Родословная. Часть 5. Там, где я сейчас

Софья Горбунова
-И почему это у нас родословная такая мрачная?
(возмущается дядь Лёша)

-А уж какая есть!
(Мой правдивый ответ)

(Эпиграф)



Подарок твоего дедушки.

Я засыпаю, и мне снится страшный сон. В нём я снова, как и всегда, возвращаюсь в

мой родной город. (К настоящему времени, я так привыкла к своим ночным кошмарам,

что смотрю их без страха и даже с некоторым любопытством.) Что сегодня мне

принесёт мой сон? Сегодня, мой сон приносит мне встречу с тем человеком, что

поцеловал меня в первый раз в моей жизни. Мы с ним гуляем по городу, вспоминая

старые времена. Когда он поцеловал меня, мне было четырнадцать, а ему -

восемнадцать. Я замечаю, что за последние двадцать восемь лет он сильно

состарился. Я смотрю в его глаза и понимаю, что он думает точно то же самое обо

мне. Откуда ни возьмись, у него в руках оказывается старый альбом с фотографиями.

(Мне нравится, как вещи возникают сами по себе, из ниоткуда, когда ты видишь

сон.) Мы начинаем смотреть фотографии, переворачивая страницы старого альбома.

Альбом полон фотографий моих друзей. Я узнаю эти снимки: они сделаны мною, моим

первым фотоаппаратом "Смена", когда мы ездили в пионерский лагерь.

-Что стало с твоими друзьями? Где они теперь? Где? - выпытывает у меня мой

случайный ночной попутчик, гость моего сна. Но я не знаю, что сказать ему: это не

его дело, в любом случае... не его это дело, что стало с моими друзьями...

Мы рассматриваем старый альбом в заснеженном скверике, город охвачен темнотой и

сном, или, может быть, мы только одни в этом городе, я не знаю...Город выглядит

пустынным, заброшенным. Только мы двое в этом заброшенном городе, и между нами -

старый альбом.

Да, таким был мой родной город в ту последнюю зиму: пустынным, снежным,

заброшенным. Я уже знала, что эта русская зима станет для меня последней. Я уже

знала это, я уже предвкушала расставание с русской зимой. Два раза в неделю, я

писала письма Трэнту (если ты читаешь эти строки, то я предполагаю, что ты - один

из моих внуков, и Трэнт - твой дедушка.)

Так что, той русской зимой двухтысячного года, мы с твоим дедушкой Трэнтом писали

друг другу длинные письма обо всём на свете. Казалось, мы знаем друг друга

давным-давно, хотя на самом деле мы ещё даже не встречались. К тому времени,

после нескольких месяцев переписки, Трэнт прислал мне неожиданный подарок:

небольшой медальон. Овальный, молочно-белый, искристый опал в окружении тёмно-

синих лепестков, крошечных сапфиров. Когда я впервые взяла в руки этот медальон,

в моей душе вдруг возникло необыкновенное, прекрасное, доселе неведомое мне

чувство. Чувство, незнакомое мне, но столь прекрасное, лёгкое и светлое, что ему

не было и нет названия в человеческом мире. Я никогда не расстаюсь с этим первым

подарком Трэнта, потому что, глядя на этот искристый опал, я каждый раз вспоминаю

тот момент, когда Господь послал в мою душу это необычайное чувство. Может быть,

это было Благословение Господне. Благословение нашего союза и предвестник того

пути, что предстоял нам.


Трэнт собирался приехать ко мне в гости, той же весной. Я сказала, что летом

будет теплее, но он не захотел ждать лета. Он приехал в мой маленький город в

апреле. Снег и лёд ещё не растаяли, он оказался совершенно неподготовленным к

холодной русской весне. Я одела его в лётчицкую куртку на овечьем меху, из

гардероба моего дедушки, и повезла его по всем моим любимым местам. Мы долго

бродили по старинному замку Исторического Музея, и замок был пуст: казалось, мы

были единственными посетителями в тот день.

На второй день после своего приезда, Трэнт сделал мне предложение. Я согласилась,

не раздумывая: Трэнт и был тем христианским лидером, которого я просила у

Господа, которого я ждала.


Я просыпаюсь с чувством благодарности, что сон о моём прошлом наконец отпустил

меня. Трэнт спрашивает, хорошо ли я спала. Я говорю, что сносно, и выхожу на

веранду. Теплое тропическое утро обнимает меня. Волк спит в моём кресле. Он

просыпается, когда я подхожу к нему, спрыгивает с кресла, махает хвостом,

заглядывает мне в глаза, будто вопрошая:

-Ну что, хозяйка? Пойдём гулять, что ли?

Волк был подарком моей подруги, вместе с которой мы работали в страховой

компании. Я научила её креститься согласно Православной вере, она подарила мне

Волка. Бриана обитала в маленькой квартирке, и у неё было двое детей: девочка лет

четырёх и двухмесячный мальчик. Так что огромная собака, как Волк, оказалась ей в

тот момент некстати. Я подарила Бриане ожерелье розового жемчуга (жемчуг был её

любимым украшением), и взяла Волка себе. Я не могла не взять Волка: как можно

отказаться от годовалого, хорошо дрессированного лабрадора? Нет, от такого

подарка судьбы я просто не могла отказаться. Когда-нибудь, я буду жить на ферме,

и у меня будет там маленький зоопарк. Я люблю работать с детьми и мне нравится

ухаживать за животными. В свой зоопарк, я возьму кроликов, лошадок-пони, пару

овечек, может быть, даже шиншиллу. Когда-нибудь, у меня будет зоопарк на большом

участке земли, на одной из дорог, ведущих к пляжу. Когда-нибудь...Бог знает,

когда...

Но прямо сейчас, мне надо вести моего чёрного пушистого друга на прогулку.


Последняя встреча.


Мы с Волком идём вдоль улицы, когда начинает накрапывать дождь. Крупные капли

падают, разбиваются о камни дорожки, и мы с Волком бежим обратно домой. Входная

дверь заперта, звонок по-прежнему сломан. Но звонок нам и не нужен: Волк начинает

гавкать, и матушка открывает нам дверь.

Мы с Волком идём на веранду, смотрим, как дождь поливает траву на нашем газоне, и

при виде этой стены серого дождя мне почему-то приходит на ум одно давнее

воспоминание...

