Сталинградская битва – это был бесконечный бой, в полгода длиной, потому и зовётся он битвой. Битвой потому, что тут решалось быть или не быть много чему и кому, и кем или чем им быть тоже решалось, причём, навсегда.
Сейчас - да, можно уже не фактически рассуждать о той истории и откровенно фантазировать, искажая то, что было, как это делают теперь некоторые наши "демократы", которым не нравится не только то, что сейчас есть, но и то, что когда-то было тоже - либералами их теперь зовут, которые даже и в образах былинных героев рассуждают о разных вариантах победы тогда, причём вариантах победы полегче, чем было тогда, пытаясь выставить на обсуждение, не обсуждая даже того, как трудно и опасно было тогда, и смело осуждая, сразу высказываются о командирах Красной армии и их жестокой безжалостности в отношения к бойцам, в желании, несмотря на большие людские потери, добиться этих побед любой ценой и обязательно в назначенный день и час, при этом намекая, что не так уж и трудно было бы тогда подождать и надо было действовать не так и думать сначала о людях, а не о том приказе Главнокомандующего о победе в срок тогда, когда тому это, вроде бы, надо было...
Да, но, как согласиться с ними, чтобы больше не вспоминать как было тогда всё опасно, как «висело уже на волоске» будущее существование страны и каждый день промедления мог стать последним днём каждому нашему воину, стране и народу, но тогда не командир испугался последствий неисполнения приказа, а солдат Красной армии упёрся и вперёд фашистов успел отстоять свой день и сделать его последним днём фашистов.
Сейчас те, кто будто бы и не рад, что тогда мы победили фашизм, проводят сравнения о потерях наших и гитлеровских, осуждают наших военачальников, расхваливают фашистских, хотя понимают наверно, что никто не будет нападать, пока не будет уверен в том, что он сильнее обороны с которой ему воевать и руководствуется планом нападения, заранее разработанным самыми умными военными и каждый солдат знает, куда ему идти и что делать, ну, а если что-то пойдёт не так, то есть возможность куда-то отступить, а не так, как обороняющимся, которым отступать некуда.
У обороны нет никакого предварительного плана – есть только предположения, догадки, предпосылки, что, возможно, нападающий будет действовать примерно или наверно, так?
Ещё хуже – в обороне нет обученных воевать и в большинстве там люди, которые готовы воевать и даже жизнь свою отдать, но они не военные, они – добровольцы, которые защищают свою страну, свой город. Вот поэтому в обороне всегда потери в разы больше, чем в нападении.
Сталинград - 75 тысяч человек – все, кто мог, все пошли добровольцами оборонять и защищать свой город от фашистов.
***
- «Общие потери СОВЕТСКИХ военнослужащих в Сталинградской битве составили 1,13 миллиона человек".
- «Общие потери Германии и ее союзников составили около 1,5 миллиона человек".
***
- 11 февраля 1943 года Сталинград начали очищать от мин и менее чем за месяц удалось обезвредить 160 тысяч взрывоопасных предметов при этом, в первые дни работ по разминированию уже мирного Сталинграда, погибли 9 сапёров и 39 были ранены, но было уничтожено 83 тысячи противопехотных и противотанковых мин, 58 тысяч снарядов, мин, бомб, гранат, а минных сюрпризов было обезврежено 10.254 штуки...
- На смену саперам, которые уйдут из Сталинграда вслед за действующей армией, выйдут юноши и девушки города-героя. Закончив курсы саперов Осоавиахим, они, рискуя жизнью, сделают все, чтобы Сталинград начал жить мирной жизнью.
- 4500 юношей и девушек в возрасте 15-16 лет в ВОВ станут сапёрами.
***
Мы родились в пятидесятых и с уважением относились к нашим фронтовикам, даже скажу, что баловали мы их. Мы - шахтёры и, понятно, деньги в кармане были не только в получку, а, вспоминаю и кажется, что всегда, а если тебе «немного за двадцать» и ни детей, ни жены, то и стоячие питейные заведения часто посещали всей бригадой своей, вот там слушали их рассказы про ту войну, про Сталинград и про самого Сталина тоже: мы им кружку-две пива, а если не треснет и хочет, то можно и три, а они нам свои рассказы от участника-очевидца, за так, за бесплатно, до слёз.
Городок небольшой, казахский, в нашем «углу города» мы все друг друга знаем и их не надо искать, и они знают, когда наши смены кончаются и когда мы заявимся, вот и приходят точно ко времени, чтобы наверняка!
Что им ещё-то делать, если все по жизни дела давно переделаны, подарки им и медали для ежегодных парадов 9-го мая в День Победы не забудут раздать всем обязательно и с почётом дадут, а тут – молодёжь уважительно слушает: как не пойти, не поговорить и не посидеть!?
Я их всех помню, но больше всех помню такого шустрого, небольшого роста старичка - вся грудь в медалях, наводчика-артиллериста из дальней артиллерии, который самого Паулюса видел, правда в бинокль только, но видел его живьём: будто бы Паулюса не по дороге вели арестованного, а дворами, чтобы его свои не убили, за то, что тот сам сдался.
Он рассказывает, а мы, молодые, слушаем, да ему потихоньку подливаем, чтобы он не расплакался, но он всё равно всегда плакал…
У него был старший брат и тоже воевал там же, был сапёром и погиб 8 февраля, когда уже Паулюс сдался, при расчистке города от мин, снарядов и прочего, что может взрываться…
Вот и так бывает: в одном месте братья воевали, в одном городе, а узнал он о трагедии брата своего только когда домой вернулся.
