КОНЬ В ПАЛЬТО
Я живу на берегу озера Светлояр, в Тереме Лягвы Прельстивой.
Бывшей своей подружки, Зеленой Лягушки.
Соратницы по зеленому движению, стало быть.
Одни говорят, что девчонка она была красивая. Другие - что страхолюдина. По-моему, не то, не другое. Верней, наоборот: и то, и другое. В форме нашего движения "Родная травка" - комбинезоне камуфляжном, галошах ортопедических, сами понимаете, жуть ходячая. А если накрасить и причесать, шмотки надеть дорогие, так и за фотомодель сойдет.
Дежурила зеленая - молоденькая совсем - лягушонка у Светлояра, в экологическом патруле.
И однажды нашла там на кочке, стрелу каленую.
Вслед за своей стрелой Иван Дурак явился.
Иван-царевич наш.
Сын царя державы по имени Русская Речь.
Он в ту пору ушел из Дворца родительского в молодежное web-сообщество.
В милое наше родное болотце с уютными бложиками.
Пьявки его тогда неслабо высосали.
И гипножаба долго мучала.
Ряску еще пробовали на него накинуть, попики болотные, но он не дался.
Вообще, респект ему, зело ворогов одолел.
Выпутался кое-как из сетей.
К монитору (хищному, как цветок росянки) не прилип.
Диванным войскам не сдался, оторвал себя от дивана, бешеным усилием.
На Болотной отметился, но не увяз.
Он на Лягве Прельстивой женился.
Лялечка сбросила с себя комбинезончик свой камуфляжный, надела свадебный туалет от кутюр, с фатой, со всеми прибамбасами, и оказалась хорошая, годная невеста.
Даже красавица.
Увез Иван Дурак ее к себе во Дворец.
Наши многие со временем остепенились.
Рокеры пошли в брокеры, а панки в банки.
Молодо-зелено, погулять велено!
Царевич в большие люди вышел.
Еще бы, с таким-то папашей.
Начальником Байкодрома Космодур устроился.
Невесте на свадьбу Майбах подарил.
Цвет - мята металлик.
Месяц-май!
Ба-бах!
«Это моя лягушонка в коробчонке едет».
А Терем на Светлояре Лягва сдала дружбанам юности - мне, Фоме и брату моему, Ереме. Недорого, по дружбе.
Этот терем из сказочных слов построен: «светелка», «матица", «лежанка», "прялка", «изразцы», «подзоры», «коклюшки».
Бел-горюч камень алатырь, береста, мржовая кость резная, перламутр, жемчуг речной.
И «кудеса».
Тут тебе и «В тридевятом царстве, тридесятом государстве», и «Сел Иван-царевич верхом на волка», и «Склонилась Алёнушка над тихим омутом», и "Три богатыря".
Сказка.
Сидим мы с братом в избе нашей, картошечку в печке печем.
Тепло.
Тихо.
Но что-то на душе у меня кошки скребут. Тощие злые кошки.
Наподобие моих (бывших уже) френдесс, на диетах помешанных.
Расфрендили, дили-дили.
Все мерещится: окружает нас со всех сторон страшное что-то и странное.
Не мерещится, а так оно по жизни и есть.
То за стенкой стукнет, то за дверью скрипнет, над трубой дымом взовьется, в печке заискрится.
Нечисть ли, нежить, несыть?
Безымень.
Сущность невидимая, неведомая, непознанная, которой на свете названия нет.
- Что это, Фома? - спрашивает Ерема, и голос дрожит.
- Да, наверно, надо бы того... Ерофеича дерябнуть.
Разлили мы настоечку-травничек по хрустальным рюмочкам.
Стерлядочку с хреном на блюдо выложили, укропом сверху посыпали.
- Ну, вздрогнем!
Тут стук громовой раздался у нашего порога.
Начал кто-то бухать кулаком, со всей дури, в дверь терема Лягвы Прельстивой.
- Кто-о? – спрашивает Ерема.
А из-за двери отвечают:
- Конь в пальто!
Глянул я в глазок: стоит!
Он самый.
Здоровенный гнедой коняра, с сивой гривой, в приличном драповом пальто, шляпе и сапожищах со шпорами.
На спине – кожаное седло. А на шее, на цепи — подкова, вроде как, талисман.
Морда страшней Карабаха, не поймешь, морда или лицо. Мордолицо.
Глаза с огоньком, аж дым из ноздрей.
Пасть разинул и заржал.
Это он, наш старый добрый Конь В Драповом Пальто.
Повелитель неведомых сущностей.
Ты, случается, забудешь, что он на свете есть – но тут-то он сразу и явится, откуда ни возьмись.