...Последний раз мы виделись с Владленом, когда шёл снег. Я гуляла с собакой на

пустынной улочке позади нашего дома, и никого не было вокруг: только я и

огромные, пушистые снежинки, хлопьями опускавшиеся на дорогу вокруг меня, на мои

плечи, на мой берет. Снежинки таяли на моём лице, капли воды стекали по моим

щекам, как слёзы. И вдруг я увидела его. Он шёл мне навстречу. Я заметила, что он

снова подрос с тех пор, как мы закончили институт. Он увидел меня первым, и

рассмеялся. Я тоже улыбнулась, но он прошёл мимо меня, не поздоровавшись. Конечно

же, нет: после всего того, что случилось...Я рассмеялась за его спиной: так

неожиданно было снова увидеть его на совершенно пустой улице. Он услышал звук

моего голоса, без сомнения, но не обернулся. Ну, конечно: не о чем было говорить

после того, что случилось между нами...

Дождь постепенно утихает, и я отправляюсь за продуктами. После дождя, улицы и

дома кажутся умытыми, свежими, чистыми. Наши соседи высыпают из своих домов на

улицу, гуляют с детьми, здороваются друг с другом. Я вижу своих соседей, семью

индусов: женщина моего возраста, её муж, их восьмилетняя дочь, Акшна. Я опускаю

стекло в машине, здороваюсь с ними. С другой стороны улицы, молодая китаянка

открывает дверь микроавтобуса, помогает своим маленьким дочкам выбраться из

машины. Чернокожий мальчик играет в баскетбол: стэнд с корзиной для баскетбола

стоит у входа в его дом. Это Кевин, я его тоже знаю, его родители с Ямайки.


Женщина из Индии, мать Акшны - моя хорошая знакомая. Её зовут Латта. Мы с ней

пили чай на прошлой неделе, отмечали её день рождения. Она мне долго рассказывала

про свою жизнь в Индии. После каждого наводнения, по улицам её города плавали

трупы бездомных людей, утонувших во время шторма. Многоквартирные здания были

выстроены на дне пересохшей реки, но во время сильных дождей русло снова

затоплялось, так что первые этажи оказывались под водой. Люди, оказавшиеся дома

во время наводнения, уже не могли выбраться из своих квартир, и поэтому еду и

воду им сбрасывали с вертолёта.

Мы с Латтой долго сидели за столом, пили хороший индийский чай, и никак не могли

наговориться. После того, как она закончила свой рассказ про Индию, я рассказала

ей о своей жизни в России.


Взаимная ненужность.

Опустевшая и брошенная. Такой показалась мне Россия после того, как коммунисты

наконец оставили её в покое. Ощущение печали было повсюду: мы больше не жили

светлым будущим, мы наконец вернулись в настоящее, и принялись жить сегодняшним

днём. Многие люди моего города остались без работы. Мы все работали на оборонку,

которая ещё называется: "гонка вооружения". И, когда коммунисты перестали

отдавать нам приказы, оборонка тут же встала. Так нам стало понятно, кто был во

главе гонки вооружения: с нашей, российской стороны, во главе гонки вооружения

стояли коммунисты.

В 1999-м году, мне было двадцать пять лет. Как только от власти ушли коммунисты,

и оборонка встала, вся остальная Россия, так долго дремавшая, спавшая в одном

валенке, вдруг ожила и пришла в движение. В России вдруг появился, откуда ни

возьмись, рынок недвижимости. В качестве прощального привета, вчерашние

коммунисты, а сегодняшние демократы отдали людям квартиры в собственность. В

нашем агентстве, отбою от клиентов не было. Телефон звонил каждые три минуты, и я

чувствовала себя как солдат на передовой. Рынок недвижимости был нашим фронтом, а

коммунальные квартиры, которые мы расселяли - нашим Клондайком.

Тогда же, в самом конце девяностых, я наконец получила свой диплом инженера-

механика. Однако, к тому времени, инженеры-механики стали уже никому не нужны.

Все научные институты нашего города стояли заброшенными, инженеры приходили на

работу только попить чаю. Без коммунистов, никто больше не хотел соревноваться с

Америкой в аэрокосмическом пространстве. Я была инженером в городе, который

больше в инженерах не нуждался. И я поняла тот ясный и отчётливый знак, что мой

город посылал мне:

"Ты не нужна нам больше..."

"Ну, и ладно! Если ты, мой город, больше во мне не нуждаешься, то это будет у нас

взаимным: я в тебе не нуждаюсь тоже..." - так решила я.

Вообще-то, это была одновременно и плохая, и хорошая новость, что Россия больше

не нуждалась во мне. Потому что с другой, положительной стороны, Россия настолько

больше не нуждалась во мне, что готова была отпустить меня восвояси, на все

четыре стороны. Куда я только ни захочу, она готова была меня отпустить. Я была

свободна, впервые в моей жизни. Как только я поняла, что свободна, я тут же

принялась учить английский. Моё будущее не будет связано с Россией - об этом я

уже догадалась.

Моя матушка всегда пыталась заставить меня учить английский. Но это было не так-

то просто: я была очень практичным человеком, даже в возрасте восьми лет. В

России, даже восьмилетние октябрята прекрасно знали, что:

1) Мы живём в самой лучшей стране на свете, и что

2) Уезжать нам отсюда нельзя.

И, поскольку заграничные путешествия не поощрялись в коммунистические времена, я

наотрез отказалась изучать иностранный язык (матушке моей очень хотелось, чтоб я

разговаривала с ней по-английски, даже за завтраком.) Но английский не

интересовал меня ни капли: мы жили в закрытом городе, и англичан вокруг нас не

водилось. Так что я никак не могла понять, зачем моя мама рассказывает мне

"Сказку о рыбаке и рыбке" по-английски.

И, только когда мне было тринадцать, я наконец осознала, что к чему: моя старшая

кузина нашла себе жениха-швейцарца. И внезапно, я поняла, почему английский язык

вскоре мне пригодится.

Как-то раз, когда мне было тринадцать, я стояла на автобусной остановке и ждала

автобуса: лето закончилось, и мне нельзя было больше оставаться у бабушки с

дедушкой, мне надо было возвращаться обратно в город, в квартиру моего отца. Эта

поездка была как путешествие из Рая в Ад, для меня. И, перед тем как автобус

затормозил, чтобы отвезти меня обратно в мой персональный ад, я внезапно, молча

пообещала себе самой:

"Я выберусь отсюда. Я обязательно выберусь, чего бы это мне ни стоило. Я дойду до

края света, но я найду людей, которые будут хорошо ко мне относиться."    


