Недавно мне попалось на глаза моё эссе, написанное ещё в 1978 году. В нём я радовалась удивительному изменению, конечно же, в лучшую сторону, моей малой родины. И вспомнила, как моя подруга, навестившая меня в прошлом году, жаловалась на трудности междугороднего передвижения. Оказывается, закрыт аэропорт, не функционирует железнодорожный транспорт. И поэтому захотелось вновь опубликовать память тех счастливых минут.
--- Спустя двадцать лет ---
– Пристегните ремни! Самолёт идёт на посадку.
Элиста... Сердце забилось часто-часто. И вот уж земля под ногами. Проходим через аэровокзал – красивое современное здание, отсюда до города, как говорится, рукой подать, но к нашим услугам стоят автобусы и такси. Мы решили идти пешком.
Знакомая растительность – редкие пожухлые кустики полыни и лебеда, покрытая серой пылью. Замедляю шаг. Хочется наклониться и погладить её, но какая-то стеснительность перед спутницей заставляет пересилить себя и идти дальше. Небольшой пригорок – и впереди открылся город. Да, настоящий город! Белоснежные пятиэтажные дома, магазины со стеклянными красиво оформленными витринами. Читаю вывески: музыкальное училище, медицинское, педучилище... А потом узнаю, что есть даже университет!
Настолько всё изменилось, что я растерялась, не зная, правильно ли иду. А спрашивать у прохожих не хотелось, да и стыдно перед спутницей, что я заплуталась в своём городе.
Сейчас... Где-то здесь... должна открыться родная улица. Ноги стали, как ватные. Я чувствовала, что вот-вот заплачу от нахлынувших чувств радости свидания с местностью давно прошедшего детства.
И вот он, заветный перекрёсток... Место, которое было нашей отрадой, нашей жизнью. Здесь был колодец с солоноватой водой для всей нашей округи. Кто знает, что такое лето в южной безводной степи, тот поймёт, чем была для нас эта драгоценная влага, поднимаемая «вертушкой» с восемнадцатиметровой глубины, которая так приятно обжигала горьковатой прохладой припадающие к ней горячие губы. А в двух десятках шагов отсюда была землянка – моя колыбель. Но на этом месте теперь стоит чей-то дом. И – о радость! В небольшом палисаднике увидела свою акацию, разросшуюся и корявую, на которую я, не однажды забираясь, чтобы поесть «кашки», в кровь расцарапывала себе ноги.
Стараюсь достать её рукой, но не могу дотянуться, мешает изгородь. Было тихо. И вдруг зашуршали на ней листочки – словно узнав меня, свою хозяйку, свою подругу, она ответила на приветствие, на протянутые к ней мои руки...
Спутница, не понимая меня, всё задавала какие-то вопросы. Хорошо, что уже начались сумерки, и мягкая полутьма скрывала мои слёзы...
...И снова – аэропорт. И опять мы в воздухе. Не отрываясь от окошка, смотрю на проплывающий под нами знакомый и не знакомый мне город.
Восхищаясь вслух открывшимся видом, неожиданно для себя, я вдруг обращаюсь к рядом сидящей женщине:
– Какая красота! Не правда ли?
А она слегка улыбается и молчит. Тогда я не выдерживаю и начинаю объяснять ей, почему мой город такой удивительный: «Поймите, когда я здесь жила, ведь ничего этого не было. Город только назывался городом, а на самом деле это была большая деревня, в которой над приземистыми саманными домами возвышалось одно-единственное четырёхэтажное здание. А на нашей улице не было даже электрического света. А вместо сегодняшнего аэропорта был небольшой домик с двумя железными печками для обогрева и поле с несколькими «кукурузниками» на нём.
Соседка посерьёзнела, вздохнув, сказала: «Да-а-а...» и задумалась.
А я, закрыв глаза, переживала двойное чувство. Конечно, я радовалась, что так преобразился родной город, но, в то же время, и грустила – по тому виду, по тому городу, неповторимому и ушедшему навсегда вместе с детством...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот так, в то время, воспринялось моей душой.