Я ЗАВЕЩАЮ ВАМ ЛЮБОВЬ
Эта история правдива до мелочей.
В ней сохранены настоящие имена ее героев.
Я всегда с замиранием сердца слушаю мамины воспоминания. Словно проживаю чью-то незнакомую, но увлекательную жизнь с интереснейшими персонажами и захватывающими сюжетами. Наша память – единственная точка соприкосновения с прошлым. Давно покинувшие нас люди оживают, дышат вместе с нами, радуются, печалятся, любят и ненавидят.
Чувствую, что для мамы прошлое превращается в рай, из которого ее никто не может прогнать. Только одно печалит ее, что собственная судьба и судьбы ушедших, когда-то пересекающиеся, движутся теперь строго параллельно.
Мне интересны все детали ее жизни: нелегкое, но счастливое детство, совпадающая с годами войны юность, послевоенное становление в профессии и создание собственной семьи вдали от родных. Вместе с мамой я испытываю глубокое чувство одиночества после смерти отца, с утратой которого мы никогда не сможем. Время не лечит. «Память согревает человека изнутри, но в то же время рвет его на части». Ничего нельзя исправить, но можно рассказать о любимых, чтобы не забыть их.
История ее первой любви трогает до слез. Память об этом чувстве, испытанном впервые, женщина может хранить в душе не годами - веками. Никогда в жизни не забудет некогда влюбленная девушка, что сказал или сделал ее возлюбленный. И эмоции, которые при этом она испытывала, останутся в ее памяти навечно.
Встрече с первой любовью мама обязана своему пристрастию к заварным пирожным. Это увлечение сладким передалось и мне, наверное, с генами. Десятиклассница киевской восьмидесятой школы часто забегала в кондитерскую недалеко от дома на Печерском. Экономила на кино и завтраках, но сладости покупала.
Именно здесь у прилавка ее заметил выпускник военного училища Василий Чубенко. Позже он признавался, что увидев маму однажды, он не мог забыть ее огромные черные глаза, смеющийся рот, ее руки, поправляющие волосы. Он видел девушку словно наяву, и когда гулял в Печерском районе, и когда отдыхал в казарме. «Просто наваждение какое-то! Ни днем, ни ночью покоя. Глаза закрою – она улыбается, словно дразнит!»
При очередном патрулировании курсант стал проситься в район, где встретил маму. Зайдя в кондитерскую, он прямо спросил у продавца о незнакомой девушке. В ярких красках описал свою прелестницу.
Продавец не смогла назвать ее имени, но по секрету сказала, что их постоянная покупательница живет в пятом доме в Ипподромном переулке.
Василий тут же набросал записку с просьбой передать ее незнакомке: «Если девушка вновь зайдет в кондитерскую».
Как всегда после уроков, мама забежала в магазин и сильно удивилась, получив письмецо от молодого лейтенанта. «Хорошенький такой, кучерявый! Сильно смущался, когда писал».
Получив приглашение на свидание в Аносовском парке, Галка сначала растерялась, а потом решила: «Пойду. Из школы выйду точно в назначенное время. Пусть немного подождет!»
Курсант и десятиклассница встретились. При знакомстве оба смущались, краснели. Василий спросил напрямую: «Будем общаться на «Вы» или на «ты»?» «Что мы старики?! Конечно, на «ты»!»
Встречи были не редкими. При прощании обговаривали время следующего свидания: «На нашем месте в скверике!»
Однажды на улице они встретили однокурсника Василия. Втроем они прогуливались по цветущему Киеву. Свечи каштанов раскачивались на ветру, распространяя по всему парку сладкий запах. Молодежи было так хорошо, что они не заметили мою бабушку, которая следила за беззаботно гуляющей троицей, прячась за широкими стволами каштанов.
Курсанты проводили Галю до дома, а сами пошли к остановке трамвая. Тут бы Ефросинье Ивановне успокоиться и вернуться вместе с дочерью, но предчувствие беды нарастало с каждой минутой. Совсем недавно в Киеве произошло убийство. Влюбленный капитан застрелил своего соперника.
«Ну Галка! Ну доча! И что она думает?! У каждого кобура с пистолетом! Вот отойдут подальше от фонарей и постреляют друг друга! Буду следить за ними, пока они в трамвай не сядут. Так! Один прошел вперед, а другой на задней площадке остался. Нет, вроде не должны стреляться».
Увидев трясущуюся, бледную жену, явившуюся домой вслед за нагулявшейся дочкой, Иван Андреевич, сначала испугался, а после «чистосердечного признания» смеялся до слез: «Галка, найди матери какого-нибудь лейтенантика, чтобы она не одна гуляла!»
Однако присутствие постороннего в тот вечер помешало влюбленным договориться о следующем свидании.
Младшая сестра Наташа подтрунивала: «И как вы теперь встретитесь?» Галина изображала беззаботность и полную уверенность: «Если любит – найдет!» А в душе терзалась: «А вдруг не найдет? А вдруг не любит?!» Мамино сердце то останавливалось, то стучало так, что было слышно на Бессарабке. Любовь врастала в душу, заполняя все мысли о любимом.
