6
Они шли по слюдяной дорожке, под необыкновенно красивым, мерцающим зелёными огоньками, голубым небом. По сторонам серебристые долины, причудливые по цвету и форме невысокие холмы. Вон – прям египетская пирамида, блестящий в центре, тёмно-фиолетовый, матовый по краям; а этот – щербатый, зазубренный, с золотисто-сиреневым отливом, изогнутый охотничий рог… Журчат весёлые ручейки, клубятся шапками облака тумана.
Тошка смеялся, резвился, кружил вокруг Владимира, дёргал его за рукава и за брючины и нёс вообще-то всякую околесицу.
- Ты расскажешь, в конце-концов, про огненных коней?! – не выдержав, прикрикнул на него Пахомов.
Тот сразу притих. Спокойно пошёл рядом, держась за руку врача.
- Конечно расскажу, Володичка. Я просто радовался, что мы ушли, наконец, от этого Оберона. – Он опять начал подпрыгивать, повторяя: - Оберона-рона-рона… Ну, слушай.
Выдержал паузу.
- Раз в несколько десятков, а может и сотен тысяч лет во Вселенной появляются крылатые огненные кони. Никто не знает, откуда они берутся. Поэтому их называют иногда конями Бога. Великой волной мчатся они по млечному пути. Никто и ничто не может остановить их бег. Они устремляются туда, где побеждает зло, и горе злу, если огненный вал достигнет их цитаделей: ни неприступные стены, ни сонмы воинов, ни самые хитроумные орудия не смогут спасти их от ударов могучих крыл. Тёмные знают, примерно, сроки прихода. И стараются по полной, особенно в последние дни, отыграться на пленённых мирах. А потом самые главные из них, бросив на произвол судьбы тех, кто поплоше, погружаются на свои корабли и снова отправляются бродить по уголкам Вселенной, в поисках нового пристанища.
Небесный братец вдруг припал ухом к земле.
- Я слышу. Коники уже совсем близко.
Вскочил и затеребил руку Пахомова:
- Знаешь, какая у меня есть мечта?
- Какая?
- Когда мы увидим крылатых коней, я хочу, чтобы какой-нибудь один подскакал ко мне, и я хочу обнять его за шею и поцеловать. Как ты думаешь, такое возможно?
Тошка вопросительно заглянул снизу в лицо Владимиру, глазки чистые и трогательные…
- Ну… Думаю, да.
- Надюшка тоже говорит - да, а мне как-то не верится.
Пахомов задумался:
«А что за Надюшка?»
Но спросить не успел. Две хрупкие серебряные башни с двустворчатыми синими воротами выросли неожиданно перед ними. На воротах золотые узоры, птички, с висячими хвостами, похожие на колибри, цветы, листики, и увесистая бронзовая лепёшка на гвозде, над округлой замочной скважиной.
Тошка подскочил к воротам и трижды стукнул лепёшкой, звук оказался чистым и мелодичным, как звон колокольчика. Ворота плавно отворились…
Перед ними стояла красивая светловолосая женщина в белом платье, её лицо показалось Пахомову очень знакомым, и он вдруг понял ошеломлённо – это Надька Стрижёва, правда, моложе, какая-то другая, но точно – она!..
Зелёные луга расстилались во все стороны. Небо сверкающее, синее, никогда в жизни, даже в этих своих приключениях не видел Владимир подобного удивительного, свободного, красивого неба!..
- Надюша-а! – прыгнул Тошка на руки к женщине. И затараторил: - Володичку привёл, всё ему объяснил, не хулиганил ни капельки, можно полечу к братушкам и всех приведу с собой…
- Боже упаси! – успела вставить женщина.
- Можно тогда смотреть коников вместе с вами?
- Это пожалуйста. Опять же с условием, если не будешь хулиганить.
- Володичка, - недоумённо обратился к Пахомову небесный братец, - скажи, когда я хулиганил?
- Нет, да, нет – растерянно пожал плечами Владимир.
- Ну иди, - засмеялась Надя.
Плюшевый мишка – да плюшевый, плюшевый, - мишка – соскочил с её рук.
- Володичка, ещё увидимся.
И понёсся по травам-муравам куда-то вдаль, подскакивая и делая в воздухе огромные пируэты.
- Значит, ты тоже участвуешь в игре? – выдавил Пахомов.
Женщина повернулась и медленно побрела по лугу. Пахомов, помешкав, поплёлся следом… Травка была мягкая, шелковистая, идти было легко и почему-то приятно.
- Все мы участвуем в игре, - задумчиво проронила, оборачиваясь Стрижёва. – Все мы становимся игроками, только уже родившись в этом скорбном мире. Причём, игра ведётся не по нашим правилам, а по правилам тех, кто затеял с нами эту игру.
- Оберона?- спросил Пахомов.
- Ну, пусть Оберона.
- Странная какая-то история с эти именем, - вспомнил Пахомов про шахматный раздел в журнале.