Родословная Иисуса Христа, Спасителя душ наших, и где найти её.

Я принимаю душ, прямо перед вечерней молитвой. Намыливаюсь вся целиком, мою

голову шампунем, чтобы абсолютно всё моё тело было чистым. Я надеваю чистое

платье, и зажигаю свечи. Открытая Библия ждёт меня на столе. После своих обычных

молитв, я гашу свечи, и говорю короткую молитву перед тем, как загасить каждую

свечу.

Первая свеча - свеча Девы Марии. Я прижимаю иконку Девы Марии-Скоропослушницы к

груди, и говорю ей, Пречистой Деве, родившей Спасителя душ наших: "Возрадуйся,

Благословенная Дева Мария, Господь с Тобою! Благословенна ты в женах и

Благословен плод чрева Твоего! Теплым своим скорозаступничеством снизойди в душу

мою, и очисти мою душу от всего лукавого и нечистого, чистотою своею пребуди в

душе моей!

Следующая свеча - свеча Иисуса, нашего Спасителя. Я говорю Ему:

"О, Пресвятейший Спаситель душ наших! Жизнию бесконечную Ты смерть попрал, и

камни от гроба своего отодвинул! Прииди в душу мою, и сдвинь с души моей все

старые грехи и проклятия, и освободи мою душу для жизни новой, в новой стране,

сниспосланной мне и моей семье Отцом Нашим Небесным!"

Следующая свеча - свеча Творца всего сущего, Отца Нашего Небесного. Я беру свечу

в руки, крещу себя зажжённой свечой, и говорю Отцу Моему Единственному:

"Под небом голубым, и на всей зелёной Земле, Тобою для нас сотворённой, с древних

времён и на веки вечные, мы любим Тебя, Творца Нашего, отдавшего Сына Своего

Единароднаго для Спасения душ наших...Аминь."


Теперь, пора спать. Матушка уже видит десятый сон, так что я пробираюсь в нашу с

ней спальню тихонько, стараясь не расплескать свою чашку в темноте. В этой чашке

- мои украшения и Святая Вода. Все мои украшения - это подарки тех людей, кого я

люблю и кто любит меня.

Рядом с моей подушкой всегда лежит Библия. Это Библия моего супруга, Трэнта. Я

открываю Библию каждый вечер, и ставлю маленькую иконку на мою Святую Книгу. Я

целую мой крест и шепчу Моему Богу:

"Я целую Твои раны, что Ты получил за грех мой...Благодарю Тебя, что Ты спустился

с Небес и спас мою душу от всего лукаваго..."


Когда я целую свой крест, ещё одна строка из Библии вспоминается мне:

"Отец Наш Небесный бесконечно любит нас, и поэтому Он послал на Землю своего Сына

Единародного, спасти наши души от всего лукаваго..."

Конечно, вам знакомо это чувство, когда вы говорите своему ребёнку:

-Я тебя так люблю, что я жизнь отдам за тебя...

Именно так Господь любит нас. И поэтому он послал на грешную Землю Иисуса, спасти

души наши, ценой собственной жизни. И Иисус умер за нас. И поэтому теперь спасены

наши души. Не ценой наших земных достижений и побед мы спасены, а потому что

Иисус, Сын Всевышнего, умер за нас. И теперь все наши земные грехи могут быть

прощены, и души наши очищены Сыном Творца нашей Вселенной. Просто говори Ему,

каждый вечер:

"Иисус, сын Давидов! Я грешен, спаси мою душу от греха моего, очисти меня от

моего греха в день сегодняшний..."

И Иисус снизойдёт в душу твою, и очистит её, и простит тебе все грехи дня

прошедшего. А завтра, ты можешь попросить за душу свою опять, и Иисус снова

появится в душе твоей, и очистит её, да так, чтобы она блестела, как стёклышко.

(Помнишь ли ты, что Иисус происходит из семьи Царя Давида? Если нет, посмотри на

родословную Христа от Адама: вся эта родословная хранится в кладовке моей

спальни, среди моих бумаг. Поищи, и ты найдёшь её. Я прячу у себя эту

родословную, потому что...просто потому что. Чтобы ты, в один прекрасный день,

мог её найти.)

И теперь, мой последний ритуал перед отходом ко сну. Я ставлю чашку Святой Воды

на мою Библию. Одно за другим, я вынимаю из чашки все мои украшения. Я отряхиваю

капли Святой Воды на мою подушку, одеяло, даже на коврик у кровати. Я шепчу

молитву: это Молитва Иисуса, и я говорю каждое предложение по мере того, как я

надеваю на себя свой крест, свои браслеты и кольца. Капли Святой Воды стекают по

моей груди, и мне они не видны в темноте, но я чувствую, как они стекают по моей

коже, соединяясь под сердцем, там, где душа. Когда в чашке не остаётся больше

украшений, я накладываю на себя крест: крещусь, оставляя капли Святой Воды у себя

на лбу, на груди, на правом плече и на левом. Теперь я под защитой Отца Нашего

Небесного. Теперь, злые духи моего прошлого больше не смогут прийти ко мне во

сне. Я кладу открытую Библию на свой живот, и держусь за неё обеими руками, как

за спасательный круг. Впрочем, так оно и есть: моя Библия - спасательный круг для

души моей. Когда я держу её в руках, я окружена Милостию Господней, вся душа

Господа Нашего вложена в эту Святую Книгу, и поэтому в Книге этой - Спасение душ

наших. Души наши даны нам Господом. Это Дар Господень, частица Святого Духа,

данная каждому из нас. И поэтому Господь завещал нам сохранять души наши от всего

лукаваго, от всего нечистаго. И сейчас, я открою тебе ещё один важный секрет,

тот, что когда-то прошептала мне моя бабушка Сима: если ты чтишь Отца Нашего

Небесного, если молишься ежедневно Сыну Его, Иисусу Христу, ты открываешь себе

доступ к Чудесам Господним. К Чуду Господнего Присутствия в жизни твоей, к Чуду

Божьей Помощи в пути твоём. И ты должен понять: никто из нас, во всём мире, не

может выжить без Помощи Господней. Мы с тобой живы сегодня и сейчас потому, что

Господь с нами. И я не говорю даже о жизни наших физических тел. Я говорю о жизни

наших душ, что гораздо важнее, чем наши физические тела. Душа твоя - часть

Святого Духа, часть Самого Всевышнего. И поэтому Господь так хотел, чтоб мы

берегли в чистоте души наши.

