1.
Ялтинская долгожительница Клара Георгиевна Савойская , помнившая ещё Надсона и Чехова, отошла в мир иной в 2000 году , сто лет прожив в своё удовольствие в городе, который , когда она была маленькой девочкой , посещала царская семья. Это , конечно, в десять раз меньше чем фисташковое дерево возле маяка на мысе Ай-Тодор, но в четыре раза больше, чем так мало походивший по этой Земле чахоточный поэт. Она прокоротала свой век в месте куда, как говорила её прислуживавшая в Левадийском дворце мама, «после заварушки» устремлялись позже и суровые красные комиссары, и на время забывающие о своей идейности совпартслужащие, а вслед за ними - и кремлёвские старцы с родней.
Укладывавший в гроб почти невесомое тело Клары, патологоанатом морга удивился стройности её ног, мышцам бёдер; у почившей были груди пятнадцатилетней и, говоря старомодным языком, «осиная» талия. Клара завещала похоронить себя в белом длинном платье, какие носили в начале прошлого века, и Карл, подрабатывающий по совместительству визажистом , прихорашивавшим покойников для проводов в последний путь, исполнил это её завещание , ярко напомадив губы мумии, обув её в туфельки из её же старинного гардероба и даже надев ей на голову широкополую шляпу, которую всё же пришлось снять, когда закрывали домовину и прикрыть ею сухонькие длиннопалые кисти рук. В них покойная сжимала букетик подснежников, потому как хоронили её в пору, когда живыми слезами земли по окрестным склонам пробиваются сквозь прошлогоднюю опавшую листву эти разделяющиеся на нежные белые лепестки бутоны на хрупких зелёных стебельках.
В городе бурных страстей и курортных романов Клара прожила монашкой, так и не выйдя замуж. Ходила молиться в католический собор, ездила на велосипеде по Ялте и окрестностям. Её так и прозвали «ялтинская велосипедистка». Ногами с острыми коленками накручивая педали, с разметавшимися по ветру волосами, под парусом длинного белого платья она могла появиться где угодно. Было дело-в яркий солнечный день её видели строители вилл «Ксения» и «Мечта» в Симеизе. И когда, задрав голову, она смотрела на то, как вонзаются в синь неба замковые шпили «Ксении», у неё ёкало что-то внутри: ух, как рвутся ввысь! Пока измазанные пылью от обработки ракушняка рабочие улыбались ей с лесов, она воображала себя принцессой в стрельчатом замковом окне. И молодой рабочий, кричавший ей с высоты кровли и машущий обмакнутой в красное кистью : «Клара! Где твой Карл с кораллами?» виделся ей красавцем - лютнистом; и они менялись местами – и она стояла на баллоне, а он внизу , и она бросала ему розу…
Накручивая педали, уносимая своим платьем-парусом вдоль тянущейся между морем и скалистыми нагромождениями, она резко тормозила возле другой уже почти завершённой виллы. Все в городе знали, что она называется «Мечта», что строит её важный господин с звучным тяжеловесным, как гиря атлета, присловьем «Гирей» в фамилии. Ожившая сказка «Тысячи и одной ночи» побуждала представить себя танцовщицей в шальварах с чёрными косами за плечами и звонкими монистами на груди. От дворца с похожей на минарет башней отделялась долговязая фигура, отнюдь не похожая на Синдбада Морехода.
- Что, Клара, нравится ? – спрашивал бледноликий мужчина в пенсне на шнурке и не по погоде одетый в черный , посыпанный белой пылью известняка молодой мужчина. Это был архитектор , с которым Клара познакомилась на ялтинском базаре, где он покупал виноград, инжир , яблоки. И потом они мыли виноград под струёй бьющего из скалы источника - и она ощущала, как раздавленный во рту шарик наполняет рот сладостью и ароматом, а на языке остаются косточки.
-Так говорите «мечта» в переводе на арабский означает «хайял»!..Хайял…Звучит , как Хайям. Омар Хайям, -катала она как виноградины на языке , слова. -Очень нравится! Дворец Алладина! У Бальмонта есть переводы рубаи Хайяма.