Женщина некоторое время молчала.
- У меня был когда-то мужчина, которого я очень любила…
- Муж?
- Нет, - покачала головой Стрижёва, муж у меня был редкий прохвост. Его я не любила никогда. Я выгнала его, когда узнала, что он изменяет мне. Этот мужчина появился у меня позже… Необычный человек. Не из этого мира. Мы были с ним счастливы. Он рассказал мне однажды древнюю легенду. Путник вечером спустился в долину. А вышел утром из неё глубоким стариком. И когда его спросили, что же приключилось с ним, он ответил: «Там прошла моя жизнь». Называлась эта легенда – «Долина Оберона»… Позже к этой легенде обращались писатели, драматурги, один немецкий композитор написал оперу, но они нафантазировали уже что-то своё, от легенды в их произведениях ничего не осталось… Вот так.
- Наверное он всю свою жизнь проиграл в шахматы, - пробормотал Пахомов. – А что стало с твоим вторым мужем?
- Он погиб, - просто ответила женщина. – Я думала: не вынесу этого, не смогу больше жить… Вынесла, смогла… У меня ведь ещё был сын, тогда подросток, которого я обязана была поставить на ноги и которому, как мне казалось, я была нужна.
Стрижёва посмотрела на небо.
- Незадолго перед смертью он написал мне стихотворение…
- Он был поэтом?
- Он был музыкантом. Но писал ещё стихи и, как я понимаю, неплохие. Хотя публиковать их стеснялся – считал, что способностей в этой области у него нет.
Надя тронула пушистую веточку ольхи, мимо махонького кустика которой они проходили.
- «… И женщина уходит спать…
К ней прилетит знакомый ангел в белом –
Обнимет, поцелует, и опять
Они пойдут… Нетвёрдо и несмело
Она пойдёт за ним – под звёздный дождь,
По светлым исчезающим дорогам.
И в млечных травах будут вязнуть ноги,
И падать тихий белый дождь…
Она проснётся. И увидит, что одна.
Совсем одна – в чужом холодном мире…
Что не забыв – её давно забыли,
Что нет на ней вины – её вина.
И снова будет день осиротело
Тянуться… И она устанет ждать.
Но он придёт – её любимый в белом, -
И в звёздный дождь они пойдут опять».
Увы, он ко мне не пришёл. Но пришли мишки. Обычные, плюшевые. Помню, мне подарили сначала одного – Лёшу… Это было как озарение – я увидела, поняла, что он живой. Вернее он – отображение, почти копия другого, живого существа из иного, невидимого нам, но вполне реального мира… Так я начала собирать мишек. Так мне открылся мир Небесных братцев, где я бываю в своих снах и помню об этом при пробуждении…
Она засмеялась.
- Ты слышал, я велела Тошке никого не приводить. Выдержать мою ораву – тут нужна привычка. Покоя не жди точно…
Сделала паузу.
- Если б обо всём этом узнали в нашем мире, у нас на работе, посчитали меня окончательно сумасшедшей, в лучшем случае – фантазёркой.
- Психиатры б объяснили, что это такая сконструированная тобой психологическая игра, которая отрывает, заставляет забыть тебя эту твою действительность, помогает выжить.
- Психиатры вообще мастера объяснять всё с рациональной, материалистической точки зрения. Хорошо. Пусть вымышленная игра… Но всё равно – игра.
Они между тем вышли на лужайку с грудой больших красных валунов. Дальше поле круто шло вниз, и там, внизу, вширь – к горизонту! – колыхался сверкающий чёрно-сизый в золотых и серебристых сполохах океан туч и облаков – громоздья, валы, волны; могучие спины небесных китов – они уж наверняка живые… Быстро темнело. Небо стало тёмно-синим. Первые звёздочки вспыхивали на нём.
- Здесь мы будем ждать, - сказала Надя.
Пахомов плюхнулся на самый большой камень – он внезапно почувствовал, что устал.
- А я когда-то в молодости тоже любил смотреть на небо. Потом женился, родилась дочка, стало не до звёзд. Дочка у меня тоже музыкант, пианистка. Правда давно живёт в Америке и, похоже, о нашем существовании уже забыла. А жена у меня поселилась в интернете – оказывается не намного ближе, чем калифорнийский берег… А как у тебя сын?... Про него слухи ходят…
- Всё знаю. Мой сын внешне весьма благополучный человек. Кандидат наук, спортсмен… Пишет докторскую, считает, что пишет докторскую… Но я не знаю более никчемного существа, чем он.
Стрижёва вдруг заволновалась.
- Знаешь, я заглядываю в его душу, и мне становится страшно. И я думаю, я знаю, что он не имеет права на существование. Я говорю, как мать, чудовищные вещи, но я знаю – он должен погибнуть. Мне нужно только согласиться с этим, сказать – «Да», а не противиться, не удерживать из последних сил, всем сердцем, всем существом своим этот его закономерный конец.
Она понизила голос.
