Отношение к браконьерской рыбалке на селе двоякое. Практически у каждого в сарае или на чердаке найдется сеточка-трехстенка, мережа или острога на щуку. Никто не осудит соседа за то, что балует он иногда себя и близких добрым линьком или щучкой. Когда человек берет от природы себе на пропитание - это нормально. Это укладывается в вечный закон круговорота вещей и веществ в природе - сегодня ты съел кого-то, завтра тебя… Более того, в середине девяностых, во время, о котором сейчас идет речь, незаконный промысел часто был чуть ли не единственным источником белковой пищи в семье - приходилось туговато.
Совсем другая история, если браконьер с ненасытностью акулы вычерпывает километровыми сетями всю живность в озере. Опутывает водоем калечащими рыбу переметами. Или тащит по весне мешками битую острогой нерестовую щуку. Таких в народе не любят, и особенную неприязнь в наших краях вызывали “электрики”. Так называли плохишей, что орудовали электроловом. Эта браконьерская снасть, принцип работы которой использует особенности рыбьей реакции на электричество и несложен: плюс в воду, минус - на сачок и знай себе собирай одураченную и оглушенную током рыбу, которая сама к тебе плывет. Анодная реакция называется. Есть тонкости, конечно, но я в тему особо не вникал, да если бы и знал - не рассказал, чтобы не вводить во искушение… Губят эти бармалеи рыбы раза в три-четыре больше, чем собирают, причем смертушка у рыбок непростая выходит: дохнут от потери ориентации, от оглушения-дурмана, от спазма мышц, что ломает хребет. Малька просто, без затей убивает электротоком, причем в огромных количествах. Поэтому ушкуйник, пойманный селянами у озера с тракторным аккумулятором и проводами, рискует быть крепко битым или даже схлопотать из кустов анонимный заряд соли или мелкой дроби. Тем не менее, охотники находились, и нет-нет да и можно было увидеть отблеск фонарей на ночной глади воды…
Не обошло это поветрие и наше озеро. Об этом озере я могу говорить часами - так я его люблю. Затерянное в латгальской глуши, лежащее между трех холмов, оно было особенным. Небольшое, в форме куриной ножки, в своей широкой части озеро очень глубокое. Гидрологи, что меряли глубину эхолотом, сказали, что она составляет сорок восемь метров и еще только водяной знает сколько метров жидкого ила вниз. В этой яме бьет мощнейший ключ, поэтому вода в озере никогда не цветет и студеная даже в самое жаркое лето. Уровень озера никогда не падает, хотя питают его только два хилых ручейка. В центре озера, над самым глубоким местом, можно иногда наблюдать водоворот, который, говорят, сгубил немало купальщиков. А порой, сидя в низкой дубице или надувной лодке, видно, что поверхность воды явно вогнута посередине озера, эдакая водяная яма. Говорили, что попадались в Бейтанском озере - так оно называется - лодочные буйки, потерянные на большом озере Разна, что в тридцати километрах от нашего. Что хошь тут, то и думай…
Другая часть озера мелкая, илистая, теплая и густо заросла кувшинкой и проволочником. Белая рыба - плотва, лещ, красноперка, линь, карп - ходила сюда на выпас, благо кормовая база была преобильная. Водоросль всех видов и типов - иные растения я и не встречал нигде более, жуки - червяки в огромном разнообразии. Ну и понятно, такое рыбье столпотворение - идеальная столовая для щуки, коей здесь водилось в избытке.
С другой стороны озера есть протока, которая ведет в место, называемое “Глушак” - заросший и обмелевший круглый залив, размером в две трети самого озера, с берегами из мшистого плавуна. Лет через пятьсот будет здесь твердый торфяник, пока же плещет в тридцатисантиметровом слое воды пятнисто-золотая зубастая красавица, гоняя вкуснейшего карася. Самая большая щука, которую я видел в своей жизни, была поймана именно здесь. Был я тогда совсем сопляком и вес трофея если и слышал, то не запомнил, но накрепко врезалось в детскую память зрелище Ивара, мужа какой-то моей родственницы, который волок улов домой. Здоровенный мужик, полтора центнера весом и ростом под два метра с трудом пер, отдуваясь, почти черное чудовище, огроменная башка с ощереной пастью свешивалась с плеча на грудь, а широченное весло хвоста чертило линию в дорожной пыли следом. Из Глушака, кстати, вытащили однажды бронзовую наполеоновскую пушку - один из его генералов драпал от Москвы через Лифляндскую губернию. Как-нибудь потом расскажу.