Как ты уже знаешь, я нашла четыре старые Библии, вскоре после того, как мы с

твоим дедушкой поженились. Всё это время, он хранил их в своём маленьком домике

по улице Зелёная. Трэнт привёз эти Библии из Европы, в тот самый год, когда моя

бабушка Сима впервые заговорила со мной о Боге. И твой дедушка Трэнт хранил эти

Библии много, много лет, чтобы однажды я могла найти их. Он хранил их для меня, и

для меня одной. Потому что только в них, моих старых Библиях, я нашла то, что так

долго искала: своё Спасение.


"Этот дом долго ждал тебя..." - так сказал мне Всевышний, когда я впервые

переступила порог маленького домика на Зелёной улице. В своей душе, я явственно

услышала эти слова:

"Дом долго ждал тебя..."

Около входной двери, в гостиной, я увидела книжный шкаф. В нём, меня ожидали

четыре Библии. Мне стало лучше, только когда я открыла Библию. Старая Библия -

это Книга, обладающая огромной силой, Силой Господней. И именно эта сила может

исцелить твою душу, так же, как она исцелила мою. Все беды и горести моей старой

жизни оставили меня, когда я стала на колени перед Святым Писанием, чтобы воспеть

хвалу Моему Господу. И, если ты - мой внук или внучка, ты унаследуешь одну из

моих Святых Книг. Когда ты откроешь свою Святую Книгу, ты найдёшь в ней

дополнительную защиту, которую я открыла для себя и оставляю тебе. Посмотри

внимательно на страницы нашей семейной Библии, Книги Мудрости Господней, и ты

найдёшь среди них то, что ищешь. Все мои секреты я оставляю там для тебя, мой

хороший.


Мой зоопарк.

Я вижу сон про мой будущий зоопарк. В моём сне, я тщательно отбираю зверей для

моего зоопарка. В моём зоопарке будут кролики, шиншиллы, лошадки-пони. Черепахи.

Большие разноцветные ящерицы, игуаны. Вуалехвосты и золотые рыбки. В своём

зоопарке, я поставлю пляжные кресла и разноцветные зонтики от солнца. Если бы я

могла выбрать свою карьеру, я бы стала зоологом. Но мне не пришлось принимать

решения о собственной карьере, потому что моя матушка уже знала, кем я должна

быть. Сначала она сказала: инженером. Потом, когда коммунизм закончился, и

инженеры стали никому не нужны, она сказала, что я должна стать риэлтором, как и

она сама. Я перестала прислушиваться к фантазиям своей матушки вскоре после

окончания института, когда я наконец поняла, что её идеи относительно моей жизни

завели меня в тупик. Я не хотела быть риэлтором моего города всю свою оставшуюся

жизнь. К тому времени, когда мне исполнилось двадцать пять, я уже устала от

постоянного круговорота клиентов, от нашего маленького городка, где люди узнавали

меня на улицах и где болезненные воспоминания прошлого следовали за мной по

пятам. Мне даже пришлось снова встретиться с моим отцом: однажды, мы с ним

столкнулись на улице. Я не хотела больше видеть его. Но мне пришлось снова

притворяться хорошей дочерью, и навещать его, время от времени, слушать его

сумасшедшие тирады, бояться его приступов ненависти ко всему живому. Я боялась

оставаться с ним один-на-один, мне казалось, что он может изнасиловать меня. Но,

тем не менее, мне приходилось видеть его каждые пару месяцев, вплоть до того

самого времени, пока я не уехала в Америку. Одна из моих коллег спросила меня,

узнав, что я скоро уеду:

-Разве ты не боишься уезжать?

-Нет! - объяснила я ей, - я боюсь оставаться!


Мой папа, неандерталец.


Сначала был свет. В этом, Библия и теория эволюции соглашаются друг с другом.

Бог, Наш Вечный Свет, создал Вселенную, Солнце, Луну, звёзды и Землю всего за

шесть дней, и Он подарил все эти сокровища нерукотворные нам с вами. Почему он

был так щедр? Потому что Он хотел создать храм для Святого Духа. Храм этот - ты

сам, в то время как душа твоя, частица Святого Духа, живёт в тебе. Когда молишься

Отцу, Сыну и Святому Духу, всегда помни, что частица Святого Духа и есть - ты

сам, душа твоя, данная тебе Господом.

Итак, Господь сотворил живой храм для Святого Духа, то есть нас, и всё, что

окружает нас: Вселенную и звёзды, Солнце, Луну и Землю, всего за шесть дней. Ты

сомневаешься, что так много всего можно было создать так быстро? Вообще-то,

Библия не упоминает, как долго продолжался каждый Божий День. Возможно, Дни Бога

были длиннее двадцати четырёх часов. Зачем Богу измерять своё время в земных

часах, когда и Земли ещё не было? Я верю, что Дни Бога Нашего могли быть гораздо

длиннее, и каждый Божий День продолжался несколько биллионов лет. Разделим

возраст Вселенной на семь, и мы узнаем, каков на самом деле Божий День. Бог

работал очень много, в каждый из шести своих рабочих дней, медленно преобразуя

Вселенную, Млечный Путь, Солнечную систему и в ней - Землю: идеальную планету,

одну-единственную, которую Он хотел подарить нам с вами. Эволюционная теория

находит свидетельства долгой, кропотливой работы Бога. Как талантливый скульптор,

Бог лепил, ваял нас из мельчайших организмов - бактерий. В какой-то момент, он

создал многоклеточные организмы, а затем - рыб. После рыб, пришла очередь

динозавров. Но они не понравились Богу, и Он устранил их. (Если Богу не нравится

кто-либо, у этого создания просто нет шансов, понятное дело...)

После динозавров, Бог продолжил населять Землю разнообразными растениями и

животными. Некоторые из животных стали млекопитающими. Конечно, это не было

совпадением, что мы и сами являемся млекопитающими. Потому что только

млекопитающие существа проводят со своим потомством наибольшее количество

времени, питая их молоком, попутно обучая их разным навыкам: охоте, рыбалке,

разведению огня, шитью, рисованию, уходу за потомством, и, как последний шаг -

вождению автомобиля ;-)

Мы с вами были созданы по образу и подобию Божьему. То есть, чтобы уяснить для

себя, как выглядит Наш Бог, не стоит далеко ходить - просто посмотри в зеркало.

