Часть первая.
(Воспоминания в письмах, статьях и стихах)
Всё началось с публикации в журнале «СЕВЕР» № 9, за 1989 год моей подборки стихов под названием «Сыновнее чувство вины». В подборке было четыре стихотворения и маленькая аннотация о псковском поэте.
Когда мне прислали из редакции авторский экземпляр журнала, я стал его просматривать. Сначала, как всегда прочёл все стихи, которые мне сразу понравились своей жизненной правдой.
Потом прочёл прозу. Половину журнала занимал роман Дмитрия Балашова «Отречение». С Дмитрием Балашовым я к тому времени уже встречался на литературном семинаре в Новгороде, в 1988 году, и сразу влюбился в этого простого русского человека. Жил он тогда в деревне Козынево, под Новгородом, на семинаре был гостем и выступил, рассказав о себе и своём творчестве. Но поразил он меня своей предельной внешней простотой и своим внутренним бесценным душевным богатством и глубоким знанием истории и культуры древнего русского севера.
Одет он был, как крестьянин, в лёгкую и просторную тёмную косоворотку, подпоясанную пояском, а на ногах были простые кирзовые, уже не новые, сапоги.
Один из лучших русских прозаиков второй половины ХХ столетия, автор романов, основанных на истории средневековой Руси («Государи московские»), он своим обаянием сразу покорил всех присутствующих.
В своём рассказе он коснулся темы книги «Похвала Сергию» - о Сергии Радонежском – о создании Московской Руси.
Читая Балашова, погружаясь в его самобытный, ни с кем не сравнимый язык, как будто ощущаешь, что-то вечное, какую-то мощную, не разменивающуюся на осколки, вселенскую силу.
Однако в конце журнала меня ожидало настоящее потрясение.
Когда в рубрике «Почта Севера» я прочитал статью Д. А. Кокориной о неперспективных деревнях, слёзы сами готовы были хлынуть из моих глаз.
Да, что ж мы за люди такие!!!
Уничтожаем сами себя, уничтожаем свою страну, свои дома, свои деревни, свои корни. То, что не сделала никакая война сделали мы сами.
Всё уничтожили, что только могли…
Приведу только несколько эпизодов из этой потрясающей статьи.
«Двадцать лет назад начали исчезать все те деревни, о которых пишет Худяков П. А (историк и краевед, ВМ), а ведь жило в них не одно поколение.
В 1970 году на обложке журнала «Вестник политической информации» был напечатан один абзац: «Исполняется 100 лет со дня основания Горковской церковно-приходской школы». Значит, уже тогда наш Пинежский край был довольно развитым, а теперь он стал полупустыней. Нет деревни Керга, которая была одной из крупных, где располагался госпиталь Красной Армии, нет бывшего центра – деревни Горка, погибли Слуда и Соргема, Моликаново и Монастырская, а Изеверу сравняли с землёй и распахали. Но заслуживают огромнейшего уважения жители деревни Вадюга, которая находится от центра сельсовета более чем на 20 км, и которая в конце 50-х годов почти полностью выгорела, но из огня и пепла встала, возродилась; несмотря на нажим, люди её не покинули, дождались светлого часа, когда опять повернулась политика на возрождение деревень.
Но я не виню жителей деревни Монастырская. Кому её было
защищать – мужиков всех выбила война, старики вымерли. К1975 году в деревне оставалось только три дома, в которых были мужики. Я однажды подсчитала: до войны в нашей деревне было 40 домов, ушло на войну 69 мужиков, вернулось 5…»
«Да, много можно было написать, если бы напечатали, если бы не пропало зря. Меня-то голодный ветер в 1950 году, 13-летнюю, вынес из деревни, дважды я пытались вернуться, но деревня меня не приняла, да разве я одна такая? Всё наше поколение, рождения второй половины 30 х годов, выдуло голодным ветром из деревень, разметало по городам и весям.
И сколько мы в городах ни живём, а всё по деревне тоскуем. Очень многие жалеют, что поздно, очень поздно изменилась политика в пользу деревни.
Принять участие в восстановлении деревни мы уже не можем, у нас пред
пенсионный возраст и мы вынуждены до пенсии работать на своих местах.
Поздно уже что ни будь менять, нет у нас ни сил, ни здоровья. А так бы хотелось, чтобы наши деревни значились в списках живых.
Сейчас вышло постановление Верхне-Тоемского райисполкома о восстановлении деревень Машканово и Монастырская, только некому там жить, некому восстанавливать.
До последнего защищали Монастырскую моя тётушка Фуртякова Анастасия Георгиевна, 1910 года рождения, и мама моя Кокорина Агафья Георгиевна, 1914 года рождения. Защищали в полном смысле этого слова. Все уже уехали из деревни, остались только они, две сестры, которые упорно не желали покинуть родные места, и всё ещё надеялись, что это временно. Но в 1978 году по злой воле или умыслу их стали насильно сгонять из деревни любыми путями: весной запалили сухую траву. Огонь сразу кинулся к деревне, уже к баням подбирался. Хорошо из-за реки подоспели Евгения, тётушкина дочь, и мой брат Василий – отстояли деревню.
А в 1979 году директор совхоза Филатов с кнутом выгонял их из деревни. А как же? Ведь про него только что была передача по областному радио. С высоким пафосом было объявлено, что в Горковском сельсовете Верхне-Тоемского района ликвидирована последняя неперспективная деревня, - а тут старухи пасут двух коров… «Убирайтесь, - кричал директор – всю деревню распашу!». Как могли они тогда отбивались, с криком и слезами. Я свидетелем оказалась – в отпуск приехала.
После этого мама моя заболела, корову сдала, а сестра до сих пор не сдается, летом с овцами, одна в деревне живёт, не бросает…»
Статья меня потрясла не только своим содержанием, этим криком души, но и тем языком которым она была написана. В этом откровении любящей и страдающей души я улавливал поэзию прощания с родными деревнями, милыми сердцу местами, уходящим миром детства.
Некоторое время я ходил под каким-то мрачным впечатлением от статьи, и чтобы освободиться от него надо было выразиться самому, и я просто сел и написал такие стихи:
Пинежский край
(Из воспоминаний Д.А. Кокориной)
Когда случилось горюшко,
Погибель окаянная –
Когда же началось?
Уходят все родимые,
И реже вспоминаются
Тридцатые года.