В городах мы потеряли многое из того, что знали и чувствовали наши пращуры. Когда же ты живешь на природе и в ней, понимаешь - существует нечто, что наши предки называли духом, а древние греки - “гением места”. Бейтанское озеро именно такое - с ним надо подружиться, чтобы чувствовать себя комфортно на его берегах и получать щедрые дары. Смейтесь или нет, но если у вас не заладиться с озерным духом, то не видать вам хорошего улова, а любая неосторожность на воде может обернуться бедой. И шаманство с язычеством здесь совершенно не причем (хотя я не вижу в них ничего плохого) - я был крещен в нашем озере, как это принято у настоящих староверов, и ничего.
Дух или гений места порой очень силен. Есть валуны,которые не стоит сдвигать с места. Деревья, которые лучше не рубить и поляны, на которых остановиться на ночевку - себе дороже выйдет. Гений места может одарить, но может и отобрать.
В самом конце советского периода прибыла на наши берега геологоразведочная партия - это они, кстати, точно измерили глубину озера - и давай рыть ямы и сверлить шурфы. Народ болтал, мол, нефть нашли. Мы же, живущие на берегу озера, знали, что нашли в нем вовсе не черное золото, а сапропель (дико полезная штука, эдакая особая грязь) и оценивали возможности промышленной разработки. Все наши были не на шутку встревожены, ведь это означало, что озеру, по большому счету, капец. Пригнали бы черпалки, расхреначили бы все тракторами и самосвалами, изгадили берега и повырубили деревья...
Геологи копошились на озере неделю. Шастали по болотам, ерзали по озерному зеркалу на лодке с мотором, чего озеро отродясь не видало, тарахтели генераторами и орали магнитолой вечерами. И вдруг, в один прекрасный день, поутру мы не услышали из их лагеря привычного уже гвалта. Мы отправились на разведку и нашли лагерь брошенным, причем уезжали геологи явно второпях. Остались две брезентовые палатки, мелочь всякая - котелок, топорик… Что вызвало столь спешный отъезд - так и осталось непонятным. Возможно, был срочный вызов из центра или болезнь кого-то из экспедиции. А может быть, все не так просто, и это само озеро не захотело быть убитым и выпотрошенным и помогло товарищам уехать. Дело темное. Не перевал Дятлова, конечно, но все же… Главное, указали, видимо, в своих отчетах эти ученые, что запасы сапропеля не стоят расходов на разработку и оставили наше озеро в покое. И на том спасибо.
Но вернемся к браконьерам. Стоит отметить, что озеро в то время было очень рыбное, и электрики, явно не из местных, разок попробовав, дорогу сюда запомнили накрепко. Частенько летом, сидя у разведенного по краю картофельного поля костра, отпугивающего кабанов, я видел мечущийся по озеру луч мощного фонаря. Пару раз местные мужики били каналий, пятно выжженной вытекшей из разбитого аккумулятора кислотой земли украшало берег несколько лет - но без толку. Приезжали опять. Вот только после одного случая - перестали.
В ту ночь я, как обычно, отправился разжигать противокабаньи костры. Картофельное поле у нас было приличного размера, кабанья в округе - предостаточно. Как только начинали вызревать клубеньки, перлись кабаны на поля и больше топтали и портили, чем съедали. И не боялись они уже пугал и нанизанных на стальную проволоку пустых консервных банок. Только едкий дым от наваленного на горячие угли мокрого навоза и выручал - а дымила такая конструкция стабильно до утра.
