Аркадий - и третий полёт.
«О-о-о-ох, уж эти Ма-а-Яки-и-и!
Здесь с Аркашей мы пили вино и ели раки-и.
О-о-о-ох, уж эти Ма-а-Яки!
Мы с Аркадием меряли Днестр и вставали на якорь!
О! О! О-о-ооох! Уж эти Маяки!
Мы ходили до самого моря на одном бензобаке…
О-о-о-ох, уж эти Маяки!!!
Здесь мы были на практике и все нам было до сра!»
«-Ки!!!» - вдохновенно блеяли дурными голосами, в две молодые глотки, Аркадий и Джон песню собственного оригинального сочинения, песню Аркадия и песню Джона, разрывая при этом окрестные Днестровские плавни ревом мотора «Ветерок» мощностью в 8 лошадиных сил, оглушая ушедшую на глубину редкую рыбу и затаившихся в камышах, очумевших от ужаса водоплавающих птиц.
Флотилия из восьми серебристых лодок типа «Рас-Казанка-Два-Южанка», в составе сорока студентов-практикантов, возвращались «со створов». Гидрологи возвращались после полного дня гидрометрических работ. Возвращались на институтскую учебную базу.
Позади за кормой оставались тенистые берега малых рек и речушек, зелёные заводи под купами «плакучих» ив, ерики-протоки, камыши, острова и судоходный канал - Глубокий Турунчук.
Оставались - до следующего дня!
Замыкал строй студенческой флотилии, оставляя после себя пенный кильватерный след, большой флагманский катер «Крым».
На капитанском мостике твёрдо, смело и стоя, широко и прочно расставив ноги стояли два доцента и два стойких старших преподавателя кафедры Гидрологии. Управлял катером и тридцатисильным мотором «Вихрь» опытный Степан Андреевич Борик. Скорость, брызги и свежий ветер застревали в его коротко остриженных, торчащих ёжиком волосах.
Флотилия заходила на базу. Возникал длинной тенью под закатным солнцем большой автомобильный мост, соединяя высокий берег со стороны Маяк с пологим берегом, на стороне молдавской Паланки. Из-за плавного поворота реки уже выплывали одноэтажные строения институтской базы, причальные мостки и высокая рубка крупного речного судна - «Вадим Гонтаренко».
Июльский день, заполненный разнообразной гидрометрической работой, наблюдениями, замерами, расходами и промерами на бесконечных протоках Днестровских плавней, опять же плавно, клонился к вечеру…
Рулевые-мотористы рулили, маневрировали моторами, лавировали рулями и выжимали немыслимые для своих «Ветерков» скорости. Их лодки, с командами по пяти студентов в каждой, выходили на глиссирование, хотели быть «первы», не глядя на нервы и «рвались к причалам заместо торпед». (В.С.Высоцкий - закрытый концерт в Одессе и Париже для своих, в «Клубе Канатчиков», что на улице Водопроводной)
Каждая команда стремилась выиграть в этой нешуточной, но, в то же время, вроде-как бы потешной, для всех участников, гонке.
Аркадий, длинный Джон и их дружная пятёрка пока лидировали. Джон добавлял скоростей, помогая движению длинным же, алюминиевым веслом.
Лодка, идущая второй, ловко огибая кильватерную волну, исходящую от первой, настигала лидера, буквально вырастая над его кормой, и могла выйти вперёд на последних метрах дистанции, перед самой пристанью.
Второй лодкой уверенно правил студент А.П. Антонюк в очках. Его очки вызывали неясные ассоциации с популярной «песенкой про медведей» и чьей-то сомнительной фразой: «Учись, студент!». На вихрастом затылке А.П. Антонюка красовался клетчатый летний кепарик, который каким-то чудом, нарушая все законы гравитации, удерживался там перпендикулярно поверхности Земли, точнее реки. Костюм А.П. Антонюка дополняли легкие, подкатанные до колена, выцветшие парусиновые штаны и летние сандалии.
Правая рука А.П. Антонюка, жёстко сжимала короткий румпель ревущего мотора. Пластиковый защитный кожух над вращающимся с непостижимой скоростью металлическим маховиком, как это и принято у настоящих Гидрологов, валялся в носовом отсеке. Левая рука А.П. Антонюка элегантно опиралась на его же левое колено. Рука была плотно забинтована от плеча до низа локтя, пальцы руки небрежно держали ароматно дымящую сигаретку «Прима».