Как только, на беду, спросишь из-за двери: Кто?
Так это и будет Он.
Поглядел в глазок и Ерема.
- Это же Дед Пихто!
Я спорить не стал, кому он Конь в пальто, кому Олень в манто (этот больше по части гламурных барышень).
Кому дед Пихто, а кому бабка Тарахто.
А иной раз покажется: Жак-Ив Кусто.
Клоун из шапито.
Или даже Агния Барто.
Или просто – господин Никто.
Это уж от самого человека зависит, кто к нему приходит.
- А давай, Ерема, ему не открывать!
Ушли мы цыпочках.
Стучит, кулаком бухает.
- Никуда не денешься, – говорит Ерема.
- Да сам знаю. Пришла беда – отворяй ворота.
Бух! Трах! Трах-тибедох!
Ох, боюсь я, мальчишечка!
Надо было Ереме спросить из-за двери не «Кто?», а «Кто там?».
Тогда бы ответили «Сто грамм».
Не так скверно, как Конь в Пальто.
Если, конечно, у тебя печень в порядке. Впускай, и вперед. Всего-навсего, совместный забег в ширину.
А не хочешь забега в ширину, здоровье не позволяет, или жена не велит, так всегда отмазка есть:
- Кто там?
- Сто грамм!
- Заходи, когда литром будешь!
Сидим мы с братом у печки, настроение уже не то, понятно. Как оно будет то, если в двери ломится Конь в пальто.
- И почему в нашей Великой и Могучей Речи вечно к человеку какая-то дрянь прицепится!
- А какая еще дрянь может к человеку прицепиться?
- Сам знаешь, какая! Которая все знает, везде живет, всюду достанет! Черт, Леший, Пес, Хрен, Шут! Всегда они только и приходят!
- Не факт. Может Почтальон Печкин придти, из Простоквашино.
Принес, скажет, заметку про вашего мальчика. Безобидный такой почтальончик. Пьет один только кефир. Откроешь, потрендишь с ним на пороге о том, о сем. Новости местные узнаешь.
А, бывает, Пушкин явится. Это вообще самое лучшее, если Пушкин пришел. Он всегда готов за тебя любое дело сделать – хоть щи сварить, хоть жигуленка починить, хоть школьнику сочинение написать. Хоть страну нашу обустроить. На Пушкина можно смело положиться.
Нету Пушкина (занят, стихи пишет), так вместо него Дед Мороз придти может…
Тролли голодные еще понабегут. В немалом количестве, как почуют, что около тебя прикормиться можно.
Колотит, проклятый, в дверь копытом, и колотит!
Не впустишь его - сам ворвется.
Дверь железная пока держится. Но и она что-то бренчать, так жалобно, начала...
- Вот что, Фома! – говорит Ерема. – Ты иди, еще раз его спроси. Только не «кто?», а… «кто говорит?».
- Ага! Тогда он скажет: Слон. А я спрошу: откуда? Он ответит: от Верблюда. Видал ты этих Слона с Верблюдом?
Что вам надо? – спросишь. А они тебе: шоколада! Да пудов так пять или шесть!
- А ты им: есть! Осталось принесть и съесть!
- А они тебе: В натуре! Кум в прокуратуре!
А кума у нас по культуре!
Своя рука в ЦК.
- Шоколадик за рубли?
- За рубли, коль нет любви.
А любовь придумали, чтоб денег не платить.
- Тогда даром!
- Даром за амбаром!
- А ты спроси, почему?
- А они тебе: по кочану! С кочерыжкой!
- А ты им: Что делать?
- А они тебе: Снимать штаны и бегать!
- Как это?
- А простым каком!
Дразнимся мы с братом, видно, рано у нас детство кончилось.
- Ты у них вежливенько: как дела?
- Вот, вежливый человечек нашелся! Как сажа бела! Пока не родила!
- А как сам?
- Как сала килограмм. Как универсам: тут куплю, а там продам.
- А ты им просто: Чо?
- В печке горячо! Баранье харчо! Тьфу через плечо!
- А ты им просто: Ну!
- А они тебе: баранки гну! Антилопа гну! В весеннем гону!
- А ты им: потом!
- А потом, Фома, если ты не знал, суп с котом!
И ничего другого! Всегда: суп с котом.
- Интересно.
- Интересно, когда в бане тесно.
Стучит, проклятый Коняра! Сейчас дверь с петель снесет.
- Вот что, Фомка. Ты спроси у него: Сколько время? А он тебе ответит: три еврея. Откроешь, а там три еврея стоят. С евреями-то уж всегда договориться можно…
Вышел я в сени. Посмотрел в глазок.
Ну, Конь и Конь.
