***

Я читал книгу в своей комнате. Свет, настольной лампы, едва освещал страницы, и я сидел полностью ссутулившись. Увлекшись мыслью автора, совсем не заметил, как она вошла. Только скрип, старого дивана, послужил уведомлением ее присутствия. Я оторвался от книги и взглянул на неё. В одной руке она держала банку с красной икрой, во второй – батон свежего хлеба, очевидно только принесенного из магазинчика за углом.
«Пойдем. Я сделаю нам по бутерброду. Нам есть, что отпраздновать». Голос затих, взгляд опустился на пол тяжелой, каменной досадой, потянув за собой шею. «Пойдем. Пожалуйста. Составь мне компанию». Она медленно поднялась и удалилась в кухню, шоркая ногами.
Я отложил книгу в сторону и последовал за ней. Спустя несколько шагов, я был уже в кухне. Когда я опустился на табурет, она заботливо наносила на кусочек белого хлеба, тоненький слой сливочного сыра, затем аккуратно распределила икринки по всей площади «заготовки». Я не удержался и спросил: «Ну-у, и что же мы празднуем?» голос мой был полон оптимизма и приободряющая улыбка говорила об ожидании смены настроения в сторону надежды на лучшее…
Не поднимая глаз, она произнесла: « Сегодня я видела мужа», - выдержала небольшую паузу и продолжила – «С другой. Они шли из магазина с пакетом продуктов. Да. Похоже, они живут вместе».
Она сидела неподвижно. Я даже не слышал её дыхания. Из глаз покатились слезы. Так бесшумно они крались к уголкам её губ.
Я перебирал пальцами рук, взволнованный от столь неприятного потрясения, потом произнес затяжное –«Да», выдыхая эмоции.
«Сколько прошло? Еще и года нет. Каждый день я мучила себя воспоминаниями , не переставая винить себя во всем. Мои губы ни разу не коснулись другого, не говоря уже о теле. А он с ней живет. Нет, я не понимаю. Как? Как он может её касаться? И говорить, что любит? Я абсолютно «Вас» не понимаю. Пфф… Как это мерзко и противно. А сколько обещаний?
Как думаешь, он счастлив? Пусть будет счастлив. Бывший мой мальчик. Надеюсь, он простил меня. Я ведь его любила… Будь я какой-нибудь шлюхой, даю слово, мне не было бы сейчас так больно.
Выходит это все ложь. Все «ваши» слова и клятвы. Всё всё всё,что вы дарите, на конечной (остановке) - предъявляете чеком. Я больше никому не поверю в этой жизни…»
Вряд ли под всем этим, изначально подразумевался диалог. Ей просто хотелось вывернуть себя наизнанку, лишь бы не ощущать всего этого, что происходило с ней. Я надеялся, что ей станет легче, поэтому продолжал сидеть рядом с её рыдающим нутром, об этом говорили её трясущиеся руки. Посидев еще немного, она ушла к себе в комнату. Напоследок обернувшись, она сказала: «Прости, что тебе приходится все это слушать, прости…»
Я долго метался между решимостью зайти в её комнату и тем, чтобы сдаться, не тратя ни слова на комментарии услышанного мною. Раньше я никогда этого не делал, потому что изначально, мы обусловились не переступать порог друг друга. Но это был далеко не вечер сдержавшихся обещаний. Я медленно вошел в комнату, в которой не было света. Она лежала, уткнувшись носом в стену, зарывшись в свое одеяло, как будто находила в этом во всем своё спасение. Я сел на самый край её кровати, чтобы не потревожить её. На моё удивление в комнате ничего не изменилось. Все осталось неподвижным. В полуночной тишине я решил прорезать тяжелый воздух лучами внутренней благодарности.
«Спасибо за бутерброд» - это первое с чего я осмелился начать. Я выдержал паузу, но ответа не последовало. Тогда я продолжил: «Пойдем, я кое-что тебе покажу». Мы встали напротив нашего зеркала, которое висело в узком, с облупленными стенами, коридоре. Оно было довольно большим и наши отражения умещались вместе.