Ты и я - Его образ и подобие. И душа твоя - частица Святого Духа, часть Самого

Всевышнего, в то время как тело твоё - храм, где живёт твоя душа. Сам Господь

наградил нас бессмертными душами. Кто мы без наших душ? Правильно: двоюродные

братья орангутангов, внучатые племянники шимпанзе. Ты видишь разницу между собою

и шимпанзе? В чём разница? Разница в том, что Бог наградил тебя душой

бессмертной, частицей Духа Святого. Тебя - наградил. А шимпанзе - осталась без

награды.

Библия донесла до нас и имена первых людей, в которых Бог вдохнул бессмертные

души. Ими были Адам и Ева. Они жили где-то в тропическом раю. Рай был на севере

Африки, возможно. И, вкусив от плода познания Добра и Зла, они были изгнаны из

рая, и отправились населять всю остальную Землю, где условия проживания были

далеко не райскими: где были холода, снегопады, гололёд, наводнения, торнадо и

извержения вулканов (не забудем про землятресения).

Изгнанные из рая, люди получили свободу. Свободу творить добро и зло, каждый по

своему усмотрению...

Так...о чём это я? И почему я всё это говорю тебе? Ах, да! Мы ходили сегодня в

Музей Естественных Наук. Так что, под влиянием этого похода, я решила рассказать

тебе о том, как Наш Бог создал эволюцию (которая, по мнению Дарвина, произошла

сама по себе.)"


Дочитав до этого места, я вдруг слышу раскаты могучего храпа. Оказывается, это

дядь Лёша уснул, сидя на стуле, положив локти на стол и удобно устроив на них

свою седую голову. Чтобы не разбудить его, я начинаю читать молча:

"Наш Музей Естественных Наук недавно отремонтировали. И теперь, в павильоне с

бабочками, больше нет игуаны. Мы любили эту игуану, надо признаться. Нам она

нравилась. Она была, так сказать, апофеозом мира бабочек. Или его апогеем. (Мне

нравятся слова, смысла которых я недопонимаю.) Короче говоря, игуана была

длинной, разноцветной ящерицей с острым гребнем на загривке. Она совершенно не

возражала, когда мы гладили её по ребристому загривку. Игуана была равнодушна к

нам, она любила бабочек. Игуана всегда сидела абсолютно неподвижно, и только

одними глазами следила за порхающими повсюду бабочками. Можно сказать, что она

умело скрывала свои плотоядные намерения, покуда к ней не подлетала особенно

вкусная и на редкость легкомысленная бабочка. Тогда уже игуана мгновенно

высовывала свой длинный язык, и несла трепыхавшуюся добычу в свою зубастую пасть.

Наверное, поэтому её наконец выселили из павильона с бабочками, и отправили в

другое место, где она могла бы питаться менее красивыми созданиями, может быть,

кузнечиками или саранчой.

Выставка эволюции человека тоже заметно изменилась. Раньше, мы могли ходить между

скелетами динозавров и мамонтов, рядом с которыми стоял открытый саркофаг, из

которого выглядывала мумия фараона. Но теперь, наша выставка пополнилась

портретом неандертальца. Очень хороший портрет, надо заметить. Трёхмерное

изображение. Я сама, присмотревшись к неандертальцу, вдруг с ужасом распознала

знакомое лицо.

-Папа! - я прошептала, и показала неандертальца матушке.

-О, Боже! - она вздрогнула, - откуда они взяли портрет твоего отца???

-Он - неандерталец! - объяснила я ей, косясь на папу.

-Не надо плохо говорить о нём, у него были свои недостатки, но всё же он был твой

отец!  - нравоучительно сказала мне матушка, - Ты смотри: действительно, он! В

своём новом полушубке, вырядился тоже...Я говорила ему: давай купим Саше

цигейковую шубку, а он - ни в какую! А полушубок себе прикупил, не постеснялся!

(Я возвела глаза к потолку музея, и поблагодарила Бога, что мой супруг, стоявший

рядом, ни слова не понимал по-русски, и поэтому не узнал в тот момент, что он был

женат на дочери неандертальца.)

-Это - не полушубок, это - пальто из мамонта! - я пояснила матушке, прочитав

пояснительную записку под папиным портретом.

-Да ты что? Не узнаёшь? Это ж и есть его полушубок! - возразила мне матушка.

Я не стала с ней спорить: мой папа был изображён в своём обычном зимнем

полупальто, пошитом из шкуры какого-то загадочного зверя. Папа был достаточно

резким человеком, и я не думаю, что у мамонта был бы шанс выжить, если бы он

встретился с моим папой где-нибудь в пригородном лесу.

Отец смотрел на нас с портрета, в его глубоко посаженных, желтовато-серых глазах

не было и тени улыбки, его длинный нос заканчивался над его верхней губой. Он был

почти лыс, остатки его чёрных курчавых волос росли, казалось, прямо у него из

ушей. Он не побрился перед тем, как позировать для этого портрета. В бороде у

него были проблески седины, и мне даже показалось, что в руке у него зажата его

обычная сигарета. Внезапно, я догадалась, чью кость он приносил домой по

воскресеньям. Очень может быть, что с таким отцом, как он, я питалась котлетами

из мамонта, всё своё детство. Вот почему кость нашего допотопного зверя была

такой огромной, а мясо - таким жёстким!

Ладно, шучу...мой папа не был неандертальцем, он был инженером. Просто он

выглядел, как неандерталец, и вёл себя соответственно, время от времени. Это было

очень странно - увидеть портрет своего отца на доисторической выставке. Тем

временем, смотрительница музея подошла к нам, и, заметив наш несомненный интерес

к неандертальцу, стала рассказывать нам, что наш человеческий род включает в себя

разные подгруппы доисторических перволюдей, и некоторые из нас несут в себе

больше неандертальских черт, чем другие. (Мне ли не знать! Ну, кому она

рассказывает?)


Калифорнийская племянница.


По дороге в автомастерскую я спрашиваю у Трэнта:

-Ты знаешь, что моя кузина живёт в Лос-Анжелесе? Они со своим женихом переехали в

Америку из Новой Зеландии, и теперь она преподаёт йогу в Калифорнии!

Нет, Трэнт этого не знал, конечно...

Я пытаюсь объяснить Трэнту свою калифорнийскую кузину: она - внучка тёти Кати.

