Всё, что мы можем сделать: раскинуть руки – чувствовать и смотреть. На жёстком диване в углу комнаты, под шторами с цветами синими, словно море. Моря здесь нет; оно далеко – ни тепла, ни бриза. Лишь небо: облака – отблеск бурлящей пены. Лишь солнце: зимне-бледное, неверно выглядывающее из-за туч.
Окно открыто. Мороз щиплет кожу, прислонённую к деревянной раме, и пальцы, черпающие колкий снег. Мы нетерпеливо-чутки; ловим ветер в ладони, ищем отблеск скорой весны. Она совсем рядом: на птичьих перьях, в чёрных ветвях дремлющих лип. Её аромат сладко-горек, березовыми серьгами щекочет скулы. Мы слизываем с запястий талую воду: свежа и приторна – январь позади.
На плите истекает шоколадом какао. Мы сидим, закинув на подлокотники ноги, перелистываем кипы старинных книг. Они шершавы, морщинисты, изжелтели, веют юностью, детством, школьным летом. Синицы щебечут рядом; если постараться – разглядишь дрозда. Алиса Лиддел с обложки машет ему платком – он кивает, снимая шляпу когтистой лапой.
Ещё рано: солнечные лучи прозрачны, робко скользят по обоям, шкафам, подушкам, исчерченным зелёными карандашами. Тени стелются по ковру: тают, засыпают – на закате вернутся, изогнутся фиалками, лилиями, или королями, каретами, драконами. Тени гибки: могут всё, что угодно – только загадай.
Ночь не страшна. Ночь отступает. Фонари горят как друзья – не стражи, марширующие с ружьями наготове. Февраль утомился; февраль короток – приветствуй март.