Этот самый маховик, работающего на полных оборотах мотора, и распорол левую руку рулевому-А.П. Антонюку от плеча до локтя, когда его лодка на всей скорости налетела на притопленное в воде бревно. Мотор от удара винтом о бревно вылетел вверх и радостно высоко взвыл, освободившись от нагрузки. Крутящийся маховик врезался рулевому в плечо и проехал вниз до самого локтя, пока не остановился. Рука тут же превратилась в нежный кровавый фарш. Рулевой, не дрогнув ни одним мускулом на загорелом, обветренном лице, передал управление лодкой второму рулевому. Другие члены дружного коллектива тут же оказали первому рулевому первую помощь и замотали травмированную конечность чьей-то рубахой. Второй рулевой быстро восстановил шпонку на винте, срезанную вследствие удара о бревно, запустил мотор и помчал к берегу. Установить защитный кожух обратно на двигатель, естественно, никто и не подумал.
Добравшись до берега, команда, она же коллектив, короче все вместе потащили пострадавшего в местную больницу. Сельский фельдшер, он же хирург, он же травматолог, он же педиатр, он же акушер немедля провел сложную операцию, то есть - сложил куски как попало болтавшегося свежего мяса, кожи, сухожилий и нервных окончаний на их старые места, всё это сшил, скрепил, дренировал и забинтовал.
«Даже желудок не зацепил!» – восхищенно констатировали друзья, ожидавшие товарища под дверями операционной.
Операция, которую делал Настоящий Сельский Врач, прошла успешно и заняла около часа.
Но это всё были дела недельной давности.
. . .
Ну а сегодня...
Сегодня Аркадий и... его команда, опять, пользуясь более новым двигателем, продолжали наращивать скорость и уходить от преследователей.
Честный А.П. Антонюк, общий облик которого теперь определённо ассоциировал с ещё одной популярной фразой - "Сеня, береги руку!" - вместе с... его командой уступали лидерам менее чем полкорпуса. Команда преследователей старалась сократить отставание от команды лидеров, для чего дополнительно и интенсивно гребла вёслами и пустыми стаканами.
Чуть сзади и позади наседали остальные лодки в бескомпромиссной борьбе за призовые и почётные места.
Большой катер преподавателей, строго сохраняя дистанцию и нейтралитет, бегучий и стоячий такелаж идущих впереди практикантов, как всегда чинно, стабильно и неизменно, двигался в арьергарде.
Команда Аркадия и Джона всё же на какие-то мгновения причалила практически раньше других!
Тут же на мостки из лодок посыпались снаряжение и люди.
Одновременно подавались и заводились за причальные скобы причальные концы.
Аркадий не спеша раскручивал крепления и снимал двигатель с кормового транца.
Джон, что-то продолжая тихо и музыкально напевать, вытаскивал из носового отсека смотанный конец, подвязанный об донный якорь, вынимал пустую канистру, снимал весла, поднимал из лодки уже гулкий опустевший топливный бак.
Девушки-гидрологи выгружали ценные гидрометрические приборы и не менее ценные журналы, гидрометрические книжки и записи дневных наблюдений.
Над причалом клубились запахи воды, реки, остывающего дня, бензина и моторного масла. Аркадий с Джоном дополняли картину вечерних ароматов тонкими медовыми нотками свежеиспитого домашнего вина из маякских винных погребов. С лёгкой кислинкой.
Часть преподавателей и Валера Рудь, остававшиеся днем дежурить на берегу, встречали прибывших, доброжелательно подбадривали, помогали вынимать из лодок вёсла и приборный инвентарь, и при этом непринужденно шутили.
Аркадий таки снял с креплений своей лодки лодочный мотор, водрузил его себе на плечо, чуть пошатываясь, прошел с кормы на нос, выбрался на хлипкие-гибкие причальные мостки и, также слегка пошатываясь, двинулся по мосткам в направлении к берегу. Сделав два-три коротких шага, но, видимо, не успев согласовать частоту собственных колебаний с частотой колебаний деревянного настила, Аркадий начал крениться влево, и вместе с мотором на плече, прямой и скульптурно собранный, рухнул левым боком с мостков в ленивую речную гладь. Речная гладь плавно расплеснулась, показала всего Аркадия целиком, ровно и параллельно уходящего прямо вместе с мотором на речное дно, и сомкнула над ним свои мутные зелено-коричневые речные воды!
