Переход Севастополь - Бухта Провидения (Петропавловск-Камчатский).
Дневник корабельного врача подводной лодки С-73.
Дневник вел лейтенант медицинской службы Леонид Балашевич (1960 год)
Рисунок автора "Подводная лодка на Севастопольском рейде".
15 апреля 1961 г.
Как всегда, мы встречаемся в продовольственной части бригады. Это постоянное место встречи врачей лодок – здесь мы бываем гораздо чаще, чем в медицинской части. Ведь накануне и после выхода основное – это продовольствие, сперва длительная процедура получения, а затем – утомительные и неприятные расчёты о недостатках. Вот и сейчас, как всегда, мы все сидим в курилке – П-образная скамья с обрезом посередине – и обсуждаем текущие дела.
– Куда вас выгоняют? – спросил у меня Колпаков. Я мрачно процедил:
– Увы, на ТОФ, – и сдвинул фуражку на затылок, подставляя лицо ярким лучам прекрасного южного солнца.
Колпакова всюду ругают. Говорят, он пьяница. Его ругают даже на партактивах, хотя он и не коммунист, ругают на собраниях офицеров, клеймят позором среди официальных кругов медицины. И только об одном никто никогда не говорил – почему пьёт и бездельничает молодой и, как все признают, способный, даже талантливый, врач. Я не видел его пьяным. В рабочей обстановке он производит прекрасное впечатление – высокий, могучего телосложения, с широким, мужественным лицом. Наверное, в белом халате он выглядел бы весьма внушительно.
– Ну а как твои дела? – спросил я.
– Да пока в перспективе Север. Говорят, в конце мая уйдём и мы. К сожалению, не помогли даже самые героические усилия. Когда я пришёл на флот из института, мне предложили послужить два года на флоте, на лодках. «Врачебной работы не обещаем, но вы пройдете хороший жизненный университет». Я согласился.
Послужил два года, три, потом меня направили в Албанию. «Когда вернетесь, будете гарантированы от службы в отдалённых районах». Что ж, и такая гарантия чего-то стоит. Пришёл с Албании, конечно, попросил дать, наконец, врачебную работу. Однако начальство распорядилось по-своему – без всякого моего согласия назначили на новую лодку, которая должна уходить на Север. И это после всех гарантий! Мои попытки искать справедливость привели к тому, что меня обвинили в отсутствии патриотизма. Я начал пить, думал, что хоть это заставит моих начальников убрать меня с флота. Конечно, и это ни к чему не приводит. Теперь какое-то состояние полного безразличия. Как можно служить, когда попытку пойти поработать в госпитале рассматривают чуть ли не как дезертирство!
Да, я попытался однажды уйти с разбора в госпиталь, прооперировать своего матроса. Ты бы видел реакцию помощника! У него был такой вид, будто я подкладываю бомбу под главные устои флота. Так и пришлось мне слушать 2 часа о недостатках в работе мотористов, а моего матроса оперировали без меня.
Я мало знаком с Колпаковым, он ведь выпускник института. Меня немного удивила его откровенность, но я рад был услышать эту исповедь. Ведь его судьба – это наша судьба. Почти у всех ребят нашего выпуска она складывалась так же – вопреки желанию, вопреки здравому смыслу, вопреки всему, чему нас учили в стенах Академии.
Под ярким южным солнцем нежной дымкой весны зеленеют первые весенние листья, цветут абрикосы, распространяя вокруг томный, еле уловимый аромат Крымской весны. Разомлев от пьянящих запахов и тепла, матросы развалились на мешках, подставив солнцу лица. Мы пришли срочно получить продукты, через час выход, но интенданты не торопятся, и мы вынуждены ждать.
– Митько, иди поймай Муху.
Матрос удивлённо на меня смотрит. Объясняю, что Муха – это не муха, а фамилия кладовщика.
Едва только мы успели погрузить на корабль продукты, как сразу же подали команду: «По местам стоять, со швартовых сниматься!». Выход был назначен на воскресенье, и мы не ожидали такого резкого изменения планов. На ходу забрасывали в лодку вещи, документы, приборы, на ходу прощались с друзьями, в сутолоке рассчитывались с плавбазой.
Сегодня суббота, и мы хотели бы иметь денёк (вернее, вечерок) для отдыха – собраться вместе, попрощаться с Севастополем, отдохнуть после последних проверок, инспекций, забот. Но, говорят, пути начальства неисповедимы. Комбриг вполне логично рассудил, что каждый из нас – потенциальный преступник и пьяница. Оставь его в городе в субботу – и он перепьется, всадит нож в товарища и перебьет окна в ресторане. Зачем же рисковать повышением по службе, если можно нас просто выгнать на рейд и обеспечить себе спокойную и безмятежную ночь!
Продолжение следует.