И скоро будет нечего,
И скоро будет некому
Об этом вспоминать.
Свинцовым градом высекло,
Голодным ветром выдуло
Народ из деревень.
И наше поколение
Разбросано, размётано
По весям, городам.
Завыл наш край обиженный
И обернулся пустошью,
И в горести затих.
Распята Монастырская,
Забито Моликаново,
Соргема умерла.
А Изевера-матушка,
Её как будто не было,
Ровнёхонька земля.
Вадюга только выжила
И выстроилась заново
Из пепла и огня.
Как люди только вынесли,
Дождались света белого
И часа своего.
А наше поколение
Последнее, предсмертное,
Тоскует по земле.
И рады бы на родину
Помочь землице-матушке –
Да нету больше сил.
Через пять лет это стихотворение было напечатано в журнале «Север» за № 4, 1994г, в моей большой подборке, из восьми стихов, под названием «Великий дар – единожды родиться».
1997 год. В июне, как обычно, был пушкинский праздник поэзии.
(первый день праздника был 30 мая). В качестве гостей праздника были Владимир Костров, Анатолий Жигулин, Мария Аввакумова, Лев Маляков, Иван Криворучко, Виталий Крикуненко и другие.
Но об этом празднике лучше всего рассказала потом Мария Аввакумова в своей статье в газете «Правда» за 7 июня 1997 года:
«Я был рождён для жизни мирной»
ХХХ1 Пушкинский праздник поэзии.
Праздник – это когда мы сбрасываем груз забот, а сердцу хочется веселья, песен и… стихов. Поэтических праздников ещё совсем недавно у нас было много, и всё же первым из первых был Пушкинский. Столичные делегации разъезжались на все четыре стороны. На запад: Псков – Михайловское, на восток: Горький – Болдино, на юг: Кавказ – Одесса.
И даже на севере, в Архангельске, оказалось, есть и жива ганнибалова ветвь – о ней рассказал в книгах архангелогородец Игорь Стрежнев, к сожалению рано ушедший от нас. Потом случилось то, что случилось. Для пушкинского заповедника настали плохие времена: умер его директор и добрый дух Семён Степанович Гейченко. Почти обезлюдела знаменитая поляна села Михайловского, собиравшая в первое воскресенье июня десятки тысяч очарованных пушкинскими строками людей. Трещина прошла и сквозь Святую Синичью гору. Трещина прошла сквозь людскую жизнь. Остался заповедник без Гейченко, как дитя без отца. Остались мы без чистых объединяющих чувств, как дитя без матери.
Но вот что-то стало поправляться в нас, в наших глубинах. Снова потянулись мы на Псковскую землю – во всех смыслах великую, ставшую колыбелью русского богатырства, ставшую колыбелью русского поэтического гения. 30 мая был снова заполнен до отказа Псковский академический театр драмы имени Пушкина. Торжественный вечер, наполненный стихами и музыкой, удался на славу. Делегация поэтов и литературоведов из Москвы, Белоруссии, Украины нашла здесь горячий приём. Поэт Владимир Костров – ведущий литературной части вечера – передаёт слово Анатолию Жигулину, лауреату Пушкинской премии 1996 года, второму по счёту (первым лауреатом был Владимир Соколов).
А потом был первый (!) концерт новорождённого псковского симфонического оркестра. Поэзия и музыка – вещи очень даже совместимые. Свиридов, Шуберт, Римский-Корсаков и Шостакович – достойные гости Пушкинского праздника. Их произведения были исполнены оркестрантами с заметным душевным подъёмом.
Второй день праздника перенёс гостей и участников в Пушкинские Горы, туда, где поэт почти осязаем, особенно в пределах старинного Святогорского монастыря (ныне действующего), где под белой пирамидкой обелиска, под мраморным надгробьем, покоится прах любимца муз. Вечером в Научно-культурном центре, состоится ещё один литературно-художественный вечер, а сейчас на автобус и… «Вновь я посетил тот уголок земли, где я провёл изгнанником два года незаметных». Тригорское, Петровское, Савкина Горка… окрест земля, воспетая поэтом. А вот и городище Воронич. Здесь средь отеческих могил семейства Осиповых- Вульфов, похоронен рыцарь Михайловского Семён Степанович Гейченко. Пушкинские строки «Я был рождён для жизни мирной, для деревенской тишины» в равной мере относятся и к нему. Дивное пение над скромным надгробием потрясло всех, кто оказался в те минуты на городище. Это, приехавший из северной столицы хор В. Чернушенко, таким образом почтил память вернейшего и бессменнейшего Семёна Степановича. Воистину, вечная память! А вечером мы услышим в исполнении певцов, единственного в своём роде коллектива, много прекрасных произведений русской духовной музыки.
Праздники поэзии, как уже говорилось, знали разные дни, едва не пересыхало их русло, но местные энтузиасты, и работники культуры не переставали исполнять свою кропотливую работу. Чему свидетельство выставка, открывшаяся в НКЦ (Научно-культурном центре). На ней можно увидеть подлинные предметы, украшавшие дворянскую усадьбу той поры: портреты, картины, иконы. Многие экспонаты представляют большую ценность.
А вот настало воскресенье. В этот день, первое воскресенье июня, ежегодно, начиная с 1966 года, приносят цветы к памятнику А.С.Пушкину и на могилу поэта, а позднее, в полдень, на поляне села Михайловское открывается поэтический праздник в обрамлении непременных ярмарочных сцен народного гуляния. Старожилы говорят, что в этот день на поляну непременно заглядывает солнце, даже если оно до этого не показывалось неделю. Так случилось и на этот раз: солнце вышло из-за облаков, и в мгновение ока событие на поляне засверкало всеми красками праздника.
«Любовь! Россия! Солнце! Пушкин!» - только и осталось воскликнуть вослед Игорю Северянину.
Удивительное – рядом. Обнаружилось в результате дружеского застолья («какая песня без баяна!»), что украинский поэт Виталий Крикуненко и артист псковского театра драмы Иван Криворучко – земляки, оба из Ахтырки, что на Украине. Невелико селение, а произвело на свет двух таких знатных людей, один – поэт, советник украинского посла в России по культуре, другой – народный артист России, Пушкина декламирующий, как мало кто. Было о чём погутарить землякам. Так у нас всё переплелось за многовековое совместное житьё, что в кого ни ткни – родня или земляк. Вот так и по отношению к Пушкину, все мы чувствуем нечто братское, родное. Потому и н а з ы в а е т его всяк сущий в мире язык: и сербская поэтесса Слободана Антич, и чернокожий красавец Габриэль А. Кочофа, рождённый на африканском континенте… Можно сказать и так: Пушкин – это тот, кто соединяет.