В пальто, и в пальто.
...Видно, планида наша такая.
Отпираем мы с Еремой двери Терема. Он на пороге.
Судьбы посланник, чалый, полуседой, прилично одетый, с веселой пастью зубастой, с глазами цвета горячего малинового варенья.
Не Дед Пихто. И то повезло.
Не Полярный Зверь Песец, не азиятский Кирдык, не якутский Хана.
Свой, родной, знакомый по ходу жизни Коняка.
Да еще и шутит, скотина:
- Я и Конь, я и Як. В глазах искры, во лбу звезда. Предпочитаю трехзвездочный.
Что ж, коли вам Конь в Пальто явился, следует его принять, обласкать, напоить-накормить и очень внимательно выслушать.
- Заходи друг! Будь желанный гость!
Вошел Коняра в нашу берлогу.
Разнуздался. Расседлался. Рассупонился.
У печки отогрелся.
Выпил с нами за компанию самогона-абсолюта.
Со свиданьицем!
Опрокинул лихо, по-гусарски, граненый стаканчик.
Соленым моховичком да моченой ягодой-мамурой закусил.
Глядел я на него, а сердце во мне плакало, как ребенок в люльке. Чуяло сердце грядущую беду. Неизвестную, безответную, неминучую.
И стал тут речь держать, почтальон двух миров, письмоводитель Рока.
- Сообщение вам, Фома и Ерема. У Волчьего Лога рать стоит. Андрей-стрелец ведет роту ментавров. Вас ловить, государственных преступников.
Скоро постучат, тройным стуком. Дверь в вашем доме копытами выбьют. Государевыми подковами стальными. И предъявят постановление на обыск и арест. Или не предъявят. Задурите, запсихуете – на рожон возьмут. Дышлом отходят. А терем ваш распилят и откатят.
- Где же нам укрыться? Куда податься?
- Это уж вам решать.
И всхрапнул по-конячьи.
У кого спросить совета?
У царя ль, у воеводы,
у скота, у человека,
у святого, у лихого,
у купца ли, у юрода,
нечисти иль чуда-юда?
Нет, брата у родного.
-Чоснамибу, Еремка? Чобумдел?
- Ачотутдум, – говорит Ерема.– Надо Кривую Козу вызывать!
Забегали мои консультанты и забекали, замекали не своими голосами:
- Бе-е-е-е-мс!
- Эй, Кривая Коза!
Коза-Дереза!
Прибегай!
Выручай!
Тут загрохотало где-то за горизонтом, будто свод небесный рушится.
Застучали по земле копыта.
Пыль встала черным облаком.
Запахло горькой полынью, люто, бешено.
Искры-молнии на головы людям так и сыплются.
Идет Коза рогатая, идет Коза бодатая!
Вроде как Большой Трындец настал. Peace Death. Холивар. Армагедон.
Светопреставление.
По горкам-косогоркам,
По кручам и пригоркам,
По гнездышкам и норкам
Крадется и бредет.
Идет коза бодучая,
Идет коза дремучая,
Идет козища злючая
И деток заберет.
Топу, топу ногами,
Заколю тебя рогами!
Ножками затопчу,
Хвостиком замету!
А следрм за Козой скачет ее Козленочек.
Да такой, что мама отдыхает.
Не так Коза страшна, как ее малютки.
Ерема мой командует:
- Ты, Фома, верхом на Кривую Козу садись. Отставной Козы барабанщик!
А я – на Козленочка.
И поехали, первым я на Кривой Козе, за мной – брат Ерема верхом на Козленочке.
Мимо засады ментов-кентавров, мимо Андрея-стрельца, мимо большого трындеца, звездеца, песца.
С ветерком, с понтами.
Как йог на татами.
Втроем, хоть и не на птице-тройке.
Лихо в России надо на Кривой Козе объезжать. Такой закон.
Ох, спаси, Дереза! Дерзай!
- Вывези нас, на авось!
… Так объезжали мы беду на Кривой Козе. А беда неслась вслед за нами.
Скакал, клацая подковками на сапогах, с развевающимися по ветру полами, с вздыбленной седой гривой Конь в Пальто.
Бежал, хрюкая, Ёжкин Кот, которому все давно известно понятно, диванный эксперт по всем видам запросов.
Прыгал, чувыкая, гикая, талию держа на отлете, Заяц Белый и Пушистый, которого выучить можно хоть курить, хоть стихи сочинять на олбанском.
Несся, оглушительно свистя, форумный Рак на горе, в третей стадии, неоперабельный, с вареными глазами, после дождика в четверг.
Летел Жареный Петух (час настал, нечего дальше тянуть!), норовя тебе крыльями глаза захлопать, йухами обложить, клюнуть в темечко, в самый цимес.
