Лето. Пора отпусков. Ясно с самого утра, что чувствуешь себя предателем. Или мой зуб – предатель потому, что заболел вчера вечером, когда я пришел с работы? Точно, зуб. Нас и так осталось трое, остальные разъехались: кто на дачу, кто в пресловутые курорты. Как бы не было обидно их подводить, я всё равно сегодня, в пятницу, взял отгул и пошел в поликлинику. В регистратуре как всегда очередь, регистратор с трудом нашла мою карту – её чуть было не сдали в архив, думая, что пациент давно помер, ведь не имею привычки ходить к врачам. А сейчас… Позорный факт биографии. Я сидел, ожидая своей очереди в полном настроении обматерить, наорать на докторе. Разбитное настроение тогда мной овладело.
Проторчал минут тридцать, после чего тонкий бабский голос медсестры вырвал меня из прострации:
– Сергеев! Кто тут Сергеев?
Сергеев, Дмитрий Сергеев, если до конца быть точным, это мои имя и фамилия. Что ж, живым из кабинета выйдет только один: либо дохтур, либо я, прикончив его от боли, зубной боли, от которой лез на стены. Жаль, они не нашли меня на потолке. Дома частенько обнаруживаю себя на потолке, заснув на полу. Пол, потолок – впрочем разница определённо есть.
Зашел и, помню, закрыл за собой в дверь. В нос ударил концентрированный «лекарственный» запах. При входе в поликлинику его едва заметно, а здесь он был ели терпим. Огляделся: в кабинете стояло два кресла, аппаратуре и люди в белых халатах. Молодая медсестра делала слепок сидящему на кресле напротив пациенту. Это был мужчина средних лет с недельной щетиной, одетый в синюю рубашку и песочного цвета брюки.
– Что беспокоит? – раздался грубый хриповатый голос, явно обратившийся ко мне.
Трудно было понять, принадлежит ли он мужчине или женщине. Один из тех, звонящих по утрам и с бодуна спрашивающих: Галю можно?
Я обернулся. Напротив стоял человек лет тридцати на вид, не сказать, что стройный, но явно подтянутый. Его халат этого не скрывал. Чёрные глаза смотрели сквозь, наводящие на мысль о Брюсе Ли. Он на половину головы ниже меня, стрижен крайне коротко, сбоку ровные уши и очевидно сзади стрижка черноволосо округло обнажала затылок, руки прятал в карманы халата натянув его донельзя, собственно это и позволило судить о его подтянутости, великолепной мужской груди, теряющейся на складках халата, имеющего продолжение в тёмно–синих джинсах, очевидно переживших огромное количество стирок и не симметричные дыры едва обнажали его ноги, тонкие, джинсы заканчивались серыми кедами явно не по размеру, разношенными, без шнурков и стёршейся надписью фирмы. На губе был виден след запёкшейся крови.
– Зуб болит и ноет уже неделю. Ни какого терпежу нет, – ответил я, пытаясь заглушить боль.
– Садитесь на кресло, – наращивая грубость скомандовал доктор.
Я тогда покорно сел и почувствовал как кресло поднимается. Доктор сел на маленькое крутящееся кресло на колёсиках, слегка развёл ноги и с ним расширился халат, демонстрируя всё новые и новые дыры на джинсах. Он надел перчатки, маску и, когда я инстинктивно открыл рот, начал зеркалом осмотр, после чего крикнул сестра не помню что, что–то про третий кариес, отечественную пломбу. Потом он взял бур и в этот момент словно ударило током. 220 вольт? Нет, 2200 вольт, когда я разглядел бейдж на халате, на котором было написано «Врач Диана Петрова».
«Так это женщина?!», – подумал я?
Дальше всё было как в тумане, страшный звук сверла и сильнейшая боль сначала пронзила мой зуб, затерявшись потом в мозге. Я закрыл глаза, спустя несколько секунд боли в мыслях возник образ Дианы, спровоцировавший состояние лёгкой эрекции. Пора было вспомнить, вспомнить именно с ней, что я мужчина, ведь выписываемы мне таблетки снижают либидо, могу месяцами его не испытывать. В эти же секунды я шутливо подумал:
«Это девушки попадались на глаза не те. Вот она возбудила даже после курса лечения ксанаксом». Ему виднее, почему пересадил с реладорма. Обдумывая это не заметил – глаза мои давно открыты и неподвижным «раздевающим» взглядом смотрят на НЕЁ.
– Хватит пялится, я закончила. Вставайте, – её голос не имел командных ноток, но оставался столь же чарующе мужским, – Есть и пить сможете через два часа если хотите, чтобы пломба держалась, – добавила она, снимая маску, открыв тем самым свой ровные длинный тонкий нос, – Вставайте.
– Не хочу, – мечтательно сказал я.
– Конец смены, мне надо идти, дверь закрыть на ключ. Останетесь тут со своим довольным лицом час сидеть.
– Ну, я пошла, – скороговоркой пропищала медсестра и закрыла за собой дверь.
– Довольное? Знаете, когда–то я читал о пытках… До определённого момента адская боль является нестерпимой пыткой, а после – высшим наслаждением, не покидающим до смертельного исхода. Боль и наслаждение равны…
Она слушала с не выражающим ни каких эмоций лицом. Эмоции есть глупость, сдержанные люди – вот святые.
– Вставайте! – напористо и еще более грубо воскликнула Диана.