…Когда после трогательно–смиренных мгновений подъёма по древним ступеням монастыря наверх, к могиле поэта и приношения цветов – и роз, и скромнейших анютиных глазок – настало время литии, тогда-то забегали вихри по кронам деревьев, по самым верхам. Всё кругом и кругом. Как если бы кто-то знак подавал: я с вами… я здесь…
Ты с нами. Ты здесь.
*****
Через два года страна будет отмечать 200-летие своего великого поэта. С каждым годом нарастает волнение в связи с этой датой. Много забот у заместителя главы администрации Псковской области Юрия Анатольевича Демьяненко, ведь он председатель оргкомитета по подготовке к двухвековому юбилею. Поэтому каждый очередной Пушкинский праздник – как репетиция оркестра, поиски нужного тона. Будем надеяться, что высокая нота, взятая граждански заострённой музой поэтов: Станислава Золотцева, Владимира Кострова, Дениса Коротаева, адекватна и букве, и духу события, и нынешнего, и будущего (Пушкин – всегда событие). Вот и строфа из стихотворения псковского поэта Валерия Мухина о том же:
Сочетанием звуков и знаков
и судьбою своей в е ч е в о й
ты, как символ, для всех одинаков,
но для каждого сердца ты свой.
Мария АВВАКУМОВА.
Псковская область.
На празднике все поэты перезнакомились друг с другом, подарили друг другу свои сборники стихов. Я получил такие подарки от Владимира Кострова, Анатолия Жигулина, Марии Аввакумовой… Мы с Иваном Криворучко, как старожилы, водили по памятным местам Михайловского и Тригорского Аввакумову и стареньких уже Жигулина с супругой Ириной, что в последствии отразилось в моём стихотворении:
Анатолию Жигулину
Ты читал зелёненькую книжку.
Это были «Песни на ветру».
Я тебя придерживал «под мышку»
Там, в Пушкиногорье, на юру.
И, держа жену твою под ручку,
На закате солнечного дня,
Слушал «Песни» Ваня Криворучко
И слегка гордился за меня.
А потом - на юбилее - дерзко
Он меня возвёл на пьедестал,
Потому что сам Жигулин, дескать,
Некогда стихи мои читал.
И поздней, когда звучало Слово,
Было (да простятся мне грехи)
Хвастал я, что классика живого
Видел - он читал мои стихи...
Мне теперь дороже всё, что было,
Что люблю, и что тогда любил.
Нас тогда судьба соединила.
И судьбою этой - Пушкин был.
Сердце Марии Аввакумовой я тронул стихотворением о её удивительном предке, протопопе Аввакуме, которое вошло в мою первую книжку «Иду на ваши голоса», вышедшую ещё в 1992 году.
Явление Аввакума
Из моря вышел дерзостный старик -
И супротивца вспомнили угрюмого.
Когда же он ступил на материк,
Мы услыхали слово аввакумово:
- Россия, пригорюнилась пошто?
Сынки не вышли? Черти лопоухие!
Ещё чуток пожрали б ни за что
Друг друга, яко волки пустобрюхие.
Весенний лёд не хитро расколоть,
Но половодье не всегда - спасение.
Россия, упаси тебя Господь
Узнать ещё такое потрясение!..
И, скрыв свою усмешку в седине,
Крестясь на церкви и косясь на здания,
Растаял он в лазоревой волне,
Не дав нам слова молвить в оправдание.
И вдруг Мария заговорила о Дине Александровне Кокориной, о том, что та читала моё стихотворение «Пинежский край» написанное по её воспоминаниям и хочет познакомиться со мной. А стих она прочла в журнале «Север» №4 за 1994 год. Ну надо же какое совпадение, просто чудеса! Оказывается, - они с Диной знакомы были с детства и у Марии есть её адрес! Ну, как такое могло случиться?!
Договорились, что по приезде в Москву Мария мне её адрес пришлёт.
Мария написала почти сразу, как приехала в Москву.
05. 06. 1997, Вознесенье. (Мария – Валерию)
Валерий, добрый день!
Спешу написать Вам несколько восхищённых слов: Ваши строки… Ваши строфы… - полны обаяния, тишины, нежной любви к сущему.
И я удивлена, что в Пскове (!) Вас так долго «солили». Многие стихотворения просто прекрасны!
«На душе ощущенье полёта», «Еще над спящею водой», «Какой-то немыслимой грустью», «Осень», «Родина»…
Всё ещё не выбралась из трёх пушкинских дней, да и не хочу выбираться! Хочу - ещё!
Всех благ Вам, тихий поэт, зачем-то, как и я, побывавший в ущелье Памира! За чем?
Адрес Кокориной Дины Александровны:
165400 г. Котлас, Архангельской обл.
Ул. Герцена, д 27, кв 5.
Пошлите ей свою книжечку, она будет рада.
Дай Вам Бог!
Мария Аввакумова.
В письмо был вложен лист со стихотворением, напечатанным на пишущей машинке, а в верхнем правом углу рисунок Пушкина, сделанный Марией, и надпись от руки: «Мой Пушкин»:
Пушкинская банька
Я входила в пушкинскую воду –
Против баньки, самой той, в которой
Усмирял поэт свою природу,
Свой кипучий мавританский норов.
Узкая и вовсе не простая,
Протекала Сороть сквозь пространство,
Столь же постоянное, как стая,
Как её - на небе - постоянство.
Желваками ходят в ямах воды,
Где поэт плескался, остужаясь…
И ушёл - войдя во все народы
И во всё, что есть, преображаясь.
23.12.96. (дата написания стиха, - В М).
Получив от Марии адрес Кокориной я, почти сразу написал ей письмо, и в подарок отправил две книжки стихов. Содержание письма я беру из опубликованной Диной Александровной в 2018 году книги «Листая памяти страницы»:
07.07.1997, Псков. (Валерий – Кокориной)
Добрый день дорогая Дина Александровна!