Через два дня то умирающих, то рождающихся надежд соседский мальчишка передал Гале весточку от «кучерявого лейтенанта». Свидание с любимой Василий ждал в их сквере, где в кроне цветущих каштанов горела маленькая звездочка начинавшейся любви.
В июне сорокового мама окончила школу. Ей исполнилось восемнадцать, и нетерпеливый лейтенант заговорил не только о любви, но и о совместной жизни.
По-разному восприняли в семье эту новость. Бабушка Франя была не против свадьбы, наверное, боялась, что ее хохотушке больше не попадется такая выгодная партия. «Серьезный парень, не тебе чета. Может он тебя перевоспитает?» Мама колебалась: для замужества она еще не созрела. А дед перестал отпускать шуточки в адрес повзрослевшей дочери и решительно воспротивился этому браку.
Василий и так и эдак пытался понравиться будущему тестю.
Однажды молодой лейтенант купил цветы, легкое вино, пластинку с модной тогда песней «Дядя Ваня» и официально пришел свататься. Накрыли стол, и - Иван Андреевич категорически объявил всем присутствующим о своем решении: «Галке идти замуж рано: ни профессии, ни жизненного опыта. Да она девчонка совсем!»
Жених убеждал Ивана Андреевича по-военному напористо: «У меня хорошая специальность. Зарплата неплохая, на двоих хватит. Получим квартиру». «А если разойдетесь? С чем дочь останется?» «Этого никогда не случится!» «Не зарекайся! Жизнь не простая и длииинная». Мужчины спорили, горячились. А когда успокоились, наконец, пришли к единому мнению: сначала Гале нужно поступить в институт, получить специальность, а после и свадьбу можно сыграть.
Мама поступила на двухгодичные курсы. Ей хотелось быстрее освоить профессию педагога, чтобы Иван Андреевич не смог отказать молодым.
Зимой родители купили дочке шикарную шубу (может за послушание?).
Вечером, когда Василий пришел в институт встречать маму с занятий, любимая дважды прошла мимо него в «новом прикиде», но «жених» ни разу не узнал ее.
Мама подошла к Василию вплотную и поздоровалась. Лейтенант был сражен! А Галя возмутилась: «Ты меня уже не узнаешь? Или здороваться со мной не хочешь?!» - «Ты должна радоваться, что я не смотрю на других девушек!»
Второй раз, когда мама надела эту шубу, ей уступили место в трамвае. Придя домой, Галя с трудом сдерживала слезы: ей как старухе место уступают! И далеко в шкаф навсегда убрала родительский подарок.
На новый год студентки и молодые выпускники военного училища собрались у маминой однокурсницы Кати, чтобы отпраздновать встречу 1941го года. Как взрослые! Родители Катерины уехали на курорт. Доглядывать за молодняком оставили бабулю, которая оказалась далеко не столь консервативной, как родители Галки.
Активную половую жизнь своей внучки бабуля не осуждала, а присмотревшись к парню и узнав об отношениях «обрученных», решила «соединить их навеки».
Встреча нового года заканчивалась. Молодежь стала расходиться по домам. Добрая бабушка подошла к девушке со словами: «Ночью я тебя домой не пущу. Сейчас на улицах много пьяных. Еще обидит кто-нибудь! Будешь у нас ночевать. Я тебе в спальне постелила». Ничего не подозревавшая Галя зашла в комнату и – опешила при виде мягкого персидского ковра, огромного зеркала во всю стену, высоченного окна, выходящего на трамвайную линию и широкой, как стадион, двуспальной кровати.
В тесных квартирках старинного бывшего купеческого дома, где жила мамина семья, обстановка была куда скромнее! Там на Печерске только глубоким вечером умолкал громкоголосый и разноязыкий хор многочисленных соседей. Там на Печерске сопливые носы малым без церемоний вытирали подолом спидницы. Там на Печерске шкодникам поровну доставалось и чернявым, и билявым, и замурзанным, и «вiдмитим». Там во дворе на Печерске строго по графику кипятили воду в котле, стирали и парусами развешивали белье. Там девчат сватали не из-за богатства, которого никто не видел, а за красоту, трудолюбие и веселый нрав.
Галя сидела у приоткрытого окна. Разглядывать роскошную спальню больше не хотелось. Царское убранство вызывало в ней тошноту, оскорбляло ее чувства. «Так неловко! Так глупо и пошло!»
В пять утра в комнату украдкой стал пробираться свежий запах морозного утра. На улице недовольно профыркал заблудившийся автомобиль. Куда-то спешили громко цокающие каблуки. Бесцеремонно будили друг друга и жителей Киева воробьи. Верные птахи, как и Галя, всем сердцем прикипели к родному городу и не покидали его даже в самые холодные промозглые зимы.
«Наверное, кто-то домой спешит. Мне тоже пора, - засуетилась девушка. – Скоро пойдет первый трамвай с Печерска, а когда он будет возвращаться с Бессарабки, поеду домой!» «Галя, уже светает. Ты так и будешь сидеть? Ложись со мной». «В качестве кого? Хорошо если любовницы. А может, ты меня гулящей считаешь?»