От её голоса пульсация моего пениса резко увеличилась, в этот момент он образовывал немаскируемый ничем бугор в промежности брюк, огромный и пульсирующий. Я положил руку и её колено, отчасти чувствуя холодную кожу под дырой. Второй рукой, теперь обеими проследовал до ей промежности и выше, расстегнул халат, и открылась моему жаждущему взору армейская майка цвета хаки, обтянувшая её тело: подтянутый живот и грудь, великолепную плоскость которой нарушало лишь ей дыхание, даже соски нахально не эрегировали, чего конечно же не могу сказать о своем пенисе. Я был в тумане вожделения, дымка укутала меня всего – она расстегнула молнию моих брюк, я инстинктивно поднял пятую точку и Диана резко с меня их спустила. Казалось, трусы она разорвет на мелкие кусочки…
Мои руки добрались до её живота, я поднял ей майку, чтобы не упустить каждую клетку её пацанской кожи. Моим глаза открылся шрам, он косой чертой доходил практически до пупка от ребра. Она заметила сфокусированность моего взгляда:
– Это от драки осталось, – вдруг остановилась она. – Иду как–то вечером, слышу, девчонка кричит, а рядом два урода стоят. Знаешь, такие, им по желанию влом выебать, да с ними и никто не согласится, вот ловят на улицах, – задумчиво рассказывала она, положив руку на колено. – Я крикнула им, чтобы остановились, девчонка орала, что ещё целка. Один из них достал огромный нож, чего не ожидала.
Я остановил свои руки, чего сделать было крайне трудно – просто оставил их на её ногах и она взяла их в свои.
– Я врезала ему промеж ног, а этот членонос даже ножа не выронил! Рядом была стройка, я взяла кирпич и попала им прямо в его голову, он упал, было много крови. Второй поднял его и оба, ковыляя сбежали. А Лена – так звали – ту девчонку – впоследствии стала моей девушкой, целый бурный год… – Она опустила глаза.
Я продолжил. Спустил с её практически квадратных плеч халат. Она сняла его. Руками пробрался под майку, по груди, теперь её грудь, струнно гладкую, выражали соски.
В эти секунды мой пенис словно был оторван – настолько сильны и грубы ей руки, пенис массирующие. Раздался страшный грохот, но тогда мы оба не придали этому значение, туман, густой туман обвил кружевами нас обоих. Она отвела от него руки, подняла их, а я снял с неё майку. Спазм пениса практически спровоцировал семяизвержение – совершенная гладкость, ровность, мальчишеская грудь, ни капли, ни нанометра уродства, а великая КРАСОТА.
С припал страждущими губами к её груди, страстно лаская, облизывая ей соски. Она слышала усиливающийся темп моего дыхания, он и сама изменила ритм водохов–выдохов и увеличила темп своей руки, обхватившей мой горячий член, демонстрирующий её голодному взору голубые вены – ствол и ветви дерева удовольствия.
КОИТУС.
Пламенный молочный гейзер оросил её руки, густыми каплями падающий на мои обнаженные ноги. Диана смотрела недоумевающе.
– Да–а, не ожидал я от себя такого…. – вдумчиво заключила она.
– А я не ожидала такого блаженства. Спасибо, тихо и нежно сказал я.
– Да и я не остался обиженным, – добавила Диана, одевая майку.
Она встала со стула и направилась к мойке, вымыла руки, а после к столику, на котором стояли раноколиберные пузырьки, флаконы, тубы, бинты. Она взяла бинт, зубами разорвала упаковку и оторвала, отмотав N–ное количество, подошла ко мне и вытерла ноги и гениталии, находившиеся в огромном количестве спермы.
– Пошли, покурим? Спасибо, хот всемирный потопа не случилось, – она улыбнулась краешками рта, слегка растянув тонкие губы, достав из кармана джинсов сигареты Ява.
Я кивнул, оделся и мы вышли. Вот тут мы оба замерли в оцепенении, шоке. Строительные леса, одевающие фасад поликлиники руинно лежали на земле, придавив под собой несколько человек, в том числе и ту медсестру, не успевшую даже докурить.
– Если бы я вышел чуть раньше... – дрожащим голосом не закончила фразу Диана.
– Судьба, – заключил я.
– Да… Слушай, пока. Мне надо идти.
Я смотрел вслед Диане, её походке «в развалочку» и думал снова почувствовав эрекцию и нервно закурив:
«Настоящий мужик. Мне б такого».
Имею по пятницам привычку делать закупки. Шатаюсь по магазинам и закупаю еду, выпивку на целую неделю. В нашем спальном районе меня за это давно мешочником прозвали. Не столько смешно то, куда деваются деньги, сколько то, куда за неделю деваются горы купленных продуктов. Потом зашел в аптеку. Захожу, а там мой врач беседует с фармацевтом.
– Здравствуйте, Андрей Петрович!
– Здравствуйте – здравствуйте, Дмитрий.
– Вам как обычно, Релиум? – спросила пожилой фармацевт.
– Да нет, Амитриптилина упаковку, Саротен Ретард, – я протянул два рецепте, которых не успел отоварить.
– Правильно, – сказал мой врач – пятидесятилетний седовласый мужчина с круглым лицом, даже летом одевающий строгий чёрный костюм.
Получив таблетки пришел домой, разобрал по холодильнику пакеты. Распаковал Саротен, высыпал в ложку две капсулы, высыпал гранулы в рот и запил – иначе не усну, а завтра суббота.
Утро, на часах 7:45, звонок в дверь, я с просони не спросил: кто там, а машинально открыл дверь. За ней стояла Диана, босиком, в правой руке держа огромную свежую живую благоуханную розу красную, а в левой – торт. Из одежды на ней был лишь эротично белый, эротично медицинский халат, расстегнутый. Теперь я видел всё: все ей шрамы на животе, руках, ногах, татуировку. Уверен, она презирает косметику…
Она жадно посмотрела своими чёрными глазами на меня и спросила:
– Ну что, милая, отпразднуем мой второй День Рождения?!