Нет, тётя Катя - она не моя даже тётя, впринципе, она - тётя моей матушки. Тётя

Катя - вдова старшего брата моего дедушки. Подожди-ка...может, эта калифорнийская

кузина мне и не кузина вовсе, а племянница? Она лет на десять моложе меня, вдруг

она - моя племянница, а я тогда - её тётя? Сейчас разберёмся: у нас с ней по

крайней мере три кровных родственника: сын тёти Кати и дяди Володи, Олег, и его

дочери: Яна и, предсказуемо, Катя. Нет, эта Катя - не моя прабабушка Екатерина

Николаевна, это уже совсем другая Катя. А Екатерина Николаевна, тем временем -

наша общая прабабушка.

Огромное количество Кать в нашей семье не случайно. Всё началось с того, что у

дедушкиного брата, дяди Володи, была жена Катя, и мама - Катя. И поэтому его

внучка тоже была названа Катей, конечно. Зачем искать и придумывать какие-то

новые имена, когда можно всех девочек запросто называть Катями? Легко запомнить,

и никакой путаницы! Ну, или почти никакой...О чём это я? А, вот о чём: Яна и Катя

тоже являются кузинами Нади, нашей общей калифорнийской родственницы. И, если Яна

и Катя - мои племянницы, то их дети, получается, мои внуки? То есть, сама того не

подозревая, я уже лет пять являюсь чьей-то бабушкой?!

Эта мысль пугает меня. Я начинаю объяснять Трэнту, который ведёт машину, свои

родственные связи с моей калифорнийской племянницей: у тёти Кати есть сын от

первого брака, Сергей...У него трое дочерей - Ольга, Наташа и Надя (та, что живёт

сейчас в Калифорнии). Эти три девушки моего возраста, или чуть моложе

меня...Значит ли это, что я - их тётя? Могут ли они быть моими племянницами?

-Нет! - говорит Трэнт, - если ты - внучка своего дедушки, а они - внучки его

старшего брата, то вы - троюродные сёстры, разумеется...


Потом мы с Трэнтом сидим на кушетке и ждём, когда нашу машину обслужат. Чтобы

скоротать время, я рассказываю ему про нашу прабабушку, Екатерину Николаевну. И

вот что я ему говорю:

-Представляешь? Девочка наших соседей, Акшна, уже играла в Карнеги-Холле...

Соседка сказала, что она может уступить нам свой старый рояль по сходной

цене...Как ты думаешь, брать?

(Тут Трэнт начинает сомневаться, что у наших детей найдётся достаточно

музыкальных способностей, чтобы играть на старом рояле соседки.)

-Кстати! - говорю я, дабы убедить его, - кстати! Моя прабабушка, Екатерина

Николаевна, начала давать уроки музыки, когда ей было двенадцать лет!

Представляешь? Двенадцать! Ей надо было кормить семью: её родители рано умерли, и

у неё было двое младших братьев...А когда прабабушке было четырнадцать, её

приняли в Консерваторию. У неё был абсолютный слух...


Остальную часть истории я рассказываю Трэнту уже по пути домой. И у меня

получается вот какой рассказ: 


...Так что, моя прабабушка стала концертной пианисткой, но в реальности, она

работала учительницей музыки. Помимо этого, она знала стенографию и работала в

банке стенографисткой. Там она познакомилась с моим прадедом, Петром Алексеевичем

Соколовым. Но Соколов - не его настоящая фамилия. Моего прадедушку оставили на

пороге Московского приюта, когда он был младенцем. Так что имя и отчество ему

дали в приюте, а фамилию он себе придумал сам. Он был банковским служащим, и

отличался каллиграфическим почерком. Иногда писал стихи (весьма посредственного

свойства). У меня осталась его фотография с прабабушкой: она была тоненькой,

миниатюрной женщиной в огромной шляпе (дело было в 1909-м году). Он был высоким,

стройным молодым человеком со светлыми глазами, прямым носом, большими загнутыми

кверху усами. Мой дедушка был очень похож на него: такой же прямой нос, те же

голубые глаза...мои прабабушка и прадедушка были такой красивой парой! Пётр

Алексеевич был гораздо моложе Екатерины Николаевны: когда они поженились, ей было

тридцать пять, а ему было двадцать.

Прадедушка Пётр Алексеевич умер рано, от пневмонии. Ему было сорок шесть лет,

когда он умер. Его жена, прабабушка Екатерина Николаевна, дожила до ста четырёх

лет.

В нашей семье, её музыкальный талант передался моей сестре, Марине. У неё, как и

у прабабушки, оказался абсолютный слух, и она поступила в музыкальную школу, по

классу фортепиано, когда ей было четыре года. Я помню, я каждый раз танцевала,

как маленькая балерина, когда моя сестра играла "Времена года". Марина была

рекомендована в музыкальное училище, но она вместо этого поступила в

Энергетический институт. И теперь она - директор нашего агентства по

недвижимости...

-Ладно, рояль у соседки мы возьмём... - со вздохом соглашается Трэнт, выслушав

мой рассказ, - Но мне непонятно: зачем учиться музыке, чтобы потом поступить в

технический вуз? Какой это имеет смысл?

-Только тот, что ей нравилось играть на пианино! - объясняю я, - А я сама, хоть и

не люблю играть, но привыкла, чтобы дома был рояль...Понимаешь?

-Нет, не очень... - честно признаётся Трэнт.   
      
И тут мы подъезжаем к дому.

К вечеру, у меня начинается жар, меня начинает бить озноб. Наверное, грипп.

Съедаю две таблетки жаропонижающего, закусываю огурцом. Мне надо вернуться к моей

Библии, мне надо зажечь церковные свечи, мне надо петь слова моих защитных

молитв. Если я не успею сделать этого до полуночи, Лёля появится в моём ночном

кошмаре. Поэтому каждую ночь, перед тем, как заснуть, я молюсь, я вверяю мою душу

Иисусу, чтобы Он берёг её, пока я сплю. Пусть Лёля желает моей погибели, но мне и

это не страшно. Со мною Иисус, Сын Бога. И с ним я ничего не боюсь. Сам Бог

забрал меня из России, унёс меня подальше от тех мест, где обитают Владлен и

Лёля. От тех мест, где Ангел, упавший так низко из-за меня, скоро включится в

президентскую гонку.


Где мой брат?