Привет Вам от Валерия Мухина. Прислала мне Ваш адрес Мария Аввакумова из Москвы. С ней мы были участниками 31-го Пушкинского праздника поэзии в Пушкинских Горах, Михайловском и других местах. Она меня очень обрадовала тем, что заговорила вдруг о Вас. Ведь Вы я сам не знаю почему, явились однажды мне, как некая муза. Ваша статья в «Севере» так на меня подействовала, что стихи вылились сами. Собственно, автор стихов тоже Вы, я в Вашей статье лишь кое-что подправил и всё. Я рад, что Вы отыскались, и я почему-то верил в это и теперь хочу узнать Ваше мнение, что я сделал так, а что не так. Может быть, Вы напишете? Я посылаю Вам две мои книжки. В одной из них опубликован «Пинежскй край».
Напишите немного о себе. Мне Мария, конечно, рассказывала эпизоды… Она написала статью в «Правду» за 7 июня о Пушкинском празднике и в завершение привела строфу из моего стихотворения «Пушкин», чем очень обрадовала меня. Я ценю её авторитет и люблю её стихи. Они умные. Она тоже подарила мне свою книжечку «Трамвай мечтаний», как и я ей. Вы давно её знаете? Ведь Вы земляки. Пишите.
С уважением В. Мухин.
15. 07. 1997, Котлас. (Кокорина – Валерию)
Здравствуйте уважаемый Валерий Михайлович!
Получила сегодня Ваш подарок и письмо. Огромное спасибо за такой щедрый подарок. Прочитала внимательно Ваши стихи. Мария Николаевна писала мне, что стихи Ваши чистые, нежные… Я очень рада, что наши мнения одинаковы. Мне очень понравились Ваши стихи, некоторые из них я читала раньше, когда они печатались в «Севере».
О стихотворении «Пинежский край» мне написал Володя Тюпин из нашей Тоемской газеты «Заря». Он же познакомил нас с Марией Николаевной. Он же, когда-то спрашивал меня, знакома ли я с Вами, и где познакомились. Он пишет о поэтах Северо-запада и о Вас тоже. Просил меня, если я Вас знаю, с ним познакомить. Могу ли я это сделать теперь?
А с Марией Аввакумовой мы земляки, да к тому же во время войны наши отцы работали вместе. Мой отец председателем колхоза «Свет», а отец М.Н. районным зоотехником или ветврачом. Мы маленькие были и о своём знакомстве не помнили. Я старше Марии на целых почти 7 лет. Мне уже 60. Я с 1936-го г. р., а она с 1943.
Я тоже верила, что мы с Вами познакомимся ближе, а теперь, я думаю, что когда ни будь встретимся. Как встретились с А.А. Тунгусовым, писателем-краеведом Верхне-Тоемского района Архангельской области. Заочно мы знакомы уже 5 лет, а встретились впервые 30 июня 1997 года на празднике 860-летия Верхней Тоймы.
Там же встретились и с Ольгой Александровной Фокиной, с которой не виделись более 40 лет. Расстались девчонками, а встретились бабушками. Она говорит: «Неужели это та Дина?».
«Да, конечно, та» - говорю я ей. Я то её узнала, а она меня нет. Да и я бы не узнала, только её, всё-таки, печатают и по телевизору показывают, она ведь лауреат Государственной премии, гордость наша.
Вам, наверное, Мария говорила, что я продолжила работу о погибших деревнях. Газета «Заря» меня печатала и говорили – неплохо получилось.
Я теперь надеюсь, что мы с Марией Николаевной обязательно встретимся. Я живу в Котласе и когда она поедет домой, ей меня не миновать. Мы договорились, если у неё будет мало времени, она позвонит и я её встречу на вокзале. А может она ко мне приедет. Там будет видно.
А теперь по поводу стихотворения «Пинежский край».
Оно мне очень понравилось, но только там неправильно названы деревни. Но это не Ваша вина. Это в редакции журнала не смогли разобрать мой почерк и вместо буквы Н – писали Л, а вместо ч – г. И в этом я сама виновата, что так пишу небрежно, не скоро разберёшь. В результате поправила две строчки:
«Заброшено Машканово,
Сарчема умерла».
А дальше всё нормально. Валерий Михайлович! Я очень благодарна за стихи, не знаю какие найти слова, чтобы выразить те чувства, которые я испытала, когда в первый раз читала их, «посвящённые Д.А. Кокориной». Так было написано в «Севере».
А в своей книге о погибших деревнях, которую сейчас пишу, я взяла за основу свою деревню Монастырская, пишу, что помнила, про каждый двор в деревне и дописалась до того, что оказывается, мы о своих даже родственниках ничего не знали. Прожив 60 лет, я только теперь узнала, что наши мужики брали Зимний, стояли на посту №1, у кабинета Ленина и т.д. и т.п.
Я заметила, что в Ваших стихах также любовь и боль за нашу родную Русскую деревню. Мне так больно, что погибли наши деревни, а ведь они стояли на земле более 300 лет.
Вы просили меня написать о себе. Живу одна, все у меня умерли, а дитя своё я сама «убила» когда-то, и больше не было. Господь наказал меня за трусость, что испугалась, не родила, когда мне было 21 год.
Я ведь рано ушла из дому в няньки, после 5-го класса. Училась потом заочно. Жила в молодости в Туле с 1953 по 1960 год. Оттуда же черти носили меня осваивать целину. С тех пор я знаю цену слова, когда писали, снимали, песни складывали, чтобы оторвать людей с места и кинуть в неизвестность.
Встречалась с Л.И.Брежневым, за ручку держались, когда он был представителем ЦК в Казахстане. Мне он посвятил в своей книге «Целина» строки: «Были и такие, которые уезжали». Среди таких была и я. Девчонки писали потом, что он был в нашей бригаде и спрашивал о тебе. А они сказали, что уехала.
Ну всё, пока на этом писать заканчиваю. Если что не так, простите меня. До свидания. Пишите, очень буду ждать. Всего Вам самого доброго.
Дина Кокорина.
02. 08 1997, Москва. (Мария –Кокориной) Письмо взято из книги Кокориной «Листая памяти страницы».