Сомкнула и плюмкнула! Крупные капли взлетели и упали на водную поверхность, оставляя после себя разбегающиеся круги ...
Возникла небольшая заминка, прежде чем оставшиеся на мостках бросились спасать Аркадия!
Джон резонно высказал разумное предположение: «Может сейчас и сам всплывет?»
Но Аркадий не всплывал. Видимо мешал тяжёлый мотор.
Сокурсники, озадаченные исчезновением своего товарища, всё же попрыгали вслед за Аркадием в воду, благо до дна было чуть более одного метра. Ногами спасатели быстро нащупали корпус Аркадия с лодочным мотором, спокойно лежавших, лежавшие, оба вместе на дне пристани, наклонились под воду и, вчетвером или впятером, достали Аркадия с мотором из этой неглубокой глубины. Подняли его, мотор и их обоих, как уже было отмечено, вместе, над собой и поставили их двоих, с мотором, обратно, на причальный мостик.
Аркадий был сдержан, твёрд, невозмутим и мотора, надёжно покоящегося у него на плече, из рук не выпускал!!! Тряхнув как пёс после купания мокрою кудлатой головой, он, Аркадий, открыл глаза, глубоко выдохнул, после - глубоко обратно вдохнул и твёрдой походкой продолжил прерванный путь мимо всех остальных изумлённых преподавателей, студентов и Рудя к домику мотористов, где тут же занялся профилактикой только что утопленного и благополучно спасённого им лодочного мотора.
И это! Это, был его третий, и как всегда, удачный полет!
Начиналось же всё особенно ранним подъемом. Особенно раним, потому что на этот день неутомимые руководители от кафедры гидрологии наметили производство измерения скоростей течения в реке с помощью специальных поверхностных поплавков. «Поплавковым», так сказать, методом.
. . .
Поплавковый метод и розовый фламинго!
Поплавковый метод, как это всем известно, требует к себе особого подхода и со стороны исследователя-субъекта, и со стороны исследуемого объекта! Считаю не лишним, всё же, напомнить, что поверхность объекта - «зеркало воды», во время измерений должны быть тихими и безмятежными. Поперечные волнения, как таковые, обязаны отсутствовать. Ветру следует не дуть! Солнце, в свою очередь, обязано восходить медленно, светить ласково, бликов на зеркальной поверхности обследуемой речки не создавать.
Такое состояние у реки обычно бывает в блаженные предрассветные минуты летнего утра, когда розовые прозрачные туманы еще спят на нежных белых лилиях.
Именно в такое время, когда короткая южная ночь только-только готова перетечь в ранний ласковый рассвет, поплавковый метод измерения скоростей течения может привести к ожидаемым, точным результатам. Так, по крайней мере, жестко и безапелляционно рекомендуют «Наставления по организации проведения гидрометрических измерений на реках, водных объектах, гидрометрических станциях и постах». Поплавки, со своей стороны, так же обязаны соответствовать установленным требования и предустановленным параметрам.
Вооружившись вышеназванными «Наставлениями», студентам-гидрологам рекомендуется проснуться ещё до восхода солнца! Стеная и ворча, зевая и почесываясь, нехотя покинуть свои многоместные, по-спартански комфортабельные комнаты в летнем учебном лагере ОГМИ.
Собственно, для подобных целей Лагерь и устроен на берегу живописной реки Днестр, которая специально и несет свои теплые мутные воды, практически в пяти минутах ходьбы вниз по асфальтовой дорожке от культурного и общественного центра живописного, большого села под названием «МаЯки».
Исполняя «Наставления», студентам-гидрологам, незамедлительно, после раннего подъёма, следует организованно грузиться бригадами по пять в свои моторные лодки и мчаться на них, рассекая нетронутую утреннюю речную гладь к месту предстоящих научных изысканий.
В целом подготовка, или как тут говорят «Сборы на створы», начинаются через брожения-перемещения полусонных юношей и девушек в разных направлениях по хрустящим утренним дорожкам учебного Лагеря.
Дорожки здесь посыпаны светлым речным песком, вперемешку с мелким цветным гравием, словно дорожки какой-нибудь дворянской усадьбы, и обрамлены высокими, аккуратно подстриженными густыми кустами. Дорожки расходятся по всей территории и ведут от летних домиков, мимо столов для тенниса и пока еще пустой волейбольной площадки в сторону умывальников, в сторону учебных классов, в сторону летней кухни с большой русской печкой под навесом.