Препирательство молодых людей прервал звонок в дверь. Было слышно, как бабушка Кати пошла открывать. И вдруг - родной голос: мама Франя пришла за дочерью.
До войны на каждом доме висели списки с фамилиями жильцов и номерами квартир, в которых они жили. И всегда с самого утра дворники начинали убирать мусор у подъездов. Они и назвали Ефросинье Ивановне квартиру Катерины.
Через полчаса мама и бабушка Франя вместе ехали домой. По дороге бабушка допытывалась, не был ли с ними Василий. Галя отрицала его присутствие. Но Ефросинью Ивановну было трудно провести: «А чья шинель на вешалке висела?» «Так отец Кати уехал на курорт в гражданском, а шинель оставил!» Хорошо, что бабушка не была знатоком воинских знаков различия!
Вечером того же дня влюбленные встретились. Сидя на скамейке в скверике, они долго обговаривали планы на будущее. Василия Чубенко после окончания училища направляли в Белую Церковь, рядом с Киевом. Там он должен был устроиться и ждать маму. А она после окончания первого курса хотела приехать к нему. Зарегистрироваться решили летом того же года. «После нашей регистрации папа поворчит и, конечно, простит нас», - считала Галя.
Василий уехал. Звонил несколько раз. Мама получала извещения, бегала на почту на междугородные переговоры с любимым.
В июне он не позвонил ни разу. Наверное, лейтенант уже знал, какие события грядут, и понимал, что их планам не суждено сбыться.
А двадцать второго июня 1941 года…
В родной Киев Галина впервые приехала из Сибири, где с семьей они жили в эвакуации, только летом сорок шестого. Здесь она узнала, что Василий Чубенко пал смертью храбрых в одном из первых боев под Белой Церковью.
Мама вернулась в Кемерово, а через год вышла замуж за отца.
Иван Андреевич благословил брак дочери с коренным сибиряком. Его дочь выполнила все требования. За годы войны был приобретен и опыт выживания в непомерно тяжелых условиях, и специальность, и многое другое, о чем разговор может затянуться на несколько дней.
Сильнее, чем мама любила отца, любить было просто невозможно. Его стоило любить именно так и никак иначе. Но этото была уже взрослая любовь.
После папиных похорон мама чуть не сошла с ума от боли.
Девятое мая две тысячи пятнадцатый.
За окном моросило. Тучи толстым одеялом прикрыли небо. Солнце еще не совсем проснулось и лениво потягивалось, путаясь лучами в вате облаков. Свет в растерянности метался среди плотно стоящих домов, не зная, какое здание осчастливить первым
Через месяц мама встретит свое девяносто третье лето.
Галина Ивановна поставила тесто. Дети непременно придут с поздравлениями, подарками, принесут что-нибудь вкусненькое. Ей тоже хотелось порадовать ребят своей стряпней. Она всегда с удовольствием наблюдала, как они уплетали ее пороги, а потом раскладывала оставшиеся всем поровну «на дорожку». «А в Киеве сейчас цветут каштаны», - почему то подумала мама.
В кухне громко, последние годы мама плохо слышала, о чем-то вещала «сплетница», маленький радиоприемник. Ведущий программы зачитывал отрывки писем, короткие записки, найденные в гимнастерках и шинелях бойцов, которые погибли за Родину в первые дни тяжелейших сражений. Не называли ни имен, ни фамилий авторов писем. Диктор просто монотонно зачитывал строки, словно одиночные выстрелы из прошлого. В сказке «Синяя птица» есть слова: «Мертвые, о которых вспоминают, живут счастливо. Так, как будто они и не умирали…»
И вдруг - фраза, от содержания которой у мамы потемнело в глазах: «Прости меня, Галя, за скромную юность мою». Короткая записка, найденная в кармане пропитавшейся от крови гимнастерки. И все. И больше ни слова. Эта строчка ни о чем не говорила посторонним, незнакомым с той первой любовью. Эта строчка была столь значима для ее участников.
Я могла возражать маме, что эти слова написаны не Василием, ведь подписи не было, что предсмертная записка адресована не ей, там не указана фамилия адресата, только его имя. Сердце любившей когда-то женщины не обманешь. Эта коротенькое письмо выхватило ее из орбиты времени и в одно мгновение перенесло в страну любви, ни первой, ни второй, а вечной. Просто любви…
О чем думал тот молодой лейтенант перед последним смертельным боем?! Ни о ненависти к врагу, ни о любви к Отечеству, ни о матери или отце. И даже не о неумолимо приближающейся смертельной схватке. Он думал о девушке, которой завещал жизнь с ее радостями, глупостями, поцелуями, мелкими заботами и проблемами. Он завещал ей солнечный мир с каштанами и нежными поцелуями в скверике «на нашем месте». И словно сам должен был остаться живым и надеялся на встречу, он просил у нее прощения. Чтобы она не прогнала его, когда он вернется.
Ему в лицо уже, насупившись, смотрела смерть. А он завещал ей любовь.