Сообщаю, что черновик Вашей рукописи получила. Первое впечатление хорошее, доброе. В вас явно присутствует литературный дар. Посылаю Вам газетку, где я довольно часто публикуюсь. Извините, что я притянула за уши Вашу книгу к своей идее. Да, а Ваш очерк о Пришвине и его проводнике Губине очень хорош, на мой взгляд. Его бы надо где-то в Москве опубликовать. Я могла бы его чуть-чуть выправить, это бы и была память о Губине и оправдание. Если у Вас есть экземпляр этого очерка, я не стала бы его высылать Вам. Всего Вам доброго! М. Аввакумова.
Потом было письмо от Тюпина В.А. из Верхней Тоймы.
10.08.1997, Верхняя Тойма. (Тюпин – Валерию)
Добрый день, Валерий Михайлович!
Давно собирался написать Вам, но не было адреса. Желание связаться с Вами появилось после того, как прочёл номер моего любимого журнала «Север», в котором было напечатано стихотворение «Пинежский край». Приятно удивил не только заголовок, но и подзаголовок, поскольку с Д.А.Кокориной мы хорошо знакомы, встречаемся, когда она приезжает на родину, переписываемся. Она активно сотрудничает с нашей районкой, где я, кстати, работаю ответственным секретарём.
Дина Александровна не знала, что есть такое стихотворение. Я, конечно, поспешил сообщить ей. Но не только знакомство послужило причиной моего интереса. Дело в том, что я составляю поэтическую антологию, посвящённую прошлому и настоящему архангельского Севера (из-за любви к поэзии и родному краю). Многие поэты посвящали и посвящают свои стихи нашим рекам, деревням, сёлам, городам. Я это пытаюсь собирать. Но нынче трудно следить за публикациями. Изданий всяких развелось очень много, поэтами Россия тоже не бедна. К тому же о выходе многих книг, оказываешься не в курсе (тем паче в сельской глубинке), тем более и не видишь их. Книжная торговля у нас развалилась.
В общем «Пинежский край» приобщаю к своей антологии. Дина Александровна писала, что это стихотворение вошло в один из Ваших сборников?
Бывали ли Вы в нашей области? Может есть и другие стихи на интересующую меня тему (опубликованные и неопубликованные)?
Заодно, не подскажете ли, у кого из знакомых Вам поэтов есть стихи об архангельском Севере?
На этом кончаю. Заранее благодарю за ответ, которого с нетерпением ожидаю. Извините за беспокойство.
С уважением и пожеланиями успехов всегда и во всём.
Тюпин Владимир Афанасьевич.
Мой адрес:165500, с. Верхняя Тойма, Архангельской обл.
Ул. Ломоносова, 20а, кв 12.
30. 09.1997, Котлас. (Кокорина – Валерию)
Здравствуйте уважаемый Валерий Михайлович!
Получила Ваше письмо, спасибо за тёплые слова. Чем дольше смотрю на Вашу фотографию, тем больше мне кажется, что мы с Вами встречались в молодости в поезде на Ленинград. Мы ехали в одном купе плацкартного вагона, лет 30 тому назад. Вы были студентом заочником и ехали на сессию в институт, кажется в ЛИСИ. А меня Вы перепутали с какой-то женщиной.
Так и было. Вы назвали меня другим именем и спросили, куда я ездила. Когда я сказала, что я не та – не поверили, потому, что я голову сперва заморочила, как будто была та, за кого Вы меня принимали. А потом пришлось убеждать, что это была просто шутка. И Вы были поражены, когда поняли, что перед Вами действительно не тот человек. Поражены внешним сходством. Не помните? Я почему-то думаю, что это были Вы. Но может это моя фантазия работает.
Когда я прочитал про этот случай в письме, я был в полу шоковом состоянии. Я, конечно, вспомнил этот эпизод своей жизни, а что это была Д. А. Кокорина доказывало то, что она с такой точностью описала детали, которые она запомнила (студент-заочник, ЛИСИ, сессия). Да, да, конечно это были мы и ехали в одном купе по странным обстоятельствам и игре судьбы, которая нам не докладывает, а делает всё, как ей самой захочется.
Дальше Д.А. Кокорина писала следующее:
Расскажу про мытарства связанные с рукописью моей книги. Я имела неосторожность, по неопытности, и сама напечатала на обоих сторонах листа. Я и не думала вначале, что книгой кто-то заинтересуется, экономила бумагу. Но, как известно скупой платит дважды. Так получилось и у меня.
А когда её прочитал Владимир Фокин, брат Ольги Фокиной, он дал ей высокую оценку, но сказал, что надо перепечатать. И я отдала в школу, где готовят машинисток. А там девчонки - всякие. Нашлась недобросовестная.
Всё перепутала, что-то уничтожила. Когда я пришла домой и стала читать – долго не могла понять в чём дело. А когда поняла, мне стало так горько и обидно на себя. Но ничего не поделаешь. Пришлось всё перепечатывать в третий раз, по 3 экз. Представляете?
Тут мой приятель, бывший редактор, прочитал и отправил в архангельскую организацию СП. Там дали высокую оценку, но указали на недостатки. Стала их устранять. И вот, чем больше я её переделывала, тем меньше она мне нравилась.
Марии Аввакумовой книга очень понравилась и она обещала мне поддержку. Она написала мне, что за такой труд принимают в СП, но я туда не мечтаю, и вообще я не думаю, что мне удастся читать её при жизни.
Расскажу, как я надумала писать про Аввакума. Ещё до того, как начала писать историю деревни, однажды, вдруг, так ясно стало в голове:
а помнишь-ка ты о путях-дорогах Аввакума, как везли его в ссылку, в Пустозерск, ведь другой дороги не было, только через Верхнюю Тойму, Вершину, где родилась М.Н. и нашу деревню Монастырская. Я села за машинку, ночью, и все мысли у меня сами собой стали ложиться на бумагу. Я пишу и как бы вижу, как они ехали, потому что в детстве мы ездили на лошадях весь волок, от Тоймы до Выи, и не один раз. Ночевали на постоялом дворе и т.д. и т.п. А про фамилию М.Н. Аввакумовой в другой раз.
Пока я заканчиваю, желаю Вам всего доброго и дальнейших творческих успехов! Если хотите ещё что ни будь написать о Пинежском крае – дерзайте. Я Вас благословляю. Только о ком там написано, уже никого нет в живых Нет мамы, нет моих братьев и тётушки Насти.
Сегодня меня тянет вверх, нервы, наверное, не в порядке.
До свидания. Пишите. Жду. С уважением, Д.А. Кокорина.