На летней кухне практиканты по утрам кипятят воду, делают чаи, растворяют кофеи одесского завода пищевых концентратов, более домовитые девушки готовят настоящие завтраки из свежих продуктов. Вечерами здесь может жариться выловленная днем рыба и вариться уха. Варёные речные раки хорошо идут под купленное днём свежее разливное пиво.
Студенческий народ сходится посидеть в мягких сумерках возле огонька, побренчать на гитаре, попеть студенческих песен, тайком от преподавателей, а иногда и с ними, попить сухага, бялага вина, черпая ега из большага эмалированнага ведра.
Дорожки так же ведут в сторону открытых учебных классов, а от классов в глубину обширной внутренней территории. Если пройти по одной из самых сумрачных аллей, можно попасть к выкрашенному в веселый розовый цвет многоместному туалету. Туалет, конечно же, занимает самый дальний и ароматный угол.
Главная асфальтовая дорожка проложена от главных ворот, вдоль домиков, и выходит на главный речной причал. На причале дремлют разные лодки, покачиваясь на сонной речной волне. Лодки привязаны к почерневшим от времени круглым
вбитым глубоко в илистое дно столбикам, густо торчащим из воды. Через и вдоль столбиков переброшены шаткие деревянные мостки.
И вся эта размеренная, неторопливая, но наполненная высокими гидрологическими смыслами студенческая жизнь происходит среди заросшей виноградом, цветами, вишнёвыми деревьями, сиренью и грецкими орехами, заповедной и почти курортной местности учебного лагеря Одесского Гидрометеорологического Института, любимого всеми поколениями его студентов.
. . .
И вот он - "Ранний подъём..."
«Иногда, чтобы вовремя успеть, нужно чуть пораньше встать? - неприятно подумал я за миг до пробуждения и сильно хлопнул ладонью себя по щеке, - Сальвадор Дали! Блин! Чтобы он был здоров!" Раскрыл глаза. Сумерки. «Это вечер или утро?» Вгляделся в раскрытую ладонь - вся в крови: "Хороший был комар, жирный, хобот вон, как у слона…" Вытер ладонь о край простыни. Выбрался из-под одеяла. Стараясь не шуметь, оделся и вышел из комнаты. Первым.
Рассвет лишь-только думал начинаться. Самое поэтическое время: «Вдыхая росны ароматы… цветов, реки и камышей…» Кто сочинил? Я сочинил!"
Четверо друзей-товарищей покуда досматривают последние сны. Соседние комнаты тоже ещё не проснулись.
«Что же это у меня ещё и лоб болит? И царапина на лбу. Это ж я вечером! Окно у соседей лбом разбил! Удачно так разбил. Почти не поцарапался. А мог бы порезаться. Как я себе очки еще при этом не разбил? Прямо мордой в очках в стекло и въехал. Вон оно – разбитое окно. Какой дурак придумал рамы в окнах наружу открывать? Немцы, говорят, придумали. Вечно они что-то не то придумают! Я тоже придумал – девчонкам в комнату дымовушку из теннисного шарика забросить. Забросил. Переполошил девчонок. Они в одних трусах по лагерю бегали, пока дым не вышел. А я, как дымовушку бросил, сразу убегать, вдоль домиков, чтобы скрыться, значит, и мордой в раскрытое окно! Треск, звон! На девчачий переполох бы полюбоваться? Куда там - не до них! Прокапало, наоборот, из своей комнаты всё видел, полночи потом хохотал, комментировал… Тоже мне - Озеров!»