«Кого ты видишь?», - спросил я.
«Смешно!» - бросила она, смотря на свое отражение из под нависших, хмурых бровей –«Лишь очертание никчемной, неудачно, еще одной, казалось бы лишней, сложившейся жизни».

Я не обращал внимания на резкость всех этих высказываний. Она отшвыривала от себя слова с большой силой глубокого разочарования.
Я обнял её за плечи и продолжил:
« А я вижу здесь девочку. Невероятно светлую. Порой мне кажется, что она может
заполнить им весь, чертов, мир. Я вижу её светлое будущее, ведь она из тех, кто добивается своего, цепляясь даже за то, за что, по сути, невозможно ухватиться. Также я вижу очень красивую девочку. Я знаю, что ты не любишь, когда речь заходит о твоем внешнем существе, но послушай, я видел «массы» и мне есть с чем сравнить. Ну а про то, что ты сказала, ранее задевая в разговоре – слово «шлюха». Ты что серьезно? Что ты хочешь заполучить? Измученное тело? И ты не боишься потерять себя? Ты думаешь от этого будет легче? Ты ошибаешься, малыш. Я знаю о чем сейчас идет речь. У меня было таких предостаточно. Что же я чувствовал на тот момент? Лишь отвращение. Из всех потребностей, за эту, платят самую низкую цену. Даже самый отвратительный ужин имеет шанс на воспоминание. Д а и зачем тебе это? Посмотри на себя»- он аккуратно приподнял её подбородок своей рукой, указывая взглядом на зеркало – «Посмотри. В тебе умещаются столько разных женщин. Хоть мы и не часто видимся, но я успел заметить, какой ты бываешь разной. То ты предстаешь в образе девушки-загадки и до того становишься притягательной для всех окружающих, то ужасно смешлива, то до безумия проста. Ну а разговоры? Ты помнишь, как увлеченно мне что-то рассказывала о самолетах? Как было бы здорово их проектировать, разбираясь во всех этих тонкостях до зерен металла и коротких импульсов. Что? Что ты сказала потом? Я сейчас тебе это напомню. Разговор закончился тем, что ты выразила неимоверное желание посетить настоящую оперу. Как же в тебе это все умещается? Скажи…
Я понимаю тебя. Прекрасно понимаю. Забудь обо всем и помни лишь одно – твой самый близкий друг и учитель - это время. Слушайся его, взамен он заберет твою боль, скроет её за лицами людей, вновь вошедших в твою жизнь. Каждый возьмет с собой то, чем богат. Карандаши, ручки… и будет писать свою историю в твой чистовик. Но однажды, на пороге окажется человек, который все растерял по пути к тебе. У него нет ни карандашей разной твердости, ни ручек шариковых или гелевых, ни фломастеров, ни акварели, ни гуаши. Он вывернет свои карманы наружу, чтобы доказать тебе это и на пол упадёт предмет белого цвета, напоминающий что-то вроде резинки (ластик). И именно этот человек изменит твою жизнь. Все то, что правдиво, не имеет блеска, я бы даже сказал цвета…
Дааа, как много размышлений в сегодняшний вечер, вы не находите, мисс?», - окончил я, чуть прижав её к себе – «Пойдем спать…»
Она не проронила больше ни слова, лишь безнадежно кивнула головой на мою фразу, окончившую длинное выступление – «Все будет хорошо».
Я удалился из комнаты и подошел к окну. Из щелей оконной рамы, сквозило холодом. Была глубокая ночь. Кажется, шёл снег. Уже конец сентября, не удивительно…
«Мой бывший мальчик», - вдруг ясно отразилось у меня в голове. Я ухмыльнулся.
«Здесь не может быть ничего «моего». Мы все здесь временно. Мы приходим в этот мир ничего не имея и уходим, ничего не забрав».