Здесь я хочу привести письмо Марии Аввакумовой написанное Дине Кокориной по поводу того, что писала она о протопопе Аввакуме. Это письмо я нашёл в книге Кокориной «Листая памяти страницы».
03. 04. 1997, Москва. (Мария - Кокориной)
Здравствуйте, уважаемая Дина Александровна!
Мне в Москву прислали из Верхней Тоймы газету «Заря», где я прочитала Вашу очень любопытную публикацию «Пути-дороги Аввакума». Ею Вы подтверждаете то, в чём я была уверена, что Аввакум был на Пинеге. А поле его гибели в огне Пустозерска его многочисленные дети в Москву добраться не могли, а может, не захотели. Выбравшись из гиблых мест Пустозерска, добрались до Мезени, где было много поклонников старой веры и друзей Аввакума, решили остаться на Севере и подались поближе к Северной Двине. Священников – ревнителей старой веры, потомков Аввакума люди любили и ценили. Я думаю, по дороге на Двину они остановились в местечке, называемом Вершина, деревне, там всегда ночевали проезжающие на Пинегу путники. Слава Аввакума в этих местах была широко известна. Церковь обойти вниманием они не могли. Встретившись со служителями церкви, по их приглашению, решили остаться там. Священников не хватало, и старшему из братьев, предложили приход в деревне Борисиха, где строилась новая церковь. Другие сыновья Аввакума расселились по хуторам, недалеко от верхней Тоймы. Моя мама Пелагея Степановна и отец Николай Петрович Аввакумов достаточно близкого родства по духу. Отец происходит от староверов из Сваги, под Верхней Тоймой. Я сама видела фундамент церкви, где мой прадед служил по старой вере: это рядом с Вершиной, если ехать на Пинегу, деревня называлась Цыганово, её уже давно нет.
Я в своё время много ездила по стране. И как-то побывала в Нерчинском краеведческом музее, где видела фотографию иконного образа Аввакума, писанную, надо полагать, человеком, хорошо знавшим прообраз. Я выпросила себе такую же фотографию и, рассматривая её порой, нахожу много общего в чертах Аввакума и в нашей породе. И этого мне вполне достаточно, тем более, что характером мы все такие же – Аввакумовское отродье – «несворотные», как выразился наш земляк Александр Алексеевич Михайлов. В прошлом 1996 году я побывала в Макарьевском монастыре под Нижним Новгородом, где Аввакум начинал своё духовное служение.
А 15 лет назад я была с поэтом Фёдором Суховым в святилище староверов на Керженце и озере Светлояр. Фёдор Сухов тоже из староверов, родом из-под Григорова (родина Аввакума).
Меня удивило, как похожи мой отец и Фёдор Сухов (это и привело меня к нему в Нижний Новгород). Фёдор Сухов умер в 2002 году и похоронен у себя на родине. Памятник Аввакуму в Григорове (работа Клыкова) очень похож на Фёдора Сухова, а значит, на моего отца Николая Петровича Аввакумова (см. фото в ж-ле «Церковь» №1, 1992 год). Журнал старообрядцев.
Вот что хотела Вам написать, уважаемая Дина Александровна, и, конечно, поблагодарить Вас за Ваши поиски, за талант рассказчика, за Вашу чистую душу! Всего доброго! И храни Вас Господь!
Наверно, нужно сказать, что мои родители часто переезжали, так как отца – ветфельдшера часто переводили с места на место. Так, я знаю, что они жили в Вершине (мама моя из деревни Сухой Нос, в девичестве Деснёва), жили в Нижней Тойме и Пучуге, но с 1943 года перевели в Верхнюю Тойму.
Я это знаю точно, так как в этом году я родилась и через три месяца после рождения из Пучуги была переведена в Верхнюю Тойму.
Мария Авакумова.
05. 10. 1997, Верхняя Тойма. (Тюпин - Валерию)
Добрый день, Валерий Михайлович!
Спасибо за весточку, с нетерпением её ждал. Приятно иметь дело с такими отзывчивыми людьми, как Вы. С удовольствием ознакомился с Вашими книжками. Стихи – тонкие, без вычурности, воспринимаются легко, ощущается что-то родственное в них. Поэтическую антологию, о которой спрашиваете, собираю давненько, даже не ожидал, что столько материала наберётся. Собираю, пока, как любитель, но в тайне мечтаю, конечно, издать. Делился своей задумкой с Северо-Западным книжным издательством, но оно сейчас переживает не лучшие времена. Да Вы, наверно, и сами прекрасно знаете, что нынче легче написать, чем издать. Я не спешу. Антология должна быть основательным трудом. К тому же не до всех выявленных мною авторов удаётся достучаться: не отвечают. А некоторых вообще не знаю, где искать, так как часто при публикациях, кроме имени и фамилии, ничего не указывается. Например, Вам что ни будь говорят такие имена: Лариса Позина, Владимир Филиппов, Генрих Варденга, Геннадий Иванов, Виктор Казак, Николай Князев, Владимир Попов, Ольга Толмачёва?
А ещё мне интересно, Вы знали о М.Н. Аввакумовой, нашей землячке, до встречи с ней на Пушкинском празднике поэзии?
Я поддерживаю с ней связь. Всего Вам хорошего. Владимир.
24. 12.1997, Москва. (Мария –Валерию) открытка. Около почтовой марки маленький рисунок Пушкина сделанный Марией.
Дорогой поэт, Валерий Мухин!
Прости – прости! Время бежало быстрее моих намерений.
Огромное спасибо за душевное письмо, которое – до каждой буковки – чистое и честное, просто замечательное! Храню!
Жду ещё такого же, ибо могу только соглашаться.
С наступающим Новым Годом! Счастья в семействе и всяческого счастья!
Мария.
Очень рекомендую:
По адресу 121825, Москва, Поварская, 52, «Библиотека поэзии» ждут стихов о любви + одно «пушкинское» в хорошую антологию. Послать до весны.
11.05. 1998, Котлас. (Кокорина – Валерию)
Валерий Михайлович, здравствуйте!
Что с Вами случилось? Почему Вы не ответили на моё письмо? Я что, не так написала? Позволила что ни будь лишнее? Тогда прошу у Вас прощения.
Я не хотела Вас обидеть, и тем более написать, что ни будь обидное. А может с Вами случилась какая беда? И Вы заболели?