Мысли мои вдруг приняли иное направление: «Да! Нужно не забыть вернуть Прокапало его тюбик с кремом, «Крем для ног» называется, хороший крем, от всех проблем помогает, особенно если обветренное лицо или губы им смазать. Прокапало мне его любезно для этого и дал воспользоваться, пару дней назад. Смотрю, он вечером себе морду натирает, из этого тюбика выдавливает крем и натирает, щеки, лоб, губы. А лицо, оно если целый день на реке, на ветру, да на солнце, лицо, оно от всей этой природной энергии страдает, обгорает и начинает шелушиться, а крема защитного никакого нет! Где его взять, крем-то, в Маяках? А Прокапало - путешественник опытный, бывалый, у него завсегда специальный крем с собою в рюкзаке. Я его и спрашиваю: «Ты каким кремом губы себе смазываешь от обветривания?» А он мне: «Как каким? Хорошим! «Крем для ног» - называется! На попробуй!» Я ему в ответ: «Так он же для ног, а не для лица???!» «Ну и что? - Отвечает мне Прокапало. - Да хоть для жопы! Я же свои грязные ноги после целого дня полевых работ в этот тюбик с кремом не сую и никуда этот тюбик не вставляю... Выдавил капельку и смазал то, что надо. А крем очень хороший. Любые раны и трещины на коже заживляет в пять минут...»
А ведь он прав!!! Насчёт ног!
Направляюсь в популярное розовое сооружение в глубине территории, неизменно обозначенное буквами «Мэ» и «Жэ». Вошёл во внутрь. Прочел свежие литературные надписи на стенах. Какой-то местный сатирик налепил на стену, напротив отверстия в полу, отрывки передовиц из газет; сидишь, кряхтишь и читаешь напряжённо: «Местным кондитерам на заметку...», «...забил фонтан», «... сдадим и сохраним», «... ответим высоким!!!», «... энергию молодых... по края!!!» - призывают заголовки. Ты ещё поднапрягся, и тут: «Морем спокойствия... орбитальный... совершил мягкую... и... гербом... профилем... платиновый... установил... благодарные потомки... Аполлон!!!» Наверное спутник? Очень к месту и очень в тему! Хлоркой тут воняет и ещё чем-то, аж глаза слезятся, и червячки какие-то по стенкам ползают... Опарыши! - мечта рыбака, а они их хлоркой. Где "гринпис" смотрит?
Вышел на свежий воздух, вздохнул с облегчением. Никуда уже не спеша свернул на длинную аллею, уходящую вперед, через весь лагерь, в сторону «камэралки».
«Камэралка» - это камеральный класс. Здесь происходит обработка всех полученных гидрометрических, геодезических и прочих географических данных.
Сделав всего несколько шагов в выбранном направлении, я вынужден был остановиться и внимательно вглядеться себе под ноги: «Ух, ты! Надо же???!»
По центру дорожки, на влажном песке, среди едва заметных каких-то птичьих следов, чётко были выбиты совершенно необъяснимые, странные отпечатки. Отпечатки шли цепочкой из небольших, чётких треугольников и круглых отверстий: «Птица? Гигантская цапля? Страус? Как швейной машинкой прострочили... Или выхухоль? Почему выхухоль? Какой выхухоль мог прострочить всю аллею, от середины - до конца??? Ночью, кажется, кто-то странно квакал и крякал? Вот задача??? На что это ещё похоже и откуда это взялось? Снова пришельцы? Опять Зелёные человечки?»
Тут в глубине аллеи зашуршал гравий. Я даже вздрогнул от неожиданности. Послышались шаги. Показалась яркая, даже в призрачном утреннем свете, фигура - в чем-то разных оттенков малинового. «Розовый фламинго – дитя восхода!!!»
Фигура приближалась. Я сквозь свои очки близоруко всмотрелся и с изумлением узнал преподавателя кафедры, лектора по гидрологическим расчетам, доцента, Людмилу Евгеньевну Кресс – даму особенную, бесконечно учёную и невероятно элегантную.
Преподаватель неспешно двигалась в мою сторону, и я подумал, что уж она-то, с её-то знанием, образованием и опытом, легко и научно сможет разъяснить обнаруженные мною следы или природное явление.
А вдруг это открытие? Новый вид???
«Людмила Евгеньевна!!! – возбужденно закричал я ей навстречу, - Сюда! Идите же скорее сюда! Вы только посмотрите, что я здесь нашел! Необычные следы! На дорожке! Смотрите под ноги! Не затопчите! Это открытие! ЭТО Переворот в науке! Тут ночью! Тут ночью какая-то ТВАРЬ ходила!!!»