Поток времен свиреп, везде угроза,
Я уязвлён и жду всё новых ран.
В саду существ я сжавшаяся роза,
Облито сердце кровью, как тюльпан, -декламировала девушка и жмурилась, смежая чёрные ресницы, словно достигнув своей мечты, была абсолютно счастлива.
- И мне по душе , что получилось. – подхватывал архитектор. - Замысел удался. Рабочие всё выполняют по моим чертежам, не отклоняясь ни на йоту. Среди местных жителей оказалось очень много талантливых камнерезов, жестянщиков, плотников…Прям, крымские феораванти или вольные каменщики, строившие когда-то готические соборы…
Девочку на велосипеде могли видеть над обрывом у маяка рыбаки в фелюгах, и жандарм прогуливавшийся по набережной в толпе празднично наряженных курортников. На неё оглядывались и дамы с затянутыми в китовый ус талиями , прикрывающиеся от солнца зонтами –абажурами, и столичные денди в белых костюмах и шляпах канотье.
Ещё она любила уезжать на маяк и там, прислонившись к спиной к могучему стволу дерева -великана, вдыхая запах фисташек, смотреть в морскую даль, разговаривать с чайками, удерживающими на своих крыльях, как на весах, зыбкую синеву.
Она вихрем проносилась по улице Бассейной, где на повороте напротив ряда кипарисов стоял домик с табличкой , сообщающей , что здесь жил и работал поэт Семён Надсон. Залистанная книжечка стихов Надсона досталась Кларе от мамы, его стихами зачитывалась и бабушка , жена героического капитана русско-турецкой войны, чей портрет висел в гостиной на стене- рядом с часами, меряющими лотом своего маятника глубины вечности: устремлённый вдаль взор, виски с байроновскими зачесами волос, «нахимовская» фуражка , эполеты, кресты наград. В кабинете, некогда принадлежавшем капитану, на книжном шкафу тёмного дерева –летел вдаль макет брига. И нередко, зачитываясь книгами с золотым теснением на корешках из дедушкиного шкафа, Клара уносилась на этом белопарусном корабле вдаль. Глобус на столе деда, за которым позже сосал свою боцманскую трубку , когда ему хотелось курить, и отец Клары, а позже макала перо в чернилку и выводила собственные первые стихи юная поэтесса, водя поскрипывающим пером по белой бумаге; этот шар на спице с шишечкой дразнил её воображение очертаниями континентов. Латинская Америка-кобура. Северная - кольт с дулом мексиканского перешейка. Африка – другая кобура…Она жмурилась и представляла себя ковбоем в шляпе: знавший пять языков отец «ходил»( как говорят морские волки )на дымящим черным дымом белом круизном корабле, в Америку и привёз оттуда и техасскую шляпу, и кобуру, и даже кольт, правда, без патронов. И временами Клара обряжалась во все эти доспехи и изображала перед зеркалом Лихого Джо. Кроме этих артефактов Дикого Запада от деда и отца остались гантели и гири. И в своё время велосипедистка взялась и за них, чем удивляла свою маму. Но примером ей служил дед, потомок некогда сосланного в Сибирь , а затем на Кавказ декабриста; он играл этими гирями во дворе затенённого переплетениями виноградных лоз домика на склоне, как жонглёр в цирке лёгкими шариками.
Раскрасневшись от гантелей и подтягиваний на оставшемся ей в наследство турнике, девушка стремительно съезжала по крутой улочке к морю и, сбросив с себя платье, плюхалась в солёную волну. Через минуту -другую курортники могли видеть её блестящую на солнце мокрую голову уже возле рыбацких фелюг.