Симона как-то сказала мне, что дети чувствуют потерявшиеся души. Например, если

один из детей в семье умер во младенчестве, то ребёнок, родившийся вслед за ним,

будет чувствовать присутствие старшего брата или сестры. Впрочем, я и без

подсказок Симоны давно поняла это. И даже задолго до того, как моя матушка

рассказала мне, что потеряла неродившегося малыша ещё до моего рождения, я уже

догадалась об этом. Я знала, что у меня есть старший брат. Я ощущаю его

присутствие временами, особенно когда вокруг меня никого больше нет. Именно

поэтому, я никогда не испытываю чувство одиночества. Мой брат со мной, в моей

душе, и мне с ним никогда не скучно...

"Иисус - друг души твоей, твой друг навеки, Он всегда с тобой, и с Ним ты можешь

поделиться своими горестями и заботами..." - я пою этот христианский гимн, и

чувствую, как чьи-то тонкие пальцы прикасаются к моему лбу. Ну, конечно же: это

мой Иисус, Он всегда со мной. Всегда в моих мыслях, в моих чувствах, в моём

сердце. Он - как тот самый старший брат, присутствие которого я всегда

чувствовала в своей душе. Он - мой старший брат по вере. Всегда со мной, Он

протягивает мне руку помощи из тех высших, невидимых измерений, откуда мы все

пришли и куда мы все направляемся. Куда мы идём? Куда направляемся? Разве ты не

знаешь? Мы все идём навстречу Иисусу, и Он уже ждёт нас где-то там, высоко, за

краем радуги, среди снежно-белых облаков, где сонмы крылатых ангелов всегда поют

хвалу Господу, и где все мы будем счастливы.

Но сегодня и сейчас, мы с Волком тоже порадуемся жизни: я надеваю на Волка

ошейник, и мы с ним идём гулять. Низкие, серые тучи заволакивают горизонт, и

даже, кажется, цепляются за верхушки сосен, свисая чуть ли не до земли. Туманный

рассвет превращается в дождливый день, крупные капли падают на землю вокруг нас,

и мы с Волком пускаемся наутёк. Мы бежим по зелёному лугу, приближаемся к

павильону в парке. Наш парк не очень большой: несколько лавочек, стол для

пикника, павильон и качели. Мы с Волком занимаем крайний столик, и сидим тихо,

слушая, как дождь барабанит по жестяной крыше маленького павильона, в котором мы

прячемся. Высокие кусты роз окружают наше убежище, их тёмно-розовые лепестки

покрыты каплями воды, колючие ветки роз качаются на ветру, стряхивают дождь с

розовых соцветий. В этом маленьком павильоне, я чувствую себя под защитой. Мне не

страшен ливень, который стоит стеной вокруг нашего убежища. Я рада, что этот

павильон оказался на моём пути во время дождя. Чувство покоя и защищённости

охватывает меня, ощущение безопасности и благодарности - что это вдруг со мной?

Я обнимаю шею моего пушистого чёрного друга, и мы с ним соприкасаемся носами, на

мгновение: это наш особый знак, это я его так научила. Волк не умеет говорить,

конечно, но он всё равно понимает меня. Я говорю Волку, что дождь скоро

закончится, ещё немножко, и мы пойдём бегать по лужам...Волк понимающе склоняет

голову, косится на лужи, которые собрались вокруг нас:

-Эх, напьюсь дождевой водички! - так думает Волк.

И мы с ним сидим, прижавшись друг к другу, смотрим, как розы стряхивают капли

воды на землю, слушаем барабанную дробь дождя, что отбивает такт по жестяной

крыше павильона. Нам с Волком нравится всё, что происходит вокруг нас. В этот

миг, мы счастливы.


День рождения церкви.

Во время президентской гонки, я снова вижу Владлена. Матушка моя забывает

выключить телевизор, так что я опять вижу его, по пути в свою комнату. Я случайно

бросаю взгляд на экран, пока несу охапку свежевыстиранного белья к гладильной

доске. И Владлен там, на экране, позади ширмы с золотыми стрекозами. Он выглядит

так, как будто он слегка не в себе. Его третья жена - позади его, на подиуме. Его

сестра - по его правую руку, там же. Это её миллионы спонсируют Владлена в его

президентской кампании. Я в этом даже не сомневаюсь.

-Я всегда был очень близок с моей сестрой! - я слышу, Владлен говорит

избирателям. Они хлопают в ладоши, как будто он сказал что-то гениальное.

-Только не говори им о том, что спишь с ней... - мысленно, советую я ему.

Словно прислушавшись к моему совету, Владлен замолкает, и забывает поделиться с

избирателями всеми деталями своих кровосмесительных утех.

-Уж лучше, сделай многозначительную паузу... - говорю я ему и он, пару секунд,

молча смотрит на экран. Он не видит меня, конечно. Но, благодаря тому

телепатическому мосту, за который он так дорого заплатил, он теперь может слышать

мой голос.

-Заткнись, чебурашка! Чебурашка, ты - мышь! Мышь! Мышь! - ругается он со мной.

-Нет, если с детства тебя твой папа матерному не научил, то сам ты его уже

никогда не выучишь... - снисходительно поясняю я будущему избраннику народа.

Избиратели машут флажками с его именем, пока я осматриваю женщин Владлена. Сестра

Владлена выглядит так, как выглядела я, когда мне было шестнадцать: застенчивая

улыбка, лёгкое шёлковое платьице, белый пояс на талии, красиво очерченные чёрные

брови, глаза в моей традиционной чёрной подводке...

(Господи! Как давно всё это было! Как я изменилась! И только сестра Владлена по

сей день копирует ту шестнадцатилетнюю девочку Сашу: ту, которой она не была, но

которой очень хотела стать...)

Даже жена Владлена, к моему удивлению, тоже похожа на меня. Но лучше: у неё носик

кнопочкой, поменьше, чем у меня, и большие карие глаза. Она пытается выглянуть

из-за спины Лёли, но поскольку она гораздо меньше ростом, чем Лёля, ей это не

удаётся, и я вижу её только мельком. Однако, я сразу узнаю её: когда-то, она была

довольно известной звездой одного подросткового кинофильма. "Вам это

приснилось..." - так назывался тот кинофильм. И вот теперь я вижу её, слегка

постаревшую, за Лёлиной спиной. В том кинофильме, она играла смешную девочку в

очках. Такую, которой я была на самом деле...

-Как хорошо, что она теперь рядом с Владленом!  - думаю я, и мысленно поздравляю

Владлена с хорошим выбором супруги. Кажется, эта постаревшая актриса лучше

сыграет свою роль в том любовном треугольнике, который Владлен предлагает всем

своим женщинам. Бросив охапку белья в кресло, я выключаю Владлена посередине его

предвыборной речи.

