набрал номер:
– Матвей, тут две дворняшки ко мне заскочили пощипать мои крылышки. Говорят, что ты послал.
– Где они?
– Лежат отдыхают.
– Сейчас буду.
К прибытию Матвея начал первый отходить, стонать, жаловаться, что вздохнуть не может, больно, нужно врача. Матвей ему:
– Кто послал?
– Цыган.
Этот Цыган раньше был с Матвеем и хотел занять его место. Оказывается, это он решил любимчику Матвея крылышки подрезать.
– Грузите их, – приказал Матвей своим охранникам.
– Этому надо скорую помощь, иначе у него внутри могут быть неприятности. Я ударил его, – сказал я Матвею, глядя на того, который стонал и жаловался, что не может ни подняться, ни вздохнуть.
– Вызывайте.
Этого забрала скорая, а тех – Матвей.
Больше меня никто не навещал. Магазины работали хорошо. Я нанял в роли управляющего очень аккуратного человека, который вообще не способен был воровать. Правда, от подарков и премиальных не отказывался. Оказалось, он из староверов. С таким управляющим я мог жить, как рантье, и только за деньгами приезжать.
Надо заметить, что, с головой погрузившись в дела, я не интересовался женщинами, но однажды Матвей пригласил меня на какое-то торжество, где выступали артисты, и там я влюбился. Впервые в жизни. В актрису. Она оказалась рядом за столом, мы познакомились, я стал ходить в театр на каждую постановку с ее участием и через пару месяцев сделал предложение. Она предпочла обойтись без регистрации, чтоб притереться друг к другу. Я согласился, и она переехала ко мне.
Ты знаешь, в это время, мне казалось, я был самым счастливым человеком. Приезжаешь домой уставший, измотанный неприятностями, доставляемыми налоговой, милицией, санэпидстанцией, пожарниками, настроения никакого, а тут – она! Ласково встретит, отвлечет, окружит заботой. И так это у нее получалось, что сразу забудешь все проблемы. Главное, что у тебя есть дом и есть любимая женщина, с которой тебе так хорошо, так уютно, прекрасно. Как она умела угадывать всё и подстраиваться! А когда у нее спектакль, я отвозил ее в театр, провожал в гримерку и сидел в первом ряду любовался. Я настолько счастлив был! Слов не подобрать, чтобы выразить то состояние, в каком я находился. Это просто счастье. Лучше слова не подберешь. Но, видно, счастье бесконечным не бывает.
Театр отправился на гастроли и недалеко – в Краснодар. Естественно, я тоже поехал. Все, что надо, привез, в Краснодаре снял квартиру поближе к театру. Жил там пару недель, но дела заставили вернуться в Ростов, все-таки хозяйство у меня разрослось. Звонил ей вечерами. В один из дней я приехал домой с работы, поужинал, лег спать, но не спалось. Тоскливо, одиноко. Вспомнил, как любимая встречала меня дома и как это было приятно. Подумал: что там, каких-то триста с небольшим километров. Сел за руль и поехал в Краснодар.
Добрался до места. Ключи у меня были, думаю, зайду тихонько. Зашел в квартиру, прошел в спальню – банальная история: на моем месте другой мужчина. Я сдернул с них одеяло, они оба подскочили в кровати. Я достал пистолет и сказал:
– Сейчас буду вас убивать.
Навел на него пистолет, он скатился с кровати на колени и запричитал:
– Не надо, не стреляй, не убивай! Это все она! Она меня соблазнила, хочет роль получить. Затащила меня сюда, напоила. Я не хотел, я не виноват, она виновата!
А она спокойно поднялась, надела халатик, улыбнулась:
– Убивать? Попробуй. Его сможешь, а меня не сможешь, – и пошла в ванную.
Да, ее я не смог бы убить, конечно.
– Ты кто такой? – начал я допрос под дулом пистолета.
– Я режиссер. Она выпрашивает у меня роль.
Она, выйдя из ванной, спокойно одевается, говорит:
– Все мы, актрисы, в гареме у него, чтобы получить роль.
– Она врет, она врет! Они все меня соблазняют.
Этот на коленях стоял передо мной голый, просил пощады, а я смотрел на нее и любовался. Вспомнил разом все те дни, которые прожил, как я считал, счастливо. И вот я понял, что это была самая настоящая актриса. Она играла каждый день свою роль под мое настроение.