А следом за ними:
тролли голодные,
двачи душою раздвоенные,
камвхоры с фотиками на палочках,
хикку с гиканьем.
Ехали на золотом самоходном крыльце:
Поручик Ржевский,
Штирлиц с радисткой Кэт,
Василий Иваныч с Петькой и Анкой,
Новый Русский с Крутой Стервой,
Вовочка с Марьей Ивановной,
Абрам с Сарочкой,
Чукча с Геологом,
Теща с Зятем.
- Где мы, Еремка?
- В Караганде, Фомка!
У тебя на бороде.
У Мурза Турсун-Заде.
На третьей полке, где лежат комсомолки.
В кадке с цементом, склеенной «Моментом»!
Может, оно еще пронесет. Как-нибудь само рассосется…
- А сколько щас время?
- А целое беремя!
Два еврея!
Без пятнадцати шестнадцать, полвторого скоро час!
Без пяти полпятого, пять минут десятого!
Без бубернадцати бубернадцать!
Матьмуть матьмого!
Без двух полтапочка!
А сколько тебе надо?
- Куда ж мы теперь?
- А на Кудыкину гору!
Где воруют помидоры!
В Союзпечать, евро-бонды получать!
А там что делать будем?
Доить Верблюда, пока он лежит, а то встанет и в Госдеп убежит!
Тащить бегемота из чукотского болота, ох, нелегкая это работа!
Бить кой-кого — Биткоина.
Засада!
Измена!
Хана!
Облом!
Каюк!
Капут!
Кранты!
Швах!
Кирдык!
Капец!
Хандык!
Гаплык!
Приплызд!
Все полетело.
Схлопнулось.
Кончен бал, погасли свечи.
Судьба накрылась медным тазом.
Поезд ушел и рельсы разобрали.
Поздно пить боржоми, если почки отвалились.
Сливай воду.
Туши свет.
Рви зубами чеку, кидай гранату.
Завернись в белую простыню и ползи в сторону кладбища.
- Куда ты несешь меня, Кривая Коза?
- В чисто поле, кликать долю!
Стоит в Чистом поле карусель.
И крутятся вокруг столба креслица, на цепях подвешенные, белые и черные.
Белые – «авось». А черные – «небось».
- Авось, живы будем.
- Небось, все одно, помрем.
Смотрю я на эту карусель, что-то она мне напоминает.
Поисковую систему Гугл, что ли?
Навигатор сайта?
«Вращайте барабан» из «Поля чудес»?
Собственную ли мою смешную фортуну?
Знакомо до боли.
- Авось задаток дает.
- Небось города берет.
- Авось парень добрый, выручит.
- Небось не выручит, так выучит.
- И с дуба сорвалось: Небось!
- Авось – национальной идеи гвоздь.
- У России два союзника: «Юнона» и «Авось», нефть и газ, армия и флот!
- Только вместо «Юнона» поставь: Мамона.
- А вместо авоськи-сетки — аську в сети. Такая же дырявая, но выручает.
- А скажи-ка, брат Ерема, чем авось от небось отличается?
- Небось, – отвечает брат, – это «не бойсь». Ничего, мол, не бойся. Все идет, как надо. По сценарию сисадмина.
- А авось?
- Авось, он не так прост. Это hope woise, голос надежды.
- Ась, Вась?
- А, брось!
- Что ж выбрать? Белое кресло на карусели или черное?
- Кому что больше нравится.
Авось: надежда. Небось: вера.
Стоим мы вокруг карусели – Фома да Ерема, да Сивка с Буркой, да Царевна Ручеек, да Кривая Коза.
А сиденья, на цепочках подвешенные, перед нами кружатся, хороводом.
Белое – черное, белое – черное.
Ерема, как жизнь глупа! – говорю я. – Какая ж она, на самом деле, обезбашенная! И бешеная.
- А мы-то, дураки, все еще в нее верим. Все еще надеемся,– отвечает брат.
Авосевы города не горожены, авоськины детки не рожены.
Небоська вывезти вывезет, да незнать куда.
Держался авоська за Небоську, да оба упали.
Авось с Небосем водились, да оба по маковку в болото провалились.
- По самое «не могу».
Авось да Небось – оторви, да брось.
И все ж:
Русак на трех сваях крепок: авось, небось да как-нибудь.
Небось велико слово.
Авось не бог, а полбога есть.
Небось – небо.
Авось – Ава (Ева).
Все вместе: рай.
Авось, еще поживем.
Небось, все помрем.
...Поавоськаем мы еще на белом свете: до чего-нибудь доавоськаемся.