Ночь стояла тихая и прохладная - впервые за несколько недель, пока стояла жара. Я расковырял высохшую за предыдущую ночь шапку из соломы и дерьма и раздул угли. Подкинул дровишек из осинового сухостоя и устроился поудобнее, повернувшись к огню спиной. Очень люблю я такие ночные бдения у потрескивающего костра наедине с собой и спящим миром. Огромный пес привалился к вытянутым ногам в моей тени - у огня ему было жарковато - и повизгивал во сне, переживая свои собачьи сны. Он только что вернулся из дозорного обхода близлежащего болотца и пар поднимался от мокрого от ночной росы меха. А я сидел, покуривал, глядел на яркие июньские звезды и слушал нескончаемую песню дергача на болоте. Коростеля так у нас называют за характерные звуки “дерг-дерг”. Потом я навалю на огоню вилами пахучий навоз и мы пойдем спать...
Когда со стороны озера мелькнул отблеск мощного фонаря, привычно уже выругался. Вот только на прошлой неделе у внешнего края поля кувшинок качалась на волнах серебристая пена из мелких красноперок и подлещиков и на тебе - опять. Невольно следуя взглядом за огоньком фонаря, я не успел даже зажмуриться, когда по глазам ударила ярчайшая вспышка белого света. Силуэты деревьев на берегу казались вырезанными из черной бумаги, от них легли тени, четкие, как от электросварки.
Минут пять я ничего не видел, кроме зеленых и фиолетовых кругов перед глазами. Вулкан оглушительно лаял и близкий лес отвечал ему эхом. Очухавшись, я рванул в дом. Домочадцев я нашел не спящими и взбудораженными. Меня засыпали вопросами о беззвучной молнии, в ответ я сказал, что полыхнуло на озере. Было понятно, что там что-то случилось, и вероятнее всего - именно с электриками. Посоветовавшись, решили до утра ничего не предпринимать. Я было дернулся бежать, но бабушка, мудрая женщина, сказала: “Если боженька их к себе прибрал, то тут уж ничего не сделаешь. А если живы, то утра уж всяко дождуться. Урок им будет.” Возможно, это жестоко - но рисковать собой ради ненавистных электриков никто из селян не стал бы. И никто ночью не полезет через болото на озеро, где к тому же твориться всякое... В конце концов, эти разбойники знали, на что шли.
Спал я мало, и как только забрезжил свет, оседлал велик и покатил в сторону поселка. На озеро решил сам не соваться, лучше позвать тех, кому по долгу службы это положено. Не успев проехать и километра, я был остановлен полицейскими, которые тряслись на стареньком бобике по нашей раздолбанной дороге и притормозив, спросили путь до озера. Я вызвался проводником и мы, прикрутив кое-как велик бечевой к запасному колесу, потарахтели к озеру. По дороге полицейские рассказали, что поступило несколько вызовов из окрестных селений о том, что с нашей стороны ночью раздался оглушительный взрыв. Сильно удивившись, я пробормотал, что мы никакого взрыва не слыхали. А вот свет видели. Полицейские переглянулись и промолчали. А я почему-то почувствовал себя идиотом, хотя причины для этого и не было…
Приехав на берег, мы обнаружили “Ниву” с прицепом, в котором валялись нехитрые рыбацкие пожитки. На озере плавала большая надувная лодка, посередине, аккурат над местом предполагаемого водоворота. Несмотря на довольно свежий ветерок, никуда не двигалась, стояла на месте, как привязанная. Электрических джентельменов удачи в ней видно не было, да и на берегу никого не нашлось.
Старший полицейский отослал своих бойцов прочесывать берег и обратился ко мне с вопросом, есть ли у нас лодка. Пока я обежал пол-озера до дома, притащил на берег надувного “Язя” и дошкандыбал на веслах до места высадки, полицейские, что шарили по прибрежным кустам вернулись, никого не сыскав. Попросив (вежливо!) подождать на берегу, двое служителей закона, каждый кило по стодвадцать, оседлав мою жалобно заскрипевшую и просевшую в воду по самые уключины лодчонку, отправились на абордаж резиновой “Марии Селесты”. Мы с оставшимся полисменом наблюдали, как отважные мореплаватели подвалили к неподвижной туше пиратской посудины и заглянули в нее. Что-то быстро обсудив, они привязали лодку к моей и энергично погребли назад. При каждом мощном гребке “Язь” аж складывался почти пополам и выдавал белый бурунчик пены - греб полицейский детина знатно.