- Наш дом на окраине города, далее лес и озеро. Ты слышал, наверное - за два года возле озера нашли несколько изнасилованных и зверски убитых девушек. Убийца не найден. Для меня как кошмар, когда я думаю об этом… Я вспоминаю, как иногда летними вечерами, когда начинает смеркаться, мой сын надевает зачем-то чёрные очки, которые не носит днём, и говорит, что пошёл купаться…
У Пахомова по спине побежали мурашки. В голове сразу возник Ниблодд в чёрных очках, пыточный подвал, слова Оберона: «Способный ученик, кандидат наук, он не тот, за кого себя выдаёт»… Врач с ужасом взглянул на женщину и та, словно прочитав его мысли, заплакала навзрыд, закрыв лицо ладонями…
Пахомов опустил голову.
Так они сидели довольно долго. Продолжало темнеть. Владимиру, кажется, послышался какой-то неясный гул, и земля как будто вздрогнула, и ещё раз вздрогнула…
- Чик!
На лужайку выкатился белый пушистый комочек – Тошка! А следом выбежал – Онетис, чуть задохнувшись:
- Здравствуйте, мои родные, спешили, боялись опоздать.
- Онетис! – Пахомов буквально спрыгнул с камня. Они обнялись.
А небесный медвежонок бросился на шею Стрижёвой:
- Надюшка!... Ты что же, плакала?
- Всё нормально, - та вытерла глаза и опустила Тошку на землю. – Всё нормально, не обращай внимания, малыш.
Онетис внимательно посмотрел на женщину.
- Ничего, Надя, всё решается сегодня.
И к Пахомову:
- Ну а ты как?
- Что я, как ты? Коинги тебе ничего не сделали?
- Да что они мне сделают? Ну, попеняли немножко, что нарушаю правила. Был временно отстранён от общения с тобой. Установленное время вышло, и вот я снова здесь. По дороге встретил Тошку. Бежали наперегонки.
- Обратите внимание, я был первым, - заявил небесный братец, и припал ухом к земле.
Отдалённый гул нарастал, и уже явно мелко дрожала земля. По темнеющему океану облаков прокатывались багряные отблески, мельтешили, загорались, гасли белые искры.
- Я должен был вернуться к Оберону, доигрывать партию, - шепнул Пахомов Онетису, - иначе он пришлёт Ниблодда.
- Перед рассветом тьма сгущается, - сказал Онетис, - но мне кажется, он не придёт. Да, Надя?
Женщина не ответила. Повернулась и быстро отошла к краю обрыва. Тошка отник от земли и подбежал, встал рядом с ней, так они и замерли вместе, взявшись за руки.
Гул усиливался.
Онетис с Пахомовым тоже приблизились к берегу облачного океана – живого, с фиолетовыми дельфинами и багряно-сизыми китами, ждущими как и все.
- Да! – вдруг услышал Владимир голос Стрижёвой. Он покосился на женщину и удивился суровости её лица, выражению, какое он ранее не видел никогда у своей знакомой.
«Она делает свой выбор. Я делаю свой выбор. Мы все играем, уже только родившись. И нужно принять решение, сделать последний ход и выйти из игры»…
- Они совсем близко, - коротко бросил Онетис.
Гремело и грохотало.
- Вот они! – воскликнул Тошка.
Вспенилось небо, вздыбилось гудящими валами, взорвалось, разметало в клочья облака и пространства… Великий огненный поток нёсся к Земле – прекрасные белые кони в солнечном ореоле, миллионы алмазных копыт выбивали звёздные вихри, крылья шумели, как прибой великого океана, в котором плавают жемчужные челны галактик и зелёные водоросли туманностей, на берегу которого задумчиво стоит Сам Господь Бог и наблюдает за творением рук своих…
С Пахомовым происходило что-то странное. Он словно был здесь и не здесь. Он летел в поющих огнях над бушующими морями мирозданий, лопались, рушились великие жернова Сансары – чудовищные ярусы, кольца планетарных амфитеатров; кричали, пылали живыми факелами люди; кто-то смахнул со столика шахматную доску, фигуры покатились по мраморному полу, пол рухнул вниз, в тучах пыли и дыма, засвистели, взрезая миры, стремительно разлетаясь в разные стороны чёрные корабли коингов, покидая Землю навек… И вдруг Владимир увидел в огне и дыме белое, искажённое от смертельного ужаса лицо – и понял, узнал: это был Ниблодд, но без своих чёрных очков, Пахомов заглянул ему в глаза и поразился пустоте, жалкости и беспомощности, которые были в этих глазах. А потом возник смуглый бородач в белоснежном тюрбане. Он пристально глянул на Пахомова… И Владимир снова увидел звёзды, и полетел в них, и снова неслись крылатые огненные кони, и один из них, прекрасный и могучий, замедлил свой бег и направился к белому пушистому человечку, тянущему к нему свои ручонки:
- Володя, Надя, Володя, он идёт ко мне, ко мне!...