-Можешь заткнуться! Тебя уже выключили... - говорю я ему.

В любом случае, мне надо бежать: я не хочу опоздать в церковь. Сегодня

воскресенье. По пути в церковь, в машине, я начинаю петь:

"Отче Наш, иже еси на Небесех..."

Я знаю, что Владлен слышит меня, я чувствую, как он начинает спотыкаться в своей

предвыборной речи, теряя мысль при звуке моего громкого пения. Но я продолжаю

петь: я знаю, что никто больше не споёт Владлену христианских молитв, кроме меня.

И поэтому, я пою: будущему президенту нужно быть верующим человеком. И Мой

Господь сделал всё, чтобы я привела его к вере. Он, Мой Отец Небесный, обернул

нечистые проклятия чёрных ведьм в Благословение Господне. В своё время, Владлен

много заплатил за то, что проклял меня. И теперь, он будет каждый день слушать

слова христианских молитв, которые я пою во Славу Моего Господа.

Велик и Всемогущ Мой Бог: Он и дьявола заставил прислушаться к словам

христианского учения. И Сам Господь сделал так, чтобы даже лукавый заплатил за

билет в партере, когда я пою Славу Господню. Пути Твои неисповедимы, о, Господи!

Пока я жива, каждый день я буду воспевать Имя Пресвятое Твое!


Сегодня, я в церкви первая. Я спешила сегодня в церковь, мне хотелось увидеть

потолочные фрески. Каждое воскресенье, их становится всё больше: мастер-

иконописец работает в нашей церкви всю неделю. Но сегодня, я вижу что-то новое,

то, что удивляет меня: на мраморном церковном полу разбросаны свежие стебли

травы.

"Наверное, сегодня какой-нибудь церковный праздник..." - приходит мне в голову.

Но я не знаю - какой. Я кладу склянки Святой Воды в свою сумку, и три церковные

свечи для своих вечерних молитв. Я зажигаю одну свечу у алтаря, целую её,

крещусь, шепчу слова молитвы. Я всегда шепчу одну и ту же молитву, когда прихожу

в церковь по воскресеньям:

"О, Мой Небесный Отец! Побереги и сохрани нас всех в земле новой, и защити нас от

злых духов земли старой...Спасибо Тебе, Господи, что Ты даровал Своим Чудесным

Провидением семье моей Новый Свет! "



Во время службы, церковь заполняется народом. Я стою позади

всех, у стены церкви, так, чтобы мне были лучше видны фрески. Я всегда стою

здесь, у самой стены. Каждая церковь, каждый храм - это Дом Бога, где обитает Его

Святой Дух.

-Держи меня в Своих Руках, о, Господи! - шепчу я, гладя своей рукой белый

церковный свод, - О, Иисус, Спаситель душ наших, будь моей поддержкой и опорой

в каждый день жизни моей...

Благодать Господня снисходит ко мне, в душе моей - спокойствие, умиротворение и

лёгкость. Я вижу, что многие женщины наклоняются к полу, подбирают стебли свежей

травы, кладут их в свои сумки. Я понимаю, что тоже хочу принести стебли зелёной

травы домой. Вечером, я положу свежую зелёную траву в мою старинную Библию, чтобы

вера моя сегодняшняя была неразрывным целым с христианской верой моих прадедов и

прапрадедов.

Я не могу больше ждать, я начинаю подбирать зелёные стебли травы с церковного

пола. И тут Отец Андрей говорит нам, какой у нас сегодня праздник: это День

Рождения нашей церкви! Мы все, как один, падаем на колени вслед за Отцом Андреем,

и он начинает петь молитвы во славу нашей Православной Церкви в нашей новой земле

- Америке.

Собрав стебли зелёной травы для своих вечерних молитв, я начинаю

рассматривать потолочные фрески. Они новые, опять: иконописец трудился над ними

всю неделю. Лица святых и Иисуса полностью закончены, а на внутренней стене 

алтаря я вижу новые наброски: фигуры святых в длинных робах, они прорисованы

тонко и точно, в мельчайших деталях, но пока без цвета. Словно карандашные эскизы

на белой бумаге. Женщины нашей церкви плетут браслеты из свежих стеблей травы. У

них хорошо получается, и вскоре они украшают этими зелёными браслетами свои

запястья. Когда я приду домой, я сделаю себе такой же травяной браслет. Он будет

защищать меня от ночных кошмаров, от страшных видений и ото всех злых духов. Да,

браслет из моей церкви будет мне лучшей защитой от всего лукавого, от всего

нечистого. Я точно знаю это.

Отец Андрей сказал мне, что самое главное - это не бояться. Так он сказал, когда

я рассказала ему о ведьминской постели в лесу, что была сделана для меня

Владленом и Лёлей. Отец Андрей и сам знал об этих проделках нечистого, мне не

пришлось объяснять ему, что случилось со мной. И он сказал, что самое важное для

меня - это быть храброй, и не бояться лукавого. Он сказал мне окропить Святой

Водой мою постель и выпить глоток Святой Воды перед тем, как ложиться спать..." 


...Прочитав это, я понимаю вдруг, что лечь спать - это совсем не такая уж плохая

мысль. Со стороны дома наших соседей до меня доносится крик первого петуха. Я

оставляю тетрадь с родословной на столе, и бреду, уже в полудрёме, к

своей постели. На следующее утро, просыпаюсь поздно. Огонь в печи потрескивает,

дядь Лёша сидит на табурете у стола, с сигаретой в зубах.

-Вот, печку растопил...холодает уже... - говорит он мне.

-Дядя, а где тетрадки? Где родословная? - спрашиваю я его, с ужасом.


-Так вить, вон там они, вон там! - говорит дядя, указывая дымящей сигаретой в

сторону печи. Я смотрю на огонь. Он пылает жарко в сером августовском рассвете. И

нет больше у нас родословной. Как будто и не было вовсе...

-Верусь! Тебя до города подкинуть, что ли?  - спрашивает дядь Лёша после

завтрака.

-Подкиньте, дядь Лёш! - соглашаюсь я, благодарно. И мы с моим дядюшкой уходим на

пристань, где стоят моторные лодки, и где запах речной воды смешивается с запахом

бензина, образуя совсем новый аромат: аромат дальних странствий и скорых разлук. 



                Всё.


       
На фото: прабабушка Екатерина Николаевна, в своей огромной шляпе (в центре фото)