2
Во времена , когда в Коктебель валом повалили поэты, барды и нудисты, Клара тоже не преминула появиться в этой новой Мекке советских стиляг и хиппи. И нередко во вдруг притихавшей шумной компании звучал её по –джазовому «наждачный», хрипловатый голос:
- Да я помню и Макса, и его маму … Она варила для всех «обормотов» в большом котле…Потом этот котёл пропал. И Елена Оттобальтовна обвинила в этой пропаже поэта М.,позже сгинувшего в колымских лагерях. Я застала однажды Марину и Эфрона на берегу собиравшими сердолики. Потом я узнала, что они поженились…Знала я и хромоножку Дмитриеву из-за которой Макс стрелялся с Гумилёвым…
- А можете прочесть что – нибудь из поэтов серебряного века?- просил поэт с припухлыми губами ,не снимавший кашне даже в жару.
И тогда Клара делала строгое лицо и произносила, декламируя немного с прононсом используя свой нос с ахматовской горбинкой в качестве естественного резонатора:
-О закрой свои бледные ноги!
-Восхитительно! Это Брюсов, старики! Это настоящий модерн!- восклицал новоявленный декадент- и вручал Кларе сборничек со своим автографом.
3.
С девичьих пор носила Клара в сумочке доставшийся ей от бабушки карманный сборник стихов Надсона в потёртом сафьяновом переплёте. Когда на неё «накатывало», она открывала его, смотрела на портрет устремившего взгляд вдаль вдохновенного поэта и видела Семёна. Так походил на поэта Сёма, когда отросла у него борода! Хоть вместо модного френча бывала на нём по теплу тельник и спецура портового работника из заправских бендюжников, а по холоду, когда уходили в горы или прятались в пещерах, – телогреечка да треух. Они партизанили, сначала ховаясь поредии гор Ай-Петри, затем уйдя в пещеры Чуфут- Кале. Уходя из занимаемой фашистами Ялты, Клара прихватила с собой дедушкин кольт и бабушкин томик стихов Надсона. Правда, кольт ей не пригодился, потому как нужного калибра патронов в партизанском арсенале не оказалось. Зато сборник стихов был всегда при ней. И отстрелявшись по «чёрненьким человечкам», как она называла врагов, она раскрывала книжицу- и читала вслух , как молитву:
-Не гордым юношей с безоблачным челом,
С избытком сил в груди и пламенной душою,-
Ты встретила меня озлобленным бойцом,
Усталым путником под жизненной грозою.
Не торопись же мне любовь свою отдать,
Не наряжай меня в цветы твоих мечтаний,-
Подумай, в силах ли ты без конца прощать,
Не испугаешься ль грядущих испытаний?
- Что это ? – спрашивал привалившийся к стене пещеры Семён.
- Твой тезка-Семён…Только фамилия другая . Надсон…Умер от чахотки. Бабушка и мама провожали его гроб из Ялты, когда его приехали забирать , чтоб похоронить в Питере…Дом в Ялте, где он умер, через забор от нашего…Я всё детство мимо него на велике гоняла…А стихи называются «Песни любви»…
Не испугавшегося грядущих испытаний Семёна похоронили в одной из пещер под Севастополем, а в какой-потом не могли вспомнить. Так он и остался с Кларой её Карл, которому так и не предоставилось возможности украсть у неё кораллы.
Обо всём этом , а ещё о том, как ходили они со Степаном в тыл к врагу, каждый год на 9 мая рассказывала Клара журналистам, накинув на плечи пиджак с медалями, на одной из которых мчались по земле танки и летели по небу самолеты, на другой был виден чеканный силуэт с усами и в кителе -всё то же, что и у скульптуры возле Левадийского дворца рядом с изваяниями Черчилля и Рузвельта.
Во время более позднего обострения интереса к царской семье Клару Георгиевну опять осаждали журналисты. И -нога на ногу сидя в кресле –качалке эта давно уже перешагнувшая бальзаковский возраст таинственная незнакомка рассказывала , как она девочкой гуляла у фонтана Левадийского дворца с великими княжнами и сама походила на чудом выжившую одну из великих княжон.
-Помню я и цесаревича, -задумчиво говорила она, – мы играли с ним в салки…Он гонялся за мной
-Говорят, вы писали стихи и знаете много из поэтов Серебряного века, а с кем –то из них даже были знакомы! Может быть прочтёте что – нибудь? И тогда , устремив в объектив телекамеры туманно- загадочный взгляд, Клара произносила в прямой эфир:
- О закрой свои бледные ноги!