– Мне с тобой было очень хорошо все это время. Прощай! Мы, наверно, больше не увидимся, – сказала она, направляясь на выход.
– Куда?
– Туда.
– Останься.
– Нет. Ты жил не со мной, а с красивой заводной куклой, которой можно похвастаться перед друзьями и знакомыми. Ты приходил с плохим настроением, а кукла тебя развлекала. Ты не пытался заглянуть мне в душу, не пытался понять меня. Поэтому я ухожу, – и вышла.
А этот:
– Мне тоже можно идти?
Я взглянул на него:
– Ты разрушил все, что у меня было, – и ударил его ногой в то место, куда мужчину запрещено бить.
Он дико заорал, а я добавил, плюнул и ушел. На улице ее не было, но мне уже стало как-то безразлично, где она. Я сел за руль и поехал, не знаю куда. Просто поехал.
В пути несколько успокоился, смотрю – проезжаю Майкоп. На выезде из города остановился у кафе, зашел. Взял кофе, сидел и думал: «А ведь я ее любил, по-настоящему любил. Она красива, талантлива. И ведь я еще мог бы быть счастлив с ней. Я мог всю труппу содержать, сейчас почти все театры бедствуют. Но что делать? Видно, такова судьба».
Не знаю, сколько я просидел и сколько кофе выпил. Официантка подходила, не спрашивая, обновляла мне кофе, потом подала борщ, второе, хотя я не заказывал. Подкрепился, поблагодарил девочку, оставил денег и поехал, не знаю куда. Перед глазами была она, любовь моя.
Шел по трассе на Ростов, но на каком-то кольце зачем-то свернул, заехал непонятно куда, и вдруг дорога кончилась. Был асфальт – и вдруг исчез. Я остановился, соображаю: что такое? То ли село тут было, то ли деревня. Высится какая-то труба, вокруг развалившиеся сараи. Какие-то строения. Похоже на кирпичный завод заброшенный.
Дорога заросшая, мало езженная, последние годы, наверно, совсем не езженная. Мне почему-то захотелось проехать по ней дальше. Немного проехал, вижу – озеро, точнее, карьер, заполненный водой. Ниже протекает река, заросшая камышом. Подъехал к этому озеру. Мне показалось странным, что оно метров на пятнадцать выше уровня воды в реке. Почему оно держится, не уходит? Очевидно, причиной тому родники.
Вышел, убедился, да, это брошенный карьер, здесь, видимо, глину брали, чтобы кирпичи делать. Чуть дальше виднеется тоже карьер, а перед ним сдвинутый слой земли возвышается горой. Я присмотрелся, соединен ли карьер с рекой. Да, из него вода с приличным расходом идет в реку. Есть три шлюза, а дальше выложена из кирпича емкость. Еще какие-то конструкции недоделанные. Вода сливается в реку по желобу, сделанному из жженого-пережженного кирпича.
От моего глаза не ускользнуло, что в озере много рыбы, явно вон там щука гоняет, там окунь. Подошел ближе. Малька много, причем малек или карповый, или сазанный.
Но самое главное, я почувствовал такую легкость на душе, такое умиротворение, как будто в какое-то благодатное место попал. Стою и слушаю перепела, кузнечиков. А там, где возвышалась гора сдвинутой земли, вдруг вижу – дом. Мой дом, который я хотел построить. Вот он стоит на берегу озера, с верандой, с эркерами, выходящими к воде, и лестницей, спускающейся к причалу. Карьер обсажен плакучими ивами, их ветви виснут над водой. Мне так захотелось именно здесь построить дом, что я увидел его образ. Не нужна мне уже вся эта суматоха торговая. Построить здесь дом и переехать сюда жить. Может быть, встретится еще женщина.
Я присел на траву, которую давно не косили. Все кругом заросшее, запущенное. Ни одной живой души. Думаю, а кому это принадлежит? Сел в машину, подъехал к двухэтажному зданию, где, видимо, располагалось заводоуправление. На двери – замок и написано: «Все ушли на фронт». Все понятно. Посмотрел на развалившиеся сараи, где происходила первая сушка кирпича перед обжигом. Запустение.
Поехал дальше. Показались дома. Вроде бы жилые. Вижу, в одном доме точно должен быть живой человек, поскольку перед домом все ухожено, разбит сад, растут цветы. Я остановился, постучал в калитку. Вышел мужчина лет пятьдесяти.