Его рассказы я вспоминаю почему-то всегда 8-го февраля, а почему так, я не знаю, но каждый год один его рассказ рассказываю всем...
МОРЯКИ-ДАЛЬНЕВОСТОЧНИКИ.
- Плохо там было - работы невпроворот. Особенно, когда эти приходили, с Дальнего Востока. Идут они, тысяча их, все в черном - моряки! Весёлые идут и орут:
- И где тут эти немцы? Покажем мы им теперь...
Мороз - уши сворачиваются, а они еще и выпендриваются – шапки есть у них, а они бескозырки свои натянут на уши, но дружно, в ногу идут. Молодые все и один строй за другим, а утром, смотрим…
Всё поле вчера белым было, а теперь… А теперь, как воронами, точками покрыто черными. В бинокль возьмёшь, а там... Лежат уже, морячки наши вчерашние. Ни одного в живых - все лежат.
Всё вокруг тихо и даже вороны не каркают и немцы вдали ходят, своих подбирают, да иногда у них выстрелы, где-то совсем далеко слыхать – это они своих расстреливают, тех, кто сбежать от той, вчерашней ночной войны захотел.
***
У них нет политотделов и тюрьмы у них не было, как у нас и некому за солдата заступиться – командир сам судит, сам и приговор исполняет, чтобы никто не знал о его позоре и не мешали бы ему плохие слухи о нём и его солдатах жить спокойно и хорошо: чуть вправо-влево солдат или назад – приговор один, пуля в лоб, без суда и следствия, и других, как у нас судом осужденных, у них не бывало.
Прибегали сами их солдаты к нам, когда и боя не было – в Сибирь поехали с удовольствием. Да и сам Паулюс сдался, чтобы выжить, а не сдался бы, поехал бы домой – в тот же год, а даже и в день прибытия на Родину, Гитлер сам бы его расстрелял. Вот и сдался он, чтобы жить – генералов никто не расстреливает, кроме фашистов самих. Потом Паулюс всю жизнь врал, что не сдавался он.
Вон, сосед наш, фашист бывший, отсидел в тайге, как в плену, а домой уехать побоялся – там его сразу убьют, а у нас он, ещё и в почёте и пенсию получает достойную и жену не в дорожной канаве нашёл…
***
И мы, когда своих подбирать пойдем, то увидим ещё солдат из немецких штрафбатов, кучкой «положенных» - без таких у них ни один бой не обходится ... беглецов своих, пуля враз своя догоняет.
Хлебнул он ещё чуть и продолжил:
- Командир зовёт – "Ну и кто сегодня у нас по очереди?". Ну, а кто, кто пойдёт туда, где мороз, где работа – только молодых и зовёт по фамилиям, чтобы таскать, убирать морячков. Там намаешься и насмотришься – они, как дерево: мороз ночью и под сорок может дать. На подводы грузим штабелем: верёвку под низ штабеля кладём, чтобы дёрнул раз и разгрузилось бы сразу всё. Аккуратно кладём - ряд вдоль, ряд поперёк, как дрова из лесу на вывоз. Документы тоже собирать надо если, конечно, сможешь. А как сможешь, если не разогнуть, не согнуть – он как дерево. Страшно было сначала, но привык потом. Каждый день, каждый день: как не привыкнуть? Страшный овраг - глянешь в низ его, а там... Черно от них там. Может и есть там этот, курган-то мамаев? Тогда там оврагов много было, но все они нам названьями неизвестные были…
Так весь овраг мы ими и завалили, а кто его потом заравнивал я не видел, но мы его так и оставили, вперёд пошли. Трактором, наверно. Ну, а как: им туда, а нам, живым, ордена потом всем повыдали ...
***
Я горжусь, что был в друзьях такого человека, отстоявшего Сталинград. Его давно нет, но я всю жизнь помню те беседы с ним и его гордость за ту победу.
Он говорил, что теперь к нам никогда «никто не сунется» и будут помнить эту войну всякие, и уж никогда не говорил о том, что говорят и не говорят теперь, а думают сообща те, за кого он тогда воевал, особенно те, кого Гитлер выжигал в своих лагерях, особенно те из них, кто хорошо, лучше всех выучен в стране, которая спасла их от исчезновения и которые готовы пойти на всё, чтобы этой страны больше не было.
Надо было бы положить для победы под Сталинградом ещё миллион бойцов Красной армии - положили бы не задумываясь, а по-другому не могло и быть. Это был переломный момент войны – отсюда начался разгром фашизма и наша победа, а проиграй мы этот момент – полное наше поражение и конец тем людям, кто сейчас мечтает о пересмотре итогов той войны, был бы в первую очередь.
Жаль тех погибших героев, отстоявших страну и пусть заткнут рот те кощунствующие, кто теперь хочет охаять умерших уже и ещё оставшихся в живых тех, кто там был, подозревая их в фальшивом героизме и унижая на подсчётах необходимых потерь, потому что, из, казалось бы, абсолютного проигрышного положения, они с честью вышли победителями и никакими уловками, никакими хитрыми пересчётами ту победу отменить, оговорить или охулить никому не удастся.
Иван Атарин.