Подплыв к берегу, один из них выскочил из лодки и помчался к бобику, вызывать по рации “скорую”. Два оставшихся склонились над чем-то в лодке. Подойдя, я увидел, что не над чем-то, а над кем-то. Браконьеры были живы и чувство подспудной вины, из-за того, что я не бросился ночью на помощь терпящим бедствие, немного отпустило.
Были живы, но видели бы вы их! На резиновом дне лодки, в луже грязной воды и, кажется - мочи, среди мертвой рыбы и проводов, лежали, облепленные рыбьей слизью и чешуей два субьекта в резиновых перчатках. Их скрючило, зуб на зуб не попадал - они очень замерзли - и были белее снега. Когда я увидел их глаза, мне аж поплохело - я никогда еще не видел такого абсолютно бессмысленного, бессознательного взгляда. Если глаза - это зеркало души, то души этих мужчин явно были в долгом отъезде в тот момент.
Мы выволокли горе-браконьеров на берег, я быстро развел костер, чтобы их отогреть. Мы закутали их во все, что могло обогревать и дождались скорой. Когда бело-красная “буханка” скорой прискакала на берег по кочкам, что нарыли на прибрежной дороге кабаны прошлым летом, рыболовы уже стали понемногу приходить в себя. Один, который побойчей, даже смог выдавить из себя несколько слов, из которых стало ясно, что он ничего не помнит о прошедшей ночи.
Врачи нашпиговали браконьеров уколами, загрузили в машину и укатили. Полицейские, опросив всех наших и забрав “Ниву” тоже уехали.
Причину случившегося тогда внятно объяснить не смог никто. Судьба парочки браконьеров в дальнейшем теряется, да и не интересна она мне ни разу. Знаю только, что они выжили и вроде бы оклемались, но в наших краях появляться зареклись. Полицию больше интересовало нарушение закона по части браконьерства, выяснять, что это было за явление, энтузиастов в погонах не нашлось. Народ посудачил об инопланетянах, бомбе времен войны, что лежала, мол, в иле - да и ушла эта история из разряда актуальных тем, превратившись со временем в одну из баек, которых гуляло по округе предостаточно. Места у нас были такие - всегда что-нибудь да приключалось, и был один случай страннее другого…
Лично у меня две версии случившегося. Возможно, браконьеры растревожили один из донных мешков с метаном. Болотным газом. Проскочила искра, а при их способе лова это не удивительно - и жахнул объемный взрыв. Везунчиками оказались, выжили, хоть и остались, наверное, контуженными до конца своих дней.
А еще есть такое явление, как “молния с ясного неба”. Если кратко - молния по горизонтали может проходить много километров и ударить далеко в стороне от грозового облака. Другой вид молнии без грозы - это когда вверху, на границе между слоями очень теплого и очень холодного воздуха возникает тонкий слой заряженных кристалликов льда, которые выглядят легкой дымкой и могут остаться незамеченными, являясь при этом отменным аккумулятором, накапливающим заряд.
В ту ночь, когда приключилась эта история, впервые после недель жары похолодало, а горемыки-браконьеры ковырялись с ЭЛЕКТРИЧЕСТВОМ посреди ВОДНОЙ ГЛАДИ, представляя тем самым идеальную мишень, которая не могла не привлечь небесный разряд.
Единственная проблема, которую не объясняют эти рациональные версии - почему никто, кроме нас, вблизи, не видел ярчайшего света? И почему мы не слышали грохота, который разбудил всех в округе?
Может быть у случившегося и нет рационального объяснения? По крайней мере, в рамках тех знаний, которыми мы обладаем. Нам мниться, что познали мы уже законы природы, а по сути, в этом вопросе мы еще даже не ученики - невежды. Может “гений места”, дух - это не просто слова, и стоит считаться с тем, что у любого нашего действия в отношении природы могут быть последствия...