Если всё у Вас хорошо и нормально, жду от Вас письма.
Будьте здоровы и счастливы! Привет и наилучшие пожелания в жизни Вашей жене и близким. С уважением Кокорина.
31. 05.1999, Москва. (Мария – Валерию)
В конверт к письму была вложена «Рекламная библиотечка поэзии», как её называют «промокашка», где были напечатаны итальянские стихи Марии Аввакумовой, под общим названием «Кьянти». Всего 21 стихотворение. На обложке была надпись: «Славному Валерию в поэтический Псков в канун… великих событий. 22.05. 1999. М.А.»
Имелось ввиду наступающее 200-летие поэта и пушкинские праздники…
Добрый день Валерий!
Приятно было получить твоё письмо, - спасибо. Я то не слишком большая любительница писать письма, разве, когда крепко влюблюсь.
Но это в прошлом, увы- увы…
Спасибо за книжки. Вот как вас всё же балуют, нет-нет да и выпустят что-то. Стас Золотцев не забывает и себя в авангард поставить… Пишу это
(о С.З.) почти с сарказмом, т.к. теперь очень нервно реагируют на всех этих «патриотов», даже слово придумали для них – хитриоты.
Жаль, конечно, что ты, Валерий, лишился работы. Так ведь не первый и не последний. Я вот уже 10 лет перебиваюсь с пустого на порожнее, и даже бойкое моё журнальное перо не кормит: газетка, едва откроется, тут же её уморят, вот уже раза три так. Не знаю – «куда мне дальше плыть?».
Но вернёмся к книжкам, к твоим стихам. Ст. Золотцев всё верно сказал в предисловии, он это умеет, А от себя скажу тебе: «верной дорогой идёте товарищ!». Конечно, жирных пенок при такой манере писать стихи, тебе не видать, но зато на всю псковщину (а то и далее) ты один такой тонкий поэт. Думаю и дальше долго не народится.
«Не часто я от радости ликую…»
«Так вот к чему, мечтою уязвимы…»
«Роковое стеченье…»
«Нам нынче новых русских не понять…»
«Все умрём, но не в этом дело…»
«Я был избранником пространства…»
«Душа болит…» и т.д. и т.п.
Очень хорошо, что есть на пушкинской земле такая душа. Бог посылает в ухо настоящие перлы: «расколыхали речку дети» и горчащие перцы: это про «рассыпавшиеся в прошлое Советы».
200 лет поэтам счастья нет и не будет. Это не только про Пушкина. Не даром же А.С. Пушкин родился на стыке, в атмосфере психожа и мандража человечества – дитя с искромсанными нервами… Какое уж там счастье! Игрушка страстей и властей.
В Михайловском – в юбилей – будет, наверное нечто непредставимое: наедут кОзмища и вымища… Мне там среди них делать нечего, да и в любом случае не доехать: кошелёк изнемог. Я от прежней-то поездки опомниться не могу – от всей этой жириновщины, омонщины (на поляне), от «чёрной» пушкиногорщины… Ведь в том репортажике в «Правде» - я слукавила, не стала писать всей правды, но вот для своего северного альманашка я отписала всё как было – среди прочих своих вокруг пушкинских словес.
Там же и мой рисунок А.П. будет… У меня в жизни очень многое было под знаком Пушкина.
Ну, вот Валерий, письмо своё заканчиваю. Извини за едва ли не шутовской тон – таково сегодня настроение. Будет всегда приятно получить, хотя бы мысленный, привет из Пскова. Я всех, конечно, помню, - с кем там знакомилась. Ивану - в театр - передавай мой предпраздничный привет и пусть не обижается на меня… И Малякову то ж.
Мне бы надо ответить на книгу книгой, да нет её – все стихи по журналам. Вот, если попадётся ж. «Наш Современник» №4, 99, там моя поэмка – «Россия МОревна». Ещё посылаю «промокашку» со следами моего пребывания в Венеции (для чего мне пришлось крупно согрешить, но не против отчизны; имею ввиду то, как я добыла деньги на поездку).
На этом - раскланиваюсь.
Желаю тебе, Валерий, не порвать лирной струны и не сбиться с тона.
С великим праздником несомненного Гения!
До лучших дней. Мария Аввакумова.
Посвящается В.М. Мухину:
«Пушгоры без МихайлычА,
Словно чай без калача».
Но всё-таки, не зря же Мария вложила «промокашку» со стихами, навеянными Италией: Римом, Венецией, Флоренцией. Приведу несколько её стихов здесь. Они навеяны самим воздухом и солнцем, насыщенными цветами растений. И, хотя она сразу же влюбляется в «солнечную, праздничную, сказочную» Италию, но почти в каждом стихотворении звучит ностальгия, по России, по милым сердцу местам, по «своим восточным европам».
Роза Италии
Бледная буковка кашки-букашки.
Этот цветок полуправный, простецкий
как появился в газоне пизанском?
кем был посеян?.. каким таким ветром?..
Вот удивилась я, встретив «земелю»
Белая кашка – сорняк затрапезный –
только какое волненье для сердца!
в бездну смятенья прыжок бесполезный.
Нету в Италии розы прекрасней
этой копеечной белой головки, -
так вот и въехала зайцем в Россию
между страниц в «Итальянском блокноте».
По следам Николая Клюева
Это здесь чоботочки протопали
соловецкого брата Миколы.
Это здесь мы глазами-то хлопали,
лесорубы, сычи, дровоколы.
Что ж, Венеция! Славишься в чин.
Ай, судёнышко-городишко,
где команда красавцев-мужчин
правит парусом на золотишко,
поле Марково блещет в зенит,
а соборище – неописуем!
Столь же баское море зарит:
вот где образов мы нафарцуем! –
дабы в нашей бесцветной стране
вспоминать, наслаждаясь, до лета,
как бывали на сказочном дне
о к и я н с к о м под Африкой где-то.
Даже зная: твои земляки
в средиземных погостах умолкли,
здесь бежишь древнерусской тоски,
в стоге улиц не ищешь иголки…
Пусть лежат, коль понравилось т у т.
Где лежать – это личная воля.
мимо кладбищ пока мой маршрут,
мимо кладбищ и Дикого поля.
После Италии
Если выпадет счастливому родиться,
значит, ты Венецию увидишь.
Если выпадет с удачею родиться,
значит по Флоренции побродишь.
Я, выходит, тоже из счастливых
и с удачей близко я знакома,
если из полей своих ленивых
понеслась по свету, как солома:
по Норвегам сумрачным блеснула
и по Франции-голубке просвистала,
через Альпы в Рим перемахнула…
И сейчас готова – не устала.
Вот какая прыткая солома
уродилась на Двине когда-то.
Так и есть: крылатая солома!
друг ветров порывистых, кудлатых.
Там её огреет снегопадом,
там её тряхнёт землетрясенье,
а вдова соломенная рада
новое изведать приключенье.
Однова живём! И слава Богу.
Чтоб не увенчалась полным крахом,
собирайся, мать моя, в дорогу,
шлёпай шляхом.
01.12. 1999. (Юрий Кузнецов – Марии Аввакумовой) Из статьи.
На далеком Севере, среди глухих лесов и мшистых болот, в древнем селенье Пичуга, родилась самобытная поэтесса Мария Аввакумова, страница русской поэзии. Ее родословная замечательна: среди её отдаленных предков должно назвать огненного протопопа Аввакума. Вот так-то!
Узорочье её поэзии идет непосредственно от Николая Клюева. Её космос, осиянный полярным сиянием, полон опасностей.
Молитвенный шепот её стиха упоителен, глубокая боль её отзывчивого женского сердца заставляет сопереживать, а, например, такое пронзительное стихотворение "Плач не родящей матери" способно вышибить слезу даже из сурового человека.
Привет тебе, Мария Аввакумова! Слава Богу, жива еще русская поэзия!
30. 10. 2000, Котлас. (Кокорина – Валерию).
В 2000-ном году вышла в свет, наконец, книга Д.А. Кокориной «Деревенька моя, очень древняя – дальняя». Я получил её в подарок, по почте, с надписью «Уважаемому Валерию Михайловичу Мухину в память о прадедовых корнях. От автора с любовью. Д. Кокорина, г. Котлас.
30 октября 2000 г». А в самой книжке лежало письмо:
Здравствуйте уважаемый, Валерий Михайлович!
Вся жизнь моих героев прошла в борьбе за выживание, но неразумная политика правителей привела к краху и гибели не только мою деревню, но и саму советскую власть.
Я не зря так подписала книгу. Хотя Вы и родились в Калининской области, но Ваши родовые корни в деревне Сойга Верхнетоемского района, Архангельской области. Ваш дядя по отцу профессор Мухин жил и работал в Ленинграде. Не поднимаю газету, чтоб написать Вам дату его смерти. Думаю и этого пока хватит.
С уважением Д. Кокорина.
Но Дина Александровна, конечно, ошибалась. Мои родовые корни на тверской земле. И мать и отец, и деды, и прадеды – все калининские водохлёбы. Хотя у отца было два брата Николай и Александр и о их судьбе я ничего не знаю.
В начале книги было коротенькое вступление Мари Аввакумовой.
К читателю.
Вы держите в руках не совсем обычную книжицу. Её написала Дина Александровна Кокорина о судьбе родной деревеньки Монастырская, что в верховьях реки Пинеги. Собственно, от деревеньки остался один дух, плоть истлела… Сгорела в огне времени. И тем более цель автора благородна – оживить!.. Поднести живой водицы к умершему, угасшему.
По всей Пинеге живёт сказочный народ, по нашим временам почти непорочный. А такому всего сложнее в современном, сорвавшемся с поводов, мире, вот и идёт живое золото быстро на убыль. С ним уходит очарованье Пинежья. Слово чары – не пустой звук, оно имеет в этих краях под собой реальную почву: я хорошо помню разговоры из своего верхнетоемского детства, что «пинежане – все колдуны». И в этом смысле феноменальность чудесной «песенной бабушки» Марии Кривополеновой, тоже пинежанки, не удивляет, а воспринимается естественно. До сих пор пинежская земля являет во множестве свои фольклорные сокровища и, как мне кажется, ждёт своего Габриэля Маркеса, то есть особенного писателя, кто бы показал во всей силе фантазийность и мистичность здешнего неординарного характера. И шаги к этому делаются.
В книге Кокориной много собирательского старания, много отзвуков талантливости земляков-предков, проявившихся в языке повествования. Мы имеем пример самородного таланта, хотя и не распустившегося в полной мере. Что до тёмного осадка, которого не избежать при чтении «Истории деревеньки Монастырской», то:
Есть несогласие с вчерашним,
Грядущим и насущным днём.
Всё это страшно… страшно… страшно…
Игра – живой воды – с огнём.
Так выразил трепетный русский поэт Глеб Горбовский свои ощущения от нашей отечественной истории. О смертельной игре живой воды с огнём и эти страницы.
14. 12. 2000. (Валерий – Кокориной). Письмо взято из книги
Д. Кокориной «Листая памяти страницы», 2018 г.
Дорогая Дина Александровна, здравствуйте!
Спасибо за Вашу книгу. Какая Вы молодец, что выпустили её! Это очень полезная и нужная книга. Жаль, что тираж небольшой. В ней вся Ваша боль и все Ваши слёзы за северную пинежскую деревню и северного крестьянина. Боль и правда! И хорошо, что это всё подмечено и описано человеком, который сам пережил. (Далее текст от времени «выгорел», исчез, прочитать невозможно. – Д.К.)
У Вас, несмотря на непрофессиональное образование, очень ярко звучит эффект свидетеля и рассказчика. (Затем - ответ на мой вопрос: откуда фамилия Мухин? – Д.К.)
По отцу моя фамилия Сазонов. Это моя мама, с разрешения бабушки, после смерти отца, во время войны в госпитале, в Калининской области, взяла свою девичью фамилию Мухина. Сделано это для продолжения рода Мухиных.
Дина Александровна, в этом году у меня вышла книжка стихов «Годы любви», которую я Вам с удовольствием дарю. Хочу поздравить Вас с Новым Годом и с Новым Тысячелетием, до которого мы, кажется доживаем, но надежд, какие были раньше, увы, нет.
Всего Вам наилучшего, здоровья, счастья, душевного равновесия!
До свидания. Валерий Мухин.
Прошло18 лет. И были это годы молчания. Я не писал ни Марии, ни Дине, и мне никто не писал. И вдруг я узнаю…
(Продолжение следует…)
Январь 2019