– Чего надо?
От этой благодати, которую я почувствовал, у меня возникло игривое какое-то настроение:
– Шоколада, – говорю.
Он посмотрел недоуменно на меня:
– Не там ищешь.
– Почему не там?
– А вообще что ищешь?
– Вчерашний день.
Он, очевидно, понял, что я дурачусь.
– Вчерашний день прошел.
Я так и представил, как он сказал. Да, вчерашний день прошел. Прошел год, как день. Год счастья, год любви. Я перестал дурачиться и спросил:
– Как называется это селение? Я заблудился. Здесь завод был?
Человек посмотрел на меня грустными, грустными глазами.
– Заходи, поговорим.
Я зашел. Он поставил чайник.
– Кушать желаешь?
– Нет. А впрочем, у меня тоже что-то есть, можно и перекусить.
Я принес колбасу, ветчину, хлеб, фрукты, овощи. Мы сделали ужин. Я спросил:
– Не понимаю, почему у меня тут такая легкость возникла на душе, такая свежесть. В чем секрет? – заговорил я и услышал в ответ:
– Здесь и в самом деле благодатное место. Но люди ушли отсюда. Слышал, будто бы что-то тут несовместимо с жизнью, а мне кажется – наоборот. Когда начался бум строительства, этот завод работал на полную мощность, в этом карьере, теперь затопленном, брали глину, она самого высокого качества. Все знали, что глина удерживает подводную реку, а потому не следовало углубляться, раскапывая карьер, но из-за строительного бума углубились так, что пробили родники. И вот результат – карьер затоплен. Правда, догадались сделать сброс воды, чтоб местность в болото не превратилась. Стали осваивать другой карьер.. Расстояние от одного карьера до другого всего ничего, но глина там совершенно другая, и кирпич не тот. В ста километрах нашли хорошую глину. Один предпринимать закупил итальянское оборудование. Стал выпускать кирпич высокого качества, а мы ему не конкуренты Но здесь, видишь, даже дороги нет нормальной. Не знаю, как вернуть сюда людей, чем занять.
– А почему сам не уехал?
– Потому, что я хозяин этого всего.
– Как это?
– Вот смотри, – он достал карту, положил на стол. – Вся эта земля, заросшая бурьяном, на этой и на той стороне реки, принадлежит мне, кроме самой реки. Водные ресурсы здесь особо охраняемые, они мне не принадлежат, а вот карьер – мой. Причем вода в нем теплая и никогда не замерзает. Очевидно, подземная река где-то подходит к термальным источникам. Я зимой здесь живу и никогда не замечал, чтобы температура в озере опускалась ниже 16-ти градусов. Здесь лебеди зимуют. Одно время даже залетали фламинго. Не знаю, откуда они взялись. Вот такое благодатное место, но за благодать-то надо платить, а платить нечем. Сейчас ожидаю, что это все уйдет с молотка.
– Каким образом?
– Когда началась приватизация, мы организовали товарищество, а потом ООО. Со временем учредители разъехались, написали заявления, и в итоге теперь я единственный владелец, у которого за душой ни копейки, чтобы заплатить налог на землю, так что, очевидно, надо оформлять банкротство.
Услышанное меня заинтересовало. Недолго думая, я купил все это дело и организовал там ферму, а этот товарищ, который держался до последнего, стал у меня управляющим. Мы даже страусов выращиваем. Я уже дом там построил. Но больше рассказывать не буду, приезжай-ка ко мне, сам все увидишь и своими руками пощупаешь, а уж рыбалку я тебе гарантирую чуть ли не из окна своего дома. В общем, жду тебя в гости. И позволь накопать мне у тебя на даче смородины и малины, хочу у себя посадить именно такую же. У меня достаточно влажное место, хотя не настолько, как здесь, в Питере.
– Хорошо, давай накопаем, – ответил я, предупредив, что надо кустики обязательно метить. – Вот смотри, эта веточка глядит четко на север, повяжем на нее красную тряпочку, чтобы ты знал, как этот куст пересаживать. И так далее.
Вот так накопали смородины, малины, а малина у меня и красная, и желтая. Малину не стали размечать, потому что она и так приживется, а вот кусты смородины, крыжовника очень чувствительны при пересадке, если меняешь их расположение относительно солнца.
Я поделился с гостем саженцами и пообещал, что приеду к нему с ответным визитом.