4.
Специально ли отыскивая или случайно натыкаясь на крымском побережье на виллы знаменитого роковыми женщинами и поэтами-декадентами Серебряного века, невольно впадаешь в ступор. Волною накатывает на тебя музыка легенд и преданий. Сказочные мини-замки и миниатюрные «мавританские» дворцы в мгновение переносят тебя, праздношатающегося по пляжам и набережным потребителя солнца, моря , чебуреков, пива с сушёной барабулькой и виноградного вина - во времена столетней давности. От них веет ароматом эпохи длинных платьев, вееров, немого кино и первых автомобилей. Акустическими призраками в них ещё блуждают голоса таинственных незнакомок и очарованных ими рыцарей-денди. Эти кораллы для любимой Клары, украденные у океанических пучин вечности в просвете между циклонами и антициклонами войн и революций, до сих пор звучат печальной мелодией кларнета, перебивающегося с восточного наигрыша факира-заклинателя змей на звук шотландского пастушеского рожка, под который ноги в деревянных башмаках вытанцовывают чопорный гавот.
Записать эту мелодию , разбив её на такты, снабдив каждый звук подобающей ему длительностью –чего казалось бы проще, если под рукой линованная бумага и карандаш! Что я и сделал, с самого начала понимая, что сросшаяся с поговоркой-скороговоркой история – только лишь легенда, объединяющая несколько, а то и множество реальных историй. Поэтому, завершая этот рассказ, невозможно поручиться как за точность датировки в биографии долгожительницы, так и за абсолютную достоверность отдельных эпизодов. Молва побережья, обращающая события жизни в фольклор, создавая миф о «ялтинской велосипедистке» и придавая ему черты волшебной сказки, могла объединить в один сюжет нескольких любительниц прокатиться с ветерком на рулерогом овне. Рыбакам, продавщицам рынка, строителям вилл , мимо которых проносились в своё время эти упоённые скоростью полета с горы живые вихри, могли казаться абсолютно прозрачными, бестелесными. Скорость была такова, что спицы колёс велосипедов сливались в один сплошной круг - и крутящая педали девочка, девушка, женщина появлялась перед оторопевшими соглядатаями её полёта лишь на мгновение. Из таких мгновений, лоскутков и обрывков воспоминаний не только местных жителей, но и курортной богемы, журналистов –краеведов , столичных и провинциальных поэтов, со всей России стремящихся в Крым, да из завиральных баек пляжников-бражников и составилась эта достойная кинематографического воплощения легенда. Была ли «ялтинская велосипедистка» реальным человеком или это только миф? Легендарность была обнаружена одним провалявшимся месяц на нудистском пляже лингвистом , желавшим добиться «правды нагой» : он указал на созвучие слов «вилла» и «велик». Тем самым обнаружив явную улику игры слов. Не соглашавшиеся с ним тут же приводили десяток примеров реального наличия восхитительных долгожительниц Ялты, сдававших углы кочевникам побережья, тех самых крепких старух из таинственных незнакомок, хранящих в шкатулках рядом с бижутерией из настоящего жемчуга боевые награды. И есть ли вся эта история – жемчужина , намытая из слухов, сплетен и пересудов, или всё это – словесный дым из трубки несуществующего капитана дальнего плавания, туман, стелющийся по окрестным горам и скалам? Никто не скажет.
Последним «сценарным ходом» этой истории стали недавние рассказы туристов, набредающих на экзотические виллы побережья о том, что и ярким солнечным днем, и лунными ночами они видели у стен легендарных вилл поблескивающего никелевыми рогами железного овна. И что это был велосипед Клары. Да и сама она -в белом платье, в широкополой шляпе с лентой и бледными цветами на полях - и при ярком свете дня, и при призрачном свете луны могла появиться то в готическом стрельчатом окне , то в мавританском проёме башни- минарета.