Людмила Евгеньевна, особенно в полевой обстановке студенческого лагеря, в этот очень ранний час, среди простецких деревянных домиков, пустых аллеек и густых кустов, казалась явлением из другого, точно из не нашего мира. Нам, студентам, она всегда являла собою подчеркнутый, образцовый аристократизм, Шанель, Париж и Мулен-Руж. Всё в ней выделялось и отличалось от всего обыденного. Сочеталось. Она возникла передо мной, затянутая в талии широким черным лаковым поясом, в облегающей малиновой юбке с провокационно смелым разрезом вдоль высокого бедра. Юбка, при этом, чуть доходила до колен. Белоснежная блузка с кружевным открытым декольте оправданно откровенно подчеркивала хорошо развитый бюст. Поверх блузки был надет узкий, малиновый же, пиджачок с острыми лацканами и широкими плечами. Длинные ноги преподавателя были обуты в красные лаковые туфли, на высоченных каблуках-шпильках!
Половина пятого утра???!!!
В этом утреннем гардеробе не доставало только широкополой черной шляпы, черных лайковых перчаток, по локоть, и зонтика-тростью.
«Мэри Поппинс?! Только что прилетела?! Зонтик оставила в кустах?! Чтобы снова улететь!!!» - мелькнула сдавленная мысль. В этот момент я точно понимал, что сам я здесь был весьма и очень кстати, и соответствовал: в линялых пионерских шортах, растянутой футболке, с плохо выполненным черной тушью трафаретом Джона Леннона, и в стоптанных, рваных кедах на босу ногу …
Людмила Евгеньевна услышала мой вопль. Не сразу, но всё же подошла, легко и грациозно, непринуждённо спросила: «Во-первых - доброе утро, молодой человек. Вы кто? Во-вторых, что Вы так кричите? Вы сейчас всех разбудите! Где и что Вы такого тут нашли???»
Я тут же ответил. Я всё ей рассказал. Я назвал ей не только своё имя, но и фамилию, курс, группу, и факультет! И пока я это всё произносил, я, к собственному ужасу, всё уже понял! Я увидел! Я разглядел! За Людмилой Евгеньевной, там, где она шла, где легко ступали её стройные ноги, обутые в вызывающе-красные туфли, тянулась цепочка следов, таких же, как я только что обнаружил: маленькие, четкие треугольники с круглым отверстием в основании. Отверстия оставляли на влажном мелком гравии острые, высоченные каблуки, словно вслед за треугольными печатями строчила игла большой швейной машинки…
Друзья-сокурсники беззастенчиво-лицемерно и обидно «ржали», гады, когда я им поведал о своём утреннем открытии и последовавшем инциденте. Особенно старались и издевались Аркадий и длинный Джон. Аркадий советовал уйти лет пять в академ-отпуск, а Джон вовсе предлагал перевестись в другой институт и уехать подальше в Сибирь.
«Да-а-а, - подвел итог А.П. Антонюк, - «какую-то тварь» она тебе не простииит... !»
Но у Людмилы Евгеньевны было хорошее чувство юмора!
Через три года, чудесным солнечным июньским днём, состоялось большое торжественное Собрание института по случаю вручения «Дипломов о высшем образовании» и присвоении новым выпускникам почетного звания Инженер.
Собрание проходило в большом Актовом зале, на четвертом этаже величественного здания старого корпуса ОГМИ, на Кирова 106.
На Собрании присутствовала вся администрация ВУЗа: ректор Терентьев; проректора - Гопченко, Кивганов, Ватулян; деканы факультетов, профессора, преподаватели; секретари партийной и профсоюзной организаций.
Когда новоиспеченные инженеры, их педагоги и руководители института уже смешались в неформальной оживлённой обстановке всеобщей любви и взаимопонимания, Людмила Евгеньевна поздравила меня с получением Диплома и с удовольствием вспомнила случившийся три года назад забавный эпизод, и в присущей ей элегантной манере, со сдержанным юмором рассказала всем присутствующим забавную историю о «…курьих ножках, о неизведанных дорожках и о следах невиданных зверей».
Вновь испеченному инженеру-гидрологу Аркадию Коробко, от имени Комитета комсомола института и Администрации, вместе с Дипломом инженера, торжественно вручили еще и глянцевую, с золотым обрезом Почетную Грамоту, награждавшую вышеозначенного выпускника Гидрологического факультета Одесского Гидрометеорологического института, Аркадия Анатольевича Коробко: «За особые успехи, отличия за время обучения в вышеозначенном институте в период с 1978 по 1983 годы
и за ПОЛЁТЫ по ВЕРТИКАЛИ»!
Все присутствующие долго, кто стоя, а кто сидя, а